Я знал Джо Майлза — он был из искателей — и подумал, что шериф был прав, Джо наверняка накачивается пойлом в немецком заведении, он любил пышных девок.

— Шериф, — попросил я. — Можно мне посмотреть письмо?

Тот минуту помешкал, но все-таки протянул письмо. Осмотр ничего не дал — лист, потертый на сгибах, надпись синими чернилами. В это время Элен вдруг завалилась лицом на стол. Все вскочили и отпрянули к стенам, решив, что начинается припадок. Только мне было плевать на это, и я кинулся к ней. Оказалось, что она просто уснула. Я погладил её по голове и повернулся к уже собравшемуся уходить американцу.

— Так говоришь, брат считал, что можно уйти из города и по морю?

Вилли кивнул. Потом глянул на спящую Элен — во сне она была почти прежней — и понимающе добавил.

— Удачи тебе!

— Тебе спасибо, Вилли!

Когда американец ушел, Вовка, проводивший его до выхода, уселся рядом со мной.

— Что задумал?

— Надо идти, я не смогу видеть её такой каждый день, — просто ответил я. — Через пещеру страшно, а морем можно.

— Ты двинутый, что ли? Мало ли, что рассказывают. Ты же знаешь, все ждут, что когда-то нас вернут в свой мир. Раз мы не умираем, значит, можно и подождать. Отдашь её в приют, там присмотрят — ничего с ней не случится, а если нас вернут, я думаю, все станет как прежде на Земле — все 'серые' станут снова здоровыми.

— Володя, ты сам-то хоть веришь в это? — с горечью спросил я.

— Блин, и правда, кому я вру? — вдруг согласился он. — Просто жалко тебя. Нас, нормальных русских, здесь мало. Знал я, что эта красотка тебя до добра не доведет. Русскую надо было искать. Нормальную бабу.

Взглянув на меня, Володя, видимо, понял, что переборщил, но извиняться не стал.

— Когда?

— Сегодня, — также коротко ответил я.

— Понятно, — он вздохнул. — И что, прямо так и пойдешь? А собраться? С собой что хочешь взять?

— Чего собираться? До Мглы плыть от силы час, а то и меньше, а что там с нами будет ни ты, ни я не знаем. Куплю у тебя еды, пару плащей, лодки на берегу веками лежат. Понимаешь же, что я её ни на минуту оставить не могу.

Все, что я попросил, мне собрали за десять минут, получился небольшой рюкзак. Денег Володя брать не хотел, и я просто высыпал камни из мешочка на стол.

— Зайдут мои поисковики, нальешь им за мой счет — пусть выпьют за нашу удачу.

Вовка кивнул. Он сходил в кладовую и принес что-то, завернутое в тряпку. По тому, как сверток стукнул по столу, Сашка догадался, что там, и оказался прав. Моряк развернул тряпку, и на столе появился пистолет — обычный ментовский ПМ. Рядом, поблескивая смазкой, лежала запасная обойма.

— Это мой подарок тебе, — предваряя вопрос, сказал Вовка. — Патронов мало, но не обессудь, не на Земле.

— Спасибо, — отказываться я не стал, хотя пистолет уже был — в кармане куртки Элен я нашел её "беретту" с пятью патронами, когда-то сам подарил ей на всякий случай. Я не надеялся, что во Мгле поможет оружие, но его вес в кобуре на поясе придавал уверенности.

Перед уходом я насильно покормил Элен. Глядя, как она, не поднимая глаз, равнодушно жует все, что ей подают, я чуть не заплакал: 'Это Ленка? Элен была живчиком, не могла сидеть спокойно и всегда смеялась, — её звонкий смех до сих пор стоит в его ушах. — Я или верну её смех, или мы просто уйдем в небытие'.

— Все, — видя, что Ленка больше не ест, я поднялся. — Володя, мы уходим.

Пока все это происходило, кафе заполнилось народом — заведение морячка было популярным местом, а сейчас, после пережитого прорыва, все радовались и хотели отметить то, что сеть охотника нынче их миновала. Поэтому, когда мы уходили, на улицу вывалила целая толпа — все были в курсе, улыбок не было даже у пьяных. По обрывкам разговоров я уловил, что большинство считают меня сумасшедшим, но мне было все равно. Я кивнул знакомым, было пару человек из искателей — им пожал руки. Володя и Иржи решили проводить нас на берег. Я не стал их отговаривать: 'Помогут столкнуть лодку'.

Через порт прошли без происшествий, после окончания прорыва все местные твари затихли, наберут активность позже — наиболее активными они становятся перед прорывом. У берега мы выбрали лодку, смотрели, чтобы была целая и не тяжелая — управляться придется одному. Лодок хватало, когда-то к порту приросла целая лодочная станция. Володя выбрал небольшой ялик и забросил туда рюкзак, который нес сам. В вопросе выбора я ему доверял, не зря к нему приклеилось прозвище 'моряк' — хотя он и не любил рассказывать об этом, но я помнил, что он был офицером морской пехоты, так что о море знал не понаслышке.

Все обнялись на прощание, и Иржи опять заплакал.

— Может, возьмете меня с собой? — неожиданно предложил он, вытирая рукавом слезы. Володя обнял старика.

— Не дури...

Отведя художника в сторону, он вернулся, зачем-то перекрестился и выдохнул:

— Ну, с богом!

Потом с силой оттолкнул лодку. Привязанная на передней лавочке Элен качнулась, и я схватился за весла. 'Все! Меньше, чем через час нас поглотит Мгла — что ждет там — не знает никто'. Когда лодка была уже метрах в двадцати от берега, я услышал крик морячка.

— Если все получится, пришли мне весточку!

Я ничего не ответил, все его мысли были уже впереди — там, где стояла серая плотная стена Мглы.

Глава 2

Я поправил очки-консервы, найденные когда-то в мертвом городе, раздвинул тряпку, которой было замотано лицо, и поймал почти горячее горлышко фляжки сухими губами. Набрав воды в рот, я едва удержался, чтобы не начать глотать. Воды было совсем мало, а до ближайшей рощи джиги еще ехать и ехать, поэтому я долго держал во рту теплую воду, прежде чем разрешил себе проглотить. Сделав еще два таких же замедленных глотка, закрутил пробку и потряс фляжку. С сожалением констатировав, что в емкости осталось меньше трети, сунул флягу в рюкзак.

Сегодня мне надо обязательно добраться до оазиса, иначе этот переход станет последним. Я поднял из песка шагунга: животное зарычало, дохнуло огнем, но, почувствовав уверенную руку, смирилось. Я одним движением взлетел в седло и направил 'дракона' в пустыню, оставляя солнце справа по ходу движения. 'Когда-то я знал и другие направления, на север, на юг, — лениво думал я, качаясь в такт шагов иноходца, — а не только на солнце или на звезды'. Вдали что-то мелькнуло, я поднял к глазам бинокль — на бархане стоял зонг. Его длинное тело напоминало земного крокодила и только длинные, как у собаки, ноги с кожистыми перепонками между когтей придавали рептилии несуразный вид. Носился этот крокодил с завидной скоростью, а внушительный набор зубов в длинной пасти заставлял относиться к нему с уважением. Но для меня сейчас он был не страшен — за спиной висела лазерная винтовка, в кармане лежал обмотанный тряпкой, чтобы не забивало песком, пистолет Макарова, а на поясе кривой Азальский кинжал с затейливой резьбой по всей рукояти, ну и, кроме этого, мой шагунг сам кого хочешь сожрет.

Вот в тот раз, когда полз от моря, я легко бы стал добычей этого крокодила на собачьих ногах.

Дракон-шагунг по имени Шершенх, которого я называл Змей Горыныч или чаще просто Змей, сам знал дорогу. Я отпустил поводья и, расслабившись, мерно покачивался в высоком седле. Солнце палило нещадно, но остановиться и переждать было негде — кругом, насколько хватал глаз, искрила кристалликами стеклянного песка Великая Пустыня. Впрочем, жара доставляла неудобство только мне, пришельцу в этот мир. И шагунг, и другая живность, иногда появлявшаяся на гребнях дюн, чувствовали себя прекрасно. Я почти дремал и вспоминал все, что произошло с ним до этого, начиная с того самого момента, когда девушка в обтягивающих джинсах попросила меня помочь выкатить из подъезда велосипед.

Ничего не подозревая я сразу согласился помочь привлекательной девчонке и шагнул в темноту подъезда.

Все — после этого недоучившийся студент Александр Владимирович Порошин превратился сначала в Сашку-новенького, потом в Саньку-поисковика, а теперь в Шашу — воина племени Азалов. Иногда я думал, что, может, в действительности я пациент психиатрической клиники и лежу сейчас привязанный к койке, а все происходящее вокруг происходит только в моей голове.

Когда за мной захлопнулась дверь и подъезд, вдруг, окутала темнота настолько плотная, что казалась осязаемой, девчонка пропала. Сначала я не испугался, но через минуту меня насторожило полное безмолвие, царившее вокруг: исчезли все звуки — не шумела за дверью улица, не хлопали наверху двери, и даже шагов не стало слышно. 'Черт! Оглох что ли?' Я позвал девушку:

— Эй, красавица, ты где?

Не узнав свой голос, я опять чертыхнулся, нашел наощупь дверь и толкнул.

'Что за хрень?' Только что я шагнул сюда с улицы, залитой веселым летним солнцем, сейчас же небо было полностью затянуто серой ровной пеленой. Я огляделся и чуть не сел от неожиданности — вышел я совсем не в тот двор, с которого входил в подъезд, то есть двор был обычный, как две капли похожий на множество старых дворов по всей России, с облупленными скамейками у подъезда и выбитым асфальтом на дорожке вдоль дома, но это был чужой двор и чужой дом.

В соседнем подъезде хлопнула дверь, на улицу вышла старушка в странной одежде, словно из фильма пятидесятых годов прошлого века, и живо засеменила куда-то. Бабушка уже почти миновала подъезд, у дверей которого стоял я, но вдруг, заметив меня, она резко остановилась, долго, почти минуту, разглядывала, а потом заголосила на весь двор:

— Люди-и-и! Новенький!

Так я попал в Город.

Город — самое лучшее в жизни было связано с ним. Элен — та, которую я любил до безумия, пришла в его жизнь именно там, в непонятном, намешанном из осколков других городов Городе. Из-за неё я и бросил тот Город, хотя жизнь там была вполне устроена и даже в какой-то степени комфортна. Не то, что здесь — я с трудом привык к дикой первобытной жизни племени азалов.

Когда в день прорыва Элен попала под удар хлыста ангела и на глазах стала превращаться в 'серого', я понял, что моя жизнь кончилась. Но тут, как в сказке, возник шериф из американского куска Города и неожиданно подарил надежду; наслушавшись его рассказов о том, что есть возможность вылечить Ленку, я и оказался здесь, хотя планировал быть совсем в другом месте. Но, как известно, все планы человека — это только его планы, жизнь всегда поворачивает по-своему. Теперь у меня нет ни Ленки, ни приличного жилья, вообще ничего из того, к чему я привык. Обо всей прошлой жизни напоминала лишь Макаров — пистолет оказался в кармане куртки, когда меня нашли кочевники.

Как оказался в этой пустыне, я не помнил. Когда лодка с заснувшей на передней банке Элен приблизилась к стене Мглы, оказалось, что она совсем не такая плотная, как виделось с берега: серая, местами даже почти черная, она клубилась словно дым от гигантского пожара. Несмотря на гуляющий над водой ветерок, стена непонятного тумана хотя и покачивалась, но не сдвигалась с места. Зрелище было фантастическое — через весь океан, вздымаясь ввысь и переходя в серую пелену неба, стояла туманная стена.

Я невольно перестал грести — душа никак не хотела идти в эту клубящуюся серость, казалось, дышать там нечем. Но я знал, что это не так; были известны случаи, когда люди заплывали во Мглу и благополучно возвращались. Я посидел немного, в голову прокралась предательская мысль: 'Может вернуться, жизнь в Городе бесконечная, найду еще способ вылечить Ленку'. Однако взглянув на девушку — во сне она опять напоминала прежнюю Элен — я выругался и схватил весла.

Мгла сопротивлялась, нос лодки как будто рвал невидимые нити, с трудом погружаясь в призрачную стену. 'А вдруг она станет еще тверже, — испугала меня шальная мысль, — и мы не сможем продраться сквозь нее. Тогда все напрасно'. От этой мысли я начал грести еще быстрее, даже взмок. Но я зря переживал, как только ялик полностью оказался во Мгле, лодка пошла быстрее, почти так же, как в открытом море. Почему-то я не сомневался, что стена окажется неширокой. Я помнил, что рассказал американец — через Мглу можно пройти, поэтому и считал её просто стеной, какой-то границей, отделявшей их мир, пусть и большой, но стеной. Хотя в Городе ходили совсем другие слухи о Мгле — считалось, что она бесконечна. Однако если думать так, то вся затея становилась бессмысленной, поэтому я отбросил все мысли и просто греб, пытаясь как можно скорее проплыть мрачное место.

Появилось то чувство, о котором рассказывали все побывавшие здесь — ощущение чужого мира. Человек не должен находиться здесь, сердце то рвалось из груди, то почти останавливалось, в голове билась отчаянная мысль — уходи отсюда! Здесь смерть!

'Хрен вам всем! — сжав зубы, я упрямо греб. — Помрем так помрем, все равно — это не жизнь!' Была у меня такая черточка в характере — со мной можно было решить все дела, если общаться мягко и по-доброму. Но если я встречал недоброжелательность, угрозы, то становился злым и упрямым. Чем больше противодействие, тем сильнее я рвался в бой, непонятно кому доказывая, что настоящий мужик. Из-за этого частенько ходил в синяках.

Элен, до этого заснувшая под размеренное качание лодки, как только вошли во Мглу, открыла глаза и начала проявлять беспокойство: она дергалась, пытаясь освободиться от веревки, и даже начала произносить какие-то звуки. Я давно не слышал её голоса, с того самого момента, когда хлыст ангела отрубил девушке пальцы, и теперь чуть не заплакал.

— Твари! — закричал я, подняв голову. — Я до вас доберусь!

Крик завяз в окружавшем полумраке, но привлек внимание Элен; та уставилась на меня безумным взглядом, глаза её наливались яростью. 'Ну, вот и все, — я бросил весла. — Припадок'. Было ясно, что я с ней не справлюсь — стоит ей разорвать веревку и все, конец им обоим. Ясно, что стрелять в неё я не буду, даже если она начнет рвать меня на куски — у серых в момент припадка силы, как у медведя — я скорее попытаюсь вместе с ней прыгнуть за борт, лучше утонуть вместе, чем видеть мертвую Ленку.

— Леночка, это я, — позвал я, в глубине души надеясь на чудо. Но все напрасно: Элен зарычала и, оскалившись, потянулась к нему. Даже не верилось, что горло девушки может издавать такие звуки. Я встал — что тянуть, надо завязывать с этим делом. Я знал, что веревка не удержит девушку и решил не ждать, когда она вырвется на свободу. Я сунул руку в карман, чтобы достать нож — 'освобожу и в воду, она обязательно кинется за мной' — но вдруг все вокруг меня закружилось, и я завалился на дно лодки. Сознание я не потерял, но ослабел и с трудом перевернулся так, чтобы шпангоут не врезался в спину. Элен тоже перестала рычать, звуки, которые она сейчас издавала, больше походили на писк, и тоже улеглась на бок. Я через силу приподнимал отяжелевшие веки, пытаясь разглядеть, что с ней: девушка совсем успокоилась, закрыла глаза и, похоже, уснула. Я еще поборолся, пытаясь взять под контроль тело, внезапно ставшее чужим, но не смог и тоже провалился в сон-забытье.

Все дальнейшее я помнил урывками. Я несколько раз просыпался, хотя, скорее, приходил в сознание, еле-еле разлеплял веки и искал глазами Ленку. Глазные яблоки тоже стали чужими и слушались с запозданием, как 'дохлый' компьютер. Элен лежала все в той же неудобной позе, завалившись набок на борт лодки. 'Надо бы перевернуть, отлежала, наверное, все...', — тяжело думал я и опять забывался в темном омуте сна-беспамятства. Мне казалось, что так продолжалось не один день. Просыпаясь, я чувствовал, что горло сводит сухостью, очень хотелось пить, но сил не было — все вытянула клубящаяся вокруг серость.