— Все выры понимают течения и не ошибаются в направлении, пока их хвост омывает соленая вода, — не без гордости отозвался Эгра. — Ты верно задал курс. Мы идем точно на север, к тетке зиме в гости!

Прежде, чем громко объявлять свои планы, обычно следует хорошенько все обдумать. Например, учесть, кто может тебя услышать и надо ли ему знать так много. Вот та же волна, еще недавно — большая, гордая своим пенным гребнем. Она спряталась среди других волн и затаилась. Но, увы, она не попыталась хоть немного изменить поведение. Наоборот: задумала отомстить капитану Эгре, из-за которого лишилась и перламутрового гребня, и любимой игрушки — кораблика... Да, она уже окончательно себя убедила: это её кораблик, только её и ничей больше! Значит, капитан обидел уже дважды и дважды заслужил жестокого возмездия. Но как ему навредить, не имея прежней силы? Волна огорченно зашипела и скользнула прочь.

— Подъем, вставай вперед салаг! — скомандовал себе паук и огорченно смолк.

Разве легко признать, что ты проспал отплытие? Ты, опытный моряк, самый полезный в команде и самый умный. Паук забегал по парусу, ревниво дергая канаты и проверяя, верно ли все сделано. Фима снизу глядел и даже голову вжимал в плечи. Ему не хотелось снова услышать "салага" и далее в подробностях — насколько он не прав...

— В целом посредственно, — нехотя буркнул паук. — Но сойдет. Конечно, если бы я ставил парус, мы шли бы гораздо быстрее.

— Очень красивый узор звездного неба, — осторожно похвалил Фима. — И капитану понравился.

Паук ненадолго замер в самой середине паруса. Потом метнулся вверх, в свою каюту, сплетенную из паутины — и затих там. Надолго.

— Ты смеешься, салага? — очень нескоро и самым своим скрипучим и угрожающим тоном спросил паук. — Между прочим, я смертельно ядовит! Я не прощаю обид. Сейчас я наточу когти, готовься и знай: наточу и пронжу тебя! Пронзю... Пронжу?

Окончательно запутавшись в том, как правильнее и главное — страшнее — сказать столь сложное слово, паук замолчал, выразительно лязгая когтями. Фима покосился на черпак: а не накрыть ли паука? когда тот спустится? Это невежливо, но кому хочется быть укушенным? Он — лесовик, ему не так опасны яды, как обычным людям. Опять же, он бы ощутил в пауке вред, он умеет. Но все же когти лязгают очень страшно. Они такие длинные, острые — как клинки. И вид у паука решительный.

— Ты не ядовит, — булькнул Эгра, поднимаясь из воды у самого борта. — Что за поведение, угрожать друзьям! Я нырял, искал сочную морскую капусту, а ты... ну врать-то зачем?

— Откуда вам известно, что я не ядовит? Кто проболтался? Болотница? — расстроился паук, выбрался из каюты и сбежал на палубу. — Ужасно... Трагично! Кто станет ценить впередсмотрящего, если он не годен для боя? Вот на "Звезде" меня и...

Паук оборвал себя на полуслове, закрепил свежие нити паутины на самых сочных лентах водорослей, называемых морской капустой, и умчался обратно в каюту. Оттуда он молча стал подтягивать водоросли вверх, не показываясь более наружу.

— Кажется, "Звезда" не затонула в шторм, — шепотом предположил Фима. — Его обидели на том корабле, как думаешь?

Эгра согласно качнул усами. Вытянул вверх оба глаза на стеблях и задумался. Он — капитан, и у него на корабле такой непорядок! Впередсмотрящий упал духом и даже начал врать... Он не ядовит, но отравился своим же обманом. Врать — очень опасно!

— Я бы не принял в команду ядовитого паука, — строго сказал Эгра. — Никогда, вот так. Нам тут не нужны злодеи. И если я и Фима видим, что парус очень красивый, мы так и говорим. Потому что вруны нам тоже не нужны, вот так! Вылезай и завтракай на палубе. Нет у тебя повода для обид.

— Тот, кто вам сказал, что я не ядовит, сам врун, — обреченно буркнул паук.

— Мне никто не говорил, я догадался, и... — начал Эгра.

— Я очень ядовитый! Ужасно опасный. Лучший в фехтовании и отменно злой!

Эгра помолчал, виновато повел усами. Глянул на Фиму, тот кивнул, отошел подальше на корму и сел там.

— Хорошо. Ты ядовитый. И ужасно опасный. Спускайся. Спокойно завтракай, никто не тронет твою капусту, мы же не хотим быть укушенными. Я посижу в сторонке, на корме, — сказал лесовик.

— На "Звезде" меня боялись, — жалобно и тихо сообщил паук, спускаясь по парусу. — Я всех держал в жутком страхе. Я добавил себе в спинной узор полоску из янтарной краски, чтобы стать крестоносцем. Они ужасно ядовитые. Но вы-то мою спину уже видели, краску я давно не подновлял, не было янтаря... Я должен был догадаться. Вам правда не важно, есть ли у меня яд?

— Нам важно, что яда нет, — заверил Эгра. — Ты опытный моряк, ты звездное небо знаешь и ты помог победить волну. Ты курс на север выбрал! Ты нам нравишься. И парус с узором нам нравится. Честно.

Паук молча рвал когтями ленты водорослей и перетирал их жвалами. Заодно с завтраком он, видимо, переваривал и новости. Можно быть неядовитым и уважаемым... Пойди привыкни к подобному, если вся прежняя жизнь указывала: без яда нет страха, а без страха нет уважения. А без уважения нет и места на корабле для тебя, даже очень смелого и влюбленного в море.

— Все равно знайте: я и без яда опасен, — серьезно предупредил паук.

Доел порцию морской капусты и убежал в сплетенную из паутины каюту.

Если вас обижали плохие люди, после даже очень хорошим верить трудно. Так подумал Фима, ведь о похожем ему не раз толковал дед. Звучало непонятно, потому что самого Фиму никто в лесу не обижал. И даже когда он заслуживал наказания, его жалели. Более того: Эгра, которому пришлось из-за каприза друга лазать по зарослям ежевики, все простил и не рассердился. Хотя Эгру как раз обижали в жизни, и не раз.

— Почему он не верит нам? — тихо, одними губами, спросил Фима.

Эгра дрогнул бровными отростками — у выров они подвижные и кустистые. Ими удобно двигать, обозначая и недоумение, и огорчение и даже гнев. На сей раз Эгра задумался. Довольно долго молчал, потом свел две руки в горсть и показал размер паука. Тот был крупным для своего вида, у Фимы он занимал бы всю ладонь и опирался лапами о кончики пальцев и запястье. Лесовик улыбнулся: он понял, что не сказал вслух Эгра.

Паук — самый маленький на корабле. Когда ты мал и слаб, не все захотят оценить по заслугам твой ум и твой опыт. Может статься, паук сплел каюту на верхушке мачты, чтобы быть хоть там — выше всех...

Фима еще немного подумал, пока капитан Эгра суетился и готовил для друга завтрак. Поел и сел перебирать ненужные для вытачивания имени корабля осколки янтаря. Эгра тоже выбрался на палубу из воды и лег рядом, всеми шестью руками, клешнями и усами обрабатывая кусочки. Даже у мелких выров панцирь тверд настолько, что об его кромку можно стачивать янтарь, а на ровных участках брюха — полировать его.

— Вот так, молодец я, правда? — раззадорился Эгра и виновато повел усами, сделал себе замечание: — Нехорошо хвастаться. Фима, а ты чем занят? Ты так основательно взялся полировать камень о мой хвост...

— Я делаю луну, — гордо сообщил Фима. — Разве не видишь: её нет на нашем парусе. Если бы я знал, как зовут паука, я позвал бы его и спросил, какую он хочет луну по форме и годится ли та, которую я выточил.

Глаза выра тотчас обратились к верхушке мачты. Каюта паука сильно качнулась из стороны в сторону. Она была похожа на плотный мешочек, подвешенный на тонкой веревке, и качалась каждый раз, когда паук перебирал лапами. Сейчас, судя по раскачиванию каюты, паук топтался непрерывно. Наконец, он решился. Прыгнул вниз, заскользил по тонкой нити паутины к палубе. И стал рассматривать луну, зеленовато-золотую, прозрачную, круглую и очень красивую. Луна лежала на ладони Фимы и светилась загадочно, не как камень, а как настоящий зажженный фонарик. Паук пробежал по палубе к самой луне и замер, рассматривая её вблизи. Фима положил луну на доски. Паук её потрогал и попробовал поднять — тяжелая...

— На "Звезде" меня звали Черным жутем, — буркнул паук. — Потому что я жуткий.

Паук вскинулся, поднимая четыре лапы из восьми и клацая когтями. Снова сел спокойно и погладил лапами луну.

— Болотница меня спасла, обрывок паруса тонул и я погибал, — грустно добавил паук. — Она меня звала гадко, по-девчачьи, мы с ней все время из-за этого ссорились. То я был "Душка", то "Бедняжка"... Но я не мог даже угрожать ей когтями, она меня спасла. К тому же она девчонка.

Паук окончательно расстроился. Трудно быть самым маленьким, неядовитым и к тому же безымянным. Фима поглядел на парус, на искры янтарных звездочек.

— Ты хорошо знаешь ночное небо. Мы могли бы уважительно и по праву звать тебя Звездочетом.

— Ну, попробуй, салага, — чуть веселее предложил паук, обретая прежнюю привычку обзываться. — Может, пронзю... то есть укушу. Может, и не укушу. Сам еще не решил.

— Тогда я спрошу, — решил Эгра. — Впередсмотрящий Звездочет! Укажите рулевому, где именно следует закрепить луну на парусе.

Паук помялся и потоптался, вроде бы привыкая к имени и заодно осматривая парус. Потом взбежал по нитке верх и сел на свободном от узора участке паруса.

— Можно здесь. Хорошее место, она будет тут в ближайшее полнолуние, завтра, — важно сказал паук. — Я точно изобразил небо. Чтобы оставить в памяти первое плаванье "Волнореза".

Фима поднял выпуклую луну двумя пальцами и приложил к парусу. Паук быстро и ловко её приклеил, как умеют только пауки. И снова спустился на палубу, убежал на самый нос кораблика, чтобы глянуть издали на парус.

— У нас самый красивый парус во всем свете, Звездочет, — заверил Эгра. — Как капитан, я выношу тебе благодарность. Могу предложить вторую порцию водорослей вдобавок.

— Вот еще глупости! — проскрипел паук.

И умчался в свою каюту. Не все умеют радоваться открыто.

Корабль плыл на север, погода стояла замечательная, волны мирно паслись на морском лугу. Не толкались и не гнули спины, не заигрывали со слабеньким попутным для "Волнореза" ветерком. Фима сел на корме и стал рассматривать море. Очень необычно было оказаться посреди воды и видеть — она бескрайняя, во все стороны расстилается и всюду одинакова. Разве что солнечные блики по волнам бегут и украшают их изменчивым узором. Иногда кажется: они пробуют повторить рисунок паруса кораблика. Но, конечно же, это только кажется. Блики такие быстрые и яркие, что глаз едва успевает их заметить и совсем не может проследить в движении. Оп! Вспыхнуло крошечное солнышко справа вдали. Оп! Оно уже сияет у самого борта. Оп! Исчезло, словно нырнуло, чтобы явиться снова — невесть где...

Фима так увлекся наблюдением, что забыл обо всем на свеете. До тех пор, пока его глаза не устали. Тогда вместо моря и бликов перед взором остались только пугающая чернота и зеленые круги... Словно он прямо на солнце глядел! А ведь все знают: оно хоть и доброе, но очень яркое и рассматривать его надо с большой осторожностью. Лучше всего через специальное темное стеклышко. Фима умылся, накрыл веки ладонями и стал терпеливо ждать, пока зелень слепоты растворится в полумраке. Отвернулся от воды и глянул на парус. Серебристо-серый и такой красивый!

— Звездочет! — охнул Фима. — Звездочет! В твоей паутине запутался солнечный блик. Ты поймал его, как муху... Он польстился на нашу луну!

Паук в одно мгновение оказался возле янтарной луны. Угрожающе заскрипел, лязгнул когтями и навис над полированным камнем. Блик, вытесненный тенью, угас — чтобы немедленно вспыхнуть опять, совсем рядом с лапами Звездочета.

— Поймаю! Сейчас поймаю! Берегись! — забормотал паук, забегал по парусу, то и дело атакуя паутину когтями. — Поймал! И еще раз! Я могуч!

Эгра перестал шлифовать лепесток янтарной кувшинки, которую он делал для тетушки зимы. Фима сел поудобнее и закинул голову, опираясь локтями о скамью. Смотреть, как паук азартно ловит прыгучий солнечный блик, было забавно. Он сам на себя сделался не похож! Он шумел и шипел, бегал и прыгал — и не заботился о том, выглядит ли при этом достаточно страшным и ядовитым. Кажется, он был совершенно счастлив... Когда небольшое облако бросило тень на корабль и блик покинул парус, паук спустился на палубу.

— Ловить солнечный блик веселее, чем охотиться на мух, — предположил Фима.

— Я не ем мух! Я моряк, — с достоинством сообщил Звездочет. — Но с этим мышонком мы старые друзья... то есть враги. В общем, я охотился на него еще на "Звезде". Только там у меня не было паруса с большой и яркой янтарной луной.

— Почему ты называешь его мышонком? — удивился Эгра.

— Он маленький и прыгучий. Он умеет притаиться и возникает так неожиданно, как будто из норки выглядывает, — охотно пояснил паук. — Я назвал его солнечным мышонком и ему это нравится.

Паук клацнул когтями и огляделся: не смеется ли кто-то? Ведь в его словах нет ничего смешного. Да, он поймал солнечного мышонка своим парусом-паутиной. Он целых восемь раз приколол блик к мягким нитям и ощутил тепло под лапами. Это была интересная игра.

— Наверное, теперь он станет гостить у тебя каждый день. Ты ведь его поймал! — согласился капитан Эгра. — Надеюсь, ты разрешишь и нам играть с твоим другом.

— Солнечные мышата не умеют разговаривать, — немного сконфуженно признал паук. — Но я попробую вас с ним познакомить. Он славный. И наша луна ему очень нравится. Он в янтаре светится, как будто сам становится гораздо крупнее и ярче.

Паук потоптался по палубе и собрался было снова убежать в свою каюту... Но передумал. Он уже начал понемногу верить, что на этом корабле его рост не станет поводом для насмешек. И даже его привычка охотиться на солнечный блик не сочтена причудой и не высмеивается. Так зачем же сидеть взаперти и молчать?

— Пожалуй, я помогу капитану, — уговорил самого себя паук. — Без меня ему не справиться, никак. Надо ведь соединить вместе лепестки янтарной кувшинки. А кто еще умеет склеивать так, как я? Так незаметно, крепко и ловко? И кто еще умеет плести такие красивые и надежные канаты, из которых легко соорудить стебли для кувшинок?

— Мы покрасим их янтарной пылью, — согласился Фима. — Нам точно без тебя не справиться, Звездочет.

— Еще бы! Вы совсем салаги, — с прежней снисходительностью, но без злости, отозвался паук.

И вся команда "Волнореза" занялась общим делом — подготовкой подарка для тетушки зимы. Коварная волна поглядывала на удивительно красивую кувшинку — первая была уже почти завершена — и все сильнее желала заполучить новую игрушку... Она задумала очень злой и хитрый план. Но это уже другая история...

___

Сказочник замолчал, несколькими быстрыми движениями вырезал из светлого кленового поленца кувшинку. Дети ахнули: как он ловко справляется! Вроде бы просто стружку снял — а она свернулась и стала лепестками цветка... Эгра расправил свою кувшинку, приладил к ней плоский, сделанный из круглого среза полена, лист. И побежал к воде, опустил цветок на волну и легонько оттолкнул от берега.

— Очень глупо тратить все свои силы на то, чтобы завидовать другим, — сказал он. — Зачем волне янтарная кувшинка? Она ведь утонет... В глубине нет света солнышка и там янтарь блеклый, темный.