— Что требует затрат! Я этого сделать НЕ МОГУ! А значит, мне нужно будет нанимать кого-то! Значит — платить ему деньги! А зачем мне так делать, когда у меня под боком ТРИ существа, говорящие на этом же языке! — разговор становится все более на повышенных тонах. Интересно, это все пришельцы такие скупые? Или только мне так везет?
— ТЫ ПСИХ! А мне кто заплатит за ТРИ рта, которых надо кормить! А мамзели этой еще одежда нужна нормальная! — а то как я с ней по городу должна ходить, когда она в таком платье? И родителям что объяснять? Что она иностранный фрик?
— А я виноват, что они прут к тебе, как из рога изобилия?! — наклеп и наговор! Я их не приглашала! Я вообще мирно жила. А последнюю фэнтезийную книгу читала в восемнадцать лет! За что мне эти гребанные приключения?
— Но-но! На меня только ОДИН упал! Второй уже здесь был! А третья сама пришла из-за второго! — боже, у меня уже голова болит, и я не понимаю, что говорю!
— Вот именно! Ты их притягиваешь, как мёд ос! — что за дурацкое сравнение?
— Я?! — продолжить нам не дал большой БАДАМС. Это Лёня ударил кулачком по столу. Заткнулись все... Точнее я и Иванов, остальные и так молчали. Но, безусловно, все внимание было приковано к кошаку. Словно он пророк и ща вещать начнет, ей-Богу.
— Хватит истерить, — веско сказал. Захотелось даже оправдаться, мол это волшебник виноват, а я белая и пушистая. Почему-то вспомнился Карлсон с его фразой: "А мы что? Ничего. Плюшками балуемся". — Все много проще, — за его уверенным шагом мы наблюдали дружной компанией. Шагал он уверенно прямо к Марте. Я думала, она помрет от разрыва сердца, когда он к ней наклонился. — Мартиника, именем Герца я обещаю тебе безопасность. Никто: ни я, ни мои поданные, не смогут причинить тебе вред. Мое слово — защита твоей жизни, пока мы в этом мире, но при условии твоего полного подчинения мне, — кажется, эти слова стали ударом для Вальте.
— Мой Герц! — возмущенно начал было он, но был прерван зверским взглядом Герца.
— Клятва оотеро, — сухо напомнил кошак. — Ты же не хочешь, что бы я отказал тебе в праве называться моим теро? — ой, мама моя, что-то моя совсем не хочет знать, что сие должно означать. Вот только при этом предупреждении эмоции с лица Вальте слетели, будто он в гранитную стену с разбегу влетел.
— Э-э-э. Это то есть она все-таки в моем доме жить будет? — осенила меня "радостная" мысль. Ответа на мое изумление не последовало. Делаем вывод: молчание — знак согласия. — ЛЁНЯ! ИДИ В Ж*ПУ! — бешенство застило мне глаза. Я ЗВЕРСКИ УСТАЛА решать ЧУЖИЕ вопросы. А кошак, словно издеваясь, преподносит их мне один за другим. Грандиозная истерика уже практически захватила мой разум...
— Нет, спасибо. Я переживу без посещения этого места, — арктически холодно ответил мне Лёня, а потом в столь же ледяной манере обратился к Вальте. — Госпожа Мартиника остановится у тебя. Твоя задача — ее охрана. Если хоть волосок будет потревожен, то можешь распрощаться со званием теро. Думаю, тебе не стоит напоминать, что дело усугубляется тем, что здесь нет другого Герца. Связь будем держать через телефон. У тебя же он есть? — а вопрос-то чисто риторический. Когда он узнал, что у Вальте он есть? Я вот его не видела даже. Вальте кивнул через силу, даже смотреть на беднягу жалко.
Дальше мы обменялись с блондином телефонами, ну а добрый волшебник повез их с Мартиникой на квартиру к Вальте. Точнее он предлагал нас подвезти, но, помня как плохо Лёня переносит машины, я отказалась. Посему мы втроем тащились к метро, еле переставляя ноги. Точнее тащились мы с Лёней, Дюша же вольготно восседал на Лёниной шее, чему я страшно завидовала. Все же я сегодня страшно устала, думаю кошак тоже. Кажется, нас вновь принимали за дружную семью. Иначе с чего это я спиной ощущаю завистливые взгляды?
— Лёнь, а давай на тебя паранджу нацепим? — вяло предложила я, когда мы вошли в вагон. Теперь весь "вагон" дружно на нас пялится. На меня смотрят с недоумением, явно изумляясь, что я делаю рядом с таким мужчиной. Формат явно не тот. Нет, все же не хочу быть знаменитой актрисой: если каждый раз выдерживать такие взгляды, то и свихнутся можно.
— Может лучше на тебя? — предложил кошак, когда Дюша поведал ему, что такое паранджа.
— А мне-то зачем? Это ты у нас красота и искушение, а я так — серый чулок.
— Вот потому и надо, хоть позориться не будешь, — зевнула эта скотина!
— Что?
— Ну, возможно тогда в тебе появится некая загадочность, которая приведет общественность к ошибочному предположению, что за полотнищем скрывается красота?
— Ты знаешь кто?
— Кто?
— КОЗЕЛ!
— Мне кажется, что этот вопрос мы уже обсуждали и пришли к выводу, что им я быть никак не могу.
— Как же я тебя ненавижу, — и как же ты меня достал!
— Не думаю, что это так.
— С чего такие выводы? — а еще очень бесит, что даже с учетом дико шумного хода поезда, нас все еще пытаются подслушать любопытные люди. И ладно бы просто слушали, они еще и обсуждают. Крича свои выводы друг другу в ухо так громко, что слышали даже мы. Сейчас две девушки неподалеку от нас уже пришли к выводу, что я жена-стерва, неким чудом заполучившая такого мужчину (естественно, его не достойная) сейчас истерит и закатывает концерты, так как муж ее не любит и открыто показывает это, а вместе мы исключительно из-за ребенка. Я фигею от людей. Делать выводы на пустом месте — просто потрясающая способность.
— Доказательство этого факта у тебя на запястьях, — тем временем продолжал Лёня.
— Это? — изумляюсь я, недоуменно тряся запястьями у Лёниных глаз. — И как это может быть доказательством моей не ненависти?
— Ну, если бы ты меня ненавидела, то следствием нашего общего пребывания в том помещение была бы твоя смерть, а не знак на руке, — честно ответила отрыжка иного мира. Одно дело, когда тебе другие люди говорят о том, что тебя мог убить данный конкретный индивид, но когда это абсолютно серьезно заявляет несостоявшейся убийца, при чем без тени сомнения, то становится как-то ОЧЕНЬ неприятно. Он практически признался, что мог убить меня не моргнув и глазом, даже не давая себе в этом отчет. Милое признание шокирует даже больше, чем признание в любви.
— Может, ты мне объяснишь? — я не о многом прошу, с учетом того, что при этом терплю.
— Может, — соглашается кошак.
— И?
— Что? — недоумевает Лёня.
— Когда?!
— Что когда? — делает невинные глазки брюнет.
— Ты издеваешься? — какое у меня, однако, большое количество нервных клеток, с учетом моей теперешней стрессовой жизни, удивительно, что они еще не кончились. Может, все же восстанавливаются?
— Да, — зато честно. Когда Лёне задаешь прямой вопрос, то практически сразу получаешь честный ответ. Или не получаешь совсем. Одно могу сказать точно: — юлить и нагло врать Лёня не будет — не тот характер.
— Знаешь что?
— Что?
— Мне кажется, что даже ЕСЛИ я тебя не ненавидела до недавнего времени, то сейчас я точно тебя возненавижу!
— Разве?
— Ты прав, ты не козел... ТЫ МОРАЛЬНЫЙ УРОД! — блин, сорвалось! Низко с моей стороны бить по самому больному. Он уже давно себя им считает, так как по его мнению не соответствует тому званию, которое носит.
— Да, наверное, — спокойно согласился Лёня. У меня даже дар речи пропал. И появилась паническая мысль, что я буду делать с потерявшим в себя веру иномирянином?
— А еще ты ДУРАК, — я хотела добавить, раз соглашаешься со мной.
— Ага, иначе с тобой точно бы не связался, — ан нет, еще не все потеряно. Его самолюбие при нем, а я-то, дура, разнервничалась... И чего это я так стараюсь поддерживать его душевное равновесие? С каких пор его духовное состояние так меня волнует? И вообще, откуда я ЗНАЮ, что он сейчас в растерянности?
— Лёня... Со мной теперь что-то не так... Да? — паника в моем голосе звучала вполне отчетливо.
— С тобой от рождения что-то не так, — соглашается Лёня, прижимая меня к себе, от чего я втыкаюсь лицом куда-то в подмышку. — Ты слишком поздно спохватилась. Тебе не кажется? — как ни странно, стало легче.
Из вагона я выходила под завистливые взгляды пассажиров.
— А может все же любит он её, — грустно предположила одна из девиц, до недавнего времени столь яро строящая предположения о нашей с Лёней семейной жизни.
Ага, до гробовой доски. Придушит и в стеклянный гроб положит, чтоб любоваться до старости. Я к тому, что если то, что со мной происходит с того времени как в моей жизни появился Лёня, — это Любофф, то ну ее нафиг!
Домой мы все же добрались. А дома была какая-то суета сует. В том смысле, что все носились по квартире, собирали какие-то вещи и при этом орали. В общем, обычная, привычная жизнь моя. Нас даже сначала никто не заметил.
— Объявили массовую эвакуацию в связи с падением астероида, а я не в курсе? — пришлось обозначить наш приход.
— Ленка! Привет! — радостно заорал Костик. М-да, никакого почтения ни один из племянников ко мне не испытывает. Все запросто зовут меня Леной, Ленкой, Леночкой, Ленок, а некоторые извращенцы даже Лёликом. Хорошо хоть Елкой перестали звать, уж не помню, кто тогда пересмотрел сериал "Черный ворон", но одно время меня Ёлкой кликали, как одну из героинь. На мои возмущенные вопли, — при чем тут ёлка? — мне любезно отвечали, что похожа. Чем? Так зимой и летом одним цветом. Это они про мою белую кожу. Что зимой, что летом, белая я. Ну не прилипает ко мне загар. А если я все же попекусь на солнышке, то цвет моей кожи становится далек от приятного смуглого, ибо тогда я становлюсь розовой, как порося, и никакие кремы не помогают...
— Виделись уже. Что у вас тут происходит?
— А мы на дачу едем, — возвестил радостный Костик. Ну да, ему-то там раздолье, гоняй с мячом, сколько влезет, да и поле там не плохое. Э-э-э? Стоп. Как на дачу?
— А я?
— А ты нет, — хмуро возвестила Маришка.
— А почему? — тупо изумляюсь я.
— Ну ты и... недалекая, — вовремя успела заменить с "тупой" на "недалекую" племянница, закатывая глаза.
— А? А тебе же нельзя на дачу. Там холодно, а это может плохо сказаться на твоих голосовых связках, — важно повторила я заученную от сестры фразу.
— Угу. Но, к сожалению, бабушка решила, что устройства твоей личной жизни на данном этапе времени важнее, чем мои голосовые связки, — зло огрызнулся ребенок. — Так что мало того, что это может плохо сказаться в дальнейшем на моей карьере, так я еще буду вынуждена существовать в этом анклаве с ЭТИМ питекантропом! — кивок на Костю. Нет, Маришка тоже слишком много общается со своим братом, даже построение фраз у них похоже. Или это наследственное от Вовы?
— Моей личной жизни? — чувствую себя Попкой-дураком.
— А чьей? Уж точно не моей! — гордо разворачивается на пятках мисс Золотой голос, удаляясь в комнату.
— Дочка! Ну наконец-то! А где Валюша? — хорошо, что Вальте этого не слышит.
— Мама, его зовут Вальтер и он пока поживет у... своей подруги. Она тоже иностранка, — надо же как-то объяснить, куда ушел блондин?
— Так это же ПРЕКРАСНО! — вновь начинает подмигивать мама. — Теперь вы с Рэном присмотрите за квартирой, ты покажешь ему местные достопримечательности, а мы пока поживем на даче, последим за ремонтом. А вы когда соскучитесь, приезжайте. Шашлык поедим! — радостно закончила мама.
— А? — офигеть.
— Ну а пока можете еще погулять. У нас тут сборы, суета. Надо еще всех покормить... Так что давайте вы пока погуляете, а мы соберемся. Не переживай, кушать я вам оставлю! — отбирая у Лёни Дюшу и пихая меня за дверь, с улыбкой сказала моя мама.
Вот и стоим мы с кошаком на лестничной площадке, как два идиота. Вновь открывается дверь и мама пихает в руки Лёне пирожок, а мне творожную булочку.
— Вот, по дороге перекусите, — и дверь вновь закрывается. Офигело смотрю на закрытую дверь. У меня все же сумасшедшая семейка, это факт.
— Куда идем? — откусывая пирожок, интересуется иномирянин со зверским аппетитом. Хотя чему тут удивляться? Он же хищник из семейства кошачих.
— И как ты умудряешься оставаться таким спокойным? Тут твоя жизнь на кону, — вяло отзываюсь я.
— А в чем проблема? Через несколько дней мне просто нужно переместится в любой другой мир, — доедая пирог, отозвался брюнет.
— Эй, а ты ничего не забыл? Например, что из-за нашей с тобой клятвы я вместе с тобой путешествовать должна? — нифига, как у него все просто, однако. Переместится он! А меня спросить?
— А? А, так клятва аннулирована, — отбирая, у ошарашенной от такого признания меня, булочку спокойно возвещает кошак.
— Что? — хриплю я. Как эта скотина может так спокойно возвещать об этом? У меня тут паника перед кошмарной перспективой оказаться в другом мире, а этот хрен моржовый так невзначай сообщает, что клятвы-то нет.
— Клятва аннулировалась, — повторяет кошак, доедая булочку и уверенно топая к лифту.
— Чего? Да вы же с Ивановым мне чуть ли не в унисон пели о невозможности ее аннулировать, пока ты не попадешь именно в свой мир! — ору я на него.
— Ну, о ТАКОМ способе аннулирования клятвы не мог догадаться и Катар, что уж обо мне говорить, — бормочет кошак, заталкивая меня в лифт, и довольно уверено нажимая кнопку первого этажа. С каждым разом все больше и больше удивляюсь его способности к адаптации. Так в скором времени он совсем адаптируется, и выделяться из общей массы будет лишь внешностью, но не поведением.
— О каком ТАКОМ? — возмущаюсь я.
— Куда пойдем? — выходя на улицу, интересуется кошак, полностью игнорируя мой вопрос. Вдох-выдох. Главное не нервничать и не злить кошака.
— Хорошо. Будь по-твоему. Давай пойдем в парк. — Ближайший парк — это Парк Победы, идти не далеко, да и поговорить будет можно, не привлекая лишнего внимания. Сейчас вечер, внешность Лёни не так сильно бросается в глаза... А вот если мы пойдем в кафе, то точно привлечем ненужное внимание.
До парка мы добирались молча. Кошак явно о чем-то думал, посему решила его особо не отвлекать. Мне и самой нужно было подумать. С одной стороны, минус клятва — для меня безусловный плюс... Вот только непонятно, ЧТО аннулировало клятву и какой геморрой ЭТО что-то теперь принесет мне? Кто бы знал, как же я устала от вопросов и проблем. Хоть бы предышку какую. А то чувствую себя спортсменом-марафонцем — ресурсы организма уже давно отказали, а я все пру на одних волевых.
— Странная здесь энергетика, — вдруг подал голос кошак.
— А? — чем ему парк не угодил?
— У вас тут весь город такой. Тяжелый... но легкий, — ух, как понятно сказал.
— А это как? — сплошные ребусы с этим иномирянином, кто бы решебник с ответами дал?
— Такое ощущение, что здесь очень многие умерли, это тяжело. Но их остаточная энергетика в основе своем очень богатая, подпитывающая, легкая... Точнее не так: она добрая, не несущая зла. Это в целом по городу. Но в этом месте... Тяжело, много боли и мучений, а еще бездна сожаления и горя... Это кладбище? — однако как в точку.
— Почти. Больше шестидесяти лет назад у нас была война. Вторая большая война в моем мире. Её называли Второй мировой войной, потому что она затронула много стран. Но в нашей стране она известна под названием Великая Отечественная война. Она продолжалась четыре года. А если точнее, то военные действия шли тысяча четыреста восемнадцать дней. Мы победили, но эта была тяжелая победа. Так вот, до Великой Отечественной войны эта территория, называемая прежде Сызранским полем, была занята карьерами кирпичного завода. Мой город взяли в осаду, блокировали от остального мира и удерживали в течении восемьсот семьдесят два дня. Поскольку город был оторван от продовольственного снабжения, то люди начали страдать от голода. Многие от него умирали... Кроме самого завода здесь перед началом блокады были вырыты противотанковые рвы, установлены доты. Во время блокады Ленинграда, кирпичный завод работал как крематорий. Когда и он не справлялся с огромным количеством погибших, многих хоронили прямо здесь, на территории завода. Их захоронения ничем не отмечены, но Парк Победы всё равно называют "второй Пискарёвкой". А Пискаревка — это кладбище, так что ты почти прав. После войны на этом месте сделали парк. По сути, это мемориал памяти жертвам погибшим на той войне, — да, иногда мне бывает печально гулять здесь и видеть, как безбожно и цинично нынешнее поколение относится к парку. Его создавали с любовью и надеждой. Для будущих поколений, что бы и они, не знавшие того ужаса, помнили и чтили. Но, увы... Я смело могу сказать, что помню. Иначе не может и быть. Ведь это мои дедушки и бабушки защищали родину. Это моя бабушка жила в Ленинграде и работала в годы блокады и заготавливала патроны и снаряды для фронта. Этой мой дед дошел до Берлина. Это они проливали кровь. Это они голодали. Это они ради себя, своих родных, ради чужих детей и своего народа шли такой сложной и страшной тропой к победе. Они дошли. Они победили. Только вот будущие поколения этого не оценили. Правительство их родины об этом забыло. Нынешние дети редко когда вспомнят, что такое Великая Отечественная война и когда она началась... Это печально. Радует одно — мои родные помнят. Даже племянники, и не только Дюша. Хотя и странно, бабушки и дедушки не любят об этом говорить и вспоминать. Все что угодно из их жизни, но не о войне. Нет, если спросить — то ответят, честно, сухо и односложно... Просто мои бабушки и дедушки — это люди, которых я прежде всего уважаю. А о человеке, которого уважаешь, хочется знать больше. Я знаю о их чувствах и переживаниях о той войне благодаря оставшимся письмам, воспоминаниям и записям в дневниках. И я знаю, как их печалит нынешнее наплевательское отношение к тому времени и как им обидно порою смотреть новости...
