Город

Город

В городе творилось что-то непонятное. Никто не хотел со мной разговаривать. Все спрятались, и ощущение было такое, что город затих в ожидании чего-то. Исчезли даже проститутки, всегда стоявшие на выезде c Елисейских полей у гаражей с матерными надписями по-русски. Мент, встреченный у входа бар 'Макауми', на прямой вопрос — что происходит? — взглянул на меня, как на идиота, и сбежал. Так же повел себя и расфуфыренный полицейский на гнедой кобыле — молча развернул коня и, хлестнув его плеткой, постарался побыстрей исчезнуть, только высокий плюмаж на шляпе закачался.

Я понял, что все-таки придется топать к Вовке-морячку — в его баре трется вся портовая шваль и тот всегда в курсе всего. Шагая по непривычно пустым улицам Москвы, я ломал голову над тем, что произошло тут за время моего вынужденного отсутствия. Голова болела, три дня я пил в подвале с китайцем Ли и здоровенным толстопузым хохлом по кличке Цибуля. Сначала наша компания отмечала удачное окончание одного дельца, принесшего некоторый доход, а после продолжали уже по привычке. В этом сраном городе не принято было пить по одному дню — все же время пройдет быстрее — этому научил старый ацтек, которого научили пить еще конкистадоры:

— Спать надо до обеда, в гости ходить на три дня, а пить — не меньше недели, тогда ещё не так скучно... — бесстрастно вещал он, поглощая выпивку в баре на перекрёстке Пятой авеню и строгой, прямой как стрела, улицы имени Ким Ир Сена.

— Ты чё, идиот, припёрся в такую рань? — 'ласково' встретил меня, выглянувший в окошко двери негр Костя; его круглая чёрная рожа лоснилась, похоже, в заведении Морячка было жарко.

— Открывай!

У меня не было никаких сил вступать в перепалку с 'шестёркой' Вовки. Толстая дубовая дверь со скрипом отворилась, и чёрный бугай отодвинул пузо, чтобы пропустить гостя. Войдя в заведение, я ошалел — заведение было пустым: не так как всегда, когда Вовка говорил 'заходи, у меня пусто', и это значило, что зал полон лишь наполовину. Нет, сегодня в зале все столы пустовали, и даже на барной стойке никто не спал. Я потряс головой — за все время пребывания в этой Москве не видел ничего подобного. 'Может, я все ещё сплю пьяный в нашем подвале?' Уж очень реальность походила на кошмар.

— Где сам?

Негр молча ткнул пальцем в сторону кухни и, уронив голову на грудь, задремал в своём кресле у двери. Я поплёлся к своему столику в дальнем от эстрады углу, и тяжело плюхнувшись на жесткий стул, задумался: 'Что сделать, чем подлечиться?' Решив, что всё-таки русский рецепт лучше, крикнул пустой стойке:

— Принеси рюмку чистого! И запить!

— Чё орешь? Не видишь, нет никого!

Из дверей, ведущих на кухню, наконец, появился хозяин. Он зашёл за стойку, булькнул из бутылки в гранёную стопку и, прихватив бутылку пива, направился к вошедшему.

— Отмечали?

Я кивнул, держа в трясущейся руке стопку со спиртом, потом решился и опрокинул содержимое в горло. Моряк сунул в мою руку открытую бутылку, и я залил раскалённый свинец тёмным английским пивом. Посидел, прислушиваясь к организму и вытирая выступившие слезы. Это было мое личное изобретение — опохмеляться чистым спиртом — убыстрялся весь процесс лечения, правда, больше в этом городе никто так и не последовал его примеру.

— Как ты хлещешь чистый? — привычно сморщился Вовка. — Ладно, сам знаю, потому что ты настоящий сибиряк, а мы все так — шушера.

За годы, проведенные в городе, все уже знали друг о друге почти все. Я примиряюще махнул рукой:

— Брось. Я же так только по пьяни считаю.

Вовка усмехнулся:

— Ты и огребаешь только по пьяни...

— Черт с ним, сам знаю, что пьяный — дурак. Ты мне скажи — где все люди?

Светлые серые глаза хозяина округлились:

— Так ты не прятаться сюда пришёл?

Теперь наступила моя очередь таращить глаза.

— От кого?

Вовка покачал ёжиком седоватых волос, на его худощавом, обычно бесстрастном, лице появилось любопытство.

— Сколько ты уже здесь?

— Наверное, года два...

Я врал, он точно знал, сколько уже живу в этой непонятной реальности — год, семь месяцев и девять дней. В моей конуре на стене висел календарь с зачёркнутыми числами. После того, как год кончился, я стал ставить маленькие цифры внизу на белом глянце. Для чего я это делаю, я и сам не знал. Теперь это уже рефлекс: каждое утро, когда я дома, трезвый или пьяный, я беру лежащий на полке под календарём огрызок карандаша и рисую цифру. Как в армии — масло съели, день короче.

— Но это значит, что при тебе уже было...

— Что было? Что сегодня все на меня, как на дурака, смотрят?

— Ты мне скажи, где ты был тринадцатого января в прошлом году?

— Тринадцатого? — Я сделал вид, что задумался. — Кстати, какой сегодня день?

— Третье марта, если по-нашему, по-русски. Или ты перешёл на летоисчисление придурков из секты?

— Кончай шутить. У меня голова сегодня не варит.

Тринадцатое января прошлого года я помнил, очень хорошо помнил. Это ведь, если по правилам прошлой жизни, праздник — старый Новый Год. Здорово звучит 'старый новый' — совсем под стать всей окружающей сегодняшней жизни. Здесь все перепуталось: годы, страны, стороны света — все! И если задумываться об этом, то долго не протянешь — засосёт. Поэтому старожилы никогда не разрешают новичкам оставаться в одиночестве и надолго уходить в свои мысли. Слишком много уже здесь 'серых', скоро их не сможет вмещать "приют" — старый склад на причале, опоясанный двумя рядами колючки. 'Серые' почти не опасны, пока на них не найдёт, тогда их или связывать, или и того хуже... На его глазах франтоватый полисмен из старой Англии застрелил одного такого сбесившегося 'серого'.

Тринадцатого января я познакомился с Элен. Тут меня словно током ударило: 'За три дня пьянки я её ни разу не видел'. Она не любила, когда я пил и старалась в такие дни ко мне не приходить.

— Слушай, Вован, ты Ленку не видел?

Я знал, что тот её недолюбливает, считая француженку слишком манерной и не приспособленной для этой жизни, но он никогда не соврёт, если она приходила.

— Видел я твою кралю, заходила, тебя искала. Думал, нашла.

— Когда?

— Позавчера.

Я вздохнул: "Идиот, как выпью, про все забываю".

— Про тринадцатое — так что, сегодня должны появиться охотники?

— Ну, ты, Санька, точно все мозги пропил. Старый негр предсказывал это уже три месяца назад.

— Так у него же предсказания пятьдесят на пятьдесят. Могут сбыться, а могут и нет.

— Это так, но уже три дня все оракулы об этом твердят.

— Так я, блин, как раз три дня и ...

— Понятно. Пробухал. На что пьёшь?

— С китайцем и хохлом одно дело провернули.

— Знаю я ваши дела. Опять ходили к дальнему складу?

Я не видел смысла отпираться и кивнул.

— Слышь, Вован, мне бы ещё стопарь.

— Иди к черту, ты уже заговорил. И сегодня не тот день, чтобы нажираться. Надо быть готовым ко всему. Вдруг появятся не охотники, а ангелы или ещё какая-нибудь неведомая хрень. И деньги свои мне не показывай! — Сказал он, увидев, как я хочу высыпать камни на стол.

Я хотел было обидеться, но было не на что: 'Вован прав, пить сегодня нельзя, один раз мне удалось пережить прорыв по пьяне, во второй раз так не повезёт. Где же Ленка? Она-то про сегодняшний день точно знает, спряталась где-нибудь", — успокаивал я себя. Однако червячок сомнений продолжал понемногу подгрызать сердце: "Что это со мной? Никогда меня предчувствия не мучили". Но в этот раз мои опасения оказались не напрасны.

В обшитые железом двери раздался настойчивый стук.

— Что это, блин, сегодня? Совсем народ страх потерял, вместо того чтобы прятаться, все в кабак лезут, — проворчал Володя, выходя из-за стола. Стучал кто-то из своих, потому что негр стал открывать засов, не дожидаясь разрешения Володи. В зал вошел сухонький старичок — художник с площади Тяньаньмэнь — то ли чех, то ли словак, я знал его, но знаком не был. Они прошли с Володей за стойку и что-то тихо обсуждали.

Я провалился в воспоминания.

Тринадцатого января в прошлом году я уже с утра был на взводе. Надо сказать, что не просыхал я ещё с Нового Года, кто же пропустит такой классный повод побыть в забытьи? И уже не помнил сейчас, как тогда меня занесло в квартал к чёрным. Как раз из-за пьянки я и не придал значения тому, что в тот день предсказывали прорыв.

Воспоминания о том дне до встречи с Элен сохранились у меня кусками, только после драки всё последующее вспоминалось более-менее связно. Я брёл по улице и с трудом соображал, где нахожусь. Наконец, по боковым улочкам, забитым горами мусора, я понял, что попал в квартал к чёрным.

"И чего черножопые не убирают в своем доме, все засрали", — болталась в моей мутной голове одинокая мысль. Черножопыми мы ласково называли всех обитателей того квартала, не только негров. "А я ведь могу огрести здесь, — запоздало появилась ещё одна. — Да и хрен с ним, отобьюсь". Эта смелость говорила о том, что был я под хорошим градусом, то есть в том состоянии, из-за которого нормальные люди бухали со мной только до второй бутылки, после этого у меня начинали чесаться кулаки, и редкая пьянка обходилась без драки.

Как обычно в жизни, подумай о плохом, и оно появится. В переулке, до которого я ещё не добрёл, происходило что-то нехорошее: слышались быстрые голоса на испанском, перемежаемые инглишем, но все это перекрывал тонкий девичий крик. Если бы я не услышал этот голос, ни за что не полез бы в разборки латиносов.

Подхлёстываемый пьяной храбростью, я рванул за угол — и вовремя: два толстых негра, похожих на Володиного охранника, держали за руки черноволосого пацанёнка, а ухмыляющийся латинос с татуировкой на лице сдирал с него одежду. Сначала я опешил — судя по голосу тут должна быть девушка. Паренёк отбивался и кричал что-то злым девичьим голосом. Язык я спьяну не разобрал. Это было что-то новенькое — явно не английский и не испанский.

Меня заметили, латинос перестал раздевать жертву и спросил что-то на своём скоростном языке.

— Кончай, — нагло ответил я. — Давай говори так, чтобы я понял.

Услышав ответ, ко мне повернулись и оба чёрных жиртреста. Увидев белого, они удивлённо вытаращили глаза. Перекинувшись парой слов с главарём, они подтолкнули парня к нему, а сами, скорчив зверские рожи, направились ко мне. Мне это совсем не понравилось, явно назревала драка, и даже пьяный я понимал, что мне тут наваляют. Наверное, разошлись бы миром, если бы я повернулся и ушёл, но в этот момент паренёк тоже повернулся, увидев меня, забился в волосатых руках мексиканца и умоляюще обратился ко мне. Что он сказал, я так и не понял, но по общему тону было ясно — просит помощи. Только тут, разглядев красивое, почти кукольное личико, он понял — это девчонка лет четырнадцати. И она не из этого квартала — явно европейское лицо.

— Ах вы, суки черножопые! — вскипело у меня в груди. — Вам своих баб мало? Отпустите девчонку!

Те тоже не поняли, так как я спьяну начал разговаривать по-русски. Тогда я повторил все это на городском эсперанто и до них, наконец, дошло, что я сказал — все трое взревели как быки, главный отбросил жертву к забору и тоже кинулся к мне. Какой бы я не был пьяный, в прошлой жизни я отслужил в десанте, да и постоянные драки выработали определённый автоматизм, так что его глаза уже сами засекли валявшуюся у забора доску метра два длиной и толщиной сантиметра два. Та была выломана из какого-то ящика, уже потемнела от времени, на одном конце торчали ржавые гвозди. 'Самое то, что мне сейчас нужно'.

Я сделал вид, что бросаюсь на ближнего негра. Тот остановился, готовый встретить его своими кулачищами, но вместо нападения я рванул к забору и, подхватив доску, повернулся лицом к аборигенам.

— Ну, давайте, суки! Кто первый? — подзадоривая себя, закричал я. Увидев, что девчонка до сих пор стоит и пялит глаза на происходящее, я не выдержал: — Ты какого хрена ждёшь?! Беги, дура!

Остановившиеся, было, при виде доски, чёрные снова двинулись на меня. В руке латиноса появился нож, и по тому, как он держал его, было видно, что пользоваться им он умеет. Нельзя было давать время для атаки, надо нападать самому — этот урок всех драк я запомнил с детства и всегда следовал ему. Закричав, поднял над плечом доску и рванул вперёд прямо на главаря. Но вместо того, чтобы бежать на остановившегося и изготовившегося к отпору низколобого латиноса, я на ходу развернулся, в один прыжок достиг правого негра и опустил доску ему на голову. Доска хрустнула и сломалась. Негр по-бабьи ойкнул и медленно присел на грязный асфальт; кровь из разбитой головы залила ему лицо. Негр стонал и мотал головой, темно-красная кровь брызгала вокруг, хотя мне всегда казалось, что у чёрных и кровь должна быть чёрная.

Я оторвал надломленный кусок доски, оставшись с коротышом. Эффективность такого оружия резко снизилась, но взамен этого, как только началась драка, и я почувствовал серьёзную опасность, я почти отрезвел и, наконец, смог соображать, а не просто переть на рожон.

Негр первым оказался перед мной и сходу попытался достать меня огромным армейским ботинком. Я чудом увернулся и обломком доски успел врезать противнику по лодыжке. В это время рядом уже был и второй. Нож оказался в опасной близости от так дорогого мне моего тела, и я понял, что дело принимало хреновый оборот — надо сматываться. Делая невероятные па и отмахиваясь обрубком, я уворачивался, стараясь не подпустить врагов на расстояние удара. Если бы не девчонка, до сих пор стоявшая и глазевшая на драку, я бы давно сделал ноги. Бегал я хорошо с детства, а постоянные пешие маршруты во все концы города за последние полтора года добавили мне выносливости. Так что я не сомневался, что от чёрных я уйду — те наверняка сдохнут на первых ста метрах.

Но девчоночка удивила меня ещё раз — она вдруг что-то закричала по-своему, теперь, протрезвев, я понял, что это французский — и, разгоняясь, побежала к дерущимся. "Она что, с ума сошла?" — мелькнуло в моем мозгу, пока я пытался отмахаться от, рыбкой ныряющего ко мне ножа. Все слишком поздно сообразили, что задумала пигалица: разогнавшись, она со всей силы толкнула мексиканца в спину. В последний момент тот попытался развернуться, но не успел и полетел на меня. В свою очередь я, отскочив, успел все же ткнуть обломанным концом доски в лицо мексиканцу. Похоже, попал в глаз. Латинос упал на колени и схватился за лицо. Нож из рук он не выпустил.

Негр остановился, соображая, что теперь делать, но он, явно, был тугодум. Ничего не предпринимая, он топтался на месте, кидая взгляды то на ругавшегося главаря, то на меня, то на девчонку. Это был самый подходящий момент, потом будет поздно — главарь уже пришёл в себя и, булькая ругательства на своём скоростном языке, поднимался с колен. Я кинул обломок доски в лицо негру, прыгнул к пигалице и схватил её за руку:

— Бежим!

Поняла ли она, но сопротивляться не стала и понеслась рядом со мной. К счастью, бегать она умела и почти не отставала. Сзади раздались крики и топот ног, было ясно, что такого позора, как получить звездюлей в родном районе, черножопые мне не простят. "Лишь бы им помощь не пришла, — билась в моей голове мысль. — Сейчас выскочат впереди — и все, кранты — ...никто не узнает, где могилка моя...".

Сначала я не думал, куда мы бежим, надо было просто как можно скорее вырваться из этого района. Постепенно оживший мозг начал узнавать места — мы выскочили на улицу, где я уже бывал пару раз, когда забирали товар для бара 'Макауми' — япошка всегда брал в охранники русских. Сейчас я уже понимал, почему улицы были пустынны, как будто все вымерли — горожане ждали прорыв. И только мы, как идиоты, неслись по пустому городу.

Мои воспоминания оборвал художник, когда тот подошёл ко мне, я не заметил, и вздрогнул, почувствовав на плече чью-то руку. Словак (или чех) быстро убрал ладонь.

— Извините, вы же Саша — друг Элен?

Занятый своими мыслями, я равнодушно подтвердил, что все верно — это я и есть. Но следующие слова старичка заставили меня вскочить со стула.

— А вы знаете, что Элен пошла в порт искать вас?

— Что?! — Я схватил его за грудки. — Ты что несёшь?! Она не сумасшедшая!

— Я тоже так думал, — старик испугался. Он безуспешно пытался вырваться из моих рук. — Она казалась мне разумной девушкой, пока не связалась с вами...

— Ну-ка, отпусти его, — Володя разжал мои руки и отвёл старичка за соседний столик. Тот подчинился и уселся.

— Она так любила смотреть, как я рисую...

Старик вдруг всхлипнул и уронил голову на руки.

— Совсем как моя внучка... — чуть слышно добавил он.

Я быстро подсел к художнику — ему надо было знать все точно. В это время подошёл морячок, он хотел было заорать на меня, но, увидев, что я веду себя спокойно, молча поставил на стол рюмку с каким-то пойлом и пододвинул её старику.

— Мне надо только поговорить, узнать, ты же видишь — я трезвый.

Володя махнул рукой — разговаривай, но предупредил:

— Смотри, забузишь — Костя выкинет тебя под копыта охотника.

— Прекрати, мне не до этого. Ты слышал, что он тут загонял про Ленку?

— Слышал, — Вован поморщился, но больше ничего не сказал.

Моряк был не из моего времени и ко всему относился серьёзно. Он, как и большинство русских, попал сюда вместе с куском города. Вообще, большинство населения здесь оказалось именно так — когда вдруг город прирастает ещё одним куском. Осколки были надёрганы из разных времён — город строится не один век — поэтому мозаика оказалась очень разнородной. Правда, по рассказам старожилов, город уже лет пятьдесят не прирастает. Все последние попадали сюда по "приглашению". Именно так попал я, так же, по её рассказу, попала и Элен.

Я ждал, пока старик успокоится. Тот понемногу отпивал из рюмки, что поставил перед ним моряк. Отпив, он опять замирал, словно прислушиваясь к чему-то и уставив взгляд в стену. Я ничего не знал о нем, но по тому, что на площади он бывал каждый день и всегда один, не трудно было догадаться, что все его близкие остались в том мире, и сейчас он, похоже, во власти воспоминаний. У меня тоже защемило сердце — неожиданно подкралось то состояние, которое я очень не любил — тоски по утерянному и никчёмности здешней жизни. Здесь нельзя поддаваться тоске — это прямой путь или в 'серые', или во "мглу".

Я стряхнул траурное настроение и, стараясь выглядеть как можно вежливее, осторожно тронул руку художника.

— Извините, не знаю, как вас зовут.

Старик посмотрел на меня — в глазах начала проступать жизнь.

— Иржи. Зовите меня просто Иржи.

В его голосе прозвучало удивление — похоже, он не ожидал такого поведения от меня. Я никогда не задумывался о том, как выгляжу в глазах других людей — тех, которых большинство в этом городе, тех, что живут обычной жизнью, а не проворачивают дела с бандитами из окраинных районов, не шарятся по заброшенным складам и не ищут площадки новых выбросов. Судя по поведению старика, выглядел я не очень — один из тех, кто может истратить за раз столько камней, сколько обычному человеку хватило бы на год. Однако обычные люди не видят и не знают, каково это, идти по земле, словно по чужой планете, никогда не зная, что ждёт тебя за поворотом. Они видят только то, что поисковики творят после выхода — пьянки, драки и женщины. Выбор развлечений был не велик.

Конечно, если он знал Элен, ему было ясно, что она мне не пара. Это было ясно и мне самому — если бы не перенос, мы бы никогда не пересеклись. И не потому, что из разных стран, а потому, что из разных слоёв. Я и на "большой земле" был почти в самом низу социальной лестницы, недоучившийся студент, с позором изгнанный из университета и перебивающийся случайными заработками, а Элен...

Я снова вспомнил тот день. Мы прятались в заброшенном доме, что попался на пути. Когда я увидел его пустые глазницы, не задумываясь, свернул туда — огромный десятиэтажный домина, построенный, явно, ещё в двадцатом, а то и в девятнадцатом веке — прятаться там можно было всю жизнь. Теперь я понимал, что этот дом спас их не только от чёрных, но и от охотников.

Мы стояли в крохотном сломанном лифте, заваленном мусором и обломками мебели, накопившейся за годы мародёрства. Я и Элен с трудом протиснулись в него. Негры, не заметив нас, прошли по лестнице мимо; случилось то, чего я и боялся — чёрных прибавилось, теперь их было уже человек шесть. Мы с Элен стояли, прижавшись друг к другу, и слушали, как удаляются голоса местной гопоты. Я с удивлением почувствовал, как в меня упираются маленькие твёрдые соски, и девчонка при этом ни капли не стесняется, словно не первый раз уже встречалась с мужиками. В голове у меня понеслись мысли о французском распутстве и о раннем взрослении французских детей, я постарался отодвинуться на сколько это было возможно — ещё не хватало обниматься с подростком. Но взгляд, который девчонка кинула на меня, когда я стал отодвигаться, поразил — в нем светилось взрослое женское понимание — как будто она старше меня!

— Ты это, давай не прижимайся, — зашептал я. — Маленькая ещё.

Я не знал, поняла она тогда адскую смесь языков, на которых разговаривают в городе, или догадалась интуитивно, по-женски. Она вдруг жарко зашептала мне в ответ что-то по-французски. Я выхватил лишь одно слово, которое понял — лямур — и отодвинулся ещё дальше, вжимаясь в стенку — в моем окружении подобную дрянь — связь с малолеткой — не прощают.

— Какой 'лямур', тебе четырнадцать лет.

Она опять быстро зашептала, часто повторяя одно слово. Видя, что я все равно ничего не понимаю, девчонка подняла перед моими глазами ладони и два раза сжала и разжала пальцы, потом разжала ещё четыре пальца на правой руке. Какой бы не был я тупой, до меня все-таки дошло, что она хотела сказать.

— Тебе двадцать четыре? Не звезди!

Даже потом, когда я уже точно знал, что ей двадцать четыре года, что она преподаватель истории культуры в колледже и год назад закончила магистратуру, мне все равно не верилось — уж очень юной она выглядела.

Я очнулся от того, что к ним за стол присел и сам Вовка-морячок. Он поставил перед собой литровую кружку с пивом — я никогда не видел, чтобы он пил что-то крепче этого — похлопал старика по плечу и спросил:

— Ну что, Иржи, успокоился? — потом повернулся ко мне: — Поговорили?

— Нет.

— Простите меня, расчувствовался, — старик смахнул ладонью одинокую слезу. — Может я и не прав и вы, Саша, прекрасный человек, но, все равно, зная ваш образ жизни, я очень переживаю за Элен.

Я больше не мог ждать, время шло, а художник так и не рассказал, куда ушла Элен.

— Иржи, кто вам сказал, что она пошла меня искать?

— Я сам видел, мы разговаривали с ней. Она была у вас, не нашла. Потом кто-то из ваших друзей, — в голосе старика послышались осуждающие нотки, — сказал ей, что вы давно ушли в порт и уже несколько дней от вас нет вестей. Девушка была сама не своя, и направлялась искать вас.

— Что за дурдом! — похмельная злость рвалась из меня. — Кто ей мог такого наговорить? Узнаю — убью!

— Успокойся! — твердо сказал Володя. Я знал, что он был офицером и участвовал в какой-то войне, там, в России. Сейчас прорезался его командирский голос. — Какой-нибудь твой прибацанный поисковик обмывал удачный выход, вот и разболтался. Ты, когда уходил, что ей сказал?

— Что ухожу на ночь. К следующему вечеру буду дома. Все так и получилось.

— То есть ты вернулся домой?

Я замолчал. Нет, конечно, все было не так — я не вернулся домой. С рюкзаками, полными образцов товара, мы зашли сначала в подвал хохла и там решили сразу снять напряжение. Цибуля — Петр Цибульский, потому такое прозвище — достал литровую бутылку виски и все — мы зависли. А про подвал хохла Ленка не знала, да и, вообще, мало кто о нем знал — хохол скрытный. Так что, как всегда, я сам во всем виноват — знал, что она будет переживать, но залил глаза и обо всем забыл.

— Так, может, она не пошла никуда? — с надеждой спросил я. Надежды было мало, воли француженке было не занимать — настоящая Жанна Д'Арк — только ростом не вышла. А меня она любила, в этом я мог поклясться и, наверняка, сходила тут с ума, не получая три дня весточки обо мне. Поисковики пропадают без вести чуть ли не каждый день.

— Нет, она была с рюкзачком, с пистолетом и сама сказала, что пошла к дальним складам.

Я застонал: "Дура! Дура! Одна к складам! Поможет ей пистолетик..." Сказать, что я люблю свою пигалицу, значит, ничего не сказать — жизнь без неё просто на хрен была мне не нужна! Я сотни раз благодарил бога или того, кто там, наверху, распоряжается людскими судьбами, за то, что он закинул меня в этот мир, где я смог встретить свою Ленку. Сейчас я представил, что может с ней произойти в заброшенном порту и вскочил. "Надо идти!"

— Ты чё? Чё распрыгался? — Вовка на вид был спокоен. — Никак собрался идти за ней?

— Да! Она там пропадёт!

'К черту! — думал я,— я спокоен'. Я уже прикидывал, что мнеф нужно взять с собой; рюкзак у меня всегда собран, а в прошлый раз я почти ничего и не доставал оттуда — выход был лёгким, почти прогулка.

— А ты подумал, герой, что на улице уже скоро ветерки закружат?

"Блин! Про это я совсем забыл", — чертыхнулся я про себя, но вслух сказал:

— Наплевать! Ленка там.

Мне на самом деле было наплевать на охотников. Эти их предвестники — кружащие по улицам ветряные смерчики — всегда появляются перед прорывом этих исчадий в город. Но мне на хрен не нужна была жизнь, если в ней не будет Элен. Я вспомнил, что тогда, при первой их встрече, когда мы бежали по улицфе в черном квартале, на асфальте тоже начинали кружиться смерчи.

— Подожди, присядь, — Володя потянул его за рукав и усадил обратно. — Если решил, я тебя отговаривать не буду, хоть она мне и не нравится, но для тебя, вижу, она свет в оконце.

Я согласно закивал.

— Все понятно, — продолжал Вовка. — За свою бабу можно и в пекло.

Он на несколько секунд замолчал, думая о чем-то своем, потом встряхнулся и продолжил.

— Времени совсем мало, до своей берлоги тебе топать и топать.

Я опять кивнул.

— Короче — пойдешь от меня, дам все, что надо. Я ведь когда-то тоже ходил к океану, рюкзак до сих пор лежит, ждет своего часа, — он усмехнулся. — Иногда хочется опять забросить его на спину и в порт. Ладно, шутки в сторону, кроме всего, я дам тебе одну штуку, будешь чувствовать себя уверенней. Ты без оружия?

— Сам знаешь, я по городу не таскаю, только на выход.

— Вот и я об этом, поэтому дам тебе 'калаш'. Тяжеловато, конечно, против пистолета, но зато и надежнее.

"Ни хрена себе! — Я опешил. — Автомат Калашникова в этом мире такая драгоценность, а морячок дает его мне, хотя и знает, что я могу не вернуться'.

Володя, похоже, понял его мысли.

— Жалко, конечно, но вернешься живым — должником будешь, не вернешься — на том свете доброе дело зачтется, если мы, конечно, умрем когда-нибудь.

— Если умрем... — эхом повторил старик-художник.

"Да, с этим здесь проблемы, — подумал я, — если, конечно, хочешь умереть своей смертью. Вон ацтеку, наверное, уже тысячу лет".

— Спасибо, Володя, — в горле запершило, нечасто в моей жизни кто-то заботился обо мне просто так, хотя Володька и прикрыл это словами о долге. — Тогда давай побыстрей, я двинусь...

Через двадцать минут я, уже полностью снаряженный стоял на улице у дверей заведения моряка. Все трое — Володя, Иржи и негр Костя — вышли меня провожать. Мне это было непривычно и странно, никогда в этом мире меня никто не провожал — такое бывало только там, в забытом нереальном мире, о котором я почти забыл. Потоптавшись, я неловко попрощался:

— Ладно, мужики, пойду я — время...

— Давай, братан, — Володя сунул ему руку и крепко стиснул ладонь. — Патронов маловато, зря не расходуй.

Я кивнул:

— Надеюсь, не пригодится.

Иржи вдруг шагнул вперед и порывисто обнял меня.

— Найдите её, Саша! — его глаза опять заблестели.

Негр ударил пальцами по ладони, и на этом церемония прощания закончилась. Я развернулся и, не оглядываясь, пошагал по центру улицы.

Через три часа ходьбы по вымершему городу я вышел к окраинам порта. Здесь уже никто не жил, хотя все еще вокруг казалось нормальным, но я знал, что через полчаса, а то и раньше, начнется дурдом, и станет непонятно, где реальность, а где мираж. Все время пока я шел, небо, вечно серое, разгоралось за его спиной. Сейчас уже полнеба было багрово-черно-серым, если верить рассказам старожилов — верный признак прорыва. Во время перехода меня ни разу не остановили — ни дружинников, ни ментов — все исчезли. Появление сил, на которых власть местного самоуправления не распространялась, заставило всех спрятаться.

По моим меркам жить в городе было можно — еды хватало, выпивки тоже, женщин — валом, хотя сейчас, после появления Элен, я на них и не смотрел. Рассказывают, что раньше — тут никогда не знаешь, на сколько раньше, в прошлом году или в прошлом веке — здесь был просто разгул банд. Но с появлением нынешнего главы совета порядок наладился; он собрал всех служителей порядка, живших в городе, и уговорил их заняться тем же, чем те занимались в прошлой жизни. Я вспомнил, как выпучил глаза, в первый раз увидев полицейского в форме, похожей на ту, что видел в сериале про Шерлока Холмса. В нормальных районах и до этого уже функционировали свои отряды самообороны, следившие за порядком. Постепенно совместными усилиями они разогнали банды, хоть и не уничтожили до конца, но вытеснили их в районы к океану и к стене.

Поэтому, с одной стороны, я радовался прорыву — ни один человек, если он не пьян, не рискнет выйти на улицу — никому не хочется попасть в лапы охотника или, того хуже, в объятья ангела. Значит, Ленке не придется встретиться с местными бандитами, которые, конечно же, не дали бы ей уйти, случись это в обычный день. По негласной договоренности они не трогали только поисковиков, да и то иногда случались стычки. Но поисковики — народ тертый: многие из них прошли немало войн — от Спарты до самых современных — Афганистан, Ирак; но были среди них и отморозки, такие как я, которым просто нечего терять. Поэтому отпор был гарантирован. Однако в этот день ей грозила беда пострашнее людей-бандитов. На Земле страшней человека никого не было — он сам творил такое, что не нужно было никаких потусторонних сил, чтобы человечество в конце концов вымерло. Здесь же, в этом замкнутом мирке, появились те, кто заставлял всех жителей объединяться. Кроме охотников и ангелов, которые, несомненно, были разумными, гораздо чаще появлялись создания безмозглые — на уровне зверей — и появлялись они как раз здесь, ближе к Мгле — в порту и у стены.

Я остановился, чтобы осмотреться, хотя сердце гнало его вперед. Перебросив автомат из-за спины на грудь, я поправил рюкзак и начал методично, как учили в разведвыходах, рассматривать в бинокль близлежащие здания и развалины. Я слышал, что во время прорыва успевают появиться и новые твари, невиданные, а не только те, что появляются из моря или из пещеры. Я понимал, что если погибну, то ничем не смогу помочь Ленке, поэтому действовал размеренно и обдуманно, как будто шел на поиск выброса. Мне много раз вспоминалось виденное в детстве кино — "Сталкер", где мужик, похожий по поведению на 'серого', ходил в какую-то зону — мои походы к границе напоминали это кино.

'Со слов Иржи выходило, — размышлял я, — что Ленка знала, куда мы идем — хотя кто нас сдал, непонятно — хохол клялся, что заплатил за информацию как положено и теперь никто, кроме нас, об этом выбросе не узнает. Но хохол мужик хитроватый и мог расплатиться не по полной, а то и, вообще, пообещать расплату после возвращения. Хотя, может, я и зря на него гоню. Ленка умная и пробивная, вполне могла разговорить какого-нибудь оракула'.

Осмотрев окрестности и убедившись, что все спокойно, я, сдерживая себя, пошел напрямую к старому порту, туда, где мы с Ли и Цибулей были четыре дня назад. По мере приближения к океану, переходящему во Мглу, постепенно исчезало чувство реальности окружающего. Если в городе, несмотря на то что, он был намешан из кусков самых разных городов, я чувствовал себя на Земле, то здесь, у самой границы, становилось ясно, что никакая это не Земля, а черт знает, что такое! Первые разы, пока не привык, даже голова кружилась.

Поиск Элен, если она, не найдя меня на месте выброса, не повернет назад, а начнет бродить по Порту, непосвященному показался бы бесполезным. Порт огромен, а на границе, в местах с переменной реальностью, вообще можно пройти в двух шагах и не увидеть друг друга. Но у поисковиков были свои хитрости, некоторые знали все, как, например, про светлячков, а некоторые были секретами. Как раз светлячки и должны были помочь мне — они появлялись там, где были живые — не всегда, но очень часто. Ну а когда в Порту оказывались неопытные люди из города, эти летающие искорки появлялись обязательно. Для бывалых поисковиков обмануть их не составляло труда, но Ленке вряд ли удалось бы от них избавиться.

Кроме того, у меня был и свой секрет — стена-зеркало. Я нашел это место случайно во время одного долгого поиска. Тогда я забрел почти к морю, меня даже начало подташнивать — верный признак того, что дальше идти нельзя — и я присел отдохнуть у стены старинного полуразрушенного здания. Если один, здесь всегда нужно было садиться так, чтобы спина была прикрыта. Когда я привалился к каменной кладке, показалось, что она поддалась, и я начал проваливаться. Я вскочил. Стена как стена, на ощупь твердая и холодная. 'Очередной обман чувств', — подумал я, и в этот момент на стене поплыла картинка — мой напарник рылся в куче коробок, а сзади, метрах в десяти, выползал из-под двери червяк — тварь хоть и не самая страшная, но укус его был болезненным, и лечить пришлось бы долго. Не понимая, правда ли то, что я вижу, или всего лишь наваждение, я все равно выдернул пистолет и выстрелил в воздух. От звука выстрела изображение пошло рябью и исчезло, а я побежал туда, где должен был быть напарник. Все оказалось почти так, как на картинке — напарник нашел выброс и начал уже разбирать то, что там сегодня боги им подкинули. Единственное, напарник сказал мне, что не видел червя, но тот мог спрятаться, поняв, что незаметно не подобраться.

Потом я еще ходил к стене и убедился, что она показывает настоящую реальность — то, что происходит здесь в порту, но только не далеко от этого места — метров семьсот-восемьсот, не больше. Я скрыл свою находку — глядишь, когда-нибудь пригодится. Но в этот раз идти к стене не пришлось, все разрешилось проще. В очередной раз остановившись и приложив бинокль к глазам, я успел заметить в конце улицы, тянувшейся вдоль бесконечных складов, мелькнувшее облачко золотых искр. "Светлячки!" Забросив автомат за спину, я побежал туда. 'Если даже там и не Элен, все равно кто-то живой, раз его сопровождают светляки. Раз живой, я его не боюсь — АК убивает местных зверюшек так же, как и земных', — подумал я.

Не успел я пробежать и половину галереи складских разгрузочных пандусов, как из-за угла в конце улицы появилась фигурка. Мне не надо было разглядывать её в бинокль, только увидев, я сразу узнал — Ленка! "Уффф! Неужели все разрешилось?!" — Я пытался отогнать радость, но улыбка сама лезла на лицо.

Она тоже, похоже, узнала меня и побежала навстречу. Ей осталось метров двадцать, когда Элен вдруг резко остановилась. Рот у неё открылся, словно она хотела крикнуть и не могла, она с ужасом глядела на меня. Я машинально осмотрел себя — все в норме, поправил автомат и оглянулся.

— Сука! — вырвалось у меня. В начале складской улицы, метрах в ста пятидесяти, гарцевал на своем драконе охотник. Это был именно он, сомневаться не приходилось — все так, как рассказывали: здоровенный полуголый мужик с бородой и развевающимися космами волос. Пятнистая шкура, накинутая на плечи, оставляла голыми руки и ноги с гипертрофированными мышцами. Как не был страшен охотник, тварь, на которой он сидел, была еще страшнее. Это был как бы конь, но и не конь — тело коня и вытянутая голова рептилии. Даже с этого расстояния были видны белые острые зубы, он скалился и иногда выдыхал пламя. Из-за этого их и называли драконами. Всадник заметил нас, победно зарычал на весь порт и завернул поводьями голову "коня", направляя его в нашу сторону.

У меня внутри все упало. Я понимал, что с этим порождением зла мне не справиться и от него не спрятаться, а 'калашников' для него, все равно, что новогодняя хлопушка — только звук. Я опустил руки — "застрелиться, что ли?" Но в этот момент сзади раздался крик:

— Саша! Беги! Пусть он заберет меня!

Это было равносильно удару электрическим током. "Я чмо! Сдался! Девчонка отдает себя за меня!" Не размышляя, я кинулся к ней.

— Бежим!

Элен на секунду замешкалась, но, видимо, страх давно гнал её — она развернулась и помчалась впереди меня. Я надеялся только лишь на то, что в каком-нибудь из складов окажутся открытыми двери и лестница на пандус не будет сломана, тогда у нас с Элен будет призрачный шанс спрятаться внутри здания.

Глухие удары копыт равномерно звучали за спиной. Я оглянулся, охотник, злорадно улыбаясь, шагом ехал за ними. Казалось, его забавляла эта погоня. В руке у него уже появился знаменитый черный кнут — то оружие, о котором было столько рассказов в городе.

— Беги! Не останавливайся! — закричал я, почувствовав, что Элен притормаживает. Но она все равно остановилась, и я чуть не сшиб её на бегу.

— Что? Надо бежать!

Я схватил её за руку и потянул Элен за собой, но она упорно не хотела двигаться. Я только сейчас разглядел, что она показывает вперед, туда, откуда появилась.

— Саша, смотри!

В этот момент я понял, что копыта за спиной больше не гремят, и кинул взгляд вперед, куда указывала Ленка. 'Все! Теперь уже точно не уйти'. Вдали, из-за последних складских помещений, выплыла фигура женщины в длинном, до земли, переливающемся сером платье. Даже издали было видно, какая она высокая, наверное, полтора моих роста. За спиной над плечами поднимался нарост, похожий на крылья, из-за этого их и прозвали ангелами. Лица было не разглядеть, по словам тех, кто видел ангела, его и рядом не разглядеть — оно постоянно меняется.

Мы стояли, обнявшись, между двух неземных тварей и ждали смерти. Теперь, когда стало понятно, что наша участь решена, мне стало даже легче. 'Спасибо кукловоду, который распоряжается нашими судьбами, что дал мне умереть так — рядом с Ленкой'. Элен прижалась ко мне — тоже поняла, что это конец. Вдруг она сжала пальцами мой бок.

— Смотри-смотри, что это с ним? — горячо зашептала она.

До страшного наездника, которого я в уме назвал "всадник Апокалипсиса", оставалось не более двадцати метров. Но он, вместо того чтобы ехать к парочке, гарцевал на месте — "конь" фыркал и недовольно рычал, перебирая копытами и крутя зубастой пастью. Охотник рычал в ответ и натягивал поводья с такой силой, что голова зверя задиралась, и он топтался на месте. Простое, словно топором рубленое, лицо охотника выражало явную нерешительность, похоже, он побаивался приближавшуюся даму.

Мне вспомнились рассказы местных о том, что эти двое — охотники и ангелы, не очень-то привечают друг друга, рассказывали, что между ними бывают даже конфликты. Однако все это было только на уровне баек, большинство из тех, кто встретился с этими тварями близко, уже ничего не расскажут — их либо увез с собой охотник, либо они отдали жизнь ангелу.

Я перевел взгляд на приближавшуюся серую фигуру. 'Черт! Как же она красива!' Я с трудом стряхнул наваждение и оторвался от прекрасного, постоянно меняющегося лица женщины; тысячи лиц античных богинь жили в нем. Но она тоже не обращала внимания на меня и мою подругу! 'Значит, все-таки им надо сначала разобраться между собой, и лишь потом наступит наша очередь, — мысли мои понеслись, — это, возможно, наш последний шанс'. Я тихонько стал отходить к пандусу, увлекая Элен за собой. Она поняла и тоже начала медленно переступать, двигаясь рядом со мной. Уткнувшись в стенку пандуса, мы остановились.

В это время охотник все-таки решился: он поднял зверя на дыбы, зарычал на весь порт и, хлестнув кнутом по мостовой так, что камень лопнул, помчался прямо на ангела. Женщина совсем не испугалась — в её руке тоже появился хлыст, она подняла и крутанула его над головой. Хлыст со свистом разрезал воздух. Её оружие было настолько белым, что от него шло сияние. Оно напомнило мне световые мечи из виденного им в прошлой жизни американского фильма. И в этот момент мы услышали то, о чем всегда с восторгом говорили очевидцы, которым посчастливилось увидеть ангела и уцелеть — голос этой твари. Она заулыбалась и открыла рот — над портом разнесся чистый звон серебряных колокольчиков, приправленный высоким звучанием скрипки и соло кларнета. Звуки были громкие, но совсем не били по ушам, наоборот, эту музыку хотелось слушать еще и еще.

— Божественно... — с блаженной улыбкой уставившись на серую фигуру, прошептала Элен. Наверное, у меня лицо было не лучше, но я ожил первым.

— Лена, очнись, — я с трудом оторвал взгляд от завораживающего зрелища.

Элен повернула ко мне пустое зачарованное лицо. Я опять потряс её.

— Просыпайся, — и добавил, зло глянув на ангела. — Сирена сраная!

Обоим тварям было не до нас — черная и белая плети просвистели и встретились в воздухе. Раздалось шипение, вспух и лопнул с грохотом ослепительный шар, заставив нас зажмуриться, и, обдав жаром. Схватка началась.

Охотник рычал, гонял своего коня, стараясь увернуться от смертоносного светящегося хлыста, и сам старался достать своим кнутом гибкую, поблескивающую металлом фигуру. Женщина смеялась, раскатывая по всему порту серебряные шарики, и уверенно шла в атаку. Мы присели, прижавшись спинами к пандусу, и старались вжаться в стену при каждом ударе, автомат больно впивался в мою спину.

Хлысты были страшным оружием: попадая по брусчатке мостовой, плеть ангела с шипением выжигала глубокие борозды, а черный кнут охотника попросту колол камни. Несмотря на то, что дикарь на коне выглядел отвратительно, а женщина в сверкающем сером платье, наоборот, радовала глаз, мне почему-то казалось, что охотник все же ближе к человеку — от ангела так и веяло неземным. Бой длился уже несколько минут, и ко мне стало возвращаться самообладание, а вместе с ним и надежда.

— Поползли отсюда.

Она не ответила и не оторвала глаз от страшного зрелища. Тогда я потряс её за плечи и увлек за собой. Наконец, она очнулась и, испуганно взглянув, ответила:

— Они заметят...

— Хрен с ними, — нарочито грубо ответил я, пытаясь заставить её не думать об окружающем. — Все равно подыхать.

Мы осторожно приподнялись и, пригибаясь, стали двигаться вдоль стены. Но надежда, что о нас забыли, была напрасной. Не успели мы пройти и пару метров, как ставший теперь ближе к нам ангел повернул голову в нашу сторону — прекрасное лицо стерлось, и появилась презрительная металлическая маска, хлыст полетел к нам и рубанул прямо перед Элен по кирпичному пандусу, развалив его. Элен вдруг вскрикнула и медленно сползла по стене на мостовую. Глаза её закатились, лицо побелело, губы начали синеть. Я с недоумением смотрел на её руку — на двух пальцах, мизинце и безымянном, исчезли крайние фаланги.

Как только смертоносная стальная женщина отвлеклась, охотник воспользовался шансом, и удар его бича пришелся прямо по голове противницы.

Ангела отбросило, она чуть не упала, но, изогнувшись почти до земли, выстояла. Над портом опять разнеслась ясная мелодичная трель. Ангел запел и обрушил на всадника град ударов; мелькание белого хлыста превратилось в сплошной ослепительный круг.

Как только противники опять начали схватку и перестали обращать внимание на нас, я подхватил Элен на руки. Конечно, я слышал о том, что любое прикосновение ангела если не убивает сразу, то лишает человека разума — превращает в 'серого'. Я надеялся, что раз тварь задела Элен только оружием, а не частью тела, может, обойдется, ведь два пальца за возможность жить — не так уж и много. Но надежда была напрасной — лицо девушки осунулось и начало сереть, под глазами появились характерные черные круги.

'Всё. Больше ей уже ничем не помочь, если мы даже уйдем отсюда живыми, она вечно будет бродить по двору приюта, никого не узнавая и ни о чем не думая. Когда будет начинаться припадок, её будут закрывать в клетке, а если не успеют, то просто пристрелят. Нет! Не будет такой жизни, Ленка не для того родилась! Я хочу запомнить её такой, какой она была всегда, веселой и заводной. Лучше мы умрем здесь!' — решил я.

Я поднялся и, прижав Элен к себе, шагнул вперед к дерущимся тварям.

— Суки! Я ненавижу вас!

Я кричал во все горло, пытаясь привлечь внимание к себе и вызвать их гнев, но среди звуков битвы, рычания дикаря, его "коня" и мелодичных раскатов голоса ангела мой крик прозвучал как писк. Никто не обращал на меня внимания, лишь многочисленные светлячки, собравшиеся вокруг, словно ожидая исхода битвы, качнулись и вновь застыли.

Я наклонился, одной рукой нашарил кусок кирпича и запустил им в дерущихся. Кирпич попал в холку коня-дракона и опять никто не обратил внимания. Наверное, мы смогли бы сейчас уйти, но идти было некуда — жизни без Ленки я себе не представлял. Я разозлился: 'Сраный мир! Даже умереть нельзя!' Я осторожно усадил судорожно вздыхающую Элен на мостовую, прислонил спиной к пандусу, потом выпрямился и перебросил автомат из-за спины.

— Ну, твари, надеюсь, это вы услышите! — передернул затворную раму, прислонил 'калаш' к плечу и нажал спусковой крючок; звук выстрелов заполнил все вокруг.

Очередь вылетела в несколько секунд — рожок был неполный. Хоть и стрелял я почти в упор, пули не нанесли никакого вреда дерущимся исчадиям ада. Но внимание, наконец, привлек — охотник даже замахнулся было, чтобы стегануть меня своим бичом, но неожиданно прервал движение и опустил плеть — я мог бы поклясться, что на разрисованном лице охотника проявился испуг.

Ангел тоже остановился: ослепительный хлыст исчез, непонятно было, куда она его дела, будто просто втянула внутрь руки. Маска презрительной веселости, с которой она вела схватку, покинула её постоянно меняющееся лицо.

Со светлячками произошло еще хуже — они вдруг кинулись врассыпную и исчезли среди складов. "Неужели их так напугал звук выстрелов?"

В этот момент я заметил то, что, похоже, и явилось причиной замешательства тварей и бегства светлячков — на противоположной стороне улицы, прямо напротив меня, в воздухе загорелся небольшой огонек. Сначала он был похож на свечку, но с каждым мгновением разгорался и разрастался, за секунды став больше всадника и набрав свечение электрической дуги. Смотреть на пылающий шар было невозможно — глаза слепило. Мигая и отворачиваясь, я все же заметил внутри шара темную фигуру. По очертаниям — человек. И тут я вспомнил, кто это — этот гость один из тех, кто очень редко посещает город. По рассказам старожилов, "Сияющий" всего несколько раз появлялся здесь. Но, похоже, в среде этих созданий он шел в иерархии выше и ангела, и охотника. Те явно испугались нового гостя, повернулись к шару и безмолвно ждали.

Меня вдруг откинуло на стену пандуса — 'Сияющий' заговорил. Это был настоящий глас с небес — округлые непонятные слова прокатились по всему городу. Даже потерявшая человеческий облик Ленка дернулась и выгнулась, но опять опала. Глаз она так и не открыла.

'Сияющий' прогрохотал всего одну фразу, и шар стал исчезать. И тут произошло то, чего никак нельзя было ожидать: охотник хлестнул своего коня с драконьей головой, развернулся и галопом помчался прочь из порта; ангел бросила на нас равнодушный взгляд своих красивых стальных глаз и поплыла туда, откуда пришла — в сторону океана. Теперь Сашка точно разглядел то, что ему показалось при появлении твари: она действительно не шагала — ноги под длинным платьем не двигались — она медленно летела, не касаясь земли. Нарост на спине опять напомнил крылья, только убранные в темно-серый чехол.

Площадь опустела, мы остались на ней одни. Решимость и злость, владевшие несколько мгновений назад мной, испарились, силы покинули меня, я выругался и уселся прямо на мостовую рядом с Элен. Я не знаю, сколько так просидел, бездумно глядя на противоположную стену, мозг отказывался работать. После пережитого нервного взрыва казалось, что из меня выпустили воздух. В сознание меня привела мышь — она выскочила из щели в кирпичной кладке, увидела нас, пискнула и исчезла. Появление этого земного зверька заставило меня очнуться и осознать, что я жив и надо что-то делать дальше, как-то жить. Решимость убить Элен и покончить с собой мгновенно исчезла, как только я взглянул на свою подругу: она опять превратилась в подростка, беззащитную маленькую девочку, какой я увидел её впервые. Осунувшееся бледное лицо с черными обводами глаз еще более усиливало это впечатление.

Мы бесцельно брели по оживающему городу, я держал Элен за руку и чуть не силой вел за собой. Люди, появившиеся на улицах, заметив нас, отходили в сторону и горестно качали головами, глядя на Элен — всем в городе был понятен этот мертвецкий вид — белое лицо с черными провалами глаз и сомнамбулический ничего не выражающий взгляд.

Рядом с Элен и я автоматически становился отверженным, я понимал, что никто не подойдет ко мне, пока я держит за руку свою подругу, пока я с ней. Мне не хотелось ни с кем разговаривать, и я молил бога, чтобы не встретились знакомые, хотя в этом городе это было неисполнимой мечтой. Еще издали я заметил знакомую парочку — Вова-морячок и художник Иржи: 'Похоже, пошли искать нас'. Я хотел свернуть куда-нибудь, но было уже поздно — нас заметили, и художник вприпрыжку побежал навстречу. Володя, хоть и не побежал — не пристало так вести себя серьезному мужику — но тоже прибавил шаг.

Я остановился и придержал равнодушно продолжавшую шаркать ногами Элен. Она встала, уставив глаза в мостовую.

Не добежав нескольких шагов, старик замер, пораженный. Похоже, он только сейчас разглядел, что случилось с Ленкой. Несколько секунд он стоял, потом вдруг сорвался и, подбежав к Элен, начал обнимать и целовать стоявшую истуканом девушку. Ему, как и мне, было наплевать на то, что она может в любую минуту впасть в неистовство и вряд ли тогда мы смогли бы даже втроем справиться с ней.

Подошел Володя. При виде Элен морячок громко выругался, потом оттащил от девушки старика.

— Иржи, успокойся — мы тут бессильны.

Тот только сейчас разглядел замотанную тряпкой руку. Художник схватил безжизненную ладонь и, ощупав ее, заплакал.

— Это вы во всем виноваты! — сквозь слезы он зло глядел на меня. — Бедная девочка, за что ей это? Лучше умереть...

Вот в этом я был с ним согласен, жить мне не хотелось.

— Что будешь с ней делать? — участливо спросил Володя. — Надо сдавать в приют, все равно менты заставят.

Сил возражать не было, да я и сам это понимал, но все равно высказался:

— Пусть попробуют, — потом протянул автомат. — Спасибо, извини, патроны все кончил.

В глазах Володьки загорелся интерес.

— С кем воевал?

— С охотником и ангелом...

— Ни хрена себе! И как — победил?

— Нет. Их разогнал 'Сияющий'.

— Что?!

Услышав мой ответ, к нам подтянулся и художник.

— Вы видели 'Сияющего'?!

Я утвердительно кивнул.

— Черт! — перебил старика Володя. — Но ты, надеюсь, попросил его? Хотя, судя по твоему виду, вряд ли...

— Попросил? О чем?

— Ты что, дурак? Или приставляешься?

Я тупо глядел на него ничего не понимая.

— Ну, ты даешь — упустил такой шанс!

— Может, объяснишь в конце концов, или я пойду. Мне надо Ленку устраивать.

— Ты прав, с ней надо решать. А про просьбу у 'Сияющего' — не скажу байка или правда — но все об этом знают. Похоже, кроме тебя. Скорее всего правда, слишком уж все в это верят. Рассказывают, мол, если увидел его, надо попросить — он может выполнить любую просьбу, даже вернуть тебя в твой мир.

— А 'серого' вылечить может?

— Ну, понятно, кто о чём, а грязный о бане. Я думаю — легко.

Разговор прервали — появился шериф. Попал сюда, похоже, в прошлом веке — на поясе под свисающим пузом висел громадный старинный кольт. И даже начищенная звезда поблескивала. Это было общим для всех, попавших сюда — все пытались сохранить вещи и обычаи в том виде, как это было там, где они жили — люди цеплялись за осколки прежней жизни, находя в них опору для сегодняшнего существования. В какой-то мере, налаженный быт позволял забыть о том, что ты бессмертен и проведешь вечность в Городе.

Шериф сразу заметил Элен; у всех служителей закона из любых времен и любых стран одинаковое чутье на нарушения, а 'серый' в городе без охраны семьи или присмотра полиции — это явное нарушение городского договора.

— Ну, вот и мент, — Володя заулыбался, шагнув навстречу толстяку. Морячок знал всех представителей власти в Городе, как и они его. — Привет, Вилли.

Толстомордый полицейский кивнул головой, протянул руку и тоже улыбнулся.

— Здравствуй, Володья.

Но его улыбка сразу пропала, как только он посмотрел на Элен, меня и Иржи толстяк проигнорировал.

— Это ведь та француженка?

Не дожидаясь ответа, строго начал выговаривать Володе, посчитав его здесь главным.

— Почему больная в городе? Володья, ты знаешь правила.

Я вскинулся и хотел высказать менту все, что о нем думал, но моряк не дал, поняв мое состояние.

— Вилли, ты же видишь, девчонка только перерождается. Последствия этого прорыва. Попала под хлыст ангела.

— О, черт! — не удержался шериф. — Где?

— В порту, там схватились охотник и ангел.

— То-то я в окно видел сполохи и сияние в той стороне.

— Зарево было от другого, там появлялся 'Сияющий'.

— Ты откуда знаешь?!

— Вон Санька был там с девчонкой и даже пытался воевать с тварями из Мглы.

Вовка повернулся ко мне.

— Подтверди, Саня.

Я кивнул, но шерифа битва не заинтересовала.

— Это правда, ты видел 'Сияющего'?! Какой он из себя? Ты попросил его?

— Я видел только огненный шар и силуэт в нем, — хмуро буркнул я. — И ничего я не просил.

— Значит, точно видел, так его и описывают. А голос?

— Я чуть не упал, когда он заговорил, — снова проворчал я. Мне было не до шерифа, в голове билась одна единственная мысль — Элен!

— Да, парень, просрал ты шанс, — смачно выразился шериф. — Этот может любое желание выполнить.

Заметив, что никто не проявил интереса, добавил:

— Я не просто так говорю — специально этим вопросом занимался.

Совершенно машинально, занятый своими мыслями, я спросил:

— А найти этого 'Сияющего' можно?

— Не говори ему, — вдруг перебил американца Вовка. — Он же безбашенный.

Но я уже ухватился: 'Если есть возможность вернуть мне мою Ленку, я использую любой шанс''.

— Пусть говорит! — твердо сказал я, возвращая пытавшуюся уйти Элен. Похоже, ей надоело стоять.

Тогда Володя предложил:

— Что мы торчим тут, на виду? Пошли ко мне, недалеко ведь. Хоть горло промочим, а то пересохло.

От этих слов я почувствовал непреодолимое желание решить все проблемы по-русски — накатить граммов двести и забыть обо всем. "Нет, хрен я буду пить, — решил я. — Водка меня к этой ситуации и привела. Не пил бы после дела, и Ленка сейчас была бы прежней".

Вилли сразу согласился, Иржи промолчал, и вся компания направилась в Вовкину таверну. Встречные, завидев морячка и копа, здоровались и улыбались, но, разглядев Элен, — я шел с ней позади всех — сразу гасили улыбки и переходили на другую сторону улицы.

Негр на входе, увидев Элен, вытаращил глаза так, что казалось это шарики от пинг-понга приклеены на черной харе.

— Может, закроем её пока в моей комнате, — предложил морячок, но увидев мое лицо, быстро согласился. — Ладно, пусть сидит с нами.

Я заметил, как он бросил быстрый взгляд на кольт в кобуре шерифа. Как ни странно, сам я ни капли не боялся, хотя раньше при виде 'серых' его охватывал безотчетный страх — страшно было не то, что взбесившийся 'серый' может просто разорвать на куски, нет — страшнее было заразиться и стать таким же, чтобы вечно вести жизнь овоща в приюте. Наверное, так в прошлые века люди боялись прокаженных.

Едва уселись, я сразу попросил американца быстрей рассказывать, решив не ждать Володю, ушедшего за выпивкой.

То, что он услышал, можно было считать байками, поскольку очевидцем сам Вилли не был, кроме одной истории. Встречи с 'Сияющими' были очень редки, не то, что с Ангелами и, тем более, Охотниками. Когда-то кто-то первый, увидев 'Сияющего', принял его за бога и стал просить милости. Я тут же вспомнил темный силуэт в пылающем шаре и голос, рвущий перепонки: 'Действительно, похоже на явление божества'. И "бог" выполнил просьбу, но только самую первую и очень конкретно — что это тогда было, уже забылось — наверное, что-то очень мелкое, типа дай воды — и в руках сразу ковш. Но сам факт выполнения остался в истории, и теперь при этих редких встречах все старались озвучить свои просьбы. В большинстве случаев подтверждения не было, потому что самая распространенная просьба была одна — вернуться в свой мир.

Но вот об одном случае американец рассказал подробно.

— Было это лет пятьдесят назад, я еще считал тогда года, то есть был дураком и не понимал, что здесь навечно. История получилась почти похожая на твою, — он отхлебнул пива и на некоторое время замолчал, вспоминая. — Семья попала сюда разделенной — мать с отцом были в части города, попавшей сюда, а дочка, наверное, лет восьми, не помню уже сейчас, осталась там. Что говорить, вы сами через это прошли, страдали они сильно, но все в конце концов смиряются, а эти — нет. Оба были молоды, спортсмены и из "яйцеголовых" — преподавали в каком-то колледже. Они исходили весь город, переговорили со всеми старожилами, начиная с ацтека, и почему-то решили, что из города можно выбраться самим и найти 'Сияющего'. Как и почему они до этого додумались, один бог знает. Все понимали, что это ерунда, но они никого не слушали. Однажды собрались и ушли во Мглу.

— Каким образом? — перебил его я.

— Через пещеру.

— Вранье!

После появления здесь, я, как и большинство попавших сюда, искал выход из города. Сам поднимался по набитой тропе к пещере в стене — пройти там невозможно. Еще на подходе к входу чувствовалось тепло, идущее оттуда, а когда заглянул внутрь, стало ясно — это вход в преисподнюю — метров через пятьдесят от входа пылала сплошная стена огня, как будто пещера была дырой в сердцевину вулкана.

— Вот и я так подумал, — невозмутимо продолжал шериф. — Всем понятно, что идти в пещеру — самоубийство. Кстати, они говорили, что можно идти по морю до Мглы, но это долго, а им нельзя ждать, им надо быстро. Бред, в общем. В китайском квартале их бы просто не пустили на верную смерть, да и у вас, наверное, тоже. Но в американском городе никто не вмешался — каждый имеет право делать со своей жизнью все, что хочет, лишь бы других не впутывал.

Он опять отпил из кружки и замолчал. Тут уже не выдержал Иржи.

— И что дальше? Они сгорели?

— Конечно, сгорели, — ответил американец таким голосом, точно сам не верил себе. — Но это еще не конец истории.

— Чего тянешь, — Володя тоже завелся. — Рассказывай.

Вилли ничего не ответил. Он полез во внутренний карман куртки и вытащил оттуда сложенный лист бумаги в файле. Бережно разгладив лист на столе, он по очереди оглядел присутствующих. На листе была всего одна рукописная строчка.

— Письмо. Столько лет храню, если бы твоя история не задела душу, — он остановил взгляд на мне, — не показал бы.

— Да читай уже, что там? — Володя нетерпеливо вскочил.

Первый раз я видел морячка, обычно всегда спокойного, таким возбужденным. Письмо было на английском, и американец стал переводить на городской.

— Мы нашли Джилли. Не сдавайтесь. Майкл.

Шериф опять оглядел всех, увидев, что его не поняли, пояснил:

— Майкл — отец, Джилли — их дочь. Письмо я нашел в моем сейфе в участке через несколько недель после их, — шериф замялся, похоже, подбирал нужное слово, — после их исчезновения.

— И что? Ты считаешь, что это от них?

— Даже ни минутки не сомневался, — уверенно заявил Вилли. — Я очень хорошо знал его почерк. Да и то, как письмо попало ко мне, говорит о многом. Сейф-то был заперт.

Почему-то я с ходу поверил ему, но смущало одно обстоятельство, и я решил сразу прояснить его.

— Почему он отправил письмо вам?

Шериф ответил не сразу. Он допил остатки пива, покрутил в руках кружку, разглядывая дно, потом с размаху поставил её на стол и выпалил:

— Потому что Майкл мой брат! Одному богу известно, как я грыз себя за то, что не остановил его. И он знал, что я буду страдать.

— Ты рассказывал кому-нибудь об этом? — Володя опять стал спокойным.

— Да, пару раз. Не верят. Думаю, и вы не поверили.

Вилли поднялся.

— Пойду я. Ведь я шел с обходом, у семьи Майлзов пропал перед прорывом сын. Они подняли. Вот ищу. Думаю, он засел в баре возле рейхстага. Спасибо за пиво.

Я знал Джо Майлза — он был из искателей — и подумал, что шериф был прав, Джо наверняка накачивается пойлом в немецком заведении, он любил пышных девок.

— Шериф, — попросил я. — Можно мне посмотреть письмо?

Тот минуту помешкал, но все-таки протянул письмо. Осмотр ничего не дал — лист, потертый на сгибах, надпись синими чернилами. В это время Элен вдруг завалилась лицом на стол. Все вскочили и отпрянули к стенам, решив, что начинается припадок. Только мне было плевать на это, и я кинулся к ней. Оказалось, что она просто уснула. Я погладил её по голове и повернулся к уже собравшемуся уходить американцу.

— Так говоришь, брат считал, что можно уйти из города и по морю?

Вилли кивнул. Потом глянул на спящую Элен — во сне она была почти прежней — и понимающе добавил.

— Удачи тебе!

— Тебе спасибо, Вилли!

Когда американец ушел, Вовка, проводивший его до выхода, уселся рядом со мной.

— Что задумал?

— Надо идти, я не смогу видеть её такой каждый день, — просто ответил я. — Через пещеру страшно, а морем можно.

— Ты двинутый, что ли? Мало ли, что рассказывают. Ты же знаешь, все ждут, что когда-то нас вернут в свой мир. Раз мы не умираем, значит, можно и подождать. Отдашь её в приют, там присмотрят — ничего с ней не случится, а если нас вернут, я думаю, все станет как прежде на Земле — все 'серые' станут снова здоровыми.

— Володя, ты сам-то хоть веришь в это? — с горечью спросил я.

— Блин, и правда, кому я вру? — вдруг согласился он. — Просто жалко тебя. Нас, нормальных русских, здесь мало. Знал я, что эта красотка тебя до добра не доведет. Русскую надо было искать. Нормальную бабу.

Взглянув на меня, Володя, видимо, понял, что переборщил, но извиняться не стал.

— Когда?

— Сегодня, — также коротко ответил я.

— Понятно, — он вздохнул. — И что, прямо так и пойдешь? А собраться? С собой что хочешь взять?

— Чего собираться? До Мглы плыть от силы час, а то и меньше, а что там с нами будет ни ты, ни я не знаем. Куплю у тебя еды, пару плащей, лодки на берегу веками лежат. Понимаешь же, что я её ни на минуту оставить не могу.

Все, что я попросил, мне собрали за десять минут, получился небольшой рюкзак. Денег Володя брать не хотел, и я просто высыпал камни из мешочка на стол.

— Зайдут мои поисковики, нальешь им за мой счет — пусть выпьют за нашу удачу.

Вовка кивнул. Он сходил в кладовую и принес что-то, завернутое в тряпку. По тому, как сверток стукнул по столу, Сашка догадался, что там, и оказался прав. Моряк развернул тряпку, и на столе появился пистолет — обычный ментовский ПМ. Рядом, поблескивая смазкой, лежала запасная обойма.

— Это мой подарок тебе, — предваряя вопрос, сказал Вовка. — Патронов мало, но не обессудь, не на Земле.

— Спасибо, — отказываться я не стал, хотя пистолет уже был — в кармане куртки Элен я нашел её "беретту" с пятью патронами, когда-то сам подарил ей на всякий случай. Я не надеялся, что во Мгле поможет оружие, но его вес в кобуре на поясе придавал уверенности.

Перед уходом я насильно покормил Элен. Глядя, как она, не поднимая глаз, равнодушно жует все, что ей подают, я чуть не заплакал: 'Это Ленка? Элен была живчиком, не могла сидеть спокойно и всегда смеялась, — её звонкий смех до сих пор стоит в его ушах. — Я или верну её смех, или мы просто уйдем в небытие'.

— Все, — видя, что Ленка больше не ест, я поднялся. — Володя, мы уходим.

Пока все это происходило, кафе заполнилось народом — заведение морячка было популярным местом, а сейчас, после пережитого прорыва, все радовались и хотели отметить то, что сеть охотника нынче их миновала. Поэтому, когда мы уходили, на улицу вывалила целая толпа — все были в курсе, улыбок не было даже у пьяных. По обрывкам разговоров я уловил, что большинство считают меня сумасшедшим, но мне было все равно. Я кивнул знакомым, было пару человек из искателей — им пожал руки. Володя и Иржи решили проводить нас на берег. Я не стал их отговаривать: 'Помогут столкнуть лодку'.

Через порт прошли без происшествий, после окончания прорыва все местные твари затихли, наберут активность позже — наиболее активными они становятся перед прорывом. У берега мы выбрали лодку, смотрели, чтобы была целая и не тяжелая — управляться придется одному. Лодок хватало, когда-то к порту приросла целая лодочная станция. Володя выбрал небольшой ялик и забросил туда рюкзак, который нес сам. В вопросе выбора я ему доверял, не зря к нему приклеилось прозвище 'моряк' — хотя он и не любил рассказывать об этом, но я помнил, что он был офицером морской пехоты, так что о море знал не понаслышке.

Все обнялись на прощание, и Иржи опять заплакал.

— Может, возьмете меня с собой? — неожиданно предложил он, вытирая рукавом слезы. Володя обнял старика.

— Не дури...

Отведя художника в сторону, он вернулся, зачем-то перекрестился и выдохнул:

— Ну, с богом!

Потом с силой оттолкнул лодку. Привязанная на передней лавочке Элен качнулась, и я схватился за весла. 'Все! Меньше, чем через час нас поглотит Мгла — что ждет там — не знает никто'. Когда лодка была уже метрах в двадцати от берега, я услышал крик морячка.

— Если все получится, пришли мне весточку!

Я ничего не ответил, все его мысли были уже впереди — там, где стояла серая плотная стена Мглы.

Глава 2

Я поправил очки-консервы, найденные когда-то в мертвом городе, раздвинул тряпку, которой было замотано лицо, и поймал почти горячее горлышко фляжки сухими губами. Набрав воды в рот, я едва удержался, чтобы не начать глотать. Воды было совсем мало, а до ближайшей рощи джиги еще ехать и ехать, поэтому я долго держал во рту теплую воду, прежде чем разрешил себе проглотить. Сделав еще два таких же замедленных глотка, закрутил пробку и потряс фляжку. С сожалением констатировав, что в емкости осталось меньше трети, сунул флягу в рюкзак.

Сегодня мне надо обязательно добраться до оазиса, иначе этот переход станет последним. Я поднял из песка шагунга: животное зарычало, дохнуло огнем, но, почувствовав уверенную руку, смирилось. Я одним движением взлетел в седло и направил 'дракона' в пустыню, оставляя солнце справа по ходу движения. 'Когда-то я знал и другие направления, на север, на юг, — лениво думал я, качаясь в такт шагов иноходца, — а не только на солнце или на звезды'. Вдали что-то мелькнуло, я поднял к глазам бинокль — на бархане стоял зонг. Его длинное тело напоминало земного крокодила и только длинные, как у собаки, ноги с кожистыми перепонками между когтей придавали рептилии несуразный вид. Носился этот крокодил с завидной скоростью, а внушительный набор зубов в длинной пасти заставлял относиться к нему с уважением. Но для меня сейчас он был не страшен — за спиной висела лазерная винтовка, в кармане лежал обмотанный тряпкой, чтобы не забивало песком, пистолет Макарова, а на поясе кривой Азальский кинжал с затейливой резьбой по всей рукояти, ну и, кроме этого, мой шагунг сам кого хочешь сожрет.

Вот в тот раз, когда полз от моря, я легко бы стал добычей этого крокодила на собачьих ногах.

Дракон-шагунг по имени Шершенх, которого я называл Змей Горыныч или чаще просто Змей, сам знал дорогу. Я отпустил поводья и, расслабившись, мерно покачивался в высоком седле. Солнце палило нещадно, но остановиться и переждать было негде — кругом, насколько хватал глаз, искрила кристалликами стеклянного песка Великая Пустыня. Впрочем, жара доставляла неудобство только мне, пришельцу в этот мир. И шагунг, и другая живность, иногда появлявшаяся на гребнях дюн, чувствовали себя прекрасно. Я почти дремал и вспоминал все, что произошло с ним до этого, начиная с того самого момента, когда девушка в обтягивающих джинсах попросила меня помочь выкатить из подъезда велосипед.

Ничего не подозревая я сразу согласился помочь привлекательной девчонке и шагнул в темноту подъезда.

Все — после этого недоучившийся студент Александр Владимирович Порошин превратился сначала в Сашку-новенького, потом в Саньку-поисковика, а теперь в Шашу — воина племени Азалов. Иногда я думал, что, может, в действительности я пациент психиатрической клиники и лежу сейчас привязанный к койке, а все происходящее вокруг происходит только в моей голове.

Когда за мной захлопнулась дверь и подъезд, вдруг, окутала темнота настолько плотная, что казалась осязаемой, девчонка пропала. Сначала я не испугался, но через минуту меня насторожило полное безмолвие, царившее вокруг: исчезли все звуки — не шумела за дверью улица, не хлопали наверху двери, и даже шагов не стало слышно. 'Черт! Оглох что ли?' Я позвал девушку:

— Эй, красавица, ты где?

Не узнав свой голос, я опять чертыхнулся, нашел наощупь дверь и толкнул.

'Что за хрень?' Только что я шагнул сюда с улицы, залитой веселым летним солнцем, сейчас же небо было полностью затянуто серой ровной пеленой. Я огляделся и чуть не сел от неожиданности — вышел я совсем не в тот двор, с которого входил в подъезд, то есть двор был обычный, как две капли похожий на множество старых дворов по всей России, с облупленными скамейками у подъезда и выбитым асфальтом на дорожке вдоль дома, но это был чужой двор и чужой дом.

В соседнем подъезде хлопнула дверь, на улицу вышла старушка в странной одежде, словно из фильма пятидесятых годов прошлого века, и живо засеменила куда-то. Бабушка уже почти миновала подъезд, у дверей которого стоял я, но вдруг, заметив меня, она резко остановилась, долго, почти минуту, разглядывала, а потом заголосила на весь двор:

— Люди-и-и! Новенький!

Так я попал в Город.

Город — самое лучшее в жизни было связано с ним. Элен — та, которую я любил до безумия, пришла в его жизнь именно там, в непонятном, намешанном из осколков других городов Городе. Из-за неё я и бросил тот Город, хотя жизнь там была вполне устроена и даже в какой-то степени комфортна. Не то, что здесь — я с трудом привык к дикой первобытной жизни племени азалов.

Когда в день прорыва Элен попала под удар хлыста ангела и на глазах стала превращаться в 'серого', я понял, что моя жизнь кончилась. Но тут, как в сказке, возник шериф из американского куска Города и неожиданно подарил надежду; наслушавшись его рассказов о том, что есть возможность вылечить Ленку, я и оказался здесь, хотя планировал быть совсем в другом месте. Но, как известно, все планы человека — это только его планы, жизнь всегда поворачивает по-своему. Теперь у меня нет ни Ленки, ни приличного жилья, вообще ничего из того, к чему я привык. Обо всей прошлой жизни напоминала лишь Макаров — пистолет оказался в кармане куртки, когда меня нашли кочевники.

Как оказался в этой пустыне, я не помнил. Когда лодка с заснувшей на передней банке Элен приблизилась к стене Мглы, оказалось, что она совсем не такая плотная, как виделось с берега: серая, местами даже почти черная, она клубилась словно дым от гигантского пожара. Несмотря на гуляющий над водой ветерок, стена непонятного тумана хотя и покачивалась, но не сдвигалась с места. Зрелище было фантастическое — через весь океан, вздымаясь ввысь и переходя в серую пелену неба, стояла туманная стена.

Я невольно перестал грести — душа никак не хотела идти в эту клубящуюся серость, казалось, дышать там нечем. Но я знал, что это не так; были известны случаи, когда люди заплывали во Мглу и благополучно возвращались. Я посидел немного, в голову прокралась предательская мысль: 'Может вернуться, жизнь в Городе бесконечная, найду еще способ вылечить Ленку'. Однако взглянув на девушку — во сне она опять напоминала прежнюю Элен — я выругался и схватил весла.

Мгла сопротивлялась, нос лодки как будто рвал невидимые нити, с трудом погружаясь в призрачную стену. 'А вдруг она станет еще тверже, — испугала меня шальная мысль, — и мы не сможем продраться сквозь нее. Тогда все напрасно'. От этой мысли я начал грести еще быстрее, даже взмок. Но я зря переживал, как только ялик полностью оказался во Мгле, лодка пошла быстрее, почти так же, как в открытом море. Почему-то я не сомневался, что стена окажется неширокой. Я помнил, что рассказал американец — через Мглу можно пройти, поэтому и считал её просто стеной, какой-то границей, отделявшей их мир, пусть и большой, но стеной. Хотя в Городе ходили совсем другие слухи о Мгле — считалось, что она бесконечна. Однако если думать так, то вся затея становилась бессмысленной, поэтому я отбросил все мысли и просто греб, пытаясь как можно скорее проплыть мрачное место.

Появилось то чувство, о котором рассказывали все побывавшие здесь — ощущение чужого мира. Человек не должен находиться здесь, сердце то рвалось из груди, то почти останавливалось, в голове билась отчаянная мысль — уходи отсюда! Здесь смерть!

'Хрен вам всем! — сжав зубы, я упрямо греб. — Помрем так помрем, все равно — это не жизнь!' Была у меня такая черточка в характере — со мной можно было решить все дела, если общаться мягко и по-доброму. Но если я встречал недоброжелательность, угрозы, то становился злым и упрямым. Чем больше противодействие, тем сильнее я рвался в бой, непонятно кому доказывая, что настоящий мужик. Из-за этого частенько ходил в синяках.

Элен, до этого заснувшая под размеренное качание лодки, как только вошли во Мглу, открыла глаза и начала проявлять беспокойство: она дергалась, пытаясь освободиться от веревки, и даже начала произносить какие-то звуки. Я давно не слышал её голоса, с того самого момента, когда хлыст ангела отрубил девушке пальцы, и теперь чуть не заплакал.

— Твари! — закричал я, подняв голову. — Я до вас доберусь!

Крик завяз в окружавшем полумраке, но привлек внимание Элен; та уставилась на меня безумным взглядом, глаза её наливались яростью. 'Ну, вот и все, — я бросил весла. — Припадок'. Было ясно, что я с ней не справлюсь — стоит ей разорвать веревку и все, конец им обоим. Ясно, что стрелять в неё я не буду, даже если она начнет рвать меня на куски — у серых в момент припадка силы, как у медведя — я скорее попытаюсь вместе с ней прыгнуть за борт, лучше утонуть вместе, чем видеть мертвую Ленку.

— Леночка, это я, — позвал я, в глубине души надеясь на чудо. Но все напрасно: Элен зарычала и, оскалившись, потянулась к нему. Даже не верилось, что горло девушки может издавать такие звуки. Я встал — что тянуть, надо завязывать с этим делом. Я знал, что веревка не удержит девушку и решил не ждать, когда она вырвется на свободу. Я сунул руку в карман, чтобы достать нож — 'освобожу и в воду, она обязательно кинется за мной' — но вдруг все вокруг меня закружилось, и я завалился на дно лодки. Сознание я не потерял, но ослабел и с трудом перевернулся так, чтобы шпангоут не врезался в спину. Элен тоже перестала рычать, звуки, которые она сейчас издавала, больше походили на писк, и тоже улеглась на бок. Я через силу приподнимал отяжелевшие веки, пытаясь разглядеть, что с ней: девушка совсем успокоилась, закрыла глаза и, похоже, уснула. Я еще поборолся, пытаясь взять под контроль тело, внезапно ставшее чужим, но не смог и тоже провалился в сон-забытье.

Все дальнейшее я помнил урывками. Я несколько раз просыпался, хотя, скорее, приходил в сознание, еле-еле разлеплял веки и искал глазами Ленку. Глазные яблоки тоже стали чужими и слушались с запозданием, как 'дохлый' компьютер. Элен лежала все в той же неудобной позе, завалившись набок на борт лодки. 'Надо бы перевернуть, отлежала, наверное, все...', — тяжело думал я и опять забывался в темном омуте сна-беспамятства. Мне казалось, что так продолжалось не один день. Просыпаясь, я чувствовал, что горло сводит сухостью, очень хотелось пить, но сил не было — все вытянула клубящаяся вокруг серость.

Однажды я очнулся и, еще не открывая глаз, понял, что что-то изменилось. Воздух! Теперь это был не мертвый стерильный воздух Мглы, это был настоящий, насыщенный влагой воздух моря. И ветер — лодку ощутимо качало. Я разлепил глаза и сначала подумал, что ослеп, но тут же понял, что ошибся, просто вокруг была ночь. Я поднял голову: 'Звезды!' Большие и маленькие они усыпали небо и даже, казалось, освещали лодку. Шершавым языком я лизнул повлажневшие губы — соленые! Снова попытался пошевелиться, и в этот раз это удалось.

Поднявшись на колени, я вгляделся в темноту и чуть не закричал: в призрачном свете звезд было видно, что лодка пуста, на передней банке никого не было!

— Элен, Ленка, — бормотал я, на четвереньках пробираясь на нос ялика. Надежда на то, что Элен просто освободилась и лежит сейчас на дне лодки, исчезла почти сразу — немного продвинувшись в качавшейся лодке, я опять приподнялся; то, что в темноте можно было принять за лежавшую худенькую фигурку, оказалось рюкзаком. Я отодвинул находку и дополз до передней скамьи, залез на лавку, где когда-то сидела Элен, и, держась за борта — лодку раскачивало все сильнее — вгляделся в океан. Темно. Можно было уверенно говорить о том, что находится в пяти метрах от лодки, но дальше, в свете звезд, ничего нельзя было разглядеть. Я вернулся за рюкзаком, достал флягу и напился. Потом опять уставился в темноту — ни мыслей, ни движения.

Неизвестно, сколько я так просидел. Море начало успокаиваться и вокруг посерело, ночь была теплая и душная, гораздо теплее, чем в Городе, а предстоящий день грозил настоящей жарой. На заалевшем с одной стороны небе — ни облачка. Я безучастно наблюдал за восходом солнца. Когда-то в Городе я мечтал хоть краем глаза увидеть солнце, но сейчас вся божественная красота рождения светила из моря оставила меня равнодушным. Только теперь, потеряв Элен, я понял, какое место она занимала в его жизни. Я всегда знал, что люблю её и люблю сильно, но сейчас стало ясно, что она и была моей жизнью.

Океан совсем утихомирился, даже малейший ветерок не касался лица. Мелкая зыбь ломала льющееся с небес солнце на мириады блесток. Его желтый шар еще только немного приподнялся над горизонтом, а вокруг все уже дышало жарой. Я скинул куртку, оставшись в клетчатой рубашке, достал из рюкзака полотенце и обмотал им голову. Я боялся закрыть глаза и лечь — все время казалось, что упущу плывущую Ленку. Я так явно представлял себе поднимавшуюся над водой черноволосую головку, что пару раз мне казалось, что я действительно увидел Элен. Палящая жара загнала меня в состояние полубезумия: иногда я видел землю, людей, бегущих к нему прямо по воде, но очнувшись, видел вокруг все то же расплавленное море. Наконец, зной победил, и я упал без сознания на дно лодки.

Вновь я очнулся только ночью. Я не сразу понял, что изменилось, но наконец, до меня дошло — лодка не качалась. Я вскочил и тут же скривился от боли, затекшие мышцы отказывались работать. Я неловко повернулся и вывалился за борт. Рефлекторно глотнул воздух, ожидая погружения в воду, но вода только хлюпнула перед носом; лодка стояла, упершись в берег. Еще не веря себе, я быстро пополз на сушу — это было реально, я ощутил, как руки проваливаются в песок.

Несмотря на все свои потери и горести, я обрадовался, что добрался до какой-то земли, но, как оказалось, напрасно. Песок даже ночью исходил теплом, а уже приближался новый рассвет. Фляга была пуста, похоже, еще днем я очнулся и выпил остатки воды, однако я об этом не помнил.

Все случилось, как я и предполагал — с восходом солнца песок раскалился, а сверху, с неба, лился поток расплавленной лавы. Я заползал в воду, что приносило некоторое облегчение, и засыпал. Лишь когда опять стемнело, Я начал немного соображать. Еще один такой день, и я навсегда останусь здесь, моя засохшая мумия вечно будет лежать в лодке из Города.

Я заставил себя подняться; тело было легким, словно я совсем потерял вес. Накинув за спину почему-то потяжелевший рюкзак — лишь потом я понял, что просто ослабел — я еще раз поглядел на уходящее во тьму море и двинулся вдоль берега. Уходить от моря я не решился, еще утром разглядел, что пляж не кончается, похоже, дальше от моря он просто превращается в пустыню.

Я брел по песку, а в голове билась одна мысль — вода! Она стояла у меня перед глазами в стаканах, бутылках, ведрах, стекала с гор серебристыми водопадами и разливалась прохладой горных озер. Иногда я забредал в набегающую волну, хватал руками теплую морскую воду и мыл лицо. Я пробовал языком губы — нет, чуда не произошло, вода все так же горько-соленая. Я понимал, что хватит меня ненадолго, еще немного и жажда, жара и голод сделают свое дело. Шел я теперь только на злости, но и она постепенно выветривалась, оставляя лишь монотонный автоматизм. Так и случилось, часов через пять я свалился и впал в забытье. На короткое время приходя в себя, я пробовал ползти к морю, но обезвоженный организм совсем ослаб, и я только загребал руками песок.

В очередной раз я очнулся, оттого что пил; кто-то крепко держал мою голову руками, а в открытый рот лилась прохладная жидкость. Боясь спугнуть этот сон, я глотал и глотал что-то жидкое — шершавый язык не чувствовал вкуса. Наконец я разорвал обожженные солнцем веки и, сфокусировав взгляд, в свете разгорающегося утра разглядел склонившееся надо мной татуированное лицо. Лохматые длинные космы свисали с головы, закрывая обзор. Я все-таки исхитрился, скосил глаза и разглядел то, что заставило в очередной раз думать о смерти — в стороне, метрах в десяти, дергаясь и фыркая, стоял 'дракон'. 'Все, вот она смерть, это охотники'. Мысль не напугала, а наоборот, даже обрадовала — наконец кончатся все мучения.

По мере того, как организм напитывался влагой, я оживал. Я, наконец, понял, что пью не воду — напиток был кислый и чуть с газом. Еще я понял, раз поят, значит, сразу не убьют — зачем-то я нужен охотникам живым. Мысль пошла дальше, и я вспомнил, что и из города охотники увозили людей еще живыми — все, кто видел это, в один голос рассказывали, что пленники в притороченной на крупе дракона сетке кричали, когда их увозили.

Вдруг ручеек, что лился в рот, иссяк, я открыл глаза — поивший меня поднялся и заговорил с кем-то, кого я не видел, на шипящем непонятном языке. Моим спасителем оказалась женщина, хотя мне почему-то казалось, что охотники обязательно мужики. Потом надо мной склонилось другое лицо — этот точно был мужиком — грубые, рубленые черты лица и такой же голос. Он что-то спросил, но я не понимал, поэтому промолчал. Охотник потряс меня за плечо и снова спросил. Не дождавшись ответа, подхватил меня за плечи и поднял. Потом с помощью женщины усадил на круп страшного коня и, быстро обмотав веревкой вокруг пояса, прихватил к высокому седлу. На дракона вскочила женщина, повернувшись ко мне, что-то сказала, улыбаясь, и хлестнула животное.

'Конь' сразу пошел резвой иноходью, и мне пришлось схватиться за талию наездницы. Тело её оказалось молодым и упругим, лицо я разглядеть не успел и сейчас ловил моменты, когда всадница поворачивала голову. Действительно, это была совсем молодая девушка, но загар и нанесенная на лицо татуировка делали её старше. Загар был такой, что на первый взгляд мне показалось, что кочевница темнокожая, но потом я заметил, что из-под безрукавки, сшитой из пятнистой шкуры какого-то животного, проглядывает полоска светлой кожи. 'Черт, как им не жарко в такой шубе' — думал Сашка, изнывая от начинающейся жары. Второй всадник, ускакавший вперед, тоже был в подобной меховой тунике.

Так произошла новая метаморфоза в жизни Александра Порошина — я оказался в деревне азалов. Но так их называл только я, когда говорили сами кочевники, слышалось — ажалы. Весь их язык был шуршащим, как песок в пустыне. Я хоть и научился говорить по азальски, однако, все звуки у меня получались звонкими.

Как оказалось, азалы — это совсем не те, кого в Городе называли охотниками, хотя те были явными родственниками азалов — внешний вид тех и других совпадал, кроме некоторых деталей, да и ездили они на таких же огнедышащих конях-драконах. Но, въехав в стойбище из нескольких десятков шатров и увидев быт племени, я сразу сообразил, что это не те создания, за кого я их принял.

Первое впечатление оказалось верным. Пожив несколько дней в стойбище, я понял, что только экзотический вид людей и совершенно сказочные животные вокруг отличали эту деревню от деревни каких-нибудь бедуинов в Африке. Та же бедность, отсутствие воды и прочих удобств. Когда-то я видел такое на Дискавери.

Во время поездки мне невольно пришлось прижиматься к девушке, но она отнеслась к этому равнодушно, поняв, что я схожу с ума от жары, она остановила 'коня', достала из подвешенного к седлу мешка цветастый тонкий платок, и протянула мне. Я взял и вопросительно поглядел на девушку. Та быстро зашуршала на своем языке и покрутила рукой вокруг головы.

— Не понимаю, — я покачал головой.

Девушка начала злиться и заговорила быстрей, потом взяла у меня платок и закутала свою голову, оставив только щелку для глаз. Наконец, до меня дошло, я забрал ткань, неумело закутался, и мы продолжили путь. Из-за всего этого я проникся к дикарке благодарностью и почему-то посчитал, что девушка тоже неплохо относится ко мне. Но как только мы въехали на площадь в центре деревни, эта же девушка что-то закричала, дернула узел на веревке и грубо столкнула меня с дракона.

Я не удержался и завалился на песок. Мгновенно собравшиеся вокруг жители дружно захохотали. Дети в таких же коротких пятнистых меховых туниках пробрались вперед и с любопытством смотрели на меня. Потом один нерешительно приблизился и дотронулся. Я, желая проявить свое дружелюбие, размотал платок, но только напугал этим мальчишку — он широко раскрыл глаза и отпрыгнул. Все, стоявшие вокруг, при виде его лица удивленно зашушукались. Позже я понял, чему они так удивились — они никогда не видели человека с такой белой кожей.

Раздвигая всех широкими плечами, подошел спешившийся воин, тот, который нашел меня. Следом шла девушка. Они начали отвечать на реплики окружающих, наверное, рассказывали о произошедшем. Я тем временем огляделся, платок я опять пристроил на голову — уж очень немилосердно пекло светило. 'Это мне за все дни в городе, прожитые без солнца'. Я немного ожил, похоже, помогло то питье, которым напоили кочевники.

Мое внимание привлек столб, стоявший посреди площади: на нем висели побелевшие человеческие черепа, какие-то тряпки, завязанные обрывки веревок и амулеты на шнурках. Все это было страшно, но вполне объяснимо. Однако рядом со всем этим висело такое, что повергло меня в шок.

Матово поблескивая, на верхней перекладине висело нечто, напомнившее мне фантастические фильмы из земного прошлого — похожие штуки были в руках у Звездной Пехоты или у Рипли — истребительницы чужих. Это явно было оружие — вся компоновка говорила об этом: ствол, приклад, рукоятка, коробка, похожая на магазин — штуковина была словно перенесена сюда со съемочной площадки американского фильма. Но больше всего меня смутило то, что над рукояткой помигивал зеленый огонек, показывая, что эта штука функционирует. Я опять оглядел 'африканскую' деревню, 'бедуинов', обсуждавших его. 'Нет, эта штука не может принадлежать этому миру! Но тогда откуда взялась здесь эта игрушка?'

Поразмышлять об этом мне не дали — на площади появились двое стариков, при их приближении все склонили головы. 'Местное начальство', — догадался я. Седобородые старцы с выдубленными потемневшими лицами степенно прошагали сквозь расступившуюся толпу и подошли ко мне. Осмотрев и не проявив ни малейшего удивления, они вынесли короткий вердикт, высказав что-то на своем шипящем языке. Кочевник, привезший меня, обрадовался, заулыбался и поклонился старикам. Те так же степенно двинулись в обратный путь. Парень посмотрел на меня, при этом улыбка сразу исчезла с его лица, что-то сказал и потянул меня за собой.

Как оказалось, я разобрался в этом потом, меня отдали в слуги тому, кто меня нашел. Улыбался Шерг — так звали его спасителя — потому, что старейшины его похвалили, а перестал улыбаться, оттого что теперь ему надо было кормить еще одного едока, при этом неизвестно, будет ли еще от него польза.

Шерг и Шухур — наездница, за спиной которой я появился здесь, оказались братом и сестрой. У них был свой шатер, куда они и привели нового слугу. Шатер был разделен ширмой на две неравные части: маленький закуток — это было женское место, где обитала Шухур, а все остальное пространство немалого шатра считалось мужской половиной.

Я не сразу понял это и сначала все время удивлялся, почему Шухур появляется из своей половины только поесть и при этом еще спрашивает разрешения. Женская доля в племени азалов была не радостной. Впрочем, мне судьба уготовила долю не лучше. Шерг сразу определил свое отношение ко мне, бросив у входа в жилище старую побитую шкуру и показав знаками, что это место, где я буду спать. Потом показал на висевшую на стене плетку и погрозил кулаком. Я сообразил, что за провинности меня будут наказывать телесно. 'Но это мы еще посмотрим, — решил я. — Дайте мне только ожить'.

Началась безрадостная однообразная жизнь в деревне кочевников. Обязанностей у меня было не много: с утра натаскать воды из спрятанного под одним из шатров колодца, убраться в шатре и около — на этом все обязанности заканчивались. Я думал, что меня заставят приглядывать за огнедышащими конями, но хозяева на это не пошли, похоже, не доверяли. Готовить мне тоже не разрешили, хотя при скудости их продуктов я легко мог кашеварить.

Шерг лишь пригрозил наказаниями, на самом же деле, даже когда я запнулся и разлил целое ведро воды прямо в шатре, тот лишь сверкнул глазами и выругался. Так что жить было можно, если бы не отношение ко мне — я впервые почувствовал, что это такое, когда все считают тебя человеком второго сорта. На третий день интерес ко мне пропал и все в деревне, даже дети, стали смотреть на меня, как на предмет интерьера. Лишь время спустя я понял, почему это так. А сейчас меня просто бесила роль бессловесной скотины в первобытном племени. Мне сразу разрешили ходить, куда хочешь, обозначив лишь два запретных места — тот самый столб с амулетами и бутафорским космическим оружием и шатер старейшин.

Так как у меня была куча свободного времени, я составил план и начал претворять его в жизнь. Первоочередной целью было ожить, набраться сил и выучить язык азалов. Конечной целью было бросить это поселение и двигаться дальше — хотя в глубине души я не верил в смерть Элен и должен был найти или её, или доказательства её смерти. Но и, кроме этого, где-то же есть Сияющий, который может выполнить любое желание!

Язык азалов оказался очень простым, и через несколько дней я уже запросто мог объясняться по бытовым вопросам. Но мне хотелось побыстрее вникнуть в окружающую жизнь, поэтому я старался как можно больше общаться. Шерг сразу отмел все мои вопросы, молча показав на Шухур. Та также была не очень разговорчива, но на некоторые вопросы все же отвечала. Вопросы другим азалам тоже часто оставались без ответа, не воспринимая меня всерьез, местные не горели желанием со мной общаться. Полупрезрительная-полужалеющая улыбка, появлявшаяся на лицах аборигенов при моих вопросах, бесила меня: 'Они что, блин, меня за инвалида принимают?'

Постепенно выяснилось, что так оно и есть — тот, кто не может выжить в пустыне, не достоин уважения. А я, здоровый мужик, вел себя хуже ребенка, чуть не умер от жары. Местные пятилетние дети были куда больше приспособлены для этой жизни, чем я. Про себя я понимал, что все относительно и здоровый кочевник через час загнется, если выбросить его посреди русской зимы. Однако для остальных это был не аргумент, азалы никогда ничего, кроме пустыни, не видели и считали, что жизнь возможна только такая — страшная жара, ветер и недостаток воды. Так что больше всего об окружающем я узнал от детей, они единственные, кто иногда соглашались рассказать мне что-нибудь. Их удивляло и смешило мое незнание самых элементарных вещей, необходимых для выживания в этом мире. В ответ они просили рассказать о другом мире, откуда я появился. Я рассказывал, и дети слушали, затаив дыхание, но не верили — слишком сказочные истории были у меня.

Именно от детей я узнал еще об одной напасти, грозившей азалам. Оказывается, их племя было не единственным, живущим в пустыне — есть еще деревни, и население там гораздо многочисленнее, чем в их поселении. Все племена постоянно враждовали, пытаясь захватить контроль над колодцами. Это было понятно, вода в этих песках — это жизнь. Теперь стало ясно, почему в пустыню на охоту за шужурами, похожими на газель животными, дающими, кроме мяса, тот самый мех, из которого была сшита вся одежда азалов, или на поиски трофеев, выброшенных морем, аборигены ехали не только с луками, а полностью обвешенными оружием. В их шатре вся стена над лежанкой Шерга была увешена холодным оружием: пара кривых сабель, несколько кинжалов и даже короткое копье. Оружие азалы не делали, а выменивали у жителей оазиса, там был постоянный город, где были развиты ремесла. На него по негласной договоренности кочевники не нападали.

Но про все это я узнал только после той ночи, когда я стал полноправным воином племени и получил свое имя.

Глубокий вечер был самым лучшим временем в деревне азалов: солнце пряталось, жара немного спадала, все дела были сделаны, и кочевники начинали собираться на песчаной площадке у столба-святилища. Они рассаживались на принесенные с собой шкуры, пили слабенькую брагу из сока какого-то растения и разговаривали.

Молодежь собиралась своей компанией. В центре их круга появлялся деревенский оркестр — два барабана и что-то похожее на флейту. Сначала парни и девушки только стояли и перебрасывались шутками, но по мере того, как вечер темнел и посредине площади, у святилища, разгорался костер, в головах глотнувших браги юнцов и девушек тоже начинало гореть — начинались 'танцы'. Конечно, на танцы в понимании Порошина это походило мало, скорее боевые пляски. Выскакивающие в круг парни начинали бесконечные па, похожие на бой с тенью, танцоры делали выпады, как будто хотели ударить кого-то, отскакивали, изображали зверские рожи и выкрикивали боевой клич. Барабан и флейта ускоряли ритм, парни выхватывали сабли и начинался импровизированный бой.

Девушки в этот момент тоже появлялись в кругу и, проявляя чудеса ловкости, крутились между разгоряченных воинов. Ритм танца захватывал, и даже я чувствовал, что готов сорваться в этот дикий пляс. Если бы ему налили хмельного напитка, то он, пожалуй, тоже не выдержал бы и выскочил в круг. Иногда даже старики не выдерживали, выкрикнув слабым голосом боевой клич и выдернув неизменную саблю, они кидались в толпу танцующих и, сделав круг, счастливые возвращались на место.

Я приходил сюда, садился на облюбованное место, в стороне от веселящихся азалов, и наблюдал. В такие моменты, глядя, как веселящиеся кочевники чувствуют себя одной семьей, я ощущал себя особенно одиноко. Вспоминал Элен, и сердце начинало ныть. Я понимал, что надо бросать эту жизнь и двигаться дальше — не для того я бросился во Мглу, чтобы прожить жизнь в дикой деревне на краю пустыни.

Однажды вечером все было как обычно — я уселся на своем месте, у края общественной юрты, прямо на теплый песок и задумался, глядя на веселящихся азалов. Мои мысли прервал крик, донесшийся от края деревни. Толпа на мгновение затихла, вслушиваясь в истошные вопли женщины, потом вдруг взорвалась яростным многоголосым криком и стала разбегаться: мужчины и женщины неслись к своим коням-драконам, дети мгновенно исчезли между шатрами.

Я вскочил, растерянно осматриваясь вокруг — что случилось? Судя по крикам и поведению местных, случилось что-то очень нехорошее. Не зная, что происходит и что надо делать, я хотел бежать к своему шатру, но не успел. На барханах, окружавших деревню, появилось множество всадников в черном, а на окраине, у дальних юрт, похоже, уже начался бой — оттуда теперь неслись и мужские крики, наполненные яростью. Мелькнула мысль — спрятаться, но я отмел её. Как бы то ни было, и как бы ни относились к нему кочевники, они спасли меня, а я всегда отдавал долги, значит, буду биться рядом с остальными, надо только хоть какое-то оружие, с голыми руками много не навоюешь.

Я вспомнил про оружие над лежанкой Шерга и рванулся к своему шатру, но в это время на площадь выскочил человек в черной свободной одежде, голова его была замотана, открывая только рот и глаза. Я оторопел — на лице, там, где ткань открывала глаза, поблескивали большие 'мотоциклетные' очки. Я даже не сразу обратил внимание на кривую саблю в руках 'черного'. Однако тот не стал разглядывать врага, а, замахнувшись клинком, молча бросился на меня. Я увернулся, лихорадочно ища глазами хоть что-то, чем можно отбиваться. Мой взгляд зацепился за бутафорскую фантастическую винтовку, висевшую на священном столбе.

В несколько прыжков я оказался у святилища и сдернул массивную игрушку с перекладины. Я не ожидал, что эта штука окажется такой тяжелой и чуть не выронил оружие из рук. 'Железная хреновина, — пронеслось в мозгу. — Тем лучше!' Я перехватил винтовку за толстый ствол и, развернувшись к врагу, поднял импровизированную дубину над собой. Я сейчас совершил величайший грех, ведь с самого начала мне вдалбливали, что святилище неприкосновенно, к нему даже подходить нельзя.

И, похоже, 'черный' придерживался таких же взглядов — он застыл на месте, глядя, как я бесцеремонно превращаю святой предмет в дубину. Однако нападавший быстро справился с собой и, закричав, опять бросился на меня. Я прикрылся от удара киношной винтовкой, и тут произошло то, что перевернуло всю мою жизнь в этом племени: сабельный удар пришелся в место, где крепился, по моему мнению, магазин, скользнув, клинок что-то задел — раздался резкий щелчок и вместо привычного зеленого огонька замигал тревожный красный сигнал. Обостренный выбросом адреналина мозг сработал моментально — а вдруг?! Я перехватил оружие, навел ствол на замахивающегося противника и нажал курок.

Зашипело, из ствола вырвался слепящий белый луч и ударил в грудь нападавшего. Крик прервался, 'черного' отбросило назад. Он упал — в груди дымилась огромная сквозная дыра с обгоревшими краями. Противно запахло паленой плотью, из раны даже не пошла кровь, настолько она обуглилась. Я сразу убрал палец с пускового крючка и, с ужасом рассматривал, что натворил. То, что произошло, напугало меня до дрожи. По-настоящему я убил человека в первый раз. Был, правда, случай, когда я в драке с портовой бандой несколько раз стрелял из Макарова, и после этого один из бандитов упал с простреленным животом, но тогда мы убежали. Я до сих пор не был уверен — убил или ранил. А так, все мои пьяные драки заканчивались в худшем случае переломами.

Оторвавшись от страшной картины, я с изумлением разглядывал фантастическое оружие. 'Настоящее!' — это не укладывалось в голове. Хотя после всего произошедшего со мной, после того как я шагнул в злополучный подъезд, можно было ожидать чего угодно, даже того, что оружие из фантастических фильмов окажется реальным. Однако размышлять было некогда, со всех сторон доносились звуки битвы. В бой вступили не только разведчики 'черных', основная волна всадников уже билась на краю деревни, и они явно одолевали защитников. Победные чужие крики раздавались все громче.

— Ну, суки! Это мы еще посмотрим, — вслух высказался я, закинул пластиковый ремень на плечо и, разместив винтовку на груди, погладил холодный, несмотря на жару, ствол. — Только ты меня не подведи.

Когда я уже побежал, на ходу увидел со страхом глядевших на меня детей — мальчика и девочку, — они прятались за главным шатром и сейчас выглядывали из-за него. 'Все видели', — понял я и крикнул им, пытаясь найти слова на языке азалов:

— Спрячьтесь! Быстро!

Я выскочил на одну из отходящих от центральной площади узких улочек, образованных рядами шатров и тут же столкнулся с всадниками в черном: двое, гикая и вереща, неслись прямо к площади; их 'кони', взрыкивая, выдыхали пламя, что говорило о крайней степени возбуждения. Я замер, краем глаза выискивая проход между юртами, чтобы нырнуть в случае, если новое оружие подведет. Я вскинул приклад к плечу и с изумлением увидел, что над стволом появился маленький экран, а на ближайшем всаднике запрыгала красная точка. Больше не раздумывая, нажал спусковой крючок. Все повторилось как в первый раз — раздалось резкое шипение, из ствола ударил белый луч, и всадника выбросило из седла. Не останавливаясь, я перевел точку на другого. Второй наездник, увидев, что произошло, попытался затормозить дракона, но тот, разгоряченный боем, рвался вперед. Луч легко достал и этого противника. Его тоже выбросило из седла, но в этот раз нога всадника застряла в стремени, и дракон потащил изуродованное тело по песку.

Прыгнуть в сторону все же пришлось — первый дракон не остановился после потери наездника, а, разъяренный, кинулся на меня. Я сумел увернуться, и животное унеслось куда-то внутрь поселения.

Я выбежал на окраину деревни как раз вовремя — азалы были в меньшинстве и отступали, с остервенением отбиваясь от многочисленных врагов. Черных было так много, что я опешил — вроде с барханов спускалась лишь одна цепь всадников. Не целясь, от бедра, я провел стволом по наступавшим; палец нажимал и нажимал на курок. В этот раз я не выбирал, куда попасть, и луч гулял по толпе, кого убивая, а кого просто калеча. Белая смертельная игла прошлась и по драконам, заставляя тех валиться на землю, хороня под собой своих наездников. 'Как из 'града' врезал, — мелькнуло у меня в голове, — человек тридцать скосил!' На той стороне раздавались крики боли и ужаса. Уцелевшие черные разворачивали 'коней' и неслись назад в пустыню. В спины я стрелять не стал и, опустив винтовку, обернулся к азалам. То, как смотрели на него притихшие кочевники, мне совсем не понравилось — в их глазах появилось изумление, недоумение и страх. Они явно не знали, как теперь относиться к мне. Я тоже растерялся.

— Вы, это... не обращайте внимания, — я поднял над головой свое оружие. — Это все эта штука. Оказывается, работает.

При этом движении все отшатнулись от меня, некоторые в страхе даже присели. Разрядило обстановку трагическое происшествие — один из воинов вдруг застонал и завалился на песок, кровь из рубленой раны на груди начала пропитывать песок вокруг него. Две женщины бросились к нему, остальные тоже как будто очнулись, начали заниматься тем, что надо в этой ситуации. 'Похоже, мысли, как относиться ко мне, оставили на потом. Ну и хорошо!' Я закинул винтовку за спину и включился в общую работу. В этот раз никто не отгонял меня и не кривил презрительно губы. Оружие в один миг поставило меня в один ряд с воинами азалов.

Теперь, после того как все видели, что я один, по сути, отбил нападение полка армии Черного Шхамара — самой могучей силы в окружающей пустыне — моя ценность для азалов выросла многократно. Старейшины даже выделили мне отдельное жилище — шатер, хоть и не такой большой, как у Шерга и Шухур, но вполне сносный, а также презентовали мне дракона из трофейных, оставшихся после сражения. От шатра я отказался, представив, какая это возня с ним, если придется кочевать. А это должно было случиться очень скоро, колодец они почти вычерпали, и надо было дать ему время, чтобы вода снова собралась.

Кроме того, аксакалы опасались, что Черный Шхамар пришлет новое войско — он не любил получать оплеухи, подобные случившейся. И он, наверняка, захочет узнать, что это за чудо-воин разгромил его войско. Дракона я сначала побаивался, уж слишком страшная была тварь, и, как оказалось, не напрасно. Этот 'конь' был очень умной и хитрой скотиной и если бы не помощь Шерга и Шухур — их отношение ко мне также изменилось — то вряд ли он справился бы с полудиким животным. Шерг объяснил, что, только почувствовав волю седока, шагунг станет подчиняться, а если почувствует слабину, сам начнет командовать, сам будет выбирать, где ему остановиться и когда ему питаться.

Следуя их советам я постарался взять верх над Шершенхом — это имя было выбито на металлической пластинке, закрепленной на седле. Сам я назвал зверя Змеем, по аналогии со Змеем Горынычем. После непродолжительной борьбы 'конь' сдался, однако еще часто выкидывал фортели в самых разных ситуациях.

Теперь, после многочисленных схваток, охот и особенно после путешествия в мертвый город, когда шагунг не бросил меня, как 'кони' других наездниц, Сашка был полностью уверен в своем скакуне.

Я опять достал флягу, прошло уже два часа после привала, и можно было снова смочить пересохший рот. Убрав фляжку, я почесал Змею место на шее, где мелкая змеиная чешуя переходила в мех — шагунг любил это и от удовольствия встопорщил чешуйки — и опять задумался.

После того как меня начали специально учить языку — старейшины поручили это Шухур — мне стало гораздо легче общаться с окружающими. Теперь я мог засыпать их вопросами, не опасаясь, что его не так поймут, или он не поймет, о чем речь. Хотя иногда даже знание языка не помогало. После боя, когда я с помощью винтовки из фантастических фильмов разгромил целый полк обученных воинов, я с извинениями попытался вернуть оружие на священный столб. Но мне не дали это сделать, с грехом пополам старейшины растолковали, что это теперь мое оружие.

Ни старики, ни другие воины, ни один человек из племени больше не прикоснулся к винтовке. Я назвал её лучевая или лазерная винтовка, не понимая принципов её работы, только по виду того, чем она поражала — белый тонкий луч. За пару вечеров я разобрался с тем, как ей пользоваться — ничего сложного не было, похоже, везде оружие делают в расчете на то, чтобы даже самый тупой военный мог с ним разобраться. Конечно, мне повезло, что удар разведчика армии Шхамара пришелся по нужному месту — отключил предохранитель, и винтовка встала на боевой взвод. С остальным было уже проще.

Я так и не понял, почему больше никто не захотел научиться пользоваться этим оружием. Я предлагал научить всех, но даже Шерг не прикоснулся к механизму, может, действовал запрет на предметы со священного столба, но ведь при перевозке её все равно бы снимали и куда-то паковали, скорее всего, кочевники просто боялись непонятной штуки. Как бы то ни было, я остался единоличным пользователем этого оружия. И, конечно, меня просто жгла мысль о том, где азалы взяли это чудо. На все мои расспросы говорить они или отказывались, мотивируя тем, что надо долго рассказывать, или начинали длинную сказку о разрушенном колдовском доме, в который можно приходить только ночью.

Теперь, когда я стал полноправным членом племени, начались и некоторые проблемы с той стороны, откуда я никак не ожидал: старейшины решили обязательно оженить меня. Я понимал их, такого ценного воина надо обязательно привязать к племени покрепче, а что может держать крепче, чем родные дети? Но я ни в какую не хотел лезть в эту западню. Хотя боль от потери Элен со временем притихла и уже не так резала сердце, но я не забыл её и запретил себе думать о ней как о мертвой.

В свете всего случившегося до этого, поездка в оазис была делом рискованным, но все в племени, уже, похоже, привыкли к моей удачливости — если в поездку в заброшенный город, я так и не смог отбиться от навязанных сопровождающих, то теперь, старейшины лишь формально предложили мне взять двух воинов, но после отказа, разговор об этом больше не поднимали.

Первый раз в оазис я попал сразу после того, как племя откочевало к новому колодцу. Я тогда очень переживал, что азалы уходят с этого места — мне иррационально казалось, что найти пропавшую Елен, я смогу только здесь, где сам выполз из моря. В племени уже все знали про то, что я ищу черноволосую маленькую девушку — поняли из моих расспросов. После моего рассказа о путешествии по океану и том, как я потерял Элен, все сходились во мнении, что она погибла именно там — в море. И Шерг, и Шухур в один голос говорили мне, что никаких других следов возле лодки не было. Но я, всегда трезвомыслящий, в данном случае отбрасывал всю логику и истово верил в чудо. Я не допускал и мысли о гибели любимой — тогда жить просто незачем.

Однако, появление нового человека в ближайших племенах, не прошло бы незаметно — аборигены воевали только за воду, при обычных встречах в пустыне, все были абсолютно доброжелательны и общительны — все угощали друг друга напитком и степенно пересказывали все новости. Поэтому во всех трех ближайших общинах, хорошо знали и про меня, и про лодку на берегу, но никто не слышал о маленькой черноволосой девушке. Так что все решили, что если она и появилась, то только в городе в Оазисе. По их рассказам, там среди многочисленных приезжих, легко могла потеряться сотня таких девушек.

Поэтому, я легко согласился, когда старейшины предложили мне съездить в оазис, в качестве охранника торговой миссии племени. Вторым охранником стала Гужир — девушка-воин, близкая подруга Шухур, а сама 'миссия' состояла из четырех человек: один из старейшин с непроизносимым именем Ухгр и трое погонщиков-грузчиков. На продажу везли дары пустыни — так ценящиеся в этом пекущемся мире шкуры шужуров, те самые, что так удивили меня при первой встрече с кочевниками. Теперь я и сам был одет в такую же — как оказалось золотистый мех шужуров, не только красив, он реально спасал от жары. Незаконченное университетское образование позволило мне понять, что этот мех является идеальным природным теплообменником. Шкура передает тепло только в одну сторону, отводит его от тела, в обратную сторону она становится теплоизолятором.

В прошлый раз путешествие по пустыне было для меня внове и прошло быстро. Желающих поживиться чужим добром в тот раз нам не встретилось, так что весь день Гужир ехала рядом со мной, рассказывала и показывала, как выжить при путешествии в этих горячих песках. Я многое узнал за те два дня, а ночью произошло еще одно событие, которого он никак не ожидал.

На ночлег остановились у одинокой, торчащей из барханов, такой же белой, как и песок, скалы. По словам компаньонов, бывают времена, когда внизу под скалой начинает пробиваться ручеек, и тогда вокруг собирается множество обитателей пустыни. Я и сам убедился в этом, когда отошел оправиться и наткнулся на кучи торчавших из песка, выбеленных солнцем, костей.

Как только дневной зной сменился относительной прохладой вечера, я сразу расстелил потертую циновку рядом с уже дремавшим драконом и улегся спать. Еще перед ужином они с Гужир договорились, что первую половину ночи будет дежурить она, а вторую я.

Я всегда отличался отличным здоровым сном и тут тоже не изменил себе — через несколько минут он уже спал. Проснулся я от того, что кто-то гладил меня по лицу — я замер, со сна мне показалось, что это та, о которой я так и не смог забыть. Боясь спугнуть, я затаил дыхание и не открывал глаз, чувствуя, как девичий пальчик рисует узоры у меня на лице. Наконец я решился и открыл глаза — но нет, чуда не произошло, даже при слабом свете звезд я узнал очертания головы Гужир.

— Что ты делаешь? — прошептал я.

В ответ лежавшая рядом девушка запустила руку мне под меховой жилет и прижалась лицом к лицу. Я мгновенно почувствовал, как жар первобытного инстинкта заливает тело, повернулся к Гужир и крепко обнял её. Она ждала этого, сначала прильнула ко мне, потом отодвинулась и начала быстро раздеваться. 'Черт, как все здесь просто', — мелькнуло у меня в голове, а руки в это время уже стаскивали жилет прямо через голову.

После жарких объятий и любовного акта, во время которого мы не сказали и пары слов, оба расслабились. Я повернул голову к девушке, лежавшей на моей руке, и хотел спросить её о причинах столь необычного поступка, но та, видимо, предчувствуя тему, закрыла мне рот ладошкой. Через минуту она поднялась и растворилась в темноте.

Наутро, Гужир ни словом не обмолвилась о ночном происшествии, и я тоже решил молчать. Однако, как я понял наш секс не остался тайной для погонщиков и Ухгра, утром у костра они весело поглядывали на нас и перекидывались скабрезными шуточками.

Когда я только попал в племя азалов, по внешним признакам они показались мне очень похожими на жителей земных пустынь арабского востока: беспрекословное подчинение старшим; подчиненное положение женщин в доме и еще много мелких деталей, подчеркивавших сходство. Но, почти с самого начала я увидел и расхождение: женщины были воинами наравне с мужчинами; вольное поведение девушек на вечерних посиделках, когда они, выпив местной слабенькой бражки завлекательно танцевали среди мужчин; и вот теперь это — секс без всяких обязательств, просто потому что захотелось. При этом никто не высказал не то, что недовольства, но даже удивления.

Впрочем, мне такая простота нравов понравилась, а раз никаких поползновений на мою свободу не было, я просто принял это — у всех в этом мире разная мораль. Днем, когда мы опять ехали рядом, я все-таки попытался заговорить на эту тему, но Гужир так удивленно-невинно глянула на меня, что все слова застряли в горле. А, может, ничего и не было — пошутил я про себя — просто эротический сон.

В конце второго дня стали попадаться люди — такие же кочевники, как и наша компания. Все ехали в город, ехавших в обратную сторону не было. Когда я спросил об этом у Гужир, та объяснила, что обратно в пустыню, все стараются выезжать рано утром, когда ночь немного остудила пески.

Уже на закате, когда злое солнце уползало в пески, я, наконец, он увидел то, что в этом мире казалось почти миражом — ровной зеленой стеной стояли деревья, а из-за них выглядывали белые шпили зданий. Я невольно пришпорил шагунга, но Ухгр заметивший мое движение, грозно взглянул на меня, и показал рукой на место рядом с собой. Я придержал 'коня' и послушно поехал рядом, с другой стороны, ехала Гужир. Все кочевники сделали равнодушное лицо, словно то, что они сейчас увидят, их нисколько не интересует.

Улыбаясь про себя, я тоже одел маску все повидавшего человека, и, наконец, мы влились в толпу желающих войти в город. Большинство были кочевники, так же, как и азалы, с лицами пресыщенных жизнью людей, они степенно двигались к открытым большим воротам, перегораживавшим проход между деревьев. Я опять удивился, никаких стен не было — зачем тогда ворота? Их никто не охранял, никто не брал плату за въезд в город, в общем, чистая символика.

Проехав ворота, мы сразу оказались в раю — так это воспринял я — вокруг среди темно-зеленых, длиннолистных густых деревьев поднимались белые, украшенные резьбой, каменные дома. Нарядные, в разноцветных тканях, а не только в шкурах как жители пустыни, шагали по мощенным тротуарам жители города, густо разбавленные приезжими. Проезжая, на углу одной из улиц, я даже заметил, одетых в черное, старых знакомцев — воинов Черного Шхамара. Но самое главное — город встретил нас долгожданной прохладой, легкий влажный ветерок гулявший под деревьями — меня так и тянуло назвать их пальмами — был наполнен резким мятным запахом местных растений. А еще через пару улиц, перед нами открылось главное богатство оазиса — почти идеально круглое, отливающее красным закатным отсветом, озеро.

— На его дне вода такая холодная, что человек может умереть, — постарался удивить меня один из погонщиков. Но человека, выросшего там, где вода и вовсе большую часть года пребывает льдом — холодные ключи на дне озера совсем не впечатлили.

В тот раз мы ненадолго задержались в городе, на следующий же день с утра Ухгр сходил куда-то и через час все их добро перекочевало на ручные тележки пятерых веселых парней, а к себе под навес, кочевники сложили уже упакованные заказанные ранее товары, после этого азалы оказались свободны. Все они, уже не в первый раз были в городе, поэтому большого интереса не испытывали и мое приглашение побродить, поглазеть на местные достопримечательности просто проигнорировали. Кочевники решили лучше отдохнуть перед дорогой, выезжать придется самым ранним утром. Меня такой расклад не устраивал — мне, горожанину, до одури надоел однообразный быт племени азалов, город манил меня — и я пошел на экскурсию один.

Останавливать меня никто не стал — взрослый кочевник сам должен решать, что ему делать — лишь посоветовали не лезть к озеру, это было, пожалуй, единственным запретом в городе. Местные берегли свое главное богатство и, даже просто за выброшенный мусор на берегу, наказание было суровым: или тюрьма, или огромный штраф. Выслушав это, я усмехнулся, — и здесь борьба за экологию, пообещал ничего не натворить и отправился в путь.

Почему-то я ожидал, что город будет похож на тот, который видел в детстве, в киносказке про Али-бабу, но это оказалось не так. Город — местные называли его Шариз, а в произношении кочевников звучало Шариш — был похож на все южные городки сразу. Шагая, я замечал что-то похожее то на латиноамериканскую фазенду; то на плантаторский домик Южной Африки; то на узкие улочки портового города где-нибудь в южной Европе. Белые дома в окружении зеленой листвы 'пальм' и вьющихся по стенам ползучих растений, выглядели фантастически. Во всяком для человека, уже пару месяцев, видевшего только несколько шатров и бескрайние барханы за ними.

Постоялый двор, где мы остановились, был довольно далеко от озера, а я, во чтобы то ни стало, хотел подойти и посмотреть на это чудо. Поэтому, я шел и шел в указанном Гужир направлении, жалея, что по городу запрещено разъезжать на драконах. Наконец, дома расступились, и я вышел на берег. Быстро миновав редкую рощицу мятных деревьев, подошел к кромке берега. Оглянулся — никого нет — наклонился и опустил руки в воду. Зачерпнул полные ладони и помыл лицо, провел языком по губам — да, вода пресная, не удержался, опять зачерпнул и отпил. Как только заходил разговор про озеро в оазисе, каждый считал своим долгом объяснить ему, что воду его можно пить, не кипятя и не отстаивая, как мутную воду из колодца. Для кочевников, родившихся и всю жизнь живущих при дефиците живительной влаги, в этом и состояло главное чудо озера. Вода, показалась очень вкусной, но я скептически отметил для себя, что после того, что я пил в пустыне, любая вода, даже из-под крана в квартире, показалась бы родниковой.

Однако, было еще что-то, что я почувствовал на берегу этого озера — какое-то предчувствие теребило мне нервы. 'Что это со мной? — удивился я. — Мистика какая-то'. Жизнь здесь, да и в Городе, из которого я попал сюда, была простой и легкообъяснимой, если, конечно, откинуть проблему самого существования этих миров, то это была обычная жизнь, только в необычных условиях. Но вот сейчас, глядя на играющую бликами воду, я испытывал нечто похожее на то, что он испытал, заглядывая в огненную пещеру в стене над Городом. Меня как будто тянуло туда, под воду. 'Ну его к черту! — встряхнулся он. — Думать об этом, еще шизофреником станешь'. Я еще постоял, понежился в свежем прохладном ветерке, налетающем с воды, потом решительно повернулся — надо идти — и отправился в обратный путь.

По дороге я решил перекусить — время обеда уже прошло и под ложечкой ощутимо сосало — поэтому увидев над открытыми дверями вывеску с нарисованными от руки яствами местной кухни, я завернул туда. Заведение было небольшим, всего несколько столов — здесь в Оазисе мне впервые в этом мире встретилась привычная мебель — столы, стулья и кровати, у кочевников все это заменяла циновка. Я прошел к столу у стены, где уже сидел мужчина явно из местных, чисто выбритый подбородок и городская одежда сразу отличали его от других посетителей, все остальные столики занимали приезжие.

Я вопросительно показал на свободный стул, мужчина также без слов махнул рукой — садись! Я плюхнулся на твердый табурет и поискал глазами официанта. Тот не заставил себя ждать — это оказалась девчушка лет четырнадцати — она появилась из проема, завешенного куском ткани, с двумя глиняными тарелками в руках. Поставив их на стол передо мной, она убежала опять и через минуту принесла еще кружку с горячим чуфом — основным местным напитком.

Я выложил на стол мелкий камень — как это не было странно, в этом мире, как и в городе эти камни были эквивалентом денег и даже ценились больше, чем местная валюта — жемчуг. Девчушка бросила на меня удивленный взгляд, но смахнула камень к себе в руку и быстро убежала за полог. Там послышались возбужденные голоса и из-за ширмы выглянуло мужское лицо. Глянув на меня и заметив, что я тоже смотрю на него, мужчина исчез. Через минуту девушка принесла сдачу — несколько мелких желтоватых жемчужин. Я оторвался от еды сгреб жемчужины и высыпал в свой мешочек. Сосед, до этого молча наблюдавший за всеми манипуляциями, вдруг произнес ни к кому не обращаясь:

— Камни у кочевника — интересные новости...

Реплика как бы не была адресована мне, и я молча продолжил есть. Тогда мужчина высказался еще, опять же в воздух, словно разговаривая сам с собой:

— Камни дорогая вещь и проедать их это глупость.

Хотя мужчина говорил это даже не смотря на меня, я разозлился — никто не может указывать мне, как тратить свои деньги. Поэтому я поднял голову, прекратил на минуту есть и, глядя прямо на незнакомца, повторил фразу про деньги вслух.

— Да, да, конечно, это ваше дело, — сразу согласился незнакомец и перевел блестящие, навыкате, глаза на меня. — Я, просто удивлен. Никогда не видел, чтобы жители пустыни расплачивались камнями, тем более в трактире.

Я неопределенно хмыкнул в ответ и продолжал есть. Мужчина еще минуту помолчал, все так же заинтересованно глядя на меня, но поняв, что я больше ничего не скажу, заговорил сам.

— А не хотели бы вы вложить свои деньги в выгодное дело? Легко можно увеличить свой капитал. Я могу помочь с этим, как раз занимаюсь такими делами.

— Нет, не интересуюсь, — коротко ответил я. 'Миры разные, а деляги, желающие распорядиться чужим капиталом, одинаковые — что на Земле, что в Городе, что здесь'. Единственное место, где к моим деньгам относились равнодушно, это была деревня азалов. После того, как ожил, я нашел в своем рюкзаке мешочек с камнями и хотел отблагодарить ими Шерга и Шухур за свое спасение, но те отказались.

Однако холодный тон ответа не смутил горожанина, и он опять заговорил.

— Что ж, не хотите, это ваше право, но тогда может купите что-нибудь? Моя лавка через дорогу и у меня вы можете купить самые лучшие товары в Оазисе.

Почему бы и нет? — подумал я, все равно собирался купить какие-нибудь подарки своим спасителям, а теперь еще и нечаянной подруге Гужир.

— Хорошо, сейчас поем и подойду.

— Я подожду вас, — заулыбался довольный сосед. — Меня зовут Гракс, моя лавка известное место в городе, может слышали? Только у меня можно купить настоящие вещи из мертвых городов.

— Шаша, — представился я, коверкая свое имя на азальский манер, пусть думают, что я обычный кочевник. Но информация торговца о мертвых городах меня очень заинтересовала, я сразу вспомнил о лазерной винтовке, по рассказам азалов, её тоже нашли в заброшенном городе.

Лавка Гракса, действительно, оказалась совсем рядом, пару десятков шагов. Над открытой дверью был нарисован кривой кинжал, наполовину вытащенный из ножен. Заметив мой взгляд, хозяин пояснил:

— Все жители пустыни любят оружие, поэтому оно основной товар.

Я кивнул, соглашаясь — действительно, в племени азалов, любой ребенок едва успев начать ходить, уже старался подвесить себе на пояс нож. Гракс откинул полог, прикрывавший вход, и мы оказались сразу в торговом зале. Я замер.

Рисунок над входом был актуален, все стены за длинным прилавком были завешены холодным оружием, клинки самых разнообразных размеров и форм холодно поблескивали в рассеянном свете, лившимся через цветное стекло потолочного окна. Любой кочевник испытал бы восторг глядя на это царство убийственных орудий, но я замер совсем не из-за этого. На стене слева от входа, висело такое, от чего впору было протереть глаза — на кованном черном крюке висела деревянная потертая кобура из которой торчала округлая рукоять Маузера.

— Охренеть! — не удержался я. Потряс головой, но видение не исчезло — огромный пистолет времен гражданской войны из моего мира спокойно висел в окружении оружия этого мира. 'Прямо, как в 'Белом солнце пустыни', Маузер есть, жара и песок тоже, я как Сухов, только Петьки и Гюльчатай не хватает'.

Но тут я разглядел то, от чего его глаза стали еще больше — на полу, прямо под Маузером, стояли и лежали вещи, совершенно неуместные в этом средневековом мире. Хотя приборы и механизмы были тщательно очищены и поблескивали протертыми деталями, но сразу было видно, что они не один год провели под ударами песчаных бурь.

— Ну, вот! Я же говорил, что у меня лучшие вещи из мертвых городов, — Гракс был доволен произведенным эффектом, он легонько подтолкнул меня к сборищу артефактов. — Смотри воин Шаша, выбирай. Любая вещь будет достойна возложения к вашему дереву предков. И обязательно принесет богатство и благополучие в ваше племя.

Я ничего не ответил — мне было не до выбора амулета на шаманское дерево — вид этих непонятных в большинстве случаев аппаратов, окончательно укрепил меня во мнении, что в этом мире есть где-то и развитые технологические цивилизации, обогнавшие в своем развитии даже Землю. Хотя я и не верил, что находится на другой планете, но и Землей все окружающее его мозг считать отказывался. Я подошел ближе и присел перед продолговатым округлым экраном — его явно выдрали откуда-то, сзади на панели торчал обрывок тонкого провода.

— Прекрасный выбор! — одобрил продавец. — Это волшебное зеркало привлечет удачу его хозяину на всю жизнь. Потому что оно вечное — не бьется и не ломается.

Я оторвался от созерцания вещей из будущего и повернулся к Граксу.

— Я пока не стану покупать священных вещей, надо обдумать, дело серьезное, — я сделал озабоченное лицо, показывающее всю серьезность его отношения к этому выбору. — Но я хочу посмотреть вон ту вещь.

Я показал на Маузер. У меня сохранился Макаров из города. Но патронов к нему было совсем мало, а я уже давно понял, что в этом мире без оружия делать нечего, и чем оно мощней, тем лучше. У меня, конечно, есть лазерная винтовка — соратница вещей, разложенных на полу, но кто знает, когда у неё кончится заряд батареи. Тогда её можно снова повесить на священное дерево, больше ей применения не найти.

Хозяин скривился — похоже, мой выбор его разочаровал — но тут же исправился, заулыбался и сняв оружие с крюка, протянул его мне. Я подхватил и сразу вытащил пистолет из массивной деревянной кобуры. Тяжелая штука, — подумал я, взвешивая огромный пистолет в руке, — килограмма два будет. Зато как солидно!

Я впервые держал в руках Маузер и не знал, как проверить, заряжен ли он. Однако покрутив пистолет в руках, он уже не мог расстаться с ним. Киношное оружие понравилось мне даже больше, чем моя лазерная винтовка. 'Черт с ним, потом разберусь. Если что — повешу его на дерево предков, будет моим подношением'.

— Я возьму это.

— Дорогая штука! — мгновенно сориентировался хозяин. — Но для дорогого гостя из пустыни, я сбавлю цену.

— Я возьму, говори цену, — я не очень переживал за возможную дороговизну Маузера, потому что уже знал, что камни, оставшиеся у меня еще с Города, здесь стоят еще дороже чем там и я являюсь владельцем неплохого капитала. Я подал Граксу один из небольших камней и тот сразу убежал с ним в соседнюю комнату.

— Сейчас будет сдача.

Когда он вернулся, то вместо сдачи вдруг выложил на прилавок еще одно оружие — из широких изогнутых ножен торчала красивая резная рукоятка.

— Посмотри, воин Шаша, это прекрасный нож, он тоже из-за моря, здесь таких не делают. А на твой камень, как раз можно взять и ту штуку, и этот нож.

Я взял предложенную вещь с прилавка и достал клинок.

— Ух, ты, черт! — вырвалось у меня. — Ничего себе!

Изогнутое, широкое у рукоятки и сужающееся к острию, лезвие было абсолютно черным. Хотя сам кинжал по форме не отличался от азальских, но в племени я никогда не видел нож из подобного металла.

Гракс сразу заулыбался, видимо, по тону восклицания он понял, что я заинтересовался и вряд ли откажусь от покупки.

— Беру и это!

Я тут же приладил на ремень вновь приобретенное оружие и заторопился, надо уходить, а то, пожалуй, азалы меня уже потеряли.

— Слушай, хозяин, у меня вопрос к тебе, — я показал на приборы и вещи, сложенные у стены. — Где ты все это берешь?

— Я же сказал, это из мертвых городов.

— Это я понял, вопрос в другом — ты ведь не сам ездишь за ними?

Гракс утвердительно кивнул.

— Можешь познакомить меня с людьми, которые приносят тебе это?

Лицо торговца тотчас стало отчужденным.

— Они не будут с тобой торговать.

Я засмеялся:

— Я похож на торговца?

Гракс секунду подумал и признал:

— Нет, человек расплачивающийся камнями за еду, никогда не станет купцом.

— Ну, вот видишь! Я просто тоже хочу посмотреть на эти города. Сгораю от любопытства.

— Разве азалы не знают где находятся Араим или Маиз?

Я никогда не слышал подобных названий. При расспросах о происхождении фантастической винтовки, азалы упоминали мертвый город, но только один и назывался он точно не Араим, и не Маиз.

Собеседник опять задумался, молчал он в этот раз дольше, но положительного ответа так и не дал, хотя и не отказал.

— Я могу поговорить с этими людьми, и пусть они сами решают. Но сейчас их нет в городе, появятся через несколько дней.

— Хорошо, хозяин, в следующий приезд я обязательно зайду к тебе.

— Я буду ждать, — заулыбался Гракс, наверное, рассчитывал на новые покупки богатого гостя.

Свой главный вопрос — о Элен — я задавать даже не стал. Находясь в племени, среди ограниченного числа людей, мне казалось, что поиски простое дело — пройду по людным местам, поспрашиваю — кто-нибудь да видел. Но уже здесь, в городе, увидев количество народа я понял, что подобный метод поиска ничего не даст.

Перед самым уходом я купил, по совету хозяина, три браслета с затейливым местным орнаментом на металле — подарки Шергу, Шухур и Гужир.

Возвращаясь на постоялый двор после путешествия к озеру, я уже не был таким внимательным как с утра. Голову занимали мысли о заброшенных городах — похоже, этот мир раньше был намного развитей в технологическом плане. 'И я не первый в этом мире, — думал я, разглядывая Маузер. — Кто-то из нашей реальности бывал здесь и раньше'. Я даже на некоторое время забыл про поиски Элен, но одно событие снова напомнило об этом. Сначала я шел прежней дорогой, той, что пришел сюда, потом, прикинув, я понял, что можно срезать если пройти через узкий переулок, зажатый между двумя высокими заборами, а не идти по улице до следующего перекрестка.

Немного посомневавшись, я решился и направился в проход. Все получилось так как просчитал, я попал именно на ту улицу, которую хотел, но быстрей идти не удалось — улица оказалась торговой, почти настоящий базар. По обоим сторонам жались друг к другу многочисленные лавки, а на остальном пространстве народ едва пробирался между временных прилавков и лотков. Продавцы громкими криками расхваливали свой товар, зазывая покупателей — на минуту мне показалось, что я вернулся домой, настолько местная барахолка была похожа на земную. Товары тоже были привычны — одежда, обувь, домашняя утварь и, конечно же, различные продукты — от фруктов до мяса.

Я был сыт и отрицательно мотал головой на предложения торговцев готовой едой перекусить прямо тут, на улице. Вдруг я заметил, впереди среди толпы мелькнула черноволосая головка — по сердцу резануло узнавание. Не раздумывая, я рванулся вперед, но толпа была настолько плотной, что я сразу завяз в ней. Заглядывая через головы, я расталкивал недовольно высказывавшихся людей и рвался вперед. Чем больше я глядел, на появлявшуюся и исчезавшую фигурку, тем больше она казалась мне знакомой. Сердце сжалось — неужели нашел? Я торопился, на ходу извинялся и уже почти приблизился к девушке, но тут в руку ему вцепилась настырная торговка, предлагавшая свой товар.

Я едва не заматерился, вырываясь из цепких рук. Освободившись, я рванулся дальше, но девушка исчезла. Я подобрался к прилавку, где она только что стояла и растерянно оглядывался вокруг. 'Наваждение. Только на секунду отвлекся. Она не могла быстро уйти через такую толпу'. Но напрасно я крутил головой — черноволосой головки нигде не видно. Торговец, на мой вопрос только развел руками, как хочешь, так и понимай.

Возбужденный происшедшим, я потерял интерес к окружающему и постарался как можно быстрей пройти базар. На ходу я продолжал крутить головой в надежде увидеть девушку так похожую на Элен, но все было бесполезно.

Пока дошел до места, где мы остановились, я понял, что ошибся — не могла Элен просто так бродить по рынку — удар хлыста ангела превратил её в серую, а серые даже в период спокойствия не могли вести самостоятельную жизнь, за ними необходим был присмотр. 'Слишком я хочу её видеть, — решил я. — Вот и мерещится'. Однако, это не успокаивало и к своим я вернулся расстроенным.

После того путешествия я стал считать себя бывалым пустынником и рвался обследовать новые места. Однако, сами азалы были не столь любознательны, казалось, что кроме быта их ничего не интересует, все разговоры о поездке в один из мертвых городов, мягко переводились на другое. Всегда оказывалось, что есть дела и поважнее. Единственное, на что кочевники соглашались без оговорок, это на охоту на шужуров — охоту они любили и при одном упоминании об этом, глаза у них сразу загорались. После того раза я до сих пор так и не смог выбраться в Оазис. Сегодняшняя моя поездка, официально для племени, имела другую цель, но посещение торговца Гракса, было запланировано одним из первых.

Кроме этого, у меня появилась новая проблема, родившаяся из совсем невинного желания сделать подарки Шухур и Гужир. Я еще не все знал о правилах жизни племени, мне никогда не приходило в голову, что любой, даже самый скромный подарок девушке племени, означал для неё, что вы считаете её своей избранницей. Первая тревожная мысль мелькнула у меня, когда я вечером перед отъездом вручил браслетик Гужир. Та удивленно посмотрела на него и вдруг густо покраснела, потом повела себя еще непонятнее — взяла подарок и буркнув благодарность, выбежала из комнаты. Всю обратную дорогу она кидала на меня многозначительные взгляды, а во время ночевки опять пришла. Секс в этот раз был особенно бурным. Уходя, Гужир, долго прощалась и называла меня своим. После первой нашей ночи, она ушла, не сказав даже слова, поэтому такое поведение в этот раз еще больше насторожило меня.

Приехав в деревню, я совершил еще одну такую же ошибку — подарил второй браслет Шухур. Тут произошло почти тоже самое, что и при вручении подарка Гужир, единственное отличие было в том, что Шухур хоть и смутилась, но не убежала, а сразу одела безделушку на руку и кинула на меня такой ласковый взгляд, что мне стало нехорошо. Когда сели обедать, Шухур не позволила мне самому наложить себе отварного мяса, едва я пытался протянуть руку к какой-нибудь снеди, как девушка тут же подставляла блюдо. Даже Шерг заметил такое поведение сестры и сначала удивленно поглядывал на нее, но потом, привык и перестал обращать внимание. Он был настоящим азальским мужчиной, воином и охотником, а быт и чувства считал уделом женщин. Подарок он принял на ходу и, как показалось мне, тут же забыл о нем. Каким-то образом сам Шерг избежал сетей, что забрасывали на него девушки племени.

Я был уже не рад, что подарил эти браслеты. 'Взял бы один Маузер, от него никаких проблем, одна польза'. Это, действительно, было так — пистолет оказался заряжен, в конце концов я разобрался с нехитрой механикой немецкого оружия и проверил его состояние. В несъемном магазине оказалось девять патронов, судя по тому, что пружина еще сжималась, должен был быть еще один, десятый. Куда и где он был истрачен, можно было только гадать, так же, как и о том, откуда оружие появилось в этом пустынном мире.

То, что все миры как-то соединены друг с другом, теперь уже сомнений не вызывало. Почему я, прожив на свете уже больше двух десятков лет, даже не догадывался о существовании рядом такой реальности, которая была фантастичней любой сказки — на это у него ответа не было. Я много раз задумывался о том, что раз есть параллельные миры, значит должны быть и люди, которые об этом знают. Огромное количество людей и предметов из привычного земного мира, находящиеся в Городе и здесь в пустыне, ясно говорили об этом. Однако, все это так и оставалось предположением. Надо было изучать этот мир дальше, чтобы найти выход к Земле, к своей настоящей привычной реальности. И загадочные мертвые города, были пока главной надеждой.

Надо было каким-то образом обязательно побывать там, и я начал уговаривать соплеменников сопроводить меня в один из городов. Однако, все отнекивались, не вдаваясь в объяснение причин. И помогло мне как то, что две девушки племени, почему-то стали считать меня своим женихом. После приезда в деревню я, хоть и не сразу, но понял, что он рассорил двух подруг. Гужир перестала появляться в нашем шатре, а на вечерних посиделках она и Шахур, демонстративно расходились по разным группкам. Зато и та и другая оказывали мне знаки внимания: Шахур теперь всегда старалась отдать мне лучший кусок и стала брать мои вещи, чтобы постирать; у Гужир таких возможностей не было, и она наверстывала это на вечерних посиделках — держала для меня место на циновке, и сама наливала хмельную брагу в металлический стаканчик.

Однако о чувствах напрямую девушки никогда не говорили, в племени это было не принято. Однажды вечером, я, сидя рядом с Гужир, и отхлебывая из стаканчика кислое пойло, вновь завел разговор о путешествии к заброшенному городу. Раньше девушка всегда старалась уйти от этой темы — она и сейчас постаралась перевести разговор на другое — но вмешалась Шухур, словно случайно крутившаяся рядом.

— Я могу отвести тебя к городу.

Гужир вскинула на бывшую подругу злые глаза и тоже вдруг заявила:

— Я отведу!

Так случайно у меня появилась возможность побывать там, где я ожидал найти какие-то ответы на свои вопросы, и появился даже выбор с кем идти в пустыню.

Это было тоже не легко, мне не хотелось обижать ни ту, ни другую. Немного помучившись, я выбрал все-таки Шухур, она хоть и была в ранге воинов-охотников статусом ниже, чем Гужир, но я знал её лучше и, кроме того, считал себя её должником.

Поэтому, следующим вечером, как только солнце спряталось, и дневная жара начала спадать, мы выехали из лагеря. Однако не успели наши шагунги по-настоящему разогнаться, как сзади показался всадник. Шахур остановилась, вгляделась в наездника и лицо её скривилось.

— Гужир, — коротко прокомментировала она.

Девушка вскоре настигла нас, притормозила разогнавшегося дракона и как ни в чем ни бывало поехала рядом. Я в этот раз был только рад, бесившему меня раньше, немногословию кочевников. Сделав вид, что ничего не случилось, я тоже молчал, и лишь улыбался, переводя взгляд с одной девушки на другую.

Путешествие получилось весьма своеобразным, девушки, хотя и делали вид, что не замечают друг друга, на самом деле ревниво следили одна за другой. Стоило только одной предложить мне флягу с водой, как другая уже протягивала свою. Но на подъезде к городу все изменилось — девушки забыли о своем соперничестве и постоянно обговаривали, как лучше действовать в развалинах. Словно, забыв о своем желании понравиться, они теперь покрикивали на меня, снова считая неразумным младенцем, случайно попавшем в пустыню. По их разговорам выходило, что путешествие в мертвый город, дело опасное. Недаром, никто не хотел идти.

Слушая непонятные фразы про стражей города, я не выдержал и остановил девушек. Я спрыгнул с 'коня' и решительно сообщил подругам, удивленно глядевшим на меня.

— Все, дальше не поедем, пока вы не расскажите мне, что происходит в этих развалинах.

Девушки тоже спешились, но сначала мялись, не начиная рассказывать. Наконец, Гужир пробормотала:

— Об этом нельзя говорить, это табу. Если начать говорить про духов, то можно вызвать их.

'Час от часу не легче, — подумал я. — Теперь еще и потусторонние силы'

— Рассказывайте! — приказал я и постучал по винтовке, висевшей в кобуре у седла Змея Горыныча. — Мое оружие действует и против духов.

Я не верил в мистическое происхождение каких-то стражей. После того как я попал в Город он насмотрелся на такие необыкновенные вещи, что хватило бы на десять мистических триллеров, но ни в одном случае, там даже не пахло потусторонним, все было до ужаса реально. Так что, говоря о том, что лазерная винтовка действует и против духов, я нисколько ни кривил душой, предполагая, что в действительности стражи-духи вполне материальны. А в свою винтовку я теперь верил безгранично, даже считал, что будь она у него в Городе, он бы мог посоперничать и с Ангелом, и с Охотником.

Девушки переглянулись и Гужир, наконец, заговорила.

— Мертвый город — это плохое место и зря ты рвешься туда. Мы даже не называем его никак, чтобы не призвать духов оттуда.

Она не обратила внимания на саркастическую улыбку, появившуюся на моем лице и, вполне серьезно, продолжила:

— В развалинах полно всяких вещей, но они не принадлежат людям, ни азалы, ни горожане из Оазиса, никогда не смогли бы сделать такое — все это сделали колдуны из-за моря. Хотя город давно мертв и почти засыпан песком, стражи его не дремлют, поэтому умереть там очень легко.

— Ты расскажи мне конкретно, что это за стражи и как они могут нам помешать?

Гужир взглянула на Шухур, словно спрашивая у неё разрешения, та в ответ кивнула, и девушка заговорила:

— У стражей нет тела, их не видно и не слышно, но они видят все в городе и, если их рассердить, могут просто убить человека.

— Подожди, подожди, — перебил я. — Это все вы знаете из рассказов или сами видели? И если могут убить, то каким способом?

— Я видела! — вмешалась Шухур.

Я вскинул на девушку удивленные глаза.

— Рассказывай!

— Это было в мой первый поход сюда, два года назад. Тогда стала кончаться вода во всех наших колодцах и шужуры куда-то исчезли. Гужир помнит, племя уже голодать начало.

Та кивнула, подтверждая слова подруги-соперницы.

— Старики решили, что надо срочно сделать дорогое подношение дереву предков и отправили отряд сюда, в город. Нас было шесть, а вернулось только трое.

Гужир опять кивнула, на лицах девушек появилось горестное выражение — похоже, дела у племени тогда, действительно, были совсем плохи.

— Мы были очень осторожны. Первыми шли мой отец и Шолог — они всю жизнь были охотниками и воинами и не раз уже бывали в городе. Удача всегда была на их стороне — они приносили много вещей. Но в этот раз нам нужно было, что-нибудь очень ценное, чтобы как следует задобрить богов, и отец решил, что надо забраться внутрь самого большого дома, а не собирать то, что найдем в песке на улице.

Мы прошли весь город и нашли самую высокую башню. Ты увидишь, она издалека видна. Она была не так разрушена, как остальные и прямо над песком были открытые двери, похоже, духи тогда заманивали нас.

Мы остались на страже, надо было следить, чтобы городские гарезы не смогли подобраться незаметно и не перехватили нашу добычу. У них ведь нет чести.

'Это еще кто такие?' — подумал я, но перебивать девушку не стал, пусть расскажет до конца.

— Отец и Шолог ушли внутрь, потом Шолог вернулся и позвал еще одного — Шараха. Он был самый сильный, надо было что-то нести. Они долго не возвращались, потом внутри что-то забухало и противно зазвенело. Мы уже хотели идти внутрь, на помощь, но тут они показались в дверях и начали выбрасывать вещи.

— Забирайте и уезжайте, кричал отец, мы догоним. Я не хотела уезжать, но нельзя ослушаться отца. Мы хотели подъехать поближе, но шагунги уперлись и ни двигались с места, они почувствовали демонов. Мы носили вещи к зверям, и быстро паковали, раз отец сказал уезжать, значит так надо, он был опытным воином и не стал бы гнать нас просто так.

Когда мы уже стали отъезжать, вдруг в дверях появился Шарах — он выпрыгнул прямо на песок и побежал к нам. Что он кричал, я так до сих пор и не поняла, но в его крике был ужас. Мы не успели развернуть шагунгов, как случилось это, — Шухур замолчала, видимо, снова переживала то, что испытала тогда. Но, после небольшой паузы собралась и продолжила. — Шарах запнулся и упал на колени и тотчас демон ударил в него огнем. Он сгорел за секунду. Остался только пепел.

Я не знал, что думать. После всего увиденного в Городе и здесь в пустыне, у него не было повода сомневаться в словах девушки.

— Ты видела самого демона? И что произошло с отцом?

— Нет, не видела, я же говорила, что у них нет тела. Огонь прилетел откуда-то из башни, но мы слышали, как разговаривали стражи. А отец, — она опять запнулась, голос её задрожал. — Он так и остался в той башне. И Шолог с ним.

— А как вы до этого ходили в город? Ведь, как я понимаю, люди гибнут там очень редко?

— Мы раньше никогда не заходили в башни, собирали то, что лежит с наружи, в песке.

— Почему вы не ходили внутрь?

— Все знают, что это опасно. Мы это с детства знаем. А в этот раз нам очень нужно было хорошее подношение на дерево предков, я уже говорила, что вода почти пропала, а это смерть для всех. Поэтому и пошли.

— Что вы взяли тогда? — сменил я тему, мне хотелось, чтобы Шухур успокоилась.

Она молча показала пальцем на винтовку.

— Это оружие было в башне?!

'Ну, наконец, я узнал откуда оно'.

— Да. Но тогда, правда, на нем не горел огонек, как сейчас у тебя. Слушай, Шаша мы же внутрь не пойдем? — обе девушки испуганно смотрели на меня. Я впервые видел в глазах кочевниц такой страх.

— Ты же просил просто показать город?

— Не пойдем, — успокоил я их, а про себя подумал — это мы еще посмотрим.

Кочевники никогда не рассказывали про опасности мертвых городов, всегда старались перевести разговор на другое и поэтому, я ожидал, что поход будет совсем не тяжелым, опасность могут представлять только конкурирующие группы охотников за артефактами. На встречу с демонами, кидающимися огнем, я совсем не рассчитывал, поэтому, надо было обдумать новую тактику.

— И что же будем делать? — скорее у себя, чем у девушек спросил я.

— Надо ждать ночи.

— Почему? — я вспомнил, что разговор о том, что в заброшенный город надо идти ночью, я уже слышал.

— Духи ночью спят.

Я непроизвольно улыбнулся — какие славные сторожа в городе, по ночам спят.

— Да, да это правда, — заметив мою улыбку подтвердила и Гужир.

— Ладно, будем ждать ночи. А далеко еще до развалин?

— Нет, рядом. Час езды.

— Так может, подъедем поближе. Хочу увидеть город днем, чтобы представлять, что это такое.

— Нет, не надо. Старики говорят, если ты увидел город, то это значит, что и город увидел тебя. А нам надо быть незаметными. Сейчас луна, ты и ночью все увидишь.

— Хорошо, — сдался Санька, на счет ночи девушки были правы, в полнолуние света хватало, хоть иголку в песке ищи. — Выбирайте место для лагеря, перекусим и поспим.

Разбудил меня шагунг, он мордой подталкивал меня в спину. Я развернулся, открыл глаза и чуть не закричал. Над лицом нависла зубастая морда, выглядевшая особенно страшно в прыгающем свете костра.

— Ты что делаешь?! — я оттолкнул страшную пасть в сторону. На миг мне показалось, что зверюга заулыбался.

— Я тебе отомщу, — успокаиваясь, пробормотал я и поднялся. Потрепав дракона по чешуйчатой морде, огляделся — девушки уже не спали. Обе сидели у небольшого костерка, дрова приходилось возить с собой, поэтому огонь всегда был скромным. На меня пахнуло запахом свежезаваренных листьев джиги, сразу захотелось есть.

— Ну отойди, Змей, сейчас и тебя покормлю.

Я и сам не заметил, когда он успел подружиться с драконом, сначала тот был моим личным врагом, не подчинялся и постоянно устраивал хитрые мелкие пакости. Так, что я, вполне серьезно, стал считать 'коня' разумным. Но постепенно наши отношения наладились — я по совету кочевников проявил твердость, стараясь взять шагунга под свой контроль, однако, когда азалы не видели, баловал его. Кормил из рук вяленым мясом и поил чистой отстоявшейся водой. Я сел, взял мешок, служивший подушкой, и достал ленту вяленого мяса; отхватив кинжалом хороший ломоть, сунул дракону. Тот клацнул зубами и кусок исчез.

— Ну, ты ненасытный, — засмеялся я. — Все, иди, приедем домой, накормлю вволю.

Я поднялся и подошел к девушкам. Они, оказывается, уже поели, на циновке стояла порция только для меня. По-быстрому съев лепешку и кусок мяса, я запил все чаем из листьев джиги.

— Что, едем?

— Да, поехали.

Мы, действительно, проехали не больше часа, когда, ехавшая впереди, Гужир остановила шагунга.

— Город.

Она показала рукой вперед. Я вгляделся — свет огромной, в полнеба, луны, хоть и был ярким, но солнце заменить не мог. Остановившись, долго приглядывался и наконец, увидел вдали, на краю обозримого пространства, в лунном свете поблескивало что-то, похожее на горсть металлических кристаллов.

— Не впечатляет, — пробормотал я.

— Скоро подъедем ближе, посмотрим, что там скажешь.

— Поехали, посмотрим.

Город открылся неожиданно. Минут через двадцать, ехавшие впереди девушки опять притормозили драконов, я остановился рядом и чуть не вскрикнул — внизу в огромной природной чаше лежал 'город'. Я потряс головой, на миг закрыл глаза и опять открыл — нет видение не пропадало — передо мной лежало кладбище космических кораблей. Внизу в чаше стояли и лежали десятки огромных ракет, как потрепанных, с рваными дырами, так и абсолютно целых... Между ними торчали из песка и совсем странные аппараты, больше похожие на гигантские шары, но, почему-то я сразу понял, что это тоже космические аппараты.

— Космодром! — ахнул я. 'Блин, жизнь все больше становится похожа на сон наркомана'. Я кинул взгляд на застывших рядом девушек — настоящие кочевницы из средневековья, они дико выглядели на фоне раскинувшегося внизу кладбища высоких технологий.

Однако, как ни странно, в душе я был готов к такому повороту событий, действующая винтовка, похожая на оружие персонажей фантастических фильмов и те механизмы, что я увидел в магазине в Оазисе, все это было из той же оперы, что и корабли внизу.

— Поехали! Чего стоим? — Мне хотелось немедленно рассмотреть поближе эти чудеса. 'А ведь, неплохо, что я пошел тогда за той девахой, — я вспомнил как попал в эти мир. — А так бы прожил жизнь и не хрена интересного не увидел'. Эта мысль все чаще посещала меня, однако тут я вспомнил про Элен и все сразу померкло. 'К черту! Все равно найду её!'

— Не торопись, постоим, — девушки не отрывали взглядов от 'города'. — Надо убедиться, что мы будем одни, тебе же рассказывали, что грабители из Оазиса не любят соперников. Могут напасть. Но и, кроме этого, бывают и другие люди, тоже опасные. И, конечно же, духи.

— Они же, ночью спят? — подковырнул я.

— Да, еще ни разу ночью мы с ними не встречались.

— А что это за другие люди? Которые тоже опасны?

— Смотри лучше, — отмахнулась от него Шухур. — Потом расскажу.

Однако Гужир, в пику подруге-сопернице ответила:

— Иногда бывают люди, которые могут убить не мечом или кинжалом, а на расстоянии, совсем как ты из этой штуки.

Она показала на винтовку. 'Вот это да! Все веселее и веселее'.

— То есть бывают люди похожие на меня?

Девушка кивнула.

— Так, какого..., — я едва сдержался чтобы не выругаться. — вы не рассказывали мне про это раньше?!

— Это опасно, нельзя говорить про зло, оно услышит и придет.

'То есть, пока я знаю только про хорошее в этом мире. Интересно, про воинов Черного Шхамара можно, а про бандитов нельзя — какая странная выборочность', — вдруг у меня мелькнула шальная мысль еще про одних персонажей.

— А не встречались вам здесь люди похожие на вас — ездят на больших шагунгах, в таких же шкурах, но они ловят людей и дерутся кнутами, которыми можно сокрушить камень?

По тому как резко повернулись ко мне девушки, и как изменились их лица в бледном свете луны, я сразу понял, что они что-то знают.

— Молчи, молчи!

В один голос зашептали они. Их глаза испуганно бегали, они крутили головами, словно боясь, что охотник уже услышал и где-то рядом.

'Черт! И почему я раньше не спросил?' Я хотел продолжить разговор, но девушки, похоже, поняли это, и, стараясь избежать расспросов, тронули своих драконов и начали спускаться вниз по некрутому склону. Мне ничего другого не оставалось, как тоже двинуться за ними.

По мере того, как они спускались, ракеты росли в своих размерах. 'Действительно башни', — согласился я, вспомнив рассказ Шухур о гибели отца. Мы еще не подъехали к основанию исполинов, спрятанному в песке, а, при взгляде наверх, уже приходилось задирать голову. Разглядывая новые чудеса, подкинутые ему этим миром, я забыл, что хотел спросить спутниц еще и об Ангелах, и о Сияющем.

Наконец, мы подъехали к первым двум ракетам. Это только издали казалось, что они стоят рядом, на самом деле, гигантские, отливавшие серебром, корпуса, находились метрах в ста друг от друга. Девушки были все еще настороже, хотя вокруг все было спокойно. Тишину нарушало лишь шуршание песка под копытами шагунгов. Я направился было к ближайшему металлическому исполину, но Гужир раздражено махнула рукой и вполголоса предупредила:

— Не ходи, на окраинах уже давно ничего нет, надо ехать дальше внутрь города.

— Это не город, — пробормотал в ответ я, но послушался и повернул дракона вслед за девушками. Чем дальше забирались они вглубь этого кладбища, тем больше вопросов возникало у меня. Кто, когда и зачем устроил здесь этот парад космических аппаратов? Если они прилетели сами, то почему остались? Куда делись пилоты и пассажиры? Ведь ракет здесь не одна сотня, а судя по размерам, разместиться в них могли не одна тысяча людей. Судя по рассказам азалов, даже если они что-то и скрывали от страха, знают они не много. Значит надо будет все-таки ехать в Шарез и найти настоящих сталкеров. 'Интересно, что же тогда находится в других мертвых городах, неужели они тоже музеи?' Я крутил головой, разглядывая необычные формы летательных аппаратов. Существа, создавшие их, не очень заботились об аэродинамичности. 'Похоже, Лукас оказался прав', — Я вспомнил столько раз виденные 'Звездные войны', где все корабли были больше похожи на собранный сумасшедшим, детский конструктор.

Однако по мере того, как мы ехали, а вокруг ничего не менялось — все те же башни и сферы — интерес начал пропадать. 'Хоть бы, попалось что-нибудь, что можно взять в руки'.

— Неужели все что можно, отсюда уже увезли? Где ваши хваленные сокровища?

— Потише, — умоляюще взглянула на него Шахур. — Скоро увидишь. Надо копать. Но все ценное с улиц, действительно, забрали.

'Вон оно что. Все засыпано. Песок, как и море, не хочет отдавать то, что когда-то попало к нему'.

Наконец, девушки что-то решили — они остановились и, коротко посовещавшись, спрыгнули с драконов. Глядя на них, я тоже спешился, бросив поводья — шагунги умные твари и никуда не уйдут — потом мы направились к подножию одной из башен. Теперь я понял, почему остановились именно здесь — возле борта звездолета возвышалось несколько песчаных холмиков, отбрасывавших в лунном свете, резкую черную тень. Девушки шли прямо к ним, на ходу доставая свои широкие ножи, однако при этом не забывали оглядываться. Я считал, что это просто паранойя, в окружавшей тишине, вряд ли даже зонг сможет подобраться незаметно, тем более с ними драконы, а у шагунгов и слух и зрение, намного острее чем у человека.

Гужир наклонилась над одним из холмиков и начала руками и ножом отгребать песок. Я кинулся на помощь, на ходу жалея, что не взяли лопату. Но она не понадобилась, девушка только начала копать, а нож уже зазвенел, задев что-то металлическое. Я упал на колени и тоже начал отгребать в сторону теплый песок, желая быстрей увидеть, что они нашли. Наконец показалось то, что было спрятано под песком — холодно поблескивающий в свете луны кусок металла быстро принимал очертания — больше всего это походило на никелированный тазик, с несколькими круглыми лючками. Я подкопался и ухватил предмет за край, но поднять его не удалось, оказалось это была только верхняя часть, основное тело механизма было еще глубже в песке.

— Все. Бросай, — разочарованно сказала Гужир, поднимаясь и отряхиваясь от песка.

— Почему?

— Это будет сильно здоровая штука. Не сможем увезти, мы берем только мелкие вещи, которые сможет везти шагунг.

Я встал и тоже отряхнулся. Я хоть принимал аргументы девушки, однако, в душе был разочарован — очень уж хотелось увидеть что-нибудь, кроме кораблей.

На всякий случай Гужир подошла еще к одному холмику и начала отбрасывать песок, но через минуту там появился такой-же 'тазик', что и в первом случае.

— Все! Поехали дальше! — девушки запрыгнули на 'коней' и, оглядываясь, двинулись вдоль улицы 'башен'. Я попробовал зацепить и приподнять вторую находку, это также не удалось, я, с сожалением пнул по блестящему боку 'тазика' и отправился вслед за девушками.

Проехав еще несколько ракет, они остановились у огромного шара. Девушки хотели уже спешиться, но вдруг, Шахур вскрикнула, привлекая внимание, и показала на что-то пальцем. Глянув в том направлении, я заметил, что на самом краю видимости — если бы подъехали еще чуть в сторону, ничего бы не увидели — немного выше уровня песка чернел провал отверстия.

Девушки сразу испуганно замолчали и знаками показали, что надо уезжать. Однако, я, не обращая на них внимания, направил шагунга вдоль изрубленного ромбами борта шара, прямо к открытому люку.

— Шаша, вернись! Это опасно! — закричала Шухур забыв об осторожности.

Я, уже остановил дракона напротив открытого люка и заглядывал в темноту широкого прохода. Проем со скругленными углами, был очень большим — метра четыре на три — наверное, какой-нибудь грузовой люк. Правда, на фоне общей громадины корабля-шара, отверстие казалось норкой.

Видя, что я и не думаю уезжать, девушки развернули драконов и медленно, постоянно оглядываясь, подъехали ко мне.

— Ничего не видно. Шаша поедем отсюда. Духи специально открывают двери, заманивая людей. Ты не первый. Мой отец тоже зашел в открытую дверь.

— Может ты и права. Но давайте просто, глянем что там внутри. Зажжем факел и бросим туда. Увидим хотя бы, что это за тоннель.

Было видно, что девушки хотя и боятся, но любопытство загорелось и в них. То, что они уже несколько минут стоят у открытого прохода, а ничего не происходит и тишина, стоявшая вокруг, немного успокоили их. Они быстро соорудили факел — разожгли лучину из сухого корня джиги, это универсальное дерево было палочкой-выручалочкой для кочевников во многих ситуациях, смоляной твердый корень горит очень хорошо. Я взял у Шухур ярко горевший корявый кусок дерева и подъехав поближе, поднял факел над головой. Но, как не вглядывался в отступившую темноту, видно было только небольшую часть прохода. Тогда я размахнулся и кинул факел в глубину тоннеля. Девушки одновременно вскрикнули:

— Не надо!

Однако было уже поздно, огненный клубок, вращаясь, пролетел метров пятнадцать и разбрасывая искры упал у стены.

И тотчас, словно это было сигналом, за спинами троицы раздались воинственные крики. Я обернулся.

— Черт! 'Вот тебе и тишина вокруг. И драконы молчали'

Со всех сторон к ним бежали темные фигуры. В свете луны, молниями проблескивали клинки в руках нападавших. Шагунги мгновенно развернулись и зарычали, острые пластинки на шее приподнялись и из пасти вырвались язычки пламени.

— Говорила не надо туда лезть, — накладывая стрелу на тетиву, процедила Шухур.

— Но это же не духи? — парировал я, вырывая из чехла лазерную винтовку. Хотя сердце и запрыгало в груди бешенным зайцем, но испугался я только в первую секунду. Все нападавшие были людьми, а против людей мое оружие было очень эффективным, я надеялся, что после первых же выстрелов, неизвестные разбегутся. Выдернув, наконец, винтовку я ударил по предохранителю, заметил загоревшийся красный огонек и прижал приклад к плечу — кто бы не сделал когда-то это оружие, предназначалось оно явно для людей, вся эргономика винтовки говорила об этом. Поймав в появившийся над планкой экранчик ближайшего нападавшего, я нажал кнопку. Раздалось резкое шипение и, яркий в ночи, белый тонкий луч ударил в грудь бегущего. Его откинуло назад, и скорчившаяся человеческая фигура задергалась на песке.

К удивлению, это не заставило нападавших прекратить атаку, лишь несколько фигурок на миг замерли, но основная масса, наоборот взревела и побежала еще быстрей. 'Или ничего не поняли, или уже встречались с подобным оружием', — решил я, пытаясь поймать в 'прицел' новую жертву. И вдруг произошло то, чего я никак не ожидал — сзади за бегущими фигурками засверкали огоньки и загремели автоматные очереди. Выбивая искры, пули ударили в борт шара прямо над головами троицы. Я инстинктивно пригнулся и закричал на ничего не понявших девушек:

— Пригнитесь, уходим!

Однако было уже поздно — нас окружили, в тени вдоль стен корабля, тоже поблескивали клинки подкрадывавшихся людей. Надо было срочно что-то предпринимать и Сашка решился.

— Едем внутрь! — закричал я, и развернул своего дракона.

Шагунги девушек поняли все быстрей всадниц, они развернулись и двинулись за Шершенхом в освещенный догорающим факелом тоннель. Я пропустил спутниц вперед, а сам развернулся и провел стволом винтовки по всему фронту, раз за разом нажимая на пусковую кнопку. Прерывистый белый луч с шипением прошел по волне нападавших. Кого-то он явно зацепил — в толпе раздались крики. В ответ опять раздались автоматные очереди, и я погнал Змея вслед за девушками, уже скрывшимися во тьме.

Через минуту, я тоже ехал в почти полной темноте, освещенный вход и тлеющий факел остались позади. Оглядываясь, я видел светлый прямоугольник и сигаретный огонек, оставшийся от сгоревшего корня джиги. Стрелять перестали и преследовать нас никто, похоже, не собирался. Девушки остановились и повернули шагунгов к выходу, выдохи короткого пламени — драконы до сих пор не могли успокоиться — на миг освещали идеально ровный пол и стены тоннеля.

Я тоже придержал Змея и шагом подъехал к ним.

— Что будем делать?

— Надо уходить отсюда, — голос Шахур дрожал.

'Блин, воевать с бандитами и черными солдатами Шхамара, они не боятся, а ожидания появления каких-то никогда не виданных духов начинают трястись'.

— Сейчас выходить нельзя, сами понимаете, на выходе нас подстрелят как шужуров на охоте. Надо подождать. Не будут же бандиты караулить нас сутками, наступит день и выберемся. А раз уж мы все равно здесь, давайте проедем немного вовнутрь, посмотрим.

— Нет! — предложение напугало девушек. — Ты забыл про демонов?

— Черт! — не выдержал я. — Прекратите вы рассказывать эти сказки, демонов не существу...

Он не успел закончить, рядом в темноте, словно говоривший находился возле самого уха, зазвучал красивый мелодичный голос. На чистейшем азальском языке он выдал:

— Вас приветствует дежурный. Проходите на чистку и мойку.

Закаленные охотницы взвизгнули как школьницы и погнали шагунгов на выход.

— Стойте! — закричал я. — Там убьют!

Однако, девушки и не думали останавливаться, непонятный голос в темноте напугал их гораздо больше, чем привычные бандиты. Мне ничего не оставалось, как тоже броситься за ними.

Я затейливо, по-русски выругался и, перехватив винтовку так, чтобы можно было с ходу стрелять, направил дракона на выход.

— А они говорят, что это мы тупиковая ветвь развития...

В этот раз вздрогнул и я. Голос, опять прозвучавший прямо под ухом, был совсем другим — тоже мелодичный и красивый, но окрашенный эмоциями. И он произнес наполненные сарказмом слова на родном Санькином языке — на русском. Я притормозил Шершенха, но увидев, что девушки уже выпрыгнули на песок и исчезли из виду, погнал зверя дальше. На ходу я обернулся и крикнул в темноту:

— Кто ты? Я еще вернусь!

Однако, вместо слов невидимка только тихо засмеялся.

Я остановил Змея, уже перед самым выходом — природная осторожность взяла свое, надо сначала оценить обстановку снаружи — но, тут заметил, что проход стал закрываться, прямо из стен выдвинулись две плиты и поехали навстречу друг другу. — Оказаться запертым в этом катафалке, пусть даже и с невидимкой говорящем на русском, совсем не хотелось — я рефлекторно ударил каблуками дракона по животу, 'конь', не любивший такой способ управления, недовольно фыркнул и одним прыжком вынесся на свободу.

Шагунг проскочил по инерции еще несколько шагов и остановился. Я вскинул винтовку и замер — то, что я увидел мне совсем не понравилось. Вокруг выхода, полукругом стояли люди — на первый взгляд Саньке показалось, что человек сто, но на самом деле людей было гораздо меньше — это я понял уже потом. У всех в руках было оружие — в основном сабли, но у двоих стоявших в центре в руках были автоматы. Вид этих двоих был столь странен для даже для этого фантасмагоричного мира, что уставившись на них я не сразу заметил девушек. Прижав к песку, их обеих держали по двое здоровых мужиков и иногда, когда те начинали дергаться, награждали тумаками. Шагунгов девушек нигде не было, видно они смогли прорваться. 'Понятно, влипли'.

Я лихорадочно пытался найти выход, но в голову ничего не приходило. Даже если я начну сейчас стрелять, меня или пристрелят те двое, которых я сразу окрестил 'фрицами', или просто сомнут набежавшие бандиты — они слишком близко. 'Блин, надо было оставаться в тоннеле, корабль, похоже, спасал меня'.

Один из автоматчиков закричал на ломаном азальском:

— Бросай оружие и слазь с шагунга!

Чтобы доказать серьезность намерений он направил ствол 'шмайсера' на меня. Кричавший был в кургузом коротком кителе армии вермахта времен войны — именно в таком, какие я видел в старых фильмах про Штирлица — в галифе и сапогах. Второй тоже был в штанах и сапогах, но сверху вместо кителя была одета обычная местная меховая безрукавка. Первый ряженый, похоже, был офицером — в ярком свете луны я разглядел на плече след от сорванного погона, а на голове вместо обычной в этих местах повязки, была надета мятая фуражка с поблескивающей кокардой на высокой тулье. Даже при этом свете было видно, что вся форма застирана до белизны. Кроме короткого, с прямым рожком автомата, спереди на ремне у него висела большая пистолетная кобура.

'Эти-то откуда тут взялись?' Я не нашел ничего лучшего, как выпустить из рук винтовку, она мягко упала на песок. Несмотря на то, что все вокруг напоминало театр, я чувствовал, что если его сейчас убьют, то убьют по-настоящему, без всяких театральных воскрешений. 'Блин, хочется еще пожить, — думал я, медленно слезая с дракона. — Как же отвертеться?'

'Фриц' махнул рукой и ко мне тотчас направились двое бандитов. Они уже подходили, когда над ухом у меня снова раздался вкрадчивый голос:

— Русский, тебе помочь?

— Помоги! — закричал я. Сейчас было не до мыслей о том, откуда невидимка узнал о том, что я русский, и почему он готов помочь, надо было спасать свою жизнь и жизнь своих спутниц.

Как только я закричал, откуда-то сверху ударил белый луч, почти такой же, как и у моей винтовки, но гораздо мощнее — первым же попаданием он испепелил сразу двух бандитов в центре. Кто-то из девушек в ужасе закричал. К моему удивлению, бандиты хоть и испугались, но никто не растерялся, никто ни стал орать и падать на колени, все молча бросились в рассыпную.

— Всем спрятаться! — кричал, убегая, фриц в фуражке. — Все в разные стороны!

'Похоже, они уже знакомы с таким оружием' — подумал я, глядя на организованное бегство нападавших. Быстро подобрал винтовку, ободряюще похлопал шагунга по шее и пошел к сидевшим на коленях девушкам. Их бросили тоже сразу, как только ударил белый луч. Я оглянулся, никому не было до них дела, последние фигурки исчезали за исполинскими ракетами. Я помог девушкам подняться и повернулся к шару.

— Спасибо тебе! Кто ты?

Снова раздался смешок, потом голос возле уха тихо произнес:

— Когда-то я тоже был человеком, но, похоже, прав все-таки Сияющий...

Девушки со страхом смотрели на меня.

— Шаша, ты с кем говоришь? — Шухур заглянула ему в глаза. — Ты договорился с демоном?

— Можно сказать и так.

'Это существо, вполне подходит под определение страж-демон'. На самом деле сейчас меня больше интересовало не то, что за существо разговаривало с ним, а то, что невидимка упомянул о Сияющем. Это опять подтверждало, что и их Город, и этот мир — все это звенья в одной цепочке. Значит, надо идти дальше, где-то там меня ждет Элен.

Я потерял желание осматривать город-космодром, теперь он был для меня совсем не так интересен, как тогда, когда он ехал сюда. Железо и железо, хоть и явно из будущего. Однако, я уже встречался и даже пил с живыми людьми, родившимися сотни лет назад, так что парадоксы времени, мне были привычны. Гораздо интереснее было пробраться туда, где по словам вырвавшегося из Города американца, можно решить все проблемы. Главная из которых, конечно, Элен. Но, я даже себе не хотел признаваться, что теперь она не единственная причина, по которой мне хотелось двигаться дальше — появилось еще одно желание: мне очень хотелось узнать, что же происходит вокруг на самом деле и почему меня пригласили в эти миры. Теперь мне казалось, что та девушка заманившая его в тот подъезд, ждала именно его. Но, чтобы узнать это наверняка, надо найти того, кто сможет ответить на появившиеся вопросы.

Мысли прервала Гужир:

— Шаша, надо уходить. Сегодня ничего собрать не получится, охотники теперь знают о нас и так и будут следить, а как только появится возможность, обязательно опять нападут. Они считают этот город своим и все вокруг это их собственность.

— Хорошо, я согласен, только как нам найти теперь ваших драконов?

Девушки усмехнулись, они уже пришли в себя и могли улыбаться. Обе сложили губы так как будто собрались свистеть. Однако вместо свиста раздалось слабенькое, едва уловимое ухом шипение. Я удивленно смотрел на них.

— И что? Драконы услышат это? Я тут рядом не слышу...

Но питомцы пустыни в очередной раз удивили его — через пару минут из-за башни корабля в конце импровизированной улицы, показались бегущие иноходью шагунги. 'Ультразвуком они что ли свистят?'

Обратный путь можно было бы посчитать совершенно банальным: ни нападений, ни катастроф, но произошло кое-что другое, повергнувшее меня в шок — на первом же привале, Гужир с Шахур о чем-то пошептались и через минуту Шахур присела на мою циновку. Не успел я и глазом моргнуть, как она уже сидела без меховой безрукавки бесстыдно выставив крепкую грудь. Я ошарашенно глянул на Гужир, та улыбнулась и показала пальцем на соперницу — действуй! Шахур в это время обняла меня и завалила на циновку так, что что коричневый твердый сосок оказался прямо перед моим лицом. 'А, будь что будет!' — мелькнуло у меня в голове, я потянулся, аккуратно прихватил сосок зубами и чуть-чуть потянул. Девушка застонала и впилась губами в его губы.

Но дальше все было еще интересней — когда все закончилось и обессиленная Шахур ушла на свою циновку, я хотел встать, но это мне не удалось, место Шахур уже заняла Гужир, придавив мою грудь рукой, она наклонилась к уху и прошептала:

— Отдыхай, Шаша, теперь до утра ты мой...

Я вытаращил глаза, и так, с отвисшей челюстью упал обратно на циновку. Ночь получилась без отдыха. А утром, когда я, не выспавшийся, прятал глаза от обеих девушек, не зная, что им сказать, они сами заговорили о произошедшем. То, что они придумали, опять повергло меня в шок не меньший чем вчера ночью.

Оказывается, девушки уже решили мою судьбу — он должен будет взять их обоих в жены. По обычаям азалов, как и других кочевников, это не возбранялось и было обычным делом.

— Ты хороший воин, ты спас племя, когда на нас напала армия Черного Шхамара и сегодня ты спас нас. Ты даже договорился со стражем-демоном. Старейшины будут очень довольны, что ты женишься на нас, ведь твои сыновья будут такими же бесстрашными, как и ты!

Челюсть у меня опять отпала, я с трудом вернул её на место и только и смог пробормотать в ответ, что-то похожее на благодарность. Всю обратную дорогу до деревни, я теперь думал о внезапно свалившемся 'счастье' и как его избежать. Даже происшествие в мертвом городе-космодроме отошло на второй план.

Поэтому я и ехал сейчас один. Посещение Оазиса для приобретения подарков к свадьбе для своих будущих жен — единственный повод который я смог придумать, чтобы покинуть гостеприимных азалов. Однако, возвращаться обратно в деревню Санька больше не собирался.

Конец второй главы.

Глава третья.

Оазис совсем не изменился, словно я уехал отсюда только вчера. Так же белели среди зелени стены красивых домов, так же текла по улицам толпа приезжих, немного разбавленная местными жителями, и так же маняще сверкало озеро в центре города.

Во время путешествия по пустыне, я обдумал, что я буду делать в городе. План был простым и коротким: первым делом я решил навестить знакомого торговца. Гракс обещал свести меня с профессиональными грабителями мертвых городов. Хотя теперь, после посещения одного такого места, я уже не испытывал большого интереса к этим кладбищам, но чем черт не шутит...

Под номером два у меня шло — найти и изучить письменные документы этого мира. Что-нибудь типа библиотеки или какого-нибудь архива. Я не верил, что городские жители хранят всю свою историю в голове, как азалы. Цивилизация здесь продвинулась гораздо дальше, по сравнению с диким пустынным племенем.

Третьим значилось — попытаться все-таки разобраться с этим странным озером. Почему оно меня так тянет, и так пугает.

Но главной целью так и оставалось одно — найти Элен!

Приехал я к вечеру, искать что-нибудь новое было некогда, да и незачем, от удобств я за эти два года уже основательно отвык. Поэтому остановился на том же постоялом дворе, что и в прошлый раз, когда сопровождал сюда группу в качестве охранника. После простого завтрака — лепешка, сыр и чай из джиги — я сразу пошел в город.

Я вышел за стену, осмотрелся, прикидывая, куда лучше направиться с утра — в лавку Гракса или на поиски 'библиотеки'? Запрет на поездки по поселению на драконах никто не отменял, ходить придется пешком, поэтому я решил сначала наведаться в уже известное место — к торговцу оружием. Там заодно, можно было и порасспросить про цель номер два.

Но с самого начала, все пошло наперекосяк. Хотя сначала я ничего подобного не ожидал.

Я прошел через калитку с кованым цветочным узором, остановился и огляделся. Начавшийся день выглядел прекрасно, и не предвещал ничего плохого. Утреннее небо было высоким и голубым, совсем как там, в мире, где я прожил больше двадцати лет. Солнце, начавшее свой трудовой день, упорно лезло в гору, по пути заливая, не жарким еще светом, фантастический после однообразия пустыни, пейзаж — белый камень и буйная зелень. Я невольно заулыбался и подумал, что сегодня мне обязательно должно повезти — не может такое утро быть предвестником неудачи.

Но, как оказалось, может.

Я шагал по тротуару, спрятавшемуся в тени широколиственных деревьев, заглядывал в лица украдкой улыбавшихся мне, встречных девушек и от избытка чувств даже начал насвистывать какой-то мотивчик из прошлой жизни.

И вот как только я засвистел, что-то изменилось — словно на все упала какая-то невидимая тень. Я стал фальшивить, а через минуту и вовсе замолчал, свистеть расхотелось. Ничего вокруг, как будто, не поменялось — лишь поднялся небольшой рваный ветерок, но настроение у меня пропало. Маленькие смерчи начинали крутиться посреди улицы, поднимая пыльные фонтанчики, но тут же исчезали. Я остановился — что-то это мне напоминало.

Однако додумать я не успел — девушка, обогнавшая меня, даже не взглянула в мою сторону, но меня, словно иголочка кольнула в сердце. Есть тысячи мелочей, которые невозможно даже описать, но по которым мы безошибочно выхватываем взглядом знакомого из безликой толпы. И в этот раз, даже со спины, я сразу узнал её. Фигурка и походка стройной невысокой незнакомки, быстрым шагом удалявшейся от меня, могла принадлежать только одной девушке на свете — Элен. Волна жара прокатилась по моему телу, еще не веря себе, я ускорил шаг и негромко позвал:

— Леночка. Элен.

Та, не оглядываясь пошла еще быстрее, но я мог поклясться, что она еле заметно вздрогнула, когда я позвал её. Догнать её я не успел. За моей спиной раздался звонкий хлопок, словно лопнул детский воздушный шарик, смерчи резко усилились и ветер ударил мне в спину. Шедшие навстречу, двое пожилых кочевников — я узнал их по неизменным меховым безрукавкам — резко остановились, словно налетели на стеклянную стену. Даже многолетний загар не смог скрыть их мгновенную бледность — настолько напугало их происходящее за моей спиной.

Я на секунду отвлекся от Элен и обернулся. Наверное, мое лицо стало гораздо белее чем у кочевников — то, что я увидел было действительно страшно.

Прямо посреди ровной белой брусчатки улицы стоял Ангел. Я автоматически отметил, что женская стройная фигура с большим наростом за спиной, как и в прошлый раз, не касается земли. Она висела в воздухе. Я не стал раздумывать, эта же стальная женщина погубила мою Ленку в Городе или нет, вместо этого я резко развернулся и рванул вдоль улицы. И тут меня снова ударило током — Элен впереди не было, она исчезла. Словно, все это мне привиделось. От неожиданности я чуть снова не остановился, но вид убегающих кочевников и чей-то испуганный крик заставили меня тоже набрать скорость. Второй раз встречаться с этой красавицей-убийцей, я не хочу.

Я пожалел, что взял с собой Маузер — тяжелый пистолет в деревянной кобуре, висел на ремне через плечо. На бегу он больно колотил меня по ногам и пятой точке. Я прекрасно знал, что он — как и любое огнестрельное оружие — бесполезен против этой серебристой прекрасной твари. Это мы уже проходили — прошлый раз я стрелял из автомата Калашникова, и никакого вреда ни Ангелу, ни Охотнику это не принесло. Надо было брать винтовку. Правда, сейчас, когда эта адская женщина снова появилась рядом, я уже стал сомневаться, что и лазерная винтовка, которая в эту минуту лежит замотанная в циновку среди вещей на постоялом дворе, сможет чем-нибудь помочь мне. Слишком уж, потусторонне выглядел Ангел.

На ходу я заметил открытую калитку и уже хотел нырнуть туда, но тут на сцене появилось новое действующее лицо. С другой стороны улицы так же лопнул воздушный шарик и на белой брусчатке возник второй мой 'знакомый' — Охотник. Пьеса абсурда, начавшаяся когда-то в Городе, продолжалась.

Брутальный мужик в меховой, как у кочевников, накидке, железной рукой удерживал рвущегося вперед дракона. Зверь был гораздо крупнее, чем те, на которых ездят кочевники. Он мотал головой, раскрывал пасть и выдыхал куски пламени. Только сейчас я разглядел чем отличался Охотник от кочевников — во-первых он был гораздо массивнее любого мужчины из пустыни. И, во-вторых, он был рыжеволосым — длинные нестриженные патлы торчали во все стороны. Борода тоже выглядела не лучше — её, похоже, не стригли с тех самых времен, когда она начала расти.

До меня вдруг дошло, что вместо того, чтобы убегать и прятаться, я опять просто стою и рассматриваю появившихся тварей. Остальные люди, до этого наполнявшие улицу уже куда-то исчезли. Как и та, девушка, что я принял за Элен. Теперь, когда я её больше не видел, я начал сомневаться в своем узнавании — наверное, опять привиделось. Просто я очень ждал её появления, и теперь любую похожу фигурку, сразу считаю принадлежащей Ленке. Я встал боком, чтобы видеть обоих гостей и заметил, что они двинулись. Первой бесшумно поплыла Ангел, и тотчас же, по камню мостовой застучали копыта шагунга.

Взгляды обоих тварей сошлись на мне, на других убегавших они не обратили никакого внимания. Сомнений не было — эти создания появились здесь из-за меня. В прошлый раз оба чудовища, прежде чем обратить внимание на нас с Ленкой, устроили разборки между собой. Но не факт, что они и сегодня схватятся. Может они уже обо всем договорились и поделили меня.

К черту! Хватит размышлять — надо действовать. Я выбросил всю лирику из головы, шагнул назад, потом резко развернулся, подскочил к белокаменной ограде, и в одно мгновение, перемахнул через нее. Упал в какие-то колючие цветы, которые немедленно навтыкали мне иголок. Но это были мелочи, по сравнению с тем, что ждало меня за оградой, поэтому я только выругался и забыл об этом.

Похоже, я попал во двор зажиточного горожанина — и лужайка перед домом, с белыми каменными изваяниями на зеленой траве, и ухоженные деревья вдоль ограды, и сам дом, высокий и красивый, все говорило о достатке и хороших слугах.

Не оглядываясь, я рванул прямо по лужайке, заскочил на высокое крыльцо и дернул массивные двери из темного дерева. Они пятном выделялись на фоне белизны стен. Двери оказались заперты, я со всех сил начал колотить в них и оглянулся — что там делают мои 'друзья'? Однако за оградой и деревьями ничего не разглядел. В это время замок щелкнул, и одна створка начала открываться. Я со всей силы рванул её. Человек за дверью не ожидал этого и чуть не выпал наружу. Я поймал его, втолкнул обратно и прошипел ему прямо в ухо:

— Закрывай и пошли отсюда!

Хозяин, однако, уже ожил и схватил меня за руку:

— Кто вы? Что вам здесь надо?

Голос мне показался знакомым, я остановился и взглянул в лицо мужчины. Вот это встреча! Мне в глаза смотрел Гракс.

— Это вы?! — он тоже узнал меня. — Как вы тут оказались?

— Надо прятаться! — вместо ответа, сказал я и попытался вырвать руку. Хватка торговца оказалась неожиданно крепкой, я не ожидал такой силы у обычного лавочника. В глазах Гракса мелькнула досада и он быстро отпустил мой рукав. Мне показалось, что он пожалел, что случайно позволил мне оценить его истинные физические возможности.

— За вами гонятся? Кто?

— Некогда объяснять! Есть у вас подвал? Он запирается изнутри?

Похоже, я все-таки убедил его. Он махнул мне рукой и сам пошел вперед.

— Я спрячу вас, так как помню наши беседы в прошлый раз. Но дайте мне слово, что вы не замешены не в чем противозаконном.

— Конечно, нет! — с жаром ответил я. — Просто за мной, действительно, гонятся. Вам и вашим близким тоже необходимо спрятаться. Эти твари никого не пощадят.

Он кинул на меня быстрый взгляд и ускорил шаг.

— Хорошо. Я вам верю. Сейчас я провожу вас в укрытие, потом побегу за своими.

Мы прошли под красиво изогнутую, покрытую резьбой белоснежную лестницу, ведущую на второй этаж. Я опять удивился величине дома простого лавочника — из огромного зала мы вышли в такой же огромный коридор. По обоим его сторонам находились двери. Мы миновали два входа и остановились у третьего. Двери тут были без всяких изысков, просто белое полотно с простой медной ручкой. Хозяин открыл створку и пропустил меня вперед. Я шагнул и замер, предчувствие чего-то нехорошего кольнуло меня. Слишком необычной была комната. Темная, как чулан папы Карло — свет падал только из раскрытой двери — небольшая и совсем не соответствующая обстановке этого плантаторского дома. Мало того, что на полу и везде вокруг лежал многолетний слой пыли, комната была забита каким-то старьем, как у одинокой старушки где-нибудь в деревне России. В полосе света, среди пыльных мешков и коробок, я явственно увидел заднее колесо велосипеда.

— Что за...? — я повернулся к двери и заметил, что она закрывается. Я бросился назад и уперся в створку, не давая двери захлопнуться. Однако не успел, створка стукнула по косяку и свет в чулане исчез. Перед тем, как дверь захлопнулась я успел услышать то, что парализовало меня.

— Гракс, он там? Ты привел его?

Этот голос я узнал бы среди тысячи других. Это был голос той, кого я искал все это время.

— Элен!

Закричал я, и бросился на дверь. К моему удивлению, она легко открылась, и я вывалился наружу. Челюсть у меня отпала, я ошеломленно глядел на открывшуюся передо мной картину.

Мой наряд — жилет из пятнистой шкуры, изрядно заношенные джинсы и выцветшие, побелевшие берцы, но и самое главное — кобура с торчавшей рукояткой Маузера, а также черный нож на поясе, не вызывал никакого интереса в Оазисе, но сейчас явно не соответствовал окружающей действительности. Я стоял, и завороженно смотрел на проносившиеся мимо, сверкавшие машины, на людей, спешащих куда-то по своим делам, на огни рекламы, сверкавшие над стеклами магазинов в нижних этажах домов, и постепенно понимал, что я вернулся. Люди, изредка взглядывавшие на меня, не отрываясь от приложенных к уху смартфонов, явно были москвичи. Из той самой Москвы, из которой я когда-то выпал в Город с постоянно серым небом. Где бы еще в мире, я со своим диким нарядом не вызвал никакого интереса у окружающих?

Но я оказался не прав — кое-кто все-таки проявил ко мне интерес. По тротуару шла тройка полицейских в черной форме с тонкими красными прошивками. Они остановились, секунду глядели на меня через низкие стриженные кусты, отделявшие тротуар от брусчатки перед подъездом, потом, словно по команде, все рванули пистолеты из кобуры.

— Руки вверх! Не дергайся! Одно движение и ты покойник!

Я до сих пор не знаю, почему я так поступил. Потом, раздумывая об этом, я принял для себя одно объяснение — я испугался. Но где-то в подсознании, я чувствую, что мной управляло что-то другое. Наверное, я уже никогда не смогу вернуться в нормальную жизнь, с ежедневной работой в офисе.

Я дернул стальную, с кодовым замком дверь, к моему удивлению, она легко, словно ждала меня, открылась, а потом мягко захлопнулась за моей спиной.

Темнота. Я вспомнил эту темноту — точно такая же была в том подъезде, когда я зашел помочь девчонке в Москве, а вышел в Городе. Я попробовал сказать первое попавшееся:

— Мама.

Все точно. Так же было и в прошлый раз, хотя говорил я, голос я слышал явно не свой. Я потыкал рукой вокруг себя — ничего. Уходить от двери я не решился — эта комната не вызывала у меня никакого доверия. Беззвучная непроницаемая темнота начала давить на меня, подобные ощущения у меня были, когда я с Элен на лодке плыл через Мглу.

Вспомнив про Ленку, я мгновенно потерял голову — ведь я только что слышал её голос, она еще там, в доме Гракса. Она, наверняка, еще там! Я толкнул, опять ставшую деревянной дверь, она, как всегда, легко поддалась и распахнулась на всю ширину.

Из проема хлынул поток солнечного света — это точно был не дом Гракса. Я выглянул наружу и невольно отпрянул — дверь открылась прямо в небо! Далеко внизу лежала лоскутная разноцветная земля, сверкали серебристые зеркала озер и рек, топорщились иголочками деревья далекого, темно-зеленого леса. Вид был точно такой, какой видишь с борта самолета. Совсем как в армии перед прыжком, не хватало только рева двигателей самолета. Я уперся рукой в стену и опять выглянул наружу. И точно так же, как в первый раз, быстро спрятался в темноту своего пыльного чулана. Мозг не воспринимал то, что я там увидел — снаружи ничего не было, только бескрайнее синее небо. Проем двери, не колеблясь, висел прямо в воздухе. Даже находясь в Городе, где были нарушены множество законов природы, такого аттракциона я не видел. Но почти два года, проведенные вне нормальной реальности, подготовили мозг ко всяким фокусам. Через несколько секунд я успокоился и начал воспринимать происходящее, как нечто само собой разумеющееся. Ну висит чулан в воздухе, в километре над землей и висит, что здесь такого.

До меня понемногу стал доходить смысл этой двери и этой комнаты, но додумать появившуюся мысль я не успел. Вдали, в небе появилось несколько точек. Они находились лишь чуть ниже меня. Точки быстро приближались и начали увеличиваться в размерах. Сначала я решил, что это птицы, но быстро откинул эту мысль — штуковины летели слишком прямолинейно, совсем не похоже на живые существа. А еще через секунду я уже лихорадочно ловил в воздухе ручку распахнутой двери, желая скорей закрыть её. Ко мне быстро приближались пять Ангелов. Я уже разглядел жутко красивые, постоянно меняющиеся лица тварей, когда, наконец, нащупал ручку двери. Я резко рванул её на себя и захлопнул почти перед самым носом Ангелов. Я даже успел расслышать первые ноты прекрасной мелодии — кто-то из Ангелов заговорил.

Дверь со стуком ударила по косяку, и я снова оказался в темноте. Надо немного отдышаться, подумал я и присел прямо на пол. Как только я оказался в темноте, на меня опять навалилась непонятная тревога, заставлявшая, как можно быстрей открыть дверь и выбираться отсюда. Но несмотря на это, я героически удержался и попытался привести мысли в порядок.

Итак, что я имею: есть какая-то непонятная комната, выходя из которой я попадаю в разные миры, или может разные планеты. Хотя последнее я быстро откинул. В моем представлении, большинство планет, кроме Земли, безжизненны и открыты окружающему космосу. Тут же я не только свободно дышу везде, но и все остальное почти совпадает — есть вода, есть животные, есть растения и даже люди. Пусть и отличающиеся от привычных мне.

Кроме комнаты, есть еще люди, которые знают её свойства и осознанно используют это помещение. Я вспомнил про девушку, когда-то заманившую меня в этот чулан, и про Гракса, который, как я теперь понял, тоже специально затолкнул меня сюда. А Элен — какое она место занимает во всем этом спектакле? Теперь, когда я немного успокоился я сообразил, что моя подруга совсем не та, за кого она себя выдает. То, что это был её голос, я ни капли не сомневался, слишком хорошо я его помню. Значит, и в те разы, что я видел её в Оазисе, это тоже была Ленка.

Но почему?! Почему она себя так ведет, этого я не понимал. Я был уверен на сто процентов, что она любит меня. Нельзя подделать такое чувство, и обманывать на протяжении года, это невозможно, я бы все равно почувствовал.

Больше размышлять я не мог, проклятая комната с её пыльным безмолвием, окончательно придушила меня. Надо открывать дверь, иначе можно сойти с ума. Я поднялся на колени, нащупав дверь, толкнул её и, не удержавшись, сам вывалился наружу. Помня о прошлом, я мгновенно сжался, стараясь удержаться внутри чулана. От страха, что там опять пустота, я даже невольно зажмурился.

— Ты чё, опять пьяный?

Рука наткнулась на твердый пол, а голос заставил меня широко раскрыть глаза. Я не ошибся, так бесцеремонно со мной разговаривал только один человек, который не боялся меня даже после бутылки водки. За круглым столом, уставленном различными бутылками и тарелками, вполоборота ко мне, сидел Морячок Вовка.

Не дожидаясь ответа, он пригласил:

— Иди сюда, а то я не смогу это все осилить.

— Морячок! Володька!

Я вскочил с пола и бросился к нему. Тот встал навстречу, и мы обнялись.

— Братан, откуда ты здесь?! — я никак не мог поверить своим глазам.

— Все, все, успокойся. Присаживайся, — он показал на венский стул с гнутой спинкой, стоявший с другой стороны стола. Сам Морячок был как всегда спокоен, серые глаза внимательно смотрели на меня.

— Рассказывай! — забыв про все свои злоключения, я упал на стул и уставился на Володьку. — Потом я тебе расскажу, ты в осадок выпадешь.

— Не торопись, отдохни, поешь, — Морячок показал на блюда, наполненные разными вкусностями, о существовании которых я уже давно забыл. Он вел себя так, словно мы расстались только вчера, я даже не заметил, чтобы он проявил любопытство.

Что-то зашевелилось в моей голове, но все мысли отступили, когда я увидел тарелку с дымящимися пельменями и почувствовал их божественный аромат. А Вовка, словно чувствуя, уже наливал мне граненую стограммовую стопку водки.

— Черт! Откуда все это?

Я обвел рукой стол.

— Ты ешь, — словно не слыша, опять предложил Морячок. — На вот, стопочку прими для начала.

— Правда, сто грамм сейчас в самый раз, — я взял водку и нацепил на вилку пельмень. — После того, что я сегодня испытал, в самый раз выпить за здравие.

Я уже поднес рюмку ко рту, но тут что-то в окне отвлекло меня. Я встал, и с вилкой и стопкой в руках, подошел к большому старинному окну. 'Блин, а ведь у Морячка в кабаке не было таких окон', — запоздало подумал я. Я взглянул через стекло и выругался про себя. Резко развернулся к хозяину и спросил:

— Володя, как это понимать? — я кивнул на окно, за которым расстилалась ровная снежная равнина. — Мы не в Городе?

Тот снова не ответил мне. Вместо этого он вполголоса прошептал свое:

— Эх, Санька, ты Санька. Ведь говорил же я тебе, не связывайся ты с этой француженкой...

Водку я так и не выпил. Рюмка и остывшие пельмени стояли передо мной, пока я слушал рассказ Володи. Чем больше он рассказывал, тем больше я понимал, что говорит он не все. Он даже не скрывал этого, просто иногда обрывал себя на полуслове и сообщал, что это мне знать пока рано. Однако даже того, что я услышал, мне хватило чтобы понять — картина мира которая сложилась у меня в голове, неполная. То есть существует и множество миров, и комната с меняющейся дверью, через которую можно попасть в эти миры, но это не главное. Главное люди, которые могут ходить через эти двери.

— То есть ты, — перебил я Моряка, — в любой момент мог уйти из Города? И я мог спасти Ленку?

— Опять ты за свое? — скривился Вовка. — Я же тебе объясняю, что её спасать не надо. О ней есть кому подумать. Да и не все я могу.

— Но уйти из Города все-таки можешь?

Он кивнул. Я взял со стола рюмку и, наконец, одним глотком проглотил ставшую уже теплой водку. Вкуса я не почувствовал. Слишком далеко улетели мои мысли. Надо было обдумать все то, что я сейчас услышал. Столько всего навалилось сегодня на меня, и вряд ли одна рюмка тут поможет.

Из рассказа Морячка выходило, что он тоже оказался в Городе случайно, тоже попросили зайти. Только не на улице, а в деревенском магазине пожилая продавщица попросила вынести тяжелый ящик из подсобки. Так и попал. Дальше все тоже похоже — сначала был поисковиком, потом открыл ресторан. Про все это я знал и слушал вполуха, а вот дальше...

Нашлись люди, которые подсказали, что есть возможность выбраться из Города. Сначала не поверил, но, как оказалось действительно есть. И все не очень сложно, нормальный человек сообразит быстро. На мой вопрос, почему же он сам не покинул Город, и никому не рассказал об этом, последовал стандартный ответ — есть небольшая закавыка, но тебе об этом знать еще рано. В общем, все как всегда — за все надо платить, и за эти знания тоже. Хотя не дорого, ничего страшного он не требовал, надо просто выполнять кое-какие правила.

Сомнение в искренности Володи появившееся у меня сразу, по мере его рассказа только усиливались. Блин, как же так? Ведь я всегда ему верил безоговорочно. Он для меня был эталоном честности, почему же сегодня я ему не верю? Что происходит?

И еще меня очень интересовало его отношение к Ленке. То, что он недолюбливал Элен, я знал с самого начала, еще в Городе. Сейчас же я чувствовал, что здесь тоже все не просто. Раньше он говорил, что она мне не пара, мне нужна настоящая русская девушка. И я воспринимал это, как его чудачество, просто парень патриот своего народа, я множество встречал таких в своей жизни. Но эта многозначительная фраза о том, что он предупреждал меня чтобы я не связывался с Ленкой. Значит, он что-то знает о ней такое, чего не знаю я. И это наверняка так — последние события, когда я услышал её голос в доме Гракса, говорило о многом. Вообще, я чувствовал сейчас себя полным лохом — все вокруг что-то знают, как-то используют меня, и только я плыву по воле ветра, никак не управляя своей судьбой.

— Ладно, не буду долго утомлять тебя своей болтовней, есть люди, которые могут рассказать тебе больше. Если, конечно, захотят.

Вовка встал и подошел к двери, из которой появился я. Сейчас это была обычная межкомнатная дверь. Он открыл её и крикнул:

— Вилли, иди сюда, он готов!

Это имя сразу всколыхнуло мои воспоминания, неужели это тот шериф, который подтолкнул меня к путешествию во Мглу? Я привстал, стараясь разглядеть, кто там сейчас появится. К моему удивлению, помещение, оказавшееся за дверью ни капли, не напоминало чулан, из которого я появился. Сейчас я увидел обычную комнату, похоже, спальню — вдали был виден угол кровати.

Да, это действительно был он — вид у американца был абсолютно таким же, каким я его запомнил после последней встречи: загорелое лицо с обвисшими седыми усами; такие же седые лохматые брови; нависший над ремнем живот, обтянутый застиранной форменной рубашкой; начищенная бляха и кольт на ремне. Только сейчас я понял, почему у него не исчез загар, как у остальных жителей Города, в котором никогда не появлялось солнце. Он явно бывает в тех местах, где светило продолжает греть, как и раньше.

— Здравствуй, Александр!

Вилли по-американски широко улыбался и тянул руку, я встал и протянул свою, однако улыбаться не стал. Не умею, я как американец, мгновенно натянуть дежурную улыбку на лицо.

— Саша, ты нас прости, что не рассказали тебе все сразу, — усевшись, шериф не стал тянуть, а сразу перешел к делу. — Но для этого у нас были веские причины.

Я дернулся, но он выставил вперед руку, показывая, чтобы я не мешал.

— Я все расскажу, ты только не перебивай. Володя уже рассказал тебе про устройство мира. Конечно, упрощенно, но смысл ты понял. Есть возможность ходить между мирами и есть люди, которые используют эту возможность.

— И, наверное, не только люди? — я все-таки перебил его. То, как из ниоткуда вдруг появляются создания типа Ангела или Охотника, сразу навела меня на мысль о таком же перемещении.

Вилли и Вовка быстро переглянулись.

— Ты быстро соображаешь, Саша. Не зря Путешественники пытаются завербовать тебя.

— Это еще кто?

— Узнаешь. Но чуть позже. Давай все-таки поговорим о деле.

Он взял со стола банку с пивом и одним движением открыл её, потом показал банкой на стол:

— Ты давай ешь. Наверняка, у Азалов такого не было. Забыл, наверное, как выглядит настоящая еда?

'Значит, они знают все, где я был и что делал. И похоже, могли выдернуть меня в любой момент'. Эта мысль разозлила меня, но я не показал виду.

— Что-то у меня аппетит из-за ваших рассказов пропал. А Гракс, он тоже из ваших?

Мои собеседники опять переглянулись, что-то им не понравилось в моем вопросе.

— Нет. Этот человек не из нашего круга. И тебе лучше поостеречься его.

— Вряд ли я с ним когда-нибудь еще встречусь, — ответил я, а про себя подумал, что здесь что-то не вяжется, ведь именно из дома торговца я опять попал в эту комнату — лифт между мирами.

— Не говори гоп, пока не перепрыгнешь, — наконец, открыл рот и Володя. После появления американца он все время молчал. — Скорей всего, ты еще не раз встретишься с ним.

— Да. Раз уж он тебя нашел, вряд ли теперь отпустит, — добавил в свою очередь Вилли.

— Ничего он меня не нашел, я с ним случайно встретился.

Про себя я подумал, что если вторую встречу с натяжкой можно назвать неслучайной, особенно из-за Элен, то первая, это точно был случай.

— После того, как ты получше узнаешь этот мир, ты поймешь, что здесь очень редко происходит что-то случайно.

— То есть и я здесь тоже появился не просто так?

— Да, ты же приглашенный, — подтвердил Вилли, а Вовка просто кивнул.

В общем, после рассказа Володьки, я уже и сам стал догадываться, что та мадам, заманила меня в подъезд специально. Но вот зачем, пока мне еще никто не растолковал.

— Ладно, — вздохнул я. — Выкладывайте, что вам от меня нужно?

— Хорошо, — шериф опять отхлебнул пива. Вид у него был такой, словно мы сидим и от нечего делать болтаем всякую ерунду, а не обсуждаем жизнь, в которой легко можно путешествовать не только по разным мирам, но даже во времени.

— Для начала, я должен тебе сказать, что ты наш должник. Мы кое-где, тебе здорово помогли.

— Что-то я не помню. Или вы про то, что отправили меня во Мглу?

— Вовремя подсказанное верное направление, это почти то же самое, что и спасение, — усмехнулся шериф. — Но я не об этом. Думаешь, тебя случайно нашли Азалы, когда ты уже умирал? Нет, кое-кто подсказал им, чтобы они свернули сегодня со своего обычного маршрута. Ну и про твою непобедимую для дикарей винтовку ты помнишь? Где ты её, кстати, оставил? Хорошая вещь. Или ты думаешь, она просто так висела на родовом дереве? Совершенно исправная и даже с заряженной батареей.

Вот это он меня уел! А я ведь, действительно, в этом уже уверился.

Взглянув на меня, Вилли заулыбался:

— Да ты не переживай, самое главное испытание ты прошел сам, без всякой помощи. Да там, никто и не сможет помочь.

— Это какое?

— Ты прошел через Мглу. А там до тебя еще никто не проходил.

— А мне кажется там тоже кто-то побывал. Каким образом из лодки смогла исчезнуть Элен, ведь она стала серой?

— Элен, это отдельный разговор, она и не такое может, про нее ты еще много узнаешь. Но про Мглу не сомневайся, ты её прошел сам. Иначе бы, мы с тобой сейчас не разговаривали. Это было твое главное испытание, и ты его выдержал. Ну, а те случаи, когда тебе помогли, просто не забывай про это, когда перед тобой встанет выбор.

— Ну не тяните, раз я должен, я отдам. Что от меня требуется?

— Пока ничего особенного. Просто, ты должен дать мне слово, что отныне ты становишься членом нашего Круга.

— И все?

— И все. Потом можешь пить, есть, отдыхать, когда понадобишься, мы тебя найдем. Правда не гарантирую, что сможешь долго отдыхать, у нас все происходит внезапно, поэтому можем тебя вызвать в любую минуту.

— Я про слово — этого достаточно? Не надо подписывать никакие бумаги?

— Скажи еще кровью, — опять усмехнулся американец. — Нет, в этом мире достаточно слова. Оно здесь скрепляет все. И нарушить его — это очень плохо, можно сильно пострадать.

— В смысле, кто-то следит за тем, выполняю я свое слово или нет?

— Ты прав, кто-то следит. И очень строго наказывает. Это не человек, и ему не понятны наши слабости. Я еще не встречал того, кто нарушил здесь заключенную сделку, хотя говорят бывали такие. Но я им не завидую.

Я взглянул на Вовку, он в ответ кивнул, подтверждая слова Вилли и развел руками, мол, такая тут жизнь, ничего не поделаешь. Что-то они темнят, подумал я, кто и что может проследить за мыслями в моей голове? Ерунда какая-то. Однако, я все равно задумался, ведь не зря они меня тут столько времени уговаривают, может, действительно, здесь какой-то подвох?

— А если я не соглашусь?

— Тогда у тебя один выбор — ты лишаешься права ходить по мирам, и до своей смерти, живешь только в одном.

— На Земле?

— Все миры можно называть Землей. Хотя я понял, что ты имеешь ввиду. Нет, ты не обязательно попадешь в тот мир, в котором ты начал жизнь. Но не переживай, через какое-то время, ты любой из них будешь считать своим. Так здесь все устроено.

Но я не хотел теперь провести остаток жизни запертым, в каком-то одном месте. Наверное, после того как я увидел все это и услышал рассказ Морячка, я захотел тоже иметь возможность побывать в разных удивительных местах. А скорей всего и до этого, у меня уже была склонность к бродяжничеству. Потому и не уживался я где-то надолго, ни на работе, ни на учебе.

— Хорошо, я согл...

Договорить я не успел, за окнами враз потемнело, раздался страшный грохот и дом встряхнуло. Землетрясение, подумал я и бросился к двери.

— Стой!

Я обернулся. Вилли с перекошенным злобой лицом, дергал застрявший в кобуре Кольт, и кричал Володе:

— Стреляй! Он сейчас уйдет!

Побледневший Вовка вскинул руку, в ней уже был зажат пистолет. Секунду я ошеломленно глядел на происходящее, не в силах поверить тому, что вижу. Только что эти люди разговаривали со мной, почти как с членом их семьи и вдруг...

Ситуацию разрешил стук в дверь. Кто-то с силой начал барабанить в ту дверь, откуда до этого появился шериф. Как только американец и Морячок оторвали взгляды от меня, я начал действовать.

Кроме той двери, в которую сейчас кто-то долбил так, что она выгибалась, в комнате было еще две двери. Одна возле старинного резного шкафа, я подумал, что это выход на кухню, а вторая, массивная, с толстой большой ручкой, словно в каком-то учреждении, была напротив меня, но к ней надо было бежать через всю комнату. Все-таки по прямой легче, чем обегать стоявший на пути стол, мгновенно сориентировался я, и бросился ко второму выходу.

Хозяева не обращали на меня внимания, похоже, происходило что-то экстраординарное — даже на бегу я заметил, как изменились лица моих собеседников. Если на лице Вилли был настоящий ужас, у него даже руки тряслись, то Вовка стоял спокойно, но он настолько побледнел, что его лицо казалось белым пятном, в потемневшей комнате. Я схватился за массивную ручку и с силой толкнул её, дверь поддалась, но шла с трудом. Я не чувствовал, что кто-то держит её, ощущение было такое, что двери просто очень тугая и массивная, и моих сил недостаточно, чтобы открыть её. Я выругался и навалился плечом, однако не выпускал из вида обоих собеседников — я не хотел, чтобы они вспомнили про меня и в последний момент, все-таки подстрелили.

Но это все-таки произошло — когда я выругался и ударил в дверь плечом, Вовка обернулся и мы встретились глазами. Мне на секунду показалось, что он не узнает меня, но тут же его взгляд вновь стал осмысленным и я заметил, что он что-то шепчет мне.

— Беги, беги...

Я прочитал это по губам. Еще через секунду Морячок отвернулся и, вдруг, начал стрелять по выгибавшимся дверям. Шериф заорал что-то по-английски, и его Кольт тоже загрохотал. Моя дверь, хоть и медленно, но открывалась. В тот момент, когда я решил, что смогу протиснуться в образовавшуюся щель и сунул туда ногу, взламываемая дверь сзади не выдержала. Она целиком вылетела прямо в комнату. Я не стал ждать, чтобы разглядеть, что за тварь может обладать такой силой и скользнул в открывшийся проем.

Темнота. Я ждал этого. Значит, я опять оказался в комнате, из которой могу выйти в новый мир. Однако, это заблуждение оказалось недолгим — просто после яркого света предыдущей комнаты, мои глаза приняли сумрак за кромешную тьму. Через несколько секунд я понял, что различаю предметы, а еще через мгновение я разглядел светлое пятно стеклянной двери. Я просто находился в комнате, где был выключен свет.

Мозг заработал. Если это так, то за дверью откуда я сейчас вошел, все еще продолжается. Я выдернул из кобуры Маузер, так и болтавшийся на мне с самого утра в Оазисе, развернулся и схватился за ручку. Надо вернуться, там Вовка. Как бы не вел себя Володька сегодня, я все равно чувствовал себя перед ним в долгу. Может он и использовал меня там, в Городе, мне на это было плевать — будет время, разберемся. Но вот то, что он действительно помогал мне — это было реальностью. Один Калашников чего стоил. Но самое главное, у меня перед глазами до сих пор стояло его лицо, когда он шептал мне — беги...

Я осторожно потянул дверь на себя, боясь увидеть кровь по всей комнате, но створка не поддалась. Я потянул сильнее, я помнил, как трудно она открывалась поэтому сначала не понял, что происходит. Однако дверь не сдвинулась с места, она вообще никак не реагировала, на мои усилия. То же самое произошло бы, если бы я тянул ручку, прикрученную к глухой стене. Еще пару минут, я время от времени дергал ручку, но все напрасно. Похоже, тут опять фокусы с дверями. И мне просто отрезали проход в ту комнату, из которой я пришел. Что ж, надо разбираться с тем, что я имею. Куда я попал на этот раз.

Хотя другого источника света, кроме стеклянной двери не было, глаза уже основательно привыкли к полумраку, и я разглядел, где нахожусь. Большая комната с двумя диванами у противоположных стен, и несколькими креслами, так же прижавшимися к стенам. Сбоку от кресел стояли небольшие столики. Назначение комнаты было не совсем понятно, но я и не забивал себе голову такими вопросами, проблем у меня и так хватает. Главное — я убедился, что живых в помещении нет, после этого потерял интерес к осмотру, мой взгляд притягивала дверь и я направился к ней. Немного подумав, я спрятал Маузер в деревянную кобуру — нелепо же буду выглядеть, если здесь обычная квартира и обычные люди. То, что здесь живут, сомневаться не приходилось — даже в этой темной комнате, не чувствовалось следов заброшенности.

Осторожно ступая, вся предыдущая жизнь научила меня тому, что в новом месте нужно быть как можно незаметнее — это благотворно влияет на продолжительность жизни — я подошел к двери и прислушался. Тихо. Я повернул фигурную ручку и приоткрыл дверь. Опять замер. И снова тишина. Уже смелее, я толкнул створку и выглянул наружу. На секунду мелькнула мысль, а вдруг там опять новый мир, но реальность оказалась намного прозаичней — дверь выходила в коридор.

Я вышел из комнаты и остановился, решая куда двинуться. Теперь я знал откуда здесь свет — налево, метров через двенадцать, коридор заканчивался двустворчатыми стеклянными дверями. Большие, украшенные начищенной медью, двери вели на улицу. Через прозрачные створки хорошо было видно зимний сад, с темными деревьями и белым ярким снегом.

Я посмотрел в противоположную сторону — там коридор изгибался и исчезал. Все-таки я решил сначала глянуть на улицу, если там есть дома, по их внешнему виду будет легче понять, что это за место.

Домов рядом не наблюдалось. Я стоял перед огромными, словно в каком-нибудь присутственном месте, створками дверей и через стекло рассматривал улицу. Это был действительно, парк или сад, дорожка, начинавшаяся от высокого каменного крыльца, уходила прямо в деревья. Они почти сомкнулись над ней кронами обрамленными пышными шапками снега. Сад был ухоженным и люди явно жили здесь сейчас — дорожка была расчищена и тщательно выметена. Редкий снежок, сыпавший с серого неба, еще не накрыл шахматный рисунок разноцветной плитки.

Я еще с полминуты постоял, ожидая не появится ли кто, и решил идти обратно, проверить дом. Я повернулся и чуть не присел — сзади меня стояла девушка.

— Здравствуйте, — вежливо поздоровалась она и доброжелательно улыбнулась. От меня не укрылось, что в её глазах мелькнули веселые чертики — похоже, она радовалась произведенному эффекту.

От неожиданности я немного растерялся и затянул с ответом, поздоровался только когда у нее в глазах появилось недоумение:

— Здравствуйте. Как вы меня напугали.

Её взгляд потеплел и в нем опять мелькнула детская довольность своей шалостью. Хотя девушка была довольно высокой, почти по плечо мне, и фигура у нее была уже сформировавшейся, но мне показалось, что ей лет четырнадцать-пятнадцать. Слишком уж лицо выглядело по-детски — открытый веселый взгляд голубых глаз, пухлые губы и мелкие веснушки вокруг носика.

Я глянул на себя — видок у меня был еще тот: потертые армейские ботинки и джинсы, выцветшая от постоянного солнца футболка и лохматая леопардовая безрукавка. Через плечо кобура с Маузером и черный широкий нож на поясе — вещи, купленные когда-то у Гракса. Какой-то час назад я был там, где этот наряд не вызывал не малейшего удивления, а сейчас стою пред красивой девушкой-подростком в заснеженном зимнем доме, где наверняка понятия не имеют об Оазисе и мире с вечной жарой.

— Где я? Как называется это место?

Я задал вопрос и вдруг понял, что говорю я не по-русски. 'Что за черт?! Когда я научился разговаривать на этом языке?'

— Так вы не снизу? Вы не из деревни?

Взгляд девочки сразу стал испуганным. Все веселье улетучилось. Я видел, что она как будто только сейчас разглядела меня. Девушка дернулась, я понял, что она сейчас убежит.

— Постой! Не бойся! Я ничего плохого не сделаю. Помоги мне.

— Я сейчас позову кого-нибудь, — девушка явно была в замешательстве.

— Хорошо, — сразу согласился я. — Позови кого-нибудь из взрослых.

Эти слова, к моему удивлению, произвели обратный эффект — девушка блеснула глазками и вздернула носик.

— А я вам что — ребенок? Я сама могу все решить.

Я понял, что незнакомка сейчас как раз в том возрасте, когда уже считаешь себя взрослым и любые намеки на возраст сразу принимаются в штыки. Когда-то, лет в тринадцать-четырнадцать, я сам таким был.

— Хорошо, — снова согласился я. — Тогда давай познакомимся. Меня зовут Саша, я из Москвы.

Я специально приплел Москву, может быть девочка среагирует на название. В моем мире, Москву знали не только в России. Однако мои ожидания не оправдались, девочка пропустила название столицы мимо ушей.

— Меня зовут Савейя. Так как вы оказались здесь и чем я могу вам помочь?

Её ответ только подтвердил то, о чем я сам догадался, поняв, что разговариваю на незнакомом языке — я в очередном новом мире. Чем она могла мне помочь я сам пока не знал, и честно признался в этом:

— Прости, Савейя, я сам пока не представляю, чем ты можешь помочь. Я немного заблудился и для начала хотел бы определиться, где я нахожусь.

— Так вы точно не из крестьян? Простите, но ваш вид... Вы очень похожи на тех, с окраины. На бедняков.

Говоря это, девочка стушевалась, она еще, похоже, не научилась взрослой дипломатии. Я пропустил мимо ушей замечание о своем внешнем виде, мой мозг сразу выхватил слова — крестьяне и бедняки. Это что еще за дела? Я опять попал в какой-то отсталый мир? Я опять посмотрел на девушку, но по одежде ничего не понятно — в моей голове понятия крестьяне относилось к веку девятнадцатому, и раньше. И девушек той эпохи я представлял соответственно — объемные платья, рюшечки и чепчики. В, общем, все то, что я видел в кино про это время. Савейя же была одета в плотно облегавшие синие брюки без карманов — мне даже сначала показалось, что это джинсы — и свободный тонкий свитер темно-зеленого цвета. На ногах были короткие сапожки из желтой замши. Вполне современный вид, таких полно было на улицах Москвы.

— Все-таки давайте я позову папу, он разберется.

Я понял, что она успокоилась и не будет поднимать панику, пугая родных, поэтому согласился:

— Позови. Я подожду.

На миг в глазах девушки опять мелькнуло сомнение — я понял, что она раздумывает, не опасно ли оставлять ли меня одного — но через секунду голубые глаза опять заблестели.

— Я быстро! Только вы никуда не уходите, а то заблудитесь. Дом у нас большой.

Савейя развернулась и быстро скрылась за поворотом. Уже оттуда я услышал, как она зовет:

— Сир Василай, где вы? Папа, ты мне нужен!

Я хотел было пройти вслед за девушкой за поворот и взглянуть, что там, но не успел. Оттуда появилась женщина. При взгляде на нее у меня в голове сразу оформилось понятие — дама. В моем понимании этого слова дама должна была выглядеть именно так, как выглядела новая гостья. При этом, главное было не в одежде — наряд женщины был самым обыкновенным, лишь немного отличавшимся от наряда Савейи. Те же брюки, только чуть более широкие, и тонкий свободный свитер без горла. Гамма цветов, правда, была другая — темные, почти черные брюки и белый свитер.

Все это, как и её лицо, я разглядел потом, сначала я увидел только её глаза — большие, влажные и черные, словно южная ночь. Они особенно выделялись на фоне бледной, почти белой кожи. И они заглядывали мне в душу. Я поежился — черт, какая-то колдунья из голливудского фильма-сказки.

— Кто вы?

Когда её губы зашевелились, я ожидал, что речь её будет под стать взгляду и надменному виду, но это оказалось не так. Её голос оказался настолько необычным, и на первый взгляд совсем не подходящим к облику сказочной дамы, уже сложившемуся в моей голове, что я сначала не поверил, что это говорит она. Слова прозвучали тихо, почти на пороге слышимости, словно это говорил умирающий. Однако нотки, прозвучавшие в этом коротком вопросе, говорили совсем не о немощи, в нем четко проступила властность. Похоже, женщина привыкла, что любое её слово ловят со всем вниманием.

— Я... , — я замялся, не зная, как объяснить свое появление. — Меня зовут Александр, я тут случайно.

Я с трудом сдержал желание сделать поклон. Эта женщина явно подавляла меня. Я еще раз взглянул в её лицо и только сейчас разглядел его полностью. Хотя по отдельности — нос, губы, глаза — казались самыми обыкновенными, но все вместе производило впечатление надменности и отстраненной красоты. Лишь когда она повернула голову я заметил, что нос, немного великоват, это происходило потому, что он был горбинкой, с острыми нервными крыльями и хищно выдавался вперед, словно клюв ястреба. Подобные носы я видел на картинах старинных немецких художников, у большинства знатных дам того времени был такой же клюв. Как ни странно, необычный нос, нисколько не портил её, а наоборот придавал аристократичности.

— Я вижу, что вы нездешний, — опять еле слышно сказала дама. — Всех наших крестьян я знаю. Как вы попали сюда?

Вопрос был конечно интересным, даже для меня самого, но я не думал, что если сейчас начну пересказывать то, что случилось со мной за это утро, она поверит мне. Меня спасло появление новых людей. Из-за угла появилось несколько человек. Впереди быстро шагала Савейя, сразу за ней мужчина с усталым лицом и грустным взглядом. Всем своим видом, он словно спрашивал — ну что там еще свалилось на мою голову. Похоже, проблем у человека хватает, подумал я, заметив опущенные уголки рта и складки на лбу.

Следом шли еще двое мужчин и женщина. Без всяких объяснений было понятно, что это прислуга — одинаковая серая форменная одежда и бесстрастные лица.

— Милая, что ты тут делаешь? Ты же болеешь, тебе надо в постель.

Не обращая внимания на меня, мужчина подошел к 'даме' и тревожно заглянул ей в глаза. Я, если честно, не заметил в этой властной гостье, ни малейшего недомогания, разве что тихий голос, но это вряд ли от болезни.

— Папа, — девушка потянула отца за рукав. — Вот этот человек, о котором я говорила. Посмотри, он немного странный. Говорит заблудился.

— Вот, вот, посмотри, — женщина не ответила на его вопросы. — Ты совсем потерял контроль над поместьем. Я чувствую, что скоро зверь появится прямо в нашем доме, а ты даже пальцем не пошевелишь.

Судя по перепалке, мужчина и женщина, это муж и жена, следовательно, женщина, мать Савейи, решил я. Слишком уж похоже на обычную семейную ссору, подобные разборки одинаковы во всех мирах, которые я успел увидеть. Трое стоявших сзади, сделали вид, что ничего не слышат, при этом они не отрывали глаз от меня. Вот они явно удивились — это читалось в их взглядах. Один из слуг, здоровенный бугай — серую ливрею распирали широкие плечи, а кулаки были лишь немного меньше моей головы — похоже, очень хотел заняться мной. Он набычился и незаметными шажками подбирался ближе ко мне. Я прикинул его вес и возможную силу — справиться с такой горой мышц, мне явно не удастся.

Пока хозяева были заняты препирательствами, я отодвинулся ближе к двери и проверил, как быстро могу выдернуть Маузер. Ни бугай, ни другие слуги не обратили внимания на мои манипуляции с пистолетом. Это было странно, любой человек заметив оружие, как-то реагирует на него, в большинстве случаев — с испугом. Неужели местные не понимают, что это пистолет? Скорее всего, так и есть. Но нож-то они все равно видели? Я решил проверить и это. Передвинул руку и положил её на резную рукоять ножа, купленного когда-то вместе с Маузером. Теперь не только здоровяк внимательно следил за моими действиями, второй слуга-мужчина, тоже уставился на нож. Тогда, для большего эффекта, я немного вытащил лезвие из ножен.

— Гарривас! — удивленно ахнул второй слуга. Здоровяк удивленно вытаращил глаза и обмяк, сразу потеряв всю агрессивность. Все остальные тоже во все глаза смотрели на мой нож. Даже родители Савейи, перестали препираться и удивленно глядели то на оружие, то на меня. Самая непосредственная, еще не научившаяся скрывать свои чувства частница шоу — Савейя, пошла еще дальше. Она шагнула ко мне и горячо попросила:

— Покажи, пожалуйста. Я никогда не видела Гарривас.

Я на секунду растерялся, стоит ли давать клинок в чужие руки — похоже, этот нож здесь знаменитость и имеет определенную ценность. Но, сомневался я лишь миг, Маузер остается у меня под рукой, а огнестрельное оружие — это гораздо более весомый аргумент, чем холодное. Я выдернул нож, опять мельком полюбовавшись необычной красотой играющего черного лезвия, и протянул его девочке. Та обеими руками — словно какую-то драгоценность, подхватила его и, восхищенно протянула;

— Ого! Он, действительно такой как в книге.

Савейя повернулась к родителям и подняла оружие прямо к их лицам.

— Видите? Значит, это не сказки?

Я уже устал сегодня удивляться, но то, что нож, проданный мне просто в довесок, лишь бы не возвращать сдачу, в одном мире, оказывается каким-то знаменитым оружием в другом мире, все-таки заставило и меня широко раскрыть глаза.

Василай, отец Савейи тоже потянулся к ножу, но женщина своим тихим, но твердым голосом, остановила его.

— Не вздумай, как бы то ни было, по происхождению, ты все-таки мужчина.

Тот сразу отдернул руки и даже невольно спрятал их за спиной, словно боялся, что не устоит перед искушением.

Я заметил, что отношение хозяев ко мне явно изменилось — теперь они все, и слуги, и мать с отцом, и девочка смотрели на меня совсем по-другому. В их взглядах было все: от восхищенного удивления в глазах девочки, до настоящего испуга в глазах женщины-прислуги.

И тут 'дама' удивила меня еще больше, она спросила:

— Так, значит, ты посланник?

— Кто? — переспросил я, не зная, что ответить. То, с каким серьезным и величественным видом, она спросила это, говорило о том, что неведомому посланнику здесь будут относиться гораздо уважительней, чем к непонятному заблудившемуся чужаку. Но вовремя остановился, и решил, что лучше говорить правду — одна ложь, потянет другую, а в конце концов, правда все равно вылезет наружу.

— Нет, я не посланник, я простой человек. И я случайно попал в ваш дом.

Девочка в это время повернулась к слугам и протянула нож, давая и тем полюбоваться оружием. Мужчины, как и хозяин дома, сразу отодвинулись, а женщина, наоборот шагнула ближе.

— Никто не поверит, что я видела его, — прошептала она.

— Верни ему нож!

Оказывается отец Савейи, показавшийся мне подкаблучником и не очень твердым человеком, умел командовать. Голос его, когда он обращался не к жене звучал вполне по-мужски. Наверное, если он начнет общаться со слугами, так и вообще, заговорит как настоящий хозяин, подумал я.

Девушка повернулась и протянула оружие мне. Я взял нож, и не глядя сунул его в ножны, демонстрируя окружающим, что это для них он Гарривас, а для меня просто нож. Похоже, поведение было правильным, во всяком случае в их глазах уважительности добавилось.

— Василай, — в тихом голосе женщины опять звучал металл. — Пригласи гостя на обед.

Я поймал взгляд, который при этом она кинула на мужа — похоже, за приглашением на обед скрывается что-то еще.

— Да, конечно, — заторопился Василай. — Извините, я не спросил, как вас зовут. Представьтесь, пожалуйста.

— Александр Владимирович Порошин, — доложил я по полной форме, решив, что в данной обстановке, это будет звучать как раз к месту.

— Меня зовут Василай, — хозяин, в отличие от меня, представился коротко. Может быть тут у них имеется только одно имя, — подумал я.

— Это моя супруга Верайя, — он повернулся к 'даме' с черными колдовскими глазами. Та в ответ улыбнулась и сделала вид, что кивнула. Как это у нее получилось удивился я, хотя она даже не шевельнула шеей, ощущение было, словно она на миг склонила голову. Многолетняя тренировка, решил я.

— Эта юная дева, моя дочь Савейя.

Девушка вздернула носик, похоже ей не понравилось, что её назвали юной.

— Мы уже познакомились, — улыбнулся я.

— Да, я знаю, — тоже улыбнулся Василай. — Я приглашаю вас на обед. Там и поговорим обо всем.

— Человеку надо переодеться, — не глядя на меня, добавила Верайя.

— Простите, совсем упустил это из виду.

Он повернул голову к людям в сером — их он так и не представил — и приказал:

— Свена, проводи гостя в бани. И приготовь ему одежду.

Он опять повернулся ко мне.

— Вам хватит часа на купание?

Я кивнул.

— Отлично. Через час ждем вас в столовой.

То, что Савейя и её родители являются высокородными, поведала мне Свена, женщина, которой Василай приказал отвести меня в бани. Своей словоохотливостью она напомнила мне мою московскую соседку, той для начала бесконечного рассказа обо всем, достаточно было задать только один вопрос.

Я лишь спросил — дровами ли топится у них баня, а услышал полноценный рассказ о жизни в поместье. Я узнал, что теперь все здесь не так, вот лет десять назад, и люди в нижней деревне были лучше, и продукты, и погода. Сейчас же, особенно после появления чудовищ, все изменилось, даже бани топят теперь не зимним деревом, а поленьями из каменных деревьев. Уже через минуту, я слушал её в пол-уха, удивляясь, как такая, еще совсем не старая на вид женщина, превратилась в старуху, считавшую, что 'раньше и трава была зеленее...'. Похоже, для таких людей возраст никакой роли не играет, они уже рождаются 'старухами'.

Однако, после упоминания о чудовищах, я очнулся — что это еще за сказочный сюжет?

— Что за чудовища? Откуда они взялись? Что делают?

Но ответов я не получил. На мои вопросы болтливая служанка лишь замахала руками.

— Что ты, я даже упоминать о них не хочу, — быстро заговорила она, опровергая недавние свои слова, где она как раз упоминала их. — Да и не видела я их никогда, и никто не видел. Хотя, наверное, видел Самблай, но мы теперь об этом уже не узнаем.

— Кто это?

— Как кто? — удивилась Свена, словно я должен был знать всех живущих здесь. — Сынок хозяйский. Старший брат Савейи. Он не верил в чудовищ, все смеялся над деревенскими. Поехал совсем один в Торгуер и вот результат — больше его никто не видел. Съели, наверное, мальчишечку.

Она картинно смахнула слезу с сухих глаз и продолжила уже о другом:

— Вот с тех пор мы хорошее вино и не закупаем, в Торгуер уже никто пройти не может.

Я бы хотел услышать еще что-нибудь об этих чудовищах, но понял, что расспрашивать Свену бесполезно, ей трудно было удержаться на одной теме, постоянно всплывали новые факты, которые она связывала в одну бессмысленную историю. Так что я был рад, когда мы остановились у простой, обшитой красивыми коричневыми досками двери. Она, как и сам коридор ведущий к ней, отличались от тех, которыми мы шли вначале, здесь кругом было дерево, а не камень и плитка как в предыдущих.

— Бани, — торжественно провозгласила женщина, и потянула дверь на себя.

Само понятие баня, сразу вызвало у меня воспоминание о малой родине, деревеньке под Иркутском, где я в школьные годы проводил лето у деда и бабушки. Правда, это продолжалось только до седьмого класса, после я наотрез отказался уезжать на лето в деревню, Москва поглотила меня целиком и другого мира я не хотел. Поэтому, баня у меня всегда ассоциировалась у меня именно с той жаркой подслеповатой избушкой, а не с Московскими саунами и хамумами.

Но тут все оказалось как раз наоборот — ни о какой парной в нашем понимании даже намека не было. Баня была размером с фойе кинотеатра, и выглядела почти также. Круглый бассейн посредине, и длинные деревянные ступени-лавки вкруговую. Они лестницей забирались под самый потолок. В помещении было тепло и душно. Как раз похоже на хамум.

Ну и ладно, решил я — главное помыться, благо воды тут было предостаточно, не то, что в деревне азалов, где о мытье вспоминали совсем редко.

Служанка позвала кого-то и заторопилась, было видно, что ей жарко и она хочет быстрее покинуть это помещение. Как только открылась одна из внутренних дверей, и оттуда в клубе пара появился человек, она коротко приказала ему помыть меня и исчезла.

Мужик, проявившийся после того, как пар рассеялся немного напугал меня. Это опять был шкаф, ничуть не меньших размеров, чем здоровяк-слуга. К тому же он был абсолютно лысый и голый по пояс. Когда-то, наверное, его мышцы украсили бы любой журнал для качков, но сейчас все они заплыли жиром, обширное пузо свешивалось на тряпку, которой были замотаны чресла этого Гаргантюа. Глазки, едва пробивавшиеся из-за заплывших щек, сверкнули на меня словно черные бусинки. Я никак не ожидал, что у такого медлительного буйвола окажется такой живой взгляд. Словно глаза жили отдельно от тела.

— Помыть?

Голос тоже подкачал. Я ждал, что сейчас раздастся трубный рык, но нет, фраза прозвучала так, как если бы её сказал ребенок. Я чуть не засмеялся, но вовремя остановился. Думаю, если бы он захотел, то просто раздавил бы меня своими руками. Бицепс в объеме был, как мое бедро.

— Нет, спасибо! — быстро отказался я. — Вы мне покажите, как тут что, а помоюсь я сам.

А мыться уже надо было срочно, я вспотел и тело зачесалось. Похоже, пыль азальской пустыни, впитавшаяся в меня, начала свербеть, почувствовав воду.

— Мойка вон там, — сразу потеряв ко мне интерес, буркнул толстяк и показал в угол за бассейном. Я хотел по-быстрому исчезнуть с его глаз и заняться делом, но куда деть вещи я не видел.

— А где мне раздеться?

— Давай сюда, я уберу.

Я понял, что он предлагает мне оголиться прямо здесь, а вещи он отнесет. Секунду посомневавшись, я начал раздеваться. Смущаться я не собирался, тому кто прошел бани в армии, смешно переживать об этом. Но едва только я подал банщику Маузер, что-то произошло. Сначала он протянул руку, то уже почти взяв в руки кобуру, вдруг ахнул и прытко отскочил от меня. Я чуть не уронил оружие на пол.

— Чтто это? — заикаясь, спросил он.

Я почему-то сразу понял, что мужик знает, что это такое. Да и вопрос прозвучал так, словно он спрашивал марку пистолета, а не что это за вещь.

— Маузер, — пояснил я.

— Откуда это здесь? Ты кто?

Теперь толстяк уже не смотрел на Маузер, он пристально буравил меня своими блестящими пуговками.

— Кто ты? — повторил он. — Откуда у тебя эта штука?

— А ты откуда знаешь, что это такое? — ответил я вопросом на вопрос.

Мужик замялся, спрятал глаза и замолчал. Через пару секунд он, видимо, решил, что сказать и промямлил.

— Я не знаю. Только выглядит очень необычно.

Сразу чувствовалось, что он врет. Я, у меня в голове всплыло, как реагировали местные на черный нож, и я выдернул клинок из ножен.

— А это что такое тоже не знаешь?

К моему удивлению реакция у него была совсем не такая, как я ожидал. Хотя нож он брать не стал, но и не отшатнулся, как остальные до этого. Он бросил взгляд на клинок, и ответил:

— Почему не знаю, знаю. Нож. Гарривас.

Опять это слово. Я-то точно не знал, что оно означает, но решил не показывать этого.

— Возьми, посмотри.

Толстый заулыбался.

— Давай. Я не боюсь.

Он действительно взял нож, поднес к глазам, попробовал пальцем лезвие, потом ухмыляясь отдал мне. Похоже, он понял мою задумку — проверить его Гарривасом. Теперь я окончательно был сбит с толку. Только что мужики со страхом глядели на нож и ни в какую не хотели к нему прикоснуться, но при этом даже не обратили внимания на оружие гораздо опаснее ножа — пистолет. Этот же наоборот, спокойно взял в руки черный нож, но испугался Маузера.

— Вы мыться-то будете?

Банщик окончательно пришел в себя и теперь старательно делал вид, что ничего не произошло. Я вспомнил зачем пришел сюда и растерялся, хотя помыться надо обязательно, теперь, после такого поведения банщика, я совсем не хотел отдавать ему Маузер. Как-никак, это была моя единственная надежда в случае заварушки. Поэтому я решил сначала все-таки выяснить то, что меня взволновало.

— Ты местный? — начал я издалека.

По тому, как толстяк замешкался, я понял, что попал в точку.

— Теперь можно сказать, местный...

— Значит, все-таки не отсюда?

— Ну, да, родился я не здесь.

— А здесь давно?

Банщик скис, ему явно не нравился наш разговор. Он вдруг вскинулся, глазки сверкнули из своих жировых глубин, и перешел в атаку.

— А вы сами откуда? Я уже спрашивал, кто вы такой?

Мне терять было нечего, и я назвался:

— Александр Владимирович Порошин. Случайный гость в этом доме.

Мои слова как-то странно подействовали на мужика. Он опустил руки и во все глаза уставился на меня. Мне даже показалось, что челюсть у него отпала. Молчание затягивалось.

— Что не так?

Вместо ответа банщик сам спросил меня, и тут уже пришла моя очередь придерживать челюсть.

— Ты русский?

Я только кивнул в ответ.

— Так я и думал, — пробормотал он и вдруг уселся на ближайшую лавку. Потом обреченно посмотрел на меня и севшим голосом спросил:

— За мной?

Я даже не сразу понял, о чем это он. Но через секунду до меня дошло.

— Я пришел за тобой? — переспросил я и невесело рассмеялся. — Нет, я не за тобой. Я не знаю кто ты, и даже не представляю, где я нахожусь.

— Не врешь?

— Зачем мне врать? Ты посмотри на мою одежду, я похож на здешних?

Мне показалось, что толстяк облегченно вздохнул. Но в его голосе, все-таки еще чувствовалось сомнение.

— Да я понял, что ты нездешний. Поэтому и спросил. Местным до меня дела нет, я никому не интересен.

Я подошел и сел рядом с ним. Тело чесалось, но теперь было не до мытья, похоже, сейчас я мог получить ответы, на кое-какие свои вопросы.

— Давай, выкладывай, раз уже начал.

Однако, собеседник молчал. Похоже, он весь ушел в свои мысли.

— Эй, очнись.

Я легонько толкнул его. Он повернулся, но вместо рассказа опять спросил:

— Ты давно оттуда?

— Откуда?

Я действительно не знал, что его именно интересует — Россия, Город, Пустыня или то, где я побывал сегодня.

— С родины. Ну где родился?

— Понятно. Почти два года. А ты?

Толстяк опять не ответил. Он бормотал что-то свое.

— Два года. Значит, ты уже все здесь знаешь.

— Да ни хрена я не знаю! — взорвался я. — И ты еще загадки мне загадываешь. Говори! Откуда сам? Откуда знаешь про русских и про Маузер?

— Из какого ты года?

Я вздрогнул. Мужик спросил это по-русски.

— Твою за ногу... !

Я вскочил и еще пару минут из меня исторгались ругательства.

— Какого черта ты сразу не сказал? Ты тоже русский?

— Тише ты! — прикрикнул банщик. — Не надо чтобы об этом знали.

Потом уже спокойней добавил:

— Да, я русский. Зовут Валера. Ты зови Лерос. Здесь меня под этим именем знают. Так из какого ты года?

Я немного успокоился, вместе с ругательствами ушла и злость.

— Последний мой день в России был двадцать седьмое июня две тысячи семнадцатого года.

Валера-Лерос присвистнул:

— Ого! Так ты из будущего! Первый раз встречаю. И русского, и из будущего.

— Все! Завязывай! — я опять стал закипать. — Хватит ходить вокруг да около, рассказывай.

— Давай сначала ты, — опять ушел от ответа толстяк.

— Да, мне, блин, и рассказывать нечего.

Мой рассказ уложился в несколько предложений. Конечно, это была сильно урезанная версия моей истории. Рассказывать все, я не собирался даже своему соотечественнику. А может быть, как раз поэтому — слишком свежо в памяти общение с земляком, которому я доверял и уважал, а он спокойно обманывал меня. Про него, и его американского дружка, я тоже ничего не сказал. Сам потом разберусь. Вообще, я сообщил только, как попал в Город, про жизнь в Городе и побег из него. Ну и немного про жизнь в пустыне. Из всего рассказанного, нового знакомого заинтересовало только сообщение о битве Охотника и Ангела, и появление Сияющего. Я заметил, как вздернул голову и его маленькие глазки просто впились в меня, когда я рассказал про битву в порту. И первый вопрос его после моего рассказа оказался как раз об этом.

— А в Оазисе, когда появились эти двое, Сияющий не появился?

— Нет, не было.

Рассказывая, я снова пережил все, что со мной случилось. Правда, теперь это казалось таким далеким, словно все произошло, давным-давно. Хотя всего несколько часов назад я был в пустыне и удирал от фантастических тварей.

— Понятно. Я его ни разу не видел.

— Значит, Ангела и Охотника видел.

— Видал, — неохотно подтвердил Валера.

— Ты как здесь оказался?

— Ты бы разделся и шел мыться, не дай бог, кто заглянет. Не надо, чтобы местные знали, откуда мы. Надеюсь, ты еще не рассказал?

— Не успел.

— Это хорошо! — обрадовался он. — Давай, складывай одежду здесь, на лавку. Я принесу мешок сложишь туда. А тебе здешнюю принесли. Иди мойся, я там тебе и расскажу.

Пока я отмокал в бассейне, Валера рассказал мне свою историю. Она тоже оказалось совсем короткой, и я ни капли не сомневался, такой же неполной, как и моя.

Толстяк оказался из девяностых — поэтому и сказал, что я из будущего, сообразил я. К тому же не из Москвы, а из Самары. Он лишь мельком упомянул чем занимался там, дома — так, вправлял мозги некоторым невъезжающим — но я почему-то сразу понял, что он был бандитом. Похоже, на это повлиял его вид, сразу после этих слов я представил его в короткой, широкой кожаной куртке, и с выбритым затылком. 'Прямо хоть сейчас в сериал про братву', усмехнулся я про себя.

Попал он тоже 'по приглашению', проститутка потащила его пьяного к себе, а в подъезде исчезла. Он оказался тоже в городе, но явно не в моем. Хотя он и не рассказал подробности, но город был явно суперсовременным, Валера упомянул летающие машины. Похоже, там произошло что-то не очень хорошее — вспоминая о появлении в городе, он передернулся и поежился. Я думаю, что он, наверное, попытался по привычке наехать на местных и в ответ отгреб звездюлин.

— Потом, меня перебросили сюда. Теперь живу здесь.

— Кто перебросил? И где ты видел Охотника и Ангела?

Я справедливо считал, что если где-то водятся эти твари, то рядом может быть и Сияющий. А мне позарез нужен был именно он.

— Да, там же, городе. Их там полно.

— А Сияющий?! Видел его?

— Тише ты! — опять зашипел на меня толстяк. — Поменьше о нем болтай здесь. И про этих двоих тоже. Особенно при дамочке.

— Ты про Верайю?

— Да, про нее, про Верку.

Но местные тайны пока меня не интересовали, и я сразу спросил про другое:

— А вернуться обратно домой не пробовал? Ну в смысле — не слышал о каком-нибудь способе?

— Слышал, — усмехнулся толстый. — Много способов. Только ни один из них не выполним. Так что забывай о доме, и начинай жить здесь.

Он поднялся, давая понять, что беседа закончена.

— Ты давай, завязывай с мытьем. Тебя там, — он показал рукой за спину, — наверняка, потеряли. Иди к ним, еще успеем наговориться. И главное, помни, что я сказал — не проговорись, что мы из одного мира. Потом сам поймешь, а пока слушайся меня и все будет нормально.

Он взял Маузер, вытащил его из кобуры, вскинул, как в кино, двумя руками.

— Пых!

Толстяк губами изобразил выстрел, потом убрал пистолет обратно и с сожалением положил его обратно на одежду.

— Хорошая волына, — уважительно сказал он. — Но ты на него здесь сильно не полагайся. Это не у нас.

— Я знаю, — усмехнулся я. Я очень хорошо помнил, как Ангел и Охотник даже не обратили внимания на смертоносную очередь из Калашникова. Однако, я все-таки хотел поговорить еще, он так мне ничего не сказал о здешней жизни, как и что происходит в этом доме. А мне очень хотелось знать, что можно ожидать от местной семейки. Но когда я, помытый, выбрался из воды, я нашел на скамье чистую смену белья и мешок для старой одежды, а сам толстяк исчез. Я обошел все помещения, но хозяин бани, словно испарился. Черт с ним, никуда он из поместья не денется, решил я, пора обживаться на новом месте. Если, конечно, опять какая-нибудь дверь не выкинет меня в новый мир.

Мы сидели за длинным столом, уставленным всевозможными блюдами. Всего несколько часов назад, я уже сидел за столом, но там все было по-простому, как на родной Земле — водочка, пельмени... Тут же вся еда была для меня в диковинку. Именно здесь я понял, что это по-настоящему другой мир. Хотя, сначала все, казалось, наоборот, близким и похожим на мир, окружавший меня с детства. Особенно снежная зима за окном.

Однако с каждой новой минутой пребывания здесь, по мере того как я узнавал новое, окружающий мир все больше превращался в терра инкогнита. Я опять пожалел, что не успел, как следует расспросить Валеру-Лероса. Одет я теперь был почти так же, как и все 'высокородные' этого поместья. Неизменный тонкий свитер — у меня был коричневый — плотные брюки и короткие сапоги. Похоже, у них на складах были все размеры, потому что сапог мне в комнату принесли сразу несколько пар, на выбор.

Единственное, чем я отличался от местных, это было оружие. Я не рискнул оставить Маузер и нож в комнате. После всех своих предыдущих приключений я твердо решил, что пусть лучше на меня косятся, чем остаться в нужный момент, без такого доходчивого средства убеждения.

Хозяева, действительно, недоуменно посмотрели на висевшую через плечо деревянную кобуру, но никто ничего не сказал. Похоже, они все-таки не понимали, что это такое.

Я и сам не собирался рассказывать все о себе, а теперь, после того как Валера-банщик предупредил меня о том, чтобы я поменьше болтал, я еще по дороге из бани начал придумывать хоть мало-мальски правдивую историю своего появления здесь. Но, к моему удивлению, никто меня об этом не спросил. За столом все говорили только о качестве блюд и напитков. Василай предлагал мне на выбор спиртное — вино и кое-что покрепче. Похоже, это был его конек, он увлекся и прочитал мне небольшую лекцию о собственном производстве напитков, но в конце самокритично признал, что его вино конечно, уступает привозному из Торгуера.

Как только он упомянул об этом городе, за столом наступила тишина. Лица хозяев сразу словно потускнели, а Савейя быстро-быстро заморгала глазами и спрятала лицо в тарелке. Я понял, что девушка может вот-вот расплакаться.

Верайя вскинула голову и предупреждающе кашлянула, хозяин смешался и скомкал свой рассказ. Было, конечно, верхом невоспитанности продолжать эту тему, но я не мог упустить случая. Все равно в конце концов надо будет выяснять что это за дела происходят здесь, что за звери терроризируют округу. И про пропавшего сына тоже. Я чувствовал, что раз сразу не проскочил этот мир, и дверь не открылась в другой, я тут задержусь надолго. Поэтому спросил:

— Вы сказали про Торгуер, а я тут услышал, что теперь в него нельзя попасть. Это правда? Если да, то почему?

— Откуда вы..? — первой вскинулась Верайя. Она даже привстала. — Кто вам это сказал?

— Милая, — в голосе Василая прозвучало осуждение. Похоже, выражать эмоции при гостях здесь было моветоном. — Не волнуйся, тут сомневаться не приходится — это дело прислуги.

— Извините, — я прикинулся ничего непонимающим. — Я не думал, что этот вопрос под запретом.

— Нет, ничего, — хозяйка уже взяла себя в руки. — Просто мы не хотели впутывать гостя в наши дела. Мой муж, я надеюсь, и сам разберется.

При этом она бросила на него такой взгляд, что я понял — на самом деле она на это совсем не надеется. Все опять уткнулись в свои тарелки, но меня это совсем не устраивало. Поэтому я бросился в атаку.

— Вы зря не хотите рассказать мне об этом! Я довольно много путешествую, побывал в разных переделках, и возможно смогу помочь вам.

— Хорошо!

Точку поставил все-таки Василай.

— Давайте закончим обед, потом перейдем в комнату для бесед и там поговорим. Вы нам расскажите о себе, а мы попробуем ответить на ваши вопросы.

Я поймал взгляд Верайи, похоже, она впервые при мне одобрительно посмотрела на мужа.

Мы сидели в роскошном, по моему мнению, кабинете, хотя я в этом не знаток — в свое время, в России, я никогда не был в богатых домах, а в Городе, хотя и бывал в огромных, когда-то престижных квартирах, но там они почему-то все казались неухоженными времянками. Я развалился в мягком удобном кресле, передо мной на столике стоял бокал с крепким напитком, цветом похожим на коньяк, а вкусом на ром. Там же стояла корзинка с фруктами и лепешками. Иногда я делал вид, что отпиваю, но на самом деле не пил, лишь чуть смачивал язык. Сегодня надо побыть трезвым, напиться я всегда успею. Да и, честно сказать, я был не приучен пить таким образом. Глотнуть рюмку одним разом, вот это было по-моему.

Все уже начали поглядывать на меня, хозяева ждали мой рассказ, а я все собирался с мыслями, обдумывая, что же я им скажу. Тянуть дальше было нельзя и я начал:

— Когда-то я жил в месте, очень похожем на это. Там тоже зимой все в снегу...

Однако, продолжить мне не удалось, на этом месте дверь в кабинет резко распахнулась, в проеме стоял взбудораженный слуга.

— Хозяин, беда!

Даже я понял, что случилось что-то из ряда вон выходящее. Серый сюртук мужчины был порван, клочья, словно вырезанные бритвами, лохмотьями висели на груди и на рукаве. Сквозь дыру на груди было видно окровавленную рубашку, на лбу тоже запеклась кровь.

Василай вскочил.

— Зверь?

— Да! Он прорвался в дом. И, похоже, он не один.

Хозяин застонал. Савейя прикрыла рот рукой и с ужасом глядела на слугу. И только Верайя смогла сдержать себя в руках. Хотя она тоже побледнела, однако не запаниковала и не начала кричать. Она бросила презрительный взгляд на растерянного мужа и приказала:

— Вскрыть комнату с оружием. Пусть все люди бегут в дом, здесь крепкие стены.

Василай, наконец, очнулся и подтвердил слова жены.

— Да! Пусть все бегут в дом и получают оружие.

Потом тихо спросил:

— Он уже убил кого-нибудь?

— Не знаю. Но морда в крови, он появился со стороны бань. Может Лероса.

На меня никто больше не обращал внимания. Поэтому пришлось самому подать голос:

— Василай, Верайя, рассчитывайте на меня. Я когда-то был солдатом и могу управляться с оружием. Где оно у вас?

Похоже, я не очень впечатлил хозяев, Василай глянул на меня без особой надежды.

— Да, конечно, вы тоже должны получить шпагу. Это внизу, идите за мной.

Он обернулся к женщинам:

— Вам лучше оставаться здесь, наверху. Надеюсь, сюда он добраться не сможет.

Я опять убедился, что, когда Василай начинает действовать, вся его нерешительность исчезает. Похоже, он теряется только, когда надо принимать решение. Вот и сейчас, он был собран, в глазах и голосе опять появилась властность.

Когда мы шагнули к двери, хозяйка тоже вскочила.

— Я пойду с вами!

И в это раз Василай меня удивил.

— Нет! Вы останетесь здесь!

В его голосе я впервые почувствовал металл. К моему удивлению Верайя не стала в этот раз обсуждать его решение.

Еще спускаясь по лестнице, я услышал внизу крики и шум. Блин, неужели зверь уже здесь, а я ведь так до сих пор и не узнал, что это такое. Но теперь поздно, скоро все увижу сам. Я выдернул из кобуры Маузер и отодвинул флажок предохранителя. Конечно, именно сейчас я бы предпочел винтовку с дерева предков, но она осталась в Оазисе. Тяжесть старинного оружия и восемь патронов в запасе, все равно давали ощущение силы, и я решительно обогнал Василая. Если зверь действительно, уже в доме, то лучше мне первым встретиться с ним. Если это не какая-нибудь тварь типа Ангела или Охотника, я наверняка, справлюсь с ним.

— Не торопитесь, это опасно! — попытался притормозить меня хозяин, но я не обратил на него внимания. Нельзя отвлекаться в такой момент.

Внизу громко хлопнули двери и шум вспыхнул с новой силой. Как бы ни был ты уверен в своей силе, реальная опасность впереди все равно влияет на человека. Поэтому, перед тем как мне открылся холл, я невольно замедлился, но пересилил себя и шагнул вперед.

Уффф, — облегченно вздохнул я, в холле была толпа людей, но никакого зверя не было. Похоже, сюда только что внесли раненного. Именно из-за этого и зашумели снова. Василай догнал меня, и мы прошли между притихших людей к лежавшему на ковре мужчине.

За свою короткую жизнь в этих перевернутых мирах я видел уже столько смертей, что одного взгляда на человека на ковре мне хватило, чтобы понять — он уже не жилец. Люди же вокруг еще не поняли этого — они суетились, галдели, пытались перевязывать сквозную рану на груди. Но мое предчувствие оказалось верным, как раз в тот момент, когда Василай склонился над раненным, тот захрипел — в пробитом легком забулькало — выгнулся и затих. Над толпой взлетел женский плач.

Я разглядывал рану — что же это за зверь такой? Это было больше похоже на удар гигантским копьем — здорового мужика пробило насквозь, огромные раны на груди и на спине. Мне показалось, я уже видел нечто подобное, но вспомнить сразу я не смог. Однако размышлять было некогда. Я громко спросил:

— Где он?

Все поняли о ком я, и закричали разом.

— Он здесь, в доме!

— Тихо! — Голос Василая перекрыл толпу. Я даже не ожидал, что он так может.

— Я вижу, что его здесь нет! Кто сам видел зверя?

Я обвел людей глазами, но все молчали. Что за ерунда? Ведь только что эти же люди кричали, что зверь здесь. Но судя по тому, что сейчас, когда толпа замолкла, в доме не было слышно никакого шума, внутри никого не было. Об этом же говорило и отсутствие разрушений. Но не сам же он себя ранил?

— Откуда принесли Гланга? — требовательно спросил Василай.

— Он был на крыльце, мы его оттуда затащили.

— Вообще, кто-нибудь видел зверя? Откуда вы взяли, что он в доме?

Люди начали переглядываться, никто не мог сказать ничего вразумительного. Я понял, что от них ничего не добиться, похоже, кому-то показался что-то показалось, а паника заставила поверить в самое страшное. Я тихонько похлопал по плечу мужчину в серой форме, который все еще пытался закрыть рану мертвеца какой-то тряпкой. Тот поднял на меня безумные глаза.

— Не надо, он мертв.

Однако, мужчина, похоже не понял, что я сказал. Он отвернулся и продолжал свое дело, все время повторяя:

— Брат, потерпи, потерпи, я сейчас.

Раздвинув толпу, я направился к дверям, надо срочно осмотреть двор. То, что я увидел за стеклянными дверями уже совсем не напоминало идиллическую зимнюю пастораль, какую я увидел в первый раз. Все парадное крыльцо и даже дверь было забрызгано кровью. Кровавая дорожка спускалась с крыльца и терялась из вида, уходя вправо, в сторону бань.

Я вспомнил про странного земляка, работающего там, и которого уже возможно нет в живых. Казалось бы, я должен испытать при этом какую-то боль, ведь этот человек был здесь единственным из моего мира. И даже из моей страны. Но ничего такого я не почувствовал. Какая-то странная, не подкрепленная никакими фактами антипатия к толстяку, гнездилась в моей душе. К тому же я чувствовал, что и он точно так же был совсем не рад встрече со мной.

Однако думать о наших взаимоотношениях, было совсем не время. Надо отыскать эту тварь, что прикончила слугу. Наверняка, зверь на этом не остановится. Большим минусом во всем этом было то, что я до сих пор, даже примерно, не представлял с чем придется столкнуться. Как выглядит эта тварь.

Я толкнул дверь. Массивная, тяжелая створка, пошла на удивление легко, похоже, за хозяйством в доме следили, петли смазаны. Я шагнул на крыльцо. Впервые за время своего пребывания здесь, я оказался на улице, даже в бани меня водили по длинному крытому коридору. Хотя лежал снег, по моим меркам было совсем тепло, наверное, ноль или минус один-два градуса, даже в свитере я чувствовал себя комфортно. Вокруг была настоящая зимняя сказка, и лишь широкая ярко-красная полоса, особенно выделявшаяся на белом снегу, портила весь пейзаж.

Я быстро огляделся — никого. Однако что-то здесь было явно не так, что-то за что зацепился глаз, а мозг еще не оформил. Я опять вгляделся в черневшие стволы деревьев — может там что показалось? И вдруг меня словно толкнуло — кровавая дорожка! Она была нарисована только кровью убитого, никаких других следов рядом не было! Ни одного следа тех, кто его сюда принес, вообще никакого следа, ни человеческого, ни звериного. Следы людей появлялись только на крыльце.

— Что за хрень?! — я даже произнес это вслух. Сзади в это время опять раскрылась дверь. Я быстро оглянулся — Василай и за ним несколько мужчин. Я опустил пистолет. Наконец-то они все вооружились, хотя то, что они держали в руках, я видел только в исторических фильмах, но против зверя все эти алебарды, пики и топоры, наверняка, сгодятся. Василай держал в руках сразу две шпаги, или может быть и не шпаги, я в этом не разбираюсь. Что-то похожее на мечи, но с очень узким гибким клинком. Одну он протянул мне.

— Возьмите, Александр. Это оружие надежней ножа, и вашей дубинки.

Если бы он не показал на Маузер, я бы так и не понял, что он назвал дубинкой. Значит, точно — в этом мире не встречались с огнестрельным оружием. Хотя, памятуя о мире азалов, можно предположить, что в соседней деревне продают гранатометы.

— Давайте!

Я решил не отказываться. Оружия много не бывает. Фехтовать я, конечно, не умею, да и не буду, но вдруг понадобиться рубануть кого-нибудь, а еще лучше ткнуть. Таким длинным 'ножом' это будет самое то. Если бы не стоявшие вокруг люди, я бы точно сейчас по-мальчишески рубанул бы воздух. Шпага в моей руке так и звала сделать это, но я удержался. Кроме того, то, что я сейчас обнаружил требовало немедленного внимания.

— Василай, посмотри туда, — я показал острием шпаги на потемневшую кровавую стежку. — Видишь?

Он так же, как и я, сначала не обратил внимания на отсутствие следов. Похоже, вид человеческой крови, залившей двор, сразу приковывал все внимание.

— Кровь?

Он повернулся ко мне, и недоуменно пояснил:

— Это кровь Гланга. Ты же видел.

— Я не про то. Как он сюда добрался? С такой раной? Может ты скажешь мне наконец, что это за зверь?

— О, демон! — Василай даже наклонился, рассматривая двор. Остальные тоже замолчали, все взгляды были устремлены на кровавый путь.

— Он что — летает что ли? — добавил я.

— Я скажу!

Хозяин решительно выпрямился и повернулся ко мне.

— Мне стыдно признаваться в этом, но никто из нас никогда не видел зверя.

Слуги, стоявшие вокруг, испуганными голосами поддержали Василая. 'Черт! -подумал я. — Дело оказывается совсем плохо'.

— Значит, он может и летать?!

Василай развел руками.

— Быстро все в дом! — крикнул я и начал оглядываться, рассматривая крыши и кроны деревьев.

— Он прав, бегите в дом! — подтвердил хозяин. Надо признать, таковым признавали только его, на мой приказ никто не среагировал, зато после его фразы всех как ветром сдуло.

— Александр, вы тоже бегите!

— Успею, — процедил я сквозь зубы, все мое внимание было сосредоточено на крыше дома. В какой-то момент мне показалось, что я заметил, как что-то мелькнуло за обрезом крыши. С крыльца крышу разглядеть было невозможно, и я сбежал по ступеням во двор. Лишь когда я отошел метров на десять, мне открылась вся панорама. Крыша состояла из нескольких скатов с закругленными поднятыми краями, как у храмов где-нибудь в Азии, но, кроме этого, там же было несколько башенок из желтого кирпича, словно в старой Европе. Из-за этих архитектурных выкрутасов я не сразу разглядел его.

Зверь прятался между двух рядом стоящих башенок и по цвету — темно-коричневый — он почти сливался с черепицей крыши. Я разглядел его только потому, что под башенками намело снег и на белом фоне проявилось что-то вроде крыла гигантской летучей мыши. Тварь не шевелилась, и сначала я подумал, что мне показалось. Но через пару секунд сомнения рассеялись — между башенок притаилось что-то живое. Однако разглядеть что это было невозможно — какой-то коричневый ком из которого торчали то ли крылья, то ли лапы.

— Что там?

Василай не сбежал, он понял, что я что-то увидел и направился ко мне. Похоже, что зверь тоже сообразил, что я рассматриваю его и ожил. Плавно, словно вырастая, над коричневой гладкой кучей поднялась голова. Сначала мне показалось — львиная, на солнце просвечивала грива, но тут же я понял, что ошибся — вместо пасти был громадный клюв. Уже от этого мне стало не по себе, а когда зверь поднялся на лапы, холодок потек у меня по спине. Тварь действительно походила на очень крупного льва, но для полного счастья, над лопатками у него, начали разворачиваться и сворачиваться настоящие крылья. Темно-коричневые, почти черные крылья огромной летучей мыши!

Однако это было еще не все. Зверь страшно мяукнул, и одним грациозным прыжком оказался на краю крыши. Из-за спины вылетел длинный, мощный черный хвост с роговым острием на конце. Так вот откуда у убитого такая рана, сообразил я. Наверное, тварь хотела затащить добычу на крышу, но уронила на крыльцо. Зря я не побежал вместе со всеми в дом, теперь было уже поздно, тварь стояла прямо над крыльцом.

— Что это?!

Василая выдавал только голос, он дрожал, а так он держался как настоящий мужик — побледнел, но не заорал и не кинулся убегать. 'Зря Верайя постоянно наезжает на него'. Однако размышлять о семейных проблемах местных помещиков было некогда, тварь пригнулась и резкими движениями поворачивая голову, переводила немигающие птичьи глаза с меня на Василая и обратно, крылья то поднимались, то сворачивались. Похоже, только то, что она еще не выбрала жертву, удерживало её от нападения.

— Вот он, ваш зверь.

Почти прошептал я, не сводя глаз с твари. Убежать если и удастся, то только одному, это я понял сразу. Поэтому, так же тихо, не желая громким словом спровоцировать зверя, я предложил Василаю:

— Давайте, разойдемся. Видите, он не может выбрать. Уходите в сторону деревьев, там спрячетесь.

Сам же я опустил на землю шпагу и перехватив Маузер двумя руками, начал поднимать ствол. Только бы не промазать, билось у меня в голове. То, что с такого расстояния я попаду, я не сомневался, но у меня были сомнения, остановит ли пуля калибра семь шестьдесят два, такую массу. Про то, что этот зверь может быть похож на Охотника или Ангела, я не думал. Не было в нем, той потусторонности, как в тех тварях. Это был настоящий зверь, с мордой и хвостом в крови. Единственно, что облик у него был как будто из сказки или мифа. Подумав об сказках, я сразу нашел как назвать эту тварь — она была похожа на мантикору или грифона с иллюстраций мифов.

В этот момент 'мантикора' прыгнула. Перед прыжком крылья свернулись и расправились только в воздухе. Тварь выбрала меня, может быть то, что я бросил шпагу, все-таки спровоцировало её. Но она явно не знала, что штука у меня в руках, реально мощнее длинного куска железа.

Я поймал в прицел грудь зверя и потянул тугой спусковой крючок. Маузер не подвел — грохнуло, как из карабина. Даже громче, чем выстрел из Калашникова. Сразу же, не останавливаясь я выстрелил еще два раза. Первая пуля заставила зверя затормозить в воздухе — он опять противно замяукал и попытался увернуться от смертоносных свинцовых посланцев. Однако масса была слишком велика и даже лихорадочно махая крыльями, он лишь затормозил полет, это было мне на руку. После третьего выстрела 'мантикора' рванула в сторону, но вместо этого завалилась на бок, крылья словно сломались, и она с лету врезалась в плитку двора. Однако не умерла, мгновенно извернувшись, тварь поднялась и изготовилась к прыжку. Смертоносный хвост поднялся, словно жало у скорпиона.

Я вскинул пистолет и опять выстрелил, на этот раз в голову. Похоже, это ранение было самым опасным, задние лапы зверя подломились, она присела на них. Я чувствовал, что еще немного и тварь завалится. Крылья уже не вздымались, они кожаными тряпками легли у её ног.

В это время справа от меня мелькнула тень, я опять вскинул Маузер, но тут же опустил. Василай с разбегу воткнул шпагу в шею зверя. Это был 'контрольный выстрел' — мантикора завалилась на бок и задергалась.

Неужели все? Напряжение медленно отпускало меня. Я еще раз осмотрел крышу, глянул вокруг и опустил Маузер. Похоже, мы все-таки разделались с тварью, я сунул пистолет в кобуру, поднял шпагу и подошел к монстру. Василай повернулся ко мне — его лицо сияло. Он вскинул руку со шпагой и радостно закричал:

— Мы победили! Ему конец!

Он повернулся к дому.

— Выходите! Зверя больше нет!

Двери распахнулись и на крыльцо стали выходить люди. Они столпились на крыльце, на лицах читалась неуверенность и страх. Эти люди разительно отличались от дикарей-азалов, я думаю, в подобном же случае, ни один из жителей пустыни не стал бы прятаться, все бы атаковали зверя. Цивилизация делает людей слабее, подумал я.

— Да идите же сюда! — разозлился Василай. — Опасности больше нет.

Он повернулся ко мне и с уважением посмотрел на Маузер.

— Александр, ваше оружие великолепно! Словно молния богов.

— Да, нормальный пистолет, только с патронами напряженка...

Не думаю, что он что-нибудь понял, но объяснять я не собирался. Мне хотелось получше рассмотреть монстра, что лежал перед нами, и все-таки я хотел выслушать историю его появления. Поговорить обо всем, как собирались, нам так и не удалось.

Я ткнул острием шпаги в шею зверя, мне до сих пор не верилось, что все так просто закончилось. Неужели этот зверь и есть тот, кто затерроризировал местное общество. Судя по нашей схватке, достаточное количество людей даже без огнестрельного оружия, смогут справиться с этой сказочной тварью. И еще меня очень заинтересовал её облик, пришедшее на ум сравнение лежавшей передо мной туши с теми картинками, что я мог вспомнить, свидетельствовало о необычайном сходстве с придуманными персонажами мифов. Почти до мелочей. Неужели люди когда-то встречались уже с этим зверем?

Вокруг нас собрались люди, начала они со страхом глядели на огромную тушу и почти с таким же на меня и мой пистолет. Неудивительно, я представил как бы сам воспринял это, если бы никогда в жизни не видел огнестрельного оружия, действительно — молния богов.

Похоже, успокоился не только я, голоса собравшихся людей стали звучать все веселее. Все оживали. И в этот момент внутри дома опять раздался крик. Лица вокруг опять побелели — в голосе звучал настоящий ужас. Вопль был коротким, через секунду наступила тишина, но она была еще страшней — похоже, все представили, что произошло с кричавшим.

— Савейя! — Василай бросился в дом.

Мне тоже показалось, что это был голос девочки. Не раздумывая, я побежал за ним. Что там еще? Перепрыгивая сразу через две ступени, я на ходу выдернул Маузер. Сразу мысленно отметил для себя рубеж — в магазине осталось всего шесть патронов. Шпага в левой руке мне только мешала, и я хотел уже выбросить её, но в последний момент передумал, патронов мало, а шпага все-таки не нож.

Если еще пять минут назад все старались спрятаться в доме, то сейчас все рвались на улицу. В дверях меня чуть не сшибли две женщины с перекошенными от страха лицами. Я пропустил их, и шагнул внутрь. Василай уже намного оторвался от меня, он бежал вверх по лестнице, еще через пару секунд, я видел только его ноги, а потом он исчез. Я уже поднимался на второй этаж, когда услышал голос хозяина, он коротко вскрикнул и замолчал.

— Василай! — крикнул я. — Что там?

Однако теперь вокруг было тихо. Кричать наверху перестали еще когда мы только вбежали в дом. Черт! Мне это совсем не понравилось. Я остановился, прислонил шпагу к стене и перехватил пистолет двумя руками.

— Василай, — еще раз позвал я. — Савейя, Верайя...

Я прислушался — ни шороха. Холодок страха опять пополз у меня по спине. Вот это денек сегодня, прямо с самого утра я попадаю из огня в полымя. Однако деваться некуда, не могу же я бросить людей. Я тихо, осторожно перекатывая ногу с пятки на носок, шагал со ступени на ступень. Если бы там была такая же тварь, что и на улице, то вряд ли она смогла бы прикончить Василая бесшумно, даже застав его врасплох. Но это не значит, что то, что поджидает меня наверху будет менее опасным, чем во дворе.

Двери в зал, где остались хозяйка с дочерью были распахнуты, но никто не подавал там признаков жизни. По-прежнему мертвая тишина. Теперь мне казалось, что даже мои легкие шаги грохочут как сапоги на параде. Я остановился метрах в трех от двери, лихорадочно соображая, что делать дальше — вбегать туда внаглую, без оглядки мне абсолютно не хотелось. Все-таки хоть я и служил срочную в ВДВ, и после, в Городе и у азалов тоже пришлось пройти через несколько переделок, но спецназовскими штуками, типа — как врываться в квартиры, я не владел.

Поэтому я осторожно пошел вдоль двери, не отрывая глаз от комнаты. Благо двери открыты. Таким путем, я смогу рассмотреть хоть и не весь зал, но большую его часть точно увижу. Первое же, что я увидел, ничуть меня не обрадовало, недалеко от входа на полу лежало разбитое кресло с изорванной обшивкой. Я про себя выругался — до этого где-то внутри все равно была надежда, что все нормально — и сделал еще пару шагов.

Пистолет у меня в руке дернулся, но я сдержался и не выстрелил.

— Что за хрень?! Ты что творишь?

Прямо напротив меня стоял 'землячок', Валера-банщик. Он держал за волосы дрожавшую Савейю, нож в правой был прижат к шее девушки.

— Брось ствол! — вместо ответа приказал он. — Иначе ей хана.

— Ты с ума сошел? Отпусти девчонку.

— Ты хреново понимаешь? — толстяк надавил лезвием. Девочка беззвучно заплакала.

— Все, все, — не выдержал я и опустил Маузер.

— На пол брось, и пни в мою сторону.

— Ну ты, вообще. У тебя что — крыша поехала?

Я тянул время, надо было что-то предпринять, но в голову ничего не приходило. Однако, я чувствовал, что отдавать пистолет нельзя, тогда я точно уже ничем не смогу помочь девушке и родителям. Я опять взглянул в Савейи — нет, ничего не сделаешь, надо выполнять. Я не смог выдержать её умоляющий взгляд.

— Сука ты, толстый! — не выдержал я и положил Маузер на пол.

— Сам ты сука! Пинай сюда!

Он отпустил руку с ножом, но все равно держал девушку за волосы. Я вздохнул и толкнул оружие носком сапога.

Как только пистолет перекатился за линию двери, все неожиданно пришло в движение: толстый отбросил девушку и прыгнул за Маузером; слева, из-за стены рухнул на пол Василай; оттуда же выскочил блестящий зеленый шар, перепрыгнул упавшего, развернулся в ловкую гибкую тварь и встал передо мной, оскалив длинную зубастую пасть; я тоже не стал ждать развязки, а как только увидел, что Савейя свободна, прыгнул вперед, вслед за пистолетом.

Я, конечно, не успел — пустынный зверь помешал. Я впервые видел зонга так близко, в пустыне, где я всегда был вооружен, и рядом со мной был шагунг, естественный враг зонга, я видел этого хищника только издалека. Но по рассказам азалов знал, насколько он опасен. И вот теперь я сам видел это — зубов в скалившейся пасти было столько, что хватило бы на трех псов. Зверь смотрел на меня злыми маленькими глазками, но почему-то не нападал.

Я перевел дух. Значит, еще не умру. Я не представлял, откуда здесь взялся зонг — крокодил на собачьих ногах, представитель мира, который я так быстро покинул сегодня утром. В местном мире, среди снегов, он явно бы не выжил. Однако, я уже насмотрелся на столько чудес, что появление зверя из Великой Пустыни, совсем не удивило. Гораздо больше меня волновал забор из острых желтых зубов, находившийся в метре от меня.

— Ну, вот, теперь можем разговаривать.

Огромные щеки толстяка расплылись в улыбке, он поднял пистолет, направил на меня и опять, как тогда в бане изобразил губами выстрел.

— Пых!

Я наконец оторвал свой взгляд от зверя, и огляделся.

— Зачем все это? Что они тебе сделали?

На полу рядом со мной лежал Василай, из его уха текла кровь, он дышал, но явно был без сознания. Возле банщика лежала обычная бейсбольная бита из нашего мира. Я сразу связал кровь из уха и эту штуку — похоже, 'землячок' именно ею вырубил хозяина. В углу комнаты, прямо на полу сидели Савейя и её мать. У женщины были разбиты губы и порван свитер, через дыру было видно красивое белое плечо. Мать и дочь обнялись, Савейя беззвучно плакала. Мать посмотрела на меня, и я прочитал в её взгляде укор, похоже, она во всем винила меня. И, к моему стыду, это подтвердилось.

— Это ты во всем виноват, — толстый перевернул еще одно кресло и уронил в него свой зад. — Мог бы сразу мне сказать кто ты такой, и я бы тебя еще в бане повязал. Не надо было бы устраивать все это.

Он обвел рукой комнату.

— Что за хрень? Я тебя и сказал все сразу. Валера, ты явно не дружишь с головой. И убери зонга, а то он явно хочет пообедать мной.

— Как говоришь его зовут? Зонг? Блин, ну и названия в этом мире. Не, убирать я его не буду, слава богу, теперь меня предупредили насколько ты опасен. Пусть собачка лучше будет на стреме.

Зверь словно понял, что говорят о нем и клацнул пастью.

— Да, что за дурдом каждый раз! — разозлился я. — Кто тебя предупредил? При чем здесь я?

— Заткнись, — больше не обращая на меня внимания сказал он. Видимо, полностью доверял 'собачке'. Он, кряхтя, наклонился и поднял с пола валявшуюся бутылку. Там еще оставалось четверть того напитка, что мы пили тут полчаса назад. Валера поднес горлышко к носу, щеки опять раздвинула широкая улыбка.

— Ты смотри, нормальное пойло. А мне, козлы, такого не давали.

Когда он отвлекся, я попробовал изменить позу, повернуться чуть боком, чтобы Валера не заметил нож. Это единственное оружие, что у меня осталось и я не хотел лишиться и его. Хоть я и понимал, что моя реакция не идет ни в какое сравнение с реакцией зонга — я сам видел, как он носился по барханам — но, надежда умирает последней. Я чувствовал, как в душе разгорается тот огонек, который столько раз прежде толкал меня на авантюры. Первоочередной целью у меня теперь стало, не помочь хозяевам, так гостеприимно встретившим меня, а отомстить за все этому толстому ублюдку. Теперь он олицетворял для меня все зло в этом мире, словно отомстив ему, я отомщу всем ополчившимся на меня. А за сегодня их было не мало — начиная с торговца Гракса, обманом затащившего меня в комнату с волшебной дверью.

Зверь опять клацнул зубами — среагировал на мое движение. Банщик в это время запрокинул голову и начал делать громадные глотки прямо из бутылки. Так что для него все прошло незаметно. Я очень медленно начал двигать правую руку к ремню, где висел нож. Я не представлял, чем мне поможет нож против ста килограммов быстрых мышц, вооруженных когтями и клыками, но это было уже не важно — ярость клубилась внутри меня грозовым облаком, готовая в любую минуту вырваться наружу.

Василай очнулся как раз вовремя, я не в силах больше поддерживать напускное спокойствие, был готов уже выдернуть нож и ввязаться в схватку. Он резко сел, схватился за голову и застонал.

Зверь среагировал мгновенно — извернулся, чавкнул и голова Василая исчезла в огромной пасти. Савейя страшно закричала, толстяк захлебнулся, отбросил бутылку и вскочил. Реакция для такого жиртреста у него была совсем неплохая — он словно акробат увернулся от пролетевшего рядом с лицом массивного хвоста зонга с острыми костяными пластинами, отпрыгнул в сторону и присел за перевернутый стол.

Как только зонг напал на беднягу Василая, я сразу забыл, что только что хотел вот чтобы то ни стало разорвать 'землячка'. Тело начало действовать само, подчиняясь только командам спинного мозга — я выдернул нож, прыгнул на шершавую сухую спину 'крокодила' и со всей силы воткнул черное лезвие в основание черепа зверя.

— Ну ты молодец! Силен. Такую тварь завалил.

Похвала из уст бандита меня нисколько не порадовала.

— Ну и хорошо. Я блин, и сам его боялся, — неожиданно признался толстяк. — Все ихние твари, все до одной страшилища, и ни хрена не знаешь, что они могут выкинуть.

Валера сидел в единственном целом кресле, а мы вчетвером, напротив на полу. Землячок крутил в руках Маузер, иногда вскидывал его и направлял на нас.

— Завалить бы на хрен всех вас, да и забыть обо всем.

По тому как он поглаживал пистолет, как то и дело брал его в руку и положив палец на спуск, потихоньку начинал давить, я чувствовал, что ему не терпится применить оружие. Его поросячьи глазки при этом темнели и начинали блестеть. Похоже, ему нравится убивать, подумал я, но тут же оборвал себя — откуда мне это знать, может он просто любит оружие. Однако следующая его фраза, сразу подтвердила худшее.

— Прямо как домой вернулся. Я так когда-то Мишу-Жигуля вместе со всей семьей завалил. Он до этого тоже крутой был, обещал меня и моих ребят на ленточки нарезать, а как я стал его сосунков перед ним убивать, так сразу на колени упал и заплакал. Просил его вместо них убить.

Толстяк передернулся и коротко хохотнул.

— А я, наоборот, его не стал убивать. Только руки и ноги прострелил. Так он и помирал, глядя на семью свою мертвую.

Услышав такое, Савейя опять начала плакать. Мать отложила платок, которым вытирала кровь с лица мужа и опять обняла девочку. Она что-то шептала ей на ухо, наверное, успокаивала. Эта дама, похоже, была самой крепкой из нас.

Я с отвращением посмотрел на ушедшего в воспоминания Валеру и спросил:

— Что дальше? Кого мы ждем?

Голова у меня болела, я потрогал затылок — кровь на шишке уже запеклась. Я не помнил, как банщик вырубил меня, он сам рассказал. В тот момент, когда я держал бьющегося подо мной, умирающего зонга, землячок приложил меня по голове битой. Похоже, её он управляется профессионально. Очнулся я уже в углу, где мы сейчас и сидели. Да, достойный конец сегодняшнего дня — беспомощно сидеть на полу перед садистом с оружием в руках, и понимать, что твоя жизнь полностью в его власти. Единственная надежда на тех мифических командиров этого отморозка, которые заказали меня ему. Зачем-то же я им нужен?

— Достал ты, — проворчал толстый. — Сиди и жди. Придут люди, сам все поймешь. И радуйся пока, что живой, может в последний раз на белый свет глядишь. Они люди серьезные, цацкаться как я не будут, с ними не забалуешь. Сразу все выложишь.

Он замолчал и задумался, похоже, вспомнил что-то связанное с этим заявлением.

— Лерос, — в разговор попробовал вступить Василай. Он болезненно морщился при каждом слове, глубокие порезы на лице до сих пор кровоточили. — Почему вы так с нами поступаете? Ведь мы были добры с вами. Обогрели, накормили и дали неплохую работу. Вы ведь были совсем слабы, но вас выходили.

— Пошел ты в зад! Помогли они, работу дали... Да слугой вы меня сделали! Банщиком. Братва узнала бы, со смеху сдохла. И не больной я был, а представлялся, чтобы вы пожалели.

— Не разговаривай с ним, не унижайся.

Тихий голос Верайи звучал также твердо, как и прежде.

— Ах ты сучка! — чуть не завизжал толстый. — Не унижайся. Я вот тебя сейчас у него на глазах трахну, посмотрю, какая ты будешь потом гордая.

Он вскочил, толстые щеки тряслись. Мне почему-то показалось, что на самом деле ему стыдно, и криком толстяк пытается заглушить свою совесть. Но я тут же прервал свои мысли, какая к черту совесть, боится он, похоже. И не знает, как себя вести с нами — если бы, действительно, были в полной его власти, он бы не пугал, а давно бы привел свои угрозы в действие.

И значит, не надо злить его, а просто сидеть и тупо ждать его хозяев, тех кто отправил его сюда. Ну или очередной возможности, мы ведь пока живы, а жизнь штука страшно переменчивая. Уж я-то знаю.

Я повернулся к измученной семье, так быстро потерявшей свою власть над домом, и приложил палец к губам, в надежде, что они поймут этот жест. Они поняли, Верайя что-то шепнула Василаю, тот опустил голову и больше не смотрел на банщика. Мать и дочь тоже уткнулись друг в друга и не поднимали глаз.

Толстый еще покрутился, несколько раз похабно выругался и опять сел в кресло, где опять сразу начал крутить в руках Маузер. Выстрелил бы ты случайно в себя, зло подумал я, и тоже отвел взгляд. Все-таки он нервничает, это было заметно сразу — похоже, не сильно он котируется у своих работодателей. Теперь я уже точно ничего не мог, мой нож так и торчал в шее зонга, Валера был настороже и держал в руках пистолет с пятью или шестью патронами в магазине.

Поэтому у меня появилось время привести в порядок мысли, и хоть немного систематизировать новую информацию. Итак, что я имею. Из хренового: первое — я опять в глубокой заднице, сижу избитый под дулом пистолета бандюка со сдвинутой крышей; второе — скоро должны появиться еще какие-то типы, которым я нужен, и я не сомневаюсь, что не для хороших дел, хорошие люди такого посланца нанимать не стали бы; ну и третье — я ни на йоту не приблизился к главной цели, тому зачем я, вообще, все это затеял — Элен я так и не нашел.

Сейчас, сидя тут в компании чокнутого садиста и запуганной ни в чем неповинной семьи, я уже не мог наверняка сказать, правда ли я сегодня утром слышал и видел свою Ленку. Мир вечной пустыни, казался теперь чем-то далеким, и ничуть не более реальным, чем Москва, или Город.

Что же у меня из хорошего? Пока только одно — я жив. Ну а раз жив, надо придумывать, как выкручиваться из всего этого. Я посмотрел на нашего тюремщика — тот, все также задумчиво глядел куда-то в пространство мимо нас. Иногда, он словно оживал, кидал на нас беглый взгляд, и опять уходил в свои мысли. Странно на него повлияла выпивка, не развеселился, а еще больше помрачнел. Хотя в своей жизни, встречал я и таких. Все-таки, похоже, его тоже что-то беспокоит — в глазах никакой радости, что он выполнил приказ — прихватил меня. Черт с ним, появятся его хозяева, увидим чему он печалится.

Я перевел взгляд на зонга, 'крокодил' после смерти казался еще длиннее, но зато, уже не казался таким страшным. Черт, вот это интересно — откуда взялись здесь эти звери и каким образом они оказались в подчинении у Валеры? А то, что это именно так, он сам сказал. И даже предупредил, что кроме 'мантикоры' и зонга где-то тут есть еще твари. Всех их прислали в помощь ему уже давно, специально на такой случай. Вдруг ему придется воевать. Где он их прятал все это время?

Ну и самое главное — откуда наниматели толстяка, узнали, что я появлюсь именно здесь? Попробовать что ли еще что-нибудь вытянуть у землячка.

— Валера, а откуда ты знаешь, что твоим заказчикам нужен именно я? Они, что — тебе фото показывали?

— А они и не говорили, что это будешь ты.

Неожиданно прямо ответил тот.

— Ты думаешь ты один такой? — он засмеялся. — Нет, вас, похоже, хватает раз засады в разных местах...

Он резко остановился, зло посмотрел на меня и плюнул.

— Ты это кончай свои разговорчики, ничего я тебе рассказывать не буду.

Видимо, сболтнул лишнее, и разозлился, подумал я, глядя на поднявшегося из кресла толстяка. Тот потянулся, закряхтел и подошел к зонгу. Он наклонился и одним движением выдернул из трупа мой нож. Черное лезвие сверкало чистотой, кровь совершенно не задержалась на нем, хотя я своими глазами видел, что из раны кровь течет. Она собралась в лужу под телом и даже сейчас понемногу сочилась. Толстый тоже заметил это — он переводил удивленный взгляд с клинка на рану и обратно.

— Непростой ножичек, — сказал он, взглянув на меня. — Снимай ножны и кинь сюда. Вместе с ремнем.

Он поднял пистолет, и поводил стволом из стороны в сторону, намекая, чтобы я не вздумал дурить. Я и не собирался, запал у меня уже прошел, и я настроился на ожидание. Толстый подобрал ремень, всунул Гарривас в ножны и опять нацелился на кресло, однако сесть не успел.

Внизу снова, который уже раз за этот день, раздались крики, полные страха. Слуги, понял я, так значит они до сих пор там? Я опешил, мне почему-то казалось, что все давно разбежались, ведь там была куча мужиков с оружием, и ни один из них не пришел на помощь хозяевам. Похоже, народ здесь не из смелых. Скорее всего, так и есть — я вспомнил как они вели себя во время нашей схватки с мантикорой.

— Сука! Что там опять?

Он глянул на меня, опять погрозил пистолетом, и предупредил:

— Сидите тихо! Сами знаете, никуда здесь от меня не деться. А ты, — он обращался сейчас только ко мне. — если, бросишь их и попробуешь свалить, знай — я первым делом всем им бошки продырявлю. Пусть их кровь на тебе висит.

— Да иди, не дергайся, — хмуро ответил я. — Куда я денусь, без оружия, с разбитой башкой.

Внизу опять начался шум, и он дернулся туда, однако снова остановился.

— Не, на хрен, если ты сбежишь, я это никак не объясню. Пойдешь со мной.

Он кивнул головой, показывая, чтобы я шел впереди него. Потом обернулся к семье хозяев и предупредил:

— А вы сидите тихо! Если, все пройдет нормально, останетесь живы, опять будете слуг гонять и наслаждаться.

Я оглянулся на хозяев, подмигнул, потом поднялся и пошел к банщику. Он посторонился, пропуская и подтолкнул меня стволом в спину.

— Давай быстрей, может там, за тобой приехали.

Я ничего не ответил, и заковылял вниз. Если те, что должны прибыть за мной, вызывают у людей такие крики, я совсем не хочу знакомиться с ними.

Это были не те, кого ждал толстяк. Мы еще не увидели, что там происходит, однако оба поняли, кто там. Внизу, перекрывая захлебывающийся женский крик, раздалось противное мяуканье, переходящее в рык.

— Сколько их здесь?

— Много! — буркнул он, и подтолкнул меня вперед. По тому, как изменилось выражение его лица, я понял, что он мгновенно успокоился.

— Иди, потихоньку, — он сунул руку в карман и достал какую-то трубочку. Потом поднес её к губам и надул щеки. Я не услышал никакого звука, но яростное мяуканье сразу изменилось. Голос мантикоры стал тише и мяуканье перешло в урчание. Правда, такое мощное, словно урчал лев.

Мы продолжали шагать вниз по лестнице, я впереди, толстый сзади и выше. Он не выпускал изо рта свою трубочку, но при этом не забывал время от времени, тыкать меня стволом в спину. Если до этого, я еще подумывал о том, чтобы как-нибудь ухитриться и отобрать у него оружие, то сейчас, мысли об этом мгновенно вылетели из моей головы. Внизу был такой же страшный зверь, какого я прикончил до этого, но тогда я был вооружен.

В холле был ад. Желудок у меня сжался и комок покатил к горлу. Я едва сдержался, чтобы не выблевать все что съел до этого. На полу посреди комнаты, в сплошном кровавом месиве лежала крылатая тварь и рвала мощным клювом тело женщины. Я все-таки не выдержал, перегнулся через перила и содержимое желудка полилось из меня.

— Вот суки, дал же бог помощничков!

Валера выругался. Как только он заговорил, мантикора подняла голову и птичьи глаза загорелись злостью. Толстяк быстро сунул дудку в рот и снова беззвучно заиграл. Зверь довольно заурчал и продолжил свое пиршество.

В это время опять раздался крик. Кричали на улице. Я поднял голову и разглядел, что стеклянные двери, забрызганные кровью открыты, закрыться им не давало тело мертвого мужчины с оторванной ногой. Рядом валялся топор — похоже, кто-то все-таки пытался схватиться с тварью. То, что я видел дальше, походило на кошмар — на дворе, совсем рядом с убитой нами до этого мантикорой, две таких же твари дрались над телом еще живого мужчины. Он пытался отползти, оставляя за собой кровавый след. Однако, один из зверей заметил это и его гибкий хвост нанес смертельный удар в спину человека.

— Пошли назад! — приказал банщик.

— Ты что?! Сделай что-нибудь со своими тварями! Они же всех убьют.

— Заткнись! Теперь уже поздно. Да и не надо, скоро прибудут командиры, и заберут нас отсюда.

— Пошли, — опять повторил он и прижался к стене чтобы пропустить меня вперед. Я шагнул и тут заметил в углу на повороте свою шпагу, ту, что я оставил, поднимаясь на второй этаж. Она лежала чуть ниже того места, где я сейчас стоял.

Я шагнул, сделал вид, что подскользнулся и неловко упал. Так как я загораживал проход, я надеялся, что толстый не видел оружие. Похоже, этот так и было, он лишь прикрикнул:

— Вставай идиот косолапый, а то так к кошке загремишь. Вишь как она на тебя нацелилась.

Я не смотрел по сторонам, и не видел про что он говорит, вместо этого, я застонал, показывая, что падение было болезненным, и тяжело поднялся. При этом я успел схватить шпагу и прижать её к себе.

— Все, хорош приставляться. Пошли наверх.

— Иду, — простонал я, начал медленно поворачиваться и резко выбросил клинок вперед.

— ... мать! — заорал толстый и каким-то чудом успел отбить шпагу стволом Маузера. И сразу же шагнул вперед, огромный левый кулак, словно поршень летел мне в лицо. Сегодня был явно не мой день, я в отличие от банщика, не смог увернуться, так как когда наносил укол, вложил в него всю массу тела и сейчас заваливался на толстяка. Только успел рефлекторно отвернуть лицо, и получил страшный удар в ухо. Словно кукла я покатился вниз.

В этот раз ему не удалось меня вырубить, все-таки кулак, это не бейсбольная бита. Однако, никаких преимуществ, то, что я остался в сознании мне не дало. Когда я завалился, я опять выронил шпагу и она, звеня, укатилась вниз по ступенькам. Бугай спустился ко мне, подхватил за плечи и одним рывком поднял на ноги. Его разъяренное лицо оказалось рядом с моим.

— Ты что творишь, сука! Я же тебе все ноги переломаю.

В доказательство серьезности своих намерений он ударил ручкой Маузера мне в лоб. Вдруг его лицо изменилось — я понял, что он что-то заметил за моей спиной. А через секунду, я сообразил, что там происходит. Вместо урчания снизу опять раздалось нетерпеливое злое мяуканье. Я повернул голову — страшная тварь бросила свою жертву и приподнялась на передние лапы, злые желтые глаза уставились на нас. Крылья за спиной взвились и снова сложились. Похоже, зверь хочет устроить охоту теперь уже на нас.

— Сука! Я дудку из-за тебя потерял! — в страхе заорал Валера.

Он силой потащил меня наверх, я едва успевал переставлять ноги. Я услышал, как за спиной, что-то загремело и втянул голову в плечи, теперь я сам старался бежать, потому что, как ни противен мне толстый, тварь за спиной пугала меня еще больше.

Толстый тоже оглянулся, ойкнул и отпустил меня. Я по инерции проскочил вперед, запнулся и опять завалился. Надо мной один за другим прогрохотали два выстрела. Я резко перевернулся и сел.

— Черт!

Тварь, ломая перила лестницы, пыталась прорваться наверх. Я не представлял, как можно не попасть с такого расстояния, но на теле мантикоры не было ни одной раны. Но взглянув на Валеру я понял, что это вполне возможно, бандит весь вспотел, руки и губы у него тряслись. Вот тебе и киллер из девяностых, подумал я, обгадился на ходу. Толстяк вдруг развернулся и не обращая больше никакого внимания на меня, помчался вверх по лестнице. Я на четвереньках рванул за ним, но было уже поздно — что-то с такой силой ударило меня в подошву сапога, что мне показалось, что ногу раздробило. Сзади раздался страшный рев-мяуканье и еще более страшный гортанный клич, переходящий в рев. За спиной затрещало и стены заходили ходуном. Я заорал и обернулся.

Похоже, для меня еще не наступил предел ужасов — то, что я увидел было страшнее всего случившегося сегодня. Внизу происходила настоящая битва — все слилось в живой клубок, который катался по залу и крушил все вокруг. Живая куча ревела и мяукала на все голоса. Я сидел не в силах оторваться от страшного зрелища. Кто бы ни был моим спасителем, я искренне желал ему победы. Но, как оказалось, только до тех пор, пока я не понял кто это.

Схватка была недолгой — через пару минут куча распалась, тело мантикоры пролетело от от разбитых стеклянных дверей обратно к подножию лестницы. Зверь еще попытался подняться на подламывающиеся ноги, но раздался резкий шипящий свист, и черная молния одним движением отсекла зверю птичью голову. Тело твари забилось в конвульсиях, разбрасывая обломки стен вперемешку с окровавленными частями тел.

Я открыл рот, но голос у меня пропал, из горла вырывалось только сипение — внизу стоял Охотник. В одной руке он держал втянувшийся в рукоятку хлыст, а в другой похожий на мой, черный нож. Он пристально посмотрел на меня, бородатое лицо ощерилось улыбкой, и Охотник шагнул к лестнице. Я, наконец, очнулся, вскочил и, хромая, потащился наверх, словно мог убежать от этого посланца ада.

Я был притиснут сеткой к крупу дракона, и мог крутить только головой, которая торчала из круглой специальной дыры. Я знал, что с другой стороны, в такой сетке болтается толстый 'землячок' — первый Охотник, вытащил из дома нас обоих. Остальные — Василай, девочка и её мать висели по обоим сторонам дракона второго Охотника. Хотя преследователи остались там, за расколовшим парк взрывом, огнедышащие звери мчались со всей возможной скоростью.

Похоже, Охотники опасались, что блестящие твари могут прорваться и сюда. Я же не видел большой разницы к кому попадать в плен — к вонючим диким Охотникам или к преследовавшим их небесно красивым Ангелам. Кроме того, перед глазами до сих пор стояла сцена во дворе: куча разных тварей — мантикор, зонгов, каких-то полузмей-полудраконов всего с двумя лапами, и прочей нечисти рвалась к нам, но никак не могла пробиться через преградившего им путь Охотника. Тот легко, похоже, даже весело отбивался от фантастических зверей, используя свой смертоносный хлыст. Лишь иногда он наносил удар, по какой-нибудь особенно приблизившейся твари второй рукой, в которой был зажат нож с черным лезвием. Самое страшное, что все эти твари — и человекоподобные и звери, носились среди изорванных, расчлененных тел людей.

В это время второй Охотник упаковал в сеть сначала нас, потом Василая и его семью. Сила у него была как у робота, он словно не заметив веса, одной рукой поднял и закинул в клетку сначала меня, потом всех остальных.

Когда Охотник догнал нас в комнате наверху, Валера попытался сделать то, что пробовал когда-то я — он успел трижды выстрелить в рыжеволосого детину, прежде чем тот, отобрал у него Маузер. Дикарь легко загнул ствол пистолета и выбросил его в угол. Потом отобрал у толстяка мой нож и поймав нас за шиворот, потащил словно нашкодивших котят.

После того как добыча, то есть мы, были сложены в сетчатые сумки, произошло то, чего я подспудно ожидал с самого начала, как только увидел первого бородача в пятнистой шкуре. Тот, что упаковывал нас, уже вскочил на своего мега-шагунга, и ждал второго, который как раз прикончил очередную мантикору и направился к своему дракону. Он не успел — раздался громкий хлопок, словно лопнул гигантский воздушный шар, волна воздуха ударила во все стороны, и вдруг, за спинами нападавших тварей появился Ангел.

Оба шагунга зарычали, из пасти вылетели языки пламени, и неоседланный дракон кинулся на гостя. Наш 'конь' хотел последовать примеру собрата, но твердая рука Охотника, удержала его. Второй дикарь в два прыжка настиг своего дракона, впрыгнул на спину и прервал атаку. Это произошло вовремя, Ангел — мне показалось, что это тот самый, что был в Городе — запел, рассыпая божественный звон, и воздух, шипя, разрезал ослепительный белый хлыст. Если бы не наездник, шагунг как раз бы нарвался на этот удар. Я помнил, как оружие Ангела словно масло режет камни, и, думаю, дракону тоже не поздоровилось бы.

Оба Охотника разъехались, остановили драконов и раскрутили над головой свои черные хлысты. Я понял, что сейчас произойдет — если в Порту эти потусторонние твари дрались на равных, то значит, сейчас вдвоем Охотники явно одолеют блестящего. Однако, все мгновенно изменилось — раздались еще два взрыва, воздух упруго ударил в лица, и рядом с Ангелом появились еще две серые переливающиеся фигуры. Над ними сразу закрутились огненные хлысты, сливаясь в белый сверкающий круг. Но это, как оказалось, еще не все — как только перевес оказался на стороне Ангелов, все разбежавшиеся твари появились вновь. Они словно сорвались с цепи — расталкивая друг друга, твари бросились на всадников.

Я не видел никого из своих невольных товарищей по несчастью, и не знаю как они восприняли происходящее — сам же я потерял связь с реальностью. Все происходящее вокруг было слишком даже для моей крепкой психики. В какой-то момент я словно отделил себя от этого бренного тела прижатого собственным весом к вонючей холке дракона, и теперь словно смотрел фильм ужасов с непонятным сюжетом, но с великолепными комбинированными съемками.

Охотники, нарушая правила боевиков, не стали вступать в схватку, они развернули своих шагунгов и с места в галоп рванули к широкой заснеженной аллее парка. То, что произошло дальше, повторило картину прибытия Ангелов. Шагунги прыгнули, что-то взорвалось, в глазах у меня на секунду потемнело, уши заложило, и через мгновение драконы приземлились на бурую осеннюю траву. Сзади за нами, была только степь и синее прозрачное небо над ней.

Новый мир, сообразил я, значит, действительно, этим тварям не нужна дверь и темная комната. Я повернул голову вперед — на горизонте топорщились горные вершины. Похоже, мы направлялись к ним. Драконы без устали вбивали в сухую траву свои копыта, а горы ничуть не придвинулись. Я закусил губу, чтобы не стонать, сеть врезалась в тело и при каждом прыжке, впивалась еще сильнее. Черт! Хоть бы остановился что ли, мечтал я.

Всадник словно услышал меня — дракон сбавил свою прыть, и через несколько минут остановился. Подъехал второй и впервые я услышал, как говорят Охотники. До этого я слышал только как они рычат. К своему удивлению я почти все понял — эти рыжие демоны говорили на языке азалов, хотя может и наоборот, азалы говорят на их языке. Однако, хотя основное я понимал, многие слова все-таки отличались. Но смысл первой фразы сразу дошел до меня.

— Оставим их здесь?

Это спросил подъехавший. Наш наездник огляделся и согласился.

— Да. Оставим здесь.

То, что я услышал никак не укладывалось в моей голове. Зачем было все это — наше похищение, битва во дворе, многочасовая бешенная скачка? Ради того, чтобы выбросить нас посреди голой степи? Это, что — особо изощренный способ убийства?

Но то, что меня наконец вытащат из этой веревочной тюрьмы, перевесило все и я даже обрадовался. Но как оказалось, зря. Освобождать меня никто не собирался, как и землячка Валеру.

— Толстого тоже оставим здесь? Приказ был доставить только пограничника.

— Нет. Толстого надо привезти в лагерь, он наверняка, знает что-то. Там им займется Шехри.

— А если здесь появятся летающие? Что тогда будет с этими?

Он кивнул на своих пленников.

— Нет. Прошло много времени. Если бы летающие поймали наш след, они были бы уже здесь. Значит, они с самого начала шагнули не туда. Теперь им надо вернуться и начинать снова открывать двери. Не думаю, что они это будут делать, время упущено. Они могут, наоборот, ждать нас в засаде ближе к лагерю. Так что этих людей надо оставить здесь, мы сделали для них все, что смогли.

До меня, наконец, дошел смысл этих слов — и я разозлился, в этот раз гнев вызвало не то, что меня не вытащат из этой клетки, а то, что Василая и его женщин хотят бросить здесь, прямо в пустынной степи. Значит, все-таки смерть, хоть и не моя.

— Не бросайте их! — не выдержал я. — Или меня тоже оставьте с ними!

То, что я насмелился заорать, в большой мере подействовало предыдущее путешествие. Теперь, когда я столько времени провел рядом с холкой рыжебородого великана, я решил, что все-таки это люди. Все их поведение было обычным, я уже не говорю про запах пота и грязные руки. То же, что их не убивали пули и они владели каким-то сказочным оружием, вполне можно было объяснить. Я ведь и сам совсем недавно владел оружием, которое до этого видел только в фантастическом кино.

— Почему? Для чего ты хочешь быть с ними, Пограничник?

На лицах Охотников не появилось и следа удивления, похоже они ожидали, что я заговорю на их языке.

— Потому что они спасли меня! — я, конечно, немного преувеличил, но если бы они не дали мне приют в своем доме, не факт, что я бы выжил в зимнем лесу, среди тех тварей, что появились в последний момент. — И, кроме того, они люди. Они ведь просто умрут здесь, посреди голой степи.

Рыжебородые переглянулись.

— Пограничник, но тут ведь полно зверья, как тут можно умереть?

Я чувствовал, как я просто расту в своих глазах — эти потусторонние страшные Охотники, которыми пугали детей в Городе, уважительно, как с равным разговаривали со мной. Еще больше осмелев, я продолжил наезжать на них.

— Я не вижу тут никакого зверья, но даже если оно есть, то звери скорей съедят людей, чем они их. У них нет никакого оружия. И я не пограничник!

На последнее утверждение Охотники не обратили никакого внимания.

— Но мы должны доставить только тебя, Пограничник. Людей мы спасли просто по пути, не могли их оставлять зверям. Летающие за них не вступились бы.

— К черту! Вытащите меня отсюда! Я уже не могу, все затекло.

По тому как один из гигантов дернулся ко мне и схватился за узел на сети, я понял, что я действительно имею для них какую-то ценность. На его простецком грубом лице явно проступило беспокойство. Однако второй остановил его.

— Мы не можем задерживаться надолго. Нас ждут в лагере. И это опасно, летающие могут все-таки найти, где мы вошли.

— Но он прав. Эти люди слабы и не смогут...

Их спор прервал хлопок, он был не таким громким, как во дворе поместья, но это был тот же самый звук лопнувшего шара.

— Дождались! — зло выкрикнул Охотник и одним движением вскочил на шагунга. — Быстрей! Уходим!

Второй последовал его примеру. Драконы опять понеслись по степи. Я вывернул голову — сзади, метрах в двухстах за нами скользил над землей серебристый Ангел. Странно, подумал я, в прошлый раз один противник не испугал Охотников, почему же сейчас они бросились наутек? Однако, все стало ясно через несколько секунд — сразу в двух местах, лопнули шары и над степью повисли еще два Ангела. Они тут же поплыли вдогонку за нами. Над степью зазвенели серебряные колокола — Ангелы запели. Я расслабился и обмяк в своей сетке — сердце не выдерживало нахлынувшей нежности. Остановитесь, хотел закричать я, пусть они возьмут меня!

Однако Охотники не разделяли мои чувства — они зарычали, выкрикнули несколько непристойных азальских ругательств и, вдруг, разделились; мы продолжали нестись прямо, а дракон с семьей Василая резко ушел вправо. Через несколько секунд он исчез в слабо замерцавшей вспышке, с тем же характерным хлопком, что и при появлении Ангелов. А еще через секунду у меня снова заложило уши и в глазах померк свет; наш шагунг тоже прорвал эфемерную пленку между мирами. Я понял это, когда на меня пахнуло тем, к чему я привык за последние месяцы — жаркий сухой воздух пустыни. Копыта шагунга перестали грохотать по земле, теперь они мягко шуршали по песку. Дракон перешел на иноходь. Я открыл глаза — так и есть, почти родной ландшафт: бескрайние мелкие барханы до горизонта и палящее белое солнце.

Похоже, я за один день сделал полный круг — через несколько миров вернулся опять в Великую Пустыню.