— Что?.. — резко севшим голосом ахнул он.
— Что слышал. Отцепись от него. Отцепись! — рявкнул Орри, и Салли разжал пальцы, сжимавшие рукав беты. — Иди ко мне. Живо! — Салли медленно сделал первый шаг, оборачиваясь к Тобиасу, на лице которого всё сильнее проступало отчаяние. Парень тоже покусывал губы, но не смел противиться родительской воле, даже если она всего лишь омежья. Странно... — И не смей хлюпать носом — у тебя и так глаза красные! Сейчас отведу тебя в ванную — умоешься. Негоже в таком виде представать перед приличным обществом.
— Господин Орри... может, не стоит? — снова попытался возразить Тобиас, теребя свою папку. — Вы же омега... Салли ваш сын...
Орри вперился в него долгим тяжёлым взглядом, не несущим в себе ничего хорошего.
— Да, молодой человек, вы верно заметили — я омега, — отчеканил суровый родитель. — И я выполняю свой родительский долг — пытаюсь спасти своего сына.
— От кого? Вы же знаете, что он не хочет выходить замуж за Барнса.
— Я знаю это. И понимаю. Но всё будет так, как спланировал мой супруг. Вы оба мне потом только "спасибо" скажете.
— О чём вы?
— Вы здесь редко бываете, молодой человек, и плохо знаете здешнюю публику. Вам не стоит связываться с нашей семьёй, поверьте. Лучше уезжайте поскорее. Вернитесь в университет, занимайтесь своей наукой, найдите себе другого омегу, а о Салли забудьте. Салли, идём!
Орри схватил сына за руку и решительно потащил за собой. Салли снова обернулся к Тобиасу, который смотрел ему вслед, опустив плечи и ссутулившись.
Умывал Орри сына резко и безжалостно, что делал крайне редко. Едва он его отпустил, Салли отпрянул от родителя.
— Папа, за что??? В кои-то веки я встретил хорошего интересного человека, который мне понравился, а ты!..
Орри оборвал его хлёсткой пощёчиной, а потом, едва Салли осознал случившееся — папа никогда его не бил! — крепко обнял.
— Салли, не повторяй моей ошибки! — взмолился Орри. — Я не хочу, чтобы ты потом мучился так же, как и я. Вы только-только познакомились. Не надо травить себе душу и продолжать общаться — разлука станет куда болезненнее, чем сейчас.
Салли моментально всё понял по его голосу.
— Ты... когда-то тоже встретил такого же человека!..
— Да. — Орри ослабил хватку и начал смахивать навернувшиеся слёзы. — Я знаю, что это такое.
— Он тоже был бетой?
— Нет, альфой. — Орри чудовищным усилием воли сдержался, но в его глазах всё же блеснула влага. — Мой Сет был альфой. Самым необычным, какого я только видел. И он божественно пах.
— И что... что случилось?
— Я его потерял. И мне потом было очень плохо. Мне плохо до сих пор, когда я смотрю на тебя и твоих братьев и понимаю, что вы могли бы быть детьми Сета. — Орри мягко поцеловал битую щеку сына. — Я не хочу, чтобы и ты так же страдал, солнышко. Поверь, терпеть рядом с собой нелюбимого, не зная ласки желанного, гораздо легче.
Салли поник. Он знал, что никогда не сможет забыть минуты, проведённые с Тобиасом. Но он понимал и папу, его стремление уберечь сына от собственной участи. И от такого раздвоения хотелось выть.
— Папа...
— Терпи, Салли. Это всё, что нам сейчас остаётся.
Когда Арчибальд Кристо под заунывную и занудную молитву преподобного объявил всем собравшимся о помолвке своего младшего сына с Грэгори Барнсом, а сам Грэг с плохо скрываемым торжеством надел на палец жениха золотое кольцо с рубином в виде сердца, бедный омега вынес это всё молча. Он не смотрел ни на кого, не отвечал на лицемерные поздравления, не слушал, как за его спиной завистливо шушукаются омеги. Ему было плохо. На оглашении Тобиаса тоже не было.
Вернувшись домой, Салли первым делом заперся в своей комнате, сорвал с пальца проклятое кольцо, зашвырнул его в угол, избавился от корсета, рухнул на кровать и зарыдал.
Салли не выходил из своей комнаты почти два дня. Он то валялся на постели, бессмысленно пялясь в расписной потолок, по которому порхали белоснежные голуби среди пушистых облаков, то сидел, поджав ноги, на подоконнике и смотрел на медленно увядающий сад. Кольцо лежало на прикроватном столике, куда его заботливо положил папа, зашедший проведать перед сном. До смерти хотелось выбросить его в сад или вообще за ограду загородного дома, чтобы потерять с концами, но Салли знал, что это ничего не изменит — купят другое, а его самого запрут до самой свадьбы. Завтраки, обеды и ужины оставались едва тронутыми, Орри сердился, уговаривал, но ничего не помогало. Орри понимающе гладил сына по голове, что-то говорил, но Салли не понимал слов. Он снова и снова думал о Тобиасе. Увидеть этого немного нелепого, но такого притягательного парня хотелось до безумия.
Салли невольно представлял себе, как бы они жили, если бы не эта проклятая помолвка. Может, Тобиас не самый красивый и статный, неуклюж и небогат, но это такая ерунда в сравнении с перспективой терпеть рядом с собой рослого, сильного, видного, но совершенно отвратительного Барнса! Да даже нищета так не пугала омегу! Готовить Салли умел — Орри утверждал, что каждый омега должен уметь то, что обычно делает прислуга. Отцу не раз взбредало в голову гонять мужа по хозяйству и наблюдать, как красивый и ухоженный Орри стирает, моет полы или разделывает свежую рыбу, выловленную в личном пруду Кристо, а потом презрительно бить по покрасневшим рукам, придираться к малейшему пятнышку или пылинке. Надрываться для Грэга Салли не хотел, а вот для Тобиаса он бы не жалел ни сил ни времени. Со стиркой было сложнее — Орри не подпускал Салли к этому занятию, всё делал сам, но позволял наблюдать и объяснял, как и что делать. Утюг Салли тоже ни разу в руках не держал, но как им пользоваться знал. С шитьём и вовсе никаких проблем не было — Орри начал учить его, когда Салли было пять лет, помогая обшивать кукол. В любом случае, разобраться с домашним хозяйством труда не составит, лишь бы рядом был Тобиас, а не Грэг. Пахнущий его любимой садовой сиренью добрый и интересный бета, а не жестокий и циничный вонючий альфа. Даже первая ночь с Тобиасом не пугала так, как перспектива лечь под Грэга! Если бы только ему уже было восемнадцать... Салли бы любым способом стащил из отцовского кабинета свою метрику и сбежал с Тобиасом куда глаза глядят. Они бы обвенчались в ближайшем храме, и отец бы потерял над ним власть — Салли бы уже по закону принадлежал Тобиасу. И Салли был согласен признать власть Тобиаса над собой.
Танцуя с удивительным чужаком на балу, Салли быстро понял, что Тобиас искренне увлечён своей работой — об этом говорило слишком многое. Глаза, интонации, нотки в запахе... Грамотная речь подтверждала, что бета много читает. Не исключено, что и очки он надел именно по этой причине. Как было бы интересно, закончив с домашними хлопотами, подсесть и понаблюдать, как он работает, спросить о чём-нибудь, может, даже помочь. Например, переписывая что-то набело — статьи или документы. Салли небеспричинно гордился тем, что умеет красиво и чётко писать — Орри лично преподавал ему каллиграфию. Даже если бы не получилось поехать вместе с Тобиасом в очередную экспедицию, Салли бы терпеливо ждал его возвращения дома. Ждал каждый день. А где бы они жили? Скорее всего, Тобиас не может себе пока позволить хорошую квартиру и снимает небольшую комнатку. Салли плохо представлял, как живут небогатые люди в большом городе — все его знания были почерпнуты из романов — но он бы хотел жить со своим бетой на просторном светлом чердаке или в тёплом уютном полуподвальчике. Каждое утро просыпаться, чувствуя рядом с собой его чудесный запах, готовить завтрак, помогать собираться на работу, целовать на прощание, потом встречать у двери, а ночью, лёжа в супружеской постели, засыпать под нежный сиреневый аромат. Интересно, Тобиас храпит?
Салли настолько замечтался, что, очнувшись от грёз, едва не застонал от разочарования, увидев себя в своей комнате. Рядом сидел Орри и сокрушённо качал головой.
— Салли, я же сказал — забудь.
— Я не могу, папа. Я хочу увидеть Тобиаса. Я хочу выйти за него замуж.
— Отец не допустит вашего брака. — Орри сочувственно погладил сына по колену, садясь рядом. — Союз с Барнсами для него очень важен. Он просто отберёт у тебя Тобиаса, как отобрал у меня Сета. Твой отец не просто жесток и безжалостен. Ему ничего не стоит совершить такое, что и помыслить страшно. И он не остановится ни перед чем.
— Папа... а ты успел провести первую ночь с Сетом?
— Нет, милый.
— Но ведь отец постоянно называет тебя шлюхой...
— Я взошёл на его ложе непорочным. Я мечтал о том, как это будет, и представлял рядом с собой Сета. Я даже видел это во сне. Мы сбежали, когда твой отец начал свататься, но нас перехватили... — Орри болезненно зажмурился, и в его запахе отчётливо проступила горечь боли. — и разлучили. А потом меня выдали замуж за твоего отца.
— Но ты хотел быть с Сетом?
— Очень хотел. — На лицо Орри легла тень счастливых воспоминаний. — Когда мы были вместе, мне стоило немалых сил сдерживаться, чтобы дотерпеть до того момента, когда нас благословят мои родители. Я хотел сперва представить им Сета... Ты, наверно, не поверишь, но я безумно хотел его! — Брови Салли поползли вверх, прячась под чёлкой. — Да. Когда мы просто целовались, Сет обнимал меня так, что всё внутри буквально захлёбывалось от счастья. Мне хотелось большего, но Сет отказывался брать меня до свадьбы даже тайком от моих родителей — его воспитали очень набожным. Он хотел меня так же сильно, но держался.
— Я бы отдался Тобиасу и без свадьбы, — вырвалось у Салли. — Он так хорошо пахнет!
— Да, я знаю. Чую. Знаешь, Салли, таких становится всё меньше... Ты ведь чуешь садовую сирень?
— Да. — Салли слабо улыбнулся.
— А я — гречишный мёд с ванилью. Мой Сет пах особенно необычно — бархатными розами, которых было очень много в нашем саду, и свежескошенной травой, на которой я любил валяться, когда начинались покосы. Ни один альфа ни до ни после не пах так восхитительно. Даже мой отец, Реджинальд Спенсер.
— А он хорошо пах? — ещё больше удивился Салли.
— Очень хорошо. Я чуял это сам и видел, с каким удовольствием его нюхает папа.
— А как ты спишь рядом с моим отцом? Он же воняет.
— Только со снотворными каплями, иначе не получается.
Салли стало горько, и он уткнулся в родительское плечо.
— Если бы только мне уже было восемнадцать лет...
— Отец не допустит, и наш преподобный не стал бы вас венчать. Да и как бы вы жили? Тобиас отнюдь не богат.
— И пусть. С ним было бы лучше, чем с Грэгом. Ты видел, как мы танцевали? Мы бы всё делали вместе.
Орри тихо улыбнулся, обнимая сына.
— Когда-то и я мечтал, как мы с Сетом жили бы в домике в нашей тихой деревеньке у реки, пока идёт "цветущая луна". В крепком бревенчатом домике возле самой воды. Я был уверен, что мои родители нам это позволят. Представлял, как я бы вставал рано утром и шёл с ведром к реке за водой. Как топил бы печку, чтобы приготовить завтрак. Как поливал бы Сету на руки, чтобы он умылся, или просто окатывал из ведра... Сет был бы прекрасным мужем и отцом.
— А он был красивым? Тобиас, может, и не очень красив, но мне он кажется самым лучшим.
Слеза всё-таки скатилась по лицу Орри.
— Мой Сет... — Омега слабо улыбнулся сквозь слёзы. — Кто-то называл его сущим зверем. Он был огромный, лохматый, вечно небритый, в одной и той же застиранной старой рубахе, навечно пропахшей рыбой... с большими мозолистыми руками... но какими бережными и ласковыми были эти руки! Сет всегда дотрагивался до меня так, словно боялся сломать.
— А кем был Сет?
— Рыбаком. Самым обычным рыбаком. Он был совсем один на свете. Он был на четыре года старше меня, а мне тогда было пятнадцать. Мы встретились случайно вскоре после моего дебюта.
Салли попытался представить своего юного родителя в объятиях здоровенного звероподобного альфы и не смог — слишком странно это выглядело. Орри по лицу сына догадался, о чём тот думает, и коротко рассмеялся, вытирая слёзы.
— Да, мы, наверно, странно смотрелись вместе. Я и сам не ожидал такого, но каждый раз, как бежал через всё поле к нему и нёс корзинку с едой, которую приготовил сам, совершенно об этом не думал. Это казалось какой-то одержимостью, но мне это было безразлично. Меня тянуло к нему, как цветы тянутся к солнцу.
— Ты... готовил для него?
— Да. Именно так я и научился хорошо готовить — я старался для него. Помню, как впервые принёс ему два больших куска жареного мяса и запечённый картофель под соусом... Сет очень удивился, но он к тому моменту очень проголодался и съел всё подчистую. И весь хлеб, что я испёк для него. А потом похвалил. Мне тогда показалось, что он это сказал из вежливости — нечасто ел досыта — и в следующий раз готовил ещё старательнее.
— И тебя не пугала бедность? Я знаю, что вы и так-то экономили на всём, но сменить приличный дом на рыбацкую хибару...
— Так ты же не боишься уйти отсюда и поселиться где-нибудь в подвале с Тобиасом, верно? Так же и я не боялся нищеты. Самым важным для меня было то, что рядом мой Сет. Мой... Истинный. — Салли тихо ахнул, вспомнив одну из папиных сказок. — И мне было всего пятнадцать лет. Я буквально потерял голову, когда впервые столкнулся с ним! — Орри мечтательно прикрыл глаза. — Наш дом от деревни отделял небольшой лесок, я тогда бежал на реку, чтобы искупаться, а Сет нёс только что выловленную рыбу — продавать. Сначала, увидев его, я испугался, а потом сквозь рыбий запах учуял, как он пахнет, и сам не понял, как подошёл. Я смотрел и смотрел на него, и страх уходил. А потом он заговорил со мной, я смутился, развернулся и побежал домой.
Я весь оставшийся день и всю ночь думал о Сете, мне повсюду мерещился его аромат, а утром сам пошёл его искать и нашёл у реки. Сет проверял свои сети. Я заговорил с ним... и у нас завертелось. Оказалось, что Сет, хоть и немного страшен с виду, очень добрый и заботливый. Он не умел ни читать ни писать, но был в таких местах, о которых я только слышал, умел рассказывать разные истории и знал много песен. С ним было очень весело и интересно. А когда я впервые попал к нему домой, то увидел, что там совсем не грязно, а очень даже уютно. Как-то я остался у него на ночь... — Салли потрясённо разинул рот. Чтобы благовоспитанный Орри остался ночевать в доме одинокого альфы вопреки всем нормам морали? Это что он должен был испытывать? — Сет уступил мне свою постель, а сам спал на полу. Мы безумно хотели друг друга, но Сет держался. Мы говорили обо всём подряд, глядя друг на друга, пока я не заснул. Когда я утром вернулся домой, то рассказал родителям о Сете... — Орри резко замолк, а потом продолжил совсем другим голосом, и Салли почуял, что он о чём-то умолчал. — Мы с Сетом решили бежать. До моей течки оставалось около луны, нужно было только дотянуть до неё, а потом, увидев мою метку, Кристо бы сами от меня отказались — выдать её за укус Арчибальда бы не получилось. — Орри коснулся своей шеи, где темнел старый шрам от альфьих зубов. — Но нас поймали и разлучили. Мне не хотелось жить, но меня заставили, зачав Дориана. Ты не думай, солнышко, — Орри ласково поцеловал сына. — я не жалею, что вы у меня есть. Я люблю вас. Всех троих. Если бы только вы были детьми Сета! Я готов был терпеть нужду, работать, сам бы стоял за прилавком или разносил рыбу по домам. Ради Сета и наших детей. Я любил его так же сильно, как люблю вас — своих детей. — Орри судорожно вздохнул. — Не думай о Тобиасе, Салли. Не привязывайся, чтобы потом не было мучительно больно. Единственная наша омежья привилегия со времён Великого Холода — любить своих детей. Только детей. И уж лучше не любить вообще, чем мучиться от невозможности быть с тем, кого так любишь. Я это пережил и не хочу, чтобы ты страдал.