Часть 2. Марс.

Великолепно! Поразительно! Браво!

И это всё ЕЁ песни! Гордо вставила Юля.

Юля! — осуждающе и окончательно смутившись воскликнула Лена.

Так... это твоя баллада?! — ещё больше поразился Владимир.

Её, её! Подначила Юля не обращая внимания на смущение Лены.

Милочка! Да вам цены нет! Вам на эстраде, телевидении выступать надо! — взвился Борис Ефимович, — такой талант! Да перед Вами, все эти эстрадные куры просто никто! Пыль под ногами!

При этих словах Леночка ещё больше покраснела.

Если вы её уговорите, — вставила гордая Эля, — мы вам памятник при жизни поставим.

Она у нас слишком застенчивая, — пояснила Юля, — даже песни свои только под псевдонимом публикует.

Блииин! — схватился за голову Владимир, — и почему это я под псевдонимом не слетал?!

Последнее заявление вызвало дружный взрыв смеха и аплодисменты. Шутка понравилась всем, за исключением ничего не понявшего хозяина дома.

— Ребята! Да это не вы у меня, а я у ВАС автографы просить должен! — закончил поражённый Владимир, когда смех и аплодисменты слегка улеглись.

Слышь, Владимир, а ведь твоя маскировка наконец начала действовать! — заметил из своего угла Михаил.

Угум! — подтвердила Юля, имея в виду хозяина дома, — он до сих пор в растерянности.

Извините, н-но я Вас действительно не узнаю... — сказал Борис Ефимович, поворачиваясь к Владимиру.

Владимир понял, что эмоции его снова подвели и выдали, так же как и при встрече с Юрой Черновым.

Ефимыч! Прервал сконфуженное молчание Владимира Николай, — это ТОТ САМЫЙ Владимир — который 'Марсианин'.

Владимир только сконфуженно развёл руками. При этом хозяин только ещё больше погрузился в крайнюю растерянность. Но группа как будто только этого и ждала. Казалось сброшен с плеч какой-то невидимый груз, давивший всех всё это время.

Все стали шутить, галдеть, хлопать по плечу Бориса Ефимовича со словами 'Расслабьтесь Ефимыч, гордись Ефимыч он Наш он Свой' и прочую чепуху.

Кажется Вас таки приняли в наше скромное братство! — прошептала на ухо Владимиру довольная Юля, подкравшись тому сзади.

Может тогда нас чем-нибудь развлечёте, каким-нибудь рассказом — громко добавила она.

ДА, ДА!!! — восторженно подпрыгнула Эля, — как вы ТАМ были..

А я Вам песню напишу! — неожиданно смело заявила Лена, чем донельзя изумила присутствующих.

А может не надо? — вступился за друга Михаил, его уже и так, журналисты замучали. К нам от них сбежал.

Группа пристыжено замолчала.

Да ладно, Миш, — как-то даже расслабленно прервал тишину Владимир, — ОНИ не вы. Они действительно надоели хуже горькой редьки, а вам почему-то даже хочется рассказать.

Группа расслабленно заулыбалась.

А давайте я и видеоряд запущу? — подал инициативу Николай.

Давай! — со смехом согласился Владимир.

А... мне эта... можно? — смущённо спросил Вадим показывая портативную телекамеру.

Снимай! — улыбаясь махнул рукой Владимир.

Взрыв энтузиазма быстро навёл в комнате новый порядок. Теперь за столом, отодвинутым к самой стене, сидел Владимир. Рядом с ним, в раскрытом и запущенном состоянии лежала Колина 'планшетка'. Все же остальные расселись полукругом поодаль, посадив хозяина дома посередине. Телекамеру же поставили на штативе позади всех.

Марс

Когда Владимир начал рассказ, то тут же все поняли, что это будет не тот рассказ, -сухой и строгий, что ранее они слышали по телевидению от него и от разных 'шишек', что руководили проектом.

Из тех, прежних рассказов, все присутствующие, за исключением только Бориса Ефимовича, очень хорошо представляли технические детали проекта и того, что произошло. Но живые переживания, и то, как реально воспринималась та экспедиция со стороны одного из её участников, тут уже был изрядный пробел.

Так что то, что они услышали в этой затерянной среди снегов и лесов двухэтажной деревянной избе, для них было откровением.

Тихо потрескивали догорающие в печи дрова, пахло чаем, крепко заваренным по старым туристским традициям, где-то снаружи шумел ветер в верхушках деревьев, бросая свежие пригоршни снега, в покрытые толстым слоем инея, окна.

Но как окно в иной мир сиял экран 'планшетки', развёртывая перед зрителями и слушателями события уже почти трёхгодичной давности.

— Может вы удивитесь, — начал Владимир свой рассказ, — но для меня чисто психологически, полёт начался не с Прощания на Земле...

Тогда я стоял в общем строю с экипажем нашей экспедиции, с экипажем 'Молнии' и наблюдал за докладом командира председателю госкомиссии.

Ясный солнечный день. На небе ни облачка, лёгкий морозный ветерок, а сзади, я словно кожей спины чувствовал, громада челнока. Заправленного и готового доставить нас на орбиту. Произносились торжественные речи, развевались флаги, а я почему-то ну совершенно ничего такого не чувствовал, что журналисты нам приписывают.

Да, полёт во много носил политическое значение, да, что если бы оптимально, то надо было запускать два корабля с гораздо большей загрузкой и не по параболической траектории, а через Венеру.

Но надо было опередить американцев, которым эта высадка была последним шансом вернуть себе основательно порушенную нами репутацию сверхдержавы и сверхлидера. Они поднатужились и готовы были сделать свою экспедицию, но в следующее окно запуска. И тогда, если бы мы всё равно были бы первыми, эффект от высадки был бы основательно смазан.

У нас был готов к тому времени только один корабль и этим вся схема полёта определялась. Я это к чему говорю? Все эти 'мелкие' детали, всплыли лишь позже в широкой печати, но на них не обратили никакого внимания за шумом того, что случилось со всей нашей экспедицией.

А после и вовсе замяли и затрамбовали под гром фанфар.

Мы же эти 'детали' знали изначально, мы знали, что риск серьёзнейший, но всё равно, вместе с инженерами, руководителями проекта и просто рабочими, решили во что бы то ни стало выполнить полную программу.

Ту, что в общих чертах наметили на второй вариант, — отброшенный было вариант экспедиции.

Сейчас, после всего, что произошло, эти слова выглядят несколько высокопарно, но это было так. Мы совещались, и с нами совещались, и на всех уровнях мы отвечали: 'Да, да, да! Мы знаем, мы осознаём, мы готовы'.

Даже когда отобрали основной и дублирующий экипажи, нас всё равно протащили ещё раз по всем этим процедурам. Помню командир много по этому поводу шутил. Но в глазах при этом у него был лёд. На нём как ни на ком другом лежал груз ОТВЕТСТВЕННОСТИ...

Горел ли кто-то из нас тщеславием? Не знаю и знать не хочу.

А о тщеславии потом очень часто спрашивали западные журналисты. Меня они этим вопросом попросту замучили. У них прям какая-то мания принизить любые дела, достижения, и самих людей. Живых ли, мёртвых ли, — не важно.

...Особенно мёртвых. Лишь бы выставить их поплоше и погрязнее. Спасибо нашим — наши на это никогда не опускались.

А что до нас, до меня, — я тогда стоял на бетонке ВПП и просто ждал, когда закончатся речи, и можно будет пройти на посадку... и никакого ощущения значимости момента!

Может это обидит кого-то из провожавших нас, но вот...

Наконец закончились положенные речи, отгремели гимны Союза и КНР, а техники проводили нас на места. Вот задраили люк, вот укатился трап и на ВПП остался только наш остроносый, чёрный как сам космос челнок.

Многие из людей представляют старт на орбиту весьма романтично: вот проскакивает назад и исчезает внизу полоса ВПП, вот врубаются ПВРД4, и 'Молния' начинает настырно и неуклонно карабкаться в космос.

Они наблюдают как чернеет небо, проклёвываются звёзды, а горизонт постепенно выгибается дугой. Да, да! ОНИ наблюдают, Люди, сидящие у телевизора, дома на диване или в кресле кинотеатра. Наблюдают, так как это не раз и не два было снято внешними телекамерами, установленными либо прямо на обшивке 'Молнии', либо у окна пилотов. На самом деле, для нас всё абсолютно не так.

Окна внешнего обзора, — напоминаю, — это в кабине основного экипажа. Того, который управляет челноком. Мы же, как мебель, сидим хорошо пристёгнутые, в пассажирском отсеке прямо под ними... или за ними в большом пассажирском модуле.

В этот раз вместо пассажирского модуля в грузовом отсеке 'Молнии' был какой-то груз на одну из орбитальных станций, так что мы сидели внизу на второй основной палубе. А что это за палуба?

Это палуба, на которой есть всё... кроме иллюминаторов. поэтому все мои впечатления от этого этапа свелись к чисто тактильным ощущениям.

Вот врубился ускоритель, и тело налилось тяжестью. Хорошей тяжестью. Ведь задача ускорителя оторвать челнок от земли и дать ему нужную первоначальную сверхзвуковую скорость.

Издаля оно, конечно, красиво выглядит: у 'Молнии' вдруг вырастает здоровенный двойной огненный хвост, она резво катится, стремительно набирая скорость по ВПП, задирает нос, чиркает своим огненным хвостом по бетону и поднимая тучу пыли, красиво, так уходит вдаль, в небо.

Для пассажиров в этот момент наибольшие перегрузки. То, что оторвались от земли, замечаешь только по изменению характера вибрации.

Когда включаются ПВРД — никак не разберёшь. Включаются они во время работы ускорителя, но каких-либо толчков не происходит. Толчок происходит позже, когда ускоритель, отработав своё, отделяется от орбитального самолёта.

Вот и я тогда сидел уставившись в спинку кресла в котором сидел наш доктор и решал 'увлекательную' задачу — когда же включатся ПВРД? Засеку или не засеку?

Дурная задача, правда?

Не засёк!

Вот начала падать перегрузка, а далее лёгкий толчок... и всё!

Кстати, ни разу ' в живую' не видел как садятся те самые две части ускорителя 'Молнии'. У нас на ТВ это каким-то образом считается неинтересным. А зря!

Я раз видел съёмку испытаний, — это когда первую 'Молнию' только-только сделали, и, как у нас принято, испытывали по частям. Не видели? Весьма впечатляющее зрелище.

Обе части ускорителя синхронно и плавно выключают двигатели и почти сразу, как только исчезает огненный факел, соскальзывают назад. Синхронно отваливают каждый в свою сторону, так же синхронно раскрывают крылья. Дальше перестраиваются — один чуть впереди, другой чуть позади и вот в таком строю, также синхронно заходят на посадку. Красиво садятся. Даже не сразу и верится, что делает это всё автомат.

Ну а мы летим дальше.

Когда-то, когда все в космос летали на ракете, подъём на орбиту занимал что-то около девяти минут.

'Молния' же разгоняется основательно и не спеша. Всё это время сидим и скучаем. Но вот наконец, импульс выхода на промежуточную орбиту, и наступает невесомость. Всё! Можно вылезти из кресла и размяться.

Вылезли, размялись, посмотрели на Землю из окна пилота. Пока догоняли 'буксир' ещё и пообедали.

Во время совместного обеда произошёл забавный случай.

Подгребает ко мне бортинженер 'Молнии' и говорит: 'дело есть'.

А сам смущается как девица на первом свидании. Я заинтригован.

А он вытаскивает из нагрудного кармана юбилейный рубль и протягивает мне.

'Вот, — говорит, — возьми с собой на Марс'.

Я конечно обалдел, беру монету. Монета — '40 лет Победы'.

Ну он и поясняет. 'ты, — говорит, — его там оставь, чтобы мы после тебя его могли там найти и забрать.

Мы, — говорит, — подали заявления всем экипажем на участие в Третьей.

Тут замечаю, что все притихли и смотрят на нас. Молча жму руку бортинженеру и командиру экипажа 'Молнии', и торжественно обещаю что их поручение выполню.

Слышу как сверху пилот 'Молнии' оставшийся на верхней палубе говорит 'Спасибо!'.

Честно! Никаких сомнений не было, что именно так и будет.

Через два часа догнали буксир и причалили к нему. Тут уж я исхитрился и глянул таки на него в иллюминатор, а то всё скучно: сидишь просто как дрова, и никаких особых впечатлений.

Ох и огромный же он был!!!

На него навесили четыре дополнительных бака с водородом, чтобы наш корабль 'подкинуть'. А 'подкинуть' его надо было очень высоко. Ему с нами предстояло выйти практически за орбиту Луны, сообщив вторую космическую скорость. Плюс ещё наш корабль, который раза в три длиннее межорбитального буксира.

Тепло попрощались с экипажем 'Молнии' и перешли на борт 'буксира'.

Там нас первым встретил командир. Такой суровый, серьёзный товарищ. Ну прям как Юра Чернов только старше.

Только поздоровались он и говорит:

'Завидуем мы вам ребята, на Марс летите. Завидуем белой завистью'.

Ну наш командир тоже не промах. Говорит: 'Не завидуйте! Вы после нас дальше полетите!'.

Лёгкая рука у нашего командира. Как в воду глядел — тот самый командир, того самого челнока, с тем же самым экипажем межорбитального буксира, сейчас командир экипажа в экспедиции на Цереру.

Через час от нас отстыковалась 'Молния' и пыхнув на прощание двигателем орбитального маневрирования ушла по своим делам — довозить до адресата свой основной груз — двадцать тонн чего-то там, весьма кому-то нужного на одной из наших ОС... А может и не наших. Западники, как вы знаете, часто наши челноки на извоз подряжают. Наши, говорят, дешевле берут, чем их родные фирмы.

На проверку и запуск систем корабля ушли сутки. Пролетели эти сутки как один час. И вот наш межорбитальный буксир сходит с орбиты и начинает нас разгонять. Тяжело разгонял. Долго. У него ЯРД5 старенький. Уже далеко не тот, что наши 70, а всего-то 35 км/с на импульс. Наверное ни разу до этого ему такое делать не приходилось. Всё это время сидим каждый на своём месте. Смотрим что творится. Тут мы уже не 'мебель', как на 'Молнии' — системы корабля включены и это наш корабль. Мы участники процесса и активные наблюдатели. На включенных мониторах наблюдаем за расстыковкой с буксиром и его последующими эволюциями. Он со своими здоровенными баками очень хорошо виден.

Вот он величаво разворачивается... выдаёт боковой импульс ухода. Это чтобы под наш выхлоп не попасть. Уходит всё дальше в сторону и наплывает на Землю. Земля уже заметно съёжилась. Уже не тот огромный голубой океан облаков, а всё уменьшающаяся половинка круга, подсвеченная солнцем. Но и тут довольно далеко отошедший буксир теряется на ярком фоне.

Когда он только от нас отстыковался, мы были ещё далеко внутри орбиты Луны, но так как он израсходовал почти весь запас рабочего тела — водорода, — ему по инерции предстояло вылететь далеко за её пределы и по длинному эллипсу завернуть к Луне.

Вот вырулить к Луне у него ещё водорода хватало, а вот к Земле — нет. Слишком глубокий гравитационный колодец.

Вижу лёгкую вспышку на том месте где он примерно должен находиться.

Всё! Пошёл к Луне. Замечает наш доктор Цай Мин-нэн.

Ему понадобится перезагрузка реактора, после такой работы, — подаёт голос геолог Узнадзе, — как думаешь, его у Луны перезарядят или дальше к Земле отправят?

Скорее всего к Земле отправят. Дозаправят водородом и отправят, отвечаю я, но тут начинается наш основной старт и я с головой ухожу в работу.

Главный реактор пуск!

Есть пуск!