Квантунская рапсодия

КВАНТУНСКАЯ РАПСОДИЯ.

Глава I. Хмурое утро.

Утро тридцать первого марта 1904 года выдалось холодным и промозглым, как впрочем, и вся весна, пришедшая на Квантунский полуостров. Прогнав из крепости зимние холода вместе с затяжными снежными метелями, она одарила обитателям Порт-Артура весенней слякотью, свинцово-серыми тучами и мелки противным дождем. Один из таких подарков госпожи весны всю ночь провисел над акваторией Порт-Артура и только под утро стал нехотя отползать в море теснимый береговым бризом.

Под могучим дыханием ветра, в пелене уходящего дождя стали появляться рваные просветы, за которыми пристально наблюдала вахтенная команда крейсера 'Диана'. Выполняя приказ командующего Тихоокеанской эскадры вице-адмирала Макарова, крейсер нес боевой дозор на внешнем рейде, защищая от внезапного нападения японцев проход во внутреннюю гавань. Не смыкая глаз, неотступно следили моряки за непроглядным сумраком ночи, что густой стеной разлился над поверхностью морем. Все ждали, что коварный враг предпримет новую попытку уничтожить корабли артурской эскадры, но все было спокойно.

На этот раз ночная тьма не разорвалась внезапными огненными всполохами выстрелов береговых батарей, и в белых лучах прожекторов не возник черный силуэт японского брандера или миноносца идущего в атаку. Лишь временами, где-то далеко в море возникали размытые контуры неизвестных кораблей и тут же пропадали, вселяя в сердца моряков 'Дианы' тревогу и печаль.

Вот уже шесть лет, находившаяся у далеких чужих берегов, тихоокеанская эскадра России переживала далеко не лучший период своей истории. Внезапно начавшийся военный конфликт с Японией, выявил полную неподготовленность русских кораблей к борьбе с таким хитрым и сильным противником, как японский флот под командованием вице-адмирала Хэйхатиро Того.

Главным виновником этого являлся царский наместник на Дальнем Востоке адмирал Алексеев. Этого человека в Артуре знали все; и те, кто подобострастно восхвалял гений Евгения Ивановича, и те, кто за глаза называл его 'зеленым сатрапом'. Это прозвище Алексеев получил из-за цвета карандаша, коим он накладывал свои властные резолюции.

Пользуясь полным отсутствием контроля со стороны молодого императора Николая, внебрачный сын Александра II, сосредоточил в своих руках неограниченную власть над этим отдаленным уголком русской империи и пользовался ею без всякого зазрения совести.

Считая себя непревзойденным знатоком морского дела, он принялся командовать порт-артурской эскадрой прямо через голову её командующего, вице-адмирала Старка. Именно из розового дворца наместника, отправлялись всевозможные приказы, циркуляры и прочие распоряжения по кораблям эскадры обязательны к немедленному исполнению. Подобный подрыв единоначалия на флоте, превратил штаб адмирала Старка в безвольное передаточное звено воли всемогущего генерал-адъютанта.

В результате подобной деятельности господина Алексеева, число боевых выходов кораблей артурской эскадры в море резко сократилось. 'Зачем тратить деньги на дорогостоящие учения, когда в Желтом море у нас нет серьезного противника? Германия наш союзник, у японцев нет денег на современные корабли, а англичане и американцы заняты дележом китайского пирога. Поэтому, нам вполне достаточно лишь обозначать наше присутствие в этом регионе, а не звенеть понапрасну оружием', — поучительно говорил наместник, отказывая командующему эскадры в разрешении на проведение учения кораблей.

Правдивости ради, стоит отметить, что учения со стрельбами и отражением минных атак условного противника, в артурской эскадре все же проходили. Однако проводились они исключительно для высоких персон, посещавших Порт-Артур с инспекционными визитами. Парадный выход артурских броненосцев перед взорами дорогих гостей, был своеобразным десертом в дополнении к праздничному столу, за которым их принимал радушный властитель Маньчжурии и Дальнего Востока. Стоит ли удивляться, что отзывы высоких гостей на деятельность Евгения Ивановича были исключительно хвалебными.

Однако каждая медаль имеет свою оборотную сторону, и оборотной стороной деятельности господина Алексеева было моральное разложение экипажей кораблей от постоянного безделья.

Прибывший перед самой войной из Петербурга в Порт-Артур, лейтенант Семенов совершенно не узнал эскадру, оставленную им четыре года назад из-за конфликта с наместником. В отличие от столичных визитеров, старшему офицеру 'Дианы' было достаточно одного дня общения с офицерами эскадры, чтобы увидеть всю пагубность правления генерал-адъютанта.

Командиры кораблей и их офицеры большую часть своего времени проводили на берегу, откровенно пренебрегая своими прямыми обязанностями. Главные темы их разговоров не были связаны с нуждами и заботами их кораблей. С большим увлечением офицеры обсуждали интриги в штабе наместника, возможности своего перевода в далекую метрополию и новые развлечения в местных ресторанах и варьете.

Вслед за офицерами эскадры, элемент морального разложения неизменно коснулся и простых матросов, составлявших костяк корабельной команды. Видя откровенное безразличие офицеров к своей службе, они стали объединятся в различные землячества. Не ощущая себя единым экипажем, матросы именовали себя не по названию своих кораблей, а по месту рождения, 'рязанцами', 'ярославцами', 'туляками'.

С горечью в сердце осозновал Владимир Иванович, что некогда бывшая грозной морской силой, на данный момент, эскадра представляет собой простое скопление военных кораблей, мирно коптящих небо на артурском рейде.

Однако не только один адмирал Алексеев был причастен к столь безрадостному состоянию русских кораблей. Если своим скверным правлением наместник растлевал души моряков, то великий князь Алексей Александрович обескровил тихоокеанскую эскадру, в прямом смысле этого слова. Возглавляя морское ведомство, царский дядюшка, с легким сердцем тратил казенные деньги, предназначенные для нужды министерства на личные нужды.

Причина, побудившая генерал-адмирала к казнокрадству, заключалась в его страстной любви к слабому полу. В результате пагубной слабости его высокопревосходительства, столичные нимфы и сильфиды обзаводились всевозможными особняками, имениями и драгоценными украшениями умопомрачительной цены, за счет русского флота.

Все это происходило на фоне быстроразвивающихся событий на Дальнем Востоке, главным катализатором которых стал англо-японский союзный договор, подписанный в Лондоне, в январе 1902 года. Заполучив нового союзника готового воевать с Россией ради английских интересов, Лондон любезно предоставил Токио многомиллионный кредит, полностью пошедший на перевооружение армии и флота микадо.

Благодаря английским деньгам, вместо устаревших броненосных фрегатов и корветов, вскоре у потомков великой богини Аматерасу появились броненосцы, крейсера, миноносцы новейшей постройки. Император лично курировал создание оружия, с чьей помощью, коварный северный сосед, посмевший закрыть своей спиной свет солнца для великой Японии, должен был быть сокрушен раз и навсегда.

Каждый фунт, полученный от англичан, шел исключительно по своему назначению и результат не замедлил сказаться. Японские корабли были быстроходнее русских кораблей и имели лучшее бронирование. Их пушки были скорострельнее орудий противника, а мелинит в японских снарядах по своей взрывной силе значительно превосходил пироксилин в русских фугасах.

Обо всем, об этом великому князю было неоднократно доложено, но охваченный любовными утехами, генерал-адмирал не обращал на доклады никакого внимания. Он по-прежнему видел в японцах только желтолицых 'макак', ещё долгое время не способных на равных воевать с русской империей.

Даже в конце 1903 года, когда великому князю было доложено, о явных приготовлениях японцев к скорой войне, Алексей Александрович остался глух к раскатам грома приближающейся войны.

'Японский флот будет готов к боевым действиям не ранее конца 1905 года. Вот к этому моменту и нам следует быть готовым к боевым действиям, но никак не ранее' — изрек великий князь, одергивая не в меру разошедшегося в своих фантазиях и пророчествах вице-адмирала Макарова. Такова было предвоенная обстановка в Петербурге и далеком Артуре.

Свято придерживаясь заданной столичным камертоном мелодии, адмирал Алексеев запретил приведения кораблей эскадры в боевую готовность, после срочного отплытия всех японских подданных из Порт-Артура в Чифу двадцать шестого января 1904 года.

'Преждевременная мера!' — написало зеленым карандашиком их всезнающее высочество на рапорте вице-адмирала Старка о необходимости выставления противоминных сетей и соблюдения светомаскировки на кораблях стоявших на внешнем рейде в связи с возможным нападением японцев. Лучшего подарка адмиралу Того не мог преподнести ни один из их многочисленных японских шпионов действовавших на этот момент в Артуре и Петербурге.

Однако, получив в свои руки столь мощный козырь, японцы не смогли его с толком использовать при своем нападении на русские корабли в ночь на двадцать седьмое января. В результате их внезапной атаки были лишь повреждены броненосцы 'Цесаревич' и 'Ретвизан', и бронепалубный крейсер 'Паллада'. Большего, японские моряки добиться не смогли, несмотря на лаконичный призыв своего адмирала исполнить долг перед императором и страной.

В большей степени удача сопутствовала адмиралу Урио, блокировавшего шестью крейсерами в корейском порту Чемульпо русский крейсер 'Варяг' и канонерскую лодку 'Кореец'. После неравного боя с превосходящим по численности врагом, русские моряки были вынуждены уничтожить свои корабли, так и не спустив андреевского флага перед неприятелем.

Столь неудачное начало войны вызвало шок как среди обитателей плавучих 'казарм' артурской эскадры, так и среди высшего руководства крепости и Квантунского укрепрайона. Но если простые моряки быстро пришли в себя и утром двадцать седьмого января вместе с береговыми батареями, стоя на внешнем рейде, отразили новое нападение японских кораблей, то деятельность адмирала Алексеева носила совершенно иной характер.

Едва только стало известно о гибели 'Варяга' в Чемульпо и о многочисленных повреждениях кораблей эскадры в результате двух боев, наместник принялся защищать честь и достоинство своего мундира. Без всякого зазрения совести, 'сатрап с зеленым карандашиком' объявил главным виновником неудач постигших артурскую эскадру вице-адмирала Старка.

С целью дискредитации адмирала, из штаба наместника был пущен подлый слух о том, что в момент нападения японцев все командиры кораблей находились на балу по случаю именин жены Старка. Именно по этому японцы смогли безнаказанно напасть на беспечно стоявшие на внешнем рейде корабли, и повредить их.

Опытный интриган, Алексеев лучше многих знал, что ничто так верно не губит репутацию человека, как черная клевета в его адрес. Однако в лице адмирала Старка 'всепресветлейший' генерал-адъютант неожиданно натолкнулся на непреодолимую для себя преграду.

Получив отрицательную резолюцию Алексеева на свой рапорт от двадцать шестого января, Старк прозорливо изъял его из канцелярии наместника, несмотря на вялые протесты чиновников. И едва только из штаба наместника пошла критика в адрес командующего, как Старк моментально известил наместника о существовании опасного для него документа. Против столь убийственного для него бумаги Алексеев ничего не мог поделать, и штаб наместника моментально сменил пластинку, заговорив о коварном супостате начавшего войну вопреки общепринятым традициям цивилизованного мира.

Честь Оскара Викторовича была спасена, но не в правилах августейшего отпрыска было сносить строптивость своих подчиненных. Не в силах снять Старка с поста командующего Тихоокеанской эскадры, Алексеев стал добиваться назначения в Порт-Артур вице-адмирала Макарова. Генерал-адъютант очень надеялся, что он сможет держать неискушенного в кабинетных играх флотоводца в крепкой узде и использовать его военный талант для собственного возвышения.

Это желание наместника полностью совпадало с желанием великого князя Алексея удалить из столицы вице-адмирала Макарова приносящего ему массу хлопот и беспокойства своей кипучей деятельностью.

Попав под двойной натиск со стороны близких родственников, император Николай II быстро подписал указ о назначении Макарова командующим Тихоокеанским флотом и на следующий день после монаршей аудиенции, Степан Осипович покинул столицу.

Между тем, бездарная деятельность наместника продолжала приносить свои губительные плоды. Выполняя приказ Старка о постановки минных заграждений на подступах к Порт-Артуру, двадцать девятого января на собственных минах подорвался минный заградитель 'Енисей'. Главная причина этой трагедии заключалось в отсутствии опыта у экипажа по проведению подобных операций, в сложных условиях на море.

На помощь ему был отправлен легкий крейсер 'Боярин', капитан которого был извещен о постановке мин в бухте Талиенван. Однако это не помешало кораблю наскочить на выставленные 'Енисеем' мины. В результате взрыва крейсер получил крен на правый борт, погрузился в море до уровня иллюминаторов и командир корабля капитан 2 ранга Сарычев отдал приказ покинуть обреченное судно. Приказ был спешно исполнен. Команда перешла на сопровождавшие крейсер миноносцы и, не дождавшись когда 'Боярин' утонет, корабли ушли в Порт-Артур.

Каково же было удивление штаба, когда на следующий день патрульные миноносцы доложили, что крейсер не погиб, а стоит, приткнувшись носом к берегу и его вполне можно спасти. Эвакуационные работы должны были начаться тридцать первого января, но разыгравшийся ночью шторм сорвал 'Боярина' с мели и отнес на мины. Получив новую пробоину крейсер, затонул в сорока метрах от берега.

Желая спасти лицо на фоне стремительно растущих потерь русского флота, адмирал Алексеев не нашел ничего лучшего как провозгласить новую тактику ведения войны. Теперь, ради сохранения кораблей эскадры, следовало отказаться от всяких активных действий на море и терпеливо ждать прихода подкрепления с Балтики.

Данное решение наместника вызвало глухой ропот на кораблях эскадры. Рвущихся в бой моряков, заставляли хмуро смотреть на силуэты вражеских кораблей из внутренней гавани Порт-Артура, сжав кулаки в карманах.

С этого момента, главными героями борьбы с японским флотом стали артиллеристы батареи Электрический Утес под командованием капитана Жуковского. Их десятидюймовые пушки заставляли корабли противника держаться вдали от русской крепости, не позволяя им безнаказанно вести обстрел порта и крепости.

Много раз японские броненосцы пытались заставить замолчать эту зловредную батарею русских огнем своих орудий. Начиненные шимозой японские фугасы с оглушительным грохотом утюжили, скалистые склонны вокруг Электрического Утеса, но всякий раз вражеские броненосцы ретировались, получив в свои борта бронебойные гостинцы от русских артиллеристов.

Лишенный возможности уничтожить артурскую эскадру огнем своих броненосцев, адмирал Того решил прибегнуть к такому старинному оружию как брандеры. Нагрузив пароходы взрывчаткой и горючим материалом, японцы решили атаковать приткнувшийся к берегу у входа во внутреннюю гавань броненосец 'Ретвизан' и уничтожить его.

В ночь на одиннадцатое февраля, пять японских пароходов брандеров в сопровождении миноносцев устремились в атаку на русский броненосец. Вначале, береговые батареи приняли их за ожидаемые транспорты с углем и позволили приблизиться к Артуру но, распознав в них угрозу для 'Ретвизана', открыли огонь.

В лихорадочном темпе загрохотали прибрежные батареи Утеса и Тигрового полуострова, вместе с орудиями самого броненосца. Благодаря интенсивному огню защитников Артура, один из пароходов был потоплен, другой выбросился на камни у горы Белого Волка, а третий, получив повреждение, ушел обратно в море.

Двум оставшимся брандерам повезло больше. Один из них был потоплен русскими батареями вблизи Золотой горы, а другой все-таки сумел добраться до сидевшего на мели броненосца. Несмотря на возникший, на борту пожар, японский корабль упрямо двигался к своей цели, до которой оставалось несколько десятков метров. Казалась гибель 'Ретвизана' неминуема, но тут вмешался его величество случай.

Осколком разорвавшегося рядом с брандером снаряда была перебита цепочка державшая якорь левого борта, и тот с грохотом ушел на дно. Пароход немедленно развернуло влево, и он выскочил на берег, так и не дойдя до броненосца совсем немного.

Трудно себе было представить, что было бы, если бы горящий брандер врезался в беспомощно стоявший броненосец. Даже если бы таранный удар, не достиг своей цели, то возникновение у борта гигантского костра создавало смертельную угрозу для 'Ретвизана', с его угольными ямами, артиллерийскими погребами и запасами горючих материалов.

Так обстояли дела в Артуре, когда двадцать четвертое февраля в крепость прибыл долгожданный адмирал Макаров. Сказать, что его ждали с нетерпением, значить ничего не сказать. Матросы и офицеры видели в нем человека способного одним своим присутствием изменить постыдное положение дел. Все они ждали, что командующий Тихоокеанским флотом не станет более прятать корабли эскадры на внутреннем рейде, а поведет их в бой против коварного неприятеля. Моряки жаждали действий от адмирала и их надежды полностью оправдались.

Уже в первый же день своего приезда, прямо с поезда Макаров устремился на верфи, где своими глазами оценил степень повреждения кораблей и ужаснулся тому, как медленно идет их ремонт. Впрочем, предвидя подобное положение дел, Макаров специально привез с собой на поезде команду питерских мастеровых, сразу взявшихся за дело.

Прибытие командующего совпало со снятия с мели 'Ретвизана', что было расценено всем гарнизоном как добрый знак. Сняв фуражки многие из команд кораблей крестились, глядя на взвившийся на 'Аскольде' адмиральский флаг, где до принятия дел у Старка, Макаров расположил свой штаб.

С первых дней своего прибытия, Степан Осипович с утра до ночи проводил осмотры кораблей эскадры, и это сильно поднимало настроение моряков. Принимая рапорт командира, знакомясь с офицерами и расспрашивая матросов о службе, адмирал поднимал боевой дух моряков, столь основательно задушенный наместником. Его слова напутствия: 'Дай Бог, в добрый час молодцы!' действовали на экипажи кораблей лучше всякой похвалы.

— Этот настоящий! Сразу видно, что из простых моряков, знает всю нашу правду! — восторженно шептали комендоры и кочегары осмотренных адмиралом кораблей.

— Приехал, Макаров бить японцев! Теперь дело будет! — уверенно говорили офицеры и с утроенной энергией занимались повседневной рутиной в ожидании большого сражения с неприятелем. Все ждали перемен в затхлой жизни плавучих 'казарм' и адмирал постарался оправдать выданный ему кредит людского доверия.

Уже двадцать шестого февраля, две пары русских миноносцев вышли в море на поиски врага и вскоре обнаружили отряд японских кораблей. Первыми в бой с противником вступили миноносцы "Властный" и "Статный". Произошла ожесточенная перестрелка с врагом, после которой миноносцы отступили, имея многочисленные повреждения. В свою очередь, японцы также понесли серьезный урон и не решились преследовать русские корабли.

Вторая пара миноносцев, "Решительный" и "Стерегущий" также столкнулась с превосходящими силами противника и после непродолжительной перестрелки была вынуждена оставить поле боя. При этом "Решительный" сумел оторваться от неприятеля, а потерявший ход "Стерегущий" принял неравный бой и был захвачен японцами.

В этот момент адмирал Макаров показал свой бойцовский характер. Едва только с Золотой горы на эскадру пришло сообщение о схватке между нашими миноносцами и японцами, на помощь к ним устремились крейсера 'Аскольд' и 'Новик'. При этом Макаров перенес свой флаг на быстроходный 'Новик', чем вызвал бурю восторга и радости среди экипажей эскадры.

Некоторые офицеры осуждали адмирала за столь смелое решение, но большинство моряков было в восторге от столь смелого поступка. Теперь все видели, что Макаров не собирается исполнять приказ наместника 'беречь и сохранять корабли', а намерен драться с японцами.

Как не спешили 'Аскольд' и 'Новик' на помощь окруженному врагами миноносцу, но спасти его не смогли. Получив повреждение, 'Стерегущий' затонул а, бросившись преследовать миноносцы противника, крейсера натолкнулись на японские броненосцы.

Благодаря высокой скорости оба корабля благополучно оторвались от противника и вернулись в Порт-Артур. Это было воистину триумфальное возвращение, хотя победа в бою не была одержана, а 'Сторожевой' погиб. Тысячи глаз с кораблей, батарей и с набережной порта с восторгом смотрели на адмиральский флаг, развивавшийся на мачте маленького крейсера. Вырывая друг у друга, бинокли люди смотрели на 'Новик' и радовались тому, что у них есть командующий флотом, лично бросившийся на спасение одного миноносца на легком крейсере.

На лице встречавших 'Новик' моряков не было слез умиления от возвращения адмирала целым и невредимым, но зато в душе почти у каждого из них была гордость и радость, что флотом командует достойный человек. Так за один час, произошло соединение адмирала и эскадры в одно единое целое, что окончательно изгнало страх и безысходность из людских сердец и возродило в них веру в победу над врагом.

И чувство это было столь огромным и радостным, что его не смогла испортить даже японская бомбардировка порта со стороны массива Ляотишаня, произошедшая сразу после возвращения крейсеров.

Зная от своих шпионов, что на горном массиве нет русских батарей, адмирал Того решил нанести силами четырех броненосцев, массивный удар по Артуру, не опасаясь пушек Электрического Утеса. Почти каждое столкновение японских броненосцев с этой со зловредной батареей приносило им различные повреждения от русских снарядов. Незаметно подойдя к Порт-Артуру со стороны Ляотишаня, они принялись методично расстреливать внутреннюю гавань Порт-Артура перекидным огнем, оставаясь вне зоны ответного огня.

Казалось, самым простым ответным действием на обстрел японцев было вывести эскадру в море и прогнать врага, но из-за особенностей прохода в гавань это было невозможно сделать. Мелководный проход так и не расширенный господином наместником за семь лет пребывания на Квантуне сыграл с эскадрой злую шутку. В момент японской бомбардировки был отлив, и русские броненосцы оказались запертыми в природной ловушке.

Впрочем, японские артиллеристы вновь оказались не на высоте. Их снаряды падали на акваторию порта в течение двух часов, но не смогли нанести кораблям Макарова большого урона. Был лишь поврежден 'Ретвизан', некоторые портовые сооружения и от близких разрывов снарядов пострадали экипажи кораблей, выказывавшие браваду к противнику и не пожелавшие покинуть палубу и укрыться в трюме.

Как только начался прилив, и проход вновь стал судоходен, адмирал отдал приказ выхода эскадры в море. Это решение вызвало бурю восторга среди моряков. Впервые с момента нападения противника, эскадра выходила в море в полном составе.

Обычно выход броненосцев эскадры из внутренней акватории на внешний рейд занимал несколько часов, но благодаря точным указаниям, полученным от Макарова, портовые буксировщики сумели вывести тяжелые корабли через узкий проход всего за два с половиной часа. Наблюдая за выходом броненосцев в море, Степан Осипович пришел к выводу, что огромные корабли сами могут выходить без помощи буксиров. Для этого требовалась только быстрая сноровка и умение маневра в сложных условиях.

Когда эскадра вышла в море, корабли врага уже отошли от Ляотишаня и скрылись за горизонтом. Воспользовавшись отсутствием врага на море, адмирал решил провести маневры и выдал диспозицию кораблям походного и боевого строя. И тут во всей красе проявило себя долгое отсутствие практики хождения строем у эскадры. Постоянное сидение кораблей в гавани обернулось тем, что во время выполнения маневра возникала угроза их столкновения между собой. Раздраженный адмирал то и дело выражал кораблям своё неудовольствие.

Вернувшись в гавань, Макаров немедленно собрал совещание флагманов и командиров для разборов неудач проведения маневров.

— Теперь уже поздно вести учения и занятия по расписанию как это было в мирное время. Враг не позволит нам это сделать и потому придется исправлять свои ошибки и просчеты на ходу. Иного нам не дано — говорил адмирал нахмуренным морякам.

— Поэтому, каждый командир, каждый офицер должен приложить все усилия для выявления своих недочетов и исправлений. Никто не знает, сколько нам осталось времени для подготовки к решающему моменту месяцы, дни или часы. Ждать этого момента — смерти подобно. Необходимо использовать весь свой запас знаний, опыта и умения. Неустанно работайте с нижними чинами, говоря, что успех возможен, если каждый из них будет работать не только в силу приказа, но ещё и с желанием победить. Если комендору внушить, что один удачный выстрел из его орудия, разрушивший боевую рубку японского броненосца, может решить участь сражения, то ведь эта мысль наполнит все его существование! Он ведь даже во сне будет думать о том, как возьмет на прицел неприятеля! А в этом вся суть дела. Умение желать — это почти достигнуть желаемого.

Столь пылкие слова командующего нашли отклик в сердцах флагманов и командиров, но были и такие, что немедленно известили штаб наместника о смелых речах командующего флотом. Обитатель розового дворца остался, весьма недоволен подобными речами адмирала, но вмешиваться в дела эскадры не стал, лишь сделав по привычке пометку зеленым карандашом в своем кондуите.

Желая предотвратить повторной бомбардировки японцами внутренней гавани, Макаров решил установить на Ляотишане батарею, а так же наблюдательный пункт, с помощью которого стоящие в гавани броненосцы могли бы вести ответный перекидной огонь через горный массив. Все это нашло горячую поддержку со стороны командующего гарнизонной артиллерии генерала Белого.

При поддержке сухопутных частей, в кратчайший срок пушки были установлены на вершине Ляотишана, положив начало сотрудничеству армии и флота, что вновь вызвало недовольство наместника.

Как показали дальнейшие события, действия Макарова были абсолютно правильными и главное своевременные. Утром седьмого марта японские корабли вновь появились на горизонте и, миновав батарею Утеса, направились к Ляотишаню. Не прошло и получаса с момента приближения кораблей противника, как во внутренней гавани вновь стали рваться японские снаряды.

Уточнив при помощи своих шпионов место расположения поврежденных 'Цесаревиче' и 'Ретвизане', японцы стали методично обстреливать русские броненосцы. Их снаряды стали все ближе и ближе падать рядом с бортами кораблей, но так продолжалось не долго. Получив от наблюдателя данные о нахождении неприятеля, русская эскадра открыла ответный огонь. Вслед за ними заговорили орудия батареи Ляотишана и теперь корабли Того оказались в опасном положении. Благодаря своим корректировщикам, русские броненосцы могли вести прицельный огонь, тогда как японцы били исключительно по площадям.

Это и стало решающим фактором в огневом противостоянии двух сторон. Вскоре русские добились двух попаданий во вражеские корабли, причем один успех был записан кораблям эскадры, а другой на счет сухопутной батареи.

Под громкие крики 'Ура!' несущиеся с вершины Ляотишана, японские броненосцы стали покидать свою позицию, но на этом сражение не закончилось. Раздосадованный своей неудачей в перекидной стрельбе, Того решил вымести свой гнев на батарею Электрического Утеса, обрушив на русских артиллеристов всю огневую мощь своих броненосцев.

Никогда с начала боевых действий, батарея не подвергалась столь массированному обстрелу орудий крупного калибра вражеского флота. Весь горный массив буквально гудел от непрерывных разрывов вражеских снарядов, но хорошая маскировка батареи, не позволяла японцам пристреляться. Раз за разом, пять мощных огненных столбов выбрасывали в сторону противника гудящую смерть, оставаясь неуязвимыми для его орудий.

Едва адмиралу доложили об обстреле японцами Утеса, как он приказал кораблям эскадры немедленно выходить в море, благо этому способствовал начавшийся прилив. Первыми на врага устремился отряд крейсеров под командованием самого Макарова. Держа свой флаг на 'Аскольде' он смело вышел в море вместе с 'Дианой', 'Новиком' и 'Баяном' ничуть не смущаясь превосходства противника.

Привыкший к пассивности русской эскадры, Того вначале не придал значения выходу из Артура крейсеров, продолжая вести огонь по батареи Утеса. Каково же было его удивление, когда из узкого прохода между Золотой горой и Тигровым полуостровом, на внешний рейд стали выходить русские броненосцы. Первым двигался флагманский 'Петропавловск', затем, 'Полтава', 'Севастополь', 'Пересвет' и 'Победа'. Подобного действия со стороны русских Того не ожидал. Наступала новая фаза противостояния, к которой он не был готов.

Стремясь упредить Макарова в развертывании его броненосцев на внешнем рейде, японцы прекратили обстрел Утеса и сосредоточили свой огонь на проходе. Любое повреждение русского броненосца в этом узком месте, приводило бы к временной изоляции кораблей эскадры друг от друга.

Замысел японского адмирала был прекрасен и в случаи исполнения сулил японскому флоту большую выгоду, но злой рок неудачи появившейся над ним с момента прибытием в Порт-Артур Макарова, продолжал своё преследование. Пока японские комендоры проводили пристрелку по движущихся по проходу русским кораблям, артиллеристы капитана Жуковского добились двух прямых попаданий в японские броненосцы. Один из снарядов, снёс одну из труб флагманского броненосца 'Микаса', другой угодил в броневой пояс 'Сикисимы'.

К этому времени на внешний рейд вышли 'Петропавловск' с 'Полтавой' и в проходе, находился 'Севастополь'. Не желая более испытывать судьбу и попасть под двойной удар, Того приказал отступить. Японские корабли начали выполнять маневр отхода, но неприятности продолжал преследовать их. Во время исполнения поворота, один из русских снарядов поразил идущий концевым 'Асахи'. В результате этого попадания, пострадали машины правого борта, и броненосец лишился хода.

У русской эскадры возник очень благоприятный момент для добивания раненого врага. К поврежденному кораблю стали немедленно пристреливаться орудия 'Петропавловска' и 'Полтавы'. Им вторили носовые двенадцатидюймовки 'Севастополя', к которому вот-вот должен был присоединиться покидающий проход 'Пересвет', а вслед за ним и 'Победа'. Казалось, что сегодня эскадра наконец-то смоет со своих знамен позор 'двадцать седьмого января', но этот великолепный шанс был упущен из-за нерасторопных действий командира броненосца 'Севастополь' капитана первого ранга Чернышева.

Занимая свое место в строю согласно боевой диспозиции, броненосец неожиданно стал резко сбавлять ход и идущий сзади его 'Пересвет', со всего хода протаранил корму 'Севастополя'. В результате этого столкновения в кораблях возникли пробоины, и в трюмы стала быстро поступать забортная вода.

Корабли застопорили ход и принялись маневрировать, стремясь избежать нового наваливания броненосцев, друг на друга. В один момент, из-за грубой ошибки Чернышева был разрушен весь замысел адмирала и вместо того, чтобы ударить по врагу мощным кулаком огня пяти броненосцев, эскадра могла вести огонь только силами двух кораблей.

В сложившихся условиях, Макаров был вынужден ограничиться лишь продолжением артиллерийской дуэли, в надежде нанести врагу хоть какой-то урон и его усилия были вознаграждены. Один из русских снарядов угодил в корму японскому броненосцу 'Сикисима' прикрывавшего огнем своих пушек отход 'Асахи'. Черный столб дыма, взметнувшийся высоко в небо на вражеском корабле был хорошо виден, но большего им в этот день достичь не удалось.

Яростно огрызаясь залпами из кормовых орудий, эскадра Того с поврежденным 'Асахи' уходила от Артура прочь. Будь у русского адмирала хотя бы четыре броненосца, и исход этого столкновения был бы иным. В этом никто из русских моряков не сомневался.

Этот бой с врагом вызвал на эскадре чувство радости и сожаление. 'Эх, не удалось поквитаться с Того за январь! А ведь такой случай выпал! Хоть одного бы у него броненосца, да запалили бы! Факт!' — горестно сетовали одни. — 'Ничего, братцы, будет ещё случай, и мы им тогда бубенцы-то причешем. Уж Дедушка такого безобразия больше не допустит!' — успокаивали их другие.

Макаров действительно не собирался более упускать шанс нанести ощутимый удар врагу и потому действовал решительно и строго. Не успели корабли вернуться в гавань и встать на якорь, как адмирал объявил о смещении Чернышева с поста командующего 'Севастополем', назначив на его место капитана второго ранга Эссена, командира крейсера 'Новик'.

Эти действия вызвали глухой ропот недовольства среди офицеров, для которых сберегательная стратегия наместника, была гораздо ближе, чем активные действия Макарова. Они очень надеялись, что вице-адмирал будет приструнён наместником, на днях прибывшим из Мукдена. Тем более Алексеев благоволил к снятому Чернышеву, который с подачи наместника и стал командиром 'Севастополя'.

Однако их ожидания не оправдались. Евгений Иванович действительно пытался оспорить приказ Макарова по снятию Чернышева и назначения Эссена на его место. Однако адмирал тут же попросил об отставке и Алексеев был вынужден отступить. Отставка Макарова, посланного на войну по именному распоряжению государя императора из-за провинившегося капитана, не сулила генерал-адъютанту ничего хорошего, при всем его высоком положении при дворе. В кондуит наместника была сделана еще одна запись о новом прегрешении Макарова, и на этом дело закончилось. Генерал-адъютант вновь занял выжидательную тактику, в надежде, что когда-нибудь строптивец оступится и вот тогда высочайший критик, припомнив всё былые прегрешения, наденет на него крепкую узду.

Впрочем, и успехи Макарова были выгодны наместнику. Согласно поступившему в Мукден императорскому указу, Алексеев назначался главнокомандующим всех русских сил на Дальнем Востоке и, следовательно, все труды Степана Осиповича автоматически ложились в копилку славы наместника.

Опытный царедворец и ловкий интриган, Алексеев вел свою партию против простого и не сильно искушенного в теневых играх флотоводца и ученого, мерившего мир на свой аршин. Проглотив обиду за снятие Чернышева, он тут же пообещал Макарову добиться скорейшего издания Адмиралтейством его книги по морской тактике, а также оказать помощь в вопросе о балтийских миноносцах. Теоретик минной войны, Макаров считал миноносцы, главным оружием этой войны, ставя их выше крейсеров и броненосцев.

— 'Они необходимы нам как воздух, как хлеб', — писал вице-адмирал в своих посланиях в морское министерство, прося начать незамедлительную переброску на Дальний Восток нескольких миноносцев, в разобранном виде по железной дороге. Эти требования вызывали у управляющего морским министерством адмирала Авелана горький скепсис и яростное сопротивление 'макаровской' авантюре. Федор Карлович, подобно дальневосточному наместнику лучше других знал, потребности флота и четко разделял возможную реальность повседневной жизни, от несбыточных фантазий популяризаторов и прожектеров.

— Слава богу, что Ледовитый океан покрыт непроходимым льдом. Иначе Макаров потребовал бы перебросить миноносцы на Дальний Восток по северу, при помощи его любимого ледокола 'Ермака', — желчно говорил Авелан своим подчиненным.

Предвидя подобные действия со стороны министерства, Макаров также направил телеграмму с просьбой о переброске миноносцев самому царю и теперь попытался продавить этот вопрос через Алексеева.

— Я полностью на вашей стороны в решении этого вопроса, дорогой Степан Осипович — учтиво говорил наместник моряку — миноносцы нам действительно необходимы, чтобы сокрушить полностью японский флот на море и заставить микадо признать свое поражение.

Так, говорил наместник мало искушенному в интригах Макарову, обещая всяческую поддержку его начинаниям, но содержание его телеграмм идущих в Петербург имело иную окраску. В них он только извещал императора об инициативе присланного в Порт-Артур флотоводца, но ни словом не обмолвился о своей поддержке его идей. Хитрый наместник выбирал для себя роль стороннего наблюдателя, чтобы в случае неудачи, сделать её главным виновником адмирала Макарова.

Тем временем, в стане японцев также шли горячие дебаты о дальнейшем ведении войны. Совершив благополучное десантирование войск в Чемульпо благодаря нерешительным действиям стоявших там 'Варяга' и 'Корейца', японцы заняли Сеул и двинулись на север страны. К средине марта авангард императорской армии вышел на подступы к пограничной реке Ялу, где им дорогу заступили русские войска. Предстояли серьезные бои. Одновременно с переносом военных действий в Маньчжурию, необходимо было приступить к осуществлению главной цели войны, захвату Квантуна и уничтожение русского флота в Порт-Артуре.

Сделав первый удачный шаг по нанесению урону противнику, адмирал Того никак не мог добиться нового успеха в противостоянии с Тихоокеанской эскадрой русских. Появление в Артуре энергичного Макарова, не позволяло японцам боле надеяться на пассивную позицию русского флота при проведении высадки десанта на Квантун. Крайний срок проведения этой операции был назначен японцами на начало мая. К этой дате согласно данным разведки Макаров намеривался ввести в строй все поврежденные корабли, и тогда следовало ожидать самых активных действий на море со стороны русской эскадры.

По приказу адмирала возле вражеской крепости постоянно дежурил отряд легких крейсеров с помощью которых Того намеривался выманить русскую эскадру в море и навязать ей бой имея превосходство в кораблях и артиллерии. Однако Макаров не попался в японский капкан. Ставя себе главной задачей возрождение боеспособностей эскадры, он воздерживался от серьезного сражения с врагом, стремясь в малых стычках научить свои корабли стрелять и двигаться.

В этих условиях, нейтрализацию кораблей противника командующий японским флотом видел в активной минной войне и продолжении атак внутренней гавани Порт-Артура при помощи брандеров. В ночь на четырнадцатое марта под прикрытием миноносцев отряд японских брандеров с экипажем смертников устремились в новую атаку. Теперь их цель была не в уничтожении поврежденных русских броненосцев, а полная закупорка внутреннего прохода в Порт-Артур.

Появление ночью неизвестных пароходов на подступах к внешнему рейду, на этот раз не вызвало сомнения у русских артиллеристов. Едва только луч прожектора осветил вражеские брандеры, как батарея Электрического Утеса и Золотой горы незамедлительно открыли огонь. Вместе с ними загремели выстрелы орудий с канонерских лодок 'Бобр' и 'Гиляк' прикрывавших подходы к внутреннему рейду.

Огромные столбы воды взлетали вверх вокруг маленьких и юрких пароходов, упрямо идущих к своей цели. Правда, не у всех экипажей брандеров хватило смелости и везения при исполнении своего долга перед императором. Несколько пароходов получили повреждение и были вынуждены прекратить атаку. Отвернув от Артура, они были взяты на буксир миноносцами прикрытия.

Всего из восьми брандеров, сквозь заградительный огонь русских батарей прорвались две пары, что было серьезным успехом. Казалось, госпожа фортуна, наконец, повернулась лицом к храбрым японским морякам, но это только казалось. Береговые артиллеристы уже приноровились стрелять по быстро идущим целям, и по мере приближения брандеров к проходу их огонь становился все результативнее и результативнее. Так первая пара брандеров была потоплена русскими канонирами на подходе к Золотой горе.

Второй паре брандеров повезло чуть больше. Они почти добрались до прохода, когда их атаковал миноносец 'Сильный' несший свою вахту. Не обращая внимания на разрывы снарядов своих батарей, он приблизился к одному из брандеров и с близкого расстояния выпустил по нему торпеду. Она угодила точно в цель и расколотый взрывом пароход, моментально затонул.

Последний из японских кораблей добрался точно до того места, где раньше находился поврежденный 'Ретвизан', но огонь канонерок заставил его выброситься на берег. Экипаж брандера попытался спастись на шлюпках, но они были потоплены огнем с канонерок. Когда к месту боя прибыл 'Новик' с адмиралом на борту все было кончено. На темной воде плавали обломки шлюпок и мертвые тела смертников.

После завершения боевых действий Макаров прибыл к месту боя и принялся осматривать севший на мель брандер. Полное отсутствие на нем горючих материалов, сразу прояснило цель атаки.

— Да, не пожалей японцы ещё двух-трех пароходов и наша эскадра была бы надолго заперта на внутреннем рейде — подытожил адмирал оценивая результаты боя — молодцы наши моряки и артиллеристы, что сумели остановить врага. Дай Бог, в добрый час!

Зная как важно поощрение личного состава в боевых условиях, Макаров тут же произвел награждение георгиевскими крестами и медалями матросов и береговых артиллеристов, отличившихся в бою. Кроме этого, известие об удачном отражении вражеской атаки было направлено в Петербург императору, где оно немедленно стало достоянием столичных газет. Все они вышли с огромными заголовками на первых страницах и вызвали большой ажиотаж среди населения. Наконец-то была одержанная маленькая, но столь нужная победа в борьбе с врагом.

На рассвете четырнадцатого марта на горизонте появился японский флот, адмирал Того лично хотел увидеть результаты ночной атаки. Первыми шли 'сторожевые собачки' легкие крейсера, которые слишком близко приблизились к крепости. По ним сразу ударили береговые батареи, а вслед за ними из гавани появились русские корабли под флагом Макарова.

Быстро и неторопливо выстроили они боевым порядком от горы Белого Волка к Крестовой горе, как бы приглашая неприятеля к бою, но сражение не входило в планы японцев. Увидев, что проход на внешний рейд свободен, Того отошел, не предприняв попытки нового обстрела Артура перекидным огнем.

Разгадав планы противника, адмирал Макаров решил незамедлительно предпринять контрмеры против японских брандеров. С этой целью в качестве подводной помехи на подступах к проходу были затоплены два парохода. Теперь для того, чтобы попасть в створ прохода, кораблям нужно было поочередно отклоняться влево и вправо. Подобный маневр ночью, в лучах прожекторов, под огнем береговых батарей и охранных судов был очень затруднителен.

Стремясь максимально усилить оборону прохода, Макаров приказал затопить прорвавшийся брандер и создать из него надводный бруствер, за которым мог расположиться пришвартованный корабль. Другой такой бруствер, был установлен на подступах к проходу из затопленных кораблей, вблизи которого стал швартоваться дежурный крейсер.

Двадцать восьмого марта установилась хорошая погода и, зная, как бывает, капризна и непредсказуема природа весной, адмирал решил вывести всю эскадру в море на маневры. Получив рапорт от дозорных, что неприятель начал выставлять мины на подступах к крепости, Макаров приказал протралить внешний рейд и только потом разрешил движение.

Горизонт был полностью чист и ничто, не мешало адмиралу начать учение. В походном порядке, проводя различные эволюции, корабли двинулись в направлении порта Дальнего. Крейсера прикрывали походный строй со стороны моря, но ничто не тревожило русские корабли в этот день. Дойдя до Талиенвана, эскадра развернулась к югу и возвратилась в Порт-Артур.

Сразу после этого выхода погода испортилась, небо затянули серые тучи, из которых время от времени шел мелкий нудный дождь. Подобная погода могла продержаться неопределенно долгое время, что никаким образом не могло быть препятствием для выхода русских кораблей в море.

Долгое отсутствие японской эскадры наводило на мысль о том, что противник что-то замышляет, и потому Макаров решил отправить на разведку отряд миноносцев под командованием капитана 2 ранга Бубнова. Задача, поставленная перед моряками, была предельно простой, провести обследование группу островов Эллиот и вернуться домой. На тот случай если миноносцы не успеют вернуться до рассвета, им на помощь будет отправлен крейсер 'Аскольд' или 'Баян'. Подобный выбор Макаровым был сделан потому, что японцев не было четырех или пятитрубного крейсера, какими были 'Баян' и 'Аскольд'.

— Очень может быть, что острова Эллиот являются местом временной стоянки кораблей японского флота. Поэтому вам нужно быть предельно внимательными и осторожными — напутствовал Бубнова адмирал перед выходом.

Сразу после ухода миноносцев погода окончательно испортилась. Из черных туч вперемешку повалил мелкий дождь с изморосью, основательно затрудняя обзор береговым наблюдателем за морем, в котором время от времени мелькали, чьи то тени.

— Толи наши миноносцы растерялись в ночи и не могут войти в Артур, толи японцы мины бросают, поди, разбери — ворчал старший офицер 'Дианы' Владимир Семенов.

— Прикажите открыть огонь, ваше благородие? — спросил его комендор.

— Нет, скорей всего это наши, не умеют еще ходить ночью — с горечью произнес лейтенант, вглядываясь в серую сетку водной пелены. — Надо на всякий случай записать точные координаты и утром известить адмирала о необходимости траления этого места.

Ночь прошла спокойно, а утром на востоке показался ряд дымков — это возвращались посланные на разведку миноносцы. Они удачно выполнили задание адмирала, но экспедиция их была безуспешной. На рейдах островов Элиота никого не было.

К сожалению, отправленные в разведку миноносцы вернулись не в полном составе. Как и опасался старший офицер 'Дианы' не имевшие опыта хождения ночью корабли растерялись и среди прибывших домой кораблей, не хватало миноносца 'Страшного'.

Выразив свое неудовольствие Бубнову в связи с потерей миноносца, Макаров решил направить на его поиски крейсер 'Баян', как наблюдатели с Золотой горы доложили, что к юго-востоку от Артура идет ожесточенный бой. То был 'Страшный' сражавшийся в окружении японцев.

Заблудившийся в темноте капитан 2 ранга Юрасовский, встретил отряд японских миноносцев и, приняв их по ошибке за свои корабли, пристроился к ним в кильватер. Начавшийся рассвет внес ясность в положение 'Страшного', который оказался один против четырех вражеских миноносцев. Юрасовский храбро бросился в атаку на японцев, выпустив мину по ближайшему кораблю врага. Не ожидавший подвоха миноносец 'Акацуки' не успел уклониться от мчавшейся на него смерти, раздался оглушительный взрыв и переломленный пополам японский корабль затонул.

Ободренный успехом Юрасовский бросил свой миноносец в прорыв, в надежде оторваться от врагов, но на этом его везенье закончилось. Японцы быстро оправились от шока и, оставив один миноносец для спасения своих товарищей, бросились в погоню за Юрасовским. Капитан выжимал из своих машин все, что было возможно, но японские миноносцы были быстрее. Построенные по иному проекту, чем 'Страшный' они быстро догнали русский корабль и открыли по нему огонь. Завязалась ожесточенная перестрелка, в результате которой один из японских снарядов попал в минный аппарат 'Страшного'. Прогремел оглушительный взрыв и получив большую пробоину, миноносец стал быстро тонуть, оседая на нос. Не прошло и нескольких минут, как корабль погрузился в пучину моря, оставив после себя на его поверхности множество обломков, за которые цеплялись уцелевшие люди.

Летевший на всех парах на выручку 'Страшному' 'Баян' отогнал своим огнём вражеские миноносцы, кружившие вокруг места гибели русского корабля, и принялся спасать державшихся на воде людей. Поддерживаемые спасательными поясами, цепляясь за всплывшие деревянные обломки миноносца, моряки радостно приветствовали своего спасителя.

Пока команда 'Баяна' вылавливала из воды своих товарищей, из-за дымки показались четыре японских крейсера. Это были 'сторожевые собачки', всегда идущие в авангарде эскадры дежурившей у берегов Квантуна.

Идя на всех парах, они немедленно открыли огонь по стоявшему на одном месте 'Баяну'. Положение для крейсера стало очень опасным. Вражеские снаряды все ближе и ближе ложились к его бортам, грозя в любое мгновение поразить корабль. Однако, презрев опасность, 'Баян' продолжил спасательные работы, прикрыв своим высоким бортом от вражеского огня спущенную на воду шлюпку. Уже были подняты из воды и спасены от верной смерти пять человек, когда к противнику подошло новое подкрепление. Это были броненосных крейсера 'Асама' и 'Токива' под флагом адмирала Девы, в сопровождении берегового броненосца 'Чен-Иен'.

Противостоять столь сильному соединению противника 'Баян' не мог и был вынужден покинуть место гибели 'Страшного'. Однако на помощь крейсеру уже спешили 'Аскольд', 'Диана' и 'Новик', вместе с 'Петропавловском' и 'Полтавой'. Имея более мощные машины, флагман догнал 'Диану' и поравнялся с нею. Стоявший на мостике Макаров перешел на левый борт и, обращаясь к столпившейся на палубе крейсера команде, громко крикнул, чеканя каждый слог: — Здорово молодцы!

— Здравия желаем Ваше превосходительство! — громко и радостно отвечали застывшие по стойке смирно моряки.

— Дай Бог! В добрый час!

— Ура! — мощно загремела команда крейсера и стоявший у поручня адмирал, радостно улыбаясь, помахал в ответ фуражкой. Это простое движение флотоводца вызвало новую бурю радости у матросов. Наседая, друг другу на плечи, они махали бескозырками своему любимому адмиралу и вместе с ними, не стесняясь охвативших их чувств, махали своими фуражками офицеры.

Приближаясь к флагману, при помощи семафора 'Баян' доложил адмиралу, что в горячке неравного боя, возможно, не успел подобрать всех. Может быть, кто-то ещё находится на месте гибели миноносца. Услышав это, Макаров приказал: 'Быть в строе кильватера. 'Баяну' идти головным и вести эскадру к месту. Всем смотреть за плавающими обломками'.

При подходе к месту гибели миноносца, эскадра Макарова столкнулась с японцами, но теперь превосходство было на стороне русских. Завязалась перестрелка на дальних дистанциях. Могучим смертоносным молотом били двенадцатидюймовые орудия броненосцев, разрывая серую гладь моря вблизи вражеских кораблей. С грохотом вздымались вверх столбы темной воды, засыпая палубы японских крейсеров осколками снарядов, вселяя страх в души моряков противника.

Не выдержав столь серьезного испытания, адмирал Дева поспешил отойти из зоны поражения огня русских калибров. Подойдя к месту гибели 'Страшного' и никого не обнаружив на воде, адмирал решил продолжить преследование бегущего противника.

— Прикажите сосредоточить весь огонь на 'Чен-Иен' — приказал Макаров контр-адмиралу Моласу, наблюдая в бинокль за врагом — попробуем посчитаться с врагом за 'Страшный'. Крейсера, конечно, удерут, а вот броненосец мы сможем пощипать.

Всё произошло, как и предполагал адмирал. Русская эскадра постепенно нагнала японцев, сосредоточив весь огонь на старом броненосце. Не прошло много времени как на идущем концевым 'Чен-Иен' вспыхнул сильный пожар.

— Не уйдешь! Хоть одного да потопим! — радостно сказал командир 'Петропавловска' Яковлев, азартно следя с капитанского мостика за боем, но словно в ответ ему раздался тревожный крик сигнальщика, извещающего о появлении главных сил противника. Из туманной дымки горизонта стали появляться многочисленные японские корабли.

— 'Микаса', 'Асахи', 'Сикисима', 'Фудзи', 'Ясима' и 'Хацусе' — перечислял Яковлев название кораблей противника, чётко определяя их, наблюдая в бинокль на темной поверхности моря.

— Добавьте сюда 'Касаги' и 'Иосино' — вторил ему Макаров, идентифицируя силуэты двух бронепалубных крейсеров идущих концевыми — это ловушка. Подставив под убой старого 'Чен-Иен', Того пытается навязать нам неравный бой.

— Передайте приказ отхода и известите береговые батареи, быть готовыми к открытию огня. Пока нам рано меряться силами с японцами — произнес адмирал, оценивая положение сил. Несмотря на присоединившиеся к эскадре броненосцы 'Победа' и 'Пересвет', перевес был на стороне противника.

Приказ адмирала был исполнен и, совершив маневр перестроения, корабли легли на обратный курс. Началось состязание двух эскадр, каждая из которых решала свои задачи. Того, имея преимущество хода и идя параллельным курсом, намеривался обогнать русских и навязать им бой в открытом море, на выгодных для себя условиях.

Замысел японского адмирала с выдвижной засадой был великолепен и имел все шансы на успех, но против Макарова он не сработал. Будь перед Того эскадра адмирала Старка, он бы смог реализовать свой план, однако на этот раз ему противостояла иная сила. За два неполных месяца командования, русский флотоводец сумел преобразить артурскую эскадру, выгнав из неё дух 'плавучей казармы'. Не потеряв при перестроении ни одной лишней минуты, русские корабли уходили из клещей противника.

Тогда, Того решил сосредоточить огонь своих главных калибров на идущем головным 'Петропавловске', видя в этом единственный шанс, задержать русскую эскадру. Вражеские снаряды очень кучно ложились вблизи бортов броненосца, щедро засыпая его палубу множеством осколков, рвущихся от удара об воду в отличие от русских бомб.

По настоянию командира, Макаров перешел в боевую рубку, и едва за адмиралом только закрылась броневая дверь, как корпус судна угодил вражеский снаряд. Кто-то закричал истошным голосом и в рубку влетел великий князь Кирилл Владимирович, который вместе со своим братом Борисом приехал в Артур с изволения государя императора пострелять 'макак' и развлечься в местных кабаках.

— Чуть не убило, чуть не убило — громко запричитал он, обращаясь к находившимся в рубке морякам — чуть ниже и осколок бы снёс мне голову!

Кирилл уже сто раз пожалел, что не покинул корабль перед его выходом в море, как прозорливо сделал это его брат Борис.

— Война, ваше высочество — философски произнес Макаров, для которого присутствие в Артуре царского отпрыска было головной болью. Великий князь беспробудно пил, вовлекая в свои кутежи офицеров кораблей, явка которых на княжеские банкеты была обязательной. Макаров как мог, боролся с этим явлением разваливающее дисциплину на флоте, но Кирилл вел себя крайне вызывающе, всячески подчеркивая своё высокое происхождение.

— Да война, черт бы побрал этих макак — огрызнулся великий князь, которого продолжала колотить дрожь от испуга, явственно осознавая какой опасности он подвергся всего минуту назад.

Макаров ничего не ответил, но в душе адмирал был очень рад тому, что царственный разгильдяй хоть немного прочувствует на своей шкуре тягости войны, которая для него ограничивалась лишь кабаками и кутежами. Степан Осипович очень надеялся что, попав под японский обстрел, великий князь покинет Артур и вернётся в спокойный тыловой Мукден.

— Подходим к Артуру! Теперь наши артиллеристы с Утеса отгонят японцев — радостно доложил адмиралу командир 'Петропавловска' капитан первого ранга Яковлев. Словно подтверждая правоту его слов, батарея капитана Жуковского дала по врагу залп из своих десятидюймовых орудий. Снаряды кучно легли возле головного броненосца 'Ясима', что вызвало нервозность японцев. Обнаружив, что он оказался в зоне досягаемости береговых батарей, противник стал немедленно отворачивать, и стрельба по русской эскадре прекратилась.

С 'Петропавловска' был подан сигнал: 'Идти в гавань!' и постепенно сбавляя ход, броненосец стал приближаться к проходу. На корабле пробили отбой, и матросы высыпали на палубу, с интересом разглядывая уходящую японскую эскадру.

— Молодцы утесовцы, научили японцев себя бояться. Того с первого залпа дал деру — произнес адмирал, любовно оглядывая скальную махину, освещенную ярким солнцем из-за облаков.

— Обязательно объявлю им благодарность. Запишите это — приказал он своему флаг-офицеру.

— Балуете вы сухопутных крыс господин вице-адмирал — неодобрительно произнес князь, уже отошедший от страха и находясь в безопасности чувствовавший себя героем.

— Позвольте мне как командующему флотом самому решать вопросы взаимодействия с крепостью, ваше императорское высочество — сухо проговорил Макаров, но в этот момент раздался оглушительный грохот, и из-под правого борта 'Петропавловска' вырвался стол огня, воды вперемешку с черным дымом. Огромную махину броненосца с силой подбросило сначала вверх, затем рвануло вниз, и на палубу обрушились бурные потоки воды.

— Остановить движение! Спустить шлюпки! — прокричал адмирал, с трудом устояв на ногах, но его приказ не успели выполнить, броненосец налетел на новую мину. Под носом несчастного 'Петропавловска' прогремел новый взрыв, вслед за которым моментально громыхнуло внутри корабля. Как показало следствие, от сильного удара сдетонировала мина, находившаяся в носовом минном аппарате. От двойного взрыва в трюме 'Петропавловска' образовалась большая пробоина, которая и стала причиной гибели броненосца. Получив смертельный удар, корабль стал неотвратимо погружаться в море, имея крен на нос и правый борт.

В одно мгновение тонущий флагман охватила паника и, позабыв обо всем, матросы вперемешку с офицерами кинулись к левому борту. С треском открывались палубные люки, двери артиллерийских башен, откуда на палубу броненосца хлынули ищущие спасения люди. Благодаря своей конструкции 'Петропавловск' смог избежать быстрого опрокидывания, чем спас жизни многих моряков, но сам был обречен.

Поняв, что броненосец уже не спасти, Макаров решительным движением скинул теплое пальто и по быстро наклоняющейся палубе, добрался до левого борта. Ухватившись за поручни, он оглянулся и увидел как стоя на четвереньках, за ним полз великий князь Кирилл, подвывая от страха дурным голосом. Адмирал хотел крикнуть ему, но в это время внутри корабля взорвались котлы и сильный удар, сбросил Макарова за борт вместе со многими другими членами экипажа 'Петропавловска'. Последнее, что он увидел перед свом падением это то, как густые клубы горячего пара окутали накренившуюся палубу вместе с находившимися на ней людьми.

Многое в нашей жизни зависит от случая, не стал исключением и 'Петропавловск'. От быстрой гибели броненосец спасло одно маленькое, но очень существенное обстоятельство. Накануне он должен был принять партию мин, но из-за плохой работы капитана порта контр-адмирала Греве, мины не были своевременно доставлены на борт корабля. Окажись они в трюме 'Петропавловска' когда он наскочил на мину, то произошла бы детонация боевых зарядов. Корабль разломило бы пополам, и он затонул за считанные секунды. Однако по счастливой случайности этого не произошло, и многие моряки были спасены.

Видя бедственное положение флагмана, к нему со всех сторон устремились миноносцы, стремясь спасти тонущих людей. Вместе с ними, к гибнущему 'Петропавловску' двинулась идущая вслед за ним в кильватере 'Победа'. Но едва только броненосец приблизился к тонущему флагману, как сам налетел на японскую мину.

Раздался оглушительный взрыв и у броненосца сразу образовался крен на правый борт. Получив пробоину в районе носовых угольных ям 'Победа' разом приняла пятьсот тон воды, что сильно повлияло на её остойчивость. Среди экипажа началась паника. Моряки по приказу командира, бросились спускать шлюпки, но вскоре выяснилось, что крен не нарастает и корабль, сможет самостоятельно продолжить движение.

Вид тонущего 'Петропавловска' с адмиралом Макаровым на борту, подрыв 'Победы' все это крайне негативно повлияло на психику экипажей кораблей. Всего несколько минут назад все было хорошо. Эскадра подходила к Артуру с чувством гордости за то, что им удалось поквитаться с японцами за гибель 'Страшного' и тут взрывы в корне переменившие положение вещей.

От столь ужасных и скоротечных перемен среди русских моряков возникла паника. Походный строй эскадры сломался, и корабли сбились в кучу, застопорив машины. Всем вдруг стало казаться, что броненосцы напали японские подводные лодки, сумевшие незаметно подойти к эскадре и нанести коварный удар. Сотни людских глаз лихорадочно шарили по темной морской поверхности, ища в ней силуэты подводных лодок, подкрадывающихся к новой жертве. Смотрели и 'видели' вражеские перископы среди плавающих на море обломков.

У кого из комендоров кораблей первым сдали нервы так, и осталось тайной, да и это не столь важно. В столь сложной и накаленной до предела атмосфере, взрыв человеческих страстей был неминуем и он произошел. Неожиданно загремели выстрелы и вокруг стоявших в беспорядке судов стали вздыматься столбы брызг от разорвавшихся снарядов.

— Конец пришел!! Подводные лодки! Всем пропадать! Спасайтесь! — неслось с палуб кораблей, с остервенением ведущих огонь по несуществующей угрозе. В одно мгновение могучий боевой организм эскадры прекратил свое существование, вновь превратившись в неуправляемые 'плавучие казармы', охваченные звериным страхом вперемешку с жаждой мести.

Появись в этот момент у Порт-Артура японский флот, и с Тихоокеанской эскадрой было бы покончено. Охваченная паникой, она не смогла бы достойно противостоять натиску врага. Паника, захлестнувшая экипажи кораблей, грозила причинить эскадре большой урон, но положение спас контр-адмирал Ухтомский. Видя, что 'Петропавловск' затонул и, скорее всего вице-адмирал Макаров погиб, он принял решение вступить в командование эскадрой.

На 'Пересвете' был поднят сигнал: 'Прекратить стрельбу. Оказать помощь! Крейсерам и миноносцам идти в гавань!', что несколько охладило разбушевавшиеся страсти.

Прочитав приказ Ухтомского, офицеры кораблей бросились к комендорам, спеша довести до них распоряжение адмирала, но это было довольно трудно сделать. Некоторым артиллеристам было достаточно одного звука горна требующего прекращения огня. Другим пришлось по несколько раз повторить приказ командующего эскадры, к третьим пришлось применить силу, чтобы оттащить от орудия. Все зависело от того, насколько высока была дисциплина команды корабля.

Как только стрельба утихла, к месту гибели броненосца стали подходить корабли. Одна за другой с их бортов стали спускаться на море шлюпки, а с палубы посыпались в воду спасательные жилеты, буи и страховочные концы. Началось спасение барахтавшихся из последних сил людей.

Вслед за моряками на помощь экипажу 'Петропавловска' пришли и артиллеристы береговых батарей. Воспользовавшись отсутствием на горизонте кораблей противника, они оставили свои пушки, и гурьбой устремились к спрятанным в расселении скал лодкам. Будучи стесненные в вопросах питания, в свободное от войны время артиллеристы занимались ловлей рыбы.

Тысячи глаз с тревогой наблюдали за снующими по морю шлюпками и каждого из смотревших людей, волновал только один вопрос, жив ли адмирал Макаров.

— Черт с ним с кораблем, лишь бы был жив Степан Осипович — шептали как заклятье напуганные моряки. — Как же мы без головы будем?! Пропадет эскадра! Как пить дать пропадет!

В бинокли и подзорные трубы было хорошо видно, как из воды одного за другим вынимали одетых в черные бушлаты моряков, но сигнал о спасении адмирала Макарова не поступал. Черные думы с каждой минутой все сильнее и сильнее охватывали сердца моряков эскадры и гарнизонов береговых батарей. Все с нетерпением вглядывались на мачты занятых спасением кораблей, но долгожданное известие так и не поступало.

— Куда там было спастись адмиралу в такой давке. Тут не каждый молодой сумеет выплыть, а уж ему старику и подавно — ползали в сознании людей горькие мысли и с каждой минутой они становились все сильнее и сильнее.

Волна горя и отчаяния стремительно охватывала сознания людей, принуждая поверить их в жесткую непреложность бытия. Вскоре в гавань Артура направился один из спасательных кораблей, но на его мачте не было никаких сигналов о присутствии на нем адмирала. За ним направились полные спасенными моряками лодки артиллеристов, но и среди них наблюдатели не могли разглядеть статной фигуры адмирала. Никто не подавал радостного известия, и с каждой минутой становилось ясно, что великий флотоводец погиб.

— Не может быть, не может быть — в отчаянии шептали тысячи губ, не желая смириться с трагической вестью, а в сердце открывалась предательская пустота перед бессилием от свершившегося факта.

И вдруг могучий звук с рокотом пронесся по просторам моря. Присоединившийся к ведущим спасение кораблям крейсер 'Новик' стал стремительно покидать место гибели 'Петропавловска', а на его мачте появился адмиральский флаг. Словно выпущенная из лука стрела мчался крейсер в гавань Артура, рассекая стальным носом тугую волну, а вслед за ним несся протяжный радостный крик, с каждой секундой набиравший и набиравший силу.

Перемешавшись между собой, нещадно давя друг друга, матросы и офицеры кораблей эскадры столпившись у корабельных поручней, желали своими собственными глазами увидеть мачту крейсера с адмиральским флагом. Этот небольшой четырехугольный вымпел, возвращал моряков к жизни, говоря им о присутствии на борту крейсера 'Новика' адмирала Макарова.

— А-а-а!!! — звучно неслось по волнам от одного корабля к другому. — А-а-а!!! — отвечали батареи Утеса и Золотой горы. — А-а-а!!! — вторил им укрепления Тигрового полуострова и Крестовой горы. Все радовались свершившемуся на их глазах небывалому чуду.

— Жив!! Жив Борода!! Слава Богу! Есть ещё правда на этом свете! Не отступился Господь от нас! Значит, ещё повоюем! — неслись торжествующие крики из груди моряков и солдат в едином порыве вздохнувших с облегчением при виде макаровского вымпела.

Многие из них плакали ничуть, не стесняясь своих слез, другие истово крестились, и всех людей охватила единая радость от спасения человека, которого они успели полюбить всей душой за столь короткий промежуток времени.

Но не только морякам 'Новика' удалось в этот день отличиться спасением важных персон. Среди тех, кого вытащили из воды береговые артиллеристы, был сам великий князь Кирилл Владимирович. Сильно обожженный горячим паром из взорвавшихся корабельных котлов, он был осторожно вынесен из лодки на берег и передан ротному фельдшеру с батареи.

Князь был без сознания, и это дало возможность эскулапу быстро перевязать его обожженную спину, руки и ноги ватой и бинтами. Медленно и осторожно, упаковывал фельдшер своего высокого пациента в бело-розовый кокон марли, из которого вскоре торчала только одна голова обтянутая пергаментной кожей с большими залысинами.

— Ну, как? — спросил капитан Жуковский хлопотавшего над обожженным князем фельдшера, и тот с сомнением покачал головой.

— Отвоевался родимый. Даже если и выживет, вряд ли на человека походить будет — с сочувствием ответил эскулап, заканчивая бинтовать великого князя.

Вколов на прощание августейшему больному кубик морфия, он занялся оказанием помощи пожилому человеку с роскошной бородкой, в котором Жуковский с большим трудом узнал знаменитого баталиста Верещагина. У художника было осколочные ранения левого плеча и спины. Бледный от потери крови и болевого шока, он только кряхтел и трясся мелкой дрожью, пока фельдшер с помощью металлического зонда определял, как глубоко засели в ране осколки. Закончив свой осмотр, медик заявил, что раненому Верещагину требовалось немедленное удаление осколков в условиях лазарета.

— Само ранение не опасное, но если вовремя не произвести хирургическую обработку ран, возможны осложнения — вынес свой вердикт фельдшер.

— Немедленно доставить великого князя и господина Верещагина на батарею, а затем отправить на линейке в госпиталь — молвил Жуковский, и солдаты бросились выполнять приказ своего командира. Обе высокопоставленные особы вскоре были доставлены в госпиталь, тогда как все остальные спасенные моряки, добирались либо до него самостоятельно, либо их несли на носилках.

Только к исходу дня, удалось подсчитать потери русской эскадры. Вместе с 'Петропавловском' погиб начальник штаба флота контр-адмирал Молас и начальник военного отдела штаба флота профессор академии Генштаба полковник Агапеев. Недосчитались флагманского минного офицера капитана 2 ранга Шульца, только что прибывший в Порт-Артур, командира броненосца капитан первого ранга Яковлева, а также 11 офицеров и 172 матроса. Из воды было поднято много раненых и обожженных, но жизни этих людей ничто не угрожало.

Сам Макаров, при падении с борта корабля от удара о воду потерял сознание, начал тонуть, но был спасен мичманом Азаровым. Отважный моряк подплыл к оглушенному командующему и приподнял его голову над водой. Поддерживая контуженого адмирала за спину, он сумел подплыть к спасательному кругу упавшего с борта тонущего броненосца. Так, держа одной рукой адмирала, а другой за круг, он смог продержаться на плаву до подхода помощи с борта 'Новика'.

Отнесенные волнами в сторону от места гибели 'Петропавловска' они были случайно замечены с борта крейсера благодаря белому кругу. Подплывшие на шлюпке матросы, с большим трудом смогли разжать сведенные судорогой посиневшие пальцы мичмана, до последнего момента цепко сжимавшие ворот адмиральского кителя.

Все время нахождения в воде, адмирал не подавал активных признаков жизни, лишь изредка открывал глаза, но тут же закрывал их снова. Уже на борту крейсера после оказания первой врачебной помощи, Макаров пришел в себя, чем вызвал огромную радость у всего экипажа корабля. Громкое 'Ура!' разнеслось по 'Новику', и радостный сигнальщик бросился поднимать адмиральский флаг, стремясь как можно быстрей сообщить эскадре известие о спасении адмирала.

Бледный, слабый, страдающий от сильной головной боли, он все же нашел в себе силы спросить командира крейсера о положении дел эскадры, чем вызвал еще большее уважение среди стоявших возле него моряков.

— Передайте приказ. Эскадре следовать в порт, только после прохождения фарватера минными тральщиками, до этого, стоять на месте. Хватит с нас одного 'Петропавловска' — произнёс адмирал, и его приказ был, незамедлительно выполнен. Только после полного траления подступов к Артуру, корабли стали заходить в порт, пока стояла большая вода.

Благодаря полученным от тренировок и учений навыкам, крейсера и броненосцы смогли быстро пройти узкий проход до наступления отлива. Одна за другой темные массивные махины кораблей становились на свои привычные места швартовки на внутреннем рейде, и только бочка флагманского броненосца сиротливо пустовала между ними.

Гибель 'Петропавловска' и подрыв 'Победы' ещё больше ослабляли силы Тихоокеанской эскадры в противостоянии с врагом. Вспыхнувшая надежда с приездом Макарова о скором реванше с неприятелем мгновенно погасла и теперь даже самые отъявленные оптимисты, опасались что-либо говорить по этому поводу в слух.

Однако в этот злополучный и горестный день для всего Артура, на кораблях эскадры не было уныния и скорби. Твердая уверенность в том, что 'Дед' обязательно что-то придумает и изменит положение дел к лучшему, грела сердца моряков и, вселяя в их душу уверенность в окончательной победе над врагом на море.

— Жалко конечно, что 'Петропавловск' погиб, но зато остался жив Макаров! — восклицали матросы, обсуждая на палубах своих кораблей трагические события последнего дня марта.

— Да пусть бы еще один броненосец погиб, пусть даже парочка крейсеров в придачу, не жалко! Самое главное 'Борода' остался жив! Ведь пока жив Макаров, значит, будет жива и эскадра! — уверенно заявляли друг другу офицеры, и с ними было трудно не согласиться. Адмирал был жив и значит, борьба ещё только начиналась.

Глава II. 'Беречь и не рисковать'.

Радость и успех всегда идут бок о бок вместе с горестью и печалью. Это жизненная аксиома, о которой знают все от мала до велика. И если к вам на пару минут заскочила первая парочка, то вполне вероятно, что за ними появится и другие гости и, как правило, с более продолжительным визитом.

Так было всегда и везде, и Порт-Артур не стал исключением. Ещё не успела утихнуть радость от спасения адмирала и части команды броненосца, ещё не высохли слезы от понесенных утрат, как уже на следующий день из штаба наместника в адрес Макарова широкой рекой полились обвинения в неправильном руководстве эскадрой. Воспользовавшись, выпавшим случаем, Евгений Иванович спешил свести счеты с неуживчивым для себя флотоводцем.

Выказывая вселенскую скорбь по поводу гибели 'Петропавловска', генерал-адъютант гневно корил Макарова за отказ от предложенной им тактики сохранения кораблей эскадры и проявления ненужной смелости ради обретения дешевой популярности.

'Не будь адмирал столь высокомерен и нетерпим к чужому мнению, гибель 'Петропавловска', подрыв 'Победы' и потерю двух миноносцев можно было бы избежать' — под таким лозунгом журчал черный ручей хулы, вырываясь наружу из настежь распахнутых дверей розового дворца наместника.

Столь открыто критикуя действия вольнодумного адмирала, наместник нисколько не боялся быть обвиненным в предвзятости и необъективности. Эскадра действительно потеряла один из лучших броненосцев, на неизвестное время лишилась другого, а прикованный к больничной койке адмирал, ничего не мог сказать в свою защиту.

Стоит ли говорить, что среди офицеров эскадры нашлись люди, кто сейчас же согласился с мнением 'непогрешимого' властителя Дальнего Востока и с усердием включились в кампанию по дискредитации своего командующего.

— Вот они результаты безумной смелости Макарова. Из пяти принятых им у адмирала Старка броненосцев в строю на сегодняшний день осталось только два корабля — говорили Алексеевские клевреты, без зазрения совести вычеркивая из числа пригодных к бою броненосцев корабль Эссена. Несмотря на полученное повреждение, 'Севастополь' по-прежнему оставался в строю и в случаи крайней необходимости мог выйти в море для отражения нападения врага.

— Надо различать храбрость и браваду! — фарисействовали штабные правдолюбцы. — Часто истинное мужество заключается в том, чтобы мудро уклониться от опасности, а не лезть на нее на рожон для поднятия своего авторитета. В государственных делах нужен и государственный ум и широкий взгляд, позволяющий отделить зерна от плевел! Наместник совершил непростительную ошибку в том, что уступил первенство на флоте какому-то 'Деду', пусть даже присланному из Петербурга. Нельзя было этого делать! Ведь как не ему, человеку, проведшему столько лет в Артуре знать истинное положение дел в эскадре. Ох, сколько же ему теперь придется всего исправлять. Но только на него теперь вся надежда! Только на него! Ведь не даром сам Куропаткин после инспекции дел в Артуре провозглашал тост: 'За здешних мест гения — Алексеева Евгения!' — беззастенчиво раскуривали фимиам в адрес наместника его 'всепреданнейшие' сторонники, нисколько не стыдясь своих речей. Более того, они произносились довольно громко, чтобы их слова были услышаны и были доложены, куда следует.

Да и чего им было стесняться, ведь весь штаб наместника точно знал — дни пребывания Макарова на посту командующего эскадры сочтены. От серьезных объяснений за его неудачи, адмирала спасала болезнь, но как только кризис минует и больному станет легче, Алексеев намеривался отправить 'Бороду' в столицу, 'на долечивание'.

Одновременно с грязными наветами, стремясь окончательно списать Макарова в отставку, правдолюбцы активно навязывали на кораблях и в штабах обсуждение вопроса, кого пришлют в Артур вместо 'адмирала теоретика'. Весь разговор вертелся вокруг трех кандидатур; адмирала Рожественского, Чухнина или Дубасова. Появление одного из них в Порт-Артуре преподносилось как решенное дело, и особо горячие головы даже называли примерные сроки прибытия в Артур нового командующего эскадрой.

Однако до полного триумфа царственному отпрыску и властителю Дальнего Востока над Макаровым все же было далеко. Его 'трезвые мысли' относительно деятельности Макарова на посту командующего эскадрой разделяли лишь преданное наместнику штабное окружение, генеральская верхушка крепости во главе с генералом Стесселем, да те моряки, коим 'сберегательная' стратеги была близка по душе. Все остальные дружно выражали печаль по поводу гибели броненосца, но относили это к тем горестным издержкам, без которых войны не бывает.

— Рано списываете со счетов 'Деда', господа — убежденно говорили 'всепреданнейшим' подпевалам сторонники адмирала. — Вот увидите, Макаров быстро поправиться и обязательно вернется к командованию эскадрой. Ни на какое 'долечивание' в Петербург он не поедет, не такой он человек!

Узнав о подобных высказываниях, генерал-адъютант сильно разгневался и приказал тайно составить проскрипционные списки наиболее рьяных сторонников адмирала. Отправив Макарова в столицу на лечение, он намеривался обязательно разделаться с этими 'нигилистами', ради сохранения 'здорового духа на кораблях'.

Таким виделось Евгению Ивановичу его ближайшее будущее из окон розового дворца, но совершенно по иному артурские события оценивала вся Россия. Благополучное спасение адмирала Макарова из морских вод, породило огромный поток телеграмм, хлынувший в Порт-Артур со всех концов России, уже на следующий день после объявления о гибели 'Петропавловска'. Все как один, адресаты поздравляли Макарова с чудесным избавлением от смерти и желали ему скорейшего возвращения в строй для борьбы с коварным врагом.

Кроме потока телеграмм, по всей стране начались стихийные молебны во здравие больного адмирала. Это действие в одно мгновение, возвело Степана Осиповича в ранг героя мученика, пролившего свою кровь на поле брани во славу русского оружия, царя и Отечества. Столь массовая и пламенная любовь народа к Макарову, делала его недосягаемым для наместника, несмотря на его высокое положение при дворе.

Изрыгая гнев и проклятья на голову ни в чем не повинных телеграфистов, Алексеев приказал складывать пришедшие послания в особую папку и никому ничего не рассказывать. Вместе с этим, он стал срочно готовить доклад царю о пагубной деятельности адмирала Макарова, на посту командующего эскадрой.

Работа в штабе наместника закипела в авральном режиме, но личное послание Макарову от государя императора пришедшее днем третьего апреля с пожеланиями скорейшего выздоровления, пустил этот кропотливый труд артурских бюрократов насмарку. Составленный в лучших традициях российского крючкотворства доклад делавший белое черным, а черное белым и требовавший немедленного удаления Макарова, так и не увидел света, утонув в объемном чреве личного сейфа наместника.

Удар для дальневосточного сатрапа был очень силен и болезнен. Боясь идти в разрез с мнением царя, Алексеев весь свой праведный гнев обрушил на офицеров поверивших в начавшиеся изменения в эскадре. Не останавливаясь ни перед чем, наместник решил окончательно и бесповоротно вбить в головы своих подчиненных незыблемость избранной им стратегии и тактики для эскадры.

Подняв свой флаг на 'Севастополе' генерал-адъютант, объявив, что в связи с болезнью вице-адмирала Макарова принимает командование эскадрой. Первым приказом наместника был запрет на любой выход в море, так как самой главной задачей для моряков вновь становилось сбережение кораблей и без того крайне ослабленной эскадры. Незамедлительным результатом возвращения 'сберегательной' стратегии, стал отзыв дежурного крейсера с внешнего рейда, отправленный туда по распоряжению Макарова.

— Для защиты прохода от японских брандеров хватит береговых батарей и всей той защиты, что в избытке сотворил адмирал Макаров — жестко объявил Алексеев адмиралам и командирам кораблей собравшихся по его приказу в штабе утром третьего апреля. Взяв власть над эскадрой, наместник стремился твердо показать кто в доме хозяин.

— Я не желаю потерять ещё один корабль из-за слишком рискованных идей Степана Осиповича! Если он с такой легкостью был готов бросить их в горнило войны, то я вижу свою цель в сохранении их для дальнейшей борьбы с японцами. Мною уже отправлена телеграмма государю императору с просьбой, о незамедлительной отправке к нам в помощь с Балтики эскадры кораблей. Вот когда они к нам придут, а это обязательно будет уже в этом году, вот тогда все вместе и повоюем с макаками. А пока господа нужно собрать всю волю в кулак и беречь корабли, а не гробить их без дела. Это мое мнение и с ним согласен государь император.

Острый взгляд наместника зорко бегал по лицам моряков, выявляя их реакцию на сказанные слова. Как и ожидал Алексеев, большинство адмиралов и командиров кораблей смиренно восприняли перемену курса, философски рассудив, что начальству виднее и противоречить ему, все равно, что плевать против ветра.

Единственными кто рискнул, открыто выразить своё недовольство к возвращению прежней стратегии, были командир 'Севастополя' Эссен и командир 'Цесаревича' капитан второго ранга Васильев. Оба моряка получили свои посты по распоряжению Макарова и ничего иного, кроме открытого непослушания наместник от них не ожидал.

На лице командира 'Ретвизана' Шенсоновича наместник не узрел ничего подозрительного, но развитое с годами чувство выявления несогласных с его 'правильным' мнением, сразу зачислило капитана первого ранга в число тайных приверженцев Макарова.

Совещание у наместника было прервано известием с Золотой горы о приближении к Артуру вражеской эскадры. Перед лицом приближающейся опасности, Алексеев был вынужден отпустить моряков, не забыв напомнить им ещё раз о необходимости беречь корабли.

В этот день японский флот приближался к Артуру двумя колоннами. Впереди шли два тяжелых крейсера 'Кассуга' и 'Ниссин' закупленные японским консулом у Италии в декабре 1903 года. Опасаясь быть захваченными русскими кораблями в Средиземном море, они проделали далекий путь домой, находясь под охраной британских кораблей. Вместе с ними шли ещё два броненосных крейсера 'Асама' и 'Ивате', а чуть восточнее от них виднелись три броненосца под флагом адмирала Того в сопровождении легких крейсеров.

Появление японской эскадры у стен Артура было обусловлено желанием адмирала, убедиться в правдивости сообщения японских шпионов находящихся в Порт-Артуре о гибели 'Петропавловска', повреждении 'Победы' и отход Макарова от командования эскадрой.

С большим волнением японский адмирал ждал появление русских кораблей на внешнем рейде Артура под адмиральским флагом, и когда это не произошло, радостно улыбнулся.

— Наши разведчики по-прежнему отлично служат своей стране и нашему божественному микадо. Адмирал Макаров видимо, действительно серьезно болен, либо отстранен от дел. В противном случаи он обязательно бы вывел свои корабли из Артура — назидательно молвил Того офицерам своего штаба стоя на капитанском мостике 'Микасы'. Отстранив от лица бинокль, адмирал приказал 'Кассуга' и 'Ниссин' провести перекидной обстрел гавани Артура, желая опробовать их крупнокалиберные орудия.

Вскоре, скрывшись за массивом Ляотишана, японские крейсера открыли по Артуру огонь, но стреляли как всегда неудачно. Выпущенные ими снаряды ложились с таким разбросом, что результатом этой бомбардировки были только два раненых солдата на Тигровом полуострове.

В ответ по врагу открыли огонь броненосцы 'Пересвет' и 'Полтава', чья стрельба благодаря действиям корректировщиков с Ляотишана была весьма успешной. Снаряды русских броненосцев, все ближе и ближе ложились к бортам японских крейсеров, и те, дабы не попасть под накрытие были вынуждены сменить позицию.

И тут произошел случай внесший большую сумятицу в ряды японцев. Едва начав движение крейсер 'Кассуги' налетел на русскую мину ранее выставленную, на подступах к Ляотишаню по приказу адмирала Макарова. Получив пробоину в районе машинного отделения, крейсер лишился хода, накренился, а со всех бывших рядом с ним кораблей началась беспорядочная стрельба по воде. Как и русские моряки тридцать первого марта, японцы заподозрили присутствие подводных лодок противника.

Стрельба была феерической, но она не смогла предохранить корабли микадо от новых столкновений с русскими минами. Намериваясь взять на буксир лишившегося хода 'Кассуга', к нему приблизился другой броненосный крейсер 'Ивате' и вскоре сам наскочил на мину правым боком. Это привело к возобновлению стрельбы по воде, на этот раз более продолжительной. Не менее пятнадцати минут японцы из всех орудий утюжили воды Желтого моря, стремясь уничтожить злокозненную русскую подлодку.

Встревоженные взрывами и беспорядочным огнем своих крейсеров, японские броненосцы приблизились к месту происшествия и оказались удобной мишенью для русских артиллеристов. Выйди в этот момент в море русская эскадра, при поддержке береговых батарей она смогла бы хорошо потрепать неприятеля даже в своем ослабленном составе. Но, увы, этого не произошло. Вопреки здравому смыслу и многочисленным сообщениям о подрыве неприятельских крейсеров, генерал-адъютант упорно продолжал 'сохранять' корабли эскадры для светлого будущего.

Так на энергичные требования командира 'Севастополя' Эссена о немедленном выходе эскадры на внешний рейд, штаб наместника долго не давал ответа, и только когда японские корабли легли на обратный курс, Эссену просигналили 'Не согласен'.

Подобные действия наместника вызвали открытое негодование на кораблях эскадры, как среди матросов, так и среди офицеров. Вкусив свободу при Макарове, они не собирались более 'быть застегнутыми на все пуговицы'.

— Эх, такой случай упустили поквитаться с японцами за 'Петропавловск' и адмирала!! Позор! Вполне могли бы выйти и накидать косоглазым гостинцев! Макаров такого бы шанса не упустил! Спасибо минерам и артиллеристам с 'Полтавы', что закатали снаряд в 'Микасу'. С паршивой овцы хоть шерсти клок! — в единодушном порыве негодования бурлили кубрики и кают-компании.

— Ничего, ничего! Вот 'Дедушка' поправиться и мы свое возьмем, непременно возьмем!— пытались успокоить крикунов боцманы и старшие офицеры кораблей и им охотно верили.

В эти дни, главной новостью для жителей население Порт-Артура было состояние здоровья адмирала. Много людей стремились прийти в госпиталь к Макарову, но главный врач Добровольский запретил посещения, сделав редкое исключение для важных персон.

Утром первого апреля больного флотоводца навестили адмиралы Вирен, Ухтомский и Эссен, как представитель от капитанов эскадры. Вслед за ними к адмиралу был допущен генерал Стессель с супругой и генерал Белый. Все ждали, что к ним присоединится Алексеев, но наместник нашел свободное время для визита лишь к вечеру следующего дня.

Главной заботой этих суток для Евгения Ивановича помимо кабинетных интриг, был великий князь Кирилл Владимирович. Доставленный во дворец наместника он был осмотрен его личным врачом, после чего был срочно отправлен поездом в Мукден. Вместе с ним из Порт-Артура отбыл баталист Верещагин. Художник не собирался покидать крепость, но паркетный доктор напугал Верещагина угрозой ограничения движения в раненой руке и живописец сдался. Ему очень хотелось написать полотна с этой войны.

Отправляясь к Макарову, генерал-адъютант очень надеялся, что он сможет под таким же благовидным предлогом удалит из Артура и его, но тут Алексеева ждало жестокое разочарование. Стальные жернова дальневосточного сатрапа неожиданно поперхнулись маленьким невзрачным камешком по фамилии Добровольский.

Молодой доктор, о существовании которого царский наместник узнал только сегодня, был категорически против перевоза больного адмирала куда-либо. Конечно, столь смелое поведение врача, посмевшего идти в разрез с желанием генерал-адъютанта, было обусловлена не столько его храбростью и благородством, сколько просьбой самого адмирала предугадавшего подобный шаг со стороны Алексеева.

Сделав свой выбор в пользу моряка, Добровольский предстал грозным властителем корректным и учтивым но, не стремящимся непременно угодить ему человеком.

— Я хочу знать каково состояние здоровья адмирала Макарова. Насколько серьезно он болен, в чем нуждается и как долго пробудет в этих стенах? — изрек Евгений Иванович, величественно мазнув барским взглядом по лицу эскулапа.

— Слава Богу, у адмирала Макарова нет никаких серьезных ранений, угрожавших его жизни. Однако при падении в воду он получил сильное сотрясение головного мозга. От этого у больного имеются постоянные головные боли, головокружение и рвота. Для излечения этого заболевания требуется строжайший постельный режим и полный покой. Любые раздражения и переутомления, могут крайне пагубно сказаться на состоянии Степана Осиповича и потому все визиты к нему должны быть сведены к самому минимуму — почтительно пояснил врач, но наместник нетерпеливо прервал его. Ему не нужны были заумные объяснения докторов. Алексеев желал получить лаконичный ответ на свой вопрос.

— И как долго он будет находиться на больничной койке? — властно спросил Евгений Иванович, но доктор, казалось, совершенно не услышал заданного ему вопроса.

— Кроме сотрясения мозга, адмирал длительное время провел в холодной воде и как следствие этого у больного может развиться воспаление легких или почек. Мы тщательно наблюдаем за его состоянием, но как разовьются события в дальнейшем предсказать невозможно — невозмутимо продолжил говорить Добровольский.

— Как долго он будет болеть!? Я об этом вас изволили спросить, господин эскулап. Как долго?!— недовольно рыкнул наместник, но врач оставался непоколебим.

— Все в руках божьих, господин адмирал. Возможно, все будет хорошо и мой больной поправиться, а возможно процесс его выздоровления затянется. С нашей стороны делается все возможное для скорейшего выздоровление господина адмирала.

Властитель Маньчжурии, привыкший к открытому подобострастию, гневно вперил свой колючий взгляд во врача независимо державшегося перед ним. Многие 'умные' деятели ретировались, столкнувшись с гневом наместника, но на Добровольского это не действовало. Леча Макарова, врач в первую очередь думал о больном, а не о том, как произвести впечатление на высокого сановника.

Ещё бы вчера, Алексеев раздавил бы этого медицинского вольтерьянца как таракана и не заметил бы этого. Однако сейчас от докторишки очень многое зависело, и наместник был вынужден сдерживать свой гнев.

— Наверняка, было бы лучше для скорейшего выздоровления адмирала отправить его в Мукден, а оттуда в Петербург. Для этого дела я готов всячески способствовать переезду больного, и охотно предоставлю для этих целей свой поезд. Как вы к этому относитесь, доктор?

— Боюсь, что немедленный отъезд больного невозможен, Ваше превосходительство. Как я говорил, для скорейшего выздоровления больному нужен полный покой, а длительные переезды только ухудшат его состояние — изрек врач, категорически отказываясь следовать предложенным ему наместником курсом.

— Надеюсь, вы отдаете отчет себе доктор, какую вы берете на себя ответственность, настаивая на оставлении адмирала в этой дыре! А если он от вашего неправильного лечения умрет!? Вы понимаете, какой вред вы можете нанести России своими непродуманными действиями!? — зычно пророкотал Алексеев, властно надвинувшись на врача своим генеральским мундиром, обильно увешенный всевозможными наградами.

— Можете не сомневаться Ваше Превосходительство, что я приложу все свои усилия, чтобы полностью выполнить свой врачебный долг и постараюсь как можно скорее поставить на ноги адмирала Макарова. Кроме того, остаться в Артуре желает и сам Степан Осипович — смиренно произнес Добровольский.

— И это все, что вы мне можете сказать!?

— Да, Ваше превосходительство — твердо ответил врач, мужественно выдерживая взгляд сатрапа.

— Тогда нам больше не о чем говорить!! Передайте адмиралу, что я справлялся о его здоровье и навещу, когда ему станет лучше. И молите Бога, господин эскулап, чтобы ваш пациент выздоровел, иначе я вам не позавидую — желчно произнес наместник, и тяжело шагая, покинул кабинет к огромной радости его хозяина.

Отказываясь дать согласие на перевод больного в Мукден, Добровольский не особо кривил душой и шел против истины. Продолжительное морское купание вызвало сильный кризис здоровья адмирала, который в любой момент мог дать развитие пневмонии. Согласись доктор на транспортировку больного по железной дороге, и шансы адмирала на выздоровление сильно падали. В это время смертность от пневмоний не только в Артуре, но и в самой столице была весьма высокой.

Неудача попытки удаления Макарова от эскадры очень разозлила Евгения Ивановича. Конечно, пользуясь своим положением Алексеев, мог добиться отправки больного в Мукден без согласия Добровольского, но вступать на путь открытой конфронтации генерал-адъютант не решался. Сделай Евгений Иванович этот шаг, и вся ответственность за судьбу Макарова целиком ложилась на его плечи. И тогда, в случаи смерти адмирала, с мечтой о должности морского министра можно было смело распрощаться.

Пришла беда, отворяй ворота, гласит народная мудрость, и властитель Маньчжурии не стал исключением. Вслед за неудачей в больнице, вечером того же дня генерал-адъютант получил новый неприятный сюрприз. Как не желал он сохранить в секрете известие о телеграмме императора адмиралу Макарову, но по прошествию времени об этом знал уже весь Артур. Шифровальщик сказал писарю, писарь своему приятелю по штабу, тот далее и 'страшный' секрет расползся сначала по эскадре. Вскоре об этом узнали в крепости, включая генерала Стесселя, вынудившего Евгения Ивановича признать факт получения телеграммы.

После этого, штабные правдолюбцы моментально прикусили свои языки, и хула в адрес Макарова перестала литься из их уст. Подобно ящерке проворно отбросившей свой хвост из-за опасности, они переменили тему разговоров, переключившись на обсуждение сроков прибытия в Артур, второй тихоокеанской эскадры.

Об этом просил царя наместник, об этом говорили присланные из Адмиралтейства бумаги, на этом настаивал и сам Макаров с первого дня своего пребывания в крепости. Но чем больше было разговоров и обсуждений среди моряков, тем становилось ясно, что кроме четырех новых броненосцев, ничего стоящего Петербург прислать не может. Все остальные балтийские корабли, значительно уступавшие японцам по скорости и вооружению.

Старший офицер крейсера 'Диана' лейтенант Семенов пользовался большим уважением среди офицеров артурской эскадры. Имея неосторожность отказаться от предложения наместника променять флотскую службу на место офицера в его штабе, он надолго застрял в одном звании, но ничуть не жалел об этом.

Прибыв из Петербурга в Порт-Артур в самом начале войны, он лучше других офицеров знал состояние балтийской эскадры, чье корабли только на бумаге числились боевыми единицами.

— Будет ли толк от прибытия второй эскадры в Порт-Артур? Ведь по своей боевой мощи она заметно уступает нашей эскадре. Вот если бы эти старые корабли были здесь к началу войны, то они могли бы, опираясь на укрепленный порт, принести крепости немалую пользу в борьбе с врагом. Тогда бы адмирал Того двадцать раз подумал бы стоит нападать на Артур или нет — с жаром говорил Семенов обсуждая новость о подготовке второй эскадре, во время своего посещения штаба контр-адмирала Витгефта.

— Но теперь, эскадре придется отмахать 12000 миль, чтобы на заключенном этапе похода силой прорываться к своей базе, будь это Артур или Владивосток. Старым кораблям придется вступить в схватку с лучшими кораблями противника, в руках которого будет масса преимуществ. И в первую очередь сражение вблизи собственных баз, тогда как нашей эскадре придется вступать в бой с марша, со всевозможными поломками и без возможности встретить врага во все оружии. Нет, господа, поход тихоходных балтийских кораблей имеет малый шанс на успех.

— Ну, с Балтикой все ясно, выгребают все, что можно и нельзя. Но если усилить вторую эскадру несколькими кораблями Черноморского флота? — резонно возражали Семенову, но старший офицер 'Дианы' тут же без запинки приводил свои контраргументы.

— Боюсь, на столь смелый шаг наше славное Адмиралтейство никогда не пойдет. Черноморский флот создан только для одной цели — борьбы с турками и его главная цель захват Стамбула и проливов. И наше морское начальство никогда не согласиться на ослабление своего ударного кулака даже ценой спасения Артура. Ведь выпустить наши корабли с Черного моря султан ещё может быть согласиться, а вот пустить их обратно, никогда. Да и англичане костьми лягут, но не допустят этого.

— Рассуждения Ваши верны, к чему такой пессимизм!? Возможно вторая эскадра и слабея японцев, но скоординированными совместными ударами нашей эскадры и отрядом владивостокских крейсеров мы сможем нейтрализовать японский флот и помочь второй эскадре пробиться к Артуру или во Владивосток! — не соглашались с ним неунывающие оптимисты.

— План хорош, но не стоит недооценивать противника господа. Японцы не будут ждать прихода второй эскадры, сложив руки, и попытаются с толком использовать нашу 'сберегательную' стратегию.

— Что вы имеете в виду, господин лейтенант? Высадку десанта на Квантуне? Но для этого нужна целая армия а, как известно все японские силы задействованы на севере Кореи против Куропаткина. Именно там согласно планам нашего сухопутного командования и будут происходить главные боевые действия с японцами.

— Я ничего не утверждаю, господа и планы японского маршала Оямы мне неизвестны. Однако я не думаю, что наш противник будет вновь изобретать велосипед. Ведь он уже ранее высаживал свой десант под Кинчжоу и за один день брал Порт-Артур ударом с суши. Кажется, тогда была сильная резня китайского населения Артура — холодно уточнил лейтенант.

Среди спорящих офицеров возникла тягостная тишина. Слова Семенова холодным душем окатили горячие головы оптимистов, обнажая те проблемы, которые защитники Артура предпочитали не замечать и не обсуждать. Все прекрасно знали историю квантунского порта и состояние сухопутной обороны крепости. Строительство фортов и укреплений наместником планировалось начать во втором полугодии 1904 года.

— Да, японцы ждать прихода второй эскадры не будут и постараются перетопить нас в артурской луже — поддержали Семенова реалисты, но оптимисты продолжали пытаться держать марку. — К чему так сгущать краски. Вот поправиться адмирал Макаров и все будет нормально. Он обязательно найдет выход из этой ситуации.

— Вы правы — согласился с ними Семенов — поскорее бы вернулся в строй Степан Осипович. С ним веселей, будет платить по векселям долги Отечеству.

Обсуждения моряков казалось, подошли к единому консенсусу, но один из реалистов неожиданно подлил масло в огонь неосторожной репликой.

— Оно так конечно, но ох как жаль, что в 1901 году часть эскадры вернули в Кронштадт — с вздохом произнес моряк и его слова, задели лейтенанта за живое.

— Вот, вот — встрепенулся Семенов — на кой черт был отдан подобный приказ? Под предлогом сокращения кредитов на плавание? Так ведь не все ли равно, где кончать кампанию? Где стоять — в Кронштадте или Владивостоке. Говорили, кораблям требуется капитальный ремонт, с которым Владивосток не справиться. А, знаете ли, я прикинул, что стоили уголь и смазочные материалы, потраченные на переход отряда из Тихого океана в Балтийское море, не считая других расходов, и вышло более полумиллиона рублей!

От подобного откровения старшего офицера среди спорщиков вновь повисла тишина. Многие от услышанных слов почувствовали себя неудобно, ведь отзыв кораблей из Артура произошел с согласия царского наместника. Но разошедшийся моряк продолжал резать правду матку.

— А если бы эти полмиллиона затратить на расширение мастерских во Владивостоке, так они бы с успехом этот ремонт выполнили! И 'старики', подмолодившись при первых выстрелах, начали бы кампанию! И поработали бы! Можно было бы иметь две эскадры, первую — в Артуре, вторую — во Владивостоке! Ну а теперь? Этот поход тех же отремонтированных кораблей на Восток, поход в военное время, когда мы за все, что только возможно будем платить втридорога, во что он нам обойдется? Миллиона полтора, а то и два! Сэкономили! Рутина проклятая, 'суда эскадры Тихого океана, требующие капитального ремонта, возвращаются в Кронштадт' — передразнил приказ Адмиралтейства Семенов. — Больше чем уверен, тут наверняка сыграло роль и другое соображение, так сказать личного характера. От заказов, работ и заготовок Владивостокского порта господам адмиралтейским чиновникам ничего не перепадало. Это так называемый пропавший процент. А вернулась эскадра в Кронштадт, и процент не пропал! Корабли, может быть, и пропадут, зато процент в кармане! Эх!!!

Разволновавшийся старший офицер яростно одернул на голове фуражку и быстро покинул здание штаба, чем вызвал у многих чувство облегчения. Генерал-адъютант Алексеев имел множество ушей.

Японцы действительно не собирались ждать прибытия в Желтое море второй эскадры русских кораблей. В Чемульпо шли ускоренные приготовления к высадке морского десанта на Квантун, и пассивность адмирала Алексеева была как нельзя к стати для японцев. Однако, несмотря на это, даже один рейд русских кораблей к месту высадки десанта, смог бы похоронить наступательные планы Токио. Того понимал это как никто другой и решил полностью обезопасить свои начинания от любых неожиданностей.

В ночь на двадцатое апреля, японцы предприняли третью, самую массированную атаку брандеров на гавань Порт-Артура. Всего для закупорки русских кораблей во внутренней гавани порта, было выделено двенадцать пароходов, а так же отряд миноносцев сопровождения.

Перед отправлением отряда брандеров произошла торжественная церемония. Исполняющий обязанность наставника отряда смертников, командир крейсера 'Асама' капитан Иошито, взяв в руки большой серебреный кубок, подаренный ему наследным принцем и наполнив его водой, произнес перед экипажами брандеров.

— Сегодня вы идете в бой, чтобы раз и навсегда запереть вход в гавань Порт-Артура. От этого зависит дальнейшая судьба всего хода войны. Враг будет отчаянно противиться этому и из тысячи только один шанс, что вы вернетесь живыми. Отправляя вас на смерть, я чувствую то же, как если бы посылал на смерть собственного сына, но имей я сотню сыновей, то я бы не колеблясь, послал бы их всех на это важное для нашей страны дело. При исполнении вашего долга, если будет оторвана рука, действуйте другой рукой, если будут оторваны обе руки, действуйте ногами, если не будет ног, действуйте головой, но исполните приказание вашего командира. Гавань Порт-Артура должна быть надежно запечатана, таковая воля нашего божественного императора. Глядя вам в лицо, я не сомневаюсь в том, что каждый готов умереть ради этого, выказав полное пренебрежение к жизни. Исполнение долга перед страной всегда было выше жизни. Поднимая этот кубок обреченного на смерть, я пью за исполнение вашей почетной миссии.

Сказав столь возвышенную речь, капитан 'Асамы' решительно поднял кубок и, отпив из него глоток, пустил его по кругу смертников, как того велела древняя традиция. Час испытания духа самурая настал.

Японская разведка в Порт-Артуре продолжало исправно доносить своему командованию о положении дел в осажденной крепости. Пользуясь слабой работой русской контрразведки не способной отличить натурализированого японца от подлинного китайца, японские шпионы чувствовали себя в Артуре как рыба в воде. Собрав нужные сведения, глубокой ночью в условленный час и в условленном месте, они выходили на берег моря и с помощью электрического фонарика передавали свои сообщения специально приплывшим японским миноносцам.

Эта система передачей была столь хорошо налажена, что с начала войны не было ни одного случая срыва сеансов связи. Русские патрули на побережье несли охранение из рук вон плохо и адмирал Того точно знал о действиях своего противника.

Именно хорошим знанием русских секретов можно было объяснить что, пытаясь прорваться в гавань, японские корабли точно знали, где находится тот или иной затопленный противником корабль и с легкостью обходили все имеющиеся на их пути ловушки.

Первыми в атаку двинулись миноносцы прикрытия. Зажатые в перекрестья белых лучей прожекторов, осыпаемые множеством снарядами с суши и моря, они приблизились к проходу и, встав у поворотных мест, застыли в ожидании идущих следом брандеров.

Сразу же море вокруг японских миноносцев закипело от множественных разрывов снарядов, но они не покинули свою смертельную вахту. Один из них затонул в результате попадания снаряда в носовой торпедный аппарат. Другой миноносец раскололся напополам, наскочив бортом на мину. Многие из кораблей получили повреждения и пробоины, но продолжали мужественно стоять на позициях, приковывая к себе огонь крепостной артиллерии.

Рискуя собственной жизнью, японские моряки стремились открыть дорогу своим смертникам, но против обороны адмирала Макарова они оказались бессильны. Из двенадцати заградителей только восемь смогли присоединиться к миноносцам для выполнения своего долга перед империей. Остальные брандеры были потоплены батареями Тигрового полуострова или наскочили на мины на подступах к фарватеру.

Того надеялся, что в отсутствие Макарова он сумеет добиться успеха, но жестоко просчитался. Созданная русским адмиралом оборона прохода свела, весь героизм японских моряков на нет. Даже имея точные ориентиры, брандеры были вынуждены снижать ход, совершая сложные навигационные маневры на подступах к фарватеру, откуда навстречу им летела грохочущая смерть. Хорошо пристреленные береговые батареи и дежурные корабли, поражали вражеские заградители один за другим, несмотря на ночные условия и огонь миноносцев прикрытия.

Шестеро пароходов были либо потоплены, либо разнесены в щепки огнем защитников фарватера и только два корабля смогли продолжить свой путь. Они уже миновали затопленный в проходе пароход 'Хайлар', когда на них обрушился огонь главной линии русской обороны в лице крейсера 'Диана' и канонерской лодки 'Гиляк' и 'Отважный', несших этой ночью дозор.

От их огня оба заградителя были потоплены в проходе, как того и хотел адмирал Того. Казалось, замысел японского адмирала был, наконец, выполнен, но госпожа фортуна вновь жестоко посмеялась над ним. Злой рок неудач брандерных атак по-прежнему преследовал японский флот. Заградители были потоплены, но вот только они не легли поперек дороги, сделав полностью напрасными все жертвы принесенные японцами на алтарь войны.

Этот же злой рок, не позволил японцам, как прежде эвакуировать уцелевшие экипажи брандеров. В эту ночь дул сильный южный ветер, чья высокая волна затрудняла движение шлюпок с беглецами. Почти все шлюпки с брандеров имели осколочные повреждения, которые в сочетании с ветром делали невозможным их выход в открытое море, где их уже ждали миноносцы.

Часть шлюпок смогли продержаться на воде некоторое время, прежде чем высокая волна не выкинула их на берег. Другие из-за многочисленных пробоин сразу ушли подводу и их экипажи плавали среди бурных волн, громко взывая о помощи к русским морякам

Она была оказана сразу после прекращения стрельбы, и при этом был отмечен один любопытный факт. Перед исполнением своего долга, японцы основательно нагрузились алкоголем, причем не традиционным сакэ, а коньяком, пустые бутылки которого вынесла на берег морская волна.

Те из японских матросов, что побывали в холодной воде, быстро протрезвели и не оказывали никакого сопротивления при их спасении. Совсем иная картина была с теми, кто высадился на берег. Бросив свои шлюпки, с громкими криками 'банзай!', полуодетые и безоружные японцы набросились с кулаками на подошедших к ним русских солдат. Завязалась драка, в которой пьяные драчуны были повержены.

Разбуженный ночной стрельбой и грохотом, Алексеев прибыл на 'Отважный' в самый конец сражения и не усел отдать ни одного приказа. Прекрасно налаженная Макаровым машина обороны фарватера, отразила атаку врага без высочайших приказов и распоряжений. Каждый корабль, каждая батарея задействования в обороне прохода точно знала свое место в бою и свою задачу.

Стоя на капитанском мостике 'Отважного' наместник только наблюдал за отбитием неприятельской атаки с безопасного расстояния. На японских брандерах не было никакой артиллерии, а пулеметы, яростно строчившие с бортов заградителей, не могли достать до 'Отважного' даже шальной пулей.

Впрочем, этот факт не помешал господам газетчикам цветасто расписать картину, как адмирал Алексеев руководил отбитием нападения врага, находясь в самой гуще боевых действий. Там было все. И коварство подлого врага пытавшегося под покровом ночи исполнить свой черный замысел по блокаде кораблей эскадры в гавани крепости. И мужественная отвага вождя защитников Артура, который несмотря смертельную угрозу от губительного огня японцев, находился на передней линии обороны, благодаря чему произошло полное уничтожение кораблей противника, и фарватер остался в неприкосновенности.

Все эти героические подробности были немедленно отправлены в столичные издания и за один день стали достоянием общества. Не будучи особо скупым, на награды для своих родственников, за успешное отбитие нападения на крепость вражеского флота, император представил наместника к ордену Святого Георгия 3 степени.

Обе столицы русской империи были в восторге от подобного решения царя, но только не в Артуре. Телеграмма с решением императора вызвала глухое недовольство среди защитников крепости, знающих правду той ночи.

— Рука руку моет — многозначительно говорили офицеры эскадры при обсуждении награждения наместника, намекая на его высокое происхождение.

Узнав о своем награждении столь высокой боевой наградой, Алексеев решил отметить эту новость большим банкетом с приглашением всех высоких чинов крепости, но не успел. Вечером двадцать четвертого апреля в штаб наместника поступило сообщение о появлении в районе Бицзиво японских кораблей, с которых началась высадка вражеского десанта.

Потерпев неудачу в блокировании кораблей русской эскадры в гавани Порт-Артура, Того все же решился на высадку десанта, дела главную ставку на безынициативность Алексеева, и не прогадал. Два дня подряд японские броненосцы и крейсера курсировали у берегов Артура, но сберегавший корабли наместник не отдал приказ о выходе в море эскадры.

За это время, подошедший к берегам Квантуна японский флот энергично готовился к высадке десанта. Опасаясь атаки русских миноносцев на транспортные корабли, японцы как могли, прикрыли место высадки, установив заградительные боны и минные банки.

Высадка десанта намечалась на двадцать четвертое апреля, но сильное волнение на море не позволило японцам быстро осуществить свои планы. С помощью шлюпок на берег удалось переправиться лишь одному батальону пехоты, без орудий и пулеметов.

Но даже появление столь малочисленного противника на земле Квантуна, повергло наместника в ужас. Позабыв про все на свете, не попрощавшись ни с кем из командования крепостью, Алексеев устремился на вокзал, где его уже ждал, разведя пары экспресс. Поздно вечером наместник прибыл на вокзал с двумя большими чемоданами, доверху набитыми костюмами и прочими предметами гардероба.

Генерал-адъютант очень сожалел, что не успел захватить из дворца саксонский сервиз 'Пастушка' на сорок персон ровно, как и китайскую коллекцию, которую собирал все годы пребывания в Маньчжурии. Многие предметы коллекции наместника были из императорских дворцов Пекина и Мукдена во время подавления восстания 'боксеров'. Евгений Иванович очень дорожил своей коллекцией, но для её упаковки требовалось много времени, и господин наместник был вынужден оставить её, отбыв из Порт-Артура с разбитым сердцем.

Так, вместо праздничного банкета, генерал-адъютант напряженно ерзал на кожаных креслах в своем кабинете, отгородившись от всего мира тяжелыми желтыми портьерами. Стоя всего из трех вагонов, поезд быстро развил максимальную скорость и устремился на север, стремясь вывезти своего драгоценного пассажира из ловушки им же созданной.

Была глубокая ночь, когда поезд миновал Нангалин, остановившись только для заправки паровоза водой. Наступал самый ответственный момент бегства Его превосходительства наместника. Впереди был Кинчжоу, а за ним, до самой станции Гай-Чжоу железнодорожная ветка шла вдоль берега моря. С началом войны здесь было неспокойно, иногда пошаливали хунхузы, и одна мысль о возможной встрече с японцами приводила Алексеева в сильную дрожь.

Стоит ли говорить, что в эту ночь Евгений Иванович не сомкнул глаз, постоянно подбадривая себя, сначала чаем, а потом коньяком с лимоном. Командир конвоя ежечасно докладывал наместнику обстановку, но это его мало успокаивало. Он то погружался в тревожный сон, то просыпался и с тревогой устремлял свой взгляд в ночную тьму за окном купе.

Кинчжоу встретил поезд наместника вместе с утренним рассветом, но экспресс не остановился на станции, с грохотом миновал ее, пройдя на прогон. 'Вперед, только вперед, лишь бы опередить коварного врага решившего отрезать Артур от Маньчжурии'. Таковы были помыслы человека, ещё несколько дней назад на совещании командования Квантунского укрепрайона жестко высмеявшего доклад генерал-майора Кондратенко об угрозе высадке вражеского десанта у Бицзиво.

— Вы слишком увлеклись изучением истории, господин Кондратенко — желчно молвил наместник, едва Роман Исидорович закончил свой доклад. — То, что было в китайскую войну, мало вероятно сейчас, поймите вы это. Пока русская эскадра находиться в Артуре, японцы никогда не рискнут провести десантную операцию в Бицзиво. Они панически бояться кораблей нашей эскадры, даже в её нынешнем, ослабленном виде. Попытки Того запереть нас в гавани наглядное тому доказательство!

Наместник на секунду прервался и, покопавшись в своей парадной папке для доклада, извлек на свет лист бумаги и радостно потряс им.

— Вот полюбуйтесь, что докладывают мне господа дипломаты из Чифу. 'Адмирал Того торжественно объявил, что третья атака брандеров завершилась успешно и русский флот надежно заперт в гавани Порт-Артура'. Ну, как вам подобные известия? — торжествующе спросил Алексеев и, не дожидаясь ответа Кондратенко, продолжил — это напрямую доказывает слабость японцев и их страх перед нами. Не в силах одержать победу над нами, противник измышляет всякие небылицы для поддержания духа своих солдат и своего международного престижа.

— Но может быть нам следует — начал Кондратенко, но наместник жестко прервал его.

— Никаких но!! Их просто не может быть! Вы не моряк господин Кондратенко и совершенно не знаете, условия тех мест, где может произойти ваша гипотетическая высадка десанта! А они таковы! Весь район Бицзиво это сплошное мелководье и высадка возможно только на шлюпках и только во время прилива! При отливе японцы будут идти шерсть верст с гаком, по колено в жидком иле. Вы это понимаете!? А если понимаете, то согласитесь со мной, что только сумасшедший рискнет проводить операцию такой сложности при существовании нашего флота.

Алексеев величественно завис над столом, за которым сидели генералы и, видя, что Кондратенко по-прежнему не согласен с его доводами, произнес.

— Вы генерал, можете сколько угодно оставаться при своем неправильном мнении, но зарубите себе на носу, в ближайшие месяцы высадки японцев не будет. Их главный удар будет нанесен из Кореи. Таково мнение командующего Маньчжурской армии генерал-адъютанта Куропаткина и я полностью согласен с ним.

На столь торжествующей ноте это собрание командного состава и закончилось, а теперь все происходившее казалось наместнику кошмарным сном.

— Только бы не японцы. Только бы успеть проскочить этот треклятый отрезок — мысленно молился поникший духом властитель Маньчжурии, но Господь не внял его молитвам. В тот момент, когда казалось, что самое страшное уже позади, на развилке Цзянь-Шу поезд наместника был остановлен.

— Почему остановились!!? Немедленно продолжить путь! — негодующе взвизгнул Алексеев, покинув свой диван, но не успел он сделать и шагу, как дверь вагона распахнулась, и в её проеме возник встревоженный начальник конвоя.

— Ваше превосходительство, путейцы вывесили знак 'опасность'! — с криком произнес капитан и на лице его был виден плохо скрываемый испуг.

— Что там за опасность такая, немедленно разберитесь! — выкрикнул наместник, спрятав за спиной дрожащие от страха руки. Конвойный исчез, а сердце Алексеева учащенно забилось.

— Вот и накликал, вот и накликал! А может, обойдется и там всего лишь какая-то поломка? Рельса лопнула или столб на пути упал!? Ведь бывало же раньше такое, бывало! — испуганно метались мысли в его царственной голове, но в глубине души он знал, что это не так. Прошло несколько минут и в вагоне, вновь появился начальник конвоя. Генерал-адъютанту было достаточно одного взгляда на вошедшего офицера, чтобы понять, худшее свершилось.

— Что!? Японцы!? — испуганно спросил Алексеев, заранее знавший ответ но, продолжавший цепляться за последний шанс подобно утопающему, что цепляется за соломинку.

— Японцы, Ваше высокопревосходительство — обреченно подтвердил капитан и, одернув на себе мундир, стал торопливо докладывать — смотритель разъезда доложил, что два часа назад пропала телеграфная связь с Мукденом. Подумали, что хунхузы шалят и послали дрезину с обходчиками исправить повреждение, а те в восьми верстах отсюда натолкнулись на японскую засаду.

Ехали медленно и потому, косоглазых вовремя заметили. Они столбы своротили и начали разбирать полотно. По словам обходчиков их там было видимо, не видимо. Сразу стали стрелять, но наши мужики сумели уйти. Их не преследовали. Что будем делать ваше превосходительство? В Артур возвращаться?

— В Артур!? — удивленно переспросил наместник, а затем, когда до него дошел смысл заданного вопроса, краска гнева залила его лицо. Закипая все сильнее и сильнее, он подскочил к капитану и, схватив его за лацканы мундира, закричал — В какой еще к черту Артур! Мне в Мукден надо! Слышишь ты, фазан иркутский, в Мукден! Мукден!

Злость и раздражение обуяли Алексеева и, стремясь выместить их на постороннем человеке, он стал трясти ни в чем не повинного капитана словно грушу, при этом яростно брызгая слюной.

— Вон! Пошел вон скотина! — выкрикнул наместник и едва тот исчез, Алексеев без сил рухнул на диван. Гнев мгновенно улетучился и вместо него появился на время отступивший страх.

— Возвращаться? Как возвращаться, задним ходом до Кинчжоу? А вдруг там тоже японцы? О Господи, вот наказание твое за грехи мои суетные! Царский наместник в плену в японцев, вот стыдобища! Конец всей карьере, крах всего дела! — так причитал генерал-адъютант, сидя у окна, за которым во всей красе развернулось, теплое весеннее утро.

Ах, как прекрасен был этот день, как отчаянно хотелось жить и наслаждаться им по праву присутствия в этом бренном мире, но все это перечеркивало горестное известие о присутствии японцев. Как ненавидел, как клял в этот миг Алексеев тех неведомых ему людишек, что не предприняли никаких мер для защиты побережья от японского десанта.

— Ведь должны же были быть выделены хоть какие-то войска для прикрытия, столь жизневажного участка дороги! Как можно было не думать об этом сидя в штабе! — разливался наместник безвинным соловьем, пытаясь унять дрожь в коленях.

Неизвестно как быстро это бы ему удалось, но дверь вагона вновь открылась и срывающимся от волнения голосом, капитан доложил о слышимой впереди стрельбе.

— Стреляют!? — моментально воспарял духом Алексеев.

— Так, точно Ваше превосходительство, стреляют и очень сильно — радостно произнес начальник конвоя — наверняка наши войска подошли и японцев бьют.

— А вдруг это японцы их бьют — сварливо ляпнул Алексеев и тут же пожалел об этом. Все с напряжением стали вслушиваться в далекие звуки боя, но они почему-то становились все тише и тише, а затем и вовсе пропали.

— Что там? Кто кого? — этот тревожный вопрос повис в воздухе и требовал немедленного ответа.

— Капитан, прикажите отправить людей на разведку и быстрее. Быстрее, черт побери! — лихорадочно приказал наместник, но пока искали дрезину, пока рядились и отбирали разведчиков, все прояснилось само собой.

К развилке подошел отряд вооруженных людей, в которых по серым шинелям и белым рубахам конвойные сразу признали восточносибирских стрелков.

— Братцы! Родные, а где, японцы? Разбили их? — закричал наместник и, позабыв про свой высокий чин, бросился к подошедшим к насыпи солдатам. Вид у них не был особенно геройским, как никак это были резервисты не менее пятнадцати лет назад в последний раз державших винтовку, но на данный момент это не имело никакого значения. Это были русские люди, и их численность во много раз превышала численность опереточного конвоя наместника.

Разбили японцев?! — спросил Алексеев у рослого унтер-офицера оказавшегося у него на пути. Унтер, как и все солдаты отряда, был резервистом и потому совершенно не признал в одетом в штатское платье всесильного наместника.

— Да, уж какой там разбили Ваше превосходительство — наугад величал унтер-офицер неизвестного ему осанистого человека — так постреляли немного, да и дал япошка драпу, аж пятки засверкали.

Его слова одобрительным гулом поддержали другие стрелки, моментально окружившие наместника и его свиту. Еще немного и господин генерал-адъютант узнал бы, что страшный враг был представлен всего двумя взводами японской пехоты, на свой страх и риск решившие провести разведку боем вглубь побережья от места высадки десанта. Подобная робость японского десанта была обусловлена возникшим на море сильным волнением, которое не позволяло шлюпкам с транспортных кораблей приблизиться к берегу под угрозой неизбежного затопления.

Наткнувшись на железное полотно, японцы смогли только нарушить телеграфную связь, и были отогнаны к побережью, случайно оказавшимся в этом месте батальоном русских стрелков. Весь бой с противником свелся к непродолжительной перестрелке, после которой японцы поспешно отступили от железной дороги.

Это и хотели рассказать неизвестному барину стрелки, но тут в дело вмешался командир батальона. Узнав в грузном человеке дальневосточного наместника царя, он стремительно пробился сквозь толпу солдат и вытянувшись в струнку перед Алексеевым зычно рапортовал.

— Ваше высокопревосходительство, разрешите доложить. После ожесточенного боя, враг полностью разбит и отброшен к побережью моря. Движение по железной дороге полностью свободно. Сейчас приступим к восстановлению телеграфа. Командир батальона подполковник Ранцев!

Каждое слово произнесенного доклада целебным бальзамом падало на душевные раны наместника и, исцеляясь от темных страхов, он не мог сдержать своих чувств.

— Дорогой ты мой подполковник Ранцев, дай я тебя от всей души обниму и расцелую! Молодец! Орел! Герой! Вот такие люди как ты и смогут защитить землю русскую от врагов! Да за твой подвиг, тебе орден полагается!— источал восторженные эпитеты Евгений Иванович. Расцеловав ловкача подполковника, Алексеев грозно глянул на начальника конвоя, и властно ткнув в его сторону пальцем, произнес голосом нетерпящим отлагательств: — Капитан, запишите, чтобы по прибытии в Мукден подполковник Ранцев был немедленно представлен к награде за мужество и героизм в борьбе с вражеским десантом!

Сказав эти слова, наместник с чувством исполненного долга хлопнул по плечу Ранцева и, не задерживаясь ни на минуту, устремился к пофыркивающему парами экспрессу.

— Едем, немедленно! — обретший голос и уверенность прокричал начальник конвоя машинисту, и все пришло в движение. Не прошло и пяти минут, как поезд наместника двинулся на север, уверенно набирая скорость.

С дрожью в сердце смотрел адмирал Алексеев на поваленные неприятелем столбы, в любую минуту ожидая появления из-за густых придорожных кустов японских солдат со штыками на перевес. Однако минута шла за минутой, но никто не появлялся. Поезд шел сноровисто и быстро, и страшное место несбывшейся засады противника удалялось все дальше и дальше.

Окончательно страх перед вездесущим врагом у генерал-адъютанта прошел только на станции Гай-Чжоу. Убедившись, что японцы теперь не в состоянии перехватить его литерный поезд, во время короткой остановки для заправки паровоза, Алексеев почувствовал сильный приступ голода и потребовал себе водки и еды. Сидя за обеденным столом, он торопливо поглощал гастрономические творения своего повара, справляя толи поздний завтрак, толи ранний обед.

Поезд мирно катил по равнинам Маньчжурии когда, насытив свое чрево и выйдя из-за стола, обессиленный от переживаний наместник рухнул на диван и моментально погрузился в сон без сновидений. Пробуждение состоялось только в Вафаньгоу где, позабыв недавние страхи и сомнения, генерал-адъютант стал прежним человеком.

Воспользовавшись восстановлением телеграфной связи, он направил в крепость срочное послание генералу Стесселю и Витгефту. 'В связи с временным отъездом из Порт-Артура по государственной необходимости, на время болезни вице-адмирала Макарова, передаю командование эскадрой контр-адмиралу Витгефту. Обращаю особенное внимание на угрозу высадки японского десанта в Бицзиво. Для противодействия неприятельским транспортам в интересах крепости, приказываю провести против них немедленную атаку посредством наших миноносцев'.

Одновременно с этим, в штаб Куропаткина наместником была направлена реляция о награждении подполковника Ранцева орденом Станислава II степени с мечами. Вот, что значит вовремя сделанный бравый доклад высокому начальству и оказаться в глазах высоких персон их спасителем.

Глава III. Аз воздам.

Стремительный отъезд из Порт-Артура наместника, нарушение телеграфной связи с Мукденом, и поступившая затем из Вафаньгоу телеграмма вызвали среди генералитета крепости сильный переполох. Командующий войсками Квантунского укрепрайона генерал-лейтенант Стессель был ярости и негодовании.

— Что за подлая манера поведения! Оставить крепость якобы для выяснения вопроса о возможности высадки японского десанта, а затем, известив о появлении врага в нашем тылу, давать всяческие рекомендации, которые совершенно запоздали — жаловался своей жене генерал, встревоженный столь стремительным развитием событий.

— Это конечно высшая степень непорядочности к тебе со стороны наместника, но ты не должен падать духом Анатоль. Срочно собери совещание штаба, пригласи всех генералов и поставь вопрос о противодействии японцам. Пригласи так же Витгефта, ведь именно ему наместник приказал атаковать японские транспорты — голосом опытного стратега подавала приказы-советы Вера Николаевна. За долгие годы службы мужа, она лучше его выучила, что нужно делать в той или иной ситуации.

— Ах, Верунчик и так все ясно. Японцы полностью повторяют свой план китайской войны. Высаживаются в Бицзиво, берут Кинчжоу, а затем стремительным броском направляются к Артуру, а у нас на сухопутных укреплениях конь не валялся. Только-только приступили к возведению фортов и батарей — продолжал изливать душу, Анатолий Михайлович — а этот хитрец Алексеев, оказывается ещё пятнадцатого апреля, испросил разрешение у государя в случаи необходимости покинуть крепость. Вот прохвост, все успел сделать. И орден получить и удрать с чистой совестью.

— Прекрати причитать, Анатоль. Лучше подумай, что нам делать, чтобы избежать быстрого падения Артура. Если это случиться только ты будешь в этом виноват перед государем. Ни наместник, Белый, ни Фок, никто, только ты один — жестко встряхнула генерал жена.

— Я уже говорил об этом с полковником Рейсом. Самый верный ход, чтобы задержать японцев на дальних подступах к Артуру, это встретить их у Кинчжоу. Согласно стратегическому плану генерала Куропаткина от 1902 года, там должны были быть возведены защитные укрепления, но как всегда мы не успели это сделать. Если послать на перешейк часть войск то, возможно, мы сможем задержать неприятеля и успеем укрепить Артур.

— Ты совершенно прав Анатоль, но вот кого следует послать под Кинчжоу? Надеин — стар, Никитин — глуп, Смирнов слишком умный и обязательно что-нибудь начудит, Белый — артиллерист и ничего не смыслит в полевых сражениях — перебирала Вера Николаевна всех артурских генералов — остается только Фок и Кондратенко.

— Думаю, следует отправить Александра Викторовича. Он умен, расчетлив и никогда не требует большего количества войск, чем нужно. Кондратенко же обязательно потребует послать к Кинчжоу все наши силы. Два дня назад, он уже говорил об этом.

— Как весь корпус!? — ужаснулась генеральша, прекрасно осведомленная о тех бесчинства, что творили японцы при захвате Порт-Артура в китайской войне.

— А кто будет защищать крепость от вторжения японцев!? Вдруг они высадятся в Дальнем и тогда все пропало. Нет, этого никак нельзя допустить — решительно заявила Вера Николаевна. — Пусть уж лучше в Кинчжоу поедет Фок.

— Вот и я думаю, что туда следует послать Фока, а там уж как господь повелит и карта ляжет — философски рассудил генерал.

— Да, а как состояние здоровья адмирала Макарова? Что говорят врачи? — спросила мужа генеральша — как долго после отъезда наместника флотом будет командовать этот размазня Витгефт?

— Честно говоря, не знаю. Три дня назад я говорил с Добровольским о здоровье адмирала и спросил, когда Макаров покинет госпиталь. Так он категорически отказывается говорить о дате его выписки. 'Адмирал болен, и его нельзя тревожить' — передразнил врача Стессель.

— Я думаю, что доктор только выполняет приказ Макарова, а сам он внимательно следит за всем, что у нас происходит. Вот уж кому сам черт ворожит. Два миноносца потопил, 'Петропавловск' на мине подорвался, сколько народу погибло, а с него как с гуся вода. Народ за него молебны служит, государь доброе слово высказал, а он болеет, и при этом ни за что не отвечает. Очень удобная позиция у этой столичной штучки. А ведь каким приятным и обходительным человеком он мне казался вначале — безапелляционно вынесла вердикт адмиралу Вера Николаевна.

Тем временем, предмет её гнева и негодования лежал в постели и вел беседу со старшим офицером крейсера 'Диана'. Адмирал хорошо знал Семенова по службе на Балтике и считал его близким себе по духу человеком. Вспыльчивый и жесткий, не привыкший прогибать спину перед высоким начальством, Владимир Иванович был отличным моряком. Во время службы на крейсере 'Дмитрий Донской', в ответ на слова капитана корабля, что он не может терпеть у себя на службе столь заносчивого офицера, Семенов с достоинством ответил. 'Я вместе с вами служу Государю и Отечеству. А нанять меня, у вас денег не хватит'.

От таких слов капитан пришел в ярость и, несмотря на то, что служба у лейтенанта была поставлена на отлично, добился его перевода из Артура. Прослужив несколько лет на Балтике, с помощью адмирала Рожественского Семенов вернулся на Тихий океан, на вспомогательный крейсер 'Ангара'.

По своему прибытию в Порт-Артур, Макаров сразу предложил опальному лейтенанту должность при штабе, но тот категорически отказался, желая служить только на боевом корабле. Теперь же, после гибели многих офицеров штаба, Макаров пригласил Семенова для разговора.

Состояние больного пошло на поправку. Благодаря хорошему уходу и питанию угроза пневмонии отступила, и Степан Осипович стал настойчиво настаивать на выписке, однако доктор Добровольский был глух ко всем его словам.

— Поймите доктор, мне очень надо поскорее вернуться в строй. Это важно для эскадры и для Артура — пытался достучаться до врача адмирал, но все было напрасно.

— Для флота и Артура, вы Степан Осипович нужны исключительно здоровым человеком. А если вы через три дня вновь заболеете, это будет с моей стороны преступленной халатностью. И никто кроме японцев от этого выгоду не получит. Нет, не для того вас судьба спасла на 'Петропавловске', чтобы забрать потом от банальной простуды — говорил врач, внимательно изучая температурный листок адмирала, прикрепленный к изголовью кровати. О том, что смертельная болезнь только отступила и затаилась, говорила субфебрильная температура, регулярно донимающая Макарова каждый вечер.

— Так, что о выписке говорить еще слишком рано. А вот заниматься флотскими делами, вам не возбраняется. Принимайте своих посетителей, но в меру. В меру, Степан Осипович — вынес свой вердикт медик, закончив осмотр больного. Макаров двумя руками схватился за разрешение доктора и раз в день принимал по одному, двум визитером.

Большие чины эскадры во время присутствия в Артуре наместника опасались посещать адмирала и потому, в основном его посетителями были капитаны кораблей. Чаще других были капитаны Эссен и Васильев, благодаря рассказам которым, Макаров был в курсе всех дел эскадры. Однажды у адмирала побывали Витгефт и Ухтомирский, но это были скорее визиты вежливости. Недремлющее око наместника зорко следило за дверями больничной палаты, пополняя записями страницы своего кондуита.

Лейтенант Семенов был приглашен к адмиралу Макарову на чашку вечернего чая, именно в тот день когда, бросив все, адмирал Алексеев стремительно покидал Артур.

— Рад видеть вас, Владимир Иванович в добром здравие. А я как видите, остаюсь заложником в руках медиков и без их разрешения, не могу ступить и шагу — шутливо жаловался Семенову адмирал.

— Вся эскадра с нетерпением ждет того момента, когда вы Степан Осипович покинете эти стены и приступите к командованию эскадрой! — пылко заверил Макарова собеседник.

— Кстати о командовании. Я собственно ради этого и пригласил вас. Мы знаем, друг друга много лет, так что позвольте сразу без обиняков перейти к делу. Я хочу предложить вам место флаг-капитана в моем штабе. Рад бы был видеть вас начальником штаба но, увы — с сожалением произнес адмирал, намекая на невысокое звание Семенова.

Старший офицер 'Дианы' на несколько секунд опешил от столь неожиданного предложения адмирала, а затем ответил категорическим отказом.

— Извините, Степан Осипович за откровенность, но я никогда не гнался за высоким местом и всегда предпочитал работе в штабе службу на боевом корабле, независимо в каком звании и ранге. Не могу сказать, что я навел на 'Диане' образцовый порядок, но твердо могу заверить вас, что сейчас она не является 'плавучей казармой'. Я очень уважаю штабную работу, однако считаю, что от меня будет больше пользы на боевом корабле — чуть наклонив голову вперед, произнес Семенов.

— Честно говоря, заранее знал ваш ответ Владимир Иванович, но не мог не предложить. Да, не берет вас время. Остались таким же неисправимым, хоть брось! — с укоризной усмехнулся адмирал — Что же хорошо понимаю вас, и на вашем месте ответил бы так же, но боюсь с 'Дианой' вам придется расстаться. Я намерен перевести вас на броненосец 'Цесаревич', на должность старшего офицера. Очень надеюсь, что с капитаном Васильевым вы быстро создадите из него лучший броненосец эскадры. Он мне будет нужен к концу мая, чтобы опробовать насколько крепки бока моего друга Того.

Адмирал говорил быстро и четко тоном, не допускающим возражений. Семенову было очень, жаль расставаться с командой крейсера, которая из сборища призванных деревенских мужиков стала превращаться в боевой единый экипаж. Однако, отказав Макарову один раз, он не посмел перечить ему вторично.

Адмирал мгновенно уловил перемену в офицере и улыбнулся про себя. Степан Осипович хорошо знал ершистую натуру моряка, но вместе с тем и его слабые стороны. Поэтому, выждав некоторое время, он деловито произнес.

— Значит, возражений нет. Вот и прекрасно. Готовьтесь сдавать дела Владимир Иванович. Приказ о вашем переводе, я отдам сразу, как только вернусь к исполнению обязанностей командующего эскадрой. Как обещает доктор Добровольский, это будет через полторы две недели, но не будем загадывать. Ведь загад не бывает богат.

Адмирал не зря выказывал опасение относительно своих планов на ближайшее будущее. Как показало будущее, у госпожи судьбы на них были свои взгляды.

Телеграмма наместника, полученная вечером двадцать пятого апреля, поставила перед контр-адмиралом Витгефтом неразрешимую дилемму. С одной стороны, ему как командующему эскадрой предписывалось оказать противодействие высадке врага посредством миноносцев, но с другой стороны его руки по-прежнему связывала 'сберегательная стратегия' по сохранению кораблей. О необходимости её соблюдения, генерал-адъютант успел известить Витгефта перед самым отъездом, несмотря на всю спешку.

Оказавшись в столь затруднительном положении, Вильгельм Карлович промучился всю ночь, и так и не прейдя к решению, к утру следующего дня отправился в госпиталь к Макарову.

Известие о высадке врага заставило адмирала вновь потребовать от Добровольского скорейшей выписки, но врач был непреклонен.

— Единственное, что я могу для вас сделать, это выписать через два дня, но с категорическим запретом на выходы в море. Поймите, Степан Осипович, как бы хорошо вы себя не чувствовали, как бы не было крепко ваше здоровье, но любой сквозняк или простуда, нанесут вам такой удар, что я не берусь предсказать его последствия — говорил врач, скрестив руки на груди. Макаров, хорошо узнавший характер доктора за время болезни, не посмел противоречить ему. Добрый и отзывчивый человек, Добровольский был категоричен и непреклонен, когда стоял вопрос о здоровье пациента.

— Я не могу позволить дать шанс болезни, чтобы уничтожить плоды моего труда — говорил медик, и было отлично видно, что это его жизненная позиция, а не высокий пафос.

— Хорошо, доктор. Два дня я согласен пробыть в госпитале, но не более. Время не ждет — согласился с Добровольским адмирал, и врач поспешил откланяться.

— Вот видите, какое гадкое положение Вильгельм Карлович — посетовал Макаров, когда моряки остались одни — Но ничего. В должность вступить пока не позволяет здоровье, но подать совет я вам могу. Срочно отправьте на разведку к Бицзиво 'Лейтенанта Буракова'. У этого миноносца высокая скорость, и он легко сможет уйти от любого японского корабля. Его боевая задача только разведка, в бой не вступать. Так и прикажите Артемьеву, только посмотреть и сразу же назад, а там уже будет видно, что делать.

Витгефт с радостью ухватился за предложение Макарова и вскоре миноносец покинул порт, отправившись на разведку. Прошло несколько невыносимо долгих часов, прежде чем Артемьев вновь предстал перед адмиралом, но доклад его был безрадостен. Волнение на море закончилось, и японцы приступили к полномасштабной высадке десанта.

Всего за сутки с кораблей сгрузилась пехота, артиллерия и даже соединения кавалерии. Общая численность войск под командованием генерал-лейтенанта Оку составляла 35 тысяч человек, при 216 орудиях и 48 пулеметах.

Все время пока шла высадка, японцы постоянно опасались возможного нападения русской эскадры, даже без адмирала Макарова. Поэтому они не торопились перерезать железную дорогу, благодаря чему в крепость успели прорваться два эшелона с военным имуществом, обстрелянные по дороге японскими разведывательными дозорами.

Это были последние поезда, прибывшие на вокзал Порт-Артура. Полностью же сообщение Квантунского укрепрайона со штабом Куропаткина и ставкой наместника в Мукдене было прервано в ночь на двадцать седьмое апреля. Наступила блокада крепости.

К этому моменту, адмирал Макаров уже распрощался с заведением доктора Добровольского и вопреки рекомендациям врача, не заезжая на квартиру отправился прямо на 'Севастополь', где его уже ждал Витгефт для передачи дел.

Когда на следующий день, разгневанный Добровольский появился на броненосце с целью провести осмотр больного, адмирал стал оправдываться перед врачом.

— Вы ведь выписали меня домой доктор, а мой дом море — говорил моряк, хитро посматривая на Добровольского, закончившего слушать легкие своего неугомонного пациента.

— Ох, и хитрец, вы Степан Осипович, обвили меня вокруг пальца — сокрушался Добровольский, закрывая свой докторский саквояж — что же, живите дома, но никаких выходов в море в течение ближайшей недели.

— Да какие могут быть выходы в море при нашем нынешнем состоянии, доктор. Вот когда ремонт всех кораблей закончим, тогда и будем ходить — смиренно отвечал ему Макаров, придерживаясь в душе совершенно иного мнения.

Появление адмиральского флага на мачте броненосца вся эскадра встретила с большой радостью и энтузиазмом. Многие моряки радостно крестились на развевающийся над 'Севастополем' стяг, оживленно переговариваясь между собой.

— Слава Богу, дождались Голову. Теперь адмирала Того сподручнее бить будет — говорили матросы и с особым усердием принялись наводить порядок на своих кораблях. Одни до блеска полировали пояски снарядов, дабы в бою не произошел смертельный конфуз с орудием, другие с упоением драили палубу, грязь на которой была смертельной угрозой для упавшего на неё раненого человека. Все это делалось, без какого-либо понукания со стороны начальства. Пройдя один раз, вместе с адмиралом Макаровы сквозь горнило невзгод, матросы были готовы идти с ним до конца.

В отличие от кубрика, кают-компания не столь дружно разделяла радость возвращения в строй адмирала.

— Что же господа, произошел естественный круговорот вещей в природе. 'Борода' вернулся, а 'дракон' поспешил съехать. Да, двум медведям всегда тесно в одной берлоге — колко говорили молодые офицеры, иронизируя над спешным отъездом грозного наместника. — Будем надеяться, что адмирал полностью здоров и в самом скором времени выйдет в море. Уж теперь он обязательно посчитается с противником за 'Петропавловск' и прочие наши обиды.

— Как бы нам от его резвых действий ещё одного броненосца не лишиться — пытались остудить их восторженный пыл острожные пессимисты, не торопившиеся расстаться с 'сохранительной' стратегией наместника.

— Война-с, как известно без потерь не бывает! Очень может быть, что лишимся ещё одного корабля и даже двух, но мы и сами нанесем противнику урон. Лучше уж погибнуть в открытом бою с честью, чем сидеть в артурской луже и покорно ждать, когда нас перетопят в ней как котят! — яростно парировали оптимисты доводы осторожных оппонентов, которым оставалось только вздыхать, как вздыхает старушка мать над неразумными речами молодого сына. Таковы были мировоззрения кают-кампаний, преобладающее большинство среди которых все же было за рвущимися в бой оптимистами.

Прибыв на 'Севастополь' Макаров моментально уловил общий настрой команды броненосца и постарался укрепить и развить его.

— Что заскучали без дела? — ласково спрашивал флотоводец выстроившуюся перед ним команду и, получив утвердительный ответ, пообещал — будет скоро вам дело. С такими орлами великий грех сидеть в Артуре. Врага бить надобно, за все причиненные нам обиды.

— Побьем, Степан Осипович, с вами обязательно побьем! — радостно заверяли адмирала моряки, вытягиваясь перед ним во фронт и преданно поедая глазами.

— Дай, Бог. В добрый час — отвечал им Макаров своей любимой присказкой и в ответ, ему неслось оглушительное 'Ура'! Этих простых слов, было вполне достаточно, чтобы люди вновь поверили в себя и полностью позабыли все прежние неудачи.

В день своего возвращения на эскадру, адмирал нашел время так же посетить поврежденные 'Цесаревич' и 'Ретвизан' желая лично оценить проводимые на них восстановительные работы. Эти действия Макарова, окончательно вселило в сознании моряков уверенность в скором сражении с врагом.

Однако, поднимая боевой дух своих подчиненных, Макаров не спешил вести артурскую эскадру в бой с противником. Силы двух сторон на данный момент были неравны, а обрекать людей на смерть только ради боя, адмирал решительно не собирался. Для восстановления прежнего баланса сил, требовалось предпринять очень неожиданный и в то же время довольно простой ход, и адмирал его сделал. Вернее воспользовался предложением своих даровитых подчиненных, в талантах которых он не ошибся.

Апрель уже дохаживал свои последние дни, когда на доклад к командующему, попросился командир 'Севастополя' капитан Эссен, которого Макаров безотлагательно принял, несмотря на усталость.

Подойдя к адмиральскому столу, офицер расстелил перед Макаровым морскую карту окрестностей Порт-Артура, на которой красным и синим цветом было нанесено несколько жирных ломаных линий.

— Что это Николай Оттович? — с интересом спросил адмирал Эссена.

— Схема движения японской эскадры в течение нескольких дней. Я внимательно наблюдал за действиями противника с Ляотишаня и пришел к любопытному выводу. Все это время, японцы двигаются по одному и тому же маршруту. Он проходит вне зоны огня береговых батарей, но вместе с этим позволяет контролировать как подступы к Артуру, так и выход из него.

Подобные действия противника, говорят, что он утратил всякую осторожность, полностью уверовав в нашу пассивность на море. Самый момент наказывать противника за его зазнайство, выставив у него на пути мины, Степан Осипович — с азартом произнес моряк, пытливо глядя в лицо адмиралу.

— Любопытно, весьма любопытно я бы сказал — проговорил Макаров, копаясь в рулонах карт лежащих в углу кабинета. Затем он хитро подмигнул Эссену, расстелил на столе другую карту.

— Откуда у вас копия моей карты, господин адмирал!? — изумился моряк — я лично составлял её и никого не посвящал в свой замысел!

— Успокойтесь, Николай Оттович. Это не ваша карта. Три часа назад её мне принес командир 'Амура' капитан второго ранга Иванов 6-й. Он, так же как и вы наблюдал за движениями японской эскадры, но только с Золотой горы. Как видите, вам обоим одновременно пришла в голову одна и та же интересная идея — любезно пояснил Макаров.

— И что же? — быстро спросил, оправившийся от неожиданности офицер.

— Идея очень не дурна и я целиком за её скорейшее исполнение. Вот только боюсь, что наши замыслы могут стать достоянием противника. За время нахождения в гостях у доктора Добровольского у меня, было, много времени поразмыслить над некоторыми фактами, которые напрямую свидетельствуют, что Артур серьезно засорен шпионами противника — молвил адмирал.

— Вы сомневаетесь в нашей способности держать язык за зубами? — с обидой насупился Эссен.

— Нет, ни в вас лично Николай Оттович и ни в офицерах эскадры. Утечка скорей всего может произойти через писарей или работников порта, которые очень не сдержаны на язык.

— Что же делать? Из-за болтливости нижних чинов отказаться от такой блестящей возможности нанести врагу серьезный урон?!

— Ни в коем случаи! Мины надо обязательно ставить. 'Петропавловск' должен быть отомщен. Но при проведении этого мероприятия следует предпринять маленькую хитрость. Вы и Иванов предлагаете установить мины на расстоянии 11 миль от Артура, и я полностью согласен с этим. Однако об этом будем знать только мы трое. Для всех остальных, постановка мин будет производиться на расстоянии 6 миль, то есть на границе нейтральных вод. Это хороший аргумент для того, чтобы усыпить бдительность противника и сохранить свои намерения в секрете. Об изменении боевой задачи Иванов объявит экипажу в море, что позволит сохранить в целостности нашу тайну. Как вам мое предложение? — поинтересовался у Эссена адмирал.

— Отличная задумка, Степан Осипович! Надеюсь, что с её помощью нам удастся обмануть японцев — горячо одобрил тот предложение Макарова.

— Значит, быть посему. Завтра жду вас Николай Оттович с Ивановым 6-м у себя к девяти утра для уточнения боевой задачи 'Амуру'. После этого будет проведено совещание капитанов кораблей о готовности скорого эскадры в море. Пусть все выглядит как подготовка эскадры к возобновлению учений по маневрированию и отбитию возможного нападения неприятеля — подытожил разговор Макаров.

Все произошло именно так как, и рассчитывал адмирал. Известие о возобновлении выходов эскадры в море вызвало большое воодушевление на кораблях. Этого ждали все, и свои и чужие, и выход минного заградителя в море был вполне логичным шагом. Именно так оценила японская резидентура первые шаги Макарова и потому постановка мин осталась тайною для японской эскадры.

Сама природа благоволила русским морякам в их тайном деле. В ночь с первого на второе мая над морем стоял густой туман. Он надежно прикрыл 'Амур' от взоров дозорных японских крейсеров, что в течение нескольких ночей, постоянно дежурили на дальних подступах к крепости.

Намериваясь выставлять мины на одиннадцати мильном расстоянии от Артура, капитан Иванов 6-й сильно рисковал. Такое ненадежное природное прикрытие как туман могло в любой момент растаять и тогда 'Амуру' предстояло бы играть в прядки со смертью. Легкие японские крейсера представляли серьезную угрозу для минного транспорта, однако, выйдя на внешний рейд, он смело устремился на встречу опасности.

О том, что могло ждать 'Амур' за мглистой молочной пеленой знали все, от капитана до кочегара, но реагировали на это по-разному. Так старший офицер корабля исповедовавший 'охранительную стратегию', в личном разговоре предложил Иванову не рисковать и произвести постановку мин в восьми милях, сославшись на слабый туман и угрозу возможного обнаружения транспорта кораблями противника.

— Да, Анатолий Борисович, вы правы. Так можно поступить и в нынешних условиях никто не посмеет упрекнуть меня в неполном выполнении боевого приказа. Но еще остается моя совесть, которая не позволяет совершить предложенное вами деяние — с достоинством молвил Иванов и установил мины точно в оговоренном с адмиралом Макаровым месте.

Благодаря быстрой и умелой работе экипажа 'Амура' было спущено за борт свыше пятидесяти смертельных гостинцев адмиралу Того прежде чем туман стал предательски редеть и минный транспорт поспешил вернуться восвояси.

Не заметив ничего подозрительного за прошедшую ночь, сторожевые крейсера японцев уступили свой пост отряду броненосцев спешивших им на смену. Главные силы японского флота по-прежнему были прикованы к району Бицзиво, где завершала свою высадку армия генерала Оку.

На все время операции по высадки первой армии для блокады русской эскадры, Того создал отряд кораблей в составе трех броненосцев и нескольких легких крейсеров. Сменяя друг друга днем и ночью, они постоянно сторожили возможный выход русских миноносцев.

Утром второго мая, уверенно рассекая темную гладь моря, к Артуру приближалась японская эскадра в составе броненосцев 'Хацусе', 'Ясима' и 'Сикисима', пяти легких крейсеров и четырех канонерок. Головным в колонне броненосцев, шел могучий красавец 'Хацусе' под флагом контр-адмирала Насиба.

Командующий эскадрой был в превосходном настроении. Рано утром он получил от адмирала Того известие о завершении операции по прикрытию армии Оку. Это означало, что вскоре все силы эскадры будут вместе, и данный выход превращался в рутинную демонстрацию японского присутствия у стен крепости.

Впрочем, Насиба с самого начала высадки десанта не очень опасался противодействий со стороны противника. Его отряд имел численное превосходство над количеством русских броненосцев способных выйти в море. Эти сведения были получены по каналам японской агентуры в Артуре, а они были всегда точны. Если бы русские все же рискнули бы напасть на эскадру Насибы, то на помощь ей пришли бы два броненосных крейсера дежуривших у острова Элиот, а затем прибыли бы главные силы японского флота.

Так представлялось положение дел контр-адмиралу, чьи корабли величественно резали своими килями морские просторы, двигаясь привычным для себя маршрутом. Дежурный офицер почтительно доложил адмиралу, что эскадра подходит к Артуру, но Насиба не торопился занять место на капитанском мостике, согласно боевому расписанию. Зачем торопиться, если противник подобно садовой улитке, испуганно прячется во внутренней гавани крепости и боится высунуть нос из-под защиты береговых батарей. Видимо вся слава уничтожения русского флота достанется сухопутным частям армии генерала Оку.

Вражеские расчеты были абсолютно верны, но только до того момента пока на командование эскадрой не вернулся адмирал Макаров. Исповедуя принцип 'не считать число кораблей противника, а атаковать их', он с раннего утра отдал приказ о приведении эскадры в полную боевую готовность. Поддержав идею Эссена и Иванова об установлении мин на пути следования японских кораблей, в душе Макаров не лелеял больших надежд относительно результатов данной операции.

Конечно, он очень хотел, чтобы какой-нибудь вражеский корабль, желательно броненосец, подорвался на мине или даже бы затонул, но не более того. Главную задачу предстоящего боя Степан Осипович видел в выводе кораблей эскадры на внешний рейд, и проведения сражения с неприятелем, который обязательно бросится спасать свой подорванный корабль или людей с затонувшего судна.

Планируя операцию, адмирал предполагал, что произойдет скоротечное сражение, главной целью которого являлось подъем боевого духа русских моряков, подорванного гибелью 'Петропавловска' и не более того.

Наблюдатели с Золотой горы с огромным нетерпением следили за горизонтом в ожидании появления неприятельской эскадры. Едва только на море появился строй вражеских дымов, как адмирал был извещен об этом и на корабли полетел долгожданный приказ: 'Развести пары и быть готовыми к выходу в море'.

С замиранием сердца наблюдали русские дозорные за маневрами японских кораблей, с замиранием сердца сверяя их курс с тем, что был нанесен на карту. Донесения шедшие непрерывным потоком с дальномеров аккуратно ложились на бумагу, и с каждой минутой становилось ясно, противник движется своим обыденным курсом.

Стоя в боевой рубке 'Хацусе', командир броненосца капитан первого ранга Накао с невозмутимым лицом смотрел в сторону русской крепости. Кодекс самурая предписывал ему быть сдержанным и не выказывать никаких чувств перед видом противника, присутствующего пусть даже только в виде береговых батарей.

Свое отношение к забившемуся в угол противнику, Накао позволил себе продемонстрировать только презрительной улыбкой, рассматривая в бинокль вражеский берег.

— Что господин адмирал? — спросил капитан дежурного офицера прибывшего от адмирала Насибы, не повернув в его сторону головы.

— Господин адмирал задерживается, и приказал вам лично вести корабль к Порт-Артуру, господин капитан — с почтением молвил офицер.

— Хорошо — не отрывая взгляда от моря, молвил Накао и, помолчав немного, приказал старшему офицеру — следуйте обычным курсом. Адмирал Макаров болен, а без него русские моряки вряд ли отважатся на какое-либо действие.

Тот с почтительным поклоном головы повторил приказ командира и, совершив очередной маневренный поворот, броненосец устремился навстречу коварной смерти, притаившейся под толщей морской воды.

Построенный в Англии 'Хацусе' был один из четырех новейших броненосцев, пополнивших флот микадо, благодаря многомиллионным английским кредитам на войну с Россией. Только благодаря этому мощному денежному вливанию, Япония смогла за короткий срок создать у себя морской флот, способный на равных воевать с северным соседом.

Выбранный адмиралом Насибой маршрут движения эскадры пролегал вне зоны огня береговых батарей. Узнав благодаря попаданию фугаса в броненосец 'Фудзи', что русские береговые батареи увеличили дальность своего обстрела, адмирал Того приказал своим кораблям держаться такого курса, который со стопроцентной уверенностью мог гарантировать исключения повторения неприятных сюрпризов.

Выполняя предписание командующего флотом и капитана 'Хацусе', японские броненосцы спокойно миновали траверс Электрического утеса и, совершив очередной поворот, направились к Ляотишаню. К этому моменту, адмирал Насиба вышел на палубу корабля и пожелал посмотреть на врага в бинокль.

Его молодой адъютант со всех ног бросился к командующему эскадрой и с почтением протянул ему мощный морской бинокль. Насиба неторопливо взял его из рук офицера, поднес к глазам, но разглядеть позиции врага так и не успел. Неожиданно мощный раскатистый взрыв в районе носа потряс весь броненосец. Получив сильный удар в правый борт 'Хацусе' резко качнулся в противоположную сторону, продолжая по инерции идти вперед.

Прошло всего несколько секунд, за которые никто из экипажа ничего не понял, прежде чем под днищем корабля прогремел второй взрыв более сильный, чем первый.

Огромное облако бурого дыма взлетело из недр броненосца высоко в небо подобно внезапному извержению вулкана. Фок-мачта корабля была вырвана из своего палубного гнезда и подобно легкой соломинке отброшена далеко в сторону. При этом задняя часть броненосца бывшая справа от ужасного облака имела вид вполне корабля, на котором ничего не случилось.

Жалобные крики пронеслись по японской эскадры, чьи команды с ужасом наблюдали последние минуты гордости японского флота. Тысячи глаз видели, как истерзанный взрывами броненосец содрогнулся от третьего удара, после которого в небо поднялись клубы белого пара, заслонившие бурый дым.

— Котлы! Это взорвались котлы! Конец 'Хацусе'!!— раздались крики невольных свидетелей этой трагедии, и словно подтверждая этих слов, корма броненосца стала стремительно и круто подниматься из воды вверх. Были отчетливо видны еще работающие винты корабля, яростно крутящиеся в воздухе. Встав строго вертикально над поверхностью моря, корма броненосца стала неудержимо проваливаться вниз. Останки того, что ещё несколько минут являлось боевым кораблем, стремительно с шумом скрывалось подводу. Корма ещё была видна над водой, когда раздался новый взрыв и ураган пламени, рыжим столбом вырвался наружу уже из-под воды.

Если среди японских моряков в эти минуты царило горе и уныние, то на кораблях русской эскадры царило бурная радость. Едва только на Золотой горе взметнулся сигнал: 'Вражеский броненосец подорван' как мощный крик больше похожий на торжествующий вой, заполнил всю внутреннюю акваторию Артура.

— В бой, в бой, в бой!!! — неслось с корабля на корабль, и вся эскадра в едином порыве устремила свои взоры на 'Севастополь' на капитанском мостике которого стояла знакомая каждому артурцу фигура, одетая в черную шинель.

Для разгоряченных радостным известием матросов каждая секунда ожидания приказа была равна году, а минута столетию. Испытывал ли адмирал терпение людей или просто обдумывал свои дальнейшие действия, неизвестно. Макаров так ничего и не приказал, когда с Золотой горы поступило новое сообщение: 'Вражеский броненосец потоплен'.

— За 'Петропавловск'!! За 'Цесаревич'! За 'Ретвизан'! — кричали обезумевшие от радости моряки и с новой удесятеренной силой в сторону 'Севастополя' неслись крики — В бой, в бой, в бой!!!

И словно в ответ на их слова, на мачте флагманского броненосца взмыл сигнал: 'Эскадре в море', после чего обе половины внутреннего рейда Порт-Артура мгновенно ожили. Броненосцы, крейсера, миноносцы, вся артурская эскадра пришла в движение.

Все двигалось, пыхтело, но при этом неразберихи не было и в помине. Каждый корабль знал свое место в плане выхода эскадры на внешний рейд, благодаря заранее присланному адмиралом приказу действия.

Флагманский 'Севастополь' уже начал свое движение к проходу, когда сигнальщики сообщили о подрыве ещё одного японского броненосца. В третий раз гавань Порт-Артура утонула в раскатистом торжествующем крике русских моряков, но теперь они не требовали у своего адмирала вести их в бой. В единодушном порыве, сотни молодых глоток скандировали одно и тоже: — Раскатаем! Раскатаем! Раскатаем! На дно пустим! — и не было в этот момент на свете силы, способной остановить этот эмоциональный порыв русских людей.

Медленно и величаво проплывал 'Севастополь' мимо выбиравших якоря кораблей эскадры, чьи команды выстроились вдоль бортов для приветствия адмирала. Медицина категорически запретила Макарову выходы в море, и он с полным правом мог не участвовать в этом походе. Но тогда это был бы не тот Макаров, за здравие которого молились тысячи людей. Это был бы не тот 'Борода' одно присутствие которого будоражило матросов к действию гораздо сильнее любого приказа. И потому в этот день, позабыв про наставления докторов, он твердо стоял на палубе броненосца, ведя эскадру в бой на врага.

Одетый в черную шинель он неторопливо переходил от одного борта корабля к другому, дабы приветствовать экипажей кораблей оказавшихся на пути флагмана. Русая борода адмирала, объект матросских частушек задорно развивалась на ветру, а сам её обладатель привычно приветствовал застывших в едином строю моряков.

— В добрый час, молодцы! Дай Бог! — обращался к ним Макаров, а в ответ ему неслось мощное троекратное 'ура'! забыв про чины и чинопочитание, идущие на смерть моряки радостно и громко приветствовали своего вождя.

Тем временем, в рядах японской эскадры события продолжали развиваться стремительно. Еще не успели клубы дыма осесть на воду, а к месту гибели флагманского броненосца, устремились корабли, в надежде спасти своих уцелевших товарищей. Ближе всех к месту разыгравшейся трагедии был броненосец 'Ясима', но едва только он начал движение к плавающим обломкам 'Хацусе', как и его корпус сотрясся от сильного взрыва.

Столб огня и воды высоко взметнулся по правому борту броненосца в районе кормы, после чего корабль стал быстро оседать с заметным креном на поврежденную сторону. Команда судна мужественно бросилась на борьбу с яростно рвущейся в трюм водой, но это были не все последствия взрыва русской мины. Кроме подводной пробоины на броненосце были повреждены машины, и отчего он моментально лишился хода. В этот момент 'Ясима' был подобен быстрокрылой мухе, что на всем ходу влетела в паучью сеть и прочно завязла в ней. Огромная могучая махина, всего несколько минут назад грозно рассекавшая морские просторы, теперь безвольно колыхаясь на морских волнах.

Подрыв ещё одного броненосца вызвал среди японских моряков приступ ярости и ненависти. Посчитав, что гибель 'Хацусе' и подрыв 'Ясимы' это дело рук русской подводной лодки, эскадра дружно разразилась хаотичной стрельбой по воде. В один миг все пространство вокруг поврежденного броненосца вскипело от многочисленных разрывов снарядов, выпущенных комендорами японской эскадры жаждущих поразить коварного врага, находившегося рядом с ними под толщей морских вод.

Так продолжалось некоторое время, пока среди японцев не наступило прозрение, что никаких подводных лодок нет, а броненосцы наскочили на минное поле. Только после этого, соблюдая предельную осторожность, к поврежденному кораблю стала приближаться 'Сикисима', последний броненосец погибшего адмирала Насибы.

Благодаря самоотверженным действиям экипажа броненосца, удалось ликвидировать опасную течь, установив временную пробку, но это не могло спасти 'Ясиму'. Лишенный хода, с креном на поврежденный борт, корабль представлял собой легкую добычу для противника, чьи броненосцы уже начали выходить на внешний рейд Артура.

В составе русской эскадры, что собиралась атаковать корабли Насибы, не произошло особо существенных изменений. Разве что вопреки ожиданиям японцев вместо двух броненосцев, артурскую гавань покинули трое и проходили они через узкий проход не с помощью буксиров, а самостоятельно. Это было большим достижением адмирала Макарова, сумевшего выучить команды броненосцев быстро покидать порт.

Однако не это было главным, на данный момент. С известием об уничтожении 'Хацусе' в душе русских моряков произошел решительный перелом. Перед японцами предстал отнюдь не раненый зверь, трусливо забившийся в нору спасаясь от ружей охотников. Сейчас против них выходил хищник, уже сумевший попробовать жаркий вкус пролитой крови врага и жаждавший насытить свою душу долгожданным чувством победы. Подобно ужасному вестнику скорой беды, выплывали на синие просторы моря темные тела русских броненосцев, суля горе и гибель японским морякам.

Стоя на капитанском мостике 'Севастополя', Макаров быстро оценил плачевное кораблей неприятеля. Боясь наскочить на мину, 'Сикисима' осторожно маневрировал вблизи 'Ясима', тогда как крейсера 'Касаги' и 'Тацута' пытались взять на буксир поврежденный броненосец и спасти остатки экипажа 'Хацусе'. Японцы торопились вытащить своих товарищей из воды до прибытия русских кораблей, но не успели этого сделать. Быстрый выход русской эскадры в море, спутал им все карты.

— Сегодня госпожа фортуна явно милостива к нам, Николай Оттович. И надо постараться не упустить столь удачно выпавший шанс — обратился адмирал, к стоящему рядом с ним Эссену.

— Не знаю как остальные корабли, но мой 'Севастополь' Степан Осипович приложит к этому все свои силы и даже чуть больше — с достоинством молвил командир броненосца.

Стремясь спасти положение, скорее от отчаяния, чем из какого-то скрытого расчета, оставшиеся крейсера прикрытия и канонерские лодки устремились навстречу русским броненосцам. Столь решительный ход, возможно, имел бы шансы на успех, командуй эскадрой Алексеев или Витгефт, но только не адмирал Макаров.

— Прикажите открыть огонь по этим удальцам. Охладим несколько их воинственный пыл — приказал адмирал, указывая на идущие контркурсом японские крейсера.

— А скажи братец, кто нас так пугает? — неожиданно спросил Макаров стоящего на мостике дозорного, желая проверить уровень его мастерства. Матрос на секунду замешкался от неожиданности, но затем твердым и уверенным голосом доложил адмиралу — крейсера 'Идзуми', 'Читосе' и 'Такасаго' Ваше превосходительство.

— Молодец, службу свою знаешь — похвалил дозорного адмирал и обменялся с Эссеном хитрыми улыбками. Находясь на посту командира броненосца чуть более месяца, он сумел создать хорошую команду.

— Ну-с, Николай Оттович, дозорные у вас хорошие, посмотрим каковы ваши комендоры — произнес Макаров, и словно услышав эти слова, заговорили орудия носовой башни броненосца, открывшие огонь по врагу. Как не была высока отвага японских крейсеров, но против двенадцатидюймовых орудий 'Севастополя' они ничего поделать не могли. Как только рядом с идущим головным 'Идзуми' выросли два огромных столба водяного разрыва, крейсер стал торопливо уходить в сторону, так и не выпустив по 'Севастополю' ни одного снаряда.

Идущий следом за 'Идзуми' 'Такасаго' оказался не столь проворен в выполнении маневра уклонения как его товарищ. Выпущенный с 'Севастополя' снаряд, разорвался рядом с бортом крейсера. От мощного взрыва сотрясшего корпус судна нарушилось управление рулем и, потеряв управление, 'Такасаго' стремительно выкатился из общего строя. Описав широкую дугу, крейсер разминулся с идущим за ним в кильватере 'Читосе' и на всем ходу протаранил одну из канонерок. От этого столкновения, оба корабля получили сильные повреждения и вскоре затонули. Столь удачное вступление в бой русского флагмана не осталось незамеченным со стороны 'Сикисимы'. Совершив очередной маневр, японский броненосец открыл огонь из носовых орудий по приближавшемуся к нему 'Севастополю'. Комендоры капитана Тарагаки стреляли гораздо быстрее противника, однако весьма неудачно. Только однажды японский фугас разорвался в опасной близости от борта русского флагмана, тогда как разрывы русских снарядов охватили неподвижного 'Ясима' плотным кольцом. Желая иметь у себя синицу в руке, чем журавля вдали, Макаров приказал сосредоточить огонь на поврежденном броненосце.

Вслед за 'Севастополем' и 'Пересветом', в сражение вступил отряд крейсеров под предводительством 'Баяна'. Ведомые своим флагманом крейсера 'Аскольд', 'Паллада', 'Диана', 'Новик' атаковали потерявших строй японские крейсера и канонерки, завязалась перестрелка.

Впервые за все время войны, численное и огневое превосходство было на стороне русских кораблей, и они спешили использовать его до подхода главных сил противника. Радисты эскадры давно отметили переговоры между кораблями противника и, не дожидаясь приказа командующего, стали создавать радиопомехи.

Русские комендоры по началу боя тоже не могли похвастать особой результативностью своей стрельбы, но постепенно стали нивелировать этот недостаток. Сменяя недолеты на перелеты, их снаряды все ближе и ближе ложились к бортам японских кораблей и вскоре то на одном, то на другом броненосце стали вздыматься черные сутаны взрывов.

Самым разумным выходом в этой ситуации было немедленное отступление но, исповедуя кодекс самурайской чести, капитан Тарагаки не мог оставить 'Ясиму' на растерзание врагу. 'Бесчестие для самурая, хуже смерти' — гласил один из основополагающих принципов бусидо и потому, потомки богини Аматерасу продолжали вести невыгодный для себя бой.

Удача любит храбрых что, презирая страх смерти, бьются до конца. Японским морякам удалось завести спасательный трос на 'Ясиму' и раненый броненосец медленно поплыл прочь от Артура.

Это событие внесло серьезные изменения в расклад сил боя. Обретя ход и сумев выровнять свой крен, 'Ясима' вступил в бой как полноценная единица и теперь против русского флагмана сражался не один броненосец, а два. Результатом этого изменения стало попадание вражеского снаряда в машинное отделение ' Севастополя' и выход из строя двух котлов. Другое попадание в правую носовую башню шестидюймовок привело к выходу из строя электрическую подачу боеприпасов. Из-за этого снаряды в башню пришлось подавать вручную через верхнюю палубу, что привело к большому числу осколочных ранений среди моряков.

Стремясь исправить возникшее положение, Макаров приказал 'Пересвету' и 'Победе' перенести огонь на 'Сикисиму', тогда как 'Севастополь' продолжил свою дуэль с 'Ясима'.

Пока шла передача приказа и перенос огня броненосцев, японский двенадцатидюймовый снаряд угодил в боевую рубку флагмана. Русская броня с честью выдержала экзамен на прочность, но от града осколков ворвавшихся внутрь был убит наповал рулевой кондуктор Кувшинов и штурман Семашко, а на адмирале Макарове, стоявшем на капитанском мостике была пробита пола шинели.

Увидев это, Эссен стал просить адмирала покинуть мостик, но он ответил решительным отказом.

— Я хочу точно знать, чего стоит моя эскадра, Николай Оттович! И прошу вас не мешать.

— Но ведь здесь очень опасно, Степан Осипович! — взмолился Эссен.

— Зато я отсюда все прекрасно вижу всю картину боя — возразил ему Макаров. — И пусть на 'Пересвете' сбита труба, на 'Баяне' пожар, а 'Паллада' вот-вот покинет строй, я точно знаю, что сегодня победа обязательно будет за нами!

Действительно, потери русской стороны были серьезны, но они не шли ни в какое сравнение с потерями противника. От многочисленных попаданий русских снарядов кормовая башня 'Сикисимы' была приведена к полному молчанию. Броненосец лишился фок-мачты, одной из своих труб, а нос корабля заволокло густым удушливым дымом пожаров.

Прямым попаданием снаряда большого калибра была уничтожена орудийная башня левого борта и только по счастливой случайности не произошла детонация боезапаса этой башни. Из-за выхода из строя нескольких котлов положение корабля было очень серьезным, но броненосец огрызаться огнем уцелевших орудий.

Гораздо хуже было положение на 'Ясиме'. Пламя пожаров азартно гуляло по всему броненосцу. Ярко пылала корма, где от попадания в вельбот возник пожар, перекинувшийся на сложенные матросские койки. Вместе с ней горела кают-компания, от угодившего в неё снаряда. С большим трудом, японцам ужалось погасить огонь, но главная угроза для броненосца исходила не от него.

В трюме корабля вновь открылась ликвидированная ранее течь, и как следствие этого у броненосца появился заметный крен на борт. Вода поступала внутрь корабля не столь стремительно как прежде, но никто не мог предсказать, как будут развиваться события в дальнейшем. Достаточно было ещё одной пробоины, чтобы корабль затонул.

Внося свой вклад в борьбу с врагом, задранные вверх пушки 'Ясима' спорадически палили по кораблям противника, но без особого успеха. Русские броненосцы уверенно сокращали расстояние между собой и 'Ясима', мертвой хваткой державшего всю эскадру. Смерть заглянула в лицо капитана Тарагаки, и он принял решение. На мачте ' Сикисимы' взвилась пестрая гирлянда разноцветных флажков и крейсера 'Касаги' и 'Тацута' устремились к горящему броненосцу, сбросив буксирные тросы.

Постоянно рискуя наскочить на рогатую мину или погибнуть от попадания вражеского снаряда, японские моряки приблизились к объятому пламенем пожаров броненосцу и стали снимать с него экипаж. Огромная махина морского левиафана вяло покачивалась на волнах из стороны в сторону, затрудняя спасательные работы.

Видя, что японцы прекратили буксировку броненосца, Макаров приказал прекратить обстрел 'Ясима' и, перенести весь огонь на 'Касаги'. Началась яростная игра со смертью. Один за другим вокруг маленького крейсера стали вырастать водяные столбы разрывов, но 'Касаги' не отступил от борта обреченного корабля. Выказывая полное пренебрежение к смерти, японцы с честью выполняли свой долг, но противостояние бронепалубного крейсера с крупнокалиберным снарядом завершилось в пользу последнего.

Сначала разорвавшийся за кормой крейсера русский фугас лишил его хода, а через три минуты, новое попадание носовой двенадцатидюймовки 'Севастополя', прервало пребывание 'Касаги' в списках кораблей японского императора. Получив большую пробоину, бронепалубный крейсер стал быстро тонуть, и мало кому из экипажа удалось спастись.

После гибель 'Касаги' наступила очередь 'Тацута', но крейсер продолжал находиться вблизи броненосца, поднимая из воды людей, гурьбой прыгавших в море с борта обреченного корабля. Комендоры 'Севастополя' уже стали пристреливаться к 'Тацута' грозя уничтожить и его, но в этот момент судьба улыбнулась последователям кодекса бусидо.

Раскачиваясь на волнах многострадальный 'Ясима' вновь наскочил на мину и, получив новую пробоину, стал быстро оседать на правый борт. Не прошло и десяти минут, как огромный корабль рухнул на бок и затонул.

В этот самый момент кодекс самурая прекратил оказывать мистическое воздействие на эскадру, и она немедленно обратилась в бегство. На 'Сикисимы' были перебиты все сигнальные фалы и броненосец, не мог подать сигнала к отступлению, но едва объятый языками пламени и дымом пожаров он устремился прочь от Артура, как его примеру последовали остальные корабли японской эскадры.

При виде отступающего врага у адмирала Макарова возникло желание начать его преследование и уменьшить число вражеских броненосцев ещё на одну боевую единицу, но этому помешали прибытие к месту боя два броненосных крейсера, 'Асама' и 'Ивате'. Получив по радио известие о начале боя с русской эскадрой, они на всех парах устремились к Артуру и прибыли в самый решающий момент сражения. Промедли они хотя бы с полчаса, и императорский флот отмечал бы в этот день тройной траур, который ставил под вопрос его дальнейшее господство на море. Даже с теми повреждениями, что получили русские корабли в этом бою, они были в состоянии догнать и уничтожить 'Сикисиму'.

Когда дозорные доложили о приближении броненосных крейсеров врага, охваченный азартом боя, командир 'Севастополя' стал уговаривать Макарова продолжить бой.

— Степан Осипович, голубчик, прикажите преследовать японцев! Да мы этих 'Асаму' с 'Ивате' в два счета раскатаем, а потом и эту каракатицу 'Сисикаму' на дно отправим! Когда нам ещё такая возможность представиться — горячо убеждал адмирала Эссен, но командующий решительно не согласился с аргументами моряка.

— Пощипать крейсера противника дельная мысль. Но очень сомневаюсь, что наши комендоры смогут потопить такой крейсер как 'Асама' с одного выстрела. Такое только в сказках бывает. А пока мы с ними возиться будем, сюда друг мой Того пожалует со всеми кораблями и тогда не 'Сикисиму', а нас с вами на дно отправят — сказал Макаров тоном не терпящего возражения.

Эссен ничего не проронил в ответ, но на лице его прекрасно читалось категорическое несогласие с приказом адмирала. Неизвестно какие аргументы намеривался представить Макарову Эссен в защиту своей точки зрения, но их спор прервал доклад дозорного.

— На горизонте дымы, ваше превосходительство! — воскликнул матрос, уверенно ткнув рукой в сторону севера.

— Вот и дождались друга Того. Быстро он в дорогу снарядился — проговорил Макаров, рассматривая в бинокль темные точки приближающихся кораблей. Оторвавшись от бинокля и заметив гримасу разочарования на лице Эссена, адмирал решил приободрить моряка.

— Не расстраивайтесь вы так, Николай Оттович! Бог даст, отправим мы на дно вашу каракатицу и ещё кого-нибудь в придачу. Сейчас для нас самое главное вовремя остановиться и благополучно вернуться домой. В противном случаи грош цена всем нашим нынешним успехам — произнес дружеским тоном Макаров и тут же приказал сигнальщику — поднять сигнал 'Огонь по головному крейсеру, разворот влево'.

Приказ адмирала был принят к исполнению и все то, что русские комендоры приготовили для 'Сикисимы' досталось рвущейся наперерез эскадре 'Асаме'. С громким свистом устремились русские фугасы в сторону вражеского крейсера и разорвались прямо по его курсу. Японцы открыли ответный огонь, но русские комендоры быстрее пристрелялись к головному кораблю неприятеля. Двигаясь встречным курсом 'Асама' получила сначала одно, а затем и другое попадание от русских броненосцев. Этого короткого и хлесткого кросса вполне хватило для того, чтобы броненосные крейсера противника отвернули от русской эскадры, и вслед за 'Сикисима' стали отходить на север.

Спасенный крейсерами от новых разрушений, охваченный огнем и дымами многочисленных пожаров, броненосец медленно двигался навстречу главным силам императорского флота. Однако на этом злоключение 'Сикисимы' еще не кончились.

С трудом, сумев пройти двадцать миль, из-за поломки машин корабль полностью потерял ход, и беспомощно дрейфовал по неспокойному морю, пока к нему не пришла помощь. Взятый на буксир последний броненосец теперь уже покойного адмирала Насибы отправился в Сасебо, где ему предстоял длительный ремонт.

Но русские моряки не скоро узнали об этом радостном для себя моменте. Разойдясь миром с главными силами противника, покачивая покрытыми копотью пожаров и кровью погибших людей бортами, корабли адмирала Макарова направлялись к причалам родного Артура.

На этот раз это не был легкий и стремительный бег, возвращающейся с очередных парадных маневров эскадры. Побитая вражескими снарядами, получившая пробоины и различные повреждения машин, русская эскадра приближалась к крепости, с большим трудом сохраняя кильватерный строй своей колонны.

Среди идущих Артур кораблей не было ни одного, который бы не получил в этом сражении тот или иной ущерб, на котором от вражеского огня не погибли люди. Жестокий молох войны безжалостно собрал с них свою жатву, но никто из возвращающихся из боя моряков не испытывал чувство страха и отчаяния перед смертью заглянувшей им в глаза. Ничего этого не было.

Страшно уставшие и измученные боем, в Порт-Артур возвращались гордые собой люди, сумевшие с честью выдержать нелегкое испытание судьбы. Пройдя сквозь огонь и кровь, и одержав победу в бою, они окончательно изгнали с палуб своих кораблей дух 'плавучих казарм' и стали единым целым под названием 'команда'.

Но кроме единой команды, в этот ставший для японского флота черный день, в крепость возвращались торжествующие мстители. Пусть пока ещё не сумев одержать решающую победу над врагом, они заставили его полностью заплатить по всем старым счетам. Возвращались люди, свершившие долгожданное воздаяние неприятелю.

Глава IV. Стояние при Кинчжоу.

Когда в Петербурге стало известно о результатах сражения русской эскадры в Желтом море, все население столицы пришло в бурный восторг. Наконец-то жители метрополии дождались победных реляций из Маньчжурии об успехе русского оружия.

И пусть вражеские броненосцы погибли не в открытом бою, а на выставленных ночью минах. Пусть русской эскадре противостояло только треть сил японского флота, в сражении с которой наши корабли сумели потопить только два легких крейсера. Это было совершенно неважно. Главное, артурская эскадра под предводительством адмирала Макарова вышла в море и, нанеся поражение врагу, благополучно вернулась обратно, не потеряв при этом ни одного корабля.

Этим успехом, Россия смывала со своего лица полученные в январе и марте пощечины, и горделиво расправив плечи, с надеждой взглянула в будущее. Отечественные и зарубежные газеты наперебой заговорили о том, что утверждение о полном господстве японского флота на морском театре боевых действий было несколько преждевременным. Господа журналисты разом вспомнили старую пословицу, что 'русские долго запрягают, но быстро ездят' и на разные лады стали обыгрывать её в своих статьях.

Как ответ на гибель двух японских броненосцев и успешное возвращение русских кораблей на свою базу, произошло падение курса ценных британских бумаг на мировых биржах. Главный спонсор этой войны лондонский Сити, выразил озабоченность за судьбу своих вложений, что заставило первого лорда Адмиралтейства графа Кавдора дать нужные пояснения в британском парламенте перед биржевым лобби.

Всячески преуменьшая успех русских, сэр Фредерик Арчибальд напомнил парламентариям, что любая война состоит из успехов и неудач, побед и поражений. И в качестве подтверждения этих слов, были приведены недавние успехи японского оружия; уничтожение 'Петропавловска' и подрыв двух других броненосцев русских.

— Не стоит путать выигрышный ход с полной победой господа. Русским просто посчастливилось уничтожить два броненосца адмирала Того и не более того. Японский флот по-прежнему сохраняет перевес над противником по числу броненосных крейсеров и способен нанести русским сокрушительный удар, если они решаться покинуть гавань Порт-Артура и дать генеральное сражение на просторах Желтого моря.

Гибель японских броненосцев нисколько не изменила общий стратегический расклад. Силы русского флота, по-прежнему остаются разобщенными между собой. Броненосные крейсера, позволявшие артурской эскадре, встать вровень с японским флотом, стоят во Владивостоке и не оказывают существенного влияния на ход событий. Что касается кораблей адмирала Макарова, то их пребывание в Артуре становиться смертельно опасным в связи с началом сухопутной блокады крепости армией генерала Оку. Угроза быть уничтоженными огнем с суши рано или поздно заставит русские корабли выйти в море и вот тогда превосходство японцев в калибрах и скорости скажет свое веское слово — заверял граф Кавдор своих слушателей, но им было мало одного численного сравнения враждующих флотов.

— Ну а если осада крепости затянется на долгий срок и на помощь Макарову подойдет эскадра с Балтики, о которой столь много говорят и пишут. Что вы на это скажите, сэр лорд-адмирал? — язвительно спросил Кавдора один из слушателей.

— Скажу, что вы стали жертвой досужих рассуждений репортеров, не имеющих никаких понятия об истинном положении дел, сэр. А оно таково, что пока нам не о чем беспокоиться. Разговоры о второй эскадре русских только разговоры способные напугать простого обывателя простым перечисление кораблей готовых выйти в море. В действительности русские могут отослать Макарову только четыре новых броненосца. Все остальные корабли русских это старый хлам, который не представляет никакой угрозы японцам. Единственное, что действительно может усилить эскадру адмирала Макарова, так это броненосные корабли их черноморского флота. Однако по заверению нашего посла в Константинополе, турецкий султан никогда не даст разрешение на их проход через проливы. Так, что я не вижу серьезной опасности для наших интересов на Дальнем востоке с прибытием туда второй русской эскадры — ловко парировал опасный выпад мистер Воган.

— По-моему вы, несколько недооцениваете способности русских и в частности адмирала Макарова. Одержанная победа сплотит их вокруг этого человека и придаст им дополнительные силы в борьбе с врагом, а прибытие новой эскадры, пусть даже в столь ослабленном состоянии только усилит их — не согласился с Воганом граф Спенсер, занимавший ранее кресло первого лорда Адмиралтейства.

— На ваши слова, высокий лорд могу сказать, что согласно данным наших дипломатов в Петербурге, отправка второй эскадры планируется не ранее августа этого года и ей предстоит далекий путь. А сплочение русских моряков вокруг адмирала Макарова ровным счетом ничего не значит. Да, по отзывам знающих его людей это энергичный и деятельный человек, но при всей своей одаренности он не сможет сделать из одного броненосца два. Ведь он не господь Бог! — эти слова графа Кавдора вызвали улыбки на лице парламентариев, чем только раззадорили лорда. Вспыхнув румянцем азарта, он продолжил оппонировать графу Спенсеру.

— Может быть, я повторюсь господа, но на сегодняшний день созданный на наши деньги японский флот по-прежнему превосходит русских, чтобы мне здесь не говорили. И опровергнуть мои слова может только морское сражение между ними. Пусть Макаров выйдет из своего убежища, и сразившись с адмиралом Того в честном бою одержит над ним победу! Только тогда я признаю правоту слов милорда Спенсера — пафосно произнес сэр Фредерик.

— А вдруг это случиться и тогда нам придется вновь занимать деньги на войну нашим раскосым союзникам, под низкий процент? Сити это не выгодно делать это вновь — сказал лорд Тобрук, тесно связанный с Лондонским банком.

— Англия всегда отстаивала свои интересы чужими руками, сэр — с достоинством молви лорд-адмирал — и ради того, чтобы азиаты как можно сильнее обескровили себя в этой войне, думаю, можно будет раскошелиться на новые военные займы для Японии.

Некоторые из высоких персон были не согласны с мнением первого лорда Адмиралтейства, но они оказались в меньшинстве. Объяснения графа были приняты, но только на время.

Известие о победе русского оружия в Желтом море докатилось до просторов Америки и отозвалось тихим эхом в стенах Белого дома, породив беседу за ленчем, между президентом Теодором Рузвельтом и его специальным экономическим советником мистером Мартинсом.

— Скажите Билли, насколько серьезно повлиял успех адмирала Макарова под Порт-Артуром, на настроение наших японских 'друзей'. Я внимательно прочитал донесение нашего военно-морского агента в Чифу, и хочу сказать следующее. Хотя я и не большой знаток в морском деле, но уничтожение двух броненосцев это, на мой взгляд, гораздо больший успех, чем ночная минная атака с повреждением трех кораблей — сказал Рузвельт, отодвигая от себя блюдце с блинчиками с кленовым сиропом. Сегодня президент уже съел разрешенное ему врачами число любимых блинчиков и теперь испытывал сильную тоску в душе.

— Честно говоря, мистер президент мы ничего нового в поведении японцев так и не заметили. Объем закупок военных и прочих материалов двойного стандарта остается на прежнем уровне и заявки со стороны японцев на его увеличение не поступали. На данный момент — уточнил Мартинс. — Этих азиатов, сэр порой очень трудно понять. Вежливо улыбаются, кланяются, заверяют, что у них все хорошо, а о чем они думают так и остается тайной.

— Ну, уж тайной — не согласился с собеседником Рузвельт. — Любому маломальскому политику и так ясно, о чем они думают больше всего. О льготных кредитах для продолжения войны с русскими. Ведь они по-прежнему донимают наших банкиров просьбами о займах?

— Совершенно верно, мистер президент. Японцы ведут активные переговоры с 'Кун и Лееб', но пока без особых результатов — подтвердил советник.

— Не пора ли замолвить за японцев своё слово перед господами банкирами? Желторожие уже основательно влезли в эту войну, и их зависимость от наших товаров растет. Правда, не в той мере как нам бы того хотелось. Может, стоит подстегнуть этот процесс? — спросил президент, но Мартинс не поддержал эту идею.

— Еще не время, господин президент. Согласно расчетам моих специалистов, у японцев ещё есть небольшой жирок от британских военных займов, что не делает их сговорчивее на переговорах с нашими банкирами в вопросах процентной ставки. Японцы просят предоставить кредиты под 6% годовых, но 'Кун и Лееб' согласны только на 8%. Конечно, они могут обратиться за новым займом к британцам, но они вряд ли согласятся вновь дать в долг под 6 %. Максимум, на что может рассчитывать Токио получить от Сити, это заем на 9-8,5% годовых.

— Значит, ещё не время — с вздохом произнес Рузвельт, глядя на блюдце с любимым лакомством. — Значит, подождем пока японцы, не опустошат свои резервы досуха и станут более сговорчивыми для получения наших кредитов. Когда это может наступить, Билл?

— Скорее всего, к сентябрю-октябрю мистер президент, если только к этому времени не падет Порт-Артур — осторожно высказал свое предположение Мартинс.

— Вы, верно, сказали Билл, если только не падет Порт-Артур, чего я вполне не исключаю. По отзывам наших дипломатов из Чифу, они не очень высокого мнения о воинских способностях начальника русской крепости генерала Стесселя. Если их оценка верна, то армия генералу Оку имеет неплохие шансы повторить успех предыдущей войны и быстро захватить Порт-Артур стремительным ударом с суши. В таком случае нынешняя победа адмирала Макарова окажется пирровой победой и русскому флоту, придется уносить ноги из Желтого моря под угрозой своего полного уничтожения — сказал президент, подходя к большому глобусу, стоящему в Овальном кабинете с момента начала русско-японской войны.

— Будем, надеется, что русские все же сумеют продержаться в Артуре хотя бы до конца этого года, и победа японцев не будет столь легкой и быстрой, какой она была над китайцами. В противном случае наши кредиты им будут не нужны — молвил советник.

— Да, быстрая победа Токио не выгодна нам в отличие от наших 'заклятых друзей' англичан, которые пошли на столь большие расходы, чтобы подложить свинью не только русским, но и нам, американцам.

От этих слов Мартинс удивленно вскинул брови, и Рузвельт охотно разъяснил ему свою мысль.

— Англичане всегда действовали с дальним прицелом и вооружили японцев не только для очередного кровопускания русскому медведю, но и для дальнейшего противодействия нашим интересам в Китае. Задумка блестящая, но мистера Джо Буля как всегда подводит жадность. Дав дешевые кредиты на постройку нового флота и перевооружение армии, втянув Японию в войну, они начинают скупиться на нужды своих подопечных, посчитав, что дело уже сделано. А дядя Сэм на этом сыграет. Думаю, для англичан будет неприятным сюрпризом, известие, о том, что взращенный ими монстр способен смотреть в другую сторону.

Рузвельт шаловливо крутанул глобус и вернулся к столу, за которым продолжал сидеть Билл Мартинс.

— Значит, нам ещё рано перекупать японцев льготными кредитами. Хорошо подождем. А как чувствует себя господин Витте? Разве ему деньги не нужны?

— Да, русскому министру нужны деньги, но скоре всего он обратиться за помощью к французам или на худой конец к немцам — убежденным тоном заявил советник.

— Жаль, очень жаль, что русская сторона не спешит обогатить нашу родину своим золотом. А оно нам очень пригодиться, для постройки своего, большого американского флота. С помощью его пушек мы сможем обеспечить незыблемость своих позиций в Китае и уменьшим влияние своих конкурентов. Японии, России, Франции и Англии придется уменьшить свои аппетиты на этот кусок мирового пирога. Создав флот своей мечты, мы придадим американскому флагу значимость мировой державы, решительно отойдя от позиции изоляционизма 'доктрины Монро' — высокопарно произнес Рузвельт и решительным движением отправил в рот запретное лакомство.

Получив возможность поправить пошатнувшийся статус империи среди мировых держав, государь император поспешил пролить на артурскую эскадру щедрый дождь боевых наград. Главные герои баталии капитаны Иванов-6 и Эссен, были награждены Георгиевскими крестами 4 степени с одновременным произведением в капитаны первого ранга. Командирам других броненосцев и крейсеров, принимавших участие в бою, царь пожаловал Владимирские кресты 3 степени с мечами.

Сам вице-адмирал Макаров получил от императора Георгиевский крест 3 степени. Награда для флотоводца сумевшего восстановить былую силу эскадры была вполне заслуженной, но это известие вызвало насмешки среди моряков Артура.

— Слыханное ли дело, господа? Оказывается два броненосца по своей значимости, равны четырем пароходам — говорили они, намекая, что аналогичная награда была дарована царем Алексееву за отбитие атаки японских брандеров.

— Да, неладное, что-то твориться в датском королевстве. За своей наградой 'Борода' в море ходил под вражеские снаряды, а наместник наблюдал за боем с задней линии обороны, куда даже пули вражеские не долетали — соглашались с ними артиллеристы береговых батарей, бывшие живыми свидетелями 'подвига' наместника.

Когда до адмирала дошли известия об этих разговорах, он относился к ним совершенно спокойно.

— Государю виднее, кого и как награждать. Что же касается меня, то я считаю эту награду авансом, который мне нужно ещё отработать, так как ничего геройского в этом бою не совершил. Матросы и офицеры, вот истинные герои этого сражения. Исключительно благодаря их усердию и мужеству была одержана эта победа — говорил Макаров и, не откладывая дела в долгий ящик, приступил к награждению моряков. Затребовав с капитанов кораблей списки отличившихся членов команды, адмирал уже на другой день объехал корабли и произвел награждение матросов и офицеров георгиевскими медалями и Анненскими крестами.

В числе награжденных императором лиц, как не странно, оказался и сидящий в Мукдене Алексеев. 'За умелую подготовку и руководство эскадрой' — царь наградил удравшего из осажденной крепости родственника орденом Станислава 2 степени с мечами, чему тот был несказанно рад.

На этом радостном фоне высадка японской армии под Кинчжоу уже не казалось такой трагической вестью. После громкого успеха на море всем казалось, что блокада Артура это временное явление и генерал Куропаткин обязательно разгромит врага в самое ближайшее время.

Так считали высокие чины в столице, так считали штабные деятели в Мукдене. Этого же взгляда придерживался и генерал Стессель, отправивший под Кинчжоу одну стрелковую дивизию под командованием генерал-майора Фока, что вызвало энергичный протест со стороны Макарова.

Уже на следующий день после получения от полковника Третьякова сообщения о появлении японцев у Кинчжоу, на заседании военного совета адмирал с удивлением спросил Стесселя, почему так мало войск задействовано для обороны перешейка.

Ничуть не смутившись подобного вопроса, генерал бодро отрапортовал, что главная задача войск отправленных под Кинчжоу заключается во временном сдерживании японцев.

— Что значит временное сдерживание противника? Разве под Кинчжоу нет наших оборонительных укреплений? Ведь это очень удобное место для длительной обороны Артура от превосходящих сил противника. Единственно уязвимое место этих позиций побережье моря, но насколько я знаю лоции этих мест, там исключительное мелководье и значит, подход кораблей врага невозможен за исключением канонерок. Так о каком временном сдерживании японцев может идти речь? Тут нужна полноценная оборона и ничего другого!

Столь решительная речь адмирала заметно обескуражила Стесселя. Будь на месте Макарова кто-нибудь из своих генералов, он быстро бы поставил его на место, но с человеком, прибывшим в крепость по именному повелению государя, Стессель был вынужден считаться.

— Видите ли, в чем дело ваше превосходительство — осторожно начал генерал — строительство оборонительных позиции под Кинчжоу, согласно утвержденному плану было запланировано на вторую половину 1905 года. Поэтому генералу Фоку предстоит встретить врага практически на пустом месте и максимум, что он сможет создать за отпущенное ему время, это только земляные оборонительные сооружения. То есть траншеи, проволочные заграждения и фугасы на подходах к ним. Все это позволит задержать японцев на дальних подступах к крепости и завершить строительство фортов, главного рубежа нашей обороны.

Макаров слушал пояснение Стесселя, нагнув голову и нахмурив брови. Его не устраивали подобные академические разъяснения ведения войны.

— Не будет ли лучше направить к Кинчжоу большее количество войск и попытаться подольше задержать противника на перешейке, с помощью пусть даже земляных укреплений — произнес Макаров, мимолетно переглянувшись взглядом с генералом Кондратенко, с которым он имел краткую беседу перед началом совещания. Стессель не успел заметить адресата его взгляда, но сразу понял, откуда дует ветер.

— Посылка большого числа войск под Кинчжоу чревата серьезной опасностью. Нельзя исключить, что обладающий численным превосходством неприятель в бою сможет нанести значительный урон или того хуже разгромить наши соединения и, преследуя их устремиться на приступ крепости. В таких условиях оборона Порт-Артура будет иметь весьма мало шансов на успех, ваше превосходительство. Правоту моих слов может подтвердить любой из присутствующих здесь генералов — с вызовом произнес Стессель, окинув грозным взглядом сидевших за столом военных. Командующий Квантуном думал, что в противовес его мнению выступит комендант Порт-Артура генерал-лейтенант Смирнов, прибывший в крепость менее двух месяцев назад. Окончивший две академии Смирнов, всячески стремился показать свое превосходство над Стесселем в обсуждении военным советом любых вопросов. Однако, на этот раз, ему возразил командующий 7 Восточно-Сибирской дивизии генерал-майор Кондратенко.

— Риск, о котором вы говорите, Анатолий Михайлович, может быть сведен к минимуму при помощи своевременного создания оборонительных укреплений на Зеленых и Волчьих горах. В этом случаи даже если враг разгромит наши войска под Кинчжоу, то у него не будет возможности с ходу атаковать крепость — спокойно произнес Кондратенко, но Стессель тут же взорвался.

— О каких укреплениях на Волчьих горах ты ведешь речь, Роман Исидорович, когда не готовы наши главные оборонительные позиции!? Тебе лучше меня известно о состоянии фортов и укреплений, которые неприступной стеной должны остановить японцев, пока генерал Куропаткин не ударит им в тыл и не снимет блокаду с крепости! — негодовал командующий Квантуном, но его праведный гнев прервал Макаров.

— Но разве не будет лучшим, если мы сумеем задержать противника на дальних подступах к крепости и тем самым выиграем время столь необходимое для завершения обороны Артура? — спросил адмирал и его тут же подержал Смирнов.

— Это неплохой вариант Степан Осипович! Даже при наличии земляных укреплений в районе перевалов можно задержать противника на несколько недель, а при активных методах контробороны то и до месяца. За это время мы сможем полностью завершить работы в северном и восточном секторе обороны и укрепить западный сектор, работы в котором только начались — произнес генерал, воинственно вскинул свою короткую бородку.

— Вы можете разрабатывать сколько угодно всевозможных вариантов обороны крепости, ваше превосходительство, но командование Квантунским укрепрайоном возложено на меня. И я собираюсь строго придерживаться приказа генерала Куропаткина о создании временной обороны в районе Кинчжоу. И распылять силы своего корпуса на второстепенные задачи, я не намерен! — звенящим от волнения голосом проговорил Стессель.

В комнате повисла напряженная тишина, которую прервал адмирал Макаров.

— Скажите Анатолий Михайлович, а если к Кинчжоу, вслед за 4 Восточно-Сибирской дивизией генерала Фока, будет отправлен только 2-ой полк 5 Восточно-Сибирской дивизии? Это ведь несильно обескровит наши резервы и позволит создать временную оборону на Волчьих горах, куда в случаи неудачи смогут отойти войска генерала Фока. На мой взгляд, рубеж на Волчьих горах очень важен для нас — сказал Макаров, разминая пальцами карандаш из своей записной книжки.

— Я глубоко уважаю вас как флотоводца, Степан Осипович и недавние успехи наглядное тому подтверждение, но в вопросах стратегии и тактики, позвольте мне как командующему Квантуном самому принимать решения — осторожно ответил Стессель. Находясь в равных чинах с Макаровым, генерал не желал вступать в конфронтацию с моряком, но вместе с тем напористо стремился подчеркнуть свою независимость от флота.

— А в чем позвольте спросить, заключается ваша стратегия обороны крепости, Анатолий Михайлович? Дать, японцам бой под Кинчжоу, а затем быстро отойти на линию фортов и ждать помощи от Куропаткина. Так?

— Да, примерно так, ваше превосходительство. Кинчжоу с его наспех созданными позициями мы не удержим, а на линии фортов пусть и не полностью достроенных, по моему твердому убеждению, мы надолго остановим японцев — произнес Стессель, а затем поспешил добавить. — Но, прошу заметить, что это не моя стратегия обороны, а генерала Куропаткина, приказы которого я как верный солдат должен беспрекословно исполнять.

— Исполнять приказы мы должны все, это наша обязанность — согласился с ним Макаров — но не кажется ли вам, что генералу Куропаткину из Мукдена не столь ясно видится истинное положение дел в Артуре?

— Я не понял вас, ваше превосходительство, поясните, пожалуйста, вашу мысль — настороженно произнес Стессель, вперив в адмирала масляный взгляд.

— Охотно поясню. Мне кажется, что Алексей Николаевич сильно ошибаться в своих прогнозах относительно войны с японцами и осада Артура затянется на долгое время — произнес Макаров, скрестив руки на груди. Пренебрежение запретом врача на выход в открытое море не прошло бесследно. С самого утра адмирал чувствовал сильное недомогание, которому мужественно сопротивлялся.

— А я не считаю, что генерал Куропаткин ошибается в оценке нынешней ситуации, ваше превосходительство. Нынешняя блокада Артура это сугубо временное явление и войскам Маньчжурской армии, не понадобиться много времени для нанесения своего сокрушительного удара в тыл отрезавшего нас от метрополии неприятельского войска — безапелляционно молвил в ответ Стессель, радуясь в душе что, с помощью авторитета Куропаткина, он сумел осадить не в меру зарвавшегося моряка.

— Хочу обратить внимание вашего превосходительства на тот факт, что место расположение линии фортов выбрано крайне неудачно и в случаи осады крепости под огнем японской артиллерии окажутся как тылы крепости, так и внутренняя гавань с кораблями флота. Единственный рубеж, откуда пушки противника не смогут достать своим огнем крепостные пределы, это Зеленые горы. Находясь на этой позиции, мы в свою очередь огнем артиллерии сможем контролировать порт Дальний и затруднить высадку там вражеских войск.

Поэтому, по моему глубокому убеждению, позицию под Кинчжоу надо удерживать всеми нашими силами до самой последней возможности, а затем отойти к перевалам, основному рубежу обороны Квантуна. Оборона крепости на линии фортов, таит в себе смертельную угрозу для кораблей эскадры — молвил Макаров, продолжая пытаться достучаться до разума генерала, но безуспешно. Закусив удила, Стессель яростно сопротивлялся любому предложению моряка, видя в них скрытый подкоп под свою власть, которая для генерала была превыше всего. Даже интересов Родины.

Охваченный яростью и видя в попытках Макарова найти с ним компромисс по обороне Кинчжоу исключительно одну слабость, Анатолий Михайлович утратил всякий такт и сдержанность, и позволил себе шаг, на который он прежде никогда бы не рискнул. Вперив в моряка гневный взгляд, звенящим от волнения голосом, он принялся громко чеканить слова.

— Задача войск моего корпуса заключается исключительно в обороне крепости, с чем линия фортов сможет вполне справиться, несмотря на имеющиеся недостатки. Что же касается кораблей эскадры, то если они так сильно бояться попасть под огонь японских батарей то, на мой взгляд, у них есть только два выхода. Либо покинуть гавань Порт-Артура и уйти во Владивосток, либо отдать имеющиеся на кораблях пушки крепости, для борьбы с артиллерией неприятеля и спокойно ждать пока угроза их затопления в артурской луже минует. Кстати, это предложение высказал перед своим отъездом сам наместник, не успев оформить свою идею в виде приказа. Мои слова может подтвердить присутствующий здесь контр-адмирал Витгефт.

От столь откровенного хамского выпада Стесселя присутствующие на совещании военные лишились дара речи. Кондратенко, Смирнов, Белый с изумлением и осуждением смотрели на перешедшего границу дозволенного генерала, и только один генерал Никитин поддержал гневную тираду своего друга, одобрительно показав большой палец руки.

Макаров на секунду покраснел, а затем уперевшись руками в спинку кресла произнес ледяным тоном: — Покорно благодарю вас за столь интересный совет, ваше превосходительство, но подобно вам, я бы хотел решать порученные мне дела самостоятельно.

В фигуре адмирала было столько мужества и властности, что охватившая Стесселя смелость моментально с него слетела, и в душу ему хлынули робость и смятение.

— Как вам будет угодно, Степан Осипович, но передача пушек крепости, на мой взгляд, будет самым лучшим выходом для флота в случаи длительной осады крепости — хмуро бросил Стессель, боязливо отведя взгляд в сторону.

'Да, так говорил Алексеев, и я только озвучил его намерения, и не более того — успокаивал себя Стессель, стремясь унять в пальцах предательскую дрожь. Однако как бы не сильно был напуган генерал своим выпадом, отступать от своего мнения он не собирался. — 'Каких бы успехов Макаров не достиг на море, он не в праве указывать мне, как руководить обороной Артура. Армия флоту не подчиняется и точка' — думал взволнованный генерал.

Макаров видимо тоже понял это и, поколебавшись секунду, решительно одернул на себе мундир, он заговорил твердо и решительно, тоном человека принявшего для себя окончательное решение в трудном вопросе.

— Тогда, позвольте ваше превосходительство, ознакомить вас с одним важным для всех нас обстоятельством. Перед отъездом в Порт-Артур я имел аудиенцию у государя императора, на которой мы обсуждали возможное развитие военных действий, в том числе и осаду Артура японцами. Государь с большим вниманием отнесся к этой угрозе и дал относительно её следующее распоряжение. В случаи временной изоляции Артура от наших главных сил в Маньчжурии, его величество соизволил возложить на меня общее командование, как флотом, так и крепостью. К моему сожалению, указ императора находился в моей каюте в момент гибели 'Петропавловска' и я не могу предъявить вам его сейчас, но надеюсь, что вам вполне будет достаточно и моего слова.

Макаров говорил по военному четко и строго, и от его слов у сидящих перед ним генералов менялись лица. Для Кондратенко и Белый слова адмирала не было новостью, поскольку ранее Макаров переговорил с ними в конфиденциальной беседе и предложил им места в своем будущем штабе. Степан Осипович видел генерала Кондратенко начальником штаба, а генерала Белого начальником крепостной артиллерии.

У генералов Смирнова, Никитина, Надеина и Прозоровского слова Макарова вызвали удивления и озабоченность. Привыкшие к обыденной и размеренной генеральской жизни, они не были готовы к столь стремительным переменам в высшем руководстве крепости, интуитивно опасаясь, что ничего хорошего они им не принесут.

На самого Стесселя слова моряка произвели эффект разорвавшейся бомбы. Пораженный той легкостью, с которой Макаров лишал его власти, генерал какое-то время никак не мог прийти в себя но, столкнувшись с гневным взглядом своего начальника штаба полковника Рейса, быстро пришел в себя.

Стремясь придать своему разгневанному лицу, видимость невозмутимости и спокойствия, Стессель громко прочистил горло и заговорил заметно севшим от волнения голосом.

— Значит, документа подтверждающего ваши полномочия о вступлении в командование Квантуном, у вашего превосходительства на руках нет? — произнес генерал, глядя на стол прямо перед собой.

— Нет — коротко подтвердил Макаров.

— В таком случае, я не могу сдать вам командование над вверенным мне укрепрайоном — зло молвил Стессель и теперь, его слова вызвали бурю удивления на лице моряка.

— Вы, что же мне не верите!? Мне, вице-адмиралу русского флота!?— гневно воскликнул Макаров, но Стессель был неумолим.

— Здесь, идет война, ваше превосходительство и мне как сугубо военному человеку нужен приказ, а не рассуждение верю, не верю — властно отрезал генерал.

— Побойтесь Бога, Анатолий Михайлович! Адмирал Макаров ясно и четко сказал о приказе нашего государя и его слова не вызывают у меня сомнений! — воскликнул генерал Белый, пытаясь образумить своего родственника, но Стессель был неумолим.

— Вот когда вы, Василий Федорович будите на моем месте, вам возможно для сдачи командования будет достаточно одного простого слова, а мне для этого нужен приказ, с печатью и подписью вышестоящего начальства — желчно пыхнул в его сторону Стессель.

— Враг стоит на пороге Квантуна, ваше превосходительство! Стоит ли затевать канцелярские разборки, когда важен каждый день, каждый час!? — поддержал Белого Кондратенко, но Стессель оказался глух к его словам.

Видя столь ослиное упрямство начальника Квантуна, Макаров выразительно глянул на других генералов, но те стыдливо потупили свои взгляды. Быть третейским судьей в столь щекотливой ситуации они не решались.

— Что же, господа, я вас хорошо понимаю — решительно молвил Макаров, не дождавшись поддержки от генералов — Роман Исидорович полностью прав, говоря о важности для крепости каждого час. В таком случае, я предлагаю обратиться к верховному командованию, для подтверждения моих полномочий. Сегодня же ночью миноносец 'Лейтенант Бураковский' уйдет с моим письмом в Чифу к нашему консулу, с просьбой связаться по телеграфу со ставкой командования в Мукдене. На все это уйдет не очень много времени и таким образом, будут сняты все ваши сомнения. Надеюсь, возражений против этого предложения нет?

Адмирал требовательным взглядом окинул военный совет, но возражений не последовало.

— Я бы тоже хотел отправить письмо командующему и наместнику с объяснением своей позиции — сказал Стессель, в глубине души опасаясь, что Макаров откажет ему в этом, но ошибся.

— Как вам будет угодно. 'Бураков' отойдет с наступлением ночи — холодно молвил моряк и быстро покинул собрание.

Под покровом темноты, самый быстроходный миноносец артурской эскадры покинул порт и устремился на запад, с двумя депешами. В одной из них Макаров сообщал о своем намерении согласно рескрипту государя вступить в командование Квантуном в связи с начавшейся блокадой крепости, а так же спрашивал, что делать со Стесселем. В другом письме, Стессель в самом раболепном тоне просил Куропаткина и наместника оставить все по-прежнему, рисуя себя заботливым отцом солдатам и указывая на явную некомпетентность Макарова в делах на суше.

Проявляя столь яростное сопротивление за свое место, Стессель в первую очередь надеялся на нелюбовь наместника к Макарову, а так же неприязнь Куропаткина к самой мысли, что моряк будет командовать сухопутной крепостью.

Подобные расчеты генерала карьериста не были лишены здравого смысла и при определенных обстоятельствах могли сыграть свою роль, но в этом случае Стесселю не повезло. Будучи отрезанный от метрополии, он не предполагал какую бурную реакцию в стране, вызвало извести о победе русских моряков над японским флотом.

Кроме того, с генералом сыграл злую шутку один маленький, но весьма существенный нюанс. Его подобострастное письмо к Куропаткину и Алексееву состояло из нескольких страниц рукописного текста, тогда как лаконичное послание Макарова уместилось всего в двух строках. Поэтому оно было сразу же зашифровано и отправлено в ставку командующего срочной телеграммой, тогда как послание генерала Стесселя было отправлено в Мукден курьером с дипломатической почтой.

Ответ ставки на послание Макарова пришел в тот же день и следующей ночью 'Лейтенант Бураков' благополучно миновав вражеские миноносцы, привез его в осажденную крепость. Послание Куропаткина было так же лаконичным. Генерал поздравлял Макарова со вступлением в должность командующего Квантунским укрепрайоном, а так же желал успехов в борьбе с общим врагом. Вместе с этим, Куропаткин просил прислать ему в ставку Стесселя, для использования генерала на штабной работе.

Получив столь убийственный козырь против Стесселя, Макаров не стал наслаждаться публичным позором своего противника. На квартиру теперь уже бывшего командующего Квантуном с известием об отзыве в Мукден, он послал генерала Белого, который и стал свидетелем истерики своего обиженного родственника.

Сам Макаров, в это время уже проводил свое первое заседание в роли командующего Квантуном. Коротко известив собравшихся генералов о своем вступлении в должность командующего укрепрайона, и ознакомив их с перестановками в командном составе, адмирал попросил Кондратенко немедленно отправиться в Кинчжоу.

— Я не особо верю в командные способности генерала Фока, пришедшего в армию из полиции — признался Макаров своему начальнику штаба. — Но будь он даже настоящим строевым офицером, в столь важный момент я желал бы видеть во главе войск под Кинчжоу самого лучшего из имеющихся в моем распоряжении генералов. Отправляйтесь Роман Исидорович на позиции немедленно и сразу по прибытии вступайте в командование войсками генерала Фока. Его я жду в Артуре для отправки в ставку Куропаткина вместе со Стесселем. Второй полк 5-й Восточно-Сибирской дивизии полковника Антакольского вам в помощь я отправлю сегодня же. В случаи необходимости телеграфируйте мне, и флот поможет вам. Ну, с Богом!

И энергично пожав руку Кондратенко, Макаров обнял человека, которого по праву считал своим единомышленником.

Тем временем дела под Кинчжоу развивались с пугающей быстротой. Сосредоточив на подступах к перешейку свою армию, генерал Оку решил штурмовать русские позиции сразу в трех местах, создав для этого три штурмовые колонны, с численностью каждой в дивизию.

Противостоял им один только полк под командованием полковника Третьякова, сумевшего за короткий срок, возвести на узком перешейке новые оборонительные позиции, взамен пришедших в негодность старых китайских укреплений. Растянутые на четыре километра от одного берега моря до другого, они состояли из двух ярусов стрелковых траншей с блиндажами и бойницами, несколько редутов и люнетов. Кроме этого, русские позиции прикрывали огнем тринадцать артиллерийских батарей, а подходы к окопам были загорожены рядами колючей проволоки.

Бои за сам город Кинчжоу начались седьмого мая, но все противодействие сторон заключалось в вялой перестрелке. Японские передовые части осторожно прощупывали оборону противника и только на следующий день, рискнули штурмовать сам город. Этот пробный натиск был легко отбит русскими, но обе стороны преподнесли друг другу неприятные сюрпризы.

Так, проволочные заграждения стали серьезным препятствием на пути японских солдат, воспитанных кодексом бусидо и рвущихся умереть во славу родины и императора. Однако как не велико было желание сынов великой богине Аматерасу одержать победу над северными бородатыми дикарями, но они были вынуждены отступить перед стройными рядами колючих заграждений.

Для русских, неприятным сюрпризом был тот факт, что все японские солдаты были одеты в форму цвета хаки, и буквально сливались с окружающим ландшафтом. Сами же русские стрелки, были одеты в белые рубахи, которые были хорошо видны издалека и сразу же привлекали к себе внимание врага. Быстро поняв исходившую смертельную угрозу от белого цвета, многие солдаты принялись старательно марать свои рубахи грязью, дабы сохранить себе жизнь.

Главное сражение за Кинчжоу развернулось в ночь на двенадцатое мая. Оценив по достоинству силу проволочных заграждений и меткость стрелков противника, генерал Оку решил не рисковать своими солдатами и предпринял ночной штурм. Под покровом темноты несколько добровольцев сумели преодолеть ряды колючей проволоки и с помощью принесенных мин взорвали сначала заграждения у ворот Кинчжоу, а затем и сами ворота.

Едва только в ночи прогремели взрывы, как японские солдаты немедленно устремились в атаку и, несмотря на яростный огонь русских пулеметов, приблизились к стенам города, а затем ворвались и в сам Кинчжоу. Завязалась ожесточенная борьба, в которой японцы имели значительное численное превосходство, тогда как на стороне русских была узость городских ворот и улиц, по которым наступал противник.

Поднятый по тревоге полковник Третьяков, внимательно следил за действиями врага с главных позиций русской обороны находившихся позади города. В лучах многочисленных прожекторов было прекрасно видно, что противник атакует город небольшими силами, численностью никак не больше двух батальонов. Увидев это, Третьяков сразу связался с генералом Фоком, стоявшим с главными резервами в глубоком тылу русских позиций. Уверенный в успехе дела полковник попросил прислать подкрепление для отражения неприятеля, но неожиданно для себя получил категорический отказ.

Раздраженный тем, что его подняли с постели среди ночи, Фок стал читать гневную нотацию Третьякову.

— Запомни и заруби себе на носу, уважаемый Николай Александрович! Главная наша задача — задержать противника на дальних подходах к Артуру, но никак не рисковать. Не рисковать, понимаешь?! А раз понимаешь, то нечего меня беспокоить из-за разной ерунды. Кинчжоу является форпостом нашей обороны и не так важен для нас. Он свое предназначение полностью выполнил, точка! А зазря проливать солдатскую кровушку я не собираюсь и вам не советую. Поэтому приказываю отвести людей на основные позиции и ждать наступления врага на них! — безапелляционно приказал Фок и бросил телефонную трубку, не став слушать Третьякова.

— Сегодня Кинчжоу не так важен для нас, завтра наши позиции за ним, а там глядишь и сам Артур, можно оставить ради высокой цели — сохранения жизни. Насквозь гнилая позиция — недовольно пробурчал полковник и с ним был полностью согласен гарнизон Кинчжоу.

С удивлением и неохотой, покидали сибиряки свои позиции в городе, горячо обсуждая между собой полученный от начальства приказ.

— Что они там выдумали!? Подбросили бы нам подкрепление с батальон, так мы бы япошек в раз от города отбросили бы! Не хочет Фиг-Фок воевать! Уже наверняка пятки салом смазал, чтобы до Артура ловчее бежать было. Немчура, одним словом.

Ободренный результатами атаки, на следующую ночь генерал Оку решил её повторить против центрального участка русской обороны, на подступах к горе Наншань. Казалось, сама судьба благоволит планам генерала, ибо к началу атаки всё небо было покрыто тучами, из которых шел дождь. Но едва только японцы стали приближаться к передовым окопам стрелков полковника Третьякова, как изгнанные ими из города бездомные собаки, подняли в ночи громкий лай.

Этот сигнал был своевременно услышан сидевшими в окопах солдатами, и вскоре ночную тьму прорезали лучи прожекторов, осветившие нестройные цепи японской пехоты, движущихся к русским позициям.

Оценивая успехи прошлой ночи, генерал Оку посчитал, что двух батальонов армии микадо будет вполне достаточно для штурма наскоро сооруженных укреплений врага, и жестоко просчитался. В противовес обороне Кинчжоу, русские позиции у Наншань были созданы более основательно, в чем японские солдаты быстро убедились.

Они ещё не достигли переднего края обороны противника, как словно огромный боевой барабан Мумбы-Юмбы загрохотали в ночи мощные взрывы фугасов, заложенные русскими саперами. Один за другим, они отправляли пачками адептов кодекса бусидо к их славным предкам.

Картина была ужасной, однако коварная огненная смерть, рвущаяся под ногами отважных самураев, не могла охладить их боевой пыл. Демонстрируя полное презрение к смерти, японцы продолжали наступать, пока не уткнулись в проволочные заграждения противника.

В отличие от заграждений под Кинчжоу, эта колючая проволока тянулась несколькими густыми плотными рядами, преодолеть которые сыны богине Аматерасу с разбега не смогли. Прорвав передние ряды колючей проволоки своими саблями, тесаками штыков, а в некоторых случаях и собственными телами, японцы прочно завязли в основной линии заграждений подобно пчеле в сиропе.

Возможно, потомки великих самураев со временем, ценой своей жизни и смогли бы прорвать этот колючий заслон, но сидящие в окопах сибирские стрелки не дали им такой возможности. Огнем пулеметов и винтовочными залпами, они заставили японцев отступить, оставляя на поле боя тела убитых и раненых солдат.

Раздосадованный неудачей, генерал Оку утром следующего дня обрушил на оборону противника всю мощь своей артиллерии подтянутой за ночь. Имея почти четырехкратный перевес, сто девяносто против шестидесяти восьми орудий, японские канониры принялись методично обстреливать русские укрепления, стремясь разрушить проволочные заграждения, снести брустверы окопов, уничтожить ходы соединений, пулеметные гнезда и блиндажи.

Большим плюсом для русской обороны в столь неравноценной дуэли стволов, был тот фактор что, не имея точных координат целей, японцы были вынуждены вести огонь по площадям, что снижало эффективность их огня.

Укрывшись от вражеского огня в окопах и блиндажах, пехотинцы полковника Третьякова терпеливо ждали своего часа, но враг смог достать их не только с фронта, но даже с флангов и тыла. Пока все внимание русских было приковано к армии генерала Оку, со стороны моря к перешейку подошли японские канонерки и принялись обстреливать русские тылы.

Из-за большого прибрежного мелководья, только корабли с малой осадкой могли приблизиться к перешейку на расстояние выстрела, но и они могли наносить большой вред солдатам полковника Третьякова. Из своих крупнокалиберных орудий, японские канонерки безнаказанно громили русские позиции, приводя к полному молчанию батареи правого фланга. В ответ вражеские канонерки летели ружейные пули и проклятья, распластавшейся на земле пехоты, которая никак не могла нанести врагу ответный удар.

Так положение продолжалось около часа, пока со стороны Артура подошли на помощь русские корабли. Это были канонерка 'Бобр' и миноносцы 'Бурный' и 'Бойкий' посланные адмиралом Макаровым для защиты русских позиций с моря. Предвидя подобный шаг врага, новый командующий Квантуна приготовил корабли заранее и послал их в поход сразу, как только по телеграфу поступило сообщение о начале бомбардировки русских позиций.

Появление кораблей артурской эскадры было встречено громкими криками 'Ура!' и радостным оживлением среди солдат.

— Сейчас наши зададут японцам перцу! — радостно неслось из укрытий, и моряки полностью оправдали эти надежды. Они сразу же вступили в бой с противником, который не выдержал напора их яростного огня и был вынужден ретироваться с поля боя. Теперь настала очередь русских кораблей громить вражеские тылы, но насладиться чувством мести они не смогли. Выпусти с десяток снарядов по вражеским войскам, посланцы Макарова были вынуждены отойти из-за начавшегося отлива.

Был уже полдень, когда Оку, силами всех трех дивизий решил атаковать русские укрепления в надежде на быстрый успех. Это был довольно смелый и рискованный шаг, но поводом для этого было сообщение японских разведчиков. Пробравшись берегом моря, они донесли генералу, что перешейк обороняет только малая часть русских войск, тогда как их главные силы стоят в глубоком тылу и, судя по всему, принимать участие в сражении не намерены.

Упустить такую возможность было бы большой глупостью и Оку, отдал приказ об общем штурме. Японцы одномоментно атаковали сразу в трех местах, но ожидаемого результата не добились.

Больше всего надежд, командующий возлагал на штурмовую колонную атаковавшую правый край русской обороны. Двойной удар с моря и суши по замыслу японского командующего должен был основательно расшатать позиции врага, но этого не случилось. Длительный артиллерийский огонь не смог полностью разрушить проволочные заграждения русских и подавить их пулеметы. Неся большие потери от огня русской пехоты, 3-я японская дивизия смогла продвинуться вперед среди многочисленных рядов колючей проволоки, но была остановлена в тысячи шагов от линии вражеских окопов и отошла.

Ничуть не лучше было положение в центре, где наступали части 1-ой дивизии. Несмотря на то, что японские пушкари смогли привести к молчанию большую часть орудий противника, русская оборона мужественно отразила натиск солдат микадо. Неразрушенные артиллерийским огнем проволочные заграждения в купе с многочисленными фугасами стали непреодолимой преградой на пути японской пехоты. Уткнувшись в плотные ряды колючей проволоки, она были вынуждена отступить, подгоняемая огнем русских пулеметов.

Но успех в этот день все же сопутствовал японцам на левом краю русской обороны, где наступала 4-я дивизия. Здесь двойной удар с суши и моря достиг своей цели, так как посланные адмиралом Макаровы в обход Квантуна корабли не успевали вовремя оказать помощь солдатам Третьякова. Под прикрытием столь мощной огневой поддержки, используя естественные укрытия береговой линии, японцы сумели приблизиться к передней линии русской обороны и закрепиться перед решающим броском.

Начавшийся отлив заставил японские канонерки отойти в моря, но их губительный огонь по русским траншеям сделал своё черное дело. От интенсивного обстрела врага, державшие на этом участке оборону пехотинцы капитана Шевцова понесли большие потери и потому их огонь не смог остановить продвижение японцев. Русские солдаты были выбиты из своих траншей и отошли на запасные позиции.

Видя угрозу флангового удара, нависшую над русскими войсками, полковник Третьяков отправил подпоручика Фролова с донесением в ставку Фока с просьбой прислать подкрепление, горячо уверяя генерала, что сможет выбить врага из окопов. Однако вместо немедленной помощи, Фок разразился в адрес Третьякова гневной бранью.

— Третьяков трус и подлец! В его распоряжении целый полк, артиллерия, а он хнычет как баба и просит помощи, вместо того, чтобы бить япошек! На такой позиции можно спокойно год врага удерживать и не требовать подкрепления. Черта лысого ему, а не подкрепления! — бушевал Фок.

— Все наши резервы отправлены на передовую, где большая убыль от вражеского огня. Для того чтобы остановить продвижение японцев полковник отправил штабную роту, большего у нас ничего не осталось. Если японцы ударят снова, остановить их будет нечем, и они выйдут нам в тыл — пытался достучаться до генерала Фролов, но тот был неумолим.

— Нет у меня для него резервов! Сам заварил кашу так пусть сам и расхлебывает! — ярился Фок, перемежая свои слова с площадной бранью.

— Но для того чтобы выбить японцев из траншей, нам нужен всего лишь батальон! — не сдавался подпоручик, однако генерал уже принял решение. Бедному Фролову наверняка предстояло отправиться на передовую с пустыми руками, но в это время появился генерал Кондратенко.

— Каково положение дел? Атаки японцев отражены? — спросил генерал, не слезая с разгоряченного скачкой коня. Согласно субординации, отвечать ему должен был Фок, но первым заговорил Фролов. Видя во вновь прибывшем Кондратенко возможность повлиять на позицию Фока, он быстро шагнул к всаднику и четко отрапортовал.

— Все атаки врага, за исключением левого фланга отбиты, ваше превосходительство. На левом краю японцы сумели захватить наши передовые траншеи. Полковник Третьяков сдерживает продвижение противника, но у нас большие потери и необходимо подкрепление. Иначе японцы выйдут нам в тыл.

— Александр Викторович, надо немедленно направить Третьякову один батальон и конную батарею полка полковника Ирмана. Его соединения ближе всех расположены к передовой, я только что проезжал мимо них — обратился Кондратенко к Фоку, чем вызвал у генерала сильное душевное волнение.

— А по какому праву, вы отдаете эти распоряжения, Роман Исидорович?! Здесь я командир, и дивизия подчиняется только мне! И я считаю, что Третьяков вполне сам может справиться с японцами! — визгливо заговорил Фок, намериваясь вступить в перебранку равного с равным, но Кондратенко быстро пресек его намерения.

— Согласно приказу начальника Квантунского укрепрайона, с сегодняшнего дня командование по обороне перешейка возложено на меня, и все находящихся здесь войск переподчинены мне. Вот приказ, ознакомьтесь — Кондратенко быстро извлек из походной сумки листок и протянул его Фоку. Тот осторожно взял бумагу, быстро пробежал его глазами, и злая улыбка озарила его лицо.

— Здесь подпись самотопа Макарова, а не генерала Стесселя, и значит, этот приказ филькина грамота не имеет никакой силы! — категорично изрек Фок и торжествующе посмотрел на Фролова, от чего обрадованный подпоручик побледнел как полотно.

— Вы видимо несколько не в курсе событий, Александр Викторович. Со вчерашнего дня, генерал Стессель смешен с поста командующего Квантуном и отозван в ставку Куропаткина в Мукден — учтиво произнес Кондратенко.

— Как смещен!? Кем, Куропаткиным?! — удивленно вскричал Фок.

— Государем императором! — коротко бросил Кондратенко и, не обращая внимания на застывшего в изумлении генерала, приказал Фролову — немедленно отправляйтесь к полковнику Ирману и передайте мой приказ об отправке на передовую двух батальонов пехоты и двух батарей. Дорога каждая минута. И передайте артиллеристам, чтобы не развертывали орудия на открытых позициях, только за холмами.

— Но генерал Стессель запретил размещать орудия в укрытиях, поскольку это признак трусости перед лицом врагом — гневно вскричал Фок — это недостойно русского солдата!

— В результате этой глупости мы и лишились большей части своих пушек, так как 'трусливые' японцы разместили свои орудия как раз на закрытых позициях, невидимых для нас — ответил Кондратенко Фоку и, не желая вступать в пререкания с ним, обратился к Фролову — я не задерживаю вас подпоручик.

Как оказалось потом, приказ о переброске подкреплений был отдан в самый нужный момент. Когда в штаб генерала Оку поступило известие об успехе солдат 4-й дивизии, командующий японской армии решал трудную для себя задачу. К этому моменту командующий артиллерией полковник Исии доложил, что за время обстрела вражеских позиций батареи полностью исчерпали свой запас снарядов. На каждое орудие осталось только по двадцать снарядов, а на скорый подвоз боеприпасов не стоило надеяться. Начавшееся на море волнение, сделало невозможным разгрузку транспортов со снарядами.

Оку уже подумывал о прекращении атак на русские позиции, как сообщение с правого фланга полностью пресекли все его колебания. Генерал моментально прокричал 'банзай' в честь императорского дома и, выпятив грудь, властно заговорил, обращаясь к офицерам штаба.

— Великая богиня Аматерасу подвергла наш боевой дух испытанию и в награду за нашу твердость, и упорство послала удачу. Оборона русских на правом фланге прорвана и нужно еще одно усилие, чтобы одержать окончательную победу. Передайте полковнику Исии мой приказ открыть огонь по русским позициям, и вести стрельбу до последнего снаряда. Затем мы вновь атакуем противника и полностью исполним свой долг перед божественным императором, захватив вражеские позиции. Это надо сделать как можно скорее, пока русские не двинули свои резервы от Тафаншина.

Приказ Оку был выполнен полностью и вскоре, вновь загрохотала японская артиллерия. Вражеские позиции в который раз за день окутались дымами от разрывов снарядов, а затем в атаку ринулись солдаты, подхлестываемые криками своих офицеров. Воспитанные в духе беспрекословного подчинения приказу, японцы смело шли в бой, свято веря в особенность своего долга перед страной и императором.

Однако, как не был силен боевой дух солдат генерала Оку, захватить русские позиции в центре и на левом фланге они не смогли. Огонь батарей полковника Исии так и не смог подавить сопротивление русской пехоты, под чьим яростным огнем они были вынуждены отступить.

У пришедшего на наблюдательном пункте генерала Оку, вид отступления солдат вместо гнева и разочарования вызвала улыбку на лице. Видя ожесточенное сопротивление русских в центре и на левом фланге японских войск, генерал радовался. Скованный боем противник не сможет перебросить ни одного солдата на правый фланг атаки, где решалась судьба всего сражения.

И словно в подтверждении правоты мыслей командующего, на левом фланге вражеской обороны стали возникать флаги страны восходящего солнца. Они были отчетливо видны в бинокль и ясно говорили об успехе японской атаки. Забыв о сдержанности, генерал радостно прокричал 'банзай' и его крик поддержали все с ним присутствующие.

— Вот он славный момент долгожданной победы! Теперь осталось только ударить во фланг русским, и их неприступная крепость падет, во славу нашего божественного императора! Осталось лишь немного подождать — торжественно провозгласил Оку и вперил свой взгляд на левый фланг русских где, судя по громкой стрельбе доносившейся до генерала, его солдаты яростно атаковали врага.

— Надо немного подождать, надо подождать и Наншань падет — говорил себе Оку в ожидании продолжения победного шествия японских знамен по русским позициям, но с этим возникла маленькая заминка. Звуки перестрелки только нарастали и тогда, командующий решил помочь солдатам 4-й дивизии, отдав приказ о повторении штурма вражеских укреплений в центре. Он уже подозвал к себе дежурного майора, как с правого фланга донеслось протяжное русское 'Ура!'.

Оно быстро нарастало по своей силе и вскоре перекрыло треск пулеметов и ружейные выстрелы. Сердце предательски екнуло в груди генерала Оку и замерло в ожидании тревожных вестей, которые не замедлили сказаться. Радовавшие генеральский глаз победные знамена с красным диском стали быстро исчезать с истерзанных русских траншей.

— Русские успели подвести подкрепления, но им не удастся сломить наш боевой дух! Немедленно послать подкрепление и отбросить врага пока он не сумел закрепиться! — приказал генерал, чье лицо залила алая краска стыда и гнева за слишком раннюю веру в победу своих солдат.

Едва был отдан приказ, как генералу доложили, что на правом фланге вернулись канонерки адмирала Того, ушедшие в море из-за отлива. Видя, что русские отбили свои траншеи, не дожидаясь приказа Оку, матросы самостоятельно открыли огонь по врагу, как бы призывая пехотинцев к новой атаке. Услышав это, Оку обрадовался. Под прикрытием огня с моря русских можно будет выбить из траншей до наступления темноты, а затем утром свершить то, что не удалось теперь. Но радость его была преждевременной.

Пока солдаты 4-й дивизии готовились к новому штурму русской обороны, к противнику подошло подкрепление в виде двух артиллерийских батарей, которые расположились на закрытой позиции и открыли по канонеркам перекидной огонь. Без корректировщиков им трудно было трудно надеяться на успех в этой дуэли, но тут их выручил случай. Один из снарядов угодил в китайскую джонку стоявшую у берега вместе с десятками других малых суденышек. Вспыхнувший от разрыва снаряда пламя быстро перекинулось на стоящие рядом джонки и вскоре, огромное зарево огня полностью закрыло берег от глаз вражеских наводчиков.

Выпустив несколько снарядов наугад, японцы были вынуждены прекратить огонь в надежде возобновить его, сразу как бушевавшее над водой пламя погаснет, но их намерениям было не суждено осуществиться.

К месту боя подошел отряд русских кораблей в составе канонерки 'Отважный' и миноносца 'Статный'. При их появлении японские суда были вынуждены отступить, лишив генерала Оку столь важного козыря в самый ответственный момент сражения при Кинчжоу.

Лишенные артиллерийской поддержки, японские пехотинцы не смогли повторить прежний успех этого дня. Плотный ружейно-пулеметный огонь со стороны русских окопов остановили солдат императора, несмотря на то, что проволочные заграждения противника были полностью разрушены во многих местах. Не дойдя до линии траншей противника чуть менее трехсот шагов, японцы были вынуждены залечь и вступить в перестрелку с сибирскими стрелками.

Воспитанные в духе самураев, они не хотели отступать, упрямо надеясь, что смогут принести победу своему командующему, однако артиллерия полковника Ирмана поставила жирный крест на их планах. Разобравшись с канонерками противника, артиллеристы перенесли огонь по японской пехоте. Чередуя при выстрелах шрапнель и осколочные снаряды, они заставили противника отойти на исходные позиции.

Когда спустившаяся на землю тьма, полностью развела враждующие стороны, генерал Кондратенко отправил Макарову телеграмму: 'Наступление противника отбито. Полностью контролирую положение дел. Спасибо морякам за поддержку огнем. Прошу отозвать с командования дивизии генерала Фока и заменить его генералом Надеиным. Если возможно, желателен ваш личный приезд'.

В свою очередь, командующий японской армии отослал в Токио куда более объемное послание с объяснением постигших его неудач. Главную причину провала своего наступления, генерал видел в нарушении подвоза боеприпасов своим войскам с побережья, а так же необычайно быстрыми действиями противника, сумевшего за столь короткий срок создать хорошо укрепленные позиции на перешейке.

Одновременно с этим, генерал послал рапорт с готовностью уйти в отставку по желанию своего микадо и совершить харакири ради искупления своей неудачи. Однако оба эти предложения были отклонены императором. Отставка генерала Оку и его смерть, несомненно, самым отрицательным образом сказалась бы на боевом духе японской армии в начальном периоде войны. Поэтому, вместо отставки, Оку получил похвалу императора за успешную высадку на территорию противника и захват Кинчжоу, благодаря чему вражеские силы оказались полностью изолированы на полуострове. Одновременно с этим, генералу приказывалось не допустить прорыва блокады Квантуна ударом с севера.

Но не один только генерал Оку вместо грома и молнии на свою несчастную голову, получил внезапную милость в виде поздравления от японского монарха. Точно так же божественный микадо отверг прошение об отставке со стороны вице-адмиралом Того, в результате неудачных действий которого, японский флот потерял сразу два своих броненосца. Моряк был не только прощен, но был произведен императором в звание полного адмирала императорского флота.

Столь эффектный пропагандистский ход был крайне необходим Токио для демонстрации перед лицом всего мира свою уверенность в победе над врагом и поддержания морального духа японских моряков, который был, подвергнут суровому испытанию.

Кроме неудач под Артуром, адмирала Камимура никак не мог добиться весомого успеха в борьбе с русскими крейсерами из Владивостока совершивших несколько удачных набегов на японские транспорты стоявших в корейских портах. Это вызвало бурное негодование среди простых японцев, чьи многочисленные толпы в праведном гневе забросали камнями дом адмирала, о чем стало известно миру благодаря сообщениям иностранных корреспондентов.

Стремясь сохранить спокойствие, Япония делала хорошую мину при плохой игре и мужественно готовилась к продолжению войны, как на суше, так и на море.

Глава V. Борьба с переменным успехом.

— Благодарю вас за службу Роман Исидорович, не прояви вы решительность и настойчивость по отправке подкрепления полковнику Третьякову, японцы наверняка захватили бы наши позиции на перешейке в тот же день — произнес Макаров, радостно пожимая руку генералу Кондратенко, только что переступившего порог штабного вагона адмирала. В этот момент, новый командующий Квантуном, испытывал двойную радость; враг остановлен на дальних подступах к Артуру и сделал это именно тот генерал, что был выбран им из немногочисленной когорты артурских воителей.

Едва в штаб обороны пришло известие об отражении вражеского наступления под Кинчжоу, как Макаров немедленно покинул крепость и по железной дороге отправился на станцию Тафаншин, ставшей временной ставкой генерала Кондратенко.

— Да, положение было критическим, Степан Осипович. Опоздай полковник Ирман хотя бы на полчаса с выходом на позиции, и остановить наступление японцев было бы невозможно. Сказалось бы их численное превосходство над нами. Но, слава богу, пехота с артиллерией подошли вовремя, а там и ваши моряки подоспели, отогнали корабли противника. Так, что победа под Кинчжоу состоялась благодаря совместным усилиям армии и флота — улыбнулся генерал Кондратенко.

— В отношении запоздалой помощи флотом левому флангу нашей обороны в этом есть и моя вина. Никак не предполагал, что после гибели своих броненосцев, Того решиться на столь дальний рейд своих канонерок вокруг всего Квантуна. Я и мой штаб считали его весьма осторожным и прагматичным человеком, и как видите, ошиблись. Недооценили врага, а это на войне самая большая ошибка из всех возможных. Уж лучше переоценить противника, чем вовремя не разглядеть его сильную сторону — произнес Макаров и жестом пригласил Кондратенко подойти к столу с расстеленной на нем картой боевых действий.

— Как вы оцениваете нынешнюю обстановку, Роман Исидорович? То, что мы остановили противника именно там, где и хотели, очень хорошо. Чем дольше японцы будут стоять на пороге Квантуна, тем больше мы сможем сделать для обороны крепости. Но как долго, по вашему мнению, мы сможем сдерживать врага на этом рубеже?

— Если исходить из расчетов генерала Куропаткина, главное мы уже сделали. Армия Оку остановлена на перешейке и теперь, надо только дождаться когда корпус Штакельберга, ударом с севера разгромит десант врага и прорвет нашу блокаду.

— И вы с этим согласны? — напрямик спросил Макаров своего начальника штаба.

— Вы, Степан Осипович только что очень верно говорили об опасности недооценки врага. На мой взгляд, генерал Оку не тот противник, который будет пассивно дожидаться, когда его зажмут с двух сторон на узком пространстве Ляодунского полуострова. Разумнее предположить, что он оставит сильные заслоны на перешейке и с главными силами двинется навстречу Штакельбергу. По крайней мере, я поступил бы так же — сказал Кондратенко, проводя по карте тупым концом карандаша.

— И как ведут себя японцы на перешейке?

— После неудачного штурма наших позиций, противник полностью прекратил наступательные действия и перешел к активной обороне. Начато возведение траншей в полный профиль и установка пулеметных гнезд. Все эти действия можно расценить, как косвенные подтверждения верность моих предположений относительно намерений генерала Оку идти на север, но твердых доказательств этого у меня пока нет.

— А что на этот счет говорит разведка? — поинтересовался адмирал — что мы вообще знаем о противнике по ту сторону наших окопов?

— Увы, Степан Осипович, все наши сведения о противнике мы получаем главным образом от китайских перебежчиков. Со слов бежавших из Кинчжоу китайцев, Оку прекратил штурм наших позиций из-за проблем с подвозом снарядов, которые они никак не могут доставить с побережье. Это сообщение вполне правдоподобно, если принять во внимание, что на море действительно было волнение, а ширина железнодорожного полотна не позволит японцам использовать для своих целей железную дорогу, но я не сильно бы верил этому. Очень может быть, что японцы специально подослали к нам перебежчиков с целью усыпить нашу бдительность, а сами готовят новый штурм наших позиций.

Что касается действий нашей разведки, то прошлой ночью охотники полковника Третьякова совершили вылазку к японцам и захватили двоих пленных, один из которых был офицер. Однако на обратном пути охотники были обстреляны, и офицер получил ранение, от которого и скончался. Уцелевший пленный рядовой солдат, который ничего существенного на допросе не показал, если это можно назвать допросом.

— Скверный переводчик? — с пониманием проблемы уточнил Макаров.

— Очень скверный, ваше превосходительство — с сердцем ответил Кондратенко — большую часть допроса приходилось вести с помощью китайцев. Тогда как почти в каждой японской роте, есть говорящий по-русски человек. В сумке убитого офицера нашли русский разговорник, отпечатанный в Токио, судя по тиражу десять тысяч экземпляров.

— Да, по этому разговорнику отлично видно как основательно японцы готовились к этой войне — с огорчением констатировал Макаров. — Должен признать, что у нас на флоте дело с военными переводчиками тоже обстоит из рук вон плохо. Столько времени готовились к войне на востоке, а когда она пришла, оказались не готовы по всем статьям. Как на суше, так и на море.

Адмирал выразительно посмотрел вверх, послав мощный ментальный укор высокому начальству, после чего вернулся на грешную землю.

— Если предположить, что ваше мнение относительно планов противника верно и Оку действительно двинул или только собирается направить свои войска навстречу Штакельбергу, то каковыми должны быть наши ответные действия, Роман Исидорович? Этот вопрос очень важен для меня по ряду различных причин — произнес Макаров, и его собеседник с понимание кивнул головой.

— Вот относительно наших дальнейших действий по обороне Квантуна, Степан Осипович, как начальник вашего штаба я и хотел поговорить с вами, приглашая приехать в Тафаншин — молвил Кондратенко, достав из полевой сумки несколько листков бумаги.

— У нас имеются два варианта действий в зависимости от скорого развития событий. В случае если Оку действительно направит свои дивизии на север, то исходя из девиза, что лучшая оборона это нападение, я бы предложил нанести удар по японским войскам, стоящим на перешейке. Даже если мы не сможем прорвать оборону врага, то наше наступление заставит Оку перебросить часть своих сил на помощь стоящему на перешейке заслону. Это дополнительно ослабит его армию перед сражением с корпусом Штакельберга и поможет скорейшей ликвидации блокады Квантуна — Кондратенко выжидательно замолчал, ожидая реакции командующего на свои слова, но Макаров молчал, давая генералу возможность полностью высказать свое мнение.

— Во втором случае, мы садимся в оборону и грамотно используем подаренную нам японцами передышку. Укрепляем оборону на перешейке, возводим укрепления на перевалах и на ближних подступах к Артуру, и терпеливо ждем прихода своих освободителей. Какому из этих вариантов вы отдаете свое предпочтение, ваше превосходительство? — спросил собеседника Кондратенко, однако тот не торопился с ответом. Несколько наклонив голову, моряк молча смотрел на карту, сосредоточенно решая одному ему ведомую задачу. Так прошло некоторое время, прежде чем Макаров поднял взгляд на Кондратенко и заговорил.

— Вне всякого сомнения, Роман Исидорович, мое сердце и душа взывают к активным действиям, однако всю свою жизнь, я занимался исключительно войной на море, а это несколько иное действие, чем война на суше. Там в море, когда вся война может решиться в одном сражении, когда любые жертвы допустимы ради победы над врагом, медлительность и осторожность крайне противопоказаны командиру. Здесь же на суше, не всякая виктория может привести к полной и окончательной победе над врагом. И потому, любая активность командира должна быть хорошо взвешенной, иначе она может привести его армию к поражению — сказал Макаров, неторопливо прохаживаясь вдоль своего рабочего стола. — В целом я только за наступление, но при этом оно должно быть подготовлено на должном уровне и обязательно согласованно со ставкой Куропаткина. Иначе у нас получиться как в известной басне, про лебедь, рака и щуку.

— Я так же против скоропалительных наступательных действий, Степан Осипович, но противник не предоставляет нам большого выбора во времени. Если брать за основу действий первый вариант, то его нужно будет реализовать в течении пять-шесть дней, начиная от сегодняшнего дня. Этого времени вполне хватает, чтобы подготовить войска к нанесению удара по вражеским позициям и скоординировать свои действия с Мукденом — Кондратенко отложил в сторону свои листы и вооружился острым карандашом.

— Если Оку начал скрытное движение на север или вот-вот начнет его, то известие о нашем наступлении застигнет его на полпути к Вафангоу, где по моим предположениям и должно состояться сражение Штакельберга с японцами.

Говоря это, Кондратенко быстрыми и точными движениями наносил на карту, небольшие обозначения синим карандашом. Макаров внимательно смотрел за действиями своего начальника штаба, а затем молвил, проведя рукой по русой бороде.

— Да, на бумаге оно гладко выходит, но не стоит забывать и про овраги, по которым нам с вами предстоит ходить. Боюсь, дорогой мой Роман Исидорович, что мы не в праве забывать и об оборонительном варианте действий. Как бы не были громки и оптимистичны заверения генерала Куропаткина о скором снятии блокады, я не сильно верю в это. Японцы не игрушечные картонные болванчики, которые позволят нам вести войну так, как мы того хотим и планируем. Самураи серьезный и опасный противник, к которому следует относиться с большой настороженностью и ни в коем случаи не считать его глупее себя.

— Полностью согласен с вашей оценкой врага Степан Осипович, но хотелось бы знать, что скрывается за вашими словами относительно оврагов? Я в чем-то просчитался и сделал неверный вывод? — спросил Кондратенко.

— Дело не в ваших расчетах и выводах, Роман Исидорович. Мне не нравиться внезапная активность моего 'друга' Того. Вот уже несколько ночей подряд японцы усиленно забрасывают минами ближние подступы к Артуру. Эти действия вполне можно расценивать как их ответный ход в минной войне, а можно как попытку блокировать корабли эскадры на время высадки подкрепления для армии Оку. Возможно, я дую на воду, но вся деятельность противника за последние четыре месяца не исключает возможность подобного хода с его стороны. Конечно, можно вывести корабли в море и на деле проверить свои опасения, но это, к сожалению пока невозможно. С помощью подручных средств мы проводим ежедневное траление моря, но японцы пока опережают нас на один шаг. А отправлять эскадру в поход, имея шанс получить новый 'Петропавловск' я категорически не желаю! — воскликнул Макаров.

— В ваших рассуждениях, несомненно, есть свой резон, Степан Осипович, но нам нужно определиться, какому варианту следует отдать предпочтение. Первому или второму? Я понимаю, что выбор стратегии очень труден, однако в обоих случаях мы ограничены во времени — напомнил адмиралу Кондратенко.

Макаров на секунду задумался, а затем произнес: — Знаете, Роман Исидорович, чем больше я думаю над этим вопросом, тем больше прихожу к выводу, что нам придется придерживаться обоих вариантов.

— Как обоих!? — изумился генерал. — То есть, вы намерены начать наступление против японцев и одновременно создать новые оборонительные укрепления?

— Совершенно верно. Как в народе говорят — 'надейся на лучшее, но готовься к худшему'. И это смею утверждать верно, сказано.

— Боюсь, Степан Осипович, что с народной мудростью будут категорически не согласны Куропаткин и Алексеев, определяющие всю стратегию этой кампании. Наш наступательный порыв они еще могут поддержать, но вот возведение укреплений на перевалах, этого господа стратеги не поддержат. Посудите сами, в то время как они обещают государю императору скорую победу над врагом, вы ратуете за возведение новых оборонительных укреплений и тем самым готовитесь к долгой и затяжной войне. В этих условиях Куропаткин и наместник в лучшем случаи припишут вам пораженчество, а в худшем некомпетентность, повлекшую напрасную растрату казенных сумм.

— Ну, слава Богу, что не в открытом казнокрадстве или измене Родине — пошутил Макаров, глядя на разволновавшегося генерала. — Да, конечно, двойная стратегия будет явна не по вкусу нашим мукденским мудрецам, но что делать. Я отнюдь не собираюсь следовать их примеру, тянуть до последнего момента в надежде на авось, а затем посыпать голову пеплом в плаче об неиспользованных возможностях. Они, конечно, попытаются вставить мне палки в колеса, но в этом случае у меня против их козней кое-что есть. — Макаров хитро подмигнул своему начальнику штаба.

— Во-первых, государь император до сих пор не провел четких разграничений полномочий в этой войне. Так господин Алексеев отвечает за положение на Дальнем Востоке, Куропаткин командует войсками в Маньчжурии, а на меня возложены обязанности по обороне Квантуна. И при этом все мы подчиняемся только государю, находясь между собой в относительно равных условиях командования. Конечно, Куропаткин и наместник могут что-то рекомендовать и даже требовать от меня, но вот приказывать, они не властны. Ну и, во-вторых, блокада имеет некоторые свои преимущества. В связи с нарушением телеграфного сообщения со ставкой, все сношение с внешним миром идет посредством отсылки миноносцев в Чифу — Макаров сделал многозначительную паузу.

— А значит, мы можем не торопиться извещать Мукден о наших оборонительных работах на перевалах. Будет вполне достаточным отчета о проведения работ на линии крепостных фортов, о которых постоянно интересуется господин наместник — быстро докончил мысль командующего начштаб.

— Совершенно верно, а за все разбитые горшки я как командующий Квантуном заплачу после окончания войны — сказав это, Макаров раскрыл свою записную книжку и стал диктовать Кондратенко.

— Наши дальнейшие действия, Роман Исидорович будут таковыми. Вы ведете подготовку к наступлению на позиции японцев силами дивизии генерала Надеина, а я провожу координацию наши действия со ставкой в Мукдене. И с завтрашнего дня начинаем возведение оборонительных укреплений на перевалах. Здесь нам дорого каждый день. У вас есть надежный человек, которому можно было бы поручить столь важное дело?

— Конечно, есть, Степан Осипович. Это подполковник Рашевский. Отличный инженер, грамотный командир. Создание на пустом месте форта ? 3 и укрепления ?2 его рук дело.

— Прекрасно, значит, назначьте его ответственным офицером за возведение этого рубежа нашей обороны. Для его усиления артиллерией, я думаю, будет правильнее разоружить несколько вспомогательных кораблей и передать их орудия на берег. Там от них, сейчас будет больше пользы, чем в море.

— Смелое решение для моряка, ваше превосходительство, но вполне разумное и своевременное — оценил намерения Макарова Кондратенко.

— Взяв на себя командование Квантуном, я не собираюсь делить вверенные мне войска на своих и чужих. И пехота и флот делают одно общее дело, и чем лучше и сплоченнее оно будет исполнено, то тем меньше шансов будет у врага одержать над нами победу — решительно изрек Макаров.

Когда с делами было покончено, и Кондратенко покинул адмирала, командующий Квантуна с тяжелым сердцем опустился в кресло и вздохнул. Он так и не решился сказать своему начальнику штаба истинную причину, по которой он так упорно держался за оборонный вариант стратегии. За день до поездки в Тафаншин, из Чифу Макаров получил письмо от наместника.

В нем Алексеев радостно сообщал, что наконец-то смог подвигнуть Куропаткина к решительным действиям относительно помощи осажденному Артуру. Генерал-адъютант подробно описывал о нежелании командующего Маньчжурской армии вступать в бой с главными силами врага, пока не будет накоплено достаточных сил для одержания победы. 'Но я сумел переломить это нежелание Куропаткина и корпус Штакельберга, уже спешит вам на помощь. Правда, командующий дал генералу указания при столкновении с противником не рисковать своими резервами, но я убежден, что японская пехота не выдержат удара наших сибирских молодцов'.

Последние слова пробуждали в сознании Макарова очень скверные предчувствия, от которых он всячески открещивался, но к возможному возникновению которых, готовился. Столкнувшись с откровенной неготовностью артурской эскадры к войне на море, Степан Осипович не очень сильно надеялся, что положение дел с готовностью в Маньчжурской армии обстоит лучше.

Адмирал, умолчав об этом факте перед Кондратенко не потому, что он ему в чем-то не доверял. Наоборот, он был очень доволен, что имеет столь грамотного и опытного начальника штаба, за спиной которого в мирное время можно было себя чувствовать как за каменной стеной. Макаров радовался тому, с какой энергии и энтузиазмом, Кондратенко взялся за подготовку наступления на врага и одновременно, бывший сапер с головой ушел разработку плана по возведению позиций Зеленых и Волчьих горах. И потому, видя все это, адмирал не желал вносить в душу своего подчиненного ни единой капли сомнения, которое могло пагубно сказаться на окончательном результате их работы.

'Уж лучше грешным быть, чем грешным слыть' — почему-то вспомнились Макарову пушкинские строки, и моряк горестно улыбнулся — приму и это грех на свою душу, но исключительно ради дела.

Чутье на различные гадости исходящие от подковерных игр высокого начальства не обмануло адмирала и на сей раз. Идущий спасать Артур генерал Штакельберг, испытывал двойственное чувство от полученного им приказа Куропаткина. С одной стороны он был рад стать спасителем Артура, но с другой, Георгий Карлович был не прочь использовать хитрую лазейку в приказе командующего, позволяющей ему спокойно отступить, не доводя дело до решительного сражения с врагом. Подобная двойственность изначально обрекала генерала на отказ от активных действий, и заставляла занимать сугубо выжидательную позицию, ориентируясь исключительно на действия врага.

Генерал Кондратенко был полностью лишен подобных настроений. Получив приказ адмирала, он занялся подготовкой к предстоящему наступлению. Учтя горький опыт недавнего сражения под Кинчжоу, Роман Исидорович уделил особое внимание артиллерии, которой отвадилась главная роль в грядущей операции. Все орудия, прибывшие на перешейк, по его приказанию были размещены на закрытых позициях, тщательно замаскированных от глаз вражеских наблюдателей. Это полностью исключало возможность их быстрого уничтожения, как это было ранее, когда орудия стояли на открытом пространстве и чуть ли не колесо к колесу.

Так же большое внимание было уделено боезапасам батарей. Помня, как в самый ответственный момент сражения за перешейк русские орудия замолкали из-за элементарной нехватки снарядов, Кондратенко распорядился, чтобы у каждого орудия к началу наступления был двойной запас снарядов. Одновременно с этим, расширяя боевое сотрудничество армии и флота, Кондратенко попросил Макарова посылать к Кинчжоу канонерки, и адмирал охотно удовлетворил просьбу своего начштаба.

Утром двадцать второго мая, к перешейку подошли сразу три канонерские лодки артурской эскадры и огнем своих орудий принялись громить японские позиции с фланга и тыла. Залпы корабельных орудий гармонично вплелись в грохот русских батарей обрушивших свой огонь на врага. Попавшие под двойной удар, японцы в панике разбегались в разные стороны, спасаясь от разящего огня русской артиллерии. Укрывшись от бомб и шрапнели во всевозможных щелях и недавно отрытых траншеях, они высовывались наружу, и яростно потрясали штыками и саблями, демонстрировали несломленный самурайский дух.

Не обладая теми силами, которыми обладал генерал Оку перед битвой за Кинчжоу, Кондратенко отказался от повторения планов врага, готовя наступление русских войск. Свой главный удар, он решил нанести на своем правом фланге, ограничившись вспомогательным ударом в центре перешейка и демонстрацией силы на левом фланге.

В течение полутора часов русские орудия громили вражескую оборону на всем её протяжении, сосредоточив свой по блиндажам противника и его артиллерийским батареям. В борьбе с ними, большую помощь пехотинцам оказали моряки. Все японские орудия находились на закрытых позициях, что сильно затрудняло контрбатарейную борьбу артиллеристам полковника Ирмана. Для зашедших же с тыла вражеских позиций канонеркам, это не представляло большого труда. Быстро выявив месторасположение батарей противника, они принялись методично уничтожать их одну за другой.

Появление русских канонерок у берегов перешейка Квантуна, было вторым серьезным проколом в работе японской разведки успешно действовавшей в Артуре с начала войны. Просмотрев постановку мин 'Амуром' в начале мая, шпионы микадо так же не смогли вскрыть приготовления русских канонерок к выходу в море. Вернее сказать, они недооценили те изменения, что произошли в эскадре с возвращением Макарова.

Действуя по шаблону, японцы привычно ждали поступление известий о готовящемся выходе в море кораблей от словоохотливых денщиков, писарей и прочих нижних чинов штаба любящих козырнуть своей приближенностью к большой начальственной тайне. Так было при Старке, Алексееве, Витгефте, но никак не при Макарове. Сумев за время своего короткого командования существенно повысить боеготовность экипажей кораблей эскадры, адмирал мог отправлять их в поход в любой нужный ему момент.

Отдав приказ о выходе канонерок поздно вечером, Макаров добился полной внезапности появления канонерок в районе Кинчжоу. Совершив ночной переход в порт Дальний, канонерки прибыли к перешейку в точно назначенный Кондратенко срок.

'Бобр', 'Гиляк' и 'Отважный' в течение час беспрепятственно громить тылы японских войск, пока не подошли вызванные по радио японские канонерки. Их было четверо, но численный перевес врага ничуть не испугал русских моряков. Прекратив обстрел берега, они быстро развернулись навстречу врагу.

Стремясь полностью использовать против русских свое превосходство в артиллерии, японцы наступали на противника не привычным кильватерным строем, а уступом. Возможно, это был и правильный тактический ход, но как оказалось в дальнейшем, он имел самые негативные последствия для японцев.

Едва только корабли стали сближаться и открыли огонь друг по другу, неожиданно прогремел мощный взрыв. Это находящаяся на левом краю канонерка 'Атаго' наскочила на притаившуюся под волнами мину. Чья она была японской или русской было не суть важно, хотя обе стороны в своих рапортах дружно приписали её к России. Контр-адмирал Вирен, стремясь подчеркнуть успех руководимым им отрядом, капитан первого ранга Цоси, из стремления сохранить честь мундира.

Главное заключалось в том, что получившая смертельную пробоину по правому борту 'Атаго' была вооружена восьмидюймовыми пушками, что полностью меняло весь расклад сил в сражении. Оставшиеся в строю 'Акаги' и 'Удзи' со своими трехдюймовыми орудиями не могли противостоять 'Бобру' и 'Отважному' обладавших девятидюймовыми пушками. Лучший выход из сложившегося положения было отступление, чем японцы не преминули воспользоваться.

Однако просто так отступать перед противником, для моряков императорского флота означало потерять лицо перед адмиралом Того, жестким и нетерпимым к проявлению любых человеческих слабостей командиром. Поэтому, выйдя из зоны огня русских канонерок, лидер японских канонерок 'Хей-Йен', принялся обстреливать корабли противника из своих десятидюймовых орудий.

Огонь с дальних расстояний не был коньком мастерства японских канониров и, выпустив по врагу почти весь свой боезапас и не добившись значимых результатов, 'Хей-Йен' покинул поле брани с чувством исполненного долга.

Вскоре отлив окончательно развел враждующие между собой корабли, но к этому моменту, схватка на берегу уже вступила в свою кульминационную фазу. В отличие от русских, японцы не успели укрепить свои позиции рядами колючей проволоки и главный упор своей обороны сделали на пушки и пулеметы. Расположенные на закрытых позициях батареи и укрытые в блиндажах пулеметы вполне могли сорвать атаку русской пехоты, но двойной артиллерийский удар сыграл свою роль в этом сражении. Когда огонь русской артиллерии прекратился, многие батареи были приведены к молчанию, блиндажи разрушены прямыми попаданиями снарядов, а то, что уцелело, уже не могло остановить наступление солдат противника.

Претворяя в жизнь принцип массивного удара Клаузевица, Кондратенко ради достижения двойного перевеса на участке нанесения главного удара, сняв войска со своего левого фланга. Это был большой риск и, находясь на одном краю обороны, Роман Исидорович постоянно думал про другой. Ему стало чуть легче, когда по телефону доложили о прибытии на левый фланг канонерки 'Гремящий', чьи мощные пушки должны были отбить у японцев любое желание атаковать русские позиции.

— Спасибо морякам, они сегодня сделали все, что могли для нашего успешного наступления. Теперь дело за нами — молвил Кондратенко, внимательно наблюдая из-за передового окопа за стрельбой артиллеристов.

— Вы бы ваше благородие не сильно бы высовывались, не ровен час пуля или осколок заденет — уговаривали генерала солдаты, но тот только отшучивался — нас с Владимиром Федоровичем ни одна пуля не заденет, мы с ним заговоренные.

Стоявший рядом с ним командир пограничников подполковник Бутусов только улыбался, но не пытался поддержать шутливый тон генерала. Его солдатам предстояло идти в атаку, чей успех во многом зависел от них. Кондратенко специально поставил пограничников в первые ряды наступления, из-за их зеленого цвета формы.

Благодаря этому, атакующие ряды солдат хорошо камуфлировались с окружающей местностью и были не столь заметными в отличие от пехотинцев.

— Сколько людей погибнет зазря в этом бою только из-за нерасторопности высокого начальства, поскупившегося на перекраску формы. Я уже согласовал это вопрос с адмиралом Макаровым и управляющим компании Тифонтая, у которого нашлось много дешевой зеленой краски, но дорога ложка к обеду. Сейчас в руках ваших пограничников, Владимир Федорович есть возможность сохранить жизнь многим из них, если они первыми пойдут в атаку. Это моя личная просьба к вам и вашим подчиненным — говорил Кондратенко и Бутусов пообещал взять вражеские позиции.

— У меня к вам тоже есть личная просьба, Роман Исидорович — произнес подполковник — я не привык прятаться за спинами своих людей и потому, лично возглавлю эту атаку. Если со мной что-либо случиться, я прошу позаботиться о моей семье.

Тень горечи и тоски легла на лицо Кондратенко от этих слов. Трудно посылать человека на смерть, а хорошего человека вдвойне труднее.

— Даю вам слово офицера, Владимир Федорович, что ни я, ни адмирал Макаров не забудем ваших близких и сделаем все для их достойного существования — коротко сказал Кондратенко и крепко пожал руку пограничнику.

Бутусов сдержал данное генералу слово. Его пограничники ворвались на вражеские позиции и после ожесточенного рукопашного боя выбили японцев из их траншей. А вот Кондратенко не пришлось выполнять свои обещания. Подполковник был только ранен в ногу, что не помешало ему остаться на поле боя и руководить действиями своих подчиненных.

Быстрый прорыв русскими войсками позиций врага на берегу Корейского залива, оказался роковым для всей японской обороны. Не имея резервов для нанесения быстрого контрудара, она стала неудержимо разваливаться, под натиском сибирских стрелков. Не прошло и часа как пал Кинчжоу, а затем свои позиции оставили войска, оборонявшие северное побережье перешейка.

Победа русского оружия была полной, и она немедленно породила среди русских генералов радостное настроение. Ещё вчера испытывая страх перед японцами, окрыленные успехом сегодня они стали строиться планы по преследованию разбитого врага и взятию Бицзиво. Некоторые рьяные головы шли еще дальше и предлагали двинуться на север и нанести удар в тыл генералу Оку, дабы вместе со Штакельбергом сделать противнику второй Седан. Все жаждали продолжения активного действия, однако Кондратенко был глух к их призывам и аргументам.

Нельзя сказать, что Роман Исидорович был равнодушен к медным трубам славы, но к большому неудовольствию своих подчиненных он твердо выполнял приказ Макарова, 'ни шагу с перешейка'.

Правота требований адмирала подтвердилась через сутки. Сначала китайцы, а затем разъезды конной разведки донесли о приближении к Кинчжоу крупных сил противника, что разом охладило разгоряченные умы.

Это были солдаты одиннадцатой дивизии генерала Ноги, прибывшие на Ляодун прямо из Японии, под прикрытием кораблей Того. Соединившись с разрозненными подразделениями первой дивизии генерала Оку, они образовали третью армию, главной задачей которой на данный момент было прикрытие тылов второй армии наступающей на Штакельберга. Начальник генерального штаба японцев генерал Кодама, сумел переиграть генерала Куропаткина в заочном споре стратегов.

Все это было неведомо Кондратенко и известие о прибытии к Кинчжоу новых сил противника обрадовало генерала, ошибочно посчитавшего, что задуманная ими с Макаровым операция прошла успешно. Следуя выработанному плану и отводя войска на прежние позиции, он свято верил, что принесенные им жертвы были ненапрасны, и жестоко ошибался.

Коварная лазейка приказа Куропаткина сделала свое черное дело. Герой Хивинского похода и подавления восстания китайских 'боксеров' не стал проявлять былого упорства и храбрости в сражении с врагом. Главной заботой генерал-лейтенанта Штакельберга с момента выступления в поход из Ляояна, являлось создание для себя максимального комфорта в условиях передовой.

Так изнывая от сильной жары, генерал заставлял солдат постоянно поливать водой стенки своего вагона, а чтобы иметь возможность пить по утрам кофе со свежим молоком, он взял с собой в поход корову. Стоит ли удивляться, что Штакельберг избрал для себя вариант пассивной обороны, причем самый худший.

Прибыв на станцию Вафангоу и узнав о приближении войск противника, барон отдал приказ о переходе к обороне, посредством которой он собирался если не разбить японцев, то нанести ему серьезный урон. В тот же день русские солдаты и нанятые китайцы принялись торопливо возводить на лежавших слева и справа от Вафангоу холмах земляные укрепления. Работа шла быстро и вскоре, два опорных пункта надежно прикрывавшие подход к станции были готовы. Реши японцы наступать через слабо защищенный центр, и фланговый огонь русских с холмов нанес бы их атакующим рядам большой урон. Если же Оку начал сражение со штурма высот, результат был бы тем же.

Выбранный генерал-лейтенантом план был вполне грамотен и логичен, если бы генерал Оку решил штурмовать Вафангоу на узком, пятикилометровом участке русской обороны. Однако планы Штакельберга совершенно не совпадали с намерениями Оку. Имея численный перевес над противником, командующий 2-й армией намеривался произвести охват русских позиций с флангов. Пройдя стажировку в Европе, барон основательно впитал в себя дух её стратегии и стремился сотворить в этой войне свой, азиатский 'Седан'.

Сражение при Вафангоу началось с боевых столкновений русских и японских войск, которые произошли двадцать седьмого мая, когда в бой вступили передовые части противников. Главные действия сражения развернулись только через четыре дня. Именно столько времени понадобилось японцам, чтобы оттеснить русский авангард к Вафангоу.

Оценивая предстоящее сражение, Штакельберг решил, что противник будет наносить главный удар по левому флангу позиций корпуса. Поэтому генерал не только стянул сюда все имеющиеся в его распоряжении резервы, но и перенес свою ставку.

Первый день боев японцы действовали примерно так, как и предполагал Георгий Карлович. Подойдя к Вафангоу с частью сил, Оку попытался прорваться через центр русских позиций, и был остановлен сильным огнем с флангов. Правда наступали на русские позиции японцы как-то вяло, а на левый фланг вопреки предсказаниям Штакельберга, почему-то наступала только японская кавалерия, но это нисколько не смутило генерала.

Записав этот день сражения в свой актив, он решил утром следующего дня перейти от обороны к наступлению и разгромить врага. К подобным действиям Штакельберга подтолкнули доклады его подчиненных, согласно которым силы противника были оценены генералом в две неполные дивизии. Все остальные силы по мнению штаба, Оку был вынужден оставить под Кинчжоу для блокады Артура. Георгий Карлович был совсем не против взять то, что столь любезно падает тебе в руки, однако судьба сулила ему иное.

Стоявшие перед Вафангоу дивизии были всего лишь частью сил японской армии, и наступление в центре было призвано отвлечь внимание Штакельберга. Свой главный удар Оку собирался нанести по правому краю русских позиций с глубоким охватом с севера. Четвертая дивизия уже вышла за правый фланг корпуса в районе Фучжоу и готовилась ударить в тыл русских войск. Но и это было не всё.

Когда взошло солнце и солдаты генерал-майора Гласко, двинулись в атаку на врага, навстречу им загремели пушечные выстрелы и застрочили пулеметы. Не желая соответствовать роли пассивного наблюдателя отведенной им Штакельбергом, японцы за ночь подтянули к передовой артиллерию и встретили наступающие ряды русской пехоты губительной шрапнелью.

Одновременно с этим, японцы сами перешли в наступление против правого крыла русских войск, нанося свой удар не по укреплениям на холме, а атакуя его фланговое прикрытие. Используя свое численное превосходство, японцы начали теснить полк генерал-майора Гернгросса, угрожая прорвать оборону корпуса.

Быстро осознав нависшую угрозу окружения, Штакельберг выслал на помощь Гернгроссу две роты из резерва правого фланга, но положение на правом краю обороны быстро ухудшалось. Отбитые русскими войсками в одном месте, японцы предприняли более глубокий фланговый охват русских позиций, и это им удалось. Используя численный перевес, они сбили фланговый заслон и стали окружать полк Гернгросса. Подобное развитие событий очень напугало Штакельберга, и он отправил на помощь 36 полку два батальона из своего резерва.

Зажатые с трех сторон противником, русские солдаты мужественно сражались на своих позициях, пока не подоспело подкрепление. Батальоны под командованием подполковника Курнакова внезапным ударом не только остановили продвижение японцев в тыл русских позиций, но и заставили их отступить. Казалось, худшее миновало, но это только казалось.

Не успел барон Штакельберг порадоваться успехам Курнакова, как прибыл нарочный с пакетом от генерал-майора Самсонова командующего конным казачьим отрядом. Он сообщал, что со стороны Фучжоу в тыл корпуса движется крупное соединения неприятеля, приблизительной численностью в дивизию. Это известие полностью развеяло заблуждение Штакельберга относительно численности противника и, не мешкая ни секунды, он отдал приказ к отступлению.

С горечью в сердце и в большой досаде покидали русские солдаты, политые кровью позиции на холмах Вафангоу, и к этой горечи был примешен вражеский свинец. Вовремя заметив их отход, японцы открыли артиллерийский огонь, нанося отступающим защитникам урон.

— Враги спешно отступают перед нами. Видимо дивизия Кавамуры вышла им в тыл и теперь, нам осталось только довершить начатое дело — радостно произнес Оку, получив донесение с передовой. — Приказываю немедленно атаковать противника с фронта и наш 'Седан' будет завершен.

Приказ командующего был немедленно передан в войска, и вновь японские солдаты бросились на штурм русских позиций в центре, теперь уже не опасаясь флангового огня. Траншеи русских на холмах Вафангоу действительно молчали, но зато ранее слабый центр неожиданно встретил японскую пехоту плотным ружейным и пулеметным огнем. Это были два последних резервных батальона корпуса, посланные Штакельбергом для прикрытия отхода своих соединений.

Раздосадованный неудачей генерал Оку приказал засыпать русские позиции снарядами, но оказалось, что японские батареи уже истратили свой запас снарядов и пополнить его можно будет только через два часа.

— Тогда пусть в бой вступят войска нашего левого фланга. Я верю, что они исполнят свой долг перед нашим императором — воскликнул генерал, но и здесь его ждало разочарование. Пока приказ командующего был передан войскам, из стоявших над Вафангоу туч хлынул проливной дождь, и наступление оказалось невозможным. При этом основной удар стихии пришелся по японской армии, тогда как русские соединения дождь только задел стороной.

— Китайская природа сегодня действует явно на стороне нашего противника — мрачно изрек Оку, наблюдая за дождем с ледяным выражением на лице — но я ожидаю, что генерал Кавамура будет счастливее нас в служении императору.

Говоря эти слова, барон Оку с полным основанием надеялся на успех своей четвертой дивизии. У её командира, было достаточно время для выполнения замыслов командующего армией, но судьба упорно отворачивала свой лик от японского генерала. Отбросив казачий эскадрон генерала Самсонова, солдаты Кавамуры устремились в тыл противника и неожиданно для себя заблудились, двинувшись совсем в другую сторону. Когда же роковая ошибка была обнаружена, то было уже поздно. Корпус Штакельберга успел покинуть Вафангоу и к вечеру 1 июня в полном составе отошел к станции Ванзелин. Потеряв около пятисот убитых и свыше двух тысяч раненых, оставив японцам с десяток орудий, корпус двинулся на север, так и не исполнив своей боевой задачи.

Командующий первой армии мужественно перенес этот удар судьбы. Он даже не отстранил Кавамуру от командования дивизии, ограничившись лишь холодным пожеланием генералу, чтобы его подчиненные лучше исполняли свои обязанности и больше изучали карты театра военных действий.

Глава VI. Расстановка сил.

Вишневый сад, окружавший небольшой дом, расположенный невдалеке от императорского дворца в Токио, был тих и опрятен. Стройные ряды аккуратно высаженной сакуры, ставшей символом наступившей в Японии эпохи Мейдзи, дарили обитателям дома приятную прохладу от июньского зноя и свой тонкий, ни с чем несравнимый аромат.

Казалось, что от подобного окружения в стенах этого дома должны были царить мир и благополучие, но это была лишь обманчивая иллюзия. Те людям, что посещали этот мало примечательный дом, имели свое особенное понятие о мире и благополучие. Собираясь не чаще одного раза в неделю, они вели между собой беседы, чье содержание во многом определяло настоящее и будущее страны восходящего солнца.

В домике, окруженном вишневым садом, собирался малый тайный совет при императоре Муцухито, который состоял из людей, усилиями которых Япония находилась в состоянии войны с Россией. Общаясь, друг с другом, они вырабатывали стратегию, которая затем в виде приказа Генерального штаба летела в армии, воюющие на континенте.

С большой охотой, заимствуя европейское вооружение и стратегию, форму и орденские знаки, на своих встречах японские генералы и адмиралы приходили исключительно в национальных одеждах. Оставляя за порогом дома все чуждое национальному духу, они стремились подчеркнуть приоритет отечественных традиций над теми изменениями, на которые была вынуждена пойти островная империя.

Подобные действия были весьма характерны для эпохи Мейдзи. Приняв ради усиления страны новшества Европы, по своему духу японцы остались в эпохе кланового феодализма. Так в состав малого тайного совета входили люди, так или иначе состоящие в клане Сацума, извечно соперничавший в борьбе за власть с кланом Гошу, выступавшего за мирные отношения с Россией.

В числе тех, кто посетил домик сада сакуры в начале июня, был генерал Кодама. Этот сухощавый и невысокий человек был в малом тайном совете главным по духу, а не по званию. Следуя воле императора, он занялся составлением плана войны с Россией. Она должна была вернуть Японии лары победы над Китаем, несправедливо отобранные у неё европейскими державами в угоду северному соседу.

Полностью отрешенный от всех жизненных проблем, японский генерал скрупулезно составлял план войны, стремясь учесть каждую мелочь. Многочисленные шпионы микадо в Маньчжурии сообщали Кодаме не только численность русских войск и места их дислокации, но даже состояние дорог по которым предстояло в недалеком времени маршировать японским армиям.

В точно назначенный императором срок, план был представлен ему на рассмотрение, и вслед за этим одобрен тайным советом. Узнав о намерениях Токио начать войну против России, Англия щедрой рукой предоставила стране восходящего солнца многомиллионные кредиты.

Война началась точно, так как и планировал Кодама. Стоящие в Чемульпо русские корабли не сумели предотвратить высадку японского десанта на корейскую землю, ставшей легкой добычей армии генерала Куроки. Затем последовал стремительный марш, победа над русскими войсками на реке Ялу, вторжение в Маньчжурию и высадка десанта на Ляодуне.

Успех японского оружия на этом этапе был полон, но главное сражение этой войны было впереди. По замыслам Кодамы оно должно было произойти под Ляояном, главной базой русских войск генерала Куропаткина и закончиться полным разгромом и окружением противника. После столь масштабного разгрома, у русских, по мнению Кодама не оставалось сил не только для продолжения борьбы за Маньчжурию, но даже для обороны Приморья, где он собирался остановить победное шествие войск микадо.

Таковы были замыслы японского Генерального штаба и потому стрелы наступления генералов Куроки и Оку были нацелены на Ляоян, к месту будущего триумфа японской армий. Весь ход войны говорил, что под стенами этой крепости знамена императорских армий будут покрыты неувядаемой славой победы. Однако существовала сила способная помешать планам Кодамы, и звалась она русской Тихоокеанской эскадрой.

Несмотря на то, что с начала боевых действий японский флот господствовал на море, угроза блокирования японских армий на континенте русскими кораблями оставалась вполне реальной. Кодама как никто другой понимал это, и устранение данной угрозы своему плану поручил генералу Ноги, уже бравшему Порт-Артур штурмом в китайскую войну.

Пушки его армии должны были либо потопить корабли вражеской эскадры на внутреннем рейде Артура, либо раз и навсегда заставить покинуть Желтое море и уйти во Владивосток. Оттуда совершать набеги на морские коммуникации японских войск, было весьма затруднительно.

Отдавая в руки Ноги командование 3-й армией, Кодама был полностью уверен в окончательном результате осады русской крепости и не без основания. Генерал был известен в японской армии как человек, готовый выполнить полученный приказ любой ценой, не взирая ни на какие потери личного состава. Кроме этого, жена генерала принадлежала к клану Сацума, что делало его своим человеком для малого тайного совета.

— У меня неплохие вести, господа. Бессмертные боги благоволят нашим деяниям. Вчера генерал Ноги прорвал оборону русских под Кинчжоу, и его войска уверенно продвигаются к Артуру — невозмутимо произнес Кодама, обращаясь к своим собеседникам, генералу Ойяма и маркизу Мацуоки. Первый являлся начальником японского Генерального штаба, второй был личным представителем императора в тайном совете.

При упоминании о победе под Кинчжоу, Кодама не озвучил число потерь понесенных императорской армией при штурме русских укреплений, да этого и не требовалось для его собеседников. Главным для членов тайного совета был результат, а цена, уплаченная за победу, согласно кодексу самураев особого значения не имела. Пока.

— Весть об успехе третьей армии, безусловно, приятное известие, но быстрое приближение генерала Ноги к Артуру заставит адмирала Макарова покинуть крепость и идти на прорыв во Владивосток. Готов ли наш флот к подобным действиям противника, после недавно понесенных потерь? — осведомился Мацуока.

— Адмирал Того заверяет нас о полной готовности нашего флота встретить противника в открытом бою и разгромить его — изрек Ойяма и удовлетворенный этими словами, маркиз холодно кивнул головой. Невозмутимость, как и сакура, стала символом новой Японии и тщательно культивировалась среди всего населения империи, начиная от императора и заканчивая простым солдатом.

— Стремясь не допустить внезапного выхода русских кораблей из крепости, адмирал Того проводит усиленное минирование подступов к Артуру. Эта тактика оказалась весьма действенной. Адмирал Макаров так и не рискнул вывести в море свои броненосцы, ограничившись посылкой канонерок и миноносцев. Для продолжения нейтрализации русской эскадры адмирал просит выделить флоту новые две тысячи мин, и я думаю, что его просьбу следует удовлетворить — продолжил начальник Генерального штаба Японии, и оба его собеседника согласились с его словами.

В знак радости от прорыва русских позиций под Кинчжоу, и памятуя погибших воинов, члены тайного совета подняли чашки саке, и пригубили их, но каждый по-своему. И если Мацуока и Ойяма сделали по глотку, то Кодама лишь смочил губы напитком. Добившись исполнения очередного пункта своего плана, он уже спешил к решению следующего.

— Успех нашего оружия под Кинчжоу, Вафангоу и Тюренчене приближает нас к главному сражению с Куропаткиным у стен Ляояна. Однако сил армий Куроки и Оку крайне мало для разгрома противника в предстоящем генеральном сражении. Необходимо создать ещё одну, 4-ю армию, чьи дивизии перевесят чашу весов в нашу пользу — произнес Кодама и требовательно посмотрел на Ойяму.

— Предвидя масштабные бои в Маньчжурии, Генеральный штаб предполагал создание этой армии, но только в качестве резерва. Однако если уважаемый Кодама считает нужным ввести её в действие сейчас, я не возражаю — согласился с собеседником Ойяма. — Кого вы намерены назначить на пост командующего этой армии?

— Генерала Нозу — без малейшего колебания ответил Кодама. Этого человека генерал давно держал на примете, за его волевые качества бойца, ничем не уступавшим фанатизму Ноги. Правда, в отличие от командующего 3-й армии, Нозу не вел спартанский образ жизни, стремясь попробовать все прелести бытия, отдавая предпочтение французским винам. Это конечно никак не вязалось с образом воина самурая, но происхождение Нозу полностью окупало этот недостаток. Генерал происходил из клана Сацума и этим, многое было сказано.

— Да, Нозу лучший солдат, чем я, но дружески работать он не может ни с одним генералом — осторожно заметил Ойяма.

— Это проблема генералов его окружения — отрезал Кодама, и собеседники согласились с ним. Для самурая самое главное было служение императору и личные трения с подчиненными, не брались во внимание.

— Место действия армии Нозу будет юго-восток Маньчжурии. Таким образом, ликвидируется оперативный разрыв между силами Оку и Куроки наступающими на Ляоян с юга и востока. Для улучшения снабжения армии Куроки, которой предстоит наступать в горах в период дождей, необходимо начать строительство дополнительных магистралей связывающие Фэнхуанчен с портом Антун. Это позволит снять вопрос о снабжении первой армии, которой предстоит серьезная борьба за маньчжурские перевалы. Там один батальон врага может остановить движение нескольких наших полков.

Кодама говорил твердо и уверенно, воочию представляя себе действия японских армий на просторах Маньчжурии глядя на яркие угли жаровни расположенной посреди комнаты. Оба собеседника вновь кивнули головами, и только что произнесенные Кодамой слова приобрели силу незыблемого приказа.

— Это всё Кодама сан? — спросил Мацуока, стремясь не выдать то внутреннее неудобство, что он испытывал от вида пронзительных глаз генерала, но собеседник интуитивно почувствовал это и сильно обиделся. Не раз генерал ощущал от представителей ближайшей свиты императора некоторую брезгливость по отношении к себе. Соглашаясь ради торжества величия императорского дома иметь дело с фанатиком войны, они всячески стремились дистанцироваться от главного зачинщика войны.

— Да, господин маркиз — ответил Кодама. Называя Мацуоку маркизом, генерал специально подчеркнул гражданское сословие своего собеседника в тайном совете. — С падением Кинчжоу начальный период войны завершен и теперь наступает её главная фаза, которая требует нашего присутствия. Согласитесь, что крайне глупо и самоуверенно руководить войсками из Токио в столь ответственный момент. Поэтому мне и генералу Ойяме необходимо отправиться в Маньчжурию, чтобы лично руководить грядущим сражением у Ляояна. С этой целью 1-ю, 2-ю и 4-ю армии следует преобразовать в единую Маньчжурскую армию во главе с генералом Ойяма. Я буду исполнять обязанности его начальника штаба.

Слова сказанные Кодамой, сильно задели самолюбие императорского представителя, но лицо его хранило полную беспристрастность. Почтительно склонив голову, Мацуока невозмутимо молвил: — Его величество очень рад вашему решению Кодама сан, отправиться в Маньчжурию в месте с генералом Ойяма, для претворения в жизнь ваш блистательный план. Будем надеяться, что великая богиня Аматерасу продлит свою милость к подданным микадо. В знак своей безграничной уверенности в том, что его воины одержат победу во славу Японии, император решил произвести барона Ойяму в маршалы и присвоить ему графский титул.

Закончив говорить от имени императора, что было высочайшей честью для любого сановника империи, Мацуока властно двинул правой бровью, ставя жирную точку во внезапно возникшем противостоянии с генералом. Сколь не был, высоко значим воинский талант Кодамы для империи, но ближняя свита императора всегда имело большее значение в решении любых вопросов.

Именно Мацуока убедил микадо необходимости выдать генералу Ойяме, перед решающим сражением столь щедрый аванс в виде маршальского звания и графского титула. Что касается Кодамы, то господин маркиз посчитал, что автору стратегического плана будет вполне достаточно возможности реализации своих замыслов на поле битвы.

— Моё сердце, кровь и душа полностью принадлежать императору. Враг будет разбит или я не ступлю ногой на землю моих предков — с плохо скрываемым волнением произнес Ойяма традиционный ритуал благодарности вассала своему сюзерену.

— Да будет так — невозмутимо произнес Мацуока и все трое протянули руки к чашкам саке. Это был прощальный ритуал, завершавший встречи тайного совета. Отставив в сторону пустые чашки, собеседники склонили в знак уважения головы друг перед другом, но прежде чем встать и покинуть комнату Кодама обратился к маркизу.

— Мацуока сан, окажите как можно больше помощи адмиралу Того в борьбе с русском флотом, ибо он держит в своих руках ключ от нашей общей победы.

Говоря эти слова, генерал был весьма близок к истине. Развязав себе руки от 'пагубного январского наследства' Алексеева, адмирал Макаров намеривался в самое ближайшее время начать активные действия на море. Благодаря самоотверженной работе корабелов, двадцать пятого мая под оглушительные крики эскадры, на свое место во внутренней гавани встал броненосец 'Цесаревич'. После этого прошло ещё восемь дней, и ремонтный док наконец-то покинул многострадальный 'Ретвизан'. Отныне артурская эскадра была готова к большим сражениям.

Одновременно с завершением ремонтных работ, русские моряки энергично разрабатывали меры для борьбы с вражескими минами, которыми японцы буквально забрасывали ближайшие подступы к Артуру. Получив дорогой урок по постановке минных букетов, Того не мудрствуя лукаво, стремился запечатать русские корабли на внутреннем рейде. Почти каждую ночь японские миноносцы неутомимо сбрасывали в темные воды моря свой смертоносный груз, перекрывая выходы из осажденной крепости.

Для блокады русской эскадры, противник не жалел мин, но здесь японское упорство столкнулось с русской смекалкой. Имевшиеся для траления паровые катера были не в состоянии своими тралами очистить не только внешний рейд, но иногда и сам выход из гавани. Для исправления положения русские моряки соорудили более мощные тралы, буксирами для которых стали миноносцы и вспомогательные крейсера. Теперь, каждое утро пары кораблей с закрепленным за кормой тросом в сто саженей, выходила на борьбу с вражескими гостинцами.

Конечно, подобный шаг вызвал глухой протест среди части офицеров свято чтивших указания Адмиралтейства, предписывавшие проводить траления исключительно паровыми катерами, а никак не миноносцами, которых мало и надо беречь. Однако адмирал быстро погасил искры недовольства.

— Опыт войны с японцами наглядно показал, что инструкции Адмиралтейства не соответствуют реалиям жизни. Для быстрой очистки рейда нужны более мощные суда, чем катера, неужели это невидно? Некоторые из вас говорят об осторожности, но я готов рискнуть миноносцем ради сохранения броненосца или крейсера. Это звучит жестко, но война очень жестокая вещь, заставляющая нас делать столь нелегкий выбор — назидательно говорил адмирал не в меру ретивым служакам. — Вы только посмотрите, как ладно действует наш противоминный отряд. Четырьмя кораблями за день мы очистили весь внешний рейд от той гадости, что японцы накидали за неделю. А когда их будет, пять пар, тогда можно будет без боязни выводить всю эскадру в море.

Первый выход артурской эскадры в её полном составе, произошел восьмого июня. В этот день адмирал Макаров решил не просто 'выгулять' свои броненосцы, а оказать помощь отступающим с перешейка войскам. За день до этого, ценой больших потерь армия генерал Ноги сумела прорвать русскую оборону и дивизия генерала Надеина начала отходит по направлению к перевалам, преследуемая противником.

В этом случае выход эскадры в море преследовал двойную цель; огнем броненосцев прикрыть отход войск к горе Куинсан, стратегически важной точке обороны русских войск и дать возможность специальной команде уничтожить порт Дальний. Согласно специальному распоряжению командующего Квантуном, все портовые сооружения подлежали полному уничтожению, дабы максимально затруднить использование врагом этой гавани. Динамит в Дальний был доставлен заранее, но для того чтобы полностью выполнить полученный приказ требовалось время.

Отправляясь в поход, Макаров поднял свой флаг на 'Цесаревиче', вслед за которым из гавани вышли 'Ретвизан', 'Пересвет', 'Севастополь', 'Полтава' и 'Победа'. Отряд крейсеров возглавлял 'Баян', в кильватере которого расположились 'Аскольд', 'Паллада' и 'Диана'. Маленький вездесущий 'Новик' вел за собой отряд миноносцев общим числом в семь вымпелов.

Оставив отряд тральщиков возглавляемый 'Гайдамаком' на внешнем рейде под прикрытием береговых батарей, адмирал уверенно двинул свои корабли по направлению Дальнего. Возможная встреча с противником, конечно, волновала русского флотоводца, но Макаров был уверен, если бой состоится, враг получит достойный отпор.

Подобная уверенность Степана Осиповича зиждилась не только на одном патриотическом задоре. Макаров отлично видел, что моряки эскадры не только хотят встречи с врагом, но и уже готовы к этому важному шагу. Пусть с небольшими огрехами, но эскадра уже могла успешно проводить различные виды перестроения, а майский бой с противником подарил экипажам кораблей бесценный боевой опыт.

Кроме этого, готовя выход эскадры, Макаров сумел поймать противника на банальной тактической ошибке. Полностью уверовав, что выставленные мины не позволят русским броненосцам быстро покинуть Артур, Того прекратил непрерывное наблюдение за крепостью, решив ограничиться патрулированием в дневное время суток.

Заметив эту тенденцию, Макаров стал всячески укреплять противника в правильности данного решения, сведя всю свою активность к тралению внешнего рейда и посылкой единичных канонерок к перешейку. Видя это, Того поверил в страх русского адмирала перед выставленными им минами, за что и был наказан. Рано утром, противоминный отряд легко проделал широкий фарватер во вражеских минных полях, и эскадра вышла на внешний рейд, не повредив при этом ни один корабль.

Обман одного противника другим, это на войне обыденное явление, являющееся залогом возможной победы. Единственное, что можно сказать в оправдание японского адмирала, так это то, что он не знал о возвращении в строй поврежденных броненосцев. Знай, он об этом событии и японские отряды непрерывно бы дежурили у Артура в ожидании выхода русской эскадры. Уж, что-что, а деятельную натуру своего противника Того хорошо познал. Однако сообщения из Артура не поступали, и для этого были свои причины. Русская контрразведка наконец-то одержала победу на незримом фронте, правда совершенно случайно.

Все дело началось с обращения в полицию содержателя одной из китайских ночлежек в Артуре. Он просил господина полицмейстера проверить одного подозрительного старика, который, по мнению заявителя, является не китайцем, японцем. Отправленные в ночлежку городовые, были полностью уверены, что идут по совершенно пустячному делу. Что за невидаль, один китаец решил разобраться с другим китайцем при помощи властей, обвинив его в шпионаже.

Но каково было их удивление, когда при виде городовых приближающихся к нему решительным шагом, старик неожиданно бросился наутек и довольно резво для своих лет. В блюстителях закона немедленно взыграл охотничий инстинкт, и громко крича и свистя в свистки, они бросились в погоню за беглецом.

На свою беду, бежавший от погони старик налетел на офицера, по иронии судьбы имевший к военной контрразведке самое прямое отношение. Быстро заметив неестественное проворство для седого старика, офицер выхватил оружие и выстрелом в воздух приказал беглецу остановиться. Увидев опасность, китаец попытался нырнуть в ближайший переулок, но один из подскочивших городовых подставил ему ножку и он рухнул на мостовую. Так совершенно случайно был задержан резидент японской разведки в Порт-Артуре.

На допросах гордый самурай отказался отвечать на вопросы следователей, но схемы артурских фортов найденные за подкладкой халата, полностью изобличили его в шпионской деятельности. Резидент не сдал ни одного из своих агентов, но руководимая им сеть была временно парализована и поэтому, Того вовремя не узнал о возвращении в строй русских броненосцев.

Артурская эскадра была уже в пути к Дальнему, когда на неё наткнулись патрульные миноносцы японцев. Привыкшие к тому, что из осажденной крепости выходят только канонерки и миноносцы, не веря своим глазам, японцы стали лихорадочно пересчитывать дымы русских кораблей, боясь ошибиться. Заметив появление японских миноносцев, к ним устремился крейсер 'Новик' со своим отрядом. Не успев определить какие корабли двигаются под флагом адмирала Макарова, японские миноносцы ретировались, спеша доложить своему командующему тревожную весть.

Едва только известие долетело до ушей Хейхачиро, как он принялся стягивать все свои разрозненные силы для перехвата русской эскадры, идущей, по мнению адмирала, на прорыв во Владивосток. Держа свой флаг на 'Микасе', Того привел к Артуру 1-й, 3-й и 4-й боевой отряд императорского флота, общей численностью 43 вымпела. 'Микаса', 'Фудзи' 'Асахи', 'Ниссин', 'Кассуга' и 'Чиода' составляли в этот день броненосный кулак первого отряда. Рядом с ними под флагом контр-адмирала Дэвы шли крейсера 'Якумо', 'Кассаги', 'Читосе', 'Такасаго', 'Иосино', а под флагом контр-адмирала Урио крейсера 'Акаси', 'Хасидате', 'Мацусима', 'Сума' и 'Акицусима' с миноносцами.

Это была грозная сила но, даже обладая численным перевесом над Макаровым, Того испытывал сильный душевный трепет. Сообщение разведчиков о шести русских броненосцев порождал тревожное волнение в сердце японского адмирала за исход возможного сражения.

Считая, что Макаров покидает Порт-Артур, Того развернул свои корабли для перехвата эскадры противника в направлении юго-восток, но просчитался. Японцы не обнаружили русские броненосцы в ожидаемом месте, а посланные на разведку миноносцы донесли, противник движется в сторону порта Дальнего и, не предпринимая попыток изменить свой курс на юг.

Досадуя в душе, что вновь ошибся, Того перестроил свои корабли и двинулся в погоню Макаровым. Японцы нагнали русскую эскадру на подступах к порту Дальнему. С замиранием сердца Хейхачиро приник к окулярам бинокля, ловя взглядом силуэты вражеских кораблей и идентифицируя их. К огромному сожалению адмирала, разведчики оказались правы. Макаров вывел в моря все шесть своих броненосцев.

По-прежнему не веря, что цель выхода русской эскадры является порт Дальний, а не прорыв во Владивосток, Того терпеливо ждал, что Макаров изменит свой курс, но так и не дождался этого. Русская эскадра уверенно приблизилась к Дальнему и зашла в порт.

Готовясь к встрече с русской эскадрой, Того был вынужден отказаться от любимой тактики, заманивая кораблей противника под удар своего броненосного кулака. Гибель двух броненосцев и длительный ремонт 'Сикисимы' вынудили японского адмирала сделать ставку на атаку эсминцев и миноносцев. Вооруженные торпедами, быстрые и маневренные, они по замыслу командующего должны были сделать то, что пока не смогли сделать пушки его броненосцев и крейсеров. Внимательно следя за действиями Макарова, 'японский тигр' как прозвали адмирала британские газеты, стал выжидать момента, когда он сможет метнуть в него свой смертоносный нож под командованием капитана Хаихары.

Макаров так же с волнением в душе наблюдал за появившимися кораблями противника, но вид их, вызывал радость в душе у адмирала.

— Отлично поработали наши комендоры в прошлый раз! Ай да молодцы! Ведь нет 'Сикисимы' в рядах моего 'друга' Того! Хороший подарок — радостно сказал Макаров командиру 'Цесаревича' капитану первого ранга Васильеву.

— Теперь соотношение наших броненосцев к врагу три к одному, да и больше половины броненосных крейсеров отсутствует. Самое время ударить по врагу, Степан Осипович — произнес Васильев.

— Обязательно ударим, но только после завершения операции. Сейчас нам успех на суше, гораздо важнее успеха в море — осадил Макаров рвущегося в бой моряка, — надо успеть уничтожить Дальний до подхода Ноги, иначе японцы получат великолепный козырь в борьбе за Квантун.

Между тем события вокруг порта Дальний разворачивались совершенно в ином направлении, чем ожидали Макаров и Кондратенко.

Выполняя волю императора, барон Ноги сумел прорвать русские укрепления на перешейке и заставил отойти противника по всей линии обороны. Однако для полноценного преследования отступающего врага, у генерала не было сил. Понеся чувствительные потери при штурме русских укреплений, Ноги мог отрядить для преследования противника незначительное число пехотных соединений без артиллерийской поддержки.

При этом большая их часть была направлена не в сторону высот Нангалина, куда под звуки полкового оркестра отошли со своих позиций солдаты полковника Третьякова. Узнав от своих разведчиков о готовности коменданта Дальнего Сахарова в случаи прорыва фронта уничтожить порт, Ноги решил упредить русских и направил на юг, главные силы преследования.

Когда пришло известие от генерала Надеина о прорыве врагом обороны на перешейке, перед Макаровым и Кондратенко, который в это время был в Артуре, встал вопрос, что делать? Собрать все силы и попытаться отбить захваченные врагом позиции, либо отойти к перевалам и там продолжить борьбу с врагом.

Самым простым и верным решением был без сомнения первый вариант действий, но здесь Макаров и его начальник штаба оказались в непростом положении. Не имея точных сведений о численности войск противника, они не смогли правильно оценить сложившуюся на фронте ситуацию. Прорыв японцами линии фронта сопровождаемое большими потерями, было ошибочно расценено как наличие у противника больших людских резервов, тогда как на самом деле, после захвата перешейка командующий 3-й армией располагал лишь десятью тысячами солдат.

В подобных условиях не имея права на риск, Кондратенко с Макаровым выбрали второй вариант и санкционировали отвод войск к перевалам. Здесь стараниями Рашевского уже были возведены рубежи обороны, способные надолго задержать наступление японцев.

Одновременно с этим было принято решение максимально разрушить порт Дальний, дабы противник как можно дольше не мог использовать в своих целях его портовые сооружения. А помочь в этом коменданту порта, должны были корабли эскадры, чьи пушки могли остановить японцев на подступах к порту.

Когда эскадра приблизилась к Дальнему, уничтожение порта уже началось. Уже лежали в руинах водокачка, электростанция, был разрушен железнодорожный мост, а рыжие языки огня неторопливо переползали с одного пакгауза на другой.

Все мирное население порта в количестве тысячи человек, было заблаговременно эвакуировано на поездах в Артур, воспользовавшись затишьем на фронте. Вместе с ними был вывезены портовые запасы, которых в порту с начала войны было большое количество. Снимались провода, разбирались запасные железнодорожные пути, вывозились станки из мастерских. Нагруженные добром эшелоны, по несколько раз в сутки курсировали между Артуром и Дальним, выполняя приказ адмирала об эвакуации. Градоначальник громко стенал на все лады, но Макаров упрямо выгребал из обреченного порта все самое ценное. Всего за неделю и ещё недавно чистый и опрятный порт, превратился в мертвый город. Жизнь теплилась только вокруг вокзала и в порту.

Стоя на мостике с горечью в сердце наблюдал Макаров, как рушился русский город, который уже к концу этого года должен был стать главной базой русского флота на Тихом океане.

— Самоубийство русского Дальнего — с горечью молвил адмирал, глядя как густой дым, заволок угольные склады, подожженные специальной командой факельщиков подполковника Сахарова.

Дозорные с кораблей, заметили солдат противника на подступах к городу в тот момент, когда на железнодорожной станции уже бушевала стена огня, а саперы капитана Терентьева хлопотали вокруг портовых мастерских, складов и верфи. Увидев, что с захватом станцией они уже опоздали, японцы попытались овладеть портом, но едва только самураи оказались в зоне огня корабельной артиллерией, эскадра дала залп.

Как бы хорошо не были воспитаны солдаты микадо в духе неукоснительного исполнения приказа, но противостоять крупнокалиберным снарядам русских броненосцев они не смогли и в панике отступили.

С полными злости и негодования глазами, смотрели самураи на то, как взлетали на воздух мастерские, горели склады, рушились портовые верфи, столь необходимые японской армии. Одновременно с уничтожением инфраструктуры Дальнего были уничтожены все торговые суда, не успевшие покинуть порт. По приказу адмирала их расстреляли миноносцы, выпуская по ним торпеды.

Не сумев помешать разрушению стратегического порта, японцы отыгрались при помощи мировой прессы. Сразу после захвата Дальнего, японцы пригласили в порт находившиеся при штабе Ноги иностранные корреспонденты. Им были наглядно продемонстрированы следы деятельности вражеских солдат, вынужденной отступать перед мощью императорской армии. Зерна упали на благодатную почву и уже через сутки лондонская 'Таймс' вышла с разгромной статьей о неумении 'русских медведей' воевать цивилизованным путем.

Однако это было потом, а пока, приняв на борт миноносцев команду подполковника Сахарова, русская эскадра покидала Дальний. За все время пребывания русской эскадры в порту, Того так и не решился напасть на неё. Уж слишком в невыгодном для себя положении были японские корабли. Планомерно курсируя на подступах к порту, адмирал решил атаковать эскадру адмирала Макарова на обратном пути.

— Русские поздно двинулись в обратный путь, и нам нет никакого смысла навязывать противнику бой силами всего флота. Скоро наступит ночь, и в этом случаи огонь наших кораблей будет малоэффективен. Хитрец Макаров все рассчитал верно, но против него у меня есть козырь. Я не собираюсь зря тратить свои снаряды и постараюсь нанести противнику максимальный ущерб при минимальных потерях. Передайте капитана Хаихиру быть готовым к нападению на врага по моему приказу — молвил командующий, приняв важное для себя решение.

Все вышло, так как и планировал японский адмирал. Русская эскадра беспрепятственно покинула Дальний, находясь в прямой видимости японского флота. Корабли противников некоторое время безмолвно двигались друг за другом, не открывая огня.

Но вот, на мачте 'Микасы' взметнулись флаги, призывающие моряков Хаихиру исполнить долг перед своим микадо, и японские миноносцы устремились в атаку. Их главной целью были русские броненосцы, которых со стороны моря прикрывал 'Новик' с миноносцами. Солнце к этому моменту быстро село и противникам пришлось сражаться при слабом свете нарождающейся луны.

Подобно охотничьим собакам, обложившим матерого медведя, подопечные капитана Хаихиры устремились на русские броненосцы, жаждя повторить свой январский успех. Ничуть не изменив ранее выбранной тактике, японцы нападали на противника не всем числом, что было бы гораздо эффективнее, а разрозненными отрядами по 4-5 миноносцев.

Выказывая полное презрение к летящей к ним со стороны противника грохочущей смерти, японские миноносцы упрямо двигались к цели обозначенной командующим. Проскочив на всех парах мимо кораблей заслона, они пытались приблизиться к исполинским громадам, чьи контуры были скупо различимы в сумраках наступившей ночи.

Некоторым подспорьем японским миноносцам были спорадические сполохи выстрелов скорострельных орудий русских броненосцев, пытавшихся отбить нападение врага. Одновременно с этим, показывая месторасположение корабля, они оказывали японцам дурную услугу. Плохо ориентируясь в истинном расстоянии до цели, японцы торопливо приближались к ней и, произведя выстрел из носового аппарата, уходили, опасаясь попасть под огонь противника.

Но не только русские выдавали свое присутствие в ночи. Каждый пуск торпеды сопровождался громкими криками 'банзай', по которым русские моряки узнавали о подкравшейся к ним смертельной угрозе.

За время атак японские миноносцы выпустили по врагу сорок шесть торпед, однако результат их атак был нулевым. Все торпеды прошли мимо цели, несмотря на бодрые рапорта капитанов кораблей о своих многочисленных попаданиях в броненосцы противника.

В отличие от японцев, русские комендоры в условиях темноты стреляли куда лучше. При отбитии атак было повреждено шесть миноносцев врага, один из которых по прошествии времени затонул при буксировке на базу.

Гораздо большую опасность кораблям представляли плавающие в воде мины. На одну из них при отклонении от протраленного фарватера наскочил броненосец 'Севастополь', получив небольшую пробоину в районе правой угольной ямы. Однако это повреждение не помешал Эссену ввести свой броненосец в гавань без посторонней помощи и встать на якорь у своего места стоянки.

Куда меньше повезло японскому броненосному крейсеру 'Чиода'. Следуя концевым в кильватерной колонне возглавляемой броненосцем 'Микаса', в ночных сумерках он умудрился наскочить на мину. Чья была эта плавающая мина, сорвавшаяся со своего якоря, трудно было сказать, но вреда японскому флоту она принесла немало. К радости всего экипажа крейсера, взрыв не привел к детонации пороховых погребов корабля, однако он серьезно повредил его машину и винты. 'Чиода' моментально лишился хода, беспомощно заплясал на волнах.

В таком безрадостном положении крейсер провел довольно долгое время. Из-за ночи и боязни наскочить на новую мину, к кораблю никто не решался подойти и все это время, японские моряки мужественно боролись с забортной водой проникшую в корабль через пробоину. Наконец к крейсеру подошел броненосец 'Асахи' и, подав трос, принялся буксировать поврежденный корабль к островам Элиота.

Адмирал Того мужественно воспринял известие о том, что злой рок невезения продолжает преследовать японский флот. Ни один мускул не дрогнул на его скуластом лице, слушая доклад своего флаг-капитана, о результатах ночного боя.

— Враг силен. Он оправился от нанесенного нами удара в январе и теперь пытается лишить нас контроля над морем. Предстоит серьезное сражение, для которого нам здесь нужны, будут все наши силы. Все, силы — подчеркнул адмирал офицеру.

— Отряд крейсеров Камимуры, тоже? — уточнил флаг-капитан, но командующий отрицательно покачал головой. — Нет. Пусть продолжает охранять цусимские проливы от русских крейсеров из Владивостока. К тому же не исключено, что Макаров попытается вырваться из артурской ловушки и тогда, корабли Камимуры могут стать той ступенькой, запнувшись о которую, русские разобьют себе голову раз и навсегда.

Выражая восхищение мудростью адмирала, офицер почтительно покинул каюту командующего, чем вызвал небольшую радость в его душе. Однако, оставшись наедине с самим собой, Того отметил этот день в своем дневнике маленьким черным камнем печали.

Глава VII. Во славу русского флага.

— Здесь всё точно расшифровано, Дмитрий Олегович? Ошибка невозможна? — строго спросил адмирал Макаров офицера положившего на стол командующему флотом депеши, доставленные из Чифу миноносцем 'Лейтенант Бураков'. Самый быстроходный корабль артурской флотилии покинул крепость в ночь перед походом эскадры к Дальнему и вернулся к следующему утру со свежей почтой.

— Никак нет, ваше превосходительство, ошибка невозможна. Наши шифровальщики ручаются за точность расшифровки текста. Да и не было ранее никогда у них ошибок — уверенно заверил Макарова встревоженный офицер.

— Хорошо — недовольно молвил адмирал. — Тогда передайте командиру 'Буракова' Елисееву, быть готовым к новому рейду на Чифу.

— Слушаюсь, ваше превосходительство — козырнул лейтенант и покинул каюту адмирала, оставив Макарова разбираться со свалившейся на его плечи проблемой. Эскадра только что вернулась из похода, успешно выполнив боевую задачу, отбила нападение вражеских миноносцев и вдруг такое. Макаров с неприязнью посмотрел на белые листки бумаги, полностью перечеркивающий все его боевые планы и начинания.

— Узнаю родимое Адмиралтейство — негодующе произнес флотоводец — только, только развязали руки, так сразу же получили по ним ценным указанием. Лучше бы послали крейсерскую эскадру на патрулирование Индийского океана, стратеги!

Степан Осипович раздраженно фыркнул и вновь взял в руки полученную от наместника почту. В ней Алексеев сообщал Макарову о последних событиях произошедших в Мукдене и Петербурге.

Генерал-адъютант скупо описывал сражение у Вафангоу, пенял Штакельбергу не сумевшего прорвать блокаду Артура, а так же извещал об отступлении русской армии к Ляояну. 'Здесь командующий намерен дать врагу генеральное сражение, публично заявляя, что Ляоян — его могила' — едко писал наместник, недолюбливавший Куропаткина за его нежелание прислушиваться к его советам.

С неменьшей едкостью Евгений Иванович сообщал о принятом царем решении отправить к берегам Дальнего Востока 2-ю Тихоокеанскую эскадру, командующим которой был назначен начальник Главного Морского штаба, вице-адмирал Рожественский 'самый умный адмирал нашего флота'. Наместник подробно перечисли корабли, чей выход в составе эскадры планировался на раннюю осень.

— Да, друг Зиновий, не миновала тебя чаша господня — колко прокомментировал адмирал это известие. — Оставишь свой просторный адмиральский кабинет и будешь на деле доказывать правильность своих идей.

Перед войной у Макарова и Рожественским было много разногласий во флотских вопросах, которые зачастую решались в пользу Рожественского, занимавшего высокое адмиралтейское кресло. Одним из них был вопрос об остойчивости броненосцев типа 'Бородина', четыре из которых числились в списках кораблей 2-й Тихоокеанской эскадры.

Однако не это вызвало гнев и негодование у Макарова. Излив свои чувства на Куропаткина и Рожественского, наместник извещал адмирала о получении на его имя приказа из Адмиралтейства о переводе 1-й эскадры из Артура во Владивосток. Комментируя этот приказ Авелана, давнего недоброжелателя Степана Осиповича, Алексеев выражал свое полное согласие со столь мудрым и своевременным решением морского министра. 'Флот нужно беречь и сохранять для решающих сражений' — назидательно изрекал наместник свой старый лозунг.

— И как тут дорогой Николай Александрович, не подумать о предательстве, коим все нижние чины и гражданское население Артура объясняют наши неудачи в этой войне. Ведь более глупого и вредного приказа в сложившейся ситуации для эскадры, со стороны Адмиралтейства было бы трудно придумать — с горестным упреком сказал Макаров, обращаясь к начальнику штаба эскадры, контр-адмиралу Матусевичу. — В тот момент, когда оба броненосца в строй вернулись, и появилась реальная возможность побороться с врагом на равных за обладание Желтым морем, нам предлагают отступить во Владивосток! Ну, не верх ли это глупости!?

— Мне сложно судить Степан Осипович, о причинах побудивших Федора Карловича отдать подобное распоряжение, но возможно Адмиралтейство имеет какие-то секретные сведения неизвестные нам — осторожно высказался Матусевич. Будучи храбрым моряком, он был далек от игр высокого начальства, ставя на первое место служение Родине.

— А, какими такими секретными сведениями, позвольте вас спросить, может обладать наше родное Адмиралтейство, которых мы не знаем? Состав японского флота? Стратегию противника и его последние оперативные планы? — раздраженно спросил Макаров и, не дожидаясь ответа начштаба, сам принялся отвечать.

— Состав флота и стратегию неприятеля мы знаем в сто раз лучше, чем наши кабинетные деятели в Петербурге. А что касается последних планов врага, то я со всей ответственностью заявляю, что у нас нет тайных агентов в Токио и, следовательно, о намерениях японцев мы можем только догадываться. Что же остается в остатке? Только затянувшиеся переговоры о покупке чилийских и аргентинских крейсеров, которые неизвестно когда и чем закончатся! — подвел итог Макаров. В ответ на это Матусевич только развел руками, чем ещё больше распалил адмирала.

— Ну, какой смысл отправлять сейчас эскадру из Артура во Владивосток! Находясь здесь, мы напрямую угрожаем снабжению вражеских армий находящихся в Маньчжурии. Одно удачное сражение с японцами, пусть даже не разгром, но оно заставит их пустить свои главные транспортные потоки не через Бицзиво, а через Чемульпо. А если хорошенько ударим Того, то они пойдут и вовсе через Пусан. А с растянутыми коммуникациями, да еще среди враждебно настроенных корейцев и китайцев много не навоюешь.

— Я полностью согласен с вами, Степан Осипович, но жизнь часто преподносит нам свои сюрпризы. Ведь вы не исключаете возможности, что эскадра будет вынуждена уйти из крепости под угрозой уничтожения артиллерией врага. Ведь, несмотря на все наши усилия Кинчжоу пришлось оставить — с сожалением молвил Матусевич.

— Кинчжоу враг взял, буквально завалив трупами наши позиции. Если подобная картина будет при штурме наших позиций на перевалах, то господину Ноги придется брать Артур в одиночку — жестко молви Макаров — Конечно, я не исключаю того, что враг может прорвать нашу оборону на перевалах, но сделает это он только при одном условии. Полной пассивности наших соединений, а этого Роман Исидорович не допустит, да и мы ему поможем. Надо подготовить крейсера 'Диана' и 'Новик' с миноносцами для отправки против японских войск действующих в районе горы Куинсан. Без контроля над этой высотой, японцы не смогут использовать порт Дальний. И одновременно с этим, готовить удар в направлении Нангалин. К полному разгрому японцев это не приведет, но наступательную активность собьет наверняка. Нет, пока во главе обороны стоит генерал Кондратенко, за судьбу крепости я спокоен.

— И как вы намерены отреагировать на приказ Авелана, Степан Осипович? Неужели откажитесь его исполнять? — настороженно спросил начштаба.

— Ну, слава Богу, на должность командующего Тихоокеанским флотом меня поставил государь, а не Авелан, и значит отвечать мне только перед ним. К тому же наше нынешнее положение предоставляет мне право самостоятельно принимать решения без оглядки на Мукден и Адмиралтейство. Сегодня же отправлю депешу со своим категорическим несогласием относительно перехода эскадры во Владивосток. У нас и здесь много дел.

— И в случае несогласия потребуете отставки?

— Нет, Николай Александрович. Отставку я мог потребовать в самом начале моей службы в Артуре. Но после гибели 'Петропавловска', когда враг стоит на пороге крепости, просить об отставке считаю душевной подлостью. Если, государь император посчитает нужным, оставлю пост без колебаний, и буду проситься командиром на любой корабль эскадры. Слишком много меня связывает с ней, с её офицерами и матросами. Буду воевать вместе с Михаилом Петровичем, вы согласны? — спросил адмирал молчавшего все это время, командира 'Цесаревича' Васильева.

— Я, Степан Осипович, и все офицеры с матросами 'Цесаревича' считаем за счастье, служить с Вами — решительно произнес Васильев, вытянувшись перед Макаровым в струнку.

— А, уж как я рад иметь таких молодцов как вы и представить трудно. Вместе мы таких угольков на хвост Того накидаем, что он на всю жизнь запомнит — пошутил Макаров. — Да, как вам ваш старший офицер, господин Семенов? Справляется со своей должностью? Если нет, то капитан 'Дианы' князь Ливен с радостью возьмет обратно.

— Семенов отличный офицер и я благодарен вам за его назначение на мой броненосец. С его приходом на корабль дисциплина команды, как среди нижних чинов, так и младших офицеров стала совсем иной.

— Что же, я рад, что не ошибся с его назначением на корабль. Однако засиделся он в лейтенантах, пора ему в капитаны второго ранга переходить. Поздравьте его с производством в следующий чин, приказ об этом подписан мною и Николай Александровичем полчаса назад — сказал Макаров и Васильев поспешил откланяться.

Командующий Тихоокеанским флотом никогда не откладывал дела в долгий ящик и поздно вечером 'Лейтенант Бураков' вновь покинул Артур, увозя гневное послание адмирала далекому Адмиралтейству.

Отправляя миноносец в Чифу, Макаров полагал, что бумажная переписка с Адмиралтейством затянется надолго и потому, ожидал возвращение корабля следующей ночью. Но прошел день, сутки, другой день, а миноносец не возвращался. Встревоженный судьбой 'Буракова', Макаров приказал командиру миноносца 'Статный' быть готовым к походу в Чифу, но поздно ночью, пропавший 'Бураков' объявился. Оказалось, что по настоянию русского консула в Чифу, миноносец простоял в порту больше суток, в ожидании получения специального сообщения из Петербурга.

С нехорошим предчувствием, принял Макаров из рук командира миноносца плотный пакет, запечатанный большими сургучовыми печатями российского консульства. Он не ожидал ничего хорошего от столь срочных посланий из столицы, и предчувствие его не обмануло.

После вскрытия пакета, из-за которого 'Лейтенант Бураков' рисковал быть интернирован китайскими властями, Макаров обнаружил в нем два указа императора. Первый из них извещал о присвоении вице-адмиралу Макарову звания полного адмирала, с одновременным произведением в генерал-адъютанты. Второй императорский указ приказывал тихоокеанской эскадре оставить Артур, перебазироваться во Владивосток и ждать прибытия эскадры Рожественского.

Прочитав царские указы, адмирал с негодование бросил их на стол и, пылая от негодования, отбыл в штаб обороны Квантуна, для беседы с генералом Кондратенко.

— Ох, и сильно наше адмиралтейское лобби в пробивании правоты своего мнения! Не знаю, кого уж они там пристегнули себе в помощники, генерал-адмирала наверно, но убедили таки государя, подписать приказ о переходе эскадры во Владивосток! И как быстро и оперативно все это сделали, любо дорого посмотреть! Вот бы так быстро у нас другие вопросы решались бы и спускались к исполнению! — негодовал Макаров, сообщив Кондратенко о полученном из Петербурга известии.

— Трусы! Ну не верите вы, что эскадра способна на равных драться с японцами и дорожите её кораблями. Так какого черта заставляете сломя голову бежать из Артура, не дожидаясь прихода кораблей Рожественского, вместе с которыми, да при поддержке крейсеров Иесена, пробиваться через Цусиму было гораздо легче. Нет, прорывайтесь все по отдельности! К чему такая спешка? Ведь японцы ещё только на дальних подступах к крепости и их артиллерия не угрожает нашим кораблям! Ну, кому это кроме японцев выгодно, скажите мне на милость?! — адмирал яростно махнул рукой, а затем горестно добавил — И ведь как все мерзко обставили, господа перестраховщики. Убедили государя поставить свою подпись под приказом и одновременно с этим подсластили горькую пилюлю повышением в звании! Стыд и срам!

— Ну, вот здесь я с вами, Степан Осипович, категорически не согласен. Из сотни наших адмиралов вы единственный человек, кто по настоящему достоин этого высокого звания. От всей души поздравляю вас с этим — порадовался за Макарова Кондратенко.

— Ах, оставьте, Роман Исидорович! С огромной радостью я согласился бы не получать этих указов и был бы счастлив остаться в Артуре, но государь это та ступень через которую я не могу переступить — продолжал сокрушаться флотоводец.

— Да, уход эскадры это довольно ощутимый удар по обороне Квантуна, но нет, худа без добра, Степан Осипович. В каждой горестной новости надо уметь видеть выгодные для себя моменты. Как говорится, если судьба послала вам лимон, отожмите его, добавьте сахар и получите лимонад.

— И к чему сей афоризм, Роман Исидорович? — удивился Макаров.

— Конечно, находясь в Артуре, эскадра даже своим присутствием постоянно угрожала военным коммуникациям врага, тогда как, находясь во Владивостоке, она может угрожать только торговым путям японцев. Это большой минус. Однако уход кораблей из Артура в какой-то степени ослабит натиск армии Ноги, главная задача которой заключается не столько в захвате самой крепости, сколько уничтожение кораблей эскадры. В этом я вижу малый плюс для положения крепости — любезно пояснил генерал.

— Надеюсь, что вы не думаете, что уход кораблей из крепости будет означать прекращение осады? Штурм Кинчжоу уже доказал, что барон Ноги фанатик исполнения приказа. А приказ о взятии Артура он уже получил.

— Да, я знаю кто такой Ноги. Согласно данным разведки в числе погибших при штурме Кинчжоу офицеров были два его сына. Барон сам лично направил их в штурмовые колонны и при похоронах не проронил ни слезы. Однако подобные жертвы позволительны только ради высоких целей и вряд ли Токио позволит их Ноги, когда ценность крепости упадет в разы. Я предполагаю, что после ухода эскадры, аналогичных Кинчжоу штурмов уже не будет. А значит, осада перейдет в вялотекущую борьбу за каждый люнет, форт или редут, при довольно ограниченных резервах противника. Ведь с момента ухода эскадры, всё внимание японцев будет приковано к Маньчжурии, на полях которой будет решаться судьба этой войны.

— Ну не будьте столь оптимистично настроены в отношении Ноги, он ещё не раз попортит нам кровь. Вместе с тем, должен констатировать наличие здравого зерна в вашем суждении. Несмотря на свою любовь к флоту и уважение к Артуру, приходится признать за маньчжурским театром военных действий главенство — согласился с Кондратенко адмирал, а затем спросил — но кто встанет во главе обороны крепости? К своему огромному сожалению, я не могу лично назначить вас командующим Квантуном. Конечно, я буду настоятельно рекомендовать государю вас на этот пост, но не могу ручаться, что придворные доброхоты не протолкнут на это место другого генерала. Близкого ко двору, но далекого от войны.

— Не стоит сгущать краски, Степан Осипович. Во-первых, вы покидаете нас не завтра, и значит, мы ещё с вами повоюем, а во-вторых, мне кажется, что среди высокопоставленных генералов будет мало желающих ехать в осажденную крепость. Скорее всего, высокое начальство сделает свой выбор из числа здешних генералов. И даже если им окажется генерал Смирнов, я буду рад служить под его началом — скромно ответил Кондратенко.

— Генерал Смирнов, разумеется, лучше, чем Стессель или Фок, но я буду самым решительным образом настаивать на вашей, Роман Исидорович кандидатуре — безапелляционно заявил Макаров.

Отослав 'Лейтенанта Буракова' в новый рейс с секретными бумагами, адмирал занялся насущными делами. Пока корабельные мастера усиленно латали пробоину 'Севастополя', Макаров сосредоточился на обороне перевалов. Перечеркнув Квантунский полуостров с севера на юг, перевалы представляли собой очень выгодную от природы позицию, хорошо укрепленную саперами полковника Рашевского.

Ограничившись выставлением заслонов по всему периметру перевалов, генерал Ноги решил сосредоточить свой главный удар на горе Куинсан, расположенной вблизи порта Дальнего. Японцам было крайне важно как можно скорее установить полный контроль над портом, через который они намеривались в дальнейшем перебрасывать подкрепления для армии Ноги.

Выполняя приказ генерала, двенадцатого июня японцы попытались силами до одного батальона атаковать русские позиции, но были отбиты защитниками Куинсан. Повторную атаку, уже силами трех батальонов, Ноги предпринял через день, однако результат был прежний. Проволочные заграждения, фугасы, многочисленные пулеметные гнезда и огонь двух полевых орудий сильно затрудняли действия японцев при штурме горы.

Двойная неудача не сильно обескуражила решимость командующего 3-й армии полностью отбросить русских от Дальнего. Подтянув артиллерию и сосредоточив против вражеской обороны до двух полков, Ноги приказал взять Куинсан к пятнадцатому июню.

Приказ командующего был принят к исполнению и в назначенный день и час, японские полки двинулись на штурм русских окопов, до этого основательно перепаханных огнем осадных батарей. Проволочные заграждения были разрушены, орудия были разбиты, и казалось, что засевшим на горе русским ротам не удастся удержать натиск врага, но упорство барона Ноги, столкнулось с контрдействием генерал-майора Кондратенко.

Убедившись, что главная цель противника является гора Куинсан, Кондратенко решил, что пришла пора начинать ответные действия, над которыми они с адмиралом Макаровым работали с момента отступления с перешейка. Когда японские цепи двинулись на штурм горы, их встретил огонь двух батарей 6-дюймовых полевых мортир расположенных за горной вершиной. Будучи скрытыми, от огня японской артиллерии, они остановили наступление врага в шестидесяти метрах о передних траншей, а затем вынудили отойти на исходные позиции.

Наблюдая за неудачей своих солдат в бинокль, командующий, лично прибыл на передовую для ускорения выполнения своего приказа. С безразличным лицом Ноги выслушал доклад о постигшей войска неудаче и, не выказав ни капли раздражения, по поводу случившегося, приказал повторить штурм через час.

— Ваши солдаты не проявили должной выдержки и упорства самураев, отступив перед траншеями врага. На этот раз они обязаны одержать победу и водрузить знамя императора над этой горой. В противном случае, вам придется своей кровью доказывать преданность нашему императору — холодно молвил Ноги, полковнику Кагоси, руководившему штурмом Куинсан.

Однако через час, на изготовившихся к решительному броску японских солдат со стороны моря обрушился шквальный огонь. Его вели крейсера 'Диана' и 'Новик', посланные адмиралом вместе с миноносцами на помощь защитникам Куинсан.

Град снарядов с грохотом обрушился на японскую пехоту, безжалостно опустошая её плотные ряды. С каждым разрывом снаряда на землю падало по несколько человек, внося страх и трепет в души подданных императора. Под огонь русских кораблей попал сам командующий осадной армии. Один из вражеских снарядов разорвался невдалеке от генеральской свиты, вызвав большой переполох в её рядах. Осколками снаряда был убит ординарец генерала и ранено несколько офицеров штаба. Сохраняя спокойное лицо перед смертельной угрозой, Ноги холодно молвил, что крайне глупо было погибнуть от случайного осколка в начале важных дел, и неторопливо направился к ближайшему укрытию.

Выждав, когда русские корабли уйдут вместе с отливом от побережья, барон отдал приказ о возобновлении штурма горя, но в это время ему донесли, что противник внезапно атаковал японские войска на севере полуострова. Прорвав жидкий заслон прикрытия, русские захватили две деревни и движутся по направлению высот Нангалина, угрожая выйти в тыл японским войскам.

Столь решительные действия врага, заставили Ноги прекратить штурм Куинсан и предпринять решительные меры для исправления опасного положения. Теперь перед генералом Ноги вставал вопрос, что делать; отступать к высотам Нангалина или контрударом попытаться остановить наступление Кондратенко.

Вначале японский командующий предполагал, что русское наступление на севере полуострова это отвлекающий маневр, но с каждым часом становилось ясно, что это полномасштабное наступление, с намерением отрезать японскую армию от основных сил. Полностью оголив оборону Артура и создав двойной перевес над врагом, генерал Кондратенко успешно отражал все попытки врага отбросить русские войска на исходные позиции.

Имей генерал Ноги в своем распоряжении хоть какие-то резервы, он бы попытался остановить наступление врага фланговым контрударом но, увы. Все они растрачены при штурме русских позиций под Кинчжоу и теперь, сбивая японские заслоны один за другим, сибирские стрелки угрожали Ноги полным окружением. Как не тяжело было принимать решение об отходе, но командующий 3-й армии сделал это. Оставив врагу двенадцать орудий, японцы отступили к спасительным высотам Нангалина, где принялись торопливо окапываться.

Так на истерзанном войной полуострове наступило временное затишье, но боевые действия были перенесены на газетные листы. Вскоре, ставку барона Ноги посетили британские и американские корреспонденты, которым японский командующий охотно дал интервью.

— Ни о каком поражении не может идти и речи. Цель наших наступательных действий заключалась в уничтожении порта Дальнего, имевшего важное стратегическое значение. И она полностью достигнута господа, пусть даже руками противника. Исполнив приказ моего императора, я отвел своих солдат на заранее приготовленные позиции с минимальными для нас потерями. Теперь же пусть русские идут на штурм наших позиций, которые благодаря умению и мастерству наших солдат стали неприступными. Каждый их нападение, обернется для генерала Кондратенко неисчислимыми потерями и ускорит падение Порт-Артура, к стенам которого мы отправимся в поход в самое ближайшее время — невозмутимо вещал Ноги гостям, бойко записывавших генеральские слова в свои блокноты.

Прошло несколько дней, и весь цивилизованный мир узнал о храбрости горстки солдат микадо, которых русские оттеснили от руин Дальнего ценой огромных для себя потерь. Газеты Лондона, Парижа и Вашингтона взахлеб писали об успехах барона Ноги, но недолго. Не имея возможности пригласить к себе иностранных корреспондентов, русское командование опубликовало в свободной прессе фотографий трофейных орудий и японских солдат, захваченных в плен под Нангалиным. Все они были доставлены в Чифу русским миноносцем, вслед за победными реляциями адмирала Макарова.

Известие об успехе русского оружия на полях сражений, была очень своевременна в спорах о приемнике Макарова на посту командующего Квантуна. За одержанную победу, Кондратенко был награжден царем Георгиевским крестом 3 степени и произведен в генерал-лейтенанты. Одновременно с этим, на него возлагались обязанности начальника сухопутной обороны Квантуна, тогда как на генерал-лейтенанта Смирнова возлагалась обязанность коменданта крепости.

Положительно оценивая совместные действия армии и флота в обороне Порт-Артура, Николай, оставался, непреклонен в своем решении о переводе эскадры во Владивосток.

'Я несколько не ограничиваю вас, господин адмирал в сроках отдачи приказа о переходе наших кораблей во Владивосток, но это решение окончательно и пересмотру не подлежит. Только собрав все свои силы в единый кулак, вы сможете нанести неприятелю тот сокрушительный удар, после которого он будем вынужден просить мира' — писал император Макарову, явно обуреваемый видом скорого победоносного сражения на море.

Читая эти строки, адмирал щедро сыпал чертями в адрес царских советчиков, нарисовавших Николаю столь милую картину.

— Если бы не война, сию же минуту подал в отставку и точка — ярился связанный по рукам Макаров, зная, что его уход, самым негативным образом сказался на боевом духе эскадры, только, только обретшей силу и веру в себя.

— Нельзя подводить людей, поверивших тебе в столь важный и ответственный час. Ни Витгефт, ни Вирен, ни Ухтомский, вряд ли смогут привести эскадру во Владивосток без потерь — говорил себе Макаров, находясь наедине со своими мыслями о предстоящем походе.

Императорская щедрость относительно повышения Макарова и Кондратенко в званиях, была обусловлена не столько его любовью к ним, сколько являлась копированием действий противника. Узнав из зарубежных газет о повышении микадо в звании своих командующих флотом и армии, царь решил не отставать от своего венценосного брата. Подобные действия не остались замеченными общественностью и злые языки заговорили, что государь непременно повысил бы в звании и своего любимца Куропаткина, если бы не поражение под Вафангоу.

Выход эскадры из Порт-Артура вначале был намечен Макаровым на двадцать первое июня, но 'Севастополь' смог покинуть сухой док только к двадцать третьему числу. Вечером того дня адмирал собрал на 'Цесаревиче' большое командное собрание, на которое помимо адмиралов и командиров кораблей, были приглашены и старшие корабельные офицеры.

— Господа офицеры и адмиралы. Мною получен приказ императора, предписывающий эскадре покинуть Порт-Артур и идти во Владивосток, — эти слова адмирала были встречены разрозненным гулом голосов собравшихся офицеров. Некоторые из моряков откровенно радовались, что покидают Артур, который с начала осады стал казаться им опасной ловушкой для кораблей эскадры. Другие были не согласны с ними, имея перед своими глазами удачный союз армии и флота в борьбе с врагом. Однако несмотря на эти разногласия, все они были готовы драться с противником в предстоящем походе не жалея живота своего.

— Выполняя волю императора, я решил завтра вывести в море, оставив в крепости канонерки, вспомогательные крейсера и часть миноносцев, не готовых к походу. Государь не ограничил меня в сроках оставлении Артура, и можно было бы ожидать возвращения миноносцев в строй, однако время не ждет. Как показал наш последний поход, у противника сейчас в строю только три броненосца против шести наших. Того, несомненно, попытается усилить свой броненосный отряд за счет своих броненосных крейсеров, но полностью оголить Цусимский пролив он вряд ли рискнет. Поэтому в предстоящем бою у нас будет определенное огневое преимущество, но это не значит, что бой будет легким.

Все действия нашей эскадры по большому счету не являются секретом для японцев, и они наверняка окажут нам самое ожесточенное сопротивление. Я хочу, чтобы вы донесли до экипажей своих кораблей, что завтра им предстоит серьезное испытание, в котором все будет зависеть только от их храбрости, мужества и мастерства. Пусть не удивляются, если завтра увидят перед собой весь японский флот. Да, враг превосходит нас числом, но мы уже ранее били его своим умением, побьем и на этот раз.

Особое внимание, прошу уделить господам офицерам, с поведение которых в бою берут пример все нижние чины. Передайте им мои слова. Все мы носим мундир и числимся флотскими офицерами, и завтра каждому из нас предстоит оплатить Отечеству по своему векселю. Если кто-то болен, я согласен принять его рапорт о списании с корабля и переходе на берег — молвил адмирал, но таких желающих не оказалось и все моряки, разъехались по своим кораблям.

Траление фарватера прибрежных вод от японских гостинцев проходило всю ночь, но не в сторону бухты Тахе, привычного маршрута эскадры, а по направлению к массивам Ляотишана. Благодаря этому, с первыми лучами солнца эскадра стала вытягиваться на внешний рейд.

Первым двигался 'Цесаревич' со стоявшим у бортовых поручней адмиралом Макаровым. Медленно и неторопливо проплывала громада броненосца мимо изготовившихся к походу кораблей, и с палубы каждого из них неслось могучее 'Ура!'.

Вслед за флагманом двинулись 'Ретвизан', 'Победа', 'Пересвет', 'Полтава', 'Севастополь' и 'Баян'. Младшим флагманом эскадры, вместо пребывавшего в жестокой меланхолии Витгефта, Макаров назначил контр-адмирала Ухтомского, чей флаг украшал мачту 'Пересвета'.

Быстро и без задержки, русские броненосцы вышли на внешний рейд и со скоростью семь узлов двинулись по направлению к мысу Ляотишана, выстраиваясь по ходу движения в походную колонну. Вскоре их обогнали крейсера во главе с 'Аскольдом' идущего под вымпелом контр-адмирала Рейценштейна. Следуя в кильватере за своим флагманом, 'Паллада', 'Диана' и 'Новик' расположились справа от колонны броненосцев. Слева, их прикрывал отряд миноносцев, состоявший из восьми кораблей, под командованием капитана 2 ранга Коломийца. Резво и решительно вспенивали они морскую синь моря, но в их составе не было быстроходного 'Лейтенанта Буракова'. Под покровом ночи покинул он крепость, отправившись в Чифу, с известием для наместника о выходе эскадры в поход.

Солнце уже поднялось в небо, когда эскадра завершила все свои перестроения. На 'Цесаревиче' кораблям противоминного отряда взвился сигнал 'Бог в помощь! Прощайте!' и еще минуту назад, бывшая единым целым эскадра, разделилась. Большая её часть устремилась в прорыв, держа курс на юго-восток. Малый остаток кораблей, возвращался в крепость, с которой отныне была связана их судьба.

Как и предполагал адмирал Макаров, враг уже ждал выхода русские корабли. Едва успели скрыться из вида вершины Ляотишана, а впереди по курсу эскадры уже показались дымы вражеских кораблей. Это были отряд легких крейсеров во главе с 'Кассаги' под флагом контр-адмирала Дэва, прозванных русскими моряками 'собачками'. Согласно полученной диспозиции, он на всякий случай дежурил вблизи Ляотишана, тогда как главные силы флота под командованием адмирала Того, ожидали появление русских кораблей в бухте Тахе.

Ожидая, что вблизи крепости могут дежурить японские разведчики, перед выходом эскадры адмирал попросил, чтобы радиотелеграфы Золотой горе и Ляотишана непрерывно работали, создавая сильные помехи в эфире. Такие же помехи создавали и сами корабли русской эскадры, от чего, командующий японским флотом получил извести о выходе противника с определенным запозданием.

Впрочем, эта задержка была в какой-то мере компенсирована быстротой японских кораблей. Едва только на флагмане взвился сигнал о выступлении, как многочисленная армада кораблей, без всякой задержки устремилась на перехват противника. Пары в котлах были разведены, а перестроения были выполнены японцами столь быстро и безукоризненно, что присутствующий на борту 'Микасы' в качестве гостя, английский офицер с восторгом отозвался о них.

— Ваши моряки, мало, чем уступают в своем мастерстве британскими морякам, сэр — похвалил подчиненных Того, командор Бэйли. По заданию Адмиралтейства, с самого начала войны, он сопровождал командующего флотом, во всех его походах. Японец внимательно прислушивался к словам своего союзника и часто внимал его советам.

— Благодарю вас, сэр, за добрые слова в отношении наших моряков. Очень надеюсь, что сегодня вы останетесь довольным, не только их выучкой построения, но и боевым мастерством — молвил в ответ адмирал, обменявшись вежливыми улыбками с англичанином.

— 'Я действительно буду несказанно рад, если эти макаки окажутся достойными учениками наших канониров и пустят на дно, хотя бы половину кораблей адмирала Макарова. Ведь именно для этого, мы и построили им столь прекрасные корабли в ущерб собственному флоту' — подумал про себя мистер Бэйли, глядя любящим взглядом на японские броненосцы, идущих в кильватере 'Микасы'. — 'Очень надеюсь, что деньги британских налогоплательщиков потраченных для кровопускания русскому медведю, не пропадут даром'.

С этими мыслями командора Бэйли было трудно не согласиться. Идущие под флагом Того броненосцы 'Микаса', 'Асахи', 'Фудзи', вместе с броненосными крейсерами 'Кассуга', 'Ниссин', 'Якумо' и 'Асама' в большинстве своем были построены в Англии, на деньги лондонских банков. Большинство японских офицеров прошло обучение на кораблях британского флота, а британские инструктора помогали морякам императора освоить современную технику. Британские уши в этой войне были повсюду, даже решение русского императора о переводе артурской эскадры во Владивосток, японцы узнали от англичан.

Ожидая грядущий прорыв русской эскадры, Того стянул к Артуру все свои силы. Так к своему броненосному отряду и 3-у отряду крейсеров контр-адмирала Дэва, были добавлены 5-й и 6-й отряды крейсеров контр-адмиралов Ямода и Тога, усиленные старым броненосцем береговой обороны 'Чин-Иен' вооруженного двенадцатидюймовыми крупповскими орудиями. Адмирал был не прочь задействовать в предстоящей битве и 'Фусо', второй броненосец береговой обороны, но из-за аварии двух паровых котлов, корабль остался в Сасебо.

Пытаясь угадать направление прорыва русских кораблей, Того сосредоточил главные силы своей броненосной армады в бухте Тахе, но шаблонное мышление вновь вышло боком адмиралу. Макаров направил свою эскадру в ином направлении умело, избежав невыгодного для себя столкновения с противником имевшего численное превосходство, и заставив его догонять себя.

С самого начала похода, Степан Осипович находился на переднем мостике 'Цесаревича', внимательно следя за движением главных кораблей своей эскадры, броненосцев. Удачно разыграв дебют, он собирался завершить в свою пользу и эндшпиль, но для этого флотоводцу нужна была скорость. Задав после перестроения в походную колонну скорость движения эскадры в 10 узлов, он с тревогой ожидал сигналов о возникшей поломке машин, привычной болезни русской эскадры, но к огромной радости адмирала таких сигналов не было. Тщательно проверенные механиками перед выходом в поход корабельные машины, не давали сбоев работы.

— Запросите 'Севастополь' о состоянии его переборок — приказал Макаров сигнальщикам, опасаясь за качество скорого ремонта броненосца, однако ответ Эссена успокоил его. Николай Оттович подтвердил надежность наложенных на пробоину заплаток, и обрадованный Макаров приказал увеличить скорость движения эскадры до 13 узлов.

— Хорошо идем, Ваше высокопревосходительство, так и до пятнадцати узлов не далеко — обратился к Макарову стоявший на мостике Матусевич, глядя, как уверено, рассекают серые гребни волн тяжелые тела броненосцев. Перед выходом эскадры адмирал спросил о той скорости, которую будут способны развить паровые котлы броненосцев в бою и капитаны кораблей в один голос заявили о 15 узлах.

— Дай Бог, дойдем и до пятнадцати узлов, однако не стоит надеяться, что нам удастся без боя прорваться из Артура, Николай Александрович. Переиграть японцев в скорости, с нашим старичкам 'Полтаве' и 'Севастополю' нам не удастся — холодно молвил Макаров и словно в подтверждении его слов, к северу от эскадры многочисленные дымы. Имея преимущество в скорости, японский флот неумолимо нагонял русскую эскадру.

— Ну, вот и гости пожаловали — произнес Матусевич, с охотничьим интересом рассматривая колонну вражеских броненосцев — Да там весь цвет японского флота, только 'Сикисимы' не хватает для полного счета.

— Что же, мы свой ход сделали, теперь ответный ход за ними. Что будут выписывать палочку над Т? — предположил Макаров, подразумевая охват головы колонны плотным огнем, однако ошибся. Первыми боевые действия против русской эскадры начали миноносцы. Обогнав идущие кильватерным строем броненосцы, они стали двигаться впереди, прямо по их курсу.

— Никак мой 'друг' Того, готовит нам пакость — бросил Макаров прижав к глазам бинокль. Прошло некоторое время, и адмирал воскликнул. — Наверняка ставят мины у нас на пути! Передайте на эскадру, прямо по курсу мины. Принять 4 румба вправо! 'Новику' обеспечить безопасный проход эскадры.

— Да, видимо Того не слишком уверен в своих силах, если не брезгует подобным способом сократить число наших броненосцев — сказал Матусевич, но адмирал не согласился с ним.

— Он умело использует миноносцы в борьбе с нами, Николай Александрович. Я бы сам так непременно поступил бы. А насколько уверен он в своих силах, скоро увидим.

Опасение адмирала Макарова относительно стоящих на пути эскадры мин не были напрасны. Подошедший к подозрительному месту 'Новик' обнаружил целую минную банку и стал яростно семафорить, предупреждая идущие следом за флагманом корабли об опасности.

— Русские отвернули со своего курса, господин адмирал — доложил капитан 'Микасы' стоявшему на мостике Того и был удостоен короткого кивка. Адмирал и сам видел, что противник разгадал его маневр с миноносцами и, изменив курс, обходит опасное место.

Ответный ход с минами не удался, и теперь предстояло принять решение о вводе в бой главные силы флота. По всем канонам боевого искусства предстояло совершить сближение с противником и массированным ударом артиллерии уничтожить сначала его флагман, а затем добить лишенные управления корабли. Семь броненосных кораблей позволяли японскому адмиралу сделать это, однако он не торопился воплощать теорию в практику, идя параллельным курсом шести русским броненосцам.

Того ещё раз окинул взором строй кораблей противника и, опустив бинокль, приказал почтительно стоящему за спиной капитану 'Микасы'.

— Поднять сигнал, приготовиться к повороту на 16 румбов и начать сближение с концевыми кораблями эскадры противника — адмирал сделал паузу, а затем обратился к Бэйли, учтиво поясняя британцу свой план — Цель атаки, русские крейсера. Нападя на них, мы не только сократим число кораблей противника, но и полностью отрежем ему обратный путь в крепость. Я не хочу отпускать противника, чьи корабли я так долго вытягивал для боя.

— Отличная идея, сэр. Я бы не мог предложить лучшего — степенно похвалил командор своего собеседника. — Лишившись крейсеров, эскадра Макарова будет полностью беззащитна перед огнем вашего флота, несмотря на все калибры своих броненосцев.

Того с Бейли вновь обменялись понимающими взглядами знатоков, коим одним была доступна истина стратегии боя, а тем временем японские броненосцы пришли в движение, выполняя поворот все вдруг. Завершив свое перестроение, они стали сближаться с концевыми кораблями противника, быстро сократив расстояние между собой до 30 кабельтовых. Головным шел крейсер 'Ниссин'.

Это был очень опасный момент боя. Проходя 'под хвостом' русских броненосцев, японцы были вне досягаемости их кормовых пушек, тогда как сами могли свободно вести огонь по крейсерам Рейценштейна. В одно мгновение вся страшная сила броненосного отряда японцев обрушилась на легкие крейсера русских, грозя смести их с поверхности моря подобно пушинке.

Ещё минуту назад, спокойное и приветливое синее море вблизи русских крейсеров, буквально вскипело от многочисленных разрывов вражеских снарядов. Один за другим, с оглушительным грохотом исторгали орудийные башни японцев свои смертоносные залпы, подобно огромному автомату, стремившемуся соперничать своей скоростью со скоростью швейной машинки. С пронзительным свистом и завыванием уходили огромные снаряды в синее небо, чтобы потом разорваться яркой вспышкой огня и черным облаком дыма, поднять высокий столб белой воды и на мгновение явить потрясенным зрителям картину первозданного хаоса.

Наблюдая за столь причудливым танцем огня, дыма и воды, командор Бейли не смог удержаться от нового комплимента в адрес японских моряков.

— Я вижу, сэр, что ученики явно превзошли своих учителей, и скоро комендоры Его Величества будут учиться у комендоров микадо!

— Усиление скорости выстрела орудия производится по специальной методе, разработанной вашим покорным слугой. Она позволяет комендорам максимально сконцентрироваться на исполнении своего долга, позабыв все остальные чувства и мысли — скромно молвил адмирал, не выдав ни единым взглядом или жестом появившееся в его душе чувство гордости.

Однако сказанные комплименты британца оказались несколько преждевременными. Быстрая стрельба плохо сочеталась с её результативностью. Стена огня, дыма, воды и стали, несколько минут с неослабиваемой силой бушевала вокруг русских кораблей, но результат обстрела был минимален. Так на 'Аскольде' снарядом была пробита передняя труба, 'Паллада' лишилась своего катера с правого борта, и на 'Диане' все шлюпки и палубные надстройки были жестоко иссечены осколками многочисленных разрывов.

Огонь русских крейсеров был куда продуктивен, хотя казалось, что могли сделать их скромные шестидюймовые орудия могучим творениями лучшими мастерами мира. Уступая врагу в скорости стрельбы, русские комендоры более тщательно наводили свои орудия на корабли противника. Как результат превосходства качества над количеством, стало несколько попаданий в 'Микасу' и 'Ниссин'. При этом, если на 'Микасе' русские снаряды только забросали осколками палубную надстройку и капитанский мостик, то на 'Ниссин' шедшего под флагом контр-адмирала Катаоки, взрыв русского снаряда повредил одну из машин крейсера. В результате этого 'Ниссин' стал терять скорость и был вынужден покинуть строй.

Видя это, Того крепко стиснул свои бульдожьи челюсти и вперил пылающий взгляд в строй русских кораблей. Сила взгляда командующего была столь сильна, что госпожа судьба, все это время хранившая крейсера Рейценштейна от вражеских снарядов, отступила. Черный дым и белые брызги воды стали все ближе и ближе подбирались к русским кораблям и вскоре появились попадания. Один из вражеских снарядов угодил в 'Палладу' и вызвал пожар на батарейной палубе, другой попал в 'Диану' и полностью уничтожил кают-компанию корабля, вместе с радиостанцией.

Не желая подвергать свои корабли напрасному риску, Рейценштейн быстро вывел крейсера из-под вражеского огня, оставив далеко за кормой ревущие столбы смерти. Рассыпавшись веером, русские крейсера ушли далеко влево, укрывшись от вражеского огня за строем своих броненосцев. Теперь, чтобы атаковать крейсера, японским броненосцам пришлось бы сближаться с главными силами Макарова, а к этому они не были готовы. Вслед за 'Ниссин', из-за проблем с котлами строй покинул и 'Якумо', что вызвало глухое недовольство командующего.

Желая довести дело до конца и все же разгромить крейсерский отряд врага, Того приказал 'собачкам' адмирала Дэва атаковать крейсера Рейценштейна, но из этой атаки ничего хорошего не вышло. Торопливо забросав противника градом снарядов, японцы вновь не добились ощутимого результата, получив в ответ попадание в крейсера 'Кассаги' и 'Такасаго'.

Вслед за пушками крейсеров заговорили главные калибры броненосцев и Дэва, благоразумно ретировался. Отойдя на безопасное расстояние, японские крейсера ещё некоторое время вели одиночный огонь по противнику, но затем перестали. Дебют остался за русскими, хотя попадания в русские крейсера помогли японскому адмиралу сохранить лицо перед высоким гостем 'Микасы'.

Не имея возможности продолжить сражение, Того был вынужден взять паузу в ожидании когда 'Ниссин' и 'Якумо' вернуться в строй. В ожидании этого момента, японцы несколько отстали от противника, двигаясь параллельным с ним курсом, справа.

Что думал командующий японского флота, никто не знал, но всю степень его раздражения испытал на себе дежурный офицер, подававший ему чай на мостике 'Микасы'. Принимая из рук не в чем не повинного человека, адмирал столь яростно просверлил его глазами, что от немедленного харакири, офицера удержала лишь его участие в сражении, оставление которого без видимых причин было великим позором для самурая.

Видя скверное настроение своего союзника, командор Бейли не спешил подойти к нему и приободрить добрым словом.

— 'Ничего, ничего. Это даже очень хорошо, что русский бородач наступил японскому тигру на хвост и сделал ему больно. Впереди решающее сражение и от этого он злее драться будет' — размышлял британец, неторопливо попивая поданный ему зеленый чай. Привыкший к аромату отборных сортов Цейлона и Индии, Бейли с большим трудом заставлял себя поглощать безвкусный отвар, но большая политика заставляла его терпеть подобные неудобства жизни.

Словно почувствовав мысленный настрой гостя, Того подошел к командору и учтиво спросил, не желает ли его гость пройти к себе в каюту, чтобы совершить свою трапезу и отдохнуть, вместо безрадостного стояния на мостике корабля.

— Благодарю вас, сэр, но я не намерен менять своих привычек, обедать в более позднее время. Что касается стояния на мостике, то я хотел бы остаться на нем и впредь. Ведь согласно утверждениям ваших матросов, во время боя это самое безопасное место на корабле, так как вас охраняют великие боги — сказал Бейли, учтиво склонив голову перед своим собеседником.

— Скоро мы сможем на деле проверить утверждение моих матросов — сдержано молвил японец и отошел от британца. Адмирал готовился к миттельшпилю, главной части сражения с русскими, чьи верхушки матч отчетливо виднелись на горизонте.

Адмирал Макаров так же, как и его противник, все это время не покидал переднего мостика 'Цесаревича' ни на минуту не выпуская нить командования эскадрой.

— Запросите на 'Аскольд', есть ли повреждения среди наших крейсеров? — приказал Макаров своему младшему флаг-офицеру Эллису, и вскоре получил ответ. Контр-адмирал Рейценштейн докладывал, что среди его крейсеров серьезных повреждений и потерь нет.

— Отлично! Тогда самое время поднять скорость до 15 узлов. Как вы на это смотрите, Николай Александрович? — спросил Макаров Матусевича.

— Полностью с вами согласен, Степан Осипович. Пусть перед решающим боем, Того порастрясет свои узелки и даст нагрузку машинам — согласился с адмиралом Матусевич и, глядя на дымы вражеских броненосцев, уверенно добавил.

— Могу поставить голову на заклад, что господин Того дает нам передышку только из-за ремонта своих машин. Очень льщу себя надеждой, что этот ремонт результат попадания наших снарядов, но очень может быть, что из-за износа машин. Вон сколько они уже пробегали с начала войны, тогда как наши корабли простояли в гавани Артура. Дай Бог, чтобы японцы подольше были заняты ремонтом.

— Не обольщайтесь, Николай Александрович, эта передышка явление временное. Главный бой непременно состоится и именно сегодня. Это нужно противнику и это нужно нам. Мы должны нанести японцам существенный урон. Иначе нам придется прорываться во Владивосток не через Цусиму, где нас будет ждать Камимура со своими броненосными крейсерами, а через пролив Лаперуза или Камчатку. Что весьма опасно для нас из-за нехватки угля.

— Можно одно предложение относительно тактики предстоящего боя, Степан Осипович? — спросил Матусевич.

— Извольте, Николай Александрович, рад буду услышать ваши соображения.

— Как только повреждения будут устранены, Того обязательно атакует нас и, используя свои семнадцать узлов хода, попытается охватить голову нашей колонны. Весь огонь будет сосредоточен на наших флагманах. Может, стоит попытаться лишить его этой возможности и изменить построение отряда из кильватерного строя во фронтовое. Это лишит противника преимущества в скорости и не даст произвести охват головы строя.

— Неплохая мысль, Николай Александрович, но боюсь в нынешних условиях, мало осуществима. При движении со скоростью в 15 узлов фронтом, возникает большая угроза поломки машин любого нашего броненосца. Любого, а не только у наших 'старичков'. Поэтому будем драться в кильватерном строю и будем надеяться на скверную меткость японских комендоров. Вон как они плохо стреляли по нашим крейсерам. Я уже думал, что недосчитаемся кого-либо, а нет. Серьезных повреждений и потерь нет, — сказал адмирал и попросил на мостик чаю.

Вынужденный простой японских крейсеров продолжался более двух часов и только к началу пятого, все повреждения были устранены. Оба они вернулись в строй и, увеличив скорость, первый броненосный отряд бросился в погоню за ушедшей вперед русской эскадрой.

Сблизившись с противником, Того действовал в точности по шаблону, предсказанному контр-адмиралом Матусевичем. Используя свое преимущество в скорости, он пошел на сближение с русским броненосцами, намериваясь, уничтожить их флагман и тем самым нарушить управление эскадрой.

Медленно и неторопливо сближались две колонны кораблей, чтобы в бескомпромиссной борьбе решить свой затянувшийся спор за господство на море. Жерла орудийных стволов хищно нацеливались друг против друга. На мачтах адмиральских кораблей взвились сигналы, донося до остальных судов приказы командующих. Главной целью японских комендоров стали идущие под адмиральским флагами 'Цесаревич' и 'Пересвет'. Макаров так же определял главной целью 'Микасу', но только когда вражеский флагман был в зоне близкого огня броненосцев. В остальных случаях, адмирал приказал вести огонь по ближайшему кораблю противника.

Когда расстояние между колоннами стало меньше сорока кабельтовых, идущий концевым 'Баян' открыл огонь по 'Микасе'. Его поддержали 'Севастополь', 'Полтава' и все остальные броненосцы по мере прохождения мимо них японского флагмана. Прошло некоторое время и осыпаемый градом русских снарядов, 'Микаса' поравнялся с 'Цесаревичем' и семь японских кораблей выстроились против семи русских. Наступил момент истины.

В разгоревшейся артиллерийской дуэли японские комендоры вновь сделали ставку на скорость, спеша засыпать противника своими фугасами. Вновь вокруг русских кораблей заплясали черные султаны разрывов японских снарядов, облегчавших наводчикам прицеливание. В отличие от врага, русские комендоры стреляли не так часто. Белые, прозрачные облачка от разрывов пироксилина начинявшего русские снаряды, были хуже заметны по сравнению с разрывами японских бомб. Это заставляло комендоров Макарова более тщательно целиться и корректировать каждый свой выстрел. Вновь разгорелся жестокий спор между качеством и количеством огня. И вновь чаша весов больше склонялась в пользу русских артиллеристов.

Все пространство вблизи 'Цесаревича' и 'Пересвета' было усыпано белыми водяными столбами, ежеминутно выраставших на пути русских флагманов. Черный смерч ревущей и визжащей смерти стремился сжать вокруг них свои убийственные объятья и раздавить раз и навсегда. Зрелище было потрясающим, но результат по-прежнему оставался откровенно малым.

За первые минуты боя на 'Цесаревиче' сбило стрелу для подъема шлюпок, а на 'Пересвете' были сбиты обе стеньги. Броненосец лишился возможности общения с эскадрой, но командира корабля капитан 2 ранга Кроун, это мало беспокоило. Машины броненосца работали прекрасно и пушки, регулярно выстреливали по 'Микасе' свои смертоносные гостинцы. Один из них взорвался рядом с передней мачтой японского флагмана, окатив его щедрым дождем осколков.

Горячие и острые как бритва куски железа сразили стоявшего за спиной командующим флотом командира броненосца капитана 1 ранга Хикохати и несколько человек адмиральской свиты. Взрывная волна сорвала с головы командора Бейли фуражку, но ни один осколок не коснулся самого адмирала.

Услышав крики и стоны за своей спиной, Того оглянулся назад и, убедившись, что с дорогим гостем ничего не случилось, продолжил руководить боем, как ни в чем небывало. Догнав противника, и дав своим комендорам, время для пристрелки, Того намеривался совершить охват головного корабля русских, сосредоточив на нем огонь нескольких своих броненосцев. Или как говорили теоретики морского боя, выписать палочку над Т, убийственный прием против любой эскадры.

Выполняя приказ командующего, японцы сократили дистанцию до 30 кабельтовых, и в дело вступила средняя артиллерия кораблей. Теперь количество стало брать вверх над качеством и как доказательство того, на русских кораблях один за другим стали вспыхивать пожары. Мгновенно взрывающиеся от любого соприкосновения снаряды, при попадании зажигали сложенные в большом количестве на палубе матросские койки и чемоданы. Удушливый дым стал охватывать русские броненосцы, но экипажи кораблей мужественно сражались с ними. Не обращая внимания на грохочущую и рвущуюся смерть, матросы самоотверженно тушили огонь из брандспойтов и языки пламени покорно отступали.

В отличие от своего противника, с началом боевых действий адмирал Макаров покинул передний мостик броненосца, на котором остался только старший офицер 'Цесаревича' Семенов. Нет, Степан Осипович ничуть не уступал в храбрости и решимости Хейхачиро Того, стоять на мостике под огнем врага. Но слишком были высоки ставки в этом сражении. Если командующий японским флотом мог позволить себе подобную демонстрацию, будучи уверенный в том, что в случае его гибели или ранения эскадра продолжит бой и не отступит, то у Макарова такой уверенности не было. На данный момент он был единственным человеком, кто мог довести эскадру до конечной цели, если не в целости и сохранности, то хотя бы основное ядро её кораблей. Поэтому, вняв уговорам Матусевича и Васильева, он перешел в боевую рубку броненосца.

Едва только адмирал сменил свое место пребывание, как вскоре рядом с рубкой взорвался вражеский снаряд и в открытый дверной проем влетел густой черный дым вместе с градом осколков. Рубка сейчас же наполнилась стоном и отчаянным кашлем стоявших вблизи прохода людей.

— Ах, черт!! Дышать нечем! Чем они паразиты свои снаряды начинают!?— прокашлявшись, воскликнул Матусевич, в лицо которому пахнула струя ядовитого газа.

— Санитара! Хотя вряд ли это ему поможет — воскликнул капитан первого ранга Васильев, глядя на безжизненное тело младшего флаг офицера Эллиса, а затем обратился к Матусевичу.

— Все экспериментируют господа японцы со своей начинкой, ищут идеальную смесь на нашу голову. — Командир 'Цесаревича' был прав. Японцы усиленно продвигались к созданию шимозы, гремучей смеси от которой горело не только дерево, но даже металл. К огромной радости русских моряков в этом бою её ещё не было в распоряжении противника. Кроме этого, около половины крупнокалиберных японских снарядов выпущенных по русским кораблям не взрывалось. Это выяснилось только после окончания боя, но в этот момент никто не знал и, не желая подвергать свои корабли опасности, Макаров приказал рулевому изменить курс.

— Я не желаю играть в поддавки, по правилам выгодным Того. На 4 румба левее — приказал Макаров и 'Цесаревич' стал послушно отдаляться от противника, уводя корабли эскадры из-под огня врага. Заняв выгодное для себя расстояние в 40 кабельтовых, русские броненосцы легли на прежний курс. Вновь заговорили орудия больших калибров и довольно удачливо для русской стороны.

Как только эскадры легли на параллельный курс, одиннадцатидюймовый снаряд угодил в нос 'Микасе' прямо перед мостиком со стоящим на нем адмиралом. На какие-то мгновения его заволокло столбом дыма и огня, но тут же сильный порыв ветра подхватил черную завесу и отогнал её проч. Со страхом и ужасом смотрели в сторону мостика японские моряки. Их глаза, наполненные страхом и ужасом, увидели сильно исковерканные носовые настройки чудовищной силой взрыва. Вблизи мостика были видны распластанные окровавленные людские тела, однако, фигура командующего, вопреки всему, твердо стояла на своем месте.

Взрывная волна сбила с его головы фуражку, парадный мундир был забрызган чужой кровью, но Хейхачиро Того, оставался невредим. Брезгливо сбив с себя комочек окровавленной плоти второго капитана 'Микасы', он вперил полный крови и ненависти взгляд в сторону русской эскадры. На одном из русских броненосцах был виден сильный пожар, на другом была сбита мачта, но никто из них не покинул строя. Вопреки всем надеждам и ожиданиям, корабли противника уверенно продолжали путь.

Среди японских броненосцев так же не было потерь, но на 'Асахи' и 'Ниссин' наблюдались столбы черного дыма от многочисленных пожаров.

— Повторить охват головы противника. Сейчас мы добьем русский флагман, а с нею и всю эскадру! — воскликнул адмирал, начав терять свою хваленую выдержку и самообладание. Услышав эти слова, командор Бейли похолодел. Он уже сотню раз пожалел о том, что остался на мостике рядом с адмиралом. Смерть широкими шагами ходила вокруг Того, раз за разом сужая свой круг. Британец, так же как и адмирал был щедро обрызган кровью погибших офицеров штаба и это, в отличие от самурайского фаталиста, сильно действовало на его психику.

— Господи, все, что я делаю, я делаю исключительное на благо Британии, на благо её интересов и во имя короля! — отчаянно шептал Бейли в те минуты боя, когда ему было особенно страшно но, поймав тяжелый взгляд японского адмирала, поспешил с ним согласиться.

— Вы совершенно правы, сэр. Сейчас вы их непременно раздавите! Ещё одно усилие и русский орех лопнет! — воскликнул Бейли и подумал про себя — 'Даже если я сейчас погибну вместе с этим азиатом, моя смерть не будет напрасной. Главное, чтобы уничтожить эскадру Макарова или хотя бы загнать её обратно в артурскую ловушку.

На мачте 'Микасы' проворно взвились флаги с приказом командующего, и японские корабли послушно двинулись в атаку на противника. Благодаря преимуществу хода они вновь сблизились с русской эскадрой и попытались уничтожить 'Цесаревич' сосредоточив на нем огонь трех броненосцев. Вновь вступили в бой орудия среднего калибра, но теперь орудия японских броненосцев не грохотали столь дружно и слаженно как прежде. Уже не было того хаотического танца смерти вокруг русского флагмана, отважно ведущего за собой в прорыв остальные корабли эскадры.

Продолжая придерживаться выбранной тактики, русские комендоры не спешили, стреляя по выбранным для себя целям, и все чаще и чаще, на кораблях противника взвивались столбы огня и дыма. Постепенно русское качество стало явно брать вверх над японским количеством но, Макаров вновь увел корабли эскадры на безопасную дистанцию, с которой они продолжили обмениваться огневыми выпадами с врагом.

Глядя, на уверенно идущий вперед русский флагман, Того исторг из своей груди гневный крик, не стесняясь присутствия британского союзника. Да и было из-за чего. В результате огневой дуэли, японский флагман понес гораздо больше потерь, чем его противник. От огня русской артиллерии погибло два капитана броненосца, ранен третий и были приведены к молчанию все орудия кормовых и носовых башен 'Микасы'. Так же серьезно пострадал и орудий среднего калибра, и полноценный огонь по врагу вела только одна пушка среднего каземата. Были повреждены несколько боковых броневых плит корабля, что создавало серьезную угрозу для броненосца.

В отличие от своего визави, от попадания японского снаряда 'Цесаревич' получил небольшую пробоину правого бока, но сумел быстро выровнять опасный крен контрзатоплением. От взрывов вражеских бомб была серьезно повреждена фок-мачта, пробито две трубы, а так же от прямого попадания была уничтожена корабельная радиостанция. Так же, в успех японцам можно было записать гибель контр-адмирала Витгефта. Прибывая в жесточайшей депрессии, он с самого начала боя находился на корме и категорически не желал оттуда уходить, несмотря на многочисленные уговоры своего адъютанта.

— Какая разница, где мне умирать — флегматично твердил адмирал, прижимая к груди фотографию своей жены. Упорно ища смерть, он нашел её во время второй вражеской атаки. Крупнокалиберный снаряд, угодивший в корму 'Цесаревичу', убил контр-адмирала со всей его немногочисленной свитой. Когда пожарная команда, потушив возникший пожар, пробилась на корму, они смогли опознать останки Витгефта только по метке на одежде. Столь основательно было иссечено осколками его тело.

Однако если бы этот факт стал известен Хейхачиро Того, это известие не смягчило его сердце. Несмотря на все усилия адмирала, русскую эскадру не удалось лишить её флагмана, и она в полном составе продолжала идти своим курсом. Сверля ненавистный 'Цесаревич' глазами, командующий японским флотом в первый раз за все время боя растерялся. Он не знал, что делать, продолжить бой или отступить. Плачевный вид 'Микасы' склонял адмирала ко второму варианту, но в этот момент за его спиной раздался голос Бейли.

— Как говорят русские, Бог троицу любит — многозначительно произнес командор, интуитивно уловив колебание своего азиатского союзника. Отбросив в сторону недавний страх смерти, британец был готов биться с русскими до последней капли японской крови. В этот момент он и сам был готов погибнуть вместе с Того, но чтобы русская эскадра была уничтожена, сегодня же, сейчас, немедленно.

— Да, вы правы, сэр. Нужна еще одна попытка и победа будет за нами. — Он уже собирался отдать приказ об очередном изменении курса, но в это время к нему подбежал офицер связи. Почтительно кланяясь перед всесильным адмиралом и стараясь не смотреть в его пылающие огнем глаза, лейтенант с трепетом сообщил, что с 'Фудзи', 'Асахи', 'Ниссин' и 'Кассуга' пришло чрезвычайное сообщение. Капитаны четырех кораблей, докладывали своему флагману, что их артиллерийские погреба опустошены. Снарядов осталось ровно на восемь минут боя, после чего орудия кораблей придут к молчанию.

Новая гримаса гнева исказила величественные черты великого самурая. Нет, судьба явно дает ему знак того, что сегодня не его день. Она на стороне его противников.

— Что-нибудь случилось мой, друг? — моментально спросил Бейли, почуяв угрозу своим интересам.

— Ничего страшного, сэр. Просто передо мной стоит дилемма, продолжить бой или отступить — спокойным голосом приняв окончательное решение, произнес Того.

— И что же вы выбираете? — затаенно спросил командор, забыв от волнения, добавить привычное сэр. Чуткое ухо японца мгновенно уловило этот досадный прокол англичанина, и адмирал позволил себе на мгновение улыбнуться одной щекой.

— Конечно бой, сэр, но только на пять минут. Запаса снарядов на моих кораблях хватит именно на это время и не секундой больше, к сожалению — не оборачиваясь к Бейли сдержанно молвил адмирал и выдержав паузу, добавил — Я очень надеюсь, что в эти пять минут, милость великой богини Аматерасу не оставит всех нас.

Сказав эти слова, Того устремил свои пылающие глаза на вражескую эскадру. Словно невидимый луч, усиленный немецкой оптикой уперся взгляд командующего японским флотом в 'Цесаревич' призывая своих комендоров поразить этот корабль. Однако ничего не изменилось. Снаряды японцев падали рядом с 'Цесаревичем', разрушали его надстройки, вызывали пожары, но сам корабль оставался невредим. Наконец, словно услышав мольбы адмиралом, черно-огненная вспышка возникла на борту русского флагмана и Того вдавил что было силы окуляры своего бинокля в лицо, с трепетом наблюдая за результатом этого попадания.

Судьба действительно смилостивилась над японцем, один из немногих крупнокалиберных снарядов, что попадали в этот день в броненосец, угодил рядом с боевой рубкой 'Цесаревича'. Вновь град осколков и клубы удушливого дыма ворвались в тесное пространство рубки, стремительно уничтожить все на своем пути.

Один из осколков больно черканул по ноге стоявшего на переднем мостике Семенова, старшего офицера 'Цесаревича'. Правая штанина офицера стала быстро темнеть от крови, но в пылу боя он этого не заметил. Увидев черный хвост дыма вырвавшегося сквозь смотровую щель рубки, он стремглав бросился вниз.

Перепрыгивая через груды покореженного железа, он в мгновение ока достиг своей цели и застыл в изумлении на пороге рубки. Груда окровавленных тел лежало на полу в рубке и с одного взгляда, было трудно понять кто здесь живой, а кто мертвый. Единственным человеком, что остался стоять был рулевой, чья спина была изорвана осколками в кровавые клочья. Из последних сил матрос пытался удержать штурвал корабля, но с каждым вздохом, это становилось для него всё труднее и труднее.

Опытному моряку, Семенову, было достаточно одного взгляда, чтобы понять весь ужас возникшей ситуации. Сейчас рулевой рухнет, руль окажется в положении на борт, и неуправляемый броненосец начнет рыскать по просторам моря. Решалась судьба всего сражения и, перескакивая через распростертые тела своих товарищей, офицер бросился к рулю.

Он успел в самый последний момент когда, отдав все свои силы в борьбе с рулем, матрос стал стремительно заваливаться на бок. Задержав дыхание, от ещё не выветрившихся газов, твердой рукой Семенов ухватил ручки штурвала, удерживая корабль на прежнем курсе.

От попавших в горло газов, нестерпимо ломило грудь, шумело в голове и раненная нога, с каждой секундой начинала гореть все сильнее и сильнее. Нужно было выйти на свежий воздух, отдышаться, позвать санитара, чтобы наложили повязку и остановили кровь, но Владимир Иванович не мог позволить себе подобной роскоши. Позабыв обо всем, он прочно стоял свою вахту у руля, ведя броненосец, а с ней и всю эскадру курсом юго-восток. Единственно, что мог позволить себе Семенов, так это время от времени кричать в переговорочную трубу: 'Санитаров'!

Как это часто бывает в бою, не сумев нанести решающий удар противнику, боец получает его сам. Того ещё продолжал гипнотизировать русский флагман, как два русских снаряда, за короткий промежуток времени поразили 'Микасу'. Один из них угодил в корму броненосца, вызвал там сильный пожар и серьезно повредил заднюю трубу корабля, отчего сильно упала тяга. Второй снаряд пробил уже поврежденный броневой пояс в носовой части корабля чуть ниже ватерлинии, и через пробоину, внутрь броненосца хлынула вода. 'Микаса' одномоментно принял свыше 200 тон воды, и его скорость сразу упала, что сразу породило сбой в движении колонны японских броненосцев. Опасаясь протаранить корму впереди идущего корабля, они стали уменьшать скорость или покидать строй. Преследование русской эскадры провалилось.

Мазанув в последний раз, русский флагман гневным взглядом, Того обратился к своему единственному флаг-офицеру, оставшемуся в строю из всей многочисленной адмиральской свиты.

— Исидо, передайте кораблям мой приказ: 'Эскадре следовать в Сасебо'.

— Мы, отступаем, господин, адмирал? — осторожно пискнул офицер, явно боясь ослышаться.

— Да, Исидо. Сейчас мы вынуждены отступить, но только для того, чтобы собрать все свои силы и вновь встретить русских. Сражение ещё не закончилось. Мы их ещё будем ждать у Цусимы.

Офицер, почтительно склонил голову перед непревзойденной мудростью высокого стратега и стал торопливо подбирать флаги для передачи полученного приказа. Прошло несколько минут, и пестрая гирлянда символов взвилась на мачте 'Микасы' извещая японский флот об отступлении.

У многих японских моряков в глазах были слезы, когда они узнали об этом решении своего адмирала. В душе они не согласны с ним, но приказ для исповедующего кодекса бусидо, самурая священен. И потому, две враждующие эскадры стали расходиться, обмениваясь одиночными выстрелами.

Однако японский адмирал не был бы собой, если бы проиграв миттельшпиль, не попробовал бы отыграться в эндшпиле. Уводя с поля боя броненосцы, он бросил в бой миноносцы, отдав им приказ атаковать корабли противника. Всего в распоряжении Того было восемь отрядов миноносцев и это была грозная сила, способная нанести серьезный урон русской эскадре. Но удача в этот день окончательно отвернулась от адмирала и в наступающих сумерках в бою участвовала лишь половина миноносных отрядов. Остальная часть, по злой иронии судьбы не заметила этот сигнал.

Нисколько не учтя уроков недавней атаки, миноносцы опять устремились в бой разрозненно, что очень снижало общую силу японского удара. Получив приказ адмирала, корабли поодиночке устремились в атаку, спеша совершить подвиг во славу императора. Японцы были полны решимости, погибнуть, но успеть выпустить смертоносную торпеду по вражескому кораблю и унести с собой в могилу сотни жизни врагов.

Главной целью атаки по-прежнему были русские броненосцы, но на их пути оказался крепкий заслон. Это были крейсера Рейценштейна и два отряда миноносцев, которые решительно двинулись наперерез врагам, заметив угрозу для броненосцев. Первыми в бой вступили миноносцы 'Властный', 'Выносливый', 'Грозовой' и 'Бойкий'. Чуть позже за ними последовали 'Бесшумный', 'Бесстрашный', 'Беспощадный' и 'Бурный'.

В наступающих сумерках между миноносцами завязался ожесточенный бой. Орудийные выстрелы, громкие крики 'Банзай'! и 'Ура'! сопровождавшие пуски торпед слились в одну единую симфонию боя. Многие из японских миноносцев были вынуждены отступить, но были и такие, что смогли прорваться к концевым кораблям броненосцев. 'Баян', 'Севастополь' и 'Полтава' подверглись атаки вражеских миноносцев, но сумели благополучно отбиться от нападения врага.

Японцев вновь подводила торопливость и неточность во время атаки и из всех выпущенных торпед только одна достигла своей цели. Подводную пробоину получил 'Севастополь' и разом осевший броненосец был вынужден оставить общий строй. Все остальные корабли отразили атаки врага, серьезно повредив ответным огнем два миноносца.

Так заканчивалось сражение, в результате которого русские корабли сумели вырваться из смертельных объятий врага и продолжали свой поход во Владивосток. Но ещё не все проблемы эскадры были решены к этому моменту. В разбитой вражескими снарядами рубке 'Цесаревича' предстояло поставить последнюю точку этой битвы.

Поглощенный борьбой с рулем, капитан второго ранга Семенов совершенно не заметил того момента, когда в рубку проникли услышавшие его зов моряки, во главе с фельдшером Литвином.

— Ваше благородие, вас перевязать надо! — бросился к офицеру фельдшер, возле ноги которого была целая лужа крови. Но тот решительно замотал головой.

— Нет! Сначала адмирала! Я подожду! — прохрипел Семенов, но фельдшер не согласился с ним.

— Какой подожду! Тут жгут накладывать надо! — воскликнул медик но, столкнувшись с яростным взглядом офицера, отошел, хмуро бросив одному из санитаров — зажми рану!

За спиной старшего помощника 'Цесаревича' раздалась торопливая возня, длившаяся по подсчетам Семенова неимоверно долгое время, пока Литвин не произнес глухим голосом: — Господин капитан преставился. Будите принимать командование, ваше благородие или в лазарет пойдете?

— Что с адмиралом!! — воскликнул Семенов, боясь повернуть голову.

— Жив, Степан Осипович! — успокоил его фельдшер. — Только голова сильно разбита и без сознания, а так точно жив. Ранений нет.

— А Матусевич? — быстро спросил Владимир Иванович — как он?

— Контр-адмирал в плечо ранен и тоже без сознания, видимо газом отравился. А все остальные убиты — бесстрастно известил фельдшер и властно приказал одному из матросов — встань у руля, мне их благородие перевязать надо.

Услышав это, Семенов безропотно сдал свою вахту и покорно отдался в руки эскулапа. Тот решительным движением распорол на старшем офицере заскорузлую от крови штанину и принялся осматривать кровоточащую рану. Безжалостно покопавшись металлическим зондом, фельдшер коротко изрек: — Счастлив ваш Бог, ваше благородие. Большой клок мяса вырвал, но кость не задета. Жить будите, только в лазарет вам надо, швы наложить.

— Нет, лазарет подождет. Наложи повязку и хватит, потом швы наложишь — вяло бубнил Семенов, но фельдшер вновь не согласился и погнал санитара за инструментами.

Оказавшись единственным старшим офицером на флагмане, Владимир Иванович лихорадочно решал вопрос, что делать дальше. Поднять сигнал о передаче командования на 'Пересвет' Ухтомскому или продолжить вести эскадру, не внося в сердца моряков неуверенность и страх.

Будучи старшим офицером, трех кораблей артурской эскадры, Владимир Иванович хорошо знал все опасные особенности человеческой души здешних моряков. Совершая геройские поступки, они могли легко сломаться от жизненной неудачи, в одно мгновение стать нерешительными людьми.

Известие о ранении Макарова, могло стать тем катализатором, который в одночасье мог разрушить все, чего адмирал с таким трудом достиг за полгода. Поэтому, Семенов решил не поднимать сигнал о передаче командования. Но тогда возникал, что делать дальше, каким дальнейшим курсом вести эскадру. Решение нужно было принимать немедленно, так как в наступавших сумерках корабли могли не разобрать сигнал с флагмана и отбиться от общего строя.

— Куда? Куда вести эскадру? — напряженно думал Семенов, пока фельдшер обрабатывал его рану йодом, готовясь накладывать швы. На последнем собрании, как возможный вариант после боя, адмирал Макаров рассматривал возможность захода эскадры в нейтральный порт на берегу Желтого моря и на самый крайний случай в Шанхай.

— Придется идти в порт, чтобы привести себя в порядок и обсудить план дальнейших действий, но вот только куда, в Чифу, Циндао, Шанхай — размышлял офицер в промежутке между приступами боли. Эскулап шил, что называется 'на живую'. — Чифу, несомненно, ближе всех, но это китайский порт и японцы могут напасть на эскадру, не сильно церемонясь с мнением Пекина. Циндао дальше, но там немцы, которые не потерпят вмешательство японцев на территории своей колонии, хотя ещё неизвестно как там нас встретят. Те ещё союзнички, несмотря на то, что кайзер Вильгельм приходиться двоюродным братом царю Николаю. До Шанхая ещё дальше и неизвестно как себя поведут американцы, ведь с самого начала войны они открыто выражали свои симпатии японцам. И куда прикажите идти?

— Готово, ваше благородие! Через месяц плясать сможете — заверил Семенова фельдшер, туго забинтовав его рану.

— Спасибо, братец — коротко поблагодарил офицер медика и жестом подозвал к себе сигнальщика — передать сигнал по эскадре. 'Следовать в Циндао'.

Медленно и устало бороздила темные воды Желтого моря эскадра адмирала Макарова. Вновь выдержав тяжелейшее испытание она шла в неведомое, покрыв свои Андреевские флаги победной славой. Был сделан очень важный шаг, на очень длинном пути войны. Впереди у русских моряков была Цусима, горечь от поражений и утрат, радость и утешение от одержанных побед. Война была ещё в самом разгаре.

Часть вторая.

Глава VIII. Выбор пути.

На массивном теле Шаньдунского полуострова, что могучим рогом пронзает просторы Желтого моря с юга на север, есть много мест пригодных для стоянки военных и торговых кораблей. Однако самым лучшим из них является порт Циндао, расположенный у южного основания полуострова.

Теплый климат, наличие пресной воды хорошего качества, а так же дающий приют и защиту от непогоды любому числу кораблям уютный залив, делал Циндао лакомым кусочком для заморских хищников, претендовавших на приморские владения китайской империи. Их было много; в Макао хозяйничали португальцы, в Гонконге англичане, в Фучжоу французы, а в Шанхае американцы.

На Циндао же нацелился грозный германский орел Гогенцоллернов, совсем недавно образовавших Второй рейх. Цепкими когтями вцепился он в прекрасную бухту, видя в ней удобное место стоянки для своей восточно-азиатской эскадры, главной задачей которой была защита священных интересов кайзера на Тихом океане.

Используя слабость пекинских властителей и неожиданное убийство китайцами двух христианских священников в 1897 году, Берлин заставил династию Цинь отдать ему порт Циндао сроком на 99 лет с правом продления аренды.

Получив свой кусок китайского пирога, немцы принялись энергично осваивать новое пополнение колониальных территорий германского императора. За короткие сроки они обустроили земли залива, построив портовые сооружения и мастерские, возведя крепостные укрепления и городские постройки. Предприимчивые посланники далекого рейха степенно и основательно обосновывались на новых имперских землях.

На разбитых по проектам берлинских архитекторов улицах Циндао выросли дома, в которых поселились привезенные по приказу кайзера многочисленные немецкие колонисты. За короткое время появились ратуша, кирха, дворец губернатора, возникли рестораны, больницы и даже публичный дом. Все было продуманно с немецкой педантичностью.

Не была забыта даже традиционная для сынов севера нужда в ячменном напитке. С этой целью в Циндао был построен пивной завод, являвшийся особой гордостью горожан.

Ах, как приятно было для немецкого колониста пройтись по прямой как линейка улице, попить сидя на открытой террасе баварского пива и посмотреть на гарнизонных солдат, ровным строем марширующих из казармы в баню. И пусть вокруг тебя непрерывно снуют раскосые китайцы, постоянно дергающие тебя за рукав и при этом безбожно перевирая великий тевтонский язык. Пусть над головой у тебя палит нестерпимое солнце, а со стороны океана в любой момент может налететь проливной дождь с ураганом. Пусть здесь нет привычных закатов и рассветов, а всю ночь за окном кричат неизвестные птицы и отвратительные шакалы. Все равно, здесь присутствует дух далекого фатерланда и главным доказательством того, были корабли Кайзерлихмарин с германским флагом.

Канонерки, крейсера и миноносцы под командованием контр-адмирала Отто Дидерикса, верно несли свою службу на далеких берегах новой империи. С ними считались, их боялись и остерегались трогать, как китайские пираты, так и свои белые братья, европейские цивилизаторы.

Грозным ночным дозором обходили германские миноносцы внешние подступы к входу в залив, а крепостные дозорные зорко вглядывались в широкие просторы Желтого моря в поисках кораблей возможного противника.

Педантичное несение караульной службы было в крови у подданных кайзера Вильгельма, а с того момента как рядом началась война, это превратилось в священную обязанность для крепостного гарнизона. Вот уже целых полгода немецкие военные ждали появления у своих границ незваных гостей, и однажды это случилось.

Рано утром двадцать пятого июня, когда солнце ещё не показалось из-за горизонта, дежурный офицер обер-лейтенант Кнох, стал получать тревожные сообщения от постов дальнего наблюдения. Они сообщали о приближении к крепости большого количества неизвестных кораблей, идущих двумя кильватерными колоннами.

Осторожно и неторопливо приблизились они к внешней границе германских владений, но не спешили пересечь её, двигаясь строго в нейтральных водах. От лихорадочного пересчета ходовых огней неожиданных гостей, у немецких наблюдателей похолодело в желудке. К Циндао подошла грозная сила, сражаться с которой, стоявшая в порту германская эскадра не могла.

Однако все страхи и тревожные ожидания дозорных быстро развеялись, когда один из неизвестных кораблей покинул общий строй и приблизился к внешнему рейду. На его мачте развивался Андреевский флаг, а сам корабль был идентифицирован крепостными дозорными как русский крейсер 'Аскольд'.

Украшенный контр-адмиральским вымпелом, он подошел к крепости и, связавшись с берегом по семафору, получил разрешение встать на якорь на внешнем рейде. Вслед за этим, на берег сошел контр-адмирал Рейценштейн. От имени командующего эскадрой, адмирала Макарова, он попросил у коменданта Циндао разрешение на стоянку и ремонт русских кораблей в порту.

Возможность захода русских кораблей в германские владения в Китае уже обсуждалась в переписке между двумя венценосными кузенами, и Вильгельм дал свое полное согласие Николаю. Комендант крепости располагал тайными инструкциями на этот счет и Циндао широко распахнул свои дружеские объятья перед неожиданными гостями.

Первыми к пристани Циндао под погрузку и ремонт подошли крейсера, тогда как главные броненосные силы русской эскадры, остались на внешнем рейде под охраной отряда миноносцев. Вырвавшись из стальных тисков вражеской блокады, русские моряки ни на мгновение не теряли бдительность и были готовы к возможному нападению неприятеля.

Дозорные с кораблей непрестанно вели наблюдение за горизонт, но он все время оставался девственно чистым. Столкнувшись с яростным сопротивлением русской эскадры, японцы отошли в Сасебо, где стали торопливо зализывать полученные в бою раны. В противоборстве двух флотов возникла тактическая пауза.

Перед тем как русские корабли подошли к Циндао, в просторной адмиральской каюте на борту 'Цесаревич' состоялось совещание старших офицеров, оставшихся в живых после недавнего боя. Каждый из них имел ранение, но не позволил себе уйти в сторону, и под благовидным предлогом сославшись на болезнь, переложить всю тяжесть ответственности на плечи товарищей.

Сидевший за письменным столом адмирал Макаров страдал от нестерпимых головных болей. Едва оправившийся от сотрясения полученного от удара о воду, он получил новую контузию от взрыва японского снаряда в самом конце сражения. Уперевшись забинтованной головой в спинку кресла, Степан Осипович пытался совладать с тысячью маленьких молоточков, непрерывно стучавших под сводом его черепа.

Ничуть не лучше чувствовали себя двое других офицеров приглашенных Макаровым на это совещание. Начальник штаба эскадры контр-адмирал Матусевич прибыл прямо из лазарета, где ему была оказана хирургическая помощь по удалению осколка снаряда из мягких тканей плеча. С трудом, отходя от вколотой ему врачом дозы морфия, он больше предпочитал слушать, чем говорить.

Старший офицер флагманского броненосца капитан второго ранга Семенов заменивший погибшего командира 'Цесаревича' капитана Васильева, из-за осколочного ранения ноги, мог с большим трудом передвигаться, опираясь на трость. Все остальные офицеры адмиральского штаба были либо убиты, либо тяжело ранены и не имели возможностей покинуть корабельный лазарет.

— Хочу выразить свое полное одобрение всеми вашими действиями, Владимир Иванович. Вы поступили абсолютно верно, отдав приказ эскадре следовать в Циндао. Будь я в этот момент в строю, то поступил точно так же — обратился Макаров к Семенову, едва гости разместились перед ним, как им было удобно. Бледный как полотно, он с трудом держал гудящую голову, медленно произнося каждое слово.

— Я всего лишь исполнил свой долг, Степан Осипович — коротко ответил моряк, решительно и бесповоротно оставляя за скобками все то, что недосказал его собеседник. Только решимость Семенова, взявшего на себя командование эскадрой в самый критический момент боя, позволила русским кораблям продолжить свой прорыв во Владивосток.

— Благодарю, вас, Владимир Иванович. Рад, что не ошибся, — сдержанно молвил адмирал, устало, прикрыв глаза. Положа руку на сердце, он не был уверен, что младший флагман эскадры князь Ухтомский, смог бы завершить удачно завершить сражение, получив командование, как того требовал морской устав. Достаточно было одного неправильного решения в управлении эскадрой, и все усилия русских моряков пошли бы прахом. Единый строй эскадры развалился бы, каждый корабль действовал бы сам по себе и лавры победителей, достались бы японцам.

В каюте воцарилась напряженная тишина, которую прервал рапорт командира 'Цесаревича'.

— Согласно полученным донесениям от командиров кораблей, ни один из них не имеет серьезных повреждений, которые бы помешали бы продолжить плавание во Владивосток. Все имеющиеся серьезные повреждения, могут быть устранены в Циндао в трехдневный срок.

— Если ли потери среди кораблей эскадры? — с напряжением в голосе спросил Макаров.

— В численном составе отрядов крейсеров и миноносцев потерь нет, — успокоил адмирала Семенов. — Только среди броненосцев не хватает 'Севастополя'. Зная характер Эссена, можно предположить, что его броненосец получил серьезное повреждение, не позволившее 'Севастополю' продолжить поход.

— Да, Николай Оттович непременно бы продолжил прорыв, если бы к этому была бы хоть единственная возможность — поддержал Семенова Матусевич, непрерывно 'баюкая' висевшую на перевязи раненую руку. Действие наркоза кончалось, и боль начинала брать свое.

— Значит, наш боевой потенциал уменьшился на одну единицу, даже если Эссен благополучно добрался до Артура — с досадой констатировал Макаров. — Каковы потери противника?

— Согласно рапортам командиров, ими были отмечены многочисленные попадания в броненосцы и крейсера неприятеля, а так же выход некоторых из них из боевого строя. Однако достоверными данными о гибели кораблей противника я не располагаю.

— Жаль. Известие об уничтожение даже одного корабля противника, лучше бы всего подняло дух наших моряков перед грядущим сражением. Владимир Иванович, что, по вашему мнению, смогут противопоставить японцы во время нашего прорыва через Цусиму?

— В лучшем случае для нас, у японцев не будет 'Микасы'. Наши дальномерщики отметили серьезные проблемы хода флагмана Того и большие разрушения на нем. В худшем случае, ряды противника пополнит 'Сикисима' и крейсера Камимуры — высказал предположение Семенов.

— Не думаю, что адмирал Того решиться тронуть столь ключевую фигуру японской стратегии как отряд Камимуры — не согласился с ним Матусевич. — На данный момент главная задача его крейсеров заключается в нейтрализации корабли отряда адмирала Иессена, чей прорыв сможет серьезно повлиять на соотношение сил в предстоящем сражении.

— Очень может быть, что вы правы, Николай Александрович — согласился с ним адмирал — но я совершенно не исключаю, что наш друг Того может поступить вопреки привычной логике вещей и задействует против нас крейсера Камимуры. Ведь при Цусиме может решиться судьба всего нашего противостояния с японцами на море.

От общения с офицерами лоб Макарова покрылся мелкими бусинками потной испариной. Он вновь закрыл глаза, и собеседники деликатно замолчали, давая адмиралу возможность восстановить свои силы. Прошло некоторое время, прежде чем Семенов решился продолжить разговор.

— Каковы ваши планы и намерения относительно предстоявшего сражения с японцами, Степан Осипович? — осторожно спросил он адмирала.

— Маршрут наш остается прежним, через Цусиму, где скорей всего и будут ждать нас японцы. Что касается расстановки сил то, несмотря на потерю 'Севастополя', наша эскадра может на равных сражаться с японцами и продолжить наш прорыв во Владивосток. Иначе бы я никогда не взялся за это дело, — твердо заявил Макаров и, немного помолчав, добавил: — Однако в предстоящем бою, я бы не отказался от помощи одного капризного союзника, чья помощь была бы нам сегодня как нельзя кстати.

— Вы имеете в виду госпожу удачу, Степан Осипович? — хмуро уточнил Матусевич.

— Нет, погоду. Дорого бы я заплатил за возможность точно знать заранее, что нас будет ждать во время прорыва через Цусиму. Шторм с дождем или штиль с солнцем? Но этого, увы, знать, невозможно — горестно посетовал Макаров.

Соглашаясь со словами адмиралом, Матусевич горестно развел руками, как бы полностью признавая правоту его слов, но на усталом лице Семенова пробежала мимолетная улыбка.

— Надеюсь, что в этом вопросе я смогу помочь вам, Степан Осипович — уверенно заявил он, чем вызвал сильное изумление на лицах собеседников.

— Насколько серьезны ваши слова, Владимир Иванович!? Как вы это сможете достоверно знать заранее? Будите гадать на кофейной гуще? — скептически воскликнул начштаба, но Семенов на этот колкий выпад и бровью не повел.

Определю по самому точному прибору в мире, барометру Дижонваля, Николай Александрович.

— Однако такого прибора и в помине нет! — с негодованием воскликнул Матусевич, но Макаров поспешил прервать его.

— Не будем зря спорить, Николай Александрович. Если Владимир Иванович так говорит, значит, он имеет для этого веские основания. Я очень надеюсь, что перед выходом в поход обещанные сведения будут предоставлены. А пока нам предстоит ремонт в Циндао. Кого думаете направить на переговоры к немцам?

— Будет лучше, если переговоры с губернатором Циндао будет вести Рейценштейн. Он лучше всех нас выглядит, и к тому же немец с немцем быстрее найдут общий язык — колко молвил Семенов, но адмирал не поддержал его шутки.

— Вынужден вас разочаровать, Владимир Иванович. Из всех иностранных языков, как истинный русский дворянин, контр-адмирал Рейценштейн свободно владеет лишь французским, и с грехом пополам английским, — возразил Макаров, — но вы правы, что он лучше всех нас выглядит, а это большой плюс в переговорах. Передайте на 'Аскольд' приказ, идти в Циндао и просить разрешение на ремонт. Как заверял меня перед прорывом наместник, подобная договоренность между нами и немцами имеется.

Семьдесят два часа, что были любезно предоставлены кайзером Вильгельмом для стоянки в Циндао, слились для русских моряков в одно большое мгновение с краткими ночными перерывами. В лихорадочном темпе устранялись полученные в бою повреждения, чинились неисправные орудия, загружались боеприпасы и уголь. В отношении последнего предмета поставок, адмирал Макарова издал приказ: 'Грузить столько, сколько нужно, но чтобы не притапливались броневые пояса'.

Этот приказ вызвал самый живейший протест со стороны князя Ухтомского.

— Разумно ли так ограничивая броненосцы в запасе угля, ваше превосходительство. Не окажется ли так, что после тяжелой битвы, мы остановимся в шаге от родного порога, лишенные топлива. Стоит ли так рисковать? — пытался протестовать младший флагман эскадры, но адмирал был неумолим.

— Я прекрасно понимаю ваши опасения Павел Петрович. Броненосец 'Пересвет' и 'Полтава' самые ярые пожиратели угля среди наших кораблей, однако лучше пустить на растопку корабельную мебель и обшивку на подходе к Владивостоку, чем получить в бою фугасный снаряд в незащищенный борт — решительно отрезал адмирал, пресекая все дальнейшие дискуссии по этому вопросу.

Кроме подготовки кораблей эскадры к выходу в море, на долю Макарова выпало ещё множество проблем, включая и дипломатические. Любезно разрешив русским кораблям стоянку в Циндао, командующий германской эскадры известил, что хочет нанести визит русскому адмиралу.

Для больного Макарова подобный визит был крайне нежелательным но, собрав в кулак всю свою волю, Степан Осипович решил принести жертву дипломатическому этикету. Немецкий адмирал со свитой был принят на борту 'Цесаревича', на следующий день после прибытия русской эскадры.

Описывая эту встречу в своих письмах в фатерлянд, комендант порта был потрясен тем, как его принимал русский флотоводец. 'Весь его вид, его движения и лицо излучали уверенность в скором успехе в его противостоянии с японцами. Ничто не говорило о его сомнении или тревоги за исход сражения с противником, которое как мы все знали, должно было состояться в самое ближайшее время. Напротив, русский адмирал был бодр, радушен и открыт. Даже рана, полученная им в бою, нисколько не угнетала его, а придавала особый геройский шарм. Адмирал хорошо говорит по-немецки и потому, в нашем общении не было никакого затруднения. Беседа продолжалась около сорока минут и была прервана приходом командира броненосца с телеграммой от русского императора. Учтиво извинившись, адмирал поблагодарил меня за оказанную помощь в ремонте кораблей и попросил об одной маленькой услуге, в которой я ему никак не посмел отказать'.

Услуга, о которой упоминал комендант Циндао, заключалась в прерывании телеграфного сообщения порта, ровно на одни сутки с момента ухода в море русской эскадры. Подобная мера была экстраординарна, но весьма эффективна против представителей японской разведки, которые с момента начала войны находились во всех нейтральных портах как Желтого, так и Восточно-Китайского моря.

В предстоящем сражении со всеми силами японского флота, адмиралу Макарову было крайне важно выиграть время, сутки, а лучше полуторо суток. Ради этого он и согласился на встречу с немцами, так как не был уверен, что они согласиться на задержку телеграмм исходи эта просьба из уст Матусевича или Ухтомского.

Кроме общения с представителями иностранной державы, Макаров занимался энергичной перепиской с Петербургом и Мукденом, извещая государя и ставку наместника о своем прорыве из Порт-Артура и о заходе в Циндао. В сжатой форме адмирал доложил о потерях эскадры и о своем намерении прорываться во Владивосток через Цусиму. Для этой цели, он как командующий тихоокеанского флота приказывал крейсерам Иессена выйти навстречу эскадре и оттянуть на себе корабли адмирала Камимуры. Окончательное время и место встречи, Макаров собирался указать перед самым выходом в море.

Алексеев недовольный тем, что Макаров отдал приказ Иессену без консультации с ним, ответил короткой сдержанной телеграммой, тогда как ответ императора был более многословен. Николай благодарил команды кораблей за проявленное мужество и героизм, и выражал уверенность в благополучном завершении похода.

Царское послание, Макаров зачитал вечером двадцать седьмого июня на большом офицерском собрании, которое состоялось на 'Цесаревиче'. Сразу после этого, адмирал предложил определиться, каким маршрутом следовало идти завтра во Владивосток. Следуя старой флотской традиции, первым слово было предоставлено самым младшим офицерам эскадры.

Большинство из выступавших офицеров было за цусимский вариант, но были и такие, кто ратовал за более безопасное плавание вокруг Японии с дальнейшим проходом через пролив Лаперуза.

— Пока противник будет ждать нас всеми силами у Цусимы, мы спокойно дойдем до Сахалина, оставив его в дураках. А там уже легче будет сражаться, ведь своя земля кругом — убежденно говорили сторонники сахалинского маршрута.

Макаров внимательно слушал дебаты своих подчиненных, не спеша навязать им своё мнение. Адмиралу было очень важно не просто приказать и тем самым поставить моряков перед свершившимся фактом, а чтобы офицеры сами поняли и осознали причину выбора того или иного варианта пути.

Когда обмен мнений между офицерами был закончен, Макаров заговорил. Из-за важности момента, Степан Осипович хотел встать, но по настоятельной просьбе собрания остался сидеть в кресле.

— Я очень внимательно выслушал все за и против обеих сторон, и должен признать, что в каждом варианте, есть свои плюсы и минусы. Это как в старой сказке; направо пойдешь, сам погибнешь, налево пойдешь, коня потеряешь. Сахалинский вариант очень заманчив тем, что враг явно не ждет от нас подобного хода, сосредоточив все свое внимание на Цусиме. Конечно он очень затратен для топлива, но в Корсакове уголь должен быть обязательно и, в конце концов, его можно затребовать из Владивостока. Что и говорит, идеальный вариант, когда и овцы целы и волки сыты, — молвил Макаров, чем вызвал улыбки на лицах многих моряков.

— Однако те, кто предлагает этот вариант, не учитывают двух очень важных моментов. Во-первых, японцы уже давно доказали нам, что они серьезные противники и не будут играть с нами в поддавки. Узнав о нашем выходе из Циндао и не обнаружив нас у Цусимы, они бросятся искать нас и быстро найдут. Для этого будет достаточно простой штурманской линейки и знание угольного запаса наших кораблей. И когда это станет ясно, то в проливе Лаперуза нас будет ждать вся броненосная сила противника, включая крейсера Камимуры. А это большой плюс японцам при нынешнем положении дел.

Во-вторых, господа сахалинцы не учитывают такой важный фактор как время. В последнем сражении японские корабли также как и мы получили повреждения, которые они сейчас усиленно исправляют в своих портах. Откладывая схватку с врагом даже на один день, мы даем ему шанс ввести в строй какой-нибудь поврежденный корабль.

Неважно броненосец это или крейсер, или миноносец. Возвращенный в строй он может сыграть решающую роль в будущем сражении и перевесит чашу в свою пользу. Не надо также забывать и то что, выбирая северный маршрут, мы не только отдаем противнику стратегическую инициативу, но и подрываем веру в победу в своих собственных экипажах. Выбирая Сахалин, мы тем самым признаем свою слабость перед врагом. Тогда получается, что это не он оставил поля боя, отступив под нашим натиском, а мы сами трусливо бежали с него в нейтральный порт под покровом ночи. Прошу вас учесть, этот на первый взгляд маленький, но очень важный нюанс.

Макаров замолчал, а затем, собрав силы, решительно встал, и все увидели не измученного ранами больного, а твердого и уверенного в себе человека, готового сражаться до победного конца.

— Итак, господа, наш путь через Цусиму. Нас там будет ждать старый враг, которого мы уже не раз били. Били в мае под Артуром, били в июне в Желтом море, дай Бог, побьем и под Цусимой. Ведь не зря Господь троицу любит, — озорно молвил моряк, и теперь дружно улыбалось все собрание. Макаров посмеялся со всеми, а затем продолжил говорить оперевшись кулаками о стол, — Отправляйтесь на корабли, господа офицера. Пишите письма домой, а затем идите к матросам. Донесите до них причину, по которой мы идем через Цусиму, а не через Сахалин. Пусть исполняют свой долг спокойно и точно, и тогда каждый их снаряд попадет точно в цель. Покажите противнику, как умеют драться за свой флаг и родину русские моряки!

— Мы, помним о своем долге перед Отечеством, господин адмирал! — воскликнул капитан 'Цесаревича' и его слова дружно поддержали остальные участники собрания.

— Долги к оплате! Мы готовы погасить свои векселя! — говорили моряки, покидая броненосец, и это были не простое сотрясание воздуха. Все как один они были готовы пойти в бой, даже если он был бы для них последний.

Русская эскадра покинула гостеприимный порт Циндао ровно в полдень двадцать восьмого июня. Перед самым уходом Макаров телеграфировал в Мукден о своем продолжении похода и назначал крейсерам Иессена время и точку рандеву в Японском море. Сразу после этого, комендант Циндао отдал приказ о закрытии телеграфа, несмотря на активное желание командира английского крейсера 'Шеффилд', отправить на родину срочную телеграмму.

Командор Грегсон бурно протестовал против подобного произвола германских властей, но господин комендант был непреклонен. Холодно улыбнувшись своему англо-саксонскому родственнику, он заявил, что в системе телеграфа произошли поломки, на устранение которых потребуется значительное время. Примерно, сутки. Ответом на эти слова был негодующий британский 'фуй' и конфликт сторон был исчерпан.

Первым из русских кораблей Циндао покидал флагманский броненосец. Команда корабля застывшая в торжественном строю вдоль борта броненосца и вместе со стоявшим на мостике адмиралом Макаровым, принимала прощальный парад кораблей, мимо которых проходил 'Цесаревич'.

С русских крейсеров и броненосцев летело громогласное 'Ура!', со всех остальных кораблей неслись марши. Следуя своему тевтонскому духу, немцы исполняли исключительно военные марши. На французских и итальянских кораблях играли торжествующую 'Марсельезу' и бравурную 'Сыновья Италии'. Лишь один 'Шеффилд' встретил 'Цесаревич' церемониальным гимном, больше похожим на траурное прощание, что не замедлил отметить адмирал Макаров.

— Господа британцы ничуть не скрывают свои подлинные чувства перед нами. Траур по русской эскадре был бы им весьма радостен для глаз и приятен на слух. Очень надеюсь, что мы не доставим им этого удовольствия, — обратился Макаров к стоявшему рядом с ним командиру 'Цесаревича'. — И что же предсказывает нам в походе ваш таинственный барометр Дижонваля, Владимир Иванович? Бурю или штиль?

— Мой барометр гарантирует в ближайшие дни ненастную погоду, ваше превосходительство — доложил адмиралу Семенов, и тот удовлетворенно кивнул головой.

— Позвольте узнать, насколько точны эти сведения, господин капитан? — тут же подал голос стоящий рядом Матусевич, — надеюсь, вы прекрасно понимаете всю важность подобного утверждения?

— Барометр Дижонваля никогда не подводил меня, господин контр-адмирал — с достоинством ответил Семенов.

— А можно взглянуть на этот ваш чудо-барометр? — продолжал наседать на Семенова начштаба — хотя бы одним глазом!

— По прибытии во Владивосток, я вам его обязательно предоставлю, ваше превосходительство — пообещал командир броненосца. Матусевич хотел ещё что-то сказать, но Макаров взмахом руки прервал их диалог.

— Значит, будет непогода. Это нам очень даже на руку. Тогда с Богом, в добрый час. Прикажите Владимир Иванович, штурману держать на Шанхай пока берег не скроется из глаз, а затем повернуть на Цусиму. Пусть проложит курс до точки рандеву с эскадрой Иессена — приказал адмирал и, поправив фуражку, покинул мостик. Прощальный парад закончился, все приличия были соблюдены и по предписанию врачей, Макаров отправился в каюту на отдых.

Не прошло и нескольких минут, как в штурманской рубке закипела работа по прокладке курса, но не одни только корабли артурской эскадры держали курс на Цусимский пролив. Свой курс к японским берегам прокладывал командующий 2 эскадры флота Тихого океана, контр-адмирал Зиновий Рожественский.

Оставив по личному приказу императора пост начальника Главного морского штаба, он был занят составлением из кораблей Балтийского флота новой эскадры. Она должна была не только уровнять русские и японские силы на Тихом океане, но и дать русскому флоту определенное преимущество над врагом. Задача эта, на взгляд российского обывателя была не очень затруднительна; вон какая броненосная сила стоит в Кронштадте. Бери любой крейсер и броненосец, своди их в эскадру и на полных порах гони во Владивосток на помощь адмиралу Макарову.

Подобное мнение активно поддерживал и сам Зиновий Петрович на пару с морским министром Федором Карловичем Авеланом. Твердо, с успокаивающей улыбкой человека знающего скрытую от простого взгляда правду, заверяли они царя и всю страну, что в скором времени, зарвавшийся враг понесет заслуженное возмездие. Как говорили адмиралтейские острословы, не сильно верящие в слова высоких чинов 'мстя наша, будет страшна'.

Но когда в результате тайных министерских игр, контр-адмирал лишился своего теплого адмиралтейского места и вместо слов был вынужден заняться делом, он заговорил совершенно по-другому. Ибо одно дело отдавать умные приказы и циркуляры, и совершенно иное формировать боевую эскадру из того, что только числится боевым кораблем на бумаге.

Многие из офицеров видели в назначение Рожественского командиром второй эскадры определенный перст судьбы. Приступив к её созданию, Зиновий Петрович пожинал горькие плоды собственного труда, которым он занимался на посту начальника Главного морского штаба. Война с Японией, к которой адмирал так усиленного готовил Тихоокеанский флот, застала реформатора врасплох.

Об этом откровенно говорили в Порт-Артуре и Владивостоке, Севастополе и Кронштадте, сдержанно обсуждали в стенах Адмиралтейства и тихим полушепотом в свитах генерал-адмирала и государя императора. Однако не все было так плохо, как рисовали в своих жарких речах, некоторые рьяные обличители Рожественского в офицерских мундирах. Главной ударной силой второй эскадры должны были стать балтийские эскадренные броненосцы проекта 'Бородино'. Спущенные на воду перед самой войной, по своим боевым и ходовым качествам они мало, чем уступали броненосцам флота микадо.

Правда, как в любой жизненной ситуации, в отношении балтийских броненосцев существовало большое но. Согласно выкладкам Адмиралтейства и великого князя Алексея Александровича война с Японией должна была начаться к средине 1905 года и именно к этому времени, балтийские броненосцы должны были вступить в строй как грозная, боевая сила.

На момент формирования второй эскадры в поход могли отправиться только три броненосца; 'Бородино', 'Император Александр III' и 'князь Суворов'. Двое остальных, 'Орел' и 'Слава' нуждались в срочной достройке, но Главное управление кораблестроения отказывалось оплачивать сверхурочные работы на броненосцах.

В том, что только посылка балтийских броненосцев сможет переломить исход войны в пользу России, с первых дней войны энергично доказывал адмирал Макаров, однако Адмиралтейство и генерал-адмирал были глухи к его призывам. Даже перед лицом смертельной опасности, высшие сановники отказывались сделать 'думато', упрямо держась за свою обанкротившуюся теорию ведения войны.

Дело о скорейшей достройке 'Орла' и 'Славы' несколько сдвинулось с мертвой точки, года вслед за выбывшими из строя 'Цесаревича', 'Ретвизана' и 'Севастополя', список боевых кораблей артурской эскадры покинул 'Петропавловск'. Последним аргументом, подтолкнувшим высокое начальство к выделению дополнительных расходов, стала блокада Порт-Артура и реальная угроза уничтожения тихоокеанской эскадры в мелководной гавани крепости. Но и здесь, Авелан и его окружение остались верными своим принципам. Деньги были выделены только на достройку 'Орла' да и то в половинном размере. Что же касалось 'Славы', то броненосец должен был вступить в строй, как и планировало Адмиралтейство, в средине 1905 года.

Казалось этой убийственной логике, было невозможно противостоять, но адмирал Макаров был совершенно противоположного мнения. Весь март, апрель, май, и июнь он усиленно заваливал министерство телеграммами, в которых требовал скорейшей достройки обоих броненосцев и отправку в место боевых действий.

Все время с момента прибытия Макарова в Порт-Артур, стрелка адмиралтейского барометра в отношении исполнения требований адмирала качалась из стороны в сторону. В начале февраля она стояла строго посредине, после удачного отбития атаки японских брандеров сдвинулась в сторону 'исполнять', но гибель 'Петропавловска' отбросило её далеко назад.

Погибни адмирал в водах Желтого моря и все пошло бы, так как запланировал Авелан, но Макаров остался жив и после короткой паузы продолжил досаждать далекому Петербургу своими посланиями.

Внезапно вспыхнувшая народная любовь к герою Порт-Артура и массовые молебны по всей стране 'во здравие' адмирала, не позволяли Федору Карловичу с прежней легкостью ложить телеграммы Макарова 'под сукно'. Составляя свой очередной ответ, Авелан очень надеялся, что Алексеев не сегодня, так завтра согнет больного Макарова, но судьба распорядилась иначе. Высадка японцев на Квантуне заставила наместника покинуть Артур, а Адмиралтейство срочно пересмотреть свои взгляды на ведение войны. Охая и вздыхая, генерал-адмирал отпустил требуемые средства на достройку одного броненосца, а Авелан отдал приказ о начале формирования второй тихоокеанской эскадры и предложил государю императору кандидатуру её командующего.

Царь благосклонно отнесся к действиям Федора Карловича и даже выразил ему свою благодарность, но адмирал Макаров был непреклонен. Отбросив в сторону всякий такт и субординацию, он продолжил изводить Авелана своими телеграммами. Ещё не оправившись от болезни, как командующий Тихоокеанским флотом, Степан Осипович требовал не только скорейшей достройки 'Орла', но и включения в состав эскадры и 'Славы', чьи команды должны были комплектоваться за счет флотских экипажей, а не призывниками из запаса.

От столь категоричных требований Макарова, у Авелана потемнело от злости в глазах. Федор Карлович засел за составление ответного послания о необходимости разумного соизмерения возможностей Адмиралтейства и грамотного их использования в борьбе с японцами. В нем Авелан логично доказывал о завышенности требований Макарова, но судьба жестоко обошлась с этим эпистолярным трудом адмирала.

Министр только подписал свое послание и в этот момент с Дальнего Востока пришли вести об уничтожении Макаровым двух броненосцев противника. Горечь обиды жгло сердце и давила душу морского министра, когда он откладывал свой ответ в дальний ящик стола. Посылать его Макарову в этот момент, было верхом неосторожности и вместо грозного командного окрика, в Порт-Артур ушли поздравления с успехом.

Поймав ветер удачи в свои паруса, несносный адмирал продолжил наседать на высокое начальство, заимев при этом дурную привычку, извещать о трудностях в подготовке второй эскадры государя императора. В качестве ответа на обращение народного любимца, Николай посетил эскадру и попросил Авелана сделать все необходимое для удовлетворения её нужд.

Бедный господин министр мужественно держал оборону под натиском Макарова, убаюкивая себя надеждой, что рано или поздно, но Фортуна непременно отвернется от командующего Тихоокеанским флотом. Эти мечты придавали Федору Карловичу определенные силы, но коварный удар в спину со стороны Рожественского сильно подкосил его.

Как бы не сильно разъел вирус карьеризма душу Зиновия Петровича, но верность морским традициям и готовность полностью оплатить свой счет перед отчизной, у контр-адмирала оказался на первом месте. Несмотря на былые трения и стычки с Макаровым, начав формирование своей эскадры, Рожественский самым решительным образом поддержал его требование о необходимости выделения дополнительных средств на достройку двух броненосцев. Свое мнение, Зиновий Петрович высказал императору во время встречи в Адмиралтействе, при обсуждении проблем формируемой эскадры.

От желания подать императору рапорта с просьбой об отставке, Авелана удержала только поддержка его борьбы с адмиралом Макаровым со стороны генерал-адмирала. Холодно взглянув колючим взглядом на трясущегося от негодования министра, Алексей Александрович посоветовал ему 'прекратить гнилой мандраж и идти прежним курсом'. Эти слова подействовали на Авелана успокаивающе и для этого были свои причины.

Как не высоко вознесся Макаров благодаря своим успехам, как бы не благоволил к Рожественскому император, но влияние великого князя на своего племянника, все же перевешивало оба этих факторов. После их беседы, Адмиралтейство согласилось начать комплектование экипажей второй эскадры опытными матросами и унтер-офицерами Балтийского и Черноморского флота, но срок ввода в строй 'Славы' остался неизменным.

Казалось, что благодаря усилиям генерал-адмирала стрелки адмиралтейского барометра остановили свое сползание вниз, но 'артурский Данко' был неудержим. Подобно римскому гладиатору, который, идя на смерть, приветствовал Цезаря, перед выходом из Порт-Артура адмирал послал прощальную телеграмму императору.

В ней моряк извещал, что если после битвы он будет жив, то обязательно приведет эскадру во Владивосток, видя в этом свой святой долг перед государем и Россией. Однако после прибытия в порт, адмирал намеривался подать в отставку из-за недофинансирования достройки броненосца 'Слава'.

'Только прибытие на Дальний Восток всех пятерых броненосцев, позволит нам диктовать врагу свою волю на просторе обоих морей. В противном случае не могу гарантировать достижение успеха в борьбе с противником и потому прошу заменить себя более способным и достойным флотоводцем' — писал Макаров в своей депеше.

Конечно, Степан Осипович несколько сгущал краски и слегка преуменьшал свои таланты, но ради достижения благой цели, он использовал все средства. Расчет адмирала оказался абсолютно верным. Встревоженный столь решительным посланием Макарова, Николай обратился за советом к давнему оппоненту генерал-адмирала по морским делам великому князю Александру Михайловичу. Тот в этом момент руководил действиями русских вспомогательных крейсеров в Красном море и Индийском океане, что перехватывали английские и американские корабли идущих в Японию с грузом военной контрабанды.

Несмотря на то, что великий князь имел некоторые разногласия с Макаровым в вопросах тактики и стратегии, он рьяно принялся убеждать царя в необходимости посылки на Дальний Восток именно пяти броненосцев, а не четырех, как это собирались сделать Авелан и генерал-адмирал.

— Отсутствие 'Славы' в бою не сможет компенсировать посылка на Дальний Восток нескольких броненосцев береговой обороны или броненосных крейсеров. Только пять новейших броненосцев смогут полностью переломить хребет японскому хищнику. Четырем броненосцам будет очень проблематично выполнить столь трудную миссию. Так зачем бить по врагу четырьмя пальцами, когда можно ударить единым кулаком, как исстари били врага наши славные предки!? Ведь для этого у нас есть все; и время и деньги! — риторически вопрошал великий князь Николая, для наглядности воинственно потрясая своими крепкими, волосатыми кулаками. Его слова упали на благодатную почву в душе императора. Порядком уставший от постоянного давления со стороны всезнающего 'дяди Леши', император в душе очень желал принять самостоятельное решение вопреки 'правильному' мнению генерал-адмирала.

О своем намерении он переговорил с женой Алисой и получил с её стороны горячую поддержку. Больше всех из царской родни, императрица не могла терпеть именно Алексея Александровича, называя его 'невоспитанным лицом'.

На следующий день после консультаций, царь пригласил к себе министра финансов и приказал немедленно выделить деньги для скорейшей достройки пятого броненосца формируемой эскадры.

— Нужно сделайте все необходимое, чтобы 'Слава' смогла покинуть Кронштадт вместе с другими кораблями эскадры. Думаю двух дней, вам будет вполне достаточно, чтобы изыскать нужные флоту средства — безапелляционным тоном приказал император к большому удивлению Коковцова, привыкшего считать флот исключительной прерогативой великого князя.

— Но ваше величество, смета расходов на балтийские броненосцы уже утверждена и будет крайне сложно изыскать в ближайшее время дополнительные средства. Та сложная обстановка, что сложилась сейчас на бирже ценных бумаг и агрессивные действия британского капитала в отношении наших товаров, не позволяют надеяться на появление в скором времени в нашей казне дополнительных свободных средств! — бурно протестовал министр.

— Этого требует интересы государства и такова моя воля — сказал Николай, но опытное ухо министра четко уловило некоторые колебания в голосе императора и ободренный этим, он устремился в наступление.

Уверенно жанглируя цифирью и щедро приправляя её различными экономическими терминами, главный казначей страны в доверительном тоне стал доказывать царю совершеннейшую невозможность исполнения его императорской воли.

Слушая умные речи финансиста, монарх заколебался, но тут министр допустил непростительный промах, упомянув без всякого умысла, а исключительно по привычке мнение генерал-адмирала. Ранее это действовало на царя безотказно, не решавшегося потребовать с дяди отчет о морских делах. Однако на этот раз, имя великого князя стало своеобразной красной тряпкой для самодержца. Николай мгновенно вспыхнул, вспомнив недавнее наставление жены, быть стойким и твердым в отстаивании собственного мнения перед мнением всезнающего дяди.

Решительно одернув полы сюртука, не глядя в сторону министра, царь произнес сухим, казенным тоном:

— Извините, Владимир Николаевич, но меня уже ждут в опере. Сегодня там премьера 'Русалки' и я никак не могу пропустить её. Всего доброго.

От этих слов Коковцов поперхнулся все ещё не сказанными словами, не приведенными аргументами и, воспользовавшись его замешательством, император повернулся к министру спиной и решительно направился прочь из комнаты. Взмахнув рукой подобно крылом подбитой птицы, Коковцов попытался удержать уходящего собеседника, но государь ровным строевым шагом подошел к двери и распахнул её. Аудиенция была закончена, а кричать в спину, спешившему на оперу монарху, было крайне невежливо. И посему, Коковцову оставалось только исполнять царскую волю.

Ранним утром следующего дня, царь уехал на море, где весь день и половину следующего катался на яхте с дочерьми. Затем навестил на даче сестру Ольгу, пил с ней чай, обсуждал статьи 'Русского инвалида', после чего вернулся в Царское село к ждущей наследника Алисе. Все это время великий князь не имел возможности, переговорить с племянником и попытаться заставить его пересмотреть принятое решение.

Когда же государь занялся делами, то первое, что он сделал, затребовал к себе Коковцова с докладом об исполнении своей царской воли. Видя, что Алексей Александрович никак не смог повлиять на племянника, министр поспешил доложить, что средства уже изысканы и уже сегодня поступят в распоряжения Адмиралтейства.

Ободренный своим столь неожиданным дебютом на поприще морских дел и влеченный желанием принести пользу своему государству, император затребовал к себе контр-адмирала Алексея Михайловича Абаза, для секретного разговора. Именно в таком аспекте виделся молодому правителю одной шестой части суши этот разговор, но ибо тем, чем занимался Абаза в последнее время, называлось коротким и емким словом 'авантюра'.

Все дело заключалось в том что, пользуясь доверием к себе государя, Алексей Михайлович решил продолжить свою адмиральскую карьеру с помощью одного громкого и эффектного предприятия, покупки иностранных крейсеров.

Достигнув мира и взаимопонимания в споре за Патагонию, Чили и Аргентина решили отказаться от своих броненосных крейсеров, ранее построенных на верфях Англии и Италии. Могучие красавцы 'Гарибальди', 'генерал Сан-Мартин', 'генерал Бельграно' и 'Пуйэредон' вместе с 'О, Хиггинсом', 'Эсмеральдой' и 'Чакабуко' оказались просто не нужны для охваченных поветрием миролюбия южноамериканцев.

Более того, оказался под большим вопросом судьба двух других броненосных крейсеров построенных на верфях Италии в 1903 году. Спущенные на воду и оснащенные по самому последнему слову техники и вооружения, эти дорогостоящие игрушки смерти в один момент превратились в 'мертвый капитал'.

Торговые агенты лихорадочно искали на них новых покупателей, но все было тщетно. Европа наслаждалась миром, нищей Азии покупка крейсеров была откровенно не по карману, а Америка Теодора Рузвельта сама штамповала один боевой корабль за другим.

Однако господь Бог услышал мольбы и стоны представителей военно-промышленного комплекса. Вспыхнувшая между Россией и Японией война, позволила владельцам крейсеров не только возвратить свои кровные средства, но даже и получить небольшую выгоду. Мир барышей и наживы напрягся в предвкушении скорых торгов на их изделия, но грозный рык британского льва, стоявшего за спиной японского хищника нагнал на них сильного страха.

Не желая дать русскому флоту ни единого шанса в противостоянии с флотом микадо, Лондон сделал все, чтобы два первоклассных корабля не достались Петербургу. Благодаря экстренному денежному вливанию со стороны мистера Джона Буля и дядюшки Сэма, японцы смогли перекупить аргентинские крейсера, дав им гордые имена 'Касуга' и 'Ниссин'.

Однако это была лишь верхушка антирусского айсберга сотворенного кудесниками из Форин офиса. Оказывая беспрецедентный нажим на Чили и Аргентину, англичане добились того, что американские синьоры отказались продавать свои крейсера, несмотря на то, что русские предлагали им хорошие деньги за ставшие вдруг ненужными корабли.

Певчий мост разразился лавиной протестов и недовольства позицией Сантьяго и Буэнос-Айреса, справедливо ссылаясь на предварительную договоренность о продаже крейсеров России. Посланники потомков инков и испанцев с грустью кивали головами в ответ и сокрушенно разводили руками, но никак не могли противостоять открытому диктату лондонского Сити и закулисному нажиму Уолл-стрит. Семь броненосных крейсеров способных разом поставить жирную точку на агрессивных планах японцев, так и не пополнили список кораблей русского флота.

Столь неожиданный поворот в вопросе покупки латиноамериканских кораблей очень расстроил русское Адмиралтейство и великого князя. Попав с началом войны под гневную критику газет о провале программы подготовки русского флота к войне, они стремились столь необычным образом, доказать правоту своих действий.

Проглотив горькую пилюлю, Авелан доложил государю об этой неудаче, чем вызвал у императора двойственное чувство. Как патриот своей страны он был огорчен подобным результатом переговоров, но как молодой представитель семейства Романовых, очень обрадовался дядиной неудачи. И тут, к императору явился Алексей Михайлович Абаза с гениальной по простоте идеей. Скромно потупив свои честные очи, контр-адмирал изложил царю суть своей задумки.

Если южноамериканцы не могут продать свои корабли России, пусть их купит подставная европейская фирма, за которой будет стоять близкий и преданный государю человек, в лице самого Алексея Михайловича. Он прекрасно знает весь торгово-промышленный мир Европы, и найти третичного посредника для выполнения столь важной для России миссии, ему было парой пустяков.

— У этих торгашей, государь, все продается и покупается! Мать родную продадут! Всё от цены только от одной цены зависит! — пылко заверил Абаза императора, преданно поедая его глазами.

Стоит ли говорить, какой восторг вызвали слова моряка в сердце молодого человека. Ах, как все прекрасно и замечательно сходилось, и корабли приобретались и 'дяди Алеши' ловко утирали нос. Но как не заманчива была нарисованная Абазом картина, государь прекрасно понимал, как длинна и долга дорога по воплощению благих намерений в жизнь.

Николай поблагодарил контр-адмирала за его замечательную идею, однако приступать к её немедленной реализации не стал, опасаясь, что поспешными и непродуманными действиями позволит Алексею Александровичу перехватить инициативу. Царь прождал чуть более месяца пока, по его мнению, не настал момент к действию.

— Услугами фирмы, какой страны вы намерены воспользоваться, Алексей Михайлович, для реализации нашего секретного проекта? Немецкой, французской, итальянской, голландской или какой-либо иной? — спрашивал Николай своего секретного посланца, с видом строгого маститого экзаменатора принимавшего зачет у студента.

— Перебрав все свои многочисленные связи в Европе, я считаю, что для решения наших задач, нам следует опираться в первую очередь на французов или испанцев, ваше величество. На нынешний момент Франция самая дружественная к нам из всех европейских держав, а у испанцев традиционно крепкие связи со своими бывшими западными колониями. Думаю, что фирмы господ Монтелье, Берни, Симонсена или Кироса будут рады помочь нам разрешить наши проблемы за твердо гарантированный процент от сделки.

— А почему в вашем списке я не вижу германских представителей? Разве немцы в этой войне менее дружественны нам, чем французы? — искренне удивился царь.

— Никак нет, ваше величество! Немецкие фирмы стараются оказать нам всестороннюю помощь, — поспешил уточник Абаза, чутко уловив скрытую подоплеку заданного вопроса, — но вся беда в том, что англичане отслеживают все контакты немецкой стороны, с ещё большим вниманием, чем наши. Ведь именно в морском флоте Германии они видят главную угрозу для своих мировых колоний, а не в нас, только пытающихся защитить свои приморские земли от врагов.

— А итальянцы и голландцы. Почему они выпали из вашего списка?

— После столь неожиданной продажи итальянских крейсеров японцам, я с большой опаской отношусь к макаронникам, ваше величество. Вне всякого сомнения, там основательно правят бал англичане и любые наши действия в этой стране обречены на быстрый и оглушительный провал, — решительно вынес свой вердикт Абаза. — Что же касается голландцев, то при наличии у них фигового флота, интерес к южноамериканским крейсерам, сразу вызовет подозрение со стороны англичан. Нет, ваше величество, только французские и испанские фирмы подходят для выполнения нашего секретного проекта.

Сказанные собеседником слова, вызвали радостную улыбку на лице императора.

— Ваша решимость и убежденность, лучше всяких слов, говорит о том, что вы серьезно подошли к делу, Алексей Михайлович. И я вижу в этом залог успешного выполнения вашей миссии. Однако вы должны понимать, какие трудности у вас на пути в виде не только английских, но и американских палок. Североамериканские штаты, гадят нам не столь открыто как британцы, но все же весьма чувствительно. Я недавно получил письмо от нашего посла в Вашингтоне. Он пишет, что покупка японцами итальянских крейсеров была осуществлена благодаря исключительно финансовой помощи американского банкира Джейкоба Шиффа.

— Я знаю, этого господина, и ничуть не удивлюсь, что и в отказе Аргентины продать нам крейсера, были замешаны его деньги и связи. Этот Шифф очень близок к президенту Рузвельту, благодаря чему активно тормозит размещение на американском рынке наших займов.

— Поэтому, я призываю вас, Алексей Михайлович, соблюдать строжайшую секретность в этом деле. В этой войне у нас очень много сильных врагов, которые сделают все, чтобы сорвать покупку крейсеров, а они так важны нашему флоту и адмиралу Макарову. Может поговорить с военными и дипломатами, и вам в помощь дадут несколько проверенных делом людей? — озабоченно спросил Николай.

— Увы, ваше величество, в этом деле я руководствуюсь старой немецкой поговоркой о том, что знают двое, знает свинья. Чем меньше людей будут знать о моей миссии, тем только будет лучше для дела! — воспротивился Абаза, и царь не стал настаивать.

-Что же, вам конечно виднее понимающе молвил император и, помолчав, добавил. — Когда мне ждать от вас результата? В столь важном деле не должно быть торопливости, но вместе с тем недопустимо и промедление.

Абаза только и ждал этого вопроса. Подняв свои маслянистые глаза к потолку царского кабинета, он со всем своим старание стал производить одни ему ведомые вычисления в уме. Так продолжалось с полминуты, прежде чем Абаза торжественно изрек.

— Я думаю, что месяца через два, максимум три, три с половиной, я смогу доложить о результатах своей миссии. Отлично понимаю, что время не ждет, но быстрота бывает хорошо только в двух случаях, ваше величество.

— Это когда же? — удивленно спросил император. — На скачках и в вальсе?

— Никак нет, ваше величество. При ловле блох и при поносе. Так меня моя бабушка, Александра Иосифовна учила. Большой души был человек — сказал Абаза и перекрестился. Император тоже последовал его примеру, затем встал из кресла и, подойдя к моряку, сказал:

— Помните, вы куете победный меч России, а значит, расходов не жалеть. С Богом — и торжественно обнял Абаза, которому предстояла нелегкая миссия в далеком Париже и Мадриде