Мизантроп

— Прости, папа, но цинизма хватает и в твоей жизни, — перебил я его. — В бизнесе ведь по-другому никак? Или ты кушаешь, или кушают тебя, с отличнейшим аппетитом и до последней копейки на счёте.

— Ты прав, в бизнесе по-другому не получается, но я говорю тебе не про бизнес, я говорю тебе про жизнь. А в жизни нельзя всё время брать, нужно что-то производить, для того чтобы потом потреблять. Ты прожигаешь свою жизнь лишь благодаря своему эгоизму. У тебя нет человека, ради которого ты попытался бы свернуть горы. Ты зарабатываешь тысячи вместо миллионов и не стремишься к большему.

— Но я пытался, папа, правда пытался, — как ни странно внезапная тяга отца к наставлениям на путь истинный меня не разозлила, скорее мне стало грустно. — Ничего не получалось. Зачем придумывать себе идеал, которого не существует, потому что не может существовать. К чему я могу стремиться? Стать по-настоящему богатым человеком? Но я не смогу этим богатством воспользоваться: бесконечный рабочий день, выходные на телефоне, отпуск — из ряда вон выходящее событие. Мы говорили обо всём этом, когда я учился на пятом курсе.

— Разумеется. Ты пробовал — не получилось. Ты искал смысл и не нашёл его. Значит...

— Значит его нет, — я пробовал сопротивляться.

Некоторое время мы ели молча. Я знал, что отец разовьёт свою идею, и не ошибся.

— Так думать проще всего, — сказал он. — Представь себе человека, который плывёт по реке на плоту. У него есть еда и напитки, сигареты и хорошая книга. Ему не надо ничего предпринимать, он прекрасно себя чувствует. Рано или поздно он должен будет пристать к берегу, в противном случае его вынесет в открытое море. Он знает это, но постоянно откладывает на завтра. Ведь там, на берегу ему придётся действовать, нести ответственность за свои поступки. Всё бы хорошо, но устье приближается гораздо быстрее, чем он думает.

— Отлично, но как можно пристать к берегу, когда не знаешь в какой он стороне? — спросил я, разливая по стаканам очередную порцию.

Мы чокнулись и выпили без тоста. В нём не было необходимости. Каждый думал о своём. Я вышел на балкон, чтобы выкурить сигарету (отец не выносил табачного дыма). Отец был прав, но признать его правоту и воспользоваться его советом — совершенно разные вещи. Я не доверяю людям (единственное исключение — родители), практически не имею друзей, а также не воспринимаю всерьёз теорию, которая утверждает, что каждый человек — всего-навсего чья-то половинка. Димка называет меня циником, отец считает меня человеком без цели, и каждый из них по-своему прав.

Я докурил сигарету и вернулся на кухню.

— Наверное, не стоит продолжать этот разговор, — сказал отец. — Возможно, что тебе ещё нужно время, но, кроме времени, вера в себя. Тебе действительно нужна женщина, которая сделает твою жизнь полноценной. Однажды ты обязательно встретишь её, возможно, просто увидишь на улице и пройдёшь дальше, а может она останется с тобой навсегда. Всё зависит только от тебя.

— Поживём — увидим, — на большее меня не хватило. — Пока одиночное плавание не успело надоесть.

— Разумеется, — папа улыбнулся. — Главное, что ты не хандришь. Хуже всего — уйти в себя и начать пить. Но я за тебя спокоен. Слышал, что в последние пару месяцев дела у твоей конторы шли достаточно неплохо.

— Что есть — то есть, — я тоже не стал сдерживать улыбку. — Вкалывал я как настоящий стахановец. В результате получилось немножко себя побаловать. Пошли, покажу!

Теперь мне было гораздо легче, ведь разговор на не слишком приятную тему похоже был окончен. Мы вошли в зал, и я с удовольствием начал демонстрацию своих последних приобретений. Первым номером стал набор из двух глубоких кресел и дивана, обитых шикарной, цвета горького шоколада кожей. Пока отец устраивался поудобнее в одном из кресел, я взял с полки купленные пару недель назад часы Breitling и протянул ему.

— Неплохой вариант, как думаешь? — спросил я.

— Вполне, — отец разглядывал мою покупку обстоятельно, и не торопясь.

Он был настоящим знатоком в этой области, и, подобно члену королевской фамилии небольшой европейской страны, предпочитал исключительно скромные на вид Vacheron Constantin в платиновом корпусе. Его любовь к часам словно передалась мне по наследству.

— И, наконец — самое главное, — продолжал я. — В пятницу я еду в отпуск. Буду загорать и наслаждаться ничегонеделанием.

— Один, или со своей новой рыжеволосой знакомой?

Вопрос отца застал меня врасплох. Его осведомлённость практически вошла в поговорку, но всему есть предел... Наконец, придя в себя от изумления, я пожал плечами.

— Ни то, ни другое. Едем с Димкой. Но откуда ты узнал?

Отец, усмехнувшись, показал на длинный рыжий волос на спинке дивана.

— А твоя предыдущая девушка была блондинкой.

— Замечательно, помнишь в советском фильме про Холмса, был такой забавный эпизод с кофейником? — расхохотался я.

— Элементарно, Ватсон!

Отсмеявшись, я внимательно посмотрел на отца. Он выглядел как всегда безупречно, но небольшие мешки под глазами и пара лишних морщинок на лбу могли быть следствием бессонной ночи либо употребления значительного количества алкоголя. Ни то ни другое для отца не характерно. Его здоровью позавидует большинство тридцатилетних, а спиртным он не злоупотреблял никогда. Что-то произошло. Моя догадка, появившаяся после его звонка была верной, но получить доказательство своей правоты я не мог. Отец явно передумал говорить о неизвестной мне проблеме, возможно уже на пороге моей квартиры. Он не скажет ни слова, если не считает это необходимым.

— Пойдём на кухню, опрокинем ещё по стаканчику! — я решил попробовать его расспросить.

Мы выпили, несколько секунд я наслаждался волшебным послевкусием коньяка и одновременно собирался с силами.

— Папа, — я не смог чётко сформулировать свой вопрос и мне пришлось выдержать небольшую паузу. — Я очень рад, что ты заглянул сегодня ко мне. Хорошо сидим! Коньяк достоин королевского стола, да и насчёт человека, плывущего по реке, ты, скорее всего, прав. Но ведь ты пришёл ко мне не для того, чтобы наставить меня на путь истинный. Нравоучения — не твой стиль. Ты пришёл для серьёзного разговора, но передумал.

— Максим, ты не должен...

— Почему нет, папа? — я перебил его и продолжил, чуть повысив голос. — Ты одет в костюм, хотя по воскресеньям твоя форма одежды — casual, у тебя морщины и мешки под глазами, ты устал. Что случилось? О чём ты хотел рассказать? И, наконец, что в кейсе, который ты так бережно поставил в холле? Ведь это предназначалось для меня?

Я всё-таки не удержался и озвучил свою догадку насчёт кейса. Отец смотрел на меня с грустью и упрёком.

— Я твой отец, и не должен отчитываться перед тобой. Я люблю тебя, и мне становится не по себе, когда ты начинаешь говорить со мной в таком тоне. К сожалению, в этот раз ты оказался прав. Сегодня у меня были напряжённые переговоры с одним из партнёров, который не мог найти для этого время на следующей неделе, а в кейсе — документы. Я хотел обсудить с тобой один контракт, но решил не сваливать на тебя собственные проблемы.

— Почему сваливать? Если я могу чем-то помочь, то обязательно приложу все возможные усилия. Ты ведь знаешь.

— Знаю, но именно я учил тебя самостоятельно решать возникающие проблемы. Мужчина должен уметь справляться с трудностями без посторонней помощи. Поэтому я принял такое решение.

— Но папа, разве есть человек кроме меня, которому ты можешь доверять в подобных вопросах? — спросил я. — Зачем отказываться от помощи близкого человека?

— Сын, я просто устал, немного приболел, провёл бессонную ночь. Но этот контракт не стоит того, чтобы тратить на него ещё и твои нервы. Я справлюсь.

Разговор был окончен. Отец вышел в холл, надел пиджак и обнял меня на прощанье. Закрыв за ним дверь, я вернулся на кухню и выкурил 2 сигареты подряд. Всё произошедшее крайне удивило меня. Я никогда не видел отца в таком состоянии. Человек, не знающий его так хорошо как я, не заметил бы никакой разницы. Но я отлично видел: он не просто устал и не выспался, он был очень взволнован. Более того, после его ухода я понял, что он чего-то боится. Именно это меня и удивило. До этого момента я ни разу не видел его испуганным.

Мне было около 10 лет, когда он рассказал мне, что такое страх. Поздним ноябрьским вечером мы возвращались домой из гаража. Я любил ездить с ним в гараж, а после, возвращаясь домой пешком, разговаривать об оружии и автомобилях, хоккее и футболе, приключенческих и военных фильмах, обо всём том, что интересовало меня в то время (интересует и сейчас, но уже по-другому), и о чём нельзя было столь обстоятельно поговорить с мамой. От нашего дома до гаража было каких-то 15 минут ходьбы, сначала дворами, затем через пустырь. Но именно за эти 15 минут я успевал задать ему тысячу вопросов, узнать много нового и интересного. В тот вечер я рассказывал ему о фильме Terminator: о киборге, наделённом нечеловеческой силой, лишённом жалости и страха, способном уничтожить всё на своём пути. Мы шли по пустырю, и мой рассказ приближался к своей развязке, когда из кустов выскочила крупная дворняга и с громким лаем бросилась ко мне. Я испугался. Мои ладони мгновенно стали мокрыми. Прервав свой рассказ на полуслове, я спрятался за широкой спиной отца. Но даже за его спиной я не почувствовал себя в безопасности. Страх буквально кипел во мне, переливался через край подобно оставленному кипятиться без присмотра молоку. Я был готов бежать в любом направлении, но мой отец не отступил ни на шаг. Он не сделал ничего сверхъестественного, просто посмотрел на дворнягу и сказал "Фу!". Именно сказал, а не крикнул. Дворняга остановилась, немного полаяла и ретировалась в кусты. Он даже не опустил руку в карман, в котором лежал перочинный нож. Путь домой был свободен.

— Почему она не напала на нас, папа? — спросил я.

— Она не почувствовала во мне страха.

— И ты совсем-совсем её не боялся? Ни капельки? — последовал очередной вопрос.

— Совсем не боятся только дурачки, сынок, — ответил отец. — Если ты видишь опасность, которая реально тебе угрожает, то обязательно почувствуешь страх. Но мужчина не должен показывать этого никому. Только тогда твой противник сможет задуматься о возможности отступления.

— А если бы она не отступила? — моё любопытство не было окончательно удовлетворено. — Ты бы убил её?

— Если бы она прыгнула, то мне пришлось бы это сделать.

— Но ведь она такая большая!

— Убить собаку не слишком сложно, тем более хорошим ножом.

— А человека?

— Иногда гораздо проще. Но тебе не стоит думать об этом.

— А сложнее всего? Терминатора?

— Человека.

Дальнейшие мои расспросы ни к чему не привели. Самое главное отец к тому моменту уже рассказал. Страха перед собаками у меня с тех пор нет.

Может быть, и сейчас мне только показалось, что отец выглядит испуганным. На самом деле он устал и не выспался. Ничего особенного. Я слишком сильно привык к тому, что абсолютно все возникающие проблемы отец решает без чьей-либо помощи, и не мог представить себе другой ситуации. Я перестал об этом думать. Меня так научили.

Я налил себе ещё коньяка, выпил и отправился, как и планировал, с книгой на диван.

На следующий день я проснулся в отличном настроении. Ещё одним днём стало меньше между мной и отпуском, который я сам себе назначил. За несколько дней надо было сделать достаточно много, но это лишь придавало мне сил. Прежде всего, я устроил в офисе импровизированное совещание. Собрав весь коллектив, я выступил с проникновенной речью. До сотрудников была доведена информация о моём отъезде, а также о необходимости и в моё отсутствие продолжать ударный труд во имя победившего капитала. После общего собрания я обсудил основные организационные вопросы со своим заместителем. Юра всё схватывал на лету, и это вселяло уверенность. Я взял с него обещание звонить мне только в случае крайней необходимости и ни в каком другом.

В начале второго в офисе появился Дмитрий Александрович. Без лишних предисловий он предложил отправиться в турагентство. Через полчаса мы вышли оттуда с подписанными договорами и квитанциями об оплате тура. Я предложил Димке пообедать, заодно отметив подписание бумаг бокальчиком другим.

— Извини, Макс, но у меня на работе проект горит. До отпуска надо закончить, а то шеф от меня мокрого места не оставит, — Димыч вприпрыжку отправился обратно к станку.

А я человек деловой. Не какой-нибудь там менеджер среднего звена, у меня бизнес, время — деньги. Именно поэтому я отправился в ресторан, расположенный неподалёку от собственного офиса, где совершенно не торопясь и с отличным аппетитом пообедал, наслаждаясь свежестью и прохладой молодого белого вина.

Следующие несколько дней я провёл подобно описанному обеду, с чувством, не торопясь и в одиночестве. Димыч вкалывал изо всех сил, в надежде получить ещё пару сотен премиальных, Марина уехала, а в офисе наступил изрядно задержавшийся в этом году мёртвый сезон. Я отправил в отпуск двух риэлтеров и юрисконсульта. Неделя не тянулась и не летела, она совершенно спокойно подходила к своему завершению.

Мама, в каникулы мы едем на Джамейку

Работать над курением травы.

Борис Гребенщиков "Растаманы из глубинки"

У самого Средиземного моря

Вечер пятницы наступил точно по расписанию, и это обстоятельство не могло не радовать. Я чувствовал прилив энергии. Вещи были собраны ещё с утра, и мне оставалось только в последний раз проверить всё необходимое. Много времени на это не ушло. Сборы были закончены, электроприборы отключены, абсолютно всё готово к отъезду. Я сел за стол на кухне и закурил. Оставалось около получаса до приезда Виктора. Минутная стрелка на часах казалась застывшей. Весь день я предвкушал момент старта нашей скромной экспедиции, и вот теперь, за какие-то 30 минут до отъезда, время остановилось. Здесь нельзя не отметить, что нам с Димычем здорово повезло: отец как раз собирался отправить своего водителя в Москву. Ему надо было встретить старого приятеля прилетающего из Иркутска. Благодаря указанному счастливому стечению обстоятельств мы были освобождены от необходимости трястись в ночном поезде. Вместо этого нас ожидал прямой трансфер до Домодедово. Интерьер папиного Daimler также гораздо больше подходил для начала путешествия в поисках развлечений. Кроме того, отец обещал мне небольшой, но симпатичный сюрприз, что, учитывая его вкусы (а также возможности!) настраивало на самый замечательный лад.

Здесь, наверное, имеет смысл чуть подробнее рассказать о своём отце. Это один из тех мужчин, которые на самом деле self-made. С самого детства я восхищался им, и даже, несмотря на некоторые разногласия, возникшие в период моего собственного становления, восхищение его способностью достигать практически любых поставленных целей и оставаться при этом самим собой никуда не делось. Отец родился в нашем городке и в нем же провел свое детство. Его родители были достаточно известными в городе людьми: мать работала в областной больнице, отец преподавал в политехническом институте, имел ученую степень. Разумеется, единственному ребенку уделялось максимум внимания. Родители буквально сдували с него пылинки, пытаясь сделать из него собственное подобие. Они мечтали о том, что он выберет профессию врача, станет преподавать или хотя бы станет хорошим инженером, устроившись на крупнейший в городе завод. Однако их надеждам не суждено было сбыться. Их сын прилежно учился, занимался дополнительно английским, но чем ближе подходило окончание школы, тем яснее становилось, что его не привлекают ни медицинский институт, ни политех. Свободное время он проводил в боксерской секции, также регулярно посещал стрелковую. Вначале увлечения Володи нравились его родителям, затем, когда он впервые победил на городских соревнованиях по боксу в своей возрастной категории, они всерьёз забеспокоились. Конечно, им не хотелось видеть сына спортсменом, оставляющим своё здоровье на ринге. Его отец долго откладывал тот самый разговор, пережидая так называемый "трудный возраст", не догадываясь, что чем старше мы становимся, тем "труднее" и упрямее. Наконец, накануне шестнадцатилетия разговор состоялся. Его итоги глубоко поразили мою бабушку и привели в смятение дедушку: их сын избрал для себя карьеру профессионального военного. В течение последнего школьного года они сделали всё возможное и невозможное, но мой отец был непреклонен. Он окончил школу с медалью, перед ним были открыты двери городских вузов, но документы всё-таки были поданы в Рязанское десантное училище.