Свиток первый. Общий файл.

"Как же так?!" — воскликнул он. — "Почему другие видят лис прекрасных, мне же попалась эта образина!"

"В зеркало посмотри", — огрызнулась собеседница. — "Будь ты иным, увидел бы другое..."

Они познакомились накануне. А утром уже поссорились. И теперь один из них уверенными шагами мерил тропинку, поднимающуюся вверх по ущелью, а вторая кралась следом, эдаким хвостиком.

Молодой человек, судя по одежде (к которой лучше всего подходило определение "все немного чересчур") и свободной манере движений, принадлежал к тем, кого молва нарекла "молодыми лоботрясами". Длинные прямые темно-русые волосы его свободно ниспадали на плечи и спину, лишь под лопатками перехваченные тонким шнуром, делая его облик довольно женственным, а тщательно ухоженное гладкое округлое лицо с карими миндалевидными глазами и чувственными губами только дополняло это впечатление. Впрочем, лицо это хранило неуловимый, но ощутимый след добродушной усмешки, каковая свидетельствует отнюдь не об инфантилизме, но об уверенности и внутренней крепости. Меч, тщательно обернутый в ткань и повешенный на спину, подтверждал обоснованность этого предположения — у "сыночка" меч отобрали бы еще у ворот города те многочисленные в последнее время доброхоты, которые стремятся облегчить ношу ближнего, частенько не спрашивая его позволения. Из всего этого можно было заключить, что молодой человек (а было ему по виду никак не более двадцати ряти лет), скорее всего, избрал путь "ветра и потока", не предосудительный для образованного человека, но далеко не всегда принимаемый окружающими с удовольствием.

Девушка... о, девушка его стоила, несмотря на простоту крестьянского платья. Стройная и упругая, как лук, она двигалась с грацией и раскованностью, совершенно недоступной для крестьянской девочки. Распущенные волосы великолепного медного цвета кончиками доставали того места, которое часто сравнивают с самой широкой частью вазы, что так же было слишком для крестьянки. На вид ей было около 18 лет, но она явно не была замужней, и это при том, что в здешних краях мало-мальски симпатичную девушку сватали довольно рано, а иная в ее возрасте имела уже не одного ребенка... Красавица, подвернув повыше халат и сжимая в руке узелок, видимо с одеждой и едой, быстро кралась вдоль тропы вслед за беспечным мей-ши ("знаменитостью") — с легкостью горного козла скакала по склону, рискуя поранить о камни и колючий кустарник изящные босые ножки. И делала это уже с десяток ли, от самой деревни, проявляя удивительную выносливость.

Тропинка, между тем, прихотливо петляла из тени на солнце и обратно, видимо боясь прохлады и не очень жалуя солнечное пекло, но не отрывалась от берега небольшой горной реки, которая в сужающемся устье становилась все более узкой и бурной. Стены склонов, покрытые обильной зеленью, то расступались, то сходились вновь, стискивая долину до узости затененной, прохладной расселины, что подтолкнуло бы образованного мужа, приключись ему здесь оказаться, к возвышенным размышлениям о женском начале инь и написанию поэтического шедевра. Именно в одном из таких мест тропка выскочила на довольно высокий берег и терпеливо замерла перед висячим мостом. Молодой человек медлить не стал и, решительно шагнув на узкие доски, под которыми на глубине двух с половиной чжанов пенился сердитый поток, быстро, не держась за канаты, натянутые по бокам моста, перешел на другой берег и скрылся в тени деревьев...

Девушка тут же вышла из своего укрытия и побежала по мосту...

Только на середине она с отчаянием поняла, что слишком увлеклась и оказалась в очень... непростой ситуации.

— Эй! Стой! — хриплый голос донесся до нее одновременно с внезапным головокружением. Ноги неожиданно заскользили по доскам, и девушка едва не свалилась в воду, но удержалась, упав на четвереньки и упустив узелок — тот неторопливо полетел в пенистый поток внизу...

— Эй! Рыжая! — в голосе прозвучала издевка.

На одном из столбов, к которым были привязаны канаты моста, на самой его вершине устроился старик. Вернее пародия на старика, худая и костлявая, со всклоченными седыми волосами на костистой голове. Существо это опиралось на одну ногу, вцепившись в дерево столба слишком длинными для человека пальцами. Вторая нога покоилась на колене первой, и одновременно служила столом, на котором лежала распотрошенная сырая рыбина...

Девушка чуть не зарычала с досады.

— Куда прешь без разрешения, животина безмозглая?

— Почтенный Чжан-лун, простите меня, это я случайно... Пожалуйста-а, — она постаралась придать лицу самое трогательное выражение.

В следующее мгновение в лоб ударила противная, скользкая, холодная рыбина, брошенная меткой рукой "старика"...

— Прощать положено людей, а не всяких... хвостатых... — глумливо заявил "старикан". И гаркнул: — Плати! Сначала пеню, а потом за проход, — в голосе его послышалось похабное торжество.

— Простите, почтенный Чжан-лун, — девушка склонилась, так и не встав с четверенек ... — Что я могу вам отдать?

— А что у тебя есть? — аж засветившись, спросил старый мерзавец...

С трудом поднимаясь на ноги, девушка попыталась сообразить — чем же можно откупиться. Голова кружилась и отказывалась помогать в решении этого важного вопроса. Между тем "старикан" заговорил опять:

— А... я и так вижу...

И головокружение слетело, словно покрывало в бурю. Только и осталось, что воспоминание.

Ситуация, однако, явно устремилась к нежелательной развязке.

— Одежду-то снимай, снимай красавица... — мерзко хихикнул "старикашка".

— Зачем вы так, дедушка Чжан-лун? — девушка взмолилась о спасении. Про себя. И сделала шаг к "старику", — Не обижайте, прошу вас...

Голос ее зазвенел от слез. И еще шаг...

— Раздевайся, — цыкнул вдруг "старик" сердито. — Обижать я тебя не буду... приласкаю только... за все хорошее.

Хорошего было много, благо возраст у обоих был немалый. Вспоминая об этом, девушка горестно всхлипнула, подняла руку к лицу. И шагнула еще.

"Старик" хихикнул опять и обнажил... целую колотушку, наконечник которой мало уступал размером мужскому кулаку. Девушка поперхнулась. И застыла на драгоценный миг. А потом прыгнула, уже в полете понимая, что опоздала.

Тело увязло в воздухе, словно в густоте отвара. Острые когти скребанули по чешуе, вдруг проступившей под кожей "старика" (да не старика вовсе!). Лицо и голова последнего преобразились — над губами вырвались наружу два змееподобных уса, челюсть устремилась вперед, обгоняя уплощающийся нос, брови взбугрились, надежно прикрыв круглые рыбьи глаза, а из черепа проклюнулись рога... С шумом и шелестом чешуи на берегу развернулось могучее тело речного дракона. Обычного речного дракона, владыки реки и хозяина мостов. С холодным чешуйчатым телом и... колотушкой...

Девушка задохнулась в отчаянии, чувствуя, как сам собой развязывается пояс халата...

— Эй! Почтенный, стой!

Голос зазвенел над мостом совсем непочтительной насмешкой.

Дракон рыкнул и зеленоватой молнией обернулся половиной тела к молодому человеку, неожиданно вышедшему из-за деревьев к мосту... Да-да, тому самому молодому "лоботрясу".

— Это не честно! Она уже расплатилась! — парень уверенно подошел вплотную к дракону. Однако, речной владыка хамить не стал, только склонив голову саркастически заметил:

— Так она еще и напала на меня. За нападение положена вира...

Молодой человек опустился на большущий осколок скалы и положил на колени меч, небрежно отбросив полотно с рукояти и перекрестья. Солнечные лучи заиграли на меди неожиданно яркими, огненными бликами... видимыми далеко не всяким зрителем. Дракон замер... усы его беспокойно напряглись, вздрагивая самыми кончиками...

— Когда тебя пытаются ограбить, нужно защищаться... — заговорил парень. — Я не хочу, конечно, сравнивать почтенного Чжан-луна с грабителем, но девушка все оплатила, и задерживать ее было не правильно...

— Она сама не признала это платой, — сварливо возразил речной владыка.

— По закону любая потеря является платой...

Дракон замычал от досады. Немного успокоился, покачиваясь, перетекая прекрасным телом. Спросил уже не гневно, задумчиво:

— Так она с тобой что ли?

— Не-ет, — молодой человек отрицающе махнул рукой. — Сама по себе...

— Нет! Я с ним! — вскрикнула виновница спора, успевшая запахнуть халат, завязать пояс и обхватить себя руками.

Дракон только фыркнул.

— Отпускай ее, — ответил парень, — но лучше на ту сторону, откуда она пришла...

Он аккуратно завернул меч в ткань и, повесив его на спину, развернулся в сторону от реки...

— Эй!.. — изумление и отчаяние, буквально, переполнили этот крик. Но эффекта не возымели. — Люянь! — теперь в крик добавилась мольба, — Пожалуйста, возьми меня с собой!

Девушка упала на колени прямо на досках моста:

— Прости, я была виновата...

Парень развернулся в пол-оборота, глянул на нее, на замершего у моста дракона... А девушка затараторила, торопясь закрепить успех.

— Пожалуйста, возьми меня с собой. Я сделаю все что пожелаешь..

Парень развернулся и выпалил:

— Клянешься?

— Если ты готов взять меня под свою защиту, то я клянусь быть всегда рядом с тобой и исполнить любое желание, — быстро вымолвили лиса.

Брови парня встали домиком... спустя мгновения он ухмыльнулся и ответил:

— Я беру тебя под свою защиту.

Глаза его загорелись в глубине озорной искоркой...

Дракон, скорчив непередаваемую гримасу, фыркнул и заскользил вниз, к воде, бросив напоследок:

— Иди, чего уж...

Глава 1. Ночь.

Сань-Синь.

— Господин Цюань-Сяо, вам не здоровится?

Сань-Синь едва не вздрогнул, услышав свое официальное имя. Поднял глаза на сидящего напротив человека. Ответ заставлял себя ждать, крутился где-то рядом, не желая даваться ставшему вдруг неторопливым и неловким уму. И Сань-Синь некоторое время, мгновения, смотрел на собеседника не узнающим, не понимающим взглядом. Сознание вяло сортировало образ: длинное лицо с высоким скошенным лбом и твердым подбородком, поросшим редкой острой бородкой, усы — перепутанные мочала седых волос, над тонкими губами, длинные уши, сухая кожа, удобная просторная одежда из дорогой, тонкой шерсти и шелка...

Узнавание вернулось подобно молнии, пронзив и связав разрозненное описание... Чень Шоу, секретарь Министра Чинов... Влияние, связи, ум, живой, острый, азартный, опасный. Сила и власть...

Сань-синь моргнул, облился холодным потом, с прежней ясностью осознав происходящее, и тут же понял, что сам виноват в этом. Последние дни потребовали слишком много сил. И он, собираясь на эту встречу, не рассчитал своих возможностей...

Однако, на вопрос требовалось ответить — пожилой сановник уже увидел, что он пришел в себя. Мало того, он уже, несомненно, догадался о происходящем и предлагал удобный выход. "Говоря с человеком, будь искренним", — вспомнилась фраза учителя. Когда-то, в далекой, прошлой жизни ата говорил то же самое... Что ж, усталость, лишающая разума, разве не есть признак нездоровья?

Господин Чень Шоу успел моргнуть и немного двинуть бровями, изображая понимание, прежде чем гость склонился в неглубоком, но полном почтения, поклоне.

— Прошу простить мою неловкость. Мне действительно нездоровится...

— Не беспокойтесь об этом, — голос Чень Шоу предлагал улыбнуться. Он склонился так же низко, как и гость. И, выпрямившись, взглянул в глаза. Понимающе. — Ваше искреннее участие к моей скромной персоне и ваши суждения о живописи и каллиграфии уже доставили мне огромную радость. Право, беседа со стариком, вроде меня, любого могла утомить.

— Для меня большая честь быть вашим гостем, — ответная улыбка не заставила себя ждать. — Полноте, мое внимание не столь ценная вещь, а познания об искусстве далеко не так совершенны, как следовало бы. Но я рад был доставить вам удовольствие даже такой малостью. И тем более, вы меня обязываете своим великодушием, прощая мою... мое... нездоровье.

Хозяин довольно рассмеялся:

— Вы образец вежливости, господин Цюань-Сяо. Приятно в старости встретить молодого собеседника столь близкого к идеалу благородного мужа. Благодарю вас. Не беспокойтесь о случившемся... Я, признаться, подумал предложить вам комнаты для отдыха, но вам наверняка будет трудно в чужом доме... — Чень Шоу кивнул с добродушной улыбкой, поднял руку, останавливая возможный протест. — Наверное, лучше всего будет предоставить вам носилки — плечи носильщиков намного мягче, чем рессоры коляски, — засмеялся он. — Это помогает расслабиться... Хотя, я, наверное, даю слишком много советов. Старость, — он засмеялся опять.

— Благодарю вас, — Сань-Синь не удержался от улыбки, впрочем, вполне своевременной.

То недолгое время, пока слуги готовили паланкин, они продолжали пить чай на открытой веранде, любуясь окрашивающимся в закатные цвета садом. Разговор свелся к редким малозначащим репликам: хозяин постарался не напрягать гостя, а Сань-Синь изо всех сил помогал ему в этом. Он оценивал свое состояние: тело легко принимало нагрузку, лишь движения стали менее уверенными, словно сомневающимися в приказаниях хозяина. Горькая усмешка родилась в душе, но так и не отразилась на губах: телу действительно стоило сомневаться. Устала душа, мысль, внимание... И досадовать об этом не имело смысла. Должно было научиться "отстраняться", "следовать Пустоте"... "Играть", — говорил иногда учитель и приемный отец. И учил играть. В вей-ци, в карты, в кости, сян-ци... Но ученик прилежно оставался холодным и рациональным, или вживался в игру, забывая о себе...

Прощание было теплым и немногословным. Сань-Синь запомнил внимательный и доброжелательный взгляд хозяина. Уже в кабинке носилок, отгороженный от внешнего мира занавесками, закрыв глаза и все же не расслабившись (привык заставлять себя настолько, что напряжение стало постоянным), подумал о Чене. Этот человек ценил свою семью, свое положение, свои изысканные радости... прекрасно знал, чего стоит их сохранить,.. а еще он прекрасно разбирался в людях. "Что он увидел сегодня?"

Ворота особняка распахнулись перед ним заранее — посыльный успел предупредить домочадцев. И теперь во дворе маячили встревоженными лицами секретарь Ма Сюэ, исполнявший заодно обязанности телохранителя, дворецкий и две служанки. Хотя нет, первый был внешне спокоен — вид встревоженного телохранителя мог напугать кого угодно.

Выбираясь из носилок, Сань-Синь кивнул секретарю, мановением руки отправил прочь служанок.

— Горячую воду и постель, — бросил дворецкому коротко и тихо. Уже поднимаясь на крыльцо дома, обернулся к замедлившему секретарю (того прозвучавший приказ не касался), — Вы мне нужны.

Секретарь кивнул и без спешки, но быстро последовал за ним.

Княжеский дом, не просто велик и богат. Он изыскан и удобен. Даже узор дерева на столбах, не говоря об ажурной решетке дверей и перил или оттенках росписи стен, с высочайшим мастерством устроены для удовольствия хозяина. Однако, Сань-синя эта умиротворяющая красота сейчас скорее раздражала. Он не вмещался в ней, колотился словно в клетке. Спутник же был более всего сосредоточен на состоянии патрона и предстоящем разговоре. Будучи на шесть лет старше и обладая редким для людей его возраста опытом, он понимал молодого человека. И сейчас просчитывал ситуацию, как игрок в вей-ци.