Happy Ending

— Что ж, тогда работаем в следующем режиме: прогноз — проверка — получение информации. Как можно быстрее. Кто-то из них проколоться должен. Доминик, принеси папку у меня со стола.

Книжник мог бы сходить и сам, но погонять ученика было почти наслаждением. Особенно если тот спит на ходу.

*

Если бы Айвена попросили назвать самые неприятные часы в его жизни, он бы и не вспомнил об обучении после этого дня. Там всё было просто: предугадывание самого ближайшего будущего, необходимое для ведения боя. Сложность только в сосредоточении, все остальное при нем. Здесь же... Информации не было практически никакой: имена, иногда клички, обрывки писем, на слух переданные разговоры, города, примерные адреса... Пара картинок, пусть и сделанных умелой рукой. Требовалось тщательно просматривать самую незаметную нить, отслеживать любой узел, четко докладывать обо всех возможных случайностях. После первого дилера, Айвен понял, что полутранс его просто убьёт — необходимо было полное погружение. На третьем погружении его уже пришлось вытаскивать.

Зацепки были, но все какие-то неявные. Роад тоже выглядела неважно, как и Доминик. Но бросать дела никто не собирался.

Последняя передышка — и новый транс. Хлопки по щекам уже не помогали, бормотание развилок походило на бред — только Книжник, склонившийся к самим его губам, расписывал предсказание. Предпоследняя развилка... Круги перед глазами мешают видеть, плохо стираются.

После подобного марафона Айвен искренне завидовал лимону, выжатому в чай маньяком-давильщиком. Потому что лимон в сравнении с ним ыигрывал всухую. Хотелось завалиться на этот же диван и проспать хоть сутки — и неважно, чьи сны на этот раз будут его преследовать, свои или чужие. На этот раз уже действительно стало неважно. Важно не упасть по дороге в спальню и не вырубиться прямо на лестнице.

*

Снов было мало. Частично они походили на уже отсмотренное будущее — всё-таки глубокий транс дает свои отпечатки в сознании. Но в основном — тёмная пропасть, и за это он был благодарен.

Сколько он проспал — неизвестно. Но явно недостаточно, хотя будивших его это вряд ли волновало: Доминик с запавшими от усталости глазами, за его спиной Книжник — губы сжаты в тонкую нить. Ничего хорошего.

— Подъём, провидец, — ученик Книжника истерически хихикнул. — Труба зовет. Всем нам труба.

— Доминик, перестань, — прошипел на него Книжник, из чего стало понятно, что у этих двоих не так давно состоялся какой-то неприятный разговор, послевкусие от которого всё ещё свежо. — Айвен, вы сможете отследить три зацепки? Они кажутся наиболее надежными.

— Я постараюсь, — перспектива работы окончательно прогнала остатки сна, зато пробудила какую-то метафизическую тошноту.

— Тогда идемте. А ты спи, раз уж так просился, — Книжник повернулся и пошел к двери. — Это не должно затянуться надолго — вы скоро вернетесь к отдыху.

Действительно информации существенно прибавилось, и необходимость в полном погружении отпала. Максимум — головная боль и резь в глазах от сигаретного дыма, пропитавшего каждый дюйм воздуха в гостиной. Впрочем, никто не жаловался, хотя накал нервов наблюдался знатный как у людей, так и у Ноев. Две из трёх зацепок уходили куда-то в южный Китай и в конце путешествия обрывы нитей были настолько резкими, что все сомнения в том, что именно там и поджидает их смерть от лап твари, отпадали.

— Можешь определить точнее, где именно находится это место? — Тики прикурил следующую сигарету от остатков предыдущей и откинулся в кресле.

— Там какие-то скалы. Обвал, будто горы нарочно скидывали в долину. Никакой воды...

— На скалах есть какие-то знаки? — осторожно спросил Канда.

— Есть, — с удивлением отметил Айвен. — Какие-то непонятные иероглифы, полустертые, их почти не видно...

— Поверить не могу... — Книжник, не глядя, потянулся к пачке сигарет и прикурил от пальца, чем вызвал удивленный возглас Тики. — Ваш Орден что, совсем переквалифицировался в городовые? Вы там, часом, вышибалами в пабах не работаете?

Притихла даже Роад, хотя она никогда не встречалась с Кандой в поле. Айвен успел подумать, что особо слабонервные в этот момент бы зажмурились и постарались спрятаться куда-нибудь под стол. А ещё Айвен начал догадываться, о чем говорит Книжник и, судя по пойманному взгляду Доминика, не он один.

— Там шарахнуло и что-то сбило, — спокойно ответил мечник, мгновенно приковав к себе взгляды всех присутствующих. — Защита стала жрать своих, так что доступ в Азиатское подразделение оказался перекрыт. Ватикан решил не разбираться.

— То есть, даже причин катастрофы выяснить не удалось? — Книжник подчеркнуто насмешливо изобразил удивление. Айвен почему-то подумал, что тот намеренно пытается вывести учителя из себя, а тот, вопреки обыкновению, принципиально не желал играть по его правилам.

— Как видишь, удалось сейчас, — Канда усмехнулся. — Только внутрь мы не попадем — покрошит и ваших, и наших.

— Но ведь оно питается? — задал вопрос Тики, чем вызвал очередную волну тишины.

— Значит, оно вылезает... — закончил за него Доминик. — Надо выяснить...

— Это сделаем мы, — Тики поднялся, взяв Роад за руку. — Пара десятков акума обеспечит хороший обзор, первый уровень не жалко. Никто не против? Отлично. Роад?

Та послушно открыла двери, обвела всех взглядом, улыбнулась:

— Ведите себя хорошо.

Нои исчезли. А Айвен подумал, что воцарившаяся напряженная тишина снова окончится ничем. Ну, видимо, день такой.

— Пошли рассказывать своим? — предположил Доминик.

— Вряд ли, — покачал головой Книжник. — В семье разборки, не думаю, что общий враг хоть когда-то служил для них причиной для мира. Хотя рыдать над трупами, безусловно, будут поголовно все.

— Хватит! — кажется, вопль больше удивил самого Айвена, чем остальных. Во всяком случае, с интересом на него уставился только Доминик. — Я ни хрена не понимаю, я ни хрена не знаю и я вообще не представляю себе, что вы сейчас обсуждаете!

Учитель на его слова не отреагировал никак — он вообще последние дни проявлял несвойственные для него отрешенность и спокойствие. Книжник хмурился и выглядел крайне недовольным, хотя Доминик, казалось, прожигал его взглядом.

— Черт с тобой, — махнул рукой Книжник. — Забудь, что я говорил.

Доминик заулыбался:

— Айвен, пошли, я тебе все расскажу, — и, цапнув его за руку, повел к выходу из дома. А молодой экзорцист, привычно отметив, что опять ничего не понял, на этот раз решил не вопить и позволил себя увести.

Хлопнула дверь. Книжник рассмеялся, но как-то грустно:

— Эх, что ж вы за наказание для нас такое? — он подошел к бару. — Виски?

— Угу, — Канда положил меч, который не выпускал из рук весь разговор, и откинулся на спинку дивана. — Хотя свое наказание ты себе сам заработал.

— Это уж точно, — Книжник рассмеялся и плюхнулся рядом, умудрившись не расплескать жидкость в стаканах, которые он держал в обеих руках. — Но как я старался!

Канда рассмеялся:

— Да с такой целеустремленностью даже шлюхи из юбок не выпрыгивают, видя золото!

Тот не обиделся, а только раскурил ещё одну сигарету из забытой Ноем пачки:

— Но тебя я зацепил, оно того стоило...

*

Ученик Книжника Канде не понравился с самого первого их знакомства. Хотя попытка убить это наглое рыжее торнадо вряд ли могла считаться знакомством, но Лави хотя бы успел представиться. И это было за три секунды до того, как он в ответ поинтересовался именем прекрасной девушки с черными волосами и катаной. И за пять секунд до того, как он уже уматывал с воплями, а Линали пыталась удержать мечника от немедленной расправы над патлатым прохвостом. Дальше стало только хуже: убедившись в том, что относительно половой принадлежности Канды он фатально ошибся (хотя мечник искренне подозревал, что тот успел прочесть его досье до того памятного случая), подколки только усилились. Мечника это доводило до белого каления, что только усугубляло ситуацию. За разворачивающимися боевыми действиями следил весь Орден и даже Линали, поняв, что объяснить Лави несовместимость с жизнью его поступков, тщетна, махнула рукой, оставшись в наблюдателях. Мелкого Книжника спасала скорость и вертлявость, хотя ножнами по голове он огреб не раз: от полного уничтожения его спасал только крайне понятно изложенный запрет Комуи на убийство. Канда был крайне понятливым экзорцистом.

Постепенно к шуточкам относительно осиной талии и ног от ушей он привык, и Лави откровенно заскучал. Зато когда понял, насколько Канда бесится от произнесения своего имени, воспрянул вновь. А также придумал ещё одну тему, на которую, правда, в большом зале не распространялся, хотя бесила она Канду намного меньше, чем "Юу!", выкрикнутое во всю мощь легких и поначалу казалась безобидной. Это и стало ошибкой: недооценивать рыжего придурка было нельзя, особенно если при этом догадываться, что тот придурком-то и не является.

— Слушай, а как вы в Ордене развлекаетесь-то? — это было первое их совместное задание, на которое Комуи их отправил, глядя на обоих с затаенной жалостью.

Канда тихо вздохнул: они ехали всего полчаса, но это был где-то тридцатый вопрос, и останавливаться на достигнутом рыжий явно не собирался. Хотя бы потому, что отсутствие ответов его особо не смущало.

— Расчленяем болтливых идиотов, — процедил мечник.

— Скучно! А, там, по девочкам? — Лави явно записал себе очко и хитро прищурился. — Или ты не по ним? Сам как девчонка.

От такой наглости перехватило дыхание, а ладонь непроизвольно сжалась на рукояти Мугена:

— Ты...

— Ох, ничего себе, как я угадал! — веселящийся Лави забыл, что для спасения бегством нужно место, а купе вагона, в котором они ехали, пространства для маневра явно не предусматривало. За что и поплатился.

Через мгновение его горло уже оказалось зажатым в тисках ладони, а острие меча смотрело прямо в целый глаз рыжего.

— Эй, полегче, меня не надо так настойчиво уговаривать, — Лави хрипел, и Канда чуть ослабил хватку: не хватало ещё этому придурку трахею раздавить.

— Ты мне скажи, ты правда сдохнуть хочешь? — почти ласково спросил Канда, глядя в наглый зеленый глаз.

— Ну, раз уж мы заговорили о моих желаниях... — младший Книжник даже не пытался показать, что хоть немного нервничает. — То хочу, я, пожалуй, выспаться, но это в вашей конторке нереально. А ещё я был бы не против хотеть тебя.

И с этого момента начался кошмар. Лави, почуяв новый способ доводить мечника, был неостановим: открытые нападки, когда они были наедине и двусмысленные фразы при посторонних. В какой-то момент Канда поймал себя на том, что неосознанно пытается избегать встреч с этим недоразумением, иначе обещание, данное Комуи, он всё-таки нарушит. Это бесило похлеще чем все, что Лави вообще мог придумать. Попытки не обращать внимания тоже оказывались безуспешными — тот неустанно придумывал очередной оригинальный способ достать и вывести из себя. Чего Канда решительно не понимал — так это того, зачем младший Книжник вообще это делает. Дразнить мечника мог только законченный мазохист — удар даже ножнами был крайне болезненным, и пора бы уже успокоиться — а мазохистом и самоубийцей Лави определенно не был и этого не скрывал.

Судя по всему, честность была единственным достоинством рыжего, и Канда смутно, но уважал его за это. Лави никогда не лгал: если он говорил, что не полезет в пекло — он не лез. В отличие от некоторых трусливых экзорцистов, которые рвали у себя на груди все предметы одежды, а при запахе жареного старались отсидеться в тылу (считай, за спиной у мечника в берсеркоидном состоянии). Также он всегда говорил именно то, что думал, хотя тут догадаться было сложнее: всё-таки Книжники мастера игры словами, хотя Канда это понял не сразу. Сам Лави зачем-то взялся переводить ему фразы с того языка, который доносился до адресата, на правдивый. И по всему выходило, что во многом их взгляд на те или иные события совпадал, просто Лави высказывался о них так, что мало кто догадывался, что тот просто перевел очередную грязную ругань Канды на убийственно вежливый и якобы не обидный для собеседника диалект.

Но чаще таких разговоров (точнее, монологов рыжего) были всё-таки подколы. И Канда с несвойственной ему бессильной злостью собирался на очередное задание в компании этого недоумка. Хотя начало казалось обнадеживающим: старый учитель около недели назад запер Лави в бесконечном архиве Ордена, выпуская только на обед и ужин, а потому путь на корабле до Африки младший Книжник по большей части проспал, не мозоля мечнику глаза. Да и открывшийся в Карнаке провал в подземелья, явно когда-то являвшиеся дворцом древних Фив, привел Лави в такой восторг, что Канда почти выл от обилия информации о древнем мире, которую тот выдавал, захлебываясь от счастья. А потом были акума, да в таком количестве, что говорить уже было некогда — успевай только крошить да уклоняться. Они успевали и в итоге успели. А вот уклониться от поцелуя Канда уже не успел. Так и получил прицельно — в губы. И, кажется, даже ответил, так что в итоге было непонятно, кто удивился больше.

— Охренеть, — Лави тяжело дышал, обжигая скулу. И было непонятно, подействовала на него так горячка боя или...

До этого момента Канда расценивал нападки только в качестве очередного утонченного издевательства, которое пришло в больную рыжую голову. И ни на минуту не подозревал, что тот может быть серьезен. Он вцепился пальцами в рыжие вихры и на этот раз поцеловал его сам. И этот грубый поцелуй, больше похожий на попытку отомстить за последние месяцы террора, никак не предполагал нечто большее, но рыжий с низким горловым стоном, больше похожим на волчий рык, вжался в него всем телом, заставляя идти дальше. И остатки сознания отключились окончательно.

*

Они не разговаривали. Поначалу. Обычные "Эй, Юу! — Отвали! — Ай, больно, пусти!" не считались. Просто один приходил к другому — и крышу сносило ровно до тех пор, пока пришедший не уползал к себе досыпать. Хотя урвать остатки сна оказывалось порой невозможно. Хуже стало потом, на очередном задании: ночевка в пещере в компании Линали не предполагала уединения, а вылезать от костра в зиму без весомых причин было неосмотрительно. Тогда Лави в очередной рассказывал какую-то философскую теорию, придуманную очередным бездельником (назвать философов работягами у Канды язык не поворачивался), пересыпая собственными комментариями и умозаключениями. Тема была о любви к ближнему, и тут даже мечник втянулся в разговор. В итоге Линали дулась на парней полвечера, а те боялись посмотреть друг другу в глаза. Не потому что хотелось, вернее, не только поэтому. Просто становилось очевидным, что у них есть что-то общее помимо разделенной постели: Канда презирал людей за их слабость, Лави — за страсть к саморазрушению, но признавал это за слабость. Подобная позиция была совершенно непонятна девушке, которая и видела-то настоящие ужасы лишь пару раз в проеме дверей в лабораторию. А потом не вылетала из-под крыла заботливого брата. Даже война была для неё способом защиты друзей. Ну а для Канды и Лави она была средством достижения цели. Нашумев до хрипоты, они стали устраиваться на ночь: девушка демонстративно ушла в самый дальний угол пещеры, оскорбленно посапывая, а они улеглись прямо у входа на случай появления нежданных гостей.