А что насчет Валерианны? Она приходилась кузиной мужу Гертруды, но означало ли это, что Герти считала ведьму своей родственницей? Учитывая все смешанные браки между чистокровными семьями, Валерианна также могла быть связана с Гертрудой каким-то другим образом, хотя Гертруда только упомянула о своей связи с покойным мужем.

"Я надеюсь получить от вас ответное письмо с уведомлением о том, что вы сможете принять мое приглашение. У нас в гостях разные члены семьи, поэтому я думаю, что, пока вы здесь, вам будет интересно поговорить".

Что ж, во многом это было правдой: недостатка в интересных беседах не было.

Теперь Минерва была уверена в этом: Герти с самого начала намеревалась, чтобы она встретилась и поговорила с Валерианной. Это вызвало еще больше вопросов, первый из которых, очевидно, был "зачем?". Во-вторых, действительно ли Герти была абсолютно неискренна с ней в то утро у горного форта, или она действительно верила, когда отправляла приглашение, что Валерианна, возможно, приедет позже на этой неделе? Кроме того, было ли правдой то, что Гертруда рассказала ей о Валерианне и Альбусе? И даже если это было правдой, сколько правды она утаила? И какую роль во всем этом играл Квин? В конце концов, Герти попросила его показать Минерве сады. И, по словам Куина, Гертруда сказала ему, что Минерва вряд ли купится на его флирт. Хотя, возможно, это была всего лишь интерпретация Куином того, что сказала Гертруда, и он ошибался. Насколько она могла доверять всему, что говорил ей Куин, не говоря уже о его интерпретации того, что сказала Гертруда? Действительно ли Куин работал с Герти над тем, чего она добивалась? Минерва хотела доверять Квину, но она едва его знала. И самое главное, какие мотивы могли быть у Гертруды во всем этом? Она должна была чего-то хотеть.

Минерва вздохнула. Вот почему ее собственная попытка отыграться на Герти в тот вечер не увенчалась успехом. У Минервы не было никакой конкретной цели, кроме как создать иллюзию и, возможно, удивить Гертруду. Истинная слизеринка не приступает к организации мероприятий, не имея четкого представления о том, зачем она это делает и какова ее конечная цель. И это должно быть сделано ради какой-то более важной цели, чем просто поставить кого-то в неловкое положение — по крайней мере, если это требует больших усилий или какого-либо риска. Нет, должна была быть причина, по которой человек чувствовал бы себя некомфортно, причина, которая соответствовала бы более высокой цели, что, в свою очередь, способствовало бы достижению какой-то еще более важной цели.

Как бы Минерва ни старалась, она сомневалась, что когда-нибудь сможет понять, какую игру затеяла Гертруда, пригласив ее сюда. Она просто недостаточно хорошо знала Гертруду; она не смогла бы определить, какова была ее цель или ее общие задачи. И Минерва подумала, что без этого она никогда не поймет, зачем Герти пригласила ее сюда, в это время, к этим людям. Минерва вздохнула. Ей просто нужно быть начеку. И не мешало бы обратить внимание на то, что говорили другие, что соответствовало или не соответствовало тому, что говорили ей Гертруда и Куин.

Минерве хотелось, чтобы Куинн понравился ей. Он был веселым, с ним было легко общаться, и, очевидно, он был очень сообразительным. Несмотря на свою необычную магическую подготовку, он также был довольно могущественным, подумала Минерва. Странно, что он рассказал ей об Алрое — и о Карсоне. Очевидно, магия Карсона была довольно сильной; он был талантливым волшебником. Если Карсон занималась магией, подобной той, которую практиковал Квин, а теперь и Алрой, то, должно быть, это правда, что в некоторых случаях, при определенных условиях, детям младше десяти-одиннадцати лет не вредно практиковать контролируемую магию. Это шло вразрез со всем, чему ее учили. Но, учитывая то, что Куин сказал о законах и обычаях Англии и Шотландии, имело смысл, что если Министерство хочет контролировать использование магии, оно должно ограничить использование волшебных палочек несовершеннолетними волшебниками и, чтобы еще лучше регулировать это, обеспечить, чтобы молодые ведьмы и волшебники не использовали волшебные палочки, зная, как практиковать беспалочковую магию.

Судя по предыдущему пониманию Минервы, магия без палочки была намного сложнее, потому что у ведьмы или волшебника не было инструмента, с помощью которого они могли бы сосредоточить свою силу. Но что, если человек просто настолько привык пользоваться палочкой, что больше не может заниматься — как там это называл Квин? — "свободной" магией. Научиться произносить заклинания — или практиковать свободную магию — без палочки было бы гораздо сложнее для ведьмы или волшебника, которые всегда учились все делать с помощью палочки. Минерва вспомнила, как Альбус однажды сказал ей во время обучения анимагии, что она должна перестать думать о своей волшебной палочке как о предмете, который позволяет ей творить магию. Они начали выполнять упражнения по беспалочковой анимагической трансфигурации, которые были необходимым заключительным шагом к завершению полной анимагической трансформации. Он заставил Минерву провести целую неделю без палочки, разрешив ей пользоваться ею только тогда, когда она была на занятиях, где это требовалось. Это был странный опыт... даже более странный, чем обучение магии, не требующей произнесения заклинаний. Поскольку она была довольно умным ребенком, ей казалось более естественным использовать чистое намерение без заклинания, чем творить заклинание без палочки. Когда она вернется в Хогвартс, ей нужно будет поговорить об этом с Альбусом. Конечно, с его опытом он должен быть знаком с магией, практикуемой таким образом.

Мысли об Альбусе напомнили Минерве о его подарке. Она подняла его и встала. Она решила, что подождет, пока не будет готова лечь спать, прежде чем открывать его, и с облегчением сняла мантию.

Умывшись и переодевшись в ночную рубашку, Минерва села на кровать и положила сверток на колени. Она вспомнила, с какой радостью Альбус вручил его ей сегодня утром и как нежно поцеловал на прощание, прежде чем она воспользовалась портключом. Как мог ее Альбус — ну, он не совсем принадлежал ей, но тот Альбус, которого она знала, — как он мог быть связан с этой ужасной женщиной? От этого Минерве стало совсем плохо. Было достаточно плохо, когда Гертруда впервые рассказала ей об этом, но после встречи с ведьмой...

Минерва встряхнулась. Если бы Гертруда или кто-то другой рассказал ей о ситуации с Альбусом и той женщиной только после того, как Минерва встретила Валерианну, возможно, чувства Минервы к ведьме были бы другими. Возможно, все, что говорила и делала Валерианна, было окрашено предвзятым отношением Минервы к ней, основанным на том, что Гертруда сказала ей всего несколько часов назад.

Минерва попыталась взглянуть на Валерианну непредвзято. На самом деле она выглядела не так уж плохо, подумала Минерва, хотя, если бы на ней не было парадного платья, дорогих украшений и нескольких слоев косметики, она была бы довольно невзрачной. Ее манера говорить отталкивала Минерву; если не считать оскорблений, которые Минерва слышала от нее, Валерианна казалась просто скучной — светской львицей, которой почти нечего было сказать. Но Кин сказал ей, что Валерианна похожа на хамелеона и что она может заинтересовать любого волшебника, с которым встретится. Без сомнения, как молодая ведьма, которой нечего было предложить, Минерва просто не стоила усилий, чтобы заинтересовать Валерианну. Герти тоже говорила, что она умна. Конечно, у нее также были деньги и положение в обществе, но Минерва была совершенно уверена, что эти две вещи никогда не заинтересуют Альбуса.

С другой стороны, что Минерва знала об Альбусе? То, что Минерва знала одну сторону его личности, не означало, что вкус Альбуса в отношении женщин, о котором она ничего не знала до сегодняшнего дня, соответствовал тому, что она знала о нем в остальном. Минерва была знакома с одним счастливо женатым волшебником, который работал в Департаменте министерств и слыл довольно выдающимся и могущественным человеком, но его жена была бесталанной, самой обычной ведьмой с непримечательной внешностью. Она была приятной, теплой и дружелюбной. Минерва могла себе представить, что у нее были личные качества, которые вполне компенсировали любые недостатки в интеллекте или магии. Если Валерианна была умна и, возможно, талантлива — хотя Минерва не могла судить об этом — возможно, это и делало ее не слишком приятной личностью для Альбуса. Конечно, Валерианна была также довольно общительной и открытой женщиной. Гораздо более общительной, чем сама Минерва, а Альбус был довольно общительным. Однако, Минерва со вздохом подумала, что он не слишком откровенен.

Она пожалела, что не догадалась, что Альбус встречался с этой ведьмой. Насколько Минерва знала, Альбус мог встречаться с кем-то сейчас, возможно, в этот самый момент. Сомнительно, но возможно. Возможно, Валерианна была одной из многих ведьм, с которыми Альбус общался на протяжении многих лет. Минерва понятия не имела, и это ее беспокоило.

Она посмотрела на коричневый сверток у себя на коленях, почти не желая его больше открывать. Но потом она вспомнила выражение лица Альбуса, когда он вручил ей это перед завтраком, и его улыбку на розовых щеках, когда он прощался с ней, когда она уходила... и его поцелуй. Альбус всегда был добр к ней, и когда он понял, что он пренебрегает ею, он изо всех сил старался исправить это. Минерва вспомнила его списки, которые он составлял, даже не подозревая, что она может их увидеть. Ему нравилось проводить с ней время. Он ценил ее. Он хотел, чтобы она была с ним в Хогвартсе. И Минерва вспомнила слезы на глазах Альбуса, когда всего два дня назад он признался, что, услышав ее резкие слова, испугался, что она его возненавидит. И все же он отбросил свой страх и оскорбленные чувства и постарался помочь ей почувствовать себя лучше.

Тогда на ее глаза навернулись слезы. Какое это имело значение, что он никогда не упоминал при ней о Яксли? Прошло всего несколько месяцев — Валерианна явно придала этому большее значение, чем Альбус. Не должно иметь значения, что Альбус не поделился этим с ней, подумала Минерва. И теперь, когда они оба были в Хогвартсе, и она была взрослой, а не ученицей на его попечении, они становились все ближе. Конечно, теперь, как друг, он начал бы больше рассказывать ей о себе. Раньше такие разговоры никогда не были уместными или удобными, они так редко и ненадолго виделись в течение последних нескольких лет.

Минерва потянула за шнурок, которым был перевязан пакет, отказываясь от волшебства, чтобы насладиться впечатлением. Когда она развернула коричневую оберточную бумагу, оттуда выпало письмо. Минерва развернула его и почти улыбнулась от облегчения, увидев знакомый почерк Альбуса.

"Понедельник, 8 июля

Моя дорогая Минерва,

Я надеюсь, что этот день был для тебя интересным и не слишком утомительным. Тем не менее, ты, без сомнения, устала после долгого рабочего дня, и я надеюсь, что этот маленький подарок поможет тебе хорошо выспаться. Без сомнения, домашние эльфы Гэмпа могли бы приготовить более изысканные угощения, но иногда что-то более домашнее и простое доставляет больше удовольствия.

Я с нетерпением жду возможности услышать все о вашей поездке, когда вы вернетесь. Мне будет интересно узнать, какие сюрпризы приготовила для вас Гертруда. Я очень надеюсь, что вы узнаете друг друга лучше; как и ты, моя дорогая, Гертруда не многим дает возможность познакомиться с ней поближе. Я верю, что ты оценила бы ее, если бы узнала получше. Я также знаю, что она высокого мнения о тебе, и так было уже довольно много лет.

Я буду скучать по тебе, пока тебя не будет, моя дорогая, но потом, когда ты вернешься, я буду иметь удовольствие провести с тобой время под тем предлогом, что хочу узнать, как ты провела время на играх. По правде говоря, я всегда буду искать предлог, чтобы провести с тобой время, теперь, когда ты так хорошо напомнила мне о моих приоритетах, и если бы не твоя поездка, я бы нашел какой-нибудь другой повод пригласить тебя поужинать со мной или просто прогуляться по окрестностям вместе.

Когда я пишу это, я понимаю, что уже скучаю по тебе в ожидании твоего скорого отъезда; поэтому я надеюсь, что ты простишь старику его бессвязные речи. Я должен напомнить себе, что всего через несколько минут мы увидимся за завтраком — это было очень неожиданное, но долгожданное приглашение, моя дорогая; я планировал попросить Уилспая доставить твой маленький подарок сегодня утром, и я был очень рад осознанию того, что могу вручить его тебе сам — тебе вы еще не покинули замок, и я не должен позволять своему предвкушению вашего отъезда омрачать мое удовольствие от вашего присутствия, пока вы все еще здесь.

Будь осторожна, Минерва, и не забывай, кто ты такая, когда встретишь кого-то, кто, возможно, будет ценить тебя меньше, чем следовало бы. И наслаждайся обществом тех, кто достаточно мудр, чтобы признать твою ценность. А теперь мне нужно идти, я не хочу опоздать к завтраку с тобой, моя дорогая.

Спи спокойно, сладких снов,

Твой,

Альбус."

Минерва перечитала письмо дважды. Оно было таким теплым и замечательным. Она не думала, что он когда-либо выражал что-либо подобным образом раньше. Конечно, когда она была студенткой, он пытался заставить ее осознать свою значимость в жизни других людей, но тогда он был ее наставником, и тон разговора был другим. И еще был их разговор на днях утром, когда она извинилась за то, что сказала, но сейчас все было по-другому: это было совершенно непреднамеренно и, по-видимому, совершенно спонтанно. Что тронуло ее больше всего, так это его желание провести с ней время и его заявление о том, что он уже скучал по ней, ожидая ее отъезда. Глаза Минервы затуманились, когда она аккуратно сложила письмо и положила его рядом с собой на кровать.

Под простой коричневой упаковкой Альбус обернул посылку в клетчатую бумагу и прикрепил к ней временные клейкие ленты. Минерва осторожно распечатала посылку, а затем открыла коробку. Она улыбнулась, доставая большую зеленую кружку. Внутри кружки стояли одна на другой три баночки. В первой баночке был мед янтарного цвета, во второй — ромашковый чай, а в третьей — мятный. Порывшись в коробке, Минерва нашла чайный шарик в сеточку, серебряную ложку, несколько имбирных тритонов, завернутых в пергамент, и еще одну записку, на этот раз покороче. В ней говорилось:

"Я обнаружил, что чай с медом может быть неплохим тонизирующим средством. Я добавил немного имбирных тритонов, так как, похоже, они тебе нравятся, а твоего домового эльфа не будет рядом, чтобы постоянно снабжать тебя! Спокойной ночи, моя дорогая Минерва! — Альбус."

Минерва сложила вторую записку и взяла первую. Она аккуратно положила их обе на дно своей дорожной сумки и вернула ее в гардероб. Захватив с собой кружку, она подошла к маленькой раковине в углу своей комнаты и наполнила кружку водой. Она вернулась к кровати и поставила кружку на прикроватный столик. После напряженного дня Минерва решила, что ромашковый чай поможет ей успокоиться, поэтому она открыла банку, насыпала в нее чайный шарик и произнесла заклинание на воду, чтобы довести ее до температуры чуть ниже точки кипения, прежде чем опустить чайный шарик в кружку. Подождав несколько минут, в течение которых она откинула одеяло и закончила готовиться ко сну, Минерва вынула чайный шарик и добавила всего лишь ложку меда.