— На кой ляд нам какой-то наплевон? — удивился Русаков, который отродясь не слыхивал о великом полководце. — Вот если ты нас в бой поведёшь, может и удастся отбиться. Про тебя, батька Гришан, народ уже легенды складыват.

— Как вы, мужики, простой вещи не поймёте? — Сердился Григорий. — Бой выиграть это самое простое. Мы можем выиграть десять боёв, но в одиннадцатом нам не хватит бойцов. А у красных вся Россия под ружьём. Беда наша в том, что у них огромный перевес в силах по всем пунктам.

— Ну-у-у, вся Россия, это ты загнул. — Протянул Бастрыкин. — Люди говорят, что на Украине какой-то Махно уже всех большевиков разогнал. Анархист, как и ты, между прочим. Под Тамбовом, на Кубани, да на Дону крестьяне коммунистов на вилы подымают, даже кыргызы в Тарбагатае красных резать начали. Сейчас самое время и нам тут на Алтае шум поднять. Может тогда у большевиков сил на всех не хватит, они увидят, что народ не доволен, и какое-то послабление сделают.

— Послабление... Скорее ты, паря, себе в штаны послабление сделаешь... Нет, ребяты, это всё детский лепет. Вспомните, какà сила была у Колчака. Чехи, мериканы, французы, япошки помогали. Где он теперь? Никто даже и не знает. Теперь у них столько сил освободилось, что они легко с вашими вилами разберутся. Так что, даже и не просите, не согласен я против нонешной власти бунтовать. Хоть она мне и много вреда принесла, но так и я не без греха. Может то на то и вышло...

— Что же? Предлагашь, ручки сложив, сидеть и ждать, когда расстрельная команда придёт и к стенке прислонит? — Степан даже вскочил сгоряча.

— Ты Стёпа сядь, не кипиши... Ждать расстрела не надо. Но и на рожон лезть тоже не резон. Тут обмозговать всё надо на десять раз.

...

В избе постепенно становилось неуютно. По-осеннему холодный ночной ветер трепал занавески на окне. Степан с Николаем утомились вести бесполезный спор и в какой-то момент зависли на границе сна и бодрствования. Они сидели, пьяно уставившись перед собой. Степан крепко сжимал пустой стакан, опуская голову всё ниже и ниже. Вдруг Бастрыкин оживился, почесал подбородок обломанными ногтями и медленно произнёс:

— А что... если тебе... Григорий Фёдорыч, — он сделал длинную паузу, — э, о чём это я? Что если тебе… если бы мы... Нет, если бы ты — он поднял палец, — сопроводил бы нас до границы с Китаем? Всего-то полтыщи вёрст… Хотя бы так помоги. Нам сейчас любой опытный мужик в помощь. Выйдем на Иртыш, потом вдоль него до Зайсана, а там и Китайщина не далеко. Слыхал я когда-то в детстве сказку про страну Беловодье, так бабка моя покойница, упокой господь душу её, говаривала, что это самое Беловодье на юге за горами лежит. Так что может и в самом деле, придётся нам места родные оставлять и туда перебираться.

Григорий, у которого глаза тоже уже слипались, поднял голову и вперился глазами в лицо Бастрыкина, — Я тебя... это... Николай, уважаю... ты…. это…. Хороший человек, но... это... воевать тебя не пов-веду. Точка! — Он двинул рукой, чуть не смахнув на пол четверть с остатками мутной жидкости. — Проводить твой табор, это... пожалуйста. Это со всем нашим удовольствием. Заодно и посмотрю, как там в этом Китае…

Он повернулся, едва не свалившись со скамейки на пол, обвёл глазами горницу и позвал брата:

— Иван! Ванька! Ты где? Пойдёшь со мной к Колыванским партизанам?

Иван храпел, уперев лоб в кулаки. Толчок брата напугал его. Он резво дёрнулся, потом вскочил и окинул избу внезапно протрезвевшим взглядом.

— Фу, чёрт, Грига, ты меня так заикой сделашь, — чертыхнулся он, поняв, что зря переполошился. — Всё, гости дорогие, не мешают ли вам хозяева? Давайте я вам сена в сарае кину.

— А не боишься, что мы твоего кабанчика схарчим? — усмехнулся в бороду Бастрыкин.

— Я вам тогда завтра ваши глупые бошки отрежу, — не понравилась Ивану такая шутка. На хряка Борьку у него далекоидущие планы.

Мужики договорились, что на заре после того, как соседи выгонят скотину на пастбище, и село успокоится, они незаметно уйдут. Григорий решил к ним присоединиться.

…

(окрестности посёлка Колывань, Змеиноорского уезда, Алтайской губернии)

Степан, Николай и Григорий целую неделю шли по низким, но густо заросшим подлеском, сопкам северных предгорий Алтая. Переправы через студёные воды Аргута, Ануя и Чарыша остались позади. В тёплых водах Белокурихи они купались целый день, чувствуя, как возвращаются силы под воздействием целебной водицы. Мужики не испытывали проблем с провиантом, в Алтайских горах прокормиться в сентябре нетрудно, особенно если не привередничать. Боровая птица, хариус, таймень и голец в горных реках, грибы и ягоды, не позволяли голодать. Только хлеба не хватало. Мешок сухарей, что выдал им Иван на прощанье, закончился на третий день.

Долго ли, коротко ли, но утром седьмого дня мужики увидели лысую макушку горы Синюхи, а вечером уже обнимали своих домашних, сидя у костра в боковой штольне нижнего уровня Колыванского рудника.

Появление такой легендарной личности как Григорий Рогов привело всё население партизанского лагеря в состояние эйфории. Теперь казалось, что несчастья позади и надо всего лишь немного подождать, немного приложить сил, и жизнь наладится…

Григорий на второй день отозвал в сторону Бастрыкина.

— Николай, сдаётся мне, что половина ребятишек до Монголии не дойдёт. Особенно тех, что совсем мелкие. Всё-таки осень, заморозки, сухомятка… Может лучше их всё-таки в деревню переправить. С людьми завсегда легче жить.

— Ага, легче... Их же тут же в каталажку бросят и баб, и мальцов, чтобы нас заставить из тайги выйти. Уже имеем такой опыт. Голодом заморят. А если мы к ним сунемся… Хорошо, если просто пулю в лоб, а ведь могут и помучить перед смертью. Сейчас народ так озверел, что может, ради потехи, кожу с живого спустить. Такие времена, что ни приведи господь. Уж лучше всем вместе от холода и голода загнуться, чем у большевиков.

— Ладно, хоть и тягостно мне смотреть на всё ваше общество, но видать придётся стать Моисеем, что евреев из Египта вывел.

— О! Это ты в точку. Теперь будешь Моисей Фёдорыч.

Неделя ушла на сборы и подготовку скарба для перемещения. Повезло, что накануне отбытия удалось перехватить пять подвод с собранным по продразверстке зерном. Всех чоновцев сопровождения кончили на месте, а погонщиков сагитировали присоединиться к волчихинцам. Это вселяло надежду, что никто этого небольшого обоза не хватится. Телеги брать в длительный горный переход не собирались. Дорог в нужном направлении нет. Да и опасно двигаться по дороге. В случае погони не уйти. Упряжь кое-как переделали с гужевой на вьючную.

Ребятишки под присмотром баб всю неделю шастали по окрестным лесам, собирая оставшиеся грибы, ягоды, колбу и другие съедобные растения. Беда была с солью. Те невеликие запасы, что прихватили в Змеиногорске при побеге, подходили к концу. Для того, чтобы их пополнить надо либо брать штурмом какой-нибудь склад, либо покупать где-то, рискуя навести красных. Ни то, ни другое решение не нравилось Григорию, и он настоял, чтобы шли без соли.

— Две недели без соли, не великая плата за жизнь и свободу. — Ответил он на упрёки, желавших активных действий партизан.

Другой большой проблемой стала необходимость зимней одежды. Как обеспечить партизанский отряд хоть чем-то, сберегающим тепло, никто не знал. Ночи между тем становились всё холоднее. С неба сыпали мокрые снежные хлопья. Дети начали простывать и кашлять. В подземелье всё-таки теплее от костров, что жгли караульные по ночам. Отсутствие зимней одежды делало даже двухнедельный переход практически невыполнимой задачей.

Кто-то сумел сшить себе меховые куртки из шкур убитых волков, зайцев и сурков. Кто-то использовал краденых баранов. Большинство же так и мёрзли в обветшавших летних рубахах и портках. С обувью тоже беда. Но тут хотя бы мужики сообразили надрать лыка и наплести лаптей. На онучи пошли все тряпки, какие смогли украсть в близлежащих деревнях от красных флагов до детских пелёнок.

По этому поводу Григорий собрал всех взрослых, включая баб, на большой совет.

— Братья и сёстры, — начал он пафосно. — Вы позвали меня, чтобы я помог вам дойти до Китая. Так?

— Так, — зашумела вразнобой разношёрстная толпа.

— А что я вижу? А вижу я полный швах! Извините за грубое слово, но по-другому тут не скажешь. — Григорий возвысил голос.

Для сколько-нибудь долгого перехода вы не готовы. Хорошо, обоз с зерном сумели украсть. Худо-бедно будет, чем животы набить. А почему не подготовили одёжу, мне совершенно непонятно. Или вы первую зиму на Алтае? Или у вас красные память отшибли, и вы напрочь забыли, что у нас бывает зима, мороз, снег? Короче, я считаю, поход, куда бы то ни было — чистое самоубийство! Предлагаю в таком разе, никуда не ходить, а пережить зиму в этих пещерах. Кто считает по-другому, прошу высказать свои соображения.

— У меня есть предложение! — выкрикнул из задних рядов немного припозднившийся Колька Бастрыкин. Он растолкал земляков и вышел на середину круга.

— Ты же сам, Григорий Фёдорыч, нас уверял, что у нас нет шансов выжить, сидя в пещере. Ты, — он ткнул пальцем в сторону Григория, — говорил, что нас тут найдут и повяжут, или мы все перемрём тут как осенние мухи от холода и голода.

Бастрыкин сделал паузу и подождал пока до всех собравшихся дойдёт смысл сказанного.

— Мы увели пять подвод с пшеницей. Это немало для двух недель перехода и такого же времени для обустройства на новом месте. А здесь нам этого зерна хватит в лучшем случае до января. А дальше что?

— Колька, не зуди, ишь завёлся — попытался тормознуть соседа дед Пахом. — Ты лучше расскажи, что нам делать то. А то, судить, мы все горазды?

— Я предлагаю спуститься в посёлок Беспаловский. Там всего народу полторы сотни рыл. Один мильтон с наганом и три комбедовца с берданками. Нас тут триста человек. Только мужиков бывалых сотня. Мы беспаловских можем и вырезать всех до единого, а можем, если хорошо себя вести пообещают, и оставить.

— Ну, ты и зверюга, — завозмущался Пахом, но его скрипучий старческий тенорок потонул в шуме голосов.

— Хорошая мысля!

— А ежели кто из беспаловских сбежит?

— Колька веди нас хоть завтра!

— А вдруг, там не один мильтон?

— А если там у каждого в избе винтарь, вот и встретят нас «здрасьте-пожалста»?

— Тихо! — гаркнул, перекрикивая шум собрания, Григорий. — Мне тоже идея с зимовкой в селе нравится больше, чем топать всей компанией по сугробам. А что до вопросов, так Беспаловский тут под боком. Мы вроде бы мимо его проходили, когда сюда шли. Правильно я говорю, Николай? Разведку организуем сегодня вечером. Сам я и схожу, благо, меня тут ни одна собака ещё не знает. Потолкую с местными, посмотрю как-чего. Чтобы в Змеиногорск ни одна падла не дошла надо дозоры поставить на входе в город. И аккуратно резать всех одиночных путников. Нам проблемы с чекистами не нужны. А то знаем мы, как некоторые готовы и нашим и вашим услужить.

...

С полудня зарядил противный осенний дождик. Мелкие брызги, падая на землю, собирались в лужи. Наверное, когда партизаны расширили проход в штольню, случайно нарушили систему водоотвода. Теперь в верхней штольне постепенно скапливалась вода, угрожая затопить всю шахту. Лето и осень этого года, к счастью, выдались сухими, и вода успевала высыхать. Осенние затяжные дожди окончательно испортили жизнь в шахте. По углам появилась белёсое полотно плесени. К тому же, всё время имелась опасность, что когда-нибудь вода перельётся через край и затопит нижние штольни. Оставаться в шахте на зиму становилось просто опасно.

Григорий натянул на голову папаху, на меховую куртку накинул чью-то суконную шинелку, тщательно намотал портянки и, притопнув сапогами по земляному полу, почувствовал, что готов к выходу в любой дождь. Ещё раз похлопал себя по бокам и пошагал в направлении посёлка Беспаловского.

На подходе к посёлку, когда вдалеке уже показались крытые соломой крыши, он наткнулся на застрявшую в раскисшей дорожной грязи подводу. Подвода застряла в самом неудачном месте, как раз там, где дорога пересекается Карболихой. Речка не велика, шириной аршинов в пять и глубиной не выше тележной оси, поэтому моста здесь никогда не было.

Тяжёлые мешки вымотали гнедую лошадёнку до такой степени, что она уже не реагировала на удары кнута по тяжело вздымавшимся бокам. Лишь косила большим лиловым глазом на хозяина, будто умоляя сжалиться. Хозяин подводы, лица которого не разглядеть под надвинутой лохматой папахой, нахлёстывал бедную скотинку.

— Уважаемый, бог в помощь! — Крикнул Григорий, подходя ближе. — Охолони чутка, а то сейчас лошадёнку то свою до смерти забьёшь. А перекурим, да глядишь, я тебе с грузом и подсоблю...

— А и забью! — зло процедил мужик. — Твоё како дело? Ты, вообще, кто таков? Что-то я твоей хари не припоминаю.

— Ты, дядя, за языком следи! — Григория задело ничем не вызванное оскорбление. — Понимаю, попал ты в переделку. Так я тебе помощь предлагаю, дурья твоя башка. Ты сейчас кобылку забьёшь, апосля будешь на себе кули таскать?

— Да ладно тебе, не знаю как тя звать, — мужик опустил кнут. — Время сейчас такое, что все свои по домам сидят. А тебя я никогда не видел, ни в Беспаловском, ни в Черепановском, ни в Колывани...

— Из Барнаула я, — начал на ходу сочинять легенду Григорий, — еду по службе в Семипалатинск. Зовусь Егором. Служу землемером. Тебя как величать?

— Силантием крещён, — ответил уже почти по-доброму мужик. Потом хитро прищурился сквозь сивые космы папахи и продолжил, — А ведь, брешешь, ты, Егорий, ох брешешь! Может ты, паря, и Егор, но точно не с Барнаула. Сам подумай, где Барнаул, где Семипалатинск, а где мы... Тут даже до ближайшей чугунки почти сто вёрст.

— Тут, Силантий, дело такое. Можешь и не верить, но так оно и на самом деле и есть. Был у меня на германском фронте дружок из вашего Беспаловского. Он меня однажды при артобстреле от смерти спас. Апосля ранило его, да тяжело. Всю брюшину разворотило. Перед смертью просил он меня зайти при оказии в этот ваш Беспаловский и передать его вдове последнюю волю.

— Это не Сергунька ли Попов? — предположил Силантий.

— Ага, Сергей Попов, точно так. — Облегчённо выдохнул Григорий, радуясь, что его легенда сама сложилась.

— Так Танька то Попова ещё весной семнадцатого в Змеиногорск подалась. Как узнала, что муж погиб, так к родственникам в город и умотала. И дитё с собой прихватила. Изба их, вот, до сих пор пуста стоит. Соседи всё, что могли, растащили, но сруб и крыша ещё стоят. Так что тебе есть, где голову преклонить.

Силантий вздохнул тяжело, бросил взгляд на лошадь, потом поднял глаза снова на Григория.

— Слышь, Егор, ты что-то на счёт помочь заикался?

— Раз заикался, значит помогу. Что за дела? Ты то, Силантий, как на ночь глядя, в дороге застрял? Да ещё и с грузом...

— Как, как... раскакался тоже. Аменины вчерась справляли кума моего, у которого я картофь забрать был должен. — Мужик снова помрачнел. — Грех не выпить на аменинах то. Ну и перебрали самогоновки. Хороша у кума самогонка, на орешках кедровых настояна... Маялись сегодня почти до самого вечера. То мешки искали, то ссыпать никак не получалось... Вот и выехал под вечер. А тут ещё этот дождь. Ебись оно конём... С Черепановского от кума ехать то всего ничего, а с похмела, да по грязи... Так как на счёт помощи? — напомнил он снова.