Комсомолец. (Черновик)

Первое что меня порадовало, это не, достаточно крупная сумма советских и польских денег, что всё ещё ходили по этим территориям, а новенький 'ТТ' что я извлёк из внутреннего кармана бандита вместе с двумя магазинами, набитыми патронами. Проверив пистолет, я сунул его в карман. Это оружие куда как привычнее мне, чем тот же карабин или винтовка, хотя в своё время я пострелял и из таких экземпляров. Вот из 'ТТ' я например выпустил более десяти тысяч патронов, два пистолета этой Тульской марки были одним из наших тренировочным пособием, когда Мэтт учил меня пользоваться короткостволами. До исчезновения нарезов в стволах и поломок мы из них стреляли. В ноль выработали.

Граната, металлическая, возможно оцинкованная литровая фляга, небольшой засапожный ножик, а так же небольшой бинокль, в чехле пошли фоном, самое радостная находка это конечно же пистолет.

В мешке оказалась сложенная материя, видимо скатерть, продовольствие и перевязочные средства, место ещё было и я убрал внутрь большую часть находок. Только патронташи прикрепил сверху. Положив мешок у ствола дерева, рядом с прислонённым оружием, я подошёл к связанному бандиту. С момента первого удара прошло минуты две, поэтому следовало поторопиться. Подхватив под мышки, пыхтя, я подтащил его к стоявшему дубу и прислонил, после чего присев на корточки замахнулся для первого удара.

Несколько ударов по щекам и тот, застонав, открыл глаза, а то я уж собирался применить более жёсткие меры. Но не потребовалось, сам очнулся.

— Ты хто? — спросил он и, поводив языком по полости рта, тягуче сплюнул, попав себе на левую штанину.

Не давая тому размышлять и анализировать ситуацию, я сразу стал давить на него, быстро задавая вопросы, стимулируя на ответы болезненными тычками остриём ножа с внутренних сторон бёдер. Там мягко и болезненнее всего. Бандит попытался свести ноги, но я не давал этого сделать. Меня интересовало всё: кто он, кто его друзья, где основная база, где запасные, кто помогает, где перезимовали, кураторы и остальное. Молодчик имел честное русское имя Иван, однако по делам его не скажешь, что он любит русских. Он их ненавидел, люто, со всей возможной злобой. Правда он ещё оказался настоящим расистом, кроме украинцев, он ненавидел всех и готов был их убивать. Это нападение на военную машину, в данном случае 'эмку' у него было третьим, а так и в других случаях он успел отметиться. Нападения, вооруженный грабёж, запугивание, шантаж, групповое изнасилование, причём не единожды. Слушая его, морщился, не от рассказа, это меня не особо шокировало, а от вони, молодчик успел обделаться, пока плача изливал душу. Про обрезанную связь в деревне он подтвердил. Это как раз работа этой группы.

Работал я с ним минут пятнадцать, после чего поняв, что он стал повторяться и, не дожидаясь пока он начнёт гнать дезу, чтобы продлить время, с коротким замахом вогнал подонку, клинок в живот и дважды повернул.

— Полежи пока, вспомни всех тех, кто пострадал от тебя, — похлопав его по плечу, сказал я и стал вытирать штык от крови, об штанину фашиста. — Зло порождает зло, запомни это.

Быстро встав, оставив тела как было, один остывал, второму осталось часа три, причём в муках, я повесил на левое плечо мешок и, подхватив карабин и винтовку, побежал по лесу дальше. Следы прошедшей тут банды я не искал, потому что знал, куда они идут и где их можно застать. В тех местах я не был, придётся ориентироваться по словесному описанию, что выдал язык. Не думаю, что он врал, я следил за выражением его глаз, да и слишком туп он был для этого. Шестёрка мелкая, мясо националистов, которое они бросали на диверсионно-бандитскую войну с Советами, задурив голову.

Жаль, со старшим поговорить не удалось, он действительно был не последним человеком в этой банде, которая насчитывала тридцать семь человек. Ранее он был капралом в Войске Польском, хоть и миномётчик, но азы знал. Предполагаю информации о банде от него я бы получил больше, куда больше.

Думаете, я побежал сразу к месту встречи и ночной стоянки банды? Ага щас-с, пешком что ли?

Нет, первым делом я добрался до ручейка и стал отмывать вещи от крови, пока она не высохла. К тому же я обнаружил на рукаве комбинезона несколько капель незамеченных ранее, так что кроме вещей, ботинок, смыл кровь и с него.

Часы были немецкие, хорошие, поэтому тщательно оттерев от крови, я убрал их в карман. Ремешок был не по размеру. Нужно ещё одну дырочку прокалывать, да и отмыть, как следует тоже нужно, всё равно часть крови осталась, недостать было в труднодоступных местах. Чуть позже этим займусь.

От ручья я побежал к Огоньку. Там закинув винтовку за спину, благо ремень имелся, подвесил мешок на луку седла и, отвязав коня, вскочив в седло, дал шенкеля. Карабин пришлось держать в руках, ремень остался с молодчиком Иваном.

Проехав по краю леса километра на полтора, я заметил большой дуб, с густой листвой. Он мне приглянулся. Тащить все вещи с собой было стрёмно, поэтому прямо с седла забравшись на нижнюю ветвь, она была высоковата от земли, укрыл на дереве большую часть трофеев. Оставил я при себе кроме пистолета, карабин с патронташем, и гранату. В принципе больше ничего мне не нужно. Только перед отбытием, сунул в карман бинт, и на этом всё.

На краю большого и открытого поля, находился давно заброшенный хутор. Он уже обветшал, да и часть материалов крестьяне прибрали, но кое-где кровля сохранилось и как временный лагерь, подходил очень неплохо, так как это урочище редко посещали.

Пользуясь тем, что имел большую скорость передвижения, хоть у бандитов и была фора во времени, но зато я двигался напрямую, а они петляли, успел первым к хутору. Огонька я решил с собой не брать, может выдать наше присутствие ржанием, закон подлости ещё никто не отменял, поэтому решил оставить его неподалёку от заброшенного хутора. Чтобы был под рукой, но и не выдал себя. Такое место нашлось в пятистах метрах от хутора, в неглубоком овражке, по дну которого тёк ручеёк.

— Вот тебе вода. Сена извини нет, а трава ещё маленькая, — сказал я коню. Рассёдлывать я его не стал, только ослабил подпругу. Я хотел спеленать ноги, чтобы далеко не ушёл и не поднялся наверх, теоретически он мог это сделать. К сожалению, привязать повод было не к чему, а то бы я не беспокоился. Хотя, подумав, вытащил из карабина шомпол и воткнул его в плотную не до конца оттаявшую землю, забив дальше прикладом, и спокойно привязал повод. Вот и всё, и до воды хватит и травку пощиплет... где сможет. Только после этого подхватив поудобнее карабин и стал по оврагу приближаться к хутору. Метров через триста, можно перебежать к трём сохранившимся строениям, надеюсь, банда ещё не прибыла на место.

По открытому полю бежать не пришлось, я полз по-пластунски, так как прошлогодний высохший бурьян неплохо скрывал меня. Через полчаса, испачкав в земле комбинезон на локтях, животе и коленях, я оказался у крайнего здания. Осмотр строений показал, что я был первый. После этого быстро смотрев строения, нашёл самое оптимальное место для наблюдения и, устроившись там, достал половинку бинокля, приготовив его.

Вытащив из кармана трофейные часы, я негромко пробормотал:

— До темноты час остался, где же вы махновцы долбанные?

Ожидание продлилось до самых сумерек, к этому времени я закончил с чисткой часов и примеркой на руку, как родные подошли, и только когда за горизонтом виднелся только краешек солнца, я заметил слегка покачивающуюся длинную тень на земле. Кто-то двигался к строениям, но кто именно я не видел, неудачно закрывало строение слева. По моим прикидкам бандиты должны были идти через дикий сад, это было логично, только так можно было подобраться незамеченным к хутору, я таким способом воспользоваться не мог, сад находился с противоположной стороны от оврага, где я оставил Огонька. Но вот для бандитов это был идеальный вариант, и я отслеживал весь сад, пытаясь уловить движение, но разведчик шёл по полю, явно никого не опасаясь.

Разогнув усики гранаты, и положил её рядом, прикрылся рваной дерюгой, пусть хоть по мне ходит высланный на разведку бандит, но я дождусь основного отряда. У меня было удобное лежбище, на чердаке покосившейся бани.

Когда появился незнакомый парень лет двадцати, я быстро осмотрел его. Теперь стало понятно, почему он шёл без особой опаски. Выглядел он как обычный крестьянин, без оружия и другого дискриминирующего предмета, однако на меня его маскировка не произвела никакого впечатления. Я видел его среди бандитов, что несколько часов назад под моим присмотром пересекали поле. Это он бил прикладом по спине неизвестного командира, подгоняя его. К тому же националист Иван, описал мне всех, кто участвовал в этом нападении, так что я знал, что за зверёк этот националист Олесь, двадцатого года рождения житель села Поддубцы. Участник нескольких нападений, и захватом в плен участкового милиционера, которого потом демонстративно повесили на ветке дуба у родного села.

Олесь покрутил головой, осматриваясь, и стал осторожно исследовать руины хутора. Наконец он вышел из хаты и, выйдя на открытый участок перед строениями, замахал руками. В этот раз бандиты вошли в хутор именно так как я и предполагал. Через сад, незаметно.

Почти совсем стемнело, что нарушало мои планы, поэтому пришлось действовать незамедлительно. Ночью бой мог идти в равных условиях, а этого мне было не нужно. Трое бандитов, подсвечивая фонариком, направились в покосившуюся хату, готовить ночлег, там были набросаны доски, сделать лежанки нетрудно. Один встал на часах, а последний оставшийся, тот самый разведчик-Олесь, которому вернули оружие и другие личные вещи, вместе с главарём усадили связанного командира у сруба сарая, и склонились над ним, что-то спрашивая. Вот Олесь, замахнулся и опустил приклад винтовки незнакомой мне системы на ногу командира. Я при слабых лучах солнца успел разглядеть, что это был аж целый полковник, моложавый, но полковник, с двумя наградами на груди. Боевой оказался.

С моего места гранату внутрь хаты не добросить, метров тридцать, да и лежу я для этого неудобно. Поэтому пока шёл допрос, осторожно покинул чердак и, выдернув кольцо, стараясь ступать так, чтобы не попасться на глаза часовому, он находился в сорока метрах от меня на окраине хутора, бросил гранату внутрь хаты. После чего вскинул карабин к плечу и выстелил в часового.

Дальше пришлось действовать очень быстро, откинув карабин в сторону, выхватил пистолет и дважды нажал на спуск. Одна пуля вошла оборачивающемуся Олесю в бок и видимо попала в кость, потому как его бросило на сруб, от которого он отскочил как мячик и покатился по земле. А вот командир среагировал похвально быстро, метнувшись в прыжке в сторону, пытаясь перекатом уйти за угол сарая, но пуля что вошла ему в ногу и не дала этого сделать. Мне хотелось с ним поговорить, поэтому и проследовал такой точечный выстрел. С двадцати метров по движущейся мишени, да ещё из 'ТТ' между прочим, а это показатель.

В это время раздался взрыв в хате, в унисон криков державшегося за ногу главаря, и часового. Я оказывается, его не убил, хотя метил в грудь. В хате тоже кто-то шумел, но после взрыв остался только стон на одной ноте.

Сунув пистолет за пояс, я поднял карабин и, выбив гильзу, взвёл затвор, после чего вторым выстрелом добил стенающего часового. Подбежав к главарю, я дважды ударил его прикладом по левой руке, ломая её. Тот был левша, так я старался обезопаситься. Перезарядив карабин, я подошёл и в упор всадил в Олеся вторую пулю, контроль, и только потом побежал к хате. Требовалось проверить остальных трёх, сомневаюсь, что все они погибли от гранаты. Пока оглушены и занимаются своими ранами нужна зачистка. О главаре я не беспокоился, от боли он потерял сознание, полковник же находился в том состоянии, в котором ему ни до чего не было дела. Привести полковника в норму могла пара оплеух, но мне пока было не до него.

У входа я оставил карабин, прислонив его к стене дома и достал 'ТТ'. В тесных помещениях автоматическое короткоствольное оружие предпочтительнее.

В хате всё было перевёрнуто вверх дном, раскидано продовольствие, видимо бандиты готовили ужин, валялись вещи и оружие. Двое бандитов лежали без движения, оглушенные, а вот третий пытался встать, но постоянно падал, поскальзываясь в луже пролитой крови. Это он стонал не переставая. По виду он тоже получил серьезную контузию. Без раздумий я открыл огонь, всадив в каждого по две пули. После чего на ходу перезаряжаясь, вышел наружу и осмотрелся. Уже фактически стемнело, был сумрак, но разглядеть детали вблизи ещё можно.

Вернувшись в хату, я подобрал фонарик, который, несмотря ни на что продолжал светить и, подсвечивая себе путь, подошёл к полковнику. Рядом со стоном зашевелился главарь. Поэтому пришлось изменить направление. Обыскав Прохора-главаря и лишив его всего оружия и других вещей из карманов, включая офицерского ремня, наложил жгут на ногу и оставил валяться на сырой земле, а сам подошёл к полковнику. Пяток оплеух и тот, заморгав, посмотрел на меня.

— Ничего не скажу... сук-ки,... — пробормотал он разбитыми губами. Жмурясь от слепившего глаза света.

Судя по всему, весь бой на заброшенном хуторе он пропустил, будучи без сознания. Быстро ощупав его, я понял, что кроме сломанной ноги и отбитых ребер особо серьёзно он не пострадал. Бандиты берегли его, ведя к своему лежбищу. Полковник всё же в сети попался.

— Да мне и не надо. Я не бандит, так прогуливался мимо. Увидел, что бандиты пытают красного командира и решил помочь.

Теперь полковник посмотрел на меня уже более внимательно, благо я немного отодвинул фонарик.

Подтащив главаря ближе, тот стонал сквозь зубы, я отдал фонарик полковнику и попросил его подсветить, а сам, открыв планшет Прохора, достал блокнот с карандашом.

— Ну что гражданин Прохор Окопенко, тысяча девятьсот пятого года рождения, бывший вахмистр польской армии. Хотелось бы внимательно выслушать всё, что ты знаешь о местном националистическом движении. О не местном тоже любопытно узнать. Давай, кайся, а я запишу...

Разговорить главаря сразу не удалось, терпел он мои выходки в течение аж десяти минут. Орал, мочился, гадился под себя, но молчал, пока мне не удалось сломать его. Я довёл его до того состояния, в котором язык больше всего хочет умереть чтобы прекратить всё это. Я и прекратил, только уже глубоко за полночь, когда блокнот почти весь был заполнен мелким убористым почерком с откровениями ублюдка-националиста. Под конец фонарик светил еле-еле, но всё-таки хватило, не успел до конца испортить глаза писаниной.

Вся банда у Прохора состояла из украинцев, поляков не было. Допрос показал, что на территории Западной Украины действовали абсолютно обособленно оуновские и польские бандгруппы. Друг друга они люто ненавидели, и смешанных не было. И польские и оуновские комплектовались исключительно по национальному признаку. Именно поэтому в банде присутствовали одни украинцы.

За всё время допросов полковник молчал, но слушал с интересом, только однажды прошипел с ненавистью сквозь зубы. Когда главарь взял на себя уничтожение армейских складов.