4. Люди и нелюди

— Значит, говорите, трактира у вас в деревне нет.

— Что? — переспросил он удивлённо.

— Трактира, — повторил Даймир, — или постоялого двора какого-нибудь.

— Нету, Гешек правду сказал.

— Хм... где тогда переночевать можно?

"Да где угодно, — подумалось Рэльке. — В любую дверь стучись. Кто ж пастырю в ночлеге откажет?"

— Хорошо бы, — добавил, немного помолчав, "чёрный", — чтоб в спокойном доме, где не слишком людно.

— У нас не людно, только я и батя, да и живём мы на самой окраине.

Рэлька сперва сказал, а уж потом понял, чего брякнул и даже испугался маленько: "Зачем зову-то?!" Но слово, как известно, не монета — обратно в кошель не уберёшь.

— К себе, значит, приглашаешь, — голос Даймира был тих и спокоен. — А отец за непрошеных гостей после горячих не всыплет?

— Небось, не всыплет.

— Ну, тогда приглашение принимается.

Некоторое время они ехали молча. Пастырь поглядывал по сторонам с прежним вниманием, хотя наверняка не верил, что на эдакую кучу народу кто-нибудь рискнёт напасть. Рэлька слышал, как переговариваются негромко Хан и Ксана. Охотник что-то рассказывал, девушка время от времени быстро шептала в ответ. Бедный Гешек косился на них, с досадой поджимал губы и нервно теребил повод.

— Что с твоей матерью сталось? — спросил вдруг Даймир.

И с чего это "чёрный" разговорился, разлюбопытничался? Вопрос не был для Рэльки в диковинку, он давно к нему привык и перестал из-за него смущаться или расстраиваться. Иной раз даже отшучивался в ответ... Но вот сейчас почему-то отвечать не хотелось. Вообще никак не хотелось. Ни полсловечка.

— Так что? — пастырь был настойчив.

— Не знаю, — пожал плечами Рэлька с напускным равнодушием, — никогда её не видал.

— А что же отец, не рассказывал ничего?

— Так он мне не родной, батька-то.

— Подкидыш, значит.

— Ага, так все и кличут, — Рэлька отчего-то почувствовал злость. И чего он, в самом деле, к нему привязался, "чёрный" этот? Чего надо ему? До деревни уже рукой подать, и лучше бы остаток пути они просто помолчали.

Но Даймир больше ничего спрашивать и не стал. Видать, насытил своё любопытство и успокоился. А скоро они уже выехали из леса, поднялись на холм и увидели близкие огни вольготно расположившейся на речном берегу деревеньки.

4.

— Значит, Вельена... Далече же вас занесло, господин Даймир.

Норен Хель, окружной исправник, сложение имел сухощавое, но казался при этом крепким, как морёный дуб. Голова его поблёскивала тщательно выбритой макушкой, с гладкостью которой удивительным образом сочетались густые рыжие усищи. Занятно, конечно, — и глазами Ксана в папеньку удалась, и узким прямым носом, и тонкими чертами лица... а вот в волосах у девушки ни единой огненной прядки. И веснушек, обыкновенных для "рыжух", совсем нету. Красавцем исправник не был, но имелся у него особый мужской шарм, наверняка в своё время притягивавший женщин, как ночных бабочек — огонь. Сейчас он сидел за длинным столом в гостиной своего дома, нервно теребил правый ус и мрачнел, словно наливающаяся грозой туча.

— Я приписан к миссии Вельены, — уточнил Даймир, — но приходится мотаться с делами по всему Восточному Союзу. Собственно, с одним из таких дел мне пришлось заглянуть в Фарбунг. И тут ваше письмо про скрайта. Я подумал, что господину Ханнанду может пригодиться моя помощь.

— Да, — Норен снова поморщился, — это хорошо, господин пастырь, что вы так подумали. Вон, как всё повернулось... Проклятые тени!

— Навряд ли ваших сельчан убили скрайты. Вернее сказать, я почти уверен, что это были не скрайты.

— Тогда кто? Или... что?

— Пока не знаю, — они с Ханом переглянулись. — Утром разберёмся.

— А что ж сразу-то... — брякнул хмурый дылда лет двадцати пяти, стоящий у дверей. Парня исправник представил как Петрека, своего помощника. Одного из двух. Был этот Петрек какой-то нескладный, неловкий и, похоже, не отличался большим умом. Зато на силушку не жаловался. Поймав раздражённый взгляд начальства, он мигом осёкся и виновато моргнул.

— Я... ну... спросить же только...

— Сказать по совести, — заметил холодно Даймир, — ночью следы разбирать трудновато, даже с фонарём. Особенно когда сходу не можешь понять кто твой враг.

— К тому же с господами были дети, — добавил исправник тоном, не предвещающим ничего хорошего. — Шёл бы ты, Петре, спать уже. Я тут сам разберусь.

Когда парень вышел, Норен сказал:

— Я... благодарю вас.

Пастырь мысленно вздохнул, и произнёс, изумляясь собственному мягкосердечию:

— Мы всего лишь проводили их до дома.

— Конечно, конечно, — усач покачал головой. — Тереш и Руз... вот уж не верится.

— Что они там могли делать? — спросил Хан. — Вооружённые, с самострелами наготове.

— Половина мужиков отправилась к Старой балке — искать серых теней. Мы, признаться, не ждали, что помощь из города будет так скоро. Условились, что вечером в деревню кого-нибудь пришлют с вестями. Кто же мог подумать... эх...

— Жнецы в округе — редкие гости, — заметил Хан, — и страшнее скрайтов на моей памяти никто не попадался. Разве что лет семь назад у Больших Острог прикончили люста. Но Остроги — это добрых две сотни лиг к западу.

— Всё однажды случается впервые.

— Что же нам делать прикажете, господин Даймир? — спросил исправник. — Люди наши с чудищами воевать не обучены. Но любую помощь, какая только...

— Для начала, нужно лагерь у этой вашей, как там её...

— У Старой балки.

— Именно. Лагерь оставить, людей вернуть в Ривцу, нечего им там делать.

— Само собой, — кивнул исправник. — А как же Тереш и Рузка? Нехорошо, что они в поле лежать остались.

— До утра мертвее не станут, брат Норен. О живых давайте думать. Утром два человека пусть возьмут телегу и привезут тела в деревню. Мы с ними съездим — осмотримся там и обеспечим охрану. Ну, а дальнейшие планы выстроим уже по возвращении.

— Хорошо, — исправник пригладил пальцами рыжие усы. — Ещё один вопрос прояснить бы. Эти смоляне, что притопали с вами — вы сказали, будто их повозка поломалась недалеко от места, где Тереш и Рузка...

— Бросьте, исправник, — усмехнулся Хан, — ваших сельчан убил выродок, не человек.

— Вы обмолвились, дескать, в темноте было плохо видно, что к чему. Может, шею одному сломали дубиной, а глотку другому ножом перехватили?

— Я за жнецами, исправник, двенадцать лет гоняюсь. Думаете, не отличу порез от работы зубов? Хоть бы даже и в темноте?

— Не обижайтесь. Я в Ривце всего два года за порядком смотрю — тихо здесь, страшнее пьяных драк ничего не случается. Но на прежнем месте мне... всякого повидать довелось. Моя обязанность — всё проверять.

— Проверяйте, — пожал плечами Даймир, — тут вы в своём праве. Мы мешать не станем, и даже поможем, чем сможем. Главное — чтобы всё по закону было, не так ли?

— Само собой, — прищурился рыжеусый, — само собой.

— Мне они не нравятся, — заявила вдруг Ксана, до сих пор сидевшая тихой мышкой в дальнем углу комнаты.

— Ксания, — исправник строго нахмурил брови, — тебе в постель не пора?

— Мне они не нравятся, — упрямо повторила девушка. — Очень.

— Вот как? — Даймир приподнял скептически правую бровь. — И чем же они тебе не по душе, девочка?

— Они странные. И ещё... они воняют.

— И то правда, семейка насквозь пропахла своими травами, — усмехнулся Хан. — Но мне доводилось вдыхать амбре и похуже. Не суди о людях по тому, что на них надето и как они пахнут — это верный способ ошибиться.

Зеленоглазая обиженно поджала губы и отвернулась. А миг спустя вдруг вскочила с кресла, быстро поклонилась мужчинам и выбежала из комнаты.

— Упрямица, — вздохнул её отец, — вся в бабку.

— А спирический дар она от неё унаследовала? — поинтересовался Даймир.

— Откуда... — исправник встрепенулся было, но тут же справился с удивлением: — Сама разболтала, небось? Дар... Скажете тоже, пастырь. Если у девчонки и есть чутьё, оно не сравнится с бабкиным... Вернее сказать, с чутьём моей бабки.

— Её прабабушка была менталью?

— И ещё какой! При глетских наместниках моя ба без малого полвека в доверенных чующих ходила. Не слыхали о Зарии Хель? Померла всего за год до того, как герцог Куно вернулся из похода на Пятый Каганат.

— Я тогда ещё пешком под стол ходил. А слышать... нет, не довелось.

Он припомнил, что Малеш говорил, мол, талант спирита — как любое другое дарование: невозможно предсказать, передастся по наследству или нет. Но если в роду уже был спирит, шанс увидеть среди потомков кинетика или ментата существенно возрастает.

— По мне, так придумывает девчонка про себя, — хмуро проворчал Ноэль. — Играется. И вы уж, господа, будьте милосердны — не подыгрывайте ей. Попадёт в беду, либо на посмешище себя выставит.

— Дело ваше, — Даймир поднялся из-за стола. — Думаю, пора пожелать друг другу доброй ночи,

— Вы можете устроиться во флигеле. Я распоряжусь насчёт ужина...

— Предложение заманчивое, но нас уже ждут в другом доме.

— Что ж... — рыжий усач развёл руками. Он выглядел озадаченным, но наверняка — не расстроенным. А вот Кравиц, похоже, был вовсе не прочь воспользоваться гостеприимством дома Норенов и смотрел на товарища с недоумением. Кисло улыбнувшись, северянин сказал:

— Увидимся утром, господин Норен. Вы ведь поедете с нами?

— Куда ж я денусь. Бедняга Тереш. Да и Рузка... Пресветлый Странник, и за что им такое...

— Брат Норен, — сухо произнёс Даймир, — я — стрелок, а не легат, и всё же не забывайте с кем говорите.

— Виноват, — Норен Хель замялся. — Не хотел задеть вашу веру, пастырь... то есть, само собой, нашу веру. Мы чтим Ясное Небо, здесь вы ереси не отыщете.

— Повторяю, моё дело — жнецы, вопросами веры пусть легаты занимаются. Но вы, любезный Норен, лучше последите за своим языком, когда я рядом.

* * *

— И чего ты вспыхнул, не пойму? — спросил Хан, когда ворота усадьбы закрылись за их спинами. — Просто деревенские суеверия. Им лет больше, чем чёрным пастырям, и вам они не помеха.

— Ты, я погляжу, тоже настроен о вере языком почесать, — Даймир глянул исподлобья. — Повторить тебе то же, что и исправнику?

— Остынь, — недовольство пастыря не произвело на охотника никакого впечатления. — Я уж точно в вашей теологии не силён. Спорить с тобой не вижу резона, но сдаётся мне, с Нореном этим ссориться тоже резонов мало. Он местная власть как-никак, поважнее старосты будет. Его люди уважают, по всему видать, и у слов его весу здесь больше, чем у золотого червонца. Он может нам помочь, а может и палкой стать в колесе.

— В моём колесе палки ломаются, Ханнанд.

— О, Небо, он уже называет меня полным именем! Всё, пора мне умолкнуть!

— Первая здравая мысль за сегодня.

— Нет, первой здравой была мысль, что в доме исправника неплохо кормят. Увы, она так и осталась при мне. Так куда мы едем на ночь глядя, позволь тебя спросить?

Вместо ответа Даймир остановил лошадь и поинтересовался, глядя в темноту:

— Ещё ждёшь?

— Я ж обещал, — мальчишка вынырнул из кустов боярышника, живой изгородью окружавших усадьбу.

— Тогда полезай сюда и показывай куда ехать.

— Вона как, — Хан фыркнул. — Стало быть, это в твоём доме мы нынче гостим, парень?

— Нас с тобой любезно пригласили, — заметил Даймир сдержанно, — и я принял это приглашение за обоих.

Паренёк сердито засопел, устраиваясь на лошадиной спине перед пастырем. Верно, решил, что над ним насмехаются. Но голосом недовольства своего не выдал.

— Прямо по дороге езжайте, до первых домов. А там будет тропка налево — в низинку.

— Добро, — согласился Даймир и тронул пятками бока лошади.

Ехали неспешно в полной темноте. Небо затянуло облаками и ветерок поднялся зябкий. В деревне уже ни одного окна не светилось — вся Ривца погрузилась в сон. Так и должно быть: время уже позднее, а крестьянский день начинается раненько.

— Как бы дождь не пошёл, — озабоченно буркнул Хан, — все следы ведь замоет.

— Что-нибудь, да останется на нашу долю. Всё равно ничего не изменишь, что толку попусту переживать?

— Я за дело переживаю, а не попусту... Эй, парень, куда дальше?

— По тропке вниз — она прямо до наших ворот доведёт. Вы не бойтесь, не заплутаем.

Тропа, обогнув чей-то обширный огород, продралась сквозь заросли чертополоха и повернула к надёжно укрытой темнотою реке, о близости которой можно было догадаться по шуму бегущей через отмели воды. Впереди появился огонёк — слабый свет пробивался из-за занавешенного окна небольшого одноэтажного дома, расположившегося на отшибе, в стороне от прочих деревенских дворов.

— Надо думать, лошадей найдётся куда поставить? — поинтересовался Даймир, пытаясь разглядеть смазанные ночью очертания избы.

— Знамо, найдётся, — не без гордости заверил его паренёк. — Конюшня есть, нам же лошадей лечить приводят.

У ворот мальчик слез, чтобы отодвинуть засов и впустить гостей. На протяжный скрип открывающейся тяжёлой створки эхом откликнулась дверь дома. Низкое крыльцо залил свет лампы — её держал в руке сухощавый мужчина среднего роста.

— Рэлек! Обормот, душа шалая! Где тебя носит в такой час?!

Углядев за воротами силуэты двух всадников, человек осёкся и поднял лампу выше, желая рассмотреть незваных гостей.

— Кто это с тобой? — спросил он уже более сдержанно.

— Это... — паренёк замолчал и обернулся, смущённый, на чистильщиков, ища поддержки.

Даймир спешился и, потянув за повод, ввёл свою кобылу во двор. Остановился перед хозяином дома, вежливо поклонился. В жёлтом свете горящего масла он увидел загорелое, испещрённое глубокими морщинами лицо и густую седину в некогда чёрных волосах.

— Брат Даймир, стрелок Бастиона.

— Мильх, — старик наконец-то понял, кто стоит перед ним, и настороженности в его голосе прибавилось. — Мильх Земич из ривецких Земичей. Чем... э-э-э... обязан?

— Ханнанд Кравиц из Эгельборга, — северянин тоже поклонился, — вольный чистильщик. Простите великодушно, что заявились к вам на ночь глядя, почтенный Мильх. Ваш сынок уверял, что вы не погоните прочь двух усталых путников.

— Рэлек... — произнёс хозяин дома странным голосом и замолчал. Казалось, он колеблется.

— Нам нужно всего лишь переночевать, — спокойно заметил Даймир. — Мы заплатим за беспокойство.

— Деньги? Не обижайте старика, — Мильх качнул головой и отступил в сторону. — Прошу в дом. Как говорится, чем богаты... Рэлек, похлопочи о лошадях.

— Сделаю, бать, — паренёк принял поводья и повёл животных в темноту двора, а Даймир и Хан переступили порог дома деревенского ветеринара.

* * *

— Славный дед, этот Мильх, — сказал Хан, и Даймир услышал, как северянин потянулся на постели, отчего рассохшееся дерево не заскрипело даже, а будто заворчало сердито. Лавка, не иначе, обиделась за хозяина: не таким уж старым тот выглядел, чтоб его "дедом" называть. Несмотря на седину в волосах и морщины, "коровий доктор" при близком знакомстве показался стрелку человеком, которому Небом назначено ещё немало деятельных лет. Лёгкие уверенные движения, острый ум, да и сила из рук ещё не торопится уходить. Пожилой человек, вовсе не старый. В его годы, да при таком здоровье иные мужи даже детей заводят. Собственных. А этот, вон, приёмыша растит без малого пятнадцать лет. Почему так?