Самой воды не было видно (впрочем, слышно тоже не было) из-за бесчисленных кораблей и лодок. Если бы здесь бы один мост, как все эти судна смогли бы пройти? Нет. Большой мост был образован из пяти частей. Три каменных: посередине и у берегов. Два деревянных: рабочие по команде, пользуясь сложной системой рычагов, канатов и лебедок, поднимали их, чтобы дать кораблям свободную дорогу. В самые оживленные дни у деревянных пролетов скапливались огромные заторы из кораблей, ожидавших своей очереди: пусть мосты и поднимались с утра до самой ночи. За века это привело к появлению таверн, рынков и прочих положенных заведений где команда могла бы дождаться своей очереди. Злые языки говорили, что Лефер вырос из кабака, стоявшего на Великом канале. Языки еще более злые, а главное, завистливые, полагали, что он таковым и остался. Горожане, впрочем, были только рады доходам.

— Эй! Наддайте! Пусть поторопятся! — раздалось за спиной Ричарда.

Он повернулся. Это был возчик из того же отряда, что Олаф. Только сейчас Окен задумался: а что же они везут? На простых торговцев не похожи, все при оружии, а груза-то, груза!

— Это ты жену свою торопи! — гаркнул шамкающий. — Нашел кого торопить! Вишь!

— Скоро должны опустить мосты, скоро! — успокаивающе махнул рукой Олаф. — Не хватало еще драку здесь устроить.

— А вот и устроим! Мы по делу города! Сами, что ли, захотели сюда переть? — не унимался возчик позади.

Он передернул плечами: должно быть, нашитые на его бригантину железные пластинки позвякивали. Но звук их тонул в гомоне толпы, скопившейся у Большого моста. У самого борта повозки с Ричардом толпились горожане и приезжие гости.

— Второй мост построили бы!

— Пошлину мостовую дерут, а взамен что?

— Да чтоб они!

— Эй! Нос разобьешь кому своей клюкой!

— Захочу — разобью! Моя клюка! Моя!

— Понаехало мужичье в Лефер!

— Это ты кому?

— А!.. Вон тому!

— Мне, что ль?!

— Нет! Нет!

— Кому тогда?.

По левую сторону от повозки нарастал шум. Человек в дорогой котте (даже Ричард мог это понять — ни единой заплатки! Верно, дорогущая вещь!) синего цвета размахивал руками. На лице его выступила испарина. Вокруг же столпились люди в простых одеждах, явно из такой деревни, что и сам Ричард.

— Веселье! Добро! — оценил шамкающий. Он в оба глаза наблюдал за происходящим.

— Драки нам еще не хватало, — Олаф закрыл лицо ладонью. — Начинается...

Горожанин снял с головы берет, украшенный красным пером, в надежде закрыться им от размахивающих кулаками "доброжелателей".

"Будут бить" — подумал Ричард.

И тут все резко поменялось. Послышался жуткий треск и скрип, сопровождавшийся звуком натягиваемых веревок. Он перекрыл даже гомон людской толпы.

— Открывают! Мост открывают! — первым воскликнул горожанин.

О нем тут же все забыли.

— Ну, добро! Пошли! Пошли! Добро! — шамкающий обрадовался.

Верно, горожанин тоже обрадовался, — но его и след простыл, как Ричард не силился его найти взглядом.

Казалось, вот сейчас бы тишине наступить, — но нет. Толпа зашумела еще пуще. Скрип тележных колес, стук копыт о землю, ржанье лошадей и людские возгласы. Все это, смешавшись с грохотом опустившегося на брусчатку деревянного настила, порождало невообразимое чувство. После Ричард, думая о Лефера. Всегда слышал отголосок этого дня. Лефер для него стал шумом Большого моста.

Но сперва — сперва все смолкло. Ну, почти все. Люди затаили дыхание, глядя, как деревянная громада опускается на каменный обрубок. Едва бревна опустились, как толпа ухнула. Телеги и пешие помчались наперегонки. Раздался крик: кому-то ногу отдавили ногу в толчее. Хорошо еще, жив остался!

И тут же толпа остановилась: это волна ударилась о камень, — о будку сборщиков пошлины.

— А ну! А ну! Тише! В очередь! В очередь! Деньги! Деньги подай! — натренированный голос стражника в красной накидке поверх кольчуги перекрывал людской гомон и топот. — Деньги! За проезд! Пошлину мостовую вперед!

Точно таким же был поток, попавший меж колес отцовской мельницы. Вода проходила меж конструкциями, медленно, нехотя. Казалось, еще чуть-чуть, и колеса сломаются, — но нет. Вода подчинялась человеческой воле. Стража здесь сходным образом перекрыла дорогу страждущим, требуя положенную плату. Всех намеревавшихся промелькнуть без того, чтоб расстаться с нажитой медью, отталкивали древками копий.

— Деньгу давай! — настаивала стража

— Да отдай же! — кричали из-за спины (сами они потом столь же нехотя расстанутся со своими деньгами).

Наконец, человек сдавался, совал в руку стражнику монетку, и его пропускали, чтобы тут же остановить следующего. Ну а уж если попадалась телега...

— Куда?! — копья перегородили дорогу, кажется, над самой холкой лошадей. — Куда?!

— Слушай, Маглори! — Олаф обратился к стражнику в приметном зеленом плаще. На нем еще красовалась вышитая желтой нитью ладья. — Ты же знаешь! С Доброй компании пошлин не взимают!

— А вдруг, Олаф, ты со своими дружками что запрещенное везешь?! — расхохотался обладатель зеленого плаща. — Ну, как вас проверишь? Запрещено же досматривать!

— Маглори, ты посмотри, понимашь, в его честные глаза! — сплюнул шамкающий. — Они, знать, все и поведают! Девкам, небось, это говоришь!

— Я с ними не говорю! Мне они не для разговора.

Ричард подумал, а зачем тогда девушки, если не для разговоров? Но вслух заметить не решился. Вот в деревне у них, сядешь на холм, и давай говорить...А может, они в прятки здесь играют? Ну да, город-то воон какой огроменный! Не найдешь и за год! А то и за два, если хорошо спрячешься. А только вот как за едой бегать? Нет, год здесь прятаться нельзя. Дома...А вот дома у них и нету...

— Демоны с вами! Проезжайте! Нет, чтобы старому другу медяшечку принести! Отчитаться перед начальством! Советников порадовать! — Маглори махнул рукой. — Парни, пропустите их. И те пять повозок тоже. Вижу, что все с Доброй компании... Разъездились туда-сюда...Да быстрее! Быстрее! Скоро мост обратно поднимется! Ну что за день!..

Последние слова потонули в шуме. Повозка взобралась на мост, и колеса застучали по дереву.

Ричард стал внимательно глядеть по сторонам. Раньше он никогда здесь не бывал: только издалека смотрел. Родители...Родители...

Все внутри ричарда сжалось. Зачем ему это все? А может, мама и папа выжили? Они скоро за ним придут...Вот как раньше: походят по рынку, заглянут к маминой сестрице (мама ее так и звала "Сестрица!") — и домой, чтобы к самому утру поспеть. Может, ему стоит дождаться утра? И все станет, как прежде...

Крики чаек вернули к реальности.

Ему бы полюбоваться на корабли, — да только кончики мачт виднелись. Сам Большой мост, а точнее, его каменная, серединная часть, была застроена домами. И как они только здесь умещались! Узкие, наверное, в пять шагов, много, в шесть, длиной, они жались друг к другу, вздымаясь ввысь. Кажется, у каждого весь второй этаж был увешен разномастными вывесками. Чудо! На некоторых даже были надписи — редкость! Над деревенским трактиром только доска висели, напоминавшая разорвавшуюся бочку. Ну, только не до конца разорвавшуюся. А может, и не бочку вовсе. Да только все в деревне это место "Бочкой" и называли, сколько Ричард себя помнил. Но теперь не назовут...Нет-нет, совсем не назовут. Никогда.

Из каждого окна (а скорее, узкой щели в стене), из каждой двери (а те были лишь немного шире окон) раздавались зазывающие возгласы. Иногда прохожие останавливались, задумываясь над приглашением, и тут же начинались проблемы. Свободного от домов пространства моста едва хватало, чтобы две не очень широкие повозки могли ехать впритык друг к другу. А уж если они останавливались, то все! Крики были обеспечены.

Впрочем, как и сейчас.

— Тоже мне, мыслитель! Кончай звезды считать! Топай давай!

— Двигай!

— А ну! — это уже шамкающий не выдержал, а после начал что-то бубнить под нос.

Олаф снова махнул рукой. Кажется, он был спокойнее мертвеца, этот человек, которого знали все стражники (а Ричард был уверен, что не только сборщики пошлины числились в знакомцах у Олафа) огромного города.

Затор исчез, и телега снова двинулась. И тут произошло чудо. Чайка. Птица — словно из ниоткуда появившаяся — взмахнула крыльями над самой головой Ричарда, а потом уселась на холстину по левую руку от него. Она так забавно двигалась клювом, глядя на Окена, что тот не удержался от смеха. И такое это было чудо! Чайка подпрыгивала на каждой кочке — вместе с телегой — но приближалась все ближе и ближе к Ричарду.

Тут Олаф повернулся, чтобы посмотреть, что происходит, — и тут же изменился в лице. Куда только делась его невозмутимость! Он замахал руками, зашикал, начал что-то орать на незнакомом языке. Чайка встрепенулась, крикнула разок-другой, расправила крылья — и улетела. Только когда ее след простыл, Олаф хоть чуть успокоился.

— Никогда к себе их не подпускай. Никогда. Особенно в море. Это плохие, очень плохие птицы. Вестники смерти, — только и произнес Олаф, отвечая на немой вопрос Ричарда.

Мальчик пожал плечами и уперся личиком в ладони. Ему стало очень-очень грустно. Даже эта забавная птица скрылась. Неужто все будут пропадать из его жизни? Мама...Папа...

Снова потекли слезы, которые он скрыл за кулачками. Вечно, что ли, прятаться? Вечно убегать?..

Телега двинулась быстрее. Ричард раскрыл глаза — и точно! Впереди виднелись дома — но уже стоявшие на твердой почве, а не на Большом мосту. Вот-вот они выберутся из этой толчеи!

— Шибче! Шибче! Тьфу! — шамкающий нервничал. Причем очень и очень сильно. — Шибче! Двигай!

Да и народ здесь, на этом краю, как-то злее был и нетерпеливее. С чего вдруг?

По эту сторону тоже располагалась сторожка, но, на счастье, взимавшая пошлину за вход на мост, а не выход из него. Хотя Ричард подумал, а почему нельзя взимать медь за выход? Ведь совсем, ну совсем ничем не отличается одно от другого!

— Успели, — сплюнул шамкающий.

И тут же послышался скрип: деревянную часть моста начали поднимать. Интересно, а кто же это делал?

Ричард глядел в оба глаза, но замечал только канаты, тянувшиеся к последнему на мосту дому: из его окон эти самые канаты и выходили.

— Ну, теперь недолго! Пошли! Добро!

И под уже ставшие привычными шамканья телега тронулась быстрее, чем даже вне города. Телега...ну...почти мчалась. Шла своим ходом, медленно, но верно, продвигаясь меж домами. Улицы здесь кривились еще сильнее, чем у ворот, точно готовились разместиться на Большом мосту. И сами дома здесь были выше. Но...Ричард готов был поклясться, что каждый дом строился долго, очень долго, и последний строитель не знал, что задумал первый. Точно так же было в деревне, когда старик Утаби, лучший плотник, однажды просто не проснулся, и работу пришлось доканчивать молодому Рабье. Еще вчера он бегал на летнем хороводе, а сегодня — покрывал крышу дранкой. Ну то есть как, сегодня...Пару дней он ходил вокруг дома, чесал затылок, хмыкал, потом снова ходил. А потом махнул рукой — это Ричард сам видел — и громко, с вызовом, воскликнул: "Была не была! Дострою!".

Улыбчивый Рабье. Был. Верно, там же и погиб, у того дома...Месяца не прошло...

Что-то заверещало под колесами повозки. Ричард вздрогнул: а вдруг крыса? Еще влетит на мешковину! И как от нее отбиваться?

Но если то и была крыса, то единственная в своем роде — хрюкающая. Грязная, покрытая грубой шерстткой свинья выпрыгнула из-под телеги и понеслась прочь. Ее улюлюканьем встретил возчик шедшей за ними телеги, тоже — из Доброй компании. Ричард как не силился, не мог вспомнить, что же это такое. Купеческая фирма? Или какая-то деревня? Может, пригород? Здесь, отец рассказывал, сотни таких были раскиданы!

Вслед за свиньей из переулка — тут они были еще уже дверей на Большом мосту — метнулся оборванец, паренек лет десяти, а может, и девяти. А вот во все стороны от него уже разбежались мерзкие серые (а может, и черные, — Ричард не желал смотреть) твари.

Крысы!

Вот за это Ричард и не любил город. Как они не приезжали с отцом, всегда им попадались эти твари. Окен надеялся лишь на то, что ему недолго здесь оставаться. Он...А что он вообще будет делать? Враз стало холоднее. То ли ветер задул, то ли еще что. Хотя какой ветер? Здесь было так тесно, что ему и поместиться-то негде. Ричард весь сжался, пытаясь хоть немного согреться.

Было темно. И даже — немного — тепло.

Проснулся он, когда его начали трясти за плечо.

— Мама, еще немного...Ну я сейчас...

— Парень, ты просыпайся...И...того...Отвыкай. Отвыкнешь — легко будет. Легко.

И шамканье.

Было холодно. Очень холодно и одиноко. Ричард протер глаза. Телега остановилась у ворот в громадное здание. Окен не мог даже разглядеть его краев: уж слишком близко подъехали. Но зато было легко заметно: строили не один десяток лет, и не два. Кирпич соседствовал с камнем, самым-самым разным камнем. Здесь были и серые невзрачные глыбы, и яркие, переливавшиеся в лучах заходящего солнца (уже вечер!) всеми оттенками красного. А у самой земли вросшие в брусчатку, грязные, все в потеках дождя, глыбы вовсе незнакомого материала. Камень не камень, непонятно что...

— Вставай, Ричард. Ты должен рассказать всё, что видел. Хорошо? — Олаф подал руку парню, помогая спуститься с телеги. Вслед за кивком, "всеобщий знакомец" продолжил: — Хорошо. Это поможет отомстить за твою семью. Я бы мстил. Всех бы нашел. Уж поверь мне.

— Во-во. Он знает, что говорит. Многие бы рассказали, да...— шамкающий замолкнул на полуслове, словив донельзя странный взгляд Олафа. — Ладно. Будя. Пошли, что ли.

У дверей стоял добрый полудесяток стражников в точно таких же плащах, как у сборщика мостовой пошлины. Они без единого слова распахнули створки дверей (до чего же толстые! стена мельницы, и та тоньше была!) и впустили Олафа, шамкающего, Ричарда и еще несколько человек, их спутников. Так получилось, что Ричард шел в самом центре этого отряда.

Сперва они оказались в комнате размером с зал деревенской таверны. Здесь было полным-полном людей, стоявших у стеночки, и молчавших. Многие из них злобно зыркали на отряд. С чего бы вдруг? Почему им так не рады?

Снова стража. И снова— дверь. За нею была дверь... Нет, целых две! Они продолжались разными коридорами. Олаф, шедший впереди, избрал левый коридор. Он был даже освещен! Ричард только и делал, что глазел. Ткань! Коридор был обит тканями! Но что еще удивительнее — освещен! Через равные расстояния были вывешены лампы, дававшие чудный, теплый свет.

Сколько же жира (в деревне была одна-единственная лампа, у староста, как раз на жиру) нужно было скормить этим штукам? Семья Ричарда годами могла бы жить, не работая! Если бы кто-то остался в живых...