19-21 главы

— Да, господин, — поклонился Нелей.

* * *

Эти свободные дни Нелей воспринял, как благословение богов. Его сердила мысль, что ни со старыми друзьями нельзя повстречаться, ни хотя бы Бромия вытащить в город (он очень этого хотел!)... но если уже дела обстоят так, то надо самому наслаждаться этой с неба упавшей свободой, разве нет?

Конечно, свобода-то была относительной — занятия танцами отнимали по три-четыре часа ежедневно. Мальчишки в школе собрались из семей среднего, а то и ниже среднего достатка, была и пара юных слуг из богатых домов, так что Нелею тут никто особо не удивлялся, если исключить его танцевальные умения, которые скрывать он и не пытался — теперь, после столь сокрушительного начала, это было бы просто глупо. А в остальном — самые обычные ребята с разными характерами и взглядами на жизнь, как правило, повторявшими взгляды их отцов. Большинство недолюбливали богачей и аристократов, но так же большинство очень хорошо отзывались о Фероне и выражали искренние надежды, что успеют и сами отличиться в войне с пунами, о которой столько говорят вокруг — не кончится же она одним годом?! Так что Нелей и правда ощущал себя в школе своим, а что до отношения Филекта — то очень быстро мальчик убедился: Филект и к остальным ученикам относится примерно так же, даже к двум-трём подхалимам, тщетно и упорно старавшимся выскулить себе особое место, подлизываясь к учителю. Вдобавок, Филект был участником последних Олимпийских Игр, олимпиоником в прыжках, участником — в борьбе, да, вдобавок, героем недавних боёв с элимцами, поставившим трофей на развалинах взятой крепости врага общим решением войскового схода. Временами он казался Нелею чем-то похожим на Феофана. Хотя между почти щеголеватым молодым Филектом и старым ругателем-эномотархом внешне не было никакого сходства... но всё-таки что-то их объединяло. Нелей начал догадываться, что это — так похожи друг на друга все мужчины, которым боги или судьба (что, как известно, сильней любых богов) не дали своих сыновей — и которые занимаются с мальчишками, находя в этом гордость и утешение. Маски у них бывают различны, но лица под масками — одинаковы, и это — хорошие лица...

...Нелей со всеми учениками перезнакомился в первый же день, хотя ни с кем близко не сошёлся, чтобы избежать излишних расспросов и неизбежных в таких случаях рассказов о своей жизни — слишком много прищлось бы придумывать, да ещё и на очень зыбкой основе, что он о Македонии знал-то? Но в тот же первый день произошёл разговор, который запомнился Нелею на всю жизнь.

В паре для части танца с булавами у Нелея оказался мальчишка немного постарше него самого — мальчишку звали Агенором, он был из рыбацкой семьи. Именно во время перебрасывания тяжёлыми деревяшками Нелей заметил справа под мышкой у Агенора странный ожог — небольшое переплетение расплывшихся линий. А Агенор увидел, что Нелей обратил внимание на этот ожог и уронил булаву, чем вызвал буквально лавину насмешек Филекта.

Когда занятие закончилось, Нелей подошёл к Агенору в душе. Тот сердито покосился на приблизившегося виновника своей неудачи, но Нелей извинился, и Агенор махнул рукой:

— А, ладно... — и снова поймал взгляд Нелея — он не сдержался и быстро глянул на этот ожог. Тогда Агенор оперся ногой и лопатками о стену под вяловатой струйкой воды и сказал, глядя прямо в глаза Нелею: — Вот что, македонянин. Я родом из Закинфа, что в Иберии. Тут все давно знают, откуда у меня этот ожог, но ты новенький, поэтому вместо зуботычины получишь от меня рассказ — и после того заклинаю тебя богами и твоим же благополучием — не три меня больше глазами, как лампу тряпкой. Начнём с главного — с того, что это рабское клеймо.

— Ты был рабом?! — Нелей даже чуть отодвинулся от Агенора. Тот кивнул:

— Да. Два с лишним года. Меня захватили на берегу недалеко от нашего города, когда я ловил рыбу; мне тогда было всего десять лет. Это были пуны из Эбусоса на Балеарах. Увезли к себе и продали прямо в порту.

— И ты не пробовал бежать? — Нелей не сводил с Агенора взгляда, в котором мешались сочувствие и возмущение. Агенор усмехнулся и пожал мокрыми плечами:

— Я был слишком мал и очень боялся, на корабле мне пригрозили, что утопят в мешке, как щенка... со мной был мой щенок... его и утопили мне в пример. Я потом долго видел это во сне. А тогда просто расплакался и просил их, чтобы пощадили. А они смеялись над моим страхом. Потом я надеялся, как дети надеются, что меня выручат родители или помогут мне боги, как в сказке. Ни того, ни другого не случилось.

— Ты... ты работал где-то, да? — Нелей ощутил, что морщится против своей воли. Вспомнил советы Филоса и сердито отогнал их прочь от себя: ему было жалко Агенора, и он не хотел напяливать маску, чтобы не показать этого.

— Нет... — Агенор медленно покачал головой. — Понимаешь... Пун, который купил меня, очень любил хвастаться мной перед гостями — тем, что у него есть маленький раб-эллин. Он был купец, очень богатый, а я всего-то на пирах встречал гостей и прислуживал за столом. А остальное время я просто бездельничал. Я бы даже не сказал, что мне плохо жилось. Это если исключить клеймо. Тот самый ожог.

— Что?! — почти вскрикнул Нелей. — Что ты говоришь?! Неплохо жилось?!

— Ну да, — спокойно подтвердил Агенор. — Правда, я очень тосковал по дому, по родным и, когда оправился от страха, то часто стал думать, как убежать, но не знал даже, куда и как, и мечты мои так и оставались мечтами. Корабли там в порту были... ну, или мне попадались... только пунические, а в горах там живут балеарды, бежать туда — это всё равно в рабство, только худшее...

— Ты видел, как приносят жертвы Молоху? — спросил Нелей — для самого себя неожиданно.

— Нет, что ты! — отмахнулся Агенор. — Если на такой обряд попадает раб, то оттуда он уже не выходит... Но то, что про это рассказывают — правда. Хозяин меня редко бил, отец, пожалуй, меня колотил чаще... но пун любил пугать этим жертвеником, хотя я уже был слишком взрослым, чтобы туда попасть. Любил пугать, видел, что я боюсь, и хохотал. И утешал, говорил, что я слишком ценен и что он такими ценностями не станет разбрасываться даже для Молоха. Вот так я жил два года и ещё сколько-то.

— О боги... — Нелей набрал в ладонь воды, растёр по и так мокрому лицу. Снова посмотрел на Агенора. — И как же ты спасся? Тебя выкупили?

— Нет, что ты... — отмахнулся тот. — Откуда бы взять было деньги на выкуп моим родителям — да и кто бы им сказал, где я и что со мной, меня вообще считали утонувшим, я узнал потом... Нет. Я всё-таки бежал.

— А! — Нелей зло и радостно стукнул кулаком по стене.

— Не спеши восхищаться, — покачал головой Агенор. — Я бежал не от смелости, а от отчаянья. Я бы так и жил там, если бы не правитель Абдер — это такой тоже пунический город где-то на юге Иберии. Не знаю, зачем он приезжал в Эбусос и какой злой — или добрый, если подумать? — рок занёс его на пир к моему хозяину. Я ему понравился. Ну, понимаешь, понравился, как... как... — Агенор замялся. — Как тебе объяснить...

— Я понимаю, — резко, почти зло, оборвал Агенора Нелей. Тот благодарно кивнул и продолжал, помолчав:

— У него в Абдерах было много постельных мальчишек из разных народов, он даже двоих привёз с собой, чернокожего и тоже пуна... а эллина не было. Он сразу дал такую цену, что мой хозяин даже торговаться не стал, на эти деньги можно было купить отличный дом. Я не верил, что это на самом деле происходит, а они просто заключили сделку, как о вещи, когда я стоял рядом с ложами и слушал. Это было как во сне. Им было совершенно всё равно, что я слышу, что я думаю, чего хочу и чего не хочу. Знаешь, я, наверное, в ту секунду только понял на самом деле, что я раб. Этот разговор был хуже любого клейма, небесами клянусь... Хозяин сказал мне, чтобы я шёл собираться. Я поклонился, ушёл, вылез в окно, перелез через стену сада и бросился в море, оно там было рядом. Я-то хотел просто утонуть, но вместо этого поплыл, не смог пересилить себя, взять и вот так сразу умереть. Слышал даже через какое-то время, как по берегу бегали с факелами, может даже, лодка отчаливала, но поди найди ночью пловца... Я плыл и понимал, что всё равно утону, никакие боги не помогут мне проплыть шестьсот стадий до иберийского берега... Мне стало страшно, очень страшно, когда я подумал об этом как следует, я хотел даже вернуться, просто чтобы жить, и всё. Как угодно, только бы жить. Ведь те двое мальчишек жили, они даже смеялись, вообще вели себя так... так, как будто они всё ещё люди, понимаешь? — Нелей медленно кивнул. — Но "как угодно" жить я тоже не смог бы, я там это и понял, что одно дело, когда ты просто раб, а другое — когда ты... в общем, я не вернулся. Наверное, потому что я всё-таки эллин и дориец. Не знаю. Наверное, поэтому, да. Наверное, всё-таки боги напомнили мне об этом... Вот... Я плыл себе и плыл, и сперва это было легко, а потом волны стали как свинцовые с торчащими острыми иглами, и тело — тоже как из свинца... а ещё потом руки мои перестали подниматься и я даже обрадовался, что кончилось это мучение — и не поверишь, меня подхватили из воды, я даже не сразу понял, что это и кто это. А это оказались ионийцы из Химероскопейона, это город южней по побережью от моей родины... Кто знает, будь это купцы, может, я бы снова попал в рабство, хоть и к эллинам, но корабль был военным, до сих пор не знаю, что он там делал... Они не сразу, но помогли мне вернуться в Закинф, а вот там я узнал, что моя семья перебралась в Акрагант, где у нашей филы гостеприимцы. Тут я их и нашёл; меня уже давно считали мёртвым. Я живу тут уже почти полтора года.

— Я не знал этого, — сказал Нелей.

— Потому я тебе и рассказываю, я же говорил, — буркнул Агенор. И добавил: — Когда я подрасту ещё немного, может, уже на будущий год, то стану сперва матросом, а потом кормчим на боевой триере. И буду топить пунов, пока жив и способен сражаться. За то, что они решили, будто я — вещь. Жаль, что у Акраганта небольшой флот. Ферон не верит в корабли, он весь — на земле... А ведь без кораблей пунов не одолеть.

— В Сиракузах флот большой, — сказал Нелей. Агенор посмотрел на него удивлённо:

— Ты разве сиракузянин?

— Нет, просто я там жил довольно долго, когда добирался сюда, — спокойно, без раздумий, выкрутился Нелей. — Там много боевых кораблей, я видел порт не раз.

— У нас никого нет в Сиракузах, а метеку (1.) кормчим не стать, — вздохнул Агенор. — А ты и правда македонянин?

1.Метек — эллин, постоянно проживающий на территории чужого полиса. Как правило, метеки были сильно ограничены в гражданских правах (или вовсе лишены их; как раз дорические полисы тут отличались наиболее жёсткими законами)

— Ну да... — Нелей уже пожалел, что ведёт этот разговор, потому что одно дело — слухи поддерживать, а другое — отвечать на прямо поставленные вопросы. Но Агенор, к счастью, ничего расспрашивать не стал, а принялся просто домываться.

Нелей же отошёл в жутком раздрае чувств. Доминировала, впрочем, надо всем злоба. И ещё была жалость, что он не может сказать Агенору: мы уже сражаемся. И всем найдётся дело, а все эти Эбусосы и Абдеры мы возьмём на копьё и сожжём дотла — ни стены крепостей, ни крыши домов не спасут пунов, рухнут на их головы от наших ударов и гнева наших богов, потому что в этой войне мы есть Справедливость. Именно мы — и есть...

...На обед Нелей домой не пошёл. Ему вообще не хотелось видеть никого знакомого, поэтому он устроился поесть в попавшейся на пути таверне, вполне чистой на первый взгляд — и с хорошей готовкой, как он убедился вскоре. Он заказал тунца с сыром в оливковом масле, солёные оливки и вино — всё принесли быстро и всё оказалось отличного качества даже на взыскательный взгляд, а не на взгляд проголодавшегося мальчишки, четыре часа подряд занимавшегося танцами, делом, которое, как известно, требует от человека физических усилий, сравнимых с участием в бою или с трудом в поле.

Утолив первый голод, мальчишка собирался сделать ещё какой-нибудь заказ, просто побаловать себя — но тут мимо окон и распахнутой двери пробежал сперва один человек, причём не мальчишка, а взрослый, потом — сразу несколько, и послышались крики, неразборчивые, но восторженные, через которые прорывался гул труб. Оставив на столе монеты, Нелей поспешно выбрался наружу — и в начале короткого тупичка, в котором стояла таверна, за спинами спешащих людей, увидел слитное движение.

— Что там творится? — спросил он у пробегавшего мимо мальчишки.

— Ферон идёт в театр совершать жертвоприношение Музам, сегодня первый день представлений! — на бегу крикнул тот, и Нелей тут же бросился следом.

Ему повезло — повезло и в том, что между двумя взрослыми нашлась щель, куда он ввинтился, и в том, что как раз в этот момент основная процессия подошла к повороту в тупичок. Нелей, по правде сказать, не знал, с чего его так внезапно потянуло глянуть на правителя Акраганта. Может быть, просто потому, что тот был союзником Гелона? Или даже не поэтому, а из чистого любопытства? Так или иначе, но теперь он стоял на расстоянии вытянутой руки от проходивших по мостовой людей. И узнал властителя Акраганта сразу.

Тиран Ферон был старше правителя Сиракуз Гелона. Старше и основательней на вид, хотя и не выглядел так же царственно-властно, как Гелон, не раз виденный Нелеем. Ферон напоминал скорей обстоятельного селянина, разбогатевшего упорным долгим трудом хозяина большого имения, который, тем не менее, не запустил своё владение на управляющих и не гнушается сам с утра до вечера работать то вилами, то лопатой, то сохой — и теперь обеспокоенного тем, что в его владениях появились волки. Рядом с Фероном, подставив ему плечо (с гордостью, сразу видно!) шёл мальчик — постарше Нелея на год-полтора. То, что это был сын Ферона Фрасидей, Нелей понял сразу, потому что хорошо запомнил словесный портрет.

Слева и справа и чуть позади отца и сына шагали двое рослых плечистых гоплитов — в полном вооружении, только без щитов. Чуть шуршали по плитам чёрные с золотой каймой плащи. Нестерпимо сияли начищенные до солнечного блеска рельефные бронзовые панцири с чеканными выпуклыми изображениями городского символа, летящего орла. Шлемы — не привычные Нелею коринфские, а неожиданные здесь аттические, оставлявшие почти открытыми лицо — зато венчались двойными гребнями, словно странные крылья отходившими влево и вправо-вверх от висков не меньше чем на чистый пекис высоты. Гребни были украшены белыми перьями. На плечах оба воина несли лабрисы (1.) на длинных дубовых рукоятях, стиснутых-украшеных золотыми кольцами. И завершал процессию густобородый смуглый писец — просто одетый, с принадлежностями своего ремесла в кожаном тубусе... но при этом Нелей отметил мощное сложение и чеканную мускулатуру чиновника и его пристальный ледяной взгляд, который он вроде бы лениво окидывал людей вокруг.

1.У эллинов боевые топоры были не в почёте. Но, тем не менее, они иногда пользовались лабрисом — двусторонней симметричной секирой, которую иллюстраторы почему-то очень любят "вручать" викингам и вообще северянам. Хотя как раз те подобный тип оружия не использовали никогда, вообще не знали такого.