Выгодная покупка

Тем временем Хью и двое наемников громили кухню. Стрельбы не было — все трое экономили пули, за метательные снаряды сошли миски, плошки, тарелки, ножи, вилки и все, что подвернется под руку. В пылу сражения никто и не заметил, как в кухню прокрался мальчишка. Несколько секунд он следил за дракой с восторгом ребенка в цирке, а потом кинулся на помощь Хью, но крайне неудачно — споткнулся о ножку стола, ухватился за столешницу, чтобы удержаться на ногах, и в итоге свалил на пол груду немытой глиняной посуды, и сам растянулся среди черепков.

Тут-то один наемник и совершил фатальную ошибку: бросив Хью на растерзание соучастнику, он с издевательской улыбкой двинулся к мальчишке:

— А ну-ка цып-цып-цып сюда, хорошенький мальчик!

"Хорошенький мальчик" зашипел, и вдруг, под его взглядом, высыпавшийся из ступки толченый перец тучкой взвился в воздух и выплеснулся в физиономию бандита. Тот взвыл и завертелся волчком, прижав руки к глазам и согнувшись. Паренек вскочил, пнул его под коленку, схватил валяющийся на полу противень и огрел преступника по макушке. Кухня огласилась глубоким, почти колокольным звоном; вой оборвался, убийца растекся по полу.

— Э-э? — недоуменно оглянулись Хью и разбойник, а ребенок, в восторге от обнаруженных возможностей, поднял стол и запустил им... Вообще-то в убийцу, но погребло обоих. Мальчик ойкнул, хихикнул и поспешил покинуть место преступления, прошмыгнув в зал.

Мишель, чуть пошатываясь и поигрывая трофейным оружием, шел на какого-то блондина, а тот, с ошалело-безнадежным выражением лица, упав с табуретки, полз за пистолетом, валяющимся посреди комнаты. Блондин кое-как удерживал Ситте на расстоянии беспорядочными тычками шпаги, а шатен, явно издеваясь, не торопился спускать курок. Наконец пальцы белобрысого нащупали рукоять, Мишель вскинул руку и выстрелил ему в лоб. Мальчик пронзительно закричал. Аргассец обернулся.

— Аа, заговорили, значит, — протянул он и направился к рабу. — А ну-ка, парень... — начал дворянин, указывая на свое плечо, но мальчик попятился от него, дрожа от отвращения, споткнулся о ступеньку, и его вырвало.

— Ах ты, падаль!! — взревел Ситте, узрев испакощенные сапоги. Он уже воздел карающую длань, но с галерейки, проломив перила, рухнул один из наемников, погнавшихся за Рамоном. Мальчик с усилием поднял мутный взгляд наверх и мигом оказался на ногах. Неловко выдернув из ножен кинжал, раб поскакал на второй этаж.

Рамон и Кобе изощрялись в фехтовальном искусстве. Впрочем, герцог скорее развлекался, гоняя наемника по комнате. Тот уже не пытался добраться до тела жертвы, только защищался от выпадов, методично колющих то в первую, то в третью четверть. Кобе взмок; разряженный пистолет, которым он размахивал как дубинкой, перехватив за дуло, не особо помогал делу. Убийца стал понемногу пятиться к двери, затем развернулся и бросился наутек, но оскользнулся в луже крови, которая натекла из убитого товарища, и всем телом налетел на мальчишку с выставленным вперед кинжалом. Лезвие с чавканьем вошло под грудину, пропороло диафрагму и застыло в животе жертвы. Ребенок, завизжав, взглядом отбросил разбойника к ногам Рамона. Тот добил Кобе пинком в висок и поинтересовался:

— Как вы это сделали, зверушка?

Мальчик замотал головой, пожал плечами и широко раскрыл и без того немаленькие очи. Томоэ присел перед ним, не нарушая дистанции. Ребенок бурно дышал, и по хребту эмпата вдруг прошлось мокрым пером четкое понимание того, как давно и страстно паренек хотел убить. Неважно кого и зачем, только чтобы расплатиться за свои мучения и дать волю сжигающему изнутри огню... На скулах герцога заходили желваки, мальчик невольно отшатнулся. Да что же надо было с ним сделать, чтобы его тонкие ноздри с таким наслаждением вбирали запах крови, чтобы так разрумянились от него скулы и загорелись глаза?! А в крови были и ладошки, и рукава, и камзол, и... черт, неужели это его?!

— Ну ладно, — решил герцог, уверившись после беглого осмотра, что его собственность не пострадала, — ступайте в комнату и будьте паинькой. Да, возьмите тряпку и ототрите кинжал, от крови металл ржавеет.

Мальчик кивнул со всей серьезностью, юркнул в комнату и с ходу определил на роль тряпки занавеску. Отодрал, взобрался на кровать и стал тереть кинжал, сосредоточенно нахмурившись. Рамон вытащил из-за голенища метательный нож, вышел на галерейку, вогнал его в горло притаившегося у лестницы бандита и спустился по лестнице следом за трупом.

Первое, на что наткнулся герцог внизу, — бездыханное тело Леона Робийяра и крайне сидящий перед этим телом Мишель, с самодовольной до отвращения рожей.

Герцог подошел к двери и стал разбрасывать столы и лавки. Эмпату стоило больших усилий удержать своих любопытных подданных во время драки подальше от ходившего ходуном трактира.

На крыльце стояли женщина, две девушки и один юноша. Заглянув внутрь и увидев, что сотворилис трактиром пущенные утром гости, женщина испустила пронзительный крик и упала на руки юноши. Девушки, вереща, как ошпаренные кошки, бросились за односельчанами.

— Как вас зовут, почтенная? — спросил Рамон.

— П-п-паск-куал-ла, — заикаясь, ответила несчастная. Юноша угрожающе сверкнул на герцога глазами; к счастью, руки у него были заняты.

— Очень приятно, — Рамон прищелкнул пальцами, в кармане появился кошелек, и томоэ протянул его женщине: — Надеюсь, это окупит все издержки.

Отвернувшись от истерически лопочущей трактирщицы, эмпат вернулся в залу и увидел Хью и наемника, которые, шатаясь и поддерживая друг друга, брели из кухни, сплошь прокрытые ссадинами, синяками и местами — занозами. Причина трагедии неуверенно топталась посреди лестницы. Рамон поднялся на две ступеньки и остановился — глаза в глаза с мальчишкой.

— Это вы натворили? — смеясь, спросил эмпат. Паренек ответил совершенно непередаваемой мимикой,  потупился, пыхтя и сопя, и, наконец, вытащил из-за пояса кинжал и протянул его Рамону.

— Пожалуй, вы правы, — задумчиво сказал томоэ, — он для вас великоват. В Эльяне я закажу вам пару метательных ножей, а этот вам будет на вырост. Должны же вы как-то защищать себя.

Эмпата захлестнуло безграничным изумлением и чистой детской радостью. Мальчик прижал клинок к груди, как любимую игрушку, робко улыбнулся и, не зная, как выразить свою благодарность, тронул ладошкой руку герцога. Горячие сухие пальцы жгли, как угольки, но Рамон боялся сжать их в своей руке. А парнишка, заинтересовавшись перстнем, уже осторожно трогал его пальцем.

— Проще будет отрезать, — сообщил ему Рамон. — Я не снимал его уже три года.

Ребенок разочарованно вздохнул. Герцог оперся на перила, глядя на суету внизу. Селяне уже развили бурную деятельность: местный знахарь промывал рану Мишеля, две девушки хлопотали над Хью и за компанию — над наемным убийцей, а еще три десятка человек, набившихся в зал, жадно выясняли подробности потасовки. Похоже, место эпической битвы в течение долгих лет будут гордо показывать всем приезжим. Тем паче, что деваться им все равно некуда.

Стрела упала сверху, едва не приколов ладонь Рамона к перилам. Письмо Феоне было, как всегда, кратким и эмоциональным:

"Рамон, где тебя черти носят?! Жду, жду, жду — и до сих пор нет! Ты что, думаешь, что период активности бесконечен?! Если завтра вечером не появишься — я наведу на тебя порчу!"

— Думаю, Мишеля лучше будет оставить здесь. До Айна Грацы полтора суток езды, но я хочу поспеть туда к вечеру. Вы, кажется, не слишком жалуете шевалье Ситте?

Мальчик фыркнул. Так ему и надо, толстомордому дураку, пускай пропустит все самое интересное!

— Ни ч-черта себе, — выдохнул Хью, задрав голову. Мальчишка молчал, но благоговейно сопел. Айна Граца была огромна. Башня стояла на широком круглом постаменте; сужающийся черно-зеленый шпиль уходил вверх на головокружительную высоту и венчался ажурной беседкой. Крышу-зонтик украшал флюгерок в виде петушка. Более странное и опасное место для такой постройки трудно было представить, и хотя Гардону частенько трясло, а в башню нередко били молнии, Айна Граце это ничем не повредило. Окутанная мягким зеленоватым свечением башня выглядела так же, как и полторы тысячи лет назад, когда ее впервые увидели и зарисовали странствующие маги.

Феоне ждала герцога у подножия скалы, на которой стояла башня. Волшебница носила мужское платье, подчеркивающее гибкую стройную фигуру. Невысокая, но ловкая и сильная, отличная фехтовальщица, Феоне еще в юности презрела общественное мнение и носила коротко остриженные волосы. Светло-каштановые крутые локоны лежали пышной копной, прикрывая острые уши. Лицо — красивое, но с резкими и хищными чертами — освещали длинные сиренево-лиловые глаза. Рамон больше ни у кого не встречал такого цвета.

— Где шлялся? — нелюбезно буркнула Верховная чародейка, заметив вынырнувшего из тьмы ночной мужчину.

— Да вот, — неопределенно отозвался Рамон. — Пока отбился от Робийяра со товарищи, то, се...

— Снова? — хмыкнула Феоне; герцог взял ее под руку, и они стали неспешно подниматься к башне. — Донне Леонор еще не надоело?

— О нет, и вряд ли надоест. Кому охота подставлять голову под топор за использование запретной магии?

Феоне поморщилась:

— Рамон, не надо этих детских глупостей. Дело не в магии, а в экспериментах над детьми.

— Хочешь сказать, запретной магии не бывает?

— Конечно. Это все ерунда. Кухонным ножом можно и мясо резать, и человека убить. Все зависит от того, кто его держит. Чем все кончилось?

— Робийяр убит.

— Что?! — возопила волшебница. — Рамон, ты совсем рехнулся?!

— Я — нет. Его прикончил мой гость, — кратко описав все, начиная с покушения в аргасской столице, томоэ насмешливо посмотрел на пышущую праведным гневом чародейку. — И что тебя не устраивает?

— Ты хочешь, чтобы она вовсе озверела? А если она подаст жалобу в Суд?!

— Не подаст. Потому что тогда я тут же раскрою нашу общую семейную тайну. Вряд ли падме Элеоноре захочется сидеть на скамье подсудимых, да еще и рядом со мной.

— Ты ведешь себя, как ребенок!

— А жаль его, — задумчиво протянул Рамон. — Лучше бы вместо Леона мне подвернулся Виктор.

— Откуда ты знаешь, кто это?

— Леон среди Робийяров — единственный блондин, — пожал плечами герцог. — Мне, как всегда, не везет — похоже, он был последним из этого семейства, кто еще не утратил остатки морального облика или, на худой конец, здравого смысла.

— Насчет невезения я бы не преувеличивала, — ядовито отозвалась Феоне. — Да если бы мне досталось то же, что тебе, я бы от счастья из кожи выпрыгнула!

— Любите же вы, маги, помечтать о всемогуществе, — заметил Рамон, подбивая носками сапог камушки.

— Всемогущество тут не при чем!

— М-да?

Феоне обиженно замолчала. Они добрались до башни и остановились перед зеленовато-черной стеной.

— Ох, проклятие, меня это прямо до бешенства доводит! — вскричала чародейка. — Ну почему Аскелони смог что-то оттуда вытащить, а я — нет? Мне все время кажется, что разгадка совсем рядом, но я никак не могу ее ухватить!!

— Бывает, — мудро согласился эмпат.

— И этот негодяй даже в дневниках эксперимента не написал, что он хотел сделать, — прошипела волшебница.

— Ну, положим, как раз цель нам известна. Вопрос не в этом, а в том, как он ухитрился подчинить нас себе. Он действительно мог влиять на меня и в меньшей степени — на Бертиле. Иначе... — Рамон хищно улыбнулся. — Для него эксперимент кончился бы намного раньше и куда трагичней.

— А все равно он трус. Побоялся взять силу себе.

— Он знал цену неудачи.

— Ты все до сих пор помнишь? — спросила Феоне.

— Это было слишком унизительно, чтобы я мог забыть, — эмпат провел пальцами по гладкому камню. — Хотя Аскелони меня спас. Поток могут заглушить только боль, голод и жажда. Так что мне делать?

— Ну... я не знаю точно... Поговори с ней.

— О чем?

— О погоде! — фыркнула чародейка. — Ты ее дитя, тебе лучше знать!

Герцог приложил ладони к камню, прикрыл глаза и задумался. Постепенно мысли исчезли, пришли ощущения. Поток снова говорил с ним в полную силу, эмпат таял в нем... ответ пришел вдруг — все всколыхнулось, и на тонких мальчишеских руках защелкнулись точно подогнанные наручники.

— А так легче? — почти ласково интересуется Верховный маг.

— Да! — кричит мальчик. Боги, наконец-то больше не слышно! Наконец-то исчез этот проклятый звон! Наконец-то он сможет выспаться! Как же это пакостно — все время ощущать, что чувствуют другие... Маг довольно поглаживает бородку. Маркиз Эспинола с интересом трет наручник.

— А если я выйду отсюда и сниму их, — с тревогой спрашивает ребенок, — они вернуться?

— Да.

Наследник роняет голову на грудь, мелко дрожа. Неужели это никогда не кончиться?! Почему? Ну почему именно он? Почему его надо так мучить?!

— Тогда я не уйду отсюда, — всхлипывает маркиз, прижав оковы ко лбу и наслаждаясь холодом металла.

— Значит, ты хочешь остаться?

— Да...

... — Дай! Дай мне, пожалуйста! Я не могу!

— Можешь, можешь, — отвечает Аскелони, не отрываясь от записей.

— Нет! Дай! Дай мне! Я не могу, я все время слышу! Я не хочу, не хочу! Прошу тебя... — просьбы вперемешку с рыданиями и криками, голос сорван месяц назад, если это только был месяц, а не один день.

— Ооо, боги, ну дай же мне! Я не могу, я хочу умереть, ты же можешь! Ты же можешь убить меня! — если бы он мог сам, но здесь пол и стены обиты войлоком, даже его цепь подобрана к потолку так, чтобы он не мог обвернуть ею горло.

— Какие любопытные показатели... Он почти совершенство, жаль будет, если он сдохнет, как те первые, — бормочет маг. "Совершенство" обессилено вытягивается на полу; раскалившиеся от напряжения наручники больше не приносят облегчения. Умереть... если бы умереть, но тогда... Ребенок отворачивается от погруженного в науку мага. Это надо вынести, только для того, чтобы потом отблагодарить наставника.

— Ладно, на сегодня хватит. На, — к носу наконец прижалась тряпка, пропитанная наркотиком. Два вдоха, и поток начинает уплывать вместе с полом, потолком и Аскелони.

Потом сверху обрушилась темнота; по лицу хлестнул запах раскаленного металла и горелого мяса; ощущение полета, прерванное болью... Эмпат очнулся, лежа на земле; Феоне держала его голову на коленях и промокала лоб герцога влажным платком. Легче не становилось. Голова гудела не хуже большого церковного колокола.

— Ну как? — тихо спросила чародейка.

— Никак, — надо вспомнить о собственном достоинстве и сесть. — Воспоминания, ничего больше.

— Хорошо вспоминаешь, — волшебница взяла его руку и поднесла к его же глазам. Полосы от кандалов, давно не виделись...

— На шее тоже, — сообщила Феоне.

— Отлично, — Рамон расстегнул камзол (не пальцами, усилием воли, пальцы не гнулись) и распустил воротник рубашки. Сунул под нее руку и тронул тыльной стороной ладони спекшуюся рану на груди слева.

— Ты разочарована, как ребенок, не получивший игрушки.

— Я так надеялась...

— Зачем? На что тебе знание об Айна Граца? Хочешь нашлепать батальон таких уродов, как я, и завоевать мир?