Свечи засияли разноцветным пламенем, характерный запах плавящегося воска поплыл по помещению, отбрасывая призрачные блики на простые серые стены. Мышка стояла и смотрела на это пламя, постепенно чувствуя, что душа ее куда-то отлетает далеко-далеко, и становится ей так легко и спокойно...
В какой-то миг она перестала замечать людей в комнате, темнота и отблески огня исчезли, растворились в новых видениях, необычных, снам подобным.
Пространство вокруг раздвинулось, и душа понеслась над временем и пространством, утратив все личное и косное, став невесомой и присущей всему сущему, почувствовав свою сопричастность всему-всему, и чуждой всему конкретному.
Ощущение собственного тела покинуло ее, и стало так легко, словно облако космического света понесло ее вперёд.
Мышка увидела небо: лилово-фиолетовое, в нем — белесовато-радужную яркую звезду, голубовато-сиреневый океан безграничной воды.
Вдохнула воздух, совсем иначе пахнущий, насыщенный терпкими ароматами и большим количеством озона, но казавшийся таким родным...
Здесь не было земной тверди, — одна вода всюду, но ей казалось, что дом ее здесь...
Потом она прикоснулась незримо к великолепной сине-зеленой высокой траве, вышиной с самый высокий кустарник, обратила взор к небу, увидев незнакомый рисунок созвездий. Небо сделалось темно-фиолетовым.
Дальше ей причудились звуки: где-то вдалеке плакали крупные звери, вздыхая отчаянно: неужели так стенали динозавры, чувствуя скорую свою погибель? И крик то ли ребенка, то ли странной птицы прорезался сквозь общую какофонию звуков....
Странные люди с тремя бесподобными глазами тянули к ней руки, стремясь остановить безмятежный полет, сказать о себе.
Чудесные здания, составленные из непонятных геометрических форм, напоминали о неевклидовых формах геометрии или просто малом уровне знания нашего восприятия мира...
Далекая звезда вдруг заговорила с летящим воплощением духа на своем языке, совсем непохожем на морзянку: привиделось ей, что световые потоки несут нечто конкретное в своем сиянии.
И вновь понеслась сгустком энергии ее душа над бескрайней невоплощенной реальностью, еще не обретшей форму и цвет, и впивала в себя информацию, не зная языка расшифровки, но запоминая всё...
Явились ей далекие цивилизации и лики чуждых рас, — иные миры? Оживали и уплывали вдаль, в небытие, земные царства и люди разные, эпохи сменяли друг друга в этом сне наяву, и каждая из них чудилась все еще реальной, совсем не канувшей в вечность... С каждой минутой полета душа набирала вес, силу, концентрацию, все больше возвращаясь к исходной точке.
Раз, — и Мышка ощутила себя живой, здоровой, веселой, бодрой и персонифицированной, вновь обретшей имя и целостность, — стоящей в центре светового круга.
Два, — и за несколько секунд свечи догорели с резким потрескиванием, легкий запах дыма наполнил комнату.
Три, — и она всё вспомнила из своих видений, — и поняла, что была в гипнотическом трансе. Или душа её впрямь отделялась от тела?
Неважно, что это было: она запомнила всё, пусть отрывочно, — впечатлений хватило бы на сотню книг, на море сказок, — она чувствовала себя невероятно обогащенной новым знанием, пусть невостребованным сейчас, но давшим ей ощущение нового внутреннего богатства и большего проникновения в сущность человеческого мироздания, подобного вселенной...
Тихо, без единого слова, темненькая девушка собрала огарочки свеч, Любовь Фёдоровна завернула их в холщовую тряпицу из льна, потом еще в пакет целлофановый. Подержала их в руке, словно мысленно читая над ними молитву. Затем передала их Мышке с наказом, как начнет выздоравливать, так закопать их в нехоженом месте, с определенною молитвой и ритуалом.
Мышка хотела было ляпнуть нечто шутливое, но только язык к гортани прирос: она прислушалась к своему полуживому организму, и ощутила в нем море энергии, океан новых идей и стремлений, вдруг возникшую целеустремленность и радость внутреннюю, необоснованную, но рвущуюся наружу. Подумала было, что крепко ее загипнотизировали, придав толчок к новому витку жизни, но был ли то гипноз, или произошедшее следовало иначе назвать? Не сейчас о том думать.
Ясно одно было: она снова хотела жить, бороться, заботиться о близких, найти новую любовь и как-нибудь осчастливить весь мир земной... Похоже, из нее сделали счастливую зомби... А и пусть их! Важен результат!
— Спасибо!!! — выдохнула Мышка. Хотела было добавить: сколько я вам должна, но поняла, что такое добавление было неуместным, экстрасенсы порой так же занимаются благотворительностью, как...меценаты...
— Ступай, Русалочка! Мир ждёт тебя! Мы с тобой еще встретимся... иди уже... Устала я, сильно устала... — Двери перед Мышкой распахнул мрачный мужчина, глянувший на нее узкими немигающими темными глазами. Мышка еще раз оглянулась на дипломированную ведьму: откуда-то пришла информация о том, что Любовь Фёдоровна не просто экстрасенс, но доктор медицинских наук, человек невиданно интересной и сложной судьбы... Женщина устало опустилась в кресло и казалась постаревшей на целое тысячелетие: озеро мудрости и тоскливой усталости плескалось в темно-синих, почти черных глазах. Мышка вышла в холл перед кабинетом, где изумленно смотрела на нее секретарша ведьмы, качая головой. Мышка поняла, что подобная благотворительность кажется той нелепой и удивительной, но она пыталась понять причину неожиданного поведения своей благодетельницы.
— Твоё отчество Фёдоровна, да? — пробормотала секретарша.
— Нет... Но бабушку мою звали Любовью Фёдоровной, — Мышка улыбнулась, а секретарша вдруг закрестилась размашисто, истово: худая девица показалась ей вдруг похожей на саму хозяйку, — просто на одно лицо, но разного возраста! — Мышка снова улыбнулась, и уверенно, забыв о немощи и еще нуждавшемся в новой операции разверстом животе, зашагала вниз, ловить такси.
На следующий день хирург, во время проведения очередного осмотра, был поражен положительными изменениями ран в Мышкином теле. Температура у нее понизилась, давление повысилось, ее срочно стали готовить к новой операции: прошло ровно сорок дней после расхождения швов, и всё это время она жила с разверстой огромной раной на животе.
Но она выжила, назло всем злопыхателям и завистникам. Она стойко перенесла новое зашивание швов, отказавшись от общего наркоза, морщилась от вида крови, и криво улыбалась бригаде врачей. Она больше не была наивной девчонкой... Она — женщина: сильная, гордая, неукротимая и несломленная!
Мышке удалось адаптироваться к новым условиям жизни. К тому времени мать ее уволилась с работы, благо, что была немолода и имела уже пенсию, — и уехала с крошечной внучкой в деревню, предоставив дочери возможность вернуться к учебе. Впрочем, произошло это не сразу: почти месяц еще Мышка лежала в квартире, постоянно восполняя силы бульоном.
Вернувшись в студенческий строй, она с новым рвением приступила к учебе. Ей не препятствовали перевестись в другую группу. Потом Мышка нашла подработку: старая знакомая безотказно оформляла Мышке пропуск на территорию заводоуправления, и та успешно вела в отделах завода торговлю элитной и недорогой косметикой по каталогам... Не все было сразу хорошо: вначале денег не хватало катастрофически, да еще матери нужно было посылать. Порой Мышке жить не хотелось от отчаяния и безвыходности: она билась как рыба об лед, писала по дешевке рефераты и курсовые для тупых и ленивых, даже нанималась ненадолго официанткой в ночной клуб. Но долго там не задержалась: некто из солидных посетителей попробовал пристать, Мышка ему отказала, — ее в два счета уволили. Казалось, конца-края не видать беспросветной бедности. Но она старалась выжить, очень старалась. Она не шла на поклон к богатым родителям своего милого, лишь со стороны наблюдая за сменой автомобилей несостоявшимся свекром: офис его фирмы размещался лишь в полусотне метров от дома самой Мышки, на противоположной стороне Исторического шоссе... Однажды Мышка невзначай, по наитию, приобрела лотерейный билет, и, к своему немалому удивлению, выиграла почти тысячу рублей. Оказалось, она удачлива! Не везет мне в картах, повезет в любви, — так пословица говорит... С тех пор она стала регулярно покупать билеты лотереи, и выигрывала два раза из трех, если не чаще. Шло время.
Еще Мышка неожиданно для себя увлеклась походами в тир: стрельба привлекала ее и раньше, в юности, теперь же она целилась по мишеням иначе, концентрируясь, замирая перед выстрелом, как змея перед прыжком. Владельцы тира радовались и негодовали приходам Мышки: она брала лучшие призы, но порою создавала неплохую рекламу самим своим появлением. На душе у Мышки была пустота, но и в пустыне порой рождаются миражи...
Случай с Виктором несколько отвлёк ее от рутинного бытия, заставив испытать себя в новой ипостаси. Впрочем, в успех задуманного она не верила, и была просто поражена неожиданным явлением клептомана Виктора с повинной головой и неусмирённым волчьим нравом. Возвратив свои деньги, она поверить не смела в то, что это именно ее волевое усилие подвигло вора покаяться. Однако, иного объяснения не находилось. Впрочем, Мышка и не собиралась подвергать осмыслению произошедшее: она считала, что для философского понимания жизни еще не готова.
После ухода Виктора вновь раздался звонок. Мышка открыла дверь. На пороге стояла ее целительница Любовь Фёдоровна собственной персоной.
— Тебя услышали, — сказала гостья. — Войти можно?
— Да, конечно... Проходите! — Мышка ощутимо растерялась нежданному визиту удивительной женщины. Та прошла в дом молча, улыбаясь загадочно и странно. — Чаю хотите? У меня Дарджилинг, настоящий...
— Не суетись, не шевели зря канву тишины, Русалочка... Ты всё понимаешь: ты отправила в пространство лептонный сгусток неимоверной силы, многие опытные мастера были удивлены, полагаю... Чудесно проучила мальчонку старого возраста, урок ему будет...
Но зря так мало пожелала мерзавчику: что жалеть такого?
Знаешь, жена его Татьянка имела от подленького, который ей на каждом шагу изменяет, порядка десяти выкидышей, но все не оставляет надежды родить от морального урода. Иные корыстолюбивые женщины, мечтающие любой ценой удержать богатое чудовище подле себя, не чувствуют, что от мерзавцев с толстой мошной рожать — преступление настоящее... не должно таким детей иметь! Уверена! Создатель не дает продолжить род подобным нуворишам... Приходила ко мне эта пара с просьбой послать новую душу родиться в чреве жены хама, — отказала я им, — так они по цыганве пошли, те любят обещания раздаривать с отсрочкой в несколько лет, лишь бы деньги платили... Однако, отвлеклась я, — старею, Русалочка, все стареют...
Предложение, с которым дама обратилась к Мышке, прозвучало для девушки громом средь ясного неба. Она решила, что сходит с ума, или все это ей снится, даже ущипнула себя тихонько за руку больно-больно... За немалые, если не сказать — огромные деньги Мышке предложили выполнение особо важных поручений, клятвенно уверив в отсутствии террористических замыслов, всякого криминала и вообще негатива в заданиях.
Поручения казались совсем простыми: всего лишь доставка в определенные дни разных писем в другие города. Почему для этого требовалось брать академический отпуск, — казалось непонятным. Но вскоре необходимость полного отрыва от привычной жизни стала понятной и естественной для Мышки: иначе никак нельзя было.
Мышке предъявили квитанцию об отправке в деревню крупной, очень крупной на ее взгляд, суммы денег, — это была ее "учебная стипендия". В считанные дни Мышке сделали заграничный паспорт, и она на короткий срок оказалась в Альпах, в крошечной деревушке, под руководством опытного инструктора, специалиста по горнолыжному спорту, стрельбе и боям без правил, бывшего военного неопределенной национальности, скорее всего, прибалтийца.
Любовь Фёдоровна также постоянно приезжала туда для странных занятий с Мышкой: это были весьма странные уроки психологии поведения, правила гаданий не тех, которым учила Мышку бабушка, — совсем иных, чуждых и увлекательных; основы гипнотического раппорта дались девушке с некоторым трудом: натура ее противилась всякому вмешательству в человеческую психику. Две женщины, похожие на старых гувернанток, занимались с Мышкой немецким и французским языками, — английский она и без них знала неплохо. Зачем всё это было? Никто ей ничего не объяснял...
Но все разъяснится однажды...
Ближе к весне Мышка получила своё первое задание, которое звучало весьма странно: она должна была всего-навсего вернуться в свой собственный город, получить от некоего человека билет на поезд в Москву, доставить в столицу небольшой пакет, — или толстое письмо, с какими-то документами.
В столице, в соответствии с запечатанной инструкцией, которую надлежало вскрыть лишь на следующий день, надлежало передать это письмо по некоему неизвестному ей пока назначению, — и все. Зачем для этого было прикладывать столько усилий по обучению Мышки различным бессистемным знаниям и навыкам? Но дело Мышки было выполнять, а не спрашивать и строить предположения. Она безоговорочно верила в добрую волю своей спасительницы, отнюдь не предполагая, что та, в свою очередь, может являться проводником чьей-то могучей воли. Главным условием было соблюдать условия доставки и вручения письма: например, в своем купе Мышке следовало путешествовать в полном одиночестве; особенно в полночь она обязана была находиться совершенно одна. Просто как в сказке про Золушку: "когда пробьёт полночь, твоя карета обратится в тыкву, так смотри же не попадись никому на глаза, особенно принцу..." Как будто в поезде есть набережная, по которой можно гулять с кем-то... В поезде даже вагон-ресторан закрывается в одиннадцать вечера, а вагонные романы Мышка заводить не имела привычки, да и возможности таковой у нее не было: давно в поездах на дальние расстояния не ездила, а одна — и вовсе никогда...
Колеса стучали монотонно и убаюкивающее, хотелось спать, за окном расстилалась бесконечная темная степь, — снег почти сошел повсеместно, — даже звезд не было на небе, одна хмарь непроглядная, дождливый март не радовал картинами Млечного Пути. Мышка уснула, но некрепко, слышала шум колес и прочие посторонние звуки. Одновременно ей снились обрывки снов. Вдруг ей почудился некий совсем необъяснимый звук, который никак нельзя было объяснить движением поезда, — словно кто-то где-то вдалеке чихнул. Она еще подумала о хваленой звукоизоляции купе в вагонах СВ, оказавшейся на поверку дутой фикцией. И снова стала засыпать, впадая в сладостную истому забвения... Сон — это всегда маленькая смерть, но он же и освобождение краткосрочное от наших обыденных треволнений и обязанностей...
На сей раз Мышка уснула по-настоящему, и приснился ей чудесный замок у подножия покрытой зеленым леском горы, в вышине которой сияли струи водопада, и Мышке хотелось одного: искупаться в ледяных водах извергающегося водяного потока, — омыться от всех жизненных невзгод, обрести некие волшебные качества, даруемые чудодейственной водой... Но на этом сон ее резко прервался: Мышка отчетливо услышала звук чиханья.
