Сказка о маге и воине

   Пушистый ковер, свежезаваренный чай с черничным вареньем, ласковые глаза немолодой, но элегантной и деликатной дамы... Что еще нужно нежданно возвратившемуся в свое магическое управление неудачнику?

   — Так откуда у тебя руна Ит? Насилие? Или любовь? — совершенно бесстрастно, без тени осуждения. C такой женщиной — все кажется простым, и нет ничего, что нельзя рассказать из-за стыда.

   — Ни то и ни другое. Я расскажу все, как было.

   И Костер рассказал. Про пещеры Грома, про неконтролируемый выброс эмоциональной составляющей, про улиток, про охотничью сторожку.

   — Да, досталось тебе. Я даже не могу поверить, что после этого ты смог сохранить седьмой уровень. Как ты сказал: Лишь чистые души войдут в пещеры Грома? Я к ним не отношусь? Смело, пожалуй, даже отчаянно. Какой маг, верящий, что от второго уровня его отделяют какие-то считанные шаги, скажет так?

   — Нет, Сирень, я теперь понимаю, что не достоин второго уровня. И все, что случилось, случилось лишь потому, что я пожелал неподъемного для себя.

   — Как знать, как знать. Ведь ты мог остаться совсем без магии, мог погибнуть. Не спеши принижать себя. Твои сведения неоценимы, они заставят, наконец, дать нам полномочия, средства на настоящую экспедицию. Жаль, здесь, в столице мало кто понимает, как все это серьезно. А насчет руны твоей — не беспокойся, молодой король издал указ, где запрещено преследование из-за нее, и даже можно заключать однополые союзы. Не могу сказать, что так уж одобряю эти новейшие веяния, но королю хочется выглядеть прогрессивным в глазах своих друзей с Юга. Там это давно в порядке вещей, и ничего, общественные устои удержались.

   — Да не хочу я никакого союза. Избавиться бы от этой проклятой руны...

   — С кожи-то снять ее легко, а вот снимешь ли с души? И неужели друга больше не жаль? Кстати, слышал? Послезавтра, в выходной, с утра у носителей знака Ит празднество какое-то, парад, весь город только об этом и судачит. Впрочем, там говорят, таких, как ты, и немного, больше все колечки носят, выделываются, ищут чего-то необычного. Юнцов бы этих — да на Север, разбираться с пещерами Грома, вмиг бы... Ну ладно, ты, верно устал, а я -то старуха, все болтаю...

   — О, Сирень, какая ты старуха? Это я, наверное, теперь состарюсь быстро, уровень-то потеряв...

   — Что ты, что ты, боги да будут милостивы. Уровень — это еще не жизнь. Ступай, отдохни, поосмотрись, подумай. Я распоряжусь, чтобы ты получил достойную награду за свой вольный поиск. Он того стоит.

   Как же хорошо оказаться снова среди своих, переночевать в знакомой с юности комнатке на самом верху башни, улыбнуться, слушая, как поет за шкафом сверчок, и даже необходимость изложить все, касающееся пещер Грома, в виде обстоятельного отчета тяготит не слишком. Разве не знал, что это потребуется? И только ранним утром следующего дня вздрогнул:

   — Да ведь я ни разу не вспомнил Плюща с тех пор, как оставил его в "Зеленом попугае". Надо пойти туда, ведь сегодня это пресловутое шествие, а он наверняка там будет.

   Смутная тревога задергалась в сознании, как паук-косиножка: по мягкому тельцу ударил птичий клюв, а длинные раскинутые в стороны ноги еще двигаются и двигаются.

   Возле таверны "Зеленый попугай" участники парада начали собираться заблаговременно. Группы парней и девушек, обнимающиеся парочки, разговоры, смех, кое-где звенели струны, кто-то пробовал флейту.

   — Какие-то они... Обычные, что ли, — подумалось магу. В глаза сразу бросались несколько серых землистых лиц, отмеченных печатью длительного знакомства с одурманивающими зельями, молодые люди, одетых и раскрашенных столь вульгарно и невнятно, что их пол угадывался с трудом. Но многие из собравшихся ничем не отличались от обычных горожан. Маг оглядывался, надеясь отыскать своего товарища. Он прошел мимо трех веселых парней, которые то и дело целовались и взрывались хохотом, окинул взглядом нежно обнявших друг друга за талию воительниц в полном обмундировании, но без оружия. Хотя, кто знает этих девиц? Может быть, под одеждой пристроен кинжал, а блестящая шпилька в прическе сойдет за стилет?

   Люди как люди. Больше — молодые, но есть и постарше. И только зеленый цвет... Ленты в волосах, бантики на одежде, повязки на рукавах, на лицах у некоторых нарисованы изумрудные линии, квадраты, овалы. Впереди изрядного размера флаг, зеленый с черным знакомым символом: "окружности, отрезком с двумя стрелками по концам соединенные".

   — Эй, парень, ты наш или просто так? — улыбчивый веснушчатый юноша, у которого в руках целая связка зеленых лент, протягивает одну, — Возьмешь?

   — Слушай, а почему — зеленое? — спросил маг.

   — Как почему? Голубой — цвет женщин, желтый — мужчин, а мы за любовь, для которой пол не важен, вот. Смешай голубой и желтый — что получится? Так берешь ленту?

   Маг взял ленту, но не спешил как-то пристроить ее себе на одежду, а задумчиво накручивал на палец, вглядываясь в толпу. Из двери таверны выходили все новые и новые участники, пробежал парень с ворохом красных бумажных роз, их он раздавал направо и налево. Со стороны, куда предполагало направиться шествие, кричали что-то вроде: стройся и пошли. А потом сердце у Костра забилось чаще. Потому что через толпу, что понемногу стала укладываться в неровную, рваную, с разным числом людей в линии, но длинную и шумную колонну, пробирался его друг. За рукав его цеплялся совсем молодой парнишка, щегольски одетый, лицо которого светилось как солнечный зайчик, что ворвался в полутемную комнату. И оно, счастливое, как-то совсем не подходило к хмурому и досадливому — его товарища.

   -Плющ, подожди, я здесь, — хотел было позвать Костер, но к воину потянулись с приветствиями, улыбками, закричали:

   -Плющ, давай вперед! Гитару ему! — И кто-то вынул из чехла гитару, ее передавали по рядам, Плющ улыбнулся, наконец, и, удобно перехватив инструмент, заорал, становясь впереди: — Что споем, ребята?

   — "Красотку", давай "Красотку"!

   Песенка эта почти стала визитной карточкой "Зеленого попугая". В ней в весьма вольных выражениях рассказывалось, как парень спьяну провел ночь с другим парнем, но зато наутро понял, что не променяет свою усатую красавицу ни на каких девиц.

   — Нет, "Красотку" оставим для другого случая! Сегодня у нас большой день. Мы в первый раз открыто пройдем по городу, не стесняясь самих себя, не боясь косых взглядов, и комков грязи, что, может быть, нам еще не раз бросят в спину. Да здравствует наш король и его человеколюбивый указ!

   — Да здравствует король! — откликнулись со всех сторон.

   Новому дню — новая песня! — выкрикнул воин еще громче, и ударил по струнам.

   Не белым, не черным — пестрым

   Раскрасим наш мир, как луг.

   Любовь и свобода — сестры,

   Не бойся любить, мой друг.

   Пусть злобствуют ретрограды

   Сердито плюют нам вслед,

   Мы примем любовь в награду,

   Дороже и лучше нет.

   Она меняет законы,

   Не слушает медных труб,

   Не боли, а счастья стоны

   Срывает с горячих губ.

   Она, как весна, тревожна,

   Стоит на семи ветрах,

   И ей ли быть осторожной,

   И ей ли лелеять страх?

   Не белым, не черным — ярким

   Как радуга миру — быть,

   Сердца, что пылают жарко,

Запретом не охладить.

   Колонна потянулась зеленым червяком вверх по улице, в небе разорвались густые тучи, и из синего колодца глянуло тускловатое, но от этого не менее желанное предзимнее солнце. Блестели лужи, краснели бумажные розы, вились зеленые ленты, дудели дудки, свистели вслед мальчишки. И только поотставший маг, обернувшись, успел заметить, как немолодая женщина пытается удержать за руку паренька с зеленой лентой в волосах. Вырвавшись, он бежит догонять последние ряды, не обращая внимания на разлетающиеся из-под ног брызги и не оборачиваясь. А она стоит прямо в луже, куда неосторожно ступила, намокают ее суконные башмаки, и слезы блестят на поблекших щеках.

   -Да...Им тут карнавал... А там, на севере ... призраки уже и днем губят детей, и озимые погнили в теплое предзимье... — маг все еще брел с краю, не выпуская зеленую ленточку из рук, — А Плющ? Здесь он — свой. C мальчишкой этим... счастливым... Я никогда, никогда не был с ним таким. И буду ли когда-нибудь?

   А колонна все двигалась. Махали платочками смешливые девчонки, бросали презрительные взгляды строгие горожанки, крутили пальцем у виска серьезные мастеровые, кто-то в самом деле пару раз швырнул грязью. Развевались лозунги: Любовь — это свобода! Мы делаем мир ярче! Песня взлетала в синее небо, с которого ветер убирал последние серые облака.

   — Хм,— услышал Костер, как переговариваются возле него, — и никто нам не мешает. А говорили — традиционалисты...

   — Тебе что, драки захотелось? Король не позволит... Зачем ему беспорядки в столице. Говорят, на следующей недели прибывает посол из...

   Прошли мимо одного переулка, миновали другой. Третий расположен так, что стоящих в нем людей маг разглядел еще на подходе. Настоящая выстроенная колонна. Суровые лица, палки в руках, под солнцем блестят железные наконечники. Традиционалисты. И королевской стражи нет. Похоже, впереди оценили опасность, движение стало замедляться. Колонна начала сжиматься, как гусеница-листокрутка перед прыжком, которым она пугает птиц, так что те редко рискуют ею полакомиться. Магу легко удалось пробраться вперед, почти к самому входу в переулок. Прямо перед ним — строгие суровые лица двух мужчин, старого и молодого, видимо, начальников. И показалось на какой-то миг, что эти — ближе и понятнее, чем развеселая компания, в которой он только что не против воли.

   И будто что-то вскипело в доселе спокойных рядах традиционалистов.

   — Бей негодяев, губящих молодежь! Смерть извращенцам! — выкрикнул старший.

   Неповоротливая гусеница сжалась еще больше и слегка подалась назад. Маг замешкался, зеленая лента в его руке отчаянно забилась на ветру. Сейчас, сейчас побегут, палки наперевес, ударят, как копьями, рык прокатится по главной улице, разгоняя перепуганных зевак... Еще секунда, еще...

   Стена пламени вырвалась из-под ног волшебника, разрастаясь, поднимаясь выше, разбегаясь в стороны, разделяя. Нестерпимый жар требовал: бежать, отступить. Но нельзя, огонь погаснет, всего лишь седьмой уровень, чтобы удержать огненные волны нужно быть — совсем рядом. Горят ресницы, того и гляди займутся волосы. Дикий вой в переулке, куда пламя гонит тех, кто готов был убивать безоружных. Огонь перед глазами, огонь внутри... Гори, Костер-на-берегу, не согрел никого, так стань пожаром, и пусть сгорает твоя незадачливая дружба-вражда, несостоявшаяся любовь, твои амбиции и мечты. Не быть тебе магом второго уровня, которого не трогают людские страсти, который служит лишь равновесию и гармонии.

   А пока основные силы приверженцев прадедовских обычаев спасались от огненного вала, в ворота Лирийской обители, основанной еще первыми адептами ордена

   два столетия тому назад, расплавленные мощнейшим заклинанием, входили люди в черных масках, вооруженные необычными устройствами, не похожими ни на луки, ни на мушкеты. Постановление Пригородного суда о передаче старинного магического оплота во владение ордена бога Перемен за долги прошлых лет выполнили в считанные часы.

   Глава 5. В ожидании зимы

   Огненный вал, отделивший колонну ревнителей благочестия от их легкомысленных противников, приближался. Первым оценил обстановку Плющ:

   — Отступаем! В сторону, дворами уходить! — гаркнул он, — Назад! Не оборачивайся! — продолжал командовать он, и колонна, будто расслабившись наконец, дернулась. Кое-кто бросился в стороны, остальные побежали вниз по главной улице, тем более, что никаких препятствий вроде бы не предвиделось. Нечеткое построение, большие промежутки между рядами на этот раз сослужили хорошую службу, толкотни почти не возникло, бежали не быстро, многие отделялись по дороге, исчезая в переулках. Дыхание жара вскоре стихло, оглянувшись, бывалый воин не увидел пламенной стены и скомандовал оставшимся перейти на шаг. По пути испуганно делились впечатлениями:

   -И что же это было? Магия??

   -Да вы, что, с ума сошли! Мы на такое никогда бы не пошли, это же превышение предела необходимой обороны! -уверяли два мага, которые хотя и остались до конца, но перетрусили явно не меньше остальных.

   -А где барон Адре? Говорят, заранее знал про традиционалистов, поэтому и не пошел.

   -Скажешь тоже, поэтому, барон слишком важная персона, чтобы пешком по мостовой шагать.

   -Да и вообще, кто только не знал...Можно подумать, ты не знал? Многие знали, однако пошли же?

   -Да ладно, все обошлось, никто не обгорел. Лишь бы у этих — тоже все в порядке. А то мстить будут.

   К "Зеленому попугаю" добралось человек пятнадцать. К их удивлению возле таверны крутился патруль королевской стражи при полном вооружении.

   — Интересно, это они прибыли охранять? Или, наоборот, нас ждут неприятности?

   Но к радости совершенно обескураженных демонстрантов, стражники их не тронули, беспрепятственно пропустив внутрь.

   Травница Мале оторвалась от книги и взглянула в окошко, заслышав своеобразный шум. Мимо ее палисадника резво промчалась почти не утратившая формы колонна людей в серых суконных куртках и таких же шлемах. Потом тяжело проковыляли два старичка в такой же одежде, опиравшиеся на солидные палки и поддерживавшие друг друга. Немолодая, но от этого не менее любопытная женщина резво всунула ноги в сапоги, накинула куртку и выскочила на улицу. Она еще успела разглядеть угасание волшебного пламени в отдалении, там, где переулок втекал в главную улицу:

   -Вот это да! — восхитилась женщина, — однако, задали этим спесивым индюкам по первое число! Такая огненная стена! Не иначе, гнев бога Перемен. Он-то теперь в силе, и король благоволит к ордену, — вопреки своему возрасту, травница не жаловала традиционалистов.

   Немножко еще поохав, не без удовольствия подобрав брошенную прямо возле ее забора одним из бежавших палку с железным наконечником — пригодится, в гололед ходить, Мале встрепенулась и решительно двинулась к пересечению улиц:

   — Что ж это я, а может там кому-то помощь требуется?

   Помощь действительно требовалась. На обочине, не обращая внимания на холод, уткнувшись лицом в колени, неподвижно сидел человек в полуобгорелой одежде, и немного обкусанная огнем зеленая ленточка вырывалась из его кулака под порывами ветра.

   -Милый, да что ты тут сидишь? Кости вроде целы, и ожогов нет, подумаешь, брови и челку спалил. Вставай, простудишься, пойдем же, — приговаривала Мале, — осматривая и ощупывая парня, — ну пойдем же ко мне, умоешься, отдохнешь, отвару успокоительного дам. Она потянула его за руку, и, к удивлению травницы, молодой человек поднялся и покорно побрел за ней, опустив голову.