Вселенная Метро 2033: дорога стали и надежды

— Ну не обижайся, не надо. Пошутил слегка, с кем не бывает.

— Шуточки ему, надо же.

— Пошутил? — Лицо у обиженного Сергея чуть перекосило. — Да мы б их постреляли, урод!

— Кузьмич, что он у тебя такой невоспитанный, а? — человек, скрывающий лицо под плотным капюшоном, хмыкнул. — Может, для профилактики...

— Хватит, — старшина вздохнул. — Кто они?

— Наконец-то! — Мужик под капюшоном довольно хмыкнул. — Рад, что среди стражей этого островка цивилизации есть воистину логично думающие люди. Так вот, уважаемый Кузьмич, здесь у меня, не много не мало, а ровно две шестых банды Весельчака Гарика, этих долбанутых гумпленов и садистов. Сейчас стоящих перед вами, представителями законной власти свободного города Кинель... или сидящих, как думаешь, Кузьмич? Так что, юноша Серж, постреляли бы, так постреляли. Собаке, как известно, собачья смерть.

— А? — караульный непонимающе уставился на старшину. — Чего он мне гонит, старшина. Да и кто он ваще та...

— Рот прикрой. — Кузьмич покрутил левый ус. То-то лица показались знакомыми. — И ведь точно, они самые, сукины дети. Ты что, Серый, не помнишь прошлогоднюю историю с челноками с Черкасс? Ну, которым еще рты разрезали, от уха до уха.

— Ага... — Серый сглотнул, уставившись на бандитов, так и стоявших на коленях.

— Да, лучше бы мы вас постреляли, уроды. — Кузьмич сунул в рот загодя приготовленную "козью ножку", прикурил. Самосад продирал хорошо, чуть не до печенок, самое оно-то в такую погодку. — Погоди. Так, понятно, это вот у нас самолично Гарик Весельчак, он один не русский-то был. А кто второй, не пойму, хотя... ба, Пашок Свобода, етит меня за ногу, точно. Н-у-у-у, мил человек, серьезно тебе не повезло. Касьянов тебе многое припомнит из твоих выходок. А где, раз уж пошла такая пьянка, еще четыре шестых банды?

— Да вот же они, все здесь, упакованы и разложены согласно полученных от нарсуда предписаний, — рука в перчатке с обрезанными пальцами похлопала по мешку. — Дизель, Станислав, Никитос и этот, как его... Дюшес, что ли? Ну, то ли Метелкин, то ли Веников, в общем. Хотя нет, Станислав у нас тут, вон, оттопыривается где. Больно уж у него на башке волос много оказалось, прямо грива.

— Ясно. — Кузьмич вздохнул, наклонился. От мешка ощутимо тянуло тухлецой. — Подгнили уже, что ли. Солью хоть присыпал?

— Дожди, чего ты хочешь.

— А?! — Серый начал врубаться. — Что в мешке, старшина?

— Репа, епт... головы, чего еще то?

Караульный чуть позеленел, уставился в темноту под капюшоном.

— О-о-о...

— А?

— Отрубал?

— Нет, юноша, отпиливал. Бензопилой со стразами, от Сваровски, — мужик хохотнул. — Не, Кузьмич, они у тебя совсем дикие. Не знают, что такое бензопила. Или стразы? Вот чем.

Длинная пола резинового плаща ушла в сторону. Рука ласково погладила рукоять длинного, расширяющегося к концу тесака.

— Мачете рулит, шкет, однозначнее однозначного.

Кузьмич затянулся сильнее, отвернувшись в сторону. Коля побледнел, но пока держался. Серого неудержимо рвало в канаву у обочины.

Старшина выделил двух бойцов этому странному и страшному человеку, встал под козырек караулки и засмолил следующую цибарку. Арсений, сменившийся, топтался рядом.

— Чего тебе? — буркнул старшина.

— А, кто он такой?

— Этот-то? — Кузьмич сплюнул. — Морхольд это. И все тут. Иди спать, боец, смена не ждет, скоро снова на пост.

Выйдя от судьи, он огляделся. Город прирастал, это бросалось в глаза. Чтобы окружить его стеной не приходилось и думать. Но кинельские власти справлялись. Хотя... Морхольд прищурился, присматриваясь через дождь, перешедший в монотонную морось. Ба, ну надо же, все-таки начали строить подобия небольших фортов по территории. Видать чего-то опасаются. Но его проблемы разросшегося Кинеля совершенно не волновали. Важнее сейчас другое. Или другая, это как посмотреть.

Сдать ухарей-ухорезов, несомненно, лучше всего было именно здесь. Пачки "семерки" приятно оттягивали подсумок, слово свое местные держали. Но пришел-то сюда не за этим, или, вернее, не только за оплатой.

Когда он в первый раз услышал странный зов во сне? Неделю назад, где-то так, может, что и больше. Искать "весельчаков" пришлось на самой Красной Глинке, как вспомнишь, так вздрогнешь. Мало как будто ему банды, пусть и за хорошее вознаграждение. Так нет, потянуло этих утырков к большой воде, б-р-р-р. Не иначе как кто-то слил поганцам про него информацию. Вот и бежали сломя голову, совершенно не разбирая пути. Неужели, и правда, полагали, что не рискнет идти к месту охоты водяных? Идиоты.

Тогда, на бывшем заводе "Электрощит", сон пришел в первый раз.

Тоненькая девичья фигурка, разлетающиеся под напором дикого ветра волосы, слезы в глазах, дрожащие мягкие губы. Он не помнил ни слова, как не старался, не выходило. Память выдавало только ее саму и старое одноэтажное здание из кирпича между путей. Его-то знал с самого детства, видел сотни раз в окна электропоездов, возивших студентов и работяг из области в Самару. Огромная железнодорожная станция, ставшая после войны вольным городом-крепостью Кинелем. Что оставалось после пятого подряд сна, точка в точку повторяющего предыдущий? Несомненно, спирта, найденного у упырей, любящих поиздеваться над пойманными торгашами, хватило бы на недельный запой. Но смысл?

Да и вообще, человек же по природе своей скотина любопытная. А себя Морхольд не причислял ни к какому другому роду, виду или отряду млекопитающих. Оставалось только слегка пошукать и найти юную деву с большими глазами, блестящими аки у коровы, копной густых волос и желанием познакомиться с Морхольдом. Либо все же обратиться к Михаилу Михайловичу, давешнему знакомцу и одному из светил кинельской медицины. И психиатру по основному профильному образованию, полученному в самарском "меде".

Хотя... искать ее на ночь глядя и под дождем? Нет уж, назойливое виденье, увольте. Себя и собственное здоровье Морхольд ставил куда выше сноприходящих дев, пусть те и юны, и хороши ликом. Ничего страшного, подождет до утра. Поиск, в смысле. Либо поход к Михал Михалычу.

Мужчина, далеко не молодой, грузный и с ног до головы изгвазданный грязью спрыгнул с крыльца суда прямо в жижу под ногами, и двинулся в сторону приветливо горевших огней двухэтажки неподалеку. Хотелось ему сейчас немногого: помыться в горячей воде с мылом, сменить насквозь промокшие портянки, съесть чего-то горячего и мясного, чуть выпить. И бабу. От последнего Морхольд не отказался бы и в первую очередь. Разве что вместе с помывкой. Так как сам себя считал человеком воспитанным и культурным.

Судя по легкому шелесту и чуть слышной дроби за стеной — дождь и не думал прекращаться. Обидно. Хотя куда обиднее стук в дверь спозаранку. Но деваться ему некуда, придется откликнуться. Но перед этим Морхольд сделал три дела. Вернее, два с половиной.

Взвел курок у револьвера, натянул трусы и подумал прикрыть роскошный, пусть и слегка полноватый задок шлюхи, снятой тут же, в гостинице. Именно в такой последовательности. Прикрывать все же не стал, решив, что такая красота может и отвлечь стрелков. Если за дверью, конечно, именно они.

— Входи!

Дверь скрипнула, запуская незваного утреннего гостя. Морхольд хмыкнул и убрал револьвер. Она оказалась еще моложе и симпатичнее. И не плакала. Да и вообще, явно не походила на слабую и расстроенную девчушку из сна.

Ишь, какой взгляд то, того и гляди прострелит им насквозь. А так... а так, действительно, совсем молоденькая и милая девушка. И что дальше по плану? Пока Морхольду совершенно ясно было только одно: с головой у него все в порядке и распить с ветераном битв против зеленого змия спиртяшки если и выйдет, то не скоро и без профессионального повода.

— Здравствуйте, вы же Морхольд?

Он, было, открыл рот, чтобы ответить. За спиной что-то пробормотала и зашевелилась "ночная бабочка", почесалась во сне. А ночная гостья уставилась на нее и, совершенно неожиданно, густо, по самые уши, покраснела. На всякий случай Морхольд оглянулся. Ну... ну лежит себе и спит голая и относительно молодая баба, ну, синяки есть на заду и прыщик, и что? Эх, молодежь-молодежь, чего тут краснеть-то? Он хмыкнул и развернулся обратно:

— Я-то Морхольд, девушка. А вот вам надо будет мне кое-что объяснить, ферштеен? И, для начала, как зовут так талантливо проникающую в мои сны особу?

Неожиданно... но она покраснела еще сильнее.

— Даша, Даша Дармова.

Глава вторая.

Башкортостан, Чишмы (координаты 54®35?38? с. ш., 55®23?42? в. д.?), 20.. г. от РХ:

В Чишмы Пуля вернулся через два часа вместо обещанных трех. Уставший, промокший от мороси до самых подштанников, и злой. Прошел по широкой главной улице, где сохранились даже двухэтажные коробки, оставшиеся от бывшего поселка, вновь ставшего селом. Жизнь вокруг прямо-таки кипела, особенно по сравнению с тихим спокойствием старицы, с ее мертвенно зеленоватыми кругами на стоячей воде и ссохшимися зарослями камышей. И запахом, мертвым тленом смерти, диким и непрекращающимся ни на секунду криком погибших людей. О, да, не услышать вопли душ, не желающих уходить, он так и не смог. Да и не хотел. А сейчас, ощущая улетавшую прочь грусть, чугунно тяжелую, шел по раскисшей улице и радовался жизни вокруг.

Дыму из труб, такому домашнему и приятному. Ребятне, с визгами гонявшей по лужам старые ободья от бочек с помощью палок. Стаду разнорогих коз, загоняемых пастухом. Аромату где-то пекшегося хлеба, пусть тот больше, чем на половину из травы вперемежку со жмыхом. Грязи, чмакающей под подошвами его собственных и далеко не новых сапог. Азамат старался не думать о подошвах, грозящих в скором времени отстать, и позитивно мыслил вот про эту, такую милую грязищу. Потому что в ней хватало парящего навоза, но не виднелось поблескивающей и впитывающейся крови. Жизнь и покой стоили нынче дорого. И радоваться, не платя ни патрона, хотелось все больше.

Местные, в основном старики и детвора, да женщины, открывающие ворота для своего скота, вовсю косились на него, таращили глаза. Кто и какую сплетню пустил про него, стало неважным. Взгляды, в основном испуганные, говорили сами за себя.

Девка в выцветшем платке, катившая на маленькой тележке здоровенный бидон с водой из колодца, разом затормозила. Колесики устройства, разные по высоте, и без того увязали в грязи. А сейчас, когда хозяйка отпустила ручку и одновременно чего-то шарахнулась в сторону, ушли в жадно чавкнувшее серое тесто полностью. Азамат покосился в сторону девчонки, испуганно уставившейся на него, вздохнул. Почему-то сдавалось, что причина не только в Саблезубе. Уж кого-кого, а мутировавшего зверья, чем дальше от Уфы, тем больше. Пусть даже его и уничтожают с такой скоростью, как здесь.

Помогать ей он не стал. На улице хватало "помогаев" и без него, а время дорого. Дом Ильяса ему показал хмурый мужик, пока еще неумело стучавший новенькой и светлой деревяшкой вместо левой ноги. А жил местный хозяин довольно скромно, пусть и в большом доме, но уж точно не во дворце. Внутрь его пропустили без задержек, разве что один из давешней пары охраны незамедлительно возник рядом.

— Нашел. — Азамат плюхнулся на недавно выскобленную лавку, вытянул ноги. Те ощутимо гудели, намаявшись лазать по вывороченным кустам, упавшим деревьям и густой топи у берега. Снимать сапоги не хотелось, хотя марать пол было стыдно. — Завтра утром пойду. Помощь все же нужна будет, человек пять, и с чем-то горючим на потом.

— Может, сразу если огнем? — Ильяс ощутимо обрадовался, в глазах замелькали быстрые расчеты. — Сапоги не снимай, отмоют.

— А девочка? — Азамат благодарно кивнул симпатичной черноглазой девушке, незаметно поставившей перед ним большой ковш. В посудине что-то парило, вкусно и сладко пахло. Кружки приземлились на столешницу следом, чуть звякнув об бок сковороды с засохшим и остывшим мясом.

— Да жива ли она?

— Ты не просил помощи ни у кого, а меня позвал друг, я приехал. Друга сожрали на твоей земле и запросто оприходуют еще многих, если ничего не делать. Ты сам пока не можешь, время идет. Если я готов сделать это сам... — Пуля жадно глотнул теплого молока с медом из кружки, скребанув зубами по эмали, еще не сбитой до конца. — Так, может, мне решать — как и что делать? Ты говорил про плату, помнишь?

— Ты отказался.

— Я отказался от меха, мяса, патронов или еще чего-то. И не знал тогда про девочку.

— Хорошо. — Ильяс перестал хмуриться. — Пять человек?

— Да. Двое встанут по берегу, трое будут ждать меня у входа в гнездо навьи. Это сложно, на самом деле.

— Хорошо. Я сам пойду с тобой.

Азамат пожал плечами. Хозяину хочется искупить вину хотя бы так? Его дело.

— Еще мне нужен оружейник. В Чишмах ведь есть мастерская?

— Да. Я...

— Найду. Где мне остановиться?

— У меня. Комнату приготовили, баня стоит с паром, ужин как стемнеет.

— Хорошо. Я вернусь позже, меня не надо ждать. Встаем не очень рано, мне надо отдохнуть как следует. А мутанты эти, водяные, вернутся с охоты рано, как раз к обеду лягут спать, а навья еще долго будет ленивой и спокойной.

Ильяс не ответил, лишь кивнул головой. Большего Азамату было и не нужно.

Лавку оружейника, совершенно сивого хрыча с пегой бородой веником, несколькими парами очков и люто дымящего трубкой, Пуля нашел быстро. Людей на улице прибавилось, косились также часто, но без прежнего испуга. Все-таки новый человек, и даром, что с котом живоглотом. Если не считать давешнюю красотку с бидоном, вновь встреченную и теперь, видать для разнообразия не шарахнувшуюся в сторону, а застывшую на месте. Азамат вздохнул, пожал плечами и пошел дальше, провожаемый тягучим взглядом. Глаза, к слову, оказались большими и красивыми, с дрожащими ресницами и влажной паволокою. Или ему это показалось, мало ли, давно не был среди людей, одичал.

Дед, если судить по грубой вывеске, звавшийся Палычем, задумчиво ковырялся в агрегате, отдаленно напоминавшем разобранный до последнего винтика АГС. Хотя с таким же успехом он мог оказаться невесть откуда взявшимся в Чишмах отбойным молотком. И тому и другому делать здесь было категорически нечего, и Азамат даже немного удивился. Хотя дальше удивляться предстояло больше.

Пусть старый пень и не выглядел как любой его коллега из Уфы, Стерлитамака или Челнов наикрутейшим спецом в собственном деле, упакованным с головы до ног в лучший камуфляж и амуницию, лавка его оказалась чистым сокровищем. Сам хозяин, в своих вытертых до белизны брюках и застиранной рубахе защитного цвета, смотрелся неряхой. Рукава, закатанные до сбитых локтей, блестели пятнами масла, очки либо замотаны липкой лентой, либо спаяны вместе из двух разных половинок. Борода нечёсана, прокуренные усы не стрижены и полностью закрывали верхнюю губу. А вот большая комната и ее ассортимент...

Экипировка, редкие довоенные экземпляры, висели бок обок с новыми экземплярами сбруи для патронов, гранат и прочего убийственного инвентаря. Камуфлированный "Тарзан" и пара "Пионеров", армейский жилет для "химиков", кем-то и когда-то найденные среди останков военных баз и руин городов, соседствовали с блестевшей от масла кожей подсумков и карманов, сделанных уже сейчас. Практически вечные синтетические ремни с застежками и пряжками из пластмассы — против брезента с медными и латунными деталями. Новодел явно преобладал.