Нелей, угрюмо потупившись, стал расстёгивать хитон. Ему было невыразимо пакостно выполнять такой приказ, и он бы ни за что не подчинился даже под угрозой смерти... если бы речь шла только о нём и его делах. Вступить же в схватку — сейчас означало просто умереть. Бромий, трясущимися пальцами развязывая пояс, прошептал дрожащим голосом:

— Что они с нами сделают? Нелей, что с нами будет? Нелей...

— Молчи и веди себя спокойно, — ответил шёпотом Нелей, развязывая и стягивая сандалии и бросая их к ногам главаря. — Не бойся.

Но Бромий, кажется, уже не слышал его слов. Нелей твёрдо взял его за руку и повёл за собой — видно было, что тот готов броситься бежать, куда глаза глядят, сломя голову... а бежать сейчас — это верная смерть, у сиканов тут же сыграет инстинкт хищника при виде бегущей добычи. Рука Бромия была вялая и холодная, он шёл деревянно, чуть приоткрыв рот.

Мальчишки неподвижно встали у скалы плечом к плечу. Нелей ощущал, что Бромий дрожит. Ему самому было страшно, очень страшно, и он скрывал этот страх лишь отчасти. От страха внутри всё окаменело, и Нелей собрался: если вывернуться не удастся, то всё-таки придётся драться, драться насмерть... и пусть только-только проснувшийся Аполлон поможет ему убить хотя бы одного врага и умереть незаметно... вот только что будет с Бромием? Он уже обмер весь... И ещё Нелей думал — догадаются или нет поискать сумки? Пока только обшаривают одежду и обувь... о боги, Аполлон Всевидящий — пусть этим и ограничатся! Только бы не догадались, только бы не видели Нелея и Бромия раньше... если пропадёт кошель с монетами — то пропало всё... Двое сиканов сунулись в хижину — у Нелея зашлось сердце, но они почти тут же вернулись, разводя руками и что-то хрипло галдя. Один нёс хламиду Нелея, посохи и обе шляпы. Он досадливо швырнул всё это наземь и сплюнул. Но остальные веселились — плетёнка Бромия вызвала дружный хохот.

Наконец, старший сикан выпрямился в рост, посмотрел на мальчишек долгим взглядом и осуждающе буркнул:

— Нищие, как крысы. Почему у вас ничего нет?

Нелепость вопроса заставила Нелея подавиться смешком. Это тоже было нелепо, смеяться в такой момент, но смеяться на самом деле хотелось. Между тем один из сиканов, подойдя к ребятам, взял их за волосы и так рванул головы назад, что Бромий вскрикнул и заплакал, а Нелей с шипением вцепился в руку сикана обеими своими. Тот не обратил внимания на всё это и что-то сказал старшему. Старший кивнул и снова обратился к мальчишкам:

— А, может, есть? Может, что спрятали? Проглотили, а?

О боги земли и неба, о Аполлон, подумал Нелей, осознав, что это может значить. Бромий — тоже догадался, или нет? — продолжая плакать, сказал умоляюще:

— Отпустите нас, ради ваших детей просим... у нас ничего нет, мы ничего не глотали... у нас ничего нет...

Сиканы засмеялись — почти все. Не смеялся только державший мальчишек за волосы. Он что-то снова сказал, и старший перевёл:

— Он говорит — греки хитрые, как хомяки. Говорит, надо распороть вам животы и глянуть там. Что скажешь? Ты, рыжий, как мы, который злой, ты говори, а ты, плакса, заткнись, надоел. Между ног висит кое-что, хоть не гордиться особо, а ревёшь, вовсе как девочка. Молчи, а то правда сделаем девочкой.

Снова хохот. Бромий почти позеленел от ужаса, но Нелей видел, что это просто издевательская шутка, привычная для таких ситуаций. И приободрился — похоже, о сиканах говорили правду... и удастся выкрутиться.

— У нас ничего нет, — повторил он слова Бромия и широко развёл руки. — Сами видите. Мы просто идём в Акрагант. Нас там ждут... мой дядя ждёт. У него есть для нас работа. А у нас пока даже нечего поесть толком. Даже если выпотрошите нас, то ничего там не найдёте, даже дерьма толком не накопилось, не с чего.

Сикан вытаращился, быстро заговорил со своими — снова начался хохот, вроде бы, как показалось Нелею — одобрительный. А вожак, перестав смеяться быстрей прочих, какое-то время смотрел Нелею в глаза. Потом сказал:

— Были бы вы взрослые — я бы велел вас убить просто так. Нечего грекам делать на нашей земле. А у вас брать нечего, убивать — к чему? Идите в Акрагант, — и, ткнув в мальчишек пальцем, что-то велел державшему их. Тот с недовольным ворчанием отпустил обоих, и Бромий по камню сполз наземь, снова начав всхлипывать. Нелей, ощущая сильные приступы тошноты, тем не менее ответил:

— Прими нашу благодарность.

— Ни к чему она мне, — равнодушно сказал сикан. — Мне нужно или богатство, или слава. Богатства у вас нет, славы зарезавшего двух голых сопляков — мне не надо. Идите в свой Адригенд. Я там не был и не хочу, вы — идите, раз надо. Мир вам.

Он свистнул, махнул рукой и пошёл прочь — вниз по тропе, в сторону далёкой отсюда дороги на Камик. Остальные сиканы потянулись за ним, переговариваясь и уже вроде бы и забыв про мальчишек, лишь тот, что держал ребят, перед этим влепил Нелею пощёчину, заставившую его отлететь к камню, а Бромия — презрительно пнул ногой в бок. И тоже пошёл за остальными, недовольно бурча под нос — видимо, ругательства.

Бромий, скорчившийся от удара, кое-как встал и, молча всхлипывая, поднял лицо и руки к солнцу, шепча прерываемые всхлипами благодарности.

— Да не реви же ты, — Нелей, придерживая немеющую щёку, подошёл к нему. Подумал и тоже поднял руки со словами: — Благодарю тебя, о Стрелометатель... благодарю за помощь... Перестань реветь, я сказал!

— Страшно же! — сердито и честно огрызнулся Бромий, опуская руки и глядя на Нелея. — Если тебе — нет, то я...

— И мне было страшно, — ответил Нелей уже не сердито. Подумал, что ещё солнце не встало толком, а он уже дважды признался Бромию в этом, хотя за всю свою жизнь никому такого не говорил никогда... — Просто зачем плакать-то теперь? Да и вообще... если враг твёрдо решил тебя убить, то слёзы не помогут. Или сопротивляйся, или хотя бы умирай молча. А слезами никого не разжалобишь, скорей наоборот... если ты не женщина, конечно. Мужчине стыдно плакать из страха перед смертью, вбей это себе в голову!

— Хорошо, что сумки не нашли, — понизил голос Бромий. Нелей кивнул:

— Это да. Это точно... — а Бромий неожиданно спросил:

— Нелей... я трус?

— Трус, — согласился Нелей беспощадно, и Бромий совсем сник. — Ты не обижайся, но ты правда трус. И всё-таки, вот что... ты не побоялся пойти со мной и спас меня от смертельной опасности, рискуя собой — спас... Знаешь... по-моему ты трусишь, когда думаешь о себе. А когда... — он не договорил. Бромий пробормотал:

— А мне не о ком больше думать... только о себе. И ещё о... о тебе... — он прерывисто, длинно вздохнул. — Тебе хорошо. Тебя всегда учили быть смелым. А меня — нет.

— Всему можно научиться, сам говоришь — меня учили, — Нелей нагнулся к кучке одежды. — Ты ведь мечтаешь стать свободным. А свободный должен быть смелым. Не только ради других, но и ради себя. Это не эгоизм, это необходимость для свободного человека.

— А сейчас я... — сердито начал Бромий, но Нелей перебил его — тоже сердито:

— Ты раб. И не потому, что ты принадлежишь Фойнику и сбежал от него, а потому, что в опасности ты ведёшь себя, не как свободный, хотя тебе никто не напоминает, что ты раб. Одевайся давай. И пойдём отсюда подальше... — он кинул взгляд на тропу и добавил, — только не сразу, убедимся, что они ушли вниз на самом деле.

У Бромия снова стали мокрыми ресницы. Он отвернулся и стал почти ожесточённо одеваться. Нелей понял, что глубоко обидел Бромия — но не раскаялся в сказанном. Это была правда. И это нужно было сказать — так в бою бьют струсившего по лицу, орут на него и пускают в ход древко копья, чтобы он вспомнил себя и победил страх...

...Они пережидали довольно долго, потом Нелей тишком осмотрел тропу на пару стадий вниз — нет, сиканы на самом деле ушли, и мальчишки, подхватив сумки, заспешили дальше по тропе, которая неожиданно быстро вывела их на очередной хребет, залитый солнечным светом. Далеко-далеко впереди, днях в трёх пути, видно было море. Но ещё ближе — за речной долиной, поросшей лесом и довольно густо усеянной маленькими деревушками, а там — ещё за одним, невысоким, хребтом, отчётливо различались слегка смазанные жаркой дымкой стены Акраганта. И мальчик перевёл дух, словно уже достиг цели — хотя умом понимал, что до относительно безопасных мест ещё идти и идти, да и то — что там за "безопасность" ждёт, ещё неизвестно...

— Не нужен бродягам дом и уют... — замурлыкал Нелей, жмурясь на солнце и всем своим существом впитывая ласковый живтиельный жар. Бромий рядом угрюмо молчал. — Что ж ты не подпеваешь? — удивился Нелей, повернувшись к спутнику. — Я первый раз в жизни сложил такие стихи, а ты их даже не зап...

И он увидел неожиданно, что Бромий плачет.

— Ты что? — удивился Нелей. Бромий яростно швырнул в сторону посох и обречённо сел на камень. Вздрагивая от рыданий, поднял на Нелея лицо.

— Я... я не имею права на эту песню... — он даже икал. — Я... я трус! Я не должен такое... петь! Это ты — ты можешь...

— Да что ж такое... это просто потоп какой-то сегодня... — процедил Нелей. — Хорошо, ладно, я согласен быть Девкалионом, но ради всего святого, уж ты точно на Пирру не тянешь (1.), так что прекрати орать! Ты уже выплакал всю норму на месяц вперёд!

1.Девкалион и Пирра, согласно греческим мифами, были единственными спасшимися от потопа людьми.

— Если бы я знал... — Бромию, как видно, было так плохо, что он уже не мог врать даже ради спасения лица, — ...если бы я только знал, как будет страшно на каждом шагу... я бы... я бы никакого бога не послушал... я бы... никуда не... не... не пошё-о-о-ол! Ты слышишь?! И ты бы погиб! Я не только трус, я ещё и предатель!

Нелей, по правде сказать, уже собиравшийся залепить Бромию по шее, слегка ошалел от такой логики, не описанной ни у одного из мудрецов.

— Ай-ииии... — глубокомысленно сказал он, покачивая посохом и пытаясь понять, что тут можно ответить.

— И ноги у меня болят! Сандалии неудобные и трут везде! — продолжал реветь Бромий. — И я есть хочууууууу! Всё времяааа!!!

— Тьфу, — Нелей тоже швырнул посох и, сев рядом с Бромием на камень, стал смотреть на долину внизу и на Акрагант. Он не злился на Бромия, даже не сердился. Просто ощутил вдруг, что тоже очень устал и вспомнил рассказы отца — жалобы одного воина могут расстроить порядок в целом отряде. Как видно, это правда... Наконец — прошло не так уж мало времени — Нелей решил обругать давно примолкшего Бромия и поднять его на ноги, но, повернувшись к нему, увидел, что тот спит, вытянувшись на камне и по временам всхлипывая во сне. На лице его сохли потёки слёз, рот был чуть приоткрыт — как-то очень жалобно.

А ведь он, наверное, ночью-то так и не спал, подумал Нелей с неожиданной жалостью. Он же мальчишка, подумал Нелей ещё, как будто они с Бромием не были ровесниками. И ему правда страшно, а идёт он со мной только из верности мне же. Разве за такое ругают? И тут нет отряда, тут только я, а я точно знаю, что и зачем делаю. Пусть поспит, главное — не уснуть самому.

Он попил из фляжки, немного размялся, походил вокруг. Хотел попробовать подбить какую-нибудь птицу, но тут неподалёку в маленькой рощице нашлось множество уже спелых орехов, Нелей наколол между двумя камнями целую груду и, вернувшись, разделил её на две кучки. Одну высыпал рядом с Бромием, другую потихоньку-понемножку съел сам. Потом пересмотрел все монеты Даннона, пытаясь понять, что в них может быть тайного или интересного — но так ничего и не нашёл, достал нож и принялся украшать свой посох резьбой.

За этим занятием его и застал проснувшийся Бромий. Солнце уже подбиралось к зениту, когда он завозился, открыл глаза и быстро сел. Сказал сипло и удивлённо:

— А мы не идём?

— Нет, — коротко ответил Нелей.

— А мне снилось, что мы идём... — Бромий кинул взгляд на солнце и вскрикнул: — Да мы же полдня потеряли! Нелей?!

— Да, — подтвердил Нелей. Взгляд Бромия упал на кучку орехов — и Нелей сунул ему под нос кулак, сказав: — Если ты только вздумаешь сейчас опять разнюниться — я тебя так отделаю, что у тебя и правда появится причина стонать. Собирай орехи и пошли, пожуёшь по пути.

— Нелей, Нелей, — зачастил Бромий, пододвигая орехи к нему по камню обеими руками, — я больше... я не буду больше ни плакать, ни жаловаться... я клянусь... пусть меня хоть режут! — это он уже почти выкрикнул отчаянно.

Нелей помедлил. Сдвинул орехи обратно, сказал:

— Я половину съел, тут рядом много растёт... — а потом ладонью обнял Бромия за шею сзади и пригнул к себе — лбом в лоб. Сказал тихо: — Не клянись, просто старайся так делать. Собирай орехи и пойдём. Надо спешить на самом деле. Давай, поднимайся...

...Почти до вечера они шли, не останавливаясь, по относительно обжитой местности — тропинками и скерными дорогами. Тут жили обычные селяне, людей мальчишки видели часто, но люди эти были угрюмовато-настороженные, с простым, но надёжным оружием наготове и нередко с поджарыми злыми собаками на сворках. Хотя они и не выказывали открытой враждебности, что уже было хорошо. Но всё-таки Нелей про себя перевёл дух, когда — уже ближе к темноте — стало ясно, что последнее жильё осталось далеко позади, а тропа между сосен и буков ведёт их снова вверх, на последний перед Акрагантом хребет. Мальчишки даже огня разводить не стали; едва начало темнеть, нашли настоящую нору под корнями накренившейся сосны, толстенной, но невысокой — стащили сандалии (Нелей отметил, что его обувь начинает разваливаться...) и забрались туда, на неожиданно мягкий пружинящий ковёр из сосновых иголок, почти готовые застонать от удовольствия, что не надо никуда идти и сейчас можно будет отдохнуть.

Но есть хотелось всё-таки больше отдыха. Нелей разломил пополам последнюю лепёшку, разорвал надвое тоже последнюю вяленую рыбу, сунул Бромию его порцию. Полулёжа в темноте под корнями, мальчишки задумчиво жевали и передавали друг другу фляжку. У них теперь оставались всего-то пол-мины копчёного сыра, да изюм. Но Нелей подумал, что теперь — если ничего не случится — они дойдут и на этом. Ну — поголодают день-полдня, не страшно уже.

— Давай спать, — тихо сказал он, затыкая фляжку. И сообразил, что Бромий уже спит — кажется, даже не дожевав куска. Нелей натянул на него и себя хламиду — и, как потом вспоминал, даже не ощутил прикосновения головы к своей сумке...

...а открыл глаза же утром. Было светло, вовсю горланили вокруг птицы, где-то вдали занудно мемекали козы, а Бромий...

...Бромий уже не спал. Сидя рядом, он занимался очень странным делом — рассматривал свой пах. Вид у него был такой серьёзный и вдумчиво-сосредоточенный, что Нелей даже не решился смеяться, а тихо спросил с настоящей заинтересованностью:

— Ты чего?

Бромий вздрогнул, рванул вниз подол самодельного хитона и молча покраснел. Нелей сел, стал выбирать из волос всякую ерунду, запутавшуюся там, спросил с интересом снова:

— Ты что там увидел?

Бромий стал уже не красным — бурым. Он кашлянул, явно пытаясь что-то сказать — не получилось. Он прокашлялся ещё — уже отчаянно. Отвёл глаза. Нелей встревожился: