Гареммыка

— Но ведь это ерунда, пустяки, мелочи! — до меня упорно не доходило, о чём она пытается сказать.

— Да, это мелочи. Там одна, здесь другая. Но главное, что ты заботился обо мне. Понимаешь?! Просто брал и заботился. Постоянно, каждую секунду, порою сам не замечая этого. Я раньше думала, что ты мастера ОТК обхаживаешь, а потом поняла, что это не так. Ты просто хороший человек, и для тебя заботиться о ком-то так же естественно, как дышать. Но ты ко мне стал проявлять заботу, вот это меня и покорило.

— Ты так говоришь... Неужели муж о тебе никогда не заботился?

— Заботился, ухаживал. До свадьбы. Потом перестал. В этом и отличие между вами: для него забота была средством, а для тебя она потребность. Мне сложно объяснить, но так, как ты, не ради достижения моего расположения, обо мне заботились только родители. А ты меня словно в детство вернул, в хорошем смысле этого слова. Мне хорошо рядом с тобой, спокойно, уютно, надёжно. Раньше мне не хотелось идти на работу, а теперь не хочется идти домой...

— Сергей! Что там с БР-ами? — принесла нелёгкая Абрамыча.

— Не волнуйтесь, Игорь Абрамович, Серёжа меня уговорил, и я не буду ставить участку возврат. — опередила меня Ирина.

Услышав такой ответ, Абрамыч заметно подобрел, но уходить пока не спешил. Он с удобством облокотился о стеллаж и повёл неспешный разговор с Ириной об очерёдности приёмки. Я краем уха слышал их беседу, и всё никак не мог отделаться от мысли, что что-то тут не так, что-то неправильно, неверно. А потом понял: голос. Иришкин голос. Сейчас Ирина разговаривала с мастером точно так же, как до этого говорила со мной. Даже её недавнее признание прозвучало в той же самой интонации, ровным, спокойным голосом. "Так не может, не должно быть! Или она напрочь лишена эмоций, или это какая-то непонятная игра. — подумалось мне. — Неужели и тут фальшь, враньё?" А я, после Катькиной чудовищной лжи, подвох был готов увидеть во всём.

Если бы не моя разыгравшаяся тогда паранойя, то у нас с Ириной всё могло сложиться по-другому, иначе. Как говориться, знать бы где упадёшь, так соломки подстелил бы. Ой, что-то меня на поговорки потянуло, вот ещё одна на ум пришла: обжегшись на молоке, на воду дует. Это я к тому, что дул, в смысле, смотрел на Иру очень внимательно, пристально выискивая малейшие признаки возможного обмана в любом поступке, слове, движении, даже поворот головы изучал под микроскопом. Не окажись тогда у меня этого критического взгляда, глядишь, и сошлись бы мы с ней как люди, и жили бы нормальной жизнью. Одно я знаю твёрдо: излишняя подозрительность на корню давила во мне всю романтику, не дав возникнуть взаимности к чувствам Иришки. А они были, эти чувства, на самом деле были. Я понял это много позже, когда смог узнать Иришку ближе, когда она раскрылась передо мной.

Просто на поверку Ирина оказалась очень ранимым человеком, что объясняло многие её странности. Она как рак-отшельник старалась спрятать свою уязвимость за маской официальности, а та ровная, искусственно— спокойная речь, пробудившая во мне недоверие, была выработана ею ещё в школе, как средство пассивной самообороны от одноклассников. Потом я узнал, что такой стиль общения у Иришки на самом деле означал, что она волнуется, или чувствует себя крайне сковано. Эх, если бы я это знал раньше!

Жизнь начала бить Иру ещё со школьной скамьи. Когда родители получили новую квартиру в другом районе города, ей пришлось сменить школу. Новые одноклассники не приняли девчонку в свой круг, наоборот, они начали травить её с жестокостью, так свойственной подросткам. Хорошо учится? Значит зубрила. Неплохо танцует? Выделывается! Не с кем не дружит? Значит, считает себя выше всех.

В институте ей жилось легче, нежели в школе, но не намного. До открытой травли однокурсники не опускались и бойкот не объявляли, но вписаться в ту или иную компанию у привыкшей держаться в одиночестве Ирины так и не получилось до самого последнего курса. Образовалось нечто вроде замкнутого круга: слыша в перерывах между парами речь, более уместную для трибуны комсомольского собрания, одногруппники держались с Ириной настороже, а она, видя их настороженность, ещё больше отгораживалась от них щитом официальности.

Поэтому-то она так рано и выскочила замуж без особой любви, за первого попавшегося парня, который проявил хоть какую-то настойчивость. Получилось всё достаточно банально: толком не имевшая ни друзей, ни подруг Ирина приняла ухаживания за проявление любви и уступила сладким речам ухажера, оказавшись в его постели. Беременность. Отец Ирины, человек довольно сурового нрава, чуть не за шкирку притащил горе-жениха в ЗАГС, наверное, впервые в жизни так открыто и настойчиво вмешавшись в судьбу дочери.

Молодой муж, став отцом семейства, не слишком обрадовался новому положению, но тестя откровенно побаивался, поэтому жену открыто не обижал, не третировал, но при случае строил из себя обиженного. Свекровь в таком скоропалительном браке была склонна винить Ирину, зато своего сына она выгораживала всячески. Одним словом, семейная жизнь не принесла Ирине долгожданного счастья. Единственной отрадой для неё стала дочурка, крошечный человечек с огромными карими глазами.

Школьная, институтская и семейная жизнь выработали у Иры синдром мышки — желание стать как можно незаметнее, забиться в укромную норку, а тут на заводе её усадили за стол, стоящий в середине т-образного перекрёстка, перед лицом всех работников цеха. Им, чтобы увидеть Ирину, было достаточно просто поднять глаза! Понятно, как не сладко приходилось молодой женщине, оказавшейся в центре такого внимания. И тут нарисовался я, эдакий прынц в белом. В смысле, что у нас все ходили в белых халатах, в том числе и я. Чёрт, слушая Ирины признания, мне порою становилось откровенно стыдно, ведь то, что она называла заботой, на самом деле было продиктовано или ленью, или себялюбием.

Ну, лень мне было бегать за Ириной через весь участок со своей "камчатки", лень! Поэтому-то я и поставил рядом с собой второй стул, а, посидев на нём, понял, что тонюсенький дермантин нисколечко не мешает железному основанию вытягивать тепло. Чтобы замёрзшая Иришка не уходила, и мне не приходилось бегать за ней вновь и вновь для проверки каждой кассеты, я положил толстый поролон на сиденье, прикрыв его обивочной тканью. Что мне поролона жалко, когда его в третьем цеху хоть попой ешь?! А чаи гонять, согласитесь, гораздо приятнее в обществе симпатичной женщины, нежели в одиночку или с козлом Чёрношапко, не к ночи он будь помянут. Вот я и притащил кипятильник, спёр второй стакан из столовой, да жестяную банку с сахаром из дома приволок. Какая забота, о чём вы? Обычный эгоизм!

А вот девчонка влюбилась и, похоже, всерьёз.

Мартовские ручьи смыли следы февраля, и весна окончательно обосновалась в городе. Пробудились от зимней спячки дачники, а в числе первых стосковавшихся по копошению в земле были мои родители. Найдя себе другое место работы, поближе к дому, Ира уволилась с завода — к нам она когда-то попала по распределению после института, а тут выпал шанс уйти переводом, что делало отработку необязательной. Иришка долго колебалась, не сразу решившись на такой поступок, и несколько раз заводила со мной разговор на эту тему. Она боялась, что наша связь оборвётся с её уходом, а я, как мог, поддерживал идею перевода. Для меня главным аргументом стало присутствие в пятом цеху тётки Иришкиного мужа. Завод, он как большое село, и сплетни здесь разлетаются мгновенно. В том, что той родственнице рано или поздно станет известно об Ирином служебном романе, я даже не сомневался. И в негативных последствиях для нас обоих тоже был уверен, ведь тётушка непременно донесёт до племянника весть о непристойном поведении его супруги. Зато Иришкана свекровь явно порадуется, получив поток воды на свою мельницу.

— Ир, я устал оглядываться по сторонам, прежде чем обнять тебя на секунду. Мне надоело вздрагивать каждый раз при появлении Абрамыча и отшатываться от тебя на пионерское расстояние. Почему мы вынуждены таиться как дети, забиваться в укромный уголок ради мимолётного поцелуя? Меня с души воротит необходимость делать равнодушным вид при встрече с тобой. Не лучше ли прекратить эту комедию? Смотри, до осени на все выходные у меня будет свободной квартира, где нас никто не побеспокоит, где нам не нужно будет прятаться, как ворам. Неужели одной нормальной, полноценной встречи в неделю нам будет не достаточно? Понимаю, что этого маловато, но большего я предложить не могу из-за твоего семейного положения.

— А если я разведусь?

— Ира, ты взрослый человек, и как тебе строить свою собственную жизнь, решать придётся самой. Я не считаю себя вправе давать тебе какие-либо советы. Подумай о себе, о дочке, хорошо подумай, а я приму любое твоё решение.

Я тогда даже не догадывался, насколько сложную задачу взвалил на Ирину. По натуре она была очень ведомым человеком, и ей было бы гораздо легче, если бы кто-то за неё принял решение. Любое. И она бы последовала ему. Я-то в душе считал, что она подаст на развод и намекнёт мне о создании новой семьи, но этого не произошло. Решив, что нельзя оставлять ребёнка без отца, Ирина продолжала жить с ним, но каждую субботу приезжала ко мне.

Вначале её визиты были волнующими, будоражащими, потом как-то незаметно стали привычными, пока совсем не превратились в рутину, раз за разом проходящую по одному и тому же неизменному сценарию: "привет — извини, я не надолго — я так соскучилась — пойдём скорее в твою комнату — мне надо бежать — пока". Да и любовницей Ира оказалась неискушенной, кроме традиционного "бутербродика" не знала ничего, всему её приходилось учить. Я-то сам знал не слишком много, только то, что успела преподать мне Катька, но, как оказалось, и этих навыков было вполне достаточно, чтобы Иришка смотрела на меня снизу вверх как на божество, способное подарить незабываемое наслаждение.

Блин, какую женщину не спроси, все они свято уверены, что любой мужчина просто мечтает о связях по принципу "сунул-вынул и ушел". Вот скажите, это я такой дурак, что не понимаю своего счастья, или всё же ошибаются стригущие всех мужиков под одну гребёнку? Казалось бы, вот он, предел мужских мечтаний — регулярный секс без обязательств, да ещё с доставкой на дом. Ан-нет, никакого счастья я от него почему-то не испытывал. Интересно, почему?

Может, потому, что из головы ещё не выветрился Катькин образ? Скорее всего, да. Чувства к бесстыжей обманщице подёрнулись пеплом, но угли от них пока не прогорели окончательно. Я неоднократно ловил себя на невольном сравнении двух своих женщин, бывшей и настоящей. В моих глазах Ира по всем статьям проигрывала Катерине, и понятно почему: судья-то оказался пристрастен, и весьма. Но даже если на холодную голову рассуждать, то у Катьки было много преимуществ. Насчет внешности, тут спорно, кое в чём Иришка выигрывала, но что касаемо характера, то тут я просто из себя выходил.

Моя нынешняя порой напоминала мне марионетку: дёрнешь за верёвочку, она ножкой дрыгнет, за другую потянешь — ручками взмахнёт. А оставишь ниточки в покое, она так и будет стоять без движения. День, месяц, год. Ирину постоянно нужно было шевелить, подталкивать, направлять. До чего неуверенный, безинициативный человек, просто зла не хватало. Вот бы их с Катькой смешать, и сделать из двух одну. Разбавить Катину гиперактивность Иришкиной пассивностью, смягчить повышенную возбудимость рыжего холерика брюнетистой флегмой — какая бы женщина получилась в итоге!

Войдя во вкус, я принялся за мысленное (сейчас бы сказали виртуальное) конструирование внешнего облика получившейся мечты. Если начинать снизу, то ноги я бы взял непременно Кати, у Иры они были не столь изящны. То, что выше бёдер, позаимствовал бы от Иринки — тонкую талию, ровную спинку, аккуратные руки и, конечно же, грудь. Надо признать, грудь у Иришки была шикарная, не потерявшая форму, даже не скажешь, что она дочку ей кормила. А вот насчет личика я сильно засомневался, чьё было красивее. Так и осталось в моём воображении идеальная фигура с белым пятном вместо лица.

Да, на нарисованный в воображении идеал Ирина походила до обидного мало. Скучно прощаясь после очередного свидания и закрывая за ней дверь, я всё чаще стал задумываться о прекращении наших отношений, не видя для них никаких перспектив. Однажды, когда мы лежали после очередного приступа сексуального оживления, я спросил её:

— Ириш, что ты думаешь о будущем наших отношений?

— Не знаю. Мне бы хотелось сделать наши встречи чаще, но это не возможно пока Юля маленькая.

— Тебе хорошо, у тебя есть дочь. Тебе есть о ком волноваться, за кого переживать.

— Ты хочешь ребёнка? Давай я тебе его рожу?! Хочешь? Давай!

— А воспитывать его будет твоя семья и твой муж, да? Оч-чень хорошее предложение.

— Будет он воспитывать, дождёшься от него! По-моему, Юлька и не знает, что у неё есть отец. Он-то когда из гаража своего возвращается, дочь видит лишь в кроватке, спящей. Ему старенький "Москвич" вполне семью заменяет, а собутыльники — общение.

— Тем более. Я не хочу своему сыну судьбы безотцовщины. Нет, у моего ребёнка будет и мать, и отец.

— Ты нашел себе другую? Или с той, с прежней помирился? — я почувствовал, как напряглась Ирина на моей груди.

— Нет, не нашел. Нет, не помирился. Успокоилась? Но, тем не менее, о своём будущем мне пора подумать. Год, два ещё можно погулять, но потом как бы поздно не оказалось.

— Ну, думай. Только сказать не забудь, когда найдёшь кого-нибудь.

— Чтоб ты знала, что со мной пора расстаться?

— Нет, наверное, это ты со мной расстанешься. И тут моё желание встречаться с тобой уже никакой роли играть не будет.

— Твоё желание встречаться?! Это что, ты предлагаешь мне работу на два фронта? Как сама? Только у тебя муж и любовник, а у меня будет жена и любовница, так?

— Не мучай меня! — резко отвернувшись, Ирина уткнула лицо в подушку и заплакала. — Я бы хотела, чтобы ты был мой, только мой, и ты об этом знаешь прекрасно!

— Знаю. Но разве причина редкости наших встреч во мне?

— Ну я же просила, чтоб ты меня не му-у-учи-и-ил. — окончательно разрыдалась Ирина.

Я повернулся на бок и зарылся лицом в Иркины кудряшки, обняв её за вздрагивающие плечи. Надо было что-то сказать, но нужных слов не находилось. Тогда я использовал запрещённый приём: едва касаясь, медленно повёл кончиком пальца от копчика вверх по позвоночнику. Уже возле лопаток Иришка задёргалась:

— Прекрати меня щекотать!

— А ты прекращай плакать, договорились?

— Нет!

— Да!

— Лучше бы поцеловал, чем щекотать.

— А вот это с нашим удовольствием!

После поцелуев мы ещё раз восславили Эроса, и Иринка стала поспешно собираться.

— Ир, ты в следующую субботу приедешь?

— Хотела бы, а что?

— Сам не знаю, почему-то спросить захотелось. Чувство такое, что я что-то упустил.

— Ладно, мне пора. До встречи.

Дежурный поцелуй в щёку, чтобы не смазать помаду, щелчок замка.

Чтобы хоть как-то разнообразить наши с Ириной встречи, я предложил ей прогуляться по старому центру города. Вырваться среди недели и посидеть в кафе, мороженым побаловаться, просто побродить безо всякой цели, или в кино завернуть — смотря по погоде. Договорились, что оба отпросимся с работы чуть пораньше, я заеду за ней, и мы двинемся. В начале второго я уже трясся в троллейбусе, уткнув нос в купленный на остановке журнал.