Поймай меня, или Моя полиция меня бережет

Ей недоставало только рогатого шлема и боевой секиры.

— От тебя мы такого не ожидали! — вторила ей Бранка.

Сестры вышли, и я выглянула в окно. Они рука об руку направилась к своему дому (как раз через дорогу), беседуя вполне мирно. Видимо, помирились на почве недовольства мной.

Дурдом!

Я вздохнула, мечтая о пяти минутах тишины.

Передохнуть мне не дали: дверь снова распахнулась, и в мой кабинет вплыла дама.

Комната, и без того небольшая, сразу стала возмутительно тесной.

Говорят, черное стройнит, однако пышным телесам посетительницы это было как мертвому припарка. Трикотаж безжалостно обтягивал все складки и изгибы фигуры, тонкие бретели платья впились в белоснежные плечи, а кокетливая шляпка леопардовой расцветки дополняла это великолепие.

— Здравствуйте, мадам Цацуева, — уныло поприветствовала я.

— И про какое здоровье вы таки говорите?! — агрессивно начала она, легким движением бедра закрывая дверь. — Я худею от такого безобразия!

По-моему, сбросить десяток-другой килограмм ей бы не повредило, но высказывать это я поостереглась.

— У вас есть новые жалобы? — поинтересовалась я сухо.

Слово "новые" было ключевым. Хобби мадам Цацуевой — кляузничество — до печенок достало всех соседей. А уж как это опротивело мне!..

— Таки да! — согласилась она едко. — А вам, милочка, за это деньги платят! Вот и работайте!

Я только вздохнула, проглотив крутящийся на языке ответ.

— В письменном виде?

— А как же! — она задрала все три подбородка. — И на копии вы мне распишитесь. А то я уйду, а вы фьють — и выкинете мое заявление!

И указала глазами на корзину, действительно переполненную бумагами.

Сдержалась я с трудом.

— Позвольте? — и требовательно протянула руку.

Мадам Цацуева вручила мне десяток листков, исписанных убористым почерком, и я чуть не застонала.

А ведь придется проверять! Еще и ответы писать. Закон об обращениях граждан, будь он неладен.

— Присаживайтесь, — предложила я, бегло просматривая бумаги.

— Я постою! — гордо отказалась она.

Подозреваю, она попросту опасалась, что стулья не выдержат такого напора красоты.

Первая жалоба ожидаемо касалась Ихтиара. Мадам Цацуева невзлюбила бедного водяного с первой встречи, и теперь не упускала случая обвинить его хоть в чем-то.

На этот раз она утверждала, что Ихтиар держит наркопритон, — дескать, сама видела ночью крайне подозрительную личность на его участке. Небось, за дозой приезжал!

— Постойте, — я помотала головой, — а как вы могли это увидеть? Ведь было темно?

— У меня бессонница! — чуть визгливо парировала она, выпятив пышную грудь. — А шо, честной гражданке уже и проснуться ночью нельзя?!

Голос у мадам Цацуевой подкачал — к таким габаритам больше подошло бы сочное контральто.

— Можно, — вздохнула я, — только не говорите, что у вас есть прибор ночного видения!

Насколько я знала, в жилах мадам Цацуевой не текло и капельки крови волшебных народов, так что ее зрение должно быть в пределах человеческой нормы.

— Я и без него отлично все разглядела, — она оскорбленно поджала губы и перешла в наступление: — Вы хотите сказать, шо я вру?!

— Нет, что вы, — я пошла на попятную, отлично зная, что она не преминет при случае накатать кляузу и на меня. Эх, привлечь бы ее за заведомо неправдивое сообщение о преступлении! Кстати, а это мысль... — Проверим. Так, а тут что?..

И сделала вид, что увлеклась изучением следующей жалобы.

Впрочем, к концу страницы мой интерес стал непритворным. Героем сего заявления был Хельги, младший из семейства троллей.

Для верности я перечитала дважды. Пристальный взгляд мадам Цацуевой не позволял мне рассмеяться вслух, хотя очень хотелось.

— Кхм, я правильно поняла, — начала я медленно, отложив ее писанину в сторону, — что он напал на вас и насильно поцеловал?

— Принудил! — подтвердила она, обмахиваясь ладошкой. — Хулиган!

Прозвучало... томно.

Я вообразила эту сцену в красках: теплый летний вечер, мадам Цацуева в полупрозрачном одеянии, юный тролль, при виде такого зрелища потерявший голову от страсти...

Пожалуй, эта картина стоила того, чтобы увековечить ее на полотне какого-нибудь живописца! "Барышня и хулиган".

— И чего вы хотите? Привлечь его к ответственности за... мелкое хулиганство? — последнее я произнесла с сомнением. Надеюсь, она не будет утверждать, что имела место попытка изнасилования? — Но он ведь несовершеннолетний.

— Пусть подрастет, — она повела плечом с милыми "ямочками". — А потом — женится!

От неожиданности я потеряла дар речи. Откашлялась и поинтересовалась сдавленно:

— А разве вы не замужем?

Стыд и позор мне! Домовому полагается всех жильцов вверенного участка знать хотя бы в лицо. Но я полагала, что супруг мадам Цацуевой просто терялся на ее фоне.

— Я вдова! — она уязвленно поджала губы. — Дважды.

— Сочувствую, — пробормотала я, собираясь с мыслями, а потом напустила на себя строгий официальный вид. — Извините, мадам Цацуева, но ваши требования не подлежат удовлетворению. Брак — это добровольный союз мужчины и женщины...

— Я буду жаловаться! — взвизгнула оскорбленная в лучших чувствах дама. — Так и знайте!

Она тяжело дышала, и огромная грудь взволнованно колыхалась.

Ужасно хотелось заткнуть уши пальцами, но увы, приходилось слушать причитания и угрозы. Если женщина хочет замуж, то упаси вас Неназываемый становиться у нее на пути!

Когда я с трудом выставила ее прочь, до конца приемного времени оставалось немногим больше четверти часа.

Поморщившись, я потерла висок. Работа с населением — та еще головная боль...

А ведь мадам Цацуева наверняка еще и жалобу на меня накатает! Понятно, что ничего страшного, но объяснительную писать придется.

Подумав, я полезла в стол за шоколадкой, но едва пальцы нащупали шуршащую обертку, как в дверь снова постучали.

Я едва не застонала, закрыла ящик и обреченно крикнула:

— Войдите!

— Вы позволите? — вежливо спросил господин Ярый, остановившись на пороге.

На мгновение я им залюбовалась: стройная фигура, смуглая кожа, чуть раскосые насмешливые глаза и грация пантеры.

— Конечно, — кивнула я. В конце концов, теперь он один из "моих" жильцов! — Проходите, присаживайтесь. На что жалуетесь?

Яркие губы дрогнули в улыбке, и он шагнул в комнату.

Я слегка смутилась: прозвучало действительно странно.

— Я имею в виду, что обычно к компетенции домового относится урегулирование споров из-за нарушения правил добрососедства, — отбарабанила я как по писаному и смутилась еще больше.

Присутствие господина Ярого выводило меня из равновесия. И дело не в бабуле!

Он окинул взглядом мой захламленный кабинет и покачал головой.

— Заверяю вас, госпожа Стравински, мне не на что жаловаться.

— Домовой, — поправила я упрямо. — Я при исполнении.

Он чуть пожал плечами и расположился на ближайшем ко мне стуле.

— Как изволите... домовой. Хотя называть так красивую женщину, на мой взгляд, почти кощунство.

— Благодарю, — ответила я сухо. — Итак, что вы хотели, господин Ярый?

Он внимательно смотрел на меня, прищурив темные недобрые глаза.

— У меня к вам... личная просьба.

— Слушаю, — откликнулась я нехотя.

Он сжал губы, затем проговорил медленно:

— Скажите, вы правда занимаетесь поисками Кукольника?

От неожиданности я на мгновение замерла.

— Да, — кивнула я, не видя смысла отрицать. — Точнее, я помогаю следователю...

Ярый легким движением руки отмел мою слабую попытку отпасовать его к Мердоку.

— Несущественно. — Он чуть подался вперед, и я вдруг ощутила абсурдное желание спрятаться под стол. — Госпожа... домовой, я был бы весьма признателен, если вы заодно поищете ранее украденную им вещь.

— Какую? — с трудом выдавила я из разом пересохшего горла. Только этого не хватало!

Эта история с Кукольником нравилась мне все меньше и меньше.

Ярый помолчал, внимательно глядя на меня, наконец обронил:

— Алый Цветок.

— Простите, что? — не поняла я. — Это эвфемизм пламени? Драгоценный камень?

Последний вариант устраивал бы меня как нельзя больше, даже несмотря на фиаско с поисками прошлого клада.

— Это цветок, — пояснил он ровно, только глаза опасно сверкнули. — Алый, как вы можете догадаться.

— Постойте, — попросила я и помассировала виски. Поморгала и спросила со слабой надеждой: — Господин Ярый, вы шутите?

— Увы, нет. Я абсолютно серьезен. И, разумеется, за помощь вам полагается вознаграждение...

— Но зачем это Кукольнику?! — перебила я. — Он ведь вор, его интересуют ценности, а не... растения!

— Это непростое растение, — вымолвил он словно через силу. — Однако для вас, госпожа Стравински, это значения не имеет. Я готов выплатить за него очень хорошее вознаграждение.

Это явное нежелание называть меня домовым вкупе с настойчивым напоминанием об оплате взбесили.

— Послушайте, господин Ярый, — начала я уже безо всякого пиетета. — Я приложу все усилия, чтобы найти Кукольника и вернуть все, что он украл. Но я — домовой, а не частный сыщик! Мне не нужна награда. Лучше бы вы поделились сведениями.

— Например? — он чуть склонил голову набок, и в кабинете вдруг посветлело.

Но мне на его штучки было уже наплевать. В крайнем случае, сдам его бабуле.

— Например, как Кукольник мог у вас что-то украсть, если вы приехали в город только вчера? Где и когда это произошло? Вы ведь не писали заявление в райотдел!

Ярый помолчал, не отрывая от меня недоброго взгляда, затем поднялся.

— А кто вам сказал, что Кукольник начал свои подвиги именно тут? Советую подумать над моим предложением. До свидания, госпожа Стравински!

И, коротко кивнув, он вышел прочь, аккуратно притворив за собой дверь...

Следующий посетитель стучаться не стал, но заготовленное: "Извините, время приема уже закончилось!" мне не пригодилось.

— Следователь Мердок? — нехотя привстав, кисло произнесла я.

— Вижу, вы очень рады меня видеть, Стравински, — вымолвил он, осматриваясь.

Неужели это была ирония?!

— Чрезвычайно! — ответила я с чувством. Мердок посмотрел на меня с удивлением, и я спешно поправилась: — Простите. Я просто рада, что это не очередной жалобщик.

Мердок кивнул, принимая это объяснение.

— Кстати, Стравински, — он заложил руки за спину и, пройдясь вдоль заваленных бумагами стеллажей, остановился у дальней полочки, где красовалась коллекция ракушек, засушенных цветов и еще кое-каких, менее невинных, сувениров. — Должен заметить, у вас очень любопытные знакомства.

— Не понимаю, о чем вы, — пробормотала я и полезла в стол за шоколадкой, чтобы отвлечься от желания швырнуть в него вон той вазой с завядшими нарциссами.

— Неужели? — он обернулся, и тон его был... неодобрительным. — Стравински, раз уж мы с вами теперь работаем вместе, извольте мне не врать.

— Как прикажете, господин следователь, — я пожала плечами и, развернув фольгу, откусила кусок прямо от плитки.

Мердок следил за мной с интересом.

Шоколад надежнее чар: всего несколько кусочков, и мне уже не хочется кого-нибудь убить.

— Так вы поведаете мне, что хотел от вас тот... человек? — напомнил Мердок, когда я спрятала остатки "лекарства" в ящик стола. — Я видел, как он от вас вышел.

Небольшая заминка подсказала, что наблюдательности господину следователю не занимать.

— Один из новых жильцов. По правде говоря, он только вчера переехал.

В глазах Мердока зажегся огонек.

— Вот как? Весьма любопытно.

— Еще бы! — я решила все выложить начистоту: — Господин Ярый заявил, что ранее у него украли некую вещь... Алый Цветок. И он уверен, что это дело рук Кукольника!

Мердок кивнул каким-то своим мыслям.

— Значит, господин Ярый пытался привлечь вас...

— Это что-то меняет? — осторожно уточнила я.

— Это меняет все, Стравински, — вздохнул он и опустился на ближайший стул, даже не позаботившись поддернуть штанины. — И ровным счетом ничего. Не понимаю, зачем ему понадобилось сюда являться.

Бесконечные загадки уже начинали раздражать, и я отвернулась, жалея, что нельзя закурить.

Мои нервы за последние дни поистрепались. Рука сама тянется к сигаретам.

— Не злитесь, Стравински, — вдруг примирительно произнес Мердок. — Это лишь подтверждает, что у Кукольника имеется какая-то цель, и это вовсе не деньги. И он успел уже многим насолить. Однако об этом мы и раньше догадывались, ведь так?

— Так, — нехотя согласилась я, вновь поворачиваясь к нему. — Чтобы раздобыть наличных, есть масса способов попроще. И потерпевшие, конечно, вряд ли его возлюбили. Так что за Алый Цветок?

Мердок медленно покачал головой.

— Спросите у бабушки, Стравински, — посоветовал он серьезно. — Раз вас не посвящают в некоторые моменты, я не рискну вам о них рассказывать.

— Непременно! — едко ответила я. — Так зачем вы меня искали, господин следователь?

Мердок пропустил обращение мимо ушей.

— Ах, да! — он полез в карман пиджака и вынул знакомый листок бумаги. — Извольте объяснить, что это за шифровка?

— Я же все написала, — пожала плечами я. — Это рисунок на теле того зомби.

— И вы изобразили все в точности? — не отставал он.

— Насколько смогла, — ответила я с прорвавшимся раздражением. — Извините, художественную школу не заканчивала!

— Вот как? — Мердок прищурился и вдруг велел: — Пойдемте, Стравински!

— Куда? — не поняла я.

— В морг, разумеется! Слушать отчет Ульва. Или вас больше не занимает дело Кукольника?

— Занимает, — буркнула я, поднимаясь. — Еще как!

Я уже влипла в эту историю по пояс, и чем дальше, тем больше в нее погружалась.

Пожалуй, действительно стоит поговорить с бабулей. По душам...

* * *

Неладное я заподозрила еще на подходе, за квартал до морга.

Притормозила и прислушалась.

— Стравински? — оглянулся Мердок. — Что-то стряслось?

— Тсс! — я приложила палец к губам и схватила его за рукав. — Тихо!

Мердок являл собой образец вежливого недоумения (хорошо хоть молчаливого!). Ну да, он же у нас недавно, так что не в курсе.

— О, нет! — простонала я, сообразив, что музыка мне не почудилась.

Я рванула вперед (вдруг еще не поздно?!), но была остановлена твердой рукой.

— Немедленно объясните, что происходит! — потребовал Мердок, легко удерживая меня за полу форменного кителя. Хорошо хоть не поднял за шкирку, как котенка! — Ну же, Стравински, я жду!

Пришлось выпрямиться, глубоко вздохнуть и отрапортовать:

— Ульв ушел в запой!

Одно удовольствие было наблюдать, как Мердок растерянно хлопнул глазами.

— До сих пор мне не доводилось слышать об эльфе-алкоголике, — заметил он. — Вы уверены, Стравински?

Интересно, а что, ему доводилось встречать других эльфов-патанатомов?

— Уверена, — вздохнула я. — Только речь не о том. Это музыкальный запой. У него иногда бывает. Пойдемте, я по дороге расскажу.

Это оказалось легче обещать, чем сделать. Я молчала, собираясь с мыслями.