Та сторона

Понурившись, поплёлся домой. Да что там делать? Картошку, как мать сказала, окучивать нельзя, потому что земля после грозы ещё не просохла. Взять удочку, накопать червей в навозной куче возле коровника и на рыбалку сходить? Там хоть никто не помешает переживать из-за того, что с Зулейкой поссорился...

— Куда это ты собрался? — перехватила меня мать, когда я возился с удочкой, снятой с крыши сарая.

— На рыбалку...

— А навоз уже убрал за коровой? А воды ей на вечер принёс? Нет? Так никакой тебе рыбалки! Сделаешь всё по хозяйству, тогда и пойдёшь. Только не сегодня, а завтра.

Назавтра тоже не до того было. В деревню вдруг на двух грузовиках нагрянули 'баскаки'. Видно, весть о том, как чужаки расправились с Седиковым, дошла аж до Исянгулово.

Первая машина почти сразу укатила дальше, по дороге на Юлдыбаево, а высадившиеся из кузова другой пошли по дворам, расспрашивать, как дело было. Меня тоже спрашивали, и я рассказал про неизвестную машину, похожую на ГАЗ-69, только пошире, покрашенную в серый цвет с синими и красными полосами, и с надписями 'Полиция'. Про каких-то людей с закрытыми лицами и в странной форме, про ругающегося по-татарски водителя, про то, как Валерку пинками к машине гнали. А чего мне скрывать-то? Это все видели.

— А куда Седикова увезли?

— Откуда приехали, туда и увезли: по дороге на Исянгулово...

— А машина, которую выслали за сломавшейся, куда уехала?

— Какая машина? Не приезжало больше никакой машины! — удивился я.

Примерно через час вернулся и укативший дальше грузовик, таща на сцепке сломавшуюся 'эмку'.

— А люди-то, которые машину караулили, пропали.

— Как сквозь землю провалились.

— Ни следочка...

— И продукты частью птицами поклёваны, частью зверьём поедены.

— Значит, этой ночью их уже точно в машине не было, — уже через четверть часа принялись судачить деревенские бабы.

А я прикусил язык: я же помню, кому рассказывал про сломавшуюся машину! И даже объяснил, где её искать. Неужто ЭТИ убили тех, кто машину караулил? Да нет, бабы судачили, что 'баскаки' нигде ни кровинки не нашли. Просто испарились шофёр со своим напарником, как в воздухе растаяли.

'Баскаки', наверное, ещё час по деревне бродили, людей расспрашивали. А потом отцепили у сельсовета сломанную машину, погрузились в обе целые и укатили назад, наказав, что сдерут стоимость в троекратном размере, если кто-нибудь что-то с поломанного автомобиля скрутит.

— Фу! Уехали, слава богу, — перекрестилась старостиха.

Она, полу-башкирка, полу-русская, будучи школьной учительницей, называла себя неверующей, но когда случалось что-то серьёзное, и Аллаха поминала, и крестилась.

— Ахметовна, а про мой мотоцикл они ничего не говорили? Когда они его вернут-то? — перехватил старостиху старик Валеев.

— Ой, Хакимзян! Да какой там мотоцикл? У них не только караулившие сломанную машину пропали. У них ещё одна машина, ехавшая к нам, где-то по дороге потерялась. Вместе с людьми. А ты со своим мотоциклом...

Неужели та самая, про которую меня 'баскак' спрашивал?

В общем, было мне о чём думать, пока шёл до дома, возле которого попался на глаза матери.

— Да хватит переживать так! — по-своему поняла она то, почему я голову повесил. — Иди уж, иди на свою рыбалку! Я сама воду на поливку огурцов натаскаю.

Два раза меня просить не нужно, когда от какой-нибудь работы поблажку дают. Как тут не обрадоваться? Пять минут, и ржавая консервная банка полна червяков, удочка, сделанная из молодой сосёнки, на плече, а сам я уже топаю по улице в сторону плотины. На той стороне пруда, где с крутого склона в него впадает небольшой ручеёк, не только мелкие окуньки вертятся, но и чебака в полторы ладони, если повезёт, выудить можно! А пока за поплавком из гусиного пёрышка следишь, и подумать можно.