| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
— Да, мой мальчик, идет война, — генерал приподнял голову, повысил голос. — Тягаться с русским медведем тяжело, несмотря на доблесть наших дивизий. Фюрер ошибся, говоря, что это колосс на глиняных ногах. Мы убиваем одного, встают трое. Убиваем троих, поднимаются пять. Так до бесконечности. А их погода? Эти сибирские морозы. А дороги одни чего стоят? Нет, эта война не по правилам Карла фон Клаузевица.
— Да уж, дороги... — скривился офицер, вспомнив происшествие в лесу.
— Давай выпьем за встречу, Франц, — перебил его воспоминания генерал. — Мы заждалась этого момента, как немецкая мать сына-фронтовика.
— Меня товарищи ждут, господин генерал. Давайте перейдем к главному вопросу.
— Ничего-ничего, пятьдесят граммов коньяку не помешают никакому разговору, — генерал Вейдлинг поднялся и осторожно, чтобы не пролить, наполнил бокалы на четверть золотистой жидкостью. Один из них предложил Ольбрихту.
— За фюрера и победу! — произнес тост генерал.
— За солдат рейха и победу! — Франц дотронулся хрустальным бокалом до бокала Вейдлинга, сделал глоток. — Прекрасный коньяк, господин генерал. Эту марку я пью впервые.
— Еще бы, Франц! Я эстет в этих вопросах, — глаза командира заискрились от похвалы. — Начальник снабжения знает мой вкус. Подает без обмана. А вам доставляют дешевые вина и шнапс. Если коньяк, то простой, невыдержанный. Еще налить?
— Нет, спасибо, господин генерал.
— Хорошо, Франц, — генерал снова присел на диван. — Ответь мне на такой вопрос. Он пришел мне в голову, когда читал твой рапорт. Почему в 41-м году ты предпочел штабной работе передовую? Не успел я принять в декабре 86-ю пехотную дивизию, как узнаю, что по твоей настойчивой просьбе ты попадаешь в роту, а затем на переучивание в Падерборн на новую технику. Твой отец просил меня присмотреть за тобой. Я старался, как мог, выполнять его просьбу. А ты полез в пекло. Скажи, почему?
Франц смутился, услышав такой вопрос от старого приятеля отца, друга семьи. Он помнил дядю Гельмута с детства. Нужно было отвечать. Прямого ответа не было. Ответ находился в сердце, в душевных терзаниях, связанных с трагизмом первой любви, вспыхнувшей жарким летом сорок первого года. Лгать ему не хотелось.
— Господин генерал...
— Можешь называть меня дядей Гельмутом.
— Дядя Гельмут... Мне стыдно как офицеру перед вами, но у меня нет прямого ответа. Что-то толкало меня идти в бой, лезть под пули. Возможно, это долг. Может, юношеская бравада. Возможно, свет боевых побед.
— А ты с Мартой переписываешься, мой мальчик? Ты виделся с ней в отпуске в Берлине? — лицо генерала вытянулось в ожидании ответа.
— Да, дядя Гельмут, виделся.
— Ну-ну, расскажи.
— Она ждала этой встречи. Мне также казалось, что я хотел ее видеть. Но мы расстались друзьями, хотя она плакала после встречи. Она надеялась, что я женюсь на ней. Но меня потянуло на фронт, а не в супружеское ложе.
Взгляд генерала потух.
— Конечно, это не мое дело, Франц, — произнес генерал с укоризной. — Но Марта была бы хорошей, верной женой.
— Не знаю, дядя Гельмут. Возможно, вы правы. Но переписку я прервал. Больше не встречался, — Франц глубоко вздохнул, допил остаток коньяка.
— Извини старого генерала за прямоту. У тебя были женщины? Я не имею в виду юную Марту.
От услышанных слов генерала уши и щеки Франца заполыхали. Глаза не могли найти точку опоры. Рука потянулась к бокалу. В воздухе висела тишина. Но, собравшись с духом, офицер промолвил:
— Этот вопрос я оставлю без ответа, дядя Гельмут. Если можно...
— Хорошо, Франц, извини...
По интонации Ольбрихт понял, что генерал недоволен ответом. Но что он мог сказать? Правду? Разве это так важно, были или не были? Что этим хотел подчеркнуть дядя Гельмут?
Ответ Франца сильно задел генерала. Брови сдвинулись. Заострились скулы. Голова покачивалась. Через краткую паузу он вновь заговорил, не глядя на офицера.
— Я понимаю, Франц, что хотел попасть за черту, где начинается твой внутренний мир. Просто я подумал, что ты сможешь мне раскрыться. Тебе стало бы легче. Я же вижу потаенное беспокойство, даже страдания души. Но, видимо, у каждого человека есть граница, которую переходить никому не дозволено. Разве только Всевышнему Богу. И то, если попросишь об этом... Ты мне как сын, Франц. Поэтому я и терзал тебя вопросами. Не обижайся.
— Я не в обиде, дядя Гельмут. — Хорошо, Франц. Бог рассудит все наши поступки. Перейдем к делу. У тебя мало времени. Как будто у меня его много...
Командир корпуса с досадой поднялся с дивана. Заскрипели половицы под его согбенной ковыляющей поступью. Лязгнул замок сейфа.
— Вот ваш рапорт, капитан Ольбрихт. Я слушаю вас. Можете докладывать сидя.
Ольбрихт повиновался. С жаром стал излагать суть вопроса.
— Последнее время, господин генерал, я получаю все больше данных о том, что русские что-то замышляют. Думаю, они готовят крупномасштабное наступление на участке обороны, возможно, по всему фронту группы армий 'Центр'. К этому выводу подводит факт усиления ими пропагандистской работы. — Вот смотрите, по порядку, — Франц достал из своей папки сводный лист разведданных и передал их Вейдлингу. — Идет перемещение пехоты, танковых и артиллерийских частей. Днем их открыто снимают с позиций, но ночью тайно возвращают назад. Создается видимость их передислокации. Вот случайно перехваченный разговор русских саперов, которые 'прощупывали' наши минные поля. Вот листовки, сброшенные русскими самолетами. Уже нет глупых воззваний, что были в начале войны, типа: 'Немецкий солдат, стой! Ты проник в социалистическое государство. Сдавайся в плен!' Теперь русские используют такую форму, как политический анекдот, на высшее руководство рейха. Смешно и бьет в точку.
Генерал Вейдлинг бегло просмотрел сводку разведдозоров, внимательно прочитал текст разговора русских саперов. Искренне посмеялся над листовками.
— Смотри, как прошлись по рейхсмаршалу. Послушай, Франц:
'В кельнском цирке выступал известный артист. Выходит он на арену, а за ним — свиньи. Впереди — толстый боров, за ним — свинья, следом — поросята. Артист начинает их представлять: мол, боров — глава семьи — герр Манн, за ним — фрау Эмма, а за ней идут швайнерай. Уже на следующий день этого номера в программе не было, а куда делся артист — неизвестно'.
Еще одна листовка:
'На базаре в Гамбурге продавал один торговец селедку. Продавец расхваливает свой товар, а покупателей все нет. Тогда он стал кричать: 'Фет херинг, зо ви Геринг'. Торговля сразу пошла бойко, но появился полицейский и потащил продавца в кутузку. Однако через две недели его выпустили, потому что тот объяснил, что имел в виду не рейхсмаршала, а продавца-соседа, тоже по фамилии Геринг. Снова пришел продавец на рынок, покупатели узнавали его, посмеивались, но торговля шла слабо. Тогда торговец стал кричать: 'Селедка такая же жирная, как и две недели назад!' И снова торговля пошла бойко. Но как долго она продлится, мы не знаем'.
— Надо же, как хитро подметили.
Вейдлинг и Франц незлобно посмеялись над шутками в листовках. Генерал спокойно отложил их в сторону.
— Ничего нового, Франц. Эти сведения мне известны. Нам нужны более глубокие разведданные, как то: численный состав русских группировок, количество танков, орудий, их намерения. Вот что мне надо. Кстати, эту задачу мне поставил утром командующий армией Йозеф Харпе. Для этого нужно провести силовую разведку. Вот направление действий.
— Господин генерал, я же изложил в рапорте свои предложения.
— То, что ты предлагаешь, Франц, выходит за рамки проведения одной разведки боем. Это целая операция. В настоящее время нет возможности ее провести.
— Дядя Гельмут! — офицер подался вперед, с энергией выбросив фразу: — При тщательной подготовке, а я уверен, что смогу с этим справиться, вы получите не только эти сведения, но и карты.
— Это бред, мой мальчик!
— Дядя Гельмут! — голос Франца задрожал, поменялся в тональности. Лицо побледнело. Его второе 'я' начало выстреливать четкие фразы помимо воли: — Русские скоро начнут наступление. Это произойдет 22-23 июня 1944 года. По всей линии Центральной группировки будет нанесен ошеломляющий удар. Переброшенные с запозданием танковые дивизии с юга не смогут остановить этого вала. Мы потеряем все. Группа армий 'Центр' прекратит свое существование. К осени русские выйдут к польской границе. Открытие второго, Западного фронта в начале июня еще больше усугубит положение Германии. Крах нации будет неминуем. Нужны срочные мобилизационные меры. Я предлагаю...
— Хватит! Замолчи! — выкрикнул генерал и вскочил, словно ужаленный змеей. На Франца уставились глаза, налитые кровью. Вейдлинг не выдержал такого поворота в разговоре. Взбесился. Услышанная информация — вопиющая дерзость младшего офицера. Она истязала самолюбие командира корпуса. Он думал над складывающейся стратегической картиной на Восточном фронте, изложил выводы и опасения командующему армией. Но они не были такими страшными и фатальными. Откуда, из каких фактов командир разведбатальона смог сделать такие невероятные смелые предположения? Что он знает, что неведомо еще в верховном штабе, а тем более ему, командиру корпуса? Что это, бравада или точный расчет? А может, это проверка наци после разговора с Харпе? Нет, чепуха! Как же поступить, что ответить? Мысли, как осы, лезли из подкорки захмелевшего мозга, жалили сердце. Пауза затягивалась.
'Ну спасибо, друг, услужил! Как тебя зовут? Мы так еще и не познакомились, — Франц бросил мысленный посыл своему второму 'я', не отводя взгляда от моментально сникшего генерала. — Разве можно без подготовки выкладывать такие разведданные старому генералу? А что если он вызовет охрану и нас арестует?' — 'Какие сантименты! — иронично отреагировал внутренний голос на его посыл. — Не беспокойся, дружище. Старый вояка и без нас понимает приближающуюся катастрофу. Наша задача — отодвинуть ее, найти свет в конце туннеля. Первый шаг — достать 'доки' на операцию 'Багратион'. Под этой фамилией героя войны 1812 года с Наполеоном русские спланируют гигантское сражение'. — ''Багратион'? Ты мне об этом не говорил'. — 'Ты, капитан, глубже покопайся в моей, равно и своей, памяти. Не то еще выудишь'. — 'Спасибо, учту. Не проболтай эти сведения дяде Гельмуту. Иначе мы взорвем его мозг окончательно. Побереги также его сердце. Видишь, у него ступор. Все-таки как тебя зовут, космический пришелец?' — 'Ты правильно думаешь, Франц. Еще не время посвящать генерала в тайну Генштаба русских. Держу пари, он сейчас опрокинет стопочку и пойдет навстречу. Он тщеславен, твой дядюшка, как и все военные, кто получил генеральские погоны. Наш рейд, если все удастся, будет блестящим поводом выдвинуться по служебной лестнице. Разве можно пропустить такой случай? Нет. А зовут меня... Клаус. Клаус Виттман'.
В это время в глубине полушария слетевшая белозубая улыбка напарника, второго 'я', невероятно тонкой теплой пеленой обволокла душу Франца. Капитан вздрогнул, поежился от полученного удовольствия, от нахлынувшего чувства взаимопонимания с 'поселенцем'. Словно медовый бальзам проник в каждую клеточку организма, согрел и склеил раздвоенную личность в единое целое.
Генерал очнулся, прихрамывая, двинулся к серванту.
'Что я тебе говорил? — щелкнуло в голове Франца. — Наблюдай дальше'.
Заветный эликсир мозга уже в сухощавой руке Вейдлинга. Прямо из горлышка потекла доза превосходного коньяка желудевого цвета.
'Это бред! Это невероятно! Это воспаление мозга контуженого юнца! Вот, что это! Доказательств у него нет и не может быть! Или есть?.. Хотя все, что он сказал, можно предугадать, и не надо для этого быть умником. А датой наступления, конечно, может быть 22 июня. Это день нашего триумфа, наверное, катастрофы. Русские любят всякие совпадения. Но каков его племянник! Какой аналитический ум! За ним раньше такого не наблюдалось. Странно, что делает с людьми контузия! Очень странно... Он назвал Франца племянником... Вот бы ему такого сына!'
— Хорошо, хорошо, — генерал махнул рукой Францу, закончив потаенные раздумья, приковыляв к рабочему столу. Глаза лихорадочно блестят, выдают волнение и большой интерес. — Говори, что ты придумал, сынок, — генерал опустился в кресло.
— Вот это другой поворот! — воскликнул Франц резковатым берлинским тембром, но вскоре по ходу доклада перешел на более мягкий вестфальский баритон. — Операция будет проходить в три этапа. Первый этап — это подготовка и проведение силовой разведки. Разминирование, выдвижение штурмовых отрядов. Артналет. Зачистка коридора. Его удержание. Здесь же — захват в плен русских. Перенос артобстрела на глубину не менее батальона. Второй этап — скрытый прорыв штурмовых танков Т-34 в количестве не больше взвода. Два возьмем у нас, в дивизии, я видел их. Остальные — в других частях. Знаю, они используются в войсках против партизан. Несколько человек из русских танкистов включим в экипажи, кто проверен в деле. Рейд должен быть внезапным, глубоким, без ввязывания в бой. Дальше действуем по ситуации, разберемся на месте. Захват офицеров штаба, карт — одна из важнейших задач. Третий этап — возвращение назад. Коридор должен быть обеспечен по команде, но уже в другом месте.
Генерал слушал молодого офицера внимательно, не перебивая. Но с каждой фразой его покрасневшие восхищенные глаза тускнели, а лицо приобретало мрачный дымчато-серый оттенок. Он понимал наивность и утопичность этой операции.
— Всю ответственность за проведение операции возлагаю на себя. Я поведу танки в рейд, — подытожил мажорно Франц.
— Нет, это невозможно! — стукнул кулаком по столу командир корпуса, вскочил. Волосы его были разметаны, глаза, казалось, вот-вот лопнут от бешенства. — Подчеркиваю еще раз, это верная смерть. Русские вас уничтожат на втором этапе. Нет, я против операции.
— Дядя Гельмут! Как же вы быстро забыли наши глубокие рейды 41-го года. Где ваш патриотизм?
— Сейчас не 41-й! — моментально парировал генерал. — Это авантюра!
— Дядя Гельмут! Риск оправдан. Даже если мы не вернемся, сведения, которые передадим, будут бесценны. Я подчеркиваю, операция возможна при серьезной подготовке. Нужна ваша организационная помощь, поддержка командующего армией для согласования действий с соседями. Прорыв нужно делать здесь. На стыках соединений, даже объединений. — Ольбрихт подошел к настенной карте командира корпуса и показал карандашом. — Выход из рейда — здесь. Я знаю эту местность. Тогда наш 24-й моторизованный корпус прошелся, как триумфатор, от Днепра до Смоленска. Тем более мы будем продвигаться на русских танках с их звездами, не вступая в сражения.
Выслушивая последние аргументы Франца, генерал вновь залюбовался им. Ему нравились дерзость, убежденность, прямота офицера. В эту минуту он подумал: 'Почему бы и нет? Если все сложится благополучно, сильнейший козырь окажется в руках. Этой картой будет разбит выскочка фельдмаршал Модель. К нам подтянут танковые, артиллерийские дивизии. Еще посмотрим, чья сторона возьмет', — генерал прикрыл глаза. Ему представлялись новые победы, новые награды фюрера. 'Этого мальчика я поддержу. То, что он обратился ко мне, а не в штаб армии Харпе, — это правильно. Только я смогу понять и оценить по достоинству его порыв и командирские возможности. Тем более что Йозеф дал мне указание провести силовую разведку с использованием его резерва. Командир 20-й дивизии генерал танковых войск фон Кессель возражать не будет. Только одно но...' — Вейдлинг настороженно посмотрел на Франца:
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
