Квантунская рапсодия

На 'Пересвете' был поднят сигнал: 'Прекратить стрельбу. Оказать помощь! Крейсерам и миноносцам идти в гавань!', что несколько охладило разбушевавшиеся страсти.

Прочитав приказ Ухтомского, офицеры кораблей бросились к комендорам, спеша довести до них распоряжение адмирала, но это было довольно трудно сделать. Некоторым артиллеристам было достаточно одного звука горна требующего прекращения огня. Другим пришлось по несколько раз повторить приказ командующего эскадры, к третьим пришлось применить силу, чтобы оттащить от орудия. Все зависело от того, насколько высока была дисциплина команды корабля.

Как только стрельба утихла, к месту гибели броненосца стали подходить корабли. Одна за другой с их бортов стали спускаться на море шлюпки, а с палубы посыпались в воду спасательные жилеты, буи и страховочные концы. Началось спасение барахтавшихся из последних сил людей.

Вслед за моряками на помощь экипажу 'Петропавловска' пришли и артиллеристы береговых батарей. Воспользовавшись отсутствием на горизонте кораблей противника, они оставили свои пушки, и гурьбой устремились к спрятанным в расселении скал лодкам. Будучи стесненные в вопросах питания, в свободное от войны время артиллеристы занимались ловлей рыбы.

Тысячи глаз с тревогой наблюдали за снующими по морю шлюпками и каждого из смотревших людей, волновал только один вопрос, жив ли адмирал Макаров.

— Черт с ним с кораблем, лишь бы был жив Степан Осипович — шептали как заклятье напуганные моряки. — Как же мы без головы будем?! Пропадет эскадра! Как пить дать пропадет!

В бинокли и подзорные трубы было хорошо видно, как из воды одного за другим вынимали одетых в черные бушлаты моряков, но сигнал о спасении адмирала Макарова не поступал. Черные думы с каждой минутой все сильнее и сильнее охватывали сердца моряков эскадры и гарнизонов береговых батарей. Все с нетерпением вглядывались на мачты занятых спасением кораблей, но долгожданное известие так и не поступало.

— Куда там было спастись адмиралу в такой давке. Тут не каждый молодой сумеет выплыть, а уж ему старику и подавно — ползали в сознании людей горькие мысли и с каждой минутой они становились все сильнее и сильнее.

Волна горя и отчаяния стремительно охватывала сознания людей, принуждая поверить их в жесткую непреложность бытия. Вскоре в гавань Артура направился один из спасательных кораблей, но на его мачте не было никаких сигналов о присутствии на нем адмирала. За ним направились полные спасенными моряками лодки артиллеристов, но и среди них наблюдатели не могли разглядеть статной фигуры адмирала. Никто не подавал радостного известия, и с каждой минутой становилось ясно, что великий флотоводец погиб.

— Не может быть, не может быть — в отчаянии шептали тысячи губ, не желая смириться с трагической вестью, а в сердце открывалась предательская пустота перед бессилием от свершившегося факта.

И вдруг могучий звук с рокотом пронесся по просторам моря. Присоединившийся к ведущим спасение кораблям крейсер 'Новик' стал стремительно покидать место гибели 'Петропавловска', а на его мачте появился адмиральский флаг. Словно выпущенная из лука стрела мчался крейсер в гавань Артура, рассекая стальным носом тугую волну, а вслед за ним несся протяжный радостный крик, с каждой секундой набиравший и набиравший силу.

Перемешавшись между собой, нещадно давя друг друга, матросы и офицеры кораблей эскадры столпившись у корабельных поручней, желали своими собственными глазами увидеть мачту крейсера с адмиральским флагом. Этот небольшой четырехугольный вымпел, возвращал моряков к жизни, говоря им о присутствии на борту крейсера 'Новика' адмирала Макарова.

— А-а-а!!! — звучно неслось по волнам от одного корабля к другому. — А-а-а!!! — отвечали батареи Утеса и Золотой горы. — А-а-а!!! — вторил им укрепления Тигрового полуострова и Крестовой горы. Все радовались свершившемуся на их глазах небывалому чуду.

— Жив!! Жив Борода!! Слава Богу! Есть ещё правда на этом свете! Не отступился Господь от нас! Значит, ещё повоюем! — неслись торжествующие крики из груди моряков и солдат в едином порыве вздохнувших с облегчением при виде макаровского вымпела.

Многие из них плакали ничуть, не стесняясь своих слез, другие истово крестились, и всех людей охватила единая радость от спасения человека, которого они успели полюбить всей душой за столь короткий промежуток времени.

Но не только морякам 'Новика' удалось в этот день отличиться спасением важных персон. Среди тех, кого вытащили из воды береговые артиллеристы, был сам великий князь Кирилл Владимирович. Сильно обожженный горячим паром из взорвавшихся корабельных котлов, он был осторожно вынесен из лодки на берег и передан ротному фельдшеру с батареи.

Князь был без сознания, и это дало возможность эскулапу быстро перевязать его обожженную спину, руки и ноги ватой и бинтами. Медленно и осторожно, упаковывал фельдшер своего высокого пациента в бело-розовый кокон марли, из которого вскоре торчала только одна голова обтянутая пергаментной кожей с большими залысинами.

— Ну, как? — спросил капитан Жуковский хлопотавшего над обожженным князем фельдшера, и тот с сомнением покачал головой.

— Отвоевался родимый. Даже если и выживет, вряд ли на человека походить будет — с сочувствием ответил эскулап, заканчивая бинтовать великого князя.

Вколов на прощание августейшему больному кубик морфия, он занялся оказанием помощи пожилому человеку с роскошной бородкой, в котором Жуковский с большим трудом узнал знаменитого баталиста Верещагина. У художника было осколочные ранения левого плеча и спины. Бледный от потери крови и болевого шока, он только кряхтел и трясся мелкой дрожью, пока фельдшер с помощью металлического зонда определял, как глубоко засели в ране осколки. Закончив свой осмотр, медик заявил, что раненому Верещагину требовалось немедленное удаление осколков в условиях лазарета.

— Само ранение не опасное, но если вовремя не произвести хирургическую обработку ран, возможны осложнения — вынес свой вердикт фельдшер.

— Немедленно доставить великого князя и господина Верещагина на батарею, а затем отправить на линейке в госпиталь — молвил Жуковский, и солдаты бросились выполнять приказ своего командира. Обе высокопоставленные особы вскоре были доставлены в госпиталь, тогда как все остальные спасенные моряки, добирались либо до него самостоятельно, либо их несли на носилках.

Только к исходу дня, удалось подсчитать потери русской эскадры. Вместе с 'Петропавловском' погиб начальник штаба флота контр-адмирал Молас и начальник военного отдела штаба флота профессор академии Генштаба полковник Агапеев. Недосчитались флагманского минного офицера капитана 2 ранга Шульца, только что прибывший в Порт-Артур, командира броненосца капитан первого ранга Яковлева, а также 11 офицеров и 172 матроса. Из воды было поднято много раненых и обожженных, но жизни этих людей ничто не угрожало.

Сам Макаров, при падении с борта корабля от удара о воду потерял сознание, начал тонуть, но был спасен мичманом Азаровым. Отважный моряк подплыл к оглушенному командующему и приподнял его голову над водой. Поддерживая контуженого адмирала за спину, он сумел подплыть к спасательному кругу упавшего с борта тонущего броненосца. Так, держа одной рукой адмирала, а другой за круг, он смог продержаться на плаву до подхода помощи с борта 'Новика'.

Отнесенные волнами в сторону от места гибели 'Петропавловска' они были случайно замечены с борта крейсера благодаря белому кругу. Подплывшие на шлюпке матросы, с большим трудом смогли разжать сведенные судорогой посиневшие пальцы мичмана, до последнего момента цепко сжимавшие ворот адмиральского кителя.

Все время нахождения в воде, адмирал не подавал активных признаков жизни, лишь изредка открывал глаза, но тут же закрывал их снова. Уже на борту крейсера после оказания первой врачебной помощи, Макаров пришел в себя, чем вызвал огромную радость у всего экипажа корабля. Громкое 'Ура!' разнеслось по 'Новику', и радостный сигнальщик бросился поднимать адмиральский флаг, стремясь как можно быстрей сообщить эскадре известие о спасении адмирала.

Бледный, слабый, страдающий от сильной головной боли, он все же нашел в себе силы спросить командира крейсера о положении дел эскадры, чем вызвал еще большее уважение среди стоявших возле него моряков.

— Передайте приказ. Эскадре следовать в порт, только после прохождения фарватера минными тральщиками, до этого, стоять на месте. Хватит с нас одного 'Петропавловска' — произнёс адмирал, и его приказ был, незамедлительно выполнен. Только после полного траления подступов к Артуру, корабли стали заходить в порт, пока стояла большая вода.

Благодаря полученным от тренировок и учений навыкам, крейсера и броненосцы смогли быстро пройти узкий проход до наступления отлива. Одна за другой темные массивные махины кораблей становились на свои привычные места швартовки на внутреннем рейде, и только бочка флагманского броненосца сиротливо пустовала между ними.

Гибель 'Петропавловска' и подрыв 'Победы' ещё больше ослабляли силы Тихоокеанской эскадры в противостоянии с врагом. Вспыхнувшая надежда с приездом Макарова о скором реванше с неприятелем мгновенно погасла и теперь даже самые отъявленные оптимисты, опасались что-либо говорить по этому поводу в слух.

Однако в этот злополучный и горестный день для всего Артура, на кораблях эскадры не было уныния и скорби. Твердая уверенность в том, что 'Дед' обязательно что-то придумает и изменит положение дел к лучшему, грела сердца моряков и, вселяя в их душу уверенность в окончательной победе над врагом на море.

— Жалко конечно, что 'Петропавловск' погиб, но зато остался жив Макаров! — восклицали матросы, обсуждая на палубах своих кораблей трагические события последнего дня марта.

— Да пусть бы еще один броненосец погиб, пусть даже парочка крейсеров в придачу, не жалко! Самое главное 'Борода' остался жив! Ведь пока жив Макаров, значит, будет жива и эскадра! — уверенно заявляли друг другу офицеры, и с ними было трудно не согласиться. Адмирал был жив и значит, борьба ещё только начиналась.

Глава II. 'Беречь и не рисковать'.

Радость и успех всегда идут бок о бок вместе с горестью и печалью. Это жизненная аксиома, о которой знают все от мала до велика. И если к вам на пару минут заскочила первая парочка, то вполне вероятно, что за ними появится и другие гости и, как правило, с более продолжительным визитом.

Так было всегда и везде, и Порт-Артур не стал исключением. Ещё не успела утихнуть радость от спасения адмирала и части команды броненосца, ещё не высохли слезы от понесенных утрат, как уже на следующий день из штаба наместника в адрес Макарова широкой рекой полились обвинения в неправильном руководстве эскадрой. Воспользовавшись, выпавшим случаем, Евгений Иванович спешил свести счеты с неуживчивым для себя флотоводцем.

Выказывая вселенскую скорбь по поводу гибели 'Петропавловска', генерал-адъютант гневно корил Макарова за отказ от предложенной им тактики сохранения кораблей эскадры и проявления ненужной смелости ради обретения дешевой популярности.

'Не будь адмирал столь высокомерен и нетерпим к чужому мнению, гибель 'Петропавловска', подрыв 'Победы' и потерю двух миноносцев можно было бы избежать' — под таким лозунгом журчал черный ручей хулы, вырываясь наружу из настежь распахнутых дверей розового дворца наместника.

Столь открыто критикуя действия вольнодумного адмирала, наместник нисколько не боялся быть обвиненным в предвзятости и необъективности. Эскадра действительно потеряла один из лучших броненосцев, на неизвестное время лишилась другого, а прикованный к больничной койке адмирал, ничего не мог сказать в свою защиту.

Стоит ли говорить, что среди офицеров эскадры нашлись люди, кто сейчас же согласился с мнением 'непогрешимого' властителя Дальнего Востока и с усердием включились в кампанию по дискредитации своего командующего.

— Вот они результаты безумной смелости Макарова. Из пяти принятых им у адмирала Старка броненосцев в строю на сегодняшний день осталось только два корабля — говорили Алексеевские клевреты, без зазрения совести вычеркивая из числа пригодных к бою броненосцев корабль Эссена. Несмотря на полученное повреждение, 'Севастополь' по-прежнему оставался в строю и в случаи крайней необходимости мог выйти в море для отражения нападения врага.

— Надо различать храбрость и браваду! — фарисействовали штабные правдолюбцы. — Часто истинное мужество заключается в том, чтобы мудро уклониться от опасности, а не лезть на нее на рожон для поднятия своего авторитета. В государственных делах нужен и государственный ум и широкий взгляд, позволяющий отделить зерна от плевел! Наместник совершил непростительную ошибку в том, что уступил первенство на флоте какому-то 'Деду', пусть даже присланному из Петербурга. Нельзя было этого делать! Ведь как не ему, человеку, проведшему столько лет в Артуре знать истинное положение дел в эскадре. Ох, сколько же ему теперь придется всего исправлять. Но только на него теперь вся надежда! Только на него! Ведь не даром сам Куропаткин после инспекции дел в Артуре провозглашал тост: 'За здешних мест гения — Алексеева Евгения!' — беззастенчиво раскуривали фимиам в адрес наместника его 'всепреданнейшие' сторонники, нисколько не стыдясь своих речей. Более того, они произносились довольно громко, чтобы их слова были услышаны и были доложены, куда следует.

Да и чего им было стесняться, ведь весь штаб наместника точно знал — дни пребывания Макарова на посту командующего эскадры сочтены. От серьезных объяснений за его неудачи, адмирала спасала болезнь, но как только кризис минует и больному станет легче, Алексеев намеривался отправить 'Бороду' в столицу, 'на долечивание'.

Одновременно с грязными наветами, стремясь окончательно списать Макарова в отставку, правдолюбцы активно навязывали на кораблях и в штабах обсуждение вопроса, кого пришлют в Артур вместо 'адмирала теоретика'. Весь разговор вертелся вокруг трех кандидатур; адмирала Рожественского, Чухнина или Дубасова. Появление одного из них в Порт-Артуре преподносилось как решенное дело, и особо горячие головы даже называли примерные сроки прибытия в Артур нового командующего эскадрой.

Однако до полного триумфа царственному отпрыску и властителю Дальнего Востока над Макаровым все же было далеко. Его 'трезвые мысли' относительно деятельности Макарова на посту командующего эскадрой разделяли лишь преданное наместнику штабное окружение, генеральская верхушка крепости во главе с генералом Стесселем, да те моряки, коим 'сберегательная' стратеги была близка по душе. Все остальные дружно выражали печаль по поводу гибели броненосца, но относили это к тем горестным издержкам, без которых войны не бывает.

— Рано списываете со счетов 'Деда', господа — убежденно говорили 'всепреданнейшим' подпевалам сторонники адмирала. — Вот увидите, Макаров быстро поправиться и обязательно вернется к командованию эскадрой. Ни на какое 'долечивание' в Петербург он не поедет, не такой он человек!