История третья. Солнцепоклонник

Я наяву вижу то, что многим даже не снилось,

Не являлось под кайфом, не стучалось в стекло.

Мое сердце

Остановилось,

Отдышалось немного и снова пошло...

"Сплин"

Минуй нас пуще всех печалей

И барский гнев, и барская любовь.

Грибоедов

АЛЕКС (1)

Когда я вошел в больницу, на меня мало кто обратил внимание, хотя в общем было довольно спокойно — никаких рожающих на ходу дам и растерзанных жертв автокатастроф в духе сериала "Скорая помощь".

Прижимая окровавленный платок к предплечью, я подошел к дежурной.Она подняла на меня сонные глаза.

— Слушаю вас.

— Меня укусил вампир, — сообщил я, мягко говоря, нерадостно. Но на нее это не произвело никакого впечатления. Она вздохнула и дала мне формуляр.

— Заполните, пожалуйста.

Я пробежал по нему глазами: ФИО, аллергии, курю ли, пью ли... Идиотизм какой-то. Но поскольку сестра вроде не шутила, я взял ручку, быстро написал несколько слов и ткнул ей листок. Рука ныла терпимо, хотя довольно неприятно.

Перечитав мою писанину, она снова вздохнула и спросила:

— Как зовут?

Я начал терять терпение.

-Я же написал!

— Да не вас. Как зовут вампира, который вас укусил?

Честно говоря, я подумал, что ослышался.

— Извините, но он не представился! Я что, обязан был еще и познакомиться?! Если бы меня укусила собака, ее кличка тоже была бы для вас жизненно важна? Или порода?

— Я спросила бы имя ее хозяина, — терпеливо произнесла сестра абсолютно бесстрастным голосом. — В данном случае порода нам известна и так. Еще вопрос — вы его не ранили?

Вот тут я взорвался и заорал, от чего мне до сих пор стыдно.

— Мисс, вы в своем уме? — Мисс по ходу дела было уже далеко за пятьдесят, и это ничем, кроме оскорбления, являться не могло. — Не ранил ли я его? Эта тварь чуть меня не убила, а вы спрашиваете, все ли с ним в порядке!

— Мистер... — она заглянула в талантливо написанные левой рукой закорючки, — ...Бенедикт. Успокойтесь. Вампиров не любит никто, кроме извращенцев, и я к таковым не отношусь. А от вашего ответа зависит лишь то, в какую палату вас поместят. Если вы ранили его, то его кровь могла попасть в вашу. Мы протестируем вас на VV.

— А если не ранил?

— Все равно протестируем.

— И если я заражен, меня ликвидируют?

На ее лице впервые появилось выражение.

— Вы что, из Нью-Йорка?

— Нет...

-Тогда зачем говорите глупости? — Дежурная шлепнула какую-то печать, расписалась

на паре листков.

-Пройдите, пожалуйста, в четырнадцатую палату, это внизу. К вам подойдет наша

сотрудница.

Я, наверное, был заметно взвинчен, и она добавила:

— Искренне надеюсь, что с вами все в порядке.

— Спасибо, — буркнул я угрюмо. Ее б слова да богу в уши.

Раньше Филадельфия ассоциировалась у меня только с "Оскаром" Тома Хэнкса, песней Брюса Спрингстина и героиней любимого сериала Пенни "Все реки текут". Теперь к этому короткому списку прибавятся еще и кусачие монстры. Приятного мало.

Чтобы попасть в кабинет N14, нужно было спускаться на лифте. Было уже около часа ночи, так что люди на пути почти не попадались, а внизу так вообще оказалось пусто. Я нашел нужный кабинет, вошел и сел на кушетку в ожидании экзекуции. Благо, анализ на VV нужно ждать не больше минуты, хотя, по правде говоря, времени у меня был вагон. Мой план А накрылся медным тазом, потому что и плана-то никакого не было. А еще несуществующий план Б может накрыться из-за непродуманности плана А.

За стеклянной дверью вырисовался женский силуэт. Я выпрямился, пока она открывала дверь и вносила маленький подносик со стандартным набором для анализа VV. Я такие сто раз видел. Поставив его на стол, она обернулась ко мне.

— Добрый вечер. Меня зовут Рори.

А вот медработников таких я вижу впервые.

Я вообще не особо впечатлителен, но, наверное, воспоминание о недавней стычке было еще слишком живо.

Вскочив, я перекинул стол, который стоял передо мной, и шарахнулся к стене. Она же не двинулась с места, просто стояла и смотрела на меня. Глаза у нее были для не-мертвой абсолютно типичные — прозрачные и жуткие. При ярком свете зрачки выглядели как дырки, проколотые шилом.

— Не волнуйтесь, — сказала она тихо и протянула руку.

Это она мне говорит?

— Это вы мне говорите? — задохнулся я от возмущения. Оно вытеснило ледяную волну страха, которая было хлестнула по мне при ее появлении. — Извините, мисс, но руки я вам не подам. И если вам не известно, час назад один из ваших собратьев чуть не убил меня.

— Они мне не братья... Послушайте, если какой-то бандит нападет на вас на улице, вы же не будете обвинять в этом первого встречного? А все они тоже вроде как ваши собратья.

— О, пожалуйста! — сказал я язвительно, видя, что опасности, кажется, пока нет. — В раннем детстве мой отец с семьей был на Стадионе Нью-Йорка, когда банда съехавших с катушек мерзавцев вашей породы перемолола на фарш несколько тысяч человек! К счастью, он был очень маленьким и хорошо спрятался, иначе я бы сейчас здесь не стоял. Но после этого он пять лет не разговаривал, и кабинет психоаналитика стал его вторым домом — никто уже не верил, что он станет нормальным человеком! А где, мисс, в это время были вы?

— Это нечестно, мистер Бенедикт...

Ее пухлые губы вздрогнули. Неужели? Вот это новость — обидчивая нежить.

Я немного успокоился и наконец разглядел ее как следует. Немного детские черты лица, россыпь бледных веснушек на переносице и слегка на щеках. От волнения она побледнела даже сильнее обычного, и на белизне кожи они стали отчетливо видны. Ее гладкая прическа вначале сбила меня с толку, но теперь я понял, что она рыжая. Эти медно-красные спиральки не спрячешь и не выровняешь ничем, моя сестра боролась с ними всю сознательную жизнь, даже утюгом гладила... Наверное, такое сходство с Пенни меня немного примирило с присутствием монстра, всего лишь желающего взять кровь на анализ. Я оглядел ее еще раз. Ну точно, банку геля на голову вывернула, чтобы пригладить кудри, а они все равно выбиваются из строгой прически и вьются вокруг головы непокорными пружинками. Так выглядела Пенни, когда впервые устраивалась на работу, перед первым в ее жизни собеседованием. Моя Пенни.

Во время моих раздумий Рори продолжала стоять не двигаясь, словно опасалась любым движением вызвать у меня новую вспышку агрессии. Это было правильное поведение, и мне в голову пришла идиотская мысль: может, ее учили этому на специальных курсах для медсестер-вампиров? Оч-чень смешно.

— Как вышло, что вам разрешили работать здесь? — спросил я наконец, начиная потихоньку выбираться из игры в гляделки.

Она едва заметно пожала плечами.

— Вы что, из Нью-Йорка?

— Да почему, черт возьми, все это мне говорят?

— Потому что такое отношение обычно выдает нью-йоркца или кого-то из свободных зон. А для южанина вы слишком хорошо говорите.

— По-моему, такое отношение должно выдавать любого здравомыслящего человека, нет?

— Если бы вы спокойно дали мне делать мою работу, я бы подумала, что вы местный или из Чикаго. Все просто.

Вот оно что. Я приехал на землю обетованную. Это должно или упростить для меня все, или наоборот усложнить до предела.

— Что вы собираетесь делать? — спросил я, все еще держась на безопасном расстоянии.

— Я должна взять у вас анализ на VV.

— Почему вы?

— Потому что индикация происходит только при контакте с кожей, а очень мало людей согласится рисковать. Они даже ВИЧ боятся меньше. Заразить вас я не могу, так как, научно выражаясь, мы постоянно сохраняем цельность кожных покровов. Проще говоря, мелкие раны у меня заживают моментально.

Голос Рори был напряженным, если не сказать обиженным. А кем она себя воображала? Матерью-мать-ее-так-Терезой?

Она сделала осторожный шаг вперед и подняла опрокинутый мной стул. Должно быть, я уже начал к ней привыкать, она не казалась опасной, даже симпатичной, но... с ними никогда ни в чем нельзя быть уверенным. Мне так казалось. Может, потому что считал все их гребаное племя виновным в смерти моей сестры. Может, потому что сегодня я столкнулся с ними впервые, и на первый взгляд они тоже не показались опасными. А также потому, что этот опыт мне абсолютно не понравился.

В конце концов, я скрепя сердце позволил ей подойти и прикоснуться к моей руке. Она сделала все очень быстро и умело — даже не знаю, вышло бы так хорошо, будь она человеком, или нет. Ее прикосновения были легкими и едва заметными, если бы я не наблюдал за ее руками во все глаза, мог и не заметить. Она взболтнула жидкость в пробирке и макнула в нее палец, испачканный моей кровью. Цвет жидкости остался прежним.

— Вы чисты, мистер Бенедикт, — сказала она.

— Спасибо за прекрасную новость, — огрызнулся я, но уже не так сердито. — А если бы нет? Что бы со мной сделали?

Она посмотрела на меня своими светлыми глазами, и я снова почувствовал холодок по спине. Ясно, что это древний инстинкт, обычная реакция потенциальной жертвы на присутствие хищника, но привыкать я не имел никакого желания.

— В таком случае закон предписывает позвонить в полицию, а они побеспокоятся, чтобы вы покинули город в течение двух-трех дней.

— Пока еще не превратился?

Она утвердительно кивнула. Я не успел и заметить, как на руке оказалась аккуратная повязка.

— А также если бы вы захотели, они нашли бы того, кто это сделал, и...

— Убили бы его?

— За что? Он же вас не убил. Просто выслали бы вместе с вами.

— Это идиотизм.

— Это порядок. И он себя оправдывает, поэтому в последнее время у меня не очень много работы. Можно даже сказать, мало. Можете быть свободны.

— Благодарю, — сказал я с издевкой и направился к двери, даже не намереваясь прощаться.

— Вы будете звонить в полицию? — спросила она мне в спину.

Я обернулся.

— Нет.

— Почему же?

— Я вам скажу. На самом деле я напал на эту тварь первым, и теперь вы как сознательная гражданка тоже можете позвонить. У вас есть хоть какой-то дух солидарности? Он ведь вашей породы.

Рори не стала ничего отвечать, отвернувшись от меня и складывая инструменты. Наверное, приняла "тварь" и на свой счет. Я хотел еще съязвить напоследок, но раздумал. Черт побери, я не должен был чувствовать себя виноватым перед ней, но... что-то такое было. Кажется, она немного пошатнула мои установившиеся представления о чудовищах, хотя они были так расплывчаты. В любом случае — в этом городе странные порядки, и следовало бы разузнать все получше прежде чем действовать.

Но кто может упрекнуть меня?

* * *

АЛЕКС И ПЕННИ (1)

Мои родители и отец Пенелопы были военными журналистами, а мать ее умерла уже давно. Они работали вместе и буквально не вылезали из горячих точек. Для нас с Пенни с детства это было привычно, мы ужасно гордились ими и всем показывали фотографии неразлучной троицы со счастливыми лицами — часто закопченными, оцарапанными, заляпанными мазутом, а иногда и кровью. Палестина, Кувейт, Босния... мы без запинки могли рассказать, какое там положение, что вообще происходит и какие из этого следует делать выводы. Именно поэтому мы вначале твердо решили стать репортерами. Только жизнь решила по-своему. В один прекрасный день имена наших родителей узнал весь мир: вертолет со съемочной группой был сбит где-то в районе Газы. Его покореженные останки нашли только через неделю. Мне тогда было четырнадцать лет, Пенни — двенадцать. Отлично помню, как сам глава канала Джо Стерн, близкий друг наших семей — нашей семьи — пришел к нам, чтобы сообщить об этом. Мы открыли дверь, перемазанные джемом — пекли пирог к возвращению родителей. Увидев нас в таком виде, он вдруг заплакал. Потом сказал: "Алекс, дружище... Джим и Эсперанца..." и снова долго не мог произнести ни слова. Но мы все поняли и так. Никто из нас не мог позволить себе истерику — слишком нуждались в поддержке оба. Мы остались совсем одни. И только держа друг друга, держались сами.

Тело Коннора Уэйна не нашли. Помню, как Пенни, спокойная, хоть и бледная до синевы, поправляла сочувствующих: "Я не сирота. У меня есть папа и Алекс". Она до последнего верила, что отец выжил, пока еще через неделю в пустыне не обнаружили труп, вернее то, что от него осталось. Его опознали. Получив все возможные подтверждения, Пенни обняла меня своими тонкими ручонками так крепко, как только смогла, и сказала: "Теперь у меня остался только ты".

Дядя Джо стал нашим опекуном. Денег было достаточно, я поступил в хороший колледж, Пенни тоже. Мы звонили друг другу каждый день и все выходные проводили вместе. Когда наши однокурсники разбивались по парочкам, мы были странным исключением. Действительно странно — смуглый черноволосый парень латинского типажа и белокожая голубоглазая красавица с шикарными почти красными волосами, утверждающие, что они брат и сестра. Мы плевать хотели на сплетни и, в конце концов, перевоспитали общественность. Все смирились и называли нас двойной фамилией — Бенедикт-Уэйн.

Вернувшись в гостиницу, я снова — в какой только раз — достал письмо Пенни. Ее предсмертное письмо. Я читал его миллион раз, так, что оно почти превратилось в лохмотья, но сейчас хотел прочитать миллион первый.

Милый Алекс!

Трудно правильно подобрать слова, чтобы передать тебе мое сообщение. Буду банальной — когда это письмо окажется в твоих руках, меня уже не станет в твоей жизни. И я категорически запрещаю из-за меня переживать.

Очень люблю тебя.

Пенни.

Я глубоко вдохнул. Алекс Бенедикт приехал в Филадельфию с твердой уверенностью, что выяснит, кто или что принудило Пенни к этому поступку. Но теперь я не знал, что и предпринять. В "Inferno" мне путь заказан. В городе я никого не знаю. К тому же что-то подсказывало мне, что к властям обращаться бесполезно, слишком необычные порядки в этом городе.

Чикаго, а потом и Филадельфия, уже много лет имели специальный статус, установленный еще давным-давно Гарри Диллоном, бывшим тогда мэром Чикаго. Это касалось отношения к вампирам. В Бостоне был введен комендантский час, который сразу же прозвали "Бизнес-ланчем". Противоположной крайностью был Нью-Йорк и примкнувшие к нему, где после бойни на Стадионе вампиров одно время методично истребляли, как разносчиков смертельной заразы — тараканов и крыс, ни в коем случае не признавая наличия разума. Какой, в самом деле, может быть разум у чумной крысы? Так сохранилось и по сей день. В Чикаго же не-мертвым была предоставлена свобода передвижения и масса бесплатных донорских пунктов по всему городу, однако ни о владении собственностью, ни о правах речи быть не могло. Во всяком случае, все так думают...

Филадельфия стала золотой серединой, но сейчас она, похоже, ничем не отличалась от Чикаго. Складывалось впечатление, что этими городами управляет один и тот же человек. Вот сомнения в том, человек ли это вообще, и привели Пенни в эту чертову дыру.

Я понятия не имел, что делать дальше. По идее, если хочешь выяснить что-то, касающееся вампиров, лучше выяснять это у них самих. Но среди вампиров у меня знакомых не было никогда, если не считать того охранника из офиса киностудии и...

Рори?

Странное знакомство и странная личность. Я не знал, как ее воспринимать, но если мыслить логично — вампиры происходят от людей, а люди бывают разные. Следовательно, вампиры тоже должны быть разными. Может быть Рори удачным исключением из общей толпы? Из рассуждений выходит, что да. Это логично, но вампиры вообще-то не совсем логичные существа, и полагаться на логику было бы опрометчиво. Это если бы у меня был выбор. А его-то у меня и нет.

Было два часа ночи — до утра еще далеко. Портье принес мне телефонную книгу, и быстро, чтобы не передумать, я набрал номер больницы святой Беатрис и попросил позвать Рори. Там никто не удивился. Я прождал минут пять, но когда услышал ее голос, чуть было не бросил трубку.

— Рори?.. Это Алекс Бенедикт... помните, укушенный?

— Где уж забыть, — ответила она спокойно.

— Вы меня простите?

Она сделала паузу. Потом сказала:

— В моем положении нельзя позволить себе держать на кого-то зло из-за пустяков. Чем могу помочь?

— Вопрос, который вы сейчас задали — обычный оборот, предусмотренный этикетом, верно ведь? Но я воспользуюсь этим и поймаю вас на слове. Мне действительно нужна помощь.

Рори опять замолчала, и я подумал, что она уже не ответит. Но я ошибался.

* * *

РОРИ

Я все еще не мог поверить в происходящее. Она сидела напротив меня в длинном трикотажном платье травяного цвета и внимательно слушала. Почему я позволил этому случиться? Ответ скорее всего был прост — мне не с кем было поговорить и не с кем поделиться своим горем. Не спорю, что Рори — не лучшая кандидатура для этого, но у меня не было ни времени, ни выбора.

Мне казалось, что я не смогу разговаривать с ней, но это оказалось совсем несложно. Допустим, бояться мне нечего, если ее за убийство ждет смертная казнь. Я, в общем, почти и не боялся, однако все время ждал от нее каких-то действий, реакции, отличной от человеческой. Но она сбивала меня с толку тем, что упорно вела себя как человек. Если не разглядывать ее глаза и не обращать внимание на прозрачную кожу и стремительные, незаметные глазу движения, которые она иногда делала... Да не в этом дело. Главное — она совсем не выглядела холодной. Мертвой. И ей почему-то было до меня дело.

— Чего именно ты хочешь? — спросила она просто.

— Чтобы ты сказала, каковы мои шансы.

— Ну это смотря что ты задумал.

Когда я думал об этом, мои руки сами сжимались в кулаки. И сейчас тоже.

— Моя сестра хотела написать убойную статью о том, что происходит на вершине власти Чикаго. Для этого она поехала в этот гадючник и устроилась работать на "Inferno".

— Что за странный выбор.

— Конечно, формально киностудия принадлежала какому-то типу, раньше занимавшемуся политикой. Но из множества непроверенных слухов Пенни сделала вывод, что настоящая хозяйка киностудии — кажется, ее зовут Перл — мало того, что монстр, да еще и фактически управляет городом, а власть имущие люди Чикаго — с удовольствием или без — но мирятся с таким порядком. И если это так... ты должна ее знать.

Рори покачала головой.

— К счастью, не лично. Конечно, я знаю, кто такая Перл. И то, что сделала твоя сестра, было очень рискованно и глупо. Почему ты не отговорил ее?

— Думаешь, эта упрямица посоветовалась со мной? Я получил ее первое письмо, когда был в Европе, — она описала свои планы, просила не переживать и сообщила, что устроилась на киностудию. Потом второе — уже из Филадельфии, где возник филиал "Inferno". О том, что вокруг уйма монстров... Я тебя не оскорбил?

— Спастбо, что спросил. Продолжай, пожалуйста.

-...И о том, что Перл, кажется, принадлежит не только киностудия, но еще сеть ресторанов и казино.

— "Санрайз".

— Вроде того. Филадельфия — важный порт, но судоходство, бизнес, связанный с морем и прочие промышленные предприятия Перл оставила другим и просто сшибает с них часть прибыли. Еще написала, что, возможно, удастся ее увидеть. А третье письмо... вот.

Я показал Рори письмо Пенни. Она внимательно перечитала его и вернула.

— Одного не понимаю, Алекс, — сказала она наконец. — С чего ты взял, что это предсмертная записка?

Я посмотрел на нее с недоумением.

— А какая же?

— Лично я вижу несколько вариантов. Она так увлеклась чем-то или кем-то, что не мыслит без этого жизни, но знает, что тебе это не понравится — это раз. Ее заставили это написать — это два. И наконец — она вообще ее не писала. Это три.

— Ты это серьезно?

— Я говорю, что такое возможно. Лучше, чтобы это был вариант 1. Извини, но если Перл поймала ее на шпионстве, то мне ее жаль. Перл могла заставить ее это написать, а потом делать с ней, что захочет. И в конце концов уничтожить.

— Я убью ее... — В этот момент я, кажется, сам в это верил. — Даже если это будет стоить мне жизни.

Рори положила свою руку на мою, и на этот раз я ее не отдернул.

— Не принимай поспешных решений. Ты в любом случае не сможешь убить Перл, но возможно, что убивать ее не за что.

— Таких, как она, всегда есть за что.

— Это верно.

Я внимательно посмотрел на нее.

— Ты что, ренегатка? Почему ты так себя ведешь? Ты не должна быть солидарна со мной и с кем бы то ни было. Это противоестественно и пугает. Гораздо естественнее было бы, если бы ты, выйдя из этого номера, позвонила Перл, и та закопала бы меня в землю рядом с Пенни.

Она отвечала мне немигающим взглядом.

— Ты хочешь, чтобы я это сделала?

— Я хочу, чтобы ты помогла мне закопать в землю Перл, но не могу этого требовать. Если пожелаешь, я тебя найму. Денег у меня хватит.

— Понятно, но боюсь, у меня не хватит смелости. Думаешь, мы, не-мертвые, всесильны и ничего не боимся? Боимся и еще как. Я боюсь Перл. Все боятся Перл. А сама Перл боится кого-то еще. Нет истины последней инстанции, сам знаешь. Но...

— Что "но"?

Она осторожно улыбнулась кончиками губ и встала.

— Есть одна звездная парочка, моей породы, как ты говоришь. Они может, и денег не возьмут, для них убийство — удовольствие, а авторитетов не существует. К тому же один из них мне должен. Я попробую связаться с ними. Так что увидимся завтра, уже поздно.

— То есть рано?

— Да кому как.

Рори вышла как порыв ветра. И только сейчас я вспомнил, что не поблагодарил ее, и... что она так и не ответила на мой вопрос.

* * *

ПРИРОЖДЕННЫЕ УБИЙЦЫ

Я с большим трудом привыкал к изменению режима и забивал мигрени таблетками. Это хоть немного, но помогало. Подумать ни о чем я не успел — после захода солнца позвонила Рори и разбудила меня.

— Нам везет. Они здесь и согласились поболтать. Я конечно, могу поговорить с ними сама...

Это меня задело чисто по-мужски, что, в общем, было неуместно. Так же, как войти в клетку с леопардами из одного позерства.

— Нет, не стоит. Я пойду с тобой.

Мы пошли в ночной клуб. Рори наконец распустила волосы. Еще более непокорные, чем у Пенни, они горели вокруг ее головы ангельским нимбом. Когда я смотрел на них, то чувствовал себя счастливым и глубоко несчастным одновременно, мне неудержимо хотелось дотронуться до них, пригладить, пропустить кудряшки между пальцами, как раньше... Но не с ней. Это было не с ней. Вот чего забывать нельзя.

— Вас ждут в последнем зале, — сообщил официант.

Ну надо же, они тоже любят поиграть в людей...

Зря я так. "Звездная парочка" очередной раз продемонстрировала, насколько сама Рори все-таки нетипична. Эти напрягли меня одним своим видом. Но, если бы тогда я знал, что мне предстоит увидеть особей пострашнее, я бы так не реагировал.

Рори обнялась с парнем, хотя явно по его инициативе. Он был в длинном сетчатом плаще поверх дорогого костюма, короткие волосы — дикого клюквенного цвета. Кислотник-эклектик с претензиями на респектабельность.

— Привет, моя конфетка!

— Привет, Харлан.

Выпустив Рори из объятий, он сел рядом с ней.

— Рассказывай.

Она и рассказала. Не все, конечно — очень грамотно отбирая нужную информацию. Все это время по его лицу трудно было что-то угадать, но когда она закончила, он рассмеялся:

— Твой друг псих, так ему и передай.

Будто меня и так рядом не было.

— Что скажешь, Рэйч?

Его спутница сидела поодаль и молчала. Блондинка в идеальном смысле слова — белее только горный снег. На макушке три хвостика, кончик каждого из них будто макнули во что-то красное. Жуткая, хоть и красивая. Айсберг, заляпанный кровью.

Она медленно покачала головой.

— Я так и думал, — сказал Харлан. — Прости, Ро. Конечно, если бы не ты, меня бы убили тогда со всеми теми людьми на Стади...

Рори сделала незаметное движение, мол, не будем.

— ...В общем, ты сделала вид, что не заметила меня, и я обязан тебе жизнью. Странно я с ней распорядился, правда? — Он снова рассмеялся. — Мы, конечно, маньяки, но к смерти еще не готовы. Поверь, никто в своем уме не заведется с Перл. Если бы одна она, еще ладно. Но ты же понимаешь, КОГО это непосредственно касается. А с ним иметь дело — это самоубийство... причем в очень болезненной форме.

— Я понимаю...

Харлан обнял ее за плечи.

— Не расстраивайся, малышка. Я, кажется, знаю кое-кого, кто может вам помочь.

— Кто?

— Его зовут Ноа, и у него с Перл старые счеты... хотя он об этом еще не знает. Он живет в Нью-Йорке, и я дам тебе его мыло.

— А что значит "не знает"?

— Когда встретишься с ним, не говори обо мне. Просто скажи: твоя хозяйка и лейтенант Хаузер славно развлеклись одной чикагской осенью.

— Спасибо, Харлан, я очень тебе благодарна.

— Поверь, совсем-совсем не за что.

Уходя, Рэйчел посмотрела на нас сочувственно — насколько смогла — и еще с некоторой долей интереса.

— Позвоните нам, если все получится.

— А ты как думаешь?

-Думаю, вы не позвоните.

* * *

— О ком он говорил?

— Что? — Рори задумалась так глубоко, что казалось, она в обмороке.

— О ком говорил твой приятель?

— Да так... Ладно, Алекс, пойдем посерфимся. Может, поймаем этого Ноа, если повезет. А пока сходи в кафе, съешь что-нибудь.

— А ты?

Она усмехнулась.

— Тебя не съем, не бойся. Мне тоже интересно, как все закончится. Прогуляюсь в донорский пункт имени святой Перлиты.

— Можно бестактный вопрос?

— Пытайся.

— Живая кровь отличается от той, что в пунктах?

— Формально нет.

— А реально? На вкус?

Рори наморщила лоб, словно пытаясь что-то вспомнить.

— Ну... как тебе передать...

Я попытался ей помочь.

— Если взять за эталон, скажем, кока-колу?

— Алекс, — фыркнула она, — я не знаю, какова на вкус кока-кола. Но... представь кислые яблоки для тех, кто в принципе не любит ни кислое, ни яблоки. Вроде того.

Она ушла, а я остался стоять, переосмысливая сказанное. Что может заставить человека есть кислые яблоки, если на каждом шагу деревья увешаны сладкими бананами? Разве что страх смерти. Садистка эта Перл, но умница.

И все равно я ее убью. Или хотя бы попытаюсь.

* * *

НОА

"Нужно кое с кем разобраться. Кое с кем серьезным, — отстукал я, встряхивая рукой, чтобы снять напряжение. — Мне велели передать, что ваша хозяйка и лейтенант Хаузер хорошо повеселились одной чикагской осенью. Сказали, это вас заинтересует".

Кажется так. Еще я оставил адрес — хоть и слабо верил в удачу. Бог его знает, когда этот Ноа проверит свою почту. Может, завтра, а может, через пять лет.

— Подождем, — сказала Рори. — У меня отгул, осталось часа три-четыре. Пойдем погуляем, покажу тебе город.

Я покорился с мрачным видом. Мне было все равно. К тому моменту я уже так устал от монстров, что хоть караул кричи.

Вернулись мы к рассвету. Интересно, с чего это я ждал гостя прямиком из Нью-Йорка? По-моему, он был где-то недалеко, иначе так быстро бы не доехал.

Небо подозрительно благоволило мне, и я не хотел думать о том, какой величины черная полоса предстоит после.

Не-мертвый сидел на кровати, где перед этим сидела Рори. Она, конечно, услышала бы его гораздо раньше, если бы была рядом со мной, а не где-то позади. Но это ничего не меняло. Он дал войти мне и дал войти ей. Потом закрыл дверь, и почему-то мы позволили ему сделать это.

— Сядьте, — велел он.

Я послушался. Рори осталась стоять у двери.

— Надо полагать, Ноа? — спросила она, слегка улыбаясь. Чему радоваться?

Он был высокий — выше меня, темноволосый и очень серьезный на вид. По сравнению с ним Харлан и Рэйчел выглядели несолидно. В нем было — как это сказать? — ощущение силы. Без показухи и позерства.

— Что ты еще знаешь? — спросил он, обращаясь к обоим, но смотря на меня. Я кинул взгляд на Рори — она была спокойна. Ладно.

— Ничего, — ответил я честно.

— Тогда с чего ты взял, что это меня заинтересует?

Хороший вопрос. Я развел руками, это вышло довольно скованно.

— Но вы же здесь.

Хороший ответ. Ему понравилось. Я попытался продолжить с максимальной осторожностью, будто играл с ядовитой змеей. Сравнение, надо сказать, довольно удачное.

— Раз вы здесь, может, поговорим?

Он развел руками, повторяя мой жест. Пиджак распахнулся, под ним была кобура.

— А может — в русскую рулетку? Останешься в живых — поговорим.

Рори наконец покинула свой пост у двери и подошла. Ей приходилось смотреть на него снизу вверх, но ее это мало беспокоило. В комнате эти двое были одного роста, а маленьким был я.

— С твоей игрушкой это невозможно, сам знаешь. Для игры в русскую рулетку нужен хотя бы барабан, нет?

Он улыбнулся ей, медленно, будто оттаивая.

— Твое имя?

— Рори, можно Ро. Но тебя здесь должна интересовать не я, а мистер Бенедикт. Он считает, что ты подходишь.

Вот тут он рассмеялся, и смех преобразил его. На секунду я увидел его таким, каким он, возможно, был очень много лет назад, когда использовал ночи для сна и секса, а не для убийств. Рори рассмеялась вместе с ним, и это уже было похоже на издевательство. Возможно, что оба они смеялись надо мной? Да запросто. Почему бы им не быть высокомерными.

— У мистера Бенедикта есть имя? — спросил он наконец.

* * *

АЛЕКС И ПЕННИ (2)

Со стороны мой рассказ о нас с Пенни может показаться полнейшей идиллией, но ссорились мы довольно часто. Правда, никогда серьезно. Подобно истинной Пенелопе, она много лет уже вязала для меня какой-то особенный плед, но когда сердилась, со злости наполовину распускала, так что пледа я до сих пор не видел. Однажды, когда ей было лет семнадцать, она затеяла шутку, в которую втянула меня, хотя и не без труда. Готовилась она, надо сказать, основательно. Сперва прожужжала уши одному из знакомых парней про свою подругу, писаную красавицу, настоящую Карменситу. Потом переодела меня девчонкой и отправила на свидание, клятвенно обещая в самый ответственный момент появиться и разоблачить самое себя. Я немного поломался, но в каждом мужчине живет скрытый трансвестит, и любой втайне хотел бы узнать, как это — быть женщиной, хотя бы внешне.

Пенни поработала профессионально — из меня получилась такая мексиканская курочка — пальчики оближешь. Неудачные ноги спрятали под макси, волосы у меня тогда были длинные, а она их еще и завила. Глянул в зеркало — персик, прямо сам себя захотел! Чем это все закончилось, лучше не хвастаться — Пенни пряталась за колонной того же кафе, давясь от смеха, когда этот бугай начал хватать меня за коленки. Потеряв терпение, я аккуратно вырубил его одним ударом и ушел, с достоинством подобрав юбки и возмущенно цокая каблуками. После этого я три дня упорно не отвечал на звонки Пенни, а она, мучимая совестью, перевыполнила план со злополучным пледом. Правда, тут же его и распустила, когда я не пришел на ее дебют в драматическом кружке. Это неправда, я пришел, только поздно — заторы на дорогах еще не научились рассасываться по такой мелкой причине, как дебют моей сестры. Но ведь лучше поздно, нет?

Через день я так намаялся, что купил корзину бананового мороженого, обложил его льдом и помчался к ней. На выезде из города мы чуть не разминулись. Пенни выскочила из машины, прыгнула мне на шею и чуть не передавила жизненно важные артерии. На заднем сидении ее "форда" стояла упаковка моего любимого пива.

...Мне снилась Пенни, однако сон был не совсем приятным. Мы бродили по извилистому, как лабиринт, винограднику. Она то пропадала, то снова появлялась, пугая меня до смерти, и похоже ей это нравилось. Потом она пропала, я слышал ее голос, но найти не мог. Она звала меня: "Алекс! Алекс!" — и чем больше удалялся ее голос, тем страшнее мне становилось. И не знаю, чего я боялся: того, что не найду ее, или того, что наоборот — найду.

Я проснулся в незнакомой комнате. С дикого похмелья голова грозила с минуты на минуту развалиться. С трудом разлепив глаза, я увидел на столе рядом таблетки и два стакана воды, тут же влил их оба в себя и чуть не захлебнулся.

Видимо, я хлюпал как бладхаунд, потому что в комнату вплыла Рори.

— Где я?..

— Ты что, ничего не помнишь?

Нет, я помнил... что-то. Мы пошли в бар... я заказал выпить... потом опять заказал... потом снова заказал... А, еще помню: я рассказывал про себя и про Пенни, и про то, почему я приехал в Филадельфию...

Следом вошел Ноа. Вот о нем я совсем забыл.

— Кто-нибудь ответит на мой вопрос?

— Ты у меня дома, — сказала Рори немного удивленно.

— Судя по твоему тону, я чего-то все же не помню. Ну-ка подскажи: что я здесь делаю?

Она пожала плечами и посмотрела на Ноа в поисках поддержки.

— Ну как же, Алекс... ты сказал, что в гостинице с тебя дерут три шкуры, и я предложила пожить у меня.

— Какие шкуры... у меня же полно денег... А он? Тоже? — Я кивнул на Ноа.

— Ну да.

— Сколько же я выпил?

— Это риторический вопрос. Но если хочешь, я могу узнать.

При одной мысли о виски мне стало дурно.

— Что за здание? — спросил я, чтобы отвлечься от приступа тошноты.

— Старое крыло больницы, где я работаю, — пояснила Рори. — Раньше здесь была психушка, а потом какая-то токсикологическая лаборатория. Раз у них что-то рвануло, и лет двадцать тут никому нельзя было находиться. Кроме меня, конечно. Сейчас уже все в порядке, но, похоже, про это крыло все забыли, как и про то, что обитаю я тут в общем незаконно.

— Ты очень здорово все обставила. Больше похоже на люкс.

— Это и есть люкс. За полвека можно сообразить ремонт на миллион долларов. Ну что ж — беседуйте. У меня в отличие от некоторых праздношатающихся есть обязанности, но я буду вас слушать.

Во мне тотчас родилась нота протеста, но не успел я и рот открыть, как Рори исчезла за дверью. Интересно, если они так быстро двигаются, то должны и бегать как "феррари"?

— Впервые вижу того, кто серьезно хочет разобраться с Перл, — сказал Ноа, усаживаясь рядом. Мне это не понравилось, но в конце концов — если бы они хотели что-то со мной сделать, более подходящего случая, чем вчера, придумать трудно.

— Вчера, — он будто мысли мои читал, — ты был маловменяем, поэтому неплохо, если ты продублируешь свой монолог.

— О чем именно? — попытался я напрячь мозги, но они ответили на это вспышкой боли.

— В частности о том, что ты нашел в комнате сестры. Желательно подключить наглядные пособия.

— Вы что, согласны?

— Этого я не говорил. Я просто ничем не занят и самую малость заинтересован. Скажи лучше, кто подкинул тебе фразочку, которой ты меня зацепил?

Я покачал головой.

— Не могу сказать.

— Держим слово? Одобряю...

— Она что-то означает?

— Надеюсь, что нет. Ладно, мистер Бенедикт, деньги еще никому не мешали. Я не собираюсь убивать Перл, если ты этого от меня ждешь, но...

— Но что? — Честно говоря, я был немного разочарован.

— А ты ждал, что я пойду и отстрелю ей голову?

А что — меня бы это очень даже устроило.

— За ней стоит большая сила, с которой лучше не связываться без серьезных на то причин. Я помогу тебе определить причины.

— Сколько можно говорить загадками? Я это уже не в первый раз слышу, — проворчал я, копаясь в чемодане в поисках улик. — Трудно представить, что существует что-то пострашнее вашей Перл, как вы о ней говорите.

Ноа усмехнулся, и я опять почувствовал свою полную ничтожность. Кажется, у них это уже доведено до автоматизма.

— Рори что, не рассказала тебе про Данте? Поберегла нервную систему?

О нет. Пожалуйста. Ничего не хочу слышать. С меня достаточно.

Звуки в соседней комнате на мгновение умерли.

— Он кто, сам дьявол?

— Не знаю, я его никогда не видел. Фокус в том, что невозможно выяснить, сколько у Перл собственной силы и сколько она заимствует у Данте. Когда они пришли в этот город — это было давно — здесь существовало несколько разрозненных вампирских банд, вяло грызущихся между собой. Что, ты думаешь, они сделали?

— Скооперировались с одной из них и уничтожили остальные, а потом уничтожили своих союзников? Как в кино.

— Кино... На самом деле они уничтожили их всех и сразу, за одну ночь. Правда, в процессе чуть не сожгли весь Чикаго.

Вау. Что тут можно добавить.

— На город после этого покушались лишь раз — Скеллис, главарь нью-йоркской банды, тот, который слово "стадион" сделал нарицательным, обратил внимание на Чикаго. Правда, после этого ни его самого, ни его банду никто больше не видел. Помнишь это, Ро?

Я помнил, хоть и с чужих слов. Это был кошмар кошмаров, и я был рад, что эта тварь подохла, пусть даже от руки себе подобного.

Она не отозвалась, и Ноа продолжил:

— Перл достаточно сильна и способна обмануть кого угодно, но скажу по секрету — у меня есть причина утверждать, что без Данте она всего лишь одна из нас.

— Значит, ее все-таки можно убить? — воспрянул я духом.

— Можно, но кто поднимет руку на любимую болонку короля?

Как говорится, вопрос исчерпан. Я достал из чемодана письма Пенни и несколько листков, вырванных из записной книжки.

— Это все, что я нашел в комнате.

На листках была написанная от руки статья. Многие слова и целые фразы подчеркнуты красными чернилами, а на поля вынесены восклицательные знаки.

— Ты читал это? — спросил Ноа.

— Что-то про вампиров, которые проводили какие-то эксперименты. Хотели приспособить себя к дневной жизни.

Он усмехнулся.

— Получилось?

— Вроде бы.

— Фантастика... На самом деле, я слышал про подобный проект, но это было давно и, кажется, в Японии. Пустая трата денег. Чего не пойму, так это как тебе удалось проникнуть на "Inferno". Там же сумасшедшая система охраны и пропуска по уровням.

— Я об этом не знал. Просто вместе со мной входила большая группа, и на входе зависли оба компьютера. Все начали суетиться, а я подошел к девушке в приемной. Откуда мне было знать, что это такой криминал?

— И что произошло?

— Я спросил, работала ли здесь Пенелопа Уэйн. Она посмотрела на меня... как-то удивленно и только хотела ответить, как запнулась и сказала, что она не вправе давать такую информацию, и мне лучше поговорить с главным администратором. Тогда-то и появилась другая. Я ее только издалека видел. Блондинка.

— Человек?

— Не знаю. Кажется, нет...

— София.

— Тебе виднее. Она спросила: "Что происходит?" — очень нервно, прямо как собака тявкнула. Та испугалась вусмерть и едва что-то пролепетала, как на меня сзади налетел этот маньяк-охранник.

— У тебя, конечно, не было ни единого шанса, — констатировал Ноа.

— Конечно. Ему бы рельсы на узлы вязать. Он чуть не свернул мне шею, но я каким-то чудом выскользнул и врезал ему в глаз. Я даже не помню, когда он меня цапнул, ублюдок.

— И это породило в тебе надежду, что Пенни жива?

О, я даже думать об этом не смел. Не смел надеяться. Это было еще хуже, чем пережить ее смерть.

— Я просто хочу знать, что произошло.

— Ладно, — сказал Ноа. — Может, нам со временем и удастся понять, чем занималась твоя сестра, но полной картины это все равно не даст. Придется побеседовать с Перл. Я не вижу иного выхода.

Такая перспектива меня угнетала, но я сам заварил эту кашу и съем ее с честью. Пусть даже мне придется подавиться.

— Ты можешь это устроить?

Это был глупый вопрос, и я тут же задал другой, просто чтобы отвлечься:

— А кто такая лейтенант Хаузер? Перл имеет к этому отношение?

— Ты любопытен как девочка-подросток, — ответил он. — И платишь мне не за удовлетворение своего любопытства. А вот я хотел бы знать, как давно ты знаком с Ро.

— Два дня. И если тебе интересно, почему она мне помогает, то мне тоже.

* * *

ПЕРЛ (1)

В здание киностудии на этот раз мы вошли без проблем. Той девушки в приемной я не увидел, и не хотелось думать, куда она делась — на ее месте уже сидела другая.

Мы поднялись на лифте, сохраняя гробовое молчание. Рори смотрела вверх, сцепив руки в замок, Ноа стоял рядом, но так неподвижно, что я не чувствовал его присутствия. Да я и не мог думать ни о чем, кроме Пенни. Единственным желанием было поскорее найти ее и увезти отсюда домой, чего бы это ни стоило и с чьей угодно помощью.

Наверху в приемной сидела София. Я сразу узнал ее, хотя и видел мельком — светлые волосы собраны в хвост, обернутый вокруг самого себя аккуратной волной, темно-синий костюм с серебряными пуговицами. Бизнес-монстр. Она взглянула на нас из-под очень стильных очков — те, что стоят не меньше лимузина. Естественно, без диоптрий. Какие у не-мертвой могут быть проблемы со зрением?

Если она и узнала меня, то вида не показала. Но при виде Ноа на ее мраморном лице расцвела улыбка, которую при других обстоятельствах я назвал бы иначе.

— Привет, красавчик, — поздоровалась она. — Давно тебя не было видно.

— Мы к Перл, — сказал он тоном "у нас нет времени на болтовню". — Можно ее видеть?

Ее улыбка угасла.

— Вам назначено? — спросила она ему в тон.

— Не валяй дурака, София, ты же знаешь, что да.

— Госпожа сейчас играет в бильярд. Если хотите, можете увидеться с ней там. Ты еще не забыл, где это?

— Спасибо, — ответил Ноа коротко и направился к выходу. Мы с Рори послушно двинулись за ним. Спиной я ощущал взгляд Софии, будто кто-то провел между лопатками кусочком льда. Чувство еще то, учитывая, что смотрела она вообще не на меня.

— Это далеко? — спросил я на выходе из здания. Дышать сразу стало легче.

Ноа кивнул направо. В конце улицы сияла гигантская пирамида, которую не заметил бы только слепой, она превращала ночь в день на расстояние нескольких метров вокруг себя. Вывеска изображала гигантское солнце, полыхающее как пожар, и гласила: "Казино "SUNRISE". Я услышал, как Рори резко втянула воздух сквозь зубы.

— Не выношу это место, — пожаловалась она.

— Вот здесь, Алекс, — поговорил Ноа, — расслабляется элита темной стороны Филадельфии.

— Оригинальное название... и дизайн. — Это единственное, что я мог сказать, обозревая это космическое великолепие. — У Перл для вампира странный вкус.

— Не думаю, чтобы это была ее идея.

Мы вошли. У входа стоял охранник внушительных размеров, но увидев Ноа, даже не приблизился к нам. Мы быстро прошли три зала. Народу было много, хотя толпы они не создавали, и шума от них было не так много, как в других казино, где я бывал. Они стояли небольшими группами, в основном за столами рулетки и покера. Я старался не оглядываться по сторонам, чтобы не привлекать ничьего внимания, и чувствовал себя хуже, чем в клетке с дикими зверями. Ноа пообещал, что со мной будет все в порядке... но, если подумать, кто дал мне это слово?...

VIP-зал оказался на последнем этаже. К удивлению, мы не встретили никакой мощной охраны, которую я себе представлял.

— Она считает, что не нуждается в защите, — сказал Ноа, поймав мой взгляд, скользнувший по пустому коридору. — Имя Данте — лучшая охрана, которую только можно представить.

— Это так?

— В общем, да.

Помещение было небольшим и довольно темным, что подтвердило непричастность Перл к солнечному оформлению казино. Мы увидели два черных стола с белыми шарами. За одним из них стояли двое молодых людей человеческой породы, внешне абсолютно одинаковых. У них были светлые вьющиеся волосы и точеные лица. Они не обратили на нас никакого внимания.

За вторым с кием в руках стояла Перл.

— Добро пожаловать, — сказала она и медленно подошла к нам. Так по-змеиному скользить умеет только нежить. Я сделал несколько шагом назад, но мы с Рори не интересовали ее. Она поцеловала Ноа в щеку и вернулась к столу. — Давно же мы не виделись, дорогой мой.

Голос у нее был красивый, но жесткий и ни капли не манерный — таким голосом говорят и "приятно было сотрудничать", и "спустить с него шкуру".

— Давно, дорогая, — произнес Ноа бесстрастно, во всяком случае, я не уловил никаких эмоций.

Она была ненамного ниже Ноа, но из-за высоченных каблуков. На вид ей было лет тридцать или чуть больше (плюс/минус сколько — одному Богу известно). Черный кожаный костюм сливался с темнотой, только рубашка с широким воротником была такой ослепительно белой, что резало глаза. Стрижка очень короткая, открывающая длинную изящную шею. Глаза узкие, но не раскосые щелочки, а будто обычный миндалевидный разрез немного потянули к вискам. И вообще красота совсем не азиатская, а холодная, северная.

Ее внешность напомнила мне что-то из японской анимации, за исключением глаз. Такая же фантастическая стройность, несвойственная простым смертным; застывшее движение змеи перед броском.

— Кого ты привел с собой? — Это явно был дежурный вопрос, но он все же ответил:

— Это Алекс и Рори.

— Думаю, меня вы знаете.

На этом внимание Перл снова переключилось на Ноа. Она бросила кий, и он поймал его ловким отточенным движением.

— Вы раскрутились, — сказал он, окидывая взглядом комнату. — Дела идут неплохо?

— А то. Я же говорила, что пожалеешь. Такие предложения бывают раз в жизни. Даже в НАШЕЙ жизни...

— Я ни о чем не жалею.

Она хмыкнула.

— Как скажешь, дорогой. Давай-ка сыграем, как в старые добрые времена. Чтобы беседа не была скучной. А твои друзья могут сесть и расслабиться... если смогут.

Не дожидаясь его согласия, она изогнулась для удара. Свет лампы посеребрил дорожку на ее теле от шеи по спине, и у меня захватило дух. На мгновение я даже забыл о цели своего прихода. Она была самое красивое, что я видел до сих пор. Они оба. Их бесшумное передвижение вокруг стола напоминало мне изысканную игру двух прекрасных хищников — оба в черной коже, как две змеи... или два королевских скорпиона из эбенового дерева. Последнее даже ближе. Перл очень напоминала именно скорпиона. Стройная и гибкая смерть.

Я опустился на диван невдалеке, чтобы все слышать. Рори примостилась рядом, ее волосы пахли полевыми цветами, и этот запах успокаивал. Она нашла мою руку и сплела наши пальцы.

— Я видел твои заведения в Сиэтле, — сказал Ноа. — Что-то изменилось?

— Несомненно. Знаешь, кто теперь держит Канаду? — Ей, похоже, было не привыкать вести непринужденные дежурные беседы. — Сидди.

Ноа изобразил удивление. Возможно, он действительно был удивлен.

— А прежний?

— Он был... несговорчив, а это плохо для бизнеса и для здоровья. Просто смертельно. Еще мы заключили контракт на строительство отеля в Бостоне — Монти просто в восторге... И Бенни Майер дал согласие.

Близнецы за соседним столом увлеченно играли, не замечая нас.

— С каких пор ты нуждаешься в охране? — спросил Ноа.

— Кто сказал, что это охрана, — Перл усмехнулась, пропуская кий между длинных пальцев. -Это мои игрушки. Правда, прелесть? Немые как рыбки, но это очень даже удобно.

Как по команде, один из них обернулся и одарил нас лучезарной улыбкой.

— Эстетствуешь...

Наступил черед Ноа, он обошел стол и прицелился.

— Почему бы нет? Кстати, где твой очаровательный приятель? — подала голос Перл, опираясь о кий. — Тот белокурый мальчик... как его звали?

Рука Ноа дрогнула, и он промазал. Шар откатился к стенке и одиноко замер рядом с лузой.

— Перл, не надо, — сказал он сквозь зубы.

— Прости, прости, пожалуйста, — ответила она поспешно, хотя и без тени раскаяния, — я не хотела вскрывать старые раны. Эта чокнутая Хаузер, она ведь чуть не убила вас тогда, а я узнала обо всем слишком поздно... Так о чем ты хотел поговорить?

— Алекс ищет свою сестру, ее зовут Пенелопа Уэйн. Она работает на "Inferno", ты должна ее знать.

Перл наморщила лоб.

— Возможно.

— Не темни. Раз ты согласилась встретиться, зная, по какому поводу, то будь добра, расскажи мне что-нибудь полезное.

— Я ничего не обязана тебе рассказывать, мой дорогой.

Я напрягся, сжимая руку Рори. Настроения Перл и Ноа носились стремительными воздушными потоками, и теперь в комнате резко похолодало.

"Он разозлит ее" — сказала Рори беззвучно.

"Он знает, что делает" — ответил я. Мне очень хотелось в это верить.

— А если я попрошу? — Голос Ноа вроде бы не изменился, но Перл разбирала оттенки гораздо лучше меня. Она едва заметно улыбнулась.

— Проси.

— Пожалуйста.

Секунду она смотрела на Ноа, а потом рассмеялась низким красивым смехом и отложила кий, сев на край стола.

— Не понимаю, тебе-то что с этого? Я хорошо помню времена, когда ты "привет" не мог сказать без предоплаты. Ты работаешь на человека?

— Называй это как хочешь.

— Ладно, не злись. Я помню Пенни Уэйн. Что дальше?

Я не выдержал, вскочил с дивана и подошел к Ноа.

— Скажите, с ней все в порядке?

Перл посмотрела мне прямо в глаза, будто я совершил невиданную дерзость, и у меня ослабли колени. Наверное, только надежда удерживала меня на ногах.

— Понятия не имею.

— Но... я могу ее увидеть?

Все не могло быть так просто. Ничто не так просто, как выглядит. Я это знал, Ноа это знал. И Перл это знала.

— К сожалению, и тут ничем не помогу.

— Перл. Неужели ты чего-то не можешь?

Ноа провел пальцем по краю ее жемчужно-белого воротника, и она наклонила голову, чтобы щекой прикоснуться к его руке. Потом почти раздраженно стряхнула его пальцы.

— Не льсти мне, не надо. Всем, что творится на "Inferno", теперь руководит Данте. Лично. Я не вправе обсуждать это с кем бы то ни было.

— С каких пор Данте интересуется бизнесом?

— С недавних. На мне кроме Филадельфии еще Чикаго, и все, что с ним связано. Ты ведь не захотел мне помочь, а больше мне некому было доверить город. Кроме того, тогда "Рассвет" был один. Теперь их девятнадцать, плюс еще "Inferno" и ее филиалы.

— Ты всегда пахала как проклятая.

— Я, конечно, справляюсь, но это занимает достаточно времени.

— И Данте соизволил забрать у тебя часть работы?

— Только "Inferno". И вполне возможно, что ваша девчонка все еще там. — Ее голос снова стал ровным и гладким. — Такая... рыжая.

Она сделала четкий упор на последнем слове, и тут Ноа заметно изменился в лице. Он посмотрел на меня странным взглядом, но я не понял, что он означал.

— Ну кое-что ты можешь, дорогая, — сказал он наконец после долгой паузы. — Устрой Алексу аудиенцию.

Перл покачала головой.

— Вы это серьезно? Данте ведь у нас особенный, ты знаешь.

— Не знаю. Насколько особенный?

— Очень особенный. Пока мало кто изъявлял желание увидеться с ним по собственной воле. Можно сказать, никто. Твой... — она не смогла скрыть усмешку — босс способен на это? Или ты снова будешь говорить за него?

Это меня разозлило. Монстры все высокомерны, это, простите за каламбур, у них в крови, но прежде я с ними не сталкивался, а людям такого не спускал.

— Перестаньте говорить так, будто меня нет! — сказал я и почувствовал, как кулак Рори предостерегающе ткнул меня в спину. — То, ради чего я приехал в этот долбаный город, важнее всего, что вы только можете себе представить. И если ради этого мне придется спуститься в ад к самому дьяволу, меня это не остановит!

Перл не сводила с меня глаз. Потом вскинула брови и сказала спокойным деловым тоном:

— Похоже, это тебе и предстоит... Алекс. Но ты не сказал "не испугает", верно?

А как я мог это сказать? Это было бы ложью. Она — все они — уже достаточно меня напугали.

— Что ж, если настаиваешь, София позвонит тебе завтра, — продолжила Перл, не дожидаясь моего ответа. — На самом деле у Данте уйма свободного времени, но все зависит от его желания. Если он не захочет принять вас, никто не в силах его заставить. И еще, ко всему прочему, не могу не добавить — безопасность я также не гарантирую. И в случае чего защитить вас никто не сможет.

— Даже вы?

— Даже я.

— Можно вопрос? — неожиданно раздался голос Рори. Все это время она промолчала, но то, о чем она хотела спросить, явно очень ее беспокоило. Или даже пугало.

— Пожалуйста.

— Данте — enfant terrible?

Перл улыбнулась, похоже, это позабавило ее. Но не Ноа. О чем бы ни шла речь, он тоже слегка встревожился.

— Кто ты, Рори?

— Друг.

— Друг Ноа?

— И Алекса.

— Забавно... И почему же ты так решила? Про Данте?

Рори нервно пожала плечами.

— Я сделала несколько выводов из всего, что слышала о нем... Это могло бы быть.

Выдержав садистскую паузу, Перл протянула руку и провела по ее роскошным волосам. В этот момент мне очень захотелось ее оттолкнуть. Ведь она не женщина, даже если кажется таковой, а джентльменские правила на монстров скорее всего не распространяются.

— Не бойся, девочка. Он — не enfant terrible, хотя порой ведет себя именно так. Что же, удачи желать вам не буду. Это было бы неумно.

Наверное, именно тогда я понял, что Перл мне не нравится, как бы восхитительно она ни выглядела и какое бы впечатление ни производила. Ее можно было уважать, ее законы были выгодны людям, она вела разумную политику и грамотно руководила бизнесом, но она была злой. Ноа и Рори, возможно, были и хищниками, и убийцами, но они не были злыми. А Перл была.

Когда мы уже были у двери, она вдруг негромко окликнула:

— Ноа, а если я дам тебе еще один шанс?

— Нет, благодарю.

Назад я постарался проскользнуть как можно быстрее. Мне нестерпимо было видеть это блестящее скопище чудовищ, которые смеялись, переговаривались, делали ставки и даже не считали нужным притворяться людьми.

На улице моросил дождь, но мы не стали ловить такси. Я шел между ними, и меня переполняли странные чувства. Но главное — скоро я все узнаю. Это было самое главное.

— Что такое enfant terrible? — спросил я Рори.

Она промолчала. За нее ответил Ноа.

— Это ребенок. До полового созревания.

— Ребенок-вампир?

— Разумеется.

— И что ужасного? Ведь вы оба испугались даже самого предположения, это и мне было заметно.

Рори передернуло.

— Ты не представляешь, что это такое. Представь пяти-восьмилетнего ребенка, который прожил лет этак четыреста-пятьсот, а то и больше. Его опыт растет, между тем как мозг остается тем же. Какая-то его часть меняется, но сам он — нет. Он сохраняет прежнее мышление и морально никогда не станет взрослым. Детям ведь чуждо множество ограничений, они думают по-другому, они часто неоправданно жестоки и бескомпромиссны, для них есть только белое и черное. Ведь оттенки начинаешь распознавать с годами. В детстве кто только не мечтал о власти делать что хочешь, о вседозволенности, но ни на что серьезное обычные дети не способны. Самое большее — отрывать крылышки у мух и мучить мелких животных. И вот мечта сбывается. Представь, что может натворить такое дитя.

— И продолжать творить всю свою долгую жизнь.

Теперь передернуло меня.

— Ты таких видела?

— Однажды... Они сами по себе редки, да еще и выживают редко. Но если переживут определенный возраст, приобретают силу. Тогда и начинаются неприятности.

— А Данте, насколько я знаю, — добавил Ноа, — гораздо больше лет, чем позволяет представить самая смелая фантазия. Мало того, — он остановился, глядя мне в глаза, — скажу честно: если бы он оказался ЭТИМ, ты остался бы один. Я не рискнул бы помогать тебе. Да и Рори, думаю, тоже.

Вид у нее был виноватый, но отрицать она не могла.

— Разве сейчас мы не рискуем?

Ноа сделал глубокий вдох и посмотрел куда-то вправо, в темноту между домами.

— Лучше тебе не знать, насколько. Но все же есть мизерная надежда на шанс.

На углу тускло светилась вывеска: красная капля на белом фоне. Донорский пункт.

— Пойдем, — предложила Рори, но Ноа неожиданно покачал головой.

— Иди одна. Увидимся в гостинице.

И ничего не объясняя, удалился в темноту.

— Не понимаю, — сказал я тихо. — Вряд ли он кормится на людях. Но где тогда?

Ничего не ответив, Рори начала медленно подниматься по ступенькам. Она так глубоко задумалась, что забыла обо мне и даже не оглянулась. Похоже, она не собиралась делиться со мной своими догадками.

* * *

ДАНТЕ

Где-то около трех дня меня разбудил какой-то звук. Я вышел в темный коридор и увидел Ноа, стоящего около высокого шкафа у стены и смотрящего вверх. На шкафу, обхватив колени руками, сидела Рори, растрепанные волосы укрывали ее чуть ли не полностью.

Ноа что-то сказал, она осторожно пододвинулась к краю и прыгнула. Он поймал ее одной рукой, словно она ничего не весила.

Я спросил, подойдя ближе:

— Что ты там делала? День на дворе.

Рори повернула голову, Ноа все еще не выпускал ее из рук.

— Все в порядке... — вымученно улыбнулась она, — это бывает. Когда мне неспокойно, то тянет куда-то вверх. Иногда так высоко, что слезть бывает довольно трудно.

Ноа смотрел прямо ей в лицо, так внимательно, словно увидел впервые.

-Ты как привидение увидел, — заметила она.

Он не ответил, просто аккуратно опустил ее на пол.

Удостоверившись, что все в порядке, я вернулся в комнату, но минут через десять ко мне вошел Ноа и остановиnbsp;лся рядом с кроватью.

— Почему ты не сказал, что твоя сестра рыжая?

Странный вопрос в три часа дня.

— Это важно?

— Не знаю. Просто... Данте всегда был неравнодушен к рыжим. Кстати, Перл звонила, — сообщил он, не давая мне переварить предыдущую информацию. — Ты встречаешься с ним сегодня в десять, в здании киностудии. Второй офис. Последний этаж.

Меня как холодной водой облили.

— То есть как это "я"? А вы... то есть ты разве со мной не идешь?

— Я ничего подобного не обещал. Я организовал тебе встречу с Перл, но насчет Данте никакого уговора не было.

Что мне захотелось, так это быть подальше отсюда... Если бы эта сука не пообещала мне шанс. Если бы не Пенни.

— Я понимаю, что Ро боится, — сказал я отчаянно. — Она к тому же рыжая. Но ты?

Ноа покачал головой.

— Не бери меня на слабо, ладно? Мне безразлично, что ты обо мне подумаешь, и мне ничего не стоит сказать: да, боюсь. Это тебе любой скажет. Ро поэтому и на шкаф занесло — она была в панике и не знала, как тебе сообщить... Ладно, отдыхай, у тебя трудная ночь. Извини, что разбудили.

Вот и усни после этого.

Излишне будет упоминать, что мне приснился кошмар. Пенни, оплетенная виноградными лозами, лежала на траве посреди болота, и я не мог до нее дотянуться. Трясина засасывала меня, но перед тем как утонуть, изо всех сил я все же дотянулся, дотронулся... и понял, что она мертва.

Вечером я проснулся один в этом пустынном крыле. Если они и были здесь, то ничем не выдали своего присутствия. Я злился, хотя в глубине души понимал — они совсем не обязаны нянчиться со мной, и если на то пошло, то вообще помогать мне. Я старался думать о том, что было бы, если бы я вообще был один. На сколько ступенек я бы смог взобраться — на одну, две? И все равно злился, в большей степени, чтобы заглушить страх.

Эта часть офиса киностудии ничем не отличалась от той, где я был раньше, если не считать, что там было вообще пусто. Ни охраны, ни служащих — никого. Я поднялся на лифте и вышел в холл. Обставлен он был довольно просто, сразу видно, что здесь мало кого принимают. Стены были изрисованы стилизованными виноградными лозами, но ни на одной я не увидел грозди.

В конце коридора на изогнутой стене была такая же изогнутая дверь. Рядом стоял компьютерный стол, за которым сидела София и листала какой-то журнал.

Она даже головы не подняла, просто указала ручкой на дверь.

Я вошел.

Больше всего мне не хотелось, чтобы там было темно и тихо. Освещение было очень даже ничего, но тишина стояла мертвая. Я медленно пошел вперед, гадая, какому идиоту-архитектору пришло на ум так спроектировать комнаты. Это был какой-то лабиринт, уже две узкие комнаты перетекли одна в другую, и обе были пусты. Когда я вошел в третью, то от неожиданности чуть не получил удар.

Прямо перед моим носом возник огромный аквариум, еще чуть-чуть, и я бы врезался в него носом. Не успел я перевести дух, как что-то маленькое и черное, как смола, метнулось ко мне и остановилось прямо на уровне глаз, угрожающе помахивая плавниками. Честное слово, я подумал, что эта милая рыбешка сейчас пробьет слой стекла и вцепится в меня. При ближайшем рассмотрении это оказался безобидный вуалехвост, но я сомневался, что в этом месте есть хоть что-то безобидное. Чуть дыша, я обошел аквариум, и все это время рыба следовала за мной, не отрывая глаз. Выглядела она так злобно, что я был близок признать в ней разумное существо. И в этот момент в голову мне пришла дикая и безумная мысль — так захотелось, чтобы это существо и оказалась Данте! Чтобы он был всего лишь порождением глазастого страха, выдумкой Перл, дабы попугать общественность... Я бы почувствовал себя немного лучше, и не хотелось бы бросить все и сбежать.

И как только я об этом подумал, из соседней комнаты раздался тихий голос:

— Алекс, ну-ка сообрази роман Драйзера из пяти букв.

— "Титан", — сказал я машинально и почувствовал, как по спине течет пот. Мерзкое ощущение, нечего сказать. Но стоять на месте было глупо, и я вошел в следующую дверь.

В этой комнате бросалось в глаза зеркало на полстены. И потолок. Вернее, его вроде бы отсутствие.

Над моей головой в небе насыщенного голубого цвета ярко и приятно сияло солнце. По углам кучковались редкие растрепанные облака, периодически они набегали на солнце, но так же быстро и таяли. Если бы я не был точно уверен, что сейчас одиннадцатый час ночи, то поверил бы, честное слово. Надо же — солнце вместо лампы...

Голова у меня быстро закружилась. С трудом оторвавшись от потолка, я огляделся. Во всем остальном комната была обыкновенная. По светлому ковру разбросаны кубики, обтянутые зеленым бархатом, на которых сидят или которыми кидаются. Несколько из них составляли пирамиду посередине. Проходя, я чуть не наступил на разбросанные компакт-диски и мельком взглянул на них: Вагнер, Элвис, Jamiroquai, Шенайя Туэйн, Prodigy. Никогда не взял бы на себя ответственность дать характеристику их хозяина.

Данте лежал прямо на полу перед ноутбуком в наушниках от стереосистемы, опираясь на локти.

— Точно. Не "Стоик", не "Гений", а именно "Титан"... Теперь все сходится.

Он вписал последнее слово в кроссворд, программа пропищала незамысловатую мелодию победы, а я, наконец, смог его рассмотреть. Он выглядел гораздо моложе Перл, и если на то пошло, даже моложе Ноа. Мальчишка. Ему могло быть и восемнадцать, и двадцать пять. Темно-каштановые волосы, то ли сильно вьющиеся, то ли взлохмаченные, лицо пастельное и гладкое, будто отретушированное. Одет он был во что-то тинэйджерское: джинсы, разноцветный трикотажный свитер, который едва держался на плечах, но с длиннющими рукавами, на шее — плетеный кожаный шнурок и едва виднелась уходящая на спину непонятная змееобразная татуировка. С ума сойти. Данте, имя которого бросает в дрожь и доводит до истерики всех вампиров этой части света, выглядел как первокурсник.

По идее, я должен был испытать невиданное облегчение, но этого не было. Неясно, почему. Просто он мне кого-то с ходу напомнил.

Он поднялся с пола и бросил мне один из "кубиков".

— Сядь, не стой. Мне неудобно смотреть на тебя снизу вверх.

Его глаза на первый взгляд показались мне абсолютно человеческими, но потом я понял почему: они были очень темными, и зрачок не так выделялся, как, например, у Рори, создавая иллюзию нормальной величины. И вообще, он казался гораздо проще Перл — надо сказать, дневной свет играл в этом не последнюю роль... Днем все казалось проще.

— Рассказывай, — сказал Данте все тем же грустным тихим голосом, сняв наушники и устроившись на вершине "пирамиды" Из них довольно слышно орали Offspring. — У тебя должно быть очень важное дело.

— А Перл не... — Голос у меня пропал, и я кашлянул в надежде его вернуть. — А Перл вам не сказала?

— Не волнуйся так, Алекс. — Он посмотрел на меня сочувственно и нажал на кнопку на стене. -София, будь добра, принеси что-нибудь успокаивающее.

— Одну секунду, хозяин.

Действительно, одну секунду. Она принесла коктейль, составляющие которого я не определил, но было вкусно. Стало теплее и намного спокойнее, я даже сразу не понял. Страх пропал, будто его и не было.

— Мою сестру зовут Пенелопа Уэйн. Она прислала мне предсмертное письмо, и я хочу выяснить причину ее смерти.

Когда я назвал имя, Данте буквально расплылся в улыбке — тусклой, но искренней.

— Ты думаешь, причина — это я?

— Не знаю, — сказал я напряженно.

— И если так, ты меня убьешь.

— Попытаюсь. — Я чувствовал, что мелю что-то не то, но остановиться уже не мог. Обидно будет забраться так высоко и погибнуть, не успев даже пискнуть. Что-то подсказывало мне, что он сможет это организовать.

Но он только вздохнул, сложив руки как в молитве и прижав к губам. Представляю, как это должно быть его насмешило...

— Тебя, наверное, удивляет собственная смелость, да? Не удивляйся. Знаешь, почему ты не боишься? Потому что я этого не хочу.

Щелкнул селектор, и раздался голос Софии:

— Простите, хозяин, но те двое... ну, что пришли с вашим гостем. Они тоже хотят войти.

У меня, что называется, челюсть отпала.

Данте пожал плечами:

— Почему ты не сказал, что пришел не один? Пригласи их, София.

Минуты через две в дверях возникли Ноа и Рори. Если бы я мог, я бы их обнял.

Они замерли у входа, уставившись в потолок, дыша через раз. Даже мне это было заметно. Потом перевели взгляд на Данте, и, по-моему, он понравился им еще меньше дневных спецэффектов. Рори цеплялась за Ноа, словно была не в состоянии держаться на ногах. Возможно, они видели что-то, недоступное для меня... не знаю. И знать не хочу.

— Это надо ж такое... — протянул Данте. — Какие у тебя интересные друзья. Идите сюда, я на вас посмотрю.

Не успел он это сказать, как Рори пошла вперед, бросив руку Ноа, чуть ли не побежала. Ступила на один из кубиков пирамиды, потом будто упала и дальше доползла на коленях. Данте погладил ее по волосам, потом собственническим жестом зачерпнул их в горсть, а она с замиранием застыла у его ног. Ноа двигался медленнее, словно преодолевая сопротивление (свое?), но все же подошел и остановился рядом.

Взглянув на него ближе, Данте вдруг выпустил Рори и будто забыл о ней. Он повернулся к Ноа, взял его лицо в ладони и замер, словно высматривая там что-то необычное.

— Как интересно... — сказал он наконец.

Я почувствовал себя очень неуютно, будучи единственным дневальщиком здесь, и это вряд ли было преимуществом.

— Что Перл рассказывала обо мне?

— Что вы особенный, — сказал Ноа тихо. Казалось, что он держится на ногах из последних сил.

— Я? Да нет, особенный у нас ты... Знаешь, последний раз я видел крысиного волка очень много лет назад.

Последнюю фразу он произнес совсем тихо, и я не был уверен, что расслышал правильно. Однако Ноа расслышал. И это его, мягко говоря, не обрадовало.

— Алекс, — неожиданно Данте обратился ко мне, не отрываясь от Ноа, — хочешь, я скажу, о чем ты думаешь? О том, что ты в меньшинстве и в одиночестве. Твои союзники вернутся к тебе, но только если я позволю, и это беспокоит тебя.

— Вы уже достаточно меня унизили, — ответил я. — В этом нет необходимости, я и так уже два дня ощущаю себя полным ничтожеством.

Внезапно он отпустил Ноа — резко — и посмотрел в мою сторону:

— Не надо так говорить. Это совсем не было моей целью, поверь. Просто я хочу, чтобы ты понял — на нас ни в коем случае нельзя полностью полагаться. Идите же. Возвращаю твоих телохранителей, но не забывай об этом.

Освободившаяся Рори сползла вниз, с трудом поднялась на ноги и успокоилась, только оказавшись позади меня, поближе к дверям. Ноа хотел стать рядом, но она шарахнулась от него как от чумы. Глаза ее были полны ужаса. Тогда он отошел к стене, от былого бесстрастия не осталось и следа. Он был похож на смерть, лицо белее мела — слишком даже для вампира. Сейчас я понял то, что слышал от них не раз. Они не могли защитить ни меня, ни даже себя. Но теперь уже поздно.

— Так на чем мы остановились, Алекс? — спросил Данте, снова переключаясь на меня. Напряжение спало, в его глаза вернулась плавная печаль, он опять казался вполне дружелюбным. Я так и не понял, что так испугало Ноа и Рори.

— На том, что я убью того, кто виноват в смерти моей сестры.

— Никто и не сомневался. Пенни может гордиться таким братом, любой бы мог гордиться. И к нашему общему удовольствию, никого убивать не придется, потому что она вполне здорова. Перл могла бы и сказать, но она такая стерва...

У меня опять закружилась голова, и я опустился на пол рядом с кубиком, держась за него руками. Я не знал, плакать или смеяться, просто за это время мысль о смерти Пенни пустила во мне такие глубокие корни, что выкорчевать ее оказалось еще больнее, чем посадить.

Данте наблюдал за мной с пассивным интересом.

Едва справившись с трясущимися руками, я достал письмо. Он проворно спустился со своего трона и взял его.

— О боже, — сказал он, просмотрев текст, — да такие письма пишут все, кто переходит на более ответственный уровень работы в "Inferno". Это придумка Перл. Я, честно говоря, не совсем понимаю, зачем, но это ее дело. И только поэтому ты похоронил сестру?

— Я... могу... ее... увидеть?

Мне было необыкновенно трудно выговорить это, словно перелезть через бархан, за которым оазис, такой похожий на мираж. И так много уже было этих миражей, что следующий может оказаться смертельным. Я умру не от жажды, а от отчаяния.

— Конечно. Сейчас она уехала, но будет дня через три. Тогда и увидитесь. Она на съемках в Австралии, проверяет, все ли там гладко. Пенни просто находка, у нее столько идей, что жизни не хватит воплотить их.

Последнее замечание вызвало у него усмешку, но я уже не обращал внимания ни на что.

— И можно будет забрать ее?

Он плавно обвел рукой вокруг:

— У меня тут что, тюрьма? Это киностудия, Алекс. Можешь увезти ее. Можешь оставить работать у меня. В конце концов, у нее наверняка есть собственное мнение на этот счет. Ей нравится, у нее получается, мы отлично ладим, но если оба вы сочтете нужным, я ее удерживать не имею права.

Мое тело потеряло вес, как от дозы ЛСД, внутренне я парил, чуть ли не касаясь макушкой потолка. Кажется, Данте все это чувствовал, потому что улыбался, и в улыбке почти не было грусти.

— София, принеси мистеру Бенедикту еще.

Следующий бокал я осушил залпом и оглянулся на моих "телохранителей". Рори попыталась мне улыбнуться, но у нее это плохо получилось. Ноа вообще смотрел в пол, натянутый, как струна. Они явно чувствовали себя очень неуютно, в отличие от меня. Мне было хорошо.

Данте подошел и сел рядом со мной прямо на пол.

— Теперь скажи мне, сицилийский брат, каким образом ты собирался меня убить?

Я пожал плечами:

— Почему вас? Вы же не убили Пенни.

— А если бы убил?

— Тогда не знаю...

Он коротко засмеялся.

— Я так и думал. Ты заметил, что у меня нет охраны?

— Конечно, — я вспомнил охранника из другого офиса и поморщился.

-Хочешь, покажу тебе одну фишку? Ты поймешь, почему я экономлю на телохранителях.

Предварительно он запер дверь, и я снова занервничал.

— Это чтобы с аквариумом ничего не случилось, — пояснил он. — Моя Беатриче, — кажется, он говорил о рыбе, — пугает народ почище своры доберманов.

Вот это правда.

Данте остановился посреди комнаты. Я не сводил с него глаз, но ничего особенного не происходило. Он просто закрыл глаза и стал медленно вдыхать.

Краем глаза я увидел, как Рори все плотнее прижимает ладони к ушам. Я по-прежнему ничего не слышал, но чувствовал, что в глазах постепенно темнеет. Раздался тихий-тихий треск, и зеркало на стене быстро пошло мелкими змеистыми трещинами, они сливались, образуя странные рисунки-лабиринты. Тут Данте открыл глаза и резко выдохнул.

Зеркало взорвалось мельчайшими осколками, как в сказке Андерсена, Рори взвизгнула, но я этого уже почти не видел и не слышал. Я вырубился, сам того не заметив.

Очнулся я головой на руках Рори. Рядом сидел Данте. Несколько осколков впились в его лицо, расчертив его тонкими полосками крови, но ранки затягивались на глазах.

— Упс... простите, не рассчитал, — сказал он. — Обычно дальше трещин дело не идет. Повезло тебе — ни царапины.

И внезапно я понял, кого он мне так напоминает. Когда я поступил в университет, на одном этаже со мной жил мальчик со странным именем Элис Кидман. Он был тихий, симпатичный и очень вежливый. Я никогда не видел его разговаривающим с кем-либо из сокурсников, он не пропускал ни лекции, ни вечеринки, но всегда был один. И самое главное — никто не хотел жить с ним в одной комнате. Громилы факультета и забитые ботаники реагировали на него одинаково — обходили десятой дорогой, и при этом никому не могли объяснить причину своей неприязни к этому, как мне казалось, вполне располагающему к себе человеку. Первокурсники ли, "старички" ли — у всех, кому довелось прожить с Кидманом хотя бы несколько дней (рекорд был три месяца), при упоминании о нем начинали дрожать руки, и они как могли неуклюже меняли тему. Понятно, что в силу некоторых правил их отказывались переселять без внятной причины, и заканчивалось это по-разному: кто сбегал на квартиру, а кто и забирал документы.

Вышеупомянутые рекордные три месяца продержался мощный и довольно недалекий парень по имени Стэн (фамилии не помню), чемпион по футболу, который перевелся к нам на третьем курсе. Через несколько недель он впал в депрессию, стал пропускать лекции, редко появлялся в общежитии, на занятиях, потом на тренировках и, в конце концов, просто исчез. Спустя дней пять мы узнали, что он покончил с собой. А Элис Кидман существовал себе, как и раньше, и никто ни в чем не мог его упрекнуть.

Однажды в читалке я обыскался монографию про Джойса, когда внезапно увидел ее на столе Кидмана. Он медленно перелистывал страницы, зачем-то держа рядом с ними зеркало. Я бы в жизни к нему не подошел, но сроки сдачи реферата поджимали, и я решился.

— Извини, ты не одолжишь мне книгу на минуту?

Элис поднял голову. И увидев его так близко, на долю секунды я вдруг понял всех, кто имел с ним дело и не смог этого пережить. Но только на секунду. Через момент ничего этого уже не было, был просто славный парень, не отличающийся от миллионов других. Я даже не успел запомнить, что увидел, однако с тех пор тоже старался держаться от него подальше. Так вот, у Данте были такие же глаза — ясные, умные и честные, но ясность эта скрывала такую невообразимую тьму, что, заглянув в нее, можно было легко и быстро лишиться рассудка. И это в лучшем случае.

Я потряс головой, поднявшись на ноги, в голове еще стоял реактивный гул, а в глазах от солнца шли разноцветные круги.

— Ладно, — сказал Данте, — увидимся еще, когда приедет Пенни. Пока будьте моими гостями... все мое — ваше... в общем, вы поняли. И Ноа... занятно было познакомиться.

От этих слов Ноа вздрогнул, как от удара.

Я вышел под руку с Рори — к Ноа она не подходила. У входной двери он задержался.

— Ищешь надпись "Оставь надежду всяк сюда входящий?"

На столе Софии сидела Перл, скрестив длинные ноги.

— Ну, как миссия?

— Выполнима, — ответил я.

Она усмехнулась.

— Советую не обманываться его подчеркнутой демократичностью. Видишь ли, снобизм — признак молодости и глупости. Существа, разменявшие тысячу лет, да и не одну, могут позволить фамильярничать с собой. Но это совсем не значит, что он действительно смотрит на тебя как на равного. Мой тебе совет: забирай свою рыженькую сестренку, и мотайте подальше отсюда как можно скорее. Так будет лучше для всех нас.

Это прозвучало как угроза, но у меня было слишком хорошее настроение, чтобы обращать внимание. Я и без нее понимал, что Данте не так прост, каким хочет казаться, но главное: скоро я увижу Пенни, и мы вернемся домой.

Назад мы поехали на такси. В отличие от меня Ноа и Рори выглядели так, будто поработали пару сотен лет на каменном карьере.

— Я хочу поблагодарить вас, — сказал я, когда мы вышли перед зданием больницы.

— Ты же платишь, — сказал Ноа. — Это справедливо.

Рори ничего не ответила и быстро взбежала по ступенькам.

— Мне остаться или съехать? — спросил он вдогонку, и она сжалась от звука его голоса.

— Это было бы неплохо. На сегодня с меня достаточно чудовищ!

— Ро, ты что? — спросил я растерянно.

Она обернулась, то ли в страхе, то ли в ярости. Не мог представить, что ее лицо может быть таким — тонким и злобным, с заострившимися чертами и горящими глазами хэллоуинской ведьмы.

— Пусть он расскажет тебе, кто такой крысиный волк!

Ноа шумно втянул воздух.

— Тогда ты расскажи ему про Стадион, — произнес он медленно.

Она запнулась, потом махнула рукой и захлопнула за собой дверь.

Я чувствовал себя ребенком, наблюдающим за ссорой родителей: ничего не понимая, кроме того, что все плохо. Когда такое происходило в моей семье, я попросту начинал реветь, и они мирились, утешая меня. Сейчас это вряд ли можно было разрешить таким образом.

— Что происходит? — спросил я наконец.

Ноа ничего не ответил и пошел вперед по тротуару, пока не исчез из виду. Прекрасно. Замечательно. А я иду спать.

Днем меня разбудил знакомый звук. Прислушавшись, я понял, что Ноа снова снимает Рори с гардероба. До меня доносились их голоса, слов было не разобрать, но через несколько минут, когда я выглянул — в коридоре было уже пусто. Какими бы ни были проблемы, они их решили.

Два дня я провел, праздно шатаясь по городу. Мне не хотелось злоупотреблять гостеприимством и терпением Перл, поэтому в казино я не заходил. На исходе второго дня я забрел в порт. Море было холодное и мрачное, вполне соответствовавшее моему настроению.

Я и не заметил, как рядом со мной остановилась Рори и оперлась руками о перила.

— Не вижу повода для грусти, — сказала она, не глядя в мою сторону.

— Согласен, — признался я, — но тем не менее. Наверное, я слишком долго привыкал к мысли о ее смерти, и теперь эта мысль никак не хочет уходить. Я не чувствую никаких перемен в себе. Будто все осталось на своих местах. Будто мне и до этого было известно, что с Пенни все в порядке, и она просто хочет здесь работать.

Она посмотрела на меня искоса. Ветер ожесточенно терзал ее волосы, так что они окружали голову солнечной короной. В принципе, можно понять, почему Данте неравнодушен к рыжим.

— Видишь, ты сам все прекрасно объяснил... А теперь позволь объяснить мне.

— Если не хочешь, можешь ничего не говорить.

— Я хочу, — Рори повернулась ко мне, глядя прямо в глаза, и хотя я должен был давно привыкнуть к этому, все же почувствовал дрожь в коленях. Наверное, привыкнуть просто физиологически невозможно. — Ты спрашивал еще при первой нашей встрече, где я была во время Стадиона. Я была там. Сидела в вертолете рядом со Скеллисом. Видела все. Ну вот, сказала.

Я зря понадеялся, что она отведет глаза.

— Только видела?

Она сжала губы и качнула головой, так что огненная корона заколыхалась.

— Я не знала, что готовил Скеллис. А если бы и знала, то ничего не могла бы изменить. Тогда я была не та, и мне, сам понимаешь, было законно наплевать на жизнь любого отдельно взятого человека. Но такое... Это был натуральный геноцид. Знаешь, Алекс, я просто не понимаю неоправданной жестокости. Можно утолять голод или защищать свою жизнь — это мне хотя бы понятно. Это мой метод — был раньше. Но убивать просто так, по прихоти... Он палил направо и налево, умывался кровью и радовался этому, как ребенок. Я должна была стоять у одной из дверей, чтобы пресекать попытки к бегству, но вместо этого просто торчала там в шоке, как вкопанная, и те, кто рискнул пройти мимо меня, остался в живых. Большего я сделать не могла. Ты можешь назвать меня лицемеркой и любыми другими словами, и в этом будет доля правды. Но правда также том, что я бросила Скеллиса и не поехала завоевывать Чикаго. У меня была настоящая депрессия, и для кровопийцы я чувствовала себя откровенно паршиво. Наверное, крови тоже бывает слишком много. Короче говоря, уже здесь, в Филадельфии, я узнала, что Перл разобралась с ним и с его бандой, и порадовалась, что меня с ними не было. Я-то знала, что Скеллис из породы тех, кто отнимает леденцы у детей. Он зарвался и получил свое. Но все равно лучше мне не стало.

— И ты наложила на себя епитимью.

— Ты о донорских пунктах?

Я кивнул. Впервые она отвела глаза и снова вернулась к созерцанию моря.

— Это неприятно, Алекс, но не смертельно.

— И долго ли ты продержишься?

— Надеюсь. Потому я и выбрала этот город. Здесь убийство карается смертью, а выживание — прекрасный стимул. Может, я по натуре схимница.

— Монашка-убийца? Перестань. Я слышал, что от диеты можно свихнуться.

Рори рассмеялась.

— У меня есть время. Я что-нибудь придумаю. При том, оказывается, существуют варианты — кое у кого фантазия покруче моей.

— У Ноа?

— Извини, я не хочу говорить о Ноа. Пошли, — она дернула меня за руку, — у тебя уже зуб на зуб не попадает. Может, все и не так мрачно, как нам кажется.

Видит Бог, как мне хотелось в это верить.

* * *

ПЕННИ

Я хорошо помню момент, когда в первый раз почувствовал, что теряю Пенни. Мы праздновали наше 18 (в моем случае) и 16 (в ее) -летие, и вдруг до нас синхронно дошло, что давно пора бы уже распрощаться с невинностью. Ладно она, но в моем возрасте быть девственником просто несолидно. Мы слишком много времени проводили вместе и попросту упустили этот важный аспект взрослой жизни. Объекты подбирались со всей ответственностью и только в случае одобрения обоих сторон, то бишь нас. Ее объект звали Том. Мой объект звали Джессика.

Джесс была симпатичная и неглупая, она мне действительно нравилась, и мы с легкостью миновали рубеж пятого свидания. Пенни опережала меня на три свидания, и потому в тот вечер ЭТО должно было произойти с ней. И когда она заехала ко мне, вся как новая копейка, — блин, какая она была красавица! — я не смог ее отпустить. А она не смогла уйти.

Не хочется превращать сие повествование в банальнейшую мелодраму, но клянусь — именно тогда, именно в тот самый момент мы оба поняли: никакой Том и никакая Джессика для такого ответственного момента не подходят. Мы могли доверять только друг другу.

И что? Ничего. Ничего не было. Мы проспали до утра в обнимку, как щенки, и только. Может, это было бы немножко инцестом, но не уверен, что это истинная причина... Впоследствии у Пенни, конечно, были парни, а у меня соответственно девушки (я все-таки переспал с Джессикой в тот раз и нисколько не жалею — мы провстречались целых полгода). Но до сих пор, обсуждая между собой свои текущие связи, часто вспоминали точный план, который составила Пенни, как истинная Дева, и наши сосредоточенные физиономии, с которыми мы пытались следовать каждому пункту... И эта ночь осталась первой для каждого из нас.

Когда вечером я вышел из нашего "дома" с намерением поймать такси, меня догнал Ноа.

— Ты освобожден от контракта, — сказал я. — Если не хочешь, можешь со мной не идти.

— Интересно, что тебя заставило это сказать?

Я взглянул на него. Он смотрел себе под ноги, засунув руки в карманы.

— Я не идиот. И вижу, что у тебя есть какая-то личная причина бояться Данте больше других.

-Ладно, это в последний раз. Может, его там и не будет. В конце концов, сдельная работа имеет свои прелести.

Это была шутка. Но мне было не до смеха, и ему тоже.

Мы с Ноа поднялись на последний этаж с пунктуальностью до секунды, у дверей не было никого, стол пустовал. Мы гораздо увереннее прошли лабиринт и вошли в "солнечную комнату". Она была пуста.

Я огляделся.

— Ищете кого-то?

Мы подняли головы. Данте висел на турнике под потолком вниз головой и мерно покачивался.

— Привет.

— Привет, — сказал я. — А где моя сестра?

— Подожди секунду. — Он продолжал висеть, скрестив руки на груди. Мне приходилось выворачивать шею, чтобы видеть его, и это потихоньку раздражало.

— Еле уговорил ее прийти.

Я подумал, что ослышался.

— Ты что, хочешь сказать, что Пенни не хотела меня видеть?

— К сожалению, это так. Я отозвал ее с важной работы, а работа... — Он сделал паузу. — Работа сейчас для нее важнее всего. Знаешь, Алекс, я очень к ней привязался. Она удивительная. Талантливая. Красивая. Верная... Я надеюсь, что она захочет остаться.

Он мягко спрыгнул на пол, оказавшись между мной и Ноа. Рубашки на нем не было, и я рассмотрел татуировку — дикий виноград оплетал все его тело, гибким кольцом захватывал предплечье и уползал за спину. Рисунок был совершенный, но странный: ни одной грозди, а лоза сплошь утыкана шипами.

— Нравится? — Его голос "разбудил" меня, я осознал, что уже несколько секунд рассматриваю его в упор. — Это сделала одна девушка, очень и очень давно.

— Она была рыжая и звали ее Пенелопа? — не удержался я. Из-за спины Данте Ноа провел ребром ладони по шее, мол, попусти.

— Да нет, — пожал плечами Данте. — Она была рабыней откуда-то из Азии, и имя у нее было непроизносимое. Так что я называл ее Формоза...

"Прекрасная" — сказал Ноа беззвучно, я просто угадал по губам.

— Совершенно верно... прекрасная, — подтвердил Данте, хотя видеть его не мог. — Так о чем это я?

— Ты обещал, что отпустишь Пенни.

— Я ее не держу, не сомневайся. Мы должны доверять друг другу. Видишь — я тебе доверяю, хотя за моей спиной стоит твой телохранитель с короткоствольником под плащом. Верь и ты мне.

Он плавно повернулся к Ноа.

— А тебе мне есть что сказать. Жаль, что приходится возвращаться к этому, Ноа. Я ведь дал тебе уйти. Мне показалось, что мы поняли друг друга. Но ты еще здесь, а это, к сожалению, означает, что ты не так умен, как кажешься.

Данте пошел к Ноа, и воздух в комнате будто тронулся вместе с ним. Это было малоприятное ощущение, как в центрифуге, и я отступил к стене. Самообладание Ноа дало такой заметный крен, что это было даже мне заметно. Однако вместо того чтобы отступать, он сделал шаг вперед. И еще, пока не подошел почти вплотную.

Поскольку Ноа был выше сантиметров на пять-семь, Данте взглянул на него снизу вверх, но выглядело это все равно как сверху вниз. Я не понимал, что происходит, и даже не понимал, злится Данте на самом деле или нет.

— Тебе есть, что сказать мне?

Медленно-медленно Ноа опустился на колени, сначала на одно, потом на другое, и продолжалось это целую вечность.

— Простите, — сказал он тихо.

— Ты понимаешь, когда гордость неуместна, и это хорошо. — Голос Данте был почти ласковым, а в глазах та же печаль, что делала их такими человеческими. — Такая интуиция часто спасает жизни. Поверь, мне больше импонирует разбивать зеркала, чем головы.

Из левой ноздри Ноа закапала кровь, но он этого не замечал.

— Прошу прощения за то, что я пришел с оружием в ваш дом. — Он произносил слова хрипло и будто через силу. — Но больше ни за что.

Данте улыбался. Не ехидно, не торжествующе. Просто улыбался.

— А ты молодец, хребет держишь. — Он провел ладонью по его щеке, немного размазав кровь. — Я может, и имею право судить тебя за твой образ жизни, но не буду. Можешь встать.

Ноа поднялся так же медленно. Данте протянул ему платок.

— Что-то такое в тебе есть... что заслуживает второго шанса. Ты мне нравишься, Ноа, но постарайся больше никогда не попадаться мне на глаза.

Он снова обернулся ко мне, будто ничего и не произошло.

— Что ж, я вас покидаю, и на всякий случай прощай, Алекс. Возможно, мы больше не увидимся. Хотя... завтра в казино будет вечеринка — можешь приходить. Будет масса интересного народу.

Он исчез так быстро, что я ничего не успел сказать, да и сказать было нечего. Эта сцена выбила меня из колеи, хотя будь я проклят, если хоть что-то понял. Одно я понял — его сегодняшнее настроение мне совсем не понравилось.

— Хочешь поговорить с ней наедине? — спросил Ноа. Он все еще прижимал к носу окровавленный платок, под глаза легли глубокие синие тени. — Я могу подождать снаружи.

— Оставайся. Познакомишься с моей сестрой.

Дверь за моей спиной открылась, и кто-то вошел.

Это была Пенни, и Ноа увидел ее первым. Она отразилась в его лице. И увидев это отражение, я не мог заставить себя обернуться.

Его зрачки расширились почти до нормального размера. Он разомкнул губы, чтобы что-то сказать, но передумал. И сказал только еле слышно:

— Я подожду тебя снаружи.

Сколько нужно времени, чтобы обернуться? Одна секунда, может, две. Я никогда не верил в ерунду по поводу того, что перед смертью перед глазами человека проносится вся его жизнь. Но, скорее всего, это правда, потому что за то время, которое потратил, чтобы обернуться, я понял все. И понял также, что всегда это знал. Неважно, на какой глубине была похоронена эта правда, но она там была, готовая в любой момент восстать, терпеливая, как Пенелопа, и неумолимая, как Медея.

Пенни смотрела на меня пустыми глубокими глазами. Машинально я сделал шаг вперед, но она остановила меня движением руки:

— Не подходи. Ты хотел увидеть меня? Смотри. И уходи.

Не скажу, чтобы она так уж сильно изменилась. Только веснушки выцвели, да еще волосы. Они стали абсолютно прямыми, падали тяжелой красной волной на плечи и делали ее лицо похожим на окно готического собора. Как она воевала с ними, а, оказывается, нужно было всего лишь умереть...

Я молча шагнул к ней, несмотря на протест, схватил за плечи и встряхнул, готовый стоять так и трясти ее хоть вечность, пока не найду в ней признаков капитуляции.

— Пенни, черт тебя побери, это я, Алекс! — заорал я ей в лицо. — Я чуть с ума не сошел, пока добрался до тебя, так будь добра, хотя бы немного обрадуйся!!!

Расчет был верным, показное равнодушие как ветром сдуло.

— Пусти! — рванулась она яростно, но недостаточно — ведь могла мне и руки вывихнуть, если бы захотела. Я только сильнее прижал ее к себе, и тут она обхватила меня руками так крепко, что на мгновение все стало как раньше. На одно жалкое мгновение.

Она не заплакала. Я тоже. Еще не время.

Мы сели на имитации стульев, не прикасаясь друг к другу.

— Ты, наверное, хочешь знать, что произошло? — спросила Пенни.

— Я уверен, что у тебя была уважительная причина, чтобы покончить с собой, — ответил я и внутренне сам себя выругал. Я ей верил, но сам ни единой причины придумать не мог.

— Не говори так...

— А как?

Она медленно вздохнула, как при медитации. Ее лицо уже становилось вечно спокойным и лишенным эмоций, как у них всех, но признаки жизни еще были. И я не отводил глаз, боясь пропустить хоть один. Последние лучи заходящего солнца перед вечной тьмой.

— Когда Перл поймала меня на шпионстве, то посадила в абсолютно темную комнату. Ты не можешь себе представить, что это значит — комната, из которой выкачан свет, где, как ни пытайся, не различишь даже очертаний предметов. В ней есть все, как в стандартном гостиничном номере, но к темноте привыкнуть невозможно. Я бродила там, натыкаясь на мебель, и чуть с ума не сошла. Физически Перл меня не трогала, но пугала постоянно, говорила, что оставит меня здесь навсегда, и получала массу удовольствия от моей реакции. Потом она сказала, что про меня узнал Данте, а в свете всего, что узнала про Данте я, это было равносильно смертному приговору. Но она успокоила меня тем, что у Данте есть для меня поручение, и если я его выполню, то возможно останусь в живых или даже выйду отсюда.

Кулаки Пенни были крепко сжаты, и внезапно я увидел, как между ее пальцами просачивается кровь. Она разжала ладонь — на ней виднелся ряд глубоких лунок, наполненных кровью.

— Да заживет... В общем, насчет сбежать не могло быть и речи. Я не могла бы бегать всю жизнь, и к тому же был ты. А на плохую память Перл никогда не жаловалась. Тогда я узнала о проекте "Солнцепоклонник", который разрабатывался вампирами в середине прошлого века.

— Та статья, который я нашел у тебя в номере?

— Ты там был? — Впервые она улыбнулась, словно ее порадовало то, что я ее искал. — Да, ее написал один из помощников доктора, который проводил на вампирах опыты, думал, что найдет эликсир вечной жизни. А его "подопытные" перед тем в лабораторных условиях заставляли свой организм мутировать, чтобы действие ультрафиолета перестало быть губительным. Судя по тому, что знал о проекте Данте, это могло быть правдой.

— И как? — Я представил картину вампиров, разгуливающих днем, — это было подозрительно похоже на апокалипсис.

— Я должна была просто найти этого человека... его звали Гектор Хайди. Я нашла его и даже поговорила с ним. Это был старик, страдающий жестокой паранойей, чтобы выманить его на разговор, мне понадобилось уйма времени и сил. Но когда я сообщила Перл о своих успехах... он покончил с собой. Повесился в тот же день, когда я приходила.

Пенни всхлипнула, очень по-человечески. Я так хотел обнять ее, что буквально приходилось держать собственные руки... и вдруг заметил что-то зеленое за вырезом ее блузки. Мне не надо было и присматриваться, чтобы понять, что там.

— Она привела меня сюда, сказала, что мне придется все объяснить Данте самостоятельно, и посоветовала молиться, чтобы он убил меня быстро. Что это большая честь для такого ничтожества — погибнуть от его руки. Я сидела здесь, полумертвая от страха, и думала, не лучше ли было остаться навсегда в темной комнате... — Пенни дотронулась ладонью до груди. — Я как окаменела, даже заплакать не могла — дышать было больно. А потом пришел он. И просто меня обнял... Знаешь, он такой... ни с кем я не чувствовала себя так спокойно. Он рассказал какую-то шутку, и я засмеялась, а потом вдруг начала рыдать и не могла остановиться... а он прижимал меня к себе и держал, пока я не успокоилась... Данте, имя которого даже произносить боятся! Даже Перл, которая казалась мне самым страшным существом, что я видела в жизни! Он успокаивал меня и говорил, что сам до конца не верил в эти сказки про "Солнцепоклонник"... хотя по солнцу он скучает, а я так похожа на солнце... И я пропала...

Не надо и рассказывать. Я помнил первое впечатление, которое он произвел на меня.

— А когда вошла Перл, — продолжала Пенни, — он ВЫСТАВИЛ ее, сказал: "Тебя что, не учили стучать? Выйди вон, не видишь, я занят" — и она просто ушла, сказала: "Извините" и ушла!! Ты не можешь представить, как здорово я себя почувствовала, — такой бесценной и значительной... Потом Дан предложил мне работу, сказал, что я гениальная сценаристка, и то, что он видел, тянет на "Оскар", и много чего еще... и естественно я согласилась. Ты не представляешь, какой он! Настоящий профессионал! Он сказал, что студия в моем распоряжении, и все здесь меня слушаются... даже София.

Она смотрела в пол, в то время как я пытался поверить ушам.

— И это все? — спросил я наконец таким погасшим голосом, что ее передернуло. — Ты влюбилась в монстра? И это та самая причина, по которой ты покончила с собой?

Пенни сделала паузу, потом резко втянула воздух и прикрыла лицо ладонью.

— Я ни в кого не влюбилась! Я умирала, — сказала она приглушенно. — Эта причина для тебя достаточно уважительная, Алекс?

Мать Пенни умерла от лимфомы, когда она была еще маленькой, — ужасной смертью — и все время, которое я знал Пенни, над ней висела эта угроза. Она проверялась в онкологии раз в полгода, и как только мы все стали воспринимать это как формальность, так это и случилось. Слава Богу, это была еще не болезнь, а так, признаки, но испугались мы основательно. Пенни восемь месяцев не вылезала из больницы, к тому же в разгар лечения у нее произошел нервный срыв. Она чуть с ума не сошла — похудела и стала похожа на привидение, волосы поредели, хотя больше от нервов. Я не отходил от нее все это время. И вот когда однажды я зашел в ее палату — Пенни спала — и подумал, что она умерла; когда она проснулась и обняла меня тонкими руками, как в тот день, когда погибли наши родители, я снова почувствовал, что могу ее потерять. Невыносимое чувство. В тот раз мы прогнали смерть, но оба знали — это может повториться в любую минуту.

Ее голос завибрировал, почти ультразвуком.

— Данте сказал мне, пока не стало совсем поздно. Он это как-то чувствует... Чтобы у меня было время подумать. А что думать? Я не могла, Алекс, просто не могла!

Господи... Это что же, я еще и благодарить его должен?..

— Но как же теперь? — только и смог выдавить я, даже не понимая до конца смысла вопроса — так он был широк.

— Данте говорит, что со временем я привыкну и если не забуду все, то изменюсь так, что на все буду смотреть по-другому. У меня уже получается... Данте говорит, что мировоззрение будет меняться постепенно, и я даже не почувствую.

— Данте говорит, Данте говорит... Ты проснешься однажды утром... прости, вечером — и просто забудешь меня? Это Данте говорит?

Я протянул к ней руки, но она отскочила от меня с невиданным проворством. Ее губы вздрогнули, и я подумал, что она все-таки заплачет.

— Не прикасайся ко мне больше, Алекс, — сказала она умоляюще, — я тебя очень прошу.

— Но почему?

— Да потому что я боюсь! Я еще... почти человек! Вдруг ты меня обнимешь, и я пойму, что сделал чудовищную неисправимую ошибку! Пойму, что лучше было умереть на твоих руках. Я не хочу понимать это. Я хочу жить мыслью, что когда-нибудь мы встретимся, и даже тогда, когда тебя уже не будет...

Ее слова стократным эхом отзвучали в моих ушах. Я повернулся и вышел, оставив ее в этой комнате, освещенной ненастоящим солнцем. Здесь все было ненастоящее, и Пенни становилась такой. Необратимо. Навсегда.

Я спустился вниз, наполненный восхитительной и пугающей пустотой. Внутри меня был космос, но без планет и звезд, одна сплошная черная дыра, холодная, как ад, из которого я вышел. Холодный ад в сердце Филадельфии.

Ноа подошел сзади бесшумной тенью. Я его даже не заметил.

— Мне жаль, — сказал он.

— Тебе не жаль, — ответил я, — ты вампир.

— Может, поэтому и жаль... Я ведь не совсем вампир. Вернее, не совсем обычный.

— Это как?

Я был рад отвлечься на что угодно, только бы не чувствовать этот мрак внутри.

— Знаешь, кто такие крысиные волки?

Я отрицательно покачал головой.

— Они живут среди крыс, и их всегда можно узнать потому, что они немного крупнее обычной крысы. Обычно это передается по наследству, и если кто-то стал крысиным волком, то таковыми становятся и его дети, и внуки, и прочие потомки — но возможно и просто привыкнуть. Крысы смертельно их боятся, и хотя толпой запросто могут растерзать любого — страх сильнее разума.

— И чем же они так замечательны? — спросил я, но внезапно до меня дошло. Все сложилось — и реакция Рори, и Данте...

— Тем, что питаются исключительно крысами.

Ноа сказал это так невозмутимо, словно сообщал паспортные данные.

— Данте старше меня раз в сто. Мне следовало догадаться, но я не подумал, что он раскусит меня, как только увидит. Пока никому не удавалось. И Перл в том числе.

— И что, раз ты пьешь кровь других не-мертвых, Данте должен был тебя убить?

Он пожал плечами.

— До сих пор не понимаю, почему он этого не сделал. Навряд ли потому, что я ему просто симпатичен. Хотя с ним ни в чем нельзя быть уверенным.

— Это у тебя моральный выбор?

— Хотел бы так думать. Раньше у меня бывали приступы нарколепсии — очень неприятная вещь. Теперь почти нет. В конце концов, это просто приятно на вкус... Видишь, у тебя, Алекс, уже достаточно информации, чтобы защитить докторскую о монстрах разных калибров.

Я остановился, прижав ладонь ко лбу.

— Больше всего, — произнес я медленно, — я скучаю по старым добрым временам. Когда казалось, что нет ничего страшнее Улицы Сезам.

Ноа озадаченно посмотрел на меня. Потом сказал:

— Это шутка была?

— Совершенно верно. Можно смеяться...

* * *

ПЕРЛ (2)

Никому не сказав, я переехал в гостиницу. Остаток ночи и день я спал так спокойно, как мне давно не удавалось. Не снились никакие кошмары — никаких снов вообще. Полный мрак. Не знаю, может, это была защитная реакция организма на стресс, но так было проще. Я успокоился. Что толку биться головой о стену? Это ее выбор — хотя что за выбор между смертью и смертью? Никто не мог приказать Пенни, какую из смертей выбирать. Прежде чем что-то предпринимать, нужно всегда определить, что для тебя самое важное. А для меня самое важное — это ее благополучие. Во всяком случае, так было раньше.

Я ожидал, что снова придет это чувство невосполнимой утраты, которое мне уже дважды знакомо, но его не было.

Где-то близко к полуночи ноги сами привели меня к казино. Оно сияло, как извергающийся вулкан, бесконечно подъезжали и отъезжали самые разные машины — и обыкновенные, и понтовые до неприличия. До сих пор не понимаю зачем, но я вошел.

Никто меня не остановил. У входа официант дал мне тысячебаксовую фишку. Похоже, такие раздавали на удачу всем входящим. Довольно щедро.

Я огляделся, стараясь не зацикливаться на толпе, снующей вокруг нескончаемым водоворотом. Людей можно было отличить по напряженным лицам и фальшивым улыбкам: ах, как нам нравится купаться в бассейне с касатками! Мы получаем от этого бешеное удовольствие!

Также я заметил, что среди крупье нет ни одного человека. Оно и понятно — если нежить захочет смухлевать, то даже самый наметанный человеческий глаз этого в жизни не заметит. Одна из них заняла место за столом — ослепительная красавица, наверное, мексиканка, пышные черные волосы окутывали ее грозовым облаком.

— Добрый вечер, господа, — произнесла она приятным, хотя и слегка отрывистым голосом, — меня зовут Милагрос, я ваш крупье. Делайте, пожалуйста, ставки!

Внезапно кто-то оказался передо мной. Это был один из игрушек Перл. Он подал мне от нее записку. Перл просила зайти к ней на пару слов — странное желание, но мне было безразлично.

— Где твоя хозяйка? — спросил я.

Он указал на лестницу и пошел вперед, ловко лавируя между гостями, чтобы показывать мне дорогу.

У лестницы я вдруг затормозил. Толпа расступилась, и около мраморного фонтана я увидел Данте, он беседовал с какой-то невероятной красавицей, юной и хрупкой, с волосами оттенка серебра и такими же глазами. Я даже не узнал его сразу — где же тот свой в доску мальчик с плеером? В черном смокинге, волосы уложены назад, открывая безупречное лицо-маску без признаков возраста, а глаза при этом свете сияли как ограненный хрусталь — и все это отдавало силой, головокружительной и едва ли с чем сравнимой. Рядом с ним мелькнула гибкая фигура в черном обтягивающем платье, волна рыжих волос, взмах бледной руки, сверкнувшей бриллиантовым браслетом... на мгновение я весь натянулся, напрягая зрение, но она исчезла. И Данте исчез, смешавшись с толпой. Все в прошлом.

Мы поднялись на несколько этажей, и юноша оставил меня перед приоткрытой дверью. Я вошел, не стуча.

Перл сидела на подоконнике в пустой комнате. На ней было черное шелковое кимоно, разрисованное белыми иероглифами, делавшее ее похожей на гейшу. В руках она держала бокал с мартини.

— Почему же вы не со всеми? — спросил я вместо приветствия.

— А пошли они на х...

Она сузила и без того узкие глаза и глотнула из стакана.

— Вам плохо не будет?

— Ты обо мне не переживай, — сказала Перл и размозжила бокал об пол, — лучше подумай о своей любимой сестре. Вижу, поиски Изольды Златокудрой успехом не увенчались... Но таков Данте — он неохотно расстается с новыми игрушками. Иногда даже приходится ему в этом помогать.

— О чем вы говорите? — спросил я осторожно.

Перл рассмеялась.

— Молоденькие, хорошенькие, рыженькие... но это все проходит. Я знаю Данте — скоро она ему надоест, и он найдет другую. Ты не представляешь, скольких Пенелоп я пережила!

Мне стало страшно за Пенни — первое нормальное чувство, испытанное мной за последний день. Она, кажется, просто...

— Вы что, ревнуете? — спросил я тихо.

Она хмыкнула.

— Боже, мистер Бенедикт! Я занимаюсь делами, а Данте только стрижет купоны, и его устраивает такой расклад. Меня никто не заменит. Тем более какая-то смертная.

Во мне стала подниматься волна гнева, воспламеняющая, как вулканическая лава. Пусть. Все ж это лучше, чем ледяной мрак.

— Говорите, много было рыженьких? — произнес я медленно. — И скольких из них он сделал не-мертвыми?

Она застыла, словно налетела на невидимую стену.

— Что?..

— И у многих из них была татуировка в виде чертовой виноградной лозы? Ни у кого? А у вас она есть? Что-то подсказывает мне, что нет.

Она молчала, но остановиться я не мог:

— Ах простите, кажется, он вам не отчитался? Но все это наверняка означает, что Данте относится к Пенни по-особенному, и ему не понравится, если с ней что-то произойдет... Вы только и твердите, как много работаете, но ведь такой расклад удобен прежде всего вам самой! А теперь, когда Данте начал вникать в дела, вас это бесит! Вы просто забыли, что вам здесь по сути ничего не принадлежит.

Кажется, случайно я нашел ее самое больное место, но было поздно. Перл вдруг метнулась ко мне взрывной волной, швырнула об пол и наступила ногой на грудь. Ребра подались, но пока выдерживали.

— Нельзя... убивать людей, — прошептал я, задыхаясь. — Это... ваш закон, вы его создали...

Она склонилась к своему колену, усиливая нажим. Потом улыбнулась — красоту даже оскалом не испортишь, и сошла с меня.

— Ты прав.

Я поднялся, голова кружилась, ребра болели как раскаленные. Могло быть и хуже.

Перл достала сигарету и замерла в ожидании. Я поднес зажигалку, с трудом подавляя желание ткнуть ей в глаз. Она затянулась, и сразу больше половины сигареты пеплом посыпалась на паркет.

— Значит, у нас вечер откровений? — сказала она спокойным приятным голосом, словно и не было этой вспышки ярости. Японский акцент исчез, как не бывало. — Ладно, мистер Бенедикт, ты сам напросился. Да будет тебе известно, что в достижении цели Данте не особо разборчив в средствах. Это ведь он спонсировал проект "Солнцепоклонник", я лично составляла смету. Изначально все это было обречено на провал, но в токийской группе проекта был один талантливый ученый, поэтому денег Данте дал. Но дело не в этом. Улавливаешь, Алекс? Данте прекрасно знал, что "Солнцепоклонник" накрылся еще лет двадцать назад. А спектакль со статейкой был целиком для твоей сестры. Игра в плохого и хорошего копа. После меня и Софии, таких страшных, Данте показался ей ангелом, и они очень быстро нашли общий язык.

Мне стало дурно. Бедная моя Пенни.

Перл смотрела на меня с полуулыбкой победителя.

— Какой же ты жалкий — как злой щенок, который грызет руку хозяина, радуется, что может причинить боль, и злится, что эта боль недостаточна. Смотри же, как кусают настоящие монстры, которым даже я в подметки не гожусь. Между прочим, в тот день, когда ты впервые встретился с Данте, твоя Пенни еще была живее всех живых! Не летала она ни в какую Австралию. Теперь ясно, для чего Данте понадобились эти три дня...

— Это неправда, — выдавил я, но она только махнула рукой, мол, к чему мне врать. Да я и сам верил.

— Можешь спросить у него сам, он наверняка уже дома. Никогда не посещает вечеринки больше чем на пару часов. Кстати, — продолжала Перл, — что-то я не вижу проявлений праведного гнева. Можно подумать, ты всю жизнь мечтал, чтобы твоя сестра стала не-мертвой.

— Пенни была смертельно больна. Данте ее спас!

Ужас, до чего тяжело мне дались эти слова.

— Что-что-что?

Она отбросила окурок и подошла ближе.

— Как ты сказал? "Смертельно больна"? Или "умирала"?

— А какая разница?

— Нет, — настаивала она, — ты вспомни точную формулировку. Как он сказал?

— Ну допустим "умирала". А что?

И внезапно она начала смеяться. Отошла к подоконнику, оперлась о него руками, не в силах сдержать хохот, и чем дольше это продолжалось, тем хуже я себя чувствовал.

— О боже, — почти стонала она, — ну ты и идиот! Тебе следовало бы знать, что он имел в виду на самом деле!

Я открыл рот, чтобы предложить ей объяснить, но ее истерика вдруг прекратилась так же быстро, как началась.

— Кем бы она ни была, твоей малышке лучше, образно говоря, не загораживать мне свет. Иначе...

— Только тронь ее, и я тебя убью.

— Да что ты.

Совершенно незаметным движением Перл оказалась прямо передо мной и легонько толкнула к приоткрытой двери. Грудь отозвалась вспышкой острой боли.

— Не нужно угроз, юноша. Тот, кто идет против меня, обычно заканчивает плохо. Спроси у одного нашего общего знакомого... ему повезло просто чудом.

Кажется, коктейль все же как-то действовал: Перл заметно теряла контроль, ее акцент снова стал резким, и я испугался.

— Я хотела видеть его не слугой, а равным! Хотела сделать его своим ставленником, все к его ногам бросила, а он... Ему был дороже этот его дружок-психопат, камень на шее! Но ничего — под рукой всегда найдется какая-нибудь полоумная легавая, которой только наводку дай. Не представляю, как им удалось живыми сбежать из Чикаго, но все равно — ничем хорошим это точно не закончилось...

Внезапно она остановилась, словно сболтнула лишнее, и понизила голос.

— Не твое дело. Забудь. Все это тебя уже не касается. Данте получил, что хотел, и ты ничего бы не сделал. Конечно, тебе бы легче жилось с лапшой на ушах, которую он тебе навесил, — что она вышла замуж... улетела на Луну... была смертельно больна. Но ведь правда важнее, не так ли?

И вместо того чтобы врезать ей, я просто сказал:

— Незаменимых нет, Перл. Вы достаточно опытны, чтобы это знать.

Потом повернулся и вышел. Я действительно ничего ни мог сделать.

За дверями вместо приведшей меня игрушки я неожиданно наткнулся на Ноа. Он стоял у противоположной стены и сам был белее этой стены, будто услышал что-то очень... неприятное. Даже на аудиенции у Данте он так не выглядел. Такое лицо я видел раз в жизни — у одного человека, который в один день потерял всю свою семью.

Я хотел спросить: "Что ты здесь делаешь? А если Данте тебя увидит?" и вдруг понял, что мне БЕЗРАЗЛИЧНО. Все монстры слились для меня в один собирательный образ, который сейчас не вызывал у меня ничего кроме ненависти. Поэтому я пошел дальше, не сказав ни слова, полностью погрузившись в переполнявшую меня ярость. Я лелеял этот гнев, растил его как любимый цветок, так как знал: он уйдет, и вернется эта кошмарная пустая тьма.

По пути я швырнул фишку на один из рулеточных столов — наугад. Уже у входа меня догнало мелодичное стаккато крупье Милагрос:

— Черное! Ваш выигрыш, сэр!

Я даже не оглянулся.

На улице лупил такой ливень, что силуэты людей и машин казались размытыми, как на старой картине. У лестницы с зонтом стояла Рори.

— Алекс!

Она хотела взять меня под руку, но тут я свирепо оттолкнул ее:

— Да что вы все ко мне привязались?! Пошла ты со своим чувством вины куда подальше!!! Считай, что твоя миссия окончена, давай, следуй зову природы! Тебе ведь так этого хочется!!

Я быстро пошел по улице, не оглядываясь. Ливень чуть ли не сбивал меня с ног, и до самого офиса "Инферно" я не знал, куда шел. Только потом понял. Я хотел увидеть ее в последний раз.

Как пролетели этажи, я даже не заметил. Только в конце у самой двери на моем пути вдруг выросла София, как всегда в безупречном деловом костюме. Мерзавка.

— Ты что, спятил? — спросила она почти удивленно. — Жить надоело?

Шансов у меня не было, но и выбора тоже. И как только я собрал силы, кто-то отодвинул меня в сторону. Из-за моей спины выступила Рори и довольно сильно пнула Софию в живот. Потом достала пистолет, повернула его боком — я такое только в "Криминальном чтиве" видел — и всадила в нее пулю.

София отлетела к стене, ударившись затылком, и сползла на пол, ошалело хлопая ресницами и зажимая наманикюренными пальцами рану на шее.

— Сука, — завизжала она, — ты за это сдохнешь!

— Ну вот, теперь моя миссия точно окончена, — сказала Рори спокойно и бросила пистолет. — Удачи тебе.

* * *

ДАНТЕ И ПЕННИ

Дантов лабиринт я прошел по инерции, настолько занятый своими чувствами, что даже не заметил, как наткнулся на него самого.

— Ой, рэйнин-мэн, — воскликнул он, отступая на шаг, — аллилуйя... Ты что упал с моста?

Данте снова выглядел таким домашним, разлохмаченным, в очередном растянутом свитере и с наушниками на шее, но теперь я знал, каким он может быть. Это была всего лишь очередная маска, которая ничего не значила.

Вода лила с меня потоками, я весь заледенел и не мог даже челюсти разжать. Только наблюдал, как Данте вышел в соседнюю комнату, принес полотенце. Потом промокнул мне волосы и набросил на плечи с таким лицом, хоть фотографируй для статьи о благотворительной деятельности Мастера Чикаго и Филадельфии. Инстинктивно я укутался в полотенце и почувствовал, как согреваюсь.

— Ты обманул ее, — выдавил я почти без голоса.

Он обезоруживающе улыбнулся:

— И в чем, интересно?

— Она действительно умирала?

Данте печально вздохнул. Потом сел на пол, обняв подушку, и глядя на меня снизу.

— А, вот ты о чем... Ну что тебе сказать? Правду? Ладно. Она действительно умирала. Она действительно была больна. Вы все больны, и болезнь ваша — смертность. Рано или поздно вы все умрете, пять лет или пятьдесят — для меня одинаково. Все равно все заканчивается одним.

Я стал медленно приваливаться к стене, оглушенный его безумной логикой. Ноги напрочь отказывались меня держать.

— Ты знаешь Пенни, — продолжал он, не отводя глаз. — Дело не в ее масти. Она очень талантлива. Я просто не могу допустить, чтобы такое сокровище пожрали черви через какие-то жалкие полвека! Она вдыхает жизнь во все, чего касается, рядом с ней хочется жить, чем-то заниматься... Это бесценный дар, и ему не место в могиле. И вот, когда я увлек ее работой, доверил ей ведущий проект студии, являешься ты, чтобы ее забрать... Ну что я должен был сделать?

Я смотрел и гадал, успею ли задушить его, прежде чем от меня останется мокрое место. Но вместо этого почувствовал, как на глаза набегают слезы. Так что, выходит, я виноват? Не дождется.

— Ты обманул ее. И убил, — произнес я шепотом.

Данте слегка пожал плечами.

— Кстати, может, и не обманул... — Он впервые отвел глаза и теперь смотрел вниз. — Может быть, с ней и правда было не все в порядке.

— Это ты на вкус определил? — не удержался я, но он так посмотрел, что мне стало плохо.

— Как ты можешь. Я и пальцем ее не тронул. Никаких кровавых мелодрам в стиле "Дракулы" со вскрытием вен ногтями — все происходило в больнице, более чем профессионально. Но когда ее кровь стала смешиваться с моей... что-то вдруг пошло не так. Пенни начала задыхаться, ее трясло, а она хватала меня за руки и все время спрашивала: "Это нормально? Так и должно быть?", и я не знал, что ответить. Можешь мне не верить, но я испугался не меньше ее. Однако все закончилось, и очень быстро — всего десять часов, в течение которых ее рвало без остановки... На следующий день Пенни хотела сходить в последний раз посмотреть на море днем, погулять... и это было уже невозможно. Так что не знаю. Тебе было бы легче осознавать, что выбора не было, но это неизвестно. Врать тебе я не буду.

— Ты уже достаточно... — Голос у меня опять пропал, и я сделал глубокий вдох, чтобы загнать обратно слезы. — Ты просто забрал ее. Как чудовище, которое крадет детей из их кроватей, пока они мирно спят.

— Но Алекс, — возразил он тихо, — я ведь и есть чудовище.

Он подобрался ближе, словно хотел рассказать какой-то секрет, а у меня даже не было сил отодвинуться.

— И я тебя понимаю.

— ДА НЕУЖЕЛИ!

— Среди нас существует непонятный мне феномен. Как только человек превращается в вампира, он старается забыть свою прошлую жизнь как страшный сон, отрезать, как ножом, считая, что таким образом сразу приобретет силу. Но это абсурд. Наша сила в нашей памяти. Я понимаю тебя, Алекс, и твое горе, потому что был человеком — всего четверть века, очень давно, но был. А вот тебе никогда меня не понять... В конце концов, возможно, я оказал тебе услугу.

Я прямо ошалел от такой наглости.

— Это как?

— Вы с Пенни были слишком близки, чтобы позволить друг другу жить своей жизнью. Рано или поздно, один из вас встретил бы человека, с которым захотел прожить всю жизнь, но другой не смог бы его отпустить. И наоборот. Пенни никогда не вышла бы замуж, ты никогда бы не женился, не завел детей... Это порочный круг, который может разбить только смерть. И чем раньше, тем лучше.

— Ты действительно чудовище, — сказал я просто.

&nbnbsp;sp; Данте улыбнулся своей невеселой, слегка застенчивой улыбкой, и из глубины внезапно снова всплыл Элис Кидман с его поразительными глазами. Одновременно такими честными и смертоносными.

Я медленно выпрямился, шатаясь, как после голодовки.

— Но хоть защитить ты ее сможешь?

Похоже, вопрос его сильно удивил.

— От кого?

— Прежде всего от Перл.

— От Перл? — Данте нахмурился. — Почему от нее?

Но анализировать у меня уже не было никаких сил.

— Ты же у нас гений, — сказал я устало. — Сделай выводы сам.

— Как бы то ни было, со мной она в безопасности. С Перл я разберусь, можешь быть уверен. А теперь попрощаемся, не нужно лишний раз ее травмировать.

И вдруг открылась дверь и вошла Пенни. Она была в том самом платье, которое мелькнуло передо мной в казино, босиком, держась за мочку уха.

— Данте, — начала она, — я, кажется, потеряла...

И тут увидела меня.

Ясно, что к нашей первой встрече она готовилась, а к этой — нет. Она вообще не рассчитывала увидеть меня еще раз.

Пенни попятилась, прижав ладони к губам, и в ее глазах всколыхнулась такая боль, в сравнении с которым даже моя меркла безнадежно. Через секунду глаза наполнились слезами, а сквозь сплетенные пальцы начал пробиваться отчаянный, почти детский плач.

— Пенни... — сказал я, но при звуке моего голоса ее колени подогнулись, и она зарыдала в голос.

Данте подхватил ее, не дав упасть, и она обвисла на его руках, захлебываясь слезами. Не поворачиваясь ко мне, он жестко произнес:

— Алекс, если ты любишь ее хоть наполовину так, как говоришь, УБИРАЙСЯ. Иначе я сам убью тебя.

Я попятился, наблюдая, как он усадил ее на пол, надел наушники и насильно удерживал, пока она не перестала сопротивляться. Когда у входа я оглянулся, Пенни уже чуть улыбалась. Они сидели на полу, соприкоснувшись лбами, зарывшись пальцами друг другу в волосы как символ наивысшей гармонии. Мне там места не было.

Я вышел наружу. На месте, где сидела София, была развезена внушительная лужа крови. Кажется, кто-то пальцем пытался что-то на ней написать, но кровь растеклась и уничтожила надпись.

Дождь все не унимался, бомбардируя улицы ледяными струями, но теперь они были мне приятны. Мне стало жарко, и с каждой секундой все сильнее, словно внутри меня развели костер. А мокрый асфальт казался таким прохладным.

Я сбросил с себя полотенце и вдруг увидел, что это вязаное покрывало с узором из разноцветных сердечек, составляющих инициалы А. и П. Остановившись посреди пустой улицы, я методично расстелил его и лег, подставляя себя дождю. Это был невиданный кайф — мне показалось, что я вижу себя сверху, светлое пятно на темном асфальте, потом я взлетал и опять падал, вокруг шумели какие-то голоса, кто-то дотрагивался до меня, еле слышно выли сирены, и в конце чей-то очень знакомый голос сказал: "Алекс Бенедикт, ты сумасшедший сукин сын!". Но я не мог вспомнить даже, мужской или женский это был голос. А уж чей — и подавно.

* * *

НОА И РОРИ

Врачи сказали, что я дешево отделался, даже не заработал пневмонию. Но честно говоря, мне было наплевать на мое состояние. Все время, что было проведено в больнице, я провалялся, тупо глядя в потолок и односложно отвечая на вопросы медперсонала. Единственным осмысленным действием был заказ билетов на самолет и просьба привезти из гостиницы мои вещи. Я летел домой.

Когда я вышел из здания больницы, уже стемнело, до моего рейса оставалось меньше часа. Уже у входа меня догнала дежурная.

— Мистер Бенедикт, вас просят к телефону.

Интересно, кто?

— Привет, Ноа, — сказал я первым.

— Как ты узнал, что это я?

— Больше некому. В каком виде ты предпочитаешь получить гонорар? Ты ведь поэтому звонишь?

— Ты мне ничего не должен. И я не поэтому звоню.

Я устало вздохнул.

— Должен. И долги мне не нужны.

Его голос был спокойным, без всякого намека на эмоции.

— Алекс, не инкриминируй мне лишние добродетели — бескорыстия среди них сроду не было. Я просто забрал твой выигрыш в казино.

Я промолчал, не зная, что сказать. Тогда он спросил:

— Когда ты улетаешь? Ро хочет тебя увидеть.

— После всего, что я наговорил?

— После всего, что произошло. Не отказывай ей в этом.

— В 23.45, рейс на Лос-Анджелес.

Я повесил трубку, не прощаясь и не зная, правильно ли поступил. Возможно, какая-то моя часть хотела увидеть их еще раз. Но она была в меньшинстве.

Народу в аэропорту было мало. Я сел в одно из кресел и постарался ни о чем не думать — очень полезное умение, приобретенное мной в больнице. Честно говоря, в последнее время я только этим и занимался.

Внезапно на место рядом со мной грохнулось что-то яркое и заметно контрастирующее со стерильностью аэропорта. Я скосил глаза и увидел кислотного приятеля Рори с волосами цвета крэнберри. Харлан, да? Он рассматривал меня с пугающей веселостью бешеного щенка.

— Можно вас поздравить? Мы с Рэйч и не предполагали, что у вас может все получиться.

Чему я научился за время, проведенное в Филадельфии, так это не шарахаться от нежити. Хотя иногда следовало бы.

— О чем ты говоришь? — спросил я. Его глаза изумленно и ярко засверкали за розовыми стеклами очков, похожих на мотоциклетные.

— Как это — о чем? Так это не вы, что ли?

Сообразив, что я видимо не в курсе, он с удовольствием сообщил:

— Перл грохнули!

— Как?.. — только и выговорил я.

— Насмерть. Застрелили! Говорят, у нее в груди была такая дырка — башку можно просунуть. И прямо во время вечеринки. Да там такой галдеж стоял — немудрено, что никто не слышал...

Он еще раз внимательно посмотрел на меня.

— Это могло быть заказное убийство. А могла быть месть. Лично я знаю массу народу, кто после ее смерти вздохнул спокойно. Интересно только, кто станет теперь новым ставленником?

Я ощутил сильнейшее желание пришибить его, но внезапно он оглянулся.

— О-о... тут пришел кое-кто, с кем мне не хотелось бы встречаться. Ну пока, Алекс Бенедикт. Я знавал человека, который согласился убить свою сестру, только чтобы стать вампиром, поэтому... втройне приятно было познакомиться.

Он исчез стремительно, как электрическая искра, и через секунду около меня остановились Ноа и Рори. Она обнимала его за талию.

— Вижу, тут все нормально... — сказал я. — Теперь можно называть вас миссис Крысиная Волчица?

Рори присела на корточки рядом со мной. Я позволил ей взять мою руку.

— София и не подозревала, как закончит свою жалкую жизнь... Алекс, ты плохо выглядишь.

— Но чувствую себя хорошо. Это все?

Я тут же пожалел, что сказал так. Во мне боролись противоречивые чувства, и я с трудом понимал их природу.

Зеленые глаза Рори затуманились. Она дотронулась губами до моей руки.

— Все правильно, — сказала она тихо, выпрямившись и снова отойдя к Ноа. — К нам нельзя привыкнуть. Это ненормально. Данте правильно сказал — ни одному из нас нельзя до конца доверять.

— Подожди.

Я поднялся и обнял ее.

— Ро, я хочу поблагодарить тебя. Вас обоих. — Я посмотрел на Ноа, он слегка улыбался. — Ребята... я вас люблю. Но поймите — сейчас мне очень тяжело вас видеть.

Она всхлипнула мне в плечо.

— Все должно было быть не так.

Ноа медленным движением взял ее под руку и потянул на себя, но она только еще сильнее прижалась ко мне. Ее растрепанные волосы падали на мое лицо и потихоньку сводили с ума.

— Нет, не так. В идеале всего этого вообще не должно быть. Ро... Алекс опоздает на самолет.

Наконец она оставила меня, покорно отойдя за спину Ноа так, что мне остались видны только бледные тонкие пальцы на его плече и огненная прядь, как язык пламени на черной коже пиджака.

Я хотел спросить напоследок, кто же убил Перл, потому что никто так и не заговорил об этом. Но мне не было очень уж интересно и легче от ее смерти не стало. Поэтому я спросил другое:

— С вами будет все в порядке?

Ноа едва заметно пожал плечами.

— Раз мы все еще здесь и все еще живы... значит, Данте волнуют другие вещи. Но мы сегодня же планируем уехать из Филадельфии. Все ведь может измениться.

Я знал, что он так скажет. Какая разница, в общем-то, кто убил Перл? Она была настолько уверена в своей незаменимости, что демонстративно отказывалась от охраны, надеясь на Данте. Но ей и в голову не приходило, что будет, если она вдруг начнет ему мешать или — в лучшем случае — он просто перестанет в ней нуждаться.

Объявили мой рейс, и толпа послушно двинулась к выходу на поле. Я не умел прощаться и не хотел оглядываться — не хотел видеть, как они превращаются в прозрачные тени, растворяются, исчезают, словно я никогда их не знал, но... Еще одна дурная привычка.

Их не было. Они ушли. В очередной раз они все сделали правильно.

* * *

АЛЕКС (2)

Я неплохо переношу перелеты, но сейчас мне хотелось принять снотворное и заснуть до самого Л.А. Или вообще навсегда. Интересная мысль.

Рядом со мной бесшумно села девушка. Искоса я бросил на нее взгляд — хорошенькая, светлые волнистые волосы заплетены в странную косу. Пенни любила косы, но такие она не плела.

Заметив, что я рассматриваю ее, моя соседка сказала:

— Коса плетется из шести прядей, а не из четырех, поэтому выглядит необычно.

У нее был приятный голос — мягкий и одновременно веселый.

— А почему вы решили, что меня заинтересовала ваша коса?

— А разве нет?

Я повернулся к ней: глупо коситься, если мы уже разговариваем.

— Только не подумайте, что я клеюсь. Честно говоря, я вспомнил кое-что из детства. Когда мне было двенадцать лет, я считал, что в жизни со мной никогда не случатся три вещи — я не куплю яхту, не побываю на карнавале в Рио, и меня не полюбит натуральная блондинка.

Несколько секунд она удивленно смотрела на меня, а потом рассмеялась:

— Знаете, со мной было нечто подобное. Я была уверена, что никогда не заработаю миллион, не увижу свое платье на Мадонне и не выйду замуж за рок-музыканта.

— И что?

— Вы не поверите, но все сбылось.

Она подала мне руку.

— Сью Эллен Трент. Сьюэл.

— Алекс Бенедикт. Очень приятно познакомиться.

Мне и правда было приятно. Я удивлялся сам себе — тому, с какой легкостью завязал беседу, и удовольствию, которое от нее получал. Достаточно провести неделю среди монстров, чтобы оценить общение с человеком.

— Вы живете в Филадельфии? — спросила она.

Ответ вылетел у меня раньше, чем я успел его обдумать.

— Нет... я навещал мою сестру. Она там работает. На "Инферно".

— Да что вы! — Сьюэл улыбнулась. — Я ведь была дизайнером по костюмам двух их картин. Помните "Карьеру?"

— Ну конечно — это ведь значит, что у вас есть "Оскар"?

Она даже немного покраснела от удовольствия.

— У команды... А ваша сестра кто?

— Она сценарист и режиссер. Сейчас работает над съемками в Австралии.

— А что за фильм?

— Не знаю. Все в рамках секретности. Но надеюсь — потенциальный "оскароносец", она у меня очень талантливая.

Я обнаружил, что мне легко и просто говорить о Пенни так, будто она жива. И чем больше говорил, тем больше верил. Пришло внутреннее успокоение, будто ничего и не произошло. И на Рождество мы увидимся, и купим друг другу подарки, а если не на это Рождество, то на следующее... можно ведь и подождать. Столько, сколько нужно.

Укутав поплотнее в вязаный плед с сердечками, я уложил эту мысль в самое уютное место сознания и снова обратил все внимание на мою спутницу.

Ясно, почему ее имя ничего не сказало мне. Этой девчонке, которой на вид я не дал бы больше двадцати двух-трех, на самом деле недавно стукнуло тридцать, и к тому же Сью Эллен Сэлинджер была самым известным из признанных молодых модельеров. А Трент — фамилия ее бывшего мужа, к слову, известного рок-певца... Забавно. Их брак продлился буйных четыре месяца, закончившись, как я узнал намного позже, неудачной беременностью и скандалом, после чего Сьюэл забрала вещи и вернулась к матери в Город Ангелов, где она сейчас и обитала.

Дальше все было просто отлично... Я ни на секунду не допускаю мысли, что Данте был прав, но — удивительное совпадение... как только я остался один, жизнь сразу устроилась наилучшим образом. Я ушел из журналистики в фотографию, сначала у Сью Эллен, потом круг моих клиентов расширился. Кстати, еще одно странное совпадение — дом моделей моей жены почему-то назывался "Noah". Когда я осторожно поинтересовался, она рассказала, что на таком названии настояла Банни, ее мать. Это было как-то связано с ее жизнью, но как — даже сама Сьюэл понятия не имела.

Когда родились Джимми и Дагни, я сделал их портфолио, потом выставку и получил один из высших призов в нашей отрасли. Близнецы стали самыми маленькими моделями в истории фотографии, так как первые снимки были сделаны еще в утробе! Как только им исполнился год, мы поручили отпрысков моей драгоценной теще и на маленькой яхте по имени "Survivоr", купленной мной на премию, отправились на карнавал в Рио. Сьюэл не успокоилась, пока все три моих детских желания не сбылись, а я в свою очередь старался, чтобы ей нечего было желать. Одно плохо — мы пропустили первый шаг Джимми, но бабуля догадалась снять все на камеру, а Дагни порадовала нас неуверенными шажками уже в день приезда. Глаза у них карие, как у меня, а волосы светлые, как у Сьюэл, — убойная смесь, уже сейчас поклонников можно ставить на учет.

Поневоле я следил за карьерой Пенни — пока что она была жива не только в моих мыслях, но и номинально. Видел ее фильмы, слышал о ней сплетни, в основном касающиеся того, что она никогда не показывается публике. Оттого и различные варианты на тему "а был ли мальчик". Поначалу Сьюэл часто спрашивала, почему я не познакомлю ее с сестрой, но потом перестала. И все, может, и длилось бы так до конца жизни, если бы однажды Рори не вздумалось навестить меня.

Это случилось накануне моего сорокапятилетия. Джимми и Дагни тогда как раз уже сдали все тесты в школе, и во время каникул Сьюэл готовила их в качестве моделей для очередной презентации. Они целые дни проводили то у бабушки, то на репетициях, засиживаясь допоздна, и дома я был один.

Когда я увидел ее за окном, то почувствовал, что выстроенное за годы спокойствие в один момент рухнуло, взорвалось на миллиард осколков, как зеркало Данте. Ее непокорные волосы все так же вились вокруг головы пламенем факела, и на мгновение я принял ее за Пенни... Так бывает во сне — когда-то в детстве мне так же приснилось, что мои родители вернулись невредимыми и вошли в дом, шумно переговариваясь и волоча тяжеленные чемоданы с фотоаппаратурой, а я, слыша их голоса, зовущие меня, лежал в своей комнате и не знал — подождать или вскочить и сбежать вниз, чтобы броситься им на шею.

В тот раз я выбрал второе.

Рори рассказала, что они с Ноа на время уехали в Европу, что бизнес Данте процветает, что Пенни все взяла в свои руки и они ведут себя так, будто Перл и не существовало. Что она прекрасно выглядит, Данте ее от себя ни на шаг не отпускает и вроде бы кроме Чикаго отдал ей Филадельфию и всю Пенсильванию, что она увлеклась и устраивает там свои порядки... Но мое разочарование было очевидно даже фонарному столбу, что мы так и не поговорили толком. Я плохо ее слушал и не мог дождаться, когда же она уйдет.

Когда Рори ушла, я зашел в душ, врубил кран на полную мощность, сел на пол, обняв колени, и просто выл с полчаса. Я мог не вспоминать о Пенни больше десяти лет, мог игнорировать факт ее смерти... но именно сейчас, именно в этот момент я почувствовал, что потерял ее. НАВСЕГДА. Она не приедет ни на это Рождество, ни на следующее, ни на любое другое.

Чувство невосполнимой утраты все-таки догнало меня в третий раз — это было делом времени — но теперь я боялся с ним не справиться. Я думал о Данте. Этот мерзавец сломал во мне что-то, оторвал кусок от сердца и забрал себе. И что самое ужасное — я не мог ему отомстить. Не мог даже желать ему смерти, чтобы не повредить моей драгоценной половинке. Счастье Пенни (если это можно так назвать), ее безопасность и спокойствие целиком зависели только от него, и потому я должен был желать ему всех благ и вечной жизни.

Когда вернулась Сьюэл, она нашла меня все там же — под струей ледяной воды, полумертвым от холода и отупевшим от слез. Я не отвечал на ее вопросы и ничего не пытался объяснить, а она не допытывалась. Просто обняла меня и сидела рядом, пока беспокойство о ее здоровье не пересилило мою истерику. Придет время, когда я смогу говорить об этом спокойно и все расскажу, но это будет не скоро.

Я ОЧЕНЬ надеюсь, что это время придет.

* * *

энд

2000

1

32