"Рассказ Зои" (Война старика 4)

— Да, но, по крайней мере, это было бы что-то новое, — сказала я. — Там мы строили бы новый мир. Здесь мы просто поддерживаем старый. Будь честна, мама. В этих краях все довольно медленно. Важный день для тебя — это когда кто-то ввязывается в драку на кулаках. Главное событие дня отца — разрешение спора из-за козы.

— Бывают вещи и похуже, — сказала Джейн.

— Я не призываю к открытой войне, — сказала я. Еще одна шутка.

И снова мама в очередной раз топнула ногой. — Это будет совершенно новый колониальный мир, — сказала она. — Он больше подвержен риску нападения, потому что у него меньше всего людей и у сил обороны колоний меньше всего возможностей защитить его. Ты знаешь это не хуже других.

Я удивленно моргнула. Да, знаю не хуже других. Когда я была совсем маленькой — до того, как меня удочерили Джейн и Джон — планета Омаха, на которой я жила (или над которой, поскольку находилась на космической станции), подверглась нападению. Джейн почти никогда не поднимала эту тему, потому что знала, как тяжело мне об этом вспоминать. — Думаешь, именно это сейчас и произойдет? — спросила я.

Джейн, должно быть, почувствовала, что происходит у меня в голове. — Нет, не думаю, — сказала она. — Это необычная колония. В некотором смысле, она экспериментальная. На эту колонию будет оказано политическое давление, чтобы добиться успеха. Это означает, среди прочего, большую и лучшую защиту. Я думаю, что мы будем защищены лучше, чем большинство колоний, которые только начинают свое существование.

— Приятно это слышать, — сказала я.

— Но нападение все равно может произойти, — сказала Джейн. — Мы с Джоном вместе сражались на Коралле. Это была одна из первых планет, заселенных людьми, и она все равно подвергалась нападениям. Ни одна колония не находится в полной безопасности. Есть и другие опасности. Колонии могут быть уничтожены местными вирусами или хищниками. Плохая погода может погубить урожай. Сами колонисты могут оказаться неподготовленными. Колонизация — настоящая колонизация, а не то, что мы делаем здесь, на Гекльберри, — это тяжелая, постоянная работа. Кто-то из колонистов может потерпеть неудачу и увлечь за собой остальную колонию. Могут быть плохие лидеры, принимающие плохие решения.

— Не думаю, что нам стоит беспокоиться о последнем, — сказала я, пытаясь разрядить обстановку.

Джейн не клюнула на наживку. — Говорю тебе, это рискованно, — продолжила она. — Это так. Многое из этого. И если мы на это решимся, то должны быть готовы к такому риску.

В этом была вся мама. Ее чувство юмора не было таким обделенным, как у Гикори и Дикори — я на самом деле могу ее рассмешить. Но это не мешает ей быть одной из самых серьезных людей, которых я когда-либо встречала в своей жизни. Когда она хочет привлечь ваше внимание к чему-то, что, по ее мнению, важно, то добивается этого.

Это хорошее качество, но в тот момент мне было из-за него очень некомфортно. Без сомнения, таков был ее план.

— Мама, я знаю, — заверила я. — Знаю, что это рискованно. Что это будет нелегко. — Я подождала.

— Но, — вставила Джейн, давая мне подсказку, которую, как она знала, я ждала.

— Но если бы вы с папой руководили этим, думаю, это стоило бы риска, — сказала я. — Потому что я доверяю вам. Вы не взялись бы за эту работу, если бы не были уверены, что справитесь с ней. И я знаю, что вы не стали бы подвергать меня ненужному риску. Если вы двое решите это сделать, я бы хотела пойти. Я бы определенно хотела пойти.

Я вдруг осознала, что, пока говорила, моя рука скользнула к груди и слегка коснулась маленького кулона: нефритового слоника, подаренного мне Джейн. Я убрала от него руку, немного смутившись.

— И, несмотря ни на что, основать новую колонию было бы не так уж скучно, — немного неубедительно закончила я.

Мама улыбнулась, отключила раковину от сети и вытерла руки. Затем она шагнула ко мне и поцеловала в макушку; я была достаточно маленького роста, а она была достаточно высокой, так что для нее это было естественно. — Дам твоему отцу повременить с этим еще несколько часов, — сказала она. — А потом дам ему знать, что у нас на уме.

— Спасибо, мам.

— И прости за ужин, — добавила она. — Твой папа иногда погружен в себя, и я с удивлением замечаю это.

— Знаю, — сказала я. — Тебе следует просто шлепнуть его и сказать, чтобы он перестал.

— Занесу это в список на будущее, — сказала Джейн. Она еще раз быстро чмокнула меня и отошла. — А теперь иди делай свою домашнюю работу. Мы еще не покинули планету. — Она вышла из кухни.

ЧЕТЫРЕ

Позвольте мне рассказать вам об этом нефритовом слонике.

Мою мать — мою биологическую мать — звали Шерил Бутен. Она умерла, когда мне было пять лет; просто гуляла с подругой и упала. Мои воспоминания о ней такие, какими их и следовало ожидать: смутные фрагменты из памяти пятилетнего ребенка, подкрепленные несколькими ценными фотографиями и видео. Когда я была моложе, они были не намного лучше. Пять лет — неподходящий возраст для того, чтобы потерять мать и надеяться запомнить ее такой, какой она была.

Единственное, что осталось от нее, — это плюшевая игрушка, слон Бабар, которую мама подарила мне на мой четвертый день рождения. В тот день я заболела, и мне пришлось весь день пролежать в постели. Это было несчастьем для меня, и я всем дала это понять, потому что именно такой была в свои четыре года. Моя мама подарила мне куклу Бабара, а потом мы прижались друг к другу, и она читала мне сказки Бабара, пока я не заснула, лежа с ней. Это мое самое яркое воспоминание о ней, даже сейчас; не столько из-за того, как она выглядела, сколько из-за низкого и теплого звука ее голоса и мягкости ее живота, когда я лежала, прижавшись к ней, и засыпала, а она гладила меня по голове. Ощущение присутствия моей матери, ощущение любви и утешения, исходящих от нее.

Я скучаю по ней. Все еще скучаю. Даже сейчас. Даже прямо сейчас.

После смерти моей матери я никуда не могла пойти без Бабара. Он был моей связью с ней, моей связью с той любовью и утешением, которых у меня больше не было. Быть вдали от Бабара означало быть вдали от того, что у меня осталось от нее. Мне было пять лет. Это был мой способ справиться со своей потерей. Думаю, это помогло мне не погрузиться в себя. Пять лет — плохой возраст, чтобы потерять мать, как я уже говорила; думаю, что это может быть подходящим возрастом, чтобы потерять себя, если не будешь осторожна.

Вскоре после похорон моей матери мы с отцом покинули Феникс, где я родилась, и переехали на "Ковелл", космическую станцию, находящуюся на орбите над планетой под названием Омаха, где он проводил исследования. Иногда из-за работы он уезжал из "Ковелла" в командировки. Когда это случилось, я оставалась со своей подругой Кей Грин и ее родителями. Однажды мой отец уезжал в командировку; он опаздывал и забыл взять Бабара для меня. Когда я поняла это (что не заняло много времени), то начала плакать и паниковать. Чтобы успокоить меня, и еще потому, что действительно любил меня, он пообещал привезти мне куклу Селесту, когда вернется из поездки. А до тех пор он просил меня быть храброй. Я согласилась, и он поцеловал меня и велел пойти поиграть с Кей. Я так и сделала.

Пока его не было, на нас напали. Пройдет очень много времени, прежде чем я снова увижу своего отца. Он не забыл о своем обещании и принес мне Селесту. Это было первое, что он сделал, когда я его увидела.

Она до сих пор у меня. Но у меня нет Бабара.

Со временем я стала сиротой. Меня удочерили Джон и Джейн, которых я называю "папа" и "мама", но не "отец" и "мать", потому что так я называю Чарльза и Шерил Бутен, моих первых родителей. Джон и Джейн прекрасно это понимают. Они не возражают против того, что я делаю различие.

Перед тем, как мы переехали в Гекльберри, — как раз перед этим, — мы с Джейн зашли в торговый центр в Феникс-Сити, столице Феникса. Мы шли за мороженым; когда проходили мимо магазина игрушек, я забежала туда, чтобы поиграть с Джейн в прятки. Все шло замечательно, пока я не пошла по проходу с мягкими игрушками и не столкнулась лицом к лицу с Бабаром. Не с моим Бабаром, конечно. Но этот был настолько близок к нему, что все, что я могла сделать, это остановиться и уставиться на него.

Джейн подошла ко мне сзади и не видела выражение моего лица. — Смотри, — сказала она. — Это Бабар. Хочешь к своей кукле Селесте? — Она протянула руку и взяла его из корзины.

Я закричала, вырвала игрушку у нее из рук и выбежала из магазина. Джейн догнала меня и обняла, пока я рыдала, прижала к своему плечу и гладила по голове, как это делала моя мама, когда читала мне сказки о Бабаре на мой день рождения. Я выплакалась, а потом, когда закончила, рассказала ей о Бабаре, которого подарила мне мама.

Джейн понимала, почему я не хотела еще одну такую игрушку. Было бы неправильно заводить новую. Было бы неправильно что-то добавлять к воспоминаниям о ней. Притворяться, что другая игрушка может заменить ту, которую мне подарила мама. Дело было не в игрушке. В этой игрушке было все, что нужно, но она не была той самой.

Я попросила Джейн не рассказывать Джону о Бабаре и о том, что только что произошло. Я и так чувствовала себя не в своей тарелке из-за того, что только что расплакалась перед своей новой мамой. Не хотелось втягивать в это еще и своего нового папу. Она пообещала. А потом обняла меня, и мы пошли за мороженым, и меня чуть не стошнило, когда я съела целую порцию бананового мороженого. Что, на мой восьмилетний взгляд, было неплохо. Действительно, день был полон событий.

Неделю спустя мы с Джейн стояли на смотровой площадке корабля сил обороны колоний "Америго Веспуччи", глядя вниз на сине-зеленый мир под названием Гекльберри, где нам предстояло прожить всю оставшуюся жизнь, по крайней мере, мы так думали. Джон только что покинул нас, чтобы уладить кое-какие дела в последнюю минуту, прежде чем мы полетим на шаттле в Миссури-Сити, откуда отправимся в Нью-Гоа, к нашему новому дому. Мы с Джейн держались за руки и указывали друг другу на особенности поверхности, пытаясь понять, сможем ли увидеть Миссури-Сити с геостационарной орбиты. Мы не смогли. Но у нас были хорошие предположения.

— У меня есть кое-что для тебя, — сказала мне Джейн после того, как мы решили, где будет или, во всяком случае, должен быть Миссури-Сити. — Я хотела тебе кое-что подарить, прежде чем мы приземлимся в Гекльберри.

— Надеюсь, это будет щенок, — высказала я. Я намекала на это уже пару недель.

Джейн рассмеялась. — Никаких щенков! По крайней мере, пока мы не устроимся по-настоящему. Хорошо?

— О, ладно, — разочаровалась я.

— Нет, вот это, — сказала Джейн. Она полезла в карман и вытащила серебряную цепочку с чем-то бледно-зеленым на конце.

Я взяла цепочку и посмотрела на кулон. — Это слон, — сказала я.

— Так и есть, — подтвердила Джейн. Она опустилась на колени, чтобы мы оказались лицом к лицу. — Я купила его в Фениксе перед самым отъездом. Увидела его в магазине, и он напомнил мне о тебе.

— Из-за Бабара, — догадалась я.

— Да, — согласилась Джейн. — Но и по другим причинам. Большинство людей, живущих на Гекльберри, родом из страны под названием Индия, и многие из них исповедуют индуизм, который является религией. У них есть бог по имени Ганеша, у которого голова слона. Ганеша — их бог разума, а я думаю, что ты довольно умна. Он также бог начала, что тоже имеет смысл.

— Потому что мы начинаем нашу жизнь здесь, — сказала я.

— Верно, — согласилась Джейн. Она взяла у меня кулон с серебряной цепочкой и надела мне на шею цепочку, застегнув ее сзади. — А еще есть поговорка, что "слон никогда ничего не забывает". Ты ее слышала? — Я кивнула. — Мы с Джоном гордимся тем, что являемся твоими родителями, Зоя. Мы счастливы, что ты теперь часть нашей жизни и поможешь нам устроить нашу будущую жизнь. Но я знаю, что никто из нас не хотел бы, чтобы ты когда-нибудь забыла своих родителей.

Она отстранилась и нежно коснулась кулона. — Это должно напоминать тебе, как сильно мы тебя любим, — сказала Джейн. — И надеюсь, что это также напомнит тебе, как сильно любили тебя твои родные мама и папа. Тебя любят две пары родителей, Зоя. Не забывай о первых, потому что ты теперь с нами.

— Не забуду, — сказала я. — Обещаю.

— Последняя причина, по которой я хотела подарить тебе его, — продолжить традицию, — отметила Джейн. — Твои мама и папа подарили тебе по слонику. Я тоже хотела подарить тебе слоника. Надеюсь, тебе понравится.

— Мне он нравится, — воскликнула я и бросилась к Джейн. Она поймала меня и обняла. Мы немного обнялись, и я тоже немного всплакнула. Потому что мне было восемь лет, и я могла это делать.

В конце концов я отцепилась от Джейн и снова посмотрела на кулон. — Из чего он сделан?

— Это нефрит, — сказала Джейн.

— Это что-нибудь значит? — спросила я.

— Ну, — предположила Джейн, — полагаю, это значит, что я считаю нефрит красивым.

— А папа тоже подарит мне слона? — спросила я. Восьмилетние дети могут довольно быстро переключиться в режим выпрашивания.

— Не знаю, — ответила Джейн. — Я не говорила с ним об этом, потому что ты просила меня не говорить. Не думаю, что он знает о слонах.

— Может быть, он сам разберется, — понадеялась я.

— Да, может быть, он так и сделает, — согласилась Джейн. Она встала и снова взяла меня за руку, и мы снова посмотрели на Гекльберри.

Примерно через полторы недели после того, как мы все переехали в Гекльберри, папа вошел в дверь, держа в руках что-то маленькое и извивающееся.

Нет, это был не слон. Подумайте хорошенько, люди. Это был щенок.

Я взвизгнула от радости — помните, мне тогда было восемь, и я могла это делать, — и Джон протянул мне щенка. Тот тут же попытался облизать мне лицо.

— Афтаб Ченгелпет только что отнял помет от матери, и я подумал, что мы могли бы приютить одного из щенков, — сказал папа. — Если хочешь. Хотя я не припоминаю, чтобы ты испытывала энтузиазм по поводу такого создания. Мы всегда можем вернуть его.

— Даже не смей, — сказала я в перерывах между ласками.

— Хорошо, — сказал папа. — Просто помни, что ты за него отвечаешь. Тебе придется кормить его, заниматься с ним спортом и заботиться о нем.

— И кастрировать его, и заплатить за его обучение.

— Что? — не поняла я.

— Джон, — позвала мама из своего кресла, где она читала.

— Не обращай внимания на последние слова, — сказал папа. — Но тебе придется дать ему имя.

Я держала щенка на вытянутых руках, чтобы как следует его рассмотреть; он продолжал пытаться лизнуть меня в лицо на расстоянии и дергался в моих руках, когда движение его хвоста заставляло его поворачиваться. — Какие есть хорошие клички для собак? — спросила я.

— Спот. Рекс. Фидо. Чемпион, — ответил папа. — Частые клички. Обычно люди выбирают что-нибудь более запоминающееся. Когда я был ребенком, у моего отца была собака по кличке Шива, уничтожитель обуви. Но я не думаю, что это было бы уместно в обществе бывших индийцев. Может быть, что-то еще. — Он указал на мой кулон со слоником. — Я заметил, что в последнее время ты увлекаешься слонятами. У тебя есть Селеста. Почему бы не назвать его Бабар?