Алрина дождалась, пока поблизости никого не было, и справила нужду. Когда чуть позднее они въехали в рощицу, она нарвала через прутья решётки листьев и, как могла, вытерла вокруг себя. Девочка ожидала взбучки за то, что испачкала фургон, но, похоже, никому до этого не было дела. Всё равно на них гадили птицы, и, когда лагерь разбивали у реки, кто-нибудь мыл дощатую обшивку.
Немой начал проявлять осмысленность в действиях, но по-прежнему ничего не говорил. В ответ на любые вопросы, украдкой заданные на привале, он только смотрел в глаза с выражением: "Не спрашивай меня ни о чём!". Даже имя не назвал. Алрина подозревала, что парень всё-таки тронулся умом. Кто знает, что ему пришлось пережить? Наверное, не меньше, чем ей.
* * *
Дни тянулись в томительном однообразии. От бесконечного сидения у Алрины затекали ноги, и когда детей выпускали из клеток, Извара заставляла их прыгать и приседать. Это было тяжело и неприятно, зато потом становилось легче.
Делать Алрине было совершенно нечего, кроме как разглядывать окрестности днём и наблюдать за жизнью разбойников по вечерам, когда они сбивались в кучи у костров.
Местность вокруг тянулась довольно ровная, горы немного отступили. Справа всё чаще открывались поля, но они старались ехать среди рощ или по краю леса.
В лесу было интересней. Там водились разные птички: желтогрудые быстрые пшёнки, красноголовые скрипки, подолгу застывавшие на стволах в одном положении. Иногда удавалось увидеть на низкой ветке крупного ленивого тупаря, большинство которых заканчивали свою жизнь в походных котелках. Любопытные рябые колтунки то и дело маленькими стайками увязывались за обозом. А вот красивых хищных стремглавов, которые то медленно парили, то резко ныряли вниз, можно было увидеть только в открытой степи.
Была уже середина лета, и трава изрядно пожухла, но её бурый покров был щедро усыпан цветами: фиолетовыми колокольчиками, жёлтыми злючками, белыми ивашками, красными дракончиками, голубыми забудками и другой пёстрой мелочью, названий которой девочка не знала. Иногда по вечерам удавалось заметить сусликов, стоявших смешными столбиками на небольших буграх. Но больше в степи смотреть было особо не на что, кроме солнца.
Больше всего Алрине нравилось наблюдать закаты и восходы, особенно, когда были облака — тогда небо переливалось яркими красками, незаметно сменяющими друг друга. В такие моменты казалось, что всё прекрасно. Отступали и злость, и горе, и боль в отсиженных ягодицах... Душа расправляла крылья, и не существовало для неё ни клеток, ни врагов.
Претерпев вечерние грубости от Извары и издёвки некоторых воинов по пути в туалет, можно было вернуться в свой воображаемый мирок и на сытый желудок смотреть сказки, которые показывали ей звёзды в ночном небе.
С больших гор в центре неба спускался страшный пещерный человек и натравливал огромного волка на девушку, что сидела у реки, свесив длинные волосы в воду. Но высокий статный герой на другом берегу поднимал свой лук и убивал чудовище. Жаль было только, что их разделял широкий поток Пути Мелвина. Хотя Алрина придумала, что порхавшая в стороне огромная бабочка передавала между ними послания. А других зверей поменьше, которые стерегли девушку со всех сторон, герой-то уж точно перебьёт. Так что ничего плохого не случится, Мелвин смилостивится, и когда-нибудь они обязательно встретятся.
В такие ночи Алрина легко засыпала под стрёкот сверчков и тихие звуки сонного лагеря: потрескивание костров, фырканье лошадей, позвякивание оружия, чей-то храп, чей-то смех, чьи-то томные вздохи.
Но настроение и самочувствие не всегда располагали к фантазиям. Чаще всего девочку грызла тревога: что будет дальше, и как приспособиться, чтобы выжить и отомстить? Беда была в том, что она пока совершенно не владела собственной жизнью и вообще ничего предпринять не могла. Разбойники относились к ней, как к зверьку, то есть, по большей части, не обращали внимания. Но это было лучше, чем когда обращали. Хорошо, что дело ограничивалось глумлением над "барышней". Руками её никто после случая на реке не трогал, оружием не угрожал — и на том спасибо.
Днём становилось довольно жарко, и Алрина приноровилась накрывать голову подолом верхней юбки платья. Она обливалась потом и пахла не лучше какого-нибудь конюха, но иначе к вечеру от солнца сильно болела голова. Из леса иногда веяло прохладой и сыростью, но таким воздухом почему-то было ещё труднее дышать.
Впрочем, чем дальше они ехали, тем меньше становилось деревьев — лишь редкие рощи да перелески, слабо облегчавшие жару. Дождь прошёл всего раз, но Алрина, поначалу обрадовавшаяся прохладе, вскоре решила, что лучше всё-таки солнце.
Во-первых, к вечеру девочка так замёрзла, что зуб на зуб не попадал. Сойдя на землю, она была счастлива вцепиться в обнявшего её грязного мальчишку, чтобы согреться, хотя в нормальном состоянии побрезговала бы. Извара хотела разнять их, но, к счастью, вовремя подошедшая старуха не дала этого сделать и велела глупой тётке укрыть их каким-то тряпьём и пустить ночевать в одну клетку. Это был бы удобный случай, чтобы подговорить Немого сбежать, если бы только остались хоть какие-то силы, чтобы пробиться сквозь его глухое молчание.
А во-вторых, Алрина испачкала туфли с платьем в грязи и теперь потихоньку сковыривала подсохшую корочку, чтобы хоть как-то привести себя в божеский вид.
Дорога, по которой они ехали, едва угадывалась по прибитой траве и была пустынна. Никто не попадался им навстречу и не обгонял их. Наверное, люди знали, что тут путешествуют разбойники, и избегали встреч с ними. Алрине смутно помнилось, как отец с Гаретом однажды обсуждали перегон лошадей из отдалённого селения, упоминая какую-то короткую, но опасную Тропу Войны. Кажется, они рискнули ею воспользоваться, и ничего не случилось. Повезло, наверное, ведь бандиты тут проезжали не каждый день, иначе они бы уже встретили кого-нибудь из своих.
Несколько раз от общего сборища отделялась группа кочевников с повозкой, полной вещей из Сарена. Они пропадали на несколько дней и возвращались дальше по ходу движения обоза, гружёные уже другими товарами. Видимо, распродавали добро в каких-то селениях. Так что, увы, не видать ей больше ни портретов предков, ни маминой лютни.
Алрина успела кое-что узнать из подслушанных по вечерам разговоров. Этих разбойников было целое племя. Они называли себя Народ Войны или нарты. Обоз и все, кто к нему принадлежал, назывался Сворой, а главарем её, или, по-ихнему, атаманом действительно был Дарго — тот дядька, что спас девочке жизнь. Его и других смуглых старших в чешуйчатой броне и с бляхами в волосах называли "ахсартагами". Бардз, который пытался убить Алрину, тоже был в их числе. Те же, кто не принадлежал к воинам, были вовсе не слугами, а "бытовиками". Многих из них даже уважали за труд, необходимый для поддержания жизни воинов.
Свора направлялась в какую-то Хазию, где находилась основная Орда кочевников, то есть жили остальные нарты. Правда, ехать было довольно далеко, но никто не торопился. Они рассчитывали поживиться ещё не раз, прежде чем прибыть домой. К ужасу Алрины, поговаривали, что обоз наверняка доберётся туда только к осени. Она не могла себе представить, что так долго просидит на фургоне — скорее сойдёт с ума, как тот мальчик.
По ночам, когда обоз уже давно стоял на месте, Алрину продолжало качать. Она засыпала, и ей снилось, что она едет, едет, и никогда не приедет, потому что не едет никуда. Её никто не ждёт, она никому не нужна, и теперь будет бесконечно болтаться на верхушке этого фургона.
Глава 4.
Алрина: Новое имя
Однажды всё переменилось. Сначала обоз не остановился на дневной привал, потом свернул с дороги и, хотя поехали медленнее, трясти стало сильнее. Свора пересекла несколько холмов и после обеда разбила лагерь в большой роще у ручья.
Дарго взял с собой Бардза, ещё нескольких товарищей, и они куда-то ускакали. Оставшиеся же начали готовить еду про запас: жарили дичь, собирали ягоды и орехи, пекли лепёшки.
Ахсартаги вернулись на следующее утро в сопровождении небольшого отряда других воинов, явно из какого-то замка. На щитах у них красовался летящий стремглав на голубом поле. Алрина слышала, как они, проезжая мимо, уверяли нартских военачальников, что "всё подготовлено".
После этого у нартов началась другая жизнь — тихая и напряжённая. Свора ехала по бездорожью. Лагерь не разбивали, костры не разжигали. Голоса бытовиков звучали приглушённо, а по вечерам, когда воины возвращались из ставших частыми отлучек, слышалось вжиканье и позвякивание стали — все точили и чистили оружие. Останавливались уже в сумерках и перед рассветом выдвигались в путь. Спали прямо на траве в одеялах, или на телегах — кому где хватало места.
В последнюю ночь совсем не останавливались — ехали и ехали под полной луной, пока утомлённая Алрина не забылась тревожным сном на своей трясущейся "кровати".
Девочка проснулась от тишины и неподвижности в сером свете раннего утра, и увидела перед собой крепостную стену. Сердечко её учащённо забилось. Что они тут делают? Впрочем, она уже знала ответ: собираются напасть!
Ах, если бы как-то предупредить хозяев замка! Но нартов так много, что защитники вряд ли справятся — замок-то небольшой, поменьше Сарена. Можно только спастись бегством, если есть подземный ход... Хотя мужчины наверняка не станут бежать. Мелвин милостивый, они же все погибнут, как и её семья! У Алрины перехватило дыхание.
Тут снизу донеслось странное шипение. Старая карга, которую звали Барама, сверлила её в сумраке взглядом, который казался ощутимым, как касание рук, только очень неприятное касание — не на теле, а где-то внутри.
— Ну что, детка, сегодня решится твоя судьба! — Барама говорила тихо, но Алрина слышала её каркающий голос так хорошо, словно карга шептала прямо ей в ухо. — Сейчас здесь станет жарко. Смерть пожнёт свою жатву. Ты помни одно: страх притягивает смерть. Так что не бойся, если сможешь. Поймаешь стрелу — выйдешь из клетки насовсем. Поняла?
Алрина судорожно кивнула. Слова старухи нагнали на неё страха. Мысли о судьбе людей в замке померкли, когда она осознала, что может произойти с ней самой...
Девочка нервно огляделась. За фургоном собирались лучники. Со всех сторон доносилось жуткое постукивание костяных доспехов. Наверное, слишком тихое, чтобы его услышали в замке. А даже если бы услышали, кто поймёт, что это шёпот приближающейся смерти?
Фургон с Немым оказался рядом. Мальчик обхватил ноги руками и раскачивался всё быстрее, начиная подвывать. Барама прошептала ему несколько слов, и звук заглох, слово парню в глотку затолкали кляп — осталось лишь еле уловимое гудение.
Алрина подавила вопль, не желая, чтобы и её заткнули, как мальчишку — она была уверена, что это колдовство старухи. Девочку охватила дрожь. Похоже, битва развернётся прямо здесь и сейчас, а их, беспомощных, беззащитных нарочно оставили на самом виду. Нет, это всё-таки не люди, а звери!
Алрина содрогнулась сильнее, но на этот раз не от страха, а от ненависти. Ненависть была кстати — казалось, она поглощает страх. Вот и отлично. Она не может сейчас умереть! И оставить безнаказанным всё то, что случилось с ней и её семьёй. Она выживет. Ненависть поможет. Девочка напрягла кулачки, сжимая в них свою ненависть, словно оружие.
Одна повозка вдруг отделилась и покатилась к воротам, словно сама по себе. Присмотревшись, Алрина поняла, что со странного, сужающегося к низу фургона убрали борта, а внутри оказался таран под крышей, и теперь его катил вперёд десяток воинов, а за ними трусили ещё человек двадцать, пригнувшись так, чтобы щиты прикрывали спины.
В замке наконец проснулся рожок, и из-за фургона тут же полетели стрелы. Воздух запел, и эта песнь внушала одновременно жуть и странное благоговение. Душа Алрины на долгие мгновения замерла, а потом из-за стен раздались крики боли. Некстати вспомнилось, как в Сарене стрелы с отвратительным чавканьем врезались в тела, и к горлу подкатила тошнота. Девочка сжала кулаки так, что давно не стриженные ногти впились в ладони, и невероятным усилием подавила эту волну. Только рвоты сейчас не хватало.
Через минуту со стен взвилась ответная стая смертоносных птиц. Алрина смотрела на летящие к ней стрелы широко раскрытыми глазами. Живот свело, в горле пересохло, она забыла, как дышать. Вжик-вжик-вжик! Казалось чудом, что всё пролетело мимо. В груди зародилась странная эйфория.
Ещё один залп! И снова все птицы облетели девочку стороной, словно она была заговорённой. Эйфория разрасталась.
Рядом послышался всхлип. Алрина на секунду повернула голову и увидела, что Немой повалился на пол своей клетки с пером в шее — птица смерти клюнула его. Но нельзя отвлекаться! Мгновение спустя она снова смотрела на стену и ждала новых птиц.
Третий залп! Время замедлилось, Алрина почуяла, что на этот раз одна птица летит прямо к ней. Инстинктивно отклонила голову, птица обожгла правую щёку и, потеряв скорость, запуталась в давно не чёсанных волосах. Есть! Девочка схватила стрелу за древко и упала на пол ничком, не понимая, как раньше не догадалась этого сделать.
Тут нарты разбили ворота, прорвались за стены, и стрелы лететь перестали. Из леса в замок ринулись всадники, и граница сражения сместилась, оставив повозки в тылу. Яростные крики, звон стали, звуки падающих со стены тел — всё это отодвинулось куда-то в сторону и уже не касалось Алрины.
Она перевернулась на спину, раскинула руки в стороны и захохотала. Эйфория овладела ею целиком. Нет, не потому, что её теперь выпустят из клетки, а потому, что она победила свой страх! Девочка была готова расцеловать противную старуху за дельное напутствие и чувствовала, что заслужила свободу. Даже не так — она её уже в каком-то смысле обрела!
И не важно, как именно она получила стрелу. Не ждали же в самом деле от ребёнка того, что не под силу большинству взрослых. Стрелу можно "поймать" и телом, если не насмерть. С Барамы станется и такое иметь ввиду.
Отсмеявшись, Алрина повернула голову в сторону второй клетки. Навсегда оставшийся безымянным мальчик лежал в той же позе. Без сомнения, он был мёртв. Видимо, при атаке на Сарен он неудачно пережил испытание стрелами: не одолел свой страх, но и не погиб. Знать всё это время, что его ждёт повторение — ужасно. От такого немудрено и разум потерять.
Из глаз Алрины внезапно полились слёзы сочувствия. Этот бедняга пережил сначала гибель своих близких, потом смертоносный дождь из саренских стрел, боги знают сколько времени провёл в клетке на крыше повозки, и в итоге так печально окончил свою жизнь. Лучше бы его сразу убили, дома, вместе с родными. Правда, он служил девочке какой-никакой поддержкой, а теперь она осталась совсем одна среди врагов.
Хотя, понаблюдав за нартами столько времени, Алрина перестала их так горячо ненавидеть. Они казались довольно обычными людьми и всё-таки худо-бедно поддерживали её жизнь. Однако это не снимало с них вины за резню. А с другой стороны, чтобы мстить, не обязательно ведь злиться на врага каждую секунду? Непрестанно желать кому-то смерти — довольно утомительное занятие.
