Возвращение к истокам

К вечеру следующего дня Димитрия ожидал приятный сюрприз, о котором он мечтал все последние месяцы.

Речка! Чистая проточная вода! Наконец-то!

Димитрий побежал по песчаному берегу и перед самой водой упал на колени.

— Вода.

Не те жалкие лужицы, которые им до сих пор попадались на пути сами или ему собственноручно приходилось выкапывать.

Чистая голубая вода стремительной волной убегала вдаль в сторону уходящего заката, а начало своё она брала в стороне противоположной, но так же уходящей в неведомую даль.

— Вода.— Повторил Димитрий, опуская дрожащие ладони в ледяную водную гладь.

Он радовался воде, как потерпевший крушение моряк радуется суше. Вода, это же долгожданная возможность смыть с себя пот, кровь и грязь, накопившиеся на нём за столько месяцев. Ведь разве мог он назвать мытьём те жалкие обтирания, которыми он радовал себя, находя или попросту выкапывая очередную лужу и окуная в неё кусочек мягкого меха. А теперь....

Не обращая внимания на холод, Димитрий стал сбрасывать с себя меха и остатки одежды под ними, не смущаясь собственной наготы, пока не остался, в чём мать родила. Бросив всё на берегу неподалёку, лорд ринулся в ледяную воду, скрывшись в ней с головой.

— Уф, как холодно, приятель.— Выкрикнул Димитрий, вынырнув, и вначале потеряв ориентацию. Так как таинственного друга по-прежнему не было видно, он подразумевал, что тот должен скрываться где-то в кустах за его одеждой, туда он и смотрел.— Но это не помешает мне принять долгожданную ванну, или целый бассейн, или даже целую реку. Ха-ха-ха.

Димитрий радовался как ребёнок, резвясь и прыгая в холодной воде, ныряя под воду и снова выныривая на поверхность. Затем, вздрагивая от холода и надувая щёки в знак своего великого терпения, он вышел на берег и, зачерпнув горсть обычного песка, принялся яростно растирать им своё тело. Натёршись до красноты, он с разбегу бросился в воду, громко крича на ходу, смеясь и угугукая.

Новая, совсем ещё свежая грязь тёмными потоками смывалась с него вместе со старой засохшей коркой, которая уже покрывала его тело до этого. Димитрий безжалостно трепал и свои волосы, пытаясь вымыть грязь и из них. Вымывшись настолько хорошо насколько смог, Димитрий затянул в воду и свою потрёпанную одежду и, встав на колени на мелководье, начал растирать засаленную ткань. Потрудившись на славу, он продолжал это чистое и мокрое дело до тех пор, пока руки не вздулись от грозящихся образоваться мозолей.

— Славненько.

Он выжал своё тряпьё как можно тщательней и, дрожа и повизгивая от соприкосновения замёрзшего мокрого тела с мокрой же холодной тканью, стал напяливать его на себя. Сверху накинул свою меховую одежду, но не ту что носил до этого, а совершенно новую, ещё не ношенную. Обвязал всё по своему обычаю лианой и связал самодельные шнурки. Стоило ли надевать грязную, провонявшую и кое-где прорванную о кусты и во время драки шкуру на чисто вымытое тело?

Для Димитрия ответ был однозначен. Поэтому старые обноски он оставил там же возле реки. Со своими же родными вещами из ткани расстаться было гораздо тяжелее, да он бы и с радостью, вот только замены им у него как-то не наблюдалось.

Затем он достал из сумки оставшуюся шкуру и попытался закутаться в ней посильнее.

— Холодно. Выйди ко мне, приятель, эта шкура таит в себе соблазнительное тепло. Она согреет и тебя, коли тебе холодно и так же мерзко и пакостно, как и мне.

Как и обычно никто ему не ответил и никто, что уже стало для лорда вполне естественным, к нему не подошёл. Откровенно говоря, иногда Димитрию казалось, что никакого таинственного приятеля у него отродясь не было, а всё это лишь своеобразная борьба одичавшего разума против тоски и одиночества. Тогда лорд отправлялся на охоту, добывал дичь, и предлагал её своему спутнику. Тот, как правило, от угощения не отказывался. А лорд лишний раз убеждался, что не безумен, по крайней мере, пока.

Посидев так, минуток с десять, Димитрий поднялся и принялся разыскивать ветки для костра. Вскоре он уже грелся у огня, волосы его высыхали с лёгким потрескиванием и тонкими струйками дыма в тех местах, где жар огня соприкасался с влагой, впрочем, как и его одежда под шкурой сохла от жара его собственного тела изнутри и меха и пламени костра снаружи.

На этот раз с добычей пищи ему повезло. Она как будто сама пришла к нему в руки в виде стайки диких уток крякающих в камышах соседней заводи. Ужин удался на славу.

Весь следующий день, ровно, как и два последующих, они шли вдоль русла реки. На поясе путника, рядом со старыми шкурками, красовалась ловко подстреленная из лука утка, их будущий обед или ужин, это обстоятельство зависело от того, когда его желудок попросит добавку к утрешней порции пищи.

И вот теперь им следовало повернуть направо, покинув долгожданную и столь соблазнительную для цивилизованного человека воду. Димитрий был откровенно разочарован, конечно, он прекрасно понимал, что река не будет сопровождать их вечно, но это было бы отнюдь не плохо.

Этот день лорд решил провести здесь, искупаться последний раз и проститься с рекой. Похоже, их расставание оплакивал не только он, так как ближе к вечеру пошёл дождь, как всегда холодный, мокрый и вездесущий. Такой не всякий раз переждёшь, не укрывшись где-нибудь под корягой.

Димитрий поспешно стал искать убежище от этого нежданного и вместе с тем нежеланного гостя. И оно вскоре нашлось, тёмное, сухое и многообещающее.

Глубокая нора, под корнем вывернутого стихией и бывшего некогда могучим дерева, была, по-видимому, создана не только заботливой рукой матушки-природы, но и вероятно какое-то довольно-таки мощное животное тоже приложило к этому делу свою массивную лапу.

Димитрий, не раздумывая, кинулся внутрь, но сразу же об этом очень сильно пожалел.

Эх, воин, воин! Где же твоя осмотрительность, рассудительность, где выдержка, где, в конце концов, твоя голова, которой ты, чуть было не лишился?

Огромный зверь, очень смахивающий на медведя, с надсадным грудным рёвом бросился в его сторону.

Вначале опешив, лорд с визгом вылетел из углубления в земле, словно побитая собака, проклиная и противный дождь, и свою непроходимую тупость и животное, которое раньше него нашло это убежище, подрихтовало его и тут же и осело.

Медведь не отставал, ревя и грубо матерясь, только на своём медвежьем языке.

И вот как раз в тот момент, когда Димитрий оказался почти полностью погребённый под здоровенной тушей, что-то неосязаемо видимое оттолкнуло его в сторону. И впервые Димитрий возымел возможность увидеть своего друга воочию.

Высокое животное, формами напоминавшее волка или скорее даже собаку, только гораздо более массивное, нависло над осевшим наземь медведем.

Димитрий не мог его хорошо рассмотреть, так как оно по-прежнему оставалось полностью невидимым, и только крупные капли проливного дождя омывали его могучую фигуру и стекали по литым мускулам.

— Так вот ты какой!— Прошептал Димитрий, на время позабыв и об опасности и о самом объекте её представляющем.— Да, это тебе не северный олень!

А между тем бой гигантов продолжался.

И вот грозный рык собственного друга вывел Димитрия из этого состояния задумчивости. Он подскочил и выхватил меч.

Собака, или что-то на неё очень похожее, стояла в угрожающей позе, шерсть на её загривке, судя по скатывающимся каплям, была вздыблена. Медведь находился в состоянии полной растерянности, смотря то на едва видимое животное, то на человека, а изредка оглядываясь и на свою берлогу. Но стоило человеку пошевелиться и сделать шаг в сторону медвежьего святая святых, как зверь тут же яростно взревел и встал на задние лапы, устрашая ужасающим рёвом и тем самым, стараясь отпугнуть противников, посягнувших на его собственность.

Честно говоря, несмотря на всю видимою воинственность зверя, Димитрию почему-то показалось, что тому и самому не очень-то хочется вот так стоять и реветь, а возможно и ввязываться в неравную схватку. Всё же лучше было вернуться в свою тёплую и безопасную берлогу, свернуться калачиком и уснуть, посасывая плюшевую лапу.

И тут лорда пронзила неожиданная догадка, и он медленно стал отступать, под пристальным взглядом оседающего на передние лапы животного, которое вроде как даже начало умиротворяться.

— Кажется, я понял, приятель, это не он, это она. И она там, кажется, кого-то бережёт. Мы на её территории. Отступаем, не будем обижать преданную мать, коей она вероятнее всего является, мы же не звери какие-то.— Тихо проговорил Димитрий, отходя, но пёс его расслышал и, не переставая скалить невидимую морду, задом отступал вслед за человеком.

Медведица, почуяв близкую победу, что придало ей уверенности, несколько раз победоносно проревела, затем же продолжила просто молча смотреть им вслед.

Отойдя на безопасное расстояние, Димитрий развернулся, и трусцой побежал в сторону леса. Довольного, что одержал победу не над медведем, но над своим собственным другом, который наконец-то был вынужден хоть как-то показаться ему на глаза, лорда распирала гордость.

Димитрий обернулся к своему приятелю, трусившему где-то позади, и удивлённо замер.

За его спиной никого не оказалось. Совершенно никого, даже капель стекающих с невидимого тела.

— Вот чёрт.— Выругался Димитрий, в злости своей, топнув ногой.— Смылся, совершенно бессовестным образом смылся.

И он вновь побежал под прикрытие дальних деревьев, подальше от медведя и поближе к спасительной затеши. Сев под дерево с пышной кроной, он накрылся с головой шкурой рыжего зверя, предварительно вытащив её из мешка.

— Что за чёрт, ничего не понимаю. Этот мой приятель, значит, собака.

Что ж ничего не имею против, люблю собак, но что-то он слишком крупноват даже для любимых дедом волкодавов.

Сколько же в нём росту? Да и невидимая собачка-то. Не удивительно, что он не замечал, как тот за обе щёки уплетал жареных зверушек. Но где же он сейчас? Мокнет, небось, бедный под дождём, где-нибудь совсем рядом.

Димитрий поднялся, нисколько не смущаясь тяжести звериной шкуры.

— Приятель, эй, приятель. Ты где?— Он громко свистнул. Потом вдруг замер, вспомнив, как тот мгновенно его послушался, стоило лишь лорду сказать несколько слов. Значит, он его понимал. Так что же это получается, вероятно, он разумен? А, следовательно, он вполне может обидеться на подзыв его, как самой обычной собаки, которые хоть и хороши, но ни в какое сравнение, похоже, с этим милым пёсиком не идут. И он закричал вновь.— Иди сюда, друг мой, у меня найдётся и для тебя шкура, всё ж таки лучше, чем совсем ничего.

Он прошёлся в одну сторону, в другую. Ничего, никакого звука, никакого ответа. Что ж, надо вернуться на место, к своему мешку.

Димитрий развернулся и побрёл обратно. Его вещевой мешок лежала около пригорка, сплошь состоящего из сухих листьев и хвои.

— Странно,— подумал Димитрий,— вроде его тут раньше не было, я ведь здесь сидел.

Пожав плечами, лорд двинулся к пригорку, подумав, что просто откинул мешок немного в сторону, когда поднимался. Что не делается, всё к лучшему, решил Димитрий, ведь на бугорке не будет так мокро.

Но стоило лорду только присесть на тот самый бугорок, как он тут же недовольно заворчал и подскочил.

Сердце Димитрия мгновенно сигануло в пятки. Такого страха он уже давно не испытывал. Видеть, как небольшой пригорок поднимается на четыре мощные лапы и недовольно мотает собачьей головой, это уже, пожалуй, слишком даже для его крепкой нервной системы.

Собачьей головой? Димитрий тут же убрал руку с эфеса меча.

— Ну, приятель, ты меня и напугал.— Лорд счастливо улыбнулся. Затем нагнулся и поднял скинутую в момент опасности шкуру с земли.— Я ж и не подумал даже, что это ты.

Он протянул руку, в которую пёс, после моментального колебания, уткнулся мордой. Расхрабрившись, Димитрий уже смелее почесал его за ухом. Забавно почёсывать бугорок из сухих листьев и чувствовать при этом жёсткую короткую шерсть.

— И как ты это только делаешь? Неудивительно, что я ни разу за все эти месяцы тебя не видел. Ну же, ну, подойди поближе.— Лорд поманил животное рукой.

Пёс, несколько поколебавшись, прижался к его ноге головой, которая тут же стала под стать рыжей меховой шкуре. Тело при этом по-прежнему смешивалось с листвой и грязью под их ногами.

— Ну, ты даёшь. Прямо хамелеон какой-то.— Димитрий нежно погладил собаку.

Так и стояли они вдвоём, забыв о слякоти и дожде, в порыве общего узнавания.

— Наконец-то мы с тобой познакомились, я так ждал этого. Ты спас меня от сумасшествия, знаешь? Было легче знать, что я не одинок. Почему же ты не вышел ко мне раньше? Мне бы тогда было значительно легче. Наверное, не совсем ещё доверял? А теперь?— Засыпал Димитрий собаку вопросами. Или это всё же был волк? Как здорово, что теперь он не просто знает, но видит и чувствует рядом друга.

Димитрий улыбнулся.

Собака же по-прежнему смотрела на него тёмными умными глазами.

— Как тебя зовут? Сказать не можешь? Можно я сам тебя назову?

Собака молчала, застыв, как каменное изваяние.

— Если бы была моя воля, то я... даже не знаю, назвал бы тебя, пожалуй..., Хамом. Только не обижайся, это ни в коем случае не оскорбление, а коротко от Хамелеона. Хам. Ты не против? Ты же понимаешь меня, я знаю. Давай сделаем так, если ты против промолчи, если согласен гавкни или зарычи. Ну, как, согласен?

Пёс утробно заворчал.

— Значит, согласен?— Лорд был счастлив свершению своей маленькой победы. Теперь он не только познакомился со своим приятелем, но и, похоже, нашёл некий способ общения с ним.

Собака тем временем повторила свой тихий утробный рык, и Димитрий заметил, как то место, где по всей вероятности должен был находиться хвост животного, несколько раз незримо дёрнулось из стороны в сторону.

— Хамелеон, теперь ты Хамелеон. Хам, слышишь?

Пёс согласно зарычал.

— Кстати, Хамелеон, а ты всё время вот так... меняешься? Или у тебя есть какое-то постоянное состояние? Цвет там, окраска, масть?

Мгновение спустя после этих слов перед Димитрием уже стояло огромное животной, чёрное, с гладкой блестящей шерстью и торчащими ушами.

— О-го-го, так вот ты какой на самом деле? В таком обличии тебе бы подошло много имён, но всё равно теперь ты Хам и с этим ничего не поделаешь.— Лорд не отнимал руки от головы собаки.— Ну, что это, дружок, мы с тобой стоим, да мокнем, пора бы и под обещанную шкуру спрятаться.

Димитрий поднял шкуру с земли и, держа её на весу, стал приглашать вовнутрь собаку. Но тот почему-то продолжал стоять неподвижно, будто раздумывая над чем-то, затем резко обернулся и заскулил в наступающую темноту.

Лорд замер от удивления и не понимания, отчего его брови сошлись на переносице.

— Что там ещё, Хам?

Но он не успел, и договорить, как из сгущающегося мрака к ним неожиданно выпрыгнула подобная Хаму собака, только чуть мельче и полностью серая.

— А, понятно,— рассмеялся Димитрий,— так ты у нас оказывается не один, а со своей... Хамочкой. Что ж, вам, пожалуй, было, сподручнее всё это время быть вдвоём, пока я скучал в одиночестве. Кстати, это всё? Больше нам никаких сюрпризов не предвидится?