Кровавая Ладонь

Превращение происходит быстро. Обычно, в течении нескольких минут. Сначала начинает мутнеть радужная оболочка глаза, затем бельмо перекидывается на зрачок и оба глаза становятся абсолютно белыми. После, потихоньку заостряются и вытягиваются клычки. На этом, собственно, все. Но с этих пор, спутать светлого с обычным человеком уже невозможно. Дар или проклятие? Если брать в расчет пользу, которую со времен окончания войны приносили людям Храмы — несомненно дар. А прими во внимание кучу предрассудков, которые будут преследовать светлого всю жизнь — так, вроде бы, и проклятие получается...

Забери родители мальчика домой — его жизнь среди верующих в Единого была бы невыносима и, скорее всего, очень коротка. Посему Арцей, так и не запомнив свою семью, остался жить при Храме. Там он вырос и в совершенстве освоил уготованную ему профессию. В возрасте двадцати лет, он покинул Эволле по вполне понятным причинам — надоело предвзятое отношение. Да и вообще, вся история Арцея до прибытия в Алькахест — стандартный шаблон, по которому протекает жизнь каждого второго целителя.

Дальше было поинтересней. Слишком долго просидевший взаперти, молодой и горячий юноша просится полевым лекарем в клан "Одноглазого Волка". По стечению обстоятельств, он тут же попадает в карательный отряд, возглавляемый безбашенным сорвиголовой Каспаром Кортреном. И понеслось! Погони за купцами, нагло пытающимися обойти налог Алькахеста. Битвы с разбойниками, которые не прочь поживиться за счет этих самых купцов. Спасенные жизни боевых товарищей и реки алкоголя на пирушках по поводу удачно выполненной операции. Целых два года жизни Арцея окутаны дымкой авантюрной романтики.

Но потом в жизни светлого появилась Бетиса — будущая жена и мать его детей. Девушка слезно просила Арцея уволиться с опасной службы и осесть лекарем в местном Храме. Примерно в это же время, уходя на повышение, карательный отряд покидает его друг Каспар. Сделать выбор становится еще проще. Храм, так Храм.

Быстро дослужившись до старшего лекаря, Арцей начал толстеть, лысеть и закладывать за воротник еще чаще прежнего, а в моменты трезвости неистово ныть. Ныть по поводу и без, каждый раз как в последний.

— Отвратный день сегодня. — закончив сращивать Шакалу ребра, заявил светлый. — Во-от. Хотя нет, не то слово. Больше суетной, чем отвратный.

— Да что ты говоришь!? — Каспар приподнялся с больничной постели. Внимательно прислушиваясь к своим ощущениям, он принялся разминаться. В груди все еще побаливало, но уже не так сильно. — Я сегодня имел счастье лицезреть магов-мерков, подраться с древним чудовищем и... — Шакал запнулся. Вспомнил, что необязательно кому-либо знать, как его до города тащил на плече племянник самого тайного канцлера. — ...и вообще, погода как будто взбесилась.

— Погода... — хмыкнул Арцей, поглаживая свою блестящую лысину. — У меня в храме с утра лежит паренек с железной рукой! С железной!

— Не ной. — Шакал оделся и присел обратно на кровать. — Ты, кстати, зараза такая, почему с утра не явился, когда я тебя звал?

— Ну... — в улыбке, светлый обнажил зубы. Одетый в белый лекарский балахон, лысый толстый мужик с бельмами вместо глаз и длинными желтыми клыками. Зрелище, сказать прямо, жутковатое. — Не от всех болезней Свет животворящий лечит.

— Алкаш. — на несколько секунд, в палате повисло неловкое молчание. — Я вот все думаю, Арцей. Что имела ввиду стрыга, когда говорила о том, что "мы их всех угробим"?

— А кто ж его знает? Во-от. Я сегодня полдня слушаю, как бредит этот твой Мартин. Благодарит какую-то "лисичку" за какие-то "перышки". Вот так вот.

— При чем тут Мартин?

— Да при том! У нас, в Эволле, лет двадцать с чем-то назад, гостил на виноградниках один маг. Тот, который на остров Туманов полез зачем-то. Пит... Хубрек, кажется? Да не суть. В общем, я с тех пор уяснил, чего и тебе желаю: где маги, там всегда какая-то жуть творится. Во-от. И не пытайся ее понять, а тем более разбираться в ней. Целее будешь. Вот так вот.

И снова молчание, начало которому положено ужасно-раздражающим Каспара "вот так вот". "Вот", "во-от", "вот так вот" — неискоренимые паразиты в речи Арцея. Появились они довольно забавно. Из-за нервной работы, лекарь не матерился... он матом разговаривал и думал. Но после рождения детей, фонтанирующие изо рта потоки грязи нужно было срочно чем-то заткнуть. Но не подумайте, все эти "вот" — вовсе не замена брани. Скорее, это возможность взять паузу на то, чтобы перевести матершинные мысли на нормальный человеческий язык.

А молчание все длилось и длилось. На удивление, ветер на улице в эту минуту стих и перестал докучать бедным фонарщикам, которые как раз добрались до этой части города. Арцей выглянул в окно: полнейший штиль и сумерки, разбавленные теплым подрагивающим светом фонарей. Явив свою мистическую бледность, выползла на небосклон первая луна. А военачальник "одноглазых" все так же молча сидел на больничной койке и, по-видимому, не собирался никуда уходить. Арцей уже понимал, чем закончится эта ночь.

— Да. — наконец разорвал тишину Каспар. — А день-то и правда выдался суетной.

— Ага.

— Насыщенный такой.

— Да, насыщенный.

— Арцей... а может быть мы... — темный тяжело вздохнул. — Может, выпьем?

* * *

Местные называли эту улицу "пьяной подковой". И вправду изогнутая в виде подковы, она имела два входа, одновременно являющихся выходом. И с какой бы стороны человек не решался войти на эту улицу, выходил он, обязательно превратившись в озорную визжащую свинью.

Как только садилось солнце, неподдающиеся счету увеселительные заведения дружелюбно распахивали свои двери. Светом, пробивающимся сквозь разноцветные мозаики, витражи и окна, они раскрашивали "подкову" во все оттенки радуги. В это время здесь всегда было шумно, людно и весело.

Именно к "подкове" сейчас, будто бы скинув за мгновение лет десять, спешили Шакал и Арцей. Удивительно, но как же порой дурманит голову предвкушение веселья! Старший лекарь и клановый военачальник, обмениваясь сомнительного качества остротами, ухахатывались на всю улицу. И даже незамысловатый диалог: "Шакал!", "А?", "В рот тебе дерьма!", вызывал прямо-таки истерику.

Первая бутыль эволлийского красного была осушена в "Медвежьей Голове". Далее, товарищи посетили бары "Штандарт" и "Чайка под Матрасом". Несмотря на нарастающее опьянение, Арцей стоически сохранял целомудрие. Он помнил о наличии у себя дома жены и Шакалу ничего не оставалось, кроме как поддержать в этом друга. Посему они миновали отрезок "подковы", усеянный публичными домами и банями, в которых потные грудастые банщицы были не прочь подзаработать нехарактерным для своей профессии образом.

Дальше по улице, примыкая к пивоварне "Радость Алкахеса", были выстроены ресторанчики. Все с умом! Именно на середине пути по "пьяной подкове", гуляке предлагалось вкусно и сытно покушать. Чтобы немного сбить хмель и уверенно идти дальше, продолжая тратить свои деньги. Голодный еще с утра, Шакал вспомнил, как его друг Менно сетовал на то, что уже год тщетно пытается повторить засолку груздей ресторана "Злой Король", но все никак не может. Целиком и полностью доверяя гастрономическим вкусам Куницы, товарищи зашли в "Короля". Поужинать и отведать заодно — что это за неповторимые соленья. Как оказалось, грибы "на ура" заходят под сутарскую водку.

Было много смеха, веселья, вкусной еды и, конечно же, крепких напитков. Около часа ночи, изрядно пошатываясь, Арцей стоял рядом с очередным кабаком. Он ждал, пока его товарищ облегчится в одном из многочисленных узеньких переулочков. Пытаясь скрасить ожидание, светлый отчаянно старался прочесть табличку с названием бара, но зрение предательски двоилось. И тут случилось неожиданное. Старшего лекаря Храма Света Алькахеста и бывшего полевого врача, на минуточку, "волчьего" карательного отряда... его, спасшего сотни жизней и излечившего тысячи травм, посмели толкнуть! И ни для того, чтобы завязать драку! А просто так, мимоходом, как разлегшегося не к месту пса.

Появившийся как раз вовремя, Каспар еще издали начал догадываться об обиде друга. Шакал делал нехитрые выводы по его недовольному мычанию и потрясыванию кулаков. Серьезно поразмыслив секунд десять-пятнадцать, товарищи твердо решили — акт святой мести должен свершиться прямо сегодня. Прямо сейчас! За таинственным грубияном было установлено наблюдение. Благо, ночью прямые улицы Алькахеста просматриваются насквозь. За исключением "пьяной подковы", конечно, но ее они уже покинули по долгу слежки.

Отхлебывая на бегу из горла от бутыли хорнийского крепленого, Арцей и Шакал постепенно настигали свою жертву. Они могли бы догнать незнакомца уже давно, но преследователям довольно часто приходилось останавливаться и пережидать тяжелую одышку толстячка Арцея. Неизвестный свернул направо от конюшен и углубился в ремесленный район. Он остановился у закрытой в столь поздний час кузнечной лавки и достал из кармана ключи.

Все. Конец погони. Бедолага сам себя загоняет в угол. Теперь, бежать ему некуда. Еще минута и слепая ярость старшего лекаря обрушится на него...

* * *

Обычно, по пьяни Каспару не снилось ничего. Вообще ничего. Он будто бы падал в небытие из черного шелка. Утопая в нем, сладко нежился и даже не подозревал о том, что похмелье уже спешит к нему, ехидно потирая ручонки.

Однако сегодня, наперерез сложившейся традиции, ему приснилось детство. Может быть из-за насыщенности дня. Может из-за воспоминаний, растревоженных во время прогулки к алтарю. А может быть из-за того, что секретный ингредиент в маринаде груздей от "Злого Короля" — на самом деле, несильный галлюциноген.

Детство. Далекое и щедрое на впечатления. Когда Каспару было девять лет, его отец рискнул почти всем, что было на тот момент у семьи, и выкупил у торгового дома Руджеров сорок ящиков прекрасного эволлийского вина. Не того дешевого пойла, которое хлещет простой люд сразу же, как только в нем проявился хмель, а действительно благородного, коллекционного вина. На остатки денег, Хенк Кортрен сумел перевезти свое богатство в город-порт Делфт и приобрести вполне себе добротный челн.

По пути, честно выгрузив два ящика в порту Алькахеста и уплатив тем самым дорожный налог, отец и сын спустились по великой реке Юне в далекую Мерсену. Имперские купцы — суровые, но справедливые люди, которые ценят чужой труд и имеют представления о чести. Они не стали сбивать цену на вино. В конце концов, его без труда можно перепродать хоть снабженцам самого императора, хоть милинтийским пиратам (которые, вопреки изолированности своего государства, тайком вели торговые дела с Мерсеной).

Всего лишь за какие-то три недели, Хенк разбогател. Но и в возвращении на родину таилась выгода... не с пустыми же руками трястись по Пустоши целый месяц! Караван, груженый первоклассными имперскими клинками, выдвинулся в путь по северному торговому пути. До места назначения он так и не добрался.

Группы разбойников, промышляющие между Аббадоном и империей, можно разделить на две категории. Те, что поумней, выходят на дело один раз, а после пропадают как минимум на пару лет. Ну а те, что поглупей, позволяют жадности взять верх. Прочувствовав вкус легкой наживы, они решают осесть в Пустоши. Этим импульсивным поступком, они сами себе подписывают смертный приговор.

Бандиты, напавшие на караван Хенка Кортрена, относились ко второй категории. Когда началась резня, карательный отряд был уже в полутора часах езды от стоянки негодяев. Встань бандиты чуть выше по Юне или отвались в дороге колесо у повозки, Хенк и его экипаж были бы живы.

Главарь разбойников приказал своим людям не убивать мальчишку. Споров не возникло, оно и понятно. Ведь его головорезы были мотивированны вполне понятными вещами. Основным мотивом было желание по-легкому разбогатеть. Эти люди не были движимы абсолютным злом и, стало быть, даже самому черствому из них хладнокровное убийство ребенка не пришлось бы в удовольствие.

Решение командира разбойников пощадить Каспара стало последним в его жизни. С мешком на голове, связанный мальчик сидел и слушал. Слушал, как вокруг него, рядом с еще не успевшим остыть телом отца, радуются богатой добыче бандиты.

Вдруг, все резко переменилось. Ржание лошадей где-то вдалеке утихомирило всеобщее ликование. Вразнобой, бандиты принялись что-то живо обсуждать. В их голосах засквозили нотки истерики. Не было больше в перекрикиваниях той уверенности, с которой они резали купцов. А лошади, тем временем, уже совсем близко.

И понеслось по нарастающей: лязг мечей, топот сапог, грязная непечатная брань. То тут, то там, слышны глухие хлопки. "Где эта тварь!?", "Куда он делся?" — вопросы без адресата и ответа. Вопли боли, грохот падающих тел. Внезапно, кто-то кричит о том, что сдается. И огонь битвы постепенно начинает угасать.

Руки Каспара освобождаются от веревок. Кто-то сдергивает мешок с его головы и ведет к бандитам, которые обреченно стоят в неком подобии строя. Непонятно за что, мальчишку ставят в ряд с этими выродками. В один ряд с ублюдками, убившими его отца. За что?

К первому из бандитов подходят два человека. Оба одеты в черное, у обоих желтый крест на левом плече. Еще четверо таких же, черных с крестом, стоят чуть поодаль. И вот что странно — у двоих при себе нет вообще никакого оружия. Один из подошедших, тот что с татуировкой оленьих рогов на подбородке, берет нож и неглубоко режет себе большой палец. Кровь капает в походную железную рюмку.

"Руку!" — рявкнул на первого бандита тот, что резал палец. Негодяй вытягивает руку вперед так, чтобы она находилась над рюмкой. Судя по проступившей на лице гримасе ужаса, он внезапно что-то осознает. Человек с наполненной кровью посудой движется дальше, а его "коллега" без лишних слов кладет свою ладонь на лоб бандита. По ней, откуда не возьмись, начинают плясать язычки темного пламени. Лицо разбойника тут же бледнеет, будто вся кровь за секунду отлила от головы. Проступают синие вены, глаза закатываются и он падает на землю.

Так же падает и второй. И третий. И четвертый. Наступает очередь Каспара. Что от него хотят — мальчик искренне не понимает. "Руку!" — командует человек в черных одеждах и спорить с ним бесполезно. Свою дрожащую ладошку, юный Кортрен боязливо вытягивает над железной рюмкой. Зря боялся! Тут же, из нее вырывается спасительный огонь. Черный! Точь в точь такой же исходил от руки того, второго... палача. Огонь едва касается ладони мальчика, но плохо ему от этого не становится. Разве что немного холодно.

— Как тебя зовут? — человек с татуировкой на подбородке присаживается на корточки. Так, чтобы глазами быть на одном уровне с ребенком.

— Каспар. — от страха, у мальчишки дрожит голос.

— Каспар, прошу тебя, не бойся. Меня зовут Гастааф. Я из Алькахеста. А ты откуда?

— Из Аббадона.

— Тогда ты наверняка слышал, что бывают темные и светлые люди. А может быть, ты даже видел их раньше? — Каспар кивнул. Конечно он слышал. Церковь исправно натравливает на этих "темных и светлых людей" даже самых маленьких из своих прихожан. — Так вот запомни, каким бы странным тебе это не показалось. "Тьма не есть зло, свет не есть добро" — так говорили "пришлые" боги. Я бы, да простит мне это батька Мусор, немного переиначил и сказал бы: "тьма не обязательно есть зло, а свет не обязательно есть добро". Ведь каким быть, человек выбирает сам. И у тебя, Каспар, есть отличный шанс доказать это всему миру. Ты хочешь стать одним из нас? Хочешь присоединиться к "волчьей" стае?