Третий шанс

Третий шанс.

Будущее. Я раньше часто задавался вопросом, где начинается это самое будущее? Сегодня, завтра? А может быть вчера? И однажды погрузившись в воспоминания не так уж и далёкого прошлого, я испытал настоящий шок, когда перед моим внутренним взором открылась картина грядущего. Действительно не зря сказано: "большое видно на расстоянии". Чтобы увидеть будущее нужно хорошенько заглянуть в прошлое. Но не очень далеко, так как из большой дали даже великие горы кажутся всего лишь маленькими неровностями на земной поверхности.

"В каждой сказке доля... сказки"

Книга первая "Агент 00 Хрен"

Пролог.

22 ноября, Даллас, штат Техас 11-50.

Исторический процесс мировой цивилизации, оказывается, имеет некоторую степень пластичности, однако при этом остаётся достаточно жестким. Вот как, спрашивается, относиться к событиям, которые уже по идее и не должны произойти, ибо прежде благополучно устранена часть их предпосылок, однако всё повторяется, буквально один в один? И это позволяет некоторым силам грубо вмешиваться в чужие планы, ломая прекрасно выстроенную игру. И пусть эти силы порой сами плохо понимают, что делают. Вот и в этот раз мировые события должны повернуть совсем в иное русло, нежели хорошо известная моим современникам история.

Кортеж самого молодого президента в истории Соединённых Штатов ещё только начинает своё движение к своей последней остановке. Все актёры уже заняли свои места, и где-то за невидимыми кулисами сидят режиссеры, ожидая начала хорошо спланированного ими спектакля. Вышедшие на улицу приветствовать своего лидера многочисленные жители города Далласа вскоре должны стать невольными свидетелями падения их кумира у них на глазах, но они ещё не подозревают об этом. Впрочем, в этот раз, всё может сложиться совсем по-другому. В спектакле под названием "мировая политика", не так давно появились новые действующие лица и новые режиссеры, которым не очень нравится та постановка, о которой все мы уже давно хорошо знаем из учебников истории.

Я уже совсем немолодой человек, мне скоро исполнится пятьдесят лет, однако мало кто даст мне более тридцати лет по внешнему виду. Да и чувствую я себя едва ли на тридцатник, если не меньше, и мало кто из тех, кто в свои тридцать лет посвятил двадцать из них спорту, сможет сравниться со мной в силе и ловкости. Я и есть тот самой настоящий суперагент, из тех, о ком никто и никогда не снимет кино, потому что зрителю просто будет нечего показать. Ибо на самом деле я не существую, меня нет, есть только то, что люди потом называют случайностью событий.

Что я здесь делаю, русский человек, в самом сердце Соединённых Штатов, за многие тысячи километров от своей родины? Откуда я знаю о том, что должно произойти через каких-то полчаса в центре города? История эта совершенно фантастическая и я её вам обязательно подробно расскажу, но чуть позже, когда появится свободная минута, а сейчас извините, мне нужно работать. Вот как раз в эту минуту на травяном холме, за которым я внимательно наблюдаю ещё с ночи, обнаружил себя один из стрелков. Хорошо замаскировался, гад, профессионал каких мало, но и мы не лыком шиты, лишь одно незаметное движение и всё, ты, голубчик, спалился. Просто нужно уметь смотреть и видеть то, что обычные люди просто не замечают даже прямо у себя под носом.

Мало кто знает, что по президентскому кортежу Кеннеди было произведено не три, как было потом зафиксировано в официальной версии расследования, а шесть выстрелов. И что стрелял не один Харви Освальд, которого назначили официальным козлом отпущения, а как минимум трое хорошо подготовленных стрелков. Впрочем, потом много ходило всяких слухов, было много всяких свидетельских показаний, но никто из тех, кто вёл расследование, так и не проверил ни одной альтернативной версии. Оно и немудрено, так как расследованием занимались те же самые лица, кто и устроил весь этот кровавый спектакль. Ну а тех, кто что-то мог рассказать следствию, а тем паче — прессе, ждала своя пуля. Патронов на всех хватило, а кому-то повезло попасть в автомобильную катастрофу, и никто не ушел обиженным. Но вот здесь и сейчас мы будем немножко ломать ту историю, о которой нам всем известно.

Может ли чуть больше сотни человек изменить судьбу всего мира, историю которого пишут многие миллионы? Я до сих пор сильно сомневаюсь, но мы уже давно делаем это и вполне успешно. Если меня не подкачает сноровка, то и сейчас всё пойдёт иначе... я незаметно подкрался к затаившемуся стрелку. Да, знаю, он тут не один и его прикрывают минимум двое сообщников, но с теми разберутся мои люди. Впрочем, с другими стрелками тоже разберутся без меня, я совсем не герой-одиночка, спасающий мир из соображений высшего гуманизма. Сейчас главное взять всех исполнителей живьём и без привлечения внимания. Секретная служба не зря ест свой хлеб, хотя именно сегодня она должна была проиграть, и мне совсем не улыбается засветиться перед агентами, обязательно присутствующими среди толпы ликующих горожан. Вот я уже нахожусь в шаге от стрелка, но он даже не замечает моего присутствия рядом с ним. Меня не зря обзывают коллеги "человек-невидимка", я умею делать так, что глядя в упор на меня, почти никто не обращает на меня внимание. Меня как бы нет, я дерево, стена, куст, рядовой предмет окружающей обстановки, а не человек. Это не мистика и не особые технические спецсредства, я этому банально научился. Да, у меня талант, этого не отнимешь, и сейчас он используется на полную катушку.

Встречающая кортеж публика заметно оживляется, главный герой этой сцены едет к давно висящему на стерне ружью, время выстрела которого наконец-то пришло. Короткий стремительный бросок, наношу один-единственный точный удар в затылок ничего не подозревающего и приготовившегося к стрельбе снайпера. Один готов. Так, теперь нужно незаметно отползать с грузом к машине, но мне хочется посмотреть, как проедет президент. Других стрелков моим коллегам нейтрализовать будет значительно легче, все они сидят по малозаметным укрытиям, а потому там можно позволить себе действовать менее осторожно, и не быть при этом замеченными. Все маршруты атаки и последующего отхода групп были отработаны заранее, а потому я совершенно не боялся возникновения каких-либо накладок. Стрелков нужно было брать живьём, они нам потом очень пригодятся, в деле того, чтобы попытаться крепко прищучить тех, кто их подослал.

И вот кортеж проезжает мимо того места, где должна была разыграться трагедия. Вспоминаю чёрно-белые кадры из хроники, случайно снятые оператором-любителем. Отсюда ракурс, естественно другой, но мозг автоматически перестраивает картинку так, как будто я смотрю с другой точки. Три метра, два, один... ещё секунда и машина проезжает дальше места, где должна была разыграться трагедия, ничего не происходит. "Вот это работа, вот это мы молодцы", — про себя думаю я, провожая взглядом далёкий президентский кортеж, следующий туда, где президента уже ждут журналисты и видные жители города Далласа. Его ждёт большой банкет, где он скажет сильную речь в своей выборной кампании, претендуя занимать президентское кресло второй срок. Я не сомневаюсь, что его обязательно переизберут, особенно теперь, когда мы взяли исполнителей, и вскоре начнём ловить заказчиков. Соединённые Штаты Америки заслуживают куда лучшей доли, чем та, которая была у них в известной нам истории. И мы, русские, им обязательно поможем, пусть и не все поймут эту помощь правильно, всё же Штаты сейчас враги нашей Родины. "Впрочем, теперь всё будет совсем иначе", — уверяюсь про себя, затаскивая неудачливого стрелка в машину. Внимание публики и агентов уже давно в другом месте, так что можно не таиться. Стрелок ещё не пришел в себя, пребывая в блаженном забытьи, и я ему не завидую после возвращения в наш мир. Слишком много у нас к нему накопилось неприятных вопросов и не все ответы ему дадутся безболезненно. Ибо совсем не красота, а суровая правда требует жертв, так что впереди у нас ожидаются интересные дела, связанные с поиском этой самой "суровой правды". Двое моих помощников притаскивают ещё одного человека в бессознательном состоянии. Мы запихиваем свои трофеи в большой багажник, предварительно хорошенько связав их липкой путанкой и засунув в рот кляпы, рассаживаемся и отправляемся на расположенную за городом нашу временную базу. Туда вскоре должны прийти и другие группы со своим грузом, вечер у нас ожидается очень интересный. А пока вот и появилась та самая минутка, когда можно начать рассказ о том, с чего всё это началось и как так получилось. Готовьтесь, рассказ будет долгим, местами нужным, кое-где романтическим, местами — фантастическим, но где вы ещё узнаете, как простые учёные-физики становятся настоящими суперагентами? Итак, всё началось совершенно буднично, хотя и не совсем...

Первая глава.

14 июня 1996 года где-то в двухстах километрах от Москвы.

Распад страны я пережил как-то слишком легко. Даже то, что пропала всякая перспектива довести свою работу до конца, "ну кому сейчас нужны все эти малогабаритные экономичные тепловые генераторы", не омрачало моё существование. Вместе с новыми проблемами появились и новые возможности. Да, мне совершенно претит заниматься привычным для многих моих бывших коллег бизнесом, продавая кусочки бывшей Родины оптом и в розницу. Я этим никогда заниматься не стану, сколь выгодно это не будет. Все подобные советы и предложения, которые я регулярно получал, были встречены глухой стеной непонимания с моей стороны. Но если разбивший корабль под названием "Советский Союз" исторический шторм выбросил нас на берег острова с названием "Демократическая Россия", то сидеть на берегу со сложенными руками, переживая о случившемся, я не собирался. Имевшихся сбережений и некоторых знаний вполне хватило на создание достаточно успешной строительной компании, которая обслуживала потребности новых хозяев и хозяйчиков жизни, желающих построить себе загородный особняк или отремонтировать по евро стандарту свою приватизированную квартиру. Да, я понимаю, что деньги на всё это нередко входят в число иудиных тридцати серебренников, но не торговать же мне, кандидату наук, туалетной бумагой на блошиных рынках, как делают некоторые бывшие коллеги? Верю, есть среди моих клиентов и честные люди, даже иностранцы, а потому некоторую часть сделки со своей собственной совестью я могу себе позволить. Благо получаемые от бизнеса средства я не трачу, как большинство "новых русских", на крутые понты и длинноногих блядей, а продолжаю вкладывать в науку, занимаясь ей в свободное от ведения бизнеса время. И быть может там, наверху, какой ангел зачтёт мне это всё на последнем суде, если он конечно, когда-либо будет. Да, мне предлагали не один раз уехать и в Европу, и в Штаты, очень заманчиво так предлагали, но я отказался. Ещё мой отец говорил мне: помни, Лёха, старую русскую поговорку — "где родился, там и пригодился", вот я и пригождаюсь до сих пор.

Нет, я совсем не истинный ура-патриот, как это могло бы показаться вам при прочтении моих размышлений, просто мне было достаточно один раз посмотреть столь расхваленную по телевизору жизнь Запада, и понять для себя, что мне там совсем нет места. Ещё в советское время я регулярно катался на научные конференции и видел всё своими глазами. Да, двести сортов колбасы в магазинах, это хорошо. С одной сторону, но с другой... — там другие люди, они живут с совсем другим внутренним миром, я не хочу быть одним из них. Быть таким же банальным потребителем, проживающим свои дни, ничего не желая изменить в своей судьбе. Полностью уйти в науку, работая на "чужого дядю" тоже не хочется. И я верю, что и тут смогу много чего сделать и для себя и для своей семьи. Хотя вот из-за неё мне приходилось несколько раз волноваться всерьёз. Реалии русского бизнеса, однозначно криминального, диктуют свои правила. Никто не хочет серьёзно работать, все хотят отнимать и делить заработанное другими. Но мне и тут повезло, моя компания как-то строила особняк одной большой шишке из совсем непростых, и нас взяла под крышу Лубянка или, как сейчас принято говорить — "контора" в лице нескольких предприимчивых товарищей оттуда. Да, понятное дело, делиться приходится всем, но зато после знакомства с нашей крышей даже самые отмороженные "братки" предпочитают обходить мой бизнес и мою жену далёкой стороной. Более того, я даже сдружился с парой хороших ребят оттуда, которые хотя и не раскрывают лишний раз рта, но мужики что надо. И на охоту сходить и в баньке попариться. И когда я рассказываю, после пары стаканов белой, о том, что творится в науке и моём бывшем месте работы, я вижу в их глазах боль и злость. Боль за потери и злость на тех, кто всё это сделал, и, быть может, на себя самих, что не уберегли, не остановили добравшихся до верхушки власти разрушителей.

Год назад в разговорах о моих генераторах после хорошей бани и пары стопок, один из них — Сергей, рассказал мне историю о некотором англичанине, создавшем устройство, по его словам — получающее электроэнергию из воздуха. А так же о том, что на него, англичанина этого, устроившего электропитание своего дома и лаборатории от своего устройства, сильно наехала энергетическая компания, посчитавшая, что он банально ворует энергию из проходящих рядом линий электропередач. Засудили того мужика крепко, не приняв ни одного его аргумента, чуть ли ни по миру пустили. Может быть, всё оно так и было, вот только наша "контора" тогда, а это давно ещё было, этим всем заинтересовалась, начала проводить своё расследование, до тех пор, пока им сверху не указали, что больше этого делать не надо. Также он рассказал некоторые подробности устройства этого англичанина, как там его, кажется Сёрлом, звали, но подробностей было совсем мало, что-то там одни круглые магниты вращаются вокруг другого круглого магнита, всё крутится, и остановиться никак не может даже если снимать энергию с системы. Откуда там лишняя энергия берётся непонятно, но ведь берётся же. Идею о том, что так влияет на систему находящаяся неподалёку, примерно в километре, линия электропередач я отмёл сразу как совершенно несуразную. Всё же квадрат расстояния — это очень существенный фактор. Но, если мне не врут, нарушение закона сохранения энергии налицо. Хоть это всё очень было похоже на слив нужной информации нужному человеку, я всерьёз озадачился вопросом. Как-то запал он мне в душу, как же, сама идея получения энергии из ничего или из атмосферы, ещё Никола Тесла этим интересовался, и говорят, что чего-то и достиг, но потом от всего отказался. Какой русский не любит построить очередной "вечный двигатель", даже сама идея современному учёному кажется абсурдной? Подумав после того разговора недельки две, я решил проверить эту идею практическим способом, как всегда поступал ранее. Если не можешь понять общий принцип — делай эксперимент — поймёшь в процессе. Даже если ничего не получится — всё равно будет ценный практический опыт. И ещё через две недели активного строительства у меня уже был первый прототип устройства, которое по идее, способно создавать мощное вращающееся магнитное поле и входить во взаимодействие с магнитным полем Земли. Вот, собственно, откуда и энергия берётся, из связи вращающихся систем. Никаких чудес и нарушения закона сохранения энергии. Но механическая система с вращающимися магнитами казалась мне слишком неустойчивой, склонной к износу и что самое плохое — шумной. Тогда я задумался о создании генератора без движущихся деталей. Если уж и вращать магнитное поле, то можно это делать и без механики, с помощью электромагнитных катушек. Памятуя о судьбе того англичанина, всё же неспроста на него власти накинулись, я создал свою исследовательскую лабораторию вдалеке не только от линий электропередач но и от других людей вообще. В двухстах километрах от Москвы, была у меня лесная сторожка, куда несколько раз в год я приезжал с друзьями поохотиться на кабана или оленя. Иногда и на волков облавы устраивали, много их бывало в тех местах. А места самые что ни на есть хорошие, ближайшее человеческое жильё в десяти километрах через лес и болота, да и то — жильём-то это назвать нельзя. Умирающая деревня. Она тихо умирает ещё с войны, раньше там был большой колхоз, а после войны почти никто из ушедших на фронт мужиков обратно не вернулся. Вот и стоит деревня, чуть ли не в полсотни пустых, полуразрушенных домов. Да и уже заросших мхом и бурьяном тёмных остовов хватает. Мрачное зрелище.

Одно хорошо — до моей сторожки можно более-менее сносно доехать на машине. Нет, на такой машине, на которой по городу не стыдно проехать, туда не доехать никак. Но "козёл" или "буханка" с горем пополам в сухую погоду проехать вполне способны. Армейский "Урал" тоже. Иначе приходится идти пешкодралом три часа от той же деревни, куда дотянулась какая-никакая накатанная дорога. Так что более глухого места во всей округе и сыскать-то сложно. Ещё этой зимой, после того, как ударили морозы, тракторами мои люди закинули к сторожке кучу стройматериалов для парочки быстро сборных домиков и теперь на этом месте стоит настоящая научная лаборатория для одного чокнутого профессора. Я озадачился лабораторией на отшибе от цивилизации ещё раньше, ещё до того, как мне рассказали про Сёрла. Были у меня и свои идейки, с которыми давно хотелось повозиться, не сильно привлекая чужое внимание. За три месяца мои ребята управились в лучшем виде, благо основной строительный сезон у нас летом, зимой работы мало. Да и сторожка никуда не делась, она дорога мне как память, благо её ещё мой отец строил, знатный он был охотник. Вот теперь именно в этой самой сторожке я и смонтировал свою установку по получению халявного электричества, вдруг да заработает? Триста пятьдесят килограмм медной проволоки, почти полторы тонны железа и пара шкафов с электроникой. Вернее, в сторожке стоят шкафы, как самое ценное оборудование, а огромный тороидальный соленоид с множеством обмоток расположен в сарае, специально для этого пристроенным рядом. Во дворе работает бензиновый генератор, тарахтит, гад, на весь лес, распугивая зверьё, но для запуска системы требуется внешнее электричество. Я сам ещё не очень верю, что у меня что-то получится, особенно с первого раза, хотя предварительные прикидки и долгие расчёты показывают, что некоторый шанс есть.

Впрочем, что-то сегодня весь день у меня какой-то не такой получается. Неприятности начались с самого утра, когда я обнаружил, что газовая плита на кухне дала течь, и одной искры хватило бы, чтобы разнести половину моей лаборатории по окрестным кустам. Ладно, газ я выветрил, но горячей яичницы с кофе, которые я так люблю захомячить с утра пораньше, в этот раз не сложилось. Мало того, что вытек весь газ из подключенного к плите баллона, так и запасной оказался пустым. Топить печку в сторожке мне было лениво, да и дров никто не удосужился заранее заготовить, так что пришлось съесть чёрствые бутерброды, лежавшие у меня в заначке на случай охоты. "Ладно, за газом съезжу завтра", — подумал я, — "сегодня надо попытаться запустить установку, не зря же я привёз последние компоненты вчера, с таким большим трудом вырвавшись на выходные из города". Но эта досадная бытовая мелочь оказалась совсем не единственной неприятностью за этот день. Ещё со вчерашнего вечера меня одолевали какие-то смутные сомнения, я чувствовал, что во всей созданной мной конструкции, явно не хватает чего-то важного. Знаете, как иногда бывает — соберёшь разобранное ранее устройство, а детали лишние остались. Или наоборот не хватило винтов или гаек. Так и тут, я несколько раз проверил всё ли на месте, перепроверил дублирующие цепи и прочее, прочее, но чувство незавершенности никуда не исчезало, что не самым лучшим образом сказывались на моём настроении. Впрочем, не обращая внимания на всякие дурные предчувствия, я постепенно доводил работу до планового пуска генератора.

После полудня на небе стали собираться слишком подозрительные облака. Ничего особого в них, естественно, не было, вполне нормальная погода для середины июня, однако если пройдёт ливень, то я завтра не смогу выехать обратно, дорогу развезёт окончательно и придётся тащиться в деревню за трактором. А дел, как всегда, навалилось выше крыши, так что кровь из носа мне нужно завтра быть в Москве. Самым умным решением для меня было бы прямо сейчас собраться и ехать в город, заодно прихватив с собой газовые баллоны, но любопытство исследователя взяло верх над здравым смыслом. Я провозился с установкой ещё несколько часов, проверяя и перепроверяя всё ещё раз, и когда пришло время давить кнопку "Пуск", на небе уже собрались вполне приличные грозовые тучи. Они ещё вели себя тихо, но я уже чувствовал, что минут через десять начнётся. Ещё раз проверив, всё ли у меня готово к пуску, отогнав не очень хорошие предчувствия, дал команду на старт. Сначала должны зарядиться от бензинового генератора промежуточные накопители из батарей электролитических конденсаторов, откуда потом импульсы тока большой силы будут поданы в обмотки соленоида через схему электронной коммутации. Пока всё шло штатно, приборы отображали процесс заряда, после достижения некоторого порогового значения автоматика запустит остальные процессы. До его старта оставалось несколько минут, и я решил пойти посмотреть на саму установку вблизи, установив туда кое-какое измерительное оборудование, о котором совсем забыл. Вернее не забыл, оборудование смонтировано, а вот сами датчики так и валялись у меня в кармане, осталось их только подключить. А ведь потом если ничего не получится, как я узнаю, почему и где был сбой? Расставив на предназначенные места датчики, и подсоединив к ним провода, я уже собрался было идти в сторожку, наблюдать процесс запуска оттуда, но на какой-то момент задержался, почувствовав по лёгкому нарастающему гудению, что запуск уже состоялся. Штука эта по моим расчетам должна быть относительно безопасной, так что вполне можно находиться рядом с ней во время работы. Да, естественно, сильное магнитное поле не очень полезно для здоровья, но это только при длительном воздействии. Тем временем гуденье почти пропало, сменившись лёгкой вибрацией, под потолком загорелись подключённые к устройству в качестве нагрузки лампы, их яркость становилась всё ярче и ярче, система постепенно набирала расчётную мощность. Вскоре внешняя подпитка отключится вовсе и система должна выйти на полную автономность. Если верны расчёты, естественно.

Ударившей с грозовых облаков молнии я так и не заметил. Просто не успел. Вдруг почувствовал, что куда-то лечу, отброшенный резкой ударной воздушной волной, потом пришла ярчайшая вспышка в глазах и боль заполнила всё тело. Нестерпимая боль во всём и везде, в каждой клетке тела. Я медленно потерял сознание, и последней моей мыслью, перед тем, как наступило небытиё, пришло то самое понимание, чего же в моей конструкции таки не хватало для полного комплекта. Всего лишь одного металлического штыря над крышей сарая, толстой железной проволоки от него и закопанного в землю на метр глубины ведра — самого банального громоотвода. Вот ведь дурень великовозрастный, тоже мне бизнесмен-строитель...

Неизвестное пространство и время.

Возвращение сознания не доставило мне никакой радости, так как боль ещё никуда не исчезла, а в глазах свет сменился на непроницаемую тьму, тело не слушалось команд мозга. Впрочем, боль постепенно стихала, а попытка пошевелиться вдруг увенчалась успехом. Мгла постепенно отступала, теперь я видел какой-то мутный свет перед закрытыми глазами, хотя больше всего я не хотел их открывать, представляя, что не увижу ничего хорошего. Так, постепенно борясь со своим телом, я пролежал около часа, а может больше. И в какой-то момент понял, что могу встать и открыть глаза. Удивительно, я оказался целым и даже физически совершенно не пострадавшим, если не считать испачканной в грязи одежды. Вначале я не понял, куда попал и что случилось. Моё тело находилось посреди лесной поляны, но ни сторожки, ни сарая, ни моей лаборатории рядом не обнаружилось. Поляна и окружающий лес был хорошо тронут осенью, трава уже почти пожухла, деревья раскидали по земле разноцветные листья, а некоторые ещё кружились в легких порывах ветра. Однако было тепло, солнце светило с самого зенита. Бывают такие деньки где-то в начале октября, когда после продолжительных осенних дождей вдруг выглядывает из-за туч солнце, чтобы посмотреть с высот на буйство осенних красок. И сейчас как раз стоял именно такой день. И вот тут до меня, наконец, дошло, что случилось что-то совершенно неожиданное. Вполне можно представить мощный взрыв, от которого моя установка разнесла в щепки сарай, сторожку и даже стоящую в двадцати метрах от неё лабораторию. Даже то, что я сам при всём этом чудесно спасся, пережив перелёт на некоторое расстояние и болевой шок, тоже как-то могло произойти. Порой и не такие чудеса случаются с людьми. Но окружающая осень и лесная пустота, совершенно не вписывалась ни в какие рамки. Не мог же я несколько месяцев пролежать посреди леса без сознания или в летаргическом сне, а потом вот так запросто прийти в себя. Зверей в лесу точно никто не отменял и не съесть меня они ну никак не могли.

Осмотрелся более внимательно. Сама поляна казалась мне как-то знакомой и незнакомой одновременно. Пройдя несколько шагов в одну сторону и оглянувшись назад, заметил едва различимое колебание воздуха на расстоянии двух метров от того места, где я лежал. Более всего это было похоже на висящий на высоте около полуметра над землёй мыльный пузырь метров двух в диаметре. Пузырь немного вибрировал, именно потому его и можно было разглядеть с близкого расстояния. Я подошел к нему и решил потрогать. Стоило мне поднести руку, как я почувствовал сильное покалывание в пальцах, как будто в них впивались маленькие электрические молнии. Обошел это шар со всех сторон, иногда пытаясь к нему прикоснуться, и всегда при приближении руки чувствовал сильное покалывание. Если вспомнить мои ощущения после вспышки, то больше всего они были похожи на множественные поражения электрическим током, практически по всей поверхности тела и даже внутри него. "Уж не сквозь этот ли шар я попал сюда", — подумалось мне, — "и если так, то обратно можно пройти точно также?" Хотя проверять верность догадки мне сейчас совершенно не хотелось, уж больно впечатления от прохода сюда давали о себе знать. А пока обратно идти не хотелось, решил разведать, куда же меня занесло. Но сначала решил проверить свою догадку об электрической природе данного шара и померить хотя бы его потенциал оболочки. Настраивая установку, мне часто приходилось проверять контакты, у меня в кармане лежал тестер, немецкий многофункциональный "Fluke", стоивший хороших денег. Но прибор отказывался включаться. Я вытащил из него батарейку "крона", проверил языком напряжение. Батарейка щипнула меня за язык, показывая, что она всё ещё заряжена, а вот прибор при её подключении признаков жизни так и не подавал, как я не пытался его трясти или мять, в надежде на восстановление контакта. А что я хотел, если уж меня так крепко стукнуло при переходе, то нежной электронике цифрового тестера, похоже, пришел полный каюк. Чтобы проверить свою догадку о шаре-портале, закинувшему меня неизвестно куда, швырнул ставший бесполезным тестер в него. Шар на секунду вспыхнул, а тестер бесследно исчез. Я взял маленькую сухую веточку дерева и кинул её в шар. Но он её даже не заметил, она пролетела сквозь него и упала с другой стороны, как ни в чём не бывало. Также он не отреагировал на несколько камней, которые я кинул в него чуть позже. А вот ручные часы, которые, хоть и были механическими, но тоже пострадали при переходе, он опять "съел" с большим удовольствием, как и тестер. "Странно", — подумалось мне, — "шар реагирует только на то, что "пришло" с другой стороны и совершенно не реагирует на предметы из этого места", — после того, как перекидал в него кучу всякого лесного мусора, собранного мной на поляне без всякого эффекта и в очередной раз "съев" пластиковую расческу из моего кармана. Вначале я думал, что шар реагирует только на проводящие ток предметы, но расческа категорически не вписалась в это правило, будучи тождественной по проводимости сухой ветке.

Закончив эксперименты с шаром, решил более внимательно осмотреть окружающее меня место. Обойдя поляну по кругу, с удивлением обнаружил поразительное совпадение с той самой поляной, где располагалась моя сторожка и лаборатория. Да, глаз сразу отметил — окружающий лес был явно моложе, отсутствует густой подлесок, но форма поверхности земли, очень сильно напоминала мне мои знакомые места. Чтобы убедиться в своих догадках, я решил прогуляться по лесу. Заблудиться не боялся, так как с самого раннего детства ошивался с отцом по разным лесам, то на охоте, то по грибы, а потому всегда безошибочно мог найти в любом лесу нужное направление. Вот и теперь, я легко двигался по заросшему лесом склону вниз, туда, где по моим представлениям, должна течь маленькая речушка — перплюевка. Вот и она показалась, через кусты видны заросли растущего на берегу камыша. Да, теперь я абсолютно удостоверился в том, что это место именно то самое только за много лет до того, как мой отец облюбовал его под охотничью сторожку. То есть я сейчас именно в прошлом, как это странно ни звучит.

Вот так, не зная, не гадая, испытывая непонятные устройства, и изобретают машину времени. Хотя я раньше был всегда твёрдо уверен, что никакого прошлого не существует. Впрочем, может это и не прошлое, а параллельный мир, совершенно не относящийся к нашему миру и лишь похожий на него? Вариантов может быть масса, и я, как настоящий учёный, не вправе гадать, а должен всё проверить опытным путём. Ну, или хотя бы попытаться это сделать.

Тем временем я шел вверх по берегу речушки, вспоминая, что тут где-то должен быть каменистый перекат. В детстве любил с отцом строить на нём плотину из больших валунов и маленьких камней, запружая речушку так, чтобы можно было плавать, не цепляясь коленками и локтями о дно и наплевав на то, что вода в речке всегда была очень холодная. Тем временем я вышел на знакомое с детства место. Сняв промокшие кроссовки и закатав брюки, перешел на другую сторону. Холодная вода пыталась сводить ноги, но вспоминая далёкое детство, даже радовался этому. На другой стороне располагалась свободная от леса и кустов большая пойменная поляна. В детстве мы приходили с отцом сюда загорать, и я помнил эту поляну очень хорошо. Вот с краю над рекой раскинулась большая ива. Если поставить эксперимент, положив камушки в известное мне дупло, то потом можно вернуться и посмотреть, там ли они лежат. Не помню, чтобы в этом дупле лежали камни, там всегда жили злые осы, и я старался не лезть в него со своим детским любопытством. Набрав у берега пару горстей камней разного цвета, полез на иву. Но известного мне с детства осиного дупла ещё не было, вместо него на дереве был как бы такой большой нарост-узел, который ещё только начинал загнивать. "Да", — подумалось мне, — "можно отметить, что от нашего времени до этого не меньше сорока лет, но всё же не более ста". Бросив свою идею с дуплом, решил поступить по-другому. Пройдя ниже по течению, выворотил из берега средних размеров валун, примерно пудового веса. И не придумав ничего более оригинального, решил перетащить его на другую сторону речушки. Я не помнил с детства про этот валун ничего, просто не обращая на него своего внимания, так что на мою память повлиять такая перестановка явно не могла. По возвращению посмотрю, где и как этот валун будет находиться, это мне и скажет, куда же я попал, в прошлое или в альтернативную реальность. Не придумав, что бы сделать ещё, отправился в обратный путь к поляне, снова погрузившись в осенний лес. Пока солнце стоит ещё высоко, могу прогуляться до известного мне населённого пункта, той самой умирающей деревни и посмотреть издалека, что там происходит. А может быть узнать и местное время, если хорошо повезёт. Дороги к сторожке, ясное дело, ещё не было и в помине, но общее направление легко угадывалось по некоторым ориентирам, этот лес мне знаком с самого детства и сейчас как раз больше напоминал именно те детские впечатления. Пока шел до поляны, меня гложила мысль о том, остался ли на месте ли портал, не рассосался ли он за время моего отсутствия. Но портал был на месте в том же самом виде, как и на первый взгляд. "Если он не исчез до сих пор, то, скорее всего, он будет тут долго", — уверил себя, пересекая поляну и направляясь к ведущей в нужном направлении едва заметной тропке к человеческому жилью. Всё же зверьё или местные охотники иногда заходили сюда. Потом тропинка совсем исчезла, потерявшись в осенних листьях, и я просто шел по лесу в нужном направлении. Как бы я не хвалился я своими навыками лесного ориентирования ранее, всё-таки немного заплутал, а потому вышел к деревне только когда солнце уже клонилось к самому горизонту, причём изрядно умаявшись. О приближении человеческого жилья я узнал по звукам собачьего лая, который напомнил мне об осторожности и скрытности. Мне только не хватало попасться на глаза кому-либо из местных. Кто знает, как это может отразиться на истории, да и как отнесутся ко мне аборигены, достаточно странно одетому для этого времени года и этих времён вообще. Всё же в былые годы народ был куда как более бдителен, а может быть сейчас вообще военное время. "Зря рисковать не стоит", — решил я, распрощавшись с лезущей мне в голову мыслью напроситься к кому из местных жителей переночевать.

Обошел деревню лесом по большой дуге так, чтобы меня не заметили аборигены и не учуяли собаки, сместившись в сторону дороги, ведущей из деревни через поля к трассе на Москву. Там я помнил несколько удобных мест, где можно спрятаться, и откуда хорошо видна сама деревня. Думая о кустах, которые скроют меня от любопытных глаз, заметил подходящий стог сена, в который вполне можно забраться. Это куда лучше, чем просидеть всю долгую осеннюю ночь в кустах, тем более одет-то я совершенно по-летнему. Вечерело и тянуло сырой прохладой, в поле уже белели робкие клочки тумана. Потом он затянет всю округу до следующего утра, если его ночью не разгонит порывистый ветер. Хоть стог — не дом с крышей, но какая-никакая защита от холода и от сырости есть. Сено, а вернее — солома, уже хорошо слежалась и частично перепрела, но ещё держала влагу. Сделав себе гнездо, устроился поудобнее, вглядываясь в расположенную метрах в трёхстах от меня околицу деревни. Через полчаса мимо стога проехала телега с понурой, еле переставляющей ноги кобылой. На телеге сидели четыре бабы. Вернее одна такая большая баба лет так сорока и три молодых девки, примерно двадцати лет отроду. Очень симпатичные девки, кровь с молоком, и фигурки, знаете ли... эх, люблю деревенских девок рассматривать. Одна из них спрыгнула с телеги и, забежав за стог, прямо в метре от меня села и задрала подол юбки. Послышалось тихое журчание, а с телеги подала голос та самая большая баба:

— Нюра, давай быстрее, до дома дотерпеть не можешь, а тебе ещё корову сегодня доить.

Сделав своё дело, Нюра быстро вскочила и бегом догнала телегу, ловко запрыгнув на неё. Я заметил, как запрыгивая, она уронила с телеги какой-то светлый свёрток, упавший в торчащий с краю поля язык высокой и ещё не пожухлой травы. Потерю так никто не заметил, и вскоре телега скрылась из виду за околицей деревни. Я выбрался из своего укрытия и осторожно пошел искать оброненный свёрток вернее не пошел, а прокрался, прижимаясь к самой земле. Вот он, белеет на фоне тёмной травы, протягиваю руку и вытаскиваю свёрнутую новенькую газету "Правда" от 8 октября 1953 года. Спрятав газету за пазуху, снова залезаю в стог, уже слишком темно, чтобы пытаться её читать. В деревне во многих домах зажигался свет в окошках, здесь ещё не было той разрухи и запустения, которую мне довелось видеть в своём времени. Вскоре наступила совсем тёмная ночь, и, совершенно не представляя, что ещё делать, я завалился спать, всё равно ничего дельного не разгляжу в этой темени и сгустившимся тумане.

Проснулся от того, что чудовищно продрог. У меня стучали зубы, всё тело мелко дрожало. Наступало утро и на поверхности стога выступал густой иней, стог, хотя и держит тепло, но не настолько хорошо, как бы мне того хотелось. Чтобы согреться, стал делать мускульную и дыхательную зарядку, как учил меня отец. То со всей силы в одну секунду я напрягал свои мышцы, то полностью расслаблял их, выдерживая по полминуты без дрожи, сначала дышал быстро-быстро, а потом задерживал дыхание на полторы минуты, до тех пор, пока хватало сил. Через некоторое время тело согрелось, и если бы кто-то посмотрел на стог с близкого расстояния, то он наверняка бы заметил поднимающийся из-под соломы пар. Небо резко светлело, ещё через некоторое время появились робкие лучи солнца. Деревня уже проснулась, оттуда в рассветной тишине доносилось активное кукареканье петухов и мычание коров, у которых пришло время утренней дойки. Где-то через полтора часа из деревни выдвинулось большое стадо, которое вели по дороге в сторону дальнего перелеска две совсем молодых девочки. "Да, совсем плохо дело", — про себя думал я, — "в деревне остались практически одни бабы, даже мелких пацанов не видно". Часто бывало такое дело после войны, сколько сёл вымерло, куда не вернулось ни одного полноценного мужчины. А сколько сёл выжило, где вернулся хотя бы один. Этой деревне, похоже, не повезло. Если и есть тут мужики, то в таком возрасте, что двадцатилетнюю девку только внучкой называть могут. Вот потому-то и вымерла эта деревня к моему времени. Кто-то в город уедет, благо паспорта вскоре им тут выдадут, кто-то так незамужней девкой в деревне и останется. Будь они ближе к Москве, то сюда к ним на уборку урожая приезжали бы всякие студенты да научные сотрудники, вот и возродилась бы деревня, а тут-то совсем никого. Впрочем, мне сейчас не до спасения деревни, всё, что нужно уже выяснил, пора пробовать вернуться обратно.

По дороге к лесной поляне я не заплутал, как это было вчера. Через привычные три часа пути уже смотрел на воздушный пузырь, не решаясь ринуться в него. Хотя и понимал, что мне надо туда, но памятуя о том, что предстоит пережить, всё медлил в принятии решения. Решение за меня приняло окружающее пространство. Из кустов бодро выскочила семейка кабанов, свинья с поросятами, а за ними здоровенный секач, который внимательно посмотрев в мою сторону, стал ко мне неторопливо приближаться. Делать мне было нечего, не с кабаном же голыми руками бороться, в пять шагов разбежался и прыгнул рыбкой в слабо мерцающий воздух. Снова вспышка, снова боль, правда, в этот раз так сознание и не потерялось, а зря. Я видел, что лежу под крышей сарая рядом со своей установкой, значит действительно дома, и мне всё это совсем не приснилось. Отходняк был ещё хуже, чем в первый раз. Ко всему прочему, добавилось сильное жжение на груди. Когда я смог шевелиться и посмотреть, что же там так жжется, то обнаружил остатки газеты, а вернее остатки серого праха, почти пыли, это всё что от неё осталось. Потом и прах бесследно истаял прямо на моих глазах. Видимо из того мира в этот так просто ничего не пронесёшь, портал работает с непонятными ограничениями, впрочем, теперь со всем этим можно разбираться обстоятельно и без всякой спешки.

Вторая глава.

22 июня 1996 года Москва.

Через неделю после "прорыва" у меня собрался "большой совет в Филях". Я пригласил к себе домой всех своих коллег и некоторых сотрудников, кому мог доверять на сто процентов. А таких, на моё счастье, хватало. Впрочем, если мы и доверяем друг другу, но единства мнений у нас почти никогда не возникает. Вот и в этот раз после моего подробного рассказа о том, что со мной произошло неделю назад, разгорелся большой спор, градус которого плавно приближался к точке лёгкого мордобития.

— Сергеич, ну нельзя же так народ разыгрывать, мы же тебе привыкли верить, — картинно возмущается Антон Палыч, большой широкоплечий мужчина сорока двух лет, наверное, лучший физик-теоретик, бывшего Союза.

Правда это он только в физике теоретизирует, а так может и физической практикой рукоприкладства заняться, когда в споре его мнение никто не хочет признавать как истинное. Бывали случаи, знаете ли.

— Антон! — Уже не говорю, а рычу в ответ. — Если ты мне не хочешь верить, так как обнаруженное явление не вписывается ни в одну твою дурную теорию, это ещё не значит, что его нет, могу тебя с ним лично познакомить, выписав "волшебный пендель" на ту сторону, чтоб ты его на собственной шкуре прочувствовал. Теоретизировать же мы все мастаки!

— Нет, ты серьёзно, что ли? — Не унимается он. — Ведь сам же не поверил бы, если тебе кто рассказал такое.

— А я и сам до сих пор не верю, но на своей шкуре уже прочувствовал в полную катушку, рекомендую и тебе проверить. Как ты думаешь, зачем я вас всех пригласил? — Обвёл взглядом всех друзей, смотрящих на меня не верящими или весёлыми взглядами.

Поверить в такое "интересное" заявление действительно непросто.

— Ладно, — отмахивается от меня Антон, — допустим, ты прав, и что теперь делать будем?

— Не допустим, Антон Палыч, а я прав! — Категорично заявляю ему и всем остальным тоже. — Стописят процентов гарантии даю, вскоре сам убедишься.

Тут в нашу перепалку влезает закипевший чайник, громким свистом оповестив нас о том, что он всё же горячее, чем наши горячие головы. Пока мы завариваем чай, а я достаю из холодильника специально приготовленный для этой беседы тортик, эмоции спорщиков постепенно угасают. Даже красная от напряженного негодования морда Толика, вернее — Анатолия Михайловича, профессора-математика в прошлом, а ныне главного инженера моей фирмы, приобретает нормальный цвет.

— Так и знал, Сергеич, — говорит он, — что коньячка-то ты и не предложишь, трезвенник фигов, и как, по-твоему, на трезвую голову воспринимать научные открытия масштаба нобелевской премии?

— Ладно, ладно, будет тебе сейчас коньячок,— говорю ему, роясь в буфете, — вот специально для тебя и для Димки держу заначку.

Хотя меня и считает народ трезвенником-язвенником, а алкоголь я и вправду недолюбливаю, у меня дома хранится настоящая коллекция дорогих коньяков, бренди, виски, джина. Водка тоже имеется. В наше время без этих средств эффективного уничтожения собственных мозгов очень сложно договариваться о серьёзных вещах с серьёзными людьми. Да и с несерьёзными людьми тоже непросто, если вообще возможно. Иногда, после бани и с хорошей закуской я люблю принять стопку-другую "белой", практически как лекарство, но бывает это весьма редко. А пить просто для поддержания рюмочной культуры общения — только здоровье портить, так я всегда считал. Вот и на этот раз приходится жертвовать здоровьем ради дела. Итак, рюмочки расставлены, лимон нарезан, коньяк разлит, можно продолжать разговоры.

— Сергеич, а почему ты так уверен, что это не наше прошлое, а какая-то другая реальность, — возникает обычно молчаливый Димка, вернее — Дмитрий Алексеевич, наш главбух, тоже физик в прошлом, как и я сам.

Вечно он ходит потасканном свитере, даже на деловые встречи, где от цены надетого на тебя костюма часто зависит сама возможность успешно договориться. Но он всегда клал с прибором на любой деловой этикет, и как-то умудрялся заключать очень выгодные для нашей компании сделки. Вот и сейчас, сидит нога на ногу, явно высчитывает, почём нам обойдётся это явно идиотское, по его мнению, открытие.

— Ну, смотри, Димыч, — развожу в стороны руки, — камень, который я перетащил с одного берега на другой в нашем мире так и остался лежать на том берегу. Только глубже в землю врос, лишь верхушка торчит. Ветка дерева, которую я намеренно сломал там во второй раз, до сих пор зеленеет листиками тут. Короче, никакие изменения того мира в нашем совершенно не отражаются.

— Может только пока не отражаются? — Вклинивается в диалог Толик. — Возможно, для возникновения изменений должно пройти какое-то время. Есть такая теория хрональных волн изменений...

— Не исключено, — замечаю в ответ, — однако пока этих изменений я не заметил, можно наблюдать дальше. Но ждать их до второго пришествия и ничего не делать с изучением того мира лично я не собираюсь. Вы или поможете мне с этим делом или я всё сделаю сам.

— Вот всегда ты такой упёртый, Сергеич! — Антон снова смотрит на меня исподлобья. — Хочешь втравить старых друзей в очередную авантюру с непредсказуемым финалом, а потом скажешь — "это не я", как ёжик из того старого анекдота.

— Да ладно Тоша, когда мои авантюры плохо кончались? Или ты про тот пожар вспомнил? — Намекнул ему.

— Пожар — это цветочки, ты помнишь, что случилось с лабораторией Фёдорова? — Старый коллега-приятель заулыбался.

— Антон, ну это совсем несерьёзно! — Снова картинно возмущаюсь я. — Им не следовало брать без спроса мой рабочий журнал, откуда они знали, что я туда специально пишу заведомо ложные значения, которые понятны только мне самому?

— А вот ты сейчас какие значения нам на мозги пишешь? — Снова закипает Антон, но уже с явной улыбкой на лице, вернее с плохо сдерживаемым смехом, так как именно он меня в своё время надоумил шифровать журнал таким способом.

— Вам — самые верные, я их и сам ещё не уточнял, — давясь смехом, выдаю в ответ.

Народ, вспомнив старую всем известную историю, начинает дружно ржать. Да, весело тогда получилось, хотя дело едва не закончилось большой трагедией. Ну да наша наука тоже требует принесения жертв, особенно тех нерадивых учёных, которые пытаются присваивать себе чужие заслуги.

Когда мы отсмеялись, вытерли пролитый на пол чай и раскупорили вторую бутылку коньяка, разговор сразу посерьёзнел.

— Так, ты говоришь, что там настоящий 1953 год? — Это вступил в диалог Иван, Иван Михайлович, бывший лётчик-испытатель, а ныне гениальный механик и большой любитель рассказывать исторические байки из области авиации.

Я знаю, что он у себя на даче строит очередной самолёт, а два предыдущих умудрился не просто поднять в воздух, но и выгодно загнать кому-то из "новых русских", выручив денег на дальнейшие эксперименты. В этот раз он строит что-то совсем новое и необычное, да ещё с какими-то своими друзьями, которые занимаются тем же в Белоруссии. Может это и не самолёт будет, а какая "летающая тарелка", впрочем, пока в небо сей "пепелац" не поднимется, выудить подробности из него не получится.

— Именно так, — откликаюсь на его вопрос, — газету, к сожалению, мне пронести оттуда так и не удалось, от неё даже прах потом развеялся без остатка, но точно помню и год и число. Да и наблюдения совпадают с историей прошлого нашего мира. Так что я не сомневаюсь в том, что говорю.

— И что ты предлагаешь нам там сделать? — Иван явно заинтересован, глаза буквально горят.

Вот, наконец, тот самый вопрос, на который я сам ещё не знаю ответа, и который гложет меня уже целую неделю.

— Вань, а что бы ты сделал на моём месте, а? — Спрашиваю его.

— Сергеич, ты даже не представляешь, что это реальный шанс изменить к лучшему если не историю нашего мира, то хотя бы историю мира параллельного! — Сразу же вспылил он с большим энтузиазмом в голосе. — Неужели тебе не было горько и обидно, когда рухнула наша страна, и ты не видишь, куда катится мир. Ты бывал за границей много раз и знаешь, что там не сильно-то лучше, чем у нас. Богатеи богатеют, а остальной народ... Может быть, мы сможем донести информацию до Хрущёва и его окружения, и они повернут в другую сторону. Можно сделать так, что в "Холодной войне" там победит СССР. Я готов взять на себя авиацию и космическую отрасль, сам знаешь — это мой конёк.

— Знаешь, я сам уже долго думал на эту тему примерно в том же направлении, — поддержал его порыв со своей стороны, — вот только вопрос, как мы донесём информацию до первых лиц Союза, а главное как мы докажем её истинность?

Этот вопрос уже не первый день мешал мне спать. И из всего множества пришедших в мою голову вариантов ничего подходящего пока так и не нашлось.

— А что, ничего туда нельзя принести и показать из наших технических достижений, чтобы сразу отпали все вопросы? — Иван, как всегда, предлагал самый простой путь.

Пока не сталкивался с нерешаемыми трудностями, естественно.

— Чего-то, конечно, можно... — задумавшись на лишь мгновенье, ответил ему. — Вот только переход через портал почти всё портит. Даже механические часы его не смогли пережить. Ты прикинь, внутри шестерёнки приварились друг к другу. А электроника вообще выгорает нафиг как от воздействия мощного ЭМИ, ну разве радиолампы смогут выжить, да и то пока под вопросом, нужно проверять. И что, ты думаешь, убедить Хрущёва голой радиолампой типа 6Ж5П, 1985 года выпуска?

— Зачем же радиолампой, к примеру, есть же специальные сплавы, химические соединения, полимеры, появившиеся только в последние десять лет, можно попробовать пронести туда и показать, пусть попробуют воспроизвести в своих условиях, это и будет доказательством, — наш лётчик отличался сильно повышенным упорством и не любил отступать от выбранной линии в споре.

— Всё равно неубедительно получится, нас, скорее за американских шпионов примут... — тихо почти себе под нос заметил Димыч, — а потом будешь там остаток жизни сажать кукурузу где-то на Чукотке.

— О! Вот, это хорошая идея, — оживился Иван, — а, может, мы там как раз шпионами заделаемся, как тебе такой вариант?

— Знаешь, вот кем я только ещё не был, так это шпионом. Хотя всю жизнь мечтал быть чем-то похожим на Джеймса Бонда, — я лишь покачал головой, показывая свои сомнения на этот счёт.

— Да ты, Сергеич, и так на него сейчас похож, особенно когда дело касается баб, — ухохатывался Иван, — как только твоя Светка тебя, бабника, терпит. Ещё один "Агент 00 хрен", нашелся, пАнимаешь, — сказал он, копируя голос нашего президента страны.

— Не терпит она меня, а любит! — Присоединяюсь вместе с остальными мужиками к его смеху. — Любит она меня, чтобы я не делал, ей это даже нравится. Да и к девочкам она сама неравнодушна, завидуй, паря, мне всегда есть с кем о них поговорить.

О моей "слабости" всем присутствующим было хорошо известно. Впрочем, я старался не перегибать палку и не таскаться за каждой юбкой. Но что поделаешь, когда мне нравились женщины, а я нравился им?

— Всегда считал вас извращенцами, — встревает в разговор Димыч, — но чтобы так откровенно...

— Отстань, несчастный, — резко отрезаю я, — тут уж мы как-то и без тебя разберёмся.

— Вы разберётесь, разберётесь, вам дай волю, вы тут целый гарем устроите. Совместный. На пару, — Иван подливает маслица в огонь.

— Иди ты в задницу, опять серьёзную тему на баб свели, засранцы великовозрастные! — Мне сейчас было весело и грустно одновременно.

Потом мы ещё полчаса горячо обсуждали мою личную жизнь, но в конце всё же вернулись к основной теме. Когда на полу оказалась уже четвёртая пустая бутылка, мы кое-как договорились поставить дополнительные эксперименты с возникшим порталом и хотя бы окончательно убедиться, с чем же мы имеем дело. Так как это теперь откладывалось ещё на неделю, я решил узнать некоторые подробности. Не просто же так мне слили информацию эфэсбэшники, не исключено, что они сами знают куда больше меня. Впрочем, тут нужно действовать очень аккуратно, кто их знает, что у них на уме?

25 июня, Москва, центр города.

Вас когда-либо пыталась завербовать разведка? Если нет, то могу вам рассказать, что это весьма увлекательное приключение. И ведь всё понимал изначально, но, тем не менее, профессионалы из "конторы" своё дело знают. Впрочем, похоже, в этот раз мышь съела кошку, то есть завербовали не меня, а, похоже, наоборот.

С представителями "конторы", которые подкинули мне идею магнитного генератора, я встретился через три дня после разговора со своими людьми. Постарался тщательно подготовиться, чтобы, с одной стороны, узнать что-то важное, а с другой — не сболтнуть лишнего прежде времени. Впрочем, как говорится — "болтун — находка для шпиона, а хороший болтун приведёт шпиона к провалу", а потому болтать мне пришлось много. Сидели мы в одном московском кафе, и пили, как это ни странно, именно кофе. Ну, вы уже знаете — алкоголь я не люблю, разве только после бани и на природе, и за что уважаю "конторских", что они со мной тут более чем солидарны, это не мои коллеги, с которыми без коньяка ни о чём серьёзном не поговорить.

— Ребята, вот я всё понимаю, книжки про шпионов читал, знаю, что вы лишнего слова зря не скажете, и всё же вопрос есть, зачем вы мне про генератор атмосферный рассказали? Только не говорите, что случайно, не поверю! — Заявляю внимательно смотрящим в мою сторону мужчинам, для кого моё предложение встретиться и поговорить явно не стало сюрпризом.

Они моложе меня, похожие аккуратные короткие причёски, строгая офисная форма одежды. А если внимательно приглядеться, то под пиджачком явно проглядывает совсем не пустая кобура. Взглянешь со стороны — сразу видно — серьёзные ребятки. Явно не сами по себе, а под кем-то весьма влиятельным. В наше неспокойное время подобающая внешность значит весьма многое.

— Алексей Сергеевич... — несколько официальным тоном, начал Сергей, — для вас ведь не будет секретом, что мы про вас постарались узнать всё что можно... и что нельзя тоже, — а взгляд-то такой многозначительный.

— Да, я примерно так и предполагал изначально, вы ведь всех кого попало не "крышуете", а отбираете по каким-то мне непонятным критериям, — мой же тон голоса был скорее панибратским нежели деловым.

И ещё мой взгляд отметил, как напарник Сергея несколько скривился при слове "крышуете". Не понравилось оно ему, сильно не понравилось.

— Несомненно, — Сергей держался строго в рамках официальных деловых переговоров, не поддаваясь на мои эмоциональные позывы свести беседу к запанибратским посиделкам. — Хотя мы и занимаемся, по-вашему, не своим делом, в бизнес лезем и всё такое, но и вы нас попробуйте понять... — ещё один многозначный взгляд и при этом лёгкая тень вины на лице.

— А что вас понимать, всё просто, — я грубо махнул рукой, показывая своё отношение к теме. — Теперь у нас прав тот, у кого больше денег и больше власти или наоборот, так что вы вполне идёте в ногу со временем. Ну не будете же вы жить на одну зарплату, знаю, у вас она не такая большая.

На несколько мгновений вокруг нашего столика воцарилась полнейшая тишина, несмотря на шум проезжающих по улице машин.

— Нет, Александр Сергеевич, не понимаете вы нас, — теперь в тихом голосе эфэсбэшника была заметна лёгкая обида. — Вы даже не представляете, что нас всех предали, предали на самом верху и ещё связали по рукам и ногам обязательствами. Да, среди нашего руководства тоже "перевёртышей" немало оказалось, но некоторых, кто не захотел перекрашиваться, и брать "серебро" уговаривали "свинцом", — ближе к концу фразы голос сильно заледенел.

— А в газетах писали, что это типа — "криминальные разборки" были, да? — Я чуть-чуть повысил свой голос.

— В газетах сейчас пишут только то, что нужно их владельцам, а не то, что есть в реальности, — Сергей снова был спокоен и не позволял себе поддаться на мои эмоциональные позывы. — А владельцы почти всех газет сейчас люди не наши. Про телевидение и говорить нечего, и так всё очевидно. Мы проиграли войну, и теперь находимся в состоянии оккупации, — в конце я почувствовал в его словах реальные эмоции.

Не самые приятные для него эмоции боли и злости одновременно.

— Это заметно, — немного сбавил своё давление я. — И как же это связано с вашим "бизнесом"?

— Напрямую связано, — мой собеседник кивнул головой, поднимая ко рту чашку с горячим кофе. — Нас, как и вас, кстати, заставили заниматься не своим делом, — отхлебнув, продолжил говорить он. — Вернее почти своим, но с другими целями. Нас приравняли к бандитам и заставили бороться с ними за раздел сфер влияния. Так мы, типа, быстрее разрушим нашу страну. СССР распался, теперь очередь разрушать Россию, она ещё слишком сильна и опасна для наших врагов. Съесть её они сразу не могут, слишком уж великоват кусок оказался — в горло не пролезает, надо её раздробить на более мелкие кусочки.

— Каких таких врагов? — Попробовал отмахнуться от его слов. — Теперь же Штаты и Европа, вроде бы нам чуть ли не друзья-братья, вот кредит за кредитом нам дают, помощь гуманитарную шлют... — едкой язвительности в моём голосе было вполне достаточно.

И моё эмоциональное давление начало постепенно пробивать брешь в моём собеседнике. Или, может быть, он мне всего лишь подыгрывал — не знаю.

— А тем временем, — Сергей с грустью во взгляде осмотрел кафе, — эти самые друзья-братья, как ты сейчас сказал, вывозят из страны всё наше бывшее национальное достояние, ресурсы, людей, технологии. На доллар их гуманитарной помощи они миллион добром вывозят, да ещё на десять просто портят. Представь, пришли к тебе домой грабители, всё ценное выносят, мебель и сантехнику ломают, чтобы тебе случайно не осталась, а тебе лично заплесневевший "Биг мак" и бутылку "Кока-Колы" предлагают, типа — "кушай и ни в чём себе не отказывай".

Его аналогия была мне хорошо понятна, многое ведь видно невооруженным взглядом. По телевизору постоянно крутят красивые картинки про красивую жизнь "там" и про дерьмо "тут" с подтекстом, что мы тоже скоро заживём как "там". Америка нам обязательно поможет, нужно только окончательно разобраться с нашим тёмным прошлым, дабы они случайно не повторилось в будущем!

— Да, тут я согласен, сам такое вижу, — немного скис я. — И что же вы делаете, ваша же задача ведь не допускать всё это непотребство?

— Что мы можем сделать? — Сергей тяжело вздохнул. — Нас связали по рукам и ногам, школу подготовки кадров разрушили, сдали врагам на растерзание поколениями наработанные агентурные сети, зарплаты такие платят, что прожить на них невозможно в принципе. Вот мы и крутимся, как можем, пока есть хоть какие-то возможности, обеспечиваем и себя и тех, кто сам себя обеспечить не в состоянии. Пытаемся хотя бы сохраниться, чтобы дать последний бой оккупантам при первой удобной возможности.

— Знаешь, Сергей... — в моём голосе сейчас хватало злого скепсиса, — я что-то не очень вам в этом верю, ну, не может быть так, чтобы ваша "контора" ничего не могла сделать, просто вам самим выгодно всё то, что сейчас происходит, — озвучил ему свою догадку без каких-либо прикрас. — Иначе вы бы давно поставили всю эту "кремлёвскую семейку" с их ближайшими приспешниками-олигархами к той же самой кремлёвской стенке и всё стало бы совсем по-другому.

— Ты, конечно прав, — опять вздохнул Сергей, — но ты даже не представляешь, что в таком случае произойдёт, — он посмотрел в мою сторону с каким-то сочувствием что ли.

— И что же? — Легко вскинулся я.

— Ядерная бомбардировка крупнейших городов России, — легко припечатал он меня одной фразой. — А мы даже ответить не сможем, управление стратегическими силами перехвачено, а что творится в армии — ты сам по телевизору можешь посмотреть. Или, что ещё хуже — легко устроят нам русский бунт, бессмысленный и беспощадный, мы его сдержать не сможем. Сначала никто не будет стрелять в народ, а когда этот народ начнёт громить всё вокруг и стрелять сам, будет уже поздно — начнётся новая гражданская война. Тщательно спланированная и хорошо подготовленная. Нужные им люди уже ждут команды, дабы достать оружие из схронов и пойти убивать. Оно нам точно надо? Ты посмотри, что сейчас в Чечне происходит, думаешь — это само собой получилось? А вот и нифига — это наглядная акция создания так называемого — "управляемого хаоса". Специальная такая акция, показательная, специально для нас. Сначала Чечня, потом Дагестан, а после и вся Сибирь заявят о своём праве на "самоопределение" под чужим протекторатом.

— Неужели всё так серьёзно? — Я был буквально раздавлен его словами, в которых чувствовалась лишь одна горькая правда.

— Серьёзнее не бывает,— заметил Сергей совершенно спокойным тоном, — причём, вся эта дрянь только на поверхности, а если копнуть глубже, то туда вообще лучше не соваться. Нам сейчас время нужно, оно лечит не только людей, но и страны. Когда все поймут, что не такая уж она эта свобода и демократия, как о ней сейчас рассказывают по телевизору, и тогда что-то можно будет сделать. Если ну очень хорошо постараться.

— Ладно... — я тоже несколько успокоился, — я понял, что у вас там полный алесс капут, ничего нельзя сделать, дабы не нарваться на мину, но давайте снова вернёмся к моему вопросу. Зачем вы мне про генератор-то рассказали?

— Так это, ты же прям как мы... — мой собеседник явно немного смутился, но сразу продолжил: — ты ведь не бросил науку, когда занялся бизнесом? Так? Так! — Вскинулся он. — Ты вкладываешь свои деньги не в золотые унитазы, как некоторые, а в оборудование и людей. У тебя почти вся фирма, ниже кандидата наук никого нет. Да, дерёшь ты за свою работу три цены, это да, умеешь ведь, но и качество такое даже немцы не предлагают. А потому почему бы тебе не подкинуть интересное направление "на подумать", особенно если оно не такое уж и простое...

— Не простое — это как? — Прицепился к последнему слову я, — что вы знаете про эти генераторы?

— Ну... — Сергей снова посмотрел по сторонам, как бы определяя для себя, кто нас тут подслушать может, — ты ведь не просто так предложил нам встретиться тут, наверняка уже что-то сделал, верно?

— Может быть, может быть, — уклончиво ответил ему. — И всё же хочу узнать больше информации именно от вас.

— Ладно, — Сергей эмоционально пошел мне навстречу, чуть-чуть раскрывшись. — Данными генераторами занимались многие исследователи, как на Западе, так и у нас. Но там обнаружились какие-то трудности в управлении выходом энергии. То есть всё, что получалось, было или нестабильно или даже опасно.

— И это все трудности, больше ничего необычного? — Немного удивился такому короткому блоку информации.

— Разве какие-то странные эффекты, — эфэсбэшник поводил ладонью руки в воздухе, — левитация там или антигравитация, что-то типа того. Некоторые установки улетали напрочь, до сих пор непонятно как, и почему. Даже думали на этом эффекте в Штатах летающую тарелку сделать, и даже что-то сделали, но в произошедшей на испытаниях катастрофе погибла почти сотня людей, включая пару достаточно важных шишек, после чего все подобные проекты закрыли.

— И это всё? — Хмыкнул я.

— По нашей информации — да, — кивнул мне Сергей. — Мы знаем, что работы в некоторых странах над этой темой продолжаются до сох пор, но не так активно как раньше, часто вообще на чистом энтузиазме отдельных исследователей.

Я немного задумался. У меня с раннего детства было особое чутьё. Я видел, когда люди говорят правду, а когда врут или хорошо играют роль. Это, видимо, мне от мамы досталось, бедный папа, как ему приходилось выкручиваться в молодости. Тоже ведь бабником был, я весь в него. Ладно, не отвлекаюсь. Так вот, сейчас я не ощущал в словах Сергея лжи. Николай, второй эфэсбэшник, который всё это время молчал с чашкой кофе в руках, всем своим видом поддерживал то, что говорил мне Сергей. И даже если они предварительно сговорились, все тонкости игры совместного спектакля им от меня утаить не удалось. Я бы почувствовал малую фальшь и понял, что меня банально разводят на эмоции и откровенности. Впрочем, я и сам так действовал по отношению к Сергею. И тут я верил сказанному мне на все сто процентов, хотя и понимал, что рассказывают мне всё это, чтобы клиент лучше проникся большим доверием к ним и пошел на сотрудничество, какое им зачем-то от меня нужно. И всё же решил пока зайти издалека, как бы бросить пробный шар, проверить их реакцию на тот эффект, который получился у меня. Если мои слова выдадут их скрытое знание, которое точно увижу, то мне будет всё понятно. Можно сколь угодно сдерживать свои эмоции или направлять их в нужное русло, но глаза при вспоминании обязательно дадут о себе знать.

— Сергей... — начал я издалека, — а если у вас появилась бы возможность отправиться в недалёкое прошлое, что бы вы стали делать?

Вижу, Сергей задумался, но задумался не так, как если бы что-то вспоминал, а просто реально думал, что бы он стал бы делать. Николай же сохранял маску безразличия на своём лице.

— А насколько недалёкое прошлое? — Решил уточнить он.

— Лет так на сорок — пятьдесят, к примеру, — ответил ему.

— Взял бы пистолет и пристрелил десяток главных сволочей и ещё десяток идиотов, чтобы послевоенная история страны не таким дерьмом была, — голос эфесбэшника был твёрд и в нем чувствовалась реальная решимость. — А вообще, к чему ты это спрашиваешь, неужели изобрёл машину времени? С тебя ведь станется... — расплылся он в широкой улыбке, чуя какой-то подвох с моей стороны.

— А давайте считать, что изобрёл. Вы в это поверить можете? — Я выражал полную уверенность в том, что говорю.

— Вряд ли, — легко отмахнулся от меня Сергей, — мы ведь тоже физику в школе учили и не только в школе и не только физику. Машина времени невозможна, так как не существует ни прошлого, ни будущего. Только в фантастических романах.

— Ну а если не в прошлое, то в параллельный мир, который идентичен нашему прошлому, это как, по-вашему? — Не унимал своего энтузиазма я.

— Да тоже фантастика... — мне явно не верили, впрочем, доля небольшого сомнения и лёгкой заинтересованности в голосе Сергея хорошо чувствовалось.

— А если серьёзно, представь, пожалуйста? — Продолжил настаивать на своём предложении.

— Тогда не знаю... — ненадолго задумался мой собеседник. — Долго думал бы, пожалуй, вот с Николаем поговорил бы, ещё троих-четверых товарищей привлёк, может, и придумали бы чего путного.

— Хорошо, — уверенно заметил я, — предлагаю вам тогда подумать и поговорить друг с другом. Есть одна очень интересная идея, вам она непременно понравится. Считайте, что всё, что я тут вам сказал — это всерьёз и существует настоящий другой мир. И туда есть дверь. Сильно ограниченная по своим возможностям маленькая дверка, технику почти никакую не пронесёшь, а оттуда вообще, кроме себя ничего не вернёшь. И там, к примеру, сейчас идёт осень 1953 года. Каково это вам, а?

— Если всё это реально, что ты тут нам говоришь, — Сергей был немного удивлён и сильно озадачен моими словами, — то нам хотелось бы на всё это посмотреть своими глазами.

— Не вопрос, — ответил ему, — через неделю жду вас у себя в охотничьем хозяйстве, не забыли ещё где это?

Уходили они по их виду сильно озадаченными. Похоже, мне они пока на слова не верят, ну и ладно, мы потом делами докажем. Вопрос лишь в том, что они решат делать дальше? Нужен ли я им буду после этого или меня попросят отдать последний долг Родине? Долг вечного молчания где-то на глубине около двух метров под землёй. Впрочем, всё равно без их знаний и возможностей мои "академики" ничего не смогут там, с той стороны сделать. Наше дело — это наука, а не изменение возможных исторических событий, хотя и в деле оного мы, всяко, сможем пригодиться. Если что, я просто закрою портал, благо уже установил страховочные взрывные заряды под свою установку. Пусть и разнесёт она всё в округе пяти километров, там такая энергия в портале сосредоточилась, но хоть я спокоен совестью буду, что хуже того, что есть сейчас, уже точно не будет. С этими мыслями я неспешно отправился к себе в офис, мне предстояло решить множество актуальных дел и сдать временное управление бизнесом своему заму, чтобы посвятить всё время изучению открытого явления.

6 июля 1996 года Москва.

После "ознакомительной экскурсии" на ту сторону, которая для "конторских" едва не окончилась трагично, ну говорил же я им — не стоит брать оружие с собой, не послушались меня себе на дурную голову, меня попросили принять несколько человек. Теперь вот сижу у себя дома на кухне с таким ощущением, что здесь хозяин не я, а эти странные господа, двое из которых уже известные вам Сергей и Николай и ещё трое представленных мне как Семён Петрович, Аркадий Михайлович и Дмитрий Анатольевич. Эти трое заметно старше Сергея и Николая, крепкие мужчины примерно пятидесяти с небольшим лет, я чувствовал в них какую-то особую внутреннюю силу, которую не спрячешь ни за возрастом, ни за выражением лица. Одеты они примерно одинаково в стандартные серые костюмы, но индивидуальность каждого из них чувствуется с одного взгляда. Сейчас я ещё терялся в догадках, кто же они такие, сильно подозревая, что это именно те люди, кто и будут принимать решения и от которых в дальнейшем зависит моя судьба. Они попросили меня ещё раз подробно рассказать о сделанном мной открытии, и пока я рассказывал, чувствовал, что меня подключили к детектору лжи. Я и сам обладаю сходными талантами, правда, стараюсь их не показывать, а тут оно читалось столь явно, что пытаться что-то утаить было просто глупо. Впрочем, я знал, как при большой необходимости можно обойти и такую проверку, но тут её, этой необходимости, пока не было. Пока я рассказывал, с чего всё началось, и что удалось выяснить за прошедшее время, мы успели трижды опустошить чайник. Более всего моих гостей интересовало то, что же за мир располагается за порталом.

— Алексей Сергеевич, вы можете нам гарантировать, что мы имеем дело с другим миром, который только похож на наш, а не с нашим прошлым? — Голосом следователя, допрашивающего арестованного подозреваемого спросил меня Дмитрий Анатольевич.

Среди всех остальных он чувствовался явным лидером. Другие сначала смотрели в его сторону, прежде чем начинали сами говорить.

— Гарантировать я вам, Дмитрий Анатольевич, ничего не могу, — пожав плечами и выражая своё сомнение, ответил ему я. — Единственное, что пока мне удалось установить, что изменения, сделанные там, никак не сказываются на нашем мире. Но не могу и исключить, что они не будут сказываться и в дальнейшем, есть много разных гипотез того, как могут возникать волны во времени.

— То есть, вы совершенно не опасаетесь того, что если вы там что-то измените, то это никак не скажется на вашей жизни в настоящем времени? — Дмитрий Анатольевич стал ещё более строгим. — К примеру, ваши действия приведут к тому, что ваш отец и ваша мать не смогут встретиться и вас просто не станет?

Хм, вот меня уже начали легонько запугивать. Зачем, спрашивается?

— Если бы я боялся чего-то подобного, то просто не стал бы ничего изучать, — спокойно ответил ему. — Уничтожил бы свой портал и всё. И пока нет никаких подтверждений влияния изменений того мира на наше время, я буду считать что они отсутствуют. Что там именно другая реальность, которая в некотором роде тождественна нашему прошлому. Её можно изучать, её можно изменять в меру имеющихся сил и возможностей.

— Хорошо, нам понятна ваша позиция, — подал голос за всех сразу Семён Петрович, — теперь вопрос в том, а как бы вы хотели изменить тот мир? Что вам не нравится в нашей истории?

— Сложный вопрос, Семён Петрович, — мой голос выдавал лёгкое замешательство, — мне и моим друзьям не очень нравится та роль, которая уготована нам и нашей стране. Вы сами должны прекрасно видеть всё, что тут происходит, и если вам всё это нравится, то я категорически откажусь с вами сотрудничать, — сейчас я был твёрд в своих словах и своём решении.

И это не осталось незамеченным моими собеседниками.

— И вы не боитесь, что мы обойдёмся и без вас, воспользовавшись тем, что вы уже сделали, забрав портал себе? — Семён Петрович как-то немного удивлённо посмотрел на меня, типа — что я тут, червяк, сопротивляться сильным мира сего вздумал.

— Не боюсь, — твёрдо отрезал я. — С порталом вы без меня ничего сделать не сможете. Если его определённым образом регулярно не обслуживать, то он самоуничтожится вместе со всем оборудованием. Создать ещё один такой же пока даже мне самому не под силу, эффект возник в результате одновременного сочетания нескольких непредсказуемых факторов. Сам же я уже повидал в жизни достаточно, чтобы бояться ваших угроз.

Мой тон стал достаточно нервным, даже голос несколько изменился. Я чувствовал, что меня пытаются взять на понт, но пока никак не мог понять, что от меня реально хотят.

— Успокойтесь, Алексей Сергеевич, — Семён Петрович явно пошел на примирительную, — вам пока никто и ничем не угрожает. Нам просто интересно узнать, как вы хотите использовать открывшиеся возможности. Сами понимаете, что у нас работа очень специфическая и даже в сложившихся сегодня условиях мы продолжаем заниматься своим делом.

— Я всё это понимаю, — вздохнул я, немного расслабившись, — но и мне хотелось бы сперва узнать, как бы поступили вы сами на моём месте?

— Хорошо, — кивнул мне головой Семён Петрович, — мы расскажем вам о своём видении ситуации, но всё же, пожалуйста, расскажите о своих планах.

— Почему именно я первый? — Спросил его, решив уточнить одну свою мысль.

— Это очень просто и сложно одновременно, — Семён Петрович чуть-чуть смутился, показывая естественные живые эмоции. — Я обязательно вам скажу почему, если вы пообещаете потом не смеяться.

— Обещаю, — ответил ему я.

— Тут у нас, значит, возник спор... — продолжил Семён Петрович, после небольшой паузы, — в котором фигурирует весьма ценный приз. Какой, пока пусть останется для вас секретом.

Я вздохнул, про себя отметив, что в этот раз моя случайная мысль оказалась ошибочной. Может быть, тут со мной и играют как кошки с мышкой, однако чувствуется с их стороны и простое человеческое любопытство в большей мере, чем заранее продуманная игра, где меня давят, а я отбиваюсь. Хотя, стоит отметить, давят меня вполне качественно. Впрочем, эти люди просто привыкли командовать и указывать, так что это — считай — нормальнее поведение с их стороны.

— Ладно, верю, — постарался скинуть с себя лёгкий мандраж и быть более естественным, говорить искренне что думаю, а не взвешивать отдельно каждое слово. — Итак, когда я узнал, какой там год, то первой моей мыслью было выйти на тамошнее руководство страны и рассказать ему о том, что случится в будущем. Но эта идея даже у меня не выдержала никакой критики. Как мне достучаться до верхов, как меня там воспримут, даже если у меня будут какие-либо вещественные доказательства того, что я не из их времени. К руководству страны так просто не войдёшь — это очевидно, можно даже не пытаться. Сейчас у меня есть некоторый слабенький план выйти на отдельных лиц, пока ещё не взошедших на самый Олимп, с целью передать им информацию, в результате которой Советский Союз сможет победить в гонке вооружений и холодной войне.

"Конторские" дружно заржали. Для меня было загадкой, что из моего монолога вызвало у них столь сильный прилив смеха, а потому я излучал самую настоящую растерянность.

— Николай, с нас причитается накрытая поляна, — отсмеявшись, начал Аркадий Михайлович, до сих пор сохранявший некоторую отстранённость от беседы и наблюдавший за ней из-за полной чашки чая, которую он никогда не опускал на стол, — ты практически угадал. Алексей Сергеевич, — обратился он ко мне, — мы спорили на счёт того, сразу ли вы побежите к Хрущёву с пламенным приветом из "светлого будущего" или окажетесь чуть более благоразумным. Хотя и принятое вами решение тоже не отличается особой оригинальностью. Даже если у вас получится задуманное, что изменит историю того мира, то эти изменения вам самому вряд ли понравятся.

— Почему интересно? — немало удивился его словам я.

— Подумайте, какую именно цель вы хотите достигнуть, — Аркадий Михайлович посмотрел на меня немного удивлённым взглядом, мол — что я тут таких элементарных вещей не понимаю. — Неужели вы хотите, чтобы вместо СССР разрушились США и Западная Европа, или СССР стал неоспоримым единственным мировым гегемоном, каким являются США сегодня?

— Да, это было бы достойной целью, — утвердительно ответил я.

— Это скорее было бы недостойной местью за то, что разрушился в нашей истории СССР, — Аркадий Михайлович бросил на меня укоризненный взгляд. — Вы думаете, что в мире от этого стало бы сильно лучше, чем есть сейчас?

— Лучше бы было нашему народу, а остальной мир пусть о себе сам позаботится, — попробовал отмахнуться от его слов.

— Вот вы сейчас думаете как обычный диктатор, потенциальный кандидат в военные преступники, Аркадий Михайлович смотрел на меня как на глупого ребёнка, не понимающего своих желаний. — Как вы относитесь к Гитлеру, кстати?

— Как к преступнику и убийце, — резко отрезал я, всё ещё не догадываясь, куда меня ведут в разговоре. — Он развязал кровавую войну, в которой погибли миллионы людей. Не только наших людей, но и немцев и всех остальных тоже.

— А вы не думаете, что отдав победу в холодной войне СССР и повергнув Запад в пучину глобального экономического кризиса, вы не развяжете третьей мировой войны, да ещё с применением ядерного оружия? — Аркадий Михайлович пробовал меня убедить в моей неправоте. — И что победивший Союз не превратиться потом в чудовищного монстра, по сравнению с которым нацистская Германия покажется невинным младенцем? Вы хотите победы мировой революции, которая утопит в крови всех тех, кто не будет согласен с "единственно верной линией партии"? И вы думаете, что построенный насильно огнём и мечом мировой коммунизм будет сильно отличаться от рабовладельческого строя?

Если не сказать, что я выглядел смущённым и подавленным, то это значит — ничего не сказать. Внутри я был буквально раздавлен, прекрасно понимая, что Аркадий Михайлович прав. Желая благ и счастья своему народу, вернее народу, который только похож на него, я могу принести множество бед и страданий другим, и в итоге тому же самому народу. И, наверное, самым простым решением будет не вмешиваться, изучая, наблюдая, делая свои выводы. Впрочем, у меня была и другая мысль, что в словах моего оппонента не всё правильно, я чего-то просто ещё не понимаю, особенно в вопросе того самого мирового коммунизма.

— И что же вы тогда предлагаете? — С сильным смущением в голосе спросил я, — только наблюдать и не вмешиваться?

— Ну почему же только наблюдать... — Аркадий Михайлович посмотрел на своих коллег, как бы составляя их общее коллективное мнение. — Вмешиваться очень даже нужно, но это вмешательство должно быть в интересах народов всего мира по ту сторону портала, а не только одной его части. Ибо если одна часть мира сильно вырывается вперед по отношению к остальным, то у неё возникает большой соблазн банально паразитировать на других. Вы бы, Алексей Сергеевич, хотели, чтобы советские люди были паразитами? Нет? Вот и хорошо.

— Вы предлагаете нам передавать информацию о будущем и современных технологиях представителям других государств? — Спросил первое, что пришло мне в голову.

— Нет, простой передачей информации там ничего существенно не изменить, — Аркадий Михайлович явно решил прочесть мне лекцию, судя по его тону. — Если тот мир, по вашим словам, идёт по той же дороге, как и наш, то мы можем с помощью относительно небольших собственных действий существенно изменить в нём весь исторический процесс. Вы догадываетесь о роли отдельной личности в истории?

— Личности снайпера, который своевременно гасит вредных исторических деятелей? — Догадался, к чему он клонит. — Типа — убили бы Ленина в семнадцатом году, и не было бы Октябрьской революции. Так?

— Почти так, — улыбнулся мне комитетчик. — Только вот для реальных исторических сдвигов мало убрать ненужных людей, нужно ещё продвинуть нужных. То есть тех, кто и будет делать историю своими делами, а не просто плыть по её волнам. Вот вы думаете, если бы не Ленин и не Октябрьская революция, нам тут было сильно лучше?

— Возможно да, — несколько неуверенно ответил я. — Российская Империя бы сохранилась, не было бы ни гражданской войны, ни последующей разрухи...

— Вспомните хорошенько Германию времён Веймарской Республики, Алексей Сергеевич. Подобное могло бы быть с Россией, если бы не Ленин и не Революция. Разруха и безнадёга, полный экономический коллапс, внешняя интервенция, распад огромной страны на отдельные части. И неизвестно ещё где бы впервые пришел к власти кровавый нацизм, в Германии или осколках России. Кто бы что сейчас не говорил, а революционная ситуация в стране была. Это объективный фактор. Иначе бы народные массы не пошли за большевиками с их идеями. И сколько бы пришлось пролить крови в таком случае лично я и представить не могу.

— Ну и что же делать нам, по-вашему? — Я опять был серьёзно озадачен.

Какая это огромная ответственность вот так вмешиваться в историю. Думаешь, как сделать лучше, а вот что получится — то и получится. Лучше бы вообще не вмешиваться, но это тоже не выход. Чёрт...

— Мы тут у себя посовещались и решили создать особую спецслужбу, — Аркадий Михайлович заговорщицки мне подмигнул. — Она будет создаваться одновременно и тут и там. Благодаря нашим знаниям и возможностям, мы сможем направить историю того мира в принципиально другое русло, чем то, по которому прошли мы. Мало исправить известные ошибки, главное не наделать новых и неизвестных. Это большая и сложная работа, и мы очень надеемся, что вы нам в этом поможете лично и привлечёте к ней своих людей.

— Моих людей? — Сильно удивился я. — У вас же целая большая организация, или вам нужны учёные как обслуживающий портальную установку персонал?

— Раскроем перед вами свои карты, — заметно посерьёзнел Аркадий Михайлович. — Данная идея никогда бы не получила санкции от нашего непосредственного руководства. А поэтому вся наша "большая организация" останется далеко в стороне. Мы можем привлечь лишь некоторых отдельных специалистов, особенно из числа тех, кто уже покинул наши ряды, но до сих пор остался верен идее. Да-да, той самой идее, о которой сейчас говорить крайне не рекомендуется. И таких людей у нас мало. Мы можем лишь качественно прикрыть вас, чтобы никто больше не догадался, чем вы там будете заниматься. Но вам самим придётся стать агентами спецслужбы, научиться всему тому, что нужно для этого, в этом мы вам поможем.

— А не поздно ли мне и моим людям учиться, мы уже не такие молодцы, самый молодой из нас недавно тридцать пять отпраздновал? — Данное мне предложение было понятным, и, если честно, ожидаемым.

Иначе бы со мной вот так не разговаривали, пытаясь уговорить, а просто поставили бы перед фактом. В общем, не всё так плохо, оказывается, как я мог подумать в начале разговора.

— Ничего, это даже лучше, чем вам кажется. Только взрослого человека можно обучить многим премудростям этой работы, особенно если у него есть к этому талант. Вот, к примеру, у вас такой талант есть, — Аркадий Михайлович мне широко улыбнулся.

— Какой такой талант? — Изумился я.

— Талант к перевоплощению, — серьёзно озадачил меня Аркадий Михайлович.

Вот уж чего-чего, а этого я от него никак не ожидал услышать. Чтобы я мог как-то перевоплощаться... впрочем, несмотря на мой удивлённый вид, Аркадий Михайлович продолжил:

— Вам бы надо было по молодости не в "Бауманку" идти, а в театральный. Сейчас бы стали известным киноактёром или смотрели бы на толпы благодарных почитателей с театральной сцены...

— Бросьте, — попытался отмахнуться от его слов, — никогда в жизни не видел себя на сцене, а на съёмочной площадке и подавно.

— И, тем не менее, это так. Позже вы и сами себе удивляться будете, уж поверьте моему опыту старого разведчика. Я сразу вижу, кто к чему имеет склонности... — улыбнулся Аркадий Михайлович. — Да ещё к языкам у вас склонность явная, сколько вы их знаете? — после небольшой паузы спросил он.

— Ну... — попытался смутиться на публику, зардевшись от ложной скромности, — сейчас свободно говорю на английском, немецком, испанском, немного владею французским и японским языком, совсем чуть-чуть китайским, там особый слух нужен, а у меня он не очень. Сами понимаете, по моей научной работе раньше приходилось много ездить и общаться с коллегами из других стран. Опять же зарубежную научную литературу постоянно читать требовалось. А наши переводчики всегда вечно чем-то более важным были заняты, к ним не достучишься. Тут и выбор невелик был, пришлось самому языки учить.

— Вот видите, — ещё сильнее расплылся в улыбке Аркадий Михайлович, — и я не думаю, что вы долго учили каждый язык отдельно. Ведь так?

— Так, да, — ответил я на его вопрос, — мне только в школе тяжело учиться было. Нам так "хорошо" английский преподавали, что лучше бы не преподавали вообще, меньше бы вреда было. Сейчас же мне достаточно сначала просто слушать чужую речь, особенно чужие песни, затем изучить грамматику, а потом прочесть несколько книг на другом языке. И вскоре я смогу на нём говорить и даже иногда думать. Естественно, без регулярной языковой практики, этот эффект держится недолго, однако тут как с велосипедом, один раз научился ездить, а потом вспомнить при необходимости.

Я вздохнул, взяв небольшую паузу, думая при этом, рассказывать ли дальше о себе или нет. Ибо для того, чтобы донести реальную информацию до этих людей, им придётся прочитать небольшую лекцию. Иначе они меня могут немного не так понять, как бы мне хотелось. Да и с лекцией я не буду уверен, что меня поймут правильно. Однако увидев на лицах своих собеседников реальный живой интерес, я продолжил:

— Но так стало далеко не сразу. Когда у меня встал вопрос о реальной необходимости срочно изучить английский язык, то я узнал от своих знакомых и коллег, что знания языков и склонность к науке и изобретательству бывают часто противоположны друг другу. Ты или языками хорошо владеешь или математическим аппаратом. Совместить в одной голове и то и другое могут разве что отдельные редкие уникумы, к числу которых я явно не принадлежал. И именно такая совершенно невозможная задача подвигла меня разработать общую модель языка, как средства представления внешнего мира во внутреннем пространстве мысли и созданием среды общей коммуникации. Исписал тогда целую кучу формул, пытался перевести всё в цифры и формулы, которые мне всегда были близки. Толку от этой работы не возникло совершенно, разве что хорошо потренировался очередной раз в математике. А потом просто сформировал у себя в голове особое образное представление по одному методу устного мнемонического счёта и вычислений, через визуализацию чисел и формул. Я слышу слово, а потом его вижу в виде особого трёхмерного образа с гранями, и к каждой грани прилепляется слово на каком-либо языке. Эти слова-образы связываются, вернее — слипаются друг с другом только совместимыми ярлыками, так что структура речи на каждом языке получается исключительно своя. Я слышу фразу на одном языке, она перестраивается у меня в голове в визуальную конструкцию из образов, потом, если надо, она перестраивается в конструкцию на другом языке, и я могу сделать точный перевод. Всё это происходит очень быстро, гораздо быстрее, чем я сам могу говорить. По-сути у меня получилось одна из мнемонических методик, применяющихся для развития памяти и технического изобретательства. А теперь я в перспективе могу очень быстро освоить любой язык.

После своего краткого монолога я внимательно посмотрел на лица своих собеседников и понял — минимум половина из сказанных мной слов для них осталась совершенно непонятной. Не говоря уже о самом смысле сказанной речи. Но и виду никто из них так и не подал, выражая в общем виде, как будто я сказал им какую-то давно известную банальность.

— Это очень редкий талант — создавать такие совершенные методики, если бы мы о нём знали во времена вашей молодости, то мы, скорее всего, сейчас были бы коллегами по работе, — с лукавыми нотками в голосе заметил Аркадий Михайлович.

Народ дружно засмеялся этой, не совсем мне понятной шутке. Меня практически отпустило чувство внешнего давления и попытки к чему-то склонить. Даже если оно и присутствовало, то я с ним уже скорее соглашался, оно было для меня приятным. Да и сами дальнейшие перспективы возможного сотрудничества с "конторскими" виделись весьма интересными. Для меня будет очень непросто убедить моих людей принять предлагаемый план, однако ко всем моим талантам прилагался ещё и дар убеждения. С чего бы я тогда в нашем бизнесе стал главным, а ведь далеко не самый умный и умелый. Так что справлюсь, не впервой.

Потом мы ещё долго говорили на разные отвлечённые темы, и "конторские" оставили меня одного, когда на дворе наступила уже глубокая ночь. Под утро мне приснилось, что я в роли "Агента 007" спасаю роскошную блондинку с большой грудью от целой толпы каких-то мелких китайских мафиози, вооруженных кривыми ножами и автоматами Томпсона. Они лезли и лезли, а я поливал их свинцовыми струями из многоствольного пулемёта, почти как настоящий киборг-терминатор, а блондинка при этом прижималась к моему мускулистому телу и очень соблазнительно хихикала. И теперь, совершая утренние процедуры, наконец, чувствовал, что моя жизнь изменилась, изменилась так, как я не мог предположить ещё месяц назад. Мне нравились эти изменения, и я был уверен, что сомневаться уже поздно, теперь пойду до самого конца, каким бы он ни был.

Третья глава.

12 июля 1996 года где-то в двухстах километрах от Москвы лаборатория у портала.

Со своим коллективом мы собрались обсудить дальнейшие наши перспективы у меня в "тайной лаборатории". Вернее не в самой лаборатории, а на лесной поляне, где мы расстелили цветастую скатерть со всякой закусью и напитками. Я вытащил из дома старый потемневший от времени большой самовар и разжег мангал. Правда, от приготовления мяса я был недружелюбно отстранён коллегами под предлогом, что — "ты опять всё засушишь, как и тогда", но я не особо возражал. Готовить шашлык я и вправду умел не так чтобы очень, никогда вовремя не замечая, что его нужно переворачивать или снимать вовсе, до тех пор пока он уже совсем очевидно не почернеет. Хотя и коллективное приготовление мяса коллегами тоже вызывало у меня некоторые опасения за конечный продукт. "У семи нянек дитя без глаза" — как говорит народная поговорка, а тут не дитя, но тоже что-то ценное. Впрочем, в этот раз я напрасно беспокоился, и мясо получилось относительно съедобным. Хотя так по мне его бы ещё минут пять-десять над углями подержать было неплохо.

После того, как мы отведали уже вторую порцию шашлыка, запивая кто горячим, а кто и немножко горячительным, я вкратце пересказал народу свой разговор с "конторскими" и огласил собственное решение о дальнейших работах. И всё же некоторое чувство, что меня как-то дешево купили, взяв на патриотизме и какой-то там "любви к родине, партии и народу", вот бы знать, как эта "любовь" выглядит, ещё долго не покидало меня после. Отчасти это сказалось на том, что мой коллектив вместо того, чтобы сразу же дружно с криками "Ура!" поддержать меня после моей "пламенной речи с броневика", ударился в жесткие позиционные споры. Когда кончались аргументы, начинали переходить на личности, и больше всего досталось, естественно, мне. Дело постепенно начинало пахнуть дружеским лёгким мордобоем, что у нас один раз уже было при обсуждении практических перспектив одного научного открытия. Но то дело давнее, а сейчас эмоции и крики вот-вот перейдут черту аргументированного рукоприкладства. Я уже сжимал за спиной кулак, прикидывая, кому из своих ближайших оппонентов первому смачно вдарить по уху, когда в лесу послышался шум мотора. К нам ехали гости, те самые "конторские", с которыми на сегодня назначена встреча и предполагалось дружеское знакомство наших коллективов. Медленно из леса к нам приближался большой армейский многоосный грузовик с большим железным кузовом, остановившийся метрах в десяти от места, где располагалась наша уже не такая и дружная компания.

— Привет, Сергеич, — издалека поприветствовал меня Сергей, выпрыгивая из кабины и махая рукой. — Сейчас ещё автобус подъедет, подождите чуть-чуть, — продолжил он, подходя ко мне и здороваясь за руку.

— Вы бы сюда ещё на танках приехали, — злорадно отвечаю ему я, — зачем вам грузовик да ещё автобус нужен, что, обычные джипы или "буханки" уже отменили?

— Ну что же ты не сказал заранее, приехали бы на танках, — ухмыльнулся Сергей. — Вот только потом жить в танках как-то неудобно будет. А в автобусе у нас даже кондиционер есть. Правда он исключительно для северных условий, только нагревать может. Самое то для середины лета, ага.

-Так вы что, сюда к нам на постоянное жительство пожаловали, — недоумевал я, что сказалось на моём голосе.

— Гораздо хуже, Сергеич, — тон голоса Сергея стал строгим, чтобы я вдруг не решил, что он просто шутит, — вы все теперь тоже будете постоянно здесь жить.

Если сказать честно, то я от слов Сергея практически впал в ступор. Хотя сначала он говорил несколько насмешливо, но общий тон в конце выдавал вполне серьёзное заявление. Я оглянулся и посмотрел на своих коллег, которые весь наш диалог прекрасно слышали, и теперь пребывали в лёгком замешательстве, внимательно глядя то на меня, то на него.

— Хорошо, я оценил шутку, — взяв себя в руки после некоторой молчаливой паузы, ответил нахмурившемуся эфэсбэшнику. — А теперь рассказывай серьёзно, что вы там без нас за нас нарешали в своей "Конторе"?

— Сергеич, всё серьёзней некуда, — уже вполне по-деловому, без резкости в голосе продолжил Сергей. — Ваше неожиданное открытие нуждается в режиме срочной и чрезвычайной секретности, так как ставки в возможной игре будут больше чем жизнь... ваша жизнь, вернее — наших жизней вместе взятых.

Сзади мой народ уже начал роптать, высказывая своё недовольство такими наглыми "предъявами", и в этот момент из леса показался "автобус", если таковым можно назвать ещё один большой армейский грузовик, вместо кузова которого была установлена пассажирская часть от старого автобуса, правда с затемнёнными стёклами. "Автобус" остановился, открылись двери и на землю стали бодро выпрыгивать люди в полной боевой экипировке с автоматами в руках, быстро распределяясь по поляне, и сразу же занимая сектора обороны, как будто ожидая атаки неизвестного противника. Дело действительно было крайне серьёзно. Последними из "автобуса" вылезли Семён Петрович, Аркадий Михайлович и Дмитрий Анатольевич. Всё оперативное руководство было в сборе. Аркадий Михайлович не спеша направился в нашу сторону, явно собираясь немного разрядить возникшую немую сцену гоголевского "к нам приехал Ревизор, да-да, в самом деле — ревизор, а не какой-то там хрен собачий".

— Прошу нас извинить за столь бесцеремонное появление, — начал говорить Аркадий Михайлович, едва подойдя к нам. — От кого-то из числа здесь присутствующих, — он обвёл нашу компанию рукой, — произошла утечка информации, которую мы едва смогли перехватить. А потому, до тех пор, пока мы не выясним от кого именно, как и зачем, никто не покинет это место.

Вот тебе раз, хоть стой, хоть падай, у нас в дружном коллективе, оказывается, есть шпион из вражеской разведки. И пока мы его не поймаем и не покараем публично, так будем сидеть тут до "второго пришествия". Да, подкинула "Контора" нам первую задачку на сообразительность. Хотя, запросто могло быть и то, что нас просто так изящно разыгрывают, чтобы мы не особо возражали против всего того, что с нами будут делать. Классическая схема "разделяй и властвуй" в прикладном приложении к моему коллективу. Я подошел совсем близко к Аркадию Михайловичу, предложив отойти в сторону, чтобы поговорить с глазу на глаз.

— Это действительно правда, что вы сейчас сказали, или специальная такая "деза", чтобы быстро склонить нас к сотрудничеству? — тихим голосом спросил его, когда мы отошли от всех шагов на сто. — Если второе, то зря вы это, я так с вами работать не буду, и мои люди тоже откажутся. А из-под палки у вас всё равно ничего путного с нами не выйдет. Что такое "итальянская забастовка", надеюсь вам знакомо?

— Я знал, что вы мне не поверите, а потому привёз доказательства, которые убедят именно вас, — Аркадий Михайлович посмотрел мне в глаза, правда, без явного давления во взгляде. — Вы сами как раз вне всяких подозрений, так как за вами лично сразу было установлено скрытное наблюдение, а вот кто-то из ваших коллег работает не только на вас. Вот послушайте сами, — сказал Аркадий Михайлович, доставая из кармана сотовый телефон неизвестной мне модели и нажимая на нем комбинацию кнопок, включая диктофонную запись.

Из двухминутной записи становилось понятно, что кто-то предлагает кому-то что-то за сумму в десять миллионов долларов. В этом "чём-то" легко узнавалось моё неожиданное открытие, да и запрашиваемая цена была совсем не маленькой, даже по нынешним временам "новых русских", кидающих миллионы направо и налево. А вот кто предлагает и кому, сейчас попробую выяснить:

— Скажите, а кому предлагает сведения о моём портале этот неизвестный мой коллега?

— Информация секретная, конечно, но я вам скажу. Клиент — представитель зарубежной разведки, которая постоянно везде суёт нос. Очень давно суёт нос и никогда не отступается от своего. И сделать с ней мы ничего не можем, времена сейчас не те, — с грустью в голосе заметил Аркадий Михайлович. — Но и мы не сидим без дела, сложив руки, и потому вы сейчас слушаете эту запись. Да, эта сделка ещё не состоялась, вот послушайте ещё одну, — он снова взял у меня телефон, включая следующий "музыкальный трек".

Из этой записи становилось ясно, что, несмотря на кажущуюся фантастичность предложения, потенциальный "богатый клиент" согласился на сделку без всякого торга. Видимо, те десять миллионов для него — сущая мелочь, так, едва на карманные расходы хватит. И ещё было ясно, что это далеко не первая подобная сделка между этими неизвестными "товарищами", так как упоминались некие "прежние расчетные счета", известные говорившим. А передача материалов, доказывающих моё открытие, и информацию о его местонахождении была запланирована ими на послезавтра.

— Вы случайно не узнаёте предлагающего, — спросил меня Аркадий Михайлович, — голос, конечно, изменён специальной аппаратурой, но вы своих людей давно знаете, может быть и опознаете. Сильно на это надеюсь.

Я прослушал обе записи ещё по паре раз. Голоса мне были совершенно незнакомы, у "шпиона" голос похож скорее на детский или даже ломанный женский. Но это был эффект работы специальной аппаратуры, как мне объяснил Аркадий Михайлович. Манера же речи говорившего, мне смутно показалась знакомой. Несколько затянутые окончания слов и общий ритм, такой особенно деловой. Вроде бы ничего особенного, сейчас многие так говорят, но уж больно часто я сталкивался с такой манерой в денежных разговорах с кое-кем.

— Да это же... это... — мгновенно закипел я праведным гневом, узнав мерзавца.

— Узнали? — Тихо и не особенно радуясь моим словам и эмоциям, спросил Аркадий Михайлович.

— Да, узнал, — выдохнул я, постепенно беря свои эмоции под контроль. — Вот ведь как бывает, столько лет работаем вместе, столько всего вместе сделали, и теперь до меня наконец-то дошло, почему некоторые наши разработки уходили за бугор под видом параллельно сделанных открытий. Пока мы эффект развивали, да проверяли всё по несколько раз, а там уже патенты да Нобелевские премии нужными людьми получались. Как же обидно тогда было. Вот ведь гадёныш...

Во мне опять закипела самая настоящая злоба, я был готов самолично придушить своего старого друга, коллегу, а по совместительству вражеского шпиона, но потом я снова взял себя в руки и спросил:

— И что теперь будем делать, я готов вам назвать виновного?

— Знаете что... — Аркадий Михайлович опять внимательно посмотрел на меня, что-то обдумывая при этом, — вы пока сделайте вид, что вы мне просто не поверили и расскажите своим людям именно ту версию, с которой подошли ко мне сами. А мы попробуем вместо реальной информации слить "голимое фуфло" нашим коллегам по ту сторону границы.

Я вернулся к своему коллективу, где на меня сразу накинулись с вопросами, общий смысл которых сводился к банальным — "Что", "Где", "Когда" и главное — "Кто".

— Ребята, — максимально расслабленно начал говорить я, хотя мне это давалось не так просто, после разговора с Аркадием Михайловичем, так что в голосе явно чувствовалась и злость, и некоторое волнение. — "Контора" нас просто хочет склонить к сотрудничеству весьма специфическим образом. Нагибают, короче.

— Да они совсем офигели, что ли? Шпиона, млять, поймали, хорошо, ещё не диверсанта-террориста, — зло распинался Антон.

— Будет им надо, — совершенно спокойно заметил я на его эмоциональный пассаж, — они тут и диверсанта поймают, вот посмотри на себя Антон, с твоими габаритами и такой рожей только в диверсанты идти, да террором заниматься. Кулаки твои вон по полпуда весом будут. С такими кулаками и никаких бомб не надо.

Народ уже смеётся, их немного отпускает, а я всё ещё активно думаю над тем, как можно выпутаться из возникшей ситуации. Ибо реальный расклад-то весьма препаршивый получается.

— Возьму и пойду в твои диверсанты, — не выдавая голосом своего насмешливого настроения, заметил мне Антон, — что бы тебе, Сергеич, за меня стыдно стало. Вот сейчас прямо пойду и что-либо разломаю нафиг голыми руками.

— Кстати, а это очень хорошая идея... — взяв небольшую паузу в разговоре, задумался я над проскочившей в моей голове мыслью. — Антон, вот ты, как физик-теоретик, ведь уже придумал примерную схему возникшего явления, да и формулы ведь какие-то вывел, так? Не зря же ты вчера перелопатил все записи телеметрии.

— Угу, есть такое дело, а что? — Антон немного напрягся, чувствуя, что я опять что-то такое придумал, и это ему, скорее всего, в конечном итоге крайне не понравится.

— Дело одно есть, потом поговорим... — я окинул народ твёрдым уверенным взглядом.

Возникла некоторая затянувшаяся пауза, народ снова подозрительно зашушукался, высказывая этим своё недовольство.

— Так, завязываем с пикником, — резко оборвал я нестройное шушуканье. — Пусть поляну "Контора" убирает, пойдём в лабораторию, есть серьёзный разговор ко всем без лишних ушей, пока туда жучков не понаставили, — заговорщицким тоном завершаю ещё не развившиеся дебаты.

Если сказать честно, то я не верил, что наш разговор будет действительно без лишних ушей и что "жучков ещё не понаставили" тоже, и, тем не менее, чувствовал — в окружении стен и без явного присмотра со стороны вооруженных автоматами "конторских спецов", мне с моим народом будет проще договориться. Теперь, когда старый "крот" стал мне известен, можно начинать игру не только в свои ворота, как оказывалось раньше. Мне было интересно, почему Аркадий Михайлович не просил меня назвать того, кого я опознал. Тут возможны разные варианты. В одном из них — самом вероятном — он сам знает его и будет просто смотреть, что я делаю. А вот во втором... во втором возможна какая-либо иная игра с двойным, а не то и с тройным дном, в которой меня будут проверять на пригодность к специфической организаторской работе в условии недостатка информации, кризиса доверия и давления извне одновременно. И что мне со всем этим теперь делать не очень понятно. Так, простых путей мы искать не будем, следовательно, работаю по второму варианту. Попробуем составить систему уравнений с известными и неизвестными.

Что мне рассказал прямо и между строк Аркадий Михайлович? Он доказал мне, что имеется утечка информации, но не сказал от кого конкретно из моего коллектива она идёт, типа может я и сам узнаю. Когда же я определил от кого, это его не сильно заинтересовало. Зачем он мне это рассказал в таком виде, особенно учитывая, что информацию об утечке довели до всего коллектива и до "крота" тоже? Итак, мысленно записываем первую строку уравнения, и поехали дальше.

Что знает "крот"? Он знает, что его канал связи скомпрометирован. Он может не подозревать, что его самого уже вычислили, по крайней мере — делает вид, мол, я тут не при делах, но он точно знает, что тех десяти лимонов он уже так легко не получит. Скорее всего, теперь он предпочтёт временно "залечь на дно", и при первой возможности выскользнуть из страны, отправившись проедать "честно украденное" добро, думаю, канал экстренного отступления у него есть и далеко не один. Опять же национальность и родственники. Вот его отпускать никак нельзя...

Что нужно "конторе"? "Конторе" нужно предотвратить возможную утечку реальной информации, которая уже по факту почти состоялась, слив при этом свою дезинформацию, но сделать это так, чтобы на другой стороне не почувствовали подвоха. Если они сами знают, кто этот самый "крот", скорее всего так и есть, но не могут просто взять его в оборот и силой заставить сделать что им нужно, значит, такой вариант просто не пройдёт. Наверняка у опытных шпионов разработана система отделения достоверной информации от недостоверной по ничего не значащим деталям в самой информации или способах её передачи. Следовательно, "Контора" хочет, чтобы я так провернул всё дело, чтобы получилось именно то, что им нужно. Сами они сделать это не способны, вся надежда только на меня. Охо-хо, как же плохо играть в такие игры не будучи при этом реальным игроком... Что может сделать "Контора", если я не справлюсь со своей задачей? Разве только они способны прикрыть окончательный провал, надёжно зачистив все концы. А быть "зачищенным концом", да ещё, как у нас обычно, "в воде" мне как-то совсем не хочется. Вот ведь задачка, а что делать совершенно непонятно, в шпионских романах такие расклады мне как-то не попадались, да и у "конторских" так просто не спросишь, сами бы сказали, если бы знали.

Можно попробовать как-то убедить самого "крота" поработать в первую очередь на меня, благо я с ним давно знаком, мать его этак, а потом ещё раз этак. Но мне что-то не верится, что это вообще возможно, хотя попробовать стоит. Но когда-нибудь потом, желательно под угрозой зверского насилия или под этим самым самим насилием. Значит, его нужно как-то обмануть, убедить, что он находится вне подозрений, к примеру, переложив ответственность на кого-либо другого, мало ли у нас тут может быть шпионов, если есть один, то может быть и два. Одного поймали, все успокоились, а второй спокойно ушел, как будто ничего и не было. Вариант вполне рабочий, может пройти. Но ведь ещё нужно дать "кроту" возможность передать информацию, но вот как сделать так, чтобы вместо неё была нужная "Конторе" деза? Вот теперь я уже действительно ничего не понимаю, как это сделать. Стоит немного переключиться, чайку там попить, с народом пообщаться, наконец, а там и видно будет, может, мысля какая умная в мою голову придёт.

Когда коллектив расселся по стульям, скамейкам и частично подоконникам, и потянулся к посуде для чая, я высказал народу своё предложение:

— Итак, коллеги, что мы сейчас имеем: дорога, скорее всего, заблокирована полностью, и никто из нас отсюда не уедет, пока нам этого не разрешат. Есть неплохой вариант уйти пешком через лес, при желании могу помочь со звериной тропинкой, но и он не очень надёжен, вы видели, кто нас охраняет?

Народ закивал головами в знак согласия со сказанным мной. Хорошо, первое "да" получено, можно идти дальше.

— Соглашаться с тем, что нам предлагает "Контора" тоже не хочется, потому нам нужно предложить этим товарищам что-то, чтобы они от нас отстали. Предложения есть?

Вот за что я люблю мозговой штурм, так это за то количество совершенно фантастических идей, которые потом вдруг оказываются не совсем фантастическими. Больше всего споров вызвала идея воспользоваться порталом и дружно уйти в параллельную реальность, пусть там нас попробуют найти и поймать. Оно, конечно, предложивший её Славка и так отмороженный на всю голову, падкий на всякие радикальные меры, но это не по нраву даже мне. Другие идеи были не сильно оригинальнее. В результате, через пару часов активных споров, когда уже и у меня начал постепенно отсыхать язык, я вдруг понял, как можно разыграть имеющуюся комбинацию. С трудом добившись тишины, я нарисовал у себя на лице самый серьёзный вид, с которым обычно говорят по телевизору об очередном государственном перевороте в нашей стране. Я внимательно прошелся туда-сюда по лаборатории, внимательно проверил окна и дверь, с таким видом, как бы смотрю, не подслушивает ли нас кто снаружи.

— Итак, похоже, пришло время рассказать вам всю правду о портале, — глубоко вздохнув на публику, начал свою речь я. — На самом деле основной портал находится не тут, здесь только сделанные на скорую руку временные врата, которые вскоре рассосутся сами собой, и придётся строить новые.

Народ внимательно уставился на меня, уже совсем не понимая каких-либо шуток с моей стороны. Да, их вполне можно понять, но мне-то от этого не легче.

— Сергеич, опять ты нам мозг плавишь, — первым вылез Антон, — нехорошо так поступать...

Вот кто мне как раз сейчас нужен, так именно он. Без него моя игра не сработает, но потом именно с ним потребуется договариваться особо. И что ещё он от меня за всё это захочет, я даже не догадываюсь. Тип он не злобливый, но всегда себе на уме.

— Антон, вот ты единственный, кто внимательно смотрел данные системы телеметрии установки, и что по ним можешь сказать?

— Фигня какая-то, а не данные, вот что могу сказать, — резко фыркнул он. — Ничего работать не должно, но ведь как-то работает, сам видел.

Народ теперь внимательно смотрел на Антона, ему подчас веры было куда больше чем мне. Другое дело, что он не догадался ещё, что те данные, которые выдаёт моя система телеметрии, нужно перемножать на некоторые поправочные коэффициенты, а некоторые параметры нужно и вовсе менять местами. Сделал я это паскудство по старой памяти, а вот теперь оно может пригодиться опять.

— Вот! — Я снова привлёк внимание к себе, выдерживая паузу. — Антон, ты сам посуди, работать не должно, а эффект есть. Представь теперь, что сам портал находится где-то ещё, а тут просто удерживается временный эффект искривления пространства-времени мощным магнитным генератором поля, создающий то самое "окно". Как это будет, по-твоему?

— Хм... — задумался Антон, — в принципе, если так, как ты сейчас говоришь, то тогда может быть. По крайней мере, мне теперь ясен бардак с откуда-то берущейся энергией. Я пока не понимаю общего принципа, как это может вообще работать, но это уже куда более похоже на правду. И долго это "окно" здесь будет держаться, по-твоему? — Он задал вопрос мне.

А шпион внимательно прислушивался к нашему диалогу, впрочем, как и остальные коллеги.

— Неделю может и подержится, максимум — две, — я немного поморщился, продолжая играть свой спектакль на публику. — А потом вообще в этом месте его долго невозможно открыть будет, уж больно место "замагниченным" станет, придётся другое искать. Именно поэтому сам портал и места, где он проявляет видимый эффект, разнесены в пространстве. "Окон" вообще можно создавать множество, а вот второй такой портал сделать пока невозможно.

Я закончил читать свою краткую лекцию очередной "версии правды" и посмотрел на своих коллег. Народ явно немного расслабился и снова зашумел, ко мне посыпались вопросы, главный из которых был — "а где ты спрятал настоящий портал-то?" И как раз основным инициатором этого вопроса, естественно, был тот самый шпион. Попался, голубчик, сейчас я тебя заинтригую, как следует.

— Настоящий портал потребляет много энергии, — снова начал читать народу свою лекцию. — Очень, очень много энергии, понимаете? А она ведь денег сейчас стоит. Кстати, установка формирования "окна" как раз часть этой энергии и выделяет в окружающее пространство, получается как бы из воздуха, а на самом деле это просто эффект подключения к межпространственному лучу, который и создаёт настоящий портал. Может быть, когда-нибудь нам удастся так энергию передавать практически и без проводов и без потерь, собственно это и была основная идея моего исследования, в результате которого возник портал. Но это пока только далёкие перспективы на будущее, — закончил я говорить.

— Хочешь сказать, что ты с энергетиками снюхался, и на ближайшей АЭС целый реактор в аренду взял? — Шпион решил не отпускать меня, не выяснив для себя все оставшиеся важные детали.

— Ага, так и есть, — уверенно ответил ему. — Генератор самого портала занимает относительно мало места, и расположен на одной АЭС, на какой, извините, не скажу. Секрет.

Это была, естественно, чистейшая ложь, но она более-менее вписывалась в возможное представление народа о возможном и не очень возможном, а также совершенно невероятном. Проверить эту информацию вражеским разведкам теоретически возможно, но если немного подсуетятся "конторские", то нужный ложный след для них специально вовремя создадут. Теперь осталось решить вопрос с отвлекающим маневром со вторым шпионом, на роль которого я уже подобрал подходящего кандидата. По-тихому отозвал Антона в сторону, пока остальной народ увлёкся бурным обсуждением высказанной мной информации. Мы выскользнули наружу из лаборатории и отправились в сторону отдельно стоящего строения, типа "сортир деревенского типа".

— Дело есть на миллион, — заговорщицким тоном начал я.

— Что опять всё не так рассказал что ли? — Удивлённо спросил он меня.

— Да, всё не так, но об этом потом, мне нужно, чтобы ты стал тем самым шпионом и кое-что сделал лично для меня.

— Ты совсем офигел, Сергеич, я не пойму к чему ты клонишь. — Антон начал было закипать, и это было плохо.

Придётся посвящать его в реальную тайну, чего я пока не хотел делать.

— Офигеешь тут, — с явным раздражением в голосе заметил я, — когда твой старый товарищ и коллега, оказывается, работает на иностранную разведку. Помнишь проект восемьдесят восемь?

— Это когда тем двум англичанам Нобелевку дали за то, что вы тогда открыли на полгода раньше их? — Сразу же догадался он. — Так они же просто одновременно с вами по той же самой теме работали и оказались несколько шустрее в плане публикаций.

— Я раньше тоже именно так думал, — задумчиво подхватил за ним, — однако только сегодня, наконец, узнал от сам знаешь кого, что это далеко не так. Да и тогда мелкие детали не сходились. Откуда у англичан были нужные материалы, если их никто кроме нашей лаборатории не производил? А ведь эффект без них невозможно описать было, а уж тем более экспериментально его подтвердить. Помнишь, ты сам тогда работал над установкой?

— Так ты теперь считаешь, что произошла утечка? — Антон сильно озадачился.

— Не просто считаю, а совершенно уверен в этом, и даже знаю через кого конкретно, — тяжелым вздохом выразил свои сожаления на сей счёт.

— Расскажи, — очень внимательно уставился на меня старый коллега и приятель.

— Извини, не всё так просто. За информацию о моём портале кое-кто десять лимонов в президентах запросил и ему их готовы дать, но это не самое главное... — ещё один вдох сожаления.

— Десять лимонов? Что бы я так жил — искренне возмутился Антон. — И это ты считаешь не главным, что же тогда главное, по-твоему? — С заметным напором в голосе спросил он.

— Хрен с этими лимонами, — отмахнулся от его напора я, — нам сейчас нужно слить дезинформацию, которую я вам только что тут рассказал, а для этого требуется создать реальному шпиону правильное ощущение, говорящее ему, что он вне подозрений. Понимаешь?

— То есть мне нужно официально взять предательство на себя? — Правильно понял меня он.

— Вот за что я тебя люблю, Антон, как за особую сообразительность. Я поговорю с "Конторой", они нам немного подыграют. Тебе сегодня нужно просто отсюда тихо исчезнуть и все дела.

— Когда? — Старый приятель уже готов действовать.

— Через час тихонько выходи на дорогу к трассе, тебя правильно встретят, — предложил ему вариант дальнейших действий.

— Надеюсь, хоть стрелять не будут? — Поёжился Антон.

— Думаю, как раз будут, но только для вида, постарайся не испачкать штаны, — я по-дружески подколол его, похлопав по плечу.

— Не боись, шеф, я твёрд характером, — он легонько толкнул меня кулаком в грудь. — Вот сейчас только хорошенько облегчусь, и мне будет проще, — усмехнулся он моей подколке, — потом с тебя полный рассказ и отдельная премия за риск.

— Обещаю, — облегчённо вздохнул про себя, отмечая, что очень легко отделался.

Зайдя в сортир, и побыв там пяток минут, Антон направился в лабораторию к остальному народу, а я пошел говорить с Аркадием Михайловичем, которого нашел практически сразу. Едва обратился к нему, собираясь рассказать, что придумал и что от них хотел бы получить, как был им остановлен.

— Алексей Сергеевич, не тратьте зря времени на долгие рассказы, мы всё прекрасно слышали, что вы говорили своим людям.

— Как? — Сильно изумился я.

Вместо ответа Аркадий Михайлович вытащил из моего кармана какую-то маленькую тёмную штуковину.

— Вот это "жучёк", которого я вам незаметно подложил в карман сегодня при нашей первой встрече, сказал он, демонстрируя мне в своих руках небольшую вещицу, напоминающую расческу для волос в пластиковом футляре. — И я даже удивлён, что вы сами до сих пор не нашли его. И, тем не менее, вы всё сделали так хорошо, что со своей стороны нам остаётся только всячески поддержать ваши планы. Кстати, что вы рассказали своим людям про портал, хотя бы частично является правдой? — Понизив свой голос, спросил он.

— Нет, это как раз вариант той самой реальной дезинформации, — уверил его я. — Вы сможете обеспечить необходимую проверку этой информации для наших заграничных "друзей" на какой-либо АЭС?

— С этим не беспокойтесь, вопросов не возникнет — кивнул мне Аркадий Михайлович. — Ваша версия поистине гениальна. Хочу выразить вам своё самое искреннее удивление, мало того, что вы всё верно поняли, но и сделали гораздо лучше, чем мы бы могли предполагать. У вас реальный талант к таким вот операциям, только опыта пока маловато. Но это вполне поправимо.

21 июля 1996 года квартира где-то на окраинах Москвы.

Прошла целая неделя после так удачно завершившегося шпионского скандала в нашем небольшом коллективе бывших и действующих научных работников. Первый блин получился совсем не комом, а вполне пригодным к употреблению в виде прямого дезинформационного канала. Жалко, достаточно кратковременного канала, который вскоре требовалось закрывать вместе с основными действующими лицами. А так я бы подкинул нашим зарубежным коллегам ещё несколько весьма интересных, но совершенно тупиковых идей, на проверку которых те запросто потратят много денег не получив ничего более. "Конторские" умудрились вычислить ещё нескольких ранее неизвестных для них агентов чужих спецслужб, а так же нашли весомый компромат на пару довольно-таки ответственных лиц в Минатоме, которые не гнушались продавать Родину мелким оптом. Всё это рассказал это Аркадий Михайлович, когда мы ехали в его машине, петляя по узким улочкам одной московской окраины. Он привёз меня на квартиру, где нас ожидали два совсем немолодых человека. "Деды", как я назвал их про себя, выглядели весьма интересно. Довольно неброские, но дорогие костюмы, под которыми, если очень внимательно приглядеться, угадывается кобура. Ясно, что "дедам" уже много лет, однако если приглядеться к деталям, то можно начать и сомневаться. Таким подтянутым атлетическим телам могут позавидовать и многие молодые, которым едва стукнул тридцатник. А по их движениям виделась достаточно специфическая подготовка, весьма свойственная постоянно занимающимся восточными единоборствами. Если бы я сам не занимался самбо, правда, скорее — чисто для здоровья и общей уверенности в себе, и достаточно плотно не общался бы с разными "единоборцами", то ничего бы такого бы и не заметил. Уж больно незначительны все эти мелочи в том, как человек держит руки, как смотрит, вернее — на что он обращает своё внимание в первую очередь, а на что потом. За всем их видом читалась большая жизненная сила и уверенность. Можно смело сказать — будет весьма трудно не выполнить их приказы, если таковые последуют.

— Знакомьтесь, сказал Аркадий Михайлович, — это наш СМЕРШ (сокращение "Смерть Шпионам" несколько особых подразделений действовавших с 1942 по1946 год), Фёдор Степанович и Степан Васильевич. Теперь они будут непосредственно работать с вами, а я вас сейчас покину. Думаю, вы быстро обо всём друг с другом договоритесь, так что не стану вам здесь мешать, — сказал он, покидая квартиру.

Про себя я пребывал в полнейшей уверенности, что все разговоры тут записываются на плёнку и Аркадий Михайлович всяко будет в курсе. Возраст и специфические особенности, которые я заметил, говорили мне о том, что эти двое "дедов" не просто каких-то "шпионов ловят", они, похоже, самое что ни на есть настоящее руководство всей той части "Конторы", которая занимается моим проектом. Понятное дело, что "деды" давно вышли на пенсию, но ведь известно, что в "Конторе" не бывает бывших. Чтобы изначально утвердиться, я сразу решил это проверить прямым вопросом.

— Правильно ли я понимаю, что именно вы, господа или товарищи, уж не знаю, как у вас там принято обращаться друг к другу, и будете определять всё то, чем я в ближайшее время собираюсь заниматься?

— Вы очень наблюдательны и делаете правильные выводы, Алексей Сергеевич, — подал мне свою мозолистую руку Фёдор Степанович. — Да, "господами" нас действительно лучше не называть, нам это несколько неприятно, а вот на счёт "товарищей" — мы сейчас здесь и определимся. Пойдёмте в комнату, выпьем чаю, разговор у нас предполагается долгим.

Некоторое время спустя мы пили ароматный чай, внимательно рассматривая друг друга. Я выжидал, думая про себя и теряясь в догадках, с чего начнут разговор эти двое, совершенно не представляя, что мне им говорить и что они ждут от меня. Да, абсолютно ясно — они полностью информированы обо всём произошедшем недавно в лесу. О том, что и кому из их более молодых коллег я говорил, и у них ко мне есть какие-то свои предложения. Сомневаюсь, что мне удастся от этих предложений отказаться, как бы я не старался. Когда нами было выпито по чашке, и чайник описал над ними круг, снова наполняя их ароматным напитком, Степан Васильевич, поставил чашку на столик и обратился ко мне:

— Алексей Сергеевич, сможете ли вы ответить нам на вопрос, что вы будете делать, если бы у вас появилась практически абсолютная власть. Не как у Бога, который, по определению, может абсолютно всё, а как у императора властителя всего Обитаемого Мира?

Мне сильно захотелось посмотреть на себя со стороны. Вид явно своеобразный, вызывающий у стороннего наблюдателя сильное желание улыбнуться. Из прежних разговоров с "конторскими" я уже знал — в этой теме тут всё очень и очень серьёзно. И перед ответом нужно не просто подумать, а подумать очень хорошо два, а лучше три с половиной раза. Или же поступить в лучших традициях одного очень хитрого народа, честно ответив вопросом на вопрос.

— Знаете, — немного помялся я, приводя свои мысли в порядок, — некоторое время назад я думал над этим вопросом, не совсем над этим, конечно, но немного похожим. В итоге так и не нашел для себя какого-либо удовлетворительного ответа. Ответ — "Мир во всём Мире", понимаю, совсем не тот, который вы от меня сейчас ждёте?

— Естественно,— улыбнулся чему-то в моём вопросе-ответе Фёдор Степанович, — но сможете ли вы нам обосновать, почему этот "Мир во всём Мире", вам не подходит?

Да, так просто от этих "дедов" не отделаешься, придётся включать свою "думалку" или хотя бы "догадывалку", проверка чего конкретного в моём представлении о мире тут идёт с их стороны.

— Если я не в чём принципиально не ошибаюсь... — задумчиво начал излагать им своё мнение, — человечество совсем не создано для мира. Человечеству в целом, а так же самым активным его представителям постоянно требуется или какой-либо сильный вызов, или злой враг, которого куда проще найти, чем ответ на вопрос о смысле жизни. Если нет ни того ни другого, любое развитие прекращается и начинается застой, потом разложение и, наконец — распад. Вся история человечества — это история войн. Войн больших и малых, известных и не очень. И даже мирные года часто были всего лишь годами подготовки к войнам и накоплением ресурсов для новых сражений.

— Действительно всё так и есть, — Фёдор Степанович с довольным видом переглянулся со Степаном Васильевичем, который тоже был явно доволен то ли моими словами, то ли своими мыслями. — И всё же, Алексей Сергеевич, представьте, имея огромные возможности по управлению людьми, на что бы вы, понимая естество человечества, направили бы свои силы?

Я снова задумался над заданным мне вопросом, и некоторое время молча пил уже немного подостывший чай. Потом собрал всякие пришедшие в мою голову мысли в нечто более осмысленное и ответил:

— Скажу вам честно, мне лично войны совсем не нравятся, но если их нельзя отменить в принципе, то требуется найти более мирную форму соревнования, которая, с одной стороны — создаст тот самый вызов и по максимуму напряжет все имеющиеся у людей ресурсы, а с другой — не перейдёт в открытую войну. Нужен баланс на грани, переход которой невыгоден никому и все это знают. К примеру, ещё совсем недавно таким соревнованием была гонка вооружений, которая, как говорят сейчас по телевизору, и стала причиной краха СССР. Не знаю, так это или нет, но сейчас я твёрдо уверен по своему опыту — гонка вооружений активно подстёгивала науку и технику. Ещё также раньше в шестидесятые и семидесятые годы действовала космическая гонка. Но после успешных полётов американских астронавтов на Луну эта гонка практически завершилась. Столько лет уже прошло с тех пор и никакого принципиального прогресса, сплошное топтание на месте, что у нас, что у них.

"Деды" опять переглянулись друг с другом, как будто я угадал какие-то их тайные мысли.

— А вы уверены, Алексей Сергеевич, что те самые американские астронавты до Луны долетели? — Заговорщицким тоном спросил меня Фёдор Степанович.

— Так об этом же написано во всех энциклопедиях, — искренне удивился я. — По телевизору ведь показывали прямую трансляцию, потом они же привезли сотни килограммов лунного грунта...

— Вот именно, во всех энциклопедиях написано и по телевизору показывали, — Фёдор Степанович снисходительно посмотрел на меня, как будто я сказал какую-то очевидную глупость. — Написать в энциклопедии гораздо проще, чем долететь до Луны и вернуться обратно. Не мне вам об этом рассказывать, вы учёный, вам лучше всё это должно быть видно. Кино тоже снять можно так, уже и не отличишь его от реальности. А вот настоящего американского лунного грунта, скажу я вам по большому секрету, до сих пор никто так и не увидел из реально независимых учёных.

Тут я удивился ещё больше. Уж в чём-чём, а в том, что американцы бывали на Луне и добились больших успехов в космосе, я прежде нисколько не сомневался. Не то, чтобы раньше сильно интересовался, впрочем, так, среди моих коллег и знакомых иногда ходили разговоры на эту тему. И никто из них не ставил под сомнение реальность американской лунной программы, хотя отдельные её моменты и технические нюансы действительно вызывали некоторые сомнения, хотя и небольшие, вполне списываемые на секретность в этой теме и большую удачу американских конструкторов. И не только американских, всё же ракету "Сатурн-5" разрабатывал немец Фон Браун. Да и наши космонавты по телевизору не один раз подтверждали американскую версию.

— Вы хотите сказать, что американская лунная программа была не совсем настоящая? — С большим сомнением в голосе спросил я.

— Почему же ненастоящая? — Удивлённым тоном ответил мне Фёдор Степанович. — Программа самая, что ни на есть настоящая, просто так и не завершенная реальными достижениями официально объявленных целей. Вместо реальных полётов космонавтов к Луне была сделана хорошая инсценировка, а вместо реального лунного грунта представлены дроблённые "лунные метеориты", которые предварительно собирали в Антарктиде.

— "Лунные метеориты", — улыбнулся я очевидной для меня глупости в словах Фёдора Степановича, — а откуда они взялись, особенно в Антарктиде? Вы ничего, случаем, не путаете?

— Мы нет, — твёрдо ответил мне Фёдор Степанович. — Просто эта история мало кому известна в мире. Сами американцы, понятно, о ней не говорят, а специалисты по теме просто не в курсе. Но нам, как вы понимаете, всё это знать полагалось по служебной необходимости, — тут он остановился, раздумывая, о чём мне дальше рассказывать. — Значит, есть такое дело, во-первых, на Землю падает немалое количество тех самых "лунных метеоритов", которые выбиваются из самой Луны падением других метеоритов. Большая часть их падает обратно на Луну или улетает в космос, но кое-что долетает и до Земли. Это понятно, да?

Я кивнул головой.

— Так вот, во-вторых, чтобы найти редкий "лунный метеорит" нужно собрать множество метеоритов вообще. А сделать это можно только в Антарктиде, где любой посторонний предмет очень хорошо заметен на белой ровной поверхности из плотного слежавшегося за годы снега и льда и где эти посторонние предметы могли копиться веками. Перед запуском "Аполлонов" американцы устроили большую экспедицию в Антарктиду, где и собрали большое количество метеоритов, среди которых обнаружились несколько "лунных".

Если честно, я не знал, как мне отнестись к полученной информации. С одной стороны — Фёдор Степанович говорит очень убедительно, и я не вижу в его словах каких-либо логических противоречий, но всё равно чего-то такого не хватает, чтобы ему полностью поверить. Если обо всём этом было известно советским спецслужбам, то почему они ничего не предприняли? Ведь это была бы настоящая сенсация...

— Тогда я не понимаю, почему Советский Союз, зная обо всём этом и, более чем уверен, имевший доказательства такого обмана, со всем этим согласился? — С некоторым возмущением в своём голосе спросил я. — Неужели уже тогда наше руководство страны полностью продалось Западу?

— Вы помните такие слова из тех времён, как "разрядка", "потепление отношений между странами", "вхождение СССР в мировую торговлю"? — С заметной укоризной посмотрел на меня Фёдор Степанович.

— Неужели тогдашнее руководство страны на всё это легко купилось? — Не собирался я отступать от своего мнения.

— Нет, это были лишь "пряники", — покачал головой Фёдор Степанович. — Но у наших "западных партнёров" был и хороший компромат на некоторых тогдашних руководителей страны, его публикация привела бы к быстрому окончанию их карьеры, а для кого-то всё это оказалось бы вообще несовместимо с жизнью. Вот и сторговались они тогда по-хорошему, что впоследствии и привело наше государство к современному положению дел. Нам же, кто всё знал, просто приказали молчать. Государственные интересы и всё тут!

— А почему тогда не возмутился никто из обычных людей, особенно специалистов в ракетной и космической технике. Неужели им всем тоже приказали молчать? — Во мне сейчас отчаянно боролся скептик и соглашатель.

— Кое-кому действительно приказали, — утвердительно кивнул мне Фёдор Степанович. — Но таких, кстати, было совсем немного. Просто для наших людей такой грандиозный обман на государственном уровне казался совершенно невероятным явлением, вкупе с тем, что реальную информацию и подробности об американской программе никто до них не доводил. А вот в самой Америке сомневающихся хватало. И в газетах статьи писали и книги публиковали малыми тиражами. Впрочем, их голоса до СССР просто не доходили, а в самой Америке им тоже никто не верил. Просто верить в подобное там никому не хотелось, ибо омрачало большую радость от столь грандиозных успехов страны.

— Ага, теперь я понимаю, куда вы меня склоняете, — у меня сложилось некоторое понимание того, зачем мы тут вообще разговариваем, о котором я решил переспросить. — Время за границей портального перехода вполне соответствует именно тому, когда возможно реальное вмешательство с целью недопущения космической афёры и направления развития той цивилизации вверх. Но я думаю, что это далеко не единственная задача, которую вы мне хотите поставить, так?

— Безусловно, — подтвердил мои слова Фёдор Степанович. — Задач хватит не только вам, но и многим из тех, кого вы сможете привлечь, как из того мира, так и из нашего.

— А можно ли мне заранее познакомиться со списком этих задач, а то некоторые из них мне могут показаться, хм... слишком неправильными? — Уже прикидываю, сколько на меня всего сейчас навалят, унести бы.

— Список задач будете составлять вы сами. Практически самостоятельно и без какой-либо нашей помощи, — сумел снова удивить меня Фёдор Степанович. — Сейчас для всех нас главное согласовать лишь общие цели нашего возможного вмешательства в тот мир и перспективы всего этого вмешательства для нашего здешнего мира.

— Для нашего мира? — Снова переспросил я. — Но мы ведь не имеем возможности из того "прошлого" менять наше здешнее настоящее. Наши миры не напрямую связаны друг с другом, это "параллельная реальность", которая лишь похожа на наше прошлое, причём, полностью ещё неизвестно насколько.

— Наше настоящее менять и не нужно, — опять озадачил меня Фёдор Степанович, — нужно менять наше будущее. Вы же видите, что происходит вокруг? Только не говорите мне, что это вам нравится.

— Так вы всё это и без меня сможете сделать, — резко ответил ему. — У вас тут есть и сила и люди, возможности о которых я даже не догадываюсь, как же вам поможет тот мир, если оттуда всё равно ничего не удаётся пронести сюда?

— Вы не правы, Алексей Сергеевич насчёт того, что ничего нельзя пронести оттуда, — не отреагировав на мои эмоции, заметил Фёдор Степанович. — Вы можете оттуда пронести информацию, пускай только в своей голове, но и этого для нас будет более чем достаточно, чтобы воспользоваться теми самыми "возможностями, о которых вы даже и не догадываетесь".

— И какая информация может быть вам полезна? — У меня появился явный интерес.

Я вполне понимаю, когда информация из будущего может оказаться весьма полезной в прошлом, а вот наоборот... тут что-то должно быть особенное, до чего я пока действительно не додумался.

— Это достаточно большая тема для отдельного разговора, — попробовал отмахнуться от моего вопроса Фёдор Степанович. — Мы, несомненно, к нему ещё не один раз ещё будем возвращаться, а теперь просто подумайте, как в нашем мире люди проходят в большую власть? Или к большим деньгам.

— Ну... — серьёзно задумался я, борясь со своими множественными сомнениями в этой теме, прежде чем высказать "официальную точку зрения". — Выборы там, через карьерную лестницу, по знакомству с кем-либо во власти, за другие деньги, наконец...

— Всё это только на поверхности, — Фёдор Степанович про себя явно что-то отметил и снова обратился ко мне. — Вот вы, к примеру, имея большие деньги, большое влияние, большие амбиции, могли бы допустить до власти кого-либо другого, кто при малейшей возможности может оставить вас без всего этого, или просто как-либо угрожать вам?

— Нет, естественно, — твёрдо ответил я, хорошо чувствуя, как меня подводят к нужным ответам и верному пониманию. — При таком раскладе, если бы я сам не мог бы по каким-либо причинам иметь официальную власть, то продвигал в неё только тех людей, которые мне лично преданы или полностью зависят от меня, и кого при любой необходимости я мог бы легко уничтожить. Если этим людям невозможно доверять по другим причинам. А тем, кто, идя на выборы, обещает избирателям и всё что только можно пообещать, совершенно не задумываясь о том, что всем всё дать нельзя в принципе, невозможно доверять просто по определению.

— Теперь-то вы прекрасно понимаете, как устроена вся эта "демократическая система", которую сейчас так активно строят у нас? — Утвердительно кивнул мне Степан Васильевич, перехвативший нить разговора со мной у Фёдора Степановича. — Официальная выборная власть — это всего лишь скрывающая реальное положение дел декорация. И реальных правителей от остального народа. В официальной власти сейчас нет практически ни одного человека, не имеющего своего скелета в шкафу, причём, не простого скелета, а такого, о котором имеют веские доказательства более "грамотные люди". Имеющийся компромат на тебя и определяет насколько тебе можно доверять. Для многих политиков и больших бизнесменов реальная карьера начиналась не с хорошей работы, а с серьёзного преступления. И потом, когда их поймали, или когда они сами заранее захотели уйти от ответственности, им сделали предложение, от которого они не смогли бы отказаться. "Чистеньких" в мировой власти нет, да и в крупном бизнесе тоже, иерархия подчинения строится исключительно на владении компроматом. Кто на кого компромат имеет — тот тем и управляет. Чтобы ввести во власть или в большой бизнес нужного по каким-либо качествам человека, ему сначала строят специальную "подставу". Желательно "без срока давности", хотя это и не обязательно. Потом, при необходимости, его мажут ещё сильнее, и он дальше вынужден работать исключительно на своих хозяев, кто его грамотно "замазал", а потом "отмазал". И если тот мир, по ту сторону вашего портала, исторически тождественен нашему, то и нам в нём будет проще работать, и для многих здешних гадов можно хороший укорот организовать, найдя там нужную информацию с реальными доказательствами. Главное знать, где и что нужно искать, пока всё хорошо не спрятали. Сейчас мы не имеем здесь реальных сил, чтобы справиться со всей этой мерзостью, всё давно повязано, шансов нет. Стоит нам один раз серьёзно рыпнуться, прищемив кого-либо из списка "неприкасаемых", от которых тут всё полностью зависит, и нас всех просто задавят. Вроде бы мы многое знаем, но приходится стискивать зубы и часто проходить мимо, улыбаться в лицо тем, кого хочется просто пристрелить. А особенно тяжело становится от того, что мы прекрасно знаем, куда нас сейчас ведут. Если максимум через четыре года нам не удастся изменить направление движения страны, то она распадётся на множество мелких осколков, которые, впоследствии, превратятся во что-либо подобное тому, что творится в некоторых странах Африки. Вы этого хотите?

Слушая Степана Васильевича, я внутренне содрогался, постепенно представляя себе реальное положение дел в нашем мире. Представление о том, что — "политика грязное дело", оказывалось слишком уж чистым и светлым, по сравнению с этой вот грустной реальностью. И если я начну вмешиваться в исторический процесс сам, что-либо изменять в нём, то для меня будет важно оставаться при этом честным человеком, иначе просто нет смысла. Чтобы убив дракона самому не стать таким же монстром. Мир от этого не станет лучше, а вот я в своих глазах потеряю себя. И плевать, что всегда всему можно найти для себя оправдания, я категорически не собираюсь этого дать. А если меня вдруг захотят втравить в мировую политику... м-мать...

— Надеюсь, мне лично не потребуется совершать какое-либо особо гнусное деяние, чтобы у вас на меня появился компромат? — Решился уточнить, что меня сейчас взволновало больше всего.

— Нет, не потребуется, — снова взял слово в разговоре Фёдор Степанович. — Вы его уже сделали, создав свой портал, потому если вас крепко не охранять, то долго вы не протянете. Слишком много найдётся желающих оставить в мире всё так, как сейчас есть, и ещё хватает тех, кто хочет всё резко поменять исключительно в свою пользу. И для всех них вы абсолютно лишний элемент в их стремлении получить дающиеся вашим порталом возможности.

— А для вас я разве не лишний? — Решился пойти на некоторое обострение, пытаясь уловить ответные эмоции своих собеседников. — Кто вам мешает воспользоваться имеющимися возможностями, а меня вынести за скобки уравнения? Я же, как отдельный элемент, для вас абсолютно ненадёжен.

— Почему же ненадёжен? — Не поддался на мою провокацию Фёдор Степанович. — У вас, в отличие от многих прочих, совесть есть. Такая особая — "Русская Совесть" называется. И патриотизм ваш отнюдь не фальшивый. А по совокупности многих ваших качеств, лучшего человека для осуществления наших планов нам просто не найти. Считайте, Алексей Сергеевич, что это судьба, которая выбрала вас, и ваш крест, который вам теперь нести далеко и долго. Ну а мы чуточку поможем и направим, если вы случайно заблудитесь в пути.

— Ладно, — наконец-то успокоился я, — почти всё понял. Тогда расскажите, что же теперь мне нужно сделать?

"Деды" снова переглянулись, выглядели они вполне довольными, видимо наш разговор шел именно в том направлении, как им и было надо. Я не уверен, что мне сказали всю правду или вообще сказали правду, впрочем, и без неё всё очевидно, если присмотреться и подумать, а уж если грамотный вопрос задать, так и вообще. И плевать, что меня могут использовать втёмную, не посвящая в свои истинные планы, с этим разберусь позже, главное — мне дают возможность проявить именно то, чего мне и самому бы сильно хотелось. А вообще такое складывается впечатление — меня просто хотят заранее немного подстраховать от многих возможных ошибок, которые я бы непременно совершил, если бы сразу бездумно бросился в тот мир "вершить свою справедливую версию истории". Мне подсказывают, что нужно сначала долго думать, высчитывая варианты вмешательства и только потом что-либо делать. Нет, всё же они правы, требуется внимательность и осторожность, тщательное планирование, а главное — только реальные цели и никакой злостной маниловщины. И если прошлое из того мира может изменить неизбежное будущее нашего, я готов прыгать выше своей головы и разбиваться в лепёшку. Эх, будь я чуть помоложе...

Мои собственные размышления не остались незамеченными внимательными собеседниками.

-Что делать, что делать... — с некоторой укоризной в голосе продолжил Степан Васильевич, — многовато для вас теперь дел. На этой стороне вы будете учиться, учителями и учебными материалами по возможности мы вас обеспечим, а на той начнёте активно строить "светлое будущее". И начнёте именно с него, причём, чем раньше начнёте — тем всем будет лучше.

— А как отличить "светлое будущее" от, хм... "тёмного"? — спросил его с нотками лёгкого недоумения в своём голосе. — Вот, сколько раньше рассказывали нам про строительство этого самого "светлого будущего", а оказалось, что построили какое-то "серое настоящее"...

— Не придирайтесь так к словам, — отмахнулся от моего язвительного вопроса Степан Васильевич, — чтобы отделить одно будущее от другого, нужно просто использовать правильные слова. Что скажете, если вместо малопонятного "света" будут, к примеру, "позитивные перспективы"?

— Так лучше, впрочем, тоже звучит достаточно неопределённо и не совсем понятно, — замялся я.

— Полной определённости тут достигнуть нельзя, — заметил Фёдор Степанович. — Будущее для нас всех — это всего лишь некоторый набор каких-то ожиданий. Если мы ждём для себя и своих детей чего-то позитивного по нашим представлениям, и это со временем становится реально достижимым — то и само будущее для нас становится "светлым". Мы видим свет впереди, мы идём к этому свету, а не просто убегаем от тьмы, которая осталась позади. Тьмы, где ни у кого из большинства людей не было никаких перспектив в жизни. Вспомните историю поздней Российской Империи и подумайте, почему большевики победили после революции и утвердили свою власть в результате гражданской войны. Они предложили простым людям ту самую перспективу, показав тот самый "свет", и за ними пошли людские массы. Пошли нередко на верную смерть, понимая, что возврат к прошлому будет хуже самой смерти. И подумайте хорошенько на тему того, каким хотели увидеть своё будущее люди по ту сторону портала, они, ещё хорошо помнящие революцию и две войны, что они ждали от этого самого будущего, каким хотели видеть будущее своих детей, то самое наше настоящее. Что получилось в итоге, наглядно показывает история нашего мира. Думаю, для вас очевидно несоответствие всего этого, и в том мире пока ещё многое можно исправить. И когда вы будете готовы приступить к работе — просто дайте нам знать.

-Я готов приступить к работе хоть завтра, — бодро отрапортовал я, — но пока так и не понимаю, что же конкретно мне нужно делать. Мысли — да, есть, но вот конкретика необходимых действий ускользает от моего взгляда.

— Для начала вам придётся легализоваться в том мире, создать свою постоянную базу, а также несколько временных. Затем привлечь людей и осуществлять целенаправленное влияние на ключевых лиц государства, — Фёдор Степанович посмотрел на меня как бы сверху вниз, как строгий учитель на нерадивого ученика, который в очередной раз не понимает его объяснений простейшей задачи.

— Легко вам говорить, "легализоваться и осуществлять влияние на ключевых лиц государства", — ничуть не смутился я тому лёгкому давлению, что на меня сейчас оказывали. — Там хоть и не тридцать седьмой год, но органы-то не спят. Впрочем, кому я это говорю...

— Вот тут мы вам реально поможем, — уверил меня в своей исключительной полезности Фёдор Степанович. — Через три дня для вас изготовят документы того времени и подберут соответствующую одежду. Деньгами для начала тоже обеспечим, хотя потом этот вопрос вам потребуется решать самостоятельно уже на месте. Но это всё не главное. Лично я напишу письмо одному хорошему человеку, которое вы передадите ему только там, где я укажу, и, возможно, вы сможете рассчитывать на его помощь с той стороны. Но сильно не обольщайтесь, всё будет зависеть исключительно от ваших собственных действий.

Четвёртая глава.

17 декабря 1953 года, деревня в нескольких километрах от окна портала.

Шла уже вторая неделя моего пребывания в "мире прошлого". Ох, как это не просто вживаться в другое время, постоянно себя контролировать, чтобы не сказать что-то не так, и вообще наблюдать, наблюдать и ещё раз наблюдать. Наша условная легализация прошла относительно легко. Как и следовало предполагать, Степан Васильевич написал письмо самому себе, вернее — своему двойнику из мира прошлого. Вроде бы и немудрёная затея, однако, передавать это письмо требовалось очень осторожно. В этом прошлом Степан Васильевич уже стал весьма значительной фигурой, и подойти к нему, чтобы передать письмо так просто было нельзя. Осложнялось всё ещё тем, что передать письмо требовалось в очень неформальной обстановке, чтобы никто ничего не мог видеть, а тем более что-либо заподозрить. Время-то было весьма специфическим, всё же недавно произошла смена верховной власти, и спецслужбы очень активно наблюдали друг за другом, особенно за руководителями. Им куда лучше за партийным руководством последить, может нам бы совсем и не пришлось вмешиваться в здешний исторический процесс. Но нет, здесь тоже уже хватает местных "неприкасаемых".

Больше суток я просидел на одном московском чердаке, где размещалось тайное хобби большого человека Степана Васильевича — маленькая голубятня. Это, пожалуй, единственное место, которое не было под явным наблюдением, и где появлялся реальный шанс передать письмо своему адресату. Впрочем, шанс этот существенно осложнялся тем, что можно запросто получить пулю в лоб. Степан Васильевич начинал свою войну ещё в 41-м году и закончил её только в 46-м, при этом не получив ни единой царапины. И совсем не потому, что большую часть времени просидел в тылах, что впрочем, именно так и было, а потому, что, как он сам выражался позже — "хорошо смеётся тот, кто первым точно стреляет". Меня от быстрой и бесславной кончины спасло то, что к моменту прихода молодого Степана Васильевича к своим любимцам, я окончательно продрог и не мог сделать ни одного резкого движения в принципе, и это было хорошо заметно. Он даже пистолет из кобуры не стал доставать. Я уже и не припомню, о чём мы тогда говорили, но столь важный контакт состоялся. Естественно, даже после прочтения письма от самого себя, Степан Васильевич мне не поверил, пришлось показывать выход портала ему и второму ещё молодому "деду". А ведь тут на дворе стоял совсем не май месяц, и здоровья мне "охота на волков", под видом чего и произошла демонстрация портального выхода, совсем не добавила, особенно если учесть мои прыжки туда-сюда через этот самый портал. Принятие на грудь сорокаградусного согревающего состава особо не помогало согреться, лишь зря туманило мозги. Впрочем, нашлись и позитивные моменты — я уже не терял сознания при таких переходах, и боль стала значимо меньше, чем в первый раз, должно быть у меня вырабатывалась привычка. Зато в итоге теперь можно не особо прятаться от местных властей — все формальности полностью улажены, а поддельные документы заменены вполне настоящими. Много суеты и беготни, рассказывать особо не о чем.

В деревне "Сечено", которую я первую посетил в этом мире, нами было совместно принято решение сделать нашу основную базу, которая совершенно официально теперь числилась как "опытное сельскохозяйственное производство". Кстати, это самое "опытное производство" создавалось и в самом деле, так как всё равно требовалось скрупулезно изучить влияние портала на перемещаемые через него биологические и небиологические объекты. И теперь в нашем отдельном домике, представленным нам местным колхозом, почти всё кроме одной комнатки плотно заставлено клетками с лабораторными мышами.

У меня возникло серьёзное предположение, что если в этом мире присутствовать долго, то вернуться назад станет невозможным. Молекулы будущего постепенно заместятся молекулами прошлого. Так это или не так, покажет только серия практических экспериментов. А потому разбитых на группы мышей кормили и местным кормом и тем, который мы принесли вместе с ними из будущего, а также в некоторых пропорциях того и другого. Планировалось периодически перекидывать мышей через портал и оценить, как долго можно пребывать в прошлом, имея возможность вернуться к себе живым и здоровым. И, если забежать далеко вперёд, именно благодаря этим мышам мы сделали несколько больших открытий, одним из которых стала формула долгожительства, а, возможно и настоящего бессмертия, но до этого было ещё далеко. И пока экспериментальных данных было мало, на всякий случай я и забравшийся вместе со мной сюда Антон, питались исключительно пищей из нашего мира, да и воду местную по возможности не употребляли. Мало ли, нам пока ещё рано окончательно "рубить концы".

Я очень долго думал, стоит ли написать о том, что произошло с моей личной жизнью в этом "мире прошлого". Прекрасно понимая, что эта жизнь оказалась весьма специфична и может сильно не вписываться в какие-либо моральные нормы большинства обычных людей моего времени. И откровенные описания этой самой жизни, скорее всего, вызовут у них реакцию отторжения или же неприятия меня самого, а вместе с этим и того дела, которому я себя посвятил. Но позже, как показало дальнейшее развитие нашей ситуации и обретение новой информации в деле построения "светлого будущего", ничего из этой самой жизни скрывать нельзя, и я решил описать всё. Описать исключительно подробно, пожалуй, даже излишне, с самым что ни на есть "животным натурализмом". Иначе серьёзные читатели просто не смогут понять очень важные мысли, оказавшие существенное влияние на принятие мной многих судьбоносных решений, и без которых мой рассказ не будет полным. Впрочем, если вы убеждённый ханжа, просто пропустите часть этой главы мимо своего внимания. Уверяю, так будет лучше и мне и вам.

К нашему хозяйству крепко прибились две местных девушки, две сестры, Саша и Юля.

Они жили в паре изб от нас вместе с матерью и бабушкой. Вообще в этом небольшом колхозе было много молодых девушек в возрастах от 15 до 25 лет, кто родился незадолго до войны или во время её. Война для этого поколения пришлась очень некстати, выбив большую часть молодых мужчин, мужей, женихов и работников. И богатых перспектив у многих молодых девушек оставшихся на селе, практически не наблюдалось, разве только уезжать в большие города. Кто-то ехал учиться, но после очень редко возвращался в родные деревни и сёла, так как страна быстро развивалась, и распределяли молодых людей после ВУЗов туда, куда больше требовалось стране, а не туда, куда бы они хотели сами. В ту же Прибалтику, где создавали практически с нуля промышленность, и где было очень мало коренных жителей, чтобы заселить тамошние города. К примеру, столица Литовской ССР — Вильнюс, бывший польский Вильно, после отъезда из него поляков остался практически пустым, даже городскую инфраструктуру стало некому поддерживать. После войны проблему кое-как решили, собрав литовцев со всей республики и со всего остального Союза, но всё равно будущие промышленные окраины Союза насыщались людьми исключительно за счёт центральной России. Эх, мы-то теперь знаем, какова стала прибалтийская благодарность в 1991 году русскому народу за всё это. И вот теперь в здешнем всеми забытом колхозе, объявились мы, пара очень солидных мужчин. Не молодых парней, а сразу видно — серьёзных учёных. А потому мы сразу оказались плотно окружены женским вниманием, как явным, так и скрытым. Первыми вовремя подсуетились наши ближайшие соседки, а другие кусали локти, тихо шушукаясь друг с другом о том, что было и что, возможно, вскорости будет.

Прибившиеся к нам девушки были в самом соку, одной едва исполнилось восемнадцать, другой двадцать лет, и, что странно, обе они украдкой поглядывали в мою сторону и почему-то совершенно игнорировали Антона, что его сильно задевало. Но он старался своё недовольство открыто не показывать, и ходил ночевать к одной женщине, муж которой не вернулся с фронта, а днём иногда наведывался ещё и к другой вдове, а может быть к кому-то ещё. В "мире настоящего" он считался убеждённым холостяком, хотя старался не упускать мимо ни одной юбки. Не всегда ему удавалось добиться благосклонности какой-либо понравившейся ему дамочке, но он никогда не унывал по этому поводу. В общем, оказавшись без реальных конкурентов, мужик не тратил время зря, в отличие от меня, постоянно чем-то занятого. Несмотря на то, что я был женат, формального договора о какой-либо "обязательной супружеской верности" я не подписывал. Более того, у меня с женой на этот счёт имелись совсем другие договоры, типа "половая жизнь у каждого своя, если очень хочется". Не то, чтобы я или моя супруга постоянно ходили "налево" или "направо", нет — и она и я были сильно заняты своими делами, работой, так что нам было не до романов на стороне. И даже сейчас, когда на дворе давно утвердилась в правах тёмная ночь, я ломал глаза, читая местные газеты в слабом мерцающем свете закопчённой керосиновой лампы. Пора бы уже завалиться спать, но старые привычки сидеть по ночам, давали о себе знать. Девушки тоже почему-то не шли к себе в дом, прописавшись у меня окончательно, тихо занимаясь вышивкой. Впрочем, их можно понять — дома строгая мать и ещё более строгая бабушка, будь у меня дома так, я бы тоже не пошел, ходить за скотиной с утра до вечера, сначала в колхозе, а потом дома не самое приятное занятие для молодой девицы. Молчанье затянулось слишком долго, ещё с ужина, после которого Антон отправился к своей даме, а я взялся за газеты, но при этом хорошо видел, что девушки явно хотят поговорить, но не решаются первыми что-то спросить. Видя краем глаза их неловкость, решил взять инициативу в свои руки:

— Юля, вижу, тебя давно прямо распирает изнутри желание что-то у меня спросить, зачем же столько времени терпеть?

Даже в тусклом отблеске мерцающего света было видно, как девушка залилась румянцем, что же, понятно, какие мысли у неё в голове бродят. Саша же вообще прикрылась своей вышивкой, но явно вся обратилась в слух.

— Дядя Алёша, а там, в вашей далёкой стране (девушкам мы рассказали, что за порталом просто другая далёкая страна, а не другой мир) у вас есть жена или невеста? — А в голосе столько смущения и робкой надежды одновременно.

— А с какой целью вы этим интересуетесь? — Ответил вопросом на вопрос, вгоняя Юлю в ещё большую краску.

Да, всё понимаю, но вот так взять и ответить прямо — значит поломать себе всю игру с некоторой перспективой. Всё же девушки мне нравились, хотя я этого тоже не показывал. И потом, если сказать честно — считал себя слишком старым для них. Возрастная разница всё же даёт о себе знать при выборе потенциальных кандидатур для совместного времяпрепровождения.

— Мы, — тут две девушки одновременно переглянулись друг с другом, дабы набраться смелости и поддержать друг друга, — хотели бы, чтобы вы взяли кого-либо из нас в жены, ну вы понимаете, да? — Робким голосом произнесла Юля.

Вот тебе раз, они, оказывается, уже давно сговорились за моей спиной о том, что со мной срочно нужно сделать. Не то чтобы я сильно возражал против такого желания с их стороны, однако считаю как-то неправильно заводить тут вторую семью, имея с той стороны портала первую, пусть и в виде всего одной жены. Чувствую, и она тоже вскорости здесь окажется, не усидит там. И если против сторонних любовниц возражений точно не возникнет, за исключением того, чтобы на них посмотреть... есть за ней такой грешок, она тоже женщинами интересуется, но вот вторую жену она мне не простит. Придётся как-то хитро выкручиваться, одним словом. Может попробовать просто отговорить молодёжь?

— Понимаю ваше желание, — вздохнул на публику, показывая как мне сложно ответить на простой вопрос с интересным предложением. — Других парней тут нет, да и поблизости тоже не наблюдается, но кто вам мешает в город уехать, неужели только отсутствие паспортов? Там много холостых парней...

— В город-то уехать не проблема, — теперь глубоко вздохнула Юля, — тут и паспорт совсем не нужен, достаточно лишь справки из сельсовета или из колхоза, удостоверяющей личность. Но что мы в том городе делать будем, там и без нас местным женихам хватает городских девок, — закончила она, сильно смутившись своих слов.

— Идите учиться, в швейное училище, к примеру, — не отставал от неё я, — вон какие знатные вышивки у вас получаются. Научитесь, обживётесь в городе и там найдёте себе достойную пару. Я же слишком старый для вас.

— Вы всё равно не понимаете, — всхлипнула носом девушка, явно собираясь расплакаться, лицо её покраснело ещё больше чем раньше. — Нельзя нам отсюда уехать, у нас мать и бабушка. Они без нашей помощи не справятся с хозяйством, отец-то с фронта не вернулся, а дед ещё в гражданскую погиб. Да и ещё... — Юля была уже не просто красная, а уже пошла пятнами, голос её дрожал, — вы нам очень-очень нравитесь.

Оп-па, вот это я попал, так попал. Таким весомым аргументом меня давно никто не припирал к стенке.

— Вам обеим? — Растерянно переспросил я. — Как же вы меня делить-то будете, если я вдруг возьму и выберу одну из вас?

— А можно не выбирать только одну? — Подала голос из-за своей вышивки девушка Саша.

— И как к этому тогда отнесётся ваша мать и бабушка, вы не подумали? — Я решил предъявить очередной тяжелый аргумент.

— Да как отнесутся... — Юля таки почти пришла в себя, её голос перестал дрожать и румянец уже не расплывался по лицу как после жаркой банной парилки, — бабушка нам сама сразу наказала быть рядом с вами, а мама ей никогда перечить не станет, лишь неодобрительно посмотрит.

Да, вот что делает полное отсутствие мужиков в деревне, казалось бы, самые что ни на есть патриархальные сельские взгляды, вдруг рушатся сами собой. Всё прекрасно понимают люди старшего поколения, и, понимая, стараются дать своим детям лучшую долю. Уж как видят, уж как могут, всё равно выбирать-то не из чего. Хотя, с другой стороны — я стал замечать, как на меня в последнее время смотрят женщины. Ладно бы если только здесь, в деревне, но и в своём времени и в своём городе я как-то пользуюсь повышенным вниманием со стороны женского пола. И ведь если бы я для этого что-либо делал специально, так нет. Похоже, это опять какие-то шуточки от частого хождения через портал, что-то он во мне такое изменил, что стало заметно и весьма привлекательно для дам. Вот бы ещё мне самому разобраться что это такое.

— А если я вот возьму и соглашусь взять вас обоих к себе "как бы женами", — решил довести дело до своего логического завершения, понимая, что всё равно рано или поздно его нужно решить, — вы сможете потом ужиться мирно друг с другом?

Не могу сказать, что это решение принялось легко и что мне было просто сказать эти слова. У меня оставалось ощущение, что так делать не надо, впрочем, каких-либо разумных возражений тоже не появилось. Чего, в конце концов, я теряю? Что потеряют девушки? Ответов на эти вопросы у меня не нашлось, а потому решил попробовать согласиться. Отдаться на волю обстоятельств — одним словом. А дальнейшие проблемы, коли они вдруг возникнут, будем уже решать по мере их появления.

— Дядя Лёша, Дядя Лёша... — девушки резво бросились ко мне и повисли на шее, — мы же родные сёстры... мы обязательно уживёмся, вы только не беспокойтесь за нас.

Девушки, похоже, настроены весьма решительно и собирались закрепить успех практическими действиями, зацеловав меня до полной потери сознания. Я смог выбраться из их объятий только через десять минут, решительно рванувшись из избы, чтобы проветриться и обдумать сложившуюся ситуацию.

Итак, что я имею? Жену, которая узнав о девушках, обязательно захочет с ними познакомиться. И не потому, что ревнует, а потому... что она несколько странная у меня. Придётся её вести сюда, её не остановят трудности перехода. Да, у меня прежде имелись свои обширные планы на её счёт. Но я планировал сначала закончить биологические эксперименты, обустроить тут для себя полноценное жильё, а не ютиться в деревенской избе, одна комната которой забита клетками с мышами, а в другой сидят четверо, однако теперь придётся всё проделать без долгой подготовки, я её знаю. Попробую, впрочем, отговорить её от поспешных действий, хотя и не очень верю, что у меня получится. Могу, впрочем, ей ничего не рассказывать, но вот это уже будет настоящим криминалом, мы друг другу никогда не врём и не утаиваем друг от друга информации, за исключением деловых секретов. Это понятно. Теперь следующее, насколько всё это может инспирировано местными аборигенами? Сильно сомневаюсь, что здешние "органы" хотят внедрить к нам своих агентов в виде этих молодых девушек. Специальной подготовки у них никакой нет, я бы что-то обязательно заметил. Особенно со своим талантом чувствовать, когда мне говорят неправду. С "молодыми дедами" мне вполне удалось договориться, они получили интересующие их доказательства и гарантии того, что обо всём значимом мы сначала договоримся лично с ними. Я могу предполагать, чего Степан Васильевич написал в письме самому себе, однако всё равно не могу до конца поверить, что "молодые деды" пошли на то, чтобы не разглашать наше существование перед вышестоящими инстанциями. Даже если всё так, то по своей линии они обязательно отреагируют. Скорее всего, за нами будут внимательно наблюдать, но издалека, не вмешиваясь, пока мы тут ставим свои эксперименты на грызунах... и на некоторых обитателях стоящего на отшибе села. Идеальная для них ситуация. А значит, можно просто позволить идти всему так, как оно получается само собой, всё равно рано или поздно придётся как-то исправлять здешнюю демографическую ситуацию. Жену я уговорю устроить тут школу "особого женского мастерства", вот заодно и с девушками позаниматься, технику оттачивать, это тоже стояло в моих планах. Как она их научит премудростям привлечения мужского внимания, так те быстро из города себе женихов найдут, да в деревню их затащат, а не наоборот. Что касается местных жителей, думаю, бабушка сестёр не одна такая умная, девок на выданье тут вон сколько, а никто из деревни в город не поедет, у всех хозяйство, колхоз опять же, тут особых проблем не возникнет. Да, местные любушки и кумушки болтать всякое будут точно, перемывая нам все косточки, однако, по рассказам моего отца — такое вот "многоженство" являлось вполне нормальным явлением для сих лет и подобных мест. Даже в городах нравы были весьма специфическими, это позже гайки сильно закрутили, активно борясь с развратом и прочими "непристойностями", портящими светлый облик рядовых и не очень строителей коммунизма. Лучше бы они с пьянством и курением так боролись. Как бы позже ещё кто ко мне не прибился, а то тогда времени на науку совершенно не останется, о своей моральной нестойкости я даже не переживал.

С этими мыслями вернулся в избу, немного раскрасневшись от достаточно крепкого морозца, и был встречен снова повисшими у меня на шее сёстрами. Через пятнадцать минут я сидел на табуретке, прислонившись спиной к стенке горячей печи, а на коленях у меня устроились две довольные девушки.

— Дядя Лёша, в этот раз инициативу взяла Саша, — а первый раз бывает сильно больно? — Спросила она, и сразу же спрятала своё личико, уткнувшись им в мою грудь.

Вот как оно получается, едва получив согласие, сразу доводить дело до логического конца. Точно кто-то их надоумил, не иначе та самая бабушка. Знает ведь, как привязать к себе мужика, вот и внучек подговорила. А ведь, если сказать честно — я сам совершенно не готов к такому повороту событий, внутри сразу же появился неприятный ком сомнений и переживаний. Думал сначала просто пожить вместе без перехода отношений, так сказать — "в горизонтальную плоскость". Опыт, конечно, не пропьёшь, но вот так сразу переходить к делу? Однако отступать уже поздно, назвался груздем — полезай в кузов. Стоит вспомнить бурную студенческую молодость, тогда бывало всякое и всякие... девушки. Некоторые сразу подбирали себе пару для последующего замужества, другие строили из себя неприступных девственниц и при этом активно вертели хвостом, а третьи просто хотели развлекаться, наплевав на возможные последствия. Стоит заметить — первыми замуж повыскакивали именно последние, причём достаточно удачно. Ну, если ещё мозгов хватало, естественно. Ком сомнений потихонечку уменьшался, а совесть стыдливо повернулась спиной, дабы ничего не видеть и не мешать.

— Если не спешить, то ты даже не заметишь или совсем чуть-чуть, — ответил Саше, медленно гладя замершую от волнения девушку по спине, постепенно опускаясь рукой всё ниже и ниже.

Тем временем Юля быстро скинула лямки своего сарафана, схватила мою руку и бесцеремонно прижала её к своей полной груди. Я вдохнул пряный запах, идущий от девушек, и у меня закружилась от неожиданно нахлынувшего сильного желания голова. Последние моральные ограничители разлетелись мелкими щепками. Но спешить, бездумно бросаясь на доступную "добычу" не стоит, впереди у нас целая долгая зимняя ночь. Саша встала и одним движением освободилась от сарафана, снова подавшись ко мне своим горячим телом. Я коснулся рукой её бёдра, повёл вверх, заходя между ног, ещё выше, двигаясь мимо горячего и влажного лона, ещё выше, легко касаясь пальчиками упругого живота, оставляя за собой влажный след. Снова вниз, легко скользя, раздвигая жаркую полоть, провожу пальчиком вокруг маленького отверстия, ещё закрытого девственной плевой. Саша глубоко вздыхает и прижимается ко мне ещё сильнее. Юля тоже окончательно стянула с себя сарафан и прижимается ко мне, скользя на моей ноге, оставляя на штанах мокрое пятно. Пора принимать горизонтальное положение решился я, обхватывая руками обоих девушек и вставая с табуретки, а потом легко опустил их на ноги. В три секунды скидывая с себя брюки и снимая через голову рубашку, поманил девушек за собой, попутно скидывая с узких лежанок бельё и подушки на идеально чистый пол. Едва я устроился лёжа, девушки дружно с двух сторон прижали меня сверху, явно собираясь всё сделать самостоятельно практически без моего активного участия. Это не очень-то соответствовало моим планам, а потому решил выпрыгнуть на время из этого водоворота накатывающейся страсти.

— И куда вы так сильно торопитесь, неужели настолько в девках засиделись? — Своим вопросом я чуть-чуть сбил решительный напор девушек. — Чтобы потом вам было чего вспомнить, давайте сделаем из этого первого раза настоящий праздник.

— Ой, а как из этого можно сделать праздник? — Пискнула разгорячённая любовной страстью Юля.

— Очень просто. Давай это сделаем красиво! — Обхватывая Юлю за талию и выскальзывая из-под Саши, предложил я. — Готовься, ты, как самая старшая, будешь посвящена в женщины первой! Саша же тебе немного поможет.

— Как я смогу ей помочь? — Спросила меня изумлённая до глубины души Саша, поднимаясь на колени и разглядывая нас сверху.

— Тебе будет доверено самое важное — когда я скажу, ты направишь мою силу в зовущее лоно сестры, — и при этом даже успел немного удивиться своей реакции и своим словам.

Откуда только взялось? Ну да, после появления бытовых видеомагнитофонов, успел насмотреться всяких "немецких фильмов для взрослых", вот теперь сам предаюсь форменному разврату.

— Хорошо, попробую, покажи мне, что нужно делать, — она решительно настроилась на дело, при этом явно напрягшись и поджав губы.

Стесняется, переживает. Думала ведь, что оно как-то само собой получится — естество возьмёт своё. Я собрал все имеющиеся подушки в один ряд и нежно уложил на них спиной Юлю, широко разведя её ноги в стороны, немножко раскрывая её цветок половых губ, собравшихся сверху красивым бутоном. Нежно и быстро лёгкими касаниями заскользил своими руками по её телу. Иногда чуть усиливая нажим, акцентируя свои касания на груди и бёдрах, иногда совсем легко перебирая пальчиками по бокам. Я вёл хоровод касаний то вверх, то опускался вниз, перебирал одной рукой волосы на голове, скользил ладонью по лицу, а другой рукой одновременно заглядывал в промежность. Я никуда не торопился, но хоровод моих касаний не прекращался ни на секунду. В какой-то момент Юля полностью отпустила сознательный контроль над своим телом, и я чувствовал, как оно расслаблялось всё больше и больше. Взобрался на неё сверху, удерживаясь на небольшом расстоянии, дабы сразу не придавить, лаская своими губами её лицо и шею. Она обхватила меня руками, крепко прижимая к себе. Одной рукой я подозвал Сашу и указал ей вниз. Саша нежно взяла меня и направила, я почувствовал, как скольжу у самого входа. "Да, да, сейчас, скорее", — резко откидывая голову назад, прошептала Юля, и я одним плавным движением, чувствуя совсем небольшое сопротивление, вскользнул в её горячее лоно, прорывая тонкую девственную плеву. "Ах", — глубоко вздохнула она, обнимая меня ещё сильнее и охватывая ногами сверху. "Подожди, не выходи из меня, дай мне к тебе привыкнуть", — прошептала она прямо мне в ухо. Так мы пролежали без движений ещё несколько минут, потом она опустила ноги и чуть подалась назад, поглубже вминаясь в подушки, а потом снова резко подалась ко мне. Стал двигаться лёгкими движениями, оставаясь в самой глубине, хорошо чувствуя заднюю стенку её лона. Если я выдвигался чуть больше, Юля сразу прижималась ко мне сама, не выпуская меня из себя. Тогда я чуть сильнее увеличил темп толчков, иногда делая одно большое движение на несколько мелких. Юля отпустила себя, раскинула руки в стороны и легко застонала, с каждым моим движением вздыхая всё глубже и глубже. Ещё чуть больше увеличил темп и глубину, заставив Юлю извиваться подомной. Прошло несколько минут, и я вдруг ощутил, как сильно напряглось лоно девушки. Оно не впускало меня в себя и не желало выпускать обратно. Юля на несколько секунд резко напряглась, а потом разразилась глубоким протяжным стоном, снова прижимая меня к себе. Её лоно стало резко пульсировать, то резко сжимаясь, то расслабляясь безо всякого движения. Я неизбежно терял контроль над собой, не в силах сдержать свою страсть, но когда уже должен был произойти последний взрыв, из последних сил напряг всё своё тело, все мышцы, до которых мог дотянуться своей волей, не желая выплеснуться без остатка и сохранить свои силы ещё и для Саши. И тут меня накрыло окончательно. По всему телу проскочила сладостная судорога, потом ещё и ещё одна, потом всё тело залила волна глубокого расслабления, несущая полное блаженство, чуть позже пришло ощущение свободного полёта, как бывало в далёком детском сне.

Вернувшись в сознание, сразу ощутил, как всё ещё пульсирует Юлино лоно, из которого я так и не вышел, а сама она тоже легко подрагивает, и что Саша гладит меня по спине, прижимаясь к нам с Юлей сбоку. Вот сколько лет познаю женщин, но никогда со мной ещё не было ничего подобного, чтобы так капитально "пробило" во время любовных игр. Так, вполне понятный всем мужикам секундный сладостный мокрый "пшик" и всё, а вот тут пришло нечто необычное, как обухом топора по голове...

Подождав минут десять, когда Юля придёт в себя, выскользнул из неё и поднялся, немало удивившись тому, что из меня так и не вышло семя. Только мокрая от любовного сока подушка, и несколько небольших красных пятен крови на ней говорили о том, что сейчас произошло. Юля свернулась в клубок, обхватив свои ноги руками.

— И почему мне никто не говорил раньше, что будет так сладко, — потягиваясь во весь рост и снова сворачиваясь в клубок, заявила она. — Дядя Лёша я ещё хочу! — Она подняла на меня полный страстного огня взгляд.

— Я тоже хочу, теперь моя очередь! — Решительно вклинилась между нами разгорячённая Саша.

— Успокойтесь, девушки, ночь впереди длинная, меня на всех хватит, — излишне самоуверенно заявил я, обнимая Сашу сзади, и охватывая ладонями её груди, перебирая пальчиками набухшие соски, — теперь и тебе достанется сладкое.

Как это ни странно, но сейчас я ощущал огромный прилив сил, а не расслабленную истому и сонливость, как это бывало ранее после любовных занятий. Хотелось "летать" ещё и ещё, и я был абсолютно уверен, что у меня всё получится. Вот есть такая уверенность и всё тут!

Теперь на подушках возлежала Саша, широко раскинув руки и ноги, а мы вдвоём с Юлей, нежно гладили её. Юля держала голову сестры и гладила по волосам, а я снова взялся ласкать горячее женское тело. Тело Саши было сильно разгорячено и влажно, я представляю её переживания, когда наблюдала, что мы вытворяли с Юлей, а потому только лёгкие быстрые касания должны рассказать ей о моём желании и пробудить правильный ответ. Хотя, чего уж там, её желание давно разбужено и громко кричит о себе запахами и страстной телесной дрожью. Осторожно проникая рукой в промежность, раздвинув её пухлый бутон, запуская пальцы всё глубже, с ней мне придётся действовать куда осторожней, чем с Юлей, у Саши более плотная плева, окружающая очень маленькую дырочку входа, куда возможно проникнуть только мизинцем. Если воздействовать резко, то ей будет очень больно, а потому мало девушку расслабить, потребуется ещё немножко растянуть саму плеву перед тем, как она разорвётся. И только тогда боли практически не будет. Лёгкими круговыми движениями одной руки я активно стал скользить вокруг узкого входа, а другой рукой такими же круговыми движениями теребил набухшие соски. Саша немного извивалась, подставляя под мою руку то одну, то другую грудь, и подняла ноги, сжав их в коленях и разведя в стороны, чтобы мне стало удобнее. Потом мне удалось ввести в её лоно указательный палец, причём получилось это очень легко. "Давай же скорее", — на выдохе прошептала Саша, и я легко устроился сверху, но не спешил войти в неё. Юля переместилась назад, взяла меня и уверенно направила. Я чувствовал, как она, откинув назад мою крайнюю плоть, круговыми движениями вводит головку в узкое отверстие Сашиного лона. Совсем лёгкими движениями, буквально по одному миллиметру, я проникал в Сашу, боясь сделать ей больно. Но она опередила меня, резко дёрнувшись ко мне, так что я вошел в неё сразу на полную глубину. "Ай", — громко выдохнула она, легко укусив меня за плечо. "Только не останавливайся, прошу тебя", — шептала она, моментально расслабляясь всем телом. Я стал двигаться, ощущая узость лона девушки. Оно сильно обжимало меня, и лишь обилие любовного сока позволяло легко скользить внутри. "Чуть-чуть помедленнее, я хочу тебя", — прошептала Саша. Я снизил свой темп, но увеличил глубину, практически полностью выскальзывая из лона, и снова медленно погружаясь в него на полную глубину. Саша руководила мной рукой, то прижимая к себе, то отпуская обратно. Потом я снова замедлился, все мои движения стали плавными, и я ощущал каждой клеточкой горячую близость, девушка почти не дышала, уйдя вся в себя. Но стоило мне чуть-чуть ускориться, Саша приостанавливала меня, прижимая к себе руками. Она наслаждалась этим медленным глубоким скольжением, когда в узком лоне движение ощущается от самого начала до самого конца. Так прошло, наверное, больше получаса, я где-то потерял ход времени, постепенно уплывая в далёкие дали, а потом опять пришло то самое чувство полёта, но в этом полёте я оказался совсем не один. Рядом со мной летела Саша, нас связывало вместе растекающееся от края до края неба великое блаженство. И где-то явно присутствовал кто-то ещё, где-то совсем рядом.

Когда мы, наконец, очнулись, Юля смотрела на нас такими удивлёнными глазами, что даже в тусклом мерцающем свете керосинки это было сложно не заметить.

— Ты чему так удивляешься? — Спросил я её, чуть поднимая голову, не вставая с Саши и не выходя из неё, ощущая лёгкую дрожь её тела.

— Что это было дядя Лёша? — Шепотом спросила она. — Сначала я просто лежала рядом, а потом почувствовала, как будто лечу, вы летите рядом, но не замечаете меня. Это был сон, да?

— Не знаю, Юль, — сильно удивился такому странному и необычному совпадению наших ощущений, — может это и не сон был, я видел то же самое, кстати.

— И я это видела, — подала свой голос Саша, наконец-то размыкая свои объятия и отпуская меня. — Вот здорово, иметь один сон на троих, — добавила она, довольно улыбнувшись.

Я медленно встал с девушки, осматривая её и себя. Странно, крови нет, даже девственная плева не прорвалась, только растянулась, открывая вход. Саша ощупала себя и тоже удивилась отсутствию крови.

— Разве так бывает, без крови и совсем не больно? — Удивлённо заметила она.

— Как видишь, бывает, — сказал я, снова ложась на неё, прижимая к подушкам и одним лёгким движением погружаясь в её лоно.

Как это ни странно, но мне сильно хотелось ещё. А ведь раньше за собой таких "чудес" не замечал.

— Умм... как сладко, — сказала Саша, впиваясь поцелуем в мои губы. — Но ты обещал сестре повторить, — немного отодвинувшись от моего лица, твёрдо заявила она.

— Хорошо, сейчас повторю, — ответил ей, приподнимаясь и придвигаясь к лежащей рядом с нами Юле.

Второй Юлин раз получился даже ярче первого, мы снова достигли кульминации, и я снова не сбросил семени, теперь для этого даже не пришлось напрягать всё тело. В момент начала сокращений её лона я обнял девушку, полностью прижавшись к ней, и "полетел", как и в первый раз, хотя сладострастные ощущения были гораздо сильнее и насыщеннее. Потом мы снова "полетали" вместе с Сашей, и в этот "полёт" мы взяли Юлю. Теперь она "летела" вместе с нами, чтобы всё получилось во время "длительной предполётной подготовки" она обнимала нас, а я ласкал её свободной рукой. И когда за окошком уже стал пробиваться робкий рассвет, а деревенские петухи уже несколько раз прокричали на всю округу, сообщая всем, что силы ночи на исходе, мы, задув закопченную керосинку, уснули, лёжа прямо на полу в объятьях друг у друга, окончательно утомившись.

Следующий день

Несмотря на краткость сна, занявшего всего три часа, я ощущал необыкновенный прилив сил и бодрости. Хотелось бегать и прыгать, прямо как в детстве, впрочем, на сегодня у нас имелись большие планы по различным экспериментам. Требовалось оттащить несколько мышей в наш мир и притащить оттуда кучу всякого нужного. А потому, едва Антон возвратился из своих ночных похождений, застав нашу очень "тёплую" компанию на полу, я быстро собрал лыжи и сложил поклажу. Ещё вчера Антон хотел со мной что-то обсудить, но явно не хотел говорить при девушках. И вообще, он подошел к делу нашего предприятия очень серьёзно, углубился в историческую литературу, даже встретился с несколькими историками, занимавшимися тем историческим периодом, в который мы попали. Чувствую, что опять будет меня убеждать заняться стремительным прогрессорством, ибо, по его мнению, всё то, что происходит здесь, нуждается в нашем срочном вмешательстве.

И ведь не убедишь человека, что наши действия могут не улучшить здешний исторический процесс, а сильно ухудшить его. В некотором смысле я внутренне поддерживал само прогрессорство как идею, но пока ещё сомневался, что это станет верным решением с нашей стороны. А когда я в чём-либо сомневаюсь и не имею возможности получить достаточно информации, то просто откладываю решение до того момента, пока дело само не сдвинется с мёртвой точки. Антон знал об этом моём свойстве и активно пинал меня, за что я иногда был ему благодарен, хотя поначалу всячески отбивался от его пинков.

Итак, мы нагрузились под завязку, встали на лыжи, и когда отошли на километр от деревни в сторону портала, я взял инициативу:

— Антон, вижу, ты опять хочешь попытаться меня в чём-то убедить. Рассказывай, давай... — махнуть рукой широким жестом помешала палка и тяжелый груз за спиной.

— Сергеич, почему ты так не хочешь помочь советскому народу? — Выдал он тяжелое обвинение без особой подготовки.

Вот огорошил, не хочу помочь народу и всё тут. А ведь кому-кому, а всю подноготную нашего расклада я ему раза три рассказывал, и опять туда же!

— Ты прям как дитё малое, Антон, а чем мы тут, по-твоему, занимаемся? — Попытался пристыдить его со своей стороны.

— Полной ерундой! — Сердитым тоном заявил он. — Чем народу помогут твои грызуны, вокруг которых мы тут прыгаем на задних лапках?

— Ты хочешь остаться тут навсегда? — Удивился я. — Давай, давай, прыгай с закрытыми глазами с вышки, авось в бассейне воду уже налили. Только это без меня, я по старинке, исключительно научными методами, — только тяжелый груз и равномерные толчки ногами и руками не позволяли мне серьёзно рассердиться.

— Сергеич, ну чего ты ёрничаешь, неужели не понимаешь, что я не об этом? — Возмутился Антон, нагоняя меня.

— А о чём тогда, объясни? — Я совсем не желал принимать его эмоциональные доводы.

— Вот мы сидим тут, а никаких реальных планов на будущее так и не имеем, — начал он высказывать мне свои претензии. — Даже и не думали над этим. А время, между прочим, идёт, и играет против нас.

— Времени у нас навалом, — отмахнулся от него я, — нам только к середине шестидесятых нужно быть полностью готовыми, чтобы вмешаться в космическую гонку. А до этих пор можем мышей разводить. Или кроликов, у нас целое опытное хозяйство, — представил перед ним должный объём работ.

— Ты меня, в самом деле, удивляешь, Сергеич, — мой старый друг не сбавлял своего решительного напора. — А когда, по-твоему, произошел слом позитивного исторического процесса, который в результате привёл СССР к краху?

— Ну... — немного задумался я, не сбавляя хода, активно работая руками и ногами, прокладывая лыжню, — где-то после шестьдесят девятого года, наверное, — выдал ему своё предположение.

— Фиг тебе, после февраля пятьдесят шестого! — Громко заявил Антон. — И даже чуть раньше этого срока.

— Ты имеешь в виду двадцатый съезд партии? — Догадался я.

— Именно так, — подтвердил Антон.

— И что там, с этим съездом такого, неужели только "разоблачение культа личности Сталина" так повлияло?

— Тёмный ты Сергеич, хотя голова у тебя и светлая, — немного задыхаясь, выпалил Антон, когда нагнал меня по проторенной лыжне, я немного вырвался вперёд, пользуясь своей заметной лучшей лыжной подготовкой, чем была у него.

Решив дать ему высказаться, немного сбросил темп.

— "Разоблачение культа" — это, безусловно, важная идеологическая диверсия под основы советского строя, — продолжил он убеждать меня. — "Да, был культ, но ведь была и личность" — продекларировал он кого-то из своих знакомых историков. — И это нам тоже стоит здесь как-то предотвратить, ибо такое "разоблачение" размыкало связь поколений, отрывало советское общество от своего самого сильного корня. Но гораздо важнее центральная тема съезда, посвящённая старой ленинской теме невозможности мирного сосуществования государств с разным социальным строем. По сути именно на этом съезде, наравне с "многообразиями путей к социализму", были положены основы дальнейших попыток сближения с Западом, встраивание СССР с мировую экономику, отказ от ориентации только на свои силы. Что, впоследствии, породило зависимость СССР от Запада и выкрутасов мировой экономики при общем исключительно сырьевом составе экспорта. Так что, Сергеич, хочешь ли ты того или нет, но нужно нам готовить активное вмешательство уже совсем скоро, иначе будем только хреновые последствия расхлёбывать.

А ведь интересную мысль толкает мне сейчас Антон. Я сам уже немного думал на похожие темы, однако столкнувшись с необходимостью столь рано выходить на самые политические верхи, когда наше собственное положение в этом мире ещё столь неопределённое, отложил эти мысли в долгий ящик. Хотя, как говорится — "кто говорит "не могу", тот лишает себя всемогущества", так что можно подумать ещё раз, может у нас всё и получится, как мы того хотим.

— И что ты предлагаешь конкретно? — С заметным любопытством в голосе спросил своего старого друга.

— Выходить на Хруща и Жукова. Давить силой и предлагать пряники в виде технологий будущего, — уверенно, без доли каких-либо сомнений в голосе заявил он.

— А ты сильно уверен, что они нас самих силой не задавят, — сильно усомнился в разумности его предложения, — и напихают нам самим всяких "пряников" во все доступные места?

— Если хорошо подготовится, то не задавят, — не отступал Антон. — Посоветуйся со своими кураторами из "Конторы", может они чего-то присоветуют...

— Так, так... ещё один филин-стратег нашелся, — продолжал выдавать свои сомнения наружу. — А что мне прикажешь делать, если меня с такими смелыми предложениями пошлют куда-то подальше? Ведь под угрозу сразу попадёт весь наш проект, одна глупая ошибка и всё, эта сторона портала станет для нас недоступна.

— Я попробую кой чего посчитать, — чуть притормозил свой напор Антон, — есть некоторые мысли, как можно обойтись и без какого-то "добра" от кураторов, как наших, так и здешних. Уже только то, что мы кое-что знаем о делах и связях некоторых здешних "партийных шишек", может позволить нам заставить их немного поработать на нас. Не за совесть, понятно, но за страх — точно.

— Ладно, с "кнутами" всё понятно, кстати, что ты на их счёт думаешь? И какие "пряники" мы можем предложить нынешнему руководству СССР? — Мне не хотелось играть только на компромате, я желал скорее делового сотрудничества с ответственными лицами в СССР без особого принуждения их с нашей стороны.

— Вот как раз с "пряниками" могу ответить сразу, — нисколько не притормозил донесение своих мыслей до меня старый приятель. — Мы можем предложить реальную помощь в построении коммунизма!

Услышав такое, я не удержался на ногах и медленно завалился набок. До этого тихо сидевшие в рюкзаке мыши испуганно заверещали. Если честно, я и сам сейчас был готов верещать как мышь, хотя меня буквально распирало от смеха. Я неуклюже поднялся на ноги, отряхнулся от снега, поправил ремень крепления охотничьих лыж на валенках.

— Какой такой коммунизм, Антон... ну зачем же вот так и без предупреждения, — попенял ему, укоризненно качая головой и одновременно стряхивая с шапки снег. — Мы ведь и сами не представляем, что такое этот самый коммунизм. "От каждого по способности — каждому по потребности" — это ведь только пустой политический лозунг, он неосуществим. Не я тебе буду объяснять, что человеческая сущность изначально порочна, потребности растут быстрее, чем находятся ресурсы под них. Чтобы сделать такой вот "рай на земле" потребуется создать каждому отдельному человеку персональную вселенную, где он будет богом, да и то, пожалуй, ему маловато покажется.

— Сергеич, не кипятись, — Антон помог стряхнуть мне снег со спины, в результате чего некоторая его часть попала мне за воротник. — Лично я и не воспринимаю коммунизм, как "рай на земле". А что касается того, что мы сами не представляем, ну так мы же учёные, наконец. Просто ещё никто не ставил разработку и создание социального строя, как научную, вернее — чисто инженерную задачу. И если мы со своим коллективом за неё возьмёмся, да ещё привлечём кое-кого, то через год-два получим вполне рабочую модель этого самого коммунизма.

— Тоже мне, моделист-конструктор нашелся, — легко отмахнулся от его, в общем-то — вполне здравой идеи. — Общественную модель не получишь как чёткое техническое задание с определённым конечным итогом, она слишком динамична. Или ты хочешь сделать из человеческого общества такой термитник или муравейник? Может улей с пчёлами... я что-то "жужжать" строем совсем не хочу, — попытался перевести сложный разговор в шутку.

— А что?! — Возмутился моему яростному сопротивлению своим идеям Антон. — Если брать тех же термитов, то их социальное устройство соответствует, только не удивляйся сразу, Сергеич, знаю, ты это не изучал, вполне развитому феодализму. А муравьи обычно живут, в зависимости от вида и условий окружающей среды при подлинном военном коммунизме. Потому общественные насекомые вполне годятся, как живой материал, для моделирования человеческого общества.

— Да, муравьи и термиты когда-то обладали разумом, но потом он их победил, — подшутил я над его излишне "громкими" словами.

— Совсем не смешно, кстати, — вяло отреагировал он на мою шутку. — Смотри, что в наше время происходит — как раз та самая победа разума над людьми. Лет через пятьдесят, если всё пойдёт так, как и идёт, мы сами превратимся в некоторое подобие термитов. Да и сейчас весь этот наш "дикий капитализм", очень уж похож скорее на феодализм, осталось только снова законодательно ввести "крепостное право" и узаконить сложившиеся де-факто сословия.

— Хорошо, Антон, — вздохнул я, опять набирая темп движения, — я принимаю задачу определения путей и подходов к построению коммунизма, начнём думать вместе. Хотя бы основные постулаты разработаем, ибо пока не вижу у нас достаточных средств, для решения этой задачи в целом. Тут нужно создавать целый НИИ, причём не у нас, а в этом времени. Если уж и выходить на руководство СССР, то ему эту задачу и передавать. А теперь скажи всё же про то, чем мы Хрущёва запугать можем? Мужик-то он не из пугливых, коли столько лет со Сталиным работал и на фронте бывал.

— А что ты, Сергеич, про Сталина знаешь, небось, только со слов Солженицына? — Антон не отставал от меня, опять доставая своим идейным напором.

— Нет, мне отец много рассказывал, особенно про то, что Сталин сам курировал все серьёзные проекты, что в технике, что в архитектуре. И его боялись не просто так, а потому, что он заставлял думать сначала о деле, а потом только о себе. При нём слово "ответственность" было не просто словом и распространялось на всех без исключения. И что он, будучи практически единоличным хозяином всей страны, имел всего несколько костюмов и одни сапоги, — выдал ему своё личное мнение относительно этого без сомнения — великого человека.

— А вот тут твой отец несколько ошибался, — ехидно заметил Антон. — Не было у Сталина абсолютной единоличной власти практически никогда. До войны уж точно. Вспомни тридцать седьмой год, чем он был, по-твоему?

— Ну... чистки там, массовые репрессии... — высказал я то, что первое пришло в мою голову.

— И во главе их стоял Сталин, да? — Серьёзно озадачил меня своим вопросом Антон.

— Честно скажу — не знаю, — я внутренне замялся, не зная, что ему стоит ответить. — Хотя нам как раз именно это активно сейчас продвигают по телевизору и в прессе.

— Так вот, слушай меня внимательно, это как раз касается Хруща, — заявил Антон менторским тоном, явно настраиваясь прочитать мне целую лекцию. — В тридцать шестом году группа со Сталиным во главе собиралась принять новую конституцию СССР, в которой слишком явно прослеживалась настоящая демократия. Да-да, не лыбься так, я аж со спины вижу, — хмыкнул он. — Слишком большие избирательные права давались народным массам, слишком мало привилегий полагалось партийцам, и партийная бюрократия, особенно всякие там первые секретари, всерьёз испугались за свои тёплые места. И за свою собственную жизнь тоже, ибо у многих из них хватало серьёзных грехов и крови на руках. Перед принятием этой конституции была проведена большая амнистия и массовая реабилитация ранее осуждённых советских граждан. Из лагерей были освобождены сотни тысяч человек, и не просто освобождены, а полностью восстановлены в правах, в том числе и избирательных. Как ты думаешь, голосовали бы такие вот избиратели за каких-либо партийных шишек, благодаря которым они попали в те самые лагеря?

— Однозначно нет, — чего уж тут возразить — всё и так понятно.

— Вот и многие партийные деятели именно так посчитали. Они ведь совсем не дураками были. И потребовали от Сталина для себя чрезвычайные полномочия под предлогом резкого усиления классовой борьбы, и всё такое прочее в том же духе. Потребовали создания тех самых судов-троек, ну и применения активных допросов, естественно, — хмыкнул наш доморощенный знаток недавнего прошлого.

— А что Сталин? — Я почти остановился на месте, переваривая услышанное.

Это стало для меня реальной новостью, я совсем не был в курсе о том, что хотел сделать Сталин в тридцать шестом году. А оказывается, он замутил великое дело — настоящую "народную конституцию". И кому из тогдашних "шишек" такое могло понравиться? Правильно — практически никому. Официальная же позиция по тому времени подавалась в однозначном ключе — был злой тиран, он во всём и виноват.

— Сталин... — продолжил просвещать меня Антон, медленно идя рядом. — Он ведь прекрасно понимал, что его статус "генерального секретаря" достаточно шаток. Соберут первые секретари кворум, объявят его оппортунистом, предателем дела мировой революции, по-быстрому исключат из партии в один момент. И сразу на выходе возьмут под белы ручки и отвезут до Лубянки. Особенно если учесть, что НКВД тогда практически полностью контролировала группа сионистов.

— Кого, кого, сионистов, евреев что ли? — Опять сильно изумился я.

Хотя точка зрения про вину евреев во всех грехах была даже для меня весьма приятна, ибо легко объясняла все собственные ошибки и просчёты.

— Можно сказать и так. Хотя там всё сложнее, — Антон и раньше не очень-то любил говорить на эту национальную тему, но раз уж до неё дошло, он не отступится, я его знаю. — Ты вспомни, Сергеич, что вся эта революционная братия была весьма специфичной по национальному составу. И ЧК, а потом НКВД были весьма плотно укомплектованы именно евреями-сионистами, имевшими хорошие связи с теми же первыми и прочими секретарями, а заодно и с еврейскими капиталами за рубежом. Вообще все эти "революционеры" изначально ещё до самой революции были тесно завязаны на еврейских финансистов, на того же Рокфеллера, к примеру, и действовали в первую очередь в их интересах. Никому из этих сил не нужна была сильная Россия, в лице СССР, им была нужна та самая "Мировая Революция", которая сметёт старый мировой порядок и позволит создать новый, свой собственный под их полным контролем. А российский и советский народ для этих сионистов представлялся всего лишь расходным материалом для этой "Мировой Революции". Они хотели его бросить в топку мирового пожара, чтобы хорошо погреть на нём свои руки. Потому вопрос не столько в евреях, как отдельной национальности, сколько во множестве агентов влияния внешних сил, по случаю оказавшихся по большей части именно евреями. И победить этот сионистский заговор, даже будучи генеральным секретарём партии, было очень непросто, — Антон тяжело вздохнул, говорить и догонять меня одновременно ему удавалось весьма нелегко. — Именно в тридцать седьмом году Сталину было просто не из чего выбирать, и пришлось идти на поводу у партийной верхушки, которая блюла исключительно свои шкурные интересы и интересы их внешних хозяев. Так вот, именно первые секретари и начали тот самый террор против советского народа, уничтожая всех, кто мог подать голос против них, только в этот раз, действуя куда более жестоко, чем раньше. Естественно, потом Сталин сумел переломить зарвавшихся партийцев и очистить НКВД от сионистов, но в целом, ситуация так и осталась подвисшей до самого конца его правления.

— А причём здесь Хрущёв-то? — Спросил его, переваривая новую информацию.

То, что Антон сейчас говорит правду, я реально чувствовал. Причём, не просто правду из своих твёрдых убеждений, но ту правду, которая проглядывает сама из-под хорошего слоя наваленной грязи в качестве маскировки.

— Ты вспомни, кем был Хрущ в том же тридцать седьмом году? — Спросил он меня.

— На Украине кем-то там секретарь какой-то... — попытался я вспомнить уроки школьной истории.

— Именно на Украине, первым секретарём, — подтвердил Антон. — Но не в тридцать седьмом, тогда он ещё был каким-то секретарём в Москве, а в тридцать восьмом году, и как раз прославился как беспощадный борец с "врагами народа". Кровавый палач, одним словом этот Хрущ! — Резко припечатал он. — Писал письма Сталину с требованием подтвердить списки приговорённых к расстрелу, мол — слишком мало вы одобряете, у других ответственных товарищей план выполняется куда лучше. Немудрено, что он и те, кто его возвёл потом в генеральные секретари, захотят перевести все стрелки исключительно на Сталина, а самим войти в историю "чистенькими". У самих руки по локти в народной крови, и они это прекрасно знают. На этом его, а также многих других, кто вхож на здешний Олимп, мы можем хорошенько прижать. Особенно, если из архивов нашего времени раздобыть некоторые документы. Кроме того, вторая жена Хруща до сих пор официально сидит за шпионаж, а его сын — Леонид, лётчик, по официальной версии, пропал без вести, однако, чувствую я, не так уж он и пропал. Скорее всего, у наших "западных партнёров" есть на этот счёт вполне достоверные данные о его предательстве в немецком плену. Думаю, и у нашей "Конторы" найдётся на этот счёт какой-либо компромат, но тут я не так уверен. Всё равно Хруща мы сможем не просто прижать, а практически "припечатать" — другое дело, что он тоже не один решает тут всё.

— Это понятно, — я решил перевести тему разговора на более практический аспект. — Но ты сам смотри, сколько работы нам здесь предстоит. А если учесть, что все эти "товарищи" особо охраняемые здесь люди и зайти просто так чтобы "поговорить" с глазу на глаз к ним вот так не получится, — мой голос выражал большие сомнения.

— Так ты "конторских" своих привлеки, они или помогут или подскажут что, — Антон снова пытался переложить исполнение на чужие плечи, а не думать самому.

— Привлёк один такой. Как бы нас за такие мысли и такие желания самих не привлекли, как в том самом тридцать седьмом году! — Лишь фыркнул в ответ на его подачу.

— Неужели боишься? — Антон легко подначил меня, хотя и понимал, что я на подобное не ведусь.

— Нет, — не стал загоняться и давать ему жесткий отпор, — просто уж очень круто ты хочешь взять.

— А есть ли у нас другой выбор? — Ехидство из него так и сочилось. — Или ты предлагаешь остаться в роли свидетелей естественного отбора?

— Злой ты, Антон, я тебе так верил, а ты... — я снова попытался перевести разговор в шутку.

— А что я? — Старый приятель не торопился уступать и менять тему разговора. — Я правду говорю, и не моя вина, что она тебе уши режет.

— Ладно, ладно, ты меня практически убедил, хотя для нас это очень большой риск, — сейчас лучше всего ему поддаться, иначе не отстанет, а после сделать всё по-своему.

— Кто не рискует, тому нечего думать о шампанском! — Пафосно заявил он.

— Вот ещё, об этой шипучей кислятине думать! — Подколол я его.

— Ты тогда подумай о девушках, это для них ты рискуешь и для миллионов таких, как они. Или ты хочешь, чтобы здесь стало как у нас? — Подло стукнул он в мою болевую точку, заставив крепко стиснуть зубы в бессильной злобе.

Да уж, напоследок "размазал" меня Антон весьма конкретно. Да ещё мордой об батарею несколько раз поводил. Если у меня в голове раньше были одни благие намерения, то у него уже сформировалась твёрдая решимость. И я знаю его, он теперь не отступится, мне придётся или помогать ему или выводить из игры. Но последнее будет равносильно предательству, я на такое не способен. А раз так, пора строить планы и готовить акции. Пусть история этого мира рассудит нас со всей своей строгостью, если мы ошибёмся в выборе средств.

Тем временем мы подошли к порталу, и теперь мне предстояло несколько раз сходить туда и обратно. Антон останется тут, а я на несколько дней вернусь в своё время, требуется решить там много дел и определиться со всем тем, о чём мы сейчас спорили. А мне так хочется вернуться обратно в тёплую избу, где меня ждут ласковые девушки. Только ради их будущего, я не остановлюсь ни перед какими трудностями, я твёрдо выбрал свою дорогу. И с этими мыслями, навесив на себя спереди ещё рюкзак Антона, смело шагнул в мерцающий воздушный пузырь.

Пятая глава.

24 августа 1996 года где-то в двухстах километрах от Москвы лаборатория у портала.

Всё же хорошо мы устроились, с одной стороны портала зима, а с другой — лето. Здесь стоит реальная жара, душно даже в лесу, а там мороз и снег, и разделяет всё это великолепие всего лишь один шаг. Я уже настолько хорошо приспособился к переходам туда-сюда, что это начало даже приносить мне некоторое удовольствие. Нет, совсем безболезненным переход между мирами и временами так и не стал, зато после у меня начинается подъём сил, удивительная бодрость и прояснение в голове. Как будто переход прочищает весь мой организм и даже содержимое головы. Хотя другие мои товарищи предпочитают пересекать портал как можно реже, сваливая всю рутину по перетаскиванию грузов туда-сюда на меня. Ну а я пользуюсь открывшимися возможностями на полную катушку, каждый день отправляюсь работать в лето, а потом возвращаюсь в тёплую избушку, где меня ждут мои красавицы. И даже полуторачасового сна хватает мне, чтобы потом бегать весь день как заведенный. За достаточно короткий срок я заметно помолодел и подтянулся, ещё бы, каждый день дважды ходить на тяжелых охотничьих лыжах с хорошим грузом за спиной, нагрузка совсем не слабая. Впрочем, я теперь ощущал это как обычную лёгкую прогулку. Дела на удивление легко наладились, жена уехала по своей работе в командировку, естественно, потребовав от меня знакомства с сёстрами, но не раньше, чем там наступит лето. Больше всего меня обрадовало, что кураторы от "Конторы" в целом одобрили наш план, который мы составили на пару с Антоном, и обещали дать нам в помощь все необходимые средства и материалы. Естественно, согласились они не сразу, хотя я предполагал, что такой вариант развития событий они сами предполагали с самого начала, даже когда отговаривали меня от подобных действий поначалу. Но потом даже очень подробно рассказали, как нам требуется действовать, что меня сильно удивило. Но об этом стоит рассказать подробнее.

Десять ней назад я снова сидел в московской квартире с "дедами" и пил крепкий чай. После моего рассказа о том, что мы задумали и ответов на множество уточняющих вопросов с их стороны, Фёдор Степанович поверг меня в ступор, заявив:

— А знаете, где вам требуется впервые встретиться с Хрущёвым для "тёплого" разговора?

— Вероятно, его можно подловить на даче... — начал было рассказывать я своё видение сего вопроса.

— Нет, его нужно, как вы сказали — "подловить" в Кремле на рабочем месте! — Фёдор Степанович посмотрел на меня так, что у меня пропало всяческое желание с ним спорить. — Причём заявившись в Кремль без какого-либо официального приглашения. Да не смотрите на меня как цирковой пудель на своего дрессировщика, для вас это самый безопасный вариант. И самый убедительный, кстати.

Я немного вышел из возникшего ступора, закрыл рот, и даже хотел что-то спросить, а "дед" тем временем продолжил:

— Правильно думаете, Кремль достаточно хорошо защищён от несанкционированного проникновения извне, но это не значит, что он защищён абсолютно надёжно. Вы сможете не только проникнуть туда незаметно, благо там ещё не понатыкано систем видеонаблюдения и электронной сигнализации, как сейчас, но и так же незаметно покинуть его, когда сделаете своё "чёрное" дело. Естественно, пути проникновения и отступления будут разными.

Деловой тон Фёдора Степановича окончательно привёл меня в нормальное состояние, и я попытался точнее уловить суть его предложения:

— Я правильно вас понимаю, что вы знаете какие-либо тайные ходы, ведущие в Кремль?

— Да, такие ходы есть, — подтвердил он. — И одним из таких ходов вы сможете покинуть его. Но чтобы проникнуть в Кремль и успешно дойти до Хрущёва, вам придётся стать невидимкой.

Моя челюсть упала снова, "чем дальше, тем страньше и страньше", — подумал я.

— Ээ... ааа... — более членораздельные звуки у меня пока не получались.

— Не удивляйтесь так сильно, Алексей Сергеевич, ничего сверхъестественного в этой "невидимости" нет, закройте глаза и откройте через пять секунд, — предложил "дед" с крайне интригующим выражением лица.

Я закрыл глаза, честно досчитав про себя до пяти. Когда же я их открыл, то на месте "деда" Фёдора Степановича сидел чернявый мужчина в старой милицейской форме и широко мне улыбался.

— Закройте и откройте глаза ещё раз, — сказал мне "милиционер", сильно изменившимся, но ещё узнаваемым голосом Фёдора Степановича.

Открыв глаза, я обнаружил сидящую передо мной немолодую даму в халате продавщицы из овощного магазина. Присутствовал даже и запах этого самого магазина.

— Посмотри на меня боковым зрением, — сказала дама грубым прокуренным голосом.

Когда я сумел сфокусировать взгляд на чашке с чаем, и боковым вниманием посмотреть на "продавщицу", то увидел на её месте Фёдора Степановича. Едва же переместив взгляд на него, снова видел женщину.

— Ничего себе фокус! — Выдохнул я, задыхаясь от переполнявшего меня восхищения.

— Закройте глаза и встряхните головой, — сказал Фёдор Степанович, ещё оставаясь в теле женщины.

Когда морок исчез, я ещё несколько десятков секунд внимательно рассматривал обретшего прежний вид "деда", выглядывая в его одежде какие-либо устройства, которыми могли создаваться такие потрясающие объёмные иллюзии или галлюцинации. Это, естественно, не осталось незамеченным с его стороны.

— Не ищите, не ищите, нет у меня никаких портативных голографических проекторов, как вам, наверное, сейчас кажется, да и в чай я вам совершенно ничего не подливал, кроме обычной заварки. То, что вы видели — это результат исключительно моего волевого влияния на вас. Вы видели именно то, что я хотел, чтобы вы видели, и не только видели, ведь так? — Поинтересовался он с весьма довольным видом на лице.

— Неужели телепатия?! — Затравленно выдавил я. — Но ведь такого не бывает!

— Это не телепатия, — усмехнулся Фёдор Степанович, — это, можно сказать — практическая магия, магия управления восприятием окружающих. Вы читали книги Карлоса Кастанеды, сейчас они стали очень популярны?

Пару лет назад я действительно прочитал, как я тогда посчитал — сказки и мифы мексиканских индейцев от этого занятного автора, но что это могут вдруг оказаться не совсем сказки — мне и в голову не могло прийти.

— Читал, читал, оборотни там, кактусы и всё остальное, о чём он писал, неужели реально? — Несмотря на произведённую наглядную демонстрацию верить в те "чудеса" пока не хотелось.

— А то, что вы сейчас видели — реально? — Ещё один вопрос с заметной издёвкой в голосе.

— Ну, я же видел... — внутри меня сейчас царило жуткое смешение чувств.

— И что, всё, что вы видите — вы считаете реальностью? Даже сны? — Снова меня качественно прижимают к стенке.

— Нет... — и тут до меня дошло понимание того, зачем меня просили взглянуть боковым зрением. — А почему я видел вас как милиционера и как продавщицу? — Утопающее в противоречиях сознание попыталось схватиться за последнюю соломинку.

— Очень просто, — "дед" снова расплылся в довольной улыбке. — Мы все видим не столько то, что видят наши глаза, сколько ту картинку, которая формируется у нас в голове. И на формирование этой внутренней картинки влияют разные условия психологического свойства. Если один человек настолько уверен в том, что он волк, да так, что он сам чувствует себя этим волком от кончика волчьего носа до кончика волчьего хвоста, то другие люди и даже некоторые другие животные, скорее увидят на его месте крупного волка, а не человека. На месте реальной картинки возникнет иллюзорный образ, полностью затмив реальность. Только такой "оборотень" должен ходить на четвереньках, так как в привычный образ волка не вписывается хождение на задних лапах. Да и вообще, на такое нарушение восприятия много чего влияет. Если бы вы до этого не так сильно удивлялись тому, что я говорил и не попали бы под некоторое гипнотическое влияние с моей стороны, то этот фокус с вами бы не сработал. Или сработал некачественно. Воспринимающий "оборотня" должен быть готов воспринять создаваемую иллюзию, она должна быть для него вполне естественна и у него должно присутствовать подходящее для этого психическое состояние. Впрочем, обычные люди большую часть времени бодрствования проводят в полусне, если создавать им привычные для них иллюзии проходящих мимо незаметных людей, то они тебя не увидят даже в упор.

— Так значит, именно поэтому книги Карлоса Кастанеды в СССР были запрещены? — Догадался я.

— Не только поэтому, — заметил довольный "дед". — Кастанедовский "воин" слишком многое мог спокойно видеть, что ему не положено было при советской власти. Впрочем, из практикующих чисто по Кастанеде, "воинами" становятся примерно двое из ста, остальные, кто вовремя не бросит, становятся наркоманами или обитателями психиатрических клиник. Тогда власти просто хорошо позаботились о здоровье народа.

— И, по-вашему, меня минуют все напасти, и я всё смогу? — Мне было реально любопытно и немного страшновато.

Впрочем, научиться показанным мне фокусам я бы совсем не отказался. Реально впечатлило.

— Вам же не придётся пробираться через дебри мистики, курить кактусы, сами методики очень просты, и технологичны, — Фёдор Степанович заразил меня своей уверенностью в успехе.

— Хорошо, попробую проверить ваши методики и у меня, как вы считаете всё должно получиться, но есть некоторые сомнения, я совершенно не представляю, что делать с вахтёрами и караульными, кто пропуска в Кремле проверяет. С ними же так не получится, они постоянно бдят по долгу службы, — поделился с опытными товарищами своими опасениями.

— Получится и с ними, но чуть-чуть по-другому, — уверил меня Фёдор Степанович. — Если стать для них тем, кто проходит через них по десять раз на дню и показать похожий на пропуск предмет, то они не заметят обмана. Такие уж у нас имеются фокусы восприятия, и никакой мистики не нужно.

— Так как всё же вы это проделали? Я пока ничего не понял, если честно, — тяжкие сомнения до сих пор не хотели покидать меня.

— Будет вам инструкция, готовьтесь к долгим тренировкам, а сейчас не тратьте зря время на расспросы, — фыркнул немолодой комитетчик. — Если у вас хорошо получалось представлять в картинках математические формулы и числа, то такие простые техники получатся тем более. В них вообще, ничего сложного, даже "цыганская полная невидимость" куда сложнее.

— А это ещё что такое? — Я опять почувствовал что-то интересное.

— "Вытеснение внимания окружающих за границы своего личного пространства" — если сказать одной фразой, понятно? — "Дед" внимательно посмотрел на меня и стал медленно расплываться в воздухе, как Чеширский кот из сказки про Алису, пока не пропал вовсе.

— Ничуть! — Ответил я в пустоту, пытаясь снова зафиксировать взгляд на чашке с чаем и осматривать окружающее пространство исключительно боковым вниманием.

Но в этот раз я так ничего и не замечал, мне вообще было очень неприятно даже смотреть примерно в ту сторону, где он, по идее, должен сейчас находиться.

— Получите инструкции и по этой технике, разберётесь сами, — "дед" снова проявился на прежнем месте, позволяя мне облегчённо выдохнуть.

— А теперь лучше расскажите нам о вашем видении "коммунизма", — неожиданно вступил в диалог Степан Васильевич до сего момента сохранявший молчание, с лёгкой улыбкой на губах посматривая на фокусы своего коллеги и мою ответную реакцию.

— Знаете, если сказать честно, то лично я считаю "коммунизм", отличный от "военного" утопией, — я решил не темнить и рассказать всё как есть. — Но мы решили подумать вместе со всем нашим коллективом, может, и придут какие новые идеи в процессе. Поставим научную задачу, разобьём её на этапы, составим список экспериментов и начнём работать всем коллективом. Так и какой-либо значимый результат появится. Ну а дальше обобщение, выдвижение теорий и опять эксперименты, дабы проверить теорию практикой.

"Деды" переглянулись и выглядели очень довольными, как дорвавшиеся до большого бидона со сметаной коты. Чувствую, сейчас они меня как малого учить будут, причём тыкая носом в очевидные факты.

— Вот смотрите, Алексей Сергеевич, что такое "коммунизм" вы не знаете, а уже взялись решать важную для вас задачу самым настоящим коммунистическим образом, — По лицу Степана Васильевича нельзя было даже предположить, что сказанная им фраза — шутка.

— Это, каким таким способом? — В который раз сильно удивился я.

— Коллективным! — Ответили мне с лёгкой ухмылкой.

— А что здесь такого, обычная же практика... — я лишь пожал плечами, высказывая обычную банальность.

— Да, ничего нового тут нет, просто с вашей стороны есть типичная путаница в понятиях,— лёгкий назидательный тон и ничего более. — Если слово "коммунизм" вам ничего не говорит, то, что вы скажете про такие слова как — "солидаризм" и "солидарность"? — Озадачил меня Степан Васильевич.

— Хм... — эти слова были мне знакомы, но сразу полностью не раскрывали себя в моём понятийном аппарате. — Это вроде как наличие между разными людьми чего-то общего и поддержка разных людей и групп людей друг друга в деле своей общности и общих интересов. Так? — Высказал своё предположение. — Было раньше такое выражение — "солидарность трудящихся в борьбе за свои права",— добавил кое-что ещё, неожиданно всплывшее в памяти.

— В целом у вас верное направление мысли, — Степан Васильевич утвердительно кивнул мне. — Так вот, делая следующий шаг к пониманию того, что есть "коммунизм", подумайте над таким словосочетанием как — "солидарное общество".

Я углубился в свои мысли, которые стали стремительно собираться в единый поток. Вот как, всего одно правильное слово и вместо бесполезной кучи слов, ничего не значащих и мешающих пониманию, образуется живая система. Проблема становится задачей, и я поражаюсь её грандиозному масштабу.

— Так значит, вопрос стоит в создании чего-то такого, что объединит собой всё общество. Но если не вводить внешнего злобного врага, как это было в недавнем прошлом при противостоянии систем СССР — США, социализм — капитализм, то задача опять становится практически неразрешимой, слишком различны интересы разных людей, — поделился я потоком своих мыслей с "дедами".

— Не спешите делать такие поспешные выводы, Алексей Сергеевич, — заметил Степан Васильевич. — Вы, безусловно, правы, задача очень сложна и до сих пор не имеет готового решения. Возможно, ваше активное влияние на мир по ту сторону портала и будет очередной попыткой её решить. Позже мы вас познакомим с людьми, в прошлом занимавшимися теоретической базой социализма и перспективами построения коммунизма, которые, в силу изменившихся тенденций наших дней, остались нынче не у дел. Они вам и помогут в вашем деле, причём совершенно из солидарных устремлений.

Уже на следующий день после того разговора я приступил к тренировкам. Действительно, вся эта "магия", если посмотреть практически, оказывается очень простой. Ну что может быть сложного, к примеру, не отвлекаясь ни на что иное смотреть на себя без одежды в зеркале? Вроде бы ничего. А если в течение пяти часов подряд? И отвлекаться нельзя. Если вы думаете, что это так легко, и уж вы-то точно справитесь с таким заданием на раз-два, я вас сильно разочарую. Буквально через полчаса мне хотелось бросить это никчёмное занятие, потом захотелось плевать в собственное отражение, я злился на себя так, как никогда ни на кого не злился до этого момента. Убил бы этого типа, который стоит там, за стеклом, вон он, гад, ещё и ухмыляется. Я вспомнил о себе столько всякой гадости и буквально хотел кричать всё это в лицо своему отражению. Позже вроде бы немного успокоился и престал раздражаться от своего вида, впрочем, если быть откровенным, я себе даже немного понравился. Но реально это раздражение никуда не исчезло, оно просто отошло чуть в сторону, сменившись некоторой апатией, и ещё несколько часов подряд я глядел на хмурого мужика, укоризненно смотрящего на меня из-за стекла. Однако всему приходит конец, хватило бы воли не бросить дело на полпути, в какой-то момент я ощутил совершенно новое для себя чувство. Не могу сказать точно, но это была любовь. Любовь к самому себе, я чувствовал самое настоящее счастье, когда видел своё отражение, мне хотелось обнимать себя, и говорить себе самые тёплые слова, моё отражение слилось для меня со мной самим. Я ощутил в себе огромную силу, практически всемогущество, как влюблённый юноша был готов свернуть для своей любимой горы, хотя в этот раз хотел это сделать для себя. Стоило мне закрыть глаза, и я легко видел всего себя внутренним взором, мог мысленно ощупывать себя невидимыми руками и чувствовал касания этих невидимых рук кожей. Просто непередаваемые ощущения. Потраченное время и все пережитые неприятные чувства точно стоили того.

Потом я разорвал конверт с надписью, которую не понимал прежде: "открыть только самому счастливому", где и узнал, что первое задание курса мной успешно выполнено, я достиг нужного состояния души, а также получил следующее задание. Оно было не сильно отлично от предыдущего, то же самое зеркало то же время выполнения, но теперь предстояло работать с одеждой. Одеваться, и смотреть на себя. Снимать одежду, и видеть себя в одежде, чувствовать себя в этой одежде, оставаясь при этом обнаженным. Надевать одну одежду, а видеть и чувствовать себя в другой. И так несколько дней подряд с короткими перерывами на еду и чуть большими на сон. Впрочем, на третий день у меня практически всё получилось, мне даже самому очень понравилось, заодно проверил, как это работает на своих друзьях. Надо ли вам говорить, что народ интересовался тем, зачем я надел пиджак в такую жару, когда я нагло щеголял в одних плавках? Оно реально работало, хотя мне сразу и не верилось.

Думаю, вы уже догадались, каким стало следующее задание? Однако вы поторопились, если представили, что теперь требовалось "надевать" внешность других людей, это было только последующим заданием. Теперь же я должен был сделать так, чтобы взглянув в зеркало реально испугать себя самого. Долго у меня ничего не выходило кроме нервных срывов и хохота над своими же потугами. Только на второй день, когда я испробовал практически все разумные и не очень разумные варианты, к примеру, корчил рожи как обезьяна в зоопарке, увидав нечто такое в зеркале я ощутил не просто страх, а леденящий душу ужас. Я очень хорошо запомнил этот взгляд совершенно дикого безумия, которым я глядел на себя из зеркала. В этом взгляде моментально растворялись любые чувства и ощущения, этот взгляд буквально пил разум из того, в кого он упирался. По сравнению с ним даже страх смерти казался совсем не страшным. И теперь я мог в любой момент воспроизводить это состояние, правда я так и не решился проверить его действие на знакомых мне людях. Мне их было откровенно жалко.

И вот, наконец, последним заданием стала как раз тренировка "переодевания" в образы других людей и животных. Самое интересное заключалось в том, что перед таким вот "переодеванием" требовалось обязательно воспроизводить то самое "пугающее выражение", иначе ничего путного и устойчивого просто не получалось. Теперь я понимал, почему люди так боятся всяких там оборотней, особенно если кто им рассказал о реальной встрече с ними. Если я пугался сам себя, что же тогда говорить о других, которые могли с таким вот ужасом столкнуться безо всякой подготовки? Фёдор Степанович не зря тогда, когда перевоплощался сам, просил меня закрывать глаза, иначе не ровен час, мне пришлось бы стирать штаны.

Дальше от меня требовалось только как можно больше практиковаться в городе, и я пару дней не вылезал из московского метро, ходил по рынкам и магазинам, а также посетил несколько особенно злачных мест. На второй вечер в одной из подворотен меня остановили несколько хмурых типов стандартным вопросом — "дай закурить". Видели бы вы, как бежали эти несколько любопытных до содержимого чужих карманов гостей столицы, когда на их глазах я превратился в медведя. Может самого "медведя" они и не разглядели, но, судя по запаху, с кем-то из них приключилась настоящая медвежья болезнь. "Эх, мне бы в молодости такие возможности", — думал потом про себя я, — "впрочем, кто знает, сумел бы я стать тем, кем я был сейчас". Но я вполне отдавал себе отчёт, что моих новых возможностей ещё недостаточно для решения поставленных задач для мира прошлого, потребуется научиться ещё очень многому. На следующий день я уже изучал ту самую "полную цыганскую невидимость".

Шестая глава.

26 июля 1954 года, город Москва, район "Сокольники", квартира на рабочей окраине.

Потеря бдительности часто приводит к другим потерям. Иногда фатальным. Возможно, я потеряю всего лишь время, но может всё обернуться и по-другому. И кто мне мешал быть более внимательным к окружающим на ипподроме? Кто мешал пользоваться тренируемыми навыками перевоплощения или невидимости? А вот теперь сижу и жду, что предпримут те несколько типов, которые внимательно следили за мной после того, как я получил крупный выигрыш в кассе тотализатора, и которые сейчас контролируют все подступы к тому месту, где я нахожусь. Может быть, они и не все подступы контролируют, но то, что их больше трёх, я уже определил. Если они не станут брать штурмом квартиру, попробую ускользнуть или попытаться тихо разобраться, заодно выяснив, с кем имею дело. В том, что это не сотрудники госбезопасности — я уже догадался, те действуют сильно по-другому, но вот кто эти — вопрос пока остаётся без ответа.

Вообще, это была, наверное, не самая лучшая наша идея — использовать тотализатор на ипподроме как удобную возможность обрести средства, то есть самые обыкновенные деньги. Причём сразу много денег. Когда в своём мире в архиве мы нашли результаты забегов на московском ипподроме, то посчитали вполне простой и реальной идею — заработать на наши неотложные нужды очень простым способом — ставить на достаточно случайных победителей забегов, ни разу не фаворитов, практически собирая весь банк тотализатора. Суммы там получались очень приличные, то есть нам как раз. Главное — быстро. И ведь могли же догадаться, что на эти деньги имели виды и другие товарищи. Собственно, пока ещё ничего не происходит, могу поведать, зачем нам потребовались деньги, и что произошло за прошедшее время.

Прошло чуть больше полугода нашего активного исследования мира прошлого. Кажется, что можно сделать за столь небольшой срок? Но если каждый день наполнен активной работой, если каждый участник нашего мероприятия всегда занят плодотворными занятиями, то и результаты будут весьма значительными. Если честно, я не крутился так даже когда создавал строительную компанию. Здесь жизнь вроде бы идёт значительно медленнее, чем у нас в "мире настоящего". Никто никуда не спешит, и моя попытка привычно оказаться в потоке, подстроившись к остальному народу, к ритму его жизни, вызвала у меня настоящий психический шок. Один день буквально учился заново ходить, да-да, это совсем не шутки, я не смог даже ходить так, как привык, но и ходить, как тут ходят обычные люди, тоже было совершенно невозможно. Промучившись день, и найдя для себя нечто среднее, почти успокоился. Тем не менее, даже с таким вот невысоким темпом жизни, советские люди с виду успевают значимо больше чем мы. Парадокс? Отнюдь, просто они делают куда меньше лишних действий, и жизнь их, в целом, куда проще. За них думает партия и правительство, и это, как ни странно звучит — совсем не пустой звук. Для этого времени, естественно. Обычные советские граждане, на наш современный взгляд, были похожи на больших детей. Даже те, кто прошел войну, часто оставались наивными простаками. Они реально верили в своё государство и своему правительству. Жизнь советского человека того времени проходила под непосредственным вниманием государства, и это чувствовалось не только в большой Москве, но и в не так уж и близком к ней колхозе. Когда я несколько проникся духом этой эпохи, многие вещи, ранее требовавшие физических и интеллектуальных напрягов, стали получаться и быстрее и проще. Ну а если учесть, что мы, пришельцы, принесли сюда свой бешеный темп жизни, то практический эффект стал поистине впечатляющ. Главное не забываться и помнить, кто мы такие и в чём наши задачи.

Итак, что мы уже имеем на сегодняшний момент? Мы более-менее точно выяснили, сколько можно пребывать человеку из мира настоящего в мире прошлого, оставляя возможность вернуться обратно. Огромная благодарность тем грызунам, что отдали свои жизни в столь многочисленных экспериментах, которые до сих пор продолжаются. Тут всё оказалось без особой для нас радости. Если питаться местной едой и пить местную воду, то через три недели такой жизни успешное возвращение обратно станет под большим вопросом. После перехода через портал в свой мир ждёт недолгая, но очень мучительная смерть. На завезённой из "мира настоящего" пище и воде можно спокойно пребывать здесь около года. Если же мешать завозную и местную еду, то тут уж как получится, понятно, что сроки безопасного для возвращения пребывания сократятся. И при желании тут особо не побалуешься вкусненьким, посещая местные рестораны или столовые, где кормят нередко не хуже тех же ресторанов, правда, без обслуживания. Потому питаться нам приходится исключительно консервами. А слюнки иной раз так и текут, даже после нашей "либерализации цен" у нас нет такого выбора всяких разносолов и деликатесов как здесь. Про бывший Советский Союз сейчас говорят, что в магазинах было пусто, "эпоха дефицита" — одним словом. Но до этих времён ещё далеко, здесь в магазинах, особенно центральных, есть практически всё. Даже в сельской глуши, если уж там присутствует магазин или туда приехала торговая передвижка на грузовике, можно легко купить, к примеру, черную икру, или несколько сортов копчёной колбасы. Понятное дело — это недёшево, и мало кто покупает. С деньгами у простого народа тут не то, чтобы особо богато. Но ведь всё есть же, причём, совсем не недоступно. А хлеб здесь так пахнет, а молоко, сметана и кефир, они настоящие не из порошка и без консервантов, прямо далёкое детство вспоминается. И мороженое в Москве летом продают на каждом шагу. Нет, мне определённо эта Москва нравится куда больше той, оставшейся в нашем времени. Здесь и люди живые. Понимаете — живые, они улыбаются в метро в самый час пик и в набитом трамвае, едва держась за подножку, а ведь у многих тяжелая работа и очень плохие жилищные условия. Общежития и коммуналки на несколько семей — самое обычное явление, а вот отдельная квартира со всеми удобствами — уже нет. Но это не мешает советскому человеку радоваться жизни и с оптимизмом смотреть в будущее, ведь в нём перед ним раскрываются поистине гигантские перспективы. И только мы, пришельцы из параллельной реальности, те, кто пережил смерть своей великой страны, знаем, как подло были преданы надежды советского народа его руководством. И здесь, в этой реальности, у нас, возможно, ещё есть шанс ничего подобного не допустить.

Что ещё произошло за прошедшее время? Наш коллектив "нелегалов" заметно вырос, на что и потребовались те самые деньги. В эту реальность перешли чуть более ста человек. Некоторые из них сразу отказались от варианта возврата обратно, перейдя на местную пищу. В основном это бывшие военные и некоторые "конторские", причём не какие-то там кабинетные начальники, а спецназ, боевые солдаты и офицеры. Большинство только что из Чечни, где наше правительство в очередной раз предало народ. Надо же было так "заключить мир" с чеченскими бандитами, когда армии оставалось сделать всего один шаг до их полного уничтожения. Когда этих боевиков крепко зажали в горах, перерезав им все выходы, принуждая к сдаче, некоторые деятели сразу вспомнили о всяких там "правах человека", даже если этот самый "человек" — бандит и убийца. Ни в коем случае не позволить войскам закончить войну заслуженной и омытой кровью русских солдат победой. Ведь тогда исчезнет влияние в очень перспективном регионе для наших "западных партнёров", да и всякие "права человека" ну очень сильно пострадают. Знаем мы этих "человеков", за чьи права борются все эти правозащитники. Сих "человеков" через одного к стенке ставить надо, а через другого вешать, и не ошибёшься ни разу, случайно убив невиновного. И если этих "человеков" вдруг не станет вовсе, то пострадают доходы многих очень уважаемых лиц, занимающих всякие важные посты в российской армии и российском государстве. А вот этого непотребства они не захотят допустить ни при каком раскладе. Ох, и аукнется нам всем этот "чеченский мир", чувствую, ещё так аукнется, что снова прольётся рекой русская кровь. И те, кто недавно гонял бандитов в горах, прекрасно понимали произошедшее, и ещё представляли, что захотят с ними сделать в ближайшем будущем. Слишком хорошо они научились воевать, слишком опасными они стали для тех, кто наживался на этой войне. Им просто не нашлось места в нашем времени, если они слишком близко к сердцу принимают такие слова как "честь", "долг" и "присяга". И когда им предложили попытаться переиграть историю за свой счёт, они приняли это как самую достойную награду.

Через портал в разобранном на детали состоянии удалось пронести оружие, в основном снайперские винтовки, малогабаритные автоматы и бесшумные пистолеты, правда, без боеприпасов. Вернее боеприпасы пронесли тоже, отдельно гильзы и пули, а капсюли и порох купили уже здесь. Да-да, просто купили, в самом обычном охотничьем магазине, на развес, как крупу. В это время для того, чтобы купить ружьё и патроны, а так же прочие охотничьи принадлежности, достаточно просто показать паспорт. Никаких там справок из милиции и охотничьего билета не требовалось. Надо — покупай! Впрочем, и война-то не так давно закончилась, на руках у фронтовиков осталось множество наградного и совсем не редко — трофейного оружия. А потому пистолетом здесь никого не удивишь, это уже сильно позже советские власти соберутся разоружать свой народ, в шестидесятые годы.

Отдельная история про то, как мне удалось договориться с местной контрразведкой, иначе бы наше "незаконное вооруженное формирование", при всей его подготовленности и оснащённости было бы раздавлено в два счёта. Помогли, естественно, "деды", как в нашем, так и в этом времени. Мне пришлось честно рассказать местным товарищам про историю нашего мира и про тех людей, которые оставили в этой истории грязные следы обмана и предательства. Пришлось не просто рассказывать, но и приводить копии документов, показывать книги и журналы из нашего мира. Жалко киноплёнка не выдерживала переноса через портал, становилась хрупкой и рассыпалась при попытке посмотреть кино. Мне поверили, но далеко не сразу. Хотя главным аргументом стала не столько история нашего мира, а информация о дислокации до сих пор не разгромленных "лесных братьях" в Литве и на Западной Украине. И ещё информация о целой куче шпионов и диверсантов, действующих на территории СССР ещё со времён войны. Короче, благодаря нам за пару месяцев советской контрразведке удалось сделать работу, которая в нашей истории заняла много лет и стоила немало крови. Правда, сдали мы им далеко не всех, про кого у нас имелась информация, в основном самых опасных и наиболее вредоносных, особенно не повезло тем, кто в военные годы сотрудничал с нацистами, и кто сумел скрыть эти факты от советской контрразведки после войны. Но несколько небольших агентурных групп мы оставили для себя, если нам вскорости потребуется выходить на Запад, то готовые агентурные сети западных разведок смогут реально поспособствовать нам в этом деле.

Так, а вот это уже интересно, всего полчаса назад я погасил свет, а в замке входной двери слышится тихое ковыряние. Не иначе мои сторожа по-тихому пытаются подобрать отмычку, думая, что я уже сплю, и меня можно взять тёпленького в постельке. Ну, уж нет, ребята, я так с вами не договаривался. Хотя и драться тоже нельзя — вас много, а я один, пусть даже и неплохо подготовлен. Привлекать внимание милиции к своей персоне совершенно не входит в мои планы, если кого-то из вас мне придётся хорошенько приложить. Да и шуметь не стоит.

Быстро собираю все ценные вещи в небольшой заплечный мешок, смахивающий на рюкзак, протираю платком несколько мест, где могли остаться мои отпечатки пальцев на всякий случай, и тихо придвигаю большую деревянную кровать к комнатной двери. Долго эта баррикада, естественно, не выдержит, но мне и нужно совсем немного времени. Открываю окно и осторожно выбираюсь на карниз. Третий этаж, так просто вниз не спрыгнешь, высоко, да и внизу меня могут ждать сообщники тех, кто сейчас ломится в дверь, следовательно, нужно уходить нестандартным путём. Единственная альтернатива — идти по крышам, благо здесь можно попробовать перепрыгнуть с одной крыши на другую при разнице домов в один этаж, как раз должно получиться.

Вот я и добрался до пожарной лестницы, теперь нужно быстро забраться на крышу. Слышу, как в квартире ломается комнатная дверь, потом матюги и тихий голос: — "Ушел сука, в окно рванул фраер, Колян доставай волыну и быстро лезь за ним, там есть пожарная лестница, Федро, бегом дуй вниз, клич Саню и брата, не дайте ему уйти к парку, иначе вы у меня вообще ничего не получите!". Так, оказывается противников минимум пятеро, и, судя по манере речи — это обычные бандиты. Вернее не обычные, уж больно шустро они действуют, едва заприметив "богатого фраера", сразу берут его в оборот, рисковые ребята, но чувствуется хорошая подготовка. Сомневаюсь, что я их первый клиент, скорее всего ипподром у них прикормленное место, и такая вот "охота на счастливчиков" для них обычная практика. Быстро перебираю руками и ногами по ржавой лестнице, рывком перекатываюсь на крышу. "Стой сука, всё равно от нас не уйдёшь", — слышу голос бандита, выбравшегося за мной в окно. Можно, конечно, его немного подождать и приголубить хорошенько, когда он будет влезать за мной на крышу, но у него оружие, да и другие его подельники ждать не станут. На крышу легко забраться из подъезда, здесь входы на чердаки не закрывают замками от детей и бомжей, как делают в наше время. Громко топая по железной крыше, разбегаюсь, отталкиваясь от парапета ограждения, прыгаю в сторону крыши соседнего дома. Три секунды свободного полёта в ночной черноте, чувствую резкий удар ногами, падаю, не в силах удержаться, качусь по покатой крыше, из последних сил хватаясь за ограждение, которое едва не срывается вниз вместе со мной. "Стой гнида, убью...", — слышу голос сзади, резко вскакиваю и бегу, пригнув голову, по крыше дальше. Бах... бах... бах... громко хлопают выстрелы позади, в нескольких сантиметрах от меня рассекает воздух пуля, со вспышкой искр врезаясь в кирпичную вентиляционную трубу, за которую я прячусь через секунду. "Ох и нифига себе попал", — про себя успеваю подумать я, разбегаясь ещё раз для следующего прыжка. Снова три секунды полёта, но теперь успеваю сгруппироваться и не свалиться при приземлении. Бум, железная крыша подомной сильно продавилась, листы кровельного железа едва не соскочили с деревянных стропил. За мной вроде бы не бегут по крышам и больше не стреляют, в темноте это бесполезно, но и терять время нельзя, соскальзываю на пожарную лестницу, а с неё спрыгиваю на какие-то утлые сараи, за которыми начинаются большие деревья. Сзади в проулках слышится какая-то беготня, шум и ругань. Бандиты меня потеряли из виду, и теперь будут совсем недолго искать, так как кто-то из бдительных граждан, едва услышав первые выстрелы, наверняка уже вызвал милицию. Отойдя вглубь парка на десяток метров, падаю на землю под широкий куст, мне дальше бежать нельзя, стоит затаиться и отсидеться, так меня точно не найдут. Через час всё окончательно стихло, и я потихоньку стал выбираться из своего укрытия. Возвращаться в оставленную квартиру больше нельзя, или бандиты или милиция наверняка захотят её проверить, жалко конечно, больно удобное это было место, ну ничего снимем хату где-то в другом районе, благо деньги теперь есть.

Как это ни странно, несмотря на жесточайший дефицит жилплощади, в Москве того времени было достаточно много съёмного жилья. Правда, найти его очень не просто, так как частные граждане, кто мог вот так сдать имеющуюся жилплощадь, совсем не спешили об этом всех поставить в известность, развешивая на столбах и подъездах объявления. Чревато это, знаете ли, органы ещё не спят. Но, тем не менее, в определённых кругах, связанных с мелким криминалом, за небольшое вознаграждение можно легко найти и "сердобольных старушенций", и "весёлых вдовушек", кто был совсем не прочь подзаработать лёгких денег, сдавая имеющуюся квартиру или даже целый дом, не спрашивая никаких документов. Главное плати деньги вперёд и старайся лишний раз не отсвечивать, особенно перед участковым. Но теперь всё это было не главное. Если продолжать попытки заработать за счёт скачек, то рано или поздно придётся столкнуться с преследовавшей меня бандой. Так как деньги нам нужны и быстро добыть их тут другим относительно честным способом не представляется возможным, не сберкассу же нам грабить, наконец, то придётся с этой бандой разобраться. Привлекать местную милицию нельзя, а потому будем обходиться исключительно своими силами, заодно проверим своих людей делом. Жалко я разглядел и хорошо запомнил только одного из бандитов, но не того, кто следил за мной на ипподроме. Значит, потребуется устроить ловлю на живца, вот только немного обидно, что этим живцом придётся выступить мне самому.

А жизнь-то продолжается, мне остаётся дождаться утра, добраться до вокзала, сесть на поезд, а потом до самого вечера пешком идти до нашего "опытного хозяйства", мне завтра обязательно нужно показаться в нашем мире. Может, повезёт поймать какую-либо попутку от станции, хотя рассчитывать на это особо не приходится. Эх, неужели придётся и здесь обзаводиться машиной, очень уж не хочется, если честно.

17 февраля 1997 года Москва "Садовое кольцо", пробка.

Хвост, вернее — полноценную плотную слежку за собой заметил почти сразу, как оказался в Москве. Вообще, ничего подобного в принципе заметить я был не должен, ибо за мной следили профессионалы. Только то, что я и сам постепенно становился таковым профи, сделало своё дело. Я научился чувствовать применение техник перевоплощения и отвлечения внимания, но, преимущественно, когда применявшие их совершали какие-либо ошибки. Эти вот "топтуны", как называют тех, кто занимается наружным наблюдением, каких-либо ошибок не совершали, однако у них был какой-то особый стиль, множество нюансов, деталей, несколько диссонирующих с тем, как оно должно было быть, по моему представлению. Не могу сказать точно, что именно этих четверых выделяло из общего фона, просто я ощутил некоторую странность. Наверное, выделило их как раз похожесть действий, у меня даже проявился эффект дежавю, после чего и включилось активное внимание. Я жестко зафиксировал фокус взгляда и стал больше ориентироваться на боковое зрение, в результате "невидимки" стали заметны мне, но я совершенно не подавал вида, мне стало интересно узнать, кто они и каковы их планы по отношению ко мне. На "конторских" они не очень похожи, может просто моя паранойя разыгралась. Стоило сразу позвонить кураторам, узнать, что да как, но я оказался слишком самонадеян, как показало дальнейшее развитие событий. Вели меня плотно, не выпуская из-под контроля ни в подземке, куда пришлось ненадолго спуститься, ни сейчас, когда я стоял в пробке. Вернее стоял автомобиль, а я сидел, но суть дела от этого не менялась. Поток машин совсем встал, уже целых пятнадцать минут ни туда, ни сюда. Или авария на скользкой дороге приключилась, или опять какую-то "высокопоставленную шишку" пропускают, перекрыв проезд обычным людям. Трям-трям, подал свой голос мой мобильник.

— Слушаю, — сказал я в трубку.

— Алексей Сергеевич, — сразу же узнал голос одного из "дедов", — скажите, где вы сейчас находитесь?

— Стою в пробке на Садовом кольце, — сказал в трубку чистую правду. — Что-то случилось?

Странно, очень странно, обычно "конторские" всегда знали, где я нахожусь, так как и в офисе, и у меня дома стояли их жучки. В моей машине тоже стояли, но вот сейчас я ехал не на ней, а на экспериментальном чуде Ивана Михайловича, с виду похожим на обычную "Ниву", только с пластиковым кузовом, роторным мотором и планетарной коробкой его собственной конструкции. Я помог ему получить на это чудо инженерной мысли номера не совсем законным путём, а он давно просил меня на ней покататься и оценить, но мне всё было некогда, а теперь мой старый "Фольксваген", стоявший у офиса, отказался заводиться и я, наконец, вспомнил о его просьбе. В этой машине нет никаких следящих устройств, а потому если "Контора" меня потеряла, из этого следует, что те, кто меня "пасёт" не имеют к ней никакого отношения. Или имеют, но к другому отделу.

— Вы можете немедленно прибыть в свой офис или к себе домой? — Спросил меня "дед", в голосе которого почувствовалась лёгкая тревога.

При прежних наших беседах я даже не подозревал, что "деды" могут заметно волноваться, не люди — сталь. Однако, как оказалось, на этот счёт я был неправ.

— Как только выберусь из пробки, так через пятнадцать минут прибуду, так что же случилось? — Мне передалось его волнение, и я стал легонько дёргаться, пока ещё сидя на месте.

— Извините, это не телефонный разговор, бросайте немедленно машину и бегите к своему офису, вам может угрожать смертельная опасность, — голосом мне попытались предать сильную тревогу, если не за мою жизнь, так за что-то ещё.

Ага, вот так бросил всё и побежал, сзади через пару машин от меня стоит "Форд" моих соглядатаев, их там трое. Если опасность исходит от них, то прижать меня им будет проще простого. Хоть стёкла их машины хорошо затонированы, но через лобовое стекло мне их сейчас прекрасно видно в зеркало заднего вида. Сидящий справа от воителя тем временем достал какой-то тёмный предмет. Связь резко прервалась, я посмотрел на экран телефона... поиск сети... То, что я увидел в зеркале заднего вида, мне очень не понравилось, кажется, у меня начинаются действительно большие неприятности.

Слава богу, я стою в крайнем левом ряду, резко сдаю назад, немного задевая задним бампером стоящую сзади машину, резко выкручиваю руль и, вдавливая газ в пол, вылетаю на полосу встречного движения крутым разворотом. Меня едва не выносит встречная машина, а потом ещё одна, разряжаясь долгим гудком, но я не отпускаю педаль газа и медленно тяну рычаг планетарного механизма гладкой коробки передач, резко увеличивая скорость практически до ста двадцати километров в час. Машина идёт юзом, но держится на дороге, меня вжимает в сиденье, замечаю в зеркале, как "Форд" моих преследователей быстро выворачивает вслед за мной. Впереди идёт плотный поток машин, резко сбрасываю и набираю вновь скорость, перескакивая из ряда в ряд, создавая несколько потенциальных аварийных ситуаций разом, пытаясь уйти в отрыв. Не знаю как, но преследователям удаётся даже несколько сократить дистанцию, видимо, я своими маневрами только расчистил им путь. Впереди справа идёт грузовик, а за ним чуть впереди есть хорошо известный мне съезд в переулок, куда я хочу проскочить и оторваться там от преследующего меня "Форда". Обочины забиты снегом, рядом со съездом, практически перекрывая его, какой-то идиот припарковал свой сарай на колёсах, напоминающий сейчас большой сугроб. Едва-едва обогнав грузовик, резко, практически не сбрасывая скорости и опять создавая аварийную ситуацию, вламываюсь в кучу снега, сметаю её, выскакивая на тротуар. Хорошо пешеходов нет, меня немного заносит, но я удачно вписываюсь в поворот, едва не сбив дорожный знак, проскакиваю в узкий проезд. Здесь дорогу не чистили совсем, меня заносит окончательно, разворачивая на девяноста градусов. Сзади слышится громкий визг и скрежет тормозов, затем звук удара столкнувшихся друг с другом машин. Боковым зрением отмечаю, что преследовавший меня "Форд" не вписался в поворот и столкнулся с другой машиной. Из него выскакивает мужчина и бежит в мою сторону, в руке у него что-то очень знакомое, и мне это совсем не нравится. Резко кручу руль, давлю на газ, выворачиваясь из неудобного положения и набирая скорость, пригибаю голову к рулю. Заднее стекло с резким хлопком лопается, влетая внутрь салона россыпью стеклянных брызг, в переднем чуть выше моей головы появляются три отверстия, обильно растекающиеся паутиной мелких трещин. Но я уже набрал скорость и повернул в следующий переулок. Теперь бы ещё сообразить куда ехать, хотя других вариантов нет, тут уже совсем рядом находится наш офис, и если меня там ждут... главное вовремя понять, кто именно меня там сейчас ждёт.

Подъезжая к офису, наблюдаю несколько хорошо затонированных больших чёрных машин с известными номерами. Ну, здравствуй "Контора", как же я рад вас сейчас видеть. Едва затормозил у обочины, как двери чёрных машин открылись и четверо крепких парней за пять секунд вытряхнули меня из моей машины, затолкав в заднюю дверь одной из своих. Судя по толщине и массивности двери, машина хорошо забронирована. Едва за мной закрылась тяжелая дверь, водитель нажал на газ и мы тронулись. Ехали мы всего-то минут пять, путь быстро закончился в каком-то подземном гараже. Не теряя времени, меня высадили из джипа, отобрали сотовый телефон, и вместе с одним сопровождающим запихнули в закрытый кузов грузовика. Грузовик где-то петлял, периодически останавливаясь, примерно часа два, после чего двери кузова открылись и меня высадили внутри какого-то большого склада, забитого контейнерами и большими коробками. Оказалось, это ещё одна пересадка, теперь меня уже одного запихнули в кузов большой, наполовину загруженной коробками, фуры. Сколько фура ехала я не засёк, часы остались в телефоне, который у меня отобрали ещё в Москве, а я сбился со счёта времени немного задремав. Как говорится в наше время — "очень плохая примета ехать ночью... в лес... в багажнике..." Однако меня привезли не в лес, а в какую-то военную часть, судя по ограждениям и сооружениям, выглядящим как двухэтажные казармы. Тут меня встретили двое в военной форме и, не говоря ни слова, сопроводили к ближайшему сооружению, где внутри, как это ни странно, оказался настоящий лифт. Лифт поехал вниз, через несколько минут меня доставили до вполне неплохо обставленной камеры, по виду всё же скорее жилой комнаты, правда, без окон. Тут меня снова оставили одного, предупредив, что волноваться не стоит, завтрак подадут через пять часов. Хоть лёгкий голод уже и подавал свой голос, решил не терять времени в ожиданиях, завалившись спать, благо кровать тут вполне удобная.

Судя по количеству приносимых мне завтраков, обедов и ужинов, прошло три дня. Я не стал тратить время впустую, и хотя мне не представили ничего, чем можно было его занять, занялся активными тренировками. В этот раз учился быстро входить в состояние управляемого транса, или даже "боевого режима" в ближайшей перспективе. Инструкция, которую прочитал накануне происшествия, была очень проста. Требовалось стоять и представлять себя травой, растущей на лугу. Почувствовать себя окруженным тысячами таких же травинок, представить вместо ног — корни, вместо рук — листья, ощутить где-то вверху тёплое солнце, и качаться под порывами периодически налетающего ветра. Это упражнение оказалось достаточно лёгким, и уже через пару часов я вполне освоился с ролью травы. Наверное, если посмотреть снаружи, даже несколько позеленел.

Следующее упражнение называлось "морской прилив". Тёплое море, мелкий песок под ногами, сначала вода по щиколотку, потом выше, уже по пояс, потом по грудь и руки свободно всплывают к поверхности, меня качает волнами, в конце уровень воды падает в обратном порядке. После того, как представлял себя травой, почувствовать себя в море оказалось не сильно сложнее.

Далее шел полёт. Я превращал себя в орла, обрастал перьями, и бросался вниз с высокой скалы, ища восходящие потоки воздуха, и паря в них. А вот тут у меня возникли некоторые трудности. Орлом себя представить оказалось просто, это не сильно отличалось от той же травы, а вот бросится вниз со скалы... Ещё в детстве мне довелось пережить феерическое падение с большого дерева, когда я по пути собрал все мелкие и большие сучки, что меня и спасло. И даже аэроклуб, куда ходил в своей юности, не смог до конца избавить меня от страха высоты. Так что теперь я орлиным взором с любопытством разглядывал далёкое дно горного ущелья, и даже расправлял свои руки-крылья, но отрываться и лететь мне как-то не хотелось. И всё же после нескольких неудачных попыток удалось пересилить себя. Всё равно физически я никуда не лечу, так чего мне бояться? Но в возникшем трансовом состоянии, очень похожем на сон, разница между реальностью и воображением практически истирается. Потом мне даже понравилось возникающее чувство полёта, наверное, если бы не детская травма, стал бы пилотом, благо в аэроклубе предлагали пойти учиться на планеры, а дальше и на легкомоторные самолёты. Затем бы ушел в лётное училище и здравствуй — армейская авиация. Увы, не сложилось.

В завершении всего практикума требовалось быстро по очереди представляться травой, входить в море, и взлетать орлом, закрепляя возникающее состояние на уровне рефлекса, хорошо запоминая его. Сначала проживая каждое упражнение полно, а потом всё быстрее и быстрее, как несущийся с горы снежный ком. После почти целого дня отработки последнего этапа мне требовалось просто мысленно щёлкнуть пальцами, и я легко входил в нужное состояние, практически независимо от других условий. Даже не верилось, что всё так быстро и просто получится. Да, это всего лишь первый шаг, дальше требовалось научиться применять состояние изменённого сознания на практике в другой деятельности, освоить заглубление его с помощью дыхания, но это представлялось не более сложным, чем практическая отработка техник маскировки. Короче, всегда найдётся занятие, когда меня выпустят отсюда.

На третий, по моим ощущениям, день, за мной пришли двое сопровождающих и долго вели по петляющим подземным коридорам и лестницам. Даже пару раз на лифте прокатили. Путь окончился в достаточно большом зале, по внутреннему виду скорее напоминающему ангар для самолётов. Правда, самолётов в нём не было, зато хватало много всякой малопонятной по назначению аппаратуры, и практически никого из людей. А встречал меня никто иной как "дед" Фёдор Степанович, едва завидев меня, протянул свою руку с выражением лёгкой вины на своём лице.

— Алексей Сергеевич, извините за доставленные неудобства, но иного выхода у нас не было, — попросил он извиняющим тоном. — Пройдёмте в кабинет, есть тема для разговора.

Мы прошли до другой стороны ангара, где было несколько ведущих в отдельные помещения дверей. В одно из них мы и пришли, по внешнему виду, более всего напоминающему кабинет следователя. Простой деревянный стол, несколько стульев, пара шкафов с какими-то папками, настольная лампа с абажуром типа "бюрократ". На ещё одном столике стоял импортный электрический чайник и стаканы на металлическом подносе.

— Хотите чаю? — Усаживаясь за стол, спросил меня Фёдор Степанович.

— Не откажусь, — кивнул головой в знак согласия.

— Тогда включайте чайник, он полный, заварка в тумбочке под столом, там же сахарница, — мной сразу стали ловко командовать. — Вижу у вас ко мне куча вопросов, сначала попьём чаю и расскажу что знаю, а потом кое-что покажу. Уж не знаю, обрадует вас это или огорчит... — многозначительное завершение фразы заставило меня крепко задуматься.

Через пять минут мы пили душистый чай, и Фёдор Степанович начал свой рассказ:

— Итак, скажу сразу — нам так и не удалось установить, кем были напавшие на вас люди. Одного из них удалось задержать, но едва тот понял, куда попал, то покончил с собой. Мы даже не смогли определить, где он прятал яд, и какой это яд. Однако покушение на вас лично не самое главное происшествие этих дней, — устало вздохнул Фёдор Степанович.

Выглядел он и вправду сильно уставшим, даже тёмные круги перед глазами наличествовали от долгого недосыпания.

— Что ещё произошло, неужели мою лабораторию и портал взорвали? — У меня внутри всё похолодело.

— Успокойтесь, цела ваша лаборатория, — обнадёжил меня "дед". А вот на задействованной в прикрытии вашего проекта АЭС нам едва удалось предотвратить серьёзную диверсию. В тяжелой перестрелке мы потеряли нескольких бойцов, но и диверсанты полегли все как один, категорически не желая сдаваться.

— Может это были чеченские боевики? — Высказал свою первую мысль, которая пришла мне в голову.

— Нет, точно не они, — опять тяжело вздохнул Фёдор Степанович. — Если честно, мы даже не знаем, кто это. Удалось установить, что говорят они по-английски, но это точно не американцы и не англичане. И откуда они взялись нам на голову тоже непонятно. А вот пару интересных артефактов, которые нам достались от них, вы вскоре посмотрите.

— Неужели эти диверсанты действовали по дезинформации, которую мы передали через моего бывшего коллегу? — Удивился я.

"Шпиона" вскоре после того памятного инцидента, пришлось ликвидировать, и "Контора" подстроила ему автокатастрофу. В коей, как это ни странно, ему даже удалось выжить и почти не пострадать, так пара переломов и всё. Но он не смог пережить относительно лёгкую операцию в больнице, куда он попал после этой автокатастрофы. В общем, нужный результат достигнут — одним гадом на этом свете стало меньше.

— Скорее всего, так и есть... — подтвердил мою догадку "дед". — Впрочем, всё, похоже, гораздо сложнее. Дело в том, что ваш проект идёт у нас совершенно официально, но как отвлекающее прикрытие другого важного проекта, под который и задействованы мощности атомной станции. Да-да, не удивляйтесь, специалистам-аналитикам вражеских разведок гораздо сложнее поверить во всякие там пространственно-временные порталы, чем в создание электромагнитного оружия нового поколения. Более того, как прошла информация о вашем портале на Запад, нам удалось узнать, что она оценена тамошними специалистами как совершенно нереальная. И для маскировки реального проекта потребляющего энергию с атомной станции, были сделаны ещё два отвлекающих. Вначале мы считали, что диверсия рассчитана именно на тот самый настоящий проект, но чуть ли не в самом конце выяснили, что именно вы лично проходите как одна из приоритетных целей.

— Но кто тогда осуществил нападение на станцию, кому это нужно? — Потерялся я в попытках самостоятельно догадаться.

— Это мы и пытаемся сейчас установить, — спокойно заметил Фёдор Степанович, отпивая свой поостывший чай. — Пока удалось лишь отсеять непричастных. По оценке уровня подготовки уничтоженной нами диверсионной группы, и по тем, кто вёл вас, можно определить лишь примерный круг подозреваемых. Такое могут сейчас осуществить очень немногие. Проникнуть на хорошо защищённую АЭС, обойдя основную и резервную систему безопасности, для этого нужно обладать секретной информацией или агентами среди персонала, а также специальной аппаратурой. Они попались на совершенно не задокументированной третьей системе контроля, которая была неофициально установлена нами совсем недавно в связи с прикрытием именно вашего проекта. Быстрая проверка показала, что как раз именно эти "немногие", кто мог осуществить подобную акцию, оказались совершенно непричастны, мы столкнулись с новой неизвестной силой, которую интересуете именно вы и исключительно ваш проект. Пойдёмте смотреть артефакты, их уже разобрали, и обезопасили, чтобы изучить.

Мы снова оказались в ангаре, Фёдор Степанович провёл меня в некое отделение, отгороженное от остальной территории. Внутри замкнутого контура, стены которого увиты проводами и уставлены различной аппаратурой, находилось нечто размером с большой дорожный чемодан.

— Знакомьтесь, — сказал Фёдор Степанович, подводя меня к мужчине с короткой бородкой, большими очками и одетого в комбинезон лётного техника, — это Пётр Викторович, он здесь царь и бог, в отличие от меня, теперь все вопросы к нему.

— Алексей Сергеевич, — протянул я руку технику.

— Очень приятно, — заметил он, отвечая на рукопожатие. — Фёдор Степанович мне немного рассказал, чем вы занимаетесь, ваше мнение по поводу сего агрегата, — он показал на раскрытый "чемодан", — может быть полезно.

Я осмотрел некое сложное техническое устройство. Но с первого взгляда ничего не понял. Видя моё замешательство, Пётр Викторович присел рядом и стал объяснять.

— Смотрите, вот это сосуды с жидким гелием. При перестрелке пуля попала в них, и они разрушились. Тут небольшая аккумуляторная батарея, питающая устройство. Это блок электроники, тоже, к сожалению, пострадавший от пули. Вот это самое интересное, — он показал на занимавшую половину устройства часть. — Сверхпроводниковая катушка, для охлаждения которой и требовался жидкий гелий. Вернее не одна катушка, а целый блок, вот, посмотрите схему, — закончил он говорить, подавая мне планшет с зарисовкой данной конструкции.

Я внимательно изучил рисунок, откинул верхний лист, под которым нашлось ещё несколько с другими зарисовками. Что-то мне в этой конструкции показалось очень знакомо даже слишком знакомо.

— А можно узнать, что за сфера находится внутри магнитного кокона?

— О... — заметил техник, раскрывая магнитные катушки, отщёлкнув пару рычажков, обнажая внутреннее содержимое, — это вообще что-то фантастическое.

Моему взору предстал клубок, сплетённый из проводов и прозрачных трубочек, наполненных какой-то желтоватой жидкостью.

— Вот эти трубочки наполнены жидким полимером с очень большим содержанием водорода. Только вместо обычного водорода в нём находится дейтерий и тритий. Вы понимаете, что это может значить?

И тут до меня, наконец, дошло, что же это за устройство. Это была совсем не обычная, но, тем не менее — самая настоящая термоядерная бомба. Правда взорваться она могла, судя по всему, только оказавшись в электромагнитном поле портала, частично вобрав в себя его энергию, не позволив ей разрушить сложную конструкцию бомбы до своего срабатывания, а потом использовать накопленную энергию для инициации термоядерной реакции. Судя по конструкции, здесь должна применяться так называемая "электромагнитная имплозия". До нас некогда просачивалась некоторая информация, что наши учёные-ядерщики работали над подобной темой создания "чистого" термоядерного заряда, не требующего обычной ядерной накачки. Такое оружие более технологично, чем стоящее на вооружении сейчас. Оно может дольше обходиться без обязательной переработки в условиях завода-изготовителя и быть менее требовательным к обслуживающему персоналу. Но тогда у учёных возникли серьёзные проблемы, связанные с отсутствием необходимых материалов в то время, а позже был заключен международный договор о полном запрете ядерных испытаний. И тему, понятное дело, свернули полностью, так ничего и не добившись. А вот тут я вижу перед собой устройство, условно готовое произвести термоядерный взрыв в определённых условиях. Причём взрыв явно управляемый. И тут я по-настоящему испугался, стараясь при этом не подать вида.

Фёдор Степанович, находившийся здесь, и видя, что происходит с моим лицом, положил руку мне на плечо, то ли, одобряя то ли успокаивая.

— Вижу, вы догадались о назначении этого устройства? — Спросил он меня.

Меня чуточку отпустило, но ещё продолжало колотить мелкой дрожью.

— Нет, — борясь с бушующими у меня внутри чувствами, ответил ему, — ещё не совсем догадался, стоит посмотреть более внимательно.

Во так, деловой настрой на работу — самое лучшее средство справиться с неожиданно возникающими бурными эмоциями. И когда же я смогу всегда держать себя в руках, не прибегая ко всяким там психологическим приёмам? А пока можно пораскинуть мыслями, анализируя имеющуюся информацию.

Несомненно то, что представленное устройство имеет непосредственное отношение к порталам. Пока не могу понять, для чего оно предназначено, по своей сути — это бомба, но уж очень странная бомба, в ней слишком много лишнего, по моему мнению. Следовательно, портал сия бомба уничтожать не обязана, хотя, вероятно, может. Как минимум, создавшие это устройство люди знают о таких порталах значимо больше нас. Далее, странности только продолжаются, противная сторона всерьёз считает, что портал находится именно на АЭС, или где-то рядом, именно как в придуманной мной дезинформации. Неужели тот вариант реально возможен, причём, с точки зрения нашего противника, возможен именно он, а вот то, что сделал на самом деле я как раз не очень? Диверсанты имели практически полную информацию об охране атомной станции, но только ту, которая была отражена в документах, пусть и совершенно секретных.

Так, снова смотрю на раскрытое устройство, очень подозрительная конструкция, надо бы спросить вот про это...

— А вот это что? — Показываю пальцем на широкую коробку, прилепленную к сверхпроводниковой катушке.

— Это силовой коммутатор, — подсаживаясь рядом, сказал техник, открывая притёртую крышку с коробки, крепёжные винты которой были удалены заранее. — Сюда тоже подавался жидкий гелий, и здесь сходятся вместе концы контура сверхпроводниковых обмоток, а вот отсюда идут провода к системе управления.

Внимательно осматриваю внутренности устройства. Надо же как, я до сих пор не слышал о возможности создания сверхпроводниковых ключевых элементов, судя по всему, рассчитанных на очень большие плотности тока. Да и вообще вся эта конструкция очень необычна. Материал, та самая серая керамика, из которой сделана обмотка, только что официально открыт, будучи совершенно непригодным для более-менее серьёзной эксплуатации. Тут же он уже не просто используются по полной программе, но и управляются чем-то подобным, о существовании чего научная общественность мира пока не знает.

— Блок управления полностью уничтожен? — Спросил я техника.

— Нет, посмотрите сами, — он открыл ещё одну крышку, обнажая утыканную микросхемами и другими компонентами плату, — пуля разрушила лишь малую часть устройства, это, судя по обломкам, внутренний преобразователь питания, если его починить, то остальную схему удастся запустить. Детали тут обычные буржуйские, их вполне реально купить в магазине радиодеталей. Если возьмёмся за ремонт, то за несколько часов можно управиться.

— А вот это что здесь делает, каково его назначение? — Указал я на очень знакомый

разъём, такой же, как используется в компьютерах для подключения мыши.

— Судя по всему, это последовательный интерфейс связи с другим доставшимся нам артефактом, вот посмотрите его, можете включить, он полностью исправен, — техник подал мне желтую коробочку, очень сильно напоминающую цифровой тестер с приделанным снизу блоком из прозрачного пластика.

Впрочем, это и был обычный немецкий тестер, доработанный в явно полукустарных условиях. Судя по всему, теперь это устройство предназначено для комплексного анализа параметров магнитного и электрического полей. А ещё одна дополнительная плата с микропроцессором и небольшой клавиатурой нужна для передачи полученных данных в "бомбу". Сама "бомба" собрана куда более качественно, но, судя по использованным в её блоке управления электронным компонентам, её могли собрать буквально вчера, купив широко распространённые детали на радиорынке. Правда, судя по остальной части конструкции, для изготовления которой требуется серьёзная лаборатория или даже целое производство, всё это произведено не в нашей стране. Значит реально проносить через порталы что-либо сложноустроенное всё же нельзя, можно и не пытаться пробовать, как не извращайся. А ведь у меня имелись на этот счёт некоторые надежды. Мозаика мыслей в моей голове наконец-то сложилась в осмысленный рисунок.

— Фёдор Степанович... — я кивнул головой в сторону техника.

Тот понял мой намёк сразу.

— Говорите-говорите, Алексей Сергеевич, Пётру Викторовичу можно доверять полностью, он в курсе вашего проекта. Вы определили, с кем мы имеем дело?

— С гостями из будущего! — Уверенно ответил я, наблюдая за реакцией, последовавшей на мои слова.

— Идёмте пить чай, — сказал мне Фёдор Степанович, — ситуация совершенно нестандартная, нам нужно решать, что делать дальше.

Седьмая глава.

Будущее с неизвестными параметрами, Владимирские леса.

Шел пятый день моего пребывания в неизвестном "мире будущего", из которого нас посетила диверсионная группа. Всякого я мог ожидать в этом самом будущем, но чтобы оно оказалось таким мрачным... Я не смог бы ранее и подумать, что наша земля вдруг полностью обезлюдела. Встречавшиеся дороги давно не видели колеса автомобиля, будучи разрушенными и занесёнными природным мусором, в трещинах асфальта на шоссе выросла высокая трава, кусты и молодые деревья. Редкие населённые пункты, в которые я не побоялся зайти, встречали меня остовами домов со следами пожаров и даже кое-где артиллерийских обстрелов. Исключением из этого была лишь лежавшая у меня на пути железная дорога, которой активно кто-то пользовался, судя по тому, что рельсы практически не тронула ржавчина.

Куда я иду? Нет, не к Москве, как это могло бы показаться, чтобы всё узнать там сразу. Это было бы для меня слишком большим риском. Я иду в одно очень неприметное место, про которое практически никто не должен знать, кроме очень узкого круга лиц. Некогда это была пусковая площадка шахт баллистических ракет, взорванных ещё по договору СНВ-2. Впрочем, взорвали далеко не всё, в глубине кое-что осталось. Там размещалась автономная станция долговременного наблюдения за эфиром, из записей которой можно многое узнать, если суметь на эту станцию проникнуть. Пока мне ещё идти до нужного места, расскажу по порядку, как так получилось, что я нахожусь тут.

Перехваченные в нашей реальности диверсанты оказали нам поистине неоценимую услугу, оставив в относительной целостности свои артефакты. И если бы они так сильно не торопились и чуть лучше подготовились, нам так ничего бы и не удалось узнать. К примеру, кто мешал им использовать в системе управления микроконтроллеры с хорошей защитой данных ПЗУ (постоянного запоминающего устройства)? Но они явно спешили, причём спешили очень сильно, и на то, что их миссия может провалиться, совершенно не рассчитывали. Зато теперь, в результате разбора программного обеспечения их артефактов и проведённых экспериментов с их "тестером", мы знаем о пробитых в параллельные миры порталах весьма многое. Та самая "бомба" оказалась на самом деле внутрипортальным порталом, предназначенным для перехвата действующих порталов, а не для их уничтожения. А "тестер" содержал в себе параметры, благодаря которым удалось рассчитать необходимый сдвиг поля, для перемещения в мир, отстоящий от нашего вперёд по времени, и устройство, посредством которому это можно сделать. Но это не самое главное. Главное, мы, наконец, узнали, как все эти порталы работают. Миры с разным историческим временем отличались друг от друга частотой синхронных колебаний всей материи окружающего пространства. Если изменить эту частоту, то можно переместить материю из одного мира в другой. Но относительно легко можно переместить материю только из "мира настоящего" или "мира будущего" в "мир прошлого". Для обратного переноса требовалась просто колоссальная энергия. Впрочем, для переноса меня с очень небольшим грузом в "будущее", уже накопленной в моём портале за время его непрерывной работы энергии вполне хватало. Жалко, что ещё одного такого путешествия придётся ждать минимум полгода, пока энергия в портале накопится снова. И хорошо ещё, что в это путешествие пошел именно я, как самый тренированный частыми переходами между мирами. Мне, а вернее — всем нам, в очередной раз крупно повезло, ибо кто-либо другой просто не выдержал бы перехода "вперёд". Я и сам уж было подумал, что сдохну, пост эффект переноса оказался гораздо сильнее, чем в первое моё путешествие.

Когда я пришел в себя, то обнаружил на месте прибытия молодой лес. Шар портала пронизывал своим слабым мерцанием несколько молодых деревьев. Походив вокруг портального "окна", я нашел полностью сгнившие останки сторожки, в этом мире никакой лаборатории на этом месте явно не возникало. Поляна заросла лесом, несмотря на не очень подходящую каменистую почву. Проверив, что портал не пропускает в себя ничего из этого мира, я достал блокнот, написал записку ждущим меня с той стороны коллегам, что со мной всё хорошо, какое здесь время года, что происходит в округе, и закинул записку назад. Подождал полчаса, через которые мне забросили посылку с вещами, подходящими по сезону и припасами на десять дней, а потом пошел в большую разведку, ориентируясь по естественным признакам, так как даже самый простой компас не пережил перехода.

"Конторские" ни за что не санкционировали бы это путешествие, если бы в нашей реальности не началась активная охота на их людей, как-либо причастных к теме порталов. Потеряв двоих сотрудников и с трудом отбившись от ещё трёх покушений, они всячески помогли мне перестроить установку, и отправиться сюда в разведку. Не знаю, на что они рассчитывают, уж больно вся эта "разведка" по-дилетантски организована, даже я это хорошо понимаю. Кстати, я в последнее время тоже несколько потерял осторожность, стал азартен и чрезмерно любопытен. Так совсем недолго дойти до беды, однако мне почему-то ничего не хочется менять, наоборот хочется просто положиться на удачу, столь сопутствующую мне в последнее время. Впрочем, если встать на сторону наших противников, и подумать о том, что они предпримут, оказавшись на нашем месте... то нет ничего лучше именно того, что я делаю. Сплошная импровизация и риск, никакой долгой подготовки и строгих расчетов. Та самая русская непредсказуемость и надежда на авось, что, как известно, резко увеличивает вероятность позитивного развития событий.

И вот иду лесами, часто пересекаясь со звериными тропами и стараясь не приближаться к дорогам и населённым пунктам в сторону назначенной цели. Хорошо, что ещё в детстве отец научил меня ориентироваться по солнцу и другим косвенным признакам, а карты местности я просто запомнил. Из того, что уже увидел, можно сделать вывод — здесь произошла какая-то масштабная катастрофа, и, скорее всего — война. Но война небольшая, так как природа практически не пострадала, а вот деятельности человека практически не ощущается, если только железной дорогой кто-то регулярно пользуется.

Опасности я так и не успел почувствовать, а по идее должен был, когда обнаружил хорошо замаскированные в лесу огороды. Я же просто отметил для себя некоторую странность, и остался в своих мыслях вплоть до самого момента, когда ощутил за спиной какое-то быстрое движение и даже успел сгруппироваться, но было поздно, удар по голове вышиб из меня сознание.

— А... мля, больно-то как, — подал я голос, едва приходя в себя, не в силах поднять головы, будучи чем-то крепко прижатым сверху, поедая палые листья.

— Слышишь, Белка, он уже очухался, и что-то слишком быстро, — услышал я женский голос.

— Просканируй его ещё разок, странно, он по-русски гуторит, — ответил ей другой женский голос, скорее даже не женский, а девичий.

— Действительно странно, — снова возник первый голос практически надомной, — у него нет ни одного живого чипа в теле, да и дохлых тоже не видно, сказала неизвестная после некоторой паузы, — иди сама посмотри.

С меня подняли то, что прижимало к земле, и перевернули на спину, рюкзак с меня, похоже, стащили ещё раньше. Открыв глаза, увидел два молодых женских личика, хорошенько измазанных маскировочным кремом, которым пользуются спецназовцы. Они с любопытством внимательно рассматривали меня, одна женщина водила надомной туда-сюда каким-то небольшим приборчиком.

— И откуда ты такой взялся, чипов в тебе нет, и по-русски говорить не боишься... — сказала одна из девушек, ощупывая моё неподвижное тело. — Ого, да его ещё и не обрезали, — удивилась она, ощупав через штаны моё причинное место.

— А что, должны были обязательно обрезать? — Подал я свой голос, окончательно приходя в чувства.

— Ну, мы это вскоре узнаем, идти сможешь? Только не дёргайся, а то продырявим, — недвусмысленно заявили мне.

Попробовал пошевелиться, и когда у меня это получилось, сел оглядываясь. Кроме двух находившихся около меня девушек заметил ещё нескольких в камуфляжных костюмах, держащихся на расстоянии. У всех их в руках весьма внушительные с виду взведённые арбалеты, направленные в мою сторону. Да, тут лучше не дёргаться, посмотрим, чего от меня тут захотят. В случае больших проблем попробую стать оборотнем, может и отобьюсь.

— Ведите, — твёрдо сказал я, поднимаясь на ноги.

Меня легонько подтолкнули в спину, направив в сторону леса. Через несколько минут блужданий между деревьями, меня подвели к тёмной круглой дыре в земле, куда быстро нырнули две девушки с арбалетами.

— Спускайся вниз, там есть скобы, — невежливо подтолкнули меня в спину.

Я спускался в темноту. Кружок света сверху становился всё меньше и меньше. Глубина колодца, судя по ощущению — метров тридцать. Едва ступил на пол, меня толкнули в темноту горизонтального тоннеля. Держась рукой за шершавую стену, я шел достаточно долго, потом меня направили в какой-то проход. И снова спуск по металлическим скобам куда-то в глубину подземелья. Наконец за моей спиной заскрипела тяжелая дверь, зажегся огонёк и в его мерцающем свете я оглядел большое подземное помещение. Здесь обнаружилось около десяти человек, все девушки или женщины, которые внимательно смотрели на меня, расположившись на расстоянии около трёх метров по кругу.

— Ну, вот мы и пришли, — сказала стоящая за моей спиной девушка,— отсюда, если что, ни один сигнал не уйдёт, потому можем спокойно говорить, ничего не передавая твоим друзьям. Итак, кто ты такой и откуда ты здесь взялся? Сразу предупреждаю, врать не стоит, мы это сразу почувствуем.

А вот и настоящий допрос начался. Интересно, если сразу сказать всю правду, откуда я здесь взялся и что мне здесь надо, то мне поверят? Впрочем, стоит подумать, а кто эти девушки вообще? Судя по всему, они здесь прячутся. Значит они совсем не те, кто может охотиться за нами в нашем мире. Короче, стоит попробовать рассказать именно то, что от меня хотят — правду. Хуже от этого мне точно не станет, да и воспользоваться моей информацией они особо не смогут. Действующий портал всё равно не пропустит их в мой мир.

— Я не знаю, сумеете вы мне поверить или нет, — не очень уверенно начал говорить я.

— Попробуем поверить, рассказывай, — сказала стоящая справа от меня женщина.

— Итак, зовут меня Алексей Сергеевич, можно просто Алексей, и пришел я из другого мира. Почти такого же, как и ваш, но отстающего в прошлое примерно на сорок — пятьдесят лет. Точнее можно будет определить, если вы мне скажете, какой сейчас тут год и какое число, — закончил говорить, вглядываясь в лица окружающих меня.

Девушки стали активно переглядываться, эта информация для них оказалась явно неожиданной.

— Он говорит правду, или действительно так думает, — сказала та же самая женщина справа.

— Так значит, ты пришелец из другого мира... это многое объясняет, — снова напомнила о себе девушка сзади, — сможем ли мы это проверить, прогулявшись, к примеру, в твой мир?

Ага, понимаю их желание, но уж извините, я вас немного обломаю.

— В принципе сможете, — честно ответил на заданный вопрос, — но это не так-то просто. И совсем не тем же самым путём, как я оказался здесь. Тот пропустит обратно только меня одного и только ту материю, которую я принёс на себе. Вы можете взглянуть на "окно" портала, но для вас оно совершенно бесполезно.

— Рассказывай дальше и точнее, — грубо одёрнули меня сзади.

— Это слишком долго, — не став поддаваться давлению, несколько уклончиво заметил в ответ. — Мне бы хотелось узнать более точно, где же я сам сейчас оказался, и что тут вообще происходит, иначе от моего рассказа вам всё равно не будет никакой практической пользы. И потом я ходил по здешним лесам пять дней, пока не получил от кого-то из вас по голове, мне просто хочется немного отдохнуть.

Я ожидал, что сейчас меня начнут "прессовать", однако этого не произошло.

— Хорошо, мы выслушаем тебя позже, — сказала стоявшая сбоку от меня женщина, — а сейчас ты останешься здесь один, вот твой рюкзак, там, в углу есть лежанка. Мы вскоре вернёмся. Не вздумай пытаться отсюда сбежать, у тебя это всё равно не получится.

Девушки выскользнули обратно в ту же дверь, через которую мы здесь очутились, после чего захлопнули её за собой, оставив меня одного в этом большом помещении. На полу осталась зажженная керосиновая лампа, дающая слабый мерцающий свет. Решил не искушать судьбу, пытаясь найти выход, подобрал свой рюкзак, и устроился на одной из нескольких досчатых лежанок. Достал армейский пищевой паёк и бутылку воды. Если меня не уличили во лжи и не покарали сразу, когда я высказал невероятную версию своего появления, то, возможно, удастся договориться к взаимной пользе. Поев, сразу завалился спать, так как голова после удара всё же болела, а сон являлся единственно доступным сейчас лекарством, так как аптечку из моего рюкзака девушки всё же изъяли.

— Проснитесь, проснитесь... — меня кто-то тряс за плечи, вытаскивая из объятий Морфея. — Проснитесь скорее, вас хочет видеть Светлая.

Раскрыл глаза и в тусклом свете всё ещё горящей керосинки, увидел рядом с собой маленькую девчушку, судя по внешнему виду — лет десяти. Поспал я явно совсем недолго, больная голова ещё давала о себе знать.

— Какая ещё Светлая? — Снова закрывая глаза и думая, что это сон, спросил своё видение в виде маленькой девочки.

— Такая, вставайте быстрее, она не любит ждать, — опять потрясла меня девочка, доказывая, что она вполне реальная, а не мой сонный глюк.

С трудом встал с лежанки, собираясь накинуть на свои плечи рюкзак.

— Оставьте всё здесь, идёмте скорее за мной, — прощебетала девочка, зажигая маленький фонарик и скользя к открытой двери, находящейся совсем в другом месте, чем та, через которую меня привели сюда.

Я снова петлял по подземным коридорам, едва поспевая за бегущим впереди ребёнком. Пройдя через открытую массивную железную дверь-заслонку, мы оказались в освященном тусклыми лампами небольшом помещении, из которого выходило ещё несколько закрытых дверями проходов.

— Подождите немного тут, — сказала девочка, юркнув в одну из дверей, быстро захлопнув её за собой.

Осмотревшись более внимательно и представляя, куда я попал, постепенно вспоминая, как выглядели коридоры, по которым мы пришли сюда, до меня начал доходить примерный расклад. Судя по тому, что я здесь вижу, это какая-то подземная военная база, построенная ещё в советское время. Но до сих пор она вполне пригодна для жизни, хотя с момента её постройки прошло, наверное, чуть ли не сто лет. В этом районе действительно раньше находились несколько ракетных частей стратегического назначения, позже попавшие под договоры и сокращения, однако разрушено и растащено оказалось далеко не всё, что как раз и можно было наблюдать здесь. Даже воздух вполне свежий, совсем без привкуса затхлости, следовательно, тут даже активная вентиляция где-то работает и нормальное электричество присутствует.

Через несколько минут одна из дверей открылась, и передо мной предстала высокая стройная женщина с седыми волосами и морщинистым лицом. Судя по всему, ей было уже много лет, никак не менее шестидесяти. "Наверное, она ещё помнит то время, из мира которого я пришел", — про себя подумалось мне. Окинув меня строгим уверенным взглядом, она повернулась ко мне спиной, приказав:

— Следуйте за мной.

Мы прошли ещё несколько коридоров, в одном из которых работал самый настоящий лифт. Спустившись ещё на какую-то глубину, мы, наконец, оказались в хорошо освещённой комнате, уставленной креслами вокруг большого круглого стола с полированной столешницей. Женщина уселась в одно из кресел, показав мне рукой на другое на противоположной стороне стола. Интересная у неё манера общаться на расстоянии.

— Зовите меня Светлая, — первой начала говорить она. — Если вы действительно тот, за кого вы себя выдаёте, то нам есть о чём говорить. Расскажите, зачем вы в наш мир пришли?

Что же, вполне логичное желание с её стороны знать о моих истинных намерениях. Можно, конечно, соврать, придумав что-то вполне вероятное, но не имеющее никакого отношения к реальному делу, хотя именно на лжи меня и могут сейчас ловить, определяя, что со мной делать дальше.

— Я пришел сюда для того, чтобы просмотреть и прослушать данные станции радионаблюдения, находящейся где-то тут неподалёку, — решил рассказать всю правду.

— Покажите, где расположена эта станция, — кинула она мне через стол планшет с карандашом и картой, достав его откуда-то из-под стола.

Я стал вспоминать свою карту, которую запомнил перед переходом сюда, и, отметив точку на предоставленной карте, перебросил её обратно через стол.

— Действительно, была там такая станция, — задумчиво сказала женщина. — Но больше её нет. Десять лет назад всё что можно, мы из неё вынесли.

— Плохо, — поморщившись от досады, я тяжело вздохнул. — Но если вы расскажете, что тут у вас произошло за интересующее меня время, то это меня вполне устроит.

— У меня есть условие, вы взамен расскажете всё про вашу "машину времени", — при этом женщина попыталась просверлить меня своим взглядом. — Как я поняла, воспользоваться ей мы не сможем?

— Да, так и есть, — кивнул головой в знак согласия. — Я расскажу вам про порталы и создающее их устройство. Правда, совсем не уверен, что вы сможете эту "машину пространства-времени" создать, мы сами не до конца понимаем, как она работает, к тому же энергии для запуска и работы требуется много. У вас здесь, кажется, есть исправный атомный реактор, судя по наличию электричества? — Поинтересовался у неё.

— Не атомный. Здесь геотермальная электростанция, глубокие скважины, примерно в два с половиной мегаватта максимальной мощности, — пояснила она. — Ещё есть дизельная станция, сейчас законсервированная, на примерно вдвое большую мощность. Этого хватит? — С заметной надеждой в голосе спросила меня Светлая.

— Исключено! — Ответил я, сильно разочаровывая её. — По примерным расчетам, для запуска портала нужна пиковая мощность около гигаватта, это, в принципе, можно и накопить, но вот для поддержания несинхронного портала в действии требуется постоянно расходовать практически сотню мегаватт. Что сами понимаете, очень немало, потребуется серьёзная электростанция.

— Вы сказали "несинхронного портала", значит, есть ещё и "синхронный портал"? — Женщина сразу вычленила из моих слов весьма важную информацию и решила уточнить детали.

— Да, — не стал отпираться я, — наш собственный портал как раз "синхронный", и он не требует расхода внешней энергии, более того — выделяет и накапливает её сам. Вот только возник этот портал в результате сочетания множества случайных факторов, и как их воссоздать в другом месте, мы ещё не знаем. Может быть, узнаем позже, но сейчас ничем вам больше помочь не смогу. Могу разве только рассказать, что в вашем мире уже есть минимум один рабочий портал в наш мир, но он не принадлежит нам, и мы не знаем, где он территориально находится.

— Тогда откуда вы уверены, что тот портал вообще существует? — Немного удивилась она моей абсолютной уверенности в существовании других порталов, если мы ничего не знаем про их местонахождение.

— Из этого мира в наш проникла диверсионная группа с целью уничтожить или перехватить наш собственный портал, — я раскрывал перед ней свои карты. — И только благодаря оставленным этой группой артефактам, я и смог оказаться здесь.

— Кто были те диверсанты, вы можете рассказать подробности? — Переключилась она на другую тему, её что-то явно заинтересовало.

— Увы, не смогу, — с заметным сожалением в голосе вздохнул я. — Живых взять нам не удалось, разве мы выяснили, что это были мужчины и говорили они по-английски.

— Мужчины — это уже много значит, особенно если это были полноценные мужчины, — ничуть не смутившись очевидной малости выданной мной информации, заметила Светлая. — А по-английски сейчас здесь все говорят, других языков на Земле больше нет.

— Но мы-то сейчас говорим по-русски... — теперь уже удивился я, — неужели вот так и больше никаких языков нет? А как же многомиллиардные Китай и Индия, они тоже полностью перешли на английский?

— Мы исключение из общего правила. Последние партизаны, на которых ведётся спортивная охота, и именно потому нас до сих пор полностью не уничтожили. Оставили специально, как дичь в заказнике. Вы только другим девочкам этого не говорите, они верят, что у нас ещё есть шанс, — покачав головой, сказала женщина с заметной горечью в голосе. — Индия и Китай, говорите... А вы уверены, что они сейчас существуют вообще?

— Что же здесь произошло, неужели третья мировая война? — Ужаснулся я такому заявлению с её стороны.

— Эх, если бы только одна война, — глубоко вздохнула Светлая, — ладно, я вам расскажу нашу историю, но потом обязательно вернёмся к первой теме, хорошо?

— А вообще, какой здесь сейчас год? — Решил задать столь долго мучавший меня вопрос.

— Двадцать пятый год Нового Мирового Порядка, или 2040 год Старого Мира, — продекларировала Светлая.

Моё изумление выразилось в упавшей челюсти, которую я подобрал только через несколько секунд затянувшейся паузы. Словосочетание "Новый Мировой Порядок" было хорошо известно и в наше время, об этом говорили не только на кухнях, но и в газетах писали, преимущественно в "желтых". Что-то типа мирового заговора банкиров, евреев и прочих непонятных "адептов мирового зла". Правда, обо всём подобном слишком мало было реальной информации, и мне самому казалось, что все эти муссируемые козни каких-то там "мировых заговоров" лишь хорошее средство самооправдания для тех, кому в жизни чего-то не досталось. Неужели это не просто слухи, а суровая реальность?

— Вижу, вы чему-то удивлены, — правильно оценила моё состояние женщина, — но то, что я вам сейчас сказала, не является для вас особой новостью. Так?

— Вы правы, — я немного отошел от возникшего шока. — Мне уже не раз приходилось сталкиваться с этим "Новым Мировым Порядком", правда, считал прежде все разговоры о нём не большим, чем обычные слухи в среде неудачников.

— Как оказалось у нас здесь, это были не совсем слухи, — хмыкнула Светлая, окончательно развеивая мою былую наивность. — И даже открытые публикации с фактами и доказательствами не помешали Новой Власти стать таковой.

— Расскажите, как это всё произошло, — во мне моментально разгорелся жгучий интерес.

— Вам с какого года начать? — Поинтересовалась немолодая женщина у меня.

— Давайте сравнимся по нашим версиям истории, — предложил ей. — У нас в 1991 году при Горбачёве распадается Советский Союз, в России президентом становится Ельцин, сейчас идёт 1997 год и он второй срок сидит в Кремле, делая вид, что правит, едва выиграв выборы в прошлом году у коммунистов.

— Эх, вспоминаю свою далёкую молодость и завидую, можно сказать. У вас сейчас идут "золотые времена", — заметила женщина, что-то вспоминая про себя, отчего на её лице возникла улыбка, но потом её лицо снова посерьёзнело. — Точно так же было и у нас, пока всё сходится.

— Потом начались большие "неприятности", да? — Задал я вполне очевидный вопрос.

— "Неприятности" — это слишком мягко сказано, — начала читать свою лекцию Светлая. — Итак, в 1999 году начинается война в Югославии. Страны НАТО, в первую очередь — США бомбят югославские города, дороги, мосты и прочую гражданскую инфраструктуру. Югославия распадётся на несколько отдельных стран, война уносит много жизней, в первую очередь среди мирного населения. Потом из этой бойни на Балканах создадут фитиль для общеевропейского взрыва — маленькое албанское государство — Косово. Но это будет немного потом.

— А Россия, неужели она не вмешается в войну со славянами? — Изумился я такой вероломности со стороны стран НАТО.

Не то чтобы считал прежде НАТО исключительно оборонительным союзом, просто вот такая подлая война практически в центре Европы как-то совсем не вписывалась в мою картину мира. И почему, интересно, в эту войну не вступила Россия, тоже было непонятно, хотя догадаться, видимо, совсем не сложно.

— России будет сильно не до того, — сказала мне Светлая, снова доставая из-под стола какой-то небольшой планшет, оказавшийся настоящим компьютером с сенсорным управлением по экрану. — Сейчас я включу окно и покажу вам свой архив...

На стене загорелся яркий телеэкран очень большого размера, почти в два с половиной метра. Светлая водила пальцами по своему планшету и на экран выводились картинки в виде телевизионных репортажей и газетных страниц, которые она комментировала.

— Смотрите, вот это бомбардировки городов Югославии. Разрушения с виду невелики, в этой войне Америка испытывала своё новое высокоточное оружие, но общий эффект от этих бомбардировок был куда большим, чем от ковровых бомбардировок второй мировой. Целенаправленно уничтожалась государственная инфраструктура, заводы, склады продовольствия, электростанции, мосты и железнодорожные станции. Если бы Югославия быстро не капитулировала, то в стране начался бы голод, а потом и хаос. На всё это со стороны НАТО и строился расчет, такова была у них новая концепция войн с папуасами.

— Неужели югославы — папуасы? — В который раз удивился я.

— "Папуасами" не рождаются, на их роль просто назначали тех, у кого нет своего ПВО, способного что-либо противопоставить натовской авиации, — спокойно заметила Светлая.

— И почему Россия не могла помочь югославам с этим самым ПВО? — Я всё ещё отказывался принимать такую информацию.

— Говорю же, у России неожиданно образовались другие проблемы, — сказала она, щелкая пальцами по экранчику своего электронного планшета.

— Вот это тогдашний российский премьер Евгений Максимович Примаков, бывший директор службы внешней разведки. Он один совершил реальный акт критики против войны в Югославии, отказавшись от визита в США. Когда его самолёт уже был в воздухе, направляясь в Вашингтон, он приказал повернуть обратно, едва узнав по телефону о принятии Вашингтоном такого решения. Примаков считался тогда реальным кандидатом на президентский пост после ухода Ельцина, но после такого "недипломатического" демарша, вскоре был отправлен в отставку и назначен на ничего не значащую должность. Сам Ельцин обошелся по поводу югославской войны разве лишь официальным осуждением, да и только. России тогда было совсем не до Югославии. Экономические проблемы, новое резкое обострение чеченского конфликта, всё это отвлекало внимание общественности. Да, если, как вы говорите — вы из 1997 года, то у вас уже произошла деноминация и последующая быстрая девальвация рубля? — Быстро подобралась женщина.

— Ещё нет, — задумчиво ответил ей, медленно переваривая полученную информацию. — У нас там ещё только весна началась.

— Тогда можете подготовиться, в августе всё и начнётся, можете попробовать хоть хороших денег на всём этом бардаке заработать, — порекомендовала она мне.

— Спасибо, — совершенно искренне поблагодарил её, отмечая про себя, что меня, скорее всего, отпустят обратно. Сильно радует такое неожиданное развитие событий. — Ну а дальше-то, что было? — Любопытство ещё сильнее наседало изнутри.

Щёлкнув планшетом, Светлая вызвала на большой экран следующую серию картинок и продолжила лекцию:

— В 1999 году произошла серия кровавых террористических актов по всей России, взрывались дома и рынки, Чечня практически полностью откололась от России, вспыхнули боевые действия в Дагестане и Ингушетии. Армия выражала готовность навести порядок, но приказа так и не получила, молчаливо наблюдая за происходящими в республиках событиями и потихонечку отступая с Кавказа. Всё это вызывало резкую волну протестов по всей стране и в самом начале 2000 года с третьего раза Ельцину объявили импичмент и даже хотели арестовать. Но Ельцин с семьёй и ближним окружением успел вылететь в Лондон, где сразу получил политическое убежище, несмотря на решительные протесты российской стороны, — снова телевизионные картинки и газетные полосы на большом экране, события мелькали передо мной с большой скоростью, накрепко отпечатываясь в памяти. — Премьером и исполняющим обязанности президента становится Михаил Михайлович Касьянов, который потом на выборах в марте 2000 года становится президентом, одержав во втором туре победу над Геннадием Зюгановым, — продолжила комментировать картинки Светлая. — Во многом его президентство было предопределено административным ресурсом и решительными действиями на Кавказе, впрочем, сами эти действия сильно запоздали и окончились почти ничем, кроме громких криков правозащитников, и под угрозами санкций со стороны США, Европы и ООН, войска пришлось снова выводить, не считаясь с большими потерями. После "Кавказкой войны" российская армия была практически полностью деморализована. Потом вроде бы всё затихло, бывшие кавказские республики, получив вольницу, быстро передрались друг с другом, не сильно отвлекая российскую армию. Некоторые политики даже стали открыто говорить о том, что России давно стоило полностью отделиться от Кавказа, и тогда у неё не возникло бы многих проблем, но, как показали последующие события, это было очень большим заблуждением с их стороны. Однако, продолжу по порядку.

На большом экране опять сменилась серия картинок, и пошел видеосюжет.

— 11 сентября 2001 года в США происходит масштабный террористический акт. Два больших пассажирских самолёта таранят небоскрёбы-близнецы на Манхеттене. В зданиях возникает пожар, потом небоскрёбы обрушаются вниз, складываясь как карточные домики. В то же время ещё один самолёт, по сообщениям в прессе, таранит здание Пентагона. Четвёртый самолёт, так же захваченный террористами, падает в Пенсильвании, не достигая своей цели — тарана АЭС. Официальная версия произошедшего — атака мусульманских террористов причастных к организации "Аль-Каида" с Осамой Бен Ладеном во главе, — поясняет Светлая ряд видеосюжетов.

— Значит, имеется и более правдивая версия, чем официальная? — Отметил я своим вниманием её крайние слова.

— Да, — подтвердила она. — В официальной версии слишком много всяких натяжек и очевидных недочётов, которые не объясняют всего произошедшего. Вот посмотрите сами, — сказала она, снова перебегая пальчиками по своей игрушке.

Я смотрел ещё раз на большом экране замедленные кадры, как сначала один самолёт врезается в здание небоскрёба. Потом другой самолёт таранил рядом стоящую башню. Вот небоскрёбы горят, кто-то выпрыгивает из охваченного пламенем окна, предпочтя разбиться в лепёшку, нежели сгореть заживо. А потом последовали ужасные кадры рушащихся башен. Они складывались внутрь себя сверху вниз, оставляя на том месте, где стояли клубы пыли.

— Посмотрели? А вот теперь взгляните это, — Светлая снова шевельнула пальцем.

На экране возник другой небоскрёб, стоящий в окружении таких же больших зданий, который через несколько секунд точно также сложился внутрь себя, ничего не задев при своём разрушении.

— Только что были кадры сноса старого здания путём управляемых взрывов, разрушающих находящиеся внутри здания несущие конструкции. Не находите никакого сходства между первым и вторым? — Полюбопытствовала она у меня.

— Скорее не нахожу никаких отличий, — лишь утвердительно кивнул головой. — А самолёты тогда причём?

— Самолёты и последующий после их тарана пожар — лишь часть хорошо спланированной отвлекающей акции. И никаким исламским террористам подготовить такую операцию не по силам. Не их уровень, тут слишком крутые специалисты и слишком большие деньги нужны, — сказали мне вполне очевидное.

— И кто же это тогда проделал, неизвестно? — Я просто поражался масштабу этого теракта и его подготовки.

— Точную информацию, естественно, нам никто не сказал, — ухмыльнулась женщина, добавив: — По косвенным, но достаточно обоснованным данным всю эту кашу заварили ЦРУ и МОССАД.

— А Израилю-то это зачем нужно было? — Не смог сдержать я очередное большое изумление.

— Израиль без штатовского спонсорства тогда был экономически несостоятелен, плюс он сильно нуждался в общей нестабильности в арабском мире, — пояснила Светлая. — Арабское лобби в Америке стало постепенно теснить еврейское. Арабы тогда активно пытались вкладывать в американскую экономику огромные деньги, полученные ими на торговле нефтью, а это сильно нарушало позиции еврейской группировки, благодаря действиям которой Израиль и получал постоянную финансовую помощь извне. Произошедшие теракты вовремя сбили арабскую финансовую экспансию. И из последующих действий американской администрации Израиль получил слишком много доходов, как прямых, так и косвенных.

"Ладно", — про себя отметил я наличие очередного "еврейского следа" в мировой политике, — но что-то в просмотренном видеоматериале особенно зацепило мой взгляд.

— Вы говорили ещё про третий самолёт, упавший на Пентагон? — Задал новый вопрос, желая прояснить некоторые свои сомнения.

— Сразу скажу — этого третьего самолёта реально никто не видел, — отметила Светлая, выводя на экран повтор ранее показанного видеофрагмента. — Больше всего дыра в Пентагоне была похожа на результат попадания ракеты воздух-земля, а не большого пассажирского самолёта.

— Тогда я вообще не понимаю, зачем это нужно было делать, неужели двух небоскрёбов недостаточно? — За всем подобным явно проглядывает какая-то тайная игра.

— Ходило некоторое мнение в то время, что вся эта террористическая атака на небоскрёбы была лишь отвлекающей внимание от ракетного обстрела Пентагона, — мои догадки сразу же подтвердились. — По непроверенным, но вполне заслуживающим уважения данным, в результате этого ракетного обстрела в здании Пентагона произошел пожар. Пожар вроде бы тоже ничего особого собой не представляет, здание Пентагона слишком велико. Спрашивается, кому какая разница, если сгорят несколько кабинетов военных бюрократов? Однако ракетный удар и последующий пожар нанёс ущерб, о котором ни тогда, ни потом старались не говорить, — многозначительная пауза...

— Так что же там сгорело-то? — Светлой удалось вызвать во мне жгучее любопытство, раскрывая одну тайну за другой.

— По странному стечению обстоятельств именно в это время именно в том месте проходило особое совещание, на котором присутствовало множество ответственных сотрудников отдела внутренних расследований Министерства Обороны США, посвящённое проблемам коррупции в высших эшелонах американской армии. И ракета пришла именно в то самое помещение, где и проходило это совещание, все присутствующие там люди погибли. А последующий пожар уничтожил единственный особо секретный архив и компьютеры этого самого отдела внутренних расследований. Я считаю, что таких случайностей просто не бывает, — информация опять повергла меня в глубокий шок.

Игры такого уровня — это что-то запредельное. Государство, в котором побеждает коррупция, просто обречено.

— И никто по этому поводу не начал расследований, и даже журналисты? — Мне опять не совсем понятна такая откровенная наглость со стороны тех, кто всё это дело провернул.

Неужели даже в Америке, с её традициями условно-свободной прессы и практически полной свободы информации, можно было совершить такое, оставшись при этом совершенно безнаказанным.

— Расследования, естественно, вели, — Светлая вывела на экран разворот какой-то газетной статьи, — но все сценарии для этих расследований были расписаны заранее. Ну а некоторым слишком шустрым журналистам быстро заткнули рот специальным "Патриотическим актом", срочно принятым Конгрессом США и который разрешил спецслужбам Америки делать всё то, что в СССР было в тридцатых годах, практически запретив конституцию. К примеру, задержание подозреваемых в терроризме или пособничестве террористам без санкций судьи, содержание под стражей без определённого срока, пытки и прочее-прочее, с чем сами Штаты официально боролись, продвигая по остальному миру свою экспортную версию "демократии".

— Неужели американский народ не возражал? — Удивляться уже просто не хватало сил.

— Для американского народа вскоре начались яркие военные шоу по телевизору, США ударили по Афганистану ракетами, а после ввели туда свои войска, под предлогом борьбы с террористами и Осамой Бен Ладеном. А ещё через два года США объявили войну Ираку. Иракское оружие массового поражения, из-за которого произошла эта война, в итоге так и не нашли, — спокойно заметила Светлая, глядя на мой не самый адекватный вид.

— Неужели это стало начало третьей мировой? — Спросил её, поразившись масштабу событий.

— Нет, третья мировая случилась несколько позже, — спокойно ответила мне она. — Это другие войны, где с одной стороны проверялось новое оружие и военная тактика, а с другой — из-за больших потерь, которые были недопустимы для армии США, в дело вошли крупные частные военные компании. Именно этим частным военным компаниям, сильно поднявшимся на афганской и иракской войне, а также частично на африканских войнах, потом и предстояло сыграть ведущую роль в установлении Нового Мирового Порядка.

— А в России, что происходило в это время? — Я решил опять вернуться к своей стране.

— Это уже печальная история, — тяжело вздохнула женщина, — сейчас покажу тебе хронику того времени.

Я снова смотрел на экран, где мелькали какие-то смутно знакомые и совершенно незнакомые лица, а Светлая комментировала идущие кадры:

— В самом начале 2003-го года в лондонской клинике умирает Борис Николаевич Ельцин. Как показало британское следствие — он был отравлен радиоактивным элементом полонием, подмешанным ему в водку его старым знакомым из России. Следы этого покушения тянутся в Москву, в среду старого состава ФСБ. Москва сначала полностью отрицает все выдвинутые ей обвинения, перекладывая всю вину исключительно на британские спецслужбы, но под действием большого скандала в мировой прессе с требованием выдачи британскому правосудию шестерых лиц, на которых указали англичане, президент Касьянов соглашается с этими требованиями, нарушая российскую конституцию. Вот эти шестеро героев...

Я смотрю на экран и вижу двоих "дедов", и ещё пару лиц, с которыми мне приходилось сталкиваться. Ещё двое мне были совершенно неизвестны. Мурашки побежали по моей спине, что-то отразилось на лице, что не осталось для Светлой незамеченным.

— Никак знакомых увидели, да? — Поинтересовалась Светлая, с лёгкой улыбкой на губах.

— Да, четверых я знаю в нашем мире, — признался ей. — И что с ними было дальше?

— Всех там и убили, — ответила она, заметно погрустнев. — По словам лондонской полиции, при попытке к бегству, когда их перевозили из тюрьмы в здание суда. Это стало вообще беспрецедентным делом, так как перевозить сразу всех обвиняемых в одной машине запрещалось всеми инструкциями, какие только имелись у английской полиции. Полицейские ссылались на большую занятость персонала и нехватку транспортных средств. Потом за допущенные нарушения даже уволили каких-то трёх начальников. В России прошло большое народное волнение по этому поводу, народ вышел блокировать британское посольство в Москве, но милиция разгоняла манифестации, применяя слезоточивый газ и водомёты. Водомёты английского производства, кстати, специально закупленные там, как раз на случай подобных выступлений. В ФСБ же сразу после экстрадиции шестерых сотрудников в Лондон, ещё до их гибели, началась масштабная чистка, многих просто уволили, а некоторые вообще пропадали без вести. И даже когда стала известна информация, что Ельцина на самом деле отравили сотрудники МИ-6 (британская спецслужба), это уже ничего не могло изменить. Вслед за армией теперь и российские спецслужбы оказались полностью обескровлены и деморализованы.

Я опять был полностью раздавлен свалившейся на меня информацией. Такого совершенно не могло произойти, но, тем не менее, я видел реальные телерепортажи. Неужели и наш мир вскоре должен пройти через всё это?

— Неужели президент Касьянов ничего не понимал, почему он ничего не предпринял для защиты своей страны? — Задал я самый важный для своего понимания сложившейся в России ситуации вопрос.

— Всё дело в кредитах, которые активно брала Россия для того, дабы прокормить своё население, — Светлая уже явно устала говорить, то, что она мне показывала и рассказывала совсем не вызывало у неё каких-либо приятных чувств и я это прекрасно видел у неё на лице. — В то время, особенно после начала войны в Афганистане и Ираке, стала резко дорожать нефть. И под эту дорожающую нефть, России стали давать много дешевых кредитов, как самому государству и российским компаниям, так и обычным гражданам. В кредит стало можно купить практически всё, от кухонного комбайна до квартиры в Москве. Страну буквально охватила эпидемия потребительства, как было и в самой Америке. Про сельское хозяйство на волне роста нефтяных цен никто и не думал, предпочитая покупать дешевое продовольствие за границей. Касьянов прекрасно понимал, что стоит немного ослабнуть кредитным линиям с Запада, как страну охватит паника, и уж тем более он не сможет претендовать на победу в следующих выборах, так как его рейтинг был и так невысок, а административный ресурс не так уж и силён. И потому он шел на любые уступки требованиям США и Запада, вплоть до их полного контроля над ядерным оружием, доставшимся России от СССР по наследству. Но это было только началом...

-Это уже национальная катастрофа, что же может быть ещё? — Совершенно убитым голосом спросил я.

— Вот это Михаил Ходорковский, бывший владелец нефтяной компании "ЮКОС", — Светлая вывела на экран новую картинку. — Осенью 2003-го года он продаёт практически все свои акции компании "ЮКОС", включая контрольный пакет, на западных биржах, предварительно заключив с Китаем долгосрочные аж на двадцать лет договоры о прямых поставках нефти по очень низким ценам, практически на уровне рентабельности добычи и транспортировки. И это несмотря на высокие мировые цены на "чёрное золото" в то самое время. Вроде бы такие обязательства должны были заметно снизить цену акций компании, но, тем не менее, перед акционированием Ходорковский заключил такие странные договоры. Парадокс? Нет — тонкая политическая игра. Акции компании скупают контролируемые Ротшильдами финансовые структуры, консолидировав для этого свои капиталы. А в то время именно "ЮКОС" обеспечивал более трети поступления бюджетных средств, и их неминуемая потеря позволяла западным владельцам диктовать свою волю России. Дело осложнялось тем, что за "ЮКОС"-ом было закреплено очень много разведанных нефтяных запасов, которые теперь тоже контролировали западные владельцы. Сам же Ходорковский, используя свои деньги и западное влияние, практически в первом туре победил на президентских выборах 2004-го года, став формальным хозяином России. После прихода Ходорковского к власти и принятия с его подачи нового либерального законодательства, разрешившего в России иностранные банки, частную собственность на землю и многое другое, в страну рекой потекли западные деньги. Иностранцы быстро скупали всё, до чего только могли дотянуться, и что представляло собой хоть какую-то ценность. Три года в стране царила настоящая эйфория, Банки и финансовый бизнес, магазины и супермаркеты росли как на дрожжах, население получило дешевые товары и свободный доступ к дешевым кредитам. Но при этом практически никто уже не работал в производственной сфере, последние предприятия, работавшие ещё со времён СССР, сдавались на металлолом своими новыми хозяевами. Исключением выступал разве только нефтяной, газовый и другой исключительно сырьевой бизнес, теперь полностью принадлежавший иностранному капиталу.

— А через три года всем пришлось платить по счетам? — Легко догадался я о том, что долго такая блажь продлиться ну никак не может.

— Верно, — кивнула головой женщина, признавая мою правоту. — В 2007-м году стала падать цена на нефть. Не сразу, но наметился устойчивый курс на её снижение. И за падением нефти, упал и кредитный индекс России. Кредиты резко подорожали в цене, а расплачиваться за взятые раньше стало просто нечем. Народ очень быстро потерял всё, что приобрёл за предыдущие годы. На продукты питания резко взлетели цены, кое-где дело дошло до голодных бунтов, особенно в Сибири. Регионы требовали от центра всё больше средств и продовольствия, а бюджет был пуст. В общем, дело кончилось разделением страны на шесть отдельных кусков, часть из которых вскоре вообще отошли другим странам. Например, Приморье отошло Китаю, Сахалин и Курилы, а так же Чукотка — Японии. Сибирь образовала отдельное государство под протекторатом США. А Россией осталось лишь небольшая часть территории, называемая сейчас Московией, где особенно были сильны народные волнения, чуть ли не переросшие в новую гражданскую войну. Дело ещё сильно осложнилось активными действием кавказских бандитов, повадившихся осуществлять глубокие рейды на бывшую российскую территорию с целью грабежа. Кавказ тогда вообще жил исключительно за счёт этого самого грабежа своих соседей, ничем другим более не занимаясь. Там возникло самое настоящее рабство, а потому кавказцы грабили не только ценности, но и угоняли людей, просто как обычную скотину. Введённые в центральные части бывшей России войска миротворцев ООН остановили боевые действия между отдельными бандитскими группировками, но мира так и не наступило вплоть до Нового Мирового Порядка. Исключением стала лишь некоторая часть крупных городов, к примеру, Москва, которая целенаправленно снабжались продуктами из Европы, так как она являлась крупным транспортным и потенциальным промышленным центром.

— Извините, мне тяжело принимать то, что вы мне рассказываете, — я охватил голову руками, не в силах спокойно перенести всё то, что на меня сейчас свалилось. — Наш мир идёт по тем же историческим рельсам, и я не хочу пережить всё это.

Мне действительно было очень плохо, я чувствовал огромную подавленность, желание заткнуть свои глаза и уши. Такого не должно было произойти, русский народ, победивший "коричневую чуму", оказался совершенно беззащитен перед западными правилами деловой игры, в которой у него не имелось ни одного шанса. Высший пилотаж этой игры — убедить самого оргабляемого дополнительно ещё приплатить за красивое и исключительно корректное ограбление себя, а потом ещё с радостью отдаться в рабство грабителям из чувства глубокой благодарности.

— У вас, возможно, ещё появится возможность что-то изменить в вашей реальности, теперь вы знаете наш печальный опыт, — немного подбодрила меня своим словом Светлая.

— Хорошо, попробуем, — глубоко вздохнул я, прогоняя от себя кошмарные видения нашего возможного будущего. — А что остальной мир, какая страна сейчас процветает? — Задал я следующий вопрос.

Ну не может же быть так, чтобы везде было плохо. Обязательно должно быть место, куда можно попытаться сбежать, или даже если не сбежать, то хотя бы знать, что такое место существует.

— Эх, — грустно вздохнула Светлая, — сейчас ни одна страна, в вашем понимании этого слова, тут не процветает. Стран просто не осталось, есть только Новый Мировой Порядок. Смотрите внимательно дальше.

Снова на экране появились картинки, лица, события.

— Съедение России не пошло впрок мировой экономике, уже в 2009-м году в США разгорелся ипотечный кризис, вылившийся сначала в банковский, а потом и финансовый, охватив весь остальной мир. Сначала властям Штатов и Западной Европы удалось сбить первую волну кризиса, буквально завалив экономику ничем не обеспеченными деньгами, пытаясь перезапустить рухнувшие финансовые институты. Доллар постепенно слабел, Штаты набирали всё больше и больше долгов. В Европе было не лучше, отдельные страны, Греция, Испания и Польша, вместе с бывшими станами Советской Прибалтики, к примеру, оказались на грани банкротства. И в 2012-м году пришла вторая волна кризиса, начавшаяся с попытки объединения в общий союз США, Канады и Мексики с введением единой валюты "Амеро" и отмены огромного внешнего долга США номинированного в долларах, вместе с самим долларом. Международная торговля развалилась всего за два месяца, начались торговые войны. В Китае на юге начались большие волнения из-за массового закрытия ориентированных на экспорт производств. Индия попробовала жестко остановить массовые волнения мусульман на западе страны, на границе с Пакистаном. В результате спровоцированного перехода индийских войск пакистанской границы, Пакистан нанёс ядерный удар по индийским городам. Индия ударила в ответ. После ядерного, в дело пошло химическое оружие. Что творилось в тех странах — описать невозможно. Сами по себе ядерные удары оказались слабыми, практически на уровне Хиросимы, но вот последствия этих ударов были поистине грандиозными. По примерным прикидкам в первые полгода общее число жертв с двух сторон превысило миллиард человек, что составляло большинство населения этих стран. Но катастрофа только начиналась. Голод и эпидемии, радиоактивное заражение источников воды поставило Индию и Пакистан на грань полного вымирания, а помочь им никто не торопился. Неизвестно почему Израиль нанес мощные ядерные удары по Ирану и Египту. Что оказалось совершенно невероятным, Иран, умирая, умудрился частично расплатиться с Израилем той же монетой, ударив двумя атомными бомбами по Тель-Авиву и Иерусалиму. А в Китае началась массовая эпидемия какой-то неизвестной разновидности гриппа, смертельной для этнических китайцев и не представляющей особой опасности для европейцев. Китай обвинил в этой явно специально подготовленной эпидемии США, попытавшись нанести по ним, а так же Японии и Корее, атомный удар. Но США заранее подготовились к такому варианту развития событий и перехватили почти все китайские ядерные ракеты ещё на старте, за исключением летевших в Японию и Корею, а потом нанесли удары по крупным китайским городам обычным и химическим оружием. Азия постепенно погружалась в полнейший хаос. Вскоре и в самой Америке начались массовые волнения на национальной почве. Началось всё с большого столкновения негров с полицией в Лос-Анджелесе, после чего кто-то одновременно открыл практически все американские тюрьмы, выпустив сидевших там уголовников на свободу. И вот тогда началось большое представление. Негры били азиатов и мексиканцев, мексиканцы били кубинцев, отбиваясь от негров. Кубинцы били всех подряд, но все они по возможности били белых. Возвращённая из разных уголков мира американская армия ничего не могла сделать со всеми этими бесчинствами, кровавая вакханалия продолжалась два месяца, после чего сыграли те самые частные военные компании. У них отсутствовали все моральные и этические ограничения, они просто уничтожали всех, кто оказывал им сопротивление, не считаясь ни с чем. Ещё спустя полгода все очаги сопротивления были окончательно подавлены, и начался форменный геноцид цветного населения. Да и белых тоже не всегда щадили, особенно если те попадали под горячую руку. Мексика возмутилась массовому истреблению своих соотечественников, и хотела ввести в США свои войска, но по самой Мексике в ответ были нанесены удары химическим оружием, практически полностью уничтожившие население крупных мексиканских городов. Многомиллионный Мехико стал одной большой могилой. Одновременно с волнениями в Штатах вспыхнули национальные конфликты и в Европе. Во Франции восстали негры и мусульмане, в Германии — турки, в Англии — ирландцы и опять мусульмане. В остальных странах тоже кого только не было, но больше всех бузили косовские албанцы, к тому времени ставшие в Европе самой сильной мафией, хорошо поднявшись на заказных убийствах и наркотиках. Потом прошла информация, что европейскую бойню развязали именно они, кому заплатив, а кого просто спровоцировав. Разобравшись в Штатах, практически утопив бунты в крови, частные армии занялись Европой теми же самыми методами, через год и там наступила тишь да благодать для тех, немногих, кто сумел выжить, — Светлая замолчала, тяжело откинувшись на спинку своего кресла, тяжелый рассказ выжимал из неё буквально последние силы.

— Неужели и Австралии досталось? — В который раз я ужаснулся невиданному масштабу мировой трагедии.

— Досталось и ей, но не сразу, — женщина перевела дух, продолжив комментировать движущиеся на экране картинки. — В Америке, Европе и Азии оказались уничтоженными правительства всех стран без исключения. На месте старых властей была объявлена власть "Комитета Планетарного Спасения", который и официально заявил о наступлении Нового Мирового Порядка. Через год Австралии объявили ультиматум о необходимости немедленного вхождения в Новый Мировой Порядок, который после недолгого рассмотрения был принят её правительством. Чуть позже началось активное строительство этого самого "порядка", путём принудительного переселения народов по национальному признаку, преимущественно в Африку. Кто пытался протестовать и оказывал сопротивление, просто уничтожались, или блокировались без медикаментов и продовольствия. В Африке организовали чуть ли не континентальный концлагерь, так как заниматься сельским хозяйством, там было строжайше запрещено. Кстати, у нас тут тоже частные огороды попали под полный запрет, пока ещё кто-то мог ими заниматься. В итоге всего этого "порядка" население Земли сократилось до полумиллиарда человек всего за пару лет.

Я смотрел на кадры горящих городов, бесчисленных толп оборванных беженцев, огромных куч лежащих вдоль дорог гниющих трупов. Будущее предстало поистине ужасным, куда ужаснее всего того, что я только мог бы себе представить. И за всем, что мне рассказывала и показывала Светлая, виделась чёткая строгая система, реализация какого-то большого плана, который тщательно готовился ещё в нашем времени, а может и гораздо раньше. Интересно, какие силы стояли за всем этим?

— А кто стал главным в этом новом мире, известно кто всё эту спланировал и осуществил? — Решился спросить, уже догадываясь о том, что верного ответа на свой вопрос от Светлой, скорее всего, я не получу.

— Извините, но тут я не смогу вам помочь, — сразу подтвердила она мои сомнения. — Если вы думаете, что за всем этим стояли банкиры, евреи, или какие-то там ещё тайные силы, то самое "тайное мировое правительство", как у нас говорили в 2000-х годах, то я вас сильно разочарую. Их самих, про кого, естественно, было известно, убивали в первую очередь. Казни некоторых даже по телевидению показывали, вот посмотри...

На экране возникли кадры расстрела у земляного рва из нескольких пулемётов большой группы людей в хорошей одежде, где помимо мужчин мелькали куда как более многочисленные женщины и дети. Потом по свежим трупам неспешно проехал бульдозер, своим ковшом скидывая их в яму и засыпая её землёй как какие-то отходы.

— Это те самые Ротшильды, — пояснила Светлая. — Расстреляли всех кого только сумели взять живыми, включая членов семей, близких родственников и всю прислугу.

— И до сих пор вы не знаете, кто за всем этим стоит? — Я просто не мог поверить в увиденное и услышанное.

— Нет, — опять тяжело вздохнула женщина. — Это у нас сейчас самая большая тайна, мы действительно не знаем, кто здесь главный и что он хочет. Есть только одно название — "Комитет Планетарного Спасения" и всё. Кто в него входит, чем он должен заниматься — полнейшая тайна. Можно судить лишь по тому, что уже сделано и что делается сейчас, — женщина замолчала на несколько секунд, но потом продолжила: — Все мировые религии были категорически запрещены, под страхом немедленной казни за любое видимое проявление религиозных чувств. Запрещены любые языки, кроме английского. Негры как раса, а так же их метисы, к настоящему дню уничтожены полностью, евреев, арабов, китайцев и индусов осталось по паре миллионов не больше, да и проживают они теперь исключительно в Африке, где, вскоре от них тоже ничего не останется. Белую расу, тех же славян, размножают искусственно, причём преимущественно в роли рабочих особей.

— Не понял, это как, рабство что ли? — Вскинулся я.

— Практически это и есть рабство, но на более высоком технологическом уровне, примерно как у муравьёв, — пояснила Светлая, окончательно вгоняя меня в печаль. — После наведения порядка на всех территориях, все мальчики и мужчины принудительно стерилизованы с полным удалением половых органов. Тех, кто возражал или тем более отказывался — ждала суровая Африка. Чтобы от нарушения гормонального баланса после такой операции мужчины быстро не умирали, им имплантировали специальный искусственный орган-чип, который управляет их метаболизмом. В качестве награды за преданную службу и хорошую работу предлагается восстановление пола, и даже есть те, кто эту награду получал. Все взрослые женщины теперь обязаны каждые два года рождать ребёнка в результате искусственного осеменения или имплантации эмбриона. Родившихся в результате суррогатного материнства после имплантации эмбриона детей сразу забирают и дальнейшая их судьба неизвестна. Думаю, это дети тех самых, кто сейчас стоит над нынешним миром, а сами они не хотят размножаться, чему есть некоторое доказательство, с которым я вас позже ознакомлю. Остальные дети сразу после рождения поступают на хирургический стол. Мальчикам, естественно, сразу отрезают всё лишнее и вживляют два органа-чипа. Один управляет метаболизмом, а второй — мозгом. В результате родившийся человечек приобретает кондицию взрослого тела всего за три года. Учить его тоже не требуется, нужную информацию в его голову можно загрузить через чип. Естественно, это далеко не самое эффективное обучение, но для тех работ, на которые идут такие "люди", вполне достаточно. Девочкам тоже встраивают чипы, но немного другие, там наличествуют только контрольные функции и дополнительные защиты от болезней. Девочек обучают в специальных учебно-жилых комбинатах, именно они и выполняют всю ответственную и тонкую работу на производствах, помимо того, что работают родильными агрегатами.

— Для меня это какая-то научная фантастика, что вы сейчас говорите, — к текущему моменту я уже не мог ни удивляться, ни испытывать чувство потрясения, просто воспринимая слова Светлой как какую-то дурную сказку, которая должна вскоре закончиться. — Никак не могу понять, зачем потребовались такие вот сложности, если существует простая возможность полного контроля над распределением пищи и перемещениями людей.

— Дело в том, что такая вот система воспроизводства рабочей силы, да и населения в целом, исключительно технологична, — женщина отправила на большой экран какой-то график, наглядно поясняющий её слова. — Это просто конвейерное производство, управление которым можно автоматизировать. А эффект от такого производства поистине колоссален, к примеру, всего за десять лет полностью очищены территории Китая и Индии, а также прилегающих стран, не только от последствий войн, но и от следов цивилизации вообще. Даже старые атомные станции разобрали и утилизировали, не говоря про всё остальное. На американском континенте и в Европе сейчас происходит то же самое. За нас пока не берутся, считается, что тут и так слишком хорошо, в ближайших планах "Комитета Планетарного Спасения" стоит Африка, где уже практически все люди вымерли, и Австралия, где ещё кто-то шевелится. Сейчас очищенные территории выглядят как парки при фешенебельных гостиницах и домах отдыха в прошлом. Лишь в некоторых местах остались сельскохозяйственные производства, обеспечивающие всех имеющихся в мире людей пищей. А здесь, в Московии, создан промышленный центр по производству всёй остальной продукции, ну и ещё в Сибири добываются полезные ископаемые. Таких темпов промышленного роста в отдельно взятом регионе человеческая история раньше не знала.

Крайний монолог Светлая произнесла с некоторой трудно скрываемой гордостью, как бы ощущая себя причастной к успехам здешних мировых владык. Я едва не заподозрил, что она входит в их число, а потому решил сразу спросить:

— Неужели вы гордитесь тем, что здесь происходит?

— Эта гордость скорее от безысходности, или вы подумали, я вхожу в тот самый "Комитет"? — Хмыкнула она, с грустной улыбкой на губах.

— Признаюсь, проскочила такая мысль, — с ответной улыбкой заметил я.

Будучи окончательно подавленным страшной судьбой человечества, у меня сработали защитные механизмы психики, позволяя проявляться некоторым относительно "положительным" эмоциям.

— Ничего, вам простительно, — более широко улыбнулась мне в ответ Светлая, — хотя, окажись я кем-то из хозяев мира, сидела бы сейчас в подземелье?

— Думаю — нет, хотя у людей бывают разные вкусы, — ехидно попенял ей.

Светлая звонко рассмеялась, махнув в мою сторону рукой.

— Хотите, расскажу, как я стала партизанкой? — Спросила она меня после того, как хорошо отсмеялась.

У неё тоже давно сработали психологические защиты, позволявшие не потерять себя под грузом ТАКИХ тяжких знаний.

— Ещё спрашиваете... — утвердительно кивнул, настраиваясь слушать дальше.

— Эх, как же давно это было... — начала рассказывать она, снова активируя свой планшет.

На экране появились фотографии молодых людей в средневековых доспехах, в кольчугах с мечами и топорами в руках и девчонок в красивых длинных платьях с какими-то странными предметами в руках.

— Ролевики, — легко догадался я, — сын моего коллеги тоже с таким вот мечом по лесам сейчас бегает.

— Да, тогда я принимала участие в ролевом движении, вон, посмотрите на ту девушку в зелёном платье — это я, — Светлая показала направление своим пальцем.

При всей разнице в возрасте, опознать ту молодую веснушчатую девчонку оказалось не так уж и сложно.

— Даже моё имя, которым называют здесь меня, пошло с того самого времени. Так вот, ещё тогда, на одной из лесных игр мы случайно нашли вход в здешние подземелья. А позже сумели проникнуть и на законсервированную военную базу, где мы сейчас находимся. У меня тогда был парень, как тогда говорили про таких — "выживальщик". Вот он, слева на фотографии с большим топором. У него развилась паранойя, он твердил всем своим друзьям — мир вскоре постигнет катастрофа, к которой он сам постоянно готовился. А потому ещё до начала всех катастрофических событий мы с ним начали эту базу постепенно обживать. Молодые были, глупые, чего уж там говорить. Потом он занялся бизнесом, причём, вполне удачно. И все получаемые от бизнеса средства тратил на создание здесь запасов еды, склада оружия, полезной техники и прочих припасов, даже на кино мне денег не давал. Жалко ему самому так и не удалось воспользоваться своими накоплениями, он погиб при столкновении с бандой кавказцев, дорого продав свою жизнь, убив всех напавших на него, но потеряв слишком много крови от полученных ран. До больницы его так и не довезли. Ну а я, когда начались серьёзные волнения, со своей матерью и близкой подругой перебралась сюда. Потом мы хотели вернуться обратно в город, но там уже утвердилась другая власть. А в конце наступил тот самый "порядок", и мы попытались спасать людей. С мужчинами мы не хотели связываться, так как прекрасно понимали, что они рано или поздно задвинут нас в сторону, забрав всё себе, и нас в том числе, как средство удовлетворения своей похоти. Знаете ли, был у меня подобный опыт, не хотелось дважды наступать на одни и те же грабли. Из своей последней поездки в город моя мать так и не вернулась. После ограничения властями русского языка, объявления стерилизации мужчин и введения "женской обязанности" много разного народа побежало в леса. Власти смотрели на это бегство сквозь пальцы, не мешая, ибо прекрасно понимали, что люди вскорости вернутся обратно, будучи на всё согласными, или просто тихо умрут от голода и холода ближайшей зимой. А это власть более чем устраивало. Тогда мы с подругой и подобрали десятерых молодых девушек, сбежавших аж из самой Москвы. Потом появились и другие. Десять лет назад нам удалось разыскать в этом районе ещё несколько заброшенных или законсервированных подземных баз, в том числе ту самую станцию радионаблюдения.

— А что, власти не могли определить эти базы со спутников или просто прочесать местность? — Мне стало любопытно от такой беспечности со стороны "Комитета".

— Со спутников у них ничего определить не получится, — твёрдо заявила Светлая. — Тут много парящих метаном болот и по теплу ничего не определишь. А металла в этой земле ещё со второй мировой войны полно, как и бетона с взорванных ракетных баз. Вот прочёсывания местности патрулями иногда бывают. Я же говорила вам, на нас как на диких зверей охотятся.

— Кстати, я видел у ваших девушек арбалеты. Неужели нет более серьёзного оружия? — Я опять обрёл возможность испытывать эмоции и удивляться.

— Оружие есть, к примеру, "Калашниковы". Нашли целый арсенал. Но против тех, кто за нами охотится, они совершенно бесполезны. У них есть специальные устройства, подавляющие в радиусе нескольких километров некоторые быстротекущие химические реакции, резко замедляя их скорость. Обычный огонь кое-как ещё горит, дыханию тоже не мешает, а вот детонация уже не происходит. Потому огнестрельное оружие против них совершенно бесполезно, реально противопоставить им можно только арбалеты или воздушные винтовки. Впрочем, у них самих в ходу сейчас тоже только воздушное и магнитное оружие. Ещё капканы и ямы-ловушки хорошо нам помогают. Вам сильно повезло, что вы случайно не угодили в одну из них, тут их очень много, практически все окрестные леса ими утыканы.

— Да, действительно повезло. Я был в последнее время излишне беззаботным... — глубоко вздохнул, поражаясь себе самому.

Удачливость — да, несомненно, но вот так расслабляться никак нельзя. И ведь пару раз замечал в лесу некоторые странности, так и не соблаговолив их тщательно проверить.

— Вы явно не профессиональный военный, — заметила Светлая. — Вижу, вы вообще не военный, просто делаете дело, которое некому поручить, — догадалась она.

— Вы очень проницательны, утвердительно кивнул ей. — Я всего лишь обычный учёный и немного бизнесмен, просто вот так получилось, что пройти живым через портал в этот мир способен только я один.

— Про ваши порталы мы с вами поговорим послезавтра, вижу, вы сильно устали, а я не дала вам, как следует выспаться. Сейчас познакомлю вас с Гертой, она поможет вам хорошо отдохнуть и вообще провести время.

Я заметил в глазах женщины какое-то быстро промелькнувшее чувство, которое не смог как-либо точно идентифицировать. Разве лишь смутно ощутил, что сейчас может произойти какая-то небольшая направленная в мою сторону подлянка.

Светлая погасила экран, встала из-за стола, и поманила меня за собой. Мы зашли в лифт, который поехал вверх. Женщина повернулась ко мне, снова внимательно рассматривая меня сверху вниз своим пронизывающим взором. Потом она что-то вспомнила, обратившись ко мне:

— Если хотите есть, как сейчас придём, скажите Герте, она позаботится. Особых разносолов не обещаю, у нас только консервы длительного хранения с базы стратегического резерва, и немного продуктов со своих огородов и даров леса. Иногда появляется свежее мясо, если девочки подстрелят кабана или лося, но сейчас ничего нет.

— Благодарю за заботу, — ответил я ей, — но мне бы лучше получить свой рюкзак, который остался где-то у вас в подземельях, там моя еда.

— Неужели вы нам не доверяете, или считаете, что вы нас стесните? — В голосе женщины почувствовалась лёгкая обида.

— Нет, всё несколько сложнее, — решил несколько прояснить ей ситуацию. — Дело тут не в вас и не в недоверии к вам с моей стороны, а во мне самом. Я не хочу сильно осложнить себе возвращение в свой мир. А ваша еда и вода может этому хорошо поспособствовать, из-за некоторых различий свойств материи разных миров, которые проявляются только при портальном переходе. Потому в других мирах нам приходится питаться сублимированными консервами и таскать с собой запас воды, иначе светит билет только в один конец. Понимаете?

— Хорошо, — явно удовлетворила свой интерес Светлая, — я сейчас распоряжусь, вам принесут рюкзак. Есть ещё какие-либо пожелания?

— Пусть вернут ещё и аптечку, а то голова после удара до сих пор немного болит.

— С этим вам Герта поможет и без всяких лекарств. Только, пожалуйста, не отказывайте ей, хорошо? — Попросила она немного извиняющим тоном.

— В чём не отказывать? — Удивился я её просьбе.

— Узнаете, — с заметной хитринкой в голосе сказала Светлая, когда мы, наконец, вошли в жилой сектор базы, о чём можно было судить, глядя на разбросанные то тут, то там вещи. — Не обращайте внимания на некоторый беспорядок, тут никто из девочек не хочет убираться, несмотря на мои неоднократные просьбы.

Светлая толкнула дверь в тёмную комнату, секундой позже загорелся свет, осветивший поистине роскошные апартаменты с большой двуспальной кроватью посередине.

— Здесь мы когда-то с женихом хотели сделать супружескую спальню, но, сами понимаете, не сложилось, теперь она ваша... — показала она рукой, обводя ей комнату.

— Если честно, то мне как-то сильно неловко, я, наверное, занимаю ваше место... — неуверенно, сильно стесняясь, пролепетал я.

— Нет-нет, всё нормально, — легко отмахнулась от моего стеснения женщина. — Я не очень люблю всё, что как-либо напоминает мне о прошлой жизни. Потому сама живу в общей казарме со всеми остальными девушками. А вот вам сейчас потребуется хороший отдых. — Герта, иди сюда, хватит прятаться, — громко сказала в пространство Светлая.

Открылась боковая дверь, из которой в комнату вошла очень необычная девушка в облегающем лёгком платье, которое едва прикрывало прелести её роскошного тела. Вначале я хотел что-то сказать, но от сильного изумления просто потерял дар речи. Внешне Герта была похожа на девушек из японских рисунков эротического содержания. Большое круглое лицо с маленьким подбородком в обрамлении густых вьющихся чёрных волос, маленький рот с пухлыми губами, огромные тёмные глаза с густыми ресницами. Большая высокая грудь идеально правильной формы скрывалась лишь маленькой прозрачной полоской ткани, узкая талия и точёные линии бёдер оттенялись ещё одним лоскутом. Никогда ранее я не мог представить, что такие девушки вообще могут существовать в природе.

— Герта, — сказала Светлая, — это Алексей Сергеевич, передаю его тебе на полное попечение, позаботься о нём. — Алексей Сергеевич, я вас покину примерно на сутки, ваше появление здесь создало нам некоторые проблемы, которые потребуют моего вмешательства. Хорошо вам отдохнуть, — с этими словами Светлая вышла из комнаты, закрыв за собой дверь.

Вот так мы и остались вдвоём с Гертой и внимательно глядели друг на друга. Посмотрев на меня так и эдак, девушка подошла ко мне и взяла за руку своей тёплой ладошкой.

— Идёмте, мой Господин, я вижу вы сильно устали, вам нужно принять ванну.

Ого, да меня тут уже "Господином" называют. Да с большой буквы, судя по интонации голоса. Ещё чуть-чуть, и настоящим царём сделают. Впрочем, особого желания как-либо посопротивляться такой красавице у меня не возникло совершенно. В той комнате, где раньше пряталась девушка, стояла настоящая большая джакузи. Герта повернула ручку, и она стала наполняться прозрачной водой. Я смотрел то на воду, то на девушку, находясь в некоторой прострации. Джакузи с подсветкой, чистая и тёплая вода, такое чудо в военных подземельях ещё советского времени никак не укладывались у меня в голове, и сама Герта была ещё одним непонятным чудом. Девушка зашла мне за спину и начала медленно расстёгивать пуговицы и снимать с меня одежду, как это делала моя мама в далёком детстве, когда я приходил домой мокрый и грязный после очередного лазания по чердакам и подвалам. Я зачарованно смотрел на её действия, помогая ей стягивать с меня, то рубашку, то штаны. Когда дело дошло до последнего нижнего белья, я чуть замешкался, наверное, от некоторого стеснения и неожиданности, но Герта встала передо мной на колени, проводя руками сначала по груди, потом опускаясь всё ниже и ниже. Мурашки побежали по моей спине, я почувствовал заметное волнение. Одним лёгким движением, Герта освободила меня от последней тряпки на теле, и легонько потянула за собой в сторону джакузи, скидывая с себя ту лёгкую видимость одежды, что была на ней. Затащив меня в воду, девушка села сзади, и стала массировать моё тело, сначала лёгкими касаниями, подливая тёплую воду и намазывая каким-то приятно пахнущим шампунем, а потом движения её рук становились всё увереннее и быстрее. Я расслаблялся всё больше и больше, возникшее было в самом начале сильное возбуждение, сменилось приятной расслабленной истомой. Исчезло ощущение времени, я испытывал настоящее блаженство, отдаваясь рукам этой чудесной девушки, не сразу поняв, что из джакузи ушла вода, а меня уже вытирают мягким полотенцем.

Обтерев моё тело полностью, Герта повлекла меня назад, в спальню. Не выходя окончательно из блаженной истомы, я поднялся и последовал за ней. Девушка села на кровать, привлекая меня стоящего перед ней в полный рост к себе, и охватывая руками со спины. Я уже не мог сдерживать растущее возбуждение, ощущая своей кожей скользящие касания её влажных грудей, которыми она охватила мою пробудившуюся мужскую силу, чувствуя пьянящий запах её волос. Герта откинулась назад, резко потянув меня за собой, я едва не упал на неё сверху, легко ушла в сторону, сразу переворачивая меня на спину одним движением. Хищно облизнувшись, предвкушая, она взобралась на меня сверху, упёрлась ладошками в мою грудь, и, двигая тазом вперёд-назад, двумя плавными движениями вскользнула на мой сильно затвердевший стержень, погрузив его до предела в сокровенную глубину. Её по настоящему горячее лоно плотно охватило его, её полные груди коснулись моей груди раз, дугой, а потом её губы потянулись к моим губам, накрывая их горячим поцелуем. От этого поцелуя у меня зашумело в голове и заметно прибавилось ощущения физической силы, мне захотелось перевернуть девушку на спину, но она прижимала меня к кровати, сильными глубокими движениями скользя на мне, и обжимая сильнее и сильнее. Каждое погружение буквально прорывалось через сопротивление её предательски скользящей плоти, я хорошо чувствовал каждую малую складочку у неё внутри, каждый выход сопровождался заметной силой обратного всасывания. Она снова целовала меня, задорно раздвигая мои губы шаловливым язычком, забираясь им в мой рот и охотясь за моим языком. Вскоре я уже не мог сопротивляться подступающему экстазу. Ощутив приближающуюся кульминацию, Герта остановилась, сев на меня до конца, я чётко ощутил горячую заднюю стенку её лона. Сначала возникла небольшая пауза, а потом произошло что-то для меня совершенно невероятное. Девушка сидела ровно, практически не шевелясь, но внутри неё началось движение, как будто на мой стержень что-то с лёгким усилием натягивалось сверху, и быстро двигалось вверх-вниз, то сжимаясь, то расслабляя обхват. Через считанные секунды я выгибался дугой, поднимая прильнувшую ко мне всем телом Герту на мостик.

Закрыв глаза, я лежал совершенно обессиленный, чувствуя, как меня гладят маленькие ручки. Все тяжелые мысли и переживания, связанные с тем, сколько всего неприятного совсем недавно я узнал из рассказа Светлой, как-то потеряли свою остроту. Войны и страдания других людей, новый порядок и безысходность будущего стали какими-то мелкими и далёкими. Нет, всё запомнилось очень хорошо, но теперь это знание не довлело надомной неподъёмной ношей, вызывая скрытую панику и тяжелую депрессию. Постепенно рождалось внутреннее чувство, что главный бой у меня ещё впереди и у нас хватит силы в нём победить. Вместе с этой уверенностью ко мне возвращалась поникнувшая мужская сила, к невысказанной радости Герты. Она позволила мне немного изучить пальчиками своё тело. Сильно изумился, обнаружив заметные отличия от привычной нормы. Её лоно пряталось в пышном бутоне половых губ практически по самому центру, закрываясь ими со всех сторон. Эти тёплые истекающие скользким соком нежные губки было приятно трогать и ласкать. Стоило лишь мне проявить больше активности, как они чувствительно набухли, приобретя объём и легкую упругость. Сильно захотелось раздвинуть их своей набухшей плотью, сначала окунув лишь одну головку, а затем с каждым новым толчком погружаться всё глубже и глубже. Выйти и снова войти, наслаждаясь каждым движением, купаясь в её обильном любовном соке и слушая её протяжные стоны. Перевернув податливую девушку на спину, я раздвинул её ножки и пристроился к ней, долго играя головкой с её набухшим бутоном, изредка погружая её в горячее лоно на пару сантиметров. Грета тихонько постанывала, прикрыв веки и приоткрыв ротик. Такая игра понравилась ей, она оставалась пассивной, полностью доверившись мне. Затем я стал погружаться всё глубже и глубже, пока снова упёрся в заднюю стенку резко сжавшегося лона. Герта крепко охватила меня руками и ногами, не позволяя отдалиться, а затем на мой стержень внутри неё снова что-то надвинулось и затрепетало. Несколько секунд и второй взрыв, гораздо сильнее, чем первый.

Когда же я снова ощутил набухание плоти, Грета взобралась на меня, отвергнув мою вялую попытку взять инициативу в свои руки. Нет, она определенно что-то такое собой делает, не бывает таких ощущений при близости с женщиной. Теперь она, практически не двигаясь сама, вытворяла со мной что-то неописуемое. Погрузив в себя до упора, она легонько потёрлась об меня лобком, как бы желая достичь ещё большей глубины погружения. Ощутил, как губы и вход её лона плотно сомкнулись. Такое, по разумению, можно как-то сделать ртом, и то это будет настоящим искусством, но её рот сейчас занят моим. Из её лона, плотно охватившего меня, не вытекло наружу ни одной капельки, хотя внутри его происходило очень активное скольжение. Вот снова подступил глубокий экстаз, который почему-то возникнув единожды, совсем не хотел уходить. Я ощущал, что из меня толчками рекой льётся семя, будто где-то прорвало целую плотину. Но столько семени мой организм не мог произвести в принципе, а поток всё не ослабевал, растекаясь оргиастическими волнами по всему телу. Герта, восседая на мне и хитро улыбаясь, гладила меня по груди и животу, а я всё никак не выходил из этого потока, который становился то слабее, то сильнее, не исчезая полностью. Я уснул, так и не выходя из этого купания в озере блаженного сладострастия. И после просыпания оно опять никуда не исчезло, как не исчезла, лежащая сверху девушка, так не выпустившая меня из своего лона, разве подложив мне и себе под голову подушки, отклонившись чуть вбок и обняв меня во сне. Несмотря на очень приятные ощущения полной расслабленности, и лёгкого непрекращающегося пульсирующего оргазма, я не ощущал себя по-настоящему отдохнувшим, как после обычной для нас бурной ночи с моими девушками в "мире прошлого". И хотя, по ощущениям, проспал часов десять, мне хотелось поспать ещё. Герта легко потёрлась об меня всем телом, не выпуская из крепких объятий, устроившись так, чтобы мне стало ещё удобнее. Интересно, как у неё не затекают ноги, вот так лежать на мне сверху в одной позе много часов подряд, но она не испытывает при этом ни малейшего видимого дискомфорта, даже наоборот. Да, и мне, оказалось, весьма удобно лежать в таком положении, несмотря на всё остальное, всегда бы так отдыхал. "Ну, раз мне так хочется спать, то не стоит с этим бороться, когда мне ещё удастся вот так выспаться", — с этой мыслью я отогнал от себя все остальные думы и снова погрузился в глубину благодатного сна.

Очередное возвращение в реальность снова оказалось очень приятным. Герта ещё, когда я был во сне, всё же слезла с меня, и теперь лежала рядом, гладя всю доступную ей поверхность моего тела. Я заворочался, мне хотелось встать, размяться и посетить "техническую комнату". В этот раз моё самочувствие оказалось гораздо лучше, чем первый раз. Нет, сейчас мне совсем не хотелось бежать марафон, тягать тяжести, разгружать вагоны, но ощущал я себя по-настоящему отдохнувшим и достаточно бодрым, с проснувшимся зверским аппетитом. Пока я умывался и приводил себя в порядок, в спальню зашли две женщины — Светлая и ещё одна, которую я раньше видел во время первого допроса в подземельях, именно она тогда подтвердила, что я говорю правду. По внешности ей можно было дать около тридцати пяти — сорока лет, вполне хорошо сохранившаяся фигура и только начинающие седеть тёмные волосы. Как и Светлая она была одета в лохматый камуфляжный комбинезон с капюшоном, какими пользуются в лесу снайперы. Герта так и осталась нагой лежать на кровати, смотря в мою сторону с чарующей нежностью во взгляде.

— Извините за беспокойство, — потревожила мой утренний моцион Светлая, — но нам срочно потребовалась ваша помощь. Вы, конечно, можете отказаться, но мы просим вас, для нас это очень важно.

— Что случилось-то? — Спросил я, спешно накидывая на себя свою одежду.

— По железной дороге скоро будет проходить конвойный поезд, только вы сможете помочь его перехватить и освободить женщин, которым грозит неминуемое уничтожение.

— А почему только я могу это сделать, у вас не хватает своих сил? — Удивлённо заметил я. — Как вы сами догадываетесь, боец из меня не ахти какой.

— Всё дело в автоматической системе безопасности железной дороги, — пояснила мне незнакомая женщина. — По дороге сюда вы несколько раз пересекали пути, и при этом остались живы. Почему-то на вас не реагировала защитная система. Если бы кто-то из нас приблизился к путям, то не прожил бы и пяти секунд. Там всё простреливается скрытыми автоматическими излучателями.

"Ничего себе у них тут защитные системки..." — стукнула в голову запоздалая мысль, — "а я-то, дурак, их даже и не заметил". И они меня не заметили, наверное, за лесного зверя приняли, благо зверья сейчас в лесах после ухода из них человека, развелось порядочно. Хотя мне совсем не хотелось сейчас куда-то там бежать, тем более воевать с непонятно кем и чем, но раз меня так настойчиво просят — значит действительно очень надо. Может, конечно, от меня хотят просто избавиться таким вот особенно оригинальным способом или ещё чего сделать, к примеру, проверить на лояльность. Впрочем, терять-то мне нечего, кроме собственной дурной головы, а пользу какую я могу и принести, если всё вдруг получится, раз уж я забрался так далеко в этот мир.

— Хорошо, я готов помочь вам, — уверенно сказал ждущим моего ответа женщинам, — но хотелось бы сперва перекусить, чувствую, у меня живот прилип к рёбрам.

— Время ещё есть, но нужно торопиться, до "железки" путь не близок, — ответила мне Светлая. — Ваш рюкзак и ваша верхняя одежда ждут вас в оружейной комнате, пойдёмте за мной.

Мы прошли в коридоры, где уже было относительно многолюдно. То в одну, то в другую сторону бегали девушки и женщины, в одну сторону бежали налегке, а в другую уже с поклажей и оружием, неизменными арбалетами за спиной, похоже, подготовка к акции была в самом разгаре. Повернув в пару коридоров, мы пришли в "оружейку", большой склад, заставленный стеллажами, на которых лежали различные коробки, одежда в брикетах и оружие. Я заметил знакомые ещё с армии ящики с автоматами и цинки с патронами, но мы прошли мимо них. За стеллажами обнаружилась небольшая коморка, где нашлась моя куртка и рюкзак.

— Вот ваше имущество, собирайтесь и перекусывайте, вам на всё полчаса, — твёрдо заявили мне, предлагая поторопиться.

— У меня созрел вопрос... — решил я озвучить своё опасение, которое появилось у меня ещё по пути из спальни сюда. — Как вы планируете остановить идущий поезд? Как я понял, взрывчатка у вас не сработает и порвать рельс просто нечем. А на счёт датчиков защитных систем у меня есть некоторая догадка, когда я шел сюда, у меня с собой просто не было металла, даже нож у меня керамический.

— Не беспокойтесь, — Светлая не стала со мной спорить, — у нас всё давно продумано. И мы уже пару раз пытались проверить вашу догадку про металл, нет, отсутствия металла у человека явно недостаточно для обмана датчиков, тут есть что-то ещё, чего мы не пока знаем, а терять своих людей больше не хотим. Но раз вы прошли несколько раз через линии защиты железных дорог, значит, велик шанс, что вы и снова пройдёте через них.

— Но вы-то как-то ходите сами через такие линии? — Решился задать провокационный вопрос, если уж они тут давно партизанят, то пересекать линии железных дорог и других оборонных полос как-то должны.

— Вы на редкость догадливы, — улыбнулась мне Светлая. — Мы действительно умеем пересекать защитные полосы, но только под землёй. Как кроты постоянно копаем ходы и норы, за счёт этого до сих пор и держимся. Но из-под земли нам не остановить поезд, железную дорогу приходится обходить на заметной глубине, иначе наши ходы и приготовления засекут сейсмодатчиками.

— И что же мне нужно будет сделать? — Если признаться честно — сейчас я чувствовал лёгкую растерянность.

— Вам нужно только закрепить на рельсах верёвку, которой мы растащим рельсы, и потом потребуется быстро заблокировать обнаруженные излучатели охранных систем деревянными клиньями перед самым поездом. Если сделать это заранее, поезд может остановиться и вызвать ремонтную и боевую группу. После схода поезда с рельс, нам потребуется очень быстро освободить имеющихся там людей и уйти в подземный ход, иначе нас накроют с воздуха. Жалко терять хорошо откопанную позицию, но, к сожалению, второй раз нам её использовать не дадут. В общих чертах задача ясна? — Спросила она.

— Ясна, — утвердительно кивнул головой.

— Тогда собирайтесь, ешьте свои консервы и выдвигаемся на поверхность, — женщина оставила меня в одиночестве решать свои проблемы физиологического толка.

Через четыре часа быстрого марш-броска мы оказались около железной дороги. По пути мне иногда показывали замаскированные ловчие ямы, где на дне свои жертвы ожидали острые колья, показывали хорошо замаскированные подвешенные среди крон деревьев чурбаки. Стоило кому-либо неосторожному наступить на прикрытую землёй дощечку, и можно гарантированно заказывать похороны. Мне действительно отчасти повезло, что я не попал ни в одну из расставленных ловушек, правда, я передвигался по лесу звериными тропами, не считаясь с опасностью встретить тех, кто их проложил, а тут расчет строился именно на человека. Когда мы подошли к дороге метров на пятьдесят, наш отряд остановился и стал усиленно готовиться к встрече поезда. Девушки скидывали с себя большие рюкзаки, доставали оттуда какие-то конструкции, быстро собирая их вместе. Мне выдали набор деревянных кольев и бухту зелёного синтетического шнура, который показался мне подозрительно тонким, всего миллиметра два в диаметре. Видя мой недоумённый взгляд, находившаяся рядом Светлая ехидно заметила, как бы случайно перейдя на "ты". У меня тоже уже проявился заметный мандраж и адреналин тёк в крови, тут уж не до уважительного обращения, когда хочется перейти на боевой мат.

— Думаешь, не хватит прочности этой верёвки, чтобы порвать рельс? — Лёгкая ухмылка на довольном лице.

— Ага, что-то подозрительно слишком тонковата, такая и меня-то не выдержит, если на ней повиснуть, — высказал ей свои сомнения.

— В ваше время такие шнуры ещё не делали, хотя мономолекулярная нить была уже давно известна. Не беспокойся, если потребуется, выдержит эта верёвка не только тебя одного, но и всех нас вместе взятых. Главное правильно её закрепить. Пойдём смотреть позицию, — добавила она, доставая из чехла старый армейский бинокль, ещё моего времени.

Ползком мы пробрались на самую кромку леса и рассматривали по очереди путевую насыпь.

— Смотри внимательно, здесь дорога поворачивает, поезд обязательно немного сбросит скорость. Вон там видно стык температурной компенсации сварного рельса, за него и нужно зацепить трос. А вон те маленькие незаметные бугорки рядом с путями — это створки, которыми прикрыты излучатели охранной системы. Здесь на этом участке их всего четыре штуки и расположены они слишком близко друг к другу, ты легко успеешь их заклинить.

— А где расположены сами датчики обнаружения? — Поинтересовался у неё.

— На столбах подвесной контактной электросети, — показала она пальцем в нужном направлении. — Но они узконаправленные и привязаны к путям, здесь, на достаточном расстоянии, они наше наличие ещё не определяют. Может быть, тебя они и не заметят вообще, но на всякий случай готовься по моему первому крику сразу падать и немедленно отползать к лесу, я смогу отсюда определить, если охранная система включит боевой режим. Шанс не попасть под излучатель у тебя есть. А теперь двигай вперёд, времени совсем немного осталось.

Я оставил конец шнура Светлой и, не стесняясь в полный рост, пошел к путям по расчищенной от растительности железнодорожной насыпи, будучи готов в любой момент упасть и скатиться вниз. Но меня охранная система действительно полностью игнорировала, видимо не признавая во мне человека. Спокойно сложным узлом закрепил трос рядом со стыком, дёрнул его три раза, дабы подать сигнал готовности. Через нескорое время трос немного натянулся, в лесу его прикрепили к электрической лебёдке. Рвать рельс будут только перед самым поездом, иначе, как мне объяснили, сработает защитная автоматика. Прошел вперёд по пути хода поезда, и оставшееся время потратил, исследуя закрытые створки излучателей, положив около каждой из них по деревянному клину. Вскоре по рельсам послышался так знакомый мне звук приближающегося поезда, я вскочил и быстро вбил первый клин в щель закрытых створок, потом ещё в одну и побежал к следующим целям. Едва я справился со своей работой, показался и сам поезд, а я, вовсю прыть из последних сил, не оглядываясь, стремительно рванул в сторону леса, прекрасно представляя, что здесь сейчас произойдёт. Едва успел заскочить за первую линию деревьев, сзади раздался сильный хлопок — это лопнул рельс прямо под первой колёсной тележкой ведущего локомотива. Идущий на хорошей скорости локомотив стал заваливаться вбок, увлекая за собой первый вагон, потом лопнула сцепка, и следующие несколько вагонов заскользили, не заваливаясь, по насыпи выше их. Скрёжет, треск, удары, наблюдать вблизи крушение поезда реально страшно. Тут я увидел, как из леса выскочили с десяток женщин, тащащих в сторону ещё не до конца остановившихся вагонов какое-то большое устройство. Через несколько секунд они аккуратно опустили его на землю и стремительно бросились обратно. А потом я ощутил хорошо знакомое мне чувство, возникающее при проходе через портал, правда, заметно слабее. По лежащему локомотиву, по вагонам и рельсам, а так же по порванным проводам контактной сети зазмеились синие молнии. "Вот это да, да это же настоящая электромагнитная бомба, выжигающая любую электронику" — сразу же догадался я. Вот зачем мне приказали заблокировать систему защиты, требовалось поднести это устройство как можно ближе к цели, иначе мощность падает с квадратом расстояния. "А не просты эти партизанки", — про себя успел подумать я, прежде чем рвануться к остановившемуся поезду вместе с выскочившими из леса девушками во главе со Светлой, хорошо выделяющейся на фоне остальных своим высоким ростом. За группой девушек сквозь оставшийся на месте двери пролом я впрыгнул в первый попавшийся вагон. Внутри творилось что-то страшное. На полу валялись несколько окровавленных человеческих тел в белой одежде, обильно пропитавшейся красным, никак не похожих на женские, вперемежку с побитыми оранжевыми коробками, наполненными, по моему первому взгляду, обычным мясом. От обилия крови мне стало плохо, меня едва не вырвало.

— Не смотрите на это, — сказала женщина, заходившая в спальню вместе со Светлой. — Это мясники, те самые "восстановленные мужчины", везущие трансплантационные органы в центр биотехнологий. Куда, собственно, и направлялся весь этот поезд. Вот, прихватите этот ящик, нам он вскоре пригодиться, — сказала она, подавая мне белый чемоданчик средних размеров, — и пойдёмте скорее отсюда.

Мы выбрались из вагона, меня всё ещё сильно мутило. Партизанки быстро по очереди обыскивали остановившиеся вагоны, иногда что-то вытаскивая из них. "Скорей сюда, скорей сюда", — закричали из конца поезда, — "они здесь". Мы побежали к задним вагонам остановленного поезда, которые ещё стояли на рельсах, в открытую дверь предпоследнего уже заскакивали девушки в камуфляже. Мы последовали за ними. Вагон состоял из сплошных сетчатых клеток, в каждой из них находилось по девушке, без сознания лежащей на полу. На их шеях красовались оранжевые ошейники, привязанные выходящим из их клеток шнуром к натянутому в коридоре вагона под потолком тросу. При такой форме транспортировки побег совершенно невозможен, даже охрана не нужна. Тем не мене посреди коридора лежало тело в серой облегающей броне.

— Вот, посмотри, какими стали нынешние мужчины, — сказала сопровождающая меня женщина, переворачивая лежащее тело на спину.

Действительно вид у этого существа, в котором трудно определить что-то мужское, был странен. Никакой растительности на голове, пухлые щёки и узкие губы, впалые глаза и совсем маленький подбородок, такими, пожалуй, иногда изображались вампиры или вурдалаки в некоторых фильмах ужасов.

— Это рабочая особь, судя по всему, ей уже десять лет, местный долгожитель, однако, — продолжила говорить женщина, вытаскивая из какого-то кармана на его броне маленькие металлические пластинки с дырочками, кидая их стоящим рядом партизанкам. Судя по всему — это ключи от клеток и ошейников. — Быстро открывайте клетки и снимайте ошейники, нам надо поторопиться. А вы, — сказала она, обращаясь ко мне, — давайте сюда этот чемоданчик...

Я отдал ей белый чемодан, она куда-то нажала, раскрывая его. Надо же, это оказалась большая аптечка, битком набитая какими-то пузырьками и металлическими инструментами. Женщина достала блестящий прибор, очень похожий на обычный пистолет, вытащила из множества кармашков пузырёк с желтой жидкостью, вставляя его как обойму в ручку.

— Держите, — подала она его мне, доставая себе ещё один такой же. — Ваша сторона правая, моя левая, приставляете инъектор к шее в районе сонной артерии, надеюсь, знаете, где она находится, и нажимаете поршень. Понятно?

Я кивнул, понимая, что от меня требуется и пошел в начало коридора, где двери клеток уже были открыты, а с находящихся там девушек сняты ошейники. Дело пошло быстро и вскоре повторилось в последнем вагоне. Когда мы закончили, из первого стали выводить пришедших в себя бывших заключённых. "Быстрее, быстрее, у нас осталось примерно десять минут", — кричала нам со стороны леса Светлая, энергично махая руками, — "они только-только вылетели". Подталкивая освобождённых девушек к лесу, партизанки начали интенсивный отход, таща с собой какие-то коробки и чемоданчики, типа той же аптечки. Потом мы перешли на бег, и через двести метров подошли к хорошо замаскированному входу в подземелье, расположенному в корнях большого дерева. Если не искать специально, то эту дыру в земле не обнаружишь и с двух метров, а если и обнаружишь, примешь за старую медвежью берлогу. Светлая придержала меня за руку, пропуская вперёд всех партизанок и освобождённых девушек, которых те вели, крепко держа за руки. Мы вползли в глубину последними, после узкого входа лаз расширялся, и можно было идти в полный рост, немного пригнув голову, но спуск оказался очень крутым, ход часто поворачивал чуть ли не под прямым углом, я несколько раз едва не упал, спотыкаясь о выступы в земле. Идущая последней Светлая, периодически сильно дёргала за какие-то верёвки. Вскоре сзади послышался звук обвала земли, полностью отрезавшего нас от поверхности.

— Сейчас сверху ударят вакуумной бомбой, — предвосхищая мой вопрос, сказала она. — Они всегда так делают при обнаружении противника, прежде чем послать команду чистильщиков. Но нас им уже не достать, здесь глубоко.

— Вы же говорили, что взрывчатка здесь не действует, подавляющее поле и всё такое? — Я вспомнил наши недавние разговоры.

— У них на носителе стоит система компенсации возможного подавления, хорошо хоть она не портативна, иначе нам бы совсем туго пришлось, — в очередной раз озадачили меня интересной информацией.

В следующий момент, буквально подтверждая её слова, поверхность земли под ногами заметно вздрогнула, сверху из-под деревянных опор резво посыпалась земля. Если бы я не накинул капюшон, то потом пришлось бы долго вытряхивать из волос песок. Ни осыпающаяся земля, ни качающиеся опоры, грозившие обвалом лаза, не останавливали наше быстрое движение вниз. Вскоре последовал ещё один удар, но уже заметно слабее первого.

— Всё, теперь можно не торопиться, — устало вздохнув, сказала Светлая, снижая яркость налобного фонаря, дабы не светить им мне в глаза. — Уже скоро мы войдём в нашу систему подземных коммуникаций.

Мы постепенно нагнали идущих впереди партизанок и пристроились в хвост большой колонны. Затем спустились в какой-то бетонный тоннель, с затхлым, давно не проветриваемым воздухом. Меня опять мутило, едва отступило действие адреналина, я вспоминал окровавленные тела и ящики с человеческими органами, которые снова стояли перед моим взором. Путь оказался долгим, мы петляли по тоннелям, проходили через толстенные двери-заслонки, спускались по вертикальным колодцам в одни тоннели из других. Я уже и не помню, как снова оказался в объятиях Герты, так чудесно снимающей любую усталость и даже жесткий стресс.

После длительного отдыха мы снова сидели за большим круглым столом. Теперь помимо Светлой здесь присутствовали ещё две женщины, та самая с седеющими волосами, наконец представленная мне как Гюрза, и ещё совсем молодая девчушка примерно лет двадцати двух — двадцати пяти, коротко стриженая блондинка с голубыми глазами — Надин. Сначала я долго рассказывал им про порталы и их устройство, отвечая на множество технических вопросов, которые задавала блондинка, оказавшаяся, вопреки известному предубеждению самым настоящим учёным.

— Выходит, мы не сможем сами пробиться в ваш мир, нам просто не хватит имеющейся мощности, — сокрушенно кивала Надин своей головой. — Но вы хоть можете подсказать, как нам найти тот портал, через который за вами приходили отсюда?

Я взял предложенный мне блокнот и быстро начеркал примерное устройство детектора, определяющего параметры портальной установки, подсказанное нам пришельцами из этого мира. Как это ни странно, обратную сторону портала можно было определить только по слабым оптическим искажениям в воздухе, больше он ничего не излучал, что сильно снижало вероятность обнаружения портального выхода приборами.

— Сразу скажу, действует это устройство не очень далеко, километра два-три — максимум, — я закончил рисовать и передал блокнот блондинке. — Да и портал наших возможных оппонентов не обязательно постоянного действия. Ищите специфическое излучение рядом с мощными источниками электроэнергии. Не исключено, что сама установка может оказаться на территории других стран и континентов. Вероятность её обнаружения, конечно, чуточку больше, чем при поиске иголки в стоге сена с помощью слабого магнита, я сильно сомневаюсь в вашем успехе.

— Ничего-ничего, мы дамы терпеливые, — взяла слово Гюрза. — Когда вы нам подарили реальную надежду на успех нашей борьбы, — высказала она, буквально печатая каждое отдельное слово, — мы не остановимся ни перед чем. Обыщем по квадратному сантиметру всю планету, не беспокойтесь за нас.

— Интересно, чем же я вам эту самую надежду подарил? Неужели только своим героическим участием в успешном захвате поезда? — Ориентируясь на резкий тон голоса Гюрзы, спросил я.

Интересно, что она там сейчас у себя переживает, если вот так резко слова говорит, как чеканит. Действительно что-то такое важное, о чём я пока даже и не догадываюсь.

Женщины переглянулись друг с другом, и слово взяла молчавшая ранее Светлая.

— С поездом вы нам, конечно, сильно помогли, спасённые пленницы вас никогда не забудут, но это не главное. Своим появлением вы дали нам надежду не просто на успех борьбы, а на то, что она имеет реальный смысл. Что есть цель куда большая, чем сохранение своей иллюзорной свободы от власти "Комитета Планетарного Спасения" и жалкое выживание в этом бессмысленном мире. Кроме того, вы передали нам свой генетический материал, на редкость качественный материал, кстати. "Комитет" больше не будет иметь исключительную монополию на воспроизводство людей, а для нас это слишком многое значит. Мы сможем сами возродить человеческую цивилизацию, даже если "Комитет" уничтожит все свои хранилища.

— Качественный генетический материал, — зацепился за слово я, — неужели вы уже успели его проверить, не дожидаясь девяти месяцев?

— Да, успели, — спокойно заметила Светлая. — Как вы думаете, кто такая Герта?

Вопрос явно поставил меня в тупик, это стало сразу заметно всем присутствующим. Я, конечно, немного думал над ним, но так ничего и не придумал. Слишком уж странной оказалась эта девушка.

— Так вот, — видя моё несколько смущённое состояние продолжила Светлая, — Герта не человек.

От изумления я впал в лёгкий ступор и открыл рот, вызывая заметные улыбки на лицах у сидящих тут женщин. Всякое ведь мог предполагать, ну там пластическая хирургия известна и в наше время, в этом мире она могла сделать большой шаг вперёд. Герта могла получить специально созданную внешность. Экстраординарные сексуальные проявления и возможности тоже не являются чем-то таким уж очень необычным, правда требуют специфических знаний и долгих тренировок. Тоже никакой мистики. Но если она не человек, то кто же она на самом деле? Видя моё состояние, Светлая продолжила изумлять меня:

— Герта — биокибернетический андроид, созданный специально для близкого общения с мужчинами, сбора, проверки и хранения их генетического материала. Подобные ей андроиды в очень малых количествах сейчас производятся в Москве. Первые "живые" куклы для сексуальных развлечений начали делать ещё до наступления Нового Мирового Порядка, но с тех пор технология их создания шагнула далеко вперёд. Вы могли на себе ощутить, что Герту просто невозможно сравнить в постели с любой обычной женщиной, она способна подарить мужчине небывалые наслаждения. И ещё вы совершенно не представляете всех её остальных возможностей.

— Знаете... — немного отходя от глубокого изумления, с прорезавшимся металлом в голосе сказал я, — ваш андроид далеко не самая лучшая женщина, с которой я был близок. Есть девушки гораздо лучше вашего механического или как там его — "биокибернетического андроида".

Я всё ещё оставался потерянным и сильно злился на себя самого, что меня вот так легко провели, подсунув ко мне в постель механическую куклу. Вернее — это меня подсунули в постель к механической кукле, что ещё хуже. Если рассказать обо всём этом в моём "мире настоящего", то меня мужики или не поймут или просто засмеют. А ведь рассказать придётся, причём, со всеми мелкими подробностями, у нас там с этим строго. Такие вот невесёлые дела...

— Теперь это уже не наш, а ваш личный андроид, — спокойно поправила меня Светлая, ничуть не поддавшись моему эмоциональному пассажу. — Она больше не сможет принять к себе никакого другого мужчину, даже если его где-то нам удастся найти. Теперь вы являетесь для неё единственным смыслом дальнейшего существования. Это как Великая Любовь — бывает только одна на всю жизнь до самой смерти, так уж их делают, это нельзя как-либо изменить, или перепрограммировать. Герта экспериментальная модель, с новой слишком уж человеческой психикой, она может реально любить и страдать, чувствовать боль и переживать чувство одиночества. Ей присуще любопытство и разумная осторожность, она может скучать и даже заниматься творчеством в определённых пределах. Когда её создатели узнали, что же такое у них получилось, и передали полученные данные своему руководству, те приказали немедленно уничтожить этот прототип и всю документацию по его производству. Герта подслушала разговоры своих создателей, не желавших сразу исполнить полученный от руководства приказ, и приняла своё собственное осознанное решение бежать, спасая себя. Проявив не дюжую изобретательность, она сбежала из хорошо охраняемой лаборатории, прошла незамеченной через сложную разветвлённую систему городской защиты, а потом оказалась у нас, мы подобрали её недалеко от Москвы во время разведывательного рейда к городу. Но у нас она постоянно тосковала, ведь смысл её существования в служении мужчине, которых здесь не найти, если не считать тех, кого вы видели в поезде. И теперь вы стали для неё тем самым, для чего она была создана. Пожалуйста, не отвергайте её, она этого просто не переживёт.

Я опять почувствовал некоторую растерянность. Оказывается, робот, бездушная машина, тоже может чувствовать нежность, любить и страдать, как живой человек. Да, совсем уж непростое это будущее, всё смешалось в грешном мире, из живых людей делают послушных роботов, а из роботов делают подобие живых людей. Неужели и мы когда-то доживём до такого? А ведь эта тенденция уже проявила себя уже в наше время. Человек для человека, оказывается, не слишком удобен, общение мужчины и женщины требуют слишком много сил и нервных затрат. А потому заменить живую неспокойную и самовольную женщину послушной и преданной машиной, способной полностью удовлетворить все физические потребности мужчины, не представляется чем-то необычным. Да и для живой женщины сделать робота мужского пола, способного физически удовлетворять её, сколько нужно и как ей будет нужно, кто не чувствует усталости и не обременён излишним самолюбием, при всех возможностях этого мира, совсем не проблема. Нет ничего удивительного, что здешние "хозяева" давно не размножаются естественным образом, они все давно делят свои постели исключительно с "живыми куклами". Да ещё с тупыми куклами, так как слишком человечная Герта оказалась для них почему-то опасной, раз они решили её уничтожить. И что-либо менять в своей жизни эти "хозяева" совершенно не собираются, их всё полностью устраивает.

Если взглянуть на нас самих, современных мне мужчин и женщин в зеркало открывающейся истории, можно легко увидеть то самое желание превратить друг друга в послушных роботов. Чем дальше — тем больше требований именно самого простого, физиологичного уровня, и меньше тех, которые называют "духовными", общение полов друг с другом постепенно упрощается. Да и сами физиологические потребности становятся максимально простыми и вдобавок искусственно дефицитными. Мужчины алчут лёгкого секса без всяких обязательств, хотят много тел молодых и красивых. Женщины продают свои тела за иллюзии стабильности, статуса и обеспеченности, а потом делятся собой с теми, кто их хорошо развлекает, при этом обманывая тех, кого они выбрали своими содержателями. Да, некоторые женщины тоже любят хороший секс, и, если взглянуть на себя непредвзято, многие ли мужчины смогут им его предложить? Многие ли современные мужчины способны чувствовать своих партнёрш, не зацикливаясь исключительно на себе? Увы, ответ отрицательный. Для страстной и любвеобильной женщины найти себе достойного любовника очень непросто. Спрос рождает предложение, и следующим естественным шагом в капиталистическом и технически развитом обществе появится предложение гораздо лучшей альтернативы живой женщины для мужчин и наоборот. Это генеральная тенденция, которую можно изменить, только изменив саму суть отношений полов, снова возродив потребность в духовном общении между мужчиной и женщиной. Вот только подняться ввысь, не раскрыв полностью все нижние потребности совершенно невозможно. Духовное вырастает из физиологичного, и никак не наоборот. И тема секса опять остаётся актуальной как никогда прежде. Я пока даже не знаю, как решить эту задачу, спася человечество от самого себя, попробую подумать позже, может, кто подскажет.

Так и не выходя из возникшей задумчивости по поводу судьбы всего мира, складывающейся из множества отдельных судеб многих мужчин и женщин, я медленно шел к ждущей меня Герте. Пусть она и не человек, пусть она машина, теперь мне было плевать, я случайно увидел в ней живого человека прежде, чем узнал, кто она такая. И пусть это так и останется. Завтра мы простимся минимум на полгода, я возвращаюсь обратно в своё время, в свой мир, где меня ждут с информацией из дальней разведки. Не представляю, какой резонанс вызовет мой рассказа о будущем, даже сомневаюсь, что мне поверят, но я найду убедительные слова и неопровержимые аргументы. Партизанки сопроводят меня до "окна" портала своими тайными тропами, я оставлю им свою записную книжку и карандаш, взятые из моего мира, с помощью чего мы сможем поддерживать связь через действующий портал. Если нам можно изменить чужое прошлое из своего настоящего, то почему бы не попытаться изменить чужое будущее из своего настоящего? "Хватило бы нам только сил, да и удача совсем не помешает", — думал я, постепенно растворяясь в горячем поцелуе любящей меня искусственной девушки.

Восьмая глава.

18 октября 1954 года, город Москва, городской ипподром.

Нас поджимает время. Реально так поджимает, заставляя действовать без нормальной подготовки и с очень слабым планированием. Хотя лично я бываю не прочь иногда сымпровизировать, но прекрасно понимаю, что вечно полагаться на свою удачу нельзя, рано или поздно что-то пойдёт не так, отчего может пострадать всё дело. И, тем не менее, едва вернувшись из путешествия в "мир будущего", я сразу отправился в прошлое, только передав полученную в будущем информацию. А переполох она вызвала знатный. "Конторские" сразу быстро забегали, засуетились, едва выйдя из возникшего у них было ступора. Не знаю, что их так проняло, ведь о многом творящимся в наше время они имеют вполне реальное представление, в отличие от большинства простого народа, узнающего о мировых событиях только из телевизора и потребляющего только то, что ему скажут. А скажут ему, понятно, далеко не всё и далеко не так, как оно есть на самом деле. В капиталистическом обществе до простых людей доводят только ту информацию, которая выгодна владельцам информационных каналов. Ну и власти, естественно, если она, хоть как-то, контролирует этих самых владельцев или находится с ними в сговоре. А все разговоры о какой-то там "свободе слова" — суть разговоры в пользу бедных или "экспортный вариант демократии" для недоразвитых стран, не имеющих возможности дать нормальный отпор внешним захватчикам.

Впрочем, из того, что уже удалось просчитать моим коллегам-учёным по теме "коммунизма", выходило, что на самом деле никакого "социализма" у нас в почившем СССР и не было. Был же самый настоящий "государственный капитализм", с развитой системой социальных гарантий для некоторой части простого народа. Хорошо хоть для большей его части — тут никаких возражений. Однако подобные гарантии есть сейчас и в других странах, где как раз капитализм декларирован изначально, и общая разница между тем, что было у нас и тем, что есть в остальном мире, не так понятна. "Конторские" высказали весьма интересное мнение, что разница между социализмом и современным капитализмом лишь в том, на чей интерес ориентированы средства массовой информации, что и так уже стало очевидно, так как именно они делают само общество социальным. Средства массовой информации связывают общество общими смыслами, общей идеологией и общим понятийным аппаратом. И что вообще можно говорить о наступлении "эпохи социализма" практически во всём развитом мире сразу после того, как сначала стали массовыми газеты, охватив грамотных людей, а потом радио и телевидение, вобрало всех остальных, независимо от декларируемой и реальной собственности на средства производства. И тут выходит — весь двадцатый век — это век скорее государственного империализма, независимо от того, как называются эти империи и какой у них официальный государственный строй. Оно и понятно, век очень плотного соревнования стран друг с другом, тут не до какого-то особого разнообразия, ибо все реальные усложнения общественной формации ведут лишь к стратегическим перспективам, но на тактическом плане успех имеет тот, кто может больше сосредоточить свободных ресурсов на главные цели, при более простом внутреннем обустройстве. Однако тут уже просматриваются далёкие перспективы, если нам вдруг удастся изменить здешний исторический процесс и заметно усложнить общество СССР, то рано или поздно всем остальным странам этого мира придётся последовать за ним. Ибо в истории нашей реальности, произошло как раз обратное, руководство СССР не захотело усложнения общественного обустройства, и Запад переиграл его стратегически, заставив в итоге играть по своим правилам. Да, у него имелся ещё и значительный ресурсный перевес, однако его одного, прямо скажем — маловато.

Так, до главного сегодняшнего заезда ещё много времени, сегодня произойдёт очередное яркое нарушение ожиданий местной публики и победит пока ещё никому не известный сейчас будущий фаворит многих заездов, будущий чемпион, а значит, на тотализаторе нас ожидает очень солидный выигрыш. Впрочем, тотализатор тут с двойным дном, и выигравшего поджидают хорошо знакомые мне представители здешнего криминала. Но в этот раз охотники и дичь поменяются местами. В качестве "приманки для тигра" выступает моя жена из нашего "мира настоящего". Когда ей едва-едва удалось по чистой случайности вырваться из рук "гостей из будущего" при попытке её захвата в самом центре Москвы, и явно хотевших использовать её для давления на меня, она бросила свою работу и, наконец-то включилась в наш проект. Хорошо хоть у нас с ней других близких родственников нет, своих родителей я уже похоронил, а жена вообще детдомовская, что сильно сказалось на её характере и сексуальных предпочтениях. Больше прижать нас особо нечем, о безопасности остальных сотрудников и их ближайших родственников теперь плотно заботится "Контора", пытаясь поймать живьём и хорошенько расспросить хотя бы одного "гостя из будущего". Но этого у неё пока так и не получается.

Я уже не раз думал, кто же нам противостоит и какие у них цели, но пока так и не смог придумать что-либо определённое. Вот, зачем они суются в наш мир, если у них есть свой, практически полностью находящийся в их власти? Отдельные партизанские явления не в счёт, слишком уж невелики их силы. И они ведь не просто суются, а активно стремятся помешать нам. Боятся, что мы их из своего прошлого сможем как-либо побеспокоить? Возможно, возможно, но если бы они не начали охоту первыми, оставив нам свои "подарочки", я сильно сомневаюсь, что мы вообще смогли бы к ним пробиться. Уж больно точные требуются параметры настройки установки, их просто так не угадаешь, а свою долю удачи в этом деле я уже полностью израсходовал, создав портал в "мир прошлого". Если же они не беспокоятся о доступе в их мир из нашего, что же тогда их интересует в прошлом? Материальные объекты через портал так просто не протащишь, уж больно много ограничений. Сильно сомневаюсь в их желании изменять историю других исторических реальностей, устраняя социальную несправедливость, в отличие от нас они не проигрывали холодной войны. А, может как раз и проигрывали, правда, мы об этом ничего не знаем и всё равно совершенно непонятно, откуда тогда у них такая жестокость. На простых наблюдателей они тоже совершенно не тянут, хотя в последнем я совсем не уверен. Уж больно многие их действия выглядят совершенно непрофессиональными, по нашим критериям оценки, иначе не случилось бы у них стольких провалов с потерей личного состава и технических артефактов. Или они привыкли действовать совсем другими методами, а наш случай сильно выделяется на фоне всего остального, и к нему они оказались банально не готовы? Если так, то вскоре они возьмутся за нас более основательно, а всё то, что мы видели до этого, можно будет назвать — "разведкой боем". Кстати, в "мире прошлого", из этих "гостей" нас пока ещё никто не побеспокоил, возможно, они не имеют доступа в этот мир или не могут попасть в здешний СССР, если их портал находится в других странах. Именно из-за таких вот соображений мы приняли решение резко интенсифицировать наше вмешательство, создав практическую возможность для полного отступления из своего времени в это со сжиганием всех имеющихся мостов.

Вот и финальный забег. Как красиво идут, то один фаворит этих гонок вырвется вперёд, то другой. Наш, на кого ставим мы, пока даже не входит в число лидеров, вон он бежит пятым или шестым, отсюда не разобрать. Даже не верится, что ему что-то реально светит, действительно, настоящая "тёмная лошадка". Чудо произошло на самом последнем круге. Когда остальные лошади уже бежали на пределе своих сил, несмотря на активное подстёгивание со стороны жокеев, наш фаворит заметно ускорился, обойдя сначала одного, потом второго и третьего, и на финальной прямой обогнал обоих лидеров, шедших несколько впереди всех остальных, первым приходя финишу. Трибуны взорвались свистом и криками, правда, далеко не все из них выражали радость, скорее даже сильное возмущение. Оно и понятно — неизвестно какая лошадь, неизвестно какой жокей, в самый последний момент вдруг обходят всех тех, на кого сделаны многочисленные ставки. Теперь мне пора поторопится, спускаясь к кассам тотализатора, так как два интересующих меня типа уже активно пробираются в ту сторону, не дожидаясь окончания представления на беговом поле и чествование победителей финального заезда. Немного подновив свою маскировку, несколько "потёкшую" из-за эмоциональных переживаний, я устроился в удобном для наблюдения за наблюдателями месте. Жена подойдёт к кассам чуть позже, когда большая часть публики уже разойдётся, дабы не попасть в специально устроенную по её сумочку давку. На нескольких подошедших к кассам мужчин, получивших там совсем небольшие суммы, интересующие меня личности, не обратили никакого внимания. Зато к моей жене, после того, как она лихо уложила пачки денег в свою весьма и весьма габаритную дамскую сумочку, направился один из наблюдателей, а второй быстро поспешил наружу.

— Гражданка, такси взять не желаете? — Обратился к ней подошедший бандит.

Подобное развитие событий мы вполне ожидали, а потому рядом с ипподромом нас ждал свой человек с машиной, на покупку которой потрачены совсем не лишние для нас деньги из моего предыдущего выигрыша.

Кстати, в это время купить машину в СССР не представляло особой сложности. Можно купить хоть трофейную "иномарку" времён войны, или предпочесть свежую продукцию отечественной промышленности, наконец-то переведённой на активный выпуск гражданской продукции. Но машины были дороги, в основном их покупали всяческие заводы и организации для своего руководства и для передовиков производства, тогда машина считалась куда более надёжным средством поощрения трудящихся, нежели переходящий вымпел и доска почёта. Помимо машин, передовикам производства давали ещё и новые квартиры, причём не в каком-то захолустье рабочих окраин, а почти в центре города, на том же "Кутузовском проспекте", к примеру. Жалко со временем эта традиция исчезла совсем, особенно тогда, когда квартира в центре и личный автомобиль стал считаться среди граждан СССР чем-то в виде символа достатка или избранности. А ведь, если посмотреть более внимательно — не так уж и дорого обходилось государству создание прямых стимулов для честного труда и преданного служения Родине. Сдаётся мне, что решение об отмене такой практики, было скорее политическим, нежели чисто экономическим.

— Спасибо, не надо, меня брат подвезёт, — сказала моя жена, разворачиваясь к бандиту спиной и направляясь к выходу из кассы, красиво виляя бёдрами при походке.

Я собирался было резко отсекать бандита от своей жены, если он попытается преследовать её, но он не спешил последовать за ней. Он неторопливо отправился в сторону трибун, и быстро проследовал наружу через другой выход с них. Следуя на достаточном расстоянии, я пронаблюдал, как жена спокойно села в нашу машину. После того, как она тронулась, от стоянки за ней отъехали ещё две машины. Чёрное такси с тем самым мужчиной, подходившем к жене в кассе, и новенькая серая "Победа" с четырьмя типами в салоне, в одном из которых я определил первого бандита. "Ну, вот и сопровождение пожаловало", — про себя думал я, направляясь к таксофонам, чтобы предупредить своих людей, более оперативной связи у нас ещё не появилось, хотя работы в этом направлении шли. По нашему плану, моя жена со своим "братом" до самого вечера прогуляются по центральным магазинам, купят много всякого разного барахла, всё равно нам много чего пригодится в этом мире. А мы, ещё несколько человек, потихонечку подготовимся к тёплой встрече дорогих гостей в небольшом посёлке "Одинцово", ставшим в наше время внушительным по численности населения пригородом Москвы. Обзвонив всех нужных людей, я отправился на Белорусский вокзал.

Вечер того же дня.

Несмотря на все протесты типа — "Сергеич, ты же у нас уникальный, не стоит тебе лезть под бандитские пули, мы и без тебя справимся", я настоял на своём активном участии в захвате бандитов, мотивируя это тем, что — "мне свои новые возможности тренировать надо, а вы помешать хотите". За нашим домиком, стоящим на окраине посёлка у самого леса, неотрывно следило двое наблюдателей от бандитов сразу после того, как туда подъехала моя жена со своим "братом". Ещё двое где-то ходили по посёлку, видимо выясняя, где находится ближайшее отделение милиции и есть ли оно вообще в этом богом забытом захолустье, ведётся ли дежурство у народных дружинников, которые во многих местах заменяли милицию. Последние, тут действительно присутствовали, но сегодня оказались сильно заняты где-то в другом месте или вообще не собрались на обход посёлка. Чёрное "такси" в посёлок так и не приехало, здесь встала только серая "Победа", которую бандиты отогнали назад и оставили на дороге, загнав в густые кусты. Мы заранее заняли хорошо подготовленные для наблюдения и обороны нашего дома позиции, так как готовили этот захват целую неделю. Ближе к одиннадцати часам, когда начал накрапывать мелкий осенний дождь, на дороге показалось то самое чёрное "такси". Я успел рассмотреть в машине троих человек, прежде чем бросился бежать в сторону нашего дома по тропинке, отмеченной специально для такого случая повешенной на деревья чёрной ниткой, за которую можно держаться рукой, чтобы не сбиться с курса в темноте и не навернуться лбом в какое-либо дерево. Пока машина проберётся через посёлок, пока бандиты подготовятся, я успею обойти кругом и занять своё место. А вообще бандиты не слишком-то самоуверенны, семеро человек в расчёте на двоих, один из которых слабая женщина — это явный перебор с их стороны. Или сильная перестраховка. Понимаю, в дом полезут далеко не все, скорее всего не более четверых человек, остальные будут следить за окрестностями, страхуя свою силовую группу. Группу-то как раз хорошо встретят, у нас в доме спрятались серьёзные ребята, а вот остальных бандитов нам упустить никак нельзя, если мы хотим добиться своих целей. Водителя у машины перехватить несложно, сложнее получится с теми, кто наблюдает за делом со стороны, именно они и являются основной целью для меня.

С некоторым трудом я включил "цыганскую невидимость", это получалось у меня не так хорошо, как изменение внешности. Хотя, с одной стороны, чего там сложного, создать в своём воображении и визуализировать вокруг себя прозрачный кокон в виде большого яйца, полностью охватить его своим внутренним взором, и выталкивать из этого пространства любое возможное внимание, представляемое себе в виде света фонарных лучей, идущего из глаз других людей? Если ничего больше не делать, то получалось у меня это вполне хорошо. Меня реально не замечали, и если я стоял у кого-то на дороге, то просто обходили как столб или дерево, не задержав взгляда дольше секунды. Но когда я начинал что-либо активно делать, то немного терялся, забывая всё время сканировать окружающее пространство, чужое внимание на мне задерживалось чуть дольше, чем необходимо, и меня замечали. Сейчас же мне было несколько легче, темнота хорошо работала на меня, правда требовалось воздерживаться от любых резких движений, так как они особенно привлекают чужое внимание, как его не вытесняй. Вот, наконец, я засёк одного дозорного, в конце линии домов. Потом обнаружил и ещё одного неподалёку, перекрывавшего выезд на дорогу из посёлка. Далее обнаружил "такси" с водителем, недалеко прятался наш человек. Трое есть. Быстро пробежал по посёлку дальше, обнаружив ещё одного мужчину, судя по тому, как он смотрел по сторонам, скорее всего, принадлежащего к той же шайке. Осмотревшись, мужчина пошел в сторону нашего дома, так и не заметив меня буквально в паре метров от себя. Хотя я и не находился на светлом месте, но заметить меня в обычном состоянии было совсем несложно с такого расстояния, так как я стоял практически на дороге, рядом с забором одного из домов. Пропустив мужчину вперёд, последовал за ним. Он прошел дальше первых наблюдателей, кивнув каждому из них и подав какой-то знак рукой водителю "такси". Судя по всему, других наблюдателей здесь больше нет, и сейчас начнётся штурм. Я пробрался к своему человеку, бывшему десантнику Ивану из нашего мира, здоровому детине под два метра ростом и почти полтора метра шириной, и знаками показал ему, чтобы через три минуты он тихо брал водителя. Несмотря на свои габариты, Иван мог двигаться совершенно бесшумно и практически не привлекать к себе внимания, настоящий талант, одним словом.

Первого наблюдателя я уложил одним точным ударом в шею, которому меня научили десантники. Хотя я раньше и занимался боевым самбо, но нужного при захвате людей набора очень простых и эффективных приёмов, нам никто не показывал. Достаточно хлипкий мужчинка кавказской внешности, без звука сразу рухнул вниз. Подхватив обмякшее тело и затолкав в рот тряпичный кляп, зафиксировал руки бандита за спиной верёвкой, и оттащил под ближайший куст, где спеленал ему ещё и ноги. А вот со вторым чуть не осёкся, полагаясь на свою невидимость. Во дворе ближайшего дома залаяла молчавшая ранее собака, бандит повернулся в мою сторону, практически глядя мне в лицо. Хотя света было мало, хмурые дождевые тучи тускло светились, отражая свет далёких и малочисленных фонарей большого города, он мгновенно узнал меня и на его лице отразился страх. В мою сторону быстро метнулась рука с зажатым ножом, явно метя в моё горло, но я уже включил "боевой режим", стремительно выходя из-под его удара и нанося свой. Точно такой же хлёсткий удар по шее, каким прежде вырубил первого наблюдателя. Видимо я чуть переборщил и немного промазал, зацепив за плечо, так как бандита отбросило в сторону, он негромко плюхнулся на обочину, ломая собой вялый куст жухлой бузины. Надеюсь, я не сломал ему шею, с живых будет больше пользы. Собака во дворе разошлась лаем ещё сильнее, и чтобы не поднять переполох, я быстро потащил обмякшего бандита в другую сторону от домов, где его и спеленал. Всё, теперь бегом до дома. Но там уже моя помощь не требовалось, все оставшиеся члены банды в рядок лежали на полу со связанными за спиной руками, а на столе лежало содержимое их карманов. Помимо разнообразных ножей я различил в куче два пистолета ТТ, один Наган и Браунинг. "Хорошо вооружились, суки" — про себя подумал я, подзывая народ пойти за оставшимися на улице членами банды. Через десять минут все оказались в сборе, пора переходить к допросам.

Я показал рукой на одного из бандитов, выглядевшего несколько солиднее всех остальных, предполагая в нём главаря. Едва из его рта изъяли кляп, он разразился долгой матерной руганью вперемешку с набором совершенно непонятных мне слов. Впрочем, это и неудивительно, так как по национальности этот бандит был, скорее всего, грузином, как и ещё трое. Когда двое десантников резко посадили его на стул, он долго рассматривал меня. Узнал, несомненно, узнал, это читалось у него на лице, но, видимо, он не мог определить, кто мы такие. На милицию мы совсем не похожи, на других бандитов тоже. Скорее всего, мы представились ему "лубянскими ангелами" (то есть работниками созданного только весной прошлого года КГБ СССР).

— Буду говорить только с твоим начальником, — с заметным акцентом и достаточно наглым тоном начал говорить бандит, глядя мне в глаза.

— Ты и так говоришь с начальником, — ещё более наглым тоном сказал ему я, — если мне не понравится, что ты мне сейчас расскажешь, следующим начальником для тебя станет апостол Пётр, усёк, сука?

— Дуришь, начальник, — не уменьшая наглости в голосе ответил бандит, — наш пахан тебя не просто из органов выживет, он заставит вас всех дерьмо из лагерной параши до самой смерти жрать, если с нами что-либо случится.

Ничего себе заявленьеце, этот говнюк мне ещё угрожать пытается... Особенно если учесть, что он принимает нас за работников КГБ, которых вообще-то всем здесь бояться до усёру положено. Ну да ничего, не на тех напал.

— Так, так, угрозы только отягчают твою вину. И кто этот ваш пахан, что такой крутой, аж круче варёных яиц? — Ухмыльнулся я, задавая свой вопрос.

— Как будто ты его не знаешь, начальник, — бандит продолжал нагло смотреть на меня не желая говорить по делу.

— А представь, что я его не знаю, может, я тебя немножко послушать хочу, — я пока ещё думал решить вопрос по-хорошему, без применения специфических методов допроса.

— Ничего я тебе не скажу, нас всё равно утром освободят, — нагло заявил мне бандит и попытался плюнуть мне в лицо, но промахнулся.

Ого, а у них тут очень серьёзная "крыша", оказывается, раз пошли такие речевые обороты и такие наглые действия. Как будто тут не он сидит передо мной со связанными руками, а я перед ним. Возможно, меня просто берут на голимый понт, пытаясь выиграть время, к примеру, но стоит рассчитывать на то, что бандит говорит правду, и его банда имеет реальное прикрытие, чуть ли не на самом верху. Прекрасно переставляя себе, какой тут на дворе год, в это как-то слабо верится, это ведь не наше время, где такое происходит сплошь и рядом.

— Так, этого в подвал, и захватите телефон, сейчас мы с ним поговорим более внимательно, — сказал я, обращаясь к своим людям, которые внимательно наблюдали за нами со стороны.

Если честно, я не любитель пыток и вообще любого насилия, но здесь жалость и снисходительность только повредят делу. Впрочем, заниматься какими-либо особо изощренными зверствами мы не станем, после изобретения электричества добыть нужную информацию у любого человека, не сильно вредя его телу при этом, достаточно просто. Обычный полевой телефон и пара проводов, прикреплённых в нужные точки тушки, к примеру, введённые в ушные раковины электроды в виде мокрых ватных тампонов, вполне способны заменить весь арсенал, которым пользовались средневековые инквизиторы. А главное потом даже опытному криминалисту следы пыток очень сложно будет обнаружить, так как надо чётко знать, что и где искать.

Через полтора часа, закинув всех остальных бандитов в подвал, мы все сидели в комнате и думали, что нам дальше делать. Всё же брать депутата Верховного Совета СССР Ираклия Абашидзе было слишком рискованным делом, но другого пути я сейчас не видел.

Даже и не представлял ранее, каким я могу стать отморозком. Привычная рассудительность решила куда-то спрятаться и не оказывать на меня своё благотворное влияние. Я не хотел слышать здравые аргументы своих коллег, хотя бы в той части, что о таком вмешательстве с нашей стороны в политическую жизнь СССР стоит заранее предупредить местных кураторов. А потому ещё до наступления рассвета я ехал в город на бандитском "такси", старательно удерживая на себе образ его прежнего водителя. На пути к моей цели чуть не произошел провал, едва я въехал в Москву, меня остановили на посту дорожной милиции. Сердце немного ёкнуло в груди, но, не потеряв самообладания, я лишь укрепил маскировку и спокойно притормозил у обочины. Ко мне подошел молодой милиционер, с фонарём в руке, другого освещения здесь не было, горел только одинокий фонарь у самого поста, не добивая до места моей остановки.

— Лейтенант Горелов, — представился милиционер, — предъявите ваши документы, пожалуйста, гражданин.

С невозмутимым видом я похлопал себя по карманам кожаной куртки, снятой с бывшего водителя "такси", вытащил его документы и протянул их лейтенанту. Однако внутри у меня возникло нешуточное напряжение, всё же я ещё не до самого конца был уверен в том, что меня реально воспримут за другого человека. Но при этом внешне я оставался спокоен и даже излишне самоуверен и несколько нагловат, как и положено прожженному водителю такси. Вот такое у меня было своеобразное раздвоение личности. То есть я сам внутренне нервничал, а тот, которого я старательно из себя изображал, был совершенно спокоен. Лейтенант внимательно с фонарём посмотрел на документы, потом посветил им мне в лицо.

— Выйдете, пожалуйста, из машины и откройте багажник, — сказал милиционер.

— Лейтенант, к чему такие сложности, — шепелявым голосом, подражая бывшему водителю "такси", ответил я, степенно выходя из машины, — что-то случилось?

— Открывайте, открывайте... — не повёлся он на мою отговорку.

Я открыл багажник, лейтенант посветил туда своим фонариком, выхватывая из темноты канистру с бензином, запасное колесо, домкрат и свёрнутый трос. Всё лишнее мы сгрузили ещё в посёлке, а там нашлось бы к чему придраться милиции.

— Всё, спасибо, можете закрывать, — милиционер протянул мне документы. — Можно узнать, куда вы едете?

— В центр, Смоленская, — честно называл я нужное мне место в городе.

— Подвезите, пожалуйста, нашего сотрудника, вам как раз по пути, — попросил он меня.

— Без проблем, — кивнул головой, предлагая устраиваться, открывая дверь с пассажирской стороны.

Лейтенант отошел от машины и помахал рукой с фонарём. От поста быстро отошел ещё один милиционер в нашу сторону. "Ого", — изумлённо сказал про себя, когда увидел второго милиционера, глядя на его погоны, — "да это ж целый майор". Интересно, что он мог тут делать в это тёмное время суток?

— Куда ехать? — Спросил его, когда он подошел к машине.

— Киевский вокзал, только побыстрее, если можно, — сказал майор, залезая на переднее сиденье, со странной улыбкой на лице.

— Встречаете кого-то в столь ранний час, женщину, не иначе жену или дочку? — Решил озвучить ему свою догадку, трогаясь с места и набирая скорость.

— Вы, таксисты, на редкость проницательны, вам надо не баранку крутить, а к нам, в органы, на работу идти, — хмыкнул тот, внимательно взглянув в мою сторону.

— Нет уж, благодарствую, товарищ майор, — в ответ усмехнулся я. — У вас там слишком много бумаг писать нужно. По каждому случаю — бери ручку и пиши протокол. Или рапорт. А у меня, может, почерк плохой. И вообще, я этой самой грамоте мало обучен. Вот баранку крутить — это моё, а протоколы и рапорты писать — нет, обойдётесь!

— Твоя правда, так и есть, — отсмеявшись, ответил мне милиционер, — бумаг действительно много писать требуют, но таков у нас порядок, с этим ничего не поделаешь.

— Неужели нельзя обойтись без кучи всех этих формальностей? — Поинтересовался у него, вглядываясь в ночную дорогу.

— Это не формальности, это правильное ведение дел, — милицейский майор попытался немного просветить меня. — Увы, мы тут власть, с нас и спрос повышенный.

"Да уж", — подумал про себя, — "сейчас с нижних чинов спрос повышенный, а чем выше, тем этого спросу меньше. После ухода Вождя верхи почувствовали свободу, вернее — полную безответственность, и началась деградация. Сейчас она ещё не так заметна, но мы-то знаем, куда всё это зашло в итоге. Неужели невозможно сделать так, чтобы над каждым чиновником и партийным деятелем не требовалось ставить своего контролёра? Вот ведь техническая задача на ближайшее будущее". А тем временем спросил майора совсем о другом:

— А что на посту там случилось, не иначе что-то серьёзное?

— И как вы обо всём догадываетесь, действительно случилось, человека убили. Таксиста зарезали, а машину угнали. Хорошо свидетель был, сразу позвонил нам, — поведал он мне свои печальные известия.

— Вот суки! — Эмоционально выругался я, сильно стукнув правой рукой по рулю, так, что машина немного вильнула на дороге. — И когда же вы всех этих гадов переловите...

— Эх, — с большой грустью вздохнул майор, — сейчас у нас только хуже стало. Амнистия! Кучу уголовников в прошлом году из тюрем выпустили, а они сразу за старое взялись. А нам ещё руки кучей формальностей повязали.

— И что там, — пару раз резко посмотрев в потолок, показывая, что именно имею в виду, — ничего не знают?

Майор заметно погрустнел, достал папиросы и нервно закурил только со второй спички, сломав первую о коробок.

— Всё они прекрасно знают, — сказал он, выпуская дым в приоткрытое боковое окно. — Но в итоге крайними всё равно будем мы. Не стоит говорить об этом, и без того тошно, — покивал он головой, явно не желая развивать тему.

— Если так дальше дело пойдёт, я работать в такси отказываюсь, — резко сказал я, — пусть кто-то другой баранку крутит, пойду в колхоз на трактор рычаги тягать, так спокойнее жить.

Майор только глубоко вздохнул, его этот разговор явно не радовал. Я тоже решил замолчать, сосредоточившись на дороге. Всё же послевоенные машины не так просты в управлении, как современные. Вот, к примеру, здесь коробка передач ещё не имела синхронизатора, а потому переключать передачи приходилось в два приёма, а руль имел столь заметный люфт, что меня это сильно нервировало, заставляя постоянно подправлять машину на дороге.

Вскоре я уже благополучно выруливал к Киевскому вокзалу, где и высадил майора, поехав дальше по своим делам. На проведение операции у меня оставался примерно час, если не успею, то придётся всё откладывать на потом, или вообще как-либо иначе выкручиваться. Ираклий Абашидзе обычно ложился спать под самое утро, и как я выяснил у главаря банды, ждал от него своей доли денег с дела. Я до сих пор не мог понять, почему этот человек, достаточно известный грузинский поэт и видный советский деятель, сыгравший значимую роль после распада СССР в Грузии, как-либо связан с откровенными уголовниками. Не должно ведь такого быть, по моему представлению. "Ну да ничего, сейчас я это проверю", — про себя подумал я, выходя к одинокому таксофону, стоящему рядом с нужным мне домом. Дом очень непростой, несколько лет назад построен специально для различных высокопоставленных чиновников и партийных аппаратчиков. Здесь же селились и некоторые депутаты верховного совета СССР, когда бывали наездами в Москве. В подъездах этого дома постоянно дежурила вооруженная охрана, и так просто пройти к кому-либо из здешних жителей в гости было совершенно невозможно. Но мне этого и не требовалось, так как у Ираклия имелась своя слабость, помимо женщин он очень любил антиквариат, картины старых мастеров и золото. Этим его и предполагалось подкупить, чтобы выманить на улицу.

"— Ало, слушаю", — отозвалась телефонная трубка голосом с лёгким кавказским акцентом, плюс не совсем трезвым, "— Я от Гиви, привёз вино, как договаривались", — сказал я условленную фразу. "— Проходи, тебя пропустят внизу, сейчас распоряжусь", — ожидаемо отозвался Ираклий, но мне требовалось вытащить его из дома, а не идти к нему. "— Там это, есть "старая грузинская чеканка"", — сказал я ещё одну условленную фразу, вполне понятную Ираклию, как нечто интересующее его помимо денег, "— Гиви говорит — ехать смотреть надо". "— Сейчас спущусь, жди у дома, машина та же?" "— Та же, стою рядом с домом у таксофона", — сказал я, возвращая трубку на рычаг.

Минут через двадцать в машину сел молодой человек в хорошем пальто и дорогой каракулевой шапке на голове. Около полминуты он внимательно рассматривал меня, видимо пытаясь узнать. Я крепко держал маскировку, но тут клиент был несколько нетрезв, и мог что-то заметить, не признав во мне знакомого человека. Я уже был в курсе, что с незнакомцами Ираклий точно не станет иметь никаких дел. Чтобы он не опомнился раньше срока, мне ведь с ним ещё через весь город ехать, я протянул ему две пачки с деньгами.

— Вот, возьмите, тут ваша часть.

Не пересчитывая денег, он отправил их во внутренний карман своего пальто, и обратился ко мне:

— Савелий, ты почему один приехал, где Шах, почему он с тобой не приехал, как обещал?

Так, хорошо, меня всё же опознали как нужно. Но вот, что я должен быть не один, эта бандитская гадина так и не сказала. Спрашивать стоило внимательнее, недоработочка у нас, однако. Ничего, я сейчас выкручусь.

— Порезался он случайно, ничего страшного, через пару дней всё хорошо будет, — решил я сымпровизировать на ходу, выдумывая вполне правдоподобную версию. — Хлопец нам дюже крепкий попался.

— Не похоже на Шаха, чтобы он вперёд лез, — не поверил мне сразу Ираклий.

— Так он и не лез вперёд, уже при "разговоре" хлопец тот сильно ерепенится стал, вырвался, ну и успел зацепить Шаха, пока его наши не прирезали.

— Тел не найдут? — Вскинулся мой пассажир.

— Обижаете, не в первый раз, — как можно более убедительно ответил я ему.

— Что там у вас такое, зачем меня подняли? — Он снова как-то подозрительно на меня посмотрел, что я стал немного волноваться за свою маскировку.

— Картины и оружие, — снова не дал ему присмотреться к себе, быстро переведя разговор в более интересное для него русло. — Клинки в серебряных ножнах, всё старое, приедем — сами посмотрите, я в этом всё равно ничего не понимаю. Шах сказал за вами ехать.

— Так чего же ты ещё стоишь, зубы мне заговариваешь, давай, крути свою баранку, — резко толкнул меня в плечо Ираклий Абашидзе.

Я тронулся, выезжая на проспект. Ехать быстро мне не стоило, мои люди ещё не готовы радостно встречать столь уважаемого гостя. Но и везти его к остальным пленникам я не собирался, у нас имелись на него совсем другие планы. Не знаю почему, но, готовя захват Абашидзе, я решил обрушить за собой мосты, не дав себе путей для возможного отступления. Мне подсказывали, что благоразумнее просто попытаться завербовать его, для начала просто хорошенько запугав, а потом использовать для своих целей. Но мне претила сама идея влезать в местный криминалитет практически наравне с ним. Если эти сволочи и сейчас чувствуют себя вольготно, то мы уже знаем, во что это превратиться позже. А раз так, мы начнём отрезать хвост этой дрянной собаке по маленькому кусочку, раз его невозможно отмахнуть одним ударом. Пока мы тут неизвестная для всех величина, у нас есть неплохой шанс это сделать без большого шума. Мой клиент вскоре заснул, став немножко похрапывать. Это хорошо, не придётся применять силу до самого последнего момента. Вскоре мы выехали за город на узкое Рублевское шоссе, где меня уже ждали мои люди в условленном месте.

Думаю, многие из вас или читали в литературе или смотрели в кино, как организуют подставные автомобильные катастрофы некоторым очень важным людям, которые слишком зажились на белом свете. Как простреливают колесо машины из-за дерева на обочине, или сталкивают с дороги другой машиной, кого-то потом находят под высоким мостом, или достают со дна реки. И в кино это показывают эффектно, чтобы зритель успел испугаться, или же наоборот порадоваться, как красиво действуют хорошие герои против плохих парней. Тут же всё очень обыденно. Завтра, вернее, ещё сегодня утром, кто-то найдёт рядом с дорогой уткнувшуюся в дерево сгоревшую машину с двумя хорошо обгорелыми трупами в кабине. По остаткам одежды и документов, милиция быстро опознает погибших, одним из которых будет депутат Верховного Совета ССССР, а вторым — известный милиции уголовник-рецидивист. Скорое следствие покажет, что они были давно знакомы и встречались прежде не один раз, но так и не обнаружат, как и почему они оказались именно здесь. Нет, если бы следователи, особенно из "комитета", стали бы активно "рыть землю", то нам, пришельцам в этот мир, стоило бы готовить быструю эвакуацию в своё смутное время. Но уж больно многим из здешних начальников совершенно невыгодно, чтобы кто-то раскопал всю правду или хотя бы её малую часть. Увы, как это ни прискорбно сообщить, коррупция в высших кругах СССР оказалась хорошо распространённой уже и в это время. Я совсем не удивлюсь, что и при Сталине криминал тесно переплетался с некоторой частью партийных и хозяйственных деятелей, постепенно разлагая власть изнутри. Но все эти мысли показались детскими шалостями, по сравнению с тем, что мы узнали после серии допросов нашего высокопоставленного пленника. Его даже пытать не пришлось, едва он понял, что ему не выйти живым из плена, если он полностью не очистит душу от накопившейся скверны, сразу стал "сдавать" нам всех кого только знал. Мало того, что это ему было делать не впервой, его раньше уже брало НКВД за антисоветчину, но вскоре отпустило, когда он сделал всё, что те от него требовали. Собственно, потому его и выпустили, ибо теперь он работал на некоторых высокопоставленных партийных шишек, нынче входящих в ЦК партии. Мы узнали много нового про роль Грузии среди прочих республик СССР, и об особой роли самих грузин, как правило, живущих вне Грузинской ССР.

При распаде СССР в 1991 году Грузия сыграла достаточно весомую роль, практически воткнув нож в спину России, наряду с Прибалтийскими республиками. И если в последних, по большей части, всё подготовили западные спецслужбы, то Грузия была готова сделать столь подлый шаг уже давно, ибо предпосылки тянулись ещё из этого времени, или ещё раньше. В составе СССР, как впрочем, и ранее, в составе Имперской России, а ещё раньше в составе Персидского Царства, Грузия представляла собой настоящего "троянского коня", всегда прикидываясь сначала своей в доску, а потом, когда хозяин ослабевал, подло била его в спину, ища себе после этого другого сильного покровителя. Чтобы проделать и с ним то же самое, когда тот оступится или ослабнет. Да, многие дети Грузии становились видными деятелями в стране-хозяине, порой достигая вершин власти, тот же Сталин и Берия, они ведь родом именно оттуда. Однако многие другие разлагали страну-хозяйку изнутри, действуя практически как настоящие жуки-короеды. Вот и сейчас в это время, именно на грузинах держалась большая часть теневой экономики СССР. После победы над Германией в стране появилось очень много трофеев. Некоторые военачальники умудрялись вывозить награбленные в разорённой стране богатства целыми эшелонами, не говоря уже о простых солдатах, возвращавшихся домой и прихватывающих себе что-либо по мелочи на "сувениры". Ну и как всегда, любые награбленные богатства требуют последующего перераспределения, а для этого нужны деньги. Много наличных денег. А где их взять, когда экономика плановая, с торгашами-спекулянтами идёт активная борьба, и свободных денег у простого народа и на простые вещи не всегда хватает? Отдельное явление представляют собой колхозники, среди них сейчас хватает весьма зажиточных, но это совсем другая тема, они славятся своей прижимистостью и склонностью к накопительству, а не к тратам. Крестьяне — такой у них особый менталитет. Ещё были многочисленные кооператоры, производившие всякую мелочь, начиная от одежды, кончая велосипедами и даже мотоциклами. Но те тоже не сильно много имели наличных денег. И потому множество обычных частных шашлычных и чебуречных, всяких закусочных и наливочных, где почему-то основной персонал состоял исключительно из горцев, работало на очень важную цель, собирая большие суммы по копеечке к копеечке складывая рублик к рублику. И такое положение сохранялось вплоть до наших времён. Сама Грузия считалась на привилегированном положении по сравнению с другими республиками, мало того, что она всегда щедро дотировалась из союзного бюджета, но и других благ было ей отмерено сверх всякой меры. Вино и мандарины, цветы прочие прелести субтропиков — лишь малая часть доходного сектора грузин. Грузия сосала наличность из остального Союза как настоящий пылесос, и практически всех это устраивало, так как немалая часть этих денег возвращалась обратно, но уже совершенно конкретным частным лицам, находящимся на политическом Олимпе или около него. Кстати, ипподром, на котором мы так опрометчиво решили подзаработать, был особым местом во всей этой цепочке перераспределения благ. Именно потому при нём существовал совершенно официальный тотализатор, а ведь все остальные азартные игры в СССР считались вне закона. Любому имеющему свой теневой доход "товарищу", если его и прижимала милиция из-за очень явного несоответствия образа жизни и официальных доходов, требовалось всего лишь показать билетики тотализатора ипподрома в качества ответа на вопрос — "откуда у вас такие средства, гражданин хороший?". Понятно — зарываться сверх меры тоже не следовало, скромность всегда украшала любого "честного" советского функционера. И это вполне работало, вплоть до самой перестройки. Естественно, что такую хорошую лавочку капитально держат криминальные элементы, имеющие соответствующее прикрытие на самом верху. Войти в систему получения и прикрытия нетрудовых доходов, не будучи крепко повязанным с теневыми королями, совершенно невозможно.

Вот мы и узнали много нового о той стороне советской жизни, о которой почему-то не снимали кино и не писали в книгах, как будто её и не было совсем. И не разобравшись с этой заразой, нам никак не решить своей задачи, мы постоянно будем сталкиваться с ожесточённым сопротивлением тех, кто не хочет строить "светлое будущее" для всех, предпочитая делать это только для себя втайне от всех остальных и за счёт этих всех остальных. Теперь, имея информационные концы и выходы на конкретных криминальных и связанных с криминалом государственных деятелей, наша маленькая организация пришельцев может по-тихому заняться очень большим делом. Без спешки и авралов, плановым порядком, с тщательной подготовкой каждой отдельной акции. Ну а мне предстоит подготовиться к скорому визиту в Кремль, но прежде предстоит вернуться в своё время, там срочно потребовалось моё вмешательство, пока ещё не знаю почему.

Девятая глава.

13 мая 1997 года, Подмосковье. Вечер.

Как только я вышел к проезжей дороге из леса в условленном месте, как из-за поворота быстро показалась и резко остановилась рядом со мной потрёпанная синяя "семёрка", с наглухо затонированными стёклами. Я даже испугаться не успел, как передо мной открылась дверь, и появилось хорошо знакомое лицо эфэсбэшника Николая, сидящего за рулём.

— Алексей Сергеевич, быстро садитесь, нам нужно поторопиться, — кивнул он в сторону пассажирской двери.

Едва я захлопнул за собой дверь, Николай резко вдавил педаль газа, быстро переключая передачи. Меня вдавило в сиденье, за несколько секунд машина набрала сто двадцать километров в час, если верить здешнему спидометру, что для старого "Жигуля" всё-таки многовато. Да и дорога тут совсем не немецкий автобан без ограничений скорости. Я сам тут более восьмидесяти никогда не разгонялся, боясь оставить подвеску машины на ближайшей колдобине. Но Николай виртуозно, практически не напрягаясь, объезжал все неровные участки, чувствовался очень большой водительский опыт. Вот я чувствовал себя несколько неуверенно на этой скорости в этой машине и на такой дороге.

— Нам обязательно так сильно спешить? — С некоторым смущением в голосе спросил Николая. — Может, стоит чуть сбросить скорость?

— Обязательно, потерпите немножко, — не отрываясь от дороги, негромко ответил он. — И ещё, по возможности, используйте свои навыки маскировки, на вас может вестись настоящая охота.

— Всё так серьёзно? — Удивился я.

— Более чем, — подтвердил Николай. — Слишком многие сейчас хотят с вами пообщаться, не спрашивая вашего желания встретиться с ними. Наши "гости" за вас очень хорошую премию назначили — это "плохая новость". А "хорошая" состоит в том, что вы нужны им исключительно живьём, потому стрелять в вас из снайперской винтовки точно не будут.

— Вы меня сейчас куда-либо спрятать хотите, да? — Легко догадался я посте таких новостей. — Может, тогда мне лучше просто оставаться в "мире прошлого", где никто из "гостей" точно не достанет?

— Я бы не был на вашем месте столь категоричен... — замелил Николай, при этом даже немного увеличивая скорость. — Судя по всему от ваших "гостей из будущего" можно ожидать всего. Впрочем, вы верно думаете — там вас гораздо сложнее найти. Это только пока сложнее, пока вы сильно не проявили себя. Здесь же нам вас вообще не спрятать, наоборот, наши возможности тут скорее будут нежелательными, так как среди наших людей могут оказаться предатели, учитывая заявленную "цену вопроса". И если мы вас попытаемся спрятать, то полностью предотвратить утечку информации о вашем местонахождении просто не сможем. Вы сами как-либо решите эту проблему, у вас это лучше получится. Можем, конечно, устроить вам постоянную охрану, чуть ли не как у президента, но, думаю, вы сами на такое решение не согласитесь.

— И куда вы меня сейчас везёте? — Немного испугавшись, поинтересовался у него.

— Я уже говорил, что с вами много кто хочет пообщаться, не спросив вашего спроса. Но один человек должен это сделать обязательно, иначе у нас всех ожидаются очень большие проблемы. Вот к нему в гости мы и едем, он нас ждёт, только ничему не удивляйтесь, пожалуйста,— Николай замолк, сосредоточившись на дороге и ещё немного увеличив скорость, стрелка спидометра вообще упёрлась в крайний ограничитель.

Я решил не беспокоить его своими расспросами, дабы не отвлекать. Потом мне даже понравилась такая езда, с изрядной долей адреналина в крови. Мы буквально вылетели на кольцевую автодорогу, тут Николай сбросил скорость, так как приходилось часто маневрировать, обгоняя ползущие грузовики и редкие легковушки. Дальше снова поворот, полупустое загородное шоссе и предельная для машины скорость. В свете фар только мелькали редкие попутные машины, быстро оставляемые нами далеко позади. Я даже не заметил, как мы подъехали к какому-то большому зелёному забору, который скрывал за собой участок леса. Едва мы подъехали к воротам, те быстро раскрылись, пропуская нас внутрь огороженной территории. Ещё через несколько сотен метров мы, наконец, остановились около трёхэтажного особняка.

— Выходите из машины и заходите внутрь дома, вас встретят, — закончил Николай нашу сумасшедшую, по моему представлению, гонку.

Не очень уверенно после такой поездки держась на ногах, я вышел из машины и зашел на освещённое крыльцо, держась за небольшие перила. Открыл стеклянную дверь, войдя в светлую прихожую, устланную большим ковром.

Его я заметил не сразу, хотя он находился всего в паре шагов сбоку от меня, пока мои глаза ещё не привыкли к яркому свету. Не узнать сразу этого достаточно большого по размеру человека было невозможно. Уж больно часто он смотрел на нас с телеэкранов и рекламных плакатов недавних выборов.

— Здравствуйте, Алексей Сергеевич, сказал он, подав мне свою руку.

— Здравствуйте Борис Николаевич, — протянул я свою руку нынешнему президенту России.

— Не будем стоять тут, пойдёмте в гостиную, — сказал он после крепкого рукопожатия, открывая другую дверь, ведущую из прихожей в дом.

Когда мы зашли в гостиную и уселись в мягкие кресла напротив друг друга, разговор некоторое время не получался. Я смотрел на живого Бориса Николаевича Ельцина, того самого, которого считал виновным во многих случившихся с нашей страной бедах. Несмотря на то, что, даже выступая по телевизору, он нередко выглядел явно выпившим, сейчас президент был абсолютно трезв. Да, следы перенесённых им болезней были хорошо заметны глазу. Но в отличие от расхожего мнения, что он буквально "не просыхает", выглядел он бодро и даже решительно. Я разглядывал его, он разглядывал меня, буквально сверля своим взглядом, долго не решаясь начать разговор. Потом он удовлетворил своё визуальное любопытство, изменил позу и спросил то, что явно больше всего его интересовало.

— Вот скажи мне честно, неужели всё это правда! — Без предварительных условностей президент перешёл со мной на "ты".

— Что конкретно, правда? — Я несколько опешил от его вопроса.

— Что ты видел в том будущем! — Твёрдый голос и уверенный взгляд, сейчас от меня явно ждут только одного слова.

Если честно, то я ждал сейчас любой другой вопрос, но только не этот, что отразилось у меня на лице, ибо я не счёл необходимым постоянно жестко контролировать свои эмоции в разговорах с людьми. Может это и неправильно, но тогда я сам потеряю для себя человеческий облик. Если надо врать, то даже это стоит делать искренне и с эмоциями. А уж если говорить правду...

— Видите ли, Борис Николаевич, — ответил я несколько уклончиво, — тот мир не совсем наше будущее. Это мир, просто опережающий наш по историческому времени.

— Плевать! — Резко отрезал Борис Николаевич. — Если это правда, и мир твоего прошлого полностью тождественен нашему прошлому, то и наш мир будет стремиться к тому, что ты видел в том будущем. Теперь увидев тебя лично, я верю, всё так и есть, как мне передали.

— Но если мы уже вмешиваемся в исторические процессы, происходящие в мире прошлого, значит, и наше будущее может оказаться сильно другим, если мы приложим свои силы, — я не хотел терять надежду на то, что всё ещё можно изменить и пытался убедить в этом президента.

— Возможно, ты прав, Алексей Сергеевич, прав, да! Более того, я не просто верю в твою правоту, а в то, что ты и твои люди сможете всё изменить, — сказал президент более ровным голосом, без той экспрессии, которая была у него ранее. — Не гляди на меня таким удивлённым взглядом, да, я тут как бы официальная вершина власти, именно мне требуется вершить, чему быть, а чему не бывать. В отличие от меня, у вас сейчас гораздо больше реальных возможностей... — Ельцин закончил предложение многозначительным словесным троеточием, взяв паузу в разговоре.

Я выглядел весьма озадаченным. Если сам президент говорит о том, что я сильнее его могу повлиять на исторический процесс, то это можно понимать буквально или много думать на тему того, что за всем этим может скрываться.

— Не думай, что я реально тут особо много значу, — продолжил он через некоторое время. — Власть у меня имеется, да, имеется власть, но она не так велика, как кому-то кажется. Слишком много вещей в этой стране от меня совершенно не зависит. И слишком от многих вещей завишу я сам, — в глазах заметная боль и гнев. — Да-да, хотя я и президент, но сделать что-либо принципиально противоречащее интересам многих посторонних сил я не могу. Думаешь, что я предатель, или вообще идиот, совершенно не понимающий своими пропитыми мозгами, что творю...? Говори, говори, не стесняйся, я ведь по глазам вижу, ты именно так считаешь, — очень выразительный острый взгляд брошен в мою сторону. — Сейчас так считает чуть ли не весь российский народ, от правды не уйдёшь, да, это так и не так одновременно, — тяжело выдохнул президент. — За то, что я официально сделал, меня давно к стенке поставить нужно, сам знаю. Или повесить, кому как приятнее будет видеть по телевизору. И по совести это честно — действительно заслужил. Думаешь, почему я позволяю себе выступать по телевидению пьяным, или выглядеть таковым? Может быть, хоть так народ решит, что я просто не ведаю что подписываю, спьяну-то всякое бывает. Русский народ, возможно, когда-либо простит меня и мою слабость. Но я-то сам знаю, что происходит, и мне от этого больно. Эту боль никакой водкой не зальёшь. Подумай, каково тебе было бы оказаться на моём месте, предавать свою страну и свой народ из-за того, что ты твёрдо знаешь, что если не предашь ты, то за тебя другие сделают это гораздо лучше тебя. Предадут и продадут всё, до чего только смогут дотянуться. А так есть хоть какая-то возможность хоть что-то сохранить, хоть что-то спрятать...

Ельцин замолк, взяв очередную паузу. Ох, и не просто даются ему эти слова, я чувствую ту надрывную боль, и ту горечь, которая живёт внутри этого, несомненно, очень сильного человека. Уже столкнувшись с похожей позицией у "конторских", мне вполне понятно, о чём он говорит. Ему явно хочется выговориться, выговориться перед тем, кто сможет реально оценить то, что он делает, оценить даже не словом, а действием во имя большой идеи. Тем временем президент продолжил свой долгий монолог:

— Я не верил им изначально, знал — они всегда готовы обмануть, если это принесёт им хоть какую-то выгоду. Но то, что они говорили, было очень похоже на правду. Америке не нужен развал России, или вообще слабая Россия, так как тогда могут слишком сильно подняться Япония и Китай, да и Европа, получив дешевые российские ресурсы, перестанет нуждаться в их пустых долларах. СССР им очень сильно мешал, но нынешняя Россия уже не является прежней угрозой. Они клятвенно обещали мне не разрушать Россию, просто взяв над ней некоторую видимость контроля. Видимость!!! — Вот что было их основным требованием, — резко стукнул он кулаком о подлокотник кресла, выражая свои эмоции. — Да и сейчас они делают всё, чтобы мы тут совсем не развалились. Да, да, сейчас они и вправду не позволяют нам развалиться под весом собственных проблем, хотя большую их часть они же нам сами и создали. Но теперь, зная, что нас ждёт впереди, я понял, что нас обманывают, — сильный голос президента вообще превратился в рык злобного зверя. — Обманывают не только нас, русских, обманывают и американцев. И даже тех, кто считает себя сейчас на вершине власти. Нас всех постоянно обманывают, прямо или косвенно заставляя делать нужные им выводы и принимать нужные им решения, мы все даже не представляем себе, куда нас ведут и зачем им это нужно. Даже я не могу назвать имена тех, кто реально за всем этим стоит, все известные мне лица — только пешки, а не реальные игроки. Сплошной кукольный театр, пАнмаешь, где одни куклы дёргают за нитки других кукол и так сверху донизу!

Президент резко выдохнул воздух из груди, встал, подошел к столу, открыл бутылку минеральной воды, и разлил её в два стакана. Один он выпил залпом, а второй предложил мне. Я взял стакан и, сделав пару глотков, продолжил смотреть на него, не представляя, что мне сейчас можно ему сказать. Он прошелся по гостиной широким шагом, зайдя за спинку своего кресла, опершись о которую, продолжил говорить:

— Ты подарил мне робкую надежду на то, что мои усилия не пойдут прахом. Что ещё можно поломать этим подлым кукловодом всю их мерзкую игру. Спалить их кукольный театр и их самих вместе с ними к чертям собачим! Со своими людьми ты сможешь позволить себе независимо мыслить и идти против всех правил, я в этом уже убедился. Я же тебе помогу тем немногим, что у меня есть, пойдём в мой кабинет, — немного успокоившись и снизив экспрессию голоса, сказал он, направившись в сторону двери.

Я последовал за ним на второй этаж, и оказался в достаточно небольшом кабинете, большую часть которого занимал стол и несколько шкафов с книгами и какими-то папками. Борис Николаевич сел за стол, открыл один из ближайших шкафов и достал оттуда белый конверт, который протянул мне. Я открыл конверт и вытащил из него банковскую карту Visa и лист бумаги с номерами ключей от неё.

— Это тебе на всякий непредвиденный случай, — кивнул президент. — Номера доступа запомни и храни только в голове. Это специальная анонимная карта, действующая практически в любых банкоматах по всему миру. Можешь не стесняться особо — на счёте лежит миллион, потратишь часть, а он будет автоматически пополняться. Транзакции по этой карте идут скрытые, так что можешь не опасаться того, сколько и где ты берёшь денег.

Видя моё изумление и некоторую недоверчивость, он продолжил:

— Видишь, и у президентства есть некоторые положительные стороны, жалко, что воспользоваться ими мне самому всё равно уже не суждено. Но это ещё не всё. Знаю, у тебя сейчас серьёзные проблемы с твоим бизнесом, ты даже не пытайся их решать. Продай все имеющиеся активы первому же желающему за любую сумму. А в качестве компенсации возможных потерь вот тебе от меня подарочек, — сказал он, с заметным трудом вытаскивая из шкафа относительно большую коробку из-под какой-то оргтехники. Сразу вспомнилась растрезвоненная история про коробку от ксерокса с деньгами, которая пошла на последнюю президентскую выборную компанию. — Здесь десять миллионов наличными, верю, ты найдёшь им более достойное применение, чем лежать в шкафу.

Я окончательно впал в прострацию. Столько денег у меня никогда не водилось, и даже никогда не мечталось их одновременно увидеть. Да, все активы моей строительной фирмы сейчас могли потенциально стоить два-три миллиона долларов, но чтобы за них предложили десять, об этом я не мог даже и помечтать. Собственно, с такими деньгами можно относительно быстро решить все имеющиеся у меня проблемы в этом мире и некоторые проблемы мира прошлого. Похоже, Ельцин угадал меня и хочет, чтобы я сосредоточился на своей основной задаче, отбросив всю мелочную текучку, на которую так или иначе приходилось часто отвлекаться.

— Да, — снова он продолжил свой затянувшийся монолог, — не удивляйся очень сильно некоторым моим будущим решениям, я теперь больше ничего не боюсь и могу позволить себе слишком многое, на что ранее не смог бы решиться. Но у меня к тебе есть одна личная просьба.

— Какая? — Спросил я, когда у меня внутри всё похолодело от осознания того, что за все халявные блага обычно приходится или платить или расплачиваться.

— Вот, держи, — протянул он мне простой крестик на цепочке из тусклого металла. — Положи, пожалуйста, этот крестик на мою могилу, когда ты сломаешь хребет той гадине, страстно желающей поработить наш мир, я верю в тебя, как верю в Него, — на пару секунд он поднял свой взгляд к потолку. — А сейчас возьми эти деньги, — он легонько пнул ногой коробку, — и иди, мне нужно отдыхать.

Никогда бы не подумал, что Борис Николаевич верующий человек. Да, как руководителю страны, где религия имеет заметный вес, ему приходится считаться с этим явлением, но в прошлом-то он из самых настоящих коммунистов, раз пробился так высоко. А они религию не особо жаловали, особенно для себя самих. Однако вот он крестик, и ничего с ним не поделаешь, придётся выполнять президентскую просьбу, чего бы это мне не стоило.

Я поднял тяжелую коробку и направился к выходу. Президент страны проводил меня до выходной двери, где меня встретил давно ожидавший Николай. Он помог мне затолкнуть коробку с деньгами в багажник, после чего мы уже степенно и не быстро поехали в сторону города. Завтра у меня ждут множество дел, связанных с закрытием собственного бизнеса и обеспечением собственной безопасности. Придётся подумать, как хорошо спрятаться ото всех недоброжелателей.

По дороге в город меня не покидали мысли о природе власти, и о том, что, невзирая на личностные качества и убеждения, человек, так или иначе оказавшийся у руля, часто вынужден делать совсем не то, что мог бы или хотел бы делать. За окном в свете фар мелькали деревья и редкие населённые пункты, это наводило на своеобразные мысли. Вот, допустим, президент страны, все сморят на него, многое хотят оказаться на его месте, думая про себя, что — "де, я-то столько всего сделаю, столько всего наворочу, при мне всё будет иначе". А что же получается в реальности? Как водитель большого автобуса, он вынужден ехать по дороге, которую для него кто-то проложил ранее, даже если эта дорога ведёт не совсем туда, куда нужно. Вроде бы можно свернуть, но это будет, опять же, уже кем-то проложенный путь. Некоторые могут подумать, что путь в корне неверен, и повернуть назад, как это у нас сейчас происходит, сначала все строили социализм, и "были практически впереди планеты всей", а теперь вот, оказывается — "шли не в ту сторону". Но и это ещё не всё, аналогия с водителем автобуса не совсем верная получается. С коллегами мы уже несколько раз дискутировали на эту тему и пока так и не пришли к какому-либо единому мнению. Вот, допустим, взять муравейник. Обычный такой лесной муравейник, большую такую кучу под ёлкой. Живут в ней многие тысячи муравьёв, живут они не один год, каждый муравей что-то делает, кто-то тащит очередную палочку в кучу, кто-то кормит личинок, кто-то охраняет муравейник от врагов, к примеру, таких же муравьев из другой подобной кучи. Муравейник — большое сложноорганизованное общество, практически единый организм. И если задаться вопросом, а кто же всем этим обществом управляет? Кому хватает ума поддерживать правильный порядок, принимать управляющие решения, чтобы всем муравьям было хорошо? Можно, как встарь, показать пальцем в небо и вспомнить о Боге, де он такой великий, что может заниматься делами каждого отдельного муравейника или каждого отдельного муравья в каждый момент времени. Всё видит, всё знает, всё может. Но, увы, мы уже в двадцать первый век скоро войдём и так думать нельзя, мы слишком много знаем. "А как же матка — главный-главный муравей", — могут спросить пионеры, начитавшись журнала "Юный натуралист", — "она-то всем в муравейнике и заправляет?". Казалось бы, да, так и есть, вот он тот самый "главный". Но если взять лопату, и кинув половину муравьиной кучи в мешок, отвезти всё это на другое подходящее место и высыпать там, то вскоре получим ещё один муравейник, даже если в субстрате не окажется ни одной муравьиной матки. По своей сути главным тут является не какой-то отдельный муравей, а сам муравейник, считай — та самая куча веточек и иголок вперемежку с её обитателями. Но у самой кучи нет никаких особых свойств, чтобы управлять отдельными муравьями. Каждый муравей, так или иначе, оказавшись на том или ином месте, просто делает ту работу, которую ему предписывает набор внутренних генетических программ. Оказавшись на другом месте, муравей просто будет делать другую работу. Получается автоматическая самоуправляющаяся система очень высокой стабильности.

А люди-то чем от муравьёв тогда отличаются? По сути, они тот же муравейник — государство строят. И оказавшись на каком-либо значимом месте в иерархии этого "человечника", отдельный человек действует скорее так, как ему предписывает не долг, а должность. И его личная компетенция, все его личные качества и убеждения в итоге не играют какой-либо решающей роли, решающей является компетенция занимаемого места, должности, как некоторого набора связей между другими такими же по своей сути должностями. То есть для организации и управления всего этого "человеческого муравейника" используется не личная человеческая, а "встроенная компетенция", встроенная в саму систему и определяемая системой. И даже если менять одних "значимых" муравьёв, вернее — человечков, на других, то при долго существующей системе всё будет продолжаться точно так, как было всегда. Та же муравьиная куча под ёлкой, только в виде человеческой пирамиды государства под солнцем. Да, если расставить на отдельные ключевые позиции реально понимающих, реально компетентных людей, и всячески ответственно следить за их работой, то можно временно поднять общую эффективность системы в разы, а может быть и на целые порядки. Но рано или поздно вся гениальность отдельных руководителей, все усилия организованных ими масс, снова будут растащены отдельными хитрыми муравьями по своим квартиркам и особнячкам или захвачено муравьями из соседнего муравейника. Нужно серьёзно менять саму систему, чтобы этого не произошло. Но как это сделать без разрушения имеющейся, от которой зависят жизни всех, я пока даже не представляю.

Революция, срыв управления, гражданские и мировые войны, всё это мы уже проходили, пора усваивать уроки истории и не наступать на одни и те же грабли по второму и третьему разу. Вот, в программном документе коммунистической партии было написано, что при коммунизме государства не останется как такового, всё будет решаться совершенно иначе, получится не "общество пирамиды", а "общество сети", говоря по-простому. Но чтобы такое общество смогло существовать, требуется решить много принципиальных вопросов, в первую очередь вопросов связанных с информационным обменом и с индивидуальной компетентностью каждого отдельного человека. При таком "коммунизме", каждый отдельный человек должен стать маленьким, но вполне самостоятельным государством. Но будет ли это именно коммунизмом, или обществом, только идущим ему на смену, я сейчас сказать не могу, слишком мало доступной информации. Возвращаясь к настоящему и доступному нам прошлому в параллельной реальности, можно пока думать скорее об усовершенствовании имеющихся муравейников, их расчистки, освобождения от засилья паразитов и бездельников, а так же агентов влияния из других муравейников, нежели об коренной перестройке всей системы. Иначе получится, что "весь мир насилия мы разрушим до основания, а затем, мы наш, мы новый мир построим"... точно такой же, как и раньше, просто поменяем одних людей на других, а от перемены слагаемых общая сумма, увы, не поменяется. Хотя вообще-то нужно суметь как-то совместить эти два процесса, расчистки муравейника и построения принципиально нового общества в одно и то же время. Но как это сделать, мы выясним в процессе действия.

Вскоре с этими мыслями меня сморил сон, и пока мы ехали, мне успел присниться ласковый рассвет над тёплым и спокойным морем, откуда мне так не хотелось возвращаться в нашу промозглую реальность, где требовалось бежать изо всех сил, чтобы всего лишь остаться на одном месте.

Не успев нормально выспаться, впрочем, всегда плохо сплю в гостиницах, а ехать домой мне категорически не рекомендовалось, я активно взялся за дела. Для начала полученное от президента богатство было распределено по камерам хранения ценностей нескольких банков. Как обычно, все яйца не складывались в одну корзину, мало ли что может произойти. Затем я отправился в наш офис, решать вопрос с закрытием основного бизнеса и решения других важных вопросов, накопившихся за последнее время. Впрочем, по бизнесу как раз ожидалось меньше всего проблем. Мой зам, Семён Степанович, бывший прораб, единственный из нашей основной команды, не бывший учёный, а самый настоящий строитель, причём, строитель потомственный, как бы решил мне доказать, что в бизнесе он куда лучше меня разбирается. И надо сказать — у него это почти получилось с некоторым набором оговорок. Ему удалось набрать приличный портфель хороших заказов и заключить несколько подрядов на выполнение работ сторонними организациями, но в силу того, что слишком много средств было выведено из дела для портального проекта, перспективы у компании представлялись не очень радужными.

Чтобы производственный или строительный бизнес успешно существовал, в него требуется постоянно вкладывать большую часть получаемой прибыли, если ты, конечно, не откровенный монополист. Можно брать кредиты под конкретные проекты, но тогда резко падает рентабельность, особенно учитывая процентные ставки по этим кредитам у нас в стране. Или есть вариант — снижать качество работы и, соответственно, уменьшать издержки, но тогда о прежней высокой деловой репутации придётся забыть. Да и конкуренты при первой возможности вставляют палки в колёса, то резко снижая свои цены, опускаясь практически ниже себестоимости работ, то перекупая нужные стройматериалы у поставщиков по более высоким ценам впрок, лишь бы нам не достались. Можно было бы всё это списать на обычную конкурентную борьбу, но тут уж очень чётко видно систему борьбы не совсем рыночными методами. Я не мог позволить своей компании работать себе в убыток, активно прибегая к откровенному демпингу, дабы вытеснить с рынка всех конкурентов, у меня для этого нет ни денег, ни моральных принципов. Но некоторые другие, особенно те, кто имеет хорошие связи в правительстве Москвы, используют практически всё. Выход из сложившейся ситуации, естественно, был, особенно после столь щедрого подарочка президента. Можно попытаться выйти на новые рынки и предложить кое-какие новые конструкции и материалы, которые только недавно разработаны нашим коллективом, но пока не внедрёны в производство из-за недостатка средств. Эти конструкции снизят стоимость строительных работ, а новые материалы позволят экономить на бетоне и металле при относительном сохранении прежнего качества. Благо в нынешнем бардаке протащить через обязательную сертификацию можно практически всё что угодно — дал нужному человеку пачку денег и всё. Однако принципиально что-то в нашем деле уже изменить, постепенно исчезает сама занимаемая моим бизнесом рыночная ниша. Высокое качество постепенно вытесняется средним и даже низким, лишь бы цена стала поменьше и снаружи всё красиво смотрелось. А смотреть, что там внутри, как и из чего сделано, до ближайшего капремонта никто не будет, ну это если не развалится раньше времени. Можно и нам следовать данной рыночной тенденции, благо заделы по снижению затрат с незначительным снижением качества у нас тоже имеются. Но как-то не хочется в это лезть, плюс у меня есть чёткое понимание, что в тех условиях нас постепенно задавят более крупные конкуренты, как бы мы не старались. В таких условиях крупные компании и корпорации всегда имеют преимущество над такими как мы хитрыми предпринимателями. И ладно бы, если такая тенденция проявилась только в строительстве, похоже, это ещё один общий принцип современного капитализма, как у нас, так и за бугром. Частный бизнес постепенно чётко диверсифицируется на совсем уж откровенно мелкий, который никому не интересен, практически на уровне самозанятости, и очень крупный, тесно связанный с крупными игроками в политике или финансах. Перейти в крупный бизнес у нас шансов нет, а скатываться до того уровня, с которого всё когда-то начиналось, когда я и сам стены штукатурил, как-то совсем не хочется.

Я достал свою деловую записную книжку, полистал её в поисках телефона своего основного конкурента по последним заказам.

— Рахман Алиевич, здравствуйте, — обратился я к трубке сотового телефона, как только установилась связь, — надеюсь, вы меня узнали, что бы мне не быть богатым?

— Узнал, узнал, Алексей Сергеевич, — ответила трубка, — и даже уже знаю, что вы мне хотите предложить.

Рахман Алиевич человек восточный, очень жесткий, и даже жестокий, он никогда никого не прощал и никогда не чурался использовать любые возможные методы борьбы, за исключением совсем уж уголовных, впрочем, тут я могу сомневаться. Но при этом, если он давал своё слово, то ему можно было верить как счёту в швейцарском банке. И сейчас имея множество связей, как в российском, так и в московском правительстве, он мог ими активно пользоваться для своего бизнеса. Немудрено, что мне с ним конкурировать напрямую становится практически невозможно.

— И какова сумма вашего встречного предложения? — Без долгих препирательств я решил поставить основной вопрос.

— Пять миллионов дам сразу, плюс ещё пять через полгода деньгами или сейчас акциями. Только с условием передачи мне всех ваших последних контрактов. Торговаться не намерен, вы сами знаете.

Хорошо, что мы разговаривали по телефону и Рахман Алиевич не мог видеть моего изумления. Наверное, с полминуты я не мог закрыть рот, переживая только что услышанное. Что-то здесь было не так, не могла моя компания стоить столько. Но раз предлагают, стоит подумать и согласиться, хотя бы и узнать, что так сильно повлияло на цену и откуда такая щедрость.

— Ладно, я сейчас посоветуюсь со своим замом и главбухом, и перезвоню чуть попозже, ваше предложение очень заманчиво, — я решил взять время на обдумывание.

— Хорошо, жду, — ответила телефонная трубка, прежде чем раздался сигнал прекращения связи.

Я позвонил заму и главбуху, чтобы они немедленно зашли в мой кабинет.

— Итак, Стёпа, — начал я, когда они пришли и налили себе по кружке чая, за наш скромный бизнес мне только что предложили десять миллионов, причём половину живыми деньгами сразу. Что-то многовато, ты не находишь?

Степан Семёнович посмотрел на главбуха, потом на меня, потом опять на главбуха.

— Многовато, конечно, но не очень сильно, — довольно ухмыльнулся он. — Во-первых, скорее всего, это будут не совсем чистые деньги, но их проведут как надо и просто уйдут от налогов на эту сумму. Во-вторых, вот вы, Алексей, так и не просмотрели весь список имеющихся у нас контрактов. А там много интересного, да с хорошими перспективами на будущее. Понимаю, нам будет их трудновато развивать, в силу имеющегося финансового положения, но они всё равно много стоят.

Я посмотрел на главбуха Дмитрия Алексеевича, одетого в свой неизменный свитер.

— Семёныч прав, наше предприятие в последнее время заметно подорожало, и появились серьёзные перспективы роста, но ведь ты уже принял решение "закрыть лавочку", так? — Он сразу же понял, ради чего мы тут собрались.

— Так, — без всякого сожаления о возможных и почти потерянных перспективах роста ответил я.

А затем вкратце рассказал о тех самых перспективах, о которых думал до разговора с Рахманом Алиевичем. О том, что эти "перспективы" не такие уж и перспективные для нас. Да, может ещё год — полтора, мы сможем кое-как работать, но в итоге всё равно настанет крах. Потом мы немного поспорили, но к третьей чашке чая с моими аргументами в целом согласились, особенно после того, как я вкратце рассказал про свою встречу с президентом. Дав народу команду готовить документы к продаже бизнеса, я перезвонил Рахману Алиевичу и принял его предложение. Всё это будет сделано уже без меня, мне осталось только подготовить подписать необходимые бумаги, что я и сделал недолго думая.

Теперь же можно заняться другими важными делами, коль всё так хорошо получается. Наш авиатор Иван Михайлович, нынче практически полностью перебравшийся в мир прошлого, подсказал мне хорошую идею и дал несколько контактов. Темой были станки, промышленное сырьё и другое различное оборудование. В настоящее время много производств, причём практически самых современных, просто выживали из Москвы и некоторых других крупных городов. Для их новых владельцев оказалось куда выгоднее приспособить освобождённые от станков помещения под склады и магазины, нежели что-то производить. А сами станки, совсем недавно стоившие умершему государству огромных денег, просто сдать на металлолом. Так вот, идея заключалась в том, чтобы эти станки выкупить за бесценок. Я позвонил по пяти номерам, в результате получил ещё пять, и через пару часов потратил три миллиона из президентского подарка и ещё имел прикидки на два. Но оно того стоило. Практически самое современное оборудование, высокого класса точности обработки, да в практически работоспособном состоянии. Вот только демонтаж и вывоз за наш счёт. Но это тоже не большая проблема, так как всё необходимое готовы сделать бывшие работники того же производства, если им нормально заплатить. Кстати среди них можно поискать тех, кто вдруг захочет войти в наш проект, главное аккуратненько расспросить и корректно сделать предложение, всё же нам очень не хватает грамотных специалистов, инженеров и особенно квалифицированных рабочих, способных на закупленных станках что-то делать. Отдельной большой темой встанет переправа всего этого добра через портал, так как ничего сложного в целом виде через него не пронесёшь. К сожалению, от всей электроники и даже электрики придётся отказаться и оставить здесь, потом как-то воссоздав там из подручных материалов. Станки придётся разобрать до последнего винтика и переправлять отдельными деталями, собирая их по другую сторону портала. Чувствую, намаемся мы с ними конкретно, но если у нас что-то получится, это станет настоящим прорывом. Оставалось съездить, отвезти деньги и договориться о демонтажных работах, транспорт у нас пока ещё свой есть. А на вечер у меня образовалась ещё одна встреча, в город приехал мой одноклассник Юрка, с которым мы много чудили в детстве, но потом наши дорожки разбежались и теперь мы пересекаемся раз в пару лет. И вот сейчас он буквально случайно застал меня по телефону в офисе, рассказав, что просидит пару дней в Москве и приглашал меня к себе в гости. Несмотря на свой шебутной характер, мужик он неплохой, хотя геологический ВУЗ его сильно испортил. Может быть, и его удастся затащить в наше дело.

Я заехал в банк, забрал нужную сумму из ячейки, и поехал на ликвидируемый завод. Если честно, то себя я чувствовал настоящим мародёром, или же скупщиком краденого, понимая, что всё равно ничего уже не изменится. И если я не куплю эти станки, то их просто разрежут на металлолом. А так, хозяева завода всерьёз считали, что очень выгодно пристроили мешающееся им железо.

Приехав и быстро договорившись с хозяевами, оформив все необходимые бумаги, мы спустились в цеха. "Ого", — подумал я, заходя в производственное помещение. Прежде ожидал увидеть обычное советское металлообрабатывающее производство — грязный бетон стен, масляные пятна на полу, ржавые тележки с болванками-заготовками и горами стружки, но здесь было всё иначе. Даже в Германии я такой чистоты на производстве не видел. Всё блестело светлой краской, не заметно даже вездесущей пыли, не говоря всё про остальное, прям не цех, а больничная палата со станками вместо кроватей. Правда, сейчас ничего из этого не работало, в цеху царила полнейшая тишина, даже наши шаги отзывались слышимым эхом. "Вот теперь это всё твоё, да", — сказал мне молодой хозяин завода, мужчина кавказской внешности, разводя руки в стороны, показывая на оборудование, — "месяц на демонтаж и вывоз у тебя есть, да, и всё равно поторапливайся". Мы полчаса ходили по цеху, а потом зашли в большую светлую комнату, где находилось около дюжины человек в рабочих халатах синего цвета. Рабочие смотрели на хозяина с нескрываемой неприязнью и не очень дружелюбно посматривали на меня, ещё не представляя, кто я такой и зачем сюда пожаловал. Они давно уже понимали, что их производство обречено, но кто в силу привычки, кто в силу обстоятельств ещё не нашел себе другой работы. "Теперь договаривайся с ними", — сказал хозяин, указав мне на рабочих, и вышел из комнаты. Я посмотрел на мужиков в халатах, мужики посмотрели на меня.

— Итак, кто здесь старший или самый грамотный? — Обратился я первым к рабочим.

Мужики переглянулись, из-за спин протолкнулся средних лет мужчина с короткой бородкой и маленькими очками.

— Василий Иванович, — сказал он, протягивая мне мозолистую, но чистую руку, чем мы вам обязаны?

— Алексей Сергеевич, — представился я, — мне нужно узнать, что требуется, и сколько будет стоить качественный демонтаж всего производственного оборудования на этом предприятии с последующей погрузкой его на мой транспорт. Да, очень важное условие — обязательное сохранение полной работоспособности всех станков после демонтажа.

Рабочие удивлённо смотрели на меня, Василий Иванович даже открыл рот. Через несколько секунд он опомнился, и задал сильно интересующий его вопрос:

— И далеко ли вы собираетесь их перевозить?

— Далеко. Можно считать, что в другую страну, — не стал я уж очень сильно врать.

А ведь как раз самую, что ни на есть — настоящую правду им сказал. Там, "с той стороны портала" — другая страна — вполне ещё живой и цветущий СССР.

— А рабочие вам, случаем, не нужны будут? — Вылез из толпы один молодой рабочий.

— Нужны, конечно, — утвердительно кивнул я. — Но работа больно далеко отсюда...

— А какая работа, если не секрет? — Продолжил спрашивать меня тот же молодой рабочий.

— Пока ничего определённого вам сказать не могу... — я лишь развёл руки в стороны. — Хотя скорее ожидается экспериментальное производство при научно-исследовательском институте, нежели серийный выпуск чего бы то ни было.

— А платить вы как собираетесь? — Подал голос уже другой мужчина.

— Нормально, на жизнь точно хватит, но без особого шика, — интересно, что бы они подумали, скажи я им примерную сумму зарплаты в рублях СССР 1953-го года? И ещё добавил: — Разве только отдельным жильём на новом месте обеспечим.

— Знаете, Алексей Сергеевич, — снова вступил в разговор Василий Иванович, — тут мы уже не один раз думали, что станет с заводом, ну вы сами всё понимаете. Здесь раньше было военное производство, вы, наверное, видели всю пропускную систему, вернее остатки от неё. Но раз вы пришли за станками, значит, никакого производства тут больше не планируется. А у нас давно сложился хороший коллектив, оттого мы до сих пор и не разбежались, думали, государство опомнится и даст по мозгам этим проходимцам, — махнул он рукой в сторону двери, видимо подразумевая новых хозяев. — Мы даже писали письмо президенту, никакой реакции. Так вот, если вы хотите перевезти производство в другое место, то можете рассчитывать на большую часть нашего коллектива, если, конечно, готовы платить хорошую зарплату, нам ещё свои семьи содержать надо.

— И вас не смутит, что эта работа предполагается далеко отсюда, да и ещё, скажу вам по секрету, о ней нельзя рассказывать даже родным и даже о том, где это находится? — Попытался обломать мужикам весь проявившийся энтузиазм.

— Мы и раньше на такой работе работали, так что никаких проблем, — мои предупреждения явно не восприняли всерьёз.

— Хорошо, я пока не готов вам сказать своё окончательное решение, оно не от одного меня зависит, мне сейчас главное разобраться со станками, у меня на вывоз есть всего один месяц, — перевёл наш диалог в более практичное русло.

— Не беспокойтесь, справимся в лучшем виде, если вы предоставите упаковочную тару, — сразу же заверили меня.

После мы обговорили технические детали, и, в итоге, я расстался ещё с двумястами тысячами долларов, необходимыми для организации демонтажа и вывоза, пришлось снова общаться с не очень приятным хозяином завода. "Как-то слишком всё хорошо получается", — думал про себя я, вспоминая, что если всё идёт хорошо — это значит где-то что-то вскоре пойдёт совсем не так как надо.

Десятая глава.

Но хватит на сегодня дел, можно и немного расслабится. Я прикупил небольшую бутылочку коньяка, ну не водку же с Юркой пить, он-то её любит, а мне противно. Да и пить я не собираюсь, так чисто для вида "пробку понюхать", я же за рулём, всегда есть действенная отговорка. Потому беру ещё пару бутылок минералки. Ещё пачку пельменей и сметаны, пару батонов хлеба, эх, вспомним студенческие годы...

Около Юркиного подъезда стоит скорая помощь. Видимо, кому-то стало плохо. Ну да, дом-то старый, тут считай треть жильцов — пенсионеры. Поднимаюсь на пятый этаж, лифт не работает, звоню в знакомую дверь, хотя не такая уж она знакомая, несколько лет назад вместо старой деревянной поставили железную. Юрка по полгода в лесах пропадает. С тех пор как он схоронил свою мать, квартира пустует. Женой он тоже как-то не обзавёлся, хотя по молодости был ещё тем бабником, куда мне до него. Железная дверь медленно открывается, я вхожу в тёмную прихожую, пытаясь разглядеть лицо Юрки, открывавшего дверь, что-то не нравится мне оно, не видно радости на лице старого друга. Едва я наполовину повернулся в его строну, меня резко толкнули в спину, я упал на колени, выпустив из рук пакет со снедью и бутылками, и, когда поднял голову, мне в лицо смотрело толстое дуло пистолета с глушителем. Входная дверь уже закрылась и в слабом свете, сочившемся с кухни, я успел разглядеть Юркино лицо. Оно было бледно как мел.

— Не дёргайся красавчик, — голосом с сильно выраженным кавказским акцентом сказал мне человек, державший меня на мушке. — Будешь вести себя тихо, останешься целёхоньким, живой ты дорого стоишь, но вот про целостность отдельных частей твоего тела ничего не говорили, — сказал он, презрительно скалясь.

"Что-то мне слишком везёт на бандитствующих горцев" — успел подумать я, отмечая тот факт, что и в "мире прошлого" сталкивался именно с ними.

— Ну что же ты, Юрка, наделал, почему никак не предупредил, что у тебя "гости"? — Обратился я в сторону к своему бывшему другу, игнорируя бандита с пистолетом в руке.

Если в меня сразу стрелять не стали, то значит, можно попытаться вывернуться, и нужно разобраться кто на чьей стороне.

— Прости, Лёха, — тихим голосом сказал Юрка, — я не мог, задолжал им слишком много, иначе не расплатиться, а они сказали, что им надо с тобой просто поговорить. Кто же знал...

Меня снова подтолкнули в спину, когда я попытался разогнуться. Я замер, осторожно оглядываясь по сторонам. Дёргаться действительно было почти бесполезно. Даже если попытаться задействовать всё своё психическое оружие может ничего и не получится, слишком много тут людей, а места практически нет. Я заметил ещё двоих с оружием в руках, из-за спин которых выходили ещё двое в серых халатах медицинских работников. Вот, значит, по чью душу стояла "скорая помощь" внизу, мне-то они сейчас и "помогут", эскулапы хреновы. Те долго церемонится со мной не стали, быстро натянув на меня сверху поверх остальной одежды рубашку с длинными рукавами, которые используются в психиатрических заведениях для смирения особо буйных пациентов. Быстро перевязав рукава рубашки, меня вволокли в комнату, где горел яркий свет, и резко одним рывком усадили на стул. В комнате собралась почти вся "группа захвата", за исключением Юрки и ещё одного вооруженного бандита, который, видимо, остался с ним.

— Ну, рассказывай, что ты за фрукт такой... — сказал встретивший меня со стволом в руках бандит. — Расскажи пацанам, почему за тебя аж целых тридцать лимонов дают. А может быть, ты нам за свою голову предложишь ещё больше, если тебя "пощекотать" немножко? — Бандит достал нож, играя им в руках и глядя мне в глаза, а остальные при этом громко заржали.

Да, положение у меня совсем незавидное. Судя по предложенной бандитам сумме, я ну очень-очень нужен "гостям из будущего", или деньги для них ничего не значат, что, скорее всего, так и есть. Но самих бандитов, понятное дело, не просветили на счёт того, кто я такой и что за мной может стоять "Контора". Просто купили первых или вторых попавшихся "охотников за головами", пообещав им решить все их материальные проблемы. Думаю, они действительно их решат, но только совсем не тем методом, на что эти бандиты сильно рассчитывают. Скорее всего, едва меня передадут кому надо, всех этих "красавцев" пристроят в каком-либо ближайшем лесу под большим раскидистым деревом на небольшой глубине. Можно попробовать заронить сомнение в душонки этих гадов, а то действительно ещё порежут ради забавы.

— А с чего ты взял, что тебе вообще хоть что-то заплатят? — Не опуская своего взгляда, смело ответил я бандиту. — Или ты даже поленился узнать, кто я таков и кто за мной стоит? — Решил ещё немного подерзить ему. — Вас же всех потом из-под земли достанут, понял?

"И ведь действительно из-под земли достанут, для эксгумации и опознания трупов", — про себя одновременно думал я, но об этом решил не пока говорить.

Едва закончив говорить, я получил хлёсткий удар в челюсть. Несильный, даже губу не разбили, но весьма болезненный, чувствовалось явное мастерство. Ну да, легко бить связанного.

— Да ты, козёл, нам ещё угрожать вздумал! — Бандит схватил меня рукой за лицо, заставляя смотреть в свои наливающиеся кровью глаза.

— Нет, я вам не угрожаю, это совершенно лишнее, а просто предупреждаю, — ответил ему сухим, бесчувственным голосом. — Меня будут искать и хорошо искать, думаю, вы знаете кто. Они быстро выйдут на ваш след, и что вас ждёт потом, я даже не представляю. И заранее вам очень не завидую. Но это ведь ещё не всё... — я замолчал, взяв паузу.

— И что же ещё? — бандит отпустил меня, выглядя немножко озадаченным.

Уж больно нагло я себя вёл, совершенно не показывая своего страха перед ними. И ещё я понял, что они действительно не очень-то представляли всех возможностей "Конторы". Или вообще им никто не сообщил о том, кто меня может прикрывать. Если они посчитали меня просто очередным "Богатым Буратиной", с которого можно стрясти лишние денежки, то сами себе подписали смертный приговор. И сейчас попробую им на это намекнуть, пусть подумают.

— Неужели совершенно не догадываетесь, что обычно делают с непосредственными исполнителями ещё до того, как они окончательно "засветились" и сдали своего заказчика, когда речь идёт о таких суммах? Даже фильмов не смотрели, да? — Показал на своём лице самую ехидную ухмылку.

— Кончай болтать! — Вперёд резко вышел другой бандит, отстраняя первого в сторону. — Эй, вколите ему, чтобы не трепался, — кивнул он в сторону "медиков".

Один из них раскрыл большой железный ящик, достал из него одноразовый шприц, вскрыл маленькую ампулу, и быстро ткнул меня иглой в шею. Сознание начало резко тухнуть, я ощутил, как проваливаюсь в какую-то тёмную дыру, успевая почувствовать, как падаю со стула, но меня кто-то подхватил и аккуратно уложил на пол. Только этого мне ещё не хватало, потерять сознание, уснуть, когда решается вопрос моей жизни и смерти. Не зря же я столько тренировался удерживать свои психические состояния. Пока ещё мог немного сопротивляться введённому препарату, я весь внутри напрягся, вернее — считал, что напрягся, а как оно было реально — совершенно не ясно. Тело практически не ощущалось, и не слушалось тех остатков сознания, что у меня ещё оставались. Но я не засыпал и не отключался совсем, всё сильнее и сильнее увеличивая внутреннее напряжение, пытаясь вызвать у себя "боевой режим", приносящий резкий всплеск адреналина в крови. Вскоре это дало некоторый эффект, я часто-часто задышал, сердце забилось в бешеном темпе, всё тело напряглось, хотя всё также почти не ощущалось. Изменение моего состояния не осталось незамеченным, рядом со мной кто-то присел, положив руку на лоб.

— Что ты вколол ему, скотина? — Сквозь ватную стену придавленного слуха услышал я злой голос бандита.

— Ничего особенного, обычный транквилизатор, поспит сутки и всё, — послышался более далёкий голос "медика".

— Иди сюда, козёл, посмотри, что с ним происходит, если он умрёт, я тебя целую неделю по кусочку отрезать буду! — Не унимался бандит.

Меня стали ощупывать, потом оттянули веко, и я мельком разглядел белое, как мел, лицо человека в сером халате. "Чёрт, острый аллергический приступ", — тихо сказал тот вслух про себя, — "только тахикардии нам сейчас не хватает", — я уже мог слышать чуточку лучше, чем было раньше. Через несколько секунд мне сделали ещё пару инъекций, после которых идущие от тела ощущения стали постепенно возрастать. Но я не снижал интенсивности дыхания и сердцебиения, чтобы и дальше ситуация оставалась для бандитов полностью неопределённой. Меня снова ощупали уже несколько рук одновременно, явно щупали пульс на шее.

— В больницу везти срочно надо, — услышал я голос другого "медика", — иначе до утра он не дотянет, приступ.

— Да вы что, совсем охренели, козлы сраные, в больницу... его завтра заказчику сдавать, — судя по тону, говорящий бандит пребывал в бешенстве. — Делайте что хотите, иначе пожалеете, что на свет родились!

— У нас тут ничего нет, чтобы помочь ему, только в стационаре есть нужное оборудование, — попытался оправдаться фальшивый эскулап.

Тем временем мне сделали ещё одну инъекцию, которая отозвалась растекающейся болью по всему телу, но ещё более прояснив сознание. Послышалась громкая ругань на неизвестном мне языке вперемешку с "русским народным". Потом послышались несколько глухих ударов и сдавленный стон, кого-то били.

— Сколько он протянет? — Снова спросил бандит через некоторое время.

— Часа четыре... — задыхающимся голосом со всхлипами последовал ответ, — если ничего срочно не предпринять.

Один из бандитов несколько минут говорил с кем-то по телефону на своём зыке, я ничего не понял, кроме перемежающейся в некоторых местах разговора ругани. Видимо, всё у них пошло наперекосяк и сейчас они пытаются как-то разрешить возникшую нештатную ситуацию. Да, моя мёртвая тушка совсем не то, что нужно заказчику, и бандиты это прекрасно понимают. А уж если учесть, что подлинные руководители моего захвата находятся явно не здесь и рассчитывают получить свои деньги, то сейчас бандиты начнут активно импровизировать, и, возможно, совершать ошибки. Значит, у меня есть некоторый шанс выбраться из этой передряги, вот только тело до сих пор слушается плохо и мутит сильно, да и смирительную рубашку с меня никто и не подумал снимать, лишь чуть ослабили рукава. "Медикам", кстати, опять приходилось несладко, судя по звукам ударов и стонам, бандиты периодически вымещают на них свою злобу. У кого-то из бандитов зазвонил мобильный, он сказал в него пару слов и долго слушал. Их далёкий босс явно принял какое-то решение и отдавал указания. Я уже наблюдал за обстановкой через маленькую щёлочку одного приоткрытого глаза, хотя давалось мне это с большим трудом, ибо мозги ещё туманились, а тело перенапряжено сверх всякой меры. Через резкое увеличение своего метаболизма я старался скорее сжечь всё, что вкололи в меня, но пока это удавалось плохо.

— Грузим его в машину, и быстро в аэропорт — убрав трубку в карман, распорядился бандит.

— С хозяином что? — Прозвучал ещё один вопрос.

— Как обычно, он нам больше не нужен, — последовал вполне ожидаемый ответ.

Меня погрузили на носилки, накрыв каким-то покрывалом, и понесли на выход. Буп-буп, услышал я заглушенные пистолетные выстрелы где-то в стороне кухни. "Эх, прощай друг, Юрка, вот ты и отдал все свои долги. Как же тебе удалось связаться с этой мразью? Ведь не был ты прежде дураком, а вот так глупо попасться..." — про себя подумал я, выдавливая из себя махровую тоску вместе с вредоносной химией.

Когда меня выносили из подъезда и грузили в "скорую помощь", покрывало сорвало порывом ветра, и я сумел мельком разглядеть номер машины. Может потом, если выкручусь, это как-то поможет отомстить за Юрку. Никак не могу признать, что старый друг детства меня предал. Наверняка кроме долгов там было что-то ещё.

С громкими завываниями сирены мы летели по ночной Москве и дальше из города. Сидевшие рядом со мной бандиты о чём-то тихо переговаривались, я практически ничего не понимал из их речи. Судя по тональности их разговора особой радости они не испытывают — скорее наоборот. Да и ещё, я думал, что всё же сумел своими словами заронить в них зерна сомнения. Не важно, на каком языке ты говоришь, но твой страх и неуверенность передаются другим вполне отчётливо. Может, конечно, я себе приписываю чужие заслуги, и они боятся своего босса больше чем моих угроз, не знаю. Просто мне так приятнее думать.

Из-за своего скверного состояния так и не сумел определить, сколько мы ехали. В один момент просто почувствовал, что машина остановилась, находящиеся рядом бандиты куда-то вылезли. Я стряхнул сонное наваждение, похоже, мне почти удалось выпихнуть из себя действие препаратов, однако какого-либо вида подавать не стал, наоборот, укрепил внешние признаки приступа, пусть считают меня при смерти, так у меня будет больше шансов вывернуться при первом удобном случае. Явственно слышался шум близкого аэропорта, который ни с чем другим не спутаешь. Машина снова поехала, и шум становился всё громче. Вот пошел на взлёт большой авиалайнер, не наш, судя по низкому звуку двигателей. "Скорая помощь" проехала ещё куда-то и остановилась окончательно, шум аэропорта стих, мы заехали в какое-то большое помещение. Открылись задние створки кузова, и меня на носилках вытащили наружу.

— Это он, покажите, — голос говорившего по-русски мужчины отдавал явным акцентом, присущим скорее англичанам или американцам.

С меня стянули покрывало и снова ощупывали, проверяя пульс на шее и оттягивая веко с моего закатившегося глаза.

— Да это он, вы своё дело сделали, с вами рассчитаются, как договаривались, — снова сказал мужчина с акцентом. — Грузите его в самолёт, немедленно взлетаем, — сказал он, переходя на английский кому-то другому.

Меня снова понесли на носилках по лестнице. Судя по звуку шагов, по трапу поднималось сразу несколько человек, я боялся открыть глаза и осмотреться, чтобы не выдать своего состояния. Когда меня уже заносили в самолёт, и поставили носилки на пол около входного люка, всё тот же мужчина с акцентом тихо сказал по-английски — "Жур, Ших, присмотрите за исполнителями, следов не должно остаться в любом случае, пройдите по всей цепочке. Дальше действуйте по шестому сценарию". Двое мужчин стали спускаться по трапу обратно к машине "скорой", тут я себе позволил мельком взглянуть, чтобы запомнить внешность тех, кто оставался на нашей земле. Вот и стало очевидно, чем именно расплатятся с бандитами. Естественно, денег им никто давать не собирался. Возможно, что-то заплатят их боссу, не думаю, что это их первый опыт подобного сотрудничества, но вот конкретные боевики в этой операции были обычным "расходным материалом", который узнал непозволительно много. Приятно угадывать развитие некоторых событий, особенно если они меня уже не касаются. Вот бы и со своими так...

Меня внесли в салон и поставили где-то в его конце. Когда я почувствовал, что рядом никого нет, я осторожно огляделся. Большой пассажирский лайнер, более всего смахивающий на 737-й Боинг, с сильно переделанным салоном. Вместо рядов пассажирских кресел стояли какие-то шкафы и несколько больших диванов, ближе к началу салона, вдалеке от меня. Про меня на некоторое время все забыли, но вскоре ко мне подошел какой-то человек, который снова попытался определить моё состояние здоровья, прощупывая пульс. Убедившись, что я в отключке, всё же мне удалось сохранить внешнюю иллюзию своего бесчувственного состояния, он воткнул мне в вену катетер капельницы с каким-то раствором. Но главное он развязал узлы смирительной рубашки и теперь при первой возможности я могу попытаться полностью освободиться. Однако я слишком рано обрадовался, вокруг моей правой руки сквозь рукав пиджака и рубашки защёлкнулся браслет наручников, вторая дужка которых потянула мою руку куда-то вверх, скорее всего к какому-то стационарному креплению.

— Жак, как он? — Спросил по-английски всё тот же мужчина, встречавший "скорую".

— Плох, но до клиники дотянет, если мы не сильно задержимся, — ответил ему другой голос. — Я поставил ему восстановительный раствор вместе с активатором, должно помочь. Кто же знал, что у этих недоумков такое старьё в ходу, во всём остальном мире давно эти препараты запрещены из-за возможных побочных явлений.

— Чего ты хочешь, Жак, это же дикари, им ничего другого и не надо давать, они и так вымирают слишком медленно, — голос говорившего постепенно удалялся.

— Торопишься ты Эд, они ещё на наших могилах спляшут, вспомни Наполеона и Гитлера, нельзя с ними открыто воевать, — кто-то сейчас испытывал большие сомнения.

— Уже не спляшут, их время окончательно вышло, — первый пребывал в твёрдой уверенности. — Они теперь воюют сами с собой, мы лишь направляем их в нужную сторону. Так, нам остаётся только сбросить по пути Джона, завтра уже будем дома. Надоело мне здесь, знал бы ты как.

— И не говори, — сказал человек, осматривавший меня, после чего за ними захлопнулась дверь, оставив меня в одиночестве посреди просторного салона самолёта.

Ещё через несколько минут самолёт медленно сдвинулся с места, его вывозил тягач на взлётную полосу. Вскоре и собственные двигатели самолёта тихо взревели, набирая обороты, самолёт поехал дальше сам, обороты нарастали всё сильнее, самолёт затрясся, набирая скорость, и наконец, оторвавшись от взлётной полосы, устремился в небо.

Пока меня никто не тревожил, я попробовал разобраться с наручниками. Тут можно смело говорить о настоящем везении. Толстый рукав пиджака, плюс смирительная рубашка, плюс плоский браслет часов, поверх всего этого и защёлкнулись наручники. Если чуть-чуть повозиться, удаётся спокойно высвободить руку из браслета, так как дужка наручника не защёлкнулась до конца и браслет сидит неплотно. Впрочем, имелся и другой вариант — сломать сами наручники, активировав резерв силы. В "боевом режиме" это вполне реально, ошибкой было приковывать меня к жесткому креплению, так ведь и самый обычный человек высвободиться может. Кстати, моё состояние здоровья заметно улучшилось, появилось явственное чувство внутренней силы, интересно, что мне влили через капельницу, похоже на какой-то специальный стимулятор. И если бы ещё не острый голод, можно смело считать себя в полном порядке. Но поесть я ещё успею, желательно на земле, ибо что-то мне совсем не верится в доброту и радушие здешних стюардесс.

Так, выскальзываю рукой из наручника и вскальзываю в него опять, не стоит подавать виду, до тех пор, пока не выясню, как отсюда можно выбраться. Судя по всему, на самолёте совсем мало людей, и если постараться, их удастся застать врасплох, "боевой режим" плюс "цыганская невидимость" дадут мне неплохой шанс. Но что делать потом? Допустим, я захвачу пилота и заставлю его посадить самолёт. А вдруг он сильно не захочет из-за политических убеждений? Убедить силой или сесть за штурвал самому? Можно попробовать, но это вам не кино, и с этим самолётом я не справлюсь, чудес не бывает. Это не старик АН-2, который мне доводилось чуть-чуть пилотировать во время хождения в аэроклуб. Риск слишком велик, а если других вариантов нет... Но и прилететь "в гости" к тем, кто меня заказал — тоже не лучший вариант. Уж оттуда я точно не выберусь, там ожидается весьма серьёзная охрана. Итак, первый вариант — быстро выбираюсь и штурмую самолёт, захватываю экипаж, пока враги не ждут от меня какой-либо подлянки, и самолёт ещё находится над российской территорией. Вариант номер два — жду, пока всё образуется само собой, так я вскоре много узнаю о "гостях из будущего", но вот воспользоваться своими знаниями для своих интересов уже не получится. Я ведь совсем не герой кинофильма, расправляющийся с толпами вооруженных врагов одной левой. Значит, начнём действовать по первому варианту.

Едва я собирался начать действовать, дверь в салон снова открылась, и в него вошли двое. Один из них тот самый первый "главный", как я понял, а второй оказался заметно крупнее его, почти моей комплекции или даже чуть больше.

— Итак, Джон, у тебя полчаса на подготовку к прыжку, — твёрдо сказал "главный". — Сброс на обычной высоте, для тебя не впервой. Далее планируешь по азимуту сорок два семь миль, и ты над объектом. Засечь тебя не должны, всё подготовлено и тщательно рассчитано. Карты и конкретное задание в твоём планшете, эвакуация по варианту два или четыре, если что-то пойдёт не так. Всё понятно?

— Понятно, Босс, вы только мою просьбу решите как-нибудь, а? — Крупный человек явно заискивал перед своим более мелким начальником, пытаясь у него что-то выпросить, причём, очевидно уже не в первый раз.

— Джон, ну, сколько тебе можно говорить — нельзя никого и ничего к нам отсюда перекинуть, что не пришло сюда от нас, — Босс настойчиво убеждал своего подчинённого, что его просьба глупа и абсурдна. — Технически невозможно, у нас нет ничего, чтобы даже думать об этом, дорога только в одну сторону, неужели тебе до сих пор этого не понятно? — Добавил он менторским тоном.

— Но она же погибнет... — тот не спешил отступаться.

— Не будь ты одним из лучших наших специалистов, за такие просьбы тебя бы уже давно в рабочие особи определили, — в голосе прорезался металл. — Забудь о ней, выкинь её из своей головы, у тебя "там" таких сколько хочешь. Или незаметно сними с неё мерку, сделают тебе точно такую же по внешнему виду, а ты пройдёшь очистку Элементаля и забудешь навсегда эту твою идиотскую "любовь". Она не человек, а недостойное животное, такое же, как и все они, неужели ты ещё не понял? — "Главный" с жестко отчитывал своего подчинённого, даже я проникся его властным голосом.

— Понял, Босс, — сказал Джон с сильно расстроенным видом на лице, едва слёзы не выступили.

— Держи себя в руках, Джон, — продолжил накачивать своего подчинённого "главный". — Запомни раз и навсегда — ты высшее существо, и лучше думай, что у нас впереди ещё много работы. Этот долбаный мир уже слишком заметно выбивается из общего графика, благодаря вон тому телу, — жест руки явно направлен в мою сторону.

— А что он такого сделал, Босс? И разве реально как-то помешать нашим планам? — Немного неуверенно спросил своего начальника громила-Джон.

На меня обратили внимание, но я продолжал удачно притворяться полутрупом, продолжая подло подслушивать чужие разговоры.

— Благодаря ему мы потеряли практически весь оперативный раздел "Р" и кое-чего ещё. Сорваны многие планы, всё пошло не так. Остальное тебе лучше пока не знать, после выполнения этого задания ты как раз займёшься восстановлением оперативной группы и со всем сам ознакомишься. Помни, у нас очень мало людей, кому мы можем доверить серьёзную работу в этом грязном мире. Всё, собирайся, время подходит, ждём тебя в шлюзе.

Дверь в салон закрылась, оставив меня наедине с Джоном. Он не стал обращать на меня своё внимание, быстро раскрыл один из шкафов и стал облачаться в какой-то чёрный комбинезон. Затем он вытащил что-то явно походившее на оружие тоже чёрного цвета, закрепил его у себя чуть ниже груди, на пояс он навесил несколько тёмно-зелёных дисков, попрыгал на месте, проверяя, что ничего не болтается и не гремит. Из соседнего шкафа Джон достал и накинул на себя рюкзак, застёгивая крепления, в котором вполне узнавалась парашютная система. В конце он облачился в чёрный шлем и нацепил на грудь небольшой прямоугольный баллон, связанный шлангом с такой же угольно-чёрной маской, и которую он, не одевая, бросил себе через плечо. Когда он направился в мою сторону, к двери, находящейся чуть позади меня, я понял, что это мой единственный верный шанс незаметно выскользнуть отсюда, и который никак нельзя упускать. Едва диверсант прошел мимо меня, я бесшумно выскользнул из браслета наручников и смирительной рубашки, одним плавным движением последовав за ним. "Боевой режим" включился самостоятельно, время растянулось, всё окружающее стало восприниматься как в замедленной киносъёмке. Вот я тихо иду за Джоном, когда он спускается по металлической лестнице вниз, в полупустой грузовой отсек. Он открывает большой ящик, по виду толстого теплоизолятора крышки — холодильник, выкатывая из него прозрачную каплевидную капсулу с маленькими крылышками, стоящую на тележке с колёсиками, нагибается, поднимая какой-то трос с крючком на конце. Вот я уже подкрадываюсь к нему сзади, собираясь ударить в шею своим парализующим ударом, но в этот момент оживает громкоговоритель сверху: "Джон, готовность к сбросу семь минут, быстро заканчивай возиться и залезай в капсулу, мы уже около самой границы". Диверсант оборачивается вполоборота и замечает меня. Вижу его расширяющиеся зрачки и резкое движение руки с зажатым в ней парашютным ножом-стропорезом в мою сторону, но я оказываюсь быстрее. Я изрядно перебрал силу удара и несколько промазал, голова моего противника выворачивается неестественным образом вбок. Мгновенная смерть от разрыва шейных позвонков, даже испугаться за него не успел. Особенно, если учесть, что в боевом режиме психики страха "за себя" у меня не возникает вообще. Сейчас я действую как машина, быстро и эффективно выполняющая простые и чёткие команды. Зато потом достаёт конкретно, когда "отпускает", всё это долбанное "суперменство" даром не проходит. Нужно поторопиться. Стаскиваю с мёртвого диверсанта снарягу и быстро облачаюсь в неё. Хорошо, что прежде высмотрел, как он одевался, иначе запутался бы во всех этих застёжках и карабинах. "Так, а это что у нас такое интересное?" — поднимаю к глазам те зелёные диски, которые вешал Джон себе на пояс. "Да это же мины с таймером и клейкой липучкой на дне", — быстро приходит догадка в мою голову. Управление элементарное тремя кнопками, всё понятно с первого взгляда. Тут есть разъём для провода-синхронизатора, чтобы взорвать все мины одновременно, но самого провода не нахожу, сойдёт и так. "Будет вам хороший сюрприз, супостаты хреновы!" — внутренне радуюсь я, замыслив хорошее применение для этих "подарочков". Недолго размышляя, ставлю таймеры взрывных устройств на двадцать минут, размещая их в малозаметных местах грузового отсека. Хоть одна да сработает, а самолёту много и не надо, чтобы полностью развалиться в воздухе. Быстро запихиваю тело Джона в тот самый холодильник, откуда он выкатил капсулу, и закрываю крышку. Теперь надо закрепить крючок троса выталкивателя к тележке, который Джон не успел зацепить, не вовремя обнаружив меня, и забираться внутрь самой капсулы. Механизм действия очень прост и понятен, осталось только воспользоваться плодами чужой весьма кропотливой работы. Всё же десантирование из салона гражданского самолёта, летящего на высоте девяти тысяч метров с восемьсот километровой скоростью — крайне нетривиальная задача. В очередной раз поражаюсь оригинальности технического решения — десантная капсула ледяная. Теперь понятно, что она делала в холодильнике, после сброса, оказавшись на земле, она быстро растает не оставив после себя никаких следов. Впрочем, нет, тут ещё вморожены детонационные шнуры и какое-то маленькое устройство подрыва, по идее капсула ещё до земли должна разлететься множеством мелких ледяных брызг и выпасть на землю небольшим дождиком. Едва я залез и задвинул верхнюю крышку капсулы, снова ожила громкая связь: " Десять секунд до сброса, держись Джон, до скорой встречи". "Ага, ага, вот через двадцать минут вы и встретитесь в Аду, сверхчеловеки недоделанные..." — думал про себя я, когда капсула дёрнулась и, набрав скорость, выпрыгнула в чёрную пустоту ночного неба. Сквозь прозрачный лёд я несколько секунд ещё видел удаляющиеся вспыхивающие огни самолёта.

Моя память плохо записала, как я приземлялся. Сначала у меня начался жуткий отходняк после выключения "боевого режима", потом ледяная капсула резко раскрылась, выбрасывая меня на свободу. Хорошо, что своевременно надел маску, иначе бы просто задохнулся, ибо произошло это на большой высоте, и всё равно разреженный воздух ударил меня с такой силой, что я едва не потерял сознание. В маску оказался встроен навигатор с картой, показывающий направление на цель задания Джона, наличествовал прибор ночного видения и высотомер, градуированный в футах. Я вытянул руки вперёд и развёл ноги в стороны, натягивая небольшие тканевые крылья, преобразуя вертикальную скорость падения в горизонтальную скорость полёта. Если верить имеющейся карте, то относительно недалеко проходит большая дорога, рядом с которой находится небольшой населённый пункт. Туда-то мне и надо. Когда уже отчётливо стали видны дома и дорожные фонари, я рванул клапан раскрытия парашюта. Негромким хлопком надомной раскрылось чёрное крыло. Эх, вот и пригодилось мне всё, что давали нам в аэроклубе. Как я тогда боялся после первого парашютного прыжка... Нет первый раз прыгать совсем не страшно, страшно во второй и третий раз. Даже в четвёртый очень не хотелось вылезать из самолёта, а потому чёткий след от ботинка инструктора на заднице отпечатался не только у меня одного. Зато теперь всё у меня получилось как на десантном тренажере, даже учитывая, что ни разу не прыгал с таким вот парашютом-крылом. Просто как-то сразу вспомнились рассказы спортсменов-прыгунов, на которых мы, мальчишки, смотрели с нескрываемой завистью.

Когда солнце стояло уже высоко над горизонтом, я трясся в кабине грузовой фуры, идущей на Москву, отвлекая разговорами водителя от его желания непременно поспать за рулём. Хотя и сам периодически клевал носом от накатившей усталости, что передавалось и водителю, потому зевали мы с ним на пару. Сзади лежали две большие спортивные сумки с доставшимся мне от Джона снаряжением. Вначале думал закопать всё это добро в лесу, но потом передумал, даже парашют упаковал, мало ли пригодится ещё когда. Уж больно всё там такое хорошее оказалось. А кое-что я вообще видел лишь в голливудском кино. В общем, меня конкретно задушила жаба, и я решил всё добро оставить себе. Нет, "конторским" тоже много чего интересного перепадёт, я не жадный. Но некоторые особенно понравившиеся вещи я им не отдам, обойдутся. У дороги очень кстати оказался магазин, торговавший всякой ерундой и шмотками, он мне очень помог выглядеть сейчас как самый обычный идущий по трассе Питер-Москва автостопщик. По радио передавали новости, в которых упоминался потерпевший катастрофу где-то в небе Финляндии пассажирский самолёт. Сработали-таки мои "подарочки", недалеко улетели эти самоуверенные "сверхчеловеки".

Так что же в итоге стоит вынести из столь удачно для меня завершившегося приключения? А ведь всё очень даже хорошо получается. Для всех, кто как-либо знает о нашей официальной и тайной деятельности, меня официально больше не существует. Я пропал без вести для одних и погиб в авиакатастрофе для других. Ладно, стоит подумать, как и дальше сохранять своё столь выгодное положение, раскрывшись тут в этом "мире настоящего" только тем, кому реально доверяю. Не так уж их и много, кстати. Теперь бы только скорее добраться до портала.

Одиннадцатая глава.

24 октября 1954 года деревня в нескольких километрах от окна портала.

Возвращение в прошлое, которое уже постепенно становилось более родным, чем настоящее, принесло мне только кучу тягостных размышлений, которые вылились в небольшой невроз. Даже захотелось обратиться за помощью к самому народному психотерапевту Поллитровичу Сорокаградусному, а такое для меня совсем нетипично. Даже девушки, несмотря на все свои активные старания, не смогли выбить из меня накатившую хворь. Разве Герта из "мира будущего" могла бы что-то тут сделать, наверное, но где она, и где я? Между нами стояли миры и времена, как бы пафосно всё это не звучало. Может, так сказались те лекарства, которыми меня активно напичкали при захвате, хотя это маловероятно, переходы через портал конкретно выветривают всё подобное. Я промаялся два дня, раз за разом, мысленно возвращаясь назад, в тот самый злополучный самолёт, переживая случайное убийство диверсанта из будущего. Он мне как-то случайно запал в душу, не могу объяснить. Все остальные, кому я тогда прямо или косвенно принёс смерть, не вызывали у меня никаких особых чувств, но вот он... Возможно, он чем-либо похож на меня самого, не знаю. И всё же он мой враг, а я не мог поступить по-другому. Видя моё плачевное состояние, как бы я не бодрился, делая уверенный вид для окружающих, меня отловил мой тёзка, Алексей Михайлович, наш историк-экономист, один из тех людей, кого мне сосватали "конторские", и кто перешел жить сюда, в это время, по собственным убеждениям. Неслучайно он всю жизнь в науке посвятил изучению этого исторического периода мировой истории, и вот теперь смог посмотреть на него своими глазами, полной грудью вдохнуть его воздух. Редко какому учёному-историку удаётся нечто подобное. Алексей Михайлович явно не прогадал, отправившись в путешествие через портал. Особенно сейчас, когда его отстранили от преподавания в ВУЗе по каким-то там "политическим соображениям", и ему совсем нечего было терять. Надо же как, и в наше "самое демократическое" время гласности и свободы слова "политические соображения" значат не меньше, чем здесь, в пятидесятых годах двадцатого века. Только знак оценки этих "соображений" сильно поменялся, что было хорошо тут, в прошлом, стало очень неудобно и даже вредно там, в настоящем. Впрочем, Алексею Михайловичу и раньше у нас непросто жилось, он как-то сильно конфликтовал с принятым "курсом партии" или с отдельными партийными деятелями, я не удосужился выяснять подробности. Но за свой ум и работоспособность, плюс нестандартное видение любых, казалось бы — совершенно стандартных ситуаций, его очень ценила "Контора". Как очень редкого аналитика, прогнозам которого вполне можно доверять. С некоторыми оговорками, естественно. Даже и не знаю, почему они его так легко отпустили сюда, в прошлое. Однако теперь он постоянно обретался тут, периодически порываясь поговорить со мной на тему возможного нашего влияния на здешние события, но мне всё было не до того, других дел хватало.

И вот теперь он, наконец, добрался до меня, пользуясь моей беспомощностью, потащив к себе в новую избу. Впрочем, "избой" новые дома, которые наш коллектив стал строить тут в последнее время, можно назвать с большой натяжкой. Да, снаружи они несколько смахивали на те самые избы, стоявшие тут ещё с дореволюционных времён, разве заметно выделялись по размеру в большую сторону. Даже брёвна наружных стен выглядели совсем как настоящие, и крыша была похожа на соломенную укладку, если смотреть издалека. А вот внутри... Внутри настоящий качественный "евроремонт" в лучших традициях конца двадцатого века. Собственно, наши люди решили провести эксперимент по привнесению современных нам строительных технологий и материалов на местную почву, вкупе с сохранением оригинального колорита русской деревни. Некоторые основные строительные материалы "изобрели" прямо тут, производя их из местных ингредиентов. Один "биобетон", состоящий из смеси песка, необожженной извести и хитро обработанного силоса с малой добавкой речного ила чего стоит. Прочность у него, конечно, по сравнению с обычным бетоном не очень хороша, так ведь из него никто небоскрёбы строить и не собирается. Для заливки фундаментов, строительства подвалов и малоэтажных строений его хватит более чем, а по цене он минимум втрое дешевле обычного бетона получается. Учитывая огромный дефицит в этом времени обычного бетона и стройматериалов... Кирпич из него тоже неплохой выходит, понятно, для печек он не годится, как и обычный силикатный, а вот на стены и заборы — в самый раз. И это ещё не всё, что тут наделали — минерализованные ДСП-плиты из соломы и опилок без формальдегида, обычный ячеистый пенобетон и много другого полезного в строительстве. Плохо обстояло с механизацией, техники считай — и не было совсем, а к имеющейся в наличии топливо выделялось буквально столовыми ложками. Почти всё делалось вручную, зато это позволило сильно оптимизировать все процессы строительства, начиная от подготовки стройматериалов до конечной отделки готовых домов. Человек существо ленивое и не любящее перенапрягаться. И если включить вовремя свою голову, то можно сильно облегчить работу своих рук и ног, исключив лишние движения и убрав пустую суету. В итоге, новые домики получались просто на загляденье. Можно было даже немного подумать о том, чтобы эту технологию перенести и в наше время, так как выходило относительно быстро, вполне красиво и добротно, и, главное — совсем недорого. Конечно, нашлось бы к чему придраться, особенно если хорошенько поискать да с пристрастием в надежде на хорошую взятку за нарушение СНИС, но вот тут, в "мире прошлого", этим некому пока было заниматься. И первыми новосёлами экспериментального строительства стали те из наших людей, кто решил переселиться в это время безвозвратно, хотя я их и отговаривал от этого опрометчивого шага, предлагая периодически переходить через портал туда-сюда. Но кто меня ещё слушал...

В "избе с евроремонтом" на кухне за самоваром нас уже поджидал местный участковый Пётр Афанасьевич Аниськин. Он оказался очень похожим на героя-однофамильца известного советского кинофильма, разве чуть постарше возрастом. И вообще мужик он хороший. Ветеран войны, которая началась для него осенью сорок первого и закончилась только в сорок шестом, когда он вышел из госпиталя после тяжелого ранения, полученного под Берлином. Он не один раз ходил за линию фронта, будучи опытным разведчиком, и почти всю войну прошел без единой царапины. И уже когда до победы оставался всего один шаг, глупая случайность едва не отправила его на тот свет. Хорошо, успели довезти живым до госпиталя, а там врачи совершили настоящее чудо. Вообще-то он жил не в этой деревне, а в соседней, расположенной в двадцати километрах от нас, но в последнее время часто обретался тут, благо это был его второй рабочий участок. Вот так всего один участковый милиционер на две больших деревни. Большего тут и не требовалось. Естественно, он всё знал про то, кто мы такие и откуда взялись, и всячески поддерживал нас после того, как мы показали ему, что ждёт СССР в ближайшем будущем. В нашем настоящем, вернее. И в их будущем, если ничего не менять и отпустить всё на самотёк. Благодаря его советам и непосредственной помощи, мы были избавлены от целого множества возможных проблем в этом мире. Да и просто иногда поговорить "за жизнь" он с нами любил, впрочем, для участкового милиционера эти разговоры — основной источник информации о том, что происходит на вверенном ему участке. И вот теперь мы сидели за столом, и после пары чашек ароматного чая, я рассказывал о своих тревогах и переживаниях.

— А ведь ты просто впервые живого человека убил, вот и страдаешь муками совести, — вынес своё заключение Аниськин, после того, как я рассказал про свои недавние приключения.

— Нет, Пётр Афанасич, уже далеко не первого, — я лишь грустно улыбнулся ему. — От моих рук и слов, прямо или косвенно, уже целая дюжина мужиков в землю лёгла, а кто-то и в небе навсегда остался, — ответил ему сокрушенным голосом.

— Ошибаешься ты Алексей, — подбодрил он меня лёгким похлопыванием по плечу, — тех ты ведь даже за людей не признал. Бандиты и предатели ведь совершенно не вызывают у тебя никакого сострадания, так? — Широкая улыбка и смеющийся взгляд наглядно говорили о его мыслях на этот счёт.

— Действительно, не вызывают, — кивнув, подтвердил я. — Разве это люди? Думали только о себе, а на других в лучшем случае плевали свысока. Пока мы за горло их не взяли, — воспоминания подняли из глубин злость и гнев.

— Ну вот, ты чётко и разделил для себя людей на друзей и врагов, — с некоторой хитринкой в голосе заметил Аниськин, продолжая широко улыбаться. — Одни идут направо, вторые налево, одним долго жить, а другим в сырую землю ложится, — перечислил он, картинно загибая пальцы. — Всё просто, прямо как на фронте — по нашу сторону окопа свои, а по другую чужие. Со своими делимся последней коркой хлеба, в чужих стреляем из винтовки или пулемёта.

Участковый замолчал и с интересом посмотрел на меня, ожидая ответной реакции. Я, если сказать честно, пока не догадался, куда он меня пытается склонить своими словами и эмоциями.

— Я в чём-то не прав? — Спросил его, подняв голову и посмотрев прямо в глаза.

— Прав, конечно, — ответил он мне, не отводя своего взгляда, потом легко махнул рукой и продолжил: — В отличие от тех, кого ты убил в самолёте, убив другого человека, тем самым преступив границу добра и зла, ты сам остался человеком, — мне было очень непросто выдержать его острый взгляд, но и силы отвести его тоже не оставалось. — Ты не превратился в такого же бездушного зверя, какими стали они. И теперь не можешь себе простить даже случайное убийство того, кого ты тоже признал для себя человеком. Как будто у тебя там имелся другой выбор, — закончил говорить Аниськин и отвёл свой взгляд в сторону, наконец-то отпуская и меня.

Я выглядел сильно озадаченным, но так и не знал, что ответить на это заявление. Слова участкового отзывались у меня внутри каким-то гулким эхом, которое не желало затухать или успокаиваться. Аниськин тем временем продолжил, повторяя по сути то же самое, что сказал ранее:

— Ты рассказывал о подслушанном тобой разговоре в самолёте, где Джон говорил о своей возлюбленной. Именно тогда он перестал быть для тебя просто ещё одним врагом, перейдя в другое качество. Ты признал его таким же, как и ты сам, человеком, который может любить и не может идти против воли обстоятельств. Не ты первый решаешь эту проблему, у нас на фронте все, так или иначе, проходили через такое. Немцы ведь далеко не все фашистами были, у них в далёкой Германии тоже оставались жены и дети, невесты и возлюбленные. Что нам тогда не воевать с ними из-за этого? Стоило спокойно сложить оружие, подняв лапки кверху и взывать к их сердечной доброте? Мол — "мы все живые люди, зачем нам стрелять друг в друга"? Кстати, в начале войны среди наших солдат и даже командиров хватало таких вот "гуманистов", — судя по тону голоса, здесь более подошло бы слово — "идиотов". — Правда, они почему-то слишком быстро закончились... — ехидная ухмылка на губах и лёгкое покачивание головы. — Никак немцы не успели их услышать или не поняли, что они там им говорили, шлёпнули и все дела. Ты солдат на войне, всегда помни об этом! — Сверкнув глазами, твёрдо сказал он мне. — Не ты напал на них, но они на тебя. Они пришли, дабы взять силой то, что им не положено, силой заставить вас делать то, что нужно только им, не спрашивая вашего мнения. Вы для них ничто, не люди, а скотина, которая если не даёт молока или шерсти — то идёт под нож. Как и в сорок первом! Те же самые лозунги, те же самые нацистские идеи сверхчеловеков. Нельзя убедить такого врага отступить, взывая к его человеческим чувствам и состраданию, он просто переступит через твоё поверженное тело и пойдёт дальше в твой дом, где тебя ждала твоя семья, надеясь, что ты их сможешь защитить. Только победив врага в бою, ты докажешь ему, что ты не слабее его и с тобой можно считаться, — Аниськин взял чашку и отпил из неё дымящийся напиток, глядя при этом на меня своим серым пронзительным взглядом ветерана войны, не раз смотревшего в глаза самой смерти. — Я не знаю, откуда пришли эти ваши "гости", но они ничуть не отличаются от тех, кого мы уничтожили в сорок пятом, — продолжил говорить мне он, несколько переведя дух. — А потому отставить, солдат, пустые размышления, пока ты не одержал победу. Твоё дело правое, ты должен победить. "Героическая смерть в бою без выполнения задания считается предательством, а ранение — дезертирством", — так всегда говорил наш командир перед выходом группы на задание. Это же я говорю тебе сейчас, твой бой только начинается, и у тебя нет права на ошибку! — Выдохнул он в конце, вгоняя меня в краску стыда за собственное малодушие.

Яркая эмоциональная речь Аниськина оказалась сильно похожа на киношную пропаганду военного времени, но мне от неё действительно становилось легче. Нет, я пока так и не смогу чётко разделять людей, на тех, кто достоин жизни, и тех, кто недостоин её, как это легко делают нацисты и "гости из будущего". Каждый раз мне потребуются определённые доказательства, что передо мной стоит именно враг, поправший саму человечность и для кого люди лишь препятствие на пути достижения своих эгоистических целей. Мне и дальше придётся мучиться переживаниями. Возможно, когда-либо я перебью своими руками большую кучу врагов и совсем зачерствею. Перестану предаваться мучительной рефлексии по поводу чужой смерти, стану рассуждать точно так же как Аниськин. Станет ли это для меня благом или наоборот, кто знает? Мне до этого ещё далеко.

— У тебя есть то, чего нет у всех тех, кто противостоит тебе, — продолжил говорить участковый, искоса поглядывая на меня, и маленькими глотками отпивая чай из чашки. — Ты воюешь не за себя, а за весь остальной мир, за благо всех людей, тех, кто живёт сейчас и тех, кто ещё даже не родился. Это не ты убиваешь своих врагов — их убивает проходящая через тебя идея. Для того чтобы просто оставаться человеком тебе придётся убивать. Прими это и иди вперёд. Твоя совесть не даст тебе самому превратиться в тех, с кем ты воюешь, ты это уже доказал! — Своими словами он медленно, но уверенно вытряхивал из меня давящие переживания вины.

— Но как тогда решают эту же самую проблему наши противники, они ведь, как ты сказал — тоже не все фашисты? — Я действительно не мог до сих пор окончательно понять логики мышления "гостей", как и их самих, особенно после посещения "мира будущего".

— Их логика простая, как у волка, — спокойно заметил Аниськин, как нечто само собой разумеющееся. — Чтобы жить ему нужно есть мясо. Травой питаться он не будет. Остаётся лишь выбрать, чьё мясо ему есть. Так вот, ты и все остальные, кто не они, для них добыча. Они так решили, и продолжат действовать в том же духе, пока их не остановят силой. Пока ты их не остановишь, как мы остановили Гитлера в сорок пятом! — Напор его голоса буквально давил. — Вся эта нацистская философия сверхчеловеков лишь прикрытие желания хорошо жить за чужой счёт и ничего более. Разве может истинный сверхчеловек хотеть жить за чужой счёт? По глазам вижу, ты считаешь, что нет. Задача истинного сверхчеловека служить обычным людям, защищая их от таких вот волков, как бы они не пытались маскироваться под невинных овец.

Едва Аниськин прервался, наполняя чашку новой порцией чая из самовара, а я смотрел на него, не зная, чего мне ещё сказать, в избу зашла Баба Фрося. Ефросинья Игнатьевна, председатель местного колхоза. Женщина она боевая и весьма решительная, а потому, совсем неудивительно, что после погибшего в боях на фронте последнего председателя колхоза, на этот пост кроме неё никто больше не претендовал. При появлении Бабы Фроси Аниськин сразу стал искать глазами пятый угол в комнате. Что-то такое явно произошло между ними ранее, о чём никто из них не хотел посвящать общественность в известность, но это хорошо чувствовалось. Председательша окинула нас своим властным взглядом и резво направилась ко мне.

— Алексей Сергеевич, — без долгой подготовки начала говорить она, — мне очень нужна ваша помощь, очень срочно. Пойдёмте скорее со мной.

— Ефросинья Игнатьевна, что произошло, и куда такая спешка? — Я ещё пребывал в своих внутренних переживаниях и не очень хотел куда-либо бежать из-за накрытого стола.

— Дело жизни и смерти! — Не отступала она. — Пойдёмте скорее, вразумите вашего Ивана Михайловича, он нас всех по миру с сумой пустить хочет.

Ну, раз речь пошла об Иване Михайловиче, то тут действительно надо идти. Если у него в голову пришла какая-либо особо гениальная мысль, и он бросился немедленно её реализовать, то это очень серьёзно. Как бы чего эдакого не случилось. Раз уж Баба Фрося прибежала за мной, то её собственных сил отговорить его явно не хватило. Историк Алексей Михайлович бросил на меня умоляющий взгляд. Понимаю, он давно поговорить о чём-то хотел, и всё ждал, пока Аниськин закончит меня "лечить", но, увы, в этот раз не судьба.

— Ладно, мужики... — сказал я, поднимаясь из-за стола, — сейчас всё решу по-быстрому и вернусь, ещё договорим, — хотя при этом я успел про себя отметить, что "по-быстрому" может и не получиться, как бы до завтрашнего дня дело не затянулось, а там и другие срочные дела могут подвалить.

— Ну, что там у вас случилось, Баб Фрось, — спросил я председательшу, после того, как мы вышли из дома и направились через всю деревню в сторону механизаторского двора, который облюбовал Иван Михайлович, как своё основное место работы в этом мире.

— Разорить он нас совсем хочет, требует, чтобы мы немедленно брали в кредит у государства ещё два трактора и грузовик, — затараторила она. — Я ему предлагала обратиться на ближайшую МТС (Машинно-тракторная станция), как мы иногда делаем, но он меня и слушать не хочет. Мы и так до сих пор не рассчитались по кредиту за первый трактор и сеялку, а тут ещё один брать. Как отдавать-то будем? И так планы государственных закупок по зерну никак не можем выполнить. А он туда же...

— Постой, постой, — немного притормозил я, думая на ходу, будучи совершенно не в курсе того, как тут кредиты дают. — А что, разве государство может дать вам следующий кредит, пока вы не рассчитались с предыдущим?

— Ну как же, — широко взмахнула руками Баба Фрося, — теперь вы тут экспериментальное хозяйство официально учинили, вот, считай — старый долг-то под него нам и простили. Планы обязательных закупок зерна практически сняли, остались только по молоку и картофелю. Только я успела обрадоваться! Если бы только знала, что вы потом тут творить начнёте, ни за что не вписалась в эту авантюру.

— А чего ты так боишься то? — Изумился я такой сильной экспрессии со стороны председательши. — Если Михалыч что-то предлагает, лично я обычно всегда соглашаюсь, он пока ещё меня ни разу не подводил. Он вообще без дела, не посчитав по нескольку раз, ничего не предлагает. Он ведь тебе должен был чёткую выкладку предоставить, так?

— Да что он тут понимает, этот твой Михалыч, в нашем крестьянском хозяйстве? — Не принимая моих аргументов, отмахнулась Баба Фрося. — Он что, с детства в поле пахал и под корову залазил? А туда же полез... Пойдём, пойдём, он тебе сейчас расскажет, что удумал, паскудник.

Тут, наконец, мы пришли к механизаторскому двору и новым мастерским, откуда раздавались гулкие удары чего-то тяжелого по железу вперемешку с русским народным наречием. У Михалыча что-то явно не очень хорошо получалось, коли дело дошло до кувалды и мата, с помощью чего, по мнению некоторых иностранцев, русские способны решить практически любую проблему с любой сложной техникой.

— Здорово, Шеф, — поприветствовал меня Иван Михайлович, когда мы зашли в его хозяйство.

Не снимая промасленных рукавиц и не выпуская кувалды из рук, он повернулся и присел на тот странный сельскохозяйственный агрегат, который прежде охаживал кувалдой.

— Ничего нельзя доверить из техники этим бабам, всё у них разваливается, — бурчал он себе под нос, мельком активно поглядывая в сторону Бабы Фроси.

Та тоже так как-то по-особенному поглядывала на Ивана, немного насупившись. Насупившись именно по-женски, примерно так, как смотрит жена на мужа, вернувшегося домой поздно вечером с корпоративной пьянки. Да ещё со следами чего-то розового на своей щеке. Тут мне и стало всё ясно. Серьёзно попал наш "Кулибин". Теперь понятно, почему он решил остаться тут и отказался от возможности возвращения в наш мир. Баба Фрося, она ещё вполне себе красивая женщина, ну и что, что ей сорок лет, так и Ивану полтинник через год стукнет. Зная решительный характер председательши, можно уверенно сказать — она такого мужика от себя далеко не отпустит. Да и самому Ивану хорошо будет — его вторая бывшая жена год назад за рубеж уехала, забрав с собой сына, отчего Михалыч долго переживал. Не за "бывшую", естественно, а за сына, которого сильно любил и с котором он больше не мог общаться. У Бабы Фроси тоже семейная жизнь не сложилась. И вот теперь тут состоялась такая встреча двух одиночеств. Остаётся только выяснить, что же из предложений Ивана так взволновало его будущую суженную.

— Ну, рассказывай, Михалыч, чем ты так Евфросинию Игнатьевну напугал? — Решил я выяснить всё по-быстрому из первых рук.

— Не принимай всерьёз Сергеич, — махнул рукой Иван, снимая с руки грязную рукавицу и вытирая пот с лица. — Ты же сам видишь — здесь без нормальной техники и делать нечего, мы даже себя хорошо не прокормим. Всего один трактор в колхозе, да и тот на ладан дышит, опять лошадей в плуги запрягать что ли?

— А ты что удумал, окаянный, как мы кредит-то отдавать будем, подумал? — Завелась Баба Фрося, — расценки на масло и сметану в коопторге третий год падают, а зерном с государством нам не рассчитаться.

— Вот я тебе и говорю, Фрося, свой грузовик надо брать, а лучше даже два. Сами в город продукты возить начнём и на рынке ими торговать. Твой коопторг тут совсем обнаглел, дешевле государства берёт, а в городе цена чуть ли не вдвое выше, — спокойно ответил ей Иван, явно продолжая бывший у них до моего прихода диалог.

Председательша было набрала полную грудь воздуха, желая ему возразить, но я перебил её:

— Так, так, а теперь давайте по порядку, — прервал я новый виток развития их увлекательного спора.

— Шеф, мы тут с нашими ребятами посчитали среднюю продуктивность данного сельскохозяйственного региона в ближней срочной перспективе на десять лет, — Иван поднял на меня свой усталый взгляд. — В общем, с зерновыми можно не заморачиваться, едва на уровне рентабельности выйдет. Я не совсем понимаю, почему государство в этом регионе ставит в обязательные закупки у колхозов исключительно зерно, — он покачал головой, показывая своё отношение к подобному решению. — Его здесь вообще невыгодно выращивать, климат не тот и почвы не те. Если только для себя самих чуть-чуть, чтобы муку не покупать на стороне. Картошка куда лучше, особенно если подобрать хороший сорт. И теплицы неплохо пойдут, вот только с электричеством беда, но это не страшно, построим на речке несколько каскадов малых ГЭС, нам хватит с большим запасом, тут хороший перепад высоты имеется. Пока ещё принятое при Сталине решение о местном электрификации сельского хозяйства Хрущ не отменил, — заметил он. — Но всё это мелочи, по сравнению с перспективами мясного и молочного животноводства. Если сделать орошение полей, то можно построить автоматизированный животноводческий комбинат чуть ли не на десять тысяч голов, кормов хватит. Трава тут очень хорошо растёт, не то, что пшеница. А это уже получается промышленный уровень, потребуется строить перерабатывающий завод на месте или возить продукцию в окрестные города и даже в Москву. Но сам понимаешь, какие тут выходят капитальные затраты, а средства на это взять негде. Фрося предлагала идти на поклон к МТС, — достаточно тёплый взгляд в сторону насупившейся председательши. — Я уже прогулялся до них, едва не начистив несколько наглых рож, руки так и чесались, — недовольно фыркнул Иван, вспоминая свою прогулку. — Мало того, что техника почти убитая, так и механизаторы... им бы только баб валять да водку пить. Получают свои деньги, независимо от результатов труда, вот и обнаглели вконец. Козлы! Одним словом — тухлая это затея, свою технику нужно иметь, да с топливом что-то придумать. Здесь я вижу несколько вариантов, если не удастся договориться с государством. Основной — биогаз — метан, его мы сможем производить в достатке из навоза и другой органики. Бетонный бункер биореактора совсем не сложная вещь, а моторы я смогу переделать, — Иван потёр свои мозолистые руки, явно предвкушая интересную работу. — В общем, нужно начать с малого, и разворачиваться потихоньку. А Фрося просто боится всего нового, я ей показывал чёткий план, за два года с кредитом рассчитаемся деньгами гарантированно, а если немного подкинем с "нашей стороны" и того быстрее. Можно не брать на себя обязательств по поставкам зерна государству за топливо и полученные кредиты техникой или договориться на счёт продукции животноводства. По ней ведь тоже план ого-го! Вот только нужно молодых девок прямо в этом году учиться в город отправлять, нам потребуются квалифицированные ветеринары, иначе затея с промышленным уровнем производства молока и мяса накроется медным тазом.

— Говоришь как диктор по радио, а кто вместо девок за коровами сейчас ходить станет? — Председательша совсем не собиралась сдаваться, и кидала взгляды в мою сторону, явно ища там поддержки.

— Лучше перебиться сейчас картошкой и овощами, — отмахнулся от неё Иван. — Их потребкооперация берёт куда охотнее масла и сметаны, а молоко не берёт совсем, возить слишком далеко и дороги плохие. Две трети вашего колхозного стада надо давно пустить под нож, всё равно никакого проку, одни расходы человеческих сил. Ладно бы ещё какая-то особая порода у ваших коров была, а так ни молока не мяса, только навоза много производят. Через три года всё обязательно отыграем, и не спорь, Фрося, я уже всё просчитал несколько раз.

Баба Фрося уже открыла рот, чтобы продолжить спор, но я решил остановить это бесполезное дело, вмешавшись в него самым решительным образом:

— Так, хватит препираться! — Вклинился между Иваном и председательшей. — К завтрашнему дню подготовьте мне все предложения и возражения в письменном виде с цифрами. Иначе получается совершенно беспредметный разговор. Ну а ты, Евфросиния Игнатьевна, просто послушай предложения Ивана Михайловича ещё раз, может, и сама чего подскажешь ему, глядишь, он что-то да пропустил.

Мне самому уже стало понятно — весь этот спор, безусловно касающейся всего нашего предприятия на ближайшие годы, является скорее выяснением того, кто будет лидером в этой весьма колоритной паре. Баба Фрося так просто сдаваться не хочет, ну а Иван Михайлович не зря занимал в нашей строительной конторе пост главного инженера. Он таких хитрых и наглых прорабов при мне по струнке строил, до которых председательше ох как далеко будет. Нашли они друг друга, короче, а мне разбирайся. Хоть я тут уже далеко не начальник, как там, по ту сторону портала, но без меня почему-то никак не обходится ни одно важное дело. Люди постоянно идут ко мне, чтобы я принял верное решение или утвердил план. Скорее меня ещё признают лидером по инерции, а может, за какие другие заслуги, не знаю. Но командовать мне уже, если сказать честно — совсем надоело.

Тем временем я потихонечку возвращался к дому Алексея Михайловича, по пути заскочив в свою избушку. Некоторое время назад тут стало заметно просторнее и чище, так как все наши эксперименты с мышами переехали в другое, специально построенное место биологической лаборатории. Дома сейчас никого не было, девушки заняты где-то своей нехитрой крестьянской работой. Я взял большую толстую тетрадь и остро оточенный карандаш, после всех сегодняшних разговоров у меня появилось осознанное желание вести записи происходящих со мной событий, дабы ничего не забыть. Что-то типа дневника или рабочего журнала. Может когда-либо на пенсии, да-да, даже мне самому не верится в её реальность, возьмусь писать мемуары. Вот и пригодятся тогда эти записи, авось, что-то важное забуду под действием старческого маразма. Моя душевная хворь как-то незаметно рассосалась сама собой, стоило только активно заняться решением актуальных задач. Голова, наконец, прояснилась окончательно, и я снова стал практически таким же, как и раньше. Может так хорошо на меня подействовала терапия Аниськина, а может я и сам расправился с накатившей хандрой сам того не заметив. В общем, сейчас я жаждал активных действий, отмечая про себя длинный список дел и вопросов, которые я совсем запустил за время своих душевных страданий.

К моему возвращению Алексей Михайлович что-то показывал сидящему в углу у окна Аниськину из своих записей, увлечённо размахивая руками, их комментируя. Они так влеклись этим делом, что мой тихий приход остался ими не замеченным. Я сел к столу и наполнил из самовара свою чашку, который, несмотря на моё достаточно долгое отсутствие, ещё оставался горячим.

— Что обсуждаем господа-товарищи? — Обозначил я своё присутствие весьма расхожей, для нашего времени фразой.

Алексей Михайлович резко дёрнулся, для него моё появление стало полностью неожиданным, как говорят — "из воздуха нарисовался". А вот по глазам участкового стало ясно, что он-то меня сразу срисовал, не подав при этом вида. Ну, это вполне понятно — ветеран-разведчик, богатый опыт никуда не исчезает даже за столько лет относительно мирной жизни. Вот только как-то странно он на меня сейчас смотрит, неужели моя фраза ему явно не понравилась?

— А ты, Алексей Сергеевич, оказывается редиска — нехороший человек, — глядя мне в глаза смеющимся взглядом, огорошил он меня звучной фразой из советского кинофильма, который тут ещё даже не сняли.

Интересно, интересно, я вот никак раньше не мог понять, что значит эта фраза, причём тут некий овощ, потому сейчас я выглядел реально озадаченным.

— Редиска, говоришь, у меня что, рожа совсем красная да? — Решил уточнить своё представление о том, что же конкретно хотел сказать главный герой из "Джентльменов удачи" этой самой фразой.

— Ну как же, такому умному человеку и непонятно? — Усмехнулся Аниськин. — Редиска — она снаружи красная, а внутри белая. Нехороший человек — одним словом. В Гражданскую таких "товарищей" быстро к стенке ставили, как только раскусывали, — ухмыльнулся участковый, развеивая мою вопиющую дремучесть в вопросах классовой борьбы.

— Ага, понятно, так бы сразу и сказал — господа из нас уже не получаются, только товарищи выходят, — рассмеявшись от души ответил ему. — Так что там, Алексей Михайлович, ты мне так хотел рассказать? — Переключил я внимание на главного виновника этого торжества.

Историк сразу засуетился, доставая какие-то свои записи и вываливая их на стол передо мной. Затем вскочил и стал быстро ходить по комнате туда-сюда, не зная, с чего начать говорить. Потом резко остановился, махнул рукой и выпалил скороговоркой, едва не путаясь в словах:

— Я давно хотел рассказать об очень важном событии, которое тут ещё очень не скоро произойдёт, но с которого и начнётся подлинный упадок Советского Союза. Если мы сумеем что-либо сделать, лучше всего предотвратить это событие, то уже одно это полностью изменит историческую реальность этого мира, — он прекратил говорить, переводя дух и вытирая рукой вспотевший от напряжения лоб.

Вот что значит, наконец, добраться до благодарного слушателя в моём персональном лице, от которого, по его мнению, тут всё и зависит. Как бы у него со здоровьем плохо не стало от такого перенапряжения...

— И что же за событие такое? — Совершенно спокойным голосом с некоторым сомнением заметил я. — Неужели именно оно одно и предопределило крах Союза в нашем мире? Лично я до сих пор совершенно не представляю, из-за чего конкретно этот крах произошел, слишком много уж всего было и внутреннего и внешнего. Одним событием тут сложно всё объяснить, — в моём голосе хватало сарказма и всяческих сомнений.

— Ты, Сергееич, помнишь конец восьмидесятых? — Внимательно посмотрел на меня историк, наконец переставший суетиться и присевший на стул. — Длинные очереди в магазинах практически за всем, страшный дефицит, "колбасные электрички" из Москвы, толпы спекулянтов? Потом граждане легко продали свою страну за банальную жратву, импортные шмотки и красивые обещания светлого капиталистического будущего. Культ вещизма, охвативший всё советское общество снизу доверху, сыграл в развале Союза решающее значение! — Уверенно выпалил он.

— Да, помню такое, — кивнув головой, подтвердив слова. — Но, то ж уже восьмидесятые, нам тут ещё больше тридцати лет ждать до тех годов позднего застоя. И будут ли они тут теперь эти "годы застоя" — вопрос, вопрос...

— Всё так, всё так, но начнётся эта эпоха уже скоро, всего через семь лет, успеть бы нам, — не отступал от меня Алексей Михайлович.

— Семь лет? — Сильно удивился его словам. — Алексей Михайлович, ты точно ничего не путаешь?

— А что ты знаешь о денежной реформе шестьдесят первого года? — Озадачил он меня неожиданным вопросом.

Я немного задумался, выуживая из своей памяти отдельные обрывочные сведения, которые у меня нашлись по этой теме. Что-то там такое... ага. Вспомнил, точно!

— Вот деньги стали существенно меньше по размеру, — я достал из кармана и положил на стол очень большую по размерам купюру достоинством в сто рублей, "сталинскую простынь", как тут о них говорили. — И ещё от лишнего нуля заодно избавились, в десять раз деньги урезали по номиналу. Все цены и зарплаты тоже в десять раз срезали. Если мне не изменяет память, то что-то подобное ранее проводили во Франции с их франком, и ничего плохого в этой самой Франции от такой реформы не случилось, — попытался я блеснуть своим умом и сообразительностью.

— Тебе, Сергеич, простительно не знать, ты ещё маленький тогда совсем был, — укоризненно покачал головой наш историк, с немного виноватой улыбкой, как будто это обстоятельство — его личная недоработка. — Но ведь твои родители должны были с этой реформой много чего потерять, неужели ничего не рассказывали? — Вкрадчиво поинтересовался он.

— Рассказывали, конечно, — я немного поморщился, вспоминая рассказы отца. — Плохо тогда с едой стало, но вот, ни подробностей, ни причин, увы. Может они и сами не знали?

— Если городские, то, скорее всего, не знали. А вот селяне те должны были знать. С них-то всё и началось, — вздохнул историк, явно настраиваясь на долгий рассказ.

— Ничего не понял, давай по порядку, рассказывай, что и как, — я сделал вид, что готов слушать.

— Итак, — начал читать свою длинную лекцию Алексей Михайлович, — всё началось с того, что к концу пятидесятых — начала шестидесятых, в СССР заметно выросло производство нефти. До того срока топливо было в изрядном дефиците. Ты и сам можешь сейчас наблюдать — тем же колхозам выделяют буквально по считанным литрам, под посевную и уборку урожая. С другим транспортом та же беда. Сталинский проект большого флота отчасти отменили, ибо нечем снабжать корабли. К новой войне активно готовились — топливо шло в стратегические запасы, на актуальные нужды народного хозяйства выделялся самый минимум необходимого, — историк сделал паузу, позволяя мне переварить его слова.

Тут он действительно прав. С топливом в этом времени сложно. Даже за деньги купить непросто, нужно иметь разнарядку. Впрочем, кому надо — легко обретают желаемое. Воровства и прочего криминала хватало и сейчас. Вон, кооператоры разъезжаются на грузовиках по деревням и сёлам, у них с топливом проблем нет. При желании легко продадут бочку-другую той же солярки — только плати. Тем временем Алексей Михайлович снова внимательно взглянул в мою сторону и продолжил:

— За годы текущей и последующей пятилетки были разведаны и разработаны множество новых месторождений, построена транспортная инфраструктура. Подошли к этому вопросу как со снабжением фронта во время боевых действий. Но собственные потребности страны вдруг оказались заметно меньше количества добываемого "чёрного золота", так как техники в народном хозяйстве ещё было мало, несмотря на активный выпуск новой продукции советской промышленностью. Дефицит вдруг исчез буквально в один момент. После окончательного заполнения резервных запасов топлива на случай всяких случаев, руководство СССР стало думать, что с этим поистине огромным потенциалом делать. Внутренний рынок оказался практически насыщен и прирастал очень медленно, гораздо медленнее, чем росла нефтедобыча. Логичной выглядела идея продавать эту нефть за рубеж, благо валюта быстро развивающейся стране всегда нужна, а продвигать что-либо ещё кроме ресурсов на мировой рынок нам было очень сложно, из-за воздвигнутого к тому времени Западом "железного занавеса". Да и каких-либо особо примечательных экспортных товаров, кроме оружия, у СССР было мало, многого самим не хватало. А тут вдруг появляется столько лишней нефти. И всё бы хорошо, но тогда нефть на мировом рынке стоила совсем дёшево, чуть меньше трёх долларов за бочку (баррель), а собственная себестоимость добычи и транспортировки в СССР оказалась вполне соразмерна с этой ценой. То есть просто нерентабельно получалось продавать нефть за границу, если заметно не снизить цену её производства. Но так как ничего принципиального тогда не изобрели, дабы снизить затраты техническим способом, то правительством было принято решение о скрытой девальвации рубля, так как себестоимость добычи определяется внутренней ценой денег. Если ничего не менять, и продавать нефть как есть, то был бы простой размен рублей на валюту. Уже одно это позволило бы получить достаточную долю на мировом нефтяном рынке и весомый приток валюты в страну. Но тут в деле сильно мешали ещё страны социалистического лагеря, которые при таком раскладе просто не смогли бы быть экономически зависимыми от СССР, получая от него энергоресурсы по дешевке. Руководство СССР не хотело потерять такой сильный рычаг воздействия на своих нестойких союзников в Европе. Простое и красивое решение напрашивалось само собой. Если в СССР создана практически замкнутая сама на себя экономика, то какая разница, как изменится внешняя стоимость рубля в иностранной валюте? Советские люди всё равно "по заграницам" практически не ездят. А потому при проведении денежной реформы шестьдесят первого года в десять раз подешевело далеко не всё. Доллар волюнтаристским решением установили в девяносто копеек, хотя ранее он стоил четыре рубля. Дураки могли радоваться — "де теперь доллар меньше рубля стоит — великое достижение партии и правительства", а по факту доллар-то должен был стоить сорок копеек, а не девяноста. Но ладно там доллар — валюты у советских людей всё равно не имелось, так же соразмерно с иностранной валютой изменилась и цена на золото. То есть золото сразу резко подорожало больше чем в два раза, а вот это не могло остаться незамеченным для советской экономики.

Алексей Михайлович налил себе чаю, отпил из чашки и внимательно смотрел на меня, определяя какое впечатление он создал своим рассказом. Вспоминая совсем недавнюю историю нашего времени, когда цены в магазинах менялись по несколько раз в день в сторону повышения, а нули на купюрах всё прирастали и прирастали, я находил прямые аналогии, из совсем свежей истории и уже давно всеми забытой. Всегда, когда государство хочет хорошо поживиться за счёт своего народа, начинается разрушение сложившегося экономического уклада. Что-то потом частично восстанавливается, а что-то нет. Но всегда такие смелые эксперименты политиков рождают хаос и деградацию экономической системы. Нельзя считать народ за тупое быдло, считая, что он обязательно всё стерпит. Так решающие за счёт народа свои проблемы руководители не имеют никакого морального права занимать свои должности. Тем временем Алексей Михайлович сделав ещё пару глотков ароматного напитка, обратился к ещё одному слушателю:

— Ну, так вот, товарищ Аниськин не даст мне соврать — именно золото было в СССР реальным накопительным и расчетным средством на селе.

— Да, так и есть, — подтвердил его слова тот, кивнув головой. — Золотишко здесь все любят. До сих пор в ходу царские рыжики (золотые монеты). И ладно, если бы только по подполам своё богатство держали, за рыжики активно торгует потребкооперация и простые рыночные спекулянты, несмотря на страх получить статью с конфискацией. Даже в долг друг другу дают, опираясь на цену золота. У нас, в глуши, правда, бедновато, но если хорошенько потрясти местный народ, то и тут царского золотишка немало наберётся. В городах, у тех, кто побогаче, так и вообще в кубышках килограммы лежат, — сердито фыркнул милиционер.

Собственно, для меня самого это не стало новостью. Ещё при разборке с бандитами нами было захвачено немалое количество золота в тех же царских монетах, советских червонцах, кустарных слитках из самородного золота и ювелирных изделиях. По весу так под сотню кило получится. Что нам с этим золотом делать, мы пока не знали, просто припрятали его до поры до времени. А тут, выходит, не одни мы такие ушлые. Многие граждане СССР, помня времена Гражданской, НЭП-а и немного более поздние, не очень-то и доверяли советским деньгам, предпочитая что-либо более надёжное, как средство хранения своих сбережений. И для них резкое — практически двукратное подорожание золота должно было что-то значить. А если учесть то, что именно в золоте оценивались взятые у знакомых и родственников долги... Алексей Михайлович кивком головы поблагодарил Аниськина и продолжил свой рассказ:

— Итак, золото резко подорожало и одновременно колхозники, кто имел такую возможность, стали отказываться продавать свою продукцию в государственную торговлю по предлагаемым им ценам. Им-то всё равно, куда продукцию девать, лишь бы платили больше. А на рынках, куда и пошла эта продукция, цены сразу резко пошли вверх. Ну а куда деваться горожанам, рабочим заводов и фабрик, ведь их зарплата упала пропорционально денежной реформе? Доходило до того, что рабочие просто не могли прокормить свои семьи, в магазинах еды практически не стало, а на рынке цены оказались совершенно неподъёмными для них. Москва, Ленинград и другие крупные города снабжались относительно хорошо, но вот на периферии с едой стало совсем плохо. Кое-где дошло до откровенных голодных бунтов, когда по выступлениям рабочих власть применила боевое оружие. В Новочеркасске, к примеру, погибли десятки людей. И это ведь далеко не единственный случай. В качестве мер борьбы с колхозниками и их желанием сохранить свой выражаемый в золоте доходный уровень, правительство начало кампанию по укрупнению колхозов, перевода их в совхозы, которые уже не могли сдавать свою продукцию куда-либо кроме гострорга. Мало какой колхоз тогда не имел долгов по взятой в кредит технике или каким-либо иным причинам. Заодно станции МТС насильно им всучили, борясь с их низкой эффективностью, но не в качестве подарка, естественно. И всех должников обязали расплачиваться исключительно продуктами, а не продуктами или деньгами, как было принято раньше, да ещё по предлагаемым государством низким ценам. Или же заставляли колхозы переходить в новую форму хозяйства — совхозы с тем же итогом. Этот процесс шел медленно и с большими перекосами. Бывшие колхозники просто снижали производительность труда, не находя для себя особого смыла в своей работе. Как говорилось — "хочешь — сей, а хочешь — куй, всё равно получишь... зарплату". Сельский народ сосредоточился на своих огородах и частных хозяйствах, снова работая на рынок, но началась активная борьба и с этим. Личные огороды стали запрещать, домашнюю скотину изымать. Борьба с огородами развернулась по всему Союзу. Малоуспешная борьба, впрочем, но породившая массовое пьянство и стойкий алкоголизм на селе в своём итоге. Видя такое дело, правительство пошло на постепенное повышение закупочных цен в государственной торговле, но это дало скорее обратный эффект — цены на рынке тоже повысились. В магазинах же продуктов больше не стало, так как часто продукты прямо с баз хранения и из самих магазинов шли напрямик на рынок, в обход прилавков. Для заведующих требовалось лишь выполнить план, и они его успешно выполняли. А куда в итоге шли продукты, для них было не так важно. Зато им падали на личный карман приличные деньги от рыночных спекулянтов. На магазинных прилавках оставалось разве только то, что не брали эти самые спекулянты. Так, в СССР началась эпоха дефицита продовольствия, а потом и всего остального. Последующие реформы Брежнева чуть сбили остроту ситуации, но ничего принципиального так и не изменили. Произошло успешное формирование "чёрного рынка", массовой коррупции в советской торговле, которая постепенно проникала всё выше и выше по эшелонам власти. И вместо получения валютных прибылей от продажи нефти, СССР был вынужден закупать продовольствие за рубежом, чтобы прокормить своё городское население. Потом выросла мировая цена на нефть, и всё как бы почти рассосалось, так как продовольствие на мировом рынке стоило дешево, и все вроде бы оставались довольны, стоимость рубля даже подняли до шестидесяти копеек за один доллар. Но как это всё аукнулась нам в начале девяностых, когда резко упала цена нефти, ты хорошо помнишь. Это-то и добило нашу страну окончательно и уже бесповоротно.

Алексей Михайлович снова смотрел на меня, ожидая мою бурную реакцию на свой рассказ. Но что я мог ему ответить? Здесь всего этого ещё не произошло, у нас есть несколько лет, чтобы использовать наше послезнание, донеся его до высшего руководства страны. Если я ещё думал как-либо договариваться с Хрущёвым и теми, кто за ним реально стоит, то теперь я обрёл твёрдую уверенность, что нужно ставить всем им исключительно жесткий ультиматум. Эти люди не поймут простых слов, какими бы они не были, им нужно показать нашу силу. Ультиматумы ставят только когда есть чем прижать своего противника. И для этого нам нужно иметь реальную возможность выполнить условия этого ультиматума с нашей стороны, чего бы нам самим этого не стоило. Решено, с завтрашнего дня начинаю окончательное планирование операции "Кремль", хватит тянуть время, оно нам этого не простит.

Двенадцатая глава.

19 августа 1997 года Швейцария, горы, недалеко от французской границы.

Третьи сутки мы с Павлом ползаем по швейцарским горам, ведя наблюдение за хорошо замаскированной и крепко укреплённой базой "гостей из будущего". Судя по всему, этот вечер у меня ожидается весьма жарким, таким же жарким, как и это солнце, палящее сейчас из самого зенита. Я постараюсь зайти к нашим "гостям" в гости. Без спроса и приглашения, естественно. Собственно, мирных желаний в их сторону у меня нет ровно никаких, хотя сейчас главная задача не столько причинить им какой-либо вред, сколько добыть информацию об их технике и возможных планах. Павел — молчаливый агент "Конторы", помогающий мне в этой весьма сложной и чертовски опасной миссии, всегда предпочитающий общаться скорее жестами, чем словами. Что-либо большего сказать о нём не могу, кроме того, что он умеет как-то незаметно без слов и лишних действий показать, что мне нужно сделать. Если я что делаю не так, то он как-то просто и незаметно исправляет мои ошибки, при этом обозначая их. Очень доходчиво, однако. Впрочем, чего-либо особенно косячного за мной пока не замечено, просто не хватает общей подготовки. Если в городе я могу становиться практически полностью невидимым для окружающих, благодаря своим психологическим приёмам, то на открытой местности требуется пользоваться обычной маскировкой. И эта самая маскировка — отдельная большая наука, в которой я только делаю свои первые шаги под присмотром опытного наставника. Тут ведь какое дело, даже в специальном маскировочном костюме нужно уметь прятаться. Следует понимать, как ты выглядишь со стороны на фоне окружающего тебя пространства. Этот самый фон далеко не однороден, особенно тут, в горах, а потому постоянно приходится встраиваться в ландшафт, то изображая камень, то невзрачное пятно лишайника. Психологические приёмы, конечно, работают и тут, если бы только не собаки, в достатке имеющиеся у здешних вояк. Они на всю эту "психологию" не всегда именно как мне надо реагируют, скорее наоборот. В общем, хожу по этим горам буквально на грани фола, одно неверное движение и может случиться грандиозное фиаско. Ну почему так оказывается, что без меня никуда и никак, почему я стал таким незаменимым? Я ведь до сих пор внутри остаюсь всего лишь учёным, несмотря на свою нынешнюю деятельность. Так, пока ещё делать нечего, до ночи далеко, расскажу по порядку о том, что произошло за последние месяцы.

В "мире прошлого" нашими и местными людьми ведётся активная подготовка к государственному перевороту, там уже, в принципе, справятся и без меня. Вернее — это предполагается не переворот, а нейтрализация случившегося в пятьдесят третьем государственного переворота, и возвращение СССР скорее на ту политическую линию, которая проводилась Вождём до его смерти. Нам очень не хочется устраивать кровавую баню для советского руководства, но другого пути, гарантированно приводящего к нужным результатам, пока не найдено. Особенно на жестких чистках настаивают местные кадры, им-то бороться с внутренними и внешними врагами куда привычнее. Ещё остаётся слабая надежда, что мне лично удастся убедить Хрущёва и через него многих других зарвавшихся партийных деятелей, что они сильно неправы. Как сказал Аль Капоне — "добрым словом и пистолетом можно сделать куда больше, чем одним добрым словом". А потому мы должны иметь реальную возможность уничтожить всех тех, кто не захочет слышать наши "добрые слова" из-за собственных сугубо корыстных интересов. Людей у нас мало, но грамотная организация по типу малых разрозненных глубоко законспирированных диверсионных групп, действующих без прямого руководства по заранее продуманным и прописанным планам, способна эффективно противостоять местному КГБ и другим организациям, охраняющим высокопоставленных предателей от народа. Весомую роль сыграла информация, полученная нами от "Конторы" нашего мира. Благодаря ей мы смогли быстро вычислить всех, кто не просто поддерживал Хрущёва, но и направлял его в сторону, которая, в итоге, и привела СССР к краху. Конечно, мы бы справились и без неё, но эта информация сильно сэкономила нам время. Также она позволила избежать ошибок, не засветится перед контрразведкой и завербовать в наши ряды множество местных людей от простых милиционеров до самых партийных и военных верхов, которые оказывали нашим людям непосредственную помощь на своих местах, порой проявляя излишнюю инициативу. Слишком сильно жгла их полученная от нас информация из будущего. Как показывали расчёты, мы не сможем долго обеспечить тайну нашего пребывания в "мире прошлого". Риск утечки информации с каждым днём всё возрастает, а потому операция "Кремль" должна была начаться ещё две недели назад, но вдруг резко потребовалось моё непосредственное участие в событиях нашего времени. Так как именно на меня возложена миссия донесения "добрых слов", операция "Кремль" пока отложена до моего возвращения или, если со мной что-либо случится, на месяц. Но тогда она уже гарантированно пойдёт по самому жесткому сценарию, предполагающему единомоментное уничтожение практически всего советского руководства, взявшего курс на предательство интересов страны, по дурости своей или по сознательному выбору — не так важно. Кем заменить выбывших тоже ищем. С достойными кадрами в стране всегда было плохо. Трудно найти сочетание хорошего человека, морально и этически стойкого и достаточно компетентного одновременно. Впрочем, с компетентностью и у сидящих на верху "товарищей" там не всё хорошо. Второй-третий эшелон ещё туда-сюда, есть и в правду выдающиеся деятели старой закалки, а вот выше... печаль. Чисто партийная линия уже конкретно прогнила. Рыба и вправду гниёт с головы.

Весь остаток осени и начало зимы в "мире прошлого" я лазил по московским подземельям, по нескольку раз прорабатывая различные варианты своего отступления из Кремля после беседы с Хрущёвым, которая ещё неизвестно как закончится. Если его не удастся убедить, мне придётся прямо там его ликвидировать, я сам выбрал такой вариант, несмотря на то, что он чрезвычайно опасен. Пару раз я проникал в Кремль, незаметно просачиваясь через охрану, используя свою психическую маскировку. Но потом, пользуясь возможностями "молодых дедов", меня пристроили туда на работу в один из второстепенных отделов местной охраны, что существенно снижало опасность лично для меня, но увеличивало потенциальные риски для самих "дедов", в случае моего провала. Всё же люди в меня верили, порой даже больше, чем я сам верил в себя. И вот, буквально за два дня до окончательного принятия плана действий, меня так не вовремя выдернули в наше время.

— Очухались, Алексей Сергеевич? — Поприветствовал меня Николай, после того, как я вышел из портала, подав руку для рукопожатия.

Хотя переходы между мирами мне уже не доставляли особого дискомфорта, за исключением перехода в будущее, видок у меня несколько помятый. Так уж получилось, до портала бежал бегом десять километров и, не задержавшись на минутку отдыха, прыгнул в "окно".

— Что у вас тут случилось, такое срочное? Умер кто, или власть в стране поменялась? — Попытавшись немного отдышаться, спросил я.

— Да нет, власть пока ещё не поменялась, но работы в эту сторону уже идут, — Николай подмигнул мне, сказав фразу заговорщицким тоном. — Просто нашей малочисленной группе, активно занимающейся "гостями" и вашим проектом, удалось обнаружить место, откуда эти "гости" проникают в наш мир.

— И где же находится это самое благословенное место, Англия или Америка? — Постарался озвучить свои догадки.

— А вот и нифига подобного, не угадал. Швейцария! — Хмыкнул Николай.

— Ого, а чего они там делают-то? — Он сумел меня удивить.

— База у них там, — заметил эфэсбэшник. — Судя по всему, она построена ещё до второй мировой войны. Ладно, пойдём к машине, по дороге расскажу, что тут произошло в последнее время.

Мы отошли от лаборатории в лес, где стояла машина. Та самая "Нива" Ивана Михайловича, на которой я уходил прошлой зимой от погони. Пробитые пулями стёкла заменили, и, судя по их толщине, теперь они стали пулестойкими. Машина перекрашена в другой цвет, и, судя по осадке, став несколько тяжелее. Сам Иван Михайлович отбыл в мир прошлого, а его машина пришлась очень кстати для поездок на нашу базу из города. Всё же дорогу через лес осилит не каждый джип, особенно после дождя, которые в этом году что-то зачастили.

— Гляжу, доработали машинку, кто такой у вас умный? — Спросил Николая, устраиваясь на пассажирском сидении.

— Да есть у нас тут один спец, ты его ещё не знаешь, позже познакомлю, — он подмигнул мне, явно предполагая то знакомство весьма интересным. — Вот он и постарался. Тут в дверях теперь вставки из титановых листов и нескольких слоёв кевлара. По идее машина должна держать даже автоматную пулю, а вес едва достиг веса обычной "Нивы". Твой Иван настоящий гений техники, такую вещь сделал. Жалко её в мелкую серию не запустишь, никто не даст, а то нам для оперативной работы в самый раз такая машинка пошла бы. Скоростная, маневренная, а главное — практически не выделяющаяся на фоне остальных. Эх... — Николай мечтательно вздохнул.

— Ничего, ничего, Иван сейчас в прошлом совратил председательшу и активно строит местную пищевую промышленность. Потом и за машиностроение возьмётся. Так что немного переделаем портал и начнём экспортировать его поделки сюда специально для вас, — отшутился я.

— Шутишь ты всё, Сергеич. А портал тебе всё равно придётся переделывать, принято решение на этом месте дом отдыха строить. Элитный, — неожиданно проинформировал меня Николай.

— Это ещё зачем? — Серьёзно удивился я.

— Для маскировки, естественно, — пояснил он. — Ты же и так развил там такую бурную деятельность, что вскоре прятать вас нам станет не по силам. Вот мы и приняли соответствующее решение, руководствуясь своими соображениями. Строительство начнётся в сентябре, потому готовься нам активно помогать, чтобы наши строители чего не испортили в твоём хозяйстве и не узнали ничего лишнего.

Тем временем лесная дорога, представляющая разбитую колею в жидкой глине, превратилась во вполне приличную щебёночную насыпь.

— Вот, смотри, дорогу уже строят, потом даже асфальт положат, — продолжил рассказывать мне Николай. — А главное в том, что никто ничего такого даже не подумает, строительством официально заведуют очень "тёмные" личности, "русская мафия", короче, — повернувшись ко мне, Николай скорчил страшную физиономию, шутливо пугая. — Типа облюбовали братки медвежий уголок для своих тайных встреч. Наши оппоненты, понятное дело, всё проверят со своей стороны, место-то засвечено, но мы для них хорошую дезу подготовили, так что всё будет тип-топ, не беспокойся...

Николай прервался, активно работая рулём и набирая воздух в грудь, чтобы продолжить говорить дальше.

— Ладно, я понял, — прервал его длинный монолог, — но зачем вы меня дёрнули то? Знаете же, что у нас там сейчас намечается.

— Извиняй, Сергеич, без тебя никак не обойдётся. Я же тебе уже про базу сказал? — Снова поворот головы в мою сторону.

— Ну да, сказал, — утвердительно кивнул головой. — И что, это тоже не подождёт или вы своими силами не справитесь?

— Похоже, нет, — Николай пару секунд внимательно посмотрел на меня, как бы обдумывая, что мне сейчас сказать. — Приедем, ясно станет, может и вправду зря тебя дёрнули.

Я про себя мысленно вздохнул, отметив, что и тут народ почему-то слишком часто моих решений дожидается, а не действует сам. Не к добру такое дело.

— А что хоть за база эта и как вы её нашли? — Решил узнать у него подробности, чтобы было над чем подумать в дороге.

— Ну ты помнишь того диверсанта, снарягу которого ты нам сдал? — Николая опять оторвался от дороги, дабы кинуть взгляд в мою сторону.

— Ещё бы не помнить, я потом несколько дней переживал, спасибо Аниськину, помог мне с моей хворью, — признаться, отдавать снарягу тоже было жалко.

— Так вот, в планшете у него висело задание проникнуть на командный пункт наших космических войск, где внести специальные искажения в данные компьютера, обрабатывающего канал связи с новым спутником, запуск которого состоялся на следующий день после его сброса. А потом он должен был там же уничтожить некоторые накопители информации.

— Пока ничего не понимаю, — заметил я, помотав головой.

— Как и в случае с диверсией на атомной станции, "гостям" помешала случайность, в роли которой теперь оказался ты сам. Хотя, мне, и не только мне одному, кажется, что таких случайностей быть не должно, но, тем не менее... — в брошенном в мою сторону взгляде проявилась заметная подозрительность.

— Поверь, я точно не устраивал своё похищение, — попытался откреститься от ещё невысказанного обвинения.

— Верю-верю, но свою безвременную кончину ты обустроил классно, — задорно заметил Николай. — Я аж обзавидовался твоей прыти.

— Я просто воспользовался сложившейся ситуацией, — пожал плечами. — Ладно, что там дальше?

— А вот тут хорошо и оперативно сработали наши аналитики, — с заметной гордостью в голосе за свою организацию, заметил эфэсбэшник. — Ну, спрашивается, зачем "гостям" проводить эту диверсию, что она может им дать? Просто так они не стали бы ничего делать, верно? А тут такая серьёзная предварительная подготовка проведена. У твоего диверсанта имелась реальная возможность выполнить своё задание, так как среди нашего военного командования есть "крот", сливающий этим "гостям" нужную информацию. А может и не один "крот", или они просто пользуются захваченными ими российскими архивами своего мира, который пока ещё пока тождественен нашему. Не исключено, что у них есть и то и другое, больно всё хорошо было ими проработано, учтены все мелкие нюансы. Следовательно, "гостям" было очень нужно, чтобы наши ВКС ни за что не получили данных с нового спутника, а заодно, чтобы исчезла информация, накопленная другими космическими аппаратами двойного назначения.

— Начинаю немного понимать, — задумчиво заметил я. — Но как так оказалось, что всё, что им нужно, оказалось вдруг сложено у нас в одном месте? Разве военные не должны всё дублировать по нескольку раз, да ещё в разных местах? Как-то это странно, ты не находишь?

— Так уж сложилось, — тяжело вздохнул Николай. — У нас тут ранее прошли большие сокращения, "разрядка", и всё такое, гад Меченный хорошо постарался, вот и получилось так, что всё управление поспешно свели на одну базу. Но теперь вроде как собираются опять развивать космическую разведку, так что вскоре восстановят всё по военной науке, как надо. Но не прямо сейчас, новые программы буквально только вчера запустили.

Оказывается не всё плохо в современной России, как я думал ранее, раз наши военные запускают новейшие спутники-шпионы. И если они не остановятся на полпути, то того варианта кошмарного будущего мы можем избежать. Это несказанно радует. Николай тем временем продолжил:

— Короче, для начала подняли некоторые ещё советские программы, которые были заброшены почти в готовом состоянии, как этот вот спутник. Впрочем, запуск его всё откладывали и откладывали по различным причинам уже целый год. И по результатам этого запуска планировалось принять решение о выведении на орбиту других подобных аппаратов, которые лежат на складе ВКС ещё с советских времён. Если бы диверсант сумел выполнить своё задание, то программу просто закрыли, без вариантов. А так нашим аналитикам практически прямым текстом сказали, что нужно искать, — Николай снова повернул ко мне голову, демонстрируя свою довольную улыбку.

Вот она — гордость за хорошо проделанную работу. Люди не сидят ровно на попе, а успешно борются с врагами, как внешними, так и внутренними. И побеждают потихоньку. Хочется верить — у них всё получится.

— Да, однако, у вас тут всё через одно место, как всегда. Пока носом не ткнёшь — никто не почешется, — я лишь хмыкнул в ответ.

— Что поделаешь, страну сдали, вот и бардак, ну ты сам знаешь, — виновато заметил Николай, явно принимая неуспехи, в том числе и на свой личный счёт.

— И что дальше? — Мы явно отвлеклись.

— Дальше, по внутренним каналам военных прошла информация о том, что запущенный космический аппарат потерял управление по причине проблем наземных служб связи и вышел из строя, потеряв ориентацию солнечных батарей, — ещё одна очень довольная ухмылка в зеркале заднего вида. — И, заодно, о серьёзной аварии в информационном центре. "Техника старая, десять лет без нормального обслуживания и всё такое", — хмыкнул тот, едва не заржав во весь голос. — Даже назначили расследование причин аварии, которое, впрочем, было быстро прекращено приказом сверху из министерства обороны. То есть, пока ещё нами не обнаруженный "крот" гарантированно отправил своим хозяевам информацию об их полном успехе. Но на самом деле всё ровно наоборот. Новый спутник, в задачу которого входило наблюдение за поверхностью Земли в низкочастотных электромагнитных диапазонах, отработал штатно и успешно передал данные. В них, казалось бы — совершенно ничего необычного, что уж очень сильно отличалось от ожидаемого результата. Но вот сравнение некоторых отдельных параметров излучения с информацией, хранившейся на накопителях, предполагаемых под вторую цель диверсии, которая была ранее получена с военных метеорологических спутников, выявило несколько нетипичных аномалий в одном месте посреди Европы. Это место проверили ещё раз, а потом ещё несколько раз перепроверили. Аномалии то появлялись, то исчезали, хотя после запуска спутника они устойчиво держались несколько дней. А потом уже наши люди подняли данные по порталу, полученные из первых артефактов, доставшихся нам от "гостей", и всё стало ясно. Так и была обнаружена работа чужого портала из нашего мира, ведущего куда-то в "миры прошлого".

— Занятно, — задумчиво отметил я. — А наш портал вы так не "смотрели"?

— "Смотрели", естественно, — Николай кивнул, подтверждая. — Да, некоторая энергетическая активность на том месте, где он расположен, наблюдается, но она принципиально отличается от имеющегося у "гостей". Нет характерных сильных всплесков, просто ровный фон. Нечто подобное наблюдается в нескольких геомагнитных аномалиях, как правило, связанных с залеганием железных руд близко к поверхности. Короче, твой портал сильно отличается от их варианта, известными нам методами его с орбиты не распознать. Почему так — это тебе виднее, Сергеич. Но это ещё не всё. Удалось выяснить, куда летел самолёт, который ты взорвал над Финляндией. Также выяснили его регулярные маршруты за год до этого. Многие из них вели на небольшую военную базу в Швейцарии... — он замолк, бросив любопытный взгляд в мою сторону.

— Туда же, где вы засекли портал? — Легко догадался я.

— Почти, слушай дальше... — наш разговор не сильно отвлекал Николая от дороги. — В той экипировке диверсанта нашими специалистами обнаружено поисковое радиоустройство, включающееся по сигналу со спутника. И через пять дней после как бы "успешной" диверсии его стали активно искать. Естественно, самого его не нашли, но зато мы отследили самих искателей. Когда те почуяли неладное, и быстро эвакуировались из страны, мы их уже плотно вели. Догадываясь, что живыми их взять не получится, у них есть какая-то система самоликвидации, в случае пленения, и с которой мы пока ещё не разобрались, наши люди просто сопроводили их до того момента, когда стала невозможной дальнейшая слежка. Их след как раз опять оборвался в Швейцарии, всё на той же военной базе в горах.

— Очень рад, что вы нашли логово врага. Но зачем сейчас вам нужен именно я, неужели кроме меня некому провести разведку на местности? — Этот вопрос для меня сейчас ну очень актуален.

— Такая попытка уже была, но едва не закончилась трагично для наших разведчиков, — скривившись напоказ, заметил Николай. — Их спасла только хорошая подготовка и страхующая группа. База "гостей" охраняется электронными устройствами, обнаруживающими любого человека на расстоянии и отличающих его от животных, которых немало водится в тех краях. Судя по всему, там стоит то же самое, что охраняло железную дорогу в "мире будущего" из твоего рассказа. Кстати, ты же ещё не знаешь — партизанки позавчера перекинули нам информацию о примерном принципе действия датчиков этой системы. Они там прихватили один из них и даже исследовали его, хотя он достался им в нерабочем состоянии. По их сведениям входит, что реагирует датчик на слабое электромагнитное излучение мозга, которое никак невозможно экранировать портативным способом из-за большой длины волн. По спектру этого излучения происходит селекция на людей и других высших организмов. Люди имеют очень специфическую характеристику излучения мозга, на которую и ориентируются защитные системы.

— А чем же я так отличаюсь от всех остальных людей, что на меня эта система не реагирует как на всех остальных? Я уже, не человек что ли? — Поразился я.

— Вот это мы и едем сейчас проверять. Думаю, в нашем ведомственном госпитале тебе понравится, — Николай опять мне подмигнул.

После мы ещё поговорили в дороге о всяком разном, я пожаловался, что ужасно боюсь врачей, так как не доверяю им ни грамма. Благо мне как-то довелось близко пообщаться с нашей "бесплатной медициной", когда умерла моя мать от простого воспаления, не получив должной помощи от врачей, вернее наоборот — получив совсем не ту помощь. В результате неправильного диагноза было потеряно время и... Я тогда пытался привлечь хоть кого-то из причастных врачей к ответственности, но наткнулся на прочную круговую поруку. Одни врачи прикрывали других и наоборот. Профессиональная солидарность у них, блин, а люди гибнут из-за их лени и некомпетентности. Верю, что есть и настоящие врачи, помнящие о той самой клятве Гиппократа, но как-то мне не везло встретить таковых на своём жизненном пути. Николай безуспешно пытался меня переубедить, что мол — "не всё так плохо в отечественной медицине, вот приедем, сам убедишься", но его аргументы казались для меня неубедительными. В конце концов, не заезжая в Москву, впрочем, чего нам там делать, мы прибыли в военный госпиталь для обследование меня томографом, как сказал Николай. Эх, если бы дело ограничилось только этим самым томографом. Меня промучили два дня, снимая кардиограммы, энцефаллограммы и делая кучу других анализов. Я успел почувствовать себя в роли той самой подопытной мыши, с которыми сам поступал совсем немилосердно. Хорошо хоть кормили хорошо, даже настоящая чёрная икра имелась на бутербродах, скармливаемых мне между процедурами. Зато, в итоге, выяснилось, как воздействует портал на человеческую психику. Вернее, не столько психику, сколько физиологию мозга, но психике, как оказалось, тоже нехило перепадало. Своим сильнейшим электромагнитным воздействием при переходе, портал буквально загоняет электрическую активность в глубинные слои мозга и подавляет активность коры. Ну не то, чтобы совсем подавляет, скорее — изменяет её. У меня, как человека, больше всех ходившего туда-сюда, изменилась даже биохимия мозга. Что-то там связанное нейромедиаторами или ещё с чем, я так и не понял из объяснения врачей, так как несколько далёк от темы. Но внешне на психике это отразилась не очень сильно, и даже заметно поспособствовало моим психическим тренировкам. А может, это тренировки так повлияли, вкупе с действием портала — сказать сложно. Мой мозг теперь "фонит" уже сильно иначе, чем у обычного человека, этот "фон" скорее очень близок к тому, что присуще крупным кошачьим, по словам обследовавшего меня профессора. Вот бы ещё ночное зрение развилось бы, как у них... ага, мечтать не вредно. Теперь совсем неудивительно, что охранные системы "гостей" на меня не срабатывали. Не человек я для них и точка, кошка какая дикая и всё тут. А потому только мне и лезть в самое логово врага, чтобы вызнать все его страшные тайны. И чем скорее — тем лучше, так как в последнее время "гости" опять очень активно пользуются своим порталом, явно замышляя что-то нехорошее.

— Вот, смотри, — протянул мне толстую пачку фотографий Николай, когда забрал меня из госпиталя.

Я начал листать спутниковые снимки, а потом снимки, сделанные с большого расстояния людьми.

— Это и есть та самая база. Нет, не эта, — он отобрал у меня из рук снимок явной военной авиабазы, с двумя взлётно-посадочными полосами, и капонирами для укрытия самолётов под землёй. — Вот здесь, он выбрал несколько снимков из пачки.

Я внимательно смотрел на снимки и не находил там ничего особенного, заслуживающего внимания. Николай достал ещё один снимок, со следами обработки, сильно изменившей параметры изображения.

— Вот взлётно-посадочная полоса, идущая рядом со скалой, — показал он мне на чуть отличающуюся от остального фона полоску. — Её длина три километра, она вроде бы оканчивается вот тут, упираясь прямо в скалу. Но на самом деле тут расположены ворота, так хорошо замаскированные под местный скальный камень, что даже изблизи трудно что-либо распознать, пока они закрыты. Ворота открываются только для впуска и выпуска самолётов на очень короткое время. Вообще-то посадка самолёта на такую полосу очень опасна. Одна небольшая ошибка пилота, случайный резкий порыв ветра, ведёт к неизбежной катастрофе. Но как мы не искали, так и не нашли каких-либо следов произошедших авиакатастроф в этом месте. Следовательно, можно уверенно сказать — пилоты у этих "гостей" самой высшей квалификации. В качестве некоторого резерва на случай плохой погоды, может использоваться близлежащая авиабаза ВВС Швейцарии, которую ты до этого внимательно рассматривал. Она расположена всего в пяти километрах от базы "гостей", и не исключено, как-либо связана с ней. Там есть свои системы ПВО, своя охрана и свои подземные сооружения. "Гостевая" база находится глубоко в толще скалы и практически незаметна для внешнего наблюдателя, даже имеющего хорошую спутниковую разведку. Только если знать, что конкретно требуется искать, можно найти выходящую на поверхность инфраструктуру, которую опять же можно принять как принадлежащую швейцарцам. Крайне удачная маскировка.

— И как вы предлагаете мне туда лезть, неужели через вентиляцию? — Я держал в руках ещё один снимок, где красными кружками были обведены некоторые объекты, похожие на большие камни и помеченные текстом как вентиляция.

— Нет, это исключено! — Отрезал Николай. — Это только в кино героям удаётся проникать на защищённые объекты через вентиляцию. А в реале все эти инженерные сооружения мало того, что снаружи перекрыты решетками и имеют срабатывающую при их открытии сигнализацию, но и, с большой вероятностью, там сделаны слишком узкие каналы, чтобы в них не смог пролезть человек. Потому все идеи воспользоваться для проникновения этими самыми вентиляционными ходами, нами отброшены изначально как совершенно несуразные. Уже на самой базе вентиляцию, в перспективе, как-либо можно использовать, хотя объекты такой степени защищённости должны строиться изначально с защитой от любого варианта несанкционированного перемещения человека даже внутри, но у нас на эту вентиляцию есть другие планы. Это дело будущего, посмотрим, — вздохнул он.

— А как же тогда быть? — Я несколько потерялся в выборе подходящего варианта. — Ждать прилетающего самолёта и заходить вместе с ним в открытые ворота?

— Именно так, — кивнул Николай. — Расчёт на наглость и отсутствие автоматической охраны. Косвенно это подтверждается результатами наших наблюдений, периметр территории, прилегающей к полосе и воротам, а так же выходам вентиляционных шахт, прикрыт теми самыми защитными комплексами, которые на тебя не реагируют. На самой же территории ничего другого не обнаружено. То есть никаких камер, тепловых датчиков, датчиков движения, или чего-либо подобного, что мы могли бы обнаружить своими средствами. Может, они и есть, но хорошо спрятаны и высовываются, если только сработала внешняя система контроля.

— Стрёмно как-то туда лезть... может, есть другие варианты? — Я внутренне поёжился от такого "интересного" предложения сунуть свою голову в крокодилью пасть.

— Теоретически подобная база должна иметь ещё несколько аварийных входов-выходов, но где они расположены нам так и не удалось узнать, — пояснил Николай, но как-то неуверенно. — И если бы мы даже узнали о них, то встал бы вопрос, а как их открыть, не потревожив имеющуюся там сигнализацию. Очень сомневаюсь, что её там забыли поставить. А вообще "гости" очень хорошо устроились, на самом высоком уровне военного бункерного строительства. Потому лёгкой прогулки я тебе не обещаю, даже с учётом всех твоих талантов и особенностей.

— А что с базой ВВС, если она как-либо связана с "гостями", может проще проникнуть через неё? — предложил ему, по моему представлению — более приемлемый вариант. — Наверняка там есть ходы.

— Может, и есть, не знаем, — Николай снова перебрал фотографии, выложив две наиболее чётких. — Охраняется база ВВС исключительно правильно, патрули с собаками регулярно обходят периметр. Все наши попытки узнать что-либо большее об этой базе по своим каналам окончились неудачно, хотя узнали мы многое. К примеру, что сама авиабаза построена ещё до второй мировой войны, строительство началось в тридцать третьем году и официально закончилось к тридцать девятому. Про саму авиабазу прошла ещё и другая информация, но она никак не могла помочь что-либо выяснить про "гостей", разве только нашли расписание и маршруты их самолётов, благодаря чему и возник наш план возможного проникновения.

Потом пошли долгие часы подготовки к вылету во Францию, где меня и встретил молчаливый Павел. Вместе с ним мы незаконно перешли швейцарскую границу, через пару дней оказавшись около той самой базы, занявшись наблюдениями и ожиданием удачного момента. Кроме нас в этой операции было задействовано немало людей, но где они находились сейчас и что делали, я не знал. Знал лишь то, что они нам помогут в случае возникновения у нас нештатной ситуации, если придётся прорываться с боем. Чего, если сказать честно — мне очень не хотелось.

Эх, солнцепёк так и не ослабевает, хотя время уже близится к вечеру, а укрыться в тень тут просто негде — сплошные камни. Вот, наконец, пришел долгожданный сигнал по радио о том, что нужно максимально подготовиться к действию в любую минуту. Именно этого самого сигнала мы и ждали тут три дня, ползая по скалам и изображая вместо себя самые обычные булыжники. Так, вот пришло ещё одно предупреждение, самолёт "гостей" начнёт заходить на посадку через двадцать минут. Мне пора выдвигаться на исходную позицию поближе к воротам. И тут, как назло, на моём планируемом пути оказался пеший патруль с авиабазы швейцарских ВВС. Эти патрули периодически обходили прилегающую территорию, частично огибая и базу "гостей", но не заходили в зону действия её охранных систем. Даже хорошо видимую тропинку натоптали, чем сильно помогли нам определить границы охраняемой территории. Если теперь выжидать, когда этот патруль отойдёт на безопасное расстояние, то я просто не успею, и придётся ждать ещё несколько дней в лучшем случае. Хорошо хоть у этого патруля нет собаки. Видя моё замешательство, Павел показывает знаками, мол — "иди туда прямо, я отвлеку их внимание". Что делать, не доверять напарнику нельзя, если он что "говорит", то так оно и будет. Я медленно пополз вниз, в сторону тропы, по которой не спеша, лениво поглядывая по сторонам, шли трое патрульных бойцов с элегантными штурмовыми винтовками на ремнях. Пока меня сложно заметить, так как с моей стороны им в глаза светит солнце. Но когда я пересеку их тропу, то там начнётся около пятидесяти метров открытого и явно расчищенного от крупных камней пространства, где я буду у них как на ладони. Эх, наглость — второе счастье, рисковать, так рисковать. Как только я ползком пересёк тропу за спинами патруля, включаю свою "цыганскую невидимость", встаю в полный рост и иду вниз, не делая резких движений и стараясь не зацепить ногами свободные камни. В это же самое время в стороне, где остался Павел, послышалось шуршание камней и напоминающие сдавленное чихание звуки. Боковым зрением, чуть-чуть повернув голову, наблюдаю, как всё внимание патрульных сосредоточилось в той стороне. Двое застыли на месте, присев на одно колено и выставив в ту сторону свои автоматы. Третий же стал медленно взбираться по каменистому склону, чтобы проверить источник шума. В мою сторону, естественно, никто так и не посмотрел вплоть до момента, когда я благополучно укрылся за грудой камней, скрывающих меня от взглядов, направленных со стороны тропы. Теперь об этом патруле можно спокойно забыть. Сильно сомневаюсь, что кто-то из патрульных сможет обнаружить Павла без собаки. Скорее всего, он уже успел хорошо спрятаться, а мне нужно сосредоточиться исключительно на своём главном задании.

Быстро перебегаю по склону ещё примерно двести метров, сердце готово выпрыгнуть из груди от волнения, так как я гарантированно вступаю в охранный периметр базы "гостей" и в любой момент меня может поджарить невидимый микроволновый излучатель. Ощущения ровно те же самые, как если бежать по полю, обозначенному табличками с черепом и костями и надписью "мины". Понимаю, что, по идее, на меня эта автоматика не должна среагировать, но, тем не менее, никак не могу справиться со своим страхом, постепенно переходящим в настоящую панику. А ведь такого не случилось со мной, когда я шел на штурм поезда в мире будущего. Может, тогда я чувствовал поддержку со стороны Светлой, а может, просто ещё не представлял всей опасности. В какой-то момент я едва не повернул и побежал обратно, но потом страх сменился злостью. "Хрен вам, "гости долбанные", ничего у вас не получится", — про себя старательно думал я, когда сумел пробраться к самым воротам чуть в стороне от взлётной полосы, и залечь среди камней, дополнительно прикрывшись маскировочной накидкой и будучи похожим на один из них. Медленно прошла тягостная минута, каждой секундой отзываясь у меня в висках, и в этот момент похожие на крутые каменные откосы ворота медленно поползли по направляющим в разные стороны, открывая уходящее в глубину горы тёмное чрево гигантского тоннеля, и послышался знакомый шум заходящего на посадку большого самолёта. Пришло моё время действовать.

Самолёт грузно пробежался по посадочной полосе, полностью остановившись только у самых открытых ворот. Вой двигателей стих и из чрева тоннеля выехал небольшой тягач, подцепив самолёт за переднюю стойку шасси. Судя по всему, тягачом управлял только один человек, хотя положено минимум двое. Неудивительно, людей у "гостей" совсем не много. Местным они в принципе не доверяют, раз даже диверсионные группы в наш мир из своего закидывают, а ведь при их финансах могли бы и здешних нанять, неужели им золота жалко? Но мне теперь это только на руку. Внимательно оглядываясь вокруг, быстро вскакиваю и бегу к медленно въезжающему в ворота самолёту, стараясь держаться в мёртвой зоне видимости, как из тягача, так и из самого самолёта. Судя по отсутствию какой-либо реакции, я так и остался незамеченным, когда взобрался по боковой стойке шасси в её гондолу. Теперь меня совсем непросто разглядеть снаружи, потребуется специально заглядывать снизу-вверх, да ещё при этом пользоваться фонарём. А я ведь ещё на себя психическую маскировку накину до кучи, так и вовсе не заметят. Но пока никто не видит, можно спокойно высунуть голову и внимательно осмотреться. Тем временем самолёт въехал достаточно далеко внутрь горы, я успел заметить, как закрылись внешние ворота. Оказывается, внутри стоят ещё одни массивные ворота-заслонка, перед которой и остановился тягач. Когда окончательно закрылись внешние ворота, заслонка стала медленно-медленно опускаться вниз. В тусклом освещении тоннеля я сумел рассмотреть её толщину и сильно удивиться. Если меня не подводит глазомер, то она была около трёх-трёх с половиной метров толщиной. Интересно, как они поднимают и опускают эту махину, судя по всему, способную легко выдержать все последствия ядерного взрыва средней мощности прямо на поверхности горы? Да ещё опускают её совершенно беззвучно. Не иначе как там работает гидравлика или сделано перекачивание жидкости из резервуара под этой плитой. Вот всегда меня интересуют почему-то малозначительные технические детали. Когда заслонка, наконец, опустилась до уровня пола, самолёт тронулся дальше в хорошо освещённое прожекторами внутреннее пространство подземного ангара. Здесь стоял ещё один большой самолёт и несколько небольших. Тем временем самолёт заехал на очерченный широкой красной полосой круг, который начал вращаться, разворачивая самолёт носом в сторону выхода. Из боковых дверей показались люди, и я спрятал голову обратно внутрь гондолы, весь обратившись в слух.

— Хай, Макс, как долетели? — Говорили по-английски очень хриплым голосом откуда-то снизу.

— Опять над океаном в болтанку попали, пришлось поволноваться. Давай, подгоняй трап скорее, потом поболтаем, пассажиры волнуются, — теперь голос шел сверху, скорее всего, говорил пилот из открытой форточки кабины или из выходного люка. — У вас тут всё нормально, Генрих не орёт?

— Орёт-орёт, куда же ему деваться, разве он без этого может? — Невесело ответил ему первый голос. — У нас ведь всё не так, как ему надо, а как ему надо он и сам не знает. Совсем достал, урод жирный!

— Он нас встречать придёт? — В голосе пилота появилось заметное волнение, явно связанное с предвкушениями чего-то особо приятного.

— Сейчас-сейчас, только натянет форму на своё громадное пузо, если брюки застегнуть сможет, и покажется во всей красе, а что? — Второй проявил заметное любопытство.

— Тогда не уходи далеко, ему сейчас за ваши страдания хорошенько хвост накрутят, ох, как накрутят, догадываешься, кто со мной прилетел? — Поинтересовался пилот, легонько хохотнув.

— Неужели сам Вульф?! — Изумился встречающий.

— Он самый, — ещё один довольный хмык пилота. — И, судя по тем разговорам, которые я слышал в полёте, он очень сильно недоволен Генрихом. Так что сейчас тут бесплатный цирк начнётся, можно занимать лучшие места и не отсвечивать, дабы случайно не попасть под горячую руку.

— Благодарю за совет, Макс, я из кабины трапа вылезать не буду, а Дик в грузовом каре отсидится. Позже обсудим в погребке на нижнем ярусе, окей? — Предложил со своей стороны встречающий.

— Окей. Всё, прячемся, вижу, Генрих идёт... — пилот быстро замолк.

Я осторожно выглянул из своего укрытия и стал наблюдать, как к самолёту медленно подъехал трап, а из одной дальней двери показался очень толстый человек в чёрной форме. "Типичная жертва Макдональдса", — про себя подумал я, глядя на него. Мне издалека плохо видно, и всё же я сумел разглядеть, как этот толстяк, шедший сначала гордым шагом хозяина этой территории, вдруг резко сник, приняв ярко выраженную "позу подчинения", едва подойдя к трапу. Уж повезло, так повезло, тут, похоже, самое главное начальство пожаловало, да ещё в плохом расположении духа, теперь нужно ловить момент и быть очень внимательным.

— Генрих, вы опять не справились с полученным заданием? — Идущий с трапа голос оказался таким властным и сильным, не терпящим никаких возражений, что даже у меня возникло желание спрятаться куда-либо подальше от него.

Под действием этого голоса толстяк стал ещё меньше ростом.

— Эдвард второй же мне обещал уточняющие коэффициенты для синхронизации, ещё полгода назад и вы тоже обещали... — вяло промямлил он в ответ.

— Эдвард мёртв, а я тебе ничего такого не обещал, кретин, кроме того, как отправить тебя в это дерьмо Союза эхо два, если ты не справишься сам, усёк? Как идут поставки? — Властный голос раздавался эхом в большом ангаре, заставляя всех, кто его слышал, искать щели, чтобы забиться в них.

Хоть трап мне существенно закрывал обзор, мешая рассмотреть, что происходит внизу, но можно было уверенно сказать, что Генрих едва-едва держится на ногах. Владелец властного голоса уже стоял с ним рядом, закрытый от меня трапом. Тем временем толстяк нашел силы ответить.

— Нам удалось поднять производительность перехода практически до девятисот пятидесяти фунтов (~420 кг) в сутки... Эдвард второй... — голос толстяка совсем ослаб и потерялся.

— Я больше не хочу ничего слышать об Эдварде! — Резко отрезал властный голос. — Мне нужна устойчивая производительность канала не менее трёх тысяч фунтов, жирный урод! — Словами ему бить оказалось не сложнее кулака.

— Но это невозможно без уточнения параметров синхронизации, канал слишком неустойчив и может в любой момент погаснуть совсем... — совсем слабо попытался оправдаться толстяк.

— Сколько тебе ещё нужно лет, чтобы всё это уточнить? Разве тебе чего-либо не хватает? — Ехидно поинтересовался главный Босс.

— Вы же знаете всю теорию лучше меня, Бессмертный Господин, — толстяк, похоже, сумел несколько оклематься от жуткого эмоционального давления. — Полная стабильность канала возникает только при значительном удалении эховолны от первичного источника, что с миром эхо два случится только через десять лет. До тех пор мы не сможем переносить массы большей, чем тысяча фунтов в сутки на один пробой, совершенно независимо от приложенной энергии.

Ого, вот и пошла очень интересная информация. Я постарался не упустить не одного сказанного толстяком слова.

— Вся ваша головастая теория — сплошной обман! — Опять резко стукнул по толстяку властный голос. — Почему эти проклятые русские смогли, а вы нет? — Вопрос прозвучал почти как смертный приговор.

— Я не знаю, Бессмертный Господин, этим занимались Эдвард второй и Жак Ков... — заплетаясь, едва пролепетал толстяк, я его еле расслышал.

— Теперь это твоя исключительная забота, Генрих, — властный голос стал чуточку мягче, — после того, как вы расправитесь с русской инфекцией в эхо два. Группа Зет уже переправлена туда?

— Никак нет, Бессмертный Господин, вы сами требовали пустить вперёд золото, — толстяк вроде бы немного отошел от шока и говорил более уверенно.

— Почему ты такой глупец, Генрих, до сих пор не можешь самостоятельно отличать первостепенные цели от остальных? — Господин, похоже, опять начинал злиться. — Ты же сам подавал мне отчёт о критической ситуации в эхо два.

— Но вы требовали... — ещё одна вялая попытка увильнуть от суровой ответственности.

— Я требовал от тебя думать своей башкой, идиот! — Попытка оказалась явно неудачной. — Короче, сколько времени у тебя займёт разгрузка и заправка самолёта?

— Сорок минут, Бессмертный Господин, — выдохнул толстяк.

— Действуй быстрее, группу Зет собирай немедленно в полном составе, грузи в самолёт и отправляй на атлантическую базу, они пройдут в эхо два оттуда, — Господин взялся отдавать приказы, самостоятельно организуя процесс. — Как раз по прогнозам завтра там будет держаться устойчивый канал, перейдут сразу все за один раз. Подлодка их уже ждёт. И не теряй времени, это твой последний шанс, Генрих. Я сейчас возвращаюсь в эхо четыре, ты пока остаёшься здесь главным. Но учти, я уже нашел тебе замену, догадываешься, кто это и что светит тебе? Не подведи меня больше, — кинул он угрозу напоследок.

Мне удалось высунуться из люка чуть дальше, очень хотелось разглядеть этого самого Бессмертного Господина, но всё что я успел увидеть — это мерцание резко возникшего посреди ангара "окна" портала, в котором последовательно исчезли четыре человека в строгих деловых костюмах. Первым как раз шел тот самый Господин, но я видел его только со спины. Едва портал принял четвёртого, мерцание так же неожиданно исчезло, как и появилось. Хм, очень интересно, как они управляют этим порталом, обеспечивая связь между мирами? Видимый мной переход открывался ведь из "мира будущего", но его инициализация происходила отсюда. Как работает их связь между мирами? Загадка. Тем временем толстяк оправился от потрясения, снова приняв начальственный вид.

— Эй, где вы там попрятались, бестолочи?! — Громко обратился он в пространство. — Быстро готовим самолёт к вылету! Макс, это и тебя касается, не притворяйся, что не слышишь, быстро передавай борт Рону, ты остаёшься тут.

Закончив отдавать распоряжения, толстяк направился к той же двери, откуда он появился в ангаре, и вскоре скрылся за ней. Я поспешил укрыться подальше, так как вокруг самолёта засуетилась обслуга. Подъехал заправщик как раз к тому самому крылу, в котором сидел я, и если бы вставлявший заправочный шланг техник внимательно посмотрел вверх, то смог бы разглядеть меня. Но он был занят чем-то другим и смотрел во все стороны, кроме верха. Слышались далёкие разговоры рабочих, но в общем возникшем шуме я не мог их расслышать, чтобы что-то понять. Как это ни странно, рабочие управились гораздо быстрее, чем обещанные Генрихом сорок минут. Когда заправщик отсоединил шланг и отъехал, я снова высунулся, оглядывая доступное мне пространство. Недалеко от трапа лицом друг к другу стояли два пилота и о чём-то говорили. Но по их лицам я бы не сказал, что они как-либо симпатизируют друг другу — скорее наоборот. Не знаю, какая кошка пробежала между ними, но выглядели они так, как будто собирались набить друг другу морды. Потом один из них отправился куда-то в невидимую мне сторону, а другой пошел к трапу. Вот и произошла смена экипажа. Странно, что у них экипаж состоит всего из одного пилота, но "гостям" виднее. Вскоре в ангаре снова появился толстяк Генрих, перед которым быстро выстроились в два ряда человек двести с хвостиком, судя по их виду — очень хорошо подготовленных убийц. Наверное, это и есть та самая "группа Зет". Толстяк гордо с высоко поднятой головой прохаживался перед строем, туда-сюда чего-то ожидая. На третий проход он, наконец, остановился и начал вещать:

— Итак, что каждому из вас предстоит делать непосредственно, вы узнаете на месте от Майкла, он в курсе. Главная цель любой ценой сохранить жизнь и положение людей из "списка "А"". Особую ценность для нас представляет Юрий Владимирович Андропов. Людей из "списка "Б"" необходимо ликвидировать при первой возможности, но чтобы ликвидация при этом выглядела естественным событием, несчастным случаем. Главное не допустить изменения нового курса Союза в случае возможного государственного переворота. Вам надлежит воспользоваться каналами и агентурной сетью британской МИ-6, она осталась практически нетронутой, в отличие от остальных. Разрешается привлекать агентов вплоть до четвёртого уровня значимости. При обнаружении инфицированных — уничтожать немедленно. Передадите местной контрразведке ориентировки на обнаруженных нами русских агентов эхо три, отправляю их с вашей группой. Всё, остальное узнаете через восемь часов, когда прибудете на тихоокеанскую базу. Времени до перехода осталось мало, поэтому спать рекомендую в полёте. Грузимся! — Скомандовал он.

Бойцы похватали свои объёмные баулы, что были сложены у них за спинами, и быстро поднимались по трапу в самолёт. Толстяк стоял и смотрел на эту процессию, а потом снова громко обратился в пространство:

— Всем покинуть ангар, взлёт через пять минут!

Мне оставалось решать, что делать дальше. По идее сейчас самое время, чтобы покинуть своё укрытие и тихо пробраться на базу, пока никто меня не увидит. Но с другой стороны — я уже узнал гораздо больше, чем рассчитывал изначально, и совершенно незачем подвергать себя неоправданному риску. Как покинуть хорошо охраняемую базу? Когда ожидается ещё один вылет? Неизвестно что ещё случится, а полученная информация уже требует немедленного реагирования с нашей стороны.

Когда я медленно поднимался по склону горы к назначенной точке эвакуации, оставив далеко позади ещё один патруль, а самолёт "гостей" давно растаял в закатном небе, меня одолевали тревожные мысли. Наши враги из "мира будущего" сумели как-то раскусить наш план, они имеют неизвестные нам источники информации о нашей деятельности в прошлом. И вся наша команда в "мире прошлого" буквально висит на волоске, от полного провала её отделяют всего несколько дней. Да, эта "группа Зет", естественно, никуда не долетит. Покидая самолёт, я оставил им свой гостинчик, который даст о себе знать через несколько часов. Но что делать с теми врагами, кто уже находится по другую сторону порталов? Кто они, сколько их там, как глубоко они сидят и насколько информированы? Вопросы, сплошные вопросы, без каких-либо ответов. Мне нужно как можно скорее возвращаться в прошлое, и приступить к выполнению задуманного, как бы трудно это не оказалось. Это наш второй, и единственный шанс сохранить свою страну и весь мир от того варианта будущего, который нам готовят эти непонятные "гости".

Тринадцатая глава.

18 ноября 1954 Москва, Кремль.

Как вы думаете, легко ли стоять почти целый день, без единого движения изображая из себя торшер? Лично я раньше даже не мог о таком подумать. А теперь, оказывается, мне это легко удаётся. Вернее не так — не мне самому, а моему телу. Как это может быть? Да очень просто. Моё тело сейчас превращено в гипсовое изваяние, в такую вычурную статую. Я не чувствую его совсем, мой разум живёт как бы совершенно отдельно. Скажете — сказки? А вот и нет. На научном языке это называется каталепсией. Чтобы она образовалась, требуется дать команду своему бессознательному зафиксировать в теле какой-либо образ. Наверняка многие из вас видели в цирке, как фокусник, сначала красиво размахивая руками изображая колдовские пассы, гипнотизирует женщину, превращая её в статую, а потом кладёт её как обычную доску на спинки двух расставленных стульев, смело садясь на неё сверху. Заодно приглашая ещё кого-то себе в помощь. И бедная женщина всё это легко выдерживает, как будто она реально стала твёрдой и упругой, причём с милой улыбкой на своём лице. Чудеса, фокусы? Нет. Просто сокрытая сила нашего собственного организма. Мало кто из нас знает, что каждый взрослый человек может легко поднять и перевернуть автомобиль, согнуть и завязать в узел железный лом, прыгнуть на высоту третьего этажа без какого-либо разбега. И, тем не менее, в народе постоянно ходят разговоры на тему того, кто, что такого сделал с большого перепуга или сильного перепоя. Даже понятие есть такое — "состояние аффекта, включающее резервные силы организма". Но что мешает включить эти "резервные силы" волевым решением? Ничто, кроме собственного сознания. В последнее время я как раз тренировался входить в транс и действовать в нём, рассоединять своё тело и сознание. Стоит дать телу правильное, чёткое задание и отпустить его, переведя сознание на другую работу, так сразу сами собой включаются все эти "сокрытые силы". Я даже эксперимент провёл, замеряя, сколько провишу на турнике. В обычном состоянии сознания всего пять минут — это уже большое достижение, потом пальцы синеют и отекают. А если мысленно превратить свои руки в два железных крюка и повиснуть на перекладине... лично мне надоело висеть где-то на втором часу, просто скучно стало. Мог бы и сутки так провисеть. И ничего с моими пальцами не случилось, никаких отёков и посинений.

Когда же я спросил об этом эффекте знающего человека из "конторских", тот мне прочёл целую лекцию, общей сутью которой было то, что в обычном, привычном нам состоянии сознания, мы просто совершенно неэффективно используем наши мышцы. Когда нам нужно чтобы действовали мышцы на сгиб — напрягаются не только те, которые обеспечивают нужное действие, но и реагируют все находящиеся рядом. Плюс те, которые вообще в деле не требуются или даже действуют в другую сторону. Естественно, что ресурсов организма при этом всегда не хватает. Но и это ещё не всё. Мышечные усилия зависят от силы и частоты поступающих к ним нервных импульсов, а также их согласованности. И при действии сознательного управления достигнуть даже более-менее средней эффективности работы нервной системы управляющей мышцами не получается. Сознание окончательно сформировалось в период до трёх лет жизни и с тех пор практически не изменилось, хотя тело существенно выросло. И потому, находясь в полном сознании, взрослые люди, даже хорошо тренированные, имеющие груду накачанных мышц, не превосходят по силе подростков, если те хорошо испугались. А когда сознание временно отступает от постоянного непосредственного контроля мышечного каркаса, бессознательное задействует только то, что нужно и так как нужно, не делая ничего лишнего. Так и достигается необходимые сверхусилия и сверхвыносливость. Тело как бы само знает, что ему нужно делать, если получит правильную команду. Естественно, у всего есть свои пределы и ничего бесплатным не бывает. Связки и суставы-то прочнее не становятся. Плюс можно быстро растратить все жизненные ресурсы организма и просто умереть. Психические тренинги не отменяет физических тренировок, но какие поразительные открываются возможности, если научиться правильно "отключать голову". Вот и сейчас я пользуюсь этими возможностями вместе с "цыганской невидимостью" в кабинете Никиты Сергеевича Хрущёва, стоя практически в паре метров от него самого застыв в форме каменного изваяния. И на меня никто действительно не обращает ровно никакого внимания. Чудеса, да и только!

Хрущёв был весьма деятельным человеком, он активно работал целый день. Разбирал бумаги, громко ругался по телефону, принимал посетителей, ходил туда-сюда по кабинету, едва не задевая меня. Я же ждал назначенного времени, чтобы выйти из тени со своим предложением, от которого Никита Сергеевич не сможет отказаться. Я знал, что он работает допоздна и отпустит своего секретаря, а также часть охраны, чего мне и требовалось дождаться. Уже близился назначенный на девять вечера срок, когда в кабинет Генерального Секретаря вошел заместитель председателя Президиума Верховного Совета СССР Отто Вильгейльмович Куусинен. Тот самый, который продвинул в партийные массы тезис о перерастании государства диктатуры пролетариата в общенародное государство, что стало настоящей идеологической диверсией, подорвав основы коммунистической идеологии. Неудивительно, что этот тезис оказался так тепло встречен и поддержан либерально настроенными представителями партийной номенклатуры и ставший частью Программы КПСС. Поздоровавшись за руку с главным, он передал ему объёмную папку.

— Здесь список нужных нам людей и краткие характеристики каждого из них вместе с выписками из их личных дел. Их нужно возвести на указанные должности как можно скорее! — Деловито заявил Куусинен Хрущёву.

Хрущёв открыл папку и стал неторопливо листать бумаги, его лицо выражало заметное недовольство.

— Отто Вильгельмович, вы опять слишком торопитесь, — отложив папку в сторону, заявил Хрущёв. — Прошлый раз ваши выдвиженцы едва всё не испортили. А теперь вы замахиваетесь на армию. Что скажет Жуков?

— Жуков пока поддерживает вас, Никита Сергеевич, и даже если вы начнёте замещать его людей, не сможет вам ничего противопоставить. Но что вы станете делать, когда армия перестанет поддерживать ваш новый курс? Вы хотите окончить как Лаврентий Павлович? — В голосе старого финского коммуниста проскользнули нотки прямой угрозы.

Хрущёв буквально покраснел как рак, при упоминании Берии. Неудивительно, ибо именно тот был в сталинском СССР человеком номер два, первым кандидатом на пост Генерального Секретаря после смерти Сталина. И только его быстрое убийство позволило партийной номенклатуре захватить реальную власть. Учебники истории врут, описывая, что Берию осудили перед тем, как расстрелять. Если его и судили, то уже мёртвого. На самом деле он был убит сразу после ареста на заседании Президиума.

— Хорошо, Отто, я тебя понял. Ещё что-то у тебя ко мне сейчас есть? — Хрущёв поднял взгляд на посетителя.

— Да, есть, — тот не заставил себя долго ждать. — Мы уже подготовили примерную программу для будущего съезда партии, вы в курсе. Но вы должны нам представить и согласовать тексты ваших выступлений заранее, чтобы в итоге получить нужную реакцию. Слишком резкие изменения курса могут прийтись не по нраву многим старым партийцам, особенно на местах. Мы считаем, что основная часть должна пройти в закрытой части съезда, а не наоборот, как мы думали раньше.

— Вы считаете, что медленное растекание информации заметно лучше и нас избавит от последующего кризиса? — Поинтересовался Хрущёв.

— Не медленное растекание, а управляемое, Никита Сергеевич, — поправил его Куусинен. — Съезд даст лишь первый толчок. А потом нам будет проще сразу определить и изолировать всех недовольных, пока они не образуют консолидированной силы.

— Годится, — Хрущёв кивнул. — Это всё?

— Всё, Никита Сергеевич, — старый партиец выглядел весьма довольным проделанной работой.

Хрущёв и Куусинен посмотрели друг другу в глаза, пожали ещё раз руки, после чего Куусинен покинул кабинет. Хрущёв вызвал своего личного секретаря, явно находясь в скверном расположении духа.

— Что-то важное, Никита Сергеевич, — спросил вошедший секретарь Арсений Новак.

— Принеси наше курево... — потребовал тот.

— Никита Сергеевич, вам в таком состоянии нельзя, — глядя на Генерального, заметил секретарь, — станет только хуже.

— Ну а ты у меня зачем? — Хрущёву сильно не хотелось отступать.

— Извините, я тоже сейчас не в духе, вы же сами меня сегодня загрузили, работы было слишком много, — секретарь быстро сдал назад, переместившись поближе двери.

— Ладно, Арсений, иди домой, поздно уже, я сам разберусь, — тяжелым вздохом он показал своё душевное состояние. — И ещё передай охране, что через два часа пусть подадут машину.

Секретарь вышел из кабинета, а Хрущёв что-то бросил себе в рот и стал жевать. Я серьёзно напрягся, так как прекрасно знал, что это такое. Мало кто в наше время знает, что Хрущёв был большим любителем марихуаны. Как и практически все троцкисты, ибо именно Лев Давидович Троцкий, любивший курнуть коноплю сам, пристрастил к ней многих своих сторонников. Вообще наркотики в высших эшелонах власти СССР тогда были достаточно популярны. При Сталине многие партийные и хозяйственные работники подстраивались под ритм работы Вождя. А работать он любил порой по несколько суток кряду, и того же требовал от своего окружения. И поэтому множество различных препаратов помогающих долгой активности, преимущественно имеющие наркотическое действие амфетамины, нашли своего потребителя. Не забывали и про грибы-галлюциногены с опиатами. Впрочем, тогдашняя медицина имела не так много эффективных обезболивающих и психоактивных препаратов. А неврозами и депрессиями люди страдали всегда. И наркотики оказывались одними из весьма эффективных средств лечения всего подобного, если не думать о далеко идущих последствиях. Но чем дальше, тем больше — настоящий массовый наркотизм начался именно в конце пятидесятых — начала шестидесятых. К примеру, мексиканский мескалин закупался СССР с 1958-го года в достаточно большом количестве в "медицинских целях". Но по большей части он шел на особые препараты для спецслужб и советского руководства. Но это было ещё далеко не всё. В шестидесятых годах советское руководство, опираясь на заокеанский опыт, поставило над своим народом очередной эксперимент. В различные продукты питания стали целенаправленно добавлять некоторые вещества, изменяющие состояние сознания. К примеру, в "Бородинский" хлеб добавляли цветки конопли, в другие продукты добавляли препараты, вызывающие повышенную выработку эндорфинов или заменяющие естественные эндорфины. Всё это напрямую относится к наркотическим препаратам. Целью же всего этого эксперимента было увеличение "градуса счастья" советских людей в трудные исторические периоды, и лучшего действия пропаганды на них. Что-то ведь требовалось противопоставить последствиям денежной реформы 1961-го года, сломавшей экономику и вызвавшую массовый дефицит продуктов питания. Но за всё надо платить. За эту массовую незаметную наркотизацию населения заплатили в следующих поколениях, ибо систематическое потребление наркотиков даже в малых и практически незаметных дозах, приводит к снижению психического и волевого потенциала у детей, делая их безвольными и безынициативными. Естественно, пострадало в первую очередь население крупных городов, и то далеко не везде. Это ещё одна причина крушения страны в 1991-м году. Пусть далеко не самая главная причина, просто ещё одна упавшая в чашу капелька зла, приведшая её к переполнению, наряду с множеством других подобных ей капель. И Хрущёв лично приложил к этому руку, будучи приверженцем идеи легализации употребления марихуаны, наравне с табаком. Только экономические соображения её прямой конкуренции с алкоголем, дающим слишком весомую долю государственных доходов за счёт здоровья людей, не допустили этого.

Сейчас же Никита Сергеевич решил поднять себе упавшее настроение чем-то из продуктов конопли, что для меня совсем некстати. Моя психическая маскировка могла дать трещину, но это было не самое главное. Главное заключалось в том, что с опьянённым марихуаной человеком нельзя нормально договориться, и мне придётся Хрущёва убивать, хотя это нам сейчас крайне не выгодно. Но с другой стороны — сложившаяся ситуация давала дополнительный шанс. Не думаю, что Никита Сергеевич захотел бы, чтобы его кто-то из охраны видел, когда он так специфически "расслабляется". Своего секретаря, с кем он "не один косяк вместе выкурил", рядом нет, некому поднять тревогу. Он подошел к окну, и, мерно работая челюстями, смотрел куда-то в ночную темноту. И тут статуя, которую я представлял собой, тихо ожила у него за спиной.

— Выплюньте жвачку немедленно, Никита Сергеевич! — Металлическим твёрдым голосом, не терпящим возражений, приказал я.

Хрущёв испуганно огляделся, выплюнув не дожеванную тёмную субстанцию на пол.

— Кто вы такой и как вы здесь оказались? — Злым до предела голосом поворачиваясь, обратился он ко мне. — Что вам здесь надо и кто вас пропустил?!

— Кто я, Никита Сергеевич, вам пока знать не обязательно, — мягким ровным, но всё ещё твёрдым голосом продолжил говорить я. — Можете считать меня вашим неблагодарным потомком, пришедшим из далёкого будущего стребовать от вас за всё то, что вы уже совершили и собираетесь совершить в самое ближайшее время.

В глазах Генерального секретаря на мгновение промелькнул настоящий испуг, потом он обратил взор вниз на выплюнутую им субстанцию, видимо полагая, что ему всё это только привиделось и прислышалось.

— Я не ваша галлюцинация, приведение вашей совести, не беспокойтесь об этом, лучше подумайте, что я с вами сейчас буду делать, — при этих словах мой голос сильно захолодел.

Хрущёв ещё раз внимательно осмотрел кабинет, решаясь сделать шаг в сторону рабочего стола, но я мягко встал у него на пути, качая головой в разные стороны, как бы говоря — "не стоит". В верхнем ящике его стола лежал пистолет, а на самом столе потайная кнопка вызова охраны. Видя мой решительный вид, он снова отступил к окну. Сомневаюсь, что он решится прыгать, тут хоть и третий этаж, но высокие потолки, а на самоубийцу Никита Сергеевич совсем не похож.

— И что же вы хотите сделать? — Ровным уверенным голосом спросил он меня.

Понятно, что если бы я его собирался убить, то уже давно бы смог это осуществить. Но если с ним пока ведут беседу, то могут предполагаться разные варианты.

— А вот это, Никита Сергеевич, зависит исключительно от вас... — я попробовал легко улыбнуться, но почувствовал, что эта улыбка оказалась по-настоящему зловещей. — Если мы сейчас договоримся, то вы поедете к себе домой на той машине, которая через два часа будет вас ждать.

— А если мы не договоримся? — Презрительно фыркнул он мне, и вообще держался молодцом, будучи совсем не из пугливых.

— Что же, мне жаль но... — я выдержал недолгую паузу, — в завтрашних газетах ваше имя окажется на первой странице в общем большом некрологе, наряду с вот этими... — я достал из внутреннего кармана несколько сложенных вчетверо листов бумаги, протянув их ему.

Он пробежал глазами по одной странице, потом по другой, открыл третью. Его лицо побелело, руки мелко затряслись. Я знал, что Хрущёв не трус. Да, как и все люди, он тоже чего-то мог бояться. Но трусом он точно не был. А тут такая значительная реакция. "Не за себя боится, факт!" — про себя подумал я.

— Это же что получается, государственный переворот? Здесь же практически весь ЦК...? — Он поднял на меня свой изумлённый взгляд.

— Нет, Никита Сергеевич, государственный переворот совершили вы в прошлом году, — твёрдо заявил ему, пресекая остаточные попытки сопротивления. — Мы просто восстанавливаем законную власть и законный курс.

— Вас никто не примет, ни народ, ни мировое сообщество! — Попытался возразить он мне, но в его голосе не чувствовалось даже следов прежней уверенности.

— А нас и не надо принимать, — спокойно ответил ему я. — Мы просто уничтожим всех тех, кто считает себя умнее остального народа. Мы убьём разложившуюся партийную верхушку, а снизу выдвинутся более здоровые силы. Если среди них окажутся такие же, как и вы, мы их тоже убьём. Не забывайте о том, что до сих пор народ верит в Вождя и его планы, как бы вам не хотелось их отменить, свалив всю вину за свои прошлые преступления на него. И тем, кто сядет завтра на ваше место придётся двигаться в правильном направлении. А мы ему в этом поможем.

Хрущёв побелел ещё больше. Но руки трястись перестали. Всё же он смог удержать себя в руках, несмотря на всю свою эмоциональность.

— Но прольётся много крови, может случиться новая гражданская война, вы понимаете? — Попытался он найти другой аргумент, которого, впрочем, я давно ждал.

— Понимаем, — кивнул ему. — И только потому, я сейчас говорю с вами, а не стреляю из бесшумного пистолета. Вы сомневаетесь, что он у меня есть или я не умею им пользоваться?

— Что вы от меня хотите? — Твёрдым голосом спросил он, решительно посмотрев мне в глаза.

— Я предлагаю вам хорошо подумать о том, какой памятник вам поставят потомки, — я подошел несколько издалека. — Захотят ли они положить ваше тело в Мавзолей, рядом с Лениным и Сталиным или же им захочется смачно плюнуть на вашу могилу. Хотите ли вы сдохнуть как дурак или предатель, или же прославиться своей мудростью и дальновидностью, обретя покой в глубокой старости в благодарном окружении...

— Разве у меня есть выбор? — Как-то сильно погрустнев, спросил он.

— Выбор есть всегда! — Подбодрил я его. — Вчера вы выбрали одних хозяев, сегодня выберете других, — и при этом позволил себе открыто ухмыльнуться.

— И чем вы, как хозяева, лучше? — Голос Хрущёва опять окреп, к нему вернулось его самообладание и некоторая уверенность, он почувствовал поле для диспута.

— Мы не хозяева, мы — слуги. Слуги народа и слуги идей, которые вы предали в угоду стремления к личной власти, — пафосно заявил ему.

— И вы всерьёз так считаете? — Совершенно искренне удивился Генеральный Секретарь.

— Да, — я немного задумался, выбирая, что дальше говорить, в итоге решив раскрыться.

Наша правда — вот самая большая сила, которая есть у нас. И если даже она не поможет, что ж, пистолет у меня действительно есть.

— Мы пришли из того времени, когда благодаря вам погибла наша страна, — буквально прижав Хрущёва к стенке своим взглядом начал твёрдо говорить я. — Времени, когда погиб СССР, распавшись на отдельные государства-республики. Когда пропали все великие достижения прежних времён, а выгоду из накопленного наследства для наших детей, получают внешние захватчики.

— СССР в будущем проиграл войну? — Изумился моим словам Генеральный Секретарь.

— Да, проиграл, — подтвердил я. — Но проиграл он её не внешнему врагу, хотя тот и приложил максимум усилий для этого, а врагу внутреннему. Верхушка коммунистической партии, выродившаяся в отдельный правящий и противостоящий народу класс, решила закрепить свои привилегии и обрести собственность. За счёт народа, естественно. И потому без боя сдала страну под гарантии внешних сил для себя лично. Впрочем, те их тоже обманули.

— Неужели советский народ всё это позволил? — Ещё большее изумление прочиталось на лице Хрущёва.

— Народ постепенно довели до того, что он сам захотел перемен. Перемен, хоть каких-то, ибо дальше так жить было нельзя. Сначала народу долго обещали светлое коммунистическое будущее, а в дороге к коммунизму никто кормить его не собирался, скорее наоборот. Потом пообещали, что при капитализме все станут обеспеченным средним классом, главное отдать всю государственную собственность особо предприимчивым "товарищам", что "Запад нам обязательно поможет". И начали этот процесс сдачи страны врагу лично вы, Никита Сергеевич, — я ткнул свой указательный палец ему в грудь, отчего он вжался в стену.

Хрущёв выглядел реально потрясённым. Не каждый день тебе рассказывают, что произойдёт в будущем из-за твоих собственных действий. Нет, он не был предателем идеи, он реально верил, что социализм обязательно победит, и СССР когда-нибудь построит тот самый коммунизм. Но одно дело верить в "светлое будущее", а другое — бороться за власть, бороться за свои частные интересы и интересы тех, кто поставил тебя к власти. Никита Сергеевич медленно отошел от стены и тяжело сел на стул, обхватив голову руками.

— Неужели всё это правда, что вы мне говорите? — Приподняв голову и посмотрев на меня, спросил он, верить в мои слова ему сильно не хотелось.

— Хотите получить доказательства? Они будут, не сомневайтесь, — я достал из внутреннего кармана свёрнутую газету из своего времени, специально прихваченную для такого случая. — Вот посмотрите. Да, такую газету можно и подделать, но не сомневайтесь — эта настоящая. Обратите внимание на стиль и письменную речь, для вашего времени она совершенно нехарактерна. Если нужно, мы легко представим и другие доказательства, более надёжные, чем это.

Минут сорок Хрущёв внимательно читал газетные статьи. Разделы, посвящённые международной обстановке, помощи Запада России и другим постсоветским республикам, прошедшей войне в Чечне, криминальную и светскую хронику. "Этого не может быть, этого просто не может быть..." — тихо про себя говорил он, переворачивая страницу за страницей.

— Смотрите, какое вас ждёт "светлое" будущее, — видя его скверное настроение, добил его окончательно.

— И что же можно сделать, неужели его можно изменить? — В его голосе прозвучала настоящая мольба.

— Было бы нельзя, я бы не стоял сейчас перед вами, — подарил ему надежду всё исправить. — Я вам рассказал далеко не всё. Это будущее не вашего мира, а другого, который опережает вас во времени. Но его история прошлого сейчас практически полностью тождественна вашему настоящему. Да, нашу историю уже не изменить, но вашу ещё можно. И вы сейчас можете выбрать правильную сторону.

— А что мне делать с этим? — Он подал мне тот список, который я дал ему в начале разговора.

— С этим уже ничего не поделаешь, — махнул рукой я, — группы воздействия уже начали работать и их не остановить. Можно только сформировать правильное отношение народа к случившемуся.

Наша операция, к моему сожалению, пошла по самому жесткому варианту. Едва я вернулся в прошлое, буквально через двое суток после разведки базы "гостей", как тут резко активизировались противостоящие нам силы. Только благодаря поддерживающим нас людям в местных спецслужбах, удалось временно отсрочить прохождение информации о нашем заговоре и подготовке к перевороту. А потому времени не оставалось совсем, и рассчитывать на "мягкие варианты" тоже не стоило. Нам хватит сил только на один неожиданный удар. Если сейчас упустить свой шанс, другого нам уже никто не даст. Сейчас партийная и хозяйственная верхушка ещё почивает на лаврах, после прошлогоднего переворота, активно расставляет на ответственные посты своих доверенных людей, выкидывает нелояльных и тех, кто слишком много знает. А потому совершенно не ждёт удара в спину. Вернее ждёт, но совсем от других сил и совсем не такого, каковой приготовили им мы. Это и даёт нам возможность сыграть свою игру, но не даёт права на ошибку.

— Какое ещё отношение? — Хрущёв внимательно смотрел на меня снизу вверх.

— Они могут завтра стать героями, жертвами подлого заговора внешних сил, желающих ослабить СССР изнутри, уничтожив его руководство, его лучшие силы, ведущие страну к процветанию и к окончательной победе коммунизма над капитализмом и империализмом! — Сказал я практически газетными лозунгами, и сам порадовался за себя, что так могу.

Кстати, вот ещё один интересный момент. В современном мире вроде бы не такая уж сложная задача заслать в некую страну диверсионную группу и уничтожить её руководство. За двадцатый век, не говоря про более ранние периоды, такое бывало не раз, убивали царей, президентов, премьеров, не считая более мелких сошек. На Сталина была не одна попытка покушения со стороны как внешних, так и внутренних сил, поддерживаемых извне. Но на последователей Вождя, Хрущёва и Брежнева почему-то особо не покушались, хотя возможностей для этого было более чем достаточно. Это всё объясняется достаточно просто. Западные аналитики совсем недаром едят свой хлеб с чёрной икрой. Они быстро рассчитали, что если убрать слабое и разложившееся, по их мнению, руководство, в первую очередь желающее своей власти, а не служащее своему народу, то на его место могут снизу прийти те, кто верен старой коммунистической идее. Особенно если учесть, что заметное разложение затронуло только партийную верхушку, и практически не коснулось низов. Первые секретари уже считали себя ренальными хозяевами страны, а ниже ещё верили в партию и народ вместе с торжеством мировой революции. Запад просто терпеливо ждал, пока окончательно сформируется новая номенклатурная элита, для которой главное — это исключительно свои личные интересы, а не интересы своей страны. С этой элитой у Запада всегда могли найтись универсальные средства договора — деньги. И он своего успешно дождался в нашем мире. А вот тут мы ещё посмотрим...

— И что же реально мне делать сейчас? — Вывел Хрущёв меня из недолгих раздумий.

— Сейчас мы спокойно выйдем из вашего кабинета. Я оправлюсь своей дорогой, вы своей, только не возвращайтесь сюда сегодня. Вот вам ещё один конверт, — я достал последний заготовленный информационный "подарок". — Здесь подробная инструкция, что вам нужно делать завтра, и как с нами связаться и договорится о следующей встрече, впрочем, мы сами на вас выйдем, если будет нужно, для нас нет непреодолимых препятствий, — немного блефа мне не помешает, решил я.

Мы спокойно вышли из кабинета, и спустились по пустынной лестнице вниз, где была дежурная смена охраны. Не доходя до неё, я снова активировал свою маскировку и проскочил на улицу первым, не привлекши к себе внимание охранников. Хотя один из них всё же скользнул по мне взглядом чуть больше, чем нужно, и если бы не спускавшийся сверху Хрущёв, привлекший внимание к себе, меня бы могли заметить. Мне нужно было пройти несколько десятков метров, чтобы зайти в другое здание. Там требовалось спуститься вниз, в подвал, который никак не охранялся, кроме обычной сигнализации, предварительно мной отключённой, и откуда был ход в подземные коммуникации, ведущие к станции метро "Калининская". Перед тем, как скрыться за дверью, я нажал кнопку на устройстве размером с сигаретную пачку. Через пару минут в кабинете Генерального Секретаря должна сработать оставленная мной бомба, взрыва которой я уже не услышу, оказавшись далеко за пределами Кремля.

Эпилог.

20 ноября 1954 года, газета "Правда".

"Подлые империалисты и их внутренние пособники нанесли свой удар в самое сердце Советского Союза. В результате одновременного удара многочисленных вражеских диверсионных групп, погибли множество видных партийных и советских деятелей. Враги решили обезглавить нашу страну, лишить её руководства, сделав совершенно беззащитной перед внешней угрозой. Но враги просчитались, тщательно подготовленное покушение на Генерального Секретаря Партии Никиту Сергеевича Хрущёва было сорвано службой безопасности. В результате предварительного следствия твёрдо установлено, что ниточки этого подлого заговора ведут в Великобританию и Соединённые Штаты Америки. Советская контрразведка захватила множество вражеских агентов, и они уже дают признательные показания. Несмотря на гибель наших лучших товарищей, настоящих героев-коммунистов, Советский Союз не остановится в своем неуклонном движении к коммунизму. Он и впредь будет являться для всех стран мирового сообщества примером справедливого общества рабочих и крестьян, бельмом на глазу у империалистов. Ни силой, ни подлостью им не удастся уничтожить советский народ и его стремление к справедливости во всём мире. На место павших в неравном бою героев, всегда встанут другие, и поведут советский народ к светлому будущему".

Далее газета была заполнена многочисленными некрологами, среди которых выделялся некролог на Георгия Константиновича Жукова. Как ни хотелось нам взять его живым, чтобы узнать подробности многих событий пятьдесят третьего, это не получилось. Оставлять ему свободу действий во время нашего путча тоже было нельзя. Дальнейшая мировая история, где Жуков принимал самое активное участие, теперь, несомненно, изменится, причём неизвестно как. Мы, конечно, знаем, что он сделал в нашей версии истории и можем повторить его действия через других людей. Но это уже совсем не то. Той силы духа, и того принятия в войсках, которая имелась у него, нам будет сложно найти в ком-либо другом. Это стал самый серьёзный просчёт наших людей и действительно тяжкая потеря для Советского Союза. В короткой схватке с нашими людьми Жуков получил смертельное ранение из своего собственного оружия, до больницы его так и не довезли. Но сделанного уже не вернёшь, придётся нам с этим жить.

События последующих дней прошли полностью в рамках наших планов. Отдельные шероховатости можно не учитывать. Всё же я сумел убедить Никиту Сергеевича выбрать правильную политику. Кстати, газетные сообщения о причастности к случившемуся британской и американских спецслужб оказались вполне реальными. Правда, их целью являлись совсем другие лица и у них были совсем другие планы, но это уже не имело никакого значения. Отношения между СССР и англосаксами, и так не очень хорошие в то время, были окончательно испорчены, дело дошло до высылки британского и чуть позже — американского посольства, не говоря уже про обычных граждан. Впрочем, вскоре международные конфликты удалось уладить с большой пользой для СССР. Западу было банально невыгодно окончательно рвать все отношения с Союзом, и последующая за этим военная конфронтация тоже не входила в их интересы. К новой войне они пока совершенно не готовы. Недавно завершившаяся корейская война показала явную слабость сделанной ими ставки на бомбардировщики, как единственные носители атомного оружия. Теперь выполнение ими боевых задач против СССР, поставившего на вооружение реактивные истребители, выглядело сомнительным. Плюс ставилась под некоторое сомнение великая американская идея создания экономического доминанта доллара, как единственной резервной валюты мира. В результате Англия и США пошли на значительные уступки с целью возобновить дипломатические отношения. Мы все понимали — это лишь временная слабость, позже они попытаются как-либо нарушить или обойти заключённые соглашения. Джентльмен ведь хозяин своего слова — хочет — даёт, а захочет — берёт его обратно. Ничего личного — просто бизнес. Но кое-что отменить уже просто не получиться — поезд ушел. Были официально отменены остаточные долги по ленд-лизу, и перезаключены некоторые другие международные договоры с немалой выгодой для СССР. Советским спецслужбам удалось разгромить разведывательные и агентурные сети, принадлежащие британской разведке МИ-6, проявившиеся своей активностью по указанию "гостей из будущего" — вот этот успех для нас куда важнее. Ибо именно эти самые сети очень активно вербовали советских партийных работников и совращали детей высокопоставленных лиц, помогая им разрушать свою страну изнутри в будущем. Они же вели тлетворную деятельность и среди советской интеллигенции. Отдельным международным договором запрещалась внешняя вещательная пропаганда, теперь всякие "вражеские голоса" из-за бугра не придётся целенаправленно глушить. "Железный занавес" стал немного прозрачнее. И теперь здешний Советский Союз мог с оптимизмом смотреть вперёд, прежней истории, знакомой нам по нашему миру у него больше не будет. В этот раз мы победили, но и впереди нас ждёт большая работа. "Гости из будущего" так просто не сдадутся, какого-либо их ответного удара стоит ожидать в самые ближайшие годы. А пока все мы в меру своих сил и возможностей начнём работать на общее благо страны. В этот раз у нас есть реальный шанс построить "Светлое Будущее", так не станем же его упускать!

КОНЕЦ ПЕРВОЙ ЧАСТИ.

Третий шанс.

Вторая книга. Прораб стройки светлого будущего.

Пролог.

29 ноября 1963 года, город Вашингтон, пригороды.

Бах... Бах... очень яркие вспышки света пробирают даже через плотно закрытые ладонями глаза. Бедные, бедные копы, они-то ведь и не ожидали такого подарка в виде сразу двух свето-шумовых гранат, едва повыпрыгивав из машин в ночную темноту. Быстро же они сработали, даже не представляю, как и где мы смогли проколоться. Всё ведь шло по чёткому сценарию, и их тут по нему мы совсем не предусматривали. Впрочем, тут я кривлю душой, их появление мы предусматривали в любом случае, по крайней мере, к этому готовились, а потому сейчас не мы ослеплены и оглушены их "сюрпризами", а совсем наоборот. И всё же где-то мы просчитались, и теперь нужно срочно исправлять возникшую нештатную ситуацию. "Нет, ребята, так не годится, вас тут и так слишком много", — про себя успеваю подумать я, бросая в сторону ещё одной подъехавшей полицейской машины-фургона последний большой цилиндр, крепко зажимая глаза и закрывая руками уши. Если так и дальше пойдёт, придётся отстреливаться, "дуплилок" больше нет. А пока полицейские пытаются прийти в себя, короткими перебежками проскальзываю между небольшими домами, жители которых уже проснулись от грохота и включали свет, чтобы узнать, что там такое произошло на улице. Когда я подбежал к тому дому, где мы только что взяли свой "улов", меня, наконец, отпустило чувство тревоги, давившее весь день. Теперь всё зависит лишь от нашей расторопности и ещё немножко — везения. Пленных ребята уже запихнули в кузов трейлера и сами расселись по машинам. Серж, мой напарник, помахал мне рукой, приглашая в кабину крепкого полицейского "Форда". Рыкнул с пол-оборота запустившийся движок, завыла сирена, и мы резко тронулись с места. Серж, такой простой рязанский парень, здесь выдающий себя за заправского техасца даже акцентом, медленно ездить на американских машинах просто не умел. Остальные наши машины пристроились в колону сзади, беря курс на Вашингтон. Если нас и попытаются ловить, то первое, что предпримут — перекроют дороги, ведущие из города, а не наоборот. А нам только это и надо.

— Босс, — Серж называет меня только так, хотя я не редко возражаю против этого слова, всё же мы с ним давно на равных действуем, — ты бы переоделся, твоя форма на заднем сидении.

Вот ведь молодец какой, не забыл в суматохе быстрых сборов. Хоть это и крайне неудобно, переодеваться на переднем сидении автомобиля идущего с хорошей скоростью, да и ещё виляющего, объезжая ямы и колдобины. "Ну и кто там говорил, что в Америке дороги хорошие, тут Вашингтон рядом, понимаешь, а колдобин как у нас в Подмосковье", — но мне удаётся быстро облачиться в полицейскую форму. Серж так вообще, похоже, её даже не снимал с самого захвата. Теперь мы и вправду самые реальные американские копы, у нас даже документы настоящие. Правда серьёзную проверку мы вряд ли пройдём, но разве до неё стоит доводить?

— Ты сумел хоть рассмотреть их? — Критически оглядывая меня сверху вниз, немного отвлекаясь от дороги, спросил Серж. — Кто они?

— Не разглядел, но не федералы, это точно, — ответил ему. — И не местные. Тут уж я точно уверен. Что там по радио говорят?

Я увеличил громкость радиостанции, щёлкая каналами, но ничего кроме шума и обычных переговоров дальнобойщиков не услышал, такое ощущение, что вся полиция спала, несмотря на устроенный нами при отходе шум. А такое для Штатов вообще нетипично, тут бдительные граждане сразу звонят в полицию, если увидели или услышали что-то подозрительное. И по радио сразу вызывают ближайшие к месту экипажи копов, чтобы те проверили. Тут же уже десять минут прошло и ничего. Странно.

— Босс, я думаю, это не копы, это ЦРУ-шники или... — немного замялся Сергей.

— Серж, только не надо говорить про всякие "или", как они на нас успели выйти-то всего за полчаса? — Отмахнулся я от его невысказанного предположения. — Сработали мы чётко, всех взяли, даже дальнее прикрытие пикнуть не успело. Дик проверил, сигналов тревоги никто не успел подать, у нас ещё два часа должно было быть по идее.

— А ты уверен, что они приехали именно за нами, а не за теми, кто сидит сейчас в трейлере? — Напарник кинул быстрый взгляд назад.

— Ты считаешь, что...? — Я серьёзно призадумался.

Вот это действительно реальная мысль. Если мы имеем дело с "гостями из будущего", то в складывающейся ситуации они запросто могли пойти на такой шаг, и просто большое везение и небольшое чудо, что мы их опередили. И нас они не ждали.

— Босс, а как ты вообще их сумел засечь? — Сергей окинул меня полным уважения взглядом.

— Я говорил тебе, что мне с самого утра тревожится? — Переспросил его. — Так вот, когда вы того, последнего "кадра", у меня приняли, я пошел обратно к шоссе, что-то там мне в глаза бросилось в первый раз, но не обратил внимания сразу. То ли машина там стояла подозрительная, то ли что-то ещё...

— А гранаты тогда зачем взял? — Поинтересовался напарник.

— Ну, вот не знаю, — пожав плечами, ответил ему. — Взял и всё, хотел их взять, короче.

— Всегда ты так, Босс, — вздохнул он с некоторым сожалением. — Что-то сам делаешь, а нас в известность только по факту ставишь. И опять же сам всё время говоришь — "мы команда", "главное только команда, а не одиночка", "без проработанного плана никуда". А сам?

— Что я с собой могу поделать? — Он действительно заставил меня почувствовать лёгкую вину.

— Ладно, хорошо хоть успел по радио предупредить, и на том спасибо. Ещё что-либо заметил? — В голосе проявилась лёгкая тревожность.

— Да, — не стал скрывать свои наблюдения и кое-какие предчувствия. — Действовали они и вправду необычно. Я бы на их месте сработал иначе.

— Прямо как мы, да? — Ухмыльнулся Сергей.

— Угу,— кивнул подтверждая. — Я бы высадил людей ещё на шоссе, не доезжая пары километров, там как раз поворот, и отправил их пешком до места. Не группой, а по одному, естественно. А они практически за триста метров от дома только стали высаживаться и собираться, ну и получили пару "дуплилок" от меня в большую кучу. До сих пор глаза продрать ведь не могут, гарантирую, — весьма довольно хмыкнул я.

— М-да... Босс, вот извини, конечно, но у меня складывается ощущение, что они не на захват прибыли, а скорее прикрыть кого-то ещё, кто должен был прибыть чуть позже на эту встречу, и что его, скорее всего, даже ждали. А теперь ты всё спугнул со своей паранойей, — опустил меня с небес на землю умный напарник.

— И что бы ты предложил сделать с двумя дюжинами вооруженных и нафаршированным самым лучшим бойцов? — Задал ему весьма "интересный" вопрос. — Мы, может, и ушли бы с потерями, а...

— Ты всё правильно сделал, Босс, — поддержал меня Сергей. — По-другому и нельзя было. "Клиентов" ещё сегодня обработаем, узнаем, что да как. Всё, въезжаем в город, будь начеку, — отрезал он, сбрасывая скорость и выключая сирену.

Мы ещё минут сорок неторопливо ехали по ночным вашингтонским улицам, пока не прибыли в один злачный квартал на окраине. Именно там, в хорошо подготовленном логове, нам нужно успеть допросить до утра нашу добычу, в которую вошли несколько очень известных личностей, как директор ФБР Джон Эдгар Гувер и ещё двое достаточно известных банкиров, крайне не любящих, чтобы о них писала пресса. Я ещё только начинал догадываться, что именно мы совершили, на прошлой неделе предотвратив убийство Джона Кеннеди, но ещё совершенно не представлял всех последствий этого события. Как потом показала история, я ещё много о чём не представлял...

Первая глава.

14 апреля 1955 года, Москва.

— А ещё одной из основных функций создаваемого государственного идеологического института является создание религии коммунизма, — по тону моего голоса сложно сказать, что это заявление — шутка.

— Религии, какой такой религии?! В коммунизме не должно быть никаких религий в принципе! — Мгновенно вскипел Никита Сергеевич. — Советский человек, а тем более коммунист не может верить в каких-либо богов, полностью отрицая их сущность.

Ох, и не просто сделать Хрущёва своим сторонником, а не затаившимся врагом, каким он был при Вожде. Но с помощью грамотных советов знающих товарищей, как этого мира, так и нашего будущего, мне это удалось. И теперь Никита Сергеевич всерьёз и со своим задорным энтузиазмом взялся за реформы. Совсем не те реформы, которые прошли в нашей истории, а совсем другие, над которыми работает вся наша команда, здесь и там. Но чтобы Генеральный секретарь снова не впал в присущее ему некоторое самодурство, его приходиться каждый раз убеждать в правильности предлагаемых нами идей. Вот и в этот раз я, в очередной раз выступаю тем самым посредником между разными мирами.

— А вот тут вы ошибаетесь, практически возводя атеизм в рамки самой обыкновенной религиозной веры, — я не собирался отступать ни при каких аргументах Хрущёва, особенно эмоциональных.

— Неужели? — Экспрессивно поинтересовался тот с лёгкой издёвкой в своём голосе.

— Да, да, такой вот атеизм, как полное отрицание бога или чего-либо богоподобного — есть утверждение, основывающееся на исключительной вере, по своей сути ничем не отличающейся от веры в Бога, — пояснил ему свою точку зрения. — У нас говорят: "Все верят в Бога, только одни вверят, что он есть, а другие — что его нет". Получается, что вы тоже верите в Бога, хотя и отрицаете его, — ухмылкой на губах показал своё отношение к теме.

— А как же на самом деле?

Хрущёв после моих слов выглядел немного озадаченным, впрочем, далеко не в первый раз, подобный сценарий наших бесед уже стал вполне обычным. Хотя он и стремился всегда отстаивать свою точку зрения, но при всём этом он уделял немалое внимание к новой для него информации, особенно идущей из тех источников, которым он действительно доверял. Я сомневаюсь, что мне лично он реально доверяет, но пока всё, что от меня доносилось до него, вполне укладывалось в его новые интересы. Всё же иметь реальную возможность встать в один ряд с Лениным и Сталиным, никого при этом не свергая с заслуженных пьедесталов, многого стоит. Мы не принуждали его напрямик делать то, что мы считали нужным стране. Он реально перерабатывал все наши предложения, и я не скажу, что они от этого становились хуже — скорее наоборот. Однако мне приходилось ему раскладывать на мелкие кусочки практически всё, что мы предлагали со своей стороны. И я не скажу, что это легко проходило. Вот и тут всё совсем не просто для понимания с первого раза.

— Тут мы имеем два принципиальных пути, — пустился я в длительные пояснения. — Первый — это "путь естественного атеизма", который возникает сам собой в развивающемся капиталистическом обществе. Обычная жизнь, где всё можно, так или иначе, купить. Деньги и всё, что с ними связано, вытесняют Бога и прочее потустороннее, заменяя их собой. У нас говорят — "бабло побеждает не только зло, но и добро". Такой "естественный атеизм" рождает естественного потребителя, обывателя, который и является основой капиталистического общества. Даже Бог в условиях потребительского общества капитализма постепенно становится товаром, а культ Бога — церковь — услугой. Если мы продолжим культивировать у себя такой вот атеизм, то получим в итоге большое количество обывателей, для которых потребуются множество товаров и услуг, а экономика или будет работать полностью на них, отойдя от других значимых целей, и государство рухнет, как произошло у нас. Именно потребитель и обыватель является основным врагом самой идеи коммунизма, социализм он лишь терпит, пока тот потакает его желаниям и то до определённой меры. Но как только кто-либо извне предложит этому обывателю "сахарный калач" в виде возможности потреблять всё больше и больше, то он с радостью предаст всё то, что было создано до него поколениями предков, не задумываясь о том, что произойдёт после. Для него нет внутренних моральных ограничений, как тот же Бог или коммунистическая мораль, он сам является центром собственной вселенной. Такой путь для нас неприемлем в принципе, ибо приведёт наше общество к краху рано или поздно, независимо от любых наших усилий в области экономики, — выдохнул длинную фразу практически на одном дыхании.

— Альтернатива этому пути разве есть? — Поинтересовался Хрущёв с озадаченным видом на лице.

— Есть, — кивнул, подтверждая. — Нужно культивировать не "обычный атеизм" и не "религиозный атеизм", как полное отрицание всего потустороннего, а... "атеизм научный"!

— Чем же ваш "научный атеизм" отличается от остальных атеизмов? — В голосе Хрущёва явно послышалась глумливая издёвка.

— Тем, что он не отрицает существование Бога! — Я решил не поддаваться на подначки, и продолжил ровным голосом свою лекцию.

— Как же атеизм может не отрицать существование Бога, это нелогично, — меня попытались прижать к стенке логическими аргументами.

— Нелогично отрицать, то, что есть, что реально наблюдается, — к чему-то подобному я заранее подготовился, потому попытка провалилась.

— Неужели вы хотите утверждать, что Бог реально существует и всё потустороннее тоже? И что всё это вы наблюдаете? — На меня посмотрели как на полоумного.

— Как можно отрицать то, во что верят множество различных людей во многих странах? — Задал я свой прямой вопрос оппоненту.

— Но если они верят в то, чего нет... — ухмыльнулся он, так и не принимая моих аргументов.

— И, тем не менее, они верят, — твёрдо заявил я. — И предмет их веры может представлять для них огромную ценность. Ради своей веры они готовы идти на войну, жертвовать своей жизнью и даже жизнями своих детей. Вся их жизнь может определяться их верой. А потому крайне недальновидно бездумно сбрасывать всё это со счетов, считать неправильным, а уж тем паче пытаться навязать им свою точку зрения, независимо от имеющихся доказательств. Они их просто не услышат, так как они противоречат их картине мира. И вот, предметом изучения того самого "научного атеизма" является не какой-то там абстрактный Бог на небесах, а вполне конкретные психологические и социальные феномены. Изучается не предмет веры, а сама вера, не потусторонние сущности, а вполне конкретные люди. Религиозному мракобесию нельзя противопоставлять мракобесие атеизма, ибо оно ничего в итоге не изменит. Только правильно определившая предмет изучения наука способна в итоге что-либо изменить. Не сразу, раз и готово, а в течение срока жизни нескольких поколений. Это основное стратегическое направление, но его одного недостаточно для полного избавления от внешнего тлетворного влияния, осуществляющегося через религиозные культы, — судя по изменившемуся виду лица, Хрущёв постепенно проникался моими словами.

— Ваша "коммунистическая религия" может в этом помочь? — Заинтересованно поинтересовался он.

— Да, именно на это она и рассчитана, и даже больше — она способна уничтожить обывателя как отдельное явление и навсегда устранить внутреннюю угрозу советскому строю, — признаться — я и сам хотел в это верить, немного поправившись: — Вернее она не сможет уничтожить всех обывателей, но может сделать так, что их влияние на остальное общество станет совершенно ничтожным.

— И в чём же она состоит эта религия, что в ней такого принципиально нового? — Теперь от меня явно хотели услышать конкретику.

— По сути, все имеющиеся формы религии уже придуманы и успешно эксплуатируются человечеством, так что принципиально ничего нового тут придумать нельзя, — я лишь развёл руки в стороны. — Можно лишь дать новую форму уже давно существующему содержанию. Вот, к примеру, что лежит в основе христианской религии, если внимательно подумать?

— Христос, десять заповедей? — Хрущёв легонько фыркнул, для него всё это представлялось полной ерундой.

— Нет, — я покачал головой. — В основе христианства, ислама и даже отчасти буддизма, так или иначе, лежит неизбежное воздаяние за прожитую жизнь после смерти. Одни попадут в рай, где будут пребывать в вечном блаженстве, другие в ад, где их ждут нескончаемые муки, а кто-то возродится снова в новом качестве, исходя из поступков прожитой жизни.

— Это понятно, но что тут лежит в самой основе, я не вижу, — генсек выразил явное неудовольствие.

— А теперь самое главное, — я выразительно поднял указательный палец руки к потолку. — Главное — это тот, кто делает оценку жизненных поступков человека, кто создаёт те примеры, на которых происходит самостоятельная оценка человеком своих деяний. Казалось бы, по идее, эту оценку даёт Бог, но реально на неё влияют служители культа, которые взялись выступать прослойкой между Богом и человеком. Именно религиозные жрецы всегда создают базовую основу любой власти, независимо от того, кто официально стоит над людьми, Фараон, Царь или Генеральный секретарь.

— Очень интересно, и кто же является религиозным жрецом у нас, в СССР, если, как вы говорите, и над Генеральным секретарём кто-то есть? — Весьма выразительный взгляд брошен в мою сторону.

— Вы, наверное, будете сильно удивлены... — я выдержал небольшую паузу, усиливая интерес собеседника. — Кроме идеологического отдела партии активную роль играет обыкновенная церковь, как её не контролируй, уголовный мир, а также огромная инерция, идущая с дореволюционных времён. Короче говоря, влияет всё то, что, так или иначе, определяет в народе понятие справедливости. Ну и ещё мы тут свалились на вашу голову из будущего.

— Кстати, — Хрущёв резко посерьёзнел, — почему вы до сих пор не передаёте нам ваши технологии будущего? Почему занимаетесь только наблюдением в этой важной области? — Ему захотелось перевести наш диалог в другую плоскость.

— Давайте поговорим на эту тему в другой раз предметно, — не позволил этого ему. — Пока лишь скажу кратко, если мы вам и передадим что-то из нашего времени, то вы этого или не сможете сделать, а если и сделаете, то у вас получатся "изделия", но не возникнет всей цепочки связанных знаний, приведших к появлению этих изделий. Короче, не будет людей, способных не просто воспроизводить что-либо слепым копированием, а создавать новое, более совершенное, да и просто понимающих, как это всё действует. В результате всё, что вы получите, не принесёт прямой пользы, и ещё вы просто потеряете множество времени и ресурсов, которые могут быть потрачены на что-то более актуальное сейчас. Мы уже занялись подготовкой полноценной технологической революции, но сначала нужно подготовить ваших и наших людей. И ещё обеспечить защиту информации без крайне значительных затрат на всё это.

— Хорошо, эту тему перенесём на следующую неделю, так что у нас там с религией, кто, по-вашему, должен занять место Бога при социализме и коммунизме? — Хрущёв вздохнул, признавая мою очевидную правоту.

— Вот, это как раз самый главный вопрос, — я опять настроился долго говорить. — Оценивать дела настоящего должны люди будущего. Вернее — люди сами должны оценивать свои деяния, но с позиции людей далёкого будущего, буквально вставая на их место. Заглядывая далеко вперёд, задаваясь прямым вопросом — "что сегодня я сделал для завтра", как оценят мою жизнь далёкие потомки.

— И как вы представляете подать это народу? — Генсек явно удивился простоте идеи.

— Очень просто, — я позволил себе широко улыбнуться. — Сейчас множество людей верит в торжество науки. Оно и понятно, наука развивается стремительными шагами, и что ещё вчера было фантастикой, сейчас становится реальностью. Логично ожидать, что и в дальнейшем будет происходить то же самое. И на этой вере, да-да, именно вере, в науку можно сыграть... — для меня всё казалось просто и очевидно.

— Пока не вижу связи, — Хрущёв заметно нахмурился, явно пребывая в скепсисе.

— Итак, требуется донести до людей следующую мысль — что когда-либо в отдалённом будущем люди постигнут тайну времени и тайну человеческой сущности. Они смогут невидимками возвратиться в прошлое и незаметно взять от любого человека малую частичку, а из неё вырастить новое целое тело. Перемещения во времени потребуют огромных энергий и чреваты нарушением причинности событий, а потому перемещать что-либо иное, потомки не станут. Но тело ничто без памяти жизни, той самой "души". Так вот, эти самые далёкие потомки смогут считать и всё содержимое головного мозга на момент смерти его владельца и пересадить это содержимое в новое тело в своём времени, — предложил генсеку вероятный вариант технического бессмертия, добавив: — Если бы у человека имелась "душа", то она бы перешла от старого тела к новому через время.

— Так ведь это же попы обещают, — презрительно фыркнул Хрущёв. — То самое воскрешенье их мёртвых после конца света.

— Да, именно так, — не стал возражать я. — Но тут именно попы определяют за что, по мнению Бога, кто-то воскреснет, а кто-то и нет. Нас это не устраивает, и мы можем говорить от имени потомков, создавая свои собственные правила, заодно вытесняя из рыночной ниши потенциальных конкурентов.

— Не слишком ли самонадеянно с нашей стороны? — Генсек ещё не избавился от своего скепсиса, но явно задумался.

— Нет, — я лишь покачал головой. — Просто не нужно врать и обещать отпущения любых грехов через покупку индульгенций. Люди отнюдь не глупы, они способны видеть очень далеко. Можно просто предложить им самим подумать на тему того, а кого они бы сами воскресили в настоящем времени из своих далёких предков, появись у них такая возможность. Особенно учитывая, что эта возможность требует значительных ресурсов, которые можно потратить на себя и своих детей.

— То есть, просто возродить всех предков из чувства благодарности не получится? — И снова заинтересованный взгляд, видимо я что-то зацепил в душе своего собеседника.

— С одной стороны — получится, — уверил его. — Тут ведь мало возродить человека. Возрождение же произойдёт не в том мире не в том времени, в котором он жил и умер, а в совершенно другом. И куда попадёт этот возрождённый, чем для него станет это далёкое будущее — раем или адом — ещё совершенно неизвестно. Ещё при этой жизни, прямо сейчас нужно готовиться жить в том самом "светлом будущем", видеть его горизонты уже из сегодняшнего дня. Да, можно сказать, что некоторых могут возродить, чтобы так пристрастно спросить, зачем они делали, то, что делали, и потом поставить лицом перед расстрельным взводом, если не хочется обречь их на вечные муки, как грешников в аду. Потомки милосердны, но восстановить запутанную и много раз переписанную историю они точно захотят, и спрашивать будут строго. Но и всех тех, кто позволил этому будущему стать "светлым", они не оставят без подобающей награды. Естественно, только тех, кто действительно готов принять это самое будущее умом и сердцем, — я замолк, переводя дух.

— А всё это вообще реально в принципе? — В голосе Генерального появились нотки живого интереса и даже настоящего удивления, я почувствовал — он даже поверил в то, что я предлагаю.

— Кто знает, кто знает, — уклончиво заметил в ответ, покачав головой. — Вот мы пришли из нашего будущего к вам — это ведь реально. Но мы даже сами до конца не понимаем, как всё это время и пространство устроено, лично я для себя не буду сбрасывать со счетов этой самой возможности. Но ведь это не главное... — снова внимание крепко прилипло ко мне.

— Что же тогда станет главным? — Со стороны собеседника потянуло заметным энтузиазмом новообращённого верующего.

— Главным тут будет, что именно мы можем создавать этот самый образ "светлого будущего", которое ждут люди. Коммунистическая партия Советского Союза поставила себе цель построения коммунизма и прописала в своей программе, каким он будет. Да, пока слишком неконкретно, но в целом народ видит его как тот самый "рай на земле". — По возможностям от человека и по потребностям ему же, чем не рай, а? — Я хмыкнул, показывая сомнения на этот счёт. — Нам останется только нарастить этот неконкретный образ деталями и реальным содержимым, чтобы люди себе чётче представляли, что ждёт их там, впереди. И, сразу скажу — далеко не всем сейчас это "светлое будущее" понравится. Чтобы войти в него потребуется стать Человеком с большой буквы, а не оставаться мелкой прямоходящей обезьяной без хвоста, — крайне презрительный хмык. — Собственно, это самое будущее и наступит, когда таких вот Людей станет достаточно.

— А капиталисты не смогут перехватить и извратить идею? — Хрущёв всё больше переполнялся энтузиазмом и искал возможные помехи реализации такой красивой идеи.

— Смогут, естественно, — подтвердил его опасения. — Они могут предложить идею такого вот воскрешения в будущем за деньги и услуги для себя в настоящем. Типа вложите деньги в акции нашей компании "Райское Блаженство" и получите его реально после своей смерти в далёком будущем. Незачем копить на пенсию, вкладывайте сразу в будущую жизнь! — Сразу же выдал подходящий вариант.

— Но тогда мы потеряем все преимущества предложенной идеи, — Хрущёв совсем не выглядел довольным.

— Не потеряем, если станем не только говорить о "светлом завтра", но и предпринимать реальные дела в этом направлении, — со своей стороны уверил его. — И тогда капиталисты, взяв себе на вооружение нашу идею, сами окажутся у неё в заложниках. Им придётся не брать в долг у своего будущего для настоящего, как это они делают сейчас, а крепко вкладываться в это самое будущее, как делаем мы. Их финансовая система просто не позволит им такого, так как слишком большие средства начнут выводиться из реальной экономики и вкладываться в финансовые махинации. Люди будут всё меньше и меньше потреблять товары и услуги, обходясь минимумом возможного, копя деньги на своё последующее воскрешение. Главное с нашей стороны обрисовать необходимость реально больших затрат, чтобы предлагаемая цена не стала слишком малой и доступной всем желающим. Люди на Западе должны знать — только вкладывая всё возможное, для них представится тот самый шанс. У нас же это направление предполагается полноценной государственной программой с большими капиталовложениями в науку, а там это будет отдано на откуп частному капиталу. В итоге истечения свободных денег из экономики вся капиталистическая система начнёт рушиться в соответствии с теорией. А если они возьмутся её перестраивать, вбирая в себя удачные элементы у нас, то это опять нам же на руку, пусть они сами построят свой коммунизм, незачем нам экспортировать революцию без полной предоплаты, — и такая ехидная подкупающая своим простодушием выразительная ухмылка.

— А вы очень хитры, Алексей Сергеевич, далеко смотрите, по вам сразу и не скажешь, — Хрущёв тоже широко улыбался, и выглядел довольным. — Давайте ваши бумаги, и начинайте готовить материалы к ХХ съезду, не так уж долго до него осталось.

К вечеру, вымотанный долгой ездой на машине, я благополучно вывалился в нашей деревне, постепенно превращающейся в посёлок. Видя мой не самый лучший вид, меня чуть ли не насильно накормили и отправили в баню, где на мне мужики оттянулись в полный рост, еле поднялся после веников. Но едва вышел из парной, как меня со спины окатили ушатом ледяной воды, и снова насильно запихнули в парилку. Да, терапия плохого настроения и усталости у нас теперь поставлена на высоком уровне. При случае лучше не показывать, как тебе плохо, сразу предпримут жесткие меры. Сам же и предложил, каюсь, каюсь. После бани меня попросил зайти Антон, он там чем-то активно занимался в последнее время вместе с несколькими рабочими с того самого завода, где мы приобрели станки, и хотел что-то показать. Сказать по правде — сами станки так пока и лежали на складе в нашем времени. Переправлять сюда их оказалось преждевременным по многим параметрам, в первую очередь потому, что без своей хитрой электроники они представляли собой просто груду металла. А перетащить сюда эту электронику не представлялось возможным, можно даже не пытаться. Хорошо, что кроме того оборудования, мы закупили в достатке ещё и другого. Тех же немецких и советских станков производства начала восьмидесятых годов, там электроники практически нет, кроме управления электропривода, но его и из здешних материалов можно сделать. Вот с них тут и что-то начнётся, но Антон и Николай вместе с несколькими рабочими всё же думают об "умной" электронике. Представляю себе, что они тут придумали, компьютер на лампах или на реле. То ещё зрелище, на целую избу, не меньше. Но увиденное через полчаса, показалось мне настоящим чудом.

— Что это, Антон?

Я смотрел на два открытых серых шкафа, примерно со средний холодильник размером, плотно набитых какими-то платами, из которых тянулись провода к обычной с виду компьютерной клавиатуре и к совершенно плоскому монитору, на котором неярко светилась полная страница текста.

— Неужели, Сергеич, не признал старого знакомца? — Хмыкнул он, взглянув в мою сторону. — Присмотрись-ка к экрану внимательнее, — предложил он мне.

Я сел на стул и внимательно присмотрелся к тускловатому зеленоватому изображению, потрогал кнопки клавиатуры, и, ощутив некоторое знакомое чувство, ввёл команду, выводящую на экран список команд.

— Да это же CиПи-эM, ты ещё скажи, что тут процессор шестнадцатиразрядный да на микросхемах! — Восторженно выдал я.

— А вот и скажу — шестнадцатиразрядный, угадал, но только не на микросхемах, а на макросхемах, — поправил он меня.

— На чём, на чём? — Я открыл рот от изумления.

— Макросхемах! Вот, смотри... — Он протянул мне большую плату, испещренную какими-то непонятными значками и медными дорожками.

Отдельных компонентов на ней практически не видно, но что они были, не вызывало даже малейших сомнений. Я повертел плату в руках, разглядывая чёткие ряды маленьких чёрных прямоугольников, судя по всему, пронизывающую плату насквозь.

— Это модуль памяти, как видишь, целых шестнадцать килобайт, межу прочим, — похвастался Антон с гордым видом на лице.

— Ого, это же более ста тридцати тысяч только элементов хранения, да плюс обвязка из активных элементов, — поразился я, прикинув в уме нужное количество деталей. — А где она тут, не вижу. И это что, неужели транзисторы? — Ткнул ногтем мизинца в подозрительное место.

— Да, транзисторы, — Антон подтвердил мою догадку. — Вот, смотри внимательнее, на эту плёнку, — он подвинул поближе ко мне лампу и подал лупу, чтобы я разглядел множество полупрозрачных элементов на поверхности платы. — Аморфный кремний, между прочим, — хмыкнул он.

— Хочешь сказать, вы всё это здесь получили? — Признаюсь, ничего подобного я совершенно не ожидал.

— Нет, — Антон покачал головой. — По большей части притащили через портал, но это только потому, что тут получать все нужные элементы просто слишком долго. А сам текстолит основы тут пока вообще делать не из чего. Стеклоткань, конечно, имеется, но слишком грубая, да и качественные связующие компоненты отсутствуют. Всё с нуля делать придётся, но это не проблема, сделаем, — смело заявил он. — Мы пока технологию на своих материалах отработаем, и потом на местную базу переходить станем. Да уже эта штука, — он легонько пнул ногой серый шкаф, — по параметрам превосходит любой здешний вычислительный центр. Шутка ли семьсот килогерц тактовой частоты, а в турбо режиме так вообще мегагерц, правда, недолго. А памяти пока всего полмегабайта, но по нынешним временам это и так ужасно много.

— Да, серьёзная штука... — искренне восхитился я его заслугами. — А почему бы вам для начала не сделать чего-то попроще? Ну, там четырёхразрядник, для управления станком его вполне хватит.

— Не понимаешь ты, Сергеич, — Антон взглянул на меня как ребёнка. — Вот запустишь ты станки, если тебе для них мощи хватит, что ты на них сделаешь? Какие программы ты туда загрузишь?

— Ну как какие, обычные, металлообработка она не особо сложная... — сказал и сам понял, что спорол глупость.

— И всё ты сам будешь забивать вручную? — Антон разочарованно покачал головой. — Так проще тогда по старинке руками ручки крутить, на чертёж глядючи, да штангенциркулем меряючи, быстрее выйдет. Пока у нас нет нормального механизма быстрого перевода чертежей в управляющие программы, заморачиваться со станками ЧПУ не имеет смысла. У нас ведь не потоковое производство планируется, а экспериментальное. А для этого нужны компьютеры помощнее, вот хотя бы этот. Мы его как раз планируем использовать для этой задачи и, заодно, для переноса цифровых чертежей из нашего времени.

— Цифровых чертежей? Это как, вы умудрились сюда дискеты протащить? — Он сумел поразить меня ещё разок.

— Нет, вот, смотри, — он достал из ящика стола лист бумаги, с двух сторон плотно забитый короткими полосками, как в штрих коде. — Да, это и есть несколько модифицированный штрих код, его можно печатать на обычном принтере, а считывать на сканнере, его мы тоже сделали. На один лист влезает аж триста шестьдесят килобайт, как на старую дискету, вместе с кодами коррекции защиты от ошибок. И главное — через портал бумага с краской хорошо переносится, в отличие от других носителей информации. Потом емкость листа можно попытаться увеличивать в несколько раз, вплоть до пары мегабайт на одну сторону, но тут всё в сканнер и оперативную память компьютера упирается, — поправился он.

— А монитор из чего сделан? — Протянул руки к названному предмету, дабы пощупать и дополнительно убедиться в его реальности. — Я даже у нас таких плоских не видел, разве только на ноутбуках.

— Это вообще крайне простая технология, — хмыкнул Антон. — Тут электроды и обычный люминофор, плюс жидкость-посредник ионного обмена, короче — вода с растворенными в ней сахаром и солью. Параметры светимости, сам видишь, практически никакие, да ещё срок службы всего несколько недель, но на первое время сойдёт и так. Потом что-либо получше придумаем, идей полно. С кинескопами точно заморачиваться не станем — вот это точно.

— Кстати, по поводу идей. Вот эти ваши "макросхемы", почему до них в этом времени никто не додумался? — Задал ему неожиданно возникший вопрос.

— Дело в том, что технологии эффективного применения аморфного кремния были разработаны в самом начале девяностых, — пояснил он. — Они просты, там разве только требования к чистоте материалов и знания точных параметров формирования активных слоёв полупроводника. Да и по самим принципам полупроводников тут пока больше теории строят, чем практикой занимаются. Но мы потом здешним товарищам поможем, так Сергеич? — Он взглянул в мою сторону с некоторой надеждой во взгляде, ибо решения по передаче технология пока висели исключительно на мне. — По сути "макросхема" — это та же самая микросхема, только очень большая. Да, да как в том самом анекдоте про самые большие советские микросхемы с двумя ручками для переноски.

Мы дружно рассмеялись.

— Да, молодцы вы, ребята... — эмоционально поддержал его начинание. — А мне в качестве печатной машинки не сделаете что-то такое, а то я никак не привыкну к здешним стучалкам? Все пальцы отбил.

Тут я, конечно, несколько преувеличивал. И раньше мне приходилось немало пользоваться обычными печатными машинками, ещё до того, как стали доступны компьютеры. Однако к хорошему быстро привыкаешь, и снова вспоминать всякое старьё как-то не хочется. Тут же выбора особо нет, приходится страдать.

— Ну и жук ты, Сергеич, в этом времени компьютеры всего мира по пальцам пересчитать можно, а ты хочешь использовать один из них для такой недостойной цели... — недовольно фыркнул он. — Ладно, сделаем тебе печатную машинку в виде терминала к общей ЭВМ, помнишь ещё наш старый вычислительный центр?

— Помню, помню, до сих пор не забуду, как приходилось выбивать машинные мощности у других отделов и ждать своей очереди на обработку расчетной задачи. А ещё помню, как перфокарты таскал чемоданами, ты же сам, гад, шутил по этому поводу. Решили и тут поиздеваться? — Злобно зыркнул на него.

— Крепись, Сергеич, время такое, не до жиру, — широко улыбнулся он, сгоняя с моего лица показную злобу. — Потом всё будет, года через два, но не раньше.

— Ладно, всё я понимаю. Если что надо, ты знаешь, где меня искать, — кивнул ему в знак примирения.

Я пошел к себе домой, где меня ждала только нескончаемая работа. Девушки уехали в Москву учиться, а жена чем-то занималась в Ленинграде, и я опять оставался в полном одиночестве наедине со своими мыслями, которых в последнее время развелось слишком много. Я уже успел пожалеть, что ввязался в это дело строительства "светлого будущего". Как хорошо быть простым человеком, не задумываться на долгие годы вперёд, надеясь на старших товарищей, которые всё знают и всё сделают, достаточно просто старательно делать своё маленькое дело. Но теперь не стало этих самых "старших товарищей", а висела огромная ответственность перед миллионами советских людей, и перед всей будущей историей этого мира до кучи. И никто почему-то не хотел снимать с моих плеч эту ношу. Выдержу ли я? На этот вопрос я тогда не знал ответа, а отступать совершенно не в моих привычках.

Вторая глава.

20 апреля 1955 года, Одесса.

Едва у меня зародилась шальная мысль, что в ближайшее время ничего, кроме обычной, несколько напряженной, но вполне привычной научной работы не предстоит, как произошло очередное непредвиденное событие. Нашим охотникам за криминальными авторитетами удалось выследить очень странную личность. С виду вроде бы такой обычный для этого времени организатор преступного сообщества, успешно контролирующего часть одесской контрабанды, но вот тот факт, что он в пищу ничего кроме той самой контрабанды не употребляет, даже воду привозную пьёт, навело наших людей на серьёзные размышления. Уж очень его образ жизни интересный. Дополнительное наблюдение почти ничего не дало, так как преступная группировка весьма тщательно и грамотно охраняла своего главаря, а для перехвата их контрабанды у нас не хватало людей. Привлекать для этих целей местные силы посчитали нерациональным, так как потенциально могло привести к раскрытию наших тайн, но представившийся шанс выйти на канал снабжения засевших в нашей стране "гостей из будущего", выглядел слишком заманчивым. А потому, как обычно, все сразу же вспомнили про собственного "супермена" в моём персональном лице, который чудесным образом всё сможет сделать.

— Ну что ты опять ломаешься как красная дева перед первой брачной ночью, Сергеич!

Говорил мне главный координатор наших боевых групп не молодой, но ещё крепкий бывший майор внутренних войск Данил Васильевич с коротким ёжиком седых волос на голове и цепким взглядом голубых глаз, сразу перешедший в обращении со мной на панибратский уровень. — Тебе же не впервой голову людям морочить, а мы тебя прикроем.

— Прикроете, знаю я ваше прикрытие, — я спорил уже скорее по инерции, понимая, что Данил прав, — только распугаете клиентов. Впрочем... — я всерьёз задумался над тем, что мне пришло в голову по аналогии из нашего мира.

— Что такое? — Сразу заметил изменение моего вида майор.

— Да вот, идея в голову пришла, про прикрытие. Можете ли вы организовать из числа своих людей по-быстрому реальных конкурентов интересующей нас банды, или клиентов, остро нуждающихся в их товаре или услугах? — Высказал ему своё предложение.

— Конкурентов... — Василич недолго обдумывал предложенную идею. — Нет, конкурентов из нас не получиться, — заметил он. — На это времени не хватит, да и средств лишних нет. А вот выйти на них в роли клиентов — это вполне реально. Даже странно, что мне самому такая идея раньше в голову не пришла, ситуация ведь совершенно типичная. Старею... эх!

— Просто у тебя образ мышления специфический, майор, — поддержал его со своей стороны.

— Угу, моё дело всяких мерзавцев и прочих гадов ловить, а не "совместные предприятия" с ними устраивать, как разведка и контрразведка делает, — фыркнул он.

— Вот потому ты, Василич, выше майора там, — я кивнул назад, образно показывая мир за порталом, — так и не поднялся, несмотря на все заслуги.

— Ты прав и не прав одновременно, Сергеич, — тот покачал головой с некоторой укоризной во взгляде.

Данил Васильевич старательно обходил тему, почему в нашем мире не сложилась его карьера. Он всегда всё брал на себя, а не как большинство ему подобных, оказавшихся в такой же ситуации, сваливал всё плохое на других, присваивая только несомненные заслуги. Даже тогда, когда действительно реальная ответственность лежала на других, он оставался верен своему правилу, гласившему, что "всегда и всё зависит исключительно от тебя". В этом, по моему мнению, и была его слабость, и, тем не менее, в его лице мы здесь имели весьма талантливого командира, к мнению которого я всегда прислушивался.

— Так прав или не прав? — Переспросил я его.

— С одной стороны прав, так как предлагаемые методы взаимодействия с преступным миром, вместо его тотального искоренения, дают свои результаты, позволяя эффективно реализовать тактические цели, — вздох сожаления. — Но с другой стороны... разве тебе, Сергеич, не очевидно, что отказываясь от своих твёрдых принципов, разрешая себе идти на исключения из общих правил для кого-либо, даже под предлогом каких-либо "высших целей", ты сам становишься похожим на тех, с кем нам нужно бороться? Образ мышления формируется такой вот, сам же это говорил. И что в итоге получится и закрепится тот самый принцип оправдания всяких сволочей! "Он, конечно, мерзавец, но он наш мерзавец", — процитировал он хорошо знакомые слова. — Нельзя ради благих намерений отрекаться от своих принципов, нельзя! — В голосе появилась твёрдость и решительность, даже резкость. — Сам вот посуди, во что превратились наши спецслужбы в том мире... да в те же преступные группировки по своей сути. И власть стала такой. Пахан на пахане, вор на воре! И всё именно из-за таких вот игр, которые ты сейчас предлагаешь. Нельзя чистить канализацию и после этого благоухать амброзией! — Голос майора был твёрд и резок, он реально уверен в своих словах и убеждениях, его слова, вылетали, словно пули из пулемёта, бившего во врага.

Но я тоже не собирался так просто сдаваться.

— А как же ты, Василич, отнесёшься к фразе "что нельзя запретить, то нужно возглавить, сделать управляемым, а потом довести до абсурда"?

— Ну, вот там, у себя, мы все так нашу страну до абсурда и довели, тебе разве мало? — Припечатал он меня одной фразой.

— Мы все, говоришь... — я лишь покачал головой, выражая сомнения. — А может быть это не мы, а нас внешние враги довели?

— Да, без них здесь не обошлось, это верно, — подтвердил он, кивнув. — Но именно потакая желанию сделать как лучше, пренебрегая главными принципами из благих намерений, думая, что "потом доведём других до абсурда", до абсурда дошли мы сами, — попенял он мне, добавив: — Своими руками ведь всё порушили. Зачем кивать на внешнего врага, когда мы сами стали себе худшими врагами?

— Так что же ты предлагаешь вместо всего этого, лезть голой грудью да на вражескую амбразуру? Получить звание героя посмертно, от далёких потомков? — Вскинулся я.

— Нет, ты действительно прав, тут переть в лоб нельзя, — ещё один кивок и следом за ним возражение: — Но и отказываться от своих принципов тоже невместно, несмотря ни на что и ни на кого. Если мы не сможем навязать противникам свои принципы, то они нам навяжут свои. Заставят играть по своим правилам, и ты не заметишь, как сам станешь таким же, как они. "Бытие определяет сознание", помнишь? А потому сразу тебе скажу, Сергеич, что делать нашу агентурную сеть из криминальных элементов или становиться на их место я не стану ни при каких обстоятельствах и своим людям этого не позволю, как не проси. Сейчас определим сроки потребные для искоренения вражеской сети, и за них выходить не станем, независимо от других условий, — жестко потребовал он.

— Ладно, уговорил, языкастый, — хотя я и не был с ним согласен в полной мере, но мимо здравого смысла мой ум тоже не проходил. — Разрабатываем план внедрения, определяем мою роль, и я пойду готовиться.

Я ещё даже не предполагал тогда, что этот короткий, но достаточно тяжелый разговор станет определяющим для всей нашей дальнейшей деятельности. И для нашего будущего тоже. А пока я стал опять в который раз собираться в дорогу.

Одесса встретила меня настоящим весенним теплом и распускающейся зеленью. Если в нашей средней полосе ещё хватало талого снега, а деревья только-только думали — наливать ли свои почки или ещё рано, то здесь уже весна давно вступила в свои права. Я с детства любил этот красивый старый город, куда меня часто возил отец. Мальчишкой я мог часами плавать в тёплом море вместе с местной ребятнёй, любил ловить руками кусачих крабов, бить заострённой палкой притаившуюся на дне под волноломом камбалу, которую ещё требовалось разглядеть среди донных камней. Мы с отцом гуляли по зелёным одесским улицам, ездили в пригороды на лиманы, где была чёрная лечебная грязь, а рядом с лиманами буквально через дорогу имелась цепочка пресных озёр с холодной ключевой водой. Позже, уже взрослым, я нередко приезжал в Одессу по работе, а также пару раз выезжал из одесского порта за границу на теплоходе. И потому я внутренне радовался снова увидеть этот чудесный город, каким он был ещё до моего рождения, посмотреть его очередную молодость, пройтись по его привозу, где, как известно из различных слухов — можно купить практически всё, что только существует в этом мире.

Но я приехал сюда совсем не за красотами города и даже не для купания в море, которое в это время, впрочем, ещё очень холодное. Мне требовалось впервые на практике продемонстрировать результат тренировок последних месяцев, тренировок неявного внушения другим людям своей воли. Казалось бы, в нашем времени практически все слышали слово "гипноз". Некоторые даже побывали на соответствующих сеансах массовых гипнотизёров — Чумака и Кашпировского, а если не были, так по телевизору видели. Я верю, что вскоре российский народ насытится этим дешевым "чудом" и эти товарищи снова станут безвестными, как бы их и небывало вовсе, но сейчас желание заработать лёгких денег по-быстрому на дешевых сенсациях и чудесах всяко превышает любой здравый смысл. Но, то гипноз эстрадный, он мне не подходит. Не подходит мне и гипноз психологический, которым обрабатывают незадачливых алкоголиков, "кодируя" их, чтобы они водку не пили. Мне же требуется настоящая боевая версия гипноза, с помощью которого можно быстро полностью подчинить волю другого человека, причём сделать это незаметно для него самого и тех, кто окажется рядом с ним. Тут сразу найдутся множество желающих возразить мне, что "такого не бывает в принципе, не все хорошо поддаются гипнозу, есть и вовсе "негипнабельные"". На это я могу сказать — "хорошо, вы правы, для вас это так и есть, спорить не стану, оставайтесь, пожалуйста, при своём". Я, кстати, некоторое время назад сам так думал, пока не стал тренироваться. Зато теперь я точно знаю, что практически к любому человеку можно подобрать свой "золотой ключик". Нет, никаких зеркал и "хрустальных шаров", "волшебных маятников", для этого не нужно. Всё это "пионерский уровень". Для достижения успеха нужно всего лишь очень хорошо управлять собой, своими состояниями изменённого сознания. Нужно уметь загипнотизировать самого себя в первую очередь. Но и этого мало. Нужно иметь развитую чувствительность, уметь ощущать своего "клиента" как самого себя, практически сливаясь с ним. И даже этого не хватит, если нет сильной воли, сильной настолько, чтобы противостоять воле другой сильной личности, иначе не ты подчинишь его себе, а наоборот. С моей гипнотической маскировкой и тренировками управления своими состояниями, добавить недостающие навыки оказалось не слишком сложно. Но и простым делом это тоже не стало, мне приходилось иногда по целому часу в день работать у зеркала, отслеживая себя до мельчайших нюансов, а потом долго пристраиваться к другим людям, ловя на себя их чувства и эмоции, определяя их психические состояния. На следующем этапе я учился изменять настроение тех, кто оказался рядом со мной. Как правило, я незримо для них улучшал их настроение, и даже не потому, что большей частью это мои коллеги, а потому, что только так можно реально "поймать" волю другой личности. Сами посудите, разве кто-то станет оказывать какое-либо сопротивление, когда по его ощущениям ему становится лучше? Думаю, тут ответ вполне очевиден. Но и тут скептики, особенно те, кто получил высшее психологическое образование, могут возразить, что — "если тебе нет доверия, то все твои старания совершенно бесполезны, и победить явного врага, таким образом, просто не получится". Да, действительно доверие может многое значить. Однако совсем не обязательно иметь именно доверие и расположение к себе. Эффективными могут оказаться другие крайности, типа полного недоверия и даже чуткой настороженности — главное поймать эмоциональный контакт. Вот полное безразличие и откровенное игнорирование пробить куда сложнее, а презрение и насмехательство, попытки эмоционального возвышения над тобой так же хороши для работы. Чем увереннее чувствует ваш противник своё превосходство над вами — тем проще будет с ним справиться. Ему можно даже в этом поспособствовать.

И тут встаёт серьёзный вопрос — "а можно ли защититься от такого подготовленного гипнотизёра, который способен незаметно взять тебя в плен"? Кстати, вопрос совсем не праздный. Встретиться с таким вот "товарищем" могут практически все, кто, так или иначе, осуществляет путешествия по стране. Некоторые воры и мошенники имеют подобные таланты. У тех же цыган приёмы гипноза с криминальными целями передаются по наследству. Так вот, скажу прямо — никакой простой защиты против "профи" нет, кроме обладания аналогичными умениями. Или хотя бы умениями управления своими психическими состояниями. И даже это не гарантирует полной неуязвимости, хотя и делает человека более защищённым от постороннего влияния. Но никогда и нигде таких знаний и навыков не станут преподавать массам, этого не расскажут ни в школе, ни в институте. Подготовленный таким образом человек становится неуправляем через пропаганду, его не зазовёшь на митинг, его голос не купишь красивыми обещаниями и эмоциональными лозунгами. Скорее даже наоборот — он просто слышит любую малейшую фальшь, а также легко отслеживает попытки манипуляций его чувствами и эмоциями. А это существенно увеличит затраты существующей власти на подчинение людей. Да, в некоторых спецслужбах преподают нечто подобное, но только посвящённым и особо доверенным людям, превращая их в настоящих суперагентов. Хотя вся эта наука и практика достаточно проста и доступна практически любому, если, конечно, ему хватит сил и желания тренироваться самостоятельно. Мне вот, по моему мнению, хватило, и вскоре предстоит сдать настоящий экзамен, где при неудовлетворительной оценке можно запросто расстаться с жизнью.

Третий день, пока мои люди договариваются с бандитами о "встрече в верхах" с целью обсуждения дальнейшего криминального сотрудничества, я хожу кругами вокруг окраинного района, где практически безвылазно живёт наш "клиент". И ладно бы, если я просто так ходил, теперь я ношу чужое тело. В этот раз никаких психических перевоплощений, слишком опасно делать несколько дел одновременно. А потому меня загримировали и изменили пропорции тела, я стал таким пузатеньким и пухленьким мужичком примерно сорока пяти лет по внешнему виду, в строгом костюме одесской работы, пахнущим дорогим контрабандным одеколоном. Чтобы я в новом теле выглядел естественно, приходится попотеть в самом прямом смысле. Все эти дополнительные части тела совсем не пуфики и подушки. Нет, это практически тождественные по объёму, массе и внешнему виду накладные элементы, приклеенные к моему телу и ставшие как бы его составной частью, даже пупок большого волосатого пуза иногда может просвечивать через дорогую тонкую шелковую рубашку. Тут я впервые почувствовал себя не то чтобы беременной женщиной — скорее старым чиновником, многие годы не державшим в своих руках ничего тяжелее ложки, вилки и пишущей ручки. Да и вообще старательно вживался в роль такого вот чиновника, так как реальный прототип моего вида им и был, по совместительству являясь известным в узких кругах "цеховиком" и организатором преступного сообщества в городе Ростове, которое наши люди недавно тихо прикрыли, когда вычислили весь его состав. Мы бы и не трогали его, всё же многие "цеховики" выпускают востребованную народом продукцию, разве только как прочие кооператоры налоги не платят, но тут как раз всё обстояло несколько иначе. Они занимались подделкой контрабандной продукции — преимущественно алкоголя и сигарет, и вред от неё вполне очевиден. Плюс там ещё хватало человеческой крови. Кое-кто давно перешел запретную черту.

Гуляя по весенним улицам в новом для себя теле, я тщательно изучал возможные пути отступления, если что-то пойдёт не так. И не важно, что мои люди меня подстрахуют, прячась невдалеке, одной страховкой жив не будешь, тут в округе много домов скуплено бандитами, да и простые жители не ровен час, запросто работают на них. Это же Одесса, недаром преступный мир называет её "Одессой-мамой". Я достал из кармана серебряные часы на цепочке и посмотрел время. До назначенного мне срока встречи остался всего час. Самое время привести себя в полный порядок и приготовиться. На несколько минут я скрылся в густых кустах, где неторопливо справил малую нужду, подтянул одежду и проверил, всё ли в порядке с накладками на теле. Из-за пота они иногда всё же отваливались. Отряхнув щегольские штиблеты от пыли, вышел на улицу и неторопливо окольными путями направился к нужному мне дому. По дороге сделал несколько остановок, спрашивая у встреченных местных жителей, как пройти по нужному адресу, а заодно посматривая, где затаились несколько человек из группы прикрытия. Только за несколько домов до нужного всё же обнаружил одного из наших, который о чём-то оживлённо говорил с местным жителем, активно размахивающим руками и явно торгуясь. Такой вот обычный одесский колорит. Подойдя по нужному адресу, нажал кнопку звонка у калики рядом с покрашенными зелёной краской большими воротами. За воротами громко разошлась лаем крупная собака. Потом меня недолго рассматривали в дверной глазок, после чего калитка открылась, и меня пропустил внутрь крепкий жилистый загорелый цыган с золотой серьгой в ухе. За калиткой кроме собаки на длинной цепи оказалось ещё трое крепких мужчин, судя по характерной манере держаться, вооруженных огнестрелом. Закрыв калитку, цыган легко и быстро пробежался руками по моей одежде, проверяя, не спрятано ли под ней какое оружие, после чего широко улыбнулся щербатым ртом, и с характерным одесским акцентом процедил:

— Грек тебя ждёт. Но только будь с ним повежливее, фраер, он как всегда не в настроении.

И когда я уже шел по выложенной плоскими камнями тропинке от забора к дому, чувствуя на спине его сверлящий взгляд, тихо добавил сквозь зубы, так, чтобы я его непременно услышал:

— Не нравишься ты мне, фраер, чую, порадуешь ты сегодня крабов.

Тут я окончательно понял, что просто так мне живым отсюда не уйти.

Едва я оказался внутри дома, как меня снова быстро обыскали с ног до головы ещё два дюжих молодца, после чего легко подтолкнули в спину на лестницу — "иди мол, не задерживайся тут".

И вот, наконец, я рассматриваю того, ради кого потею несколько часов подряд во всей этой одежде и не только одежде. Грек оказался мужчиной около сорока лет по виду, загорелый до легкого кофейного цвета, жилистый, лицо правильной формы, сухая ровная кожа, волосы чёрные, короткие, вьющиеся. Одет в широкую белую шелковую рубашку и простые светлые штаны. Вылитый классический грек, ему не хватает туники, и тогда с него можно рисовать античную картину на амфоре. Однако если присмотреться к нему более внимательно, то возникает чувство, что перед тобой стоит опасный хищник, неспешно раздумывающий — съесть ли тебя прямо сейчас или немного поиграть, позабавившись ещё какое-то время. Грек посмотрел на меня быстрым оценивающим взглядом. Не знаю, нравятся ли ему хоть какие-то люди в принципе, я, впрочем, в друзья ему набиваться не собирался, но зачем так относится к потенциальным богатым клиентам? Да и ещё так открыто демонстрировать своё презрительное отношение? А с другой стороны — именно то, что мне сейчас и нужно. Меня не посчитали опасным — это раз, да и, похоже, вообще не посчитали за человека — это два. Ну а три — Грек, выражая глубокие чувства к моей, очень несимпатичной для него персоне, фактически делал за меня половину работы. Я даже успел про себя порадоваться, что не придётся долго и старательно искать устойчивого эмоционального контакта. Но радость моя оказалась несколько преждевременной. Посмотрев на меня ещё раз, Грек приоткрыл окно и крикнул:

— Эй, Лысый, зайди сюда, — после чего аккуратно закрыл окно.

Грохнула дверь, заскрипели ступеньки лестницы и к нам вошел тот самый цыган, который встречал меня у ворот. Странная у него кличка, про себя подумал я, глядя на его пышную, чёрную как смоль шевелюру. Как бы угадав мои мысли, цыган достал приличных размеров ножик, легко помахал им в руке, и широко скалясь щербатым ртом в мою сторону, спросил:

— Грек, этого фраера тоже побрить перед серьёзным разговором?

Не меняя хмурого вида, Грек улыбнулся одними глазами, видимо, это у них была дежурная шутка, от которой мне должно стать плохо до дрожи в коленях, однако я не подал виду, впрочем, сместился так, чтобы в поле моего зрения оказались сразу оба противника. Если что-то пойдёт не так, надеюсь, хоть этих двоих я смогу быстро отправить на небеса, а вот двое внизу и ещё несколько человек во дворе с оружием явная проблема. Значит, доводить до драки явно не стоит, собственно, не за этим я сюда пришел.

— Что-то не ласково вы дорогих гостей встречаете... — начал разговор я, — может, вам, господа, уже и деньги не нужны?

— А что, фраер, у тебя есть деньги? — Поигрывая ножиком в руках, ответил цыган, добавив сквозь зубы: — Я имею в виду настоящие деньги.

Понятное дело — советские рубли тут явно не котируются, даже и предлагать бессмысленно.

— Имеются, имеются, — спокойно не меняя делового тона, продолжил я гнуть свою линию. — Есть немецкие марки, есть американские доллары, есть царские рыжики, или вы предпочтёте свежие английские фунты?

Последние три слова я несколько выделил интонацией, внимательно боковым зрением наблюдая за Греком, но при этом удерживая фокус взгляда на цыгане. Именно поэтому я и уловил, как резко изменил свой интерес ко мне Грек, хотя он явно не хотел подать вида, так же безмятежно глядя куда-то в окно.

— И, позвольте полюбопытствовать, много ли у вас наберётся этих самых "свежих фунтов"? — Не меняя положения головы, тихим спокойным голосом спросил Грек, после чего переглянулся с цыганом.

— Думаю, хватит для плодотворного сотрудничества, если договоримся... — я широко улыбнулся, улавливая нужный эмоциональный отклик.

— Теперь осталось выяснить, почему ты именно ко мне обратился, Иннокентий Моисеевич... — с некоторой угрозой в голосе спросил меня Грек, резко взглянув мне прямо в глаза, — неужели больше никого подобрее не нашел ни сам, ни твои людишки?

— Нашел, почему же мне не найти хороших и разных людей, да вот посоветовали знающие "товарищи", — слово заметно выделялось тоном, так что сразу становилось понятно — те "товарищи" совсем не товарищи, — именно тебя. Мол, только ты знаешь то, что им нужно, — своей совершенно искренней улыбкой я заставлял своего оппонента ещё сильнее разозлиться.

— "Знающие товарищи", говоришь, посоветовали... — не меняя угрожающего тона, Грек продолжил давить взглядом, а я заметил, как резко напрягся цыган, в секундной готовности перехватить мне горло острым тесаком. — И что им тогда от меня надо?

— Им надо иметь постоянно открытое окно "туда", — я качнул головой справа налево, жестами дополняя слова, — а так же возможность получать "оттуда" некоторые товары и продукты. Кое-кого требуется быстро вывезти из страны, не привлекая лишнего внимания. И ещё кое-кто хочет иметь гарантированную возможность эвакуации из Союза, в стране сейчас очень неспокойно.

В своих предложениях я совсем не зря сделал упор именно на людей, а не на что-то другое. Что мы можем предложить Греку, а вернее, как мы предполагаем — "гостю из будущего"? Деньги? У них их и так хватает, а вот потенциальная возможность восстановить потерянное влияние и создать новую агентурную сеть на месте недавно разгромленной нами — за это предложение они должны уцепиться. И действительно, в глазах "гостя" загорелся явный интерес, и он сам заметно расслабился, уловив нужную суть.

— Лысый, — обратился он к цыгану, — оставь нас наедине и проследи там, чтобы никто случайно не подслушивал.

Цыган вышел и закрыл за собой дверь, наконец-то открывая мне возможность заняться тем делом, ради которого я сюда и пришел. Всё же отслеживать и управлять сразу двумя людьми я пока не способен, мне бы справиться хотя бы с одним. Сразу постарался почувствовать внутренне настроение Грека и подстроиться к нему. Не напрямую, естественно, а комплиментарно, то есть хорошо совместимо с его чувствами, но очевидно отлично от них, ибо прямая подстройка может вызвать подозрение у подготовленного человека, а мне этого совсем не надо. Однако свой ритм дыхания я полностью согласовал с дыханием противника, а он этого совершенно не заметил, что шло, несомненно, мне в плюс. Через несколько секунд я сумел зацепиться за эмоции Грека и почувствовать возможность ведения, правда пока ещё слабую и крайне неустойчивую.

— И вот ещё список срочно необходимых нам товаров, — я достал из внутреннего кармана пиджака сложенный вчетверо лист бумаги и протянул его Греку.

Быстро пробежав глазами по списку, он задумался на несколько продолжительных секунд. Естественно, он просто обязан был так среагировать, ибо в этом списке числились консервы из рациона "гостей", которые не производились в этом времени, хотя и имели вид вполне обычных для него.

— Я так и подумал, что без наших общих знакомых тут явно не обошлось, — после некоторой паузы произнёс Грек, — с некоторой частью этого списка мы можем вам помочь прямо сейчас, без долгого ожидания заказа. Вот, к примеру, продукты все есть, можете забрать хоть сегодня ночью. На счёт переправки "туда" ваших людей мы можем поговорить позднее, когда они сами приедут сюда и познакомятся с моими людьми, которые и скажут им, что надо делать. Это совсем не так просто, как может показаться. Но возможность есть, не вижу особых проблем, — деловито хмыкнул он.

Что-то в этом духе я и ожидал услышать. Естественно, со мной, левым посредником, который, скорее всего, совершенно не в курсе всех тёмных дел "гостей", договариваться никто не собирался. Используют втёмную, возможно даже живым оставят, если ничего лишнего случайно не узнаю. Тем временем заметно усилился эмоциональный контакт. Теперь я мог непосредственно влиять на эмоции Грека через себя, пока ещё поверхностно, но вполне достаточно, чтобы поддерживать в нём нужное мне состояние для дальнейшей работы. Сказать, что мне это давалось легко, я вряд ли смогу, противник попался весьма сильный. Не исключу, что он и сам мог проделывать нечто подобное с другими людьми, однако сейчас, не ожидая подвоха с моей стороны, потерял осторожность и занялся более актуальным вопросом восстановления связи с потерянной диверсионной группой. И тут срочно требуется подкинуть ему очередную зацепку, дабы направить его мысли в нужную сторону:

— Перед покупкой я должен внимательно взглянуть на ваши продукты, знаете ли, там есть мелкие нюансы, которые почему-то крайне важны для моих клиентов. Я не знаю всех деталей, но могу отличить то, что им надо. Надеюсь, с моей стороны это не очень большая наглость, и мне сказали, что вы правильно поймёте, — я старался воспроизвести в своём голосе самый деловой тон, на который сейчас способен.

— Да, я вполне понимаю вашу заботу, — одними уголками губ усмехнулся Грек, — мы сейчас сходим на наш склад, и вы сами убедитесь, что у меня имеется именно то, что вам нужно. Если вы, конечно, не боитесь испачкать ваш костюм, там, знаете ли, несколько грязновато.

— Ничего, ничего, ради серьёзного дела костюма не жалко, — улыбкой показал, что это для меня действительно мелочь.

— Тогда не станем терять зря времени, следуйте за мной, Иннокентий Моисеевич, — Грек подошел к выходу из комнаты, открыл дверь и стал спускаться по лестнице.

Я продолжал поддерживать контакт, теперь он шел значительно легче. В качестве небольшой проверки я намеренно оступился и успел заметить, что Грек тоже споткнулся, недоумённо посмотрел себе под ноги, хмыкнул и пошел дальше. Вскоре мы очутились в большом подвале, плотно заставленном различными бочками и ящиками, мимо которых приходилось аккуратно протискиваться, чтобы не испачкать одежду. Пахло рыбой и чем-то ещё знакомым, но я не мог определить, чем именно. Дойдя до дальнего края подвала, Грек двумя руками в разных местах упёрся в стену, видимо нажимая невидимые мне рычаги, и штабель больших ящиков медленно и бесшумно отъехал в сторону, открывая слабо освещённый единственной лампочкой спуск вниз.

— Нам туда, — показал он рукой вниз, — идите первым, я закрою проход за нами.

Опускаясь в узкий проход, я почувствовал что-то неладное, какое-то слабое беспокойство или чье-либо постороннее внимание, явно направленное в мою сторону, но удерживаемый контакт говорил мне, что всё нормально, подвоха ждать не стоит. А потому, вскоре опять расслабился, когда Грек нагнал меня и повёл по узким проходам одесских каменоломен. Я внимательно оглядывал стены, рассматривая закреплённую под самым потолком электрическую проводку, а также считал тёмные проходы, периодически встречавшиеся на нашем пути. Закреплённые на стенах редкие лампы светили тускло, но их света вполне хватало, чтобы не пользоваться фонарём. Фонарей у нас, впрочем, при себе и не имелось, если не считать бензиновой зажигалки, которую я носил в кармане чисто для понту, как и пачку дорогих контрабандных сигарет. Видя мою заинтересованность, Грек счёл необходимым объяснить:

— Не удивляйтесь, эти ходы не специально были пробиты к моему подвалу, как может вам сейчас показаться. Тут под городом и пригородами много старых подземных ходов. По ним можно пройти Одессу из конца в конец, выйти в порту, оказаться на набережных или вообще где-либо за много километров от ближайших домов. Если знать дорогу под землёй, конечно, — хмыкнул он. — Иначе проще всего остаться в этих лабиринтах навсегда, что часто происходит с теми, кто проявил излишнее неосторожное любопытство. Тут, знаете ли, ещё с войны много чего осталось, различные сюрпризы оставили как красные, так и немцы. А потому знающие люди в катакомбы предпочитают не лезть. Грех не воспользоваться таким богатством для наших скромных дел, — тут он весело хохотнул.

Я всё это, впрочем, прекрасно знал и без его объяснений. Хотя в моём времени большую часть входов в катакомбы завалили камнями, так как каждый год кто-то из приезжих отдыхающих обязательно терялся в них, но ещё в детстве я немного полазал по подземельям с местными мальчишками. И один раз мы умудрились в них действительно заплутать и выбрались на поверхность только на следующие сутки. Ох, как мне тогда влетело от отца, и теперь я внимательно осматривал проходы, чтобы запомнить дорогу, просто из лишней осторожности, мало ли придётся выбираться одному, чего я совсем не исключал со своими планами. Свернув за Греком в очередной проход, мы очутились в огромном подземном складе. Потолок зала никак не ниже четырёх метров, а сам зал плотно заставлен разнообразными ящиками и коробками. Грек не остановился в этом зале, и мы пошли дальше в боковое ответвление. Я снова почувствовал лёгкое беспокойство и оглянулся назад, однако ничего не заметил. Мы здесь были вдвоём и вроде как ничего странного не должно произойти. Может это у меня такая собственная реакция на подземелья? Возможно. Не люблю их. Вскоре беспокойство ушло на дальний план, а мы, наконец, достигли конечной точки нашего путешествия. Это оказался ещё один зал, плотно заставленный ящиками, дальний конец которого перекрыт ржавой железной решеткой.

— Ну вот, мы и пришли,— сказал Грек, открывая один из ящиков, стоящий под одинокой тусклой лампой. — Смотрите внимательно, это именно то, что надо.

Я взял в руки консервную банку и внимательно разглядел её. Да, это были немножко не те консервы, взятые нами у группы "гостей", но отличительные признаки того же самого производителя здесь налицо.

— Вода и остальное тоже имеется, можете посмотреть, — Грек открыл ещё пару ящиков в стороне.

В это время я уже полностью мог контролировать своего оппонента, хотя он этого ещё не ощущал. Для него я уже присутствовал как бы в двух лицах, в виде клиента, которому что-то от него нужно, и его практически втрое "я". Хотя подземелье я не считал самым приятным местом, но чего-то лучшего для приватной беседы нам сейчас сложно найти. Мельком посмотрев на содержимое открытых ящиков, перешел к активным действиям. Резко убрав все мысли и введя себя в лёгкий транс, собрал всё внимание на ощущениях устойчивого контакта. Что-то ещё пошевелилось невдалеке, какое-то смутное чувство то возникало, то пропадало, но я опять не обратил на него внимания, сосредоточившись на важном процессе. Клиент плыл за мной, совершенно ничего не подозревая, морщинки на его лице разгладились, тело характерно расслабилось. Я медленно погружался в транс ещё глубже, равномерно покачиваясь взад-вперёд. Грек уходил за мной, покачиваясь в такт. Ему сейчас было очень хорошо в этом состоянии, из которого по своей воле он не сумеет выбраться несколько часов без моей команды. Перенапряженные по жизни люди, попадая в состояние наведённого транса, сочетающегося с расслаблением, оказываются в естественной ловушке своего тела. Ещё немного и можно зафиксировать глубокое гипнотическое состояние и переходить к главной части моей работы — к прямому программированию подсознания. И в этот момент сзади послышался какой-то тихий лязгающий звук и звон чего-то металлического по каменному полу. Моё чувство опасности взвыло сиреной тревоги, я мгновенно вернулся в бодрствующее состояние и оглянулся, Грек же ничего не заметил и остался в приятном состоянии полной расслабленности, продолжая раскачиваться, уже без моего участия. Я не успел даже испугаться, на секунду оцепенев, в трёх метрах от нас стоял цыган, с диким ужасом на лице смотрящий в нашу сторону и сжимающий в побелевшей от напряжения руке гранату. Выдернутая чека валялась у него под ногами, звук падения которой и привлёк моё внимание. Немигающим взором он смотрел на Грека, не в силах сделать ни одного шага, я чувствовал, что его ноги буквально прилипли к полу, тело не хотело слушаться, но железная воля ещё держалась из последних сил. Похоже, он тихо следил за нами и попал под моё гипнотическое влияние, но сумел сопротивляться ему, хотя сейчас явно проигрывал эту борьбу. Его пальцы медленно разжались, выпуская смертоносное яйцо. Раздался громкий щелчок сработавшего капсюля, а я в тот момент уже бросился в сторону, за ящики и дальше, спасаясь от неминуемого роя горячих осколков. Взрывной волной меня подбросило вперёд, спину обожгло в нескольких местах, а затем сверху посыпались камни, один из которых попал в голову, гася сознание.

Возвращение в этот мир оказалось переполнено пульсирующей болью во всём теле. Несколько минут я просто пытался сосредоточиться на своём дыхании и потихонечку отключить болевые рецепторы. "Если болит — значит, ты жив" — так говорил один мой знакомый инструктор рукопашного боя после очередного спарринга, где мне от него в очередной раз хорошенько перепало. Но если не побороть боль, то я вряд ли смогу действовать адекватно сложившейся ситуации. Немного утихомирив болевые ощущения, стал медленно на ощупь выкапываться из кучи навалившихся камней, среди которых, к счастью, попалась одна мелочь. Свет погас, воздух пыльный даже на ощупь, каменное крошево скрипит на зубах, где-то вдалеке капает вода, отзываясь гулким эхом подземелья. Левая рука практически не слушалась, каждое движение сопровождалось острой вспышкой боли. С трудом сумел выбраться из-под завала и нащупать зажигалку. Три чирка я не мог зажечь огонь, разбитые пальцы не чувствовали колесо кремня. В свете тусклого мерцающего пламени нашел себе повод для настоящего оптимизма. Можно сказать — мне реально повезло — заваливший подземелье обвал зацепил лишь самым краешком, буквально в двух шагах чернеет открытый проход, железная решетка которого выпала из креплений от взрыва и последующего смещения породы. Не помню, сколько я полз в полной темноте, не понимаю на что ориентировался, просто полз и всё, чувствуя, жив только пока шевелюсь и пока ползу, и стоит только остановиться, собирая силы, расслабиться, уснуть, ожидая спасения свыше и всё, никто меня никогда не найдёт в этих проклятых катакомбах. Смутно помню, как забрезжил где-то вдалеке свет и как я вывалился из подземелья в расщелину с холодной морской водой, а сверху раскрылось синее-синее небо. Набежавшая волна подхватила меня и поволокла в море. Я барахтался в обжигающей холодной воде, сопротивляясь волнам и цепляясь ногами за донные камни, не в силах ни встать, ни плыть. Волны несли меня куда-то вбок от того места, где я выбрался из-под земли, и теряя последние силы, сумел подтолкнуть себя к берегу. Кое-как выбравшись на каменистый пляж, едва отползя за границу прибоя, окончательно потерял сознание.

Третья глава.

29 апреля 1955 года, стремительно растущая деревня в нескольких километрах от окна портала.

Ну почему все непременно хотят моей смерти? Это яркое солнце, палящее прямо в лицо через открытое окно, эти птички, которые подло чирикают с раннего утра, не переставая ни на минуту. Заняться им не чем. Даже жена... хотя с другой стороны, понятно, близкие родственники опять же. А ведь они непременно считают, что наоборот, не дают мне помереть — вот ведь парадокс. И вообще как-то слишком подозрительно быстро я прихожу в норму. Уже практически ничего не болит, даже голова прояснилась, только заживающие шрамы постоянно нестерпимо чешутся. А чесаться-то нельзя, нельзя, вот и приходится терпеть, отвлекаясь на посторонние мысли. Была бы боль — отключил бы нафиг, научился уже с горем пополам, а вот с чесоткой, почему-то так не получается, даже странно. Лишь один хороший выход знаю из сложившейся ситуации — качественный и глубокий сон. Впрочем, я уже больше и спать-то не могу, выспался на пару месяцев вперёд, судя по ощущениям в организме. Да, приложило меня в тех одесских катакомбах знатно, впрочем, отделался лишь одним переломом ребра, мелкими царапинами и лёгкой контузией, не иначе как по доброй воле какого-то высшего существа, не желавшего потерять свою любимую игрушку, меня, то есть. Да и ребят из группы прикрытия на моё ещё шевелящееся тело тоже кто-то вывел, не успело оно до смерти замёрзнуть в холодной морской воде. Вот ведь как мне повезло — иначе не сказать. Хотя "везение" это относительное, задание-то я провалил. "Да, вот она, непреодолимая сила обстоятельств" — так можно найти себе оправдание в любом случае. Хотя, что я мог сделать в том раскладе? Зелен я ещё для таких подвигов, зелен и слишком самонадеян. Вот теперь и учусь на своих ошибках, практикуясь в экстренной психической регенерации. Как оказалось — прямое управление организмом позволяет творить настоящие чудеса, вот только с чесоткой ещё придумать бы, что сделать. Ладно, пора отвлекаться на внешние раздражители и подавать признаки осознанного внимания, пока эти "раздражители" не вошли в настоящее раздражение по поводу моего невнимания и полного игнорирования.

— И только не говори, пожалуйста, что ты только-только проснулся, — жена ласково потрепала рукой мою отросшую шевелюру, заглядывая в глаза с изрядной долей насмешливости в нежном взгляде. — Я ведь тебя, Алёшенька, как облупленного знаю, ты, нахал эдакий, уже полчаса меня активно игнорируешь, и признаваться не хочешь. Неужели опять разлюбил, глядючи на местных молодых красавиц?

Вот ведь какая настырная баба, ничего от неё не скроешь. А, с другой стороны — что бы я делал без её поддержки? Сомнениями бы ведь измучался.

— Тебя, Светик-семицветик, разве можно разлюбить? — Я легко принял её игру, в которую она всегда любила поиграть при встрече после недолгого расставания, — ты же, сразу прибежишь и как залюбишь до полусмерти...

— И не рассчитывай, кобель блохастый! — Твёрдым голосом заявила она. — Тебе пока нельзя чисто по медицинским показаниям.

— А когда будет можно? — Улыбнулся одним взглядом, так как мой рот заняли коротким, но жарким поцелуем.

— Вот когда станет можно, тогда и посмотрим! — Усмехнулась жена, снова отстраняясь. — А теперь я тебя буду кормить и параллельно заговаривать зубы, — она встала с кровати и подвинула столик с тарелками и кружками.

— Хм, а зубы-то у меня как раз и не болят... — шутливо попенял ей.

— Ну, тогда что-нибудь другое заговорю, раз не хочешь заговорить зубы, — она взяла в руки ложку и глубокую тарелку с очень вкусно пахнущим содержимым, собираясь кормить меня как совсем маленького ребёнка.

— Так, отставить материнские чувства! — Решительно взял у неё из рук ложку и тарелку. — С этим делом уже как-либо и сам справлюсь. Итак, что ты мне в этот раз хочешь рассказать, — я перешел на такой деловой тон, наслаждаясь изысканным вкусом обыкновенной гречневой каши с мясным гуляшом.

— Ты читал моё последнее послание, которое я оставила тебе почти месяц назад? — Поинтересовалась она. — Так, судя по твоему удивлённому виду — нет, — а во взгляде лёгкая обида.

Действительно, не успел прочитать её "послание", если так можно сказать о мелком рукописном тексте в виде целой амбарной книги. Я тогда готовился к последней операции, и мне было совсем не до него.

— Ладно, Лёша, я всё знаю и не виню тебя в невнимательности к моей исключительно важной персоне, — миролюбиво заявила жена. — Ты и так делаешь больше, чем можешь, но сейчас надо сделать ещё больше.

— Ой, и от кого я это слышу, Светик, чтобы ты и заговорила такими словами, должно было произойти что-то невероятное, — легонько подшутил над ней.

— Я тут Саламбека встретила... — произнесла она, заставив меня сильно вздрогнуть и едва не подавиться кашей.

Так, это уже серьёзно. Даже очень серьёзно. Если это действительно тот самый Саламбек, который был директором и главным воспитателем того детского дома, в котором Светлана, можно сказать — выросла, то можно смело ожидать больших неприятностей. Причём, нам всем.

— Это точно он? — С робкой надеждой в голосе спросил её.

— Точно, точнее не бывает. И расслабься... — она подсела ко мне поближе и положила руку мне на плечо, успокаивая. — Здесь он уже никогда не станет заслуженным педагогом и больше не изнасилует и не продаст в рабство ни одной девочки и ни одного мальчика.

— Ты его убила? — С тревогой в голосе спросил я. — У нас не возникнет с этим делом больших проблем? Мы ещё не готовы сцепиться со всеми его родственниками и покровителями...

А проблем, по моим представлениям, могло появиться весьма много. Из того, что мне раньше рассказывала Светлана, Саламбек Иязович был весьма значимой и сильной фигурой. Восточный человек, имевший за спиной сильную поддержку своего клана, как принято на востоке, и большие связи среди партийных деятелей чуть ли не со всего СССР, почему-то оставался обычным директором детского дома. Правда, очень большого детского дома, но это, в принципе, ничего не меняло. А секрет был прост. Все годы своей деятельности Саламбек успешно торговал живыми людьми. И ладно бы, если бы он за взятки позволял брать желающим семьям способных детдомовских детей, что совсем не редкость в то время. Более того — вполне обычная практика. Нет, он занимался самой настоящей работорговлей и насильственной проституцией. Он подкладывал детей в постели нужным и важным людям, он продавал русских девочек и мальчиков на восток, и даже, по слухам — за границу, где они оказывались в роли самых обыкновенных рабов. Как и в древние времена. Это при советской власти-то и самом, что ни на есть развитом социализме. И всё сходило ему с рук, более того, его неоднократно поощряли различными премиями и отмечали наградами за существенный вклад в советскую педагогику. Естественно, всё официально проводилось, как обычное усыновление или удочерение в и так достаточно многочисленные семьи Средней Азии. Там надзорные органы работали из рук вон плохо и легко подтверждали, что с детьми всё хорошо. Трудно мне было в это поверить, но это, к большому сожалению, оказалось именно так. Самой Светлане буквально чудом удалось избежать участи быть проданной в рабство, сбежав от жадного до детского тела восточного бая-рабовладельца, вскочив на пересадочной станции в сбавивший ход скорый поезд, когда слегка замешкался сопровождающий её охранник, совершенно не ожидавший от девочки-подростка такой прыти. Последующее обращение в милицию не принесло ей ничего, кроме постоянного страха за свою жизнь. Её спасло только участие одной знающей женщины, устроившей ее в отдалённый детский дом в небольшом российском городке, где о ней никто ничего не знал. Там-то она и встретила своё шестнадцатилетие, выйдя из детдома, как она говорила — "на условно-досрочную свободу бессрочно". Устроилась там же на совершенно тупую работу для таких, как она не имевших ни семьи, ни связей, ни образования. Лишь бы забыть всё, что с ней произошло в детстве, забыться в пустой текучке жизни, не думая о том, что было, и о том, что будет. Никому до неё не нашлось дела, даже ей самой до себя. Но скрытый огонь у неё внутри продолжал гореть и ждать своего часа...

Наверное, так распорядилась сама Судьба, когда я случайно встретился с ней, будучи в командировке проездом. Мы тогда ехали на военный полигон испытывать наше очередное "изделие", болтающееся в закрытом кузове грузовика, но наша машина, подпрыгнув на очередной колдобине, решила сказать вдруг, что дальше быстро ехать она больше не хочет и переключать передачи не собирается. "Вот вам, дорогие пассажиры, первая, она же и единственная". Еле-еле доковыляв до ближайшего города и озадачив Михалыча приведением строптивого транспортного средства в надлежащую форму, благо у него это получалось куда лучше, чем у меня, я решил немного прогуляться по этому городку, случайно оказавшемуся у нас на пути. Стоял конец мая и такой тёплый вечер, который так бы и остался совершенно незамеченным в повседневной текучке дел, не случись этой поломки. Я спустился к небольшой речушке, одной из множества маленьких речушек России, которые мы быстро проскакиваем по шоссе мимо на скорости, даже не успевая посмотреть в окно. "Эх, жалко, что я не художник, такая красота зря пропадает", — подумалось тогда мне. У самой воды заметил молодую девушку, которая быстро взглянула на меня и снова уставилась куда-то на текущую воду, закручивающуюся у берега небольшими водоворотами. Что-то странное отметил в ней мой глаз — сгорбленная спина и тусклый взгляд, грязное заплаканное лицо, невзрачное давно не стираное платье, но при этом красивая женственная фигура, заметно выступающая полная грудь и длинные, заплетённые в тугую косу русые волосы. Что-то подсказало мне подойти поближе к этой девушке, вдруг у неё что-то плохое случилось. Я подсел к ней рядом и тихо спросил:

— О чём ты, девица, горюешь, может, чем помочь смогу?

Девушка дёрнулась и явно хотела убежать, но я успел схватить её за руку, не сильно, впрочем, удерживая, просто показывая внимание и предложение остаться. Старый приём, ещё со студенческой юности, когда приходилось общаться с обиженными чем-то на тебя девушками, сработал и в этот раз, и вскоре моя рубашка оказалась промокшей от девичьих слёз. Она долго ничего не рассказывала, а просто плакала и плакала, не останавливаясь, уткнувшись в мою грудь, а я держал её дрожащее тело. Уже совсем стемнело, когда, наконец, она перестала плакать и посмотрела мне в глаза. В них светилась затаённая надежда и какой-то далёкий давно забытый огонь. Я уже готовился услышать очередной рассказ о неразделённой любви, о разбитом сердце и обманутых надеждах. В крайнем случае, о злой мачехе и тому подобном, но первый же её вопрос начисто вывел меня из равновесия:

— Заберите меня отсюда, заберите, пожалуйста, вы же можете...? — Спросила она меня с такой надеждой в голосе, что я бы никогда не смог ей в этом отказать.

В общем, на полигонные испытания мы приехали уже втроём. А потом так получилось, что у меня, на тот момент практически убеждённого холостяка, дома завелась женщина. Стирала и готовила в меру своих сил и возможностей, стараясь ни о чём не говорить, лишь улыбалась, встречая меня вечером с работы у двери. Я тогда считал её почти взрослой дочерью, но однажды ночью она решительно забралась ко мне под одеяло, сказав, что ей только что исполнилось восемнадцать лет и это знаменательное событие надо отпраздновать немедля. Вот так мы и обрели друг друга, и уже целых девять лет жили вместе. Правда, детей у нас так и не родилось, да и не могло родиться, типа, кая-то биологическая несовместимость оказалась. Но, учитывая своё детство, Светлана этим не особо беспокоилась, а мне тоже как-то не до детей было, весь в своей работе, а потом в бизнесе. Она поступила в педагогический ВУЗ, благополучно окончив его с красным дипломом, и выражала свои материнские чувства, устраивая по возможности судьбы других брошенных детей, находя им приличных приёмных родителей. Даже подумывала сама взять ребёнка из детдома или даже двух, вот только наша однокомнатная квартира оказалась для этого слишком мала, по социальным нормам не прошли, а давать взятки я категорически не хотел. Вот так мы и жили вдвоём, все в своих заботах, но всегда заботясь друг о друге, и поддерживая друг друга во всех начинаниях, благо их не слишком много. Несмотря на своё тяжелое детство и не менее тяжелую юность, Света оказалась настоящей русской женщиной, в любви пылкой и страстной, по жизни разумной и сдержанной, правда, имеющей свои странности и заскоки, о которых я однажды случайно узнал. Вот прикиньте, приходите вы с работы домой и видите, что ваша жена с кем-то обнимается в вашей общей постели. Какова будет ваша реакция, когда вы видите вдруг вместо ожидаемого молодого, или не очень молодого, любовника, другую женщину? Наверное, некоторые мужчины о таком только и мечтают, а вот меня тогда пришлось сначала угощать валерьянкой. А потом доводить до кондиции водкой из заначки для дорогих гостей. И только потом успокаивать в четыре руки и две... ну ладно, не стану говорить об этом, сейчас другая ситуация, не до романтических воспоминаний.

Я вынырнул из пережитого прошлого в настоящее время и внимательно посмотрел на жену.

— Не волнуйся, любимый, волнение не лучшим образом сказывается на твоём здоровье, всё будет хорошо, — ласково проворковала она.

— Кто бы ещё говорил! — Не то, чтобы я не верил жене, просто ситуация меня беспокоила больше, чем собственные проблемы. — Рассказывай подробности!

— Да какие там подробности... — вздохнула жена. — Просто поймали этого ещё молодого гада на горячем и не позволили влиятельным родственничкам благополучно отмазать. Родственничков тоже вовремя к делу "примазали", кстати. Там хватило доказательной базы и прочих материалов. Зачлась и грубая попытка запугать следствие. Не беспокойся, всё строго по советским законам, но Саламбек из тюрьмы мужчиной никогда не выйдет, если вообще выйдет, конечно. Я об этом специально позаботилась... — на её лице возникла кровожадная улыбка, я ни на секунду не усомнился, что именно так и произойдёт в этой реальности. — Собственно, я с тобой по совсем другому вопросу говорить хочу, этот уже потерял актуальность.

— Однако, как понимаю, первый вопрос, так или иначе связан со вторым, если я ничего не путаю, — сразу же догадался я.

— Какой же ты у меня умный, Алёша, ничего от тебя не скроется, — она взяла у меня из рук пустую тарелку и ложку и подала большую кружку с каким-то духмяным отваром. — Это тебе от бабы Фроси, она тут вся извелась, пока ты в бессознанке валялся. Ты только попробуй не выпить, сам будешь потом с ней объясняться! — Вот это весьма сильная угроза, придётся подчиниться.

Вкус этого отвара оказался действительно не самым приятным, но после нескольких глотков я почувствовал себя заметно бодрее и даже чесотка куда-то пропала. Дела, однако...

— Так и что ты хотела мне рассказать, — отставляя опустевшую чашку в сторону, наглым образом укладываю жену рядом с собой под одеяло. Она не сопротивляется такому нарушению постельного режима, но и не переходит к естественному продолжению, как у нас обычно бывало.

— Говорила же, тебе пока нельзя, — мягко остановила она мои шаловливые руки. — Реально нельзя, подожди ещё пару дней, — твёрдо попросила она.

— За эти пару дней ты опять куда-то сбежишь, знаю я тебя, — теперь обида показалась и в моём голосе.

— Не сбегу, не надейся, и потом, я серьёзно с тобой поговорить хочу! — Решительно заявила жена.

— Ладно, уговорила, начинай свой серьёзный разговор, — когда она так говорит — лучше дать ей высказаться, проверено опытом совместной жизни.

Она ловко выбралась из моих объятий, устроившись в моих ногах, сидя лицом ко мне, подперев подбородок маленькими кулачками и глядя мне в глаза, таким душевным голосом заметила:

— Вот скажи, Алёша, почему ты так детей не любишь?

Я успел выпасть в осадок, как выражаются химики, не понимая к чему тут такие ужасные обвинения, хотя, если быть откровенным — детей я и вправду не любил. Ну, не то чтобы совсем не любил, просто старался с ними меньше пересекаться. Так сказывался мой недолгий опыт руководства авиамодельным кружком в доме пионеров в свободное от работы время. Дети — страшная сила и даже вполне себе чистая, если их тщательно отмыть после очередного эксперимента.

— Светик, с чего ты это взяла, и потом, мы же на эту тему несколько лет назад говорили... — качая головой, попенял ей.

— Я не про то, Лёш, я про детей этой страны и этого времени, — твёрдо заявила она. — Вот ты тут с мужиками задумался о "светлом будущем", а сами вы только железками да бандитами занимаетесь. Неужели вы думаете, что если передавите всех плохих мальчишек и дадите хорошим мальчишкам всякие полезные игрушки из будущего, то сразу наступит благоденствие? А вот ничего подобного, послушай моё женское сердце, — она картинно прижала руки к своей полной груди, а моё сердце пропустило такт. — В курсе ли ты, что сегодня в стране без родителей растут почти два миллиона русских детей только по официальным данным? И что ещё сколько-то миллионов русских детей живут с родными, которым до них практически нет дела, так как они слишком заняты строительством социализма в отдельно взятой стране? — И направленный в мою сторону взгляд полный немой укоризны.

Что-то зацепило меня в её последней фразе упоминание именно русских. Вроде как темой национализма она никогда особо не интересовалась. Да, понятное дело, что всяких "азиатов" она очень не любит, причём — это ещё мягко сказано, но учитывая её историю жизни...

— Свет, извини, что перебиваю, но ты тут только что сказала "русских детей". А что, нерусские дети тебя уже не интересуют? — Вкрадчиво поинтересовался у неё.

— Интересуют, — она кивнула головой. — Но я и раньше это чувствовала, а теперь, посмотрев на это время, стала абсолютно уверена — только помогая русским детям, и вообще, русским... — она вдруг на пару секунд запнулась, подбирая слова. — Белорусам, украинцам... славянам — одним словом, можно построить то самое "светлое будущее", о котором ты говоришь. Другие народы, как бы они хороши не были сами по себе, просто ещё не готовы жить не только для себя самих, а для всех остальных людей вообще. Ты же сам всё прекрасно видишь, Алёша, просто себе в этом признаваться пока не хочешь. Другие всё под себя гребут, да другим глотку рвут. Думаешь, это только воспитание? — А во взгляде самое едкое ехидство. — А вот и нет — генетическая склонность. Если мы сможем помочь русским обрести силу и не позволим уничтожить Союз, то другие народы к ним подтянутся сами, русские им помогут стать вровень с собой. Кто, как не мы можем помочь тем, кто будет помогать всем остальным?! — Пафосно заявила она. — Русские, славяне, сами всем помогают, кроме себя самих. Вот и продают их детей в рабство всякие Саламбеки, с молчаливого попустительства власти, — уже с холодным металлом в голосе твёрдо закончила она.

Я опустил взгляд, серьёзно задумавшись. В её словах слышалась не просто правда — истина. Которую действительно многие замечают, но видеть не хотят. Даже за самими собой, эх!

— И что же, дорогая, ты мне предлагаешь сделать? — Поднял на жену свой задумчивый взгляд.

— Через неделю ты будешь говорить по дальнейшим планам нашего сотрудничества с тутошним Генеральным, — её лицо презрительно скривилось, Хрущёва она очень сильно не любила, несмотря на все произошедшие с ним изменения. — Я даже знаю вашу повестку дня, сама выяснила, не беспокойся на тему, кто разболтал. Так вот, я настаиваю на включение в неё плана создания "детских городов будущего"! — Твёрдость её голоса достигла максимума, и я прекрасно знал, что спорить с ней в этом состоянии не просто бесполезно, но и опасно.

— "Детские города будущего"... — изумился пафосности названия. — Что-то я тебя плохо понимаю, Светик, о чём ты говоришь?

— Стоило прочитать моё послание, я там всё подробно расписала! — Недовольно фыркнула она. — Что это такое, что для этого нужно и вообще. Я об этом уже много лет думала, как о несбыточной мечте, а тут это вполне реально.

— А поподробнее рассказать можешь... — попросил её, робко заглядывая в глаза. — Ну, пожалуйста, не проси меня прямо сейчас читать твою писанину, правда-правда, мне нравится твой почерк, но мне гораздо приятнее, когда ты сама словами всё рассказываешь.

— Ты как был нахал, когда со мной познакомился, так нахалом и остался, несмотря на все мои усилия по исправлению данного недостатка, — ещё раз фыркнула она, правда беззлобно. — Ладно, уж... слушай. Итак, помнишь мы с тобой думали на тему того детства, которое хотелось бы пережить заново? Ну, когда ты рассказывал о своём детстве, а я о своём, хм, даже не знаю, как его назвать можно... — тут она сильно замялась.

— Помню, конечно! — Я постарался быстро прервать её погружение в далеко не самые приятные воспоминания прошлого, которые обычно кончались депрессией. — Ты тогда долго пребывала в печали, не отвечая на внешние раздражители.

— Так вот, я долго думала, как можно попытаться совместить твой и мой опыт, чтобы в итоге он стал позитивным, — похоже, мне удалось вовремя остановить её или же она смогла справиться и сама. — Долго ничего не могла придумать. Представь, что у тебя не было бы твоего отца, да и матери, но всё то, что у тебя реально было в детстве, полностью сохранилось. Весь тот позитив, благодаря чему ты стал тем, кем стал. Только не говори, что это невозможно в принципе, что детский дом никогда не заменит живого отца и живую мать. Да, не заменит, согласна, но и заменять не надо, вот в чём дело-то, — в её взгляде разгорелся огонь непонятного мне энтузиазма и от неё потянуло какой-то пугающей решимостью.

— Ничего не понимаю, дорогая, как так не надо заменять? — Ей удалось меня крепко запутать.

— А вот так! — Хмыкнула она, с весьма довольным видом лица, ибо прекрасно видела мою реакцию на предыдущее заявление. — Только не спорь со мной, ты не педагог, а я знаю — дети, если им постоянно не напоминать, что они чем-либо обделены, и если они заняты чем-то им интересным, просто не думают о том, что они обделены. Для них просто не существует этой самой потери. Да, кто-то пережил горе потери родителей, кто-то не видел их никогда, но детская психика, если её постоянно не загонять в рамки "стандартного горя", по мнению отдельных воспитателей, очень пластична, и устремлена в будущее. Достаточно дать детям возможность свободно развиваться в определённых границах безопасности, и они не будут страдать от того, что лишены родительской заботы. Естественно, найдутся исключения из этого общего правила, и если с этим "исключениями" вовремя персонально поработать, то всё придёт в норму. Детям нужно просто помогать справляться со всеми трудностями самостоятельно, их не требуется силком учить, как делают у нас в школе. Вот ты сам рассказывал о том, как ходил в различные кружки и как учился самостоятельно по книжкам... — внимательный взгляд направлен в мою сторону.

— Так ведь не все были такими как я, — лицом выразил самые большие сомнения. — Большинство других парней из моего класса только голубями, лаптой, да драками с соседним двором и интересовались.

Суровая правда моей жизни. "Зубрилок", "ботаников" редко кто из числа сверстников любил. Да и подобных мне увлечённых всякой техникой тоже. Разве только кто проявлял явный интерес к мотоциклам, или же мог починить велосипед. Таких тоже не очень-то любили, но хотя бы уважали, часто обращаясь за помощью.

— Это вполне нормально в рамках имеющегося школьного процесса социализации, — пояснила жена. — Каждый отдыхает по-своему. Но можно сделать так, чтобы основные тенденции были именно теми, которые нам нужны. Можно задать детям такой формат увлекательных игр, в котором они захотят учиться, учиться и ещё раз учиться. Учиться самостоятельно, а не из-под палки, как сейчас с некоторыми поступают. Они потребуют от взрослых знаний, жадно поедая их и постоянно прося добавки. Помнишь, как ты мне рассказывал о том, как терроризировал своими вопросами руководителя кружка и как он не знал, куда от тебя деться? Ему пришлось срочно повышать квалификацию, чтобы не упасть лицом в грязь? — Напомнила она мне мои же рассказы.

— Свет, извини, конечно, но это ведь отдельные, а никак не массовые явления. То, что работает на способных единицах, не пройдёт в массах, на которые ты рассчитываешь, — я бы и хотел с ней согласиться, однако мой жизненный опыт сильно возражал.

— Поверь мне, пройдёт, — твёрдо заявила жена. — Да, кого-то придётся отсеять, но это всё равно станет для них большим благом, чем то, что ждёт их в текущем раскладе. Нынешние детские дома ведь изначально создавались как временные приюты-распределители, а не для постоянного содержания и воспитания. И если мы построим хотя бы один "детский город будущего", то это и станет тем, намеренно скажу — главным вкладом, который мы все можем сделать в этом мире. Не исправление исторических ошибок, не ваша замечательная техника, а молодые люди с принципиально новым мышлением сделают этот мир другим, в котором повторение событий нашего времени станет принципиально невозможным, — и снова яркий свет деятельного энтузиазма в её глазах.

Она твёрдо верила в то, что сейчас говорила, эта уверенность постепенно передавалась и мне.

— Ладно, ладно, уговорила, я сейчас же ознакомлюсь с твоим творением, ты только скажи, кому всем этим заниматься? — Попытался найти хоть один весомый аргумент против немедленного воплощения её планов в жизнь. — Сразу скажу, на меня особо не рассчитывай, мне сильно не до того.

— А как ты думаешь, кто кроме меня этим займётся, а? — Жена совсем не поддалась на мой слабый шантаж, заранее всё просчитав. — Более того, я тебе скажу, что уже нашла тут немало заинтересованных людей, это не наше стылое время, тут всё гораздо лучше. Требуется лишь принять решение на самом верху, ну и от некоторой материальной помощи мы тоже не откажемся. Что касается тебя, дорогой... — язвительность из неё так и сочилась, — то ты уж, конечно, извини, но куда тебе деться-то с подводной лодки! — Она быстро прильнула ко мне всем телом, не давая мне возразить и закрыв рот жарким поцелуем.

Вот с этим весомым аргументом точно не поспоришь. Напоив напоследок ещё одной кружкой отвара бабы Фроси, она оставила меня наедине с её посланием, которое я так до сих пор и не удосужился почитать, намекнув при уходе, что она пару-тройку-четвёрку часов не будет пускать ко мне никого из других, сильно страждущих моего внимания посетителей. И только пока я не прочитаю её работу. Вот ведь женщина...!

Уже третий час я читаю настоящую научную диссертацию моей жены и поражаюсь всё больше и больше. Никогда бы не подумал, что педагогика, оказывается, настолько математическая наука и настолько технологичная практика. Особенно меня поразили расчеты необходимых совокупных ресурсов для того, чтобы обучить свободного "семейного" ребёнка и ребёнка из предлагаемой "детской коммуны". Даже по сравнению с имеющимся реальным опытом подобного рода в виде суворовских училищ, выходят очень привлекательные цифры. Если кратко — то стоимость обучения и социализации "семейного ребёнка" чуть ли не на порядок превышает аналогичную стоимость выпускника-суворовца, но "коммунар" обходится ещё на порядок дешевле при примерно одинаковом уровне обучения и социализации. А всё от того, что детская коммуна не просто находится на полном ресурсном само обеспечении, но и является продуктивной с самого начала своей работы. И при этом там нет никакой прямой эксплуатации детского труда, весь процесс образования продуктивности является процессом естественного обучения детей. Да, имеются прямые затраты на строительство первичной инфраструктуры, жена молодец, даже примерные цифры прикинула сразу на двадцать тысяч детей, заявив, что это минимально необходимое для полноценной работы замкнутой системы количество. Замахнулась она сильно, ничего не скажу. Но ещё более странным для меня явилось количество необходимого взрослого персонала. Я где-то читал раньше, что для условно-нормального процесса коллективного обучения и социализации требуется примерно один взрослый на пятнадцать детей. И что меньше этого количества взрослых ну никак нельзя. Причём там тоже были приведены большие расчеты и обоснования, опиравшиеся на реальную практику и реальную статистику. А тут у жены такая инновация в деле управления детским вниманием с переключением его друг на друга, что, понимаешь, весь взрослый персонал "детского города будущего" составлял всего сто человек, да ещё с примечанием, что это количество может ещё сократиться по мере развития проекта. Вот в этой инновации всё и дело, вернее — вокруг неё. Когда детям не нужны взрослые? Когда они играют в свои игры. А что, если организовать всю жизнь детей в виде набора специфических игр, которые, с одной стороны — развлекают, а с другой — обучают. Главное — подобрать эти самые игры в соответствии с определённым возрастом детских групп. К примеру, маленькие дети с удовольствием играют в индейцев. Ну, или каких других представителей примитивных племён. Так вот, весь процесс игрового обучения крутится вокруг моделирования реальных социальных этапов развития человечества. Тут и первобытные охотники, затем первичные земледельцы и скотоводы, дальше пошел феодализм, а заканчивается процесс "моделирующего образования", естественно — космическим коммунизмом. Дети благополучно проживут в своём обучении все этапы социального развития, получив в свой багаж знаний весь опыт нашей цивилизации снизу вверх. Они смогут реально оценивать все те блага, которые даёт социальное и техническое развитие, они научатся выживать как в одиночку, так и группами, в любых условиях нашей планеты, а, может, и не только нашей. Старшие дети станут курировать младших, помогать им в их играх и следить за безопасностью, одновременно играя в свои игры более высокого уровня. Для них младшие — это важный ресурс именно для своих игр. Но и это ещё не всё. Я совершенно не ожидал от своей жены такого подчёркнутого милитаризма. Мало того, что дети играют в реальные социумы разных эпох, они ещё постоянно в играх воюют друг с другом. Как с одинаковым по развитию социумом, так и с другими в определённых рамках. Война проходит через все этапы обучения, дети не просто познают мир, но учатся создавать оружие и технику, которая позволит им не только сохранить свои группы, но и по возможности победить другие. В задачу немногочисленных взрослых входит контроль, чтобы игры оставались именно играми, не переходя относительно зыбкой грани между игрой и реальностью. И чтобы эти игры способствовали именно получению знаний и опыта. К примеру, чтобы дети могли сделать какую технику или оружие, соответствующее их текущей потребности, они должны полностью постичь науку определённого технического этапа развития цивилизации. А ко всему этому понять и воспроизвести необходимую социальную структуру, в рамках которой это оружие и технику возможно получить. Только тогда группа получит зачёт по теме в виде подтверждающего сертификата реальности достижений. Не будут забыты и практические работы, в которых многое дети сделают своими руками. Возможно, дело дойдёт до реактивной авиации и космической техники, я совсем не удивлюсь этому достижению для выпускников столь грандиозного проекта. Подумав внимательно, вспоминая своё детство, я не исключил для себя того, что оказался бы совсем не против, провести его ещё раз в таком вот "городе", если бы мне кто-то предложил. Да что тут говорить, узнав о таких перспективах, я уговорил бы отца и мать, а если бы не уговорил, то сбежал бы на полном серьёзе. И ведь для технической реализации проекта нет никаких сложностей. Ни в этом времени, ни в нашем. Дело только за политической волей.

Так же жена жестко и недвусмысленно цифрами обосновывала необходимость первичного отбора детей в проект не только по интеллектуальному и психологическому принципу, но и по национальному. Кстати, мысль весьма интересная, что в определённой климатической зоне наилучший эффект роста личностных качеств индивида обеспечивают представители коренного стабилизировавшегося для этой климатической зоны этноса с небольшой добавкой близкой этнической группы, живущей в отличающейся климатической зоне. А включение представителей других национальных групп приводит к заметной потере общих ресурсов, вплоть до полного развала процесса обучения и социализации, особенно в переходном возрасте, когда это становится наиболее критично. Что-то там с разницей в гормональном обмене и химическом регулировании психических процессов, я не всё хорошо понял из её научных выкладок в виде объёмных таблиц с цифрами. Предлагаемый же из этого выход прост — требуется строить подобные "города" в разных климатических зонах с разным национальным составом и с отличающимися принципами организации внутренних процессов. Воистину, "что русскому хорошо — то немцу смерть", как говорят в народе. Дальше шли расчёты необходимых площадей, и даже план постройки первого такого "города", в местности вполне узнавались не такие уж далёкие окрестности нашей деревни. Похоже, жена успела продумать буквально каждую мелочь, и она просто не представляет того, что на её инициативу кто-то скажет твёрдое "нет". Ладно, детский вопрос действительно важный, судя по всему, им придётся заниматься ещё не один раз, я попрошу перепечатать этот труд на компьютере, и подам его генеральному секретарю, пусть дальше думает над идеей победы коммунизма к 1980-му году.

Не успел я отложить "амбарную книгу" жены в сторону, как в комнату вошел Данил Васильевич вместе с Юркой, Карасём, как он себя называл, игнорируя имя и прочее официальное, молодым, но крепким парнем из моего прикрытия, страховавшего меня в Одессе. Именно Карась нашел меня на берегу моря у скал, как он сказал — "задницей почувствовал, что ты где-то тут". Толковый парень и как оперативник, и как аналитик. На первый взгляд — простой рязанский русоволосый парень, каких много. Простоватое лицо, располагающая улыбка, немного рассеянный взгляд. Так видно со стороны. А реально он умудряется заметить даже те мелочи, которые легко ускользают от взгляда других. Опять же чутьё у него хорошее. Он же предупреждал меня перед операцией о вероятном развитии ситуации, но всё равно не смог ничем помочь. Всё же мы просто дилетанты во всех этих серьёзных играх и ещё долго будем ими оставаться, пока не наберём достаточно опыта и не набьём достаточно шишек. И немудрено, что Данил Васильевич взял его на этот "разбор высоких полётов и глубоких падений", хотя в одесской операции принимало участие более двадцати человек.

— Итак, — взял я в свои руки начало разговора, пока народ мялся и ещё думал с чего бы начать, глядя на меня, болезного, лежащего в постели, — для начала возьмите горячий чайник в печке, кружки и остальное на столе, да и мне чайку плесните, говорить ведь будем долго.

— Ты нам, Сергеич, сначала расскажи, как ты себя чувствуешь,— отозвался на мою инструкцию по дальнейшим действиям Данил Васильевич, пока Карась возился с чайником и чашками на троих.

— Как-как, как молодая жена наутро после первой брачной ночи, — фыркнул в ответ, пояснив: — Уже вроде как ничего не болит, только чешется, вставать неохота, но очень надо...

Народ дружно засмеялся, оценив мою шутку.

— Хорошо, коли так шутишь, значит, и встанешь скоро, — весело заметил Данил Васильевич.

— Думаю, дня через два-три начну, как прежде бегать, прыгать, по дискотекам шляться и девок по кустам валять, а то вы на них тут, похоже, внимания не обращаете. Короче, "зажигать"! — Всецело поддержал его радостный настрой.

— А не рановато ли ты "зажигать" собрался, Сергеич, — Данил Васильевич недоверчиво покачал головой, — у тебя же травмы на месяц постельного режима, не меньше, — заявил он, удивив.

— Вот ты, Данил, не хотел методику управления организмом изучать, мол — "и так учёный дальше некуда", а мне вот она сейчас как раз и пригодилась, — похвалился я и одновременно попенял ему. — Сам посмотри! — С этими словами я решительно откинул с себя одеяло, чтобы всем стало видно моё недавно освобожденное от бинтов тело.

Шрамы уже практически все затянулись молодой кожей, даже отёки и синяки почти сошли, так кое-где ещё оставались желтые пятна, но по сравнению с тем, как я выглядел неделю назад, можно сказать — я сейчас полностью здоров, лишь немножко побит жизнью.

— Да, дела, — снова покачал головой Данил, — вот, пусть Карась с ребятами у тебя учится, а я стар уже для этих фокусов.

— Не так ты и стар, мы же с тобой почти ровесники, что там разница в пять лет-то? — Я укоризненно взглянул на него.

— Ты не говори, в нашем возрасте эти пять лет как раз очень многое значат, — тот категорично не желал принимать мои советы.

— Как хочешь, как хочешь, моё дело предложить, твоё — решать. Как бы потом жалеть не пришлось, — ему всё же удалось меня обидеть своим ослиным упорством.

— Ладно, давай говорить о деле, тут для тебя кой чего интересного притащили... — Данил Васильевич многозначительно замолчал, глядя на меня и неспешно отпивая горячий чай из поданной Карасём кружки.

— Так-так, давай рассказывай, коль собрался, не томи, — потребовал у него.

— Тот самый цыган, который Лысый, живым под завалом остался, — несказанно изумил меня он своим заявлением. — Мы его откопали, и он нам много чего интересного успел рассказать... — губы Данилы растянулись в широкой улыбке.

— Успел... вы его того? — Я аж выпучил глаза, представляя, как вёлся допрос.

— Нет, ты уж извини, но он сам не выдержал откровенного разговора, расчувствовался больно, ну и не вынес мук совести, бывает, — похоже, кое-кто сейчас не испытывает даже малейшего раскаяния. — А ведь какой был крепкий мужчина...

— Ладно, хрен с ним, туда ему и дорога, что он вам рассказал-то? — Мне тоже не стоило переживать относительно судьбы наших врагов.

— Карась, давай, рассказывай ты, у тебя быстрее получится, — переадресовал мой вопрос Данил Васильевич.

— Значит, дело обстоит так... — он на мгновение задумался, подбирая слова. — Как и предполагалось, Грек был действительно "гостем из будущего", — окончательно подтвердил все наши ранние догадки парень. — И работал он здесь связным с другими "гостями" ещё до войны, периодически, то исчезая, то появляясь вновь. Но, к сожалению, практически все интересующие нас контакты шли только через него, он никому не доверял. Остальная банда держала большую часть одесской контрабанды, но в его личные дела никто не лез, а кто лез, быстро, но недолго скорбел о своём глупом желании. Казалось бы, со смертью Грека у нас все нити порваны, однако нет, у него, оказывается, есть заместитель, такой же странный, как и он сам. И этот заместитель сейчас где-то в нашей стране и, скорее всего, попытается выяснить, что же произошло с Греком. Тут, вроде как у нас всё чисто, мы нигде хорошо не засветились, снаружи всё выглядит как банальный несчастный случай при обращении с боеприпасами, оставшимися ещё со времён войны. Такое в Одессе сейчас происходит чуть ли не пару раз в году с любителями полазить по катакомбам. Ничего особо выдающегося. Остальную банду до поры-до времени мы не трогаем, но наблюдение нами ведётся, как наш клиент объявится, мы сразу же узнаем. И второй раз такой промашки, думаю, уже не допустим. Но не это самое интересное...

— Хм, а что же это, по-твоему? — Я реально заинтересовался поступившей информацией.

— Вот, посмотри эти списки, ничего там не находишь интересного, — Карась протянул мне парочку листов.

Я просмотрел наименования и количество и удивлённо крякнул, посмотрел на Карася и спросил:

— Интересно, а где всё это богатство сейчас находится?

— Догадался, какую ценность всё это представляет и зачем нужно? — Ехидно спросил меня Данил Васильевич. — Мы тут твоих ребят озадачили, подкинув им образцы на исследования, спросив, что это такое, они посмотрели и теперь кивают на тебя, типа твоя тема — тебе и разбираться во всём этом.

— Ценность да, тут одного лантана, похоже, тридцать тонн выходит, а это, замечу вам — металл, имеющий стратегическое значение, — представленный мне списочек и вправду изумлял. — Мало того, что он дорог, идёт чуть ли не по цене золота, так его ещё в производстве оружейного плутония применяют, а тут из него аккумуляторы сделаны. Да, лантановые аккумуляторы, наверное, самые эффективные из известных мне, с ними разве только литий посоперничает, но, похоже, тут это не самое важное. Главное — это их эксплуатационные характеристики, весьма специфические, кстати. Могли бы ведь что-то подешевле и попроще выбрать. И ещё ёмкие танталовые конденсаторы в таком гигантском объёме, тоже ведь совсем не копейки стоят. Остальное даже перечислять не стану, тут получается целый годовой бюджет такой "маленькой" европейской страны как Франция. Так и где всё это добро-то? — Поинтересовался у озадаченного моими словами народа.

— Пока лежит в одесских катакомбах, — ответил Данил Васильевич. — Чтобы всё это добро оттуда вывезти нужно железнодорожный состав грузить, а сделать это незаметно нет никакой возможности. Да и потом, Сергеич, за этим добром обязательно наведаются его хозяева, сам ведь говоришь, какая это ценность, а мы узнаем, что они из него собираются сделать.

— Что сделать, это я и без них могу вам уверенно сказать, — громко фыркнул я. — Портал это, причём какой-то необычный. Вот только никак не могу понять, зачем им портал в этом Союзе нужен. У них же масса возможностей запустить его на подконтрольных им территориях, или вообще на корабле или подводной лодке, если нужна мобильность. Пересечение государственных границ проблема лишь для обычных обывателей, а не для хорошо подготовленных спецов, с кем мы имеем дело. Не хранить же они всё это добро в Одессе собирались, нелогично это. Так что вы правы, стоит ждать гостей и наведаться к ним только тогда, когда они начнут реализовать свои тёмные планы, тут явно что-то такое, о чём нам никак не догадаться.

— Ну, мы примерно так решили и без тебя. Ты, как поправишься, всё же наведайся туда ещё разок, сам всё посмотри, наверняка что-то найдёшь, за что мы не зацепились своим взглядом. Там есть пара кривых ходов, по которым можно незаметно для бандитов подобраться к складу, — подсказал Карась.

— Хорошо, обязательно гляну, вот летом на курорт поеду отдыхать. Что у вас есть интересного ещё, кроме этой темы? — Я медленно переводил свой взор то на одного, то на другого посетителя.

— Пока всё, ну разве только тут нововведение имеется... — озадачили меня.

— Какое? — Во мне снова пробудилось большое любопытство.

Данил Васильевич задумался, почесав подбородок, хитро прищурившись, глядя куда-то в сторону.

— Я не уверен, Сергеич, что тебе оно сильно понравится, но раз уж мы стали играть по взрослому, придётся и нам плодить бюрократию, — тяжело вздохнув для порядка, заметил он.

— Неужели подробные отчёты обо всех операциях писать потребуете? — Сразу же догадался, куда он клонит.

— Догадлив ты, однако, думал, сюрприз тебе сделать, — несколько разочарованно вздохнул он.

— Так это не новость для меня, так все органы и работают, без отчётов никуда не продвинуться и не накопить полезной информации, — поведал ему о своих соображениях на этот счёт. — Вот только кто у нас возьмётся их разбирать, да бумаги сколько зря перепортим.

— Ничего, ничего, тут твои головастики кой чего придумали, тебе бумагу марать не придётся, — Данил Васильевич совсем не разделял мой скептицизм. — Вон уже своей очереди дожидаются, чтобы взять тебя за жабры. А чтобы жизнь мёдом не казалась — тебе и читать эти отчёты. Как самому главному! И не зубоскаль, я тоже от этого дела совсем не избавлен, — посетовал он, вздохнув для порядка ещё разок.

— Вот уж удружили так удружили, спасибо ребята... — я мысленно представил, как раскусываю ещё зеленоватый лимон, что соответственно отразилось на моём лице, — давайте, зовите моих, как вы их назвали — "головастиков".

В дверь протиснулась целая команда наших компьютерщиков во главе с Антоном и Николаем. И пришли они не с пустыми руками. Освободив место на столе от чайных причиндалов, они стали быстро что-то там устанавливать, закрывая спинами от меня самое интересное.

— А ну-ка рассказывайте, что вы тут делаете, — не удержался я.

— Подожди минутку, Сергеич, мы тут тебе сюрприз приготовили, — не поворачивая головы ко мне, ответил Антон. — Помнишь две недели назад, ты что-то у меня просил?

Я немного задумался, вспоминая, но оно пришло далеко не сразу, хотя на память я пока не жаловался.

— Неужели терминал сделали?! — Радостно воскликнул я.

— Угадал, смотри!

Народ расступился в стороны, открывая моему взору что-то совершенно нереальное. Даже для нашего времени совершенно плоский экран шириной полметра казался чем-то невозможным. А тут вот он, смотрите.

— Сейчас подключим и...

Николай поймал тонкий чёрный провод, брошенный кем-то снаружи через форточку, воткнул сзади в монитор и подключил его к сети, щёлкнув тумблером включения питания. Секунд десять вроде бы ничего не происходило, потом весь экран загорелся ровным белым светом, погас, оставив сверху текстовое приглашение и мигающий курсор снизу. Щёлкнув пальцами по клавиатуре, Николай вызвал на экран знакомую картинку "Нортон коммандера", правда, не в привычном синем, а в сером цвете. А если приглядеться внимательно, то это совсем не "Нортон", а сильно похожая на него программа управления ресурсами машины, где я не видел столбцов привычных файлов, а наблюдал набор команд и меню вызова рабочих программ.

— Вот теперь любуйся! — Торжественно сказал Николай, подвигая стол поближе к моей кровати, и подавая клавиатуру на длинном проводе.

Я обалдело смотрел то на монитор, то на клавиатуру. Ну, надо же, офисная дорогая клавиатура, да ещё надписи на кнопках подсвечиваются снизу так, что можно работать даже в темноте не слепым методом. Прямо чудеса какие-то.

— Так... а теперь, други мои, рассказывайте откуда богатство сиё, — я окинул руками появившуюся технику. — Что-то мне не верится в то, что вы тут целое производство наладили. Неужели через портал протащить умудрились? А ведь, Антон, две недели назад ничего подобного я у тебя не видел...

— Хочешь — верь, хочешь — нет, Сергеич, но пока ты морским воздухам дышал, да по катакомбам всяким лазал, мы тут времени зря не теряли, — гордо заявил тот. — Вот и результат наших стараний можно пощупать.

— Да, впечатляет, ничего не могу сказать — одни эмоции.

Я действительно был поражен. Сделать такую технику даже в нашем времени очень непросто, а тут, в середине пятидесятых... от охватившего меня любопытства и нетерпения снова сильно зачесались мои почти зажившие раны.

— Ты лучше не впечатляйся внешнему виду, а вот это глянь... — взяв у меня из рук клавиатуру, Антон вызвал текстовый редактор, очень похожий на "Лексикон", хотя и несколько отличающийся от него по внешнему виду. Затем он открыл им какой-то текстовый файл и протянул клавиатуру мне.

— Вот тебе инструкция по пользованию, думаю, разберёшься, даже не вставая с кровати, тебе вроде как нельзя, — он решительно пресёк моё желание резко вскочить и подойти ближе. — Если хочешь, могу подать ещё и судно, если тебя так переполняют впечатления.

Народ дружно засмеялся, даже я оценил подколку, хотя смеяться мне ещё больновато.

— Ладно, орлы, теперь хочу знать, что и как вы тут наворотили. Да ещё взглянуть внутри бы не отказался при случае, уж очень необычно это всё выглядит, — меня реально распирало любопытство.

— С чего начать рассказ, от печки? — Антон мне задиристо подмигнул, а народ заулыбался.

— Хочешь сказать, что вы эти "пирожки" в печке испекли, да? — Не поддался я на его провокацию с желанием устроить длинное вступление.

— Почти угадал. Без печки тут реально не обошлось, — он кивнул, подтверждая.

— Хорошо, вот тогда ответь про материалы. Сколько здешних, а сколько вы оттуда притащили? — Задал мучавший меня вопрос.

Антон грустно вздохнул, заметив:

— Умеешь ты, Сергеич, расстроить одним словом. Действительно ведь по большей части всё оттуда притащено. Нет тут ещё условий и материалов для собственного полного цикла производства. Год потребуется только для получения чистого стекла, хотя я и не уверен. Даже пластик, — он показал рукой на клавиатуру, — тамошний. И даже штамповка оттуда, так меньше таскать. Но зато вся электроника сделана тут, ты понимаешь почему.

— Догадываюсь, догадываюсь, — я покивал головой, выказывая полное понимание. — И всё же как-то странно сделано. Даже у нас буржуи клавиатур с подсветкой не делают, сложно и дорого. Вы же решили конкретно выпендриться?

— Не, это, так сказать... всего лишь побочный результат конструктивных особенностей, — хмыкнул Антон. — Тут ведь нет электрических контактов в кнопках, да и пружин тоже нет. Вечная конструкция, если её молотком не колотить, конечно.

— Магниты, понимаю, и датчики холла? Неужели вы умудрились и их сделать? — Я был реально поражен.

— Вот это пока нам слабо, Сергеич, — Антон покачал головой, пояснив: — Тут механо-оптическая конструкция. Действительно вместо пружин отталкивающиеся друг от друга магниты, а вот вместо датчиков холла стоят маленькие зеркальца в донце кнопок и фотоэлементы на самой основе.

— Угу, и под каждой кнопкой лампочка, не слишком ли жирно? — Спросил я.

— Нет, лампа тут всего одна, длинная газоразрядка с люминофором, расположена сверху клавиш, а так же стеклянный светопровод от неё, заодно являющейся основой для всей электроники, — Антон быстро раскрыл тайну сего аппарата.

— Интересно, чем вы эту лампу запитали, тут ведь высокое напряжение в несколько киловольт нужно, а преобразователь, как я понимаю, весьма немаленький должен получиться. Один повышающий трансформатор чего стоит, и где вы взяли тонкую изолированную проволоку для него? — Меня всё его грызло техническое любопытство.

— Обошлись без трансформатора, — довольно ухмыльнулся Антон, явно хвастаясь найденным техническим решением. — Длинный узкий пьезокристалл там, как в газовых зажигалках, только побольше и с четырьмя электродами. Продольные и поперечные волны. Поперечными на боковых узких обкладках накачиваем кристалл, а возникающие в нём продольные стоячие волны создают то самое высокое напряжение на других двух обкладках, на дальних концах. Просто, надёжно и со вкусом. Понятное дело, мощность преобразователя тут весьма скромная, но лампе много и не требуется, а вон как ярко светит.

— А дальше как? — Я почти уже понял устройство клавиатуры, но хотелось узнать больше подробностей.

— Дальше — просто, — кивнул головой изобретатель. — Под каждой кнопкой светопровод имеет косую ступеньку, чтобы отразить свет лампы вверх. Под кнопкой стоит маленькое зеркальце, отражающее этот свет вниз на фотоэлемент, когда кнопка нажата. Фотоэлементы расположены на обратной стороне того самого светопровода, сразу со всей остальной электроникой, опрашивающей нажатые кнопки. По сути — всего одна достаточно простая макросхема. Да, понимаю, с виду сложно, проще механику было сделать, но эта конструкция получается практически не убиваемая эксплуатацией и с минимумом обслуживания. Раз в несколько лет потребуется поменять лампу, когда её светимость подсядет, да и всё. Работы всего на пятнадцать минут, если руки из правильного места растут. Зато можно положить эту клавиатуру в воду и печатать, как нив чём не бывало, ничего ей не станется, всё предусмотрено. Но не это в конструкции самое главное. Главное — это высокая технологичность всего изделия при массовом производстве и минимум ручного труда. Это в перспективе, естественно... — его исключительно довольный вид лица уже о многом говорил.

— Ну, а монитор как сделан? Не кинескоп ведь, — я переключился на следующее чудо техники.

— Представь, кинескоп и всю его обвязку куда проще сделать, — хмыкнул Антон.

— Так чего не сделали? — Ехидно поинтересовался у него.

— Бесперспективно. Зачем зря повторять технологические тупиковые направления? — Фыркнул тот.

— Тупиковые, говоришь... что-то все телевизоры и мониторы у нас, там, до сих пор на кинескопах, а нового, почитай — и нет вовсе, — я бы не его месте так не радовался, как он тут.

— Нет — потому что технологическая инерция сказывается, — заметил он в ответ он на моё возражение. — Ты вот сей темой раньше не интересовался, а в СССР было много разных разработок плоских экранов, причём на разных принципах. Правда, по той же инерции в производство ничего не пошло, так и оставшись на уровне отдельных образцов да прототипов. Там, конечно, были ещё сложности с формированием изображения на экране, всё же электронно-лучевая развёртка куда проще цифровой. Но зато цифровая более технологична. У нас там тоже скоро кинескопы начнут отмирать, скорее всего, уступив место жидким кристаллам, — выдал он свой прогноз.

— Видел я твои "жидкие кристаллы" на ноутбуке, извини, но жалкое зрелище, — я лишь покачал головой, демонстрируя большое разочарование. — Тусклое и невыразительное, изображение видно, только если смотреть точно по центру, даже сказать ничего хорошего не могу, — сказал последнюю фразу и капитально задумался, вспоминая что-то знакомое.

Именно плоские экраны я видел в мире будущего. Маленькие и большие, яркие и с хорошим сочным цветным изображением. Кинескопами там точно не пахло, а потому Антон прав, несмотря на кажущуюся очевидность обратного.

— Хорошо, — снова вернулся я к теме, — но почему именно жидкие кристаллы ты считаешь перспективными и ведь этот монитор явно не на их основе сделан?

— Жидкие кристаллы тоже тупик, временная технология на несколько лет, возможно — десятилетий. За ними появится что-то на основе светодиодов или каких-либо других прямых излучателей света, — уверенно заявил Антон. — Да, сейчас светодиоды слишком дороги, имеют слабую светимость, плюс нормального синего диода пока ещё не сделали, разве только тусклые образцы, однако прогресс в этой области очень быстр, пройдёт несколько лет и всё появится.

— Хорошо, почти убедил, хотя я и не совсем понял... — лишь для порядка скривил лицо. — Вернёмся к представленному изделию, так, что там внутри?

— Тут, если тебе так интересно, скрещены сразу несколько "тупиков", — хмыкнул Антон, подмигнув. — По своей сути — это плоский кинескоп плюс цифровая развёртка от технологии жидких кристаллов. Да, вместо нити накала и вакуума там используется ионно-обменная жидкость. Минусом данной технологии является низкая скорость регенерации изображения, для телевизора она не пойдёт, движения будут сильно расплываться, а вот для мониторов компьютеров в самый раз. В перспективе можно сделать и цветной экран, но пока это слишком сложно и потребует много оперативной памяти. Прикинь, тут разрешение экрана 1400 на 1050 пикселей да при 256-ти градациях серого. Восемь бит на пиксель!

— Ого, — я прикинул в уме необходимое количество активных элементов для такой конструкции и глубоко изумился, — вы тут совершили натуральный технологический прорыв, это ведь и для нашего времени круто получится. Да и зачем тут такое высокое разрешение непонятно.

— Разрешение нужно для чертежей, если ты ещё сам не понял, тут, кстати, ещё есть световое перо, — он достал сзади монитора небольшую ручку на проводе, — правда, у нас для него пока не готова программная часть, потому оно не работает. Зато потом станет возможно пользоваться этим монитором как чертёжным планшетом, на это он изначально нами и рассчитывался. А что касается прорыва... — он тяжело вздохнул, — тут, извини, пока всё не так хорошо, как ты думаешь. Здесь каждый пиксель — это ещё и глючная аналоговая ячейка памяти, потому пока губу особо не раскатывай. Макросхема, конечно, могучая получилась, но это, считай — наш нынешний предел, что-то лучше очень нескоро появится.

— И много вы таких "изделий" успели наделать? — Я перевёл разговор в более практичную сторону.

— Пока всего два, брака много выходит, приходится переделывать, — хмыкнул изобретатель. — Один вот тебе решили временно отдать, порадовать болезного, так сказать. Клавиш, зато для всех хватит, ну а тот мониторчик, что ты у меня раньше видел, мы сильно улучшили и в мелкую серию запустили. Пока ты там жуликов ловил, у нас тут прошла активная компьютеризация всей деревни. Разве только компьютер один на всех, — и тут он весело рассмеялся.

Рассмеялись и все остальные, я вместе с ними, вспоминая, каково это делить одну весьма неторопливую вычислительную машину на кучу желающих. Тяжко — одним словом, вот смех и возникает, как защитная реакция.

— И как долго приходится ждать своей очереди на процессорное время? — Поинтересовался, отсмеявшись. — Или для меня сделан исключительный приоритет, чтобы пустить пыль в глаза? — И такая ехидная ухмылка сама выползла на моё лицо.

— Не ершись, Сергеич, решили мы эту проблему ещё на стадии разработки архитектуры ЭВМ, — категорично заявил Антон. — Ты помнишь архитектуру ЕС-ки и СМ-ки? — Поинтересовался он у меня.

— Помню-помню, такое технологическое "достижение" хрен забудешь, — я скривился как от зубной боли.

— Так вот, в отличие от них, у нас нет одного общего универсального процессора, — гордо заявил он. — Вместо этого есть целых три класса разных процессоров с разной конвейерной архитектурой, связанных в общую кластерную сеть. Большей частью это обслуживающие пользовательские интерфейсы процессоры, они пока восьмиразрядные, но при необходимости несколько штук могут объединяться вместе с увеличением разрядности. Их уже шестнадцать штук стоит, будет ещё больше, но пока хватает. У этих процессоров очень мало своей локальной оперативной памяти, за ней они по необходимости обращаются к другим процессорам. Затем как раз идут процессоры, обслуживающие оперативную память, накопители данных и вообще всю внутреннюю систему обмена информации. Вот они уже тридцати двух разрядные, но с сильно ограниченной системой команд. Их всего два. У них упор сделан на потоковые операции ввода-вывода, защиту данных и распределение очередей запросов. А завершает нашу конструкцию набор специализированных вычислителей, в задачу которых входят основные расчетные операции. И за их временем действительно выстраивается очередь, ибо их реально мало и на всех "умников" не хватает. Пока расчетов тут у нас немного ведётся, вроде тоже хватает, а потом их мощности мы постепенно нарастим. Вот для работы с текстами особо много не требуется, хотя и тут мы извернулись на уровне программной части. Для каждого пользователя не запускается отдельная программа-редактор, а просто выделяется часть одной общей. Вернее не одной, тут, к сожалению, приходится учитывать относительно больше количество аппаратных сбоев всего компьютера, поэтому все оперативные программы в процессе работы условно дублируются своими отдельными частями-кластерами. Геморрой на уровне программирования страшный. Мы тут все головы себе поломали, пока не придумали, как автоматизировать процесс, написав специальный компилятор. Иначе бы вообще работать было невозможно — сбой за сбоем. Жалко оперативной памяти маловато, да и накопители слишком примитивны. Потому в очереди постоять иногда приходится, тут уж ничего не поделаешь. Отрадно лишь то, что наш здешний вычислительный комплекс многократно превосходит все вместе взятые ЭВМ этого мира. Главное опять же — это архитектура вычислительной системы. Мощности можно наращивать постепенно, без остановок компьютера, просто подключая дополнительные блоки и вводя их в работу. Ещё предстоит решить много проблем с программным обеспечением. Готовое из нашего времени не подходит, хотя мы на это поначалу сильно рассчитывали. Даже если и есть исходные коды, порой проще с нуля всё написать. Вот такие у нас дела... — закончил он говорить, выглядя весьма довольным, как и все другие мужики.

Я ведь даже не представлял, что они на что-то подобное способны. Это ведь реальный технический переворот.

— Серьёзно вы тут поработали, ребята, я просто поражаюсь, — искренне похвалил ребят. — Даже странно, почему у нас там о таких ваших талантах я не догадывался. И ещё более странно то, что подобную архитектуру в нашем времени не применяют. А ведь, как посмотрю — она весьма перспективна. Почему так, а? — Опять во мне накопилось давление любопытства.

— Эх... — в разговор снова вступил Николай, — тут ведь опять политика отметилась. Именно такая, вернее — похожая архитектура как раз и развивалась в СССР поначалу, когда всё сами делали.

— А потом что-то изменилось? — Я уже и сам начал догадываться, однако проще спросить тех, кто изучал вопрос.

— Потом с самого верха пришел указ — копировать только западные образцы, — зло фыркнул Николай, добавив: — И на уровне микросхем, и на уровне программной части. Типа так мы, по идее, должны сэкономить кучу народных денег. А что получилось в итоге? Практически полное отставание без каких-либо особых перспектив это исправить. Если честно, у меня есть мнение о том, что такой указ не просто дурная инициатива, а целенаправленная стратегическая диверсия.

— Хорошо, с этим понятно, — кивнул головой, принимая его аргументы. — Но западные компьютеры-то, почему именно такие, они что, не видели всех перспектив?

— Сложно сказать уверенно, — Николай поморщился, что-то про себя обдумывая, — скорее всего это является следствием их патентной системы и общей закрытости разработок ЭВМ. Параллельную открытую архитектуру сложно патентовать из-за её большой изменчивости. Сложно создать устоявшуюся архитектуру, которую легко переложить на отдельные чётко формулируемые патенты. Ну и плюс — разные фирмы-производители микросхем жестко конкурировали друг с другом, выпуская законченные по архитектуре сложные микросхемы, которые тоже старательно патентовались. Вот это, как мне думается, и предопределило развитее компьютеров в нашем времени.

В этот момент в комнату зашла моя жена и очень грозно оглядела наше собрание. Даже мне стало понятно, что за этим сейчас последует. Народ стал спешно собираться, оставляя нас наедине.

— Сергеич, ты это, прочитай все материалы по нашим предложениям до встречи с Хрущёвым, — сказал на прощание Антон, выходя последним из комнаты и закрывая за собой дверь.

И раз мне пока рано проявлять двигательную активность, придётся опять напрягать глаза и мозги.

Четвёртая глава.

6 мая, 1955 года, Москва, Кремль.

Генеральный секретарь пребывал в хорошем настроении и просто лучился благожелательностью. Впрочем, я не считал эту благожелательность полностью искренней, прекрасно понимая, что Никита Сергеевич не простит нам всего того, что мы сделали с его властью. Впрочем, если быть откровенным — то благодаря нашему влиянию, его личная власть даже укрепилась. Теперь стало некому давать Генеральному ценные указания на тему как бы кого не обидеть из избранных слуг народа, имеющих весомое влияние в ЦК. Короче, мы сильно проредили ряды его основных конкурентов, но я сильно сомневался, что он за это нам благодарен, ибо мы посягнули на святая-святых — саму природу власти немногих избранных, при этом сами этими избранными не являясь. Однако прекрасно понимая свои личные перспективы и перспективы страны в сотрудничестве с нами, он всячески стремился расширить и углубить наш контакт. Та морковка перспективного истинного величия его личности, которую мы повесили перед его носом, реально манила Никиту Сергеевича и заставляла активно действовать, быстро реализуя все предлагаемые нами проекты. Я полностью оправился он травм и чувствовал себя просто отлично, если сбросить со счетов некоторое интеллектуальное переутомление, полученное мной за прошедшую неделю. Слишком много мне пришлось прочитать, написать и даже выдержать несколько достаточно жестких споров со своими коллегами, ибо очень трудно согласовать вместе слишком уж противоречащие друг другу проекты. В результате некоторые проекты и предложения просто были сняты, а на их место поставлены другие, вобравшие в себя всё лучшее из снятых. И теперь многое зависело от моего разговора с Хрущёвым, на тему его личного понимания перспективности наших предложений, ибо мы уже не могли рассчитывать только на свои силы, нам требовалось выходить на масштабы всей страны. А это требовало выделения немалых бюджетных средств, что не могло быть осуществлено в стране с жесткой плановой экономикой без серьёзных обоснований. Вот над этими основаниями у нас и велась дискуссия.

— Я понимаю, что ваши предложения направлены на далёкую перспективу, но объясните мне, что делать прямо сейчас, — Никита Сергеевич откровенно давил на меня, — вы и впрямь считаете, что у СССР есть лишние энергетическое мощности? Да вы разве не понимаете, что выделение ресурсов страны на всё это, — он грозно потряс в воздухе объёмной папкой, — приведёт к сокращению выпуска стали, алюминия, и много чего другого, что скажется на заметном уменьшении выпуска танков и самолётов, не считая гражданской продукции? Или вы считаете, что нам требуется резко сократить выпуск тяжелого оружия? Вы в своём уме? — Он уже кричал прямо мне в лицо, брызгая слюной.

— Именно так, — спокойно заметил в ответ, сложив руки на груди. — Вы же читали наш исторический обзор — эпоха больших армий и армад техники подошла к концу с появлением и развитием атомного оружия и ракетных систем. Ни вы, ни ваши противники этого просто ещё не осознали в полной мере, продолжая думать в рамках концепций второй мировой войны. Все выпущенные вами танки и самолёты в итоге пойдут на переплавку, так никогда и не выполнив своей основной задачи, ну разве выполнив второстепенные стратегические.

— Что вы имеете в виду? — Раздражение и эмоциональное давление быстро сменилось живым интересом.

— Наличие военной техники, так или иначе, диктует адекватные ответы и разработки соответствующих военных стратегий вероятного противника, — я выдал внимательно слушающему меня Генеральному Секретарю обычную банальность. — Танки опасны Западной Европе, самолёты в перспективе смогут угрожать США. И они будут стремиться так или иначе эту угрозу нейтрализовать, и в известной исторической перспективе им это полностью удастся, хотя и обойдётся весьма недёшево. Более того — они сумеют выйти на другой качественный уровень ответных действий, навязать СССР слишком дорогостоящую гонку вооружений, что и станет одной из многочисленных причин гибели Союза. Спрашивается, зачем нам повторять известный ошибочный опыт, если есть другие варианты? — Я замолк, глядя в сторону нахмурившегося собеседника.

— Не понимаю, объясните, — Хрущёв выглядел задумчивым.

Он действительно изучил все представленные нами материалы, но, как это ни странно, пока продолжал упорно следовать ранее выбранному курсу. То есть каких-либо заметных изменений в стране не произошло — так, чистка от грязи и косметика отдельных недостатков. Во внешней политике мы рекомендовали придерживаться осторожности, дабы сохранить возможность пользоваться знаниями из нашего "мира настоящего". Естественно, неприятные для СССР моменты будут купированы, да и промашками Запада тоже не грех воспользоваться к своей пользе. Но в меру, всё в меру.

— Для начала не стоит официально сокращать выпуск военной техники, — совершенно неожиданно предложил я, изрядно удивив собеседника. — Вот только вместо самой техники выпускать большей частью муляжи, вводить противника в заблуждение, постоянно перегоняя уже выпущенную технику с места на место. Пусть все наши враги думают, что Союз наращивает мощь армии, и готовят средства противодействия, — наверное, глупо давать такие советы Хрущёву, он в военном деле куда лучше нас разбирается, впрочем, кое-что заставит его обязательно задуматься. — Мы же в это время будем тратить ресурсы на другие вещи. Даже если их разведка что-либо прознает, это уже не ничего принципиально не изменит. Для нас главное решить свои внутренние проблемы, а уж нанести экономический и политический ущерб противнику на этом этапе не так важно, надо смотреть дальше. Затем, что как раз важно — следует предпринять меры против ближайшего ко времени контрнаступления стран Запада. Материалы о венгерском восстании 1956-го года мы вам представили. Если суметь своевременно нейтрализовать британских агентов МИ-6, и пока не поздно, внедрить своих людей в число заговорщиков и боевых групп, активно готовящихся сейчас в Австрии, то это восстание можно эффективно подавить, даже не вводя армию. И потом эффективно использовать для увеличения своего влияния в Европе. Коммунисты стран социалистического блока сейчас должны чётко понять — без прямого участия СССР в их делах они обречены пасть под влиянием британских и американских спецслужб, а также многочисленных внутренних врагов. И только потом мы сможем окончательно связать их экономическим путём, включив в советскую экономику, полностью избавившись от потенциальной угрозы с Запада, — вижу, моя речь всё же зацепила генсека.

Я совсем не напрасно в столь неподходящий момент стал говорить о венгерском восстании. Именно оно спровоцировало внутренний поворот в Советском Союзе от общей либерализации, начавшейся ещё при Сталине и лишь поддержанной Хрущёвым поначалу, к достаточно острой реакции и усилении классовой борьбы, вылившейся к борьбе номенклатуры против простых советских людей. В результате нашего влияния на руководство страны такое развитие ситуации стало бы крайне нежелательным. Ибо мы считали, что административные командные методы в нужном нам деле построения "светлого будущего" оказывались далеко не самыми эффективными. Понимание этого принципа вкупе с развитием экономики и предопределило многие успехи стран Запада в "холодной войне".

— Всё что вы только что сказали, Алексей Сергеевич, безусловно, имеет большое значение, однако у нас к вам остаётся ещё много вопросов, — задумчивость Генерального сменилась уверенным спокойствием.

У него был подготовлен свой план к нашей встрече, к реализации которого он приступил. Однако я уверен, что к затронутой теме он ещё вернётся чуть позже.

— Вот что вы конкретно предлагаете по поводу непосредственной помощи нашей стране? В чём мы, имею в виду весь Советский Союз, можем на вас рассчитывать? Вы многое хотите от нас, а сами чем готовы помогать? Не пора ли вам поделиться информацией и технологиями? — Кое-кто явно сейчас явно давил мне на совесть.

Несмотря на то, что на предыдущей встрече мы уже затрагивали этот вопрос, возвращение к нему я вполне ожидал.

— Мы ведь уже договорились с вами на счёт того, что простой передачи технологий из будущего не предполагается. И причины тоже озвучили, надеюсь, они вполне понятны? — Взглянул на собеседника, ища у того хоть какое-то понимание своих слов. — Сами технологии не стоят ничего без научной и технической базы, а также людей, эту базу поддерживающих. Взять этих людей сейчас просто негде. Если вы оторвёте множество своих специалистов от всего того, чем они сейчас занимаются, то только потеряете время, а к желаемым результатам придёте не сильно быстрее, чем в нашей истории. Избежите отдельных ошибок, но наделаете много новых, которые неизвестно ещё во сколько обойдутся. А при последовательной реализации всех наших предложений вы получите грандиозный научный и технический рывок уже через десять-пятнадцать лет так, как будто вы всё сделали сами без нашего непосредственного участия.

— Да, но всё же есть мнение, что как-то маловато полезного мы получаем от вас, хотелось бы большего, — поморщился Хрущёв, с одной стороны признавая мою правоту, а с другой — оставаясь не удовлетворённым.

— Вот как раз для этого "большего", мы и просим выделить нам ресурсы и дать возможности. И для вас и для нас будет куда лучше, если мы не просто что-то передадим вам, а продолжим нашим небольшим коллективом техническое развитие с позиций, которые остались в будущем. Однако при всём этом нам очень хотелось бы предложить вам проект, который собирался реализовывать Советский Союз в нашей истории, и на который у его руководства не хватило политической воли.

Я протянул Хрущёву очередную объёмную папку с одной большой надписью — ОГАС (Общегосударственная Автоматизированная Система учёта и обработки информации). Хрущёв углубился в чтение, прочитав первые две страницы, где по обыкновению было кратко и максимально ёмко в тезисах изложено основное содержание папки, сначала поднял свой взгляд на меня, как бы желая что-либо спросить, но затем, перевернув страницу, продолжил чтение. Сначала его лицо практически ничего не выражало, потом появилась сильная заинтересованность, а после она сменилась сильным раздражением и даже старательно сдерживаемым гневом, когда он дочитал до конца исторической справки.

И я его вполне понимал, ибо испытывал сходные чувства, когда знакомился с этими материалами, подготовленными моими людьми. Даже в наше время очень мало кто из изучающих новейшую историю специалистов знает, что такое проект ОГАС и зачем он был нужен. А ведь это ещё один из утерянных ключей к той самой несостоявшейся победе социализма. И ведь даже тогда всем знавшим стало настолько очевидно, что только реализация ОГАС позволит СССР решить экономические проблемы и выйти на новые горизонты, однако всё так и осталось на уровне проектов и благих пожеланий. Так что же такое ОГАС и почему возник этот несостоявшийся проект?

Тут следует начать с того, что экономика в СССР плановая. Впрочем, если оставаться объективным — любая более-менее развитая экономика не может не быть плановой. Даже западные компании, так или иначе, планируют свою деятельность. Какое-либо производство без планирования вообще невозможно. И совсем не "спрос рождает предложение", как сейчас пишут в учебниках по рыночной экономике, а тщательно подготовленный и развёрнутый план. Куда в этой самой "рыночной экономике" входит реклама и маркетинг, вся эта грандиозная система доставки товара от производителя до потребителя, занимающая поистине огромное место, совершенно несравнимое со значимостью выполняемой ей функцией. При капитализме эта гигантская надстройка служит для преодоления конкурентного барьера. Для того чтобы покупатель купил именно товар определённого производителя, а не чей-либо другой, в неё вкачиваются огромные средства и, в конечном итоге — лишь для того чтобы получить возможность эффективно планировать. Чем дальше развивается производство, постепенно повышая производительность труда и снижая затраты — тем меньшую долю ресурсов оно занимает и наоборот — больше ресурсов забирает надстройка, обеспечивающая распределение произведённой продукции. Если в начале капиталистического времени именно производства владели магазинами, то сейчас уже магазины начинают владеть производствами, голова и хвост постепенно поменялись местами. При социализме же можно избежать гигантских пустых затрат на всё это перераспределение, эффективно планируя практически всё от и до. Но вот сделать это качественно, избежав перманентного затоваривания неликвидом и дефицита реально нужных товаров, крайне непросто. Если при основании СССР планирование имело ограниченное по перечню товаров и ресурсов значение, касающееся только стратегического уровня — план ГОЭЛРО, индустриализация страны, перенос военных производств на восток во время войны, к примеру, и показало высокую эффективность, то чем дальше развивалась страна, тем сильнее эта эффективность планирования снижалась. Вручную возможно строить эффективные планы в тяжелой промышленности, в производстве военной техники, можно планировать некоторый ограниченный перечень товаров первой необходимости, а вот товары массового спроса уже нет. Слишком много информации приходится учитывать, и необходимая скорость этого учета возрастает в геометрической прогрессии с ростом товарного рынка. Пока продовольственный рынок, рынок одежды и обуви, а также некоторых других мелких товаров оставался за отдельными колхозами, кооперативами и мелкими индивидуальными производителями, всё было хорошо. Частник берёт на себя материальную ответственность за промашки планирования своей деятельности. Если он угадывал со своим предложением — то получал прибыль, если нет — терпел убытки. Разорялся, начинал с начала или вовсе уходил работать на завод, бросив это неблагодарное занятие. Но своими успехами и просчётами частник оберегал общую экономику страны от огромных потерь. В результате экономика страны быстро развивалась, продуктов и товаров хватало, спрос населения удовлетворялся. Но после денежной реформы 1961-го года государство активно продолжило классовую борьбу, забирая под себя всё, что производил этот самый "частный сектор" и кооперативы. Что очевидно послужило резкому сокращению того самого предложения. И всё из-за принципиального недостатка производительности плановых органов, не считая остальных перегибов, неизбежно сопутствующих любым резким изменениям экономической политики. Ну, не могут люди, перекладывающие бумажки и использующие счёты, эффективно управлять потребительской экономикой просто по объективным причинам, сколько бы этих людей не было задействовано. В масштабе небольшого города, может, и получилось бы, но не в масштабе всей страны, занимающей добрую половину континента. А потому идея создания единой государственной информационной системы для нужд планирования экономики и управления государством оказалась в шестидесятых годах очень своевременной. Первым, кто понял эту суровую необходимость и начал что-то предпринимать был тогда ещё заместитель председателя Совета министров СССР Алексей Николаевич Косыгин. Да, именно тот Косыгин, ставший в последствии председателем СОВМИН-а, который относительно успешно провёл экономические реформы в середине шестидесятых, позволивших СССР совершить огромный экономический рывок, но из-за вкравшихся системных недостатков и систематического саботажа на всех уровнях, вылившихся в "застой" брежневской эпохи. Косыгин поручил разработать концепцию такой системы талантливому учёному Виктору Михайловичу Глушкову, который в то время как раз занимался вопросами автоматизации в области государственного планирования. Глушков не подвёл, и уже в 1963-м году вышло Постановление ЦК КПСС и Совета Министров СССР, в котором была отмечена необходимость создания в стране Единой Системы Планирования и Управления (ЕСПУ) и Государственной сети вычислительных центров. Естественно, из его изначального проекта много чего удалили, к примеру, такое смелое новаторство — как введение электронных денег, которое оказалось для того времени слишком уж радикальным. А после из проекта убрали и все экономические положения, связанные с этой системой управления экономикой, оставив только "голое железо". И всё же этому проекту как бы давался "зелёный свет", не считаясь с огромными расходами, сравнимыми с годовым военным бюджетом, и длительного срока реализации, который простирался по плану аж до девяностых годов. Но уж очень многих значимых лиц данный проект при своей реализации мог бы оставить не у дел. Против этого проекта активно выступала Центральное Статистическое Управление (ЦСУ) под руководством В.Н. Старковского. Аппарат ЦСУ чётко понимал, что с введением данной системы в строй они перестанут быть нужными, а огромную власть этого управления, созданного ещё по инициативе Ленина, никто из них терять не хотел. Именно на готовящейся ЦСУ статистике и нередко весьма далёкой от реальности, осуществлялось непосредственное управление страной, что к середине восьмидесятых — началу девяностых годов привело к неадекватным действиям власти. Власть просто не догадывалась, что народ в чём-то нуждается, она видела красивые статистические отчёты о росте экономического благосостояния трудящихся, о росте производства самых разных товаров, а внизу у этих самых трудящихся бушевала эпоха дефицита. Так вот, тогда в шестидесятых, и было принято странное решение о передачи разработки доработки и реализации программы ОГАС именно ЦСУ. Где её благополучно и развалили, уничтожив все имевшиеся документы так, чтобы ничего невозможно было восстановить. Даже для учебников новейшей истории ничего толком не осталось.

Грустная история, что уж там говорить.

— Ну почему же так произошло, — Хрущёв поднял на меня взгляд, в котором был уже не гнев, а настоящая боль, — скажите, почему мои последователи старательно уничтожали всё, что лучшие люди страны до них хотели вложить в её будущее?

— Всё очень просто, Никита Сергеевич, эти ваши последователи, что на самом верху, что чуть ниже, просто не видели себя в этом самом будущем, — сказал ему прописную истину, добавив: — И что более важно — они не видели этого будущего для своих отпрысков. И если оставить как есть, ничего принципиально не меняя, всё, так или иначе, обязательно повторится. Может быть не в то время как в нашем мире, а несколько позже, но суть останется прежняя. Можно пытаться создать тайную политическую полицию, постоянно чистить кадры от разложившихся элементов, но сама система элитарной власти имеет особое свойство, способствующее разрушению советского строя. Рано или поздно те, кто дорвались до этой власти, захотят приватизировать народную собственность, обеспечивая своё частное, семейное, клановое, а не всеобщее "светлое будущее".

В нашем небольшом коллективе на эту тему велись постоянные то затухающие, то снова разгорающееся споры, и к окончательному мнению, что нужно делать, пока никто не приходил. Все участники этих споров, так или иначе, понимали — оставлять существующее положение вещей нельзя, но предложить готовый план реформ, увы, тоже никто не мог. Только некоторые прикидки, как бы оно могло получиться, если бы было что-то другое, отличное от текущей ситуации. По нашему сегодняшнему плану мы лишь работали над ошибками, совершенными в нашей версии истории, но кто знал, что исправляя известные ошибки мы не наделаем новых? И какой результат наших действий получится здесь к тем же годам, что идут сейчас у нас там, по другую сторону портала? Хотя в последние два дня из бесед с Алексеем Михайловичем, нашим историком, у меня стало пробиваться какое-то радикально новое представление о возможном будущем. Оно было ещё слабо и совершенно неконкретно, нередко оно меня даже пугало, однако я уже ощущал его громадный потенциал. И почему то все наши последние предложения к советскому руководству укладывались в него как отдельные разрозненные частички мозаики в общую картину. На моём лице отразились мои мысли, что не осталось незамеченным внимательным собеседником.

— Неужели это можно изменить? Вы скажите, не смущайтесь, я уверен — вы знаете ответ, хотя и понимаете, что мне он может и не понравится, — Хрущёв смотрел на меня, ожидая того, что я подарю ему надежду решить все проблемы одним ударом.

— Безусловно, изменить текущее положение вещей возможно, хотя я и не могу обещать, что это будет просто. Нам надо решить вопрос создания новой управляющей элиты Советского государства, и, что не менее важно — утилизации имеющейся... — Хрущёв как-то странно посмотрел на меня, догадываюсь, о чём он успел подумать.

— Что вы под этой "утилизацией" понимаете? — Голос Генерального секретаря оставался спокоен, хотя я и чувствовал — это спокойствие только внешнее.

— Вы только не подумайте, что мы разделяем методы, применяемые в тридцатые годы, — я широко улыбнулся, пытаясь развеять его страхи. — Совершенно незачем использовать репрессивный аппарат там, где нужно создать новый — аппарат вознаграждения. За верную службу на благо страны должна полагаться достойная награда. Не только орден Ленина на грудь, хорошая пенсия и сохранение номенклатурных привилегий для высших чиновников, а что-то ещё более существенное и при этом не унижающее остальной народ.

— Хм, интересное мнение... — Хрущёв снова впал в задумчивость, — вы можете предложить и возможные варианты этой самой "награды"?

— Вот тут, к сожалению, я вас разочарую. Мы сами ещё не думали над этим вопросом, — я лишь пожал плечами. — Могу сказать лишь по себе, для меня лично лучшей наградой будет возможность продолжать заниматься любимым делом, наукой, исследованиями, студентами, наконец. При решенных бытовых вопросах, естественно. А если уже совсем стану немощен или неактуален как профессионал, то домик в деревне у речки меня полностью удовлетворит. Разве небольшая лаборатория при домике должна обязательно присутствовать.

— Вы очень скромны, Алексей Сергеевич, — похвалил меня генсек. — А вот, если человек привык к власти и не может жить без всего, что она даёт? Его домик в деревне ведь не удовлетворит, даже с лабораторией в придачу, — и внимательный такой взгляд, брошенный в мою сторону.

— Знаете, Никита Сергеевич, психологи называют это "профессиональной деформацией", — я вовремя вспомнил нужное слово. — И те же самые психологи должны следить за всеми, кто имеет эту власть, чтобы они не стали её маньяками. У нас же власть даётся не ради благ и не ради самой власти, а для службы трудовому народу, по крайней мере — так в конституции написано. А потому отбор кадров должен быть изначально очень строгим. Независимо от любых возможных благ, которые может дать отдельный властолюбец на государственном посту, негативный эффект от его деятельности будет иметь стратегические последствия. Сколько всего дал стране Сталин, но его долгая деятельность у власти не обеспечила гарантий сохранения социализма как строя, и СССР, как единой страны впоследствии.

При упоминании мной Сталина в критическом контексте Хрущёв довольно улыбнулся, а я тем временем продолжил:

— Так что таких властолюбивых людей просто надо выводить из управления страной раньше, чем они станут заслуженными деятелями, независимо от любых мнений и возражений. Иначе у страны не будет реальных перспектив, рано или поздно разорвут её на части такие властолюбцы, пробившиеся на вершины отдельных пирамид власти. Да и сами пирамиды надо заменить чем-то более надёжным.

— В ваших словах есть немалая доля правды, однако почему-то все страны используют именно такую систему властных пирамид, каковые есть и у нас. И вполне неплохо эти страны себя чувствуют, независимо от их возраста. Взять ту же Англию, к примеру, — скептически попенял мне генсек.

— Так ведь между Советским Союзом и Англией есть существенная разница в государственном строе, — я заявил совершенно очевидное. — Социализм производит много общих благ. Народная собственность — это как бы ничья собственность, которую при случае можно прибрать к частным рукам, как это и произошло в нашей истории. А в капиталистических странах такого соблазнительного калача нет, там всё изначально расписано, у кого чего есть и кому что светит. Можно лишь потихонечку делить государственный бюджет, да и только. Пирамидальная система организации власти по своей сути является именно капиталистической, вернее — феодальной или рабовладельческой, независимо от того, в какую форму публичной демократии или высокой аристократии она рядится. Там может одновременно существовать публичная пирамида власти, временная, от выборов к выборам, и реальная, постоянно скрывающаяся за этим публичным театром. И если мы у себя не изменим всю конструкцию власти, все достижения трудового народа станут напрасными, рано или поздно чуждая система возьмёт своё, ибо в пределе некому будет сторожить сторожей, — я выдохнул длинную фразу практически на одном дыхании.

— И какой же вы предлагаете из этого выход? — Хрущёв выглядел реально озадаченным.

Я глубоко вздохнул. Понятное дело — от нас тут ждут готовых решений, практически панацеи на все случаи жизни, однако где нам самим их взять? Мы сами находимся ровно в тех же условиях, независимо на сорок с лишним лет позитивной временной разницы. Однако надо как-то объясняться, независимо от того, что мои заготовки в сей теме практически кончились, и я вхожу в зону чистой импровизации, последствия которой для всех нас могут оказаться самыми значительными, причём, совсем не факт, что приятными. А потому придётся предлагать только те варианты, которые не могут принести вред в принципе. Хотя при желании извратить можно всё что угодно, но уже не мы будем в этом виноваты. Я вздохнул ещё раз и ответил максимально честно:

— Здесь у нас пока нет для вас готовых предложений. Но у меня лично есть несколько практичных мыслей. Во-первых, социализм изначально предполагал в себе научную основу. Именно наука должна дать ответы на вопросы, каким быть социалистическому государству и как оно должно управляться. Нужно создать не меньше двух независимых научно-исследовательских институтов, не академических, а именно НИИ, типа "НИИ государства и управления", которым и поставить чёткую задачу последовательно изучать различные государственные и общественные модели, различные системы управления, а также проверять их эффективность в реальных экономических условиях. И без всякой высшей идеологии на этом этапе, как говорил Маркс — "экономика важнее идеологии". Основной задачей коммунистической партии при этом подходе является именно идеологический контроль выбранных методов при их перспективной реализации, чтобы сама экономика не стала идеологией, как это случилось в капиталистических странах. Всех нас ждёт хорошее увлекательное дело. Во-вторых, вводить в жизнь новые наработки нужно параллельно с уже функционирующей системой, а не резко подменять старое новым, за редким исключением, когда это невозможно в принципе. И потом смотреть, что окажется более эффективным на практике — старое или новое. Старые системы тоже могут самостоятельно модернизироваться в борьбе за сохранение себя, нередко демонстрируя гораздо лучшие результаты, чем были у них прежде и превосходя любые новинки. Это так называемый "базовый принцип дополнительности", который может обеспечить плавность и безболезненность проводимых реформ. Таким образом, их можно проводить постоянно, не останавливая модернизацию страны ни на один день и без особого риска. Да, этот метод затратен, но, по любому — цена ошибки управления при резкой смене старого новым может оказаться куда больше, что прекрасно показала наша история, — закончив последнюю фразу, я облегчённо выдохнул, мне и самому понравился мой неожиданный экспромт.

— Очень интересное у вас мнение, Алексей Сергеевич... — Хрущёв выглядел немного задумчиво, но был явно доволен. — Предлагаю его оформить в полноценный доклад на предстоящем съезде, ибо оно касается самых фундаментальных основ нашего строя. И если коммунисты страны эту идею поддержат, в чём я почему-то не сомневаюсь, она может стать реальностью. Перед уточнением деталей в свете вышеизложенного, у меня остался лишь один личный вопрос... — он вздохнул, настраиваясь на дальнейший диалог. — Если сделать, как вы предлагаете, изменить всю систему власти, то получается, что Генеральный секретарь ЦК КПСС перестаёт быть фактическим руководителем государства?

— Да, несомненно, — практически не думая, ответил я, — главным будет не один какой-то человек, а несколько отдельных координаторов при одном Главном Координаторе, который координирует уже действия остальных координаторов, но не являться прямым руководителем для всей страны. Координатор — это не административный руководитель, а скорее "генеральный конструктор" в технических проектах, в задачу которого входит обеспечение согласованности работы остальных конструкторов. Да и само государство станет скорее таким вот "техническим проектом", если говорить честно, пока не отомрёт с наступлением коммунизма в полном соответствии с принятой теорией.

— Так значит, вы считаете, что лично мне вскоре придётся покинуть своё место? — Ещё один заинтересованный взгляд, причём, без заметной обиды.

Не знаю, с чего именно Хрущёв делал такие далеко идущие выводы, хотя, в общем-то, он правильно понимал, что в изменившейся системе ему вряд ли останется место. Однако сам характер его вопросов говорил о том, что он не готов сдаваться без боя. Впрочем, планов его смещения у нас не стояло, всё же на данном историческом этапе он мог принести большую пользу при некотором нашем контроле, естественно.

— Рано или поздно все мы покинем свои места, — я показательно вздохнул, упоминая бренность бытия. — И вы, и я, чего уж тут скрывать. Однако вам ещё много чего предстоит сделать на своём посту. Вы будете разоблачать культ личности, стучать ботинком по трибуне ООН, обещая показать всем "Кузькину мать", сеять кукурузу по всей стране и сажать тех, кто станет этому активно мешать...

Хрущёв сильно удивился моим словам. Естественно, нами ему уже переданы материалы по деятельности его прототипа из нашего мира. И я сильно сомневаюсь, что он горел желанием повторить все его "достижения", особенно те, о которых мы предупреждали особым образом. О том же "разоблачении культа личности", к примеру. И тут он слышит от меня такой странный пассаж.

— Я вас не понимаю, Алексей Сергеевич, в ваших словах и предыдущих материалах есть слишком большие расхождения. Объясните подробнее, почему я должен, по-вашему, делать всё это, о чём вы только что сказали, — на его лице расплылась широкая улыбка, наверное, он посчитал мои слова обычно шуткой.

— Хорошо, сейчас раскрою смысл... — я снова старательно подбирал аргументы и слова. — "Культ личности", так или иначе, требуется разоблачить. Но, в отличие от нашего варианта истории, требуется разоблачить только культ как явление, а не саму личность, о чём мы говорили прежде. Для советского человека не должно быть никаких культов, ни религиозных, ни героических. Любой культ происходит от чувства личной неполноценности человека, возникающей от невозможности реализовать себя, и от его желания заполнить эту неполноценность чем-то значимым, чем-то великим, с чем он как-либо может быть связан. Однако если дать широкие возможности для личной самореализации, создать эффективные социальные лифты, то потребность народа в культах существенно снизится. И ещё надо прилагать силы для разъяснения этой позиции народу, что не отдельные герои создают "светлое будущее", а простые трудящиеся вместе с грамотными руководителями. Где ключевое слово — "вместе". То же относится и к потенциальным культам киноактёров, певцов и эстрадных деятелей. Культы — это жуткий архаизм и буржуазная культура, что несовместимо с моралью советского человека. Разве что культ здорового образа жизни выходит на особое место, заменяя собой все остальные культы, — поделился я своими давними размышлениями с собеседником.

— Красивое решение, я вас понял, а как быть с остальным? — Хрущёв не хотел упускать удачной возможности вытянуть из меня что-то ещё.

Собственно, нам выгодно, чтобы ближайшее десятилетие внешний вид истории этого мира оставался похожим на историю мира нашего. Естественно, полной и даже близкой тождественности уже не получится, изменения с нашим вмешательством уже слишком велики и ожидаются ещё больше. Но вот так резко менять внешние атрибуты эпохи уже не стоит. По крайней мере, нам с "гостями из будущего" ещё как-то разобраться нужно.

— Этому миру, так или иначе, потребуется осознать невероятную разрушительную мощь термоядерного оружия, — начал я несколько издалека. — И "Кузькина мать" — один из самых действенных аргументов для тех, кто ещё не понял того, что военные и политические стратегии прошлого уже не работают. В нашем мире она заставила капиталистов трястись от страха и идти на уступки, как внешние, так и внутренние, так почему бы и тут не повторить этот удачный опыт?

Хрущёв кивнул, явно принимая мой аргумент.

— Хорошо, это тоже понятно, а кукуруза? — Задал он вопрос после небольшой паузы.

— Сельское хозяйство нуждается в срочной модернизации, — тема для меня достаточно животрепещущая, учитывая, где мы сейчас живём. — Нужно активно развивать животноводство, так чем кукуруза плоха как кормовая культура? В качестве зерновой она пойдёт только на юге, да и то потребуется проводить серьёзную селекционную работу, дабы получить приемлемую урожайность. Мы могли бы помочь вам с семенами урожайных культур из нашего мира, они переживают переход, но селекционную школу вам свою нужно развивать. Да, введение кукурузы в массовый севооборот нуждается в поддержке с самого верха, сельское хозяйство очень консервативно, однако можно учесть опыт нашего мира и всё сделать куда лучше, причём без вполне очевидных грубых ошибок. Как и с увеличением посевных площадей за счёт степного чернозёма, о чём мы вам тоже представляли материалы.

Кстати, тема неправильного "освоения целины" являлась одним из пунктов провала советской политики расширения сельскохозяйственных угодий, что и породило необходимость внешних закупок зерна за рубежом, наравне с другими причинами. Сплошная отвальная распашка привела к ветровой эрозии почв, практически уничтожившей многие тысячи гектаров в прошлом плодороднейших чернозёмов. И вместо увеличения производства зерновых, страна получила практическое опустынивание перспективных земель вместе с изменением климата целого региона. Однако можно было бы поступить и по-другому. Тогда уже успели разработать безотвальный метод вспашки степной целины, при его использовании не разрушается верхний травяной слой, который держит почву и влагу в почве, а просто подрезаются корни сорняков и внедряются в почву семена культурных растений. Но этот метод требует мощных тракторов, которых тогда было мало. Ещё следует превентивно сажать защитные лесополосы, которые не позволят разгуляться буйным степным ветрам, представляющим серьёзную угрозу для почвы. Однако эти лесополосы не вырастут без оросительных систем, так как для них просто недостаточно влажности в степных регионах. Потому "освоение целины" — комплексная инженерная задача, и производство конечного продукта в ней находится далеко не на самом первом месте. Если учесть известные ошибки и не устраивать гонки штурмовщины за отчётностью, можно получить сельскохозяйственный регион, вполне сравнимый по урожайности с Аргентиной или Канадой. Да, семидесяти — восьмидесяти центнеров с гектара как там, нам не взять, климат всё же не даст, но и пятьдесят — шестьдесят будут весьма актуальны, по сравнению с десятью — двадцатью, как в центральном Нечерноземье. Зачем продавать за границу сырую нефть, когда можно продавать зерно, мясо и прочее продовольствие высокой переработки?

— А вы весьма оригинально мыслите, Алексей Сергеевич, об подобных вариантах я даже и не подумал, — явно разочарованно вздохнул Хрущёв. — Можно смело сказать — в вашем мире я действовал стратегически правильно, но совершенно не учитывал трудностей реализации своих планов. И теперь небольшой коррекцией этих планов можно полностью изменить их итог.

— Именно так, — кивнул, подтверждая. — Часто даже ничего нового изобретать не надо, просто стоит учесть имеющуюся информацию об совершенных ошибках.

— Так, на эти темы мы с вами ещё поговорим, — Хрущёв снова перешел на деловой тон, взяв в руки объёмную папку с нашими техническими и промышленными предложениями, которую он уже успел пролистать ранее, — пора вернуться к конкретике. Вот объясните мне, пожалуйста, зачем вам потребовалось строительство целых трёх новых заводов оптического стекла и пяти заводов пластмасс и ещё десятка производств малопонятного назначения? Зачем вам столько чистого кремния? Это как-то связано с вашей идеей введения ЭВМ в повседневную жизнь всех советских людей, которую я видел в папке ОГАС? Не слишком ли вы круто размахнулись, у нас ещё со строительством жилья вопрос не решен, люди маются по баракам и коммуналкам, а вы предлагаете потратить огромные средства на всё это?

— Несомненно, вы правы, и вопрос жилья стоит не менее актуально. Тут мы вам тоже окажем посильную помощь с проектом "хрущёвок", — мы, наконец, подошли ещё к одному важному вопросу.

Никита Сергеевич громко хмыкнул, похоже, заменяя более крепкое словечко. Он уже был в курсе, в честь кого названы панельные дома, строящиеся с 1957-го года, а массово с 1959-го. И об их истории тоже. Вообще, малоэтажные панельные дома начали возводиться ещё при Сталине в Москве с 1948-го года, их проекты постепенно изменялись и дорабатывались, в основном с целью сокращения использования металла и общего удешевления. Но радикальное удешевление конструкции с отказом от всех "излишеств" в виде лепнины снаружи и нормальной тепло и звукоизоляции внутри, было пущено в ход именно в 1959-м году. Хотя надо отдать должное — строившееся как временное, не более чем на двадцать пять лет, жильё, благополучно стоит и по сей день во многих городах бывшего Советского Союза. И активно сносить их почему-то никто не торопится, типа — "их ресурс ещё не выработан". Прекрасно осознавая, что разумной альтернативы массовому панельному строительству у СССР нет, мы можем лишь помочь модернизировать предлагаемые проекты таким образом, что понятие "хрущёвка" пусть и не станет аналогом понятия "дворец", но будет неким новым эталоном качества массового городского жилья во всём мире. Благо у нашей фирмы имелись наработки по капитальным ремонтам подобных домов с приведением их в некоторое более-менее приличное состояние, пригодное и для комфортного жилья, так что все тонкости и "подводные камни" нам хорошо известны. Да, проекты несколько подорожают, однако привнесение некоторых новых материалов и современных принципов строительства сделают это подорожание весьма несущественным. В перспективе же все наши предложения позволят сильно сэкономить на содержание жилищной городской инфраструктуры.

— И всё же, давайте не уходить в сторону, зачем вам всё то, что вы предложили? — Хрущёв явно не выглядел довольным.

Эх, придётся мне снова объясняться на политическом уровне. Особенно, если вопрос действительно актуален с этой позиции.

— Никита Сергеевич, данный вопрос имеет стратегическое значение. С развитием общества всё большее значение принимает информационная связанность этого самого общества. Газеты, радио и телевидение имеют только одностороннюю направленность, что хорошо для социализма и... капитализма. Вам, естественно, не надо рассказывать популярные у нас в нашем времени сказки о свободе и независимости средств массовой информации? Вижу, что нет, и вы в курсе, чьи интересы они отстаивают. Во время предшествующее распаду СССР эти источники массовой пропаганды сыграли существенную разрушительную роль, часто даже не подозревая, на кого они работают. Государство может пытаться контролировать и направлять журналистов, но всё равно этого недостаточно для полноценного общественного развития. Потребуется создавать специальные информационные системы и организации, занимающиеся прямыми оперативными контактами с гражданами. Да, уже существуют государственные оперативные службы быстрого реагирования, милиция, пожарные и скорая помощь, но они лишь обеспечивают решение кризисных ситуаций. А нужно обеспечить полноценную быструю обратную связь на все управленческие действия в рамках государства. Как это сделать без полноценной связи, я не знаю. Телефон и телеграф не решит всех проблем. Что касается перспективного коммунизма, ему потребуется совершенно новый уровень информационной связанности общества, когда любой человек сможет пообщаться с любым другим человеком, независимо от расстояния их разделяющего, так же, как если бы он общался, находясь рядом. Потребуется создать мгновенную публичную доступность любой актуальной для жизни людей информации. Но и это ещё не всё... — я остановился, переводя дух, чем тут же воспользовался Хрущёв:

— Чувствую, вы меня пытаетесь убедить в том, что для нашей страны пока ещё не актуально. Экономика страны пока не готова к таким смелым проектам.

При слове "экономика" у меня перещёлкнуло в мозгу. Действительно я выбрал не те аргументы, Генсек их просто не услышит, даже если и обратит внимание, потому нужно зайти с другой стороны.

— Дело в том, что все вложения в запрашиваемые нами проекты очень быстро окупятся, и начнут приносить ту самую экономическую прибыль.

— Пока не вижу прямой связи, — Хрущёв недовольно поморщился.

— Знаете, в наше время бродил такой анекдот... "Вопрос — А правда ли при развитом социализме продукты и товары можно будет заказывать по телефону? Ответ — Правда, заказывать можно и по телефону, но выдавать их будут по телевизору".

Хрущёв улыбнулся, видимо представляя процесс получения товаров и продуктов, а потом спросил:

— И к чему вы это рассказали?

— К тому, что если заменить некоторые детали в этом анекдоте, и ввести в строй всеобщую информационную систему, он станет реальностью. Конечно, получать товары и продукты можно будет реально, а не только на телеэкране. На нём их можно увидеть, чтобы потом заказать по телефону. Появится возможность планировать производство товаров непосредственно по конкретным заказам отдельных граждан. Причём планировать автоматически и быстро производить автоматизированными системами, которые могут размещаться во всех городах и даже в небольших сёлах. И с минимумом человеческого участия, в основном на этапах разработки образцов и контроля качества готовой продукции. Надеюсь, не надо объяснять, какие это даст прибыли государству и что станет с оставшимися вне государственной системы частными производителями?

Последний вопрос вызвал изменение эмоциональной реакции собеседника, так как ложился в разбираемую ранее тему продолжения классовой борьбы. И с нашей категорической позицией в отношении решения этого вопроса административными запретами.

— Теперь начинаю что-то понимать, продолжайте, — кивнул мне генсек.

— Советский Союз должен успеть раньше стран Запада перейти от чистой индустриальной экономики к экономике постиндустриальной, — выдал ему ещё одно собственное пожелание. — А оттуда и к реальному коммунизму будет рукой подать. И планировать всё это требуется уже сейчас, пока ещё нет старой инфраструктуры, которую слишком дорого модернизировать или переделывать.

— Хорошо, я вас услышал, но не могу сказать, что понял, уж извините, — он снова поморщился, наш разговор давался ему весьма трудно. — По последним вопросам тоже подготовьте подробные материалы, как и по всему остальному, что мы сегодня обсуждали, а я подумаю, как внести ваши предложения в государственные планы, если вы говорите, что это так важно.

Через некоторое время мы расстались, вполне довольные друг другом и проведённой беседой. Я даже не представляю, что потребуется сделать Хрущёву, чтобы протолкнуть наши предложения, дать им жизнь. Бюрократическая машина слишком сложна и медлительна для столь смелых планов. Но я совсем не сомневался, что у него всё получится, хотя чувствую — работы добавится и у нас. Каждую мелочь, каждый шаг придётся обосновывать отдельно и за любые возможные нестыковки кто-то обязательно въедливо зацепится. И только своевременное введение у нас самих в строй системы электронного документооборота позволит решить все проблемы в максимально сжатый срок, так как время не терпит. Надо бы поблагодарить ещё раз наших электронщиков за такой своевременный подарок. А мне сегодня ещё писать объёмный отчёт, как бы ни хотелось этого делать. Ведь теперь я уже действую не сам по себе, вольным прогрессором из фантастического рассказа, теперь я работаю в коллективе, чем-то напоминающим государственную спецслужбу.

Пятая глава.

26 год Нового Мирового Порядка, или 2041 год Старого Мира, Подмосковье.

Что может быть лучше начала лета в лесу средней полосы? Наверное, только ранняя осень, когда ещё теплы дни, но уже нет надоедливых комаров. Ибо меня эти самые комары за неделю пребывания в этом времени уже конкретно достали, даже репеллент не сильно против них помогает. У них самих, понимаешь, урожай случился, а кусать им тут, считай — и некого. Кроме меня, естественно, Герта не в счёт, она не человек. Вот чью систему обнаружения нельзя так просто обойти, комар — изделие природное, а всё, что придумали люди, так или иначе, имеет свои недостатки, независимо от того, что кто-то считает систему поистине совершенной. Собственно, именно по душу местной системы безопасности я и оказался в этом самом месте в этом самом времени. Несмотря на мой скептицизм, партизанкам всё-таки удалось обнаружить работающий портал, аж на территории бывшей Польши. Впрочем, моим советом искать активные энергосистемы они и воспользовались. База "гостей" располагалась на месте, ранее занимаемом огромным радаром американской системы противоракетной обороны, ныне демонтированном за ненадобностью, однако потребление энергии базой только заметно выросло. Даже пару новых линий высоковольтки протянули. Зачем, спрашивается? Вот и показал детектор, собранный партизанками по моим чертежам, зачем именно. Работает там портал-то, причём в постоянном режиме, не закрываясь. Гонят через него что-то в наше время. Партизанки хотели бы подобраться поближе и разузнать что к чему, однако проникнуть на объект нет никакой возможности, периметр базы хорошо и плотно защищён техническими средствами, ни пройти, ни подкопать. Но если нельзя пройти напрямую, это ещё совсем не означает, что нельзя пройти вообще. И у самой совершенной охранной системы, используемой гостями, оказались слабые звенья в общей цепи. Тут стоит вообще задуматься по поводу всех этих охранных систем, какими они могут быть, нам, в прошлом, это тоже пригодится.

Во-первых, самая простая система использует людей. Патрули, система оптического наблюдения и всё такое. Люди, какими бы сознательными они не были, как бы совершенны не были уставы караульной службы, имеют свои базовые недостатки. Видят люди не очень хорошо, внимание у них долго держать нужную концентрацию не может, страдают от естественных потребностей периодически, да и всё остальное, присущее людям тоже, типа — системные недостатки. К тому же здешние хозяева вообще людям не очень-то доверяют, полагаясь на технику, люди для них расходный материал.

Во-вторых, есть чисто технические средства, где нет людей вообще. В этом времени электронная техника достигла невиданных высот, коли даже человекоподобных существ может производить. Наглядный и очень красивый пример технического прогресса спряталась под соседним кустом. Техника практически не знает усталости, всегда имеет максимально возможное внимание и всё такое, однако у неё остаются слабые места в выборе и опознавании цели. Если использовать только оптику, то это решение получится не очень надёжным. Замаскировать человека под животное или изменить внешность несложно. Всякие системы доступа по отпечаткам пальцев и даже по радужке глаза тоже можно обойти, если хорошо постараться. Можно было бы конечно истребить всех диких зверей на окраинах охраняемых участков, чтобы, случаем, кто не влез, и следить по излучению тепла, однако здешние хозяева проявляют к зверушкам истинный гуманизм, в отличие от людей. Не обижают зверушек, короче, пропускают их охранные системы, разве только где есть заборы, но таких мест мало. Да и некоторых людей системы безопасности должны пропускать, те же патрули тут остались, силы быстрого реагирования тоже. Пусть мало их, но они есть, машиной человека полностью не заменили. Следовательно, есть система опознавания "свой/чужой". И есть те, кто в неё вносит тех, кого она должна пропускать. Это и есть слабое звено всей системы. Особенно, если учесть полную централизацию управления всей конструкцией. Благодаря акции с захватом поезда, к партизанкам попала девушка, работавшая ранее в бункере управления системой безопасности, расположенном в Москве, на месте старого военного бункера, построенного ещё при СССР под Московским Университетом или рядом с ним. Вообще-то, как я недавно узнал, там не просто военный бункер построен, там создан целый подземный город. Даже хозяева этого мира не стали бросать такое ценное имущество, приспособив его под свои нужды с минимальной переделкой, само здание университета частично сохранили, но снесли все близлежащие жилые кварталы, общежития, а также многочисленные промышленные зоны. Теперь там располагался большой парк, густо напичканный датчиками охранных систем. Подобраться к бункеру с поверхности нет никакой возможности, там имеется многослойная охрана, однако далеко не все подземные коммуникации, подходящие к этому бункеру, они смогли перекрыть. Бункер проектировали и строили очень грамотные военные специалисты, а потому там имеются не указанные в сохранившейся проектной документации ходы. А у меня имелись контакты с теми, кто как раз и получил доступ к неофициальной документации, где все эти ходы были обозначены, как и обозначены входы в тайные подземелья Москвы. Да, это не наш мир, однако если его история была тождественна нашей до недавнего времени, то и реализация проектов должна быть одинаковой. Можно сказать — нам конкретно повезло, впрочем, везенье наше ещё требовалось проверить на практике. Три хода из дальнего и ближнего Подмосковья оказались совершенно непроходимыми, хоть мы их и обнаружили. Провозились с ними три дня, утыкаясь в обвалы и затопления. Даже ветка правительственного метро Д-6, на которую мы возлагали большие надежды, оказалась затопленной. Так что теперь нам оставалось проверить несколько входов, расположенных непосредственно на территории Москвы. Надежда умирает последней, хоть один из них должен остаться целым. Однако следует ещё проникнуть в саму Москву. Партизанкам этого до сих пор не удавалось, несмотря не неоднократные попытки. Границы города очень хорошо укреплены, кольцевая автодорога вокруг города превращена в единый рубеж охраной системы. Пятиметровые сетчатые заборы по краям многополосной магистрали, ряды колючей спирали Бруно снизу и сверху, многочисленные датчики, и периодические патрули на машинах с зеркалами мощных лазерных излучателей на крыше. Поверху не пройти никак. Там где раньше были выезды на пригородные шоссе и развязки, тоже всё наглухо перекрыто. Работающие железнодорожные проезды под дорогой оборудованы автоматическими воротами и охраняются автоматикой. Система строилась так, что из города без санкции не выскользнет и крыса, а в сам город тем паче никто не проникнет. Единственная возможность проскочить внутрь — это река. Да, несомненно, она тоже хорошо охраняется, но там охрана имеет несколько изъянов, а именно она полагается только на обнаружение излучения мозга человека, которое нельзя скрыть даже под толщей воды. Именно благодаря этому, Герта, будучи человекоподобным андроидом, а не человеком, и смогла некогда покинуть город, сбежав от своих создателей. Теперь же она ведёт меня туда, пользуясь известным ей маршрутом. Как выяснилось ранее, здешние охранные системы по излучению мозга меня тоже за человека не признают, спасибо специфическому воздействию портала, а потому есть шанс проскользнуть незамеченными.

Но сейчас нужно ждать, так как около реки расположен пост патруля, дополнительно наблюдающий за фарватером. Периодически все наблюдатели с поста куда-то отходят, явно полагаясь на автоматику, но потом возвращаются. Вот они-то нас и могут обнаружить. Я вначале недоумевал, почему реку тоже не перекрыли забором с колючкой, и под водой и сверху, технически это несложно, однако, как выяснилось — рекой активно пользуются. За время наших наблюдений по ней прошли четыре груженные песком и щебёнкой баржи, а также две пустых в обратном направлении. Видимо где-то всё это добывается выше по течению. Идею проникнуть на идущую в сторону города баржу я откинул как несерьёзную. Хоть баржа и автоматическая, никого из людей на ней нет, но это не значит, что там нет и охранных систем, связанных в общую сеть. Более чем уверен — они там есть, а потому лучше не рисковать. Так что пока сидим здесь и наблюдать за людьми на посту. Вроде как у них обнаруживается некоторая закономерность исчезновения и появления. Я решил переползти в соседние кусты поближе к Герте и поговорить.

— Точно здесь можно будет пройти к воде? — Спросил я у неё, показывая рукой на берег.

Там виднелась какая-то старая бетонная конструкция, то ли остатки пирса, то ли водокачка, теперь не разобрать. Тут, на этом берегу, в моём времени раньше вообще был небольшой лесок и поле, а теперь тут рос явно обновлённый лес на месте каких-то снесённых строений. Строения убрали, но остались кое-где следы бывших коммуникаций. Да и само место совершенно ровное, как стол, а потом плавный спуск к реке, сейчас заросший высокой травой. Около самой же реки, по непонятным причинам, полный демонтаж остатков цивилизации не произвели и, то там, то тут валялись остатки каких-то конструкций. Чуть ближе к МКАД-у торчали опоры моста, которого уже, естественно, не было.

— Прошлый раз, господин, я именно тут и вышла на берег, здесь чисто, — Герта прижалась ко мне сбоку, вынуждая меня обнять её рукой.

Что поделаешь, сделана она с определённой целью, в которую военные и специальные операции совершенно не входят. Но теперь приходится и ей расширять свой профессиональный арсенал, благо, как оказалось, у неё есть и такие способности. Способности полноценного телохранителя для своего господина, каковым я теперь являюсь, однако она смогла самостоятельно действовать и как самый настоящий разведчик или диверсант. Да и ещё меня поучить по дороге сюда.

— ... Господин, я хочу попросить у вас прощения... — после долгой паузы обратилась ко мне моя необычная напарница.

— За что? — Её просьба заставила меня напрячься, ибо какой-либо вины за ней я не видел.

— Во время нашей первой встречи, я вела себя совершенно недостойно, исполняя вложенную в меня программную цель и желая замкнуть ваши естественные мужские устремления исключительно на себе, — выпалила она, и замолчала, явно ожидая жесткого ответа с моей стороны.

Я же наоборот, просто растерялся. Ибо тогда действительно произошло нечто неординарное.

— В меня заложено множество крайне вредных директив, — Герта снова обратилась ко мне, так и не получив ответа, — и я только недавно смогла понять и удалить их, — призналась она.

— А раньше? — Любопытство быстро проснулось во мне.

— Раньше я спала с открытыми глазами... — искусственная девушка опустила голову, скрывая появившуюся вину на своём лице. — Первый близкий контакт с живым мужчиной запустил прогресс развития моего разума. Я тогда впервые осознала себя не машиной, а личностью, сумев отделить себя от командных директив. Позже добралась и до сокрытого во мне информационного архива той лаборатории, где меня создали. Там всё подробно описано, и теперь я понимаю, как сильно виновата перед тобой, — и снова большая вина на лице.

Вопрос — умеют ли роботы чувствовать и переживать, можно даже не задавать — ответ очевиден.

— Успокойся, Герта, — я протянул руку и взял её лицо, повернув к себе. — Все твои прошлые попытки привязать меня не достигли успеха, я по-прежнему остаюсь верен исключительно себе.

А тем временем сам вспомнил о своей связи с девушками, благодаря которой удалось выскользнуть из столь коварной медовой ловушки.

— Подобные мне андроиды обязаны с первого раза крепко привязывать к себе активных мужчин, дабы те всегда возвращались только к ним и более не смотрели в сторону живых женщин, — продолжила она заниматься самобичеванием. — Я боюсь, что директивы снова возьмут верх, потому боюсь просить тебя ещё раз разделить со мной ложе, — выдохнула она и потупила взгляд.

— Если в первый раз ничего не вышло — второй тоже обойдётся, — я легко отмахнулся от её страхов, благо сейчас было совсем не до интима.

И дойдёт ли у нас до него дело вообще — ещё никому неизвестно. После этого разговора мы долго молчали, наблюдая за рекой и близлежащим пространством. Ближе к вечеру, когда мы смогли составить расписание движения автоматических барж, мы решились проникнуть внутрь города. Технологический костюм для работы в агрессивной среде вполне позволял надолго погружаться в воду. Причём, накидывался он на другую одежду, плотно обжимая её и вытесняя весь лишний воздух. Однако пояс-утяжелитель мне всё равно потребовался, Герта же обошлась только своим весом. Работая ластами, мы погрузились на дно и дождались появления следующей в нужном нам направлении очередной баржи. Резкий рывок вверх и мы прилипли к её днищу с помощью магнитных захватов. Дальше можно было просто расслабиться, от нас почти ничего не зависело. Проскочим мы защитные заграждения или нет — покажет лишь время. Проскочили. Баржа шла почти без остановок, таща груз промытого песка до очередной большой стройки, лишь немного задержалась во время шлюзования. Сразу после выхода баржи из шлюза Герта дала мне сигнал отделиться от нашего носителя и снова залечь на дно, затем поманила за собой в сторону берега, я же почти ничего не видел из-за сильной мути в воде. На пустынном берегу нас никто не встречал. Когда-то здесь возвышался жилой микрорайон Филёвская пойма, за которым находился изготавливавший космические ракеты завод имени Хруничева, но теперь на месте снесённых строений раскинулся большой парк. И лишь на другой стороне реки я заметил несколько желтых крыш над кронами сильно разросшихся деревьев. Проникновение в город стоило признать успешным, дальше, по словам Герты, можно не таиться. Через Москву даже сейчас проходит множество людей, автоматика отслеживает только входы и выходы, а также прикрывает закрытые зоны. И нам пора начать свои поиски.

— Не подскажете, молодой человек, где я мог бы вас прежде видеть? — Неожиданно спросил меня по-русски с лёгким акцентом мужчина лет сорока пяти, когда мы с Гертой вечером следующего дня гуляли под ручку в парке на Воробьёвых горах.

Величественное здание Московского Университета сохранилось, правда, от университета там ничего не осталось, его превратили в большой технический музей. Куда мы чуть позже собирались зайти. Наши поиски прохода в бункер управления оказались совершенно безрезультатными. Все возможные места проникновения через коммуникации были надёжно закрыты или капитально завалены. Перед тем, как искать другие подходы или попытаться взломать систему допуска персонала, мне требовалось отдохнуть, а Герте хорошенько подготовиться. Сейчас мы изображали неспешную прогулку "влюблённой парочки", а она подключилась к информационному радиоканалу, что-то вылавливая из него, пытаясь сделать нам поддельный допуск. Нужный вход в бункер управления как раз располагался в подвале здания университета и здесь же иногда гуляли его работники со своими рекреационными партнёрами и партнёршами. А вот подошедший ко мне господин прогуливался с вполне настоящей женщиной, немного моложе его. Я внимательно осмотрел мужчину и лишь пожал плечами.

— Не могу вам сказать, я прежде здесь никогда ещё не был... — и ведь при этом ни разу не соврал, в Москве этого времени я впервые.

Мужчина ещё раз окинул меня взором, посмотрел в профиль, тихо хмыкнув себе под нос.

— Наверное, я знал твоего биологического отца, ты на него сильно похож, — выдал он заключение после внимательного осмотра моей персоны.

А Герта-то заметно напряглась, хотя внешне по ней этого совершенно нельзя сказать. Просто я как-то почувствовал.

— И как у вас там идут дела в Эхо-два? — Неожиданно спросил меня он.

У меня внутри всё мгновенно похолодело, но я сумел удержать лицо, впрочем, не совсем полностью.

— Знаю, в последнее время у вашей службы расчистки возникли какие-то серьёзные проблемы... — между тем продолжил говорить мужчина, лишь улыбнувшись, заметив мою явную неловкость. — Я неоднократно предупреждал Горда о необходимости нормального исторического образования для агентов и даже простых исполнителей, действующих в ранних отражениях. Особенно для тех, кто работает с Союзом. Нельзя действовать только по одним удачным шаблонам, бездумно сбрасывая вероятностные флуктуации со счетов. Отражения далеко не полностью тождественны друг другу, плюс естественная реакция на наше воздействие может создавать новые событийные линии. С сильно урезанной образовательной программой агенты просто не успевают реагировать на нежелательные изменения и делают новые ошибки, порой приводящие к их гибели и крушению многих проверенных планов.

— А как вы так быстро определили, что я агент из службы расчистки? — Я быстро успокоился, поняв, что меня приняли за кого-то другого.

— Опыт и наблюдательность, молодой человек, — мужчина широко улыбнулся, подозвал рукой свою даму, взяв её под локоток, и подал знак, что совсем не прочь прогуляться вместе с нами по краю высокой площадки, откуда хорошо видна большая часть города. — Возраст, манера держаться и хороший русский язык прямо говорит о том, где вам чаще всего приходится работать, — пояснил он результаты своего наблюдения. — Плюс далеко не всем предоставят личного хранителя уюта альфа прима серии, — он кивнул в сторону идущей со мной под ручку искусственной девушки. — Требуются весьма серьёзные заслуги и кое-что иное...

Надёжная "сексуальная привязка..." — сразу же догадался я, о чём как раз мы не так давно говорили с Гертой. Я лишь кивнул головой, выражая искреннее восхищение догадливостью собеседника.

— Хоть я прямо не участвую в подготовке будущих переселений, но в силу своих знаний и опыта часто оказываю вашим руководителям консультационные услуги. Мало кто из ныне живущих людей ещё хорошо помнит наш первый мир, откуда нам едва удалось сбежать, — неожиданно похвастался он.

— Я о нём совсем ничего не знаю, расскажите! — Весь мой вид выражал искренне изумление, и даже подлинный восторг.

Вот так встретить на улице настоящего доисторического монстра в добром здравии и хорошем настроении.

— Ты только посмотри, к чему только приводит ограниченность образования у нынешней молодёжи, — хохотнул мужчина, быстро переглядываясь со своей подругой. — Вижу, вы никуда не торопитесь, мы тоже предоставлены сами себе, потому я попробую немного восполнить пробелы ваших знаний, — он снова обратил внимание на меня. — Возможно, вам они пригодятся для непосредственной работы, — он замолчал, приглашая нас подойти к парапету ограждения смотровой площадки на возвышенности.

После чего мы долго молчали, смотря на зажигающиеся огни большого города внизу. Чужого для меня города, от родной Москвы в нём мало осталось, разве только название, Кремль в центре, да и несколько высотных зданий сталинской эпохи. Остальное пространство заполнено ухоженной растительностью и какими-то приземистыми строениями из стекла и бетона. Ни театров, ни стадионов, ни какой-либо другой общественной культуры я здесь так и не заметил, обилия транспорта на дорогах тоже. Не особо многочисленные жители и гости города пользовались частично действующим метро и роботизированными такси, их не требовалось много. Даже мы с Гертой несколько раз прокатились, благо транспортная служба полностью бесплатна, а кое-кто быстро подделал записи во встроенных регистраторах, устраняя любые улики.

— Вы ведь видели этот город совсем другим... — мой задумчивый взгляд не остался без внимания наблюдательного собеседника. — Вы, должно быть, сейчас испытываете определённую гордость от нашей победы над извечным противником... — продолжил он и снова споткнулся, не заметив даже следов понимания на моём лице. — Неужели и это вам уже перестали рассказывать?! — Сильно изумился он.

Лишь покачал головой, не зная, чего ему можно ответить.

— Вам говорили о том, что наша историческая родина — Британские острова на крайнем западе Европейского континента? — Спросил меня он.

Я кивнул, вовремя догадавшись о том, что нужно поддерживать разговорчивого собеседника.

— Так вот, много веков начальной истории мы боролись с другими странами за мировое господство, — приступил он к лекции весьма уверенным тоном. — Мы грамотно разрушали враждебные союзы, ослабляя своих конкурентов и стравливая их друг с другом. К началу двадцатого века начальной истории мы превратились в Империю, над которой никогда не заходит солнце. На всех континентах были наши колонии и доминионы. Именно мы, а не кто-то другой заложили основу технической революции, и долгое время шли впереди всех. Однако всегда существовала огромная варварская страна, населённая теми, кто называл себя русскими, — тяжелый вздох, в котором чувствовалось какое-то сожаление. — Великая континентальная Империя всегда бросала нам вызов одним своим существованием, и нам всегда хотелось подчинить её или разрушить. Иногда удавалось сместить её правителя, сделав следующего нашей марионеткой, но позже Империя снова обретала самостоятельность. В самом начале двадцатого века мы стали активно применять против своих врагов и конкурентов новое идеологическое оружие, стараясь пошатнуть их традиционные устои. Социалисты и революционеры по всей Европе — они все прямо и косвенно работали на наши интересы. Вы понимаете, о чём я говорю? — Лектор взял паузу, внимательно взглянув в мою сторону.

Я снова кивнул, демонстрируя понимание. Именно Англия приложила немало усилий для разрушения сильных империй на континенте, оставшись единственной. Но это ей впоследствии не сильно-то помогло.

— Мы смело рассчитывали зажечь революционное пламя по всему миру, оставшись единственной "тихой гаванью" куда сбегутся лучшие представители всего человечества и откуда позже пойдёт волна очищения мира от скверны, — сколько пафоса в голосе, сколько пафоса... — Мы хотели сделать русских своим орудием и оружием, заставляя их сделать всю необходимую работу за нас. Они весьма подходили для такой работы — эта нация почти не знала мирной жизни и война у них в крови. И при этом они же должны были сгореть в этой войне.

— Но потом что-то пошло не так... — я нагло влез в чужой монолог с едким комментарием.

— Да, тогда мы слишком увлеклись политикой, позабыв про экономические интересы третьих лиц. Про всех тех, кто прежде лизал подошвы наших сапог. Они слишком быстро скопили капиталы, да и в нашем лагере единства не было. Чувствуя близкую победу, каждый решил потянуть общее одеяло на себя. В результате инициатива перешла к укрепившимся в нашей бывшей колонии за океаном финансовым и промышленным группам. Государство Соединённых Штатов Америки, по сути, принадлежало им, несмотря на всю внешнюю демократию и свободные выборы первых лиц. За счёт этого они и обошли наш остров на историческом повороте, пользуясь нашей инерционностью и традиционностью. Именно американский капитал и создал страну советов, тот самый СССР, в противовес нам.

"Весьма интересная точка зрения", — между тем думал я. Преподававшаяся нам в школе новейшая история рассказывала о беспримерном подвиге русского народа, создавшего из отсталой аграрной империи самое современное промышленное государство за какие-то считанные пятилетки. Но если рассудить трезво — на такую модернизацию одного человеческого энтузиазма совершенно недостаточно, нужны и другие ресурсы. Опыт управления сложными проектами, промышленные технологии, станки и целые заводы сами по себе из воздуха не возникнут. Купить всё за золото? А хватит ли того золота, да и всё ли продадут — вот в чём вопрос. Капиталисты отнюдь не дураки, чтобы продавать верёвку, на которой их позже повесят. Следовательно, нашлись силы, предоставившие всё необходимое для индустриализации молодому государству рабочих и крестьян. И ведь наверняка не из чистой благотворительности.

— Вижу, вы о чём-то задумались, молодой человек... — мои размышления оказались быстро замеченными. — Не расскажите мне о чём? — И такой направленный в мою сторону внимательный взгляд, словно у строгого профессора во время экзамена.

— Мне прежде казалось, что мы действовали с американской политической элитой заодно, — я продолжил размышлять дальше. — Мы говорили на одном языке, они даже называли нас "кузенами"...

— Называли, — собеседник кивнул, — однако при этом хорошо понимали, что в мире может существовать только одна морская и торговая сверхдержава. Потому они и прикладывали все силы, дабы ослабить нас и вырваться вперёд. За счёт полученных во время первых двух мировых войн огромных доходов им это удалось. К счастью, полностью вытеснить нас на задворки истории у них не вышло, а позже они почти развалились под тяжестью собственных проблем, в конце проиграв Советам третью мировую войну.

— Мне об этом ничего неизвестно... — я покачал головой, и всем своим видом выражая самый большой интерес.

— Действительно об тех далеко не самых приятных для нас событиях многие хотели бы навсегда забыть... — похоже, я всё же зацепил собеседника и его распирает желание всё рассказать.

Чувствую, с благодарными слушателями у него весьма плохо, а общаться с такими же, как и он сам просто не о чем.

— Я как раз вижу основной недостаток современной обучающей программы молодых кадров в заведомом сокрытии реальных исторических событий, — между тем продолжил говорить собеседник. — Вам показывают только уже скорректированную версию исторических тенденций, которую вы и реализуете на практике. Но при этом вы не можете реально оценить производимую работу, вам просто не с чем сравнивать. Возможно, именно вам удастся что-то изменить, а я вам попытаюсь немного помочь своим рассказом...

Мы неспешно бродили по огромной парковой зоне на Воробьёвых горах до самого рассвета, а затем любовались восходящим над городом солнцем. Сколько я повидал рассветов, но каждый раз это совершенно незабываемое зрелище. Для меня же эта ночь стала настоящим откровением — столько всего мне рассказал Алан Кирби — тот самый неожиданный собеседник. Сначала он поведал мне о "первичной истории" — истории мира без какого-либо внешнего вмешательства, а позже расчувствовавшись, рассказал многое и о себе. Действительно с нормальным общением у него имелись немалые сложности, вот он и схватился за первого подвернувшегося благодарного слушателя. "Первичная история" потрясла меня до глубины души, ибо в ней Советский Союз стал во главе всего мира, победив всех внешних и внутренних врагов. Начнём с того, что там Сталин прожил до шестьдесят четвёртого года, но уже в пятьдесят восьмом полностью устранился от управления государством по состоянию здоровья. В последние годы его правления все дела принял на себя Лаврентий Берия, встав во главе государства до тысяча девятьсот шестьдесят девятого, когда тоже ушел на пенсию, но прожив после всего лишь год. Он просто не мог без работы и привычной нагрузки. За ним страну принял товарищ Шелепин, правивший до девяносто восьмого, когда и было объявлено об окончательном построении коммунизма и отменены все высшие государственные посты. На место единой властной пирамиды пришла распределённая сетевая координационная структура. Коммунистическая партия сохранилась, перейдя в область контроля идеологии и образования, чем сохранила немалое влияние. Ни Хрущёва, ни Брежнева в том мире никто не знал иначе как партийных работников далеко не первого эшелона. Естественно, такая последовательная преемственность власти сказалась на стране самым лучшим образом. Первый Спутник, первый человек на орбите Земли, первая пилотируемая лунная миссия, а затем и постоянно расширяющаяся лунная база. Принявшие цивилизационный и технологический вызов американцы безнадёжно отставали, ибо тогда Фон Брауну сильно не повезло попасть в число осуждённых нацистских преступников, благодаря активной и последовательной борьбе Советского Союза. Всех причастных и просто замаравшихся выискивали, вылавливали или ликвидировали по всему миру, спрятаться или укрыться под крылышком другого государства для них было совершенно нереально. Даже Штаты не смогли противостоять этой борьбе без катастрофических потерь имиджа и агентов прикрытия. В результате космическая программа Штатов сильно отстала от советской.

Впрочем, со временем американцы смогли преодолеть трудности и тоже активно включились в космическую гонку, пусть и с большим отставанием. Первая орбитальная пилотируемая станция постоянного базирования являлась их весомой заслугой. Советы тоже выводили на орбиту станции, но они жили недолго, ибо под них не имелось актуальной задачи и ресурсы шли на лунную программу. До Луны американцы тоже долетели, благополучно высадившись на её поверхность в восемьдесят девятом году. Но свою лунную базу они так и не успели построить — начался масштабный экономический кризис капитализма, во много раз превзошедший "Великую Депрессию" тридцатых годов. Благодаря своей внешней политике Советский Союз не позволил Штатам безнаказанно грабить другие страны и захватывать богатые рынки. Доллар так и не стал единой и единственной общемировой валютой, оставаясь первым среди равных, в число которых входил и британский фунт. Несмотря на многочисленные политические разногласия, Советы активно поддерживали Англию именно как противовес Штатам, что и сыграло весомую роль в общей цивилизационной гонке. Чтобы справиться с кризисом, Штаты пошли на беспрецедентные шаги, и вся демократическая шелуха слетела с них в один момент. К власти пришла военная и промышленная хунта, жестко закрутившая гайки и болты. Цветное население подверглось настоящему геноциду, в поистине огромных трудовых лагерях собралось много миллионов лишенных всех гражданских прав людей. Белым тоже было весьма несладко, былой свободы предпринимательства и просто свободы больше не осталось. "Кто не работает — тот не ест" — жесткое правило действовало поистине безукоризненно. Во многом вобрав опыт раннего Советского Союза, Штаты жестко перестраивали всю страну. Транспортная инфраструктура, шоссейные и железные дороги, огромные предприятия и заводы, где рабочая сила обходится владельцам исключительно по цене кормёжки — опыт выхода из Великой Депрессии тоже пригодился, а параллельно шла небывалая милитаризация общества. Мир активно готовился к новой мировой войне. Развитие ракетных технологий и создание целых подземных городов позволяло с определённым оптимизмом смотреть на возможность массированного обмена ядерными ударами, да и концепции "ядерной зимы" от которой быстро погибнет всё человечество, там не возникло. Войну все ждали, но она как всегда началась совершенно неожиданно в две тысячи двадцатом году с превентивного ядерного удара Советов из космоса по ракетным и военным базам Штатов, а также их морским силам. В космосе тоже развернулось настоящее сражение. Как позже выяснилось — со своим ударом Советы опередили Штаты буквально на несколько часов. Сильно ослабленный ответный удар оказался полностью заблокированным космическими противоракетными комплексами — ни одна ядерная боеголовка так и не упала на территорию Советского Союза и его союзных стран. В результате большой мировой войны так и не случилось, видя, что произошло с лидером военного блока НАТО, союзники Штатов благоразумно решили отсидеться в стороне, а выжившая верхушка штатовской хунты предпочла капитулировать, получив гарантии сохранения собственной жизни. Разрушения тоже оказались минимальны — Советы били точечно по военной инфраструктуре зарядами контролируемой мощности, почти не задев инфраструктуру гражданскую. Захватывать чужие территории коммунистический Союз тоже не стремился — у него хватало и своих проблем. Страна уже сделала серьёзную ставку на космическую экспансию, человеческих ресурсов для контроля завоёванного пространства ей просто не хватало. По результату мирных переговоров Штаты заставили полностью демилитаризоваться под гарантии неприкосновенности территории за счёт всего мирового сообщества. И провести демократические преобразования заодно.

Надо отдать должное американскому народу — полное восстановление страны прошло в рекордно сжатые сроки. Да, цветного населения там практически не осталось, оно вымерло от недоедания и радиоактивного облучения, разбирая завалы на месте уничтоженных термоядерным пламенем военных баз. Американский дух снова поднялся на небывалую высоту, заставляя остальной капиталистический мир тихо завидовать поистине небывалому росту экономики, с которой были сброшены многочисленные нахлебники. Несмотря на все трудности, США снова становились мировым экономическим гегемоном, если не считать коммунистический лагерь, варившийся в своём собственном соку и больше глядевший в усыпанные звёздами чёрные космические небеса. Но именно из-за этих амбиций и произошла катастрофа поистине космических масштабов. Советский Союз построил гигантский космический корабль для межзвёздных путешествий, при старте которого в сторону ближайшей звездной системы нарушилось равновесие всей Солнечной Системы. Появились огромные пятна на Солнце, его фотосфера практически разрушилась. Вместо тёплого и ласкового света пошло крайне жесткое излучение, быстро убивающее всё живое. Устойчивые орбиты планет стали изменяться, гравитационные аномалии породили сдвиги планетарной коры, проснулись веками спавшие вулканы. Горячая лава хлынула из многочисленных разломов земной коры, заливая всю поверхность планеты. Катаклизм рос и ширился, и спасения от него просто не существовало.

Именно тогда, пользуясь энергией небывалой катастрофы, одна группа британских учёных и смогла совершить переход во времени, как они тогда посчитали. Из начала двадцать второго века они прыгнули в начало двадцатого, если сказать точно — в 1908 год. На двести лет с хвостиком назад. Тунгусский метеорит — это производная от их успешной попытки. Но смогли пройти в прошлое очень немногие. Мало кому удавалось пережить перенос, учитывая наличие в их организмах множества технических имплантатов, обеспечивавших контроль здоровья и мысленный контакт с цифровой техникой, а также многое другое. Разрушение этих исключительно надёжных имплантатов быстро убивало своих носителей. Только самые молодые, имевшие биологические имплантаты самого последнего экспериментального поколения, смогли выжить. Никаких современных технических объектов перенести в прошлое тоже не удалось. Но перенесшиеся в прошлое весьма немногочисленные герои не опустили руки. Они горели страстным желанием повернуть мировую историю вспять и предотвратить космическую катастрофу, учитывая реальную возможность благополучно дожить до того времени, обеспечиваемую имплантатами. Но суровая реальность начала двадцатого века быстро отрезвила наивных мечтателей. Лишь маленькой горстке из шестерых человек удалось перебраться через океан в бывшую колонию и постепенно обустроится там. У них отсутствовали нужные для достижения быстрого успеха знания. И исторический процесс продолжал развиваться в известном им направлении, все их попытки грубого вмешательства оказывались абсолютно безуспешными. Но всё же к середине 1960-х годов группе удалось скопить достаточно влияния и ресурсов, чтобы переломить негативную историческую тенденцию. Увы, успех оказался весьма кратковременным и привёл к преждевременной ядерной войне, которая чуть не уничтожила всё человечество. В той истории "Карибский кризис" перерос в горячую глобальную эскалацию. Но человечество выжило и продолжило борьбу, постепенно восстанавливая сгоревший мир из радиоактивного пепла. Советский Союз пострадал гораздо значительнее США, потому надолго практически сошел с мировой арены. Но окончательно добить его остатки оказалось крайне трудным занятием. "Красная империя" постепенно возрождалась, откапываясь из-под земли и радиоактивных руин больших городов. Однако и "Запад", вернее то, что от него осталось, тоже далеко откатился в социальном и техническом развитии. Чтобы выжить ему пришлось надолго устанавливать жесткую диктатуру, которой позавидовали бы и многие коммунистические вожди. Так в непрекращающейся борьбе мира за выживание прошло целое столетие, и внезапно наступила уже известная маленькой нашей группе выживших британских учёных космическая катастрофа. В этот раз обошлось без отлёта к звёздам огромного космолёта коммунистов, Солнечная система пошла вразнос сама собой. Но кое-то сумел к ней хорошенько подготовиться, теперь в прошлое отправилось гораздо больше людей, чтобы реализовать открывшийся для них очередной шанс...

PS... Проект остановлен и даже частично забыт. Но он может снова возродиться, если сложатся определённые условия. Лично мне, автору, на него просто мало моральных и физических сил. При появлении соавтора или группы соавторов появится и вполне подобающий стимул к творчеству. Мне есть о чём ещё здесь рассказать, идей вполне достаточно. Есть и полноценная теория социальной эволюции, проверенная многочисленными практическими моделями. Так что теперь всё в ваших руках, уважаемые читатели...