Хозяин порталов (Спираль миров-2).

— Он умер?

— Лучше бы так. Я знаю Якова — там совсем другой человек. Каждый по своему выбирает способ выживания . Этот один из худших — умереть под чужим именем.

— А вас как зовут?

— Белозерцев, Виктор Степанович, номер три тысячи сто двенадцать. Нас тут как скот всех бирками пометили. Одно утешение — у немцев кругом учёт и порядок, надеюсь родственники после войны отыщут могилку.

— Про могилку рано говорить. Сейчас разберёмся с одним делом, а потом подумаем над следующей задачей. Вы пока будите всех потихоньку, пусть готовятся.

— К чему?

— К побегу, товарищ командир. Поверьте, мы сюда пришли не шутки шутить. В других секциях есть старшие?

— Есть, — он помедлил с ответом, явно испытывая большие сомнения в отношении непонятной личности.

— Серхео, сюда идут, — сказала Нарейса по-дарински, тихо прикрыв дверь.

— Прячьтесь под нары, туда заглядывают только утром, — Белозерцев порыскал взглядом, не понимая откуда доносится звук.

В коридоре забухали сапоги, рявкнули по-немецки: 'Спишь, скотина!'. Грохот падающего табурета, стоны избиваемого человека. Второй голос лениво увещевает: 'Генрих, прекращай, сапоги испачкаешь. Фройляйн Ханна не любит грязной обуви'. 'Ладно, пусть живёт. Чтобы утром всё было чисто. Понял, свинья?' Ещё один удар и шаги затопали по проверяемым комнатам. Снова ругательства, зуботычины направо и налево, вскрик смертельно раненного...

— Устали, суки, на нас пороху не хватило, — Зло выругался Белозерцев. — Теперь явятся к утренней побудке — ночную норму выполнили.

— Виктор Степанович, давайте помогу, — я вытащил лёгкое тело, придержал, пока кровь разбегается по венам.

— Затекает всё, — он словно извинялся за немощность истощённого организма. — Давайте познакомимся поближе, погибать то вместе. Побег, знаете ли, без жертв не обходится. Имею печальный опыт. Я начальник штаба пехотного полка, майор.

— Сфинкс.

— Годится, — он понимающе кивнул. — А ваш товарищ?

— Амазонка.

— Женщина? Никогда не слышал, чтобы в ОСНАЗ принимали женский пол.

— Товарищ майор, потом поговорим, если будет о чём.

— Да-да, идёмте, познакомлю с остальными командирами.

В углу коридора сидел окровавленный дежурный с сильно разбитым лицом. Потрёпанная гимнастёрка на груди покрылась бурыми пятнами.

— Сначала в третью, — майор тоном дал понять, что он имел ввиду.

Барак тихо гудел, ругался матом, переживая ночной визит истязателей. Во второй секции всхлипывающий мальчишеский голос кого-то спрашивал: 'За что они Колю, а? За что? Он всего лишь поднял руку...'.

Белозерцев вывел ко мне мужчину без знаков различия — средний рост, кавказский тип лица. Я сравнил с виденной фотографией и нашёл только общие черты. Тяжёлые условия жизни никого не красят. Не буду утверждать со стопроцентной уверенностью, что вижу сына Вождя.

— Яков Джугашвили?

— Да, — он ответил с упрямой решимостью, заиграв желваками на скулах.

— Шрам есть?

— Какой шрам?

— Двадцать шестой помните?

— Конечно помню.

— Поднимите гимнастёрку.

— Зачем?

— Шрам посмотрим, послеоперационный.

— Смотрите, мне не жалко.

— Вы кто?

— Я же сказал — Яков...

— На левой стороне груди отсутствует след от пули.

— И что? Все жить хотят, — вскинулся 'двойник' и тут же сник. — Все жить хотят.

Наш разговор прервало появление Белозерцева с двумя людьми примерно его возраста. Я предложил 'Джугашвили' вернуться в секцию и подумать, а сам присоединился к командирам.

— Товарищи, слушайте внимательно, дело касается ваших жизней. Просьба выполнять сказанное без оглядки на необычность происходящего. Сейчас в стене откроется дверь и люди спокойно, без суеты проходят в неё и сразу бегут прямо, в сторону деревьев. Двигаться строго между двух огней — это группа прикрытия подсвечивает путь.

— Остальные бараки? — угрюмо спросил крупный мужчина с пятном ожога на щеке.

— К сожалению, нет.

— Плохо, но понять можно, — второй, с хищным профилем, сверкнул холодным пристальным взглядом. — Показывайте вашу волшебную калитку.

— Повернитесь, — я кивнул им за спины.

— Товарищи командиры, — объявил Белозерцев после секундного замешательства. — Срочная эвакуация. Владислав Анатольевич, ваша секция ближе, вам и начинать.

Не знаю, какие слова услышали офицеры от старших по комнатам, но вбитая в учебных заведениях дисциплина, чувствовалась в отсутствии суеты. Люди молча исчезали в контуре перехода, помогая раненным.

— Виктор Степанович, уходите, здесь от вас ничего не зависит. Пока тихо, вы спокойно пройдёте оставшиеся двести метров до следующего перехода.

— Вышла только половина, как можно?

— Товарищ майор, вы нездоровы и в случае экстренной ситуации задержите остальных, а это чревато лишними жертвами.

— Убедили, — он протянул мне руку. — Постарайтесь вывести всех.

Чёрт, как медленно движется народ. В бараке набито человек двести, если не больше. Узкие проходы, скученность, хорошо хоть никто не толкается, создавая пробку. Осталось выйти последней партии из первой секции, Нарейса зашла во вторую комнату, проверить отсутствие людей. Хлопнула входная дверь, все замерли и тут же бросились вперёд, к близкой свободе. С улицы донёсся истошный крик:

— Герр офицер, герр офицер! Тревога! Ахтунг! Ахт...

'Винторез' сказал ту-дум, швыряя предателя на колючую проволоку. Залаяли собаки, надрывно загудела сирена. Немцы словно ждали, когда что-то случится. Нарейса била короткими очередями вправо от входа. Слева заскрежетали гусеницы — выстрел...Стена вспучилась обломками древесины, взрыв разметал всех, находящихся в коридоре. Организм среагировал мгновенно, превращая в пыль летящие обломки. Я выскочил через дыру и отправил в недолгий полёт гостинец от супруги — гранату с энергетической накачкой. Лёгкий танк вспыхнул огненным шаром, разбрасывая вокруг разорванный металл. На соседних вышках залаяли пулемёты, накрывая свинцовым ливнем разгорающееся здание. Два выстрела вынесли пулемётчиков вместе с ограждениями — двенадцатимиллиметровый привет от винтовки ВКС. Я вернулся внутрь и без церемоний хватал за гимнастёрки всех потенциально живых, выкидывая в переход.

— Нарейса, уходим. За лагерем похоже тоже заваруха. Ты первая, я за клиентом.

Она кивнула, швырнула что-то такое, очень мощное, заставившее землю вздрогнуть и вихрем пронеслась мимо меня. 'Джугашвили' из помещения не выходил, это точно. Он там и лежал, хрипло дыша. Осколки в нескольких местах пробили грудь — не жилец, слишком много повреждений и большая потеря крови. Я последний раз окинул взглядом барак, жизни не было нигде, закинул на плечо умирающего, и покинул негостеприимное место.

Томительное ожидание напрягало нервы не на шутку. Старый вояка Скоморохов понимал, каким надо быть безумцем, чтобы лезть на хорошо охраняемый объект в одиночку. Или вдвоём, что практически равнозначно. Тем более рядом городок, а там наверняка стоит какая-нибудь часть.

— Товарищ капитан, долго ещё?

— Антон, настоящий разведчик и диверсант должен уметь ждать.

— Да какой из меня диверсант, Александр Сергеевич? В эфир выйти, морзянку постучать — это моё.

— Я в твоём возрасте мечтал стать капитаном дальнего плавания, но партия приказала, а комсомол ответил — есть. Тебя ведь не просто так подключили к нашей группе, значит имеются кое-какие задатки.

— Со мной поговорил сотрудник госбезопасности, дал подписать бумаги о неразглашении. Разве так начинается служба в ОСНАЗЕ?

— По-разному она начинается. Ты лучше смотри вперёд. Фонарики держи под рукой для быстрого использования.

— Тут секундное дело, нажал на кнопку...Товарищ капитан, кажись бегут.

— Вася, Степан — работаем. Всё внимание на развилку слева. Стрелять без команды. В первую очередь отсекать мотоциклистов. Антон, направляй всех на световую полосу.

Один за другим из темноты появлялись люди бегущие вереницей. Для кого-то пара сотен метров оказалась неподъёмной, их тут же подхватывали под руки. От толпы отделился человек и подошёл к Скоморохову, ведущему наблюдение за окружающей обстановкой.

— Капитан госбезопасности Климцов. Кто руководит операцией?

— Мы прикрытие, руководители на задании, — Сергеичу не понравился требовательный голос освобождённого пленника. — Пройдите за фонари, здесь может быть опасно.

В подтверждение его слов вдалеке затрещали выстрелы. Скоморохов по звуку определил пушку, пулемёты, три особо мощных взрыва затруднился квалифицировать. За деревьями замелькал свет, рыская по дороге — на развилку выскочил бронетранспортёр, сопровождаемый мотоциклами. Тихо застрекотали автоматы, выбивая искры из брони, разбивая фары с поднятой светомаскировкой. Немецкие пулемётчики успели выпустить несколько очередей, но и этого хватило — люди попадали, то ли раненные, то ли хоронясь от пуль. Неожиданно бронетранспортёр взлетел вверх, подкинутый яркой вспышкой, за ней последовала вторая, третья. Сильный гул пронёсся над головами, отчего Скоморохов даже присел. Наступила звенящая тишина. Оставшиеся беглецы быстро сориентировались, повскакивали, похватали троих недвижимых и в темпе проскочили открытый участок. Замыкающим двигался Сфинкс с телом на плече. Он уложил раненого на траву, положив ладонь на хрипящую грудь.

— Александр Сергеевич, отправляй парней, больше здесь делать нечего.

— Вася, Степан, бегом в часть. Антон, выключай фонари, нечего кровососов подманивать.

— Имя, — коротко бросил Сфинкс.

— Рус...Рус...лан.

— Фамилия.

— Гор...Горх...

— Умер? — капитан пощупал остывающую руку.

— Умер. Покойся с миром, солдат.

Казалось, Сфинкс произнёс прощальные слова обычным тоном, но Скоморохову захотелось убраться куда подальше. От склонённой фигуры повеяло таким смертельным холодом, что старый диверсант непроизвольно щёлкнул зубами.

Не прерывая разговора, Берия указал нам на стулья, сделав жест пальцами — максимум две минуты. Распекание подчинённого закончилось словами: 'Подумайте над своим поведением'. Скорее всего, на том конце провода, человеку стало плохо.

— Наслышан про операцию, наслышан. Молодцы, спасли солдат из плена.

— Офицеров.

— Товарищ Амазонка, надо ещё разобраться, кто из них офицер, а кто красный командир или вообще рядовой. Это уже наша забота. Расскажите лучше про основное задание.

— Немцы распространяют ложную информацию. Человек, назвавшийся Яковом, таковым не является.

— И где он сейчас, товарищ Сфинкс?

— Остался на той стороне — тяжёлые ранения несовместимые с жизнью.

— Имя-то вы хотя бы узнали?

— Зовут Руслан, фамилию сказать не успел, скончался.

— Надо было принести тело.

— Каким образом, Лаврентий Павлович? По нам там из танков садили. Последние человек пятнадцать все полегли.

— И этот Руслан тоже? — нарком сверлил меня недоверчивым взглядом.

— Снаряд разорвался рядом с ним.

— А как же вы выжили?

— Мы находились на другом конце коридора, контролировали подход к зданию.

— Немцы почему всполошились?

— Их там было как комаров на болоте. Вполне вероятно заметили непорядок. Тем более перед акцией проходила ночная проверка.

— Так-так-так. Могло быть и предательство. — Берия откинулся на спинку кресла. — Какие ещё есть доказательства на лже-Якова?

— Я попросил показать пулевое ранение левой стороны груди. Он отказался, сказав, что все хотят жить.

— Кто может подтвердить ваши слова?

— Майор Белозерцев, Виктор Степанович. Он сразу предупредил о фальшивом 'Джугашвили'.

— Товарищ Сфинкс, осторожнее со словами 'фальшивый' и 'Джугашвили'. Найдутся те, кто интерпретирует ваше высказывание в невыгодном ключе перед Вождём.

— Я понял, Лаврентий Павлович.

— Надеюсь, нам ещё работать и работать. Я направил представление на награждение орденами Красного Знамени за спасение красных командиров из немецкого плена.

— А почему не Золотой Звездой?

— Станете гражданами СССР, тогда и посмотрим.

Песок тонкой струйкой сыпался из сжатого кулака Нарейсы. Вместо обычной пирамидки под рукой возникали то куб, то шар — так она тренировалась в управлении энергетическими щупальцами. Остаток отпуска она решила провести в Реабилитационном Центре, на берегу ласкового, тёплого океана.

— Серхео, почему ты не сказал Берии всей правды?

— Представь себе, притаскиваю я этого Руслана под очи всесильного наркома, он выясняет всю подноготную солдатика — где жил, кто родня. Родственников за шиворот и поминай как звали. Помнишь, что было с женой Якова? Она-то за что пострадала? Если Сталин не пожалел невестку, поддавшись эмоциям, то с посторонними церемониться вообще не стали бы. Да и с тем стукачом, которого ты приложила из 'Винтореза', могло выйти нехорошо. К выжившим офицерам естественно отнеслись с подозрением, но узнай Берия о таком факте, всех однозначно занесут в потенциальные предатели.

— Какой ты у меня умный, — она потёрлась носом о мой нос и сказала капризным детским голоском. — Хочу полетать.

— Ракетой или орбитальным перехватчиком?

— Перехватчиком. Он дальше летит.

Я посадил жену на ладонь, отвёл локоть назад и резко выбросил руку:

— Вперёд, Россия!

— Не бзди, Европа-а-а! — затихло вдали вместе с радостным визгом.

Глава 27. Личное дело

Поздняя осень. Промозглый ветер бросает мелкую изморось на стёкла. В доме тепло и уютно. Я не привередливый, мне всё равно, жарко или холодно, но здесь младший сын и Татьяна. Они не такие метеоустойчивые, им требуется комфорт. У окна стоит Вера, левая рука лежит на сгибе правой, пальцы правой руки теребят тонкое бриллиантовое ожерелье. Не мной подаренное. Она хмурит брови, иногда кусает губы.

— Серёжа, нам надо поговорить. Серьёзно, — сказано с толикой надрыва в голосе и быстрым взглядом на Татьяну. Та подхватывает Даньку на руки и молча уходит в другую комнату. За последние годы Вера сильно изменилась. Высокая, статная женщина, для которой не нужны туфли-шпильки. Дорогая одежда, стильная причёска — чувствуется столичный лоск. На лице властное выражение человека, привыкшего отдавать приказы. И сейчас это лицо выражало смятение, она не знала с чего начать трудный разговор.

— Садись рядышком, — я похлопал по дивану. — Разрулим проблемы, выясним недопонимания, если таковые есть.

— Нет, Серёжа, ничего мы не разрулим, — она повернулась ко мне и опёрлась о подоконник. — Время ушло. Здесь нет ни одной моей вещи, а из твоих — старый мобильник. Дом перестал быть нашим семейным очагом. Я проклинаю твою поездку на дачу, но ничего изменить нельзя. Ты стал чужим настолько, что страшно находиться рядом. В твоём взгляде я вижу холодного, расчётливого зверя, равнодушного ко всему, кроме собственных детей и Нарейсы. Татьяна тоже долго не задержится. Ей, как и мне, требуется простое женское счастье — вернуться с работы к тёплому, ласковому мужу, с которым можно поговорить о всяких мелочах, пусть даже и незначительных. Не обижайся, но ты больше походишь на древнее существо из мрачных глубин космоса, которым пугают впечатлительных любителей видеострашилок.