Петр Внук Петра

— Чо за отрава?

— Это настойка, взвар из ягод Lonнcera с дубовой корой — для укрепления животной субстанции и успокоения боли в чреве.

Принюхавшись, Серый опрокинул в себя горькую жидкость. Крякнул и тут же запил какой-то минералкой, услужливо поданной лакеем.

"Эх! Хорошо быть императором!" Подумал про себя в который раз Сергей и вытолкал всех присутствующих из комнаты. Доктор порывался пульс пощупать, но, видя решительность юного самодержца остаться одному, отступился, оставив на столике у кровати серебряный кувшин с марципальной водой.

Когда все ушли, Пётр немного походил по комнате, определяя для себя, хочет ли он всё ещё спать или нет. В конце концов, решил просто поваляться и, сбросив камзол, с разбегу бухнулся на постель лицом вниз. Выпростал голову из мягчайшей подушки и чуть повернул её. В натёртом до блеска серебряном кувшине отражалась входная дверь и немного комнаты. "То же неплохо. Я вижу, кто войдёт, а вот заметить, что не сплю, не сразу будет можно!" Однако постепенно дрёма стала одолевать его. Мысли крутились вокруг образа тётушки. Донор тела был по-мальчишески чисто влюблён в цесаревну. Серый же цинично оценивал то, что удалось разглядеть во время обеда. "Личико совсем юное, кругленькое, ровненькое. Выглядит и моложе, и симпатичнее невесты. Каштановые волосы тонкие, брови подведены очень аккуратно. Пудры совсем немного положила — румянец так и пробивается. А уж ямочки на щёчках! Так заманчиво выглядят. Шея длинная, кожа белая без всяких родинок. Чуть заметный намёк на второй подбородок. Хм, пока он вида не портит, а вот с возрастом способен её вместе с носиком-курносиком в хрюшку превратить легко. Плечики покаты, в меру полненькие ручки. Грудь размера третьего как минимум! Для её возраста вполне развита. Росточка она чуть выше моего теперешнего, а вот фигурку в этих корсетах и пышных юбках заценить трудненько". В памяти смутно всплыл вид Лизы в ночной сорочке. Очень заманчивый вид, ребёнок не оценил, а вот опытный ходок Сергей слюну пустил моментально.

В этот момент неслышно распахнулась дверь. Лёгкий шорох заставил императора приоткрыть один глаз. Выпуклый бок кувшина отразил, как в комнату проникла какая-то женщина, или девушка. Он ещё размышлял кто это сестра или тётка, а может невеста, когда незнакомка подошла и тихо присела рядом. Лёгкое касание и аромат духов Елизаветы заставили его резко перевернуться. Лицо девушки было задумчиво. Она очаровательно прикусила нижнюю губу. Решение было моментальным — Пётр поднялся и обнял тётку. Впился губами в сладкие уста. Потянул на себя и, поднатужившись, перекинул на кровать. Сжал в объятиях и попытался пустить в ход язык, но девушка не поддалась, хотя и не оттолкнула. Сознание у Серёги слегка двоилось. Наслаждаясь молодым телом в своих руках, он нехотя отмечал некоторую зажатость партнёрши, недостаток физической силы тела донора и полное отсутствие ожидаемой реакции. Последнее было самым обидным — и намёка на физическое влечение не было! Даже когда он охамел и попытался, как-то раздвинуть фижмы да залезть цесаревне под юбку. Однако не тут-то было — женское платье этого века защищала честь владелицы от внезапных атак посильнее рыцарских доспехов.

Мальчик с сожалением отпустил свою игрушку. Отстранился и посмотрел на девушку. Та продолжала лежать, зажмурившись и замерев в ожидание дальнейших действий. "Нет, видно мал я ещё телом! Надо подрасти. И подкачаться" — он презрительно посмотрел на свою гладенькую кожу: "Белоручка!" Император одёрнул задранный им подол платья тётки. Мелькнувшая за решёткой из прутьев круглая коленка только усилила раздражение. Чертыхнулся: "Слава богу, в прошлой жизни не дожил до состояния нестояния". Цесаревна очнулась, чуть-чуть приподнялась:

— Ох, что ж ты делаешь, Петруша?

Ничего на это не сказал, только помог встать с кровати. Сергей попытался сделать вид, что ничего не было:

— Поедешь ли ты, Елизавета Петровна, с нами кататься?

— Поеду, коли приглашаешь меня, — и Лиза мило улыбнулась. — А куда ж поедем?

— Я думаю в летний сад, но сначала посмотрю, что изменилось в городе, пока я болел.

— Так что могло измениться, Петруша? Всё так же скучно и грязно...

— Ну, вот и посмотрю на это.

— А этот зверь-цербер, будет ли с тобой? — Он кивнул. — И невесту свою возьмёшь?

— Куда ж без них? Да и сам я просил князя о прогулке.

[]

2

Хороша была карета у светлейшего князя обоих империй. Большая, богато украшенная, на мягких немецких пружинах и ремнях. Пуховые подушки внутри разложены на обитых бархатом диванах. Стёкла светлые, а по раме и по дверям золочёные узоры бегут. Тянет её аж восьмёрка цугом. И на передней паре сидит форейтор в ливрее ценой в полугодовое жалование армейского полковника. Рядом с кучером примостился чёрный как ночь арап в белом с золотом камзоле. На запятках кареты два здоровенных детины готовы в любой момент соскочить и помочь пассажирам покинуть экипаж.

А кони, какие чудо-кони! Из табуна, что подарил Меншикову покойный Борис Петрович Шереметев. Все как на подбор рослые, широкогрудые, с завитыми по последнему парижскому шику гривами! И не катится карета по мостовым Санкт-Петербурга, а летит. Впереди неё конные гвардейцы гонят прочь с дороги простой люд, гиком и свистом сталкивают к обочине повозки вельмож. Позади несётся золочёная царская карета, где едут сестра императора и его тётка, да младшие дети Меншиковых. Уже за ними пылит вооружённый эскорт в полуроту конных ингерманландцев. Дивись народ на выезд благодетеля отечества и первейшего российского вельможи! Самого императора катает светлейший князь по петербургским улицам.

А внутри кареты из-за парчовой шторы взирает на столицу молодой государь. Жадным взором он пытается разглядеть, как живёт народ, как растёт град, устроенный великим дедом на топких берегах Невы. Но что же можно увидеть на такой бешённой скорости? Оказывается много, очень много, особенно если привык к совсем другому темпу передвижения. Попаданцу кажется, что не летит карета, а гремит. Гремит по брусчатке, что проложили от дворца Меншикова до возводимого здания Двенадцати коллегий. Громыхает колёсами по деревянному настилу наплавного моста через Неву. Хлюпает грязью у здания Адмиралтейства. И раскачивается так, что желудок взлетает к горлу, а душа невольно прячется в пятках.

— Данилыч! Осади кучера! Дурно мне опосля болезни!

Тот торопливо выполняет просьбу отрока. И есть от чего торопиться. Пётр будто осознал себя наследником первого императора, и проснулась в нём родовая повелительность и требовательность. Если ранее он старательно следовал советам светлейшего князя, то теперь царствующий отрок стал сам определять свои желания. И совсем не стремился их менять под давлением Данилыча. Совсем не похож Пётр на своего отца! Так дальше пойдёт, и, глядишь до дубинки дедовской недалеко. Меншиков невольно поёжился, вспоминая, как поколачивал его покойный государь.

— Чего, Данилыч, жмёшься? — звонкий мальчишеский голос был насмешлив. — Али попомнилось, как учил тебя тростью мой дед? Ага, вижу, угадал! Не боись, у меня удар пока не так силён, не покалечу. Вели, кстати, мне её доставить завтра же. Пусть в кабинете стоит.

Император решил продолжить легкий троллинг Меншикова в другом ключе и повернулся к сидящей с ним рядом невесте.

— Маша, ты чего задумалась? Неужели испугалась того, что я за обедом сказал?

— Ваше императорское величество, государь, такими словами шутить над невестой грешно.

— А я и не шутил! Всё так и есть. Раз обвенчают нас против воли, как деда моего на бабке, тот и её судьбу тебе надобно рассматривать как весьма возможную! Тебе бы, Данилыч, надобно обсказать дочери, что с нелюбимыми государынями бывает.

Светлейший князь на этих словах почернел. Его глаза злобно сверкнули. "Ага, пробрало, Алексашка! Толи ещё будет!"

— Но не бойся Маша, навязываться тебе не стану. Я вот не верю, что как жених тебе приглянулся.

— Пётр Алексеевич... — попытался что-то сказать Меншиков.

— Не перебивай, Светлейший! — рявкнул Серый. — Маша, по закону ещё дедом писаному нельзя молодых насильно венчать и до совершеннолетия о женитьбе помимо их воли родителям сговариваться. Так что, ты совершенно свободна, сказать при венчании "нет". А ежели не скажешь, то я скажу.

— Ваше величество, Пётр Алексеевич, обручение было совершено по воле покойной императрицы.

— Ну да, конечно! А чего она мне свою волю сама не сказала? Неужели столь плоха была? А писал тестамент кто? Может бабушка и в глаза его не видывала?

— Видывала! Говорила мне сама матушка Екатерина Алексеевна о сём! Истинный крест, государь! — с жаром заговорил Меншиков. — Ты верь мне, Петруша, ради тебя стараюсь. Не сохрани я сего тестамента, ей бог, крикнули бы императрицей цесаревну голштинскую и не видать тебе наследного трона, государь.

— Не об этом речь, Светлейший. Заботу твою о праве моём на престол дедов я ценю. Но почто было дочку неволить за отрока неразумного выходить!

— Не за отрока она идёт, а за государя всероссийского. А что до разума твоего, сия беседа явила его изрядно. Чему я рад немало, великий государь! В том ни единой минуты не сомневался, что кровь петрова даст знать и наставит тебя на путь истинный!

Сергей внутренне улыбнулся. Беседа шла вполне по плану. Меншиков как ранее давить не пробовал, только пытался отразить нападки императора. Он оказался совершенно не готовым к открывшейся ему истине, что во внука посетил дух Петра Великого. Кубов сразу, как только они сели в карету и затворились от внешнего мира и огорошил князя этим известием. С точки зрения текущего века, да благодаря зарождающейся моде на оккультизм, до кучи проканало и обещание видений грядущего. Других правдоподобных объяснений произошедших изменений у попаданца не было. Но постепенно присутствующие в карете смирились с этим и стали воспринимать это как лучшую причину перемен в молодом императоре.

Меж тем карета через небольшой мост над каналом въехала под арку Адмиралтейства. Само здание лишь внешне напоминало привычный для Серёги вид. Деревянное оно поражало своей обыденностью, рабочим затрапезным видом. Только традиционный кораблик-флюгер уже был на месте и сверкал золотом над молодой столицей. За зданием, во дворе виднелись мачты строящихся и уже спущенных на воду судов. Император пожелал осмотреть готовившийся к спуску стопушечный корабль "Пётр Первый". Подростку напомнили, что его проектировал сам великий император.

К ним с поклоном подошли адмиралтейские чины. Однако коротких слов от царя удостоился только старый мастер Федосей Скляев:

— Когда ж спуск будет? Почто только в июле. До именин моего деда успеть можем? Нет, ну да ладно. Торопить не буду. Утеснений от адмиралтейских чинов нет?

Федосей злобно глянул на своего главного соперника Ричарда Броуна, но жаловаться не решился.

— Да и на спуск пригласить не забудь! — неожиданно для всех сказал император. Сказал и понял, что опять спалился — как могли не пригласить императора на спуск самого большого линкора русского флота.

Обстановку немного разрядил вылезший из-за спин молодой вельможа:

— Ваше императорское величество, прошу нижайше удоволить просьбу ваших холопей и принять название сему чудному кораблю как "Пётр первый и второй" дабы отметить ваше благословенное царство.

Ещё не успел Меншиков отреагировать на этот пассаж, как император рассмеялся и сказал:

— Ай, молодца, спинной прогиб твой холоп мной отмечен. Данилыч распорядись выплатить ему награду медной монетой, сколь унесёт на себе сам без слуг и возков. Только называть так сей знатный корабль я не позволяю. Не добро то, что живым человеком корабль именовать. А ежели потопнет он, то чего скажут? Что императоры Пётр первый и второй потопли? А не на здоровье ли моё ты замышляешь? Надобно тебя спытать о том, наперёд выдачи награды.

Заулыбавшийся вначале ответа самодержца выскочка мигом сбледнул с лица и постарался затеряться в толпе. Но Меншиков уже успел дать распоряжение и два дюжих гвардейца подхватили под руки полуживую от страха тушку.

— Так вот, господа корабельщики, впредь именами живых людей корабли не называть! А коли каки и названы — то имя сменить! Светлейший князь, проследи, чтоб сия моя просьба в Верховном совете скоро исполнена была, соответственно его регламента.

Данилыч кивнул, подтверждая, и пригласил императора осмотреть сам корабль.

Не обращая внимания на суету местного начальства, по шатким сходням Пётр поднялся на палубу в сопровождении светлейшего князя, мастеров адмиралтейства и десятка гвардейцев. Остальным было велено быть на низу.

На корабле приятно пахло струганным деревом. По временному трапу забрались на ют, где с десяток мужиков работало по обустройству бизани. Правили стоячий такелаж, крепили бегучий. Пара плотников трудилось над установкой планшира. Все работники быстро прекратили свои занятия и дружно попадали на колени. Данилыч не выдержал, прикрикнул на них, что нарушают приказ кланяться государю только поясным поклоном. Скляев вовремя подсуетился и велел работникам ступать с кормы вниз.

Подойдя к самому борту, Пётр стал смотреть через реку на Петропавловку. Крепость порадовала попаданца узнаваемым силуэтом, лишь знаменитый шпиль собора стоял в лесах. За ней виднелись дома петербургской стороны. Лёгкое покашливание и Пётр заметил подзорную трубу услужливо протягиваемую ему Данилычем. С ней стало возможным рассмотреть у крепости даже жерла пушек и скучающие лица часовых. Император перевёл взор на борт причалившего недалеко от зимнего дворца голландца. Сидящий на палубе в кресле иноземный капитан тоже смотрел в трубу. И смотрел он прямо на императора. Догадавшись, что замечен, иностранец вскочил, помахал шляпой и что-то сказал стоящему рядом с ним человеку. Скоро раздался звук выстрела, и с кормы торгового галеона показалось белое облако порохового дыма. Особого впечатления это на Сергея не произвело и он, не сделав ответного приветствия, перешёл на западный борт. Смотреть на набережную Васильевского острова, где доминировал дворец светлейшего, совсем не хотелось. Скользнув взглядом по серым корпусам Двенадцати коллегий, он попытался увидеть закатную часть Петербурга. Там среди топких берегов Новой Голландии стояли адмиралтейские склады. Большие навесы скрывали заготовленную для кораблей древесину. У берега были устроены причалы, где на низких баржах суетился народ. Дальше удалось рассмотреть только край топкого болотистого берега, заросшего камышами. Молодой государь опустил трубу и глянул вниз.

Сестра с тёткой и невестой остались стоять на берегу. Заметив их, Петру вдруг захотелось крикнуть им, или бросить чего-нибудь, или как иначе привлечь внимание. Уже было вертел в руках обрезок доски, думая как бы шлёпнуть его рядом, да девушек не задеть. Но к счастью бросать не понадобилось. Елизавета подняла голову, увила смотрящего на них императора и помахала ему рукой. Наташа и Мария повторили её жест. Потом все присели в реверансе. И уж после этого Лиза решилась позвать его спускаться. Но у Серого были другие планы. Надо было поговорить со светлейшим наедине, без дочки. Он итак уже пожалел, что позволил ей ехать в одной карете с собой. Спустились на главную палубу, которая ещё не была прибрана. Там и тут валялись концы канатов, кучи стружки, какие-то обрезки досок и прочий строительный мусор. Лишь вход в каюты был более-менее отделан — двери уже навешаны и даже бронзовые ручки приделаны к ним. Император сделал знак Меншикову следовать за ним.