Жизнь за жизнь (+ 15-17)

Или он уже не сзади?..

Это с одной их тех улочек — на перекрестке впереди нас?!

Стал различим далекий стук подков по брусчатке. Он был все ближе!

— Живо туда! Живо! — зашипел Черер.

Перестав жаться к стене, он бросился вперед по середине проулка, — и в тот же миг тень на углу дома, которую я принимал за часть статуи, шевельнулась.

Блеснуло изогнутое лезвие...

Позади меня Эйк издал какой-то невнятный звук — а в следующий миг одновременно звякнули две арбалетных струны.

Одна — прямо за моим ухом, это был наш звонкий арбалетик. Вторая — там, впереди, у шевельнувшейся тени... Не лезвие, кованая дуга арбалета...

Эйк был уже впереди меня, выставив разряженный арбалет как дагу, в другой его руке на миг полыхнул лунным светом кинжал, — уже несся туда, я рванулся следом... Но гарпия валился из теней под лунный свет — ничком, вскинув руку к лицу.

А Черер передо мной как-то странно застыл, почти развернувшись боком. И оседал.

Он бы рухнул на землю, не подхвати я его.

— Черер...

Он вдруг дернулся, оскалившись. Зарычал сквозь зубы, пытаясь отпрянуть — я ощутил, что задел рукой что-то такое, чего не должно было быть.

Пришпилив плащ к его боку, торчало оперение болта. Только самый конец остался снаружи.

Эйк был уже на углу — над гарпией, выпавшим из теней... Стрелок не пытался сопротивляться. Рухнул на брусчатку как подрубленный, и так и застыл, не шевелясь...

А где-то дальше за ними грохотали по мостовой подковы.

Еще не на перекрестке, но они неслись сюда — по улочке, пересекавшей сбоку? Сюда!

Эйк, на ходу взводя арбалетик, метнулся обратно к нам.

— Нет, вперед!

Я потянул Черера, не обращая внимания на его стон, но он вдруг яростно забился.

— Нзабар меня дери! Где этот Ношрин свиток?!

Свитка из пергаментных листов у него не было.

— Здесь! — Эйк пронесся мимо.

Вон они, под стеной, отлетели на пару шагов...

Эйк схватил их и снова метнулся мимо нас — вперед. Свиток уже куда-то сунул, в руке арбалетик...

Черер, шипя сквозь зубы и сношая богов без разбора, все-таки шел.

Эйк спихнул тело гарпии с прохода, под самую стену. И не зря. Я боялся лишний раз дернуть Черера в сторону.

— К тому! К тому! — долетел чей-то хриплый вопль.

Они были рядом!

Наама милостивая, совсем рядом...

Эйк, выскочив на перекресток, оглядывался на нас — скалясь от досады.

— Вон он! — заорал новый голос.

Грохот подков, топтавшийся где-то поодаль на одном месте, снова рванулся к нам.

Они были не в пересекавшей улочке — они были впереди! В проулке, шедшем по левой стене дома-клина! Оттуда неслись два всадника с факелами.

Огонь должен был слепить их самих — но Эйк торчал прямо посреди пяти улочек, залитый лунным светом...

Всадники с грохотом неслись прямо на него — в руке первого блеснул меч, нацеленный вперед, как острие копья.

Эйк вскинул арбалетик. Наверно, выстрелил, — но за лязгом подков я не слышал звона струны. И куда ушла пуля? Мимо?.. Отлетела от доспехов, как горошина?..

Оба всадника неслись на Эйка.

До переднего было не больше дюжины шагов — когда Эйк вдруг подсел, словно наносил удар в длинном выпаде. Только вместо меча или кинжала — у него в руке был большой кошель. Его пули для арбалета...

Он размашистого удара они брызнули из кошеля, запрыгали по камням.

Под лошадиные подковы...

Первая нырнула головой к самой земле, круп взлетел вверх... Она уже неслась боком, ее тащило, волокло, ноги путались как веревки... Всадник вылетел из седла, будто из пращи, — прямо в булыжники мостовой.

Вторая попыталась перескочить, но зацепилась за торчащие вверх копыта — и как подсеченная рухнула за первой.

Ее всадник оказался между лошадиными крупами. Этот комок, несясь по булыжникам, подмял и первого...

Свет унесся вперед, обогнав изломанные тени. Факела прыгали по камням, один прямо к ногам Эйка.

Он обернувшись к нам, скалясь в досаде.

— Ну-у?... Мастер, ну-у-у!..

— Быстрее! — прошипел я.

Но Черер едва мог идти.

А за Эйком, за копошащимся на земле ломаным клубком, — еще дальше, там, откуда всадники выскочили, снова сверкал огонь, снова неслись крики.

Несколько гарпий.

Они бежали сюда...

Факел, ткнувшийся под ноги Эйку, вырывал его из темноты — словно искусно подсвеченную статую, выросшую прямо посреди перекрестка.

— Стоять!

— Здесь! Он здесь!..

— Сюда!..

Эйк оглянулся на гарпий, на нас, снова на гарпий...

Мы с Черером еще даже не вышли на перекресток.

За спиной Эйка вдруг вскочила на ноги одна из лошадей. Хрипя и мотая головой, шатаясь и оскальзываясь, она процокала мимо Эйка, словно не замечая ни его, ни факела под копытами, ничего.

Эйк дернул головой вправо, влево, — вдоль улочки, что пересекала, невидимая за углами домов.

Мне с Черером все еще было несколько шагов даже до статуй на углу!

А гарпиям, несшимся нам навстречу, до перекрестка уже...

Эйк снова уставился на них. Там с лязгом выдирали из ножен мечи, в прыгающем свете факелов — красные плащи бились за спинами, как крылья...

9

Эйк вдруг схватил факел и задрал над головой.

На миг он замер — спиной к бежавшим гарпиям. В свете факела я различал каждую черточку его лица — оскал ярости, досады и отчаяния, беззвучное движение губ:

— Я их уведу!

И снова развернувшись, он бросился прямо навстречу им...

Нет, только до статуи Вихриса на углу-клине.

Гарпии неслись вдоль левой стены, Эйк метнулся вдоль правой.

Зажав рот Череру, я рванул его к стене — в спасительную темноту. В самую гущу теней за статуей.

В ноги ткнулось что-то мягкое, округлое, спотыкая... Нзабар бы драл этого гарпию! Даже сдохнув мешает!

Я стискивал ладонью рот Черера, давя его вой.

Гарпии были уже на перекрестке. Их было шестеро! Свет их факелов залил все, как днем.

Первый всадник лежал неподвижно. Второй стонал, пытаясь выбраться из-под рухнувшей на него лошади. Она сама тоже пыталась подняться, но где-то они спутались с наездником, и раз за разом у нее не получалось, она снова и снова откатывалась на бок, трамбуя своего хозяина...

Эйк несся прочь. Выскочив с перекрестка, он швырнул факел за каменную изгородь сбоку, а сам мчался дальше вдоль стены. В лунном свете мелькнул его плащ, и затерялся в тенях.

— Ваглово семя!

— Он туда!..

Гарпии метнулись за ним.

Свет, заливший все вокруг, уносился вместе с ними.

После нескольких слепящих огней перекресток окутала тьма. Из нее неохотно выступил шипящий в луже под стеной факел, почти потухший; граница между лунным светом и тенями; трепетавшие на ветру огоньки лампадок...

Все рычал от боли всадник, угодивший под свою лошадь. Второй так и лежал кульком.

В конце квартала, куда помчался Эйк, на следующем перепутье, там тоже светилась лампадка. Еще один каменный лик на углу... Вихрис, Вихрис, так ли ты помогаешь тем, кто промышляет ловкостью и хитростью?

Гарпии бежали вслед за Эйком, свет факелов быстро полз по улочке, высвечивая каждый закуток. С одной стороны стена дома-клина, все окна наглухо закрыты ставнями. По другую — такая же неприступная каменная ограда, слишком высокая, чтобы вскочить с разбегу, и слишком гладкой кладки, чтобы вскарабкаться без подготовки, да и сверху торчат ржавые пики, и наверняка битые черепки между ними...

Я не заметил, чтобы Эйк проскользнул в конце улочки, мимо той дальней лампадки. Да и не успел бы он туда так быстро...

Гарпии были уже на середине пути.

Свет факелов вырвал из темноты вход в дом. Такой же вычурный, как статуя Вихриса на его углу: под большой нависающей аркой, стоящей на колоннах в виде в виде статуй, весь верх арки — сплошная мешанина из горгулий.

Нырнул туда?

Гарпии бросились под арку, между колонн, светя факелами.

— Нет, тут все закрыто!

— Дальше, дальше!

Гарпии снова припустили вдоль проулка, — но до конца так и не добрались.

Там загрохотали подковы, показались новые факела. Всадник в белом плаще. И еще двое гарпий бежали за ним следом.

— Назад, назад! — заорал белый брат на обыскивавших проулок.

Он ехал уверенно и неспешно, будто и не в облаве участвовал. И все медленней...

С легкой рыси его лошадь перешла шаг, а потом и вовсе встала.

Точно напротив арки.

— Там закрыто, милорд!

Белый брат не трогал коня с места.

— Здесь, — просто сказал он.

Гарпии снова стянулись к арке. Кто-то сунулся туда, поднялся по ступеням к двери. В свете факелов рябило от их красных плащей и блеска оружия.

— Но как мы попадем внутрь...

— Ломать, милорд?

Белый брат замер в странной позе: уставившись не на вход, и даже не на горгулий над аркой, — а куда-то еще выше...

Туда, куда свет факелов снизу не доставал, обрезанный мордами горгулий. Туда, где нельзя было ничего рассмотреть — глазами.

Мне даже не надо было тянуть кристалл, чтобы понять, в чем дело.

Черер застонал от досады. Под моей ладонью шевельнулись его губы.

— Листы... — прошипел он.

Тварь не осталась над окладом. Она шла за пергаментами.

— Он не внутри, — снова раздался спокойный голос всадника. Он вскинул руку, указывая на мешанину горгулий: — Здесь.

В темноте за горгульями вдруг вспыхнула огненная щель, превратившись в проем света. За распахнувшимися ставнями пылал огромный канделябр.

Одна из горгулий шевельнулась, вжимаясь в стену, прочь от света...

В светлом проеме возник черный силуэт.

— Если этот вор нужен вам, то он здесь! — прокричал новый голос, злой и напряженный. — Или мне снять его из арбалета самому?

Эйка там уже не было. Как кошка, он бросился с бока арки — вниз, целя за спины гарпиям, столпившимся на ступенях.

Проскочил мимо двоих, увернулся от еще одного, — но их было слишком много. Кто-то зацепил его, и это был конец. Эйк увяз.

Прямо перед ним выросли сразу двое. Эйк метнулся вбок. Тут же финтом в другую сторону, потом отскочил обратно к стене дома, уворачиваясь, — и оказался в углу между стеной дома и выступающей боковиной арки.

Потом все скрыли красные плащи. Сплошная стена.

— Живым! — крикнул всадник.

Бока и спины гарпий колыхались, как волна — Эйк оборонялся. Не давал им накинуться сразу. Угрожал арбалетом? Выхватил кинжал?

Что бы он ни делал, ему было не вырваться. Их было почти десяток...

Белый брат на коне даже подался прочь, к противоположной ограде, чтобы не задели по ногам его жеребца. С высоты наблюдал за суетой.

— Ты что... — прошипел Черер.

Я пихал его к стене, в самую глубину теней за статуей Вихриса.

— Бример, какого...

Тело гарпии, подстреленного Эйком, путалось у нас в ногах. Но на этот раз ты мне поможешь!

Я пригнулся, пытаясь нащупать завязки его плаща. Лицо гарпии было в черном. Вместо одного из глаз мокрая дыра.

А под аркой все колыхалась стена из красных плащей, то скучиваясь, то раздаваясь. Никто не рвался на острие кинжала Эйка.

Но и не особо боялись уже. Крики — они уже развлекались, словно дразнили молодого бычка...

Не сводя оттуда глаз, я рвал завязки своего плаща.

Я понял, в какую именно игру они играли. На арке, в свете из раскрытых ставень, снова возникла фигура. На этот раз в красном плаще. Один из них взобрался на арку с другого бока.

— Стой, баран... — шипел Черер. — Тебе его уже...

Я пихнул ему свой плащ. На себя накинул плащ гарпии.

Забравшийся на арку проскользнул за горгульями — и нырнул вниз. Туда, где под колоннами держал оборону Эйк...

Эйк отчаянно заорал, но тут же все утонуло в радостных воплях остальных. Алые спины подались к арке.

— Руки, руки ему держи!..

— Пеленай этого ублюдка!..

Снова донесся яростный придушенный вопль Эйка — он все еще пытался отбиваться, погребенный под грудой тел, но это была бессильная ярость.

— Живым! — заорал белый брат. — Живым! Хватит! Живым, я сказал!

Куча тел беспрестанно двигалась, словно дышала. Они не слышали его слов — Эйк не собирался даваться им, ни за что...

Черер вцепился мне в плечо.

— Ты его не вытащишь, — со злым отчаяньем просипел он. — Бример!

Нзабар бы драл его осторожность! Если бы не его опасения — сейчас моя сумка, со всеми вещами, была бы при мне, а не спрятана за городом!

А так у меня — всего-то...

Но мне этого хватит. Должно хватить!

— Да стой ты...

Я сбросил его руку.

Кажется, Черер попытался снова схватить меня, сзади за плащ. Но ему бы себя удержать на ногах, с болтом в боку...

Я вышел из теней на перекресток.

Вылетевший из седла так и лежал, не двигаясь и безмолвный. Если не свернул шею, то расшибся.

Второй смог выпутаться и подняться, но стоял согнувшись. Лишь кое-как удерживал за повод лошадь, и все что-то шипел, рычал сквозь зубы, не то от боли, не то проклиная животное, — ему было не до меня. А может, просто поверил, что я свой — в таком же плаще?

Крошечный свинцовый футлярчик был в моих пальцах. Запор я сдвинул, но футляр не открыл. Пока еще нельзя. Пока — слишком рано.

Этот ношрин белый брат... Если он созерцает ту тварь — то заметит и свечение кристалла, полного маны, едва я вытащу его из футлярчика.

А если его вообще выкинуть из расклада?

Уже перешагнув через неподвижного гарпию, я замешкался. Где его оружие?! Если бы по белому брату — из арбалета...

Но нет арбалета! У него же был меч...

Назад за арбалетом — к тому с простреленным глазом! У него... Но время, вре-е-емя!.. Там, впереди, они уже...

Хотя бы мечом?! Но куда он отлетел?.. А если и найти — не подойду же я к белому брату с обнаженным клинком, замахнувшись? Да и на коне он...

Факел!

Факелом — под нос коню! Проходить мимо — и вдруг факелом выпад вбок, ему в морду! Зверь ошалеет, и белый брат если и не рухнет, то будет не до меня.

А на вопль они все обернутся — и тут-то я вдарю по ним бры...

Я уже согнулся, чтобы взять факел, шипевший в луже, но еще с гулявшими язычками огня, — когда сбоку раздался голос.

Сбоку, где был же совершенно пустой проулок, куда ускакала ошалевшая лошадь того, который лежал кулем позади меня...

— Бример?..

И этот голос я знал.

Не веря своим ушам, я медленно повернул голову туда, откуда раздался этот голос — тоже такой же удивленный и не верящий, как и я, услышавший его.

За ржанием коня и проклятиями раненого я не слышал, как по пересекающей улочке сюда вышли еще четверо гарпий. И первый из них...

— Бример! — заорал он, и теперь в его голосе была ярость.

Он вскинул руку, нацелив на меня палец:

— Это он!.. Его!.. Взять!..

Он сам рванулся ко мне первым, но я не стоял на месте.

В два шага оказался у лошади — и с разбега вскочил на нее. Гарпия, еще тупой от недавнего удара и боли, лишь задрал на меня голову, — когда я оказался на его коне. Я пихнул его ногой в морду, отшвырнув от лошади, а потом ударил пятками ей в подбрюшье, разворачивая.

И еще, и еще, и еще — сильнее, быстрее!