Тени Калибога (пролог, главы 1-3)

— Канальи, — сказал он.

— Мне кажется, вас бросили, — заметил Рауль-и-Румоза.

— Трусы и канальи! — шевалье, качаясь, плюнул на колесный след.

— Что будем делать?

Де Ламбрасс дернул шпагу из ножен.

— Будем биться!

— А вы в состоянии? — чуть отступил эспаньолец.

— Как никто!

Шевалье криво отсалютовал клинком.

Сделав выпад, он вдруг опрокинулся на спину и через несколько мгновений захрапел.

Глава 2

Проснулся Симон от настырной апрельской мухи, считающей возможным ползать то по щеке, то по носу.

— Дьявол!

Он махнул рукой. Муха взлетела и, сердито покружив, отправилась искать более безопасное место. Шевалье, приоткрыв глаза, сел. Оказалось, что укрытый собственным плащом, он спал на охапке веток. Шпага в ножнах лежала рядом. За нее де Ламбрасс схватился первым делом и сразу почувствовал себя намного увереннее.

— Каналья.

Оглянувшись, он заметил эспаньольца, расположившегося под каштаном в рубашке и трико и беззаботно жующего травинку. Рядом с разбойником желтел в траве походный мешок.

— С пробуждением, — покосившись, сказал Рауль-и-Румоза.

Симон кивнул.

— А где ваши... эти... Хосе, что ли?

— А нет их, — ответил эспаньолец.

— Как? — удивился шевалье. — Я их заколол?

Рауль-и-Румоза расхохотался.

— Вы веселый человек, сеньор! Вчера вечером вы не смогли бы убить и муравья. Нет, ни Хосе, ни Марко просто никогда не существовало. То есть, где-то, определенно, люди с такими именами живут, и их много, я даже знаком с несколькими, но вчера на дороге я был один.

Измученный словоизлиянием эспаньольца Симон мотнул головой.

— Постойте, сеньор, я сам видел человека в кустах.

— Видимо, вот этого, — Рауль-и-Румоза с усмешкой показал на прислоненное в стволу каштана неказистое соломенное чучело.

— А кто же тогда стрелял из лука?

— Закрепить лук и выбить в нужный момент деревяшку, сдерживающую тетиву, — невеликое мастерство.

— Да вы пройдоха, сеньор!

— У меня, честно говоря, не было другого выхода.

— Вы бедствуете? — прищурился Симон.

— Увы, сеньор, — сказал эспаньолец. — Был изгнан из дому, лишен наследства, поссорился с приближенным советником короля...

— Короля Генриха?

— Сеньор, иногда вы кажетесь непроходимым тупицей. Короля Эспаньолии, Божьей милостью, Филиппа, конечно же!

— За тупицу вы мне сейчас ответите! — вскочил шевалье.

Рауль-и-Румоза выплюнул травинку и сел.

— Может, сначала поедим?

— К дьяволу!

Де Ламбрасс встал в стойку.

— Как хотите.

Эспаньолец лениво поднялся и, пошарив в траве, поднял свою шпагу. Она оказалась весьма простой и явно видавшей виды. Симон, поглядев на его костюм, расцепил крючки плаща, снял вслед за ним камзол и легкий шерстяной дублет и остался в одной рубашке.

— По какому кодексу желаете дуэлировать? Музио? Поссевино? Может, по Брантому? — спросил Рауль-и-Румоза.

— Каналья! — вскипел Симон. — Я тебя сейчас...

— Стоп-стоп, — отступил соперник. — Должен предупредить: я до смерти не бьюсь.

— Что?

— До крови и за половину всех денег. Помните, у меня были такие условия, сеньор?

— Вы смеетесь надо мной!

Шевалье ринулся в атаку, но все его попытки ранить эспаньольца пропали в пустую — тот ускользал с линии укола, неожиданно легко перемещаясь на своих тонких ногах. Несколько раз он парировал выпады де Ламбрасса, но только когда уклониться было уже невозможно.

— Дьявол, сеньор!

Симон взял передышку и мелким шагом двинулся по дуге, оставляя между собой и противником расстояние в длинный выпад. Эспаньолец следил за его перемещениями, поворачиваясь на месте. Кончик его шпаги целился шевалье в левое плечо.

— Так вы принимаете мои условия, сеньор?

— Каналья!

Де Ламбрасс, сделав несколько финтов, попытался достать противника в живот, но Рауль-и-Румоза парировал атаку, впрочем, не став развивать свою.

— У вас неплохая техника, — сказал он.

— Меня учил мастер Скриб, — Симон в азарте закусил ус. — Не знаю, известен ли вам этот трюк.

Он шагнул от эспаньольца в сторону и, перехватив шпагу, извернулся ему навстречу и ударил в открытый бок.

В последний момент, когда Симон уже готов был прокричать: 'Туше, каналья!', Рауль-и-Румоза отвел шпагу шевалье своим клинком.

— Вы определенно имеете задатки, — улыбнулся он. — Гибкая кисть, напор, склонность к импровизации...

Он легко отбил еще одну атаку шевалье с попытками укола в локоть и в колено и добавил:

— Но, атакуя, вы чересчур открываетесь. У меня уже было три возможности ранить вас.

— Ха! — воскликнул Симон. — Вы еще и лгун, сеньор!

Эспальолец вдруг потемнел лицом и взгляд его карих глаз приобрел твердость. Клинок звякнул о клинок.

— Я никогда не лгу. Никогда! Это мой обет. Если вам угодно сомневаться, сеньор, то я к вашим услугам. Защищайтесь!

Рауль-и-Румоза атаковал.

Шпага его сновала так быстро, что шевалье лишь лихорадочно отбивался и не помышлял о том, чтобы контратаковать. Несколько тонких лоскутов один за другим отлетели от его рубашки. Затем острие эспаньольского клинка укололо волан рукава, к счастью, не задев руку.

— Каналья!

Симон закрутил занывшей кистью, едва Рауль-и-Румоза отступил, давая ему возможность прийти в себя.

— Как вы, сеньор? — насмешливо спросил эспаньолец.

— Не дождетесь!

Собрав оставшиеся силы, шевалье провел атаку и едва не достиг успеха — острие шпаги разминулось с шеей спесивого эспаньольца меньше, чем на дюйм. Правда, де Ламбрасс и сам схватился за левый бок. Рубашка оказалась распорота, режущий удар вскользь, косо прошел по ребрам. Ткань, алея, принялась пропитываться кровью.

— Кажется, я выиграл, — заметил Рауль-и-Румоза.

Тяжело дыша, Симон посмотрел на противника.

— Пусть так. Видит Калибог, в следующий раз я буду удачливей.

Он с размаху воткнул шпагу в землю и подобрал свой камзол. Высыпав из кошеля монеты на разложенный платок, шевалье честно разделил их на две части — дюжина и чертова дюжина.

— Выбирайте.

Рауль-и-Румоза, подойдя, почесал висок.

— Знаете, сеньор, пожалуй, я возьму большую часть...

— Каналья!

— Но за это предлагаю вам помощь в перевязке раны и свою кампанию. Вы куда направляетесь?

— Первоначально — в Париж! — с вызовом сказал Симон.

Эспаньолец, присев, по монете собрал свой выигрыш. Шевалье с горечью наблюдал, как золото с профилем короля пропадает в поясных кармашках.

— Первоначально? Значит, ваши планы претерпели изменения?

Де Ламбрасс зажмурился, вспоминая, что сказал один негодяй другому в горящей таверне.

— Да, мне нужно... мне нужно в Пуа-де-При.

— Хм... — Рауль-и-Румоза взглянул на шевалье. — Нескромно ли мне будет спросить, что у вас там за дела?

— Там сегодня будут канальи, из-за которых меня чуть не повесили!

— Сегодня? — эспаньолец присвистнул. — Боюсь, вы не успеете на рандеву. Здесь нужна или лошадь, или крылья.

Симон ссыпал в кошель оставшиеся монеты.

— У меня была лошадь!

— Которую прихватили ваши друзья?

— Это не друзья, а тоже канальи!

— В страшном мире вы живете, шевалье. Все у вас канальи.

— Увы, сеньор Хуан, так и есть. За прожитые мной годы, а это целых двадцать пять лет, приличные люди попадались мне весьма редко.

— Мне кажется, вы далеко не правы, — сказал Рауль-и-Румоза твердо. — Причина, возможно, в вашем характере.

— Каналья!

Симон вскочил, хватаясь за шпагу. Впрочем, эспаньолец был готов к такому повороту событий и легко выбил клинок из кисти шевалье.

— Я на четыре года вас старше и, думаю, хотя бы по признаку старшинства вы, сеньор, можете проявить толику уважения к моим словам.

— К дьяволу!

Симон потряс рукой, но поднимать вновь шпагу не решился. Он стоял напротив смуглокожего эспаньольца, и щеки его раздувались, а глаза сверкали гневом.

— Вы можете проткнуть меня, но знайте, что это не прибавит вам чести!

— Я знаю, — сказал Рауль-и-Румоза.

Несколько мгновений шевалье испепелял эспаньольца взглядом, перебирая все известные ему колкости и ругательства, затем ткнул в грудь тому пальцем.

— Ваше старшинство в четыре года вовсе не является для меня старшинством!

— А если мне известна короткая дорога в Пуа-де-При?

— Это...

— Ну-ну, я слушаю, сеньор.

Симон поиграл желваками.

— Тогда, возможно, вы можете считать себя старшим.

— А вы...

— Каналья! А я не прав! И хватит об этом!

— Очень хорошо, — сказал Рауль-и-Румоза и сел под каштаном.

— Сеньор! — тут же подскочил к нему шевалье. — Вы, кажется, ясно сказали...

— Сказал.

— Тогда Пуа-де-При... Вы должны отвести меня туда!

Эспаньолец кивнул.

— Отведу. Но сначала я поем.

— Каналья! — Симон обежал вокруг дерева, пиная башмаками траву. — Вы нарочно злите меня?

— Нисколько, — сказал Рауль-и-Румоза. — Но без завтрака я не двинусь с места. У вас был выбор. Вы выбрали дуэль.

— Дьявол и все сковородки ада!

Эспаньолец покивал.

— Кстати, Калибог вроде как говорил, что и ад, и дьявола человек растит в себе сам. Злом и нетерпением. Поэтому, возможно, вы сейчас призываете их исключительно себе на голову.

Он достал из мешка засохшую лепешку, несколько оливок и полукруг колбасы.

— Каналья!

— Сядьте уже, — приглашающе похлопал ладонью по траве Рауль-и-Румоза. Он добавил к припасам небольшую фляжку из тыквы-лагенарии. — Десять минут в вашем случае ничего не решат. Тем более, думается мне, вашим негодяям пришлось заночевать или в Блуалоне, или в Сабуази и до Пуа-де-При им скакать еще часов шесть.

Шевалье втянул носом мясной запах.

— В Блуалон отправились другие канальи. Но пообещайте мне...

— Обещаю! — приложил руку к груди эспаньолец.

— Как только поедим!

— Ручаюсь!

Потоптавшись, Симон опустился рядом с недавним противником.

— Вы умеете уговаривать, сеньор.

Рауль-и-Румоза захохотал. Шевалье под его смех разломал лепешку и приблизительно пополам поделил колбасу. Набив рот, несмотря на сомнительное соседство, он почувствовал себя довольно сносно.

Спустя несколько минут от припасов эспаньольца остались только воспоминания.

— Признаю, сеньор, идея с завтраком была хороша, — дожевывая колбасу, сказал де Ламбрасс. — Вы колбасу также выиграли, как и мои экю?

Рауль-и-Румоза выплюнул косточку от оливки.

— Вам не откажешь в сообразительности. Но это была честная сделка.

— Еще бы промочить горло.

— Вас устроит вода из ручья, сеньор?

Эспаньолец подкинул шевалье фляжку.

— Благодарю, — Симон выдернул затычку и присосался к горловине.

Вода потекла по подбородку.

— Теперь повернитесь, — сказал Рауль-и-Румоза, разматывая кусок чистой ткани.

— Зачем? — с подозрением посмотрел на него де Ламбрасс.

— Затем, что ваша рана кровит.

— Это мелочи, сеньор.

— В жизни нет мелочей, — сказал Рауль-и-Румоза. — Вы знаете, мой друг...

— Я вам не друг! — возразил Симон, тем не менее задирая рубашку.

— Хорошо, мой недруг, знаете ли вы, сколько славных рыцарей и солдат умерло от казалось бы пустяковых царапин?

Эспаньолец, надавив на порез, промыл рану водой.

— Это я еще не говорю про королей и полководцев! Достаточно вспомнить хотя бы Мильтиада или Бонифация.

— Кого? — вытаращил глаза шевалье.

— Впрочем, это не важно. Дотянитесь-ка до моего мешка, сеньор.

— Каналья! От ваших слов мне уже кажется, что мне плохо! — со стоном сказал де Ламбрасс. — Рана не почернела, нет?

— Нет. Успокойтесь.

Рауль-и-Румоза, порывшись в мешке, вытащил из него круглый глиняный сосуд с плотно прилегающей крышкой.

— Что это? — спросил Симон, увидев, как эспаньолец двумя пальцами зачерпывает из сосуда бурую мазь.

— Семейное средство. Календула, в основном.

Рауль-и-Румоза нанес мазь в рану и около, затем, заставив шевалье приподняться, плотно обернул порез тканью и заколол булавкой ее конец.

— Что-то теснит, — поморщился де Ламбрасс.

— Ну и замечательно!

— Каналья!

— Еще бы! — рассмеялся Рауль-и-Румоза.

Собрав мешок, он подвесил на кольцо перевязи шпагу и помог Симону подняться. Шевалье пошевелил плечами.

— Вы стянули меня, как женщину корсетом.

Морщась, он продел руки в рукава камзола и подхватил плащ. Рауль-и-Румоза с легкой иронией наблюдал, как де Ламбрасс, кособочась, ходит кругами.

— Сеньор, рана же пустяковая.

— Вы убедили меня в обратном!

— Так мы идем?

— Дьявол побери, да! — сказал Симон и направился к широкому просвету между деревьями.

Эспаньолец вздохнул.

— Сеньор, нам в другую сторону.

— Каналья!

Какое-то время они шагали молча. Де Ламбрасс держался чуть позади, раздраженно пыхтя и обламывая попадающиеся под руку ветки. Солнце, прорываясь сквозь кроны зацветающих каштанов и буков, весело пятнало землю.

Лес медленно спускался к реке, усыпая путь пушистыми, желтоватыми соцветиями, и скоро попутчикам стал слышен клекот воды в теснине.

— Дорога забирает левее, — нарушил молчание Рауль-и-Румоза, — там, дальше, речка разливается широко, а мост построили еще дальше, севернее. Чтобы добраться до Пуа-де-При, конному придется сделать изрядный крюк.

Они выбрались к самому берегу, заросшему осокой. Черное зеркало воды морщилось золотистой рябью. В узком месте течение реки пересекала цепочка плоских валунов, окаймленных брызгами и пеной. Часть валунов, насколько можно было судить, пряталась под водой.

— Камни скользкие, — предупредил эспаньолец шевалье.

— Де Ламбрасс не тонет! — самоуверенно заявил Симон, следуя за попутчиком к перекату.

Рауль-и-Румоза, сняв кожаные туфли и скрутив трико к коленям, ступил на камни босиком. Шевалье, подумав, стянул свои башмаки на деревянной подошве.

— Течение сильное.

Эспаньолец забалансировал на втором камне, затем легко скакнул на третий. На пятом ноги его по щиколотку ушли под воду.

— Седьмой камень шатается! — сообщил он, перепрыгивая с последнего валуна на противоположный берег.

— Я сам разберусь, сеньор!

Симон, взяв по башмаку в каждую руку, ступил на перекат. Прыгать как эспаньолец он не решился и выбрал осторожную тактику, предпочитая скорости надежную устойчивость. Да, по дюйму, по два, пусть не быстро, но соскользнуть с камня и отправиться сразу на небесный путь — уж простите!

Вода лизала ступни.

— Вы можете быстрее, сеньор? — спросил Рауль-и-Румоза.

— Каналья! Не говорите под ногу!

Симон едва не оступился и с трудом перебрался на следующий валун. Солнце слепило бликами. Притопленный, едва угадываемый камень впереди, казалось, готовил каверзу.

— Вы казались мне смелее, сеньор, — сказал эспаньолец.

— Дьявол!

Шевалье кинул башмак, но Рауль-и-Румоза со смехом увернулся. Второй башмак тоже не достиг цели. Де Ламбрасс скрипнул зубами и сполз ногами в неизвестность. Подводный камень оказался склизок. Течение забурлило. Взмахнув руками, Симон уцепился за валун номер шесть, но далее, увы, все же последовало шумное падение, и на берег шевалье выбрался мокрым до пояса и злым как тысяча дьяволов и каналий.