Вась-Вась-Вась

И обратил внимание, что на кухне присутствовали две плиты — дровяная и газовая, и обе они очень классического вида; дровяная с фигурной дверцей, поддувалом, дымоходом с заслонкой, и с четырьмя разноразмерными фигурными конфорками; и газовая тоже с четырьмя разноразмерными конфорками и с духовкой. Благо размерность кухни отнюдь не мала, и по площади, и по объёму; и потому места достаточно. Причём дровяная плита сей момент не протоплена, а возле газовой возилась мать Вась-Вась-Вася.

Взглянув на эту самую мать, старый хрыч в момент определил, что она из тех везучих на внешность гражданок, которые остаются внешне красивыми до весьма и весьма солидного возраста. Полная противоположность тем неудачницам, кои годам к тридцати (а некоторые и раньше) уже выглядят безнадёжными старухами...

— Это хорошо! — сделал вывод старый хрыч — прекрасна генетика моего носителя!...

И тут же заметил, что возле окна на маленьком креслице сидит его младшая сестрёнка Василиса, и сосредоточенно гладит мурчащего кота Рыжика, уткнувшегося в миску с кормом.

— Кого в порядочном доме кормят первым? Любимого котика! — подумал старый хрыч.

И всплыло в памяти Вась-Вась-Вася, что в этот самый корм иногда добавляют специальный порошок для профилактики кошачьих глистов и прочих зараз...

— Предусмотрительные... — подумал старый хрыч.

Вась-Вась-Вась в этот момент вспомнил и то, что его сестре всего шесть лет, и в школу ей надлежит пойти в следующем году. А старый хрыч обратил внимание и на то, что из Василисы со временем получится очень, очень красивая девчоночка...

А ещё житейский опыт старого хрыча, тоже в этот момент, подсказал, что в его прежнем мире про гражданок как раз вот такой внешности, как у его матери и сестры, рассуждали, что истинная блондинка — это особое состояние, не зависящее от возраста...

— Это тоже хорошо! — подумал старый хрыч — Красота кругом, красота!...

— С добрым утром, мамочка... — машинально сказал, заходя на кухню, Вась-Вась-Вась; а потом так же машинально подошёл к сестрёнке и погладил её по голове.

— С добрым, Васенька... — ответила ему мать.

А старый хрыч обратил внимание на вылезшие при этом из памяти Вась-Вась-Вася воспоминания, по коим получалось, что с сестрой у его носителя взаимоотношения всегда был прекрасными — он её за косу не дёргал, она его игрушек не разбрасывала.

— Прекрасно! — подумал старый хрыч.

Следующее своё внимание он обратил на широкий стол, за которым уже сидели его отец и дядя.

Стол был застелен узорчатой скатертью. Вась-Вась-Вась это воспринял в порядке вещей, а старый хрыч сразу же вспомнил, что в его прошлом мире тоже так было — но только до времён раннехрущёвских. При царях даже бедняки не садились за обеденный стол без вышитой скатерти, и при Сталине таковые скатерти в обязательном порядке были в любой забегаловке, и даже в столовках ГУЛАГовских зон; и даже во время войны находились у государства средства на скатерти. А Никитушка решил, что советский человек не такой большой барин, чтобы на скатерти кушать — и отменил это дело. И ко временам позднесоветским и послесоветским скатерти оказались атрибутами разве что музеев или каких-нибудь образцово-показательных выставок. А в этом мире скатерти, получается, уцелели...

— В этом здешние людишки ещё не испортились... — сделал вывод старый хрыч.

Посмотрел на вышивку на скатерти — а там вдоль краёв стилизованное изображение кремлёвских стен с башнями, а в центре стилизованное изображение советского герба.

— Это ж надо, что стилизуют! — подумал старый хрыч — А они хоть знают, что зубцы на кремлёвских башнях выполнены в гибеллинском стиле?!... Надо полагать, не знают — это и в прежнем мире мало кто знал...

И увидел на подоконнике кухни чёрную тарелку радиотранслятора. А память Вась-Вась-Вася машинально вспомнила, что иногда его включают и слушают...

— Телевизоры здесь не вытесняют радиотрансляторы, а дополняют их... — сделал вывод старый хрыч.

Садясь за стол, он присмотрелся к холодильнику, стоявшему напротив плит.

Холодильник был величиной с хороший шкаф, да ещё и изготовленный, как сразу же вспомнил Вась-Вась-Вась, с возможностью саморазморозки в поддон. А старый хрыч вспомнил, что в его прежнем мире такие появились только в восьмидесятые, да и они были пониже и поменьше...

— Умные здесь людишки, умные!... — подумал старый хрыч.

Мать Вась-Вась-Вася в этот момент как раз приоткрыла холодильник, так, что старый хрыч смог увидеть его нутро.

И заметил он в холодильнике стоящие на полках с внутренней стороны двери — бутылку коньяка, бутылку бальзама, бутылку красного виноградного вина и два фигурных графина с настойками на спирту. Вспомнил, что здесь коньяк и бальзам часто используют, как медикаменты; а вино, причём как раз такое, красное виноградное — как соус, в нём мясо маринуют или тушат. А в белом виноградном вине — рыбу...

— А что же водяра?!... — подумал старый хрыч.

Память Вась-Вась-Вася сразу же напомнила часто слышимую по радио и телевизору пропаганду, что водка — это польский напиток и польское название, и что советским людям не к лицу уподобляться пшеклентым панам.

И тут же дополнила, что здесь некоторые покупают водку, а некоторые и питьевой спирт, чтобы на них настаивать самодельные настойки на сушёных растениях. Кто-то настаивает на каких-то там ягодах, кто-то на каких-то корешках, а кто-то ещё на чём-то. Не исключая и родню Вась-Вась-Вася, которая тоже что-то там для чего-то там настаивает на спирту в этих самых графинах; а подробностями всего этого Вась-Вась-Вась по причине своего малолетства вовсе не интересовался.

И в этот момент старый хрыч подумал, что в его прошлом мире в выходной день взрослые при таких обстоятельствах откушали бы и по рюмашке...

А безотказная память Вась-Вась-Вася тут же напомнила, что с утра пьют разве что безнадёжные алкоголики, коих в их посёлке не водится; а люди порядочные пьют только по большим праздникам, только ближе к вечеру, только в меру и только под хорошую закуску. Редко кто употребит не в праздник, да и в таком случае чаще всего как медикамент — как, например, зимой с мороза для отогрева; или перед хорошим обедом рюмку какой-то настойки для аппетита; или вечером, если сон не идёт, рюмку совсем другой какой-то настойки. Некоторые ещё иногда, если очень устанут, то, чтобы снять усталость, в большую чашку крепчайшего чая добавляют бульку красного вина или коньяка.

— В прежнем мире такому бы не поверили... — удивлённо подумал старый хрыч — в выходной день взрослые спиртного не пьют и пить не собираются, причём вопреки тому, что в холодильнике оно есть и никто им не запрещает...

И вспомнил анекдот из прежнего мира:

" — Человек, ты пьёшь?

— Пью!

— А в доме у тебя есть что выпить?

— Есть!

— Ну, значит, не пьёшь..."

— Не про этот мир такой анекдот... — сделал вывод старый хрыч.

Мать Вась-Вась-Вася тем временем поставила всем трём сидящим за столом тарелки и начала накрывать на стол.

— Всё правильно — подумал старый хрыч — сначала нужно накормить котика, потом мужчин, и потом и женщин...

И внезапно ему пришло в голову, что мать Вась-Вась-Вася — это же типичная замужняя баба, дармовая домработница со штампом в паспорте, коей приходится вкалывать по дому без отгулов и без выходных. В его прежнем мире такой судьбы и такого образа жизни многие гражданки боялись, как огня; а здесь — находят в порядке вещей... И даже воспринимают это не как омерзительную каторгу, а как жизнь в своё Удовольствие...

— И в этом здесь людишки ещё не испортились... — подумал старый хрыч.

Мать поставила в микроволновку блюдо с резаным батоном, включила на разогрев.

Старый хрыч, глядя на это, вспомнил, что в его прежнем мире ходили такие слухи, что в Советском Союзе микроволновки появились раньше всех остальных государств, и посуда для них тоже, но потом их прикрыли — потому как выпеченный на микроволнах хлеб получался без корки. И не стало микроволновок на Руси аж до эпохи ельцинизма, когда они появились, но уже импортные...

Обратил он внимание и на то, что эта микроволновка — с ручным управлением, а не с автоматическим; на ней нужно вручную выставлять мощность и время.

— Здесь и с этим лучше — подумал старый хрыч — хлеб горячим вкуснее, а без микроволновки его не разогреешь... А ручное управление удобнее автоматического...

А потом подумал, что в его прежнем мире традиция кушать батоны появилась попозже; а в тамошние пятидесятые, да в таком отдалённом посёлке, людишки черняге были рады...

И сразу же память Вась-Вась-Вася выдала, что в их посёлке очень хорошая хлебопекарня, у неё получаются очень вкусные хлебобулочные изделия; буханки нескольких сортов, также как и караваи, и батоны, и городские булки, а можно заказать и пироги с разными начинками. И всплыли в памяти разговоры взрослых, что приезжие здешнюю хлебопекарню хвалят — так говорят, что хлеба там выпекаются очень вкусные и долго не черствеющие. И что разные жители посёлка (и разные семьи) любят кушать разное хлебное, кто-то буханки, кто-то булки, кто-то, как их семья, батоны, а большинство — караваи; и в хлебопекарне давно уже учитывается, сколько чего нужно выпекать, чтобы всё было разобрано и чтобы все были довольны...

— Производство учитывает вкусы едоков! Так и должно быть... — заключил старый хрыч.

Из микроволновки блюдо было извлечено уже с горячим хлебом и поставлено на стол.

Вась-Вась-Вась машинально спросил:

— А что на завтрак, мамочка?...

— Яичница по-брежневски! — объявила мать Вась-Вась-Вася.

Сняла сковородку с плиты, откинула крышку и деревянной лопаткой положила на тарелки солидные порции.

— О! — сказал дядя Федя, принюхиваясь — Впервые я такую отведал в сорок третьем. Сопровождал майора в командировке на завод, да и заскочил по случаю в гражданскую столовку. Только что тогда такие делали не из яиц, а из ленд-лизовского яичного порошка. Не так вкусно было...

А старый хрыч подумал:

— То есть как это яичница по-брежневски?!.... Я и не слышал про такую... Тем более — разве она была уже в сороковые?!...

Напряг память Вась-Вась-Вася, что ей ещё было известно про Брежнева — оказалось, что больше ничего. Брежнев упоминался только в связи с рецептом яичницы. Но вот её как раз некоторые иногда готовят и кушают!...

Понюхал, попробовал — и яичница по-брежневски оказалась яичницей-болтушкой, размешанной с резаным зелёным луком и зажаренной на сковородке. Вкусная! Батон тоже оказался очень вкусным...

— А кто такой Брежнев?.... — спросил вслух Вась-Вась-Вась.

— Это политработник такой — ответил Вась-Вась-Вась-старший — времени военного и мирного. Не он изобретал эту яичницу, но он её очень любит, вот и название прилипло...

— Ну, кто бы мог подумать... — сделал вывод старый хрыч.

И сразу же подумал:

— А вот откуда яйца? Инкубаторские или настоящие?...

И тут же память Вась-Вась-Вася вспомнила, что в их посёлке есть свои поселковые, находящиеся в ведении поселкового Совета — мясо-молочно-сметанно-сырная скотобаза с козами, бычками и коровами, курояичное заведение, несколько уткогусепрудов и карпопрудов, кроликоферма, фруктосады, овощеягодотеплицы и картофелеполя, да ещё и свинарник, на который идёт недопотреблённое со всего этого. А продукция со всех этих заведений распределяется между жителями посёлка, да и со всем районом кое-какой товарообмен идёт, причём натуральный и безналичный (в памяти всплыла употребляемая часто и восторженно по радио и телевизору громогласная агитационная фраза "прямой продуктообмен"); причём что-то кому-то где-то когда-то вручается натурально, а что-то продаётся за деньги, но, как говорится по тому же радио, "по себестоимости" и "по безналичности".

И всё это заведено по Продовольственной программе, про которую тоже что-то говорится на собраниях взрослых, а что-то бухтится по радио и телевизору — как в странах гнилого капитализма всячески насаждался такой порядок, при котором никакое человеческое поселение не могло бы выживать иначе, кроме как покупая у мироедов-торгашей всё-всё-всё, вплоть до самого необходимого, а прежде всего продовольствие; а вот в социалистической Стране Советов нужен совсем другой порядок, при котором всякое человеческое поселение, (а тем более целый район), могло бы само себя прокормить, и вообще, хоть по минимуму, но обеспечить само себя всем, что потребляет; разумеется, насколько это возможно в местности его нахождения.

Вспомнилась и передача по телевизору, которую Вась-Вась-Вась слышал когда-то вполуха. Там солидные дядьки что-то говорили про экономику победившего социализма. И были там у них такие рассуждения, что завозить морошку из Арктики в Африку, а бананы из Африки в Арктику — это естественно, потому как морошка растёт в Арктике, но никак не в Африке, а бананы — наоборот. А вот поступать так же с наукоёмкой продукцией — это противоестественно, таковую нужно производить как можно ближе к конечным потребителям. И что если поддаться сейчас каким-то там климатическим и ещё каким-то там соблазнам, то что-то там получится очень плохо...

Старый хрыч подумал, что всё это местное обеспечение должно требовать весьма немало рабочих рук, которые в его прежнем мире были бы вынуждены работать на обеспечение не местное, а глобальное. Где-то когда-то методом внеэкономического принуждения к трудовой миграции, где-то когда-то методом чисто экономического принуждения к якобы добровольной, то тоже миграции... А здесь, так получается — ничего подобного!...

— Здесь вам не там!... — подумал старый хрыч.

Отведал ещё яичницы и тут в память Вась-Вась-Вася всплыло и то, что в здешнем поселковом курятнике кур держат в основном как несушек, дабы яйца всегда были. А вот кушать тех кур здесь не очень-то любят, предпочитают им уток, гусей и кроликов, изредка привозных индюков. Причём не любят тут курятину по двум причинам. Во-первых, свежи ещё воспоминания о войне и о страсти немцев к куркам и яйкам, вот и неохота местным уподобляться немчуре в их страсти к курятине; хотя на отношение к яйцам это почему-то не распространяется. Во-вторых, и, пожалуй, в самых главных, здесь хорошо помнят дореволюционную ещё пословицу "курочку приготовит и дурочка", и потому поселковые хозяйки всячески стремятся таковыми не казаться, то есть — предпочитают курятине что-нибудь повкуснее, хотя бы и потруднее приготовляемое.

— Да, здесь любят вкусно покушать... — сделал очередной вывод старый хрыч.

И, глядя на блюдо с резаными овощами, помидорами (трёх сортов — сливковидными, круглыми и жёлтыми), огурцами (двух сортов — подлиннее и покороче) и сладкими перцами (трёх сортов — красными, жёлтыми и белыми), сообразил, что всё это тоже местное, из поселковых теплиц. В открытом грунте для огурцов, а тем паче помидоров ещё не сезон, да и не всякий их сорт может расти в климате этого посёлка; а сладкий перец так и вовсе в нём возможно вырастить только в теплицах. Только что присутствовавший там же репчатый лук (трёх сортов — обычный, красный и белый) был прошлогодний, в открытом грунте выращенный в должных количествах, дабы хватило поселковым жителям до урожая следующего года...