История третья. Солнцепоклонник

И как только я об этом подумал, из соседней комнаты раздался тихий голос:

— Алекс, ну-ка сообрази роман Драйзера из пяти букв.

— "Титан", — сказал я машинально и почувствовал, как по спине течет пот. Мерзкое ощущение, нечего сказать. Но стоять на месте было глупо, и я вошел в следующую дверь.

В этой комнате бросалось в глаза зеркало на полстены. И потолок. Вернее, его вроде бы отсутствие.

Над моей головой в небе насыщенного голубого цвета ярко и приятно сияло солнце. По углам кучковались редкие растрепанные облака, периодически они набегали на солнце, но так же быстро и таяли. Если бы я не был точно уверен, что сейчас одиннадцатый час ночи, то поверил бы, честное слово. Надо же — солнце вместо лампы...

Голова у меня быстро закружилась. С трудом оторвавшись от потолка, я огляделся. Во всем остальном комната была обыкновенная. По светлому ковру разбросаны кубики, обтянутые зеленым бархатом, на которых сидят или которыми кидаются. Несколько из них составляли пирамиду посередине. Проходя, я чуть не наступил на разбросанные компакт-диски и мельком взглянул на них: Вагнер, Элвис, Jamiroquai, Шенайя Туэйн, Prodigy. Никогда не взял бы на себя ответственность дать характеристику их хозяина.

Данте лежал прямо на полу перед ноутбуком в наушниках от стереосистемы, опираясь на локти.

— Точно. Не "Стоик", не "Гений", а именно "Титан"... Теперь все сходится.

Он вписал последнее слово в кроссворд, программа пропищала незамысловатую мелодию победы, а я, наконец, смог его рассмотреть. Он выглядел гораздо моложе Перл, и если на то пошло, даже моложе Ноа. Мальчишка. Ему могло быть и восемнадцать, и двадцать пять. Темно-каштановые волосы, то ли сильно вьющиеся, то ли взлохмаченные, лицо пастельное и гладкое, будто отретушированное. Одет он был во что-то тинэйджерское: джинсы, разноцветный трикотажный свитер, который едва держался на плечах, но с длиннющими рукавами, на шее — плетеный кожаный шнурок и едва виднелась уходящая на спину непонятная змееобразная татуировка. С ума сойти. Данте, имя которого бросает в дрожь и доводит до истерики всех вампиров этой части света, выглядел как первокурсник.

По идее, я должен был испытать невиданное облегчение, но этого не было. Неясно, почему. Просто он мне кого-то с ходу напомнил.

Он поднялся с пола и бросил мне один из "кубиков".

— Сядь, не стой. Мне неудобно смотреть на тебя снизу вверх.

Его глаза на первый взгляд показались мне абсолютно человеческими, но потом я понял почему: они были очень темными, и зрачок не так выделялся, как, например, у Рори, создавая иллюзию нормальной величины. И вообще, он казался гораздо проще Перл — надо сказать, дневной свет играл в этом не последнюю роль... Днем все казалось проще.

— Рассказывай, — сказал Данте все тем же грустным тихим голосом, сняв наушники и устроившись на вершине "пирамиды" Из них довольно слышно орали Offspring. — У тебя должно быть очень важное дело.

— А Перл не... — Голос у меня пропал, и я кашлянул в надежде его вернуть. — А Перл вам не сказала?

— Не волнуйся так, Алекс. — Он посмотрел на меня сочувственно и нажал на кнопку на стене. -София, будь добра, принеси что-нибудь успокаивающее.

— Одну секунду, хозяин.

Действительно, одну секунду. Она принесла коктейль, составляющие которого я не определил, но было вкусно. Стало теплее и намного спокойнее, я даже сразу не понял. Страх пропал, будто его и не было.

— Мою сестру зовут Пенелопа Уэйн. Она прислала мне предсмертное письмо, и я хочу выяснить причину ее смерти.

Когда я назвал имя, Данте буквально расплылся в улыбке — тусклой, но искренней.

— Ты думаешь, причина — это я?

— Не знаю, — сказал я напряженно.

— И если так, ты меня убьешь.

— Попытаюсь. — Я чувствовал, что мелю что-то не то, но остановиться уже не мог. Обидно будет забраться так высоко и погибнуть, не успев даже пискнуть. Что-то подсказывало мне, что он сможет это организовать.

Но он только вздохнул, сложив руки как в молитве и прижав к губам. Представляю, как это должно быть его насмешило...

— Тебя, наверное, удивляет собственная смелость, да? Не удивляйся. Знаешь, почему ты не боишься? Потому что я этого не хочу.

Щелкнул селектор, и раздался голос Софии:

— Простите, хозяин, но те двое... ну, что пришли с вашим гостем. Они тоже хотят войти.

У меня, что называется, челюсть отпала.

Данте пожал плечами:

— Почему ты не сказал, что пришел не один? Пригласи их, София.

Минуты через две в дверях возникли Ноа и Рори. Если бы я мог, я бы их обнял.

Они замерли у входа, уставившись в потолок, дыша через раз. Даже мне это было заметно. Потом перевели взгляд на Данте, и, по-моему, он понравился им еще меньше дневных спецэффектов. Рори цеплялась за Ноа, словно была не в состоянии держаться на ногах. Возможно, они видели что-то, недоступное для меня... не знаю. И знать не хочу.

— Это надо ж такое... — протянул Данте. — Какие у тебя интересные друзья. Идите сюда, я на вас посмотрю.

Не успел он это сказать, как Рори пошла вперед, бросив руку Ноа, чуть ли не побежала. Ступила на один из кубиков пирамиды, потом будто упала и дальше доползла на коленях. Данте погладил ее по волосам, потом собственническим жестом зачерпнул их в горсть, а она с замиранием застыла у его ног. Ноа двигался медленнее, словно преодолевая сопротивление (свое?), но все же подошел и остановился рядом.

Взглянув на него ближе, Данте вдруг выпустил Рори и будто забыл о ней. Он повернулся к Ноа, взял его лицо в ладони и замер, словно высматривая там что-то необычное.

— Как интересно... — сказал он наконец.

Я почувствовал себя очень неуютно, будучи единственным дневальщиком здесь, и это вряд ли было преимуществом.

— Что Перл рассказывала обо мне?

— Что вы особенный, — сказал Ноа тихо. Казалось, что он держится на ногах из последних сил.

— Я? Да нет, особенный у нас ты... Знаешь, последний раз я видел крысиного волка очень много лет назад.

Последнюю фразу он произнес совсем тихо, и я не был уверен, что расслышал правильно. Однако Ноа расслышал. И это его, мягко говоря, не обрадовало.

— Алекс, — неожиданно Данте обратился ко мне, не отрываясь от Ноа, — хочешь, я скажу, о чем ты думаешь? О том, что ты в меньшинстве и в одиночестве. Твои союзники вернутся к тебе, но только если я позволю, и это беспокоит тебя.

— Вы уже достаточно меня унизили, — ответил я. — В этом нет необходимости, я и так уже два дня ощущаю себя полным ничтожеством.

Внезапно он отпустил Ноа — резко — и посмотрел в мою сторону:

— Не надо так говорить. Это совсем не было моей целью, поверь. Просто я хочу, чтобы ты понял — на нас ни в коем случае нельзя полностью полагаться. Идите же. Возвращаю твоих телохранителей, но не забывай об этом.

Освободившаяся Рори сползла вниз, с трудом поднялась на ноги и успокоилась, только оказавшись позади меня, поближе к дверям. Ноа хотел стать рядом, но она шарахнулась от него как от чумы. Глаза ее были полны ужаса. Тогда он отошел к стене, от былого бесстрастия не осталось и следа. Он был похож на смерть, лицо белее мела — слишком даже для вампира. Сейчас я понял то, что слышал от них не раз. Они не могли защитить ни меня, ни даже себя. Но теперь уже поздно.

— Так на чем мы остановились, Алекс? — спросил Данте, снова переключаясь на меня. Напряжение спало, в его глаза вернулась плавная печаль, он опять казался вполне дружелюбным. Я так и не понял, что так испугало Ноа и Рори.

— На том, что я убью того, кто виноват в смерти моей сестры.

— Никто и не сомневался. Пенни может гордиться таким братом, любой бы мог гордиться. И к нашему общему удовольствию, никого убивать не придется, потому что она вполне здорова. Перл могла бы и сказать, но она такая стерва...

У меня опять закружилась голова, и я опустился на пол рядом с кубиком, держась за него руками. Я не знал, плакать или смеяться, просто за это время мысль о смерти Пенни пустила во мне такие глубокие корни, что выкорчевать ее оказалось еще больнее, чем посадить.

Данте наблюдал за мной с пассивным интересом.

Едва справившись с трясущимися руками, я достал письмо. Он проворно спустился со своего трона и взял его.

— О боже, — сказал он, просмотрев текст, — да такие письма пишут все, кто переходит на более ответственный уровень работы в "Inferno". Это придумка Перл. Я, честно говоря, не совсем понимаю, зачем, но это ее дело. И только поэтому ты похоронил сестру?

— Я... могу... ее... увидеть?

Мне было необыкновенно трудно выговорить это, словно перелезть через бархан, за которым оазис, такой похожий на мираж. И так много уже было этих миражей, что следующий может оказаться смертельным. Я умру не от жажды, а от отчаяния.

— Конечно. Сейчас она уехала, но будет дня через три. Тогда и увидитесь. Она на съемках в Австралии, проверяет, все ли там гладко. Пенни просто находка, у нее столько идей, что жизни не хватит воплотить их.

Последнее замечание вызвало у него усмешку, но я уже не обращал внимания ни на что.

— И можно будет забрать ее?

Он плавно обвел рукой вокруг:

— У меня тут что, тюрьма? Это киностудия, Алекс. Можешь увезти ее. Можешь оставить работать у меня. В конце концов, у нее наверняка есть собственное мнение на этот счет. Ей нравится, у нее получается, мы отлично ладим, но если оба вы сочтете нужным, я ее удерживать не имею права.

Мое тело потеряло вес, как от дозы ЛСД, внутренне я парил, чуть ли не касаясь макушкой потолка. Кажется, Данте все это чувствовал, потому что улыбался, и в улыбке почти не было грусти.

— София, принеси мистеру Бенедикту еще.

Следующий бокал я осушил залпом и оглянулся на моих "телохранителей". Рори попыталась мне улыбнуться, но у нее это плохо получилось. Ноа вообще смотрел в пол, натянутый, как струна. Они явно чувствовали себя очень неуютно, в отличие от меня. Мне было хорошо.

Данте подошел и сел рядом со мной прямо на пол.

— Теперь скажи мне, сицилийский брат, каким образом ты собирался меня убить?

Я пожал плечами:

— Почему вас? Вы же не убили Пенни.

— А если бы убил?

— Тогда не знаю...

Он коротко засмеялся.

— Я так и думал. Ты заметил, что у меня нет охраны?

— Конечно, — я вспомнил охранника из другого офиса и поморщился.

-Хочешь, покажу тебе одну фишку? Ты поймешь, почему я экономлю на телохранителях.

Предварительно он запер дверь, и я снова занервничал.

— Это чтобы с аквариумом ничего не случилось, — пояснил он. — Моя Беатриче, — кажется, он говорил о рыбе, — пугает народ почище своры доберманов.

Вот это правда.

Данте остановился посреди комнаты. Я не сводил с него глаз, но ничего особенного не происходило. Он просто закрыл глаза и стал медленно вдыхать.

Краем глаза я увидел, как Рори все плотнее прижимает ладони к ушам. Я по-прежнему ничего не слышал, но чувствовал, что в глазах постепенно темнеет. Раздался тихий-тихий треск, и зеркало на стене быстро пошло мелкими змеистыми трещинами, они сливались, образуя странные рисунки-лабиринты. Тут Данте открыл глаза и резко выдохнул.

Зеркало взорвалось мельчайшими осколками, как в сказке Андерсена, Рори взвизгнула, но я этого уже почти не видел и не слышал. Я вырубился, сам того не заметив.

Очнулся я головой на руках Рори. Рядом сидел Данте. Несколько осколков впились в его лицо, расчертив его тонкими полосками крови, но ранки затягивались на глазах.

— Упс... простите, не рассчитал, — сказал он. — Обычно дальше трещин дело не идет. Повезло тебе — ни царапины.

И внезапно я понял, кого он мне так напоминает. Когда я поступил в университет, на одном этаже со мной жил мальчик со странным именем Элис Кидман. Он был тихий, симпатичный и очень вежливый. Я никогда не видел его разговаривающим с кем-либо из сокурсников, он не пропускал ни лекции, ни вечеринки, но всегда был один. И самое главное — никто не хотел жить с ним в одной комнате. Громилы факультета и забитые ботаники реагировали на него одинаково — обходили десятой дорогой, и при этом никому не могли объяснить причину своей неприязни к этому, как мне казалось, вполне располагающему к себе человеку. Первокурсники ли, "старички" ли — у всех, кому довелось прожить с Кидманом хотя бы несколько дней (рекорд был три месяца), при упоминании о нем начинали дрожать руки, и они как могли неуклюже меняли тему. Понятно, что в силу некоторых правил их отказывались переселять без внятной причины, и заканчивалось это по-разному: кто сбегал на квартиру, а кто и забирал документы.

Вышеупомянутые рекордные три месяца продержался мощный и довольно недалекий парень по имени Стэн (фамилии не помню), чемпион по футболу, который перевелся к нам на третьем курсе. Через несколько недель он впал в депрессию, стал пропускать лекции, редко появлялся в общежитии, на занятиях, потом на тренировках и, в конце концов, просто исчез. Спустя дней пять мы узнали, что он покончил с собой. А Элис Кидман существовал себе, как и раньше, и никто ни в чем не мог его упрекнуть.

Однажды в читалке я обыскался монографию про Джойса, когда внезапно увидел ее на столе Кидмана. Он медленно перелистывал страницы, зачем-то держа рядом с ними зеркало. Я бы в жизни к нему не подошел, но сроки сдачи реферата поджимали, и я решился.

— Извини, ты не одолжишь мне книгу на минуту?

Элис поднял голову. И увидев его так близко, на долю секунды я вдруг понял всех, кто имел с ним дело и не смог этого пережить. Но только на секунду. Через момент ничего этого уже не было, был просто славный парень, не отличающийся от миллионов других. Я даже не успел запомнить, что увидел, однако с тех пор тоже старался держаться от него подальше. Так вот, у Данте были такие же глаза — ясные, умные и честные, но ясность эта скрывала такую невообразимую тьму, что, заглянув в нее, можно было легко и быстро лишиться рассудка. И это в лучшем случае.

Я потряс головой, поднявшись на ноги, в голове еще стоял реактивный гул, а в глазах от солнца шли разноцветные круги.

— Ладно, — сказал Данте, — увидимся еще, когда приедет Пенни. Пока будьте моими гостями... все мое — ваше... в общем, вы поняли. И Ноа... занятно было познакомиться.

От этих слов Ноа вздрогнул, как от удара.

Я вышел под руку с Рори — к Ноа она не подходила. У входной двери он задержался.

— Ищешь надпись "Оставь надежду всяк сюда входящий?"

На столе Софии сидела Перл, скрестив длинные ноги.

— Ну, как миссия?

— Выполнима, — ответил я.

Она усмехнулась.

— Советую не обманываться его подчеркнутой демократичностью. Видишь ли, снобизм — признак молодости и глупости. Существа, разменявшие тысячу лет, да и не одну, могут позволить фамильярничать с собой. Но это совсем не значит, что он действительно смотрит на тебя как на равного. Мой тебе совет: забирай свою рыженькую сестренку, и мотайте подальше отсюда как можно скорее. Так будет лучше для всех нас.

Это прозвучало как угроза, но у меня было слишком хорошее настроение, чтобы обращать внимание. Я и без нее понимал, что Данте не так прост, каким хочет казаться, но главное: скоро я увижу Пенни, и мы вернемся домой.