— Решил проследить за всем до конца. Это не повторится, не беспокойся. Как мой морок?
— В точности подражал вам. Превосходная работа. Как и следовало ожидать.
— Ну, я облегчил ему работу. Всё-таки для окружающих у меня разыгралась мигрень, особого общения ни с кем не требовалось.
Слуга приблизился. Его шаги эхом отдавались от паркета: просторная комната почти пустовала, а немногочисленная обстановка была скромной до аскетизма.
— И как всё прошло? — спросил Альдрем.
Его господин улыбнулся:
— Точно по плану.
Он всегда всё рассказывал Альдрему. В конце концов, когда у тебя нет благодарного слушателя, которому можно всё рассказать — не получаешь полного удовольствия от того, что делаешь.
И играть далеко не так весело.
— Радостное известие, — сказал слуга невозмутимо. — Значит, теперь... основной этап?
— Он самый. И до него осталось совсем немного.
— А вы уверены, что...
— Я знаю.
Альдрем склонил голову:
— Вам нужен отдых.
— Да, ты прав. Скоро пойду.
— Что-нибудь нужно?
— Подкинь поленьев. И... бренди.
Слуга согнулся в поклоне, медленно выпрямился и последовал к двери; а он остался — неподвижно глядя в то, что осталось от огня.
Девочка моя, подумал он. Почти нежно. Я знаю, ты меня не подведёшь. Ни ты, ни кое-кто другой.
Вы сделаете всё, что должно. Всё, что от вас зависит.
И вот тогда...
Его губы вновь тронула улыбка.
...да.
Тогда-то и начнётся истинное веселье.
ГЛАВА ВТОРАЯ. НЕМНОГО О ПАЛАДИНАХ
— Я сказала, иди к цвергам! Непонятно?
Крошечный всадник, стоя у золотистого пунктира границы, сложил руки крестом, выражая решительный отказ.
— Через Равнину? Подумаешь, как страшно! Ты рыцарь, в конце концов, или кто?
Всадник помотал головой, и плюмаж на игрушечном шлеме меланхолично качнулся.
Лёжа на животе поверх одеяла, Таша с высоты своей кровати обозрела карту, разостланную на полу. Фарфоровые куклы разбрелись по ней кто куда: размером не больше фигурок для аустэйна*, но сделанные со всей искусностью игрушечных дел магов. Крошечный цверг с секиркой наперевес, прекрасная альвийка в шёлковых одеждах, красавица-княжна в золотом платье — и рыцарь на белом коне.
(*прим.: игра, аналогичная шахматам (алл.)
Совсем таком, как Ташин Принц.
Вышитая по ткани карта была настолько большой, что Таша могла в неё целиком закутаться. Пестрели яркие нити лесов, озёр, речушек и золотистой ленточки Долгого тракта: долина Аллигран во всей красе. Три королевства — цвергское Подгорное, альвийское Лесное и людское Срединное, делившееся на четыре провинции. Их опоясывало бурое кольцо гор, на юге уступавшее морской синеве, а за горами начинались Внешние Земли, дикие и неисследованные. Их на карте уже не было, но Таша о них знала — и знала, что туда соваться не стоит. Там одни только жуткие твари и водятся, ещё похлеще драконов.
Жаль, конечно, что выход к морю есть только у альвов, и в их земли простым смертным ходу нет... ну и ладно, с другой стороны, что на этом море делать?
— Тогда хотя бы нашу деревню покажи, — зевнула Таша. — У границы Озёрной с Окраинной. Рядом с трактом.
На сей раз рыцарь, отсалютовав, развернулся и уверенно поскакал на север. Впрочем, достигнуть Прадмунта не успел: в комнату заглянула мама.
— Малыш, хватит на сегодня, — она поправила одеяльце Лив, сопящей в колыбельке. — Время к полуночи.
— Ага... всё равно они со мной не считаются, — скатившись с кровати, Таша ловко подхватила кукол на руки и пристроила в шкатулку с четырьмя отсеками. — Вот пусть теперь сидят и обдумывают своё поведение!
Мама кивнула.
— Правильно, — лицо её изменила странная улыбка. — Тебе должны повиноваться.
Таша заперла шкатулку на ключ. Водрузив кукольное обиталище на прикроватную полку, принялась скатывать карту.
Потом, подняв глаза, неуверенно произнесла:
— Мам... я хотела тебя кое о чём попросить.
— О чём это?
— Я... — Таша набрала воздуха в лёгкие, — в общем... Лайя-Гаст-и-остальные-завтра-собираются-пойти-к-озеру-можно-я-с-ними?
Меж тёмных бровей матери пролегла морщинка.
— Таша, путь до Кристального неблизкий. А ты знаешь моё мнение о продолжительных прогулках с деревенскими.
— Мам, ну они не влияют на меня... правда. Я сама по себе, а они сами...
— Дело не во влиянии. Хотя ты как с ними пообщаешься... вместо моей маленькой принцессы домой возвращается девчонка-оборванка.
— Маам, — укоризненно протянула Таша, поднимаясь с колен.
— Но я не об этом. Сама знаешь. — Мама взяла у неё карту и, положив тканевый свёрток на место, ласково коснулась Ташиных волос. — Малыш, наша тайна должна оставаться тайной. А ты ещё не владеешь собой до такой степени, чтобы менять облик исключительно по собственному желанию. Достаточно сильного испуга, и... что будет, если ты на глазах у всех обернёшься кошкой?
Таша насупилась. Плюхнувшись на кровать, нашарила у изголовья плюшевого зайца.
— Несправедливо это, — пробормотала она. — Мне иногда хочется не быть никаким оборотнем, а быть просто девочкой... как они все. Или чтобы все они были оборотнями.
— Что поделаешь, малыш. Что поделаешь.
Поцеловав её в макушку, мама направилась к двери. Провожая её взглядом, Таша крепче прижала к себе игрушку.
— Мам, а когда папа вернётся?
Мариэль замерла, где стояла.
— Он же говорил, что всего три дня у дяди Зоя погостит, — продолжила Таша, — и до нас ехать сутки, а его почти уже две шестидневки нет! Может, послать за ним кого-нибудь? Сказать, что мы соскучились, чтобы он поторопился...
Мама долго смотрела на неё.
Затем, отведя взгляд, прислонилась спиной к дверному косяку.
— Я должна была сразу тебе сказать, — она зачем-то принялась теребить рукава платья, — но... видишь ли... понимаешь, Альмон... он не приедет.
— Не приедет? Почему? Папа нашёл там работу?
— Нет.
— Тогда почему?! — Ташин голос сорвался в хриплый шёпот. — Мы что, надоели ему? Я надоела? Пожалуйста, пусть он вернётся! Пусть вернётся, я больше никогда не буду...
— Нет. Он... он задержался в пути, прибыл в Арпаген ночью... и в одном из переулков встретился с плохими людьми, и... и папы больше нет, малыш, — мама коротко выдохнула. — Его нет.
* * *
Таша открыла глаза за миг до того, как над её ухом затрезвонил колокольчик.
К сожалению, на этот раз сразу вспомнив, где она — и почему.
— Встаю, встаю...
Когда знакомая служанка, зевая, удалилась, Таша села в кровати. Какое-то время сидела, обняв руками колени, уставившись в полумрак невидящим взглядом.
Затем рывком вскочила.
И, одевшись, выглянула в окно.
За дощатыми крышами, за частоколом Приграничного, за рядком берёз, поникших вдоль Тракта тонкими веточками — ждала Равнина. Казалось бы, просто большое поле, поросшее одуванчиками.
Казалось.
Никто не помнил, когда возникла Равнина. Даже альвы. Она была всегда: как и Криволесье, и Зачарованный лес. Древние, странные, необъяснимые земли, сам воздух которых пропитан магией. Эти земли прозвали Ложными, и не просто так. Людская магия на них либо вовсе не действовала, либо искажалась, столкнувшись с магией куда более могущественной. А точно о Ложных землях был известен лишь один факт: никакая нечисть и нежить не осмеливалась на них задерживаться. Сами земли не держали зла, но говорили, что пришедший на них со злом с ним же там и останется.
Впрочем, был и ещё один факт. Тот, что в этих землях казалось возможным всё — но ничто не являлось тем, чем казалось.
Что ж, если это единственный путь, придётся рискнуть. В конце концов, пусть Таша и оборотень, но особого зла за собой не помнит...
И только тут Таша поняла, что одуванчики заливают Равнину тусклой желтизной: не закрываясь даже в ночи.
Наспех умывшись, она с удовлетворением отметила, что руки почти зажили. Смазав кожу новой порцией лекарства, перевязала ладони чистыми тряпицами; натянув перчатки поверх, закинула сумку на плечо и, заперев комнату, спустилась вниз.
Первое, что она увидела — русоволосую макушку дэя, любезно беседующего с трактирщиком.
Потом клирик обернулся, и Таша, по его спине вчера дорисовавшая образ пожилого брюзги, с брюшком и четками в жирных пальцах, удивлённо замерла.
На вид ему было чуть за тридцать. Ни четок, ни тяжёлых одежд — серебряный крест, чёрная фортэнья* и широкий шёлковый пояс, концы которого почти касались земли. Удивительно привлекательное лицо: благородная простота правильных черт, ямочка на подбородке, родинка на щеке — и что-то ускользающее, загадочное, манящее...
(*прим.: приталенная ряса с пришитой накидкой на плечах, с рядом пуговиц по центру — от середины стоячего воротника до верхнего края юбки (алл.)
И зеленоватые лучистые глаза.
Таше не раз приходилось слышать про 'лучистые очи', однако в жизни таковых видеть не довелось. Глазам не свойственно лучиться, не отражая лучи извне. Но его глаза действительно сияли, светились внутренним, невероятно тёплым светом, и было в них что-то очень...
Располагающее.
Такому человеку любой без вопросов, с радостью отдал бы свой кошелёк, если б только потребовалось...
— Доброе утро.
...а стоило бы этому человеку заговорить — и последнюю рубашку в придачу.
Голос дэя был учтивым, спокойным, тихим. Лишённым всякого пафоса, окрашивавшим слова дивным певучим выговором. Таша почти видела, как эхо этих слов сияет золотистыми искрами.
Прикрыв глаза, она опустила голову. Упала на колени — привычка, которую Прадмунтский пастырь накрепко вбил в головы всем жителям деревни.
И лишь после этого поняла, что вновь обрела дар речи.
— Доброе, святой отец.
— Не надо. Встаньте. Я же не святой, — на миг подняв взгляд, Таша увидела, что дэй улыбается. — Меня зовут Арон Кармайкл.
— Таша... Тариша Фаргори.
Она поднялась на ноги, старательно держа глаза долу. Не зная, почему его взгляд в один миг заставил её растерять все слова, но вновь встречать его не желала.
Вернее, не осмеливалась.
— Фаргори-лэн... позвольте мне сразу перейти к делу.
— Делу?
— Видите ли, я направлялся в Заречную по одному поручению, но по дороге...
— Волки. — Таша нетерпеливо кивнула. — Я слышала.
— Вот как. Полагаю, вы также направляетесь в Заречную?
Таша не видела причин скрывать:
— Да.
— Дело в том, что средств на коня у меня нет, а дело моё не терпит отлагательств. Я должен быть в тамошнем Пограничном сегодня. И я буду вам очень признателен, если вы согласитесь меня подвезти.
От изумления она всё-таки подняла взгляд.
— Подвезти?
Клирик смиренно кивнул.
— Я заплачу, сколько потребуется, — добавил он. — В пределах разумного, конечно. А юной девушке опасно путешествовать одной, тем более ночью.
Таша растерянно мотнула головой.
Подвезти... но с чего он ждал её в непробудную рань? Почему решил ехать именно с ней? Услышал, как она договаривается с трактирщиком? Узнал, откуда она едет? Но трактирщик не будет рассказывать то, о чём запрещает говорить конюху.
А что, если он заодно с...
— Извините, святой отец, но нет, — решительно сказала Таша. — Я вас не знаю, и мне нужно...
И запнулась.
Его глаза не то чтобы омрачились: нет, не было в них и намёка на мрак, досаду, злость...
Но свет их стал невыразимо грустен.
— Я должна...
С другой стороны, вдруг подумалось Таше, а почему нет?
Действительно. Похитители не торопятся, и обгоняют ненамного. Принц выносливый: бывало, нёс её, маму и Лив, и ничего. Дэй на злодея не похож, да и Ложные земли — весьма неподходящее место для злых дел. Вдвоём ехать, конечно, не очень удобно, но как-нибудь справятся. И, наверное, для путешествующих верхом это нормально — за плату брать попутчиков. Просто Таша не знает. Первый раз странствует, как-никак.
А раз так...
— Хотя, — беспомощно вымолвила Таша, — если вы быстро соберётесь...
И старалась не обращать внимания на отчаянные возражения голоса разума: вопившего, что его хозяйка сошла с ума.
— Мне остаётся лишь зайти за вещами, — клирик чуть склонил голову. — Сердечно благодарю, Фаргори-лэн.
Таша следила, как дэй хромает вверх по лестнице. Вместе с трактирщиком.
Она — задумчиво, он — недобро.
— Господин Рикон, что вы с ним не поделили? — поинтересовалась знакомая служанка, вынырнув невесть откуда. — Стоит вам его завидеть, мрачнее тучи становитесь.
— Помолчала б, Зарка, — буркнул старик, отбирая у Таши ключ. — Будь я молоденькой девушкой, никуда бы с незнакомым человеком не поехал, да тем более ночью. Уж лучше одной.
— Так то ж дэй, господин. Они уж точно люди порядочные.
Таша провела рукой по лбу.
Странное ощущение... будто она так толком и не проснулась. А, может, и правда не проснулась? Это бы объяснило, почему она — в её-то ситуации — взвалила на себя ещё и помощь дэю.
Но нет, она не спит.
И осознание этого факта заставило Ташу досадливо опустить руки.
Ох уж эта треклятая сердобольность...
— Хотя, — подумав, добавила служанка, — я к такому дэю на исповедь ни в жисть не пошла бы.
— Это ещё почему?
— Пока каяться буду, в мыслях раз десять точно согрешу.
Старик только крякнул — а вот Таша отчётливо ощутила, как её щёки обретают подозрительный розоватый окрас.
— А что? Красавчик такой, — служанка хихикнула, — и сложен хорошо, а ряса эта его так обтягивает... и вообще кажется на редкость приличным человеком. Даже для дэя.
— В том и дело, — трактирщик сосредоточенно перекладывал бумажки. — Грешки, тёмные пятна... у каждого есть. Когда их не замечаешь, значит, их скрывают. Когда их скрывают — хотят казаться не теми, кем являются. А когда кто-то хочет казаться не тем, кем является... А, бабы! — старик неожиданно зло сплюнул на пол. — Всё равно не поймёте.
Тряхнув головой, посмотрел на Ташу: с извинением.
Потом взглянул на служанку.
— Марш в комнату, — сухо велел он, — а то отправлю полы драить. Разболталась тут, делать ей нечего.
В молчаливой обиде поклонившись, девушка скрылась в подсобке.
— Счастливого пути, — трактирщик уткнулся в гостевую книгу, — Фаргори-лэн.
Разговор был окончен.
Когда Таша и её новоявленный спутник вышли из трактира, небо только начинало предрассветно сереть.
— Подождите, святой отец, — сказала она. — Я за конём.
— Мне не трудно вас сопроводить.
Пожав плечами, Таша направилась к конюшне, слушая, как шуршат сзади чёрные одежды. Заглянула в длинное здание, ударившее по ноздрям запахом навоза, соломы, лошадей и овса.
Легонько толкнула Шерона, безмятежно спавшего рядом со входом.
— Я уезжаю, — коротко бросила она, когда конюший открыл глаза. Вместе с мальчишкой, мигом вскочившим, дошла до стойла; скормив Принцу яблоко, успокаивающе поглаживала жеребца по морде, пока Шерон его седлал.
Потом повела коня к выходу, где, прислонившись к стене, ждал дэй — но мальчишка, догнав её, радостно помахал бумажным обрывком.
— Госпожа, а карта?
