— Почему мне с тобой всегда так просто? Я не понимаю, но так хорошо. — Кристиан увлек короля к столу — широкому, дубовому, который стал для них ложем любви. Каждым поцелуем и касанием, Легрэ благодарил брата за бесценный подарок — не стать детоубийцей. Одежды постепенно оставляли тело словно ненужные тревоги душу. Кристиан хотел видеть лицо брата, его глаза, хотел, чтобы соловьи за окном никогда не смолкали. Он лег на спину, широко разведя колени, призывно приподнимая бедра, и улыбнулся своему возлюбленному королю. — Так и знал, что этим кончится... Иди ко мне.

Тот не заставил себя долго ждать. Необычная для короля нежность и ласка сопровождали каждое движение. Тело к телу, поцелуи ложащиеся алыми клеймами на тело не любовника — любимого, нужного, желанного. Толкание вперед — и губы печатают любовью, медленно, изнуряющее, до боли в душе, до желания, чтобы все, наконец, закончилось, или же продолжалось как можно дольше. Движение назад — как чувство неправильности, неполноты, разрыва единения. Руки держат любимого, душа мечется между раем и адом, и шепот вплетается в хриплое дыхание и звуки опускающейся на королевство ночи:

— Мой... Любимый... Нежный...

Легрэ отдавался Фернандо до конца, неизменно, отдаваясь страсти и любви. Он излился, прикусив кожу на плече брата, и хрипло вскрикнул.

Только один правильный звук — и сущность короля проснулась, нетерпеливо забирая свое: и вскрик, и боль, и ярость движений, приведших через очень недолгое время к опустошению разума и тела.

Фернандо отпустил Легрэ, проведя еще раз руками вдоль сильного тела. Слизнул серебрящуюся сперму с его живота, получая последнюю каплю наслаждения.

— Пойдем отдыхать. Думаю, день у тебя выдался непростой, — с появившейся улыбкой разгладилось последнее напряжение, убрав складку между бровей и излишнюю сосредоточенность с лица.

Кристиан погладил брата по щеке, коснулся губами губ в благодарном счастливом поцелуе.

— Пойдем. Лучше прямо сейчас, пока мы не повторили то, что начали.

Фернандо безмолвно обнял Легрэ и ответил единственно правильным действием — объятием. Король не знал, сколько они простояли, вновь единяясь — в этот раз душами, вновь становясь единым целым, цельным, неделимым, нерушимым. Единственными свидетелями этого был призрачный свет луны и почти погасших свечей.

Набежавшая через какое-то время туча скрыла ночную властительницу мира, помогавшую выживать Фернандо до тех пор, пока он не встретил тех, кто дал реальный смысл жизни. Когда луна опять появилась на небосклоне, в кабинете уже никого не было.

* * *

Кристиан проснулся на рассвете и, выбравшись из постели так, чтобы не разбудить короля и герцога, оделся, тихо вышел в столовую. Он стоял у окна, размышляя обо всем, что сказал ему король, и сомнения до сих пор тревожили его. Если они приняли неверное решение, то дорого поплатятся за это.

Блеклый свет падал в окно, и утро медленно поднималось над каменными стенами крепости, раскрашивая старые камни в невероятные фантастические оттенки. Внизу уже суетилась стража, которая занималась контролем прибывших обозов с оброком.

Луис подошел к барону незаметно и прижался щекой тому между лопаток.

— Почему ты не спишь? — спросил он очень тихо, чтобы не разбудить Фернандо.

Ласковая улыбка тронула губы Кристиана, и он нежно ответил, не торопясь обернуться:

— Я знал, что ты придешь... и ждал тебя, — конечно, это было ложью, но ложью красивой. Легрэ вообще любил красиво врать именно тогда, когда сказанное вполне могло быть и правдой.

— Ты знал, что я проснусь? — герцог потерся о ткань рубахи и обхватил Легрэ, проходясь ладонями по его груди. — Что не так? Ты о чем-то ведь думаешь, я точно знаю.

— Да. — Легрэ обернулся и погладил мальчика по щеке, подумав: "С утра, сонный и растрепанный ты еще красивее". — Я собираюсь к Пьетро. Это тот мальчик восьми лет, что привезли вчера сюда. Он деревенский, а они с петухами встают.

— Ты боишься, что король его убьет или боишься, что мальчиком воспользуются? — юноша оказался теперь перед Кристианом и прижался к подоконнику спиной.

Легрэ пожал плечами.

— Второго больше... А еще меня беспокоит то, что Фернандо ради меня и моих интересов, принижает интересы государства. Сказать Пьетро правду необходимо, иначе скажет кто-то другой, когда он вырастет, а это плохо. Вряд ли тогда он сможет справиться с эмоциями. Сказать сейчас лучше, потому что тогда я смогу определенным образом повлиять на него, сделать преданным короне. А вообще, все так сложно, Луис. Я думал, что мне придется убить его.

— Ты действительно должен сказать. Мальчику нужен отец и тот, кто поможет ему встать на ноги. Из него получится хороший воин и... думаю, что Фернандо будет только рад, если ты воспитаешь из него хорошего солдата, верного короне. А его происхождение, — Луис помолчал немного. — Он практически простолюдин. Никогда ни один из претендентов на трон не подпустит его к даже к дворянству.

— Вот это мы ему и объясним, — ответил Кристиан, целуя юношу в лоб. — И дай бог, чтобы у меня получилось все как надо... Поцелуй меня... На удачу.

Юноша потянулся к Легрэ. Эта внезапная отцовская забота очень вдохновляла и радовала герцога. Он вдруг понял, что барону на самом деле есть к чему теперь стремиться и кого оберегать, кому оставить свои умения и знания. Его сыну.

Кристиан целовал Луиса долго и никак не мог отпустить. Было очень хорошо вот так просто стоять и целоваться, никуда не торопясь, но время брало свое и Легрэ пора было идти к Пьетро.

— Если хочешь, приходи посмотреть на него, — сказал Кристиан, направляясь к двери. — У него глаза Фернандо.

— Я? — удивился юноша. Он так смутился, словно его приглашали в чужую тайну. — Хорошо, если Фернандо будет не против, я обязательно приду.

Легрэ кивнул и вышел за дверь. Через две четверти часа он уже сидел в комнате Пьетро, с мягкой улыбкой наблюдая, как тот поедает свежий хлеб, помидоры и молоко. Все-таки он был забавным, этот мальчуган, и Кристиан подмечал в нем все больше собственных привычек, жестов и черт. Он просто смотрел, улыбался и думал: "И с каких это пор я стал таким сентиментальным?"

Волчонок уже уплел полкраюхи и выпил два стакана молока, вытер тыльной стороной ладони губы и вдруг заявил:

— Лошадок вчера глядел. Красивые.

— Любишь верхом ездить?

— Люблю, — Пьетро заморгал. — А ты?

— Я тоже. — Легрэ протянул мальчику руку. — Подойди ко мне, Пьетро.

Мальчик встал и обошел стол.

— А можно покататься? — спросил, останавливаясь в шаге.

Легрэ положил свою сильную ладонь на его плечо.

— Можно, — кивнул он. — Ты же мой сын. Теперь у тебя будет собственная лошадь и свой меч, и даже новая фамилия.

— А можно? — искреннее удивление промелькнуло опять на лице волчонка, в темных глазах появился прозрачный, как слезы, страх. — Маме это не понравится.

Легрэ вздохнул. До чего же трудно разговаривать с детьми. Он старался подбирать слова:

— Твоя мама далеко отсюда, Пьетро. Она была доброй и хорошей женщиной и я не очень честно поступил с ней, но думаю, что она была бы рада знать, что теперь о тебе будет кому позаботиться. Мне жаль...

— Маму жаль? С ней что-то случилось? — мальчонка даже икнул и глаза его стали огромными.

Легрэ погладил сына по волосам.

— Злые люди хотели спрятать тебя от меня, чтобы сделать плохо не только мне, но очень и очень многим людям. Это их вина в том, что твоей мамы больше нет. За то, что Олаф похитил тебя и подверг твою жизнь и жизнь твоей мамы опасности, он будет казнен. Я никому больше не позволю тебя обидеть.

— Мамы? — волчонка затрясло. Он не заплакал, как другие дети, но завыл, как зверь, которого смертельно ранили и бросился на постель, колотя кулаками по дереву.

Легрэ сидел минуту в неподвижности, а потом медленно встал и, присев на постель, сгреб Пьетро в крепкие утешительные объятия. Он знал, что это больно, что жизнь она такая и есть, и когда твои родители выкидывают тебя на улицу, в пугающую неизвестность и страшный мир — они умирают для тебя. У Пьетро остался хотя бы отец, а это значило, что мальчик не окажется на улице и хотя бы не будет голодать и просить милостыню, рискуя тем, что пьяные стражники однажды от нечего делать запинают его ногами насмерть. Старая жизнь ушла и пришло что-то новое на смену ей. Новое всегда кажется страшным и горьким.

— Ты поплачь, — Легрэ со вздохами гладил сына по плечам. — Поплачь, легче станет.

Тот плакал. Не верил ни во что, не верил, что кому-то здесь нужен. Надежда вернуться в деревню исчезала, а страх гнева больших людей укреплялся. Если они и его казнят. Как плохого... Если...

— Мамочки больше нет. Страшно мне.

Он сказал это так горько, что Легрэ поддавшись чувствам, не выдержал — прижался губами к макушке мальчика, еще крепче стиснув в своих объятиях.

— Теперь у тебя есть я, а у меня ты... Если бы я знал о твоем существовании раньше, я бы заботился о тебе, как положено отцу. Я не могу исправить прошлого, мой мальчик, но могу тебе точно пообещать, что теперь мы всегда будем вместе. И я сделаю все, чтобы ты смог меня полюбить со временем. Знал бы ты, как мне было страшно, пока ты был у чужих людей.

— Я понимаю, — Пьетро все еще прятал глаза, словно стеснялся своих слез. Он не привык показывать чувства при других, и даже при маме никогда не плакал, а тут такая слабость.

Они долго сидели в тишине и Легрэ все это чем-то напоминало Ксанте и Луиса. Вот уж и правда ирония судьбы. Не иначе покойный ныне инквизитор нажаловался господу-богу на Кристиана так, что тот воспылал праведным гневом. Легрэ боялся: вдруг этот мальчик никогда не сможет привязаться к нему? К тому же, с Пьетро придется теперь проводить больше времени, а значит — меньше с любимыми. И как-то ведь еще объяснить надо, что он мужеложец и любит короля, своего сводного брата и молоденького хорошенького как ангел герцога. У Легрэ голова кругом шла — столько на него навалилось.

— Пойдем в сад, подышишь воздухом. Здесь еще есть озеро. Тоже очень красивое.

Пьетро кивнул. Настроение совсем покинуло его, а осталась только тоска. И была она сильной и холодной, словно зимняя стужа. А человек рядом — пока еще чужим и не безопасным. Волчонок мало верил теперь кому-то, особенно после того, как его похитили. Но все же подчинился Легрэ.

Они погуляли по саду, потом долго сидели на берегу озера.

— Твоя мама говорила тебе что-нибудь обо мне? — спросил Легрэ, вертя в руках травинку.

— Говорила, что есть отец. Так я и сам об этом догадывался, — волчонок опустил голову. Не могла мама нравиться такому рыцарю. Посмеялся и бросил. Все в деревне так болтали.

— И все? — не поверил Кристиан. — А что еще?

— Ничего, — пожал плечами Пьетро. — Не до разговоров ей было, — он нахмурился, вспоминая последнюю голодную зиму и как кору с деревьев варили да ели.

Легрэ заметил взгляд мальчика и похлопал по плечу.

— Знаешь, когда мне исполнилось одиннадцать, мой отец просто выбросил меня на улицу, как дворового пса, без денег, без еды, даже плаща не дал. И я ушел куда глаза глядят. Думал, что не переживу первый год. Воровать приходилось и бегать быстро, чтобы не попасться стражникам, из города в город перебираться каждой осенью. Жизнь — она бывает скверной довольно, но если тебя хоть кто-то любит — это уже кое-что. Совсем одному очень плохо. Возможно, ты обижен на меня за то, что я оставил твою маму, это вполне нормально — чувствовать так. Я знаю, я ведь тоже бастард.

— Я понимаю, — опять надулся Пьетро, но теперь уже прижался поближе к Легрэ, словно тот стал ему немного ближе. — Мы тоже не всегда ели сытно, то есть и не ели вовсе, — он вздохнул. — Твой отец был плохой, — выдал как факт.

— Я тоже так думал. — Кристиан снова обнял мальчика. — Я же считал, что я его родной сын... Прости меня. Клянусь тебе, если бы я знал, что у Мари родился сын от меня, вы бы никогда не голодали. Возможно, я бы даже женился на твоей матери, чтобы дать тебе свое имя. Правда, это было бы опасно — у меня было слишком много врагов, а еще люди, которые знали моего настоящего отца. Король Фернандо должен был бы убить меня, но пощадил... так же, как и пощадил моего сына. И за это я очень благодарен ему. За то, что ты жив, Пьетро, я признателен Фернандо. Он король, он мог поступить как угодно, но кто бы и что не говорил о нем плохого, я знаю, что у него есть сердце... возможно одно из лучших в нашем злом мире.

— Король хороший, — согласился Пьетро. — Король должен оберегать свой народ. Он очень хороший, — мальчик закивал это как прописную истину, потому что Мари всегда учила его подчиняться высшей власти бога.

Легрэ едва заметно облегченно вздохнул.

— Я не думаю, что сегодня ты готов обсуждать свое будущее. Может, завтра поговорим? У тебя, как у барона Моунт, теперь будет много обязанностей, и придется очень стараться, чтобы всему научиться. Владеть мечом, читать и писать.

— Писать? — тут уж рот волчонка вообще открылся. — Я не умею, — заныл он испуганно. — Лучше меч. Писать не хочу.

— Ну, а если мне придется уехать и я напишу тебе письмо, как же ты ответишь мне?

Тут Пьетро призадумался. Его волновало, что Кристиан уедет. С ним мальчик чувствовал себя спокойно и почти уверенно.

— Ладно, — сдался он, — давай свое письмо.

Легрэ рассмеялся и потрепал волчонка по волосам. Такой его мальчик был забавный и чудной, такой прямой — как он сам.

— Ну, а что на счет переезда в собственные покои? Там постель пошире.

— А можно? — Пьетро представил себе кровать пошире и вообще заалел. Это ему? Да? — Хочу. Только и чтобы ты был рядом.

— Я буду, днем. В комнате рядом живет юноша по имени Эдвин Алонсо. Он мой оруженосец и отличный воин. Думаю, вы подружитесь. Если что, ты всегда можешь послать его за мной. По своему статусу он будет подчиняться тебе, но не злоупотребляй этим. Если хочешь от людей истиной преданности — умей быть сильнее их и в то же время уважай. И всегда помни о том, кем ты был до того, как стал бароном Моунт. — Кристиан коснулся рукой груди мальчика, внимательно глядя в глаза. — Ты сын Кристиана Легрэ прежде всего остального, а имя Моунт носи как маску, как дорогую одежду, но не привязывайся к нему слишком. Жизнь открывает тебе многие возможности — пользуйся этим, чтобы стать самостоятельным и хорошим человеком, который сможет с умом пользоваться как наследством, так и собственным мечом будучи нищим.

Мальчик закивал. Возможность с кем-то подружиться радовала его невероятно. А то в комнате и просто лазить по замку хоть и интересно, но все же если будет еще с кем и почудить.

Наверное, этот оруженосец совсем молодой.

— Я не буду зазнаваться.

— Схватываешь налету, — улыбнулся Легрэ. — Пойдем. Настало время обеда.

Пьетро поднялся и пошел за отцом. Тот был очень высоким по мнению мальчишки. И очень умным. И еще — волчонок хотел тоже быть таким сильным и уметь владеть оружием и уметь писать письма.