Когда раскинет сети тьма...

— А я вам говорил,— напомнил о себе Расиньоль, пристально взглянув на Гримара.

— Вы много чего говорили, Расиньоль, и не всегда по делу!— повысил голос Адан, но было заметно, что рассказ Лу Маньяля и его заставил задуматься. Он поднялся по парадной лестнице, подергал за кольцо, вправленное в бронзовую пасть ящера, после чего вставил ключ в замочную скважину и провернул три раза.

Дверь отворилась с леденящим душу скрипом.

— Расиньоль?— Адан предложил дворецкому первым войти в дом.

— Только после вас, ваша милость,— любезно уступил эту честь дворецкий.

— Маньяль?— обратился он к полицейскому.— Вы с нами?

— Нет, нет!— молодой человек замахал руками и шарахнулся назад.— Мне хватило впечатлений, когда мы производили досмотр сразу после гибели Оскера Гарната.

Пожав плечами, Гримар переступил порог, но снова остановился и обернулся:

— А я думал, мы еще поговорим о моем старом знакомом. Хотелось бы узнать как можно больше подробностей о его гибели.

— Может быть, в следующий раз.

— И неплохо было бы взглянуть на тело, если это возможно.

— Невозможно. Гарната похоронили на прошлой неделе на кладбище Нового Города.

— Жаль. Тогда я должен хотя бы почтить его память. Не проводите ли меня к его могиле? Завтра, например?

— Только в том случае, если я не буду обременен неотложными делами.

— Вот и договорились... Расиньоль, вы так и собираетесь стоять на лестнице?

— Будь моя воля, ноги бы моей не было в этом особняке,— буркнул дворецкий, но поднялся по лестнице и вошел в дом.

— Всего вам хорошего господа,— решил откланяться Маньяль.

— Еще один вопрос,— остановил его Адан.

— К вашим услугам.

— Если уж этот дом так ужасен, то почему его до сих пор не снесли? Полагаю, это во власти городского совета?

— Его и собирались снести, еще лет пятьдесят назад, но Мирселис сказала, что этого нельзя делать. Что в противном случае беда обрушится на весь город.

— Кто такая Мирселис?

— Эльфийская колдунья из Старого Города.

— Колдунья? В Сольте?— вскинул брови Адан.

— Я же говорил вам, что у нас удивительный город,— улыбнулся Лу Маньяль.

— Все больше и больше в этом убеждаюсь,— проворчал Гримар.— Что ж, значит, до завтра?

— До завтра, ваша милость. И... старайтесь не выходить из дома в темное время суток.

— А это еще почему?

— Ночью по улицам Сольта прогуливается Тьма.

Сказав это, Маньяль ушел.

— Это каламбур такой?— наморщил лоб Гримар.— Было бы странно, если бы ночью по городу прогуливался свет, вы не находите, Расиньоль? Хотя и в этом что-то есть.

Когда за Аданом грохнула закрытая дверь, глаз каменной горгульи, заглядывавшей на лестницу с покатой поверхности фронтона, вспыхнул красным светом и тут же погас.

Глава 2. Немного о живописи и чудовищах

— Осмелюсь заметить, вы забыли забрать вознаграждение за убитых бандитов,— с видимым запозданием напомнил Расиньоль.

— Я ничего не забываю,— ответил Адан, медленно идя по коридору первого этажа и рассматривая картины на стенах.— А деньги я не взял, чтобы не чувствовать себя обязанным этому невеже на должности начальника полиции. Разве мы стеснены в средствах?

— Ни в коем разе, ваша милость.

— Тем более.

Дом был мрачным снаружи, но вполне пристойным внутри.

— Интерьер староват, но, в общем, мне нравится,— заключил Адан, заглянув в одну из комнат, расположенную в левом крыле. Его сопровождал Расиньоль, раздобывший и зажегший масляную лампу, достаточно яркую, чтобы разогнать царивший в доме по причине закрытых ставен.— Сразу видно заботливую руку человека, желавшего превратить свое жилище в уютное гнездышко. Ничего лишнего, и все на своих местах.

Расиньоль придирчиво провел пальцем по раме одной из картин, украшавших стены коридора, и удивленно хмыкнул, почти не обнаружив пыли.

— Да, я тоже заметил, что в доме чисто и прибрано,— кивнул Адан.— Зная Оскера Гарната, я с уверенностью могу сказать, что он не стал бы утруждать себя уборкой. А значит, это делал кто-то другой.

— Какая проницательность,— не без сарказма отметил Расиньоль и тут же стушевался, вспомнив об уместности подобных высказываний.— Прошу прощения, ваша милость.

— Вы обратили внимание на то, что было на поверхности, но не заметили самой сути моего замечания. А сказать я хотел о том, что, похоже, не все в Сольте боялись входить в этот дом. Я уверен, что уборку здесь делала приходящая прислуга. И было бы неплохо найти этого человека или этих людей. Пусть и дальше присматривают здесь за порядком.

— Полностью с вами согласен, ваша милость, но...

— Но?

— Я думал, мы не станем здесь задерживаться надолго.

— Как получится, Расиньоль, как получится. Вы и сами должны понимать, что продать этот особняк — в связи с его репутацией — будет непросто. Да и не ради него мы прибыли в такую даль и глушь.

— В таком случае, ради чего же?— удивился дворецкий.

— Оскер Гарнат был не самым приятным в общении человеком, но однажды он спас меня, и я просто обязан разобраться в причинах его смерти.

— Мне кажется, совсем недавно вы говорили о том, что это именно он обязан вам жизнью.

— Я солгал, чтобы не нарушать причинно-следственную связь. Если бы я сказал правду, мне трудно было бы объяснить, почему Оскер оставил в наследство свое имущество человеку, который многим ему обязан, а не наоборот.

— Хм... А на самом деле, почему?

— Этого я не знаю. Мы давно с ним не виделись, да и расстались мы, не сказать что большими друзьями. И я был сильно удивлен, когда узнал о наследстве, оставленном им на мое имя. Полагаю, здесь кроится какая-то тайна. И почти не сомневаюсь, что связана она как раз с этим особняком.

— Я восхищаюсь вашей прозорливостью, ваша милость, и на этот раз без малейшего сарказма... Как много картин!— поспешил сменить тему Расиньоль, чтобы не быть обличенным в подобострастии.— Наверное, ваш знакомый был не только большим ценителем живописи, но довольно состоятельным человеком.

— Да, некоторое отношение к искусству мой ныне покойный знакомый, на самом деле, имел. Но картинами он, определенно не интересовался. Да и особым богатством он не мог похвастаться. Я был сильно удивлен, узнав, что он владел целым особняком, пусть и в провинциальном захолустье. Правда, теперь все стало на свои места. Уверен, он взял этот дом с дурной репутацией практически задаром. Я бы не удивился, узнав, что ему еще и доплатили за такое приобретение. Провинциальные жители — они такие суеверные... Что касается картин, то они, как и прочая обстановка, скорее всего, достались Оскеру от прежних владельцев. И они... Я разбираюсь в живописи ничуть не больше, чем вы в ратном деле, но мне кажется, что среди этих картин нет ни одной поистине выдающейся. Не стану спорить, но подозреваю, что настоящих ценителей живописи они бы вряд ли заинтересовали.

Словно желая удостовериться в правоте слов его милости, Расиньоль поднес лампу к ближайшему полотну и тут же отшатнулся, встретившись с пронизывающим взглядом жуткого чудовища, изображенного на картине.

— Какая отвратительная рожа! Бр-р-р! Просто мороз по коже.

И в этом он был прав. Чудовище, на самом деле, было впечатляюще отвратительным. Да и изображено оно было так, как будто художник рисовал его с натуры. В мельчайших подробностях...

Ночное землетрясение до основания разрушило город. Выживших почти не было, а тела погибших так и лежали под руинами, отравляя изумительно чистый горный воздух тошнотворным зловонием разложения. Этот запах отпугивал робкую живность, но притягивал падальщиков всех мастей. Над разрушенным городом кружили стаи воронья, а среди развалин сновали мерзкого вида трупоеды. Они появились из трещин, образовавшихся в скалах после землетрясения. Непривыкшие к солнечному свету, они приходили по ночам, разрывали завалы мощными лапами и пожирали останки горожан, не оставляя даже костей...

Было ли это на самом деле, доподлинно не известно, но именно так представил себе Адан предысторию сюжета, изображенного на картине. Мрачное видение промелькнуло пред глазами и исчезло. Осталось лишь полотно, с которого на Гримара смотрела мерзкая физиономия трупоеда, склонившегося над одной из жертв землетрясения.

— А тут еще одно. И там,— отметил Адан, проходя мимо картин...

Когда дознаватель спрашивал его, зачем он это сделал, он молчал, потому что и сам толком не знал. Просто ему захотелось вдруг кого-нибудь убить. И он убил их всех: и мужчину, и двух женщин — молодую и старую, — и... ребенка. Младенца он не хотел убивать, но тот так истошно кричал... Когда палач вскинул топор над его головой, он увидел перед глазами милое детское личико. Младенец улыбался, а по его подбородку стекали струйки крови...

Ему говорили, что лучше не соваться в этот лес на ночь глядя. Но у него не было иного выхода. И теперь он мчался во весь опор, освещая лесную дорогу лампой, а за ним попятам следовала стая огромных волков. Впрочем, волками их можно было назвать лишь условно - чудовища, отдаленно похожие на привычных хищников. Вот один из них ускорился, зашел слева, прыгнул... Он даже не заметил, как оказался на земле. Потом удивился, поняв, что при падении не свернул себе шею. Да и в остальном он чувствовал себя вполне сносно. Разве что нога. Попытавшись подняться, он рухнул, застонав. И в этот самый момент на его шее сомкнулись волчьи клыки...

Картин было много — портреты, натюрморты, пейзажи. Но встречались и вот такие. Гримар проходил мимо и ежился от накатывавших видений.

— Просто жуть!— отмечал следовавший за ним Расиньоль.

— Да, они явно диссонируют с другими полотнами,— невольно соглашался Адан.— Но трудно не признать, что в них есть что-то притягательное, наверное, именно поэтому владелец и приобрел их где-нибудь на блошином рынке.

— Какое-то извращенное чувство прекрасного!— ежился дворецкий, косясь на изображения чудовищ.— Не удивительно, что люди избегают входить в этот дом.

— Вот видите, Расиньоль, вы сами только что нашли логичное объяснение тем страхам, которые связаны с этим особняком. Возможно, в этом и был замысел одного из его бывших владельцев.

— Зачем?

— Как знать? Может, он был не самым гостеприимным гражданином этого города и любил наслаждаться одиночеством?

— Я бы тоже не стал общаться с человеком, обладавшим столь извращенным вкусом.

Адан задержался у одной из картин, висевших на стене в правом крыле, и Расиньоль прошел мимо него. А когда он повернулся к дворецкому, то увидел еще одного Расиньоля в конце коридора. Никакой мистики — он увидел отражение слуги в огромном, на всю стену зеркале. В чем смог убедиться, приблизившись к замершему в нерешительности дворецкому. Теперь и его собственный двойник стоял в конце коридора и пристально смотрел на оригинального Адана Гримара.

— Расслабьтесь, Расиньоль, это всего лишь зеркало. Оно отражает коридор и создает иллюзию дополнительного пространства. Старая уловка.

Гримар заглянул в последнюю комнату — шестую по счету в этом крыле особняка.

— Желаете осмотреть второй этаж?— осведомился Расиньоль.

— Честно говоря, я бы немного отдохнул и чего-нибудь выпил, прежде чем мы продолжим экскурсию по дому,— вздохнул Адан. Дорога в Сольт была нелегкой, а стычка с гоблинами и вовсе лишила его последних сил.

— Смею напомнить, что в библиотеке, в которую мы недавно заглядывали, есть удобное кресло, а на столе стоит лампа. Уверен, вам там будет удобно. А я пока схожу на кухню.

— Библиотека меня вполне устроит,— согласился Адан.— Книги могут многое рассказать об их владельцах.

Расиньоль проводил Адана в библиотеку, расположенную в левом крыле первого этажа, зажег лампу, после чего удалился, не сказав ни слова. Похоже, он начал осваиваться в новом доме, и, благодаря стараниям Гримара, его прежние страхи отступили на задний план.

Частная библиотека была довольно обширна. Не самая крупная из тех, в которых довелось побывать Гримару, но и эта впечатляла. Сотни книг в шкафах, полностью закрывавших стены слева и справа от входа, почти достававших до потолка. Для того чтобы дотянуться до верхних рядов, нужно было бы забираться по лесенке, стоявшей в углу. Еще один шкаф, поуже, был зажат между окном и камином справа. Другой такой же — слева. Посреди помещения располагался большой письменный стол и стул с высокой резной спинкой. Гримар не стал забираться наверх по лестнице, изучил более доступные фолианты. География, история, природоведение, геология, строительство, обработка металлов, жизнеописания знаменитых личностей империи и ее ближайших соседей... Человек, прочитавший все эти книги, обладал бы довольно обширными знаниями практически во всех важных областях жизнедеятельности.

Рядом со столом стояло кресло, повернутое к камину. В него-то и уселся Адан, откинувшись на спинку и распластав руки на подлокотниках.

Какое-то время он сидел, закрыв глаза, и наслаждался тишиной и запахом книг. Кроме того слегка пахло сыростью. Не мешало бы развести огонь в камине, иначе все это литературное богатство рано или поздно пропадет. Развел бы сам, это не зазорно, но поблизости не было дров.

Скользнувший вверх взгляд остановился на картине, висевшей над каминной полкой. На ней был изображен человек, мужчина, так же, как и Адан, расслабленно сидевший в кресле. В глаза бросалось то, что лицо этого человека невозможно было разглядеть, оно было размыло. Трудно сказать, было ли это так задумано художником, акт ли это вандализма или результат несчастного случая с полотном. Еще один момент — вокруг кресла, в котором сидел незнакомец, так и вились чудовища, изображенные с особым тщанием. Они всевозможными художественными способами проявляли свою агрессивность и злобу и готовы были наброситься на человека, чувства которого невозможно было определить, не видя лица. Однако судя по его расслабленной позе, он не испытывал перед ними ни капли страха.

Самое важное Адан заметил в последний момент, когда уже собирался снова прикрыть глаза и немного вздремнуть. Он даже встал с кресла и приблизился к камину, чтобы получше разглядеть увиденное. А именно — перстень на пальце незнакомца, на руке, свободно лежавшей на подлокотнике. Перстень был изображен с максимальной достоверностью, так, что можно было разглядеть даже мельчайшие детали. Адан сунул руку в кармашек жилетки и извлек на свет...

...точно такой же перстень.

Покрутил его пальцами, разглядывая со всех сторон. Не было ни малейшего сомнения — это, если и не ТО ЖЕ САМОЕ кольцо, то, вне всякого сомнения, похожее на него, как две капли воды. Серебряная основа с камнем в форме рыбьего глаза. Даже расцветка и структура были похожи: небольшой черный зрачок в центре желтой с оранжевыми вкраплениями радужки. Еще в первый раз Адан подумал, что это самый настоящий глаз, но нет, камень. Необычный, странный, но камень.