Самый длинный век. Там, за поворотом

Мы обживались и врастали корнями в эту землю, приспосабливая под себя окружающее пространство. Было откровенно не до технического прогресса — столько всего навалилось! Хотелось построить настоящую парную баньку, хотелось подвести родниковый ручеёк так, чтобы воду можно было черпать прямо дома. Как следствие, возникала мечта об устройстве тёплого сортира со смывом. И это при том, что всё лето пришлось складывать из пемзы огромную башню.

А заготовки? А огород? И людей на всё про всё явно недостаточно.

* * *

Я много возился с внутренней опалубкой башни. Так уж сложилось, что возводить число в квадрат никто из древних людей не умеет, и построение параболы для них задача непосильная. Поэтому контроль профиля стен отнимал у меня немало времени. И вот, как-то раз, работая на самой верхотуре, я бросил взгляд на реку. По ней плыли плоты. Много. С людьми.

Судя по виду — какое-то племя переезжало с места на место. Нечто подобное я видел давным-давно, ещё в первый год своего пребывания в этом мире. Во время нашей встречи с неандертальцами, они на чём-то подобном перебирались через озеро.

Работы мы свернули, привели свой лагерь в приличный вид, самые большие горшки на огонь поставили, намереваясь радушно принять гостей — нападения никто не ждал. Я спустился под гору к мосткам и вышел на них. Как раз вереница плотов приблизилась настолько, что можно было перекликаться.

— Я Степенный Барсук. А кто вы? — начал я, не мудрствуя лукаво, точно в стиле сказки про теремок.

— Мы Зелёные Лягушки. Ищем места, где хорошая охота, — ответили мне с переднего плавсредства.

— Гребите сюда, отведайте нашего угощения. Заодно и поговорим, — продолжил я речи учтивые.

— Мы не торговцы, Степенный Барсук. У нас нет ничего, чем бы мы хотели обменяться.

— Вот и замечательно, не придётся тратить времени на торг, — а сам рукой зазывные знаки делаю.

— Нет, Степенный Барсук, не станем мы к берегу приставать. Место тут занято, так что не будем отвлекать вас от дел — поплывём дальше.

И ведь уплыли. Насчитать удалось девятнадцать взрослых мужчин и двадцать две женщины. Деток — больше тридцати. Сердце моё кровью обливалось, когда смотрел, какая масса рабочей силы проезжает мимо.

Как Вы уже поняли, мимо нас проследовали те самые неандертальцы, одному из которых я когда-то отрезал ногу. Поэтому разговор шёл по-неандертальски, и никто, кроме Фаи и Тычинки из него ни слова не понял. Коренастых большеголовых крепышей от обычных людей я отличаю легко и отношусь к ним приветливо. Не все местные жители согласны со мной — они и Тычиночку несколько опасаются, и на Лягушонка косились — уж очень чужеродно выглядят эти люди среди живущих в этих краях андертальцев.

Как я понял, несколько небольших неандертальских групп прибыли в здешние края недавно откуда-то с запада и одна из них — Лягушки — поискала для себя охотничьих угодий на юге, но вернулась. С другой стороны, Деревянные Рыбы, в последние годы терроризировавшие местное население, не искали для себя места на юге, там, откуда привозят зерно. Наоборот, они упорно пытались захватить угодья на севере.

Запахло геополитикой. Возникло подозрение на наличие некоторых неизвестных мне обстоятельств. Кто же живёт вверх по реке? Почему одни туда не ходят, а другие оттуда возвращаются? Не исходит ли какой опасности от наших южных соседей?

Я сел в челнок и отправился вдогонку за ушедшим племенем.

* * *

Замыкающий плот показался мне ничем не хуже других для того, чтобы поговорить с людьми. Четыре крепких дядьки, плывших на нём, не испугались мальчишку, но встретили меня неприветливо:

— Тебе же сказали, что мы не собираемся ничем меняться.

— Ну и ладно, — ответил я примирительным тоном. — Хочу расспросить о том, что вы видели в местах, откуда прибыли.

— Там не любят чужих. Нас прогоняли отовсюду, хотя мы никому ничего худого не делали. Отсюда, тоже прогнали, но это было давно. А потом лодочник, возивший зерно, рассказал, что здесь стало мало людей, вот мы и решили вернутся.

Вот так всё оказалось просто. Я уже подумывал, что пора прощаться и убираться восвояси, как вдруг, один из охотников сам меня спросил:

— А что, брат мой Икринка жив ли ещё?

— Нехорошо, Сазан, упоминать имена умерших, — буркнул человек с седой бородой.

— Ничего нехорошего, — возразил я. — Твой брат носит взрослое имя Одноногий Лягушонок, ловит рыбу и делает прозрачные камни. Он обещал приехать сюда.

— Хотел бы поглядеть на него, — улыбнулся Сазан.

— Нельзя! — взвился седобородый. — Для нас он навсегда ушел в тёплый мир.

Не, ну только дискуссии на религиозную мне не хватало!

— Душа не покидала тела Лягушонка, — ответил я с важным видом, и многозначительно посмотрел на своего оппонента. Тот о чём-то задумался.

В древней теологии много не слишком хорошо проработанных аспектов, так что ввести людей в заблуждение довольно просто. Однако, парить мозги собеседникам я не собирался. Попросил рассказать о тёплом мире. Раньше о нём при мне не упоминали, так что я очень хотел понять о чём речь.

Обычно, представляя себе место, куда отправляется душа умершего, люди думают о том, чего им больше всего не хватает в жизни. Скажем, скандинавам не хватает свинины — вот они и селят души лучших людей туда, где каждый вечер жарят огромного кабана. Ну да не о скандинавах речь. По неандертальским представлениям после смерти достойные люди оказываются там, где всегда тепло, а недостойные — там, где холодно. И это указывает на жизнь в местах северных и суровых. Где-то там, у границы вечного льда среди северных оленей и мамонтов.

А вот о том, почему они оттуда ушли, я ничего не узнал — даже старший из рассказчиков этого не помнил — Зелёные Лягушки, когда он появился на свет, уже находились в состоянии непрерывного движения, мало где задерживаясь хотя бы на месяц. Их гнали, они уходили. И так — всё время, много лет.

Вот где, поистине, кладезь познаний о древнем мире! Разумеется, я не собирался упускать подобную возможность разузнать как можно больше о том, что творится вокруг и буквально вцепился в это племя.

Ситуацию "усугубили" Фая с Тычинкой, догнавшие нас к вечеру на другом челне. Они прихватили с собой не только походный шатёр и кухонную утварь, но и сеть. К нашему костру охотно захаживали многие любители поговорить, а я вылавливал из их повествований крупицы важной информации.

Итак, ниже и выше по течению большой реки, если считать от места торжища, живут полуоседлые племена, кочующие в пределах своих территорий, то есть по неким сезонным маршрутам. Лягушки это точно знают, потому что, где бы они не остановились, вскоре являлись хозяева и выдворяли пришлых. До хватания за оружие дело никогда не доходило, — иначе от племени давно бы ничего не осталось. Вот эти-то полуоседлые общности и были чуть не полностью уничтожены Деревянными Рыбами.

Дальше вниз по реке живут оседлые — они содержат огороды и охотятся в прилегающих угодьях. Отсюда путешественникам пришлось выметаться очень быстро — их мгновенно обнаружили и, убеждать в необходимости убраться куда подальше, пришли в столь значительном числе, что ни о какой задержке вообще речи не шло. Более того, выяснилось, что в эти края агрессивные Рыбы даже соваться не пробовали.

Вверх по реке, если пройти за пределы зоны проживания полуоседло-охотничьих групп, начинаются места неуютные, каменистые и бедные дичью. Лягушки пытались там обосноваться, но оголодали и отступились. Вверх по притоку, текущему с юга, они ушли сухим путём уже в ту пору, когда я тут поселился, то есть в прошлом году. Вернее, не совсем так — они просто двинулись на юг ни на какую реку не ориентируясь. Леса редели, дичи в каждом месте находилось буквально разок-другой как следует поесть, вот они и топали со своими волокушами всё дальше и дальше, благо никто их ниоткуда не прогонял.

Судя по описанию местности, путешественники вышли в степь потому, что указывали на то, что охотились в поймах небольших рек, а вне их пределов, хотя и видели немало пасущихся на открытых местах копытных, с охотой затруднялись. Дичь видела их издалека и спасалась бегством, не подпуская на дальность броска копья. А растущая на равнинах трава охотников не скрывала, она им и до колена не доходила.

Местных жителей вообще не встречали. Только одну группу из четырёх охотников заприметили как-то раз, и всё. Но те тоже приметили Лягушек, и ушли, не пытаясь приблизиться.

Перезимовали тяжело: и холода, и ветры, и неважная охота, — всё это дало понять — стоит поискать себе другого места. И продолжился путь на юг. Местность стала понижаться, гуще стали леса, обильней добыча и появились люди, жившие в этих краях. Они, как водится, попросили пришедших поискать себе другого места. Вот тут-то пришло понимание, что стоит усталым путникам вернуться обратно на север, где и растения знакомы, и люди, как теперь кажется, ласковей.

Удобную дорогу домой показал им человек, вёзший на торжище зерно. Ему помогли перетащить через волок и долблёнку, и мешки, а сами связали плоты и начали сплавляться вниз по течению. Вот такая история. История, из которой несложно заключить — Лягушки добрались до какого-то безлесного плоскогорья или нагорья, за которым снова начинаются богатые земли, довольно плотно заселённые, и где в обиходе зерновое земледелие. По всему выходит — оттуда недалеко и до мест, откуда родом Фая и Тихая Заводь — моя тётка, Говорящая с Духами плодородия.

И, судя по тому, что путешествие вниз по реке длилось целую луну, — это сильно далеко. По прикидкам, если учесть скорость реки, её извилистость и остановки на ночь, то от пятисот до тысячи километров. Примерно десять градусов широты. Воистину — Лягушки-путешественники!

* * *

Расстались мы, когда выплыли в большую реку. Перебравшись на другой берег, неандертальцы переложили скарб на волокуши, и отправились своей дорогой. А мы двинулись к Противной Воде. Раз уж оказались поблизости от торжища, почему бы не заехать, не узнать новости? Тут осталось-то полдня на вёслах.

Стойбище у Противной Воды встретило меня мельтешением знакомых лиц и нашей северной речью. Нынче тут просто саммит какой-то. Мой батюшка Атакующий Горностай прибыл за солью со товарищи. Его старший брат, вождь нашего союза, Тёплый Ветер, обеспокоенный тем, что верховный шаман — Ваш покорный слуга — засиделся южнее гор, едет ко мне серьёзно поговорить. Одноногий Лягушонок, следуя опять же ко мне, остановился здесь со своим семейством, чтобы напарить соды в озере. И группа юношей, нуждающихся во взрослых именах, сделала остановку по пути опять же ко мне. Я ведь отсутствовал дома около года, а люди-то растут.

— Заинька, о прошлом годе, когда принимали мы Тупого Скребка, опасался ты, а с добром ли он к нам пришёл? В тот раз мы тебе не поверили, и оказались неправы. Нынче, когда съехались вожди с мужчинами сажать большой Кавайский огород, припомнили и о желании твоём завладеть долиной Соек. Мы ведь тоже тогда посчитали, что это нам не нужно.

Однако, в первом случае ты оказался прав. А по поводу второй твоей затеи пока ничего не ясно, но сам-то ты строишь большой дом, развёл огород, подружился с тутошними людьми, — Тёплый Ветер спокойно излагает предысторию в кругу наших соплеменников... или сосоюзников? Племена-то у нас разные и, соответственно, тотемы. Но речь одна, и одна на всех жизнь. Даже обжиговые печи, уловы и урожаи, и те... нет, не общие, но и никому они не чужие. Колхоз какой-то получился.

— Так расскажи нам, пожалуйста, что заставило тебя так поступить? — сформулировал вопрос наш вождь.

— Понимаешь, отец (брат отца здесь — тоже отец, а не дядя, как у нас), где бы кто бы ни зажил хорошо, обязательно что-нибудь гадкое происходит. Духи, чьи разговоры мне иногда удаётся услышать, уверены в этом, — мне довольно сложно объяснить причину своей уверенности, так что ссылку на сакральное делать необходимо. — Заранее сказать откуда исходит опасность, трудно. Но часто она предвещает о своём приближении и, если быть к ней готовой, если вовремя собраться с силами, тогда удобней противостоять несчастьям или плохим людям.

— Ты боишься, что вместо Деревянных Рыб придут другие убийцы, — подвёл вождь черту под моим многословием. — Что же, это возможно. Действительно, если кто-то из нашего союза поселится в долине Соек, он сможет раньше узнать о появлении здесь плохих людей, и предупредить.

Люблю я, всё-таки, нашего вождя. Всё-то он схватывает налету.

— В долину Соек сейчас идут Зелёные Лягушки, вернувшиеся с юга, где им не понравилось, — поспешил я внести ясность. — Но об опасностях, приближающихся по реке, здесь, у Противной Воды, тоже узнают заблаговременно. Если бы кто-то из наших постоянно тут проживал и внимательно слушал разговоры между людьми, что приезжают меняться, то все новости быстро доносились бы то ушей вождей союза. Дом в этом месте давал бы приют и тем, кто приезжает добывать соду, и тем, кто отправляется к реке, текущей с юга, где я раньше других увижу, а не спускается ли вниз по течению грозный враг?

Знаете, добрая репутация — великая вещь. Голос мой не был воплем страждущего в пустыне. Да и ситуация прямо сейчас сложилась благоприятная — нас тут целая куча. И выходы известняка поблизости имеются. Одним словом, поставили мы торговую факторию, сложив её как раз из известняка на известковый же раствор из этого известняка приготовленный.

Чем тесали камень? Да чего только не придумывали. Например — сверлили керамическими свёрлами ряд отверстий по линии будущего разлома, а потом вбивали туда деревянные клинья. Это, если от монолита отколупывали. Гранитными топорами тесали, песчаником ровняли. Податливый материал и много старательных рук — это просто здорово. Тем более, что форму дому придали всё ту же — перевёрнутую параболу поставили шестиметровой ширины внизу и девять метров вверх, а в длину строение растянули аж на двенадцать метров. Опять же лаги лиственничные вмуровали и оставили оконные проёмы, затянув их пока шкурами.

Я ведь понимаю, отчего Одноногий Лягушонок сюда потянулся — тут пески просто замечательные намыты в речные косы, и содовое озеро под рукой. А он здорово выделывает всякие стеклянные ерундовинки: зверушек, птичек, рыбок. Ну и для окон что-нибудь изобразит.

Хотите прицепиться к термину "фактория". На здоровье. Не стану спорить. Но и жилищем шпиона называть этот дом тоже нехорошо. Так что — пускай будет, как уж назвалось. Торговать тут будут всякой лабудой — браком керамического производства, стеклянными фигурками, что играючи вытягивает из стекла Одноногий Лягушонок, неудачно скроенными рубашками — главное, чтобы создавалась видимость активности. А что покупать? Нам ведь почти ничего не нужно, кроме соли. Да что угодно. Главное — покупать и продавать, продавать и покупать. Можно и непонятные диковинки брать, и откровенное фуфло, вроде ракушек или сушёного мха. Метеориты там или иную какую непонятку.

Фактором устроился здесь мой батюшка, Атакующий Горностай, а маменька с неандерталочкой скоро приедут.

Глава 5 Туда и обратно