— Босс, — Серж называет меня только так, хотя я не редко возражаю против этого слова, всё же мы с ним давно на равных действуем, — ты бы переоделся, твоя форма на заднем сидении.
Вот ведь молодец какой, не забыл в суматохе быстрых сборов. Хоть это и крайне неудобно, переодеваться на переднем сидении автомобиля идущего с хорошей скоростью, да и ещё виляющего, объезжая ямы и колдобины. "Ну и кто там говорил, что в Америке дороги хорошие, тут Вашингтон рядом, понимаешь, а колдобин как у нас в Подмосковье", — но мне удаётся быстро облачиться в полицейскую форму. Серж так вообще, похоже, её даже не снимал с самого захвата. Теперь мы и вправду самые реальные американские копы, у нас даже документы настоящие. Правда серьёзную проверку мы вряд ли пройдём, но разве до неё стоит доводить?
— Ты сумел хоть рассмотреть их? — Критически оглядывая меня сверху вниз, немного отвлекаясь от дороги, спросил Серж. — Кто они?
— Не разглядел, но не федералы, это точно, — ответил ему. — И не местные. Тут уж я точно уверен. Что там по радио говорят?
Я увеличил громкость радиостанции, щёлкая каналами, но ничего кроме шума и обычных переговоров дальнобойщиков не услышал, такое ощущение, что вся полиция спала, несмотря на устроенный нами при отходе шум. А такое для Штатов вообще нетипично, тут бдительные граждане сразу звонят в полицию, если увидели или услышали что-то подозрительное. И по радио сразу вызывают ближайшие к месту экипажи копов, чтобы те проверили. Тут же уже десять минут прошло и ничего. Странно.
— Босс, я думаю, это не копы, это ЦРУ-шники или... — немного замялся Сергей.
— Серж, только не надо говорить про всякие "или", как они на нас успели выйти-то всего за полчаса? — Отмахнулся я от его невысказанного предположения. — Сработали мы чётко, всех взяли, даже дальнее прикрытие пикнуть не успело. Дик проверил, сигналов тревоги никто не успел подать, у нас ещё два часа должно было быть по идее.
— А ты уверен, что они приехали именно за нами, а не за теми, кто сидит сейчас в трейлере? — Напарник кинул быстрый взгляд назад.
— Ты считаешь, что...? — Я серьёзно призадумался.
Вот это действительно реальная мысль. Если мы имеем дело с "гостями из будущего", то в складывающейся ситуации они запросто могли пойти на такой шаг, и просто большое везение и небольшое чудо, что мы их опередили. И нас они не ждали.
— Босс, а как ты вообще их сумел засечь? — Сергей окинул меня полным уважения взглядом.
— Я говорил тебе, что мне с самого утра тревожится? — Переспросил его. — Так вот, когда вы того, последнего "кадра", у меня приняли, я пошел обратно к шоссе, что-то там мне в глаза бросилось в первый раз, но не обратил внимания сразу. То ли машина там стояла подозрительная, то ли что-то ещё...
— А гранаты тогда зачем взял? — Поинтересовался напарник.
— Ну, вот не знаю, — пожав плечами, ответил ему. — Взял и всё, хотел их взять, короче.
— Всегда ты так, Босс, — вздохнул он с некоторым сожалением. — Что-то сам делаешь, а нас в известность только по факту ставишь. И опять же сам всё время говоришь — "мы команда", "главное только команда, а не одиночка", "без проработанного плана никуда". А сам?
— Что я с собой могу поделать? — Он действительно заставил меня почувствовать лёгкую вину.
— Ладно, хорошо хоть успел по радио предупредить, и на том спасибо. Ещё что-либо заметил? — В голосе проявилась лёгкая тревожность.
— Да, — не стал скрывать свои наблюдения и кое-какие предчувствия. — Действовали они и вправду необычно. Я бы на их месте сработал иначе.
— Прямо как мы, да? — Ухмыльнулся Сергей.
— Угу,— кивнул подтверждая. — Я бы высадил людей ещё на шоссе, не доезжая пары километров, там как раз поворот, и отправил их пешком до места. Не группой, а по одному, естественно. А они практически за триста метров от дома только стали высаживаться и собираться, ну и получили пару "дуплилок" от меня в большую кучу. До сих пор глаза продрать ведь не могут, гарантирую, — весьма довольно хмыкнул я.
— М-да... Босс, вот извини, конечно, но у меня складывается ощущение, что они не на захват прибыли, а скорее прикрыть кого-то ещё, кто должен был прибыть чуть позже на эту встречу, и что его, скорее всего, даже ждали. А теперь ты всё спугнул со своей паранойей, — опустил меня с небес на землю умный напарник.
— И что бы ты предложил сделать с двумя дюжинами вооруженных и нафаршированным самым лучшим бойцов? — Задал ему весьма "интересный" вопрос. — Мы, может, и ушли бы с потерями, а...
— Ты всё правильно сделал, Босс, — поддержал меня Сергей. — По-другому и нельзя было. "Клиентов" ещё сегодня обработаем, узнаем, что да как. Всё, въезжаем в город, будь начеку, — отрезал он, сбрасывая скорость и выключая сирену.
Мы ещё минут сорок неторопливо ехали по ночным вашингтонским улицам, пока не прибыли в один злачный квартал на окраине. Именно там, в хорошо подготовленном логове, нам нужно успеть допросить до утра нашу добычу, в которую вошли несколько очень известных личностей, как директор ФБР Джон Эдгар Гувер и ещё двое достаточно известных банкиров, крайне не любящих, чтобы о них писала пресса. Я ещё только начинал догадываться, что именно мы совершили, на прошлой неделе предотвратив убийство Джона Кеннеди, но ещё совершенно не представлял всех последствий этого события. Как потом показала история, я ещё много о чём не представлял...
Первая глава.
14 апреля 1955 года, Москва.
— А ещё одной из основных функций создаваемого государственного идеологического института является создание религии коммунизма, — по тону моего голоса сложно сказать, что это заявление — шутка.
— Религии, какой такой религии?! В коммунизме не должно быть никаких религий в принципе! — Мгновенно вскипел Никита Сергеевич. — Советский человек, а тем более коммунист не может верить в каких-либо богов, полностью отрицая их сущность.
Ох, и не просто сделать Хрущёва своим сторонником, а не затаившимся врагом, каким он был при Вожде. Но с помощью грамотных советов знающих товарищей, как этого мира, так и нашего будущего, мне это удалось. И теперь Никита Сергеевич всерьёз и со своим задорным энтузиазмом взялся за реформы. Совсем не те реформы, которые прошли в нашей истории, а совсем другие, над которыми работает вся наша команда, здесь и там. Но чтобы Генеральный секретарь снова не впал в присущее ему некоторое самодурство, его приходиться каждый раз убеждать в правильности предлагаемых нами идей. Вот и в этот раз я, в очередной раз выступаю тем самым посредником между разными мирами.
— А вот тут вы ошибаетесь, практически возводя атеизм в рамки самой обыкновенной религиозной веры, — я не собирался отступать ни при каких аргументах Хрущёва, особенно эмоциональных.
— Неужели? — Экспрессивно поинтересовался тот с лёгкой издёвкой в своём голосе.
— Да, да, такой вот атеизм, как полное отрицание бога или чего-либо богоподобного — есть утверждение, основывающееся на исключительной вере, по своей сути ничем не отличающейся от веры в Бога, — пояснил ему свою точку зрения. — У нас говорят: "Все верят в Бога, только одни вверят, что он есть, а другие — что его нет". Получается, что вы тоже верите в Бога, хотя и отрицаете его, — ухмылкой на губах показал своё отношение к теме.
— А как же на самом деле?
Хрущёв после моих слов выглядел немного озадаченным, впрочем, далеко не в первый раз, подобный сценарий наших бесед уже стал вполне обычным. Хотя он и стремился всегда отстаивать свою точку зрения, но при всём этом он уделял немалое внимание к новой для него информации, особенно идущей из тех источников, которым он действительно доверял. Я сомневаюсь, что мне лично он реально доверяет, но пока всё, что от меня доносилось до него, вполне укладывалось в его новые интересы. Всё же иметь реальную возможность встать в один ряд с Лениным и Сталиным, никого при этом не свергая с заслуженных пьедесталов, многого стоит. Мы не принуждали его напрямик делать то, что мы считали нужным стране. Он реально перерабатывал все наши предложения, и я не скажу, что они от этого становились хуже — скорее наоборот. Однако мне приходилось ему раскладывать на мелкие кусочки практически всё, что мы предлагали со своей стороны. И я не скажу, что это легко проходило. Вот и тут всё совсем не просто для понимания с первого раза.
— Тут мы имеем два принципиальных пути, — пустился я в длительные пояснения. — Первый — это "путь естественного атеизма", который возникает сам собой в развивающемся капиталистическом обществе. Обычная жизнь, где всё можно, так или иначе, купить. Деньги и всё, что с ними связано, вытесняют Бога и прочее потустороннее, заменяя их собой. У нас говорят — "бабло побеждает не только зло, но и добро". Такой "естественный атеизм" рождает естественного потребителя, обывателя, который и является основой капиталистического общества. Даже Бог в условиях потребительского общества капитализма постепенно становится товаром, а культ Бога — церковь — услугой. Если мы продолжим культивировать у себя такой вот атеизм, то получим в итоге большое количество обывателей, для которых потребуются множество товаров и услуг, а экономика или будет работать полностью на них, отойдя от других значимых целей, и государство рухнет, как произошло у нас. Именно потребитель и обыватель является основным врагом самой идеи коммунизма, социализм он лишь терпит, пока тот потакает его желаниям и то до определённой меры. Но как только кто-либо извне предложит этому обывателю "сахарный калач" в виде возможности потреблять всё больше и больше, то он с радостью предаст всё то, что было создано до него поколениями предков, не задумываясь о том, что произойдёт после. Для него нет внутренних моральных ограничений, как тот же Бог или коммунистическая мораль, он сам является центром собственной вселенной. Такой путь для нас неприемлем в принципе, ибо приведёт наше общество к краху рано или поздно, независимо от любых наших усилий в области экономики, — выдохнул длинную фразу практически на одном дыхании.
— Альтернатива этому пути разве есть? — Поинтересовался Хрущёв с озадаченным видом на лице.
— Есть, — кивнул, подтверждая. — Нужно культивировать не "обычный атеизм" и не "религиозный атеизм", как полное отрицание всего потустороннего, а... "атеизм научный"!
— Чем же ваш "научный атеизм" отличается от остальных атеизмов? — В голосе Хрущёва явно послышалась глумливая издёвка.
— Тем, что он не отрицает существование Бога! — Я решил не поддаваться на подначки, и продолжил ровным голосом свою лекцию.
— Как же атеизм может не отрицать существование Бога, это нелогично, — меня попытались прижать к стенке логическими аргументами.
— Нелогично отрицать, то, что есть, что реально наблюдается, — к чему-то подобному я заранее подготовился, потому попытка провалилась.
— Неужели вы хотите утверждать, что Бог реально существует и всё потустороннее тоже? И что всё это вы наблюдаете? — На меня посмотрели как на полоумного.
— Как можно отрицать то, во что верят множество различных людей во многих странах? — Задал я свой прямой вопрос оппоненту.
— Но если они верят в то, чего нет... — ухмыльнулся он, так и не принимая моих аргументов.
— И, тем не менее, они верят, — твёрдо заявил я. — И предмет их веры может представлять для них огромную ценность. Ради своей веры они готовы идти на войну, жертвовать своей жизнью и даже жизнями своих детей. Вся их жизнь может определяться их верой. А потому крайне недальновидно бездумно сбрасывать всё это со счетов, считать неправильным, а уж тем паче пытаться навязать им свою точку зрения, независимо от имеющихся доказательств. Они их просто не услышат, так как они противоречат их картине мира. И вот, предметом изучения того самого "научного атеизма" является не какой-то там абстрактный Бог на небесах, а вполне конкретные психологические и социальные феномены. Изучается не предмет веры, а сама вера, не потусторонние сущности, а вполне конкретные люди. Религиозному мракобесию нельзя противопоставлять мракобесие атеизма, ибо оно ничего в итоге не изменит. Только правильно определившая предмет изучения наука способна в итоге что-либо изменить. Не сразу, раз и готово, а в течение срока жизни нескольких поколений. Это основное стратегическое направление, но его одного недостаточно для полного избавления от внешнего тлетворного влияния, осуществляющегося через религиозные культы, — судя по изменившемуся виду лица, Хрущёв постепенно проникался моими словами.
— Ваша "коммунистическая религия" может в этом помочь? — Заинтересованно поинтересовался он.
— Да, именно на это она и рассчитана, и даже больше — она способна уничтожить обывателя как отдельное явление и навсегда устранить внутреннюю угрозу советскому строю, — признаться — я и сам хотел в это верить, немного поправившись: — Вернее она не сможет уничтожить всех обывателей, но может сделать так, что их влияние на остальное общество станет совершенно ничтожным.
— И в чём же она состоит эта религия, что в ней такого принципиально нового? — Теперь от меня явно хотели услышать конкретику.
— По сути, все имеющиеся формы религии уже придуманы и успешно эксплуатируются человечеством, так что принципиально ничего нового тут придумать нельзя, — я лишь развёл руки в стороны. — Можно лишь дать новую форму уже давно существующему содержанию. Вот, к примеру, что лежит в основе христианской религии, если внимательно подумать?
— Христос, десять заповедей? — Хрущёв легонько фыркнул, для него всё это представлялось полной ерундой.
— Нет, — я покачал головой. — В основе христианства, ислама и даже отчасти буддизма, так или иначе, лежит неизбежное воздаяние за прожитую жизнь после смерти. Одни попадут в рай, где будут пребывать в вечном блаженстве, другие в ад, где их ждут нескончаемые муки, а кто-то возродится снова в новом качестве, исходя из поступков прожитой жизни.
— Это понятно, но что тут лежит в самой основе, я не вижу, — генсек выразил явное неудовольствие.
— А теперь самое главное, — я выразительно поднял указательный палец руки к потолку. — Главное — это тот, кто делает оценку жизненных поступков человека, кто создаёт те примеры, на которых происходит самостоятельная оценка человеком своих деяний. Казалось бы, по идее, эту оценку даёт Бог, но реально на неё влияют служители культа, которые взялись выступать прослойкой между Богом и человеком. Именно религиозные жрецы всегда создают базовую основу любой власти, независимо от того, кто официально стоит над людьми, Фараон, Царь или Генеральный секретарь.
— Очень интересно, и кто же является религиозным жрецом у нас, в СССР, если, как вы говорите, и над Генеральным секретарём кто-то есть? — Весьма выразительный взгляд брошен в мою сторону.
— Вы, наверное, будете сильно удивлены... — я выдержал небольшую паузу, усиливая интерес собеседника. — Кроме идеологического отдела партии активную роль играет обыкновенная церковь, как её не контролируй, уголовный мир, а также огромная инерция, идущая с дореволюционных времён. Короче говоря, влияет всё то, что, так или иначе, определяет в народе понятие справедливости. Ну и ещё мы тут свалились на вашу голову из будущего.
