Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Много лет прошло с тех пор, когда я здесь был в последний раз. Нора под колодцем во дворе старой заброшенной кузницы так заросла травой и засыпалась, что отыскать ее визуально было просто нереально. Ого! Да я становлюсь поэтом... Обошелся нюхом. Родной запах, как всегда, не подвел — раскопав превращенными лапами вход, я оказался дома.
Все покрывал слой сантиметровой пыли, а стол почти изгнил, зато печурка прочно стояла на своих каменных ножках, щетинясь трухлявыми дровами. В тайнике под лежаком по-прежнему стоял ящик с магическим непортящимся мясом и банкой дорогих заморских зерен, называемых "кахве". Прогнутая чьей-то головой (не помню чьей...) железная противня лежала в ржавом ведре со старой зеленой водой. Насколько позволяет память, на дне кое-что должно валятся. Точно! Две бутылки теперь уже где-то десятилетнего вина. Нет, больше — на стертом стекле бутылки выбито значками для неписьменных: "Бутылка, 163 полных солнца, Император, Пояс верности, 8 полных солнц". Для письменных перевожу: разлито на сто шестьдесят третьем году Империи; выдержка — 8 лет. Сейчас 169-ый год Империи, значит, вину четырнадцать лет, а меня здесь не было около шести годков.
Когда очнулся Харахорц, я уже вовсю напился, пел глупые песни про женщин и, как свинья, жрал разогретое в печке мясо, запивая кахве.
Он отобрал из моих слабеющих рук бутылку и сел передо мной.
— Ты, извини, Клык...
Я что-то пробормотал, стараясь найти безопасный путь к лежанке и не упасть уже в пятый раз.
Харахорц глотнул из бутылки.
— Я нечаянно крикнул твое имя, да покарает меня богиня Рампамула. Так что каюсь, готов вернуть тебе деньги и бесплатно выполнить твою просьбу. Вот проспишься, и утром мы почитаем твою бумажку.
Он еще раз сделал глоток, икнул, закачался и упал вниз лицом ко мне на лежанку. Что-то подозрительно он опьянел... Просто как баба...
Спустя несколько секунд, мы счастливо храпели, испуская по норе нежные благоухания алкогольных испарений крепкого вина.
Я разлепил глаза примерно через два часа. Возле меня пьяно храпел Харахорц, сладко уткнувшись носом в мой грязный сапог. Оттолкнув юного пьяницу, мое достоинство поднялось на ноги и постаралось похмелиться. Остатки вина с бутылки принесли немного ума, которого хватило на то, чтобы разбудить Харахорца.
Мой новый друг с утробным рычанием слоногрыза со скрипом открыл глаза, уставившись в потолок.
— Поднимайся, алкоголик, — сверкнул я зубами и бросил ему на лежак большой кусок мяса. Он, голодно вцепился в него и, гладя на меня, громко защелкал челюстями. Не знаю почему простил Харахорца. Наверное, за нежный вид...
Пока он ел, моя особа почесала репу и отыскала в кармане писанину Маковея. С остервенением, пытаясь что-нибудь понять в каракулях, я подсунул бумагу Харахорцу. Спустя несколько минут мой новый собутыльник перестал брызгать слюной и уставился опухшими глазами в листок. Немного подумав, или разбирая написанное, он удивленно захлопал ресницами и медленно начал задыхаться. При этом одышка явно переплывала в смех, истерический. Вот несчастный!
Дав ему несколько секунд похохотать, я тут же ухватил его за шиворот, сбивая истерику, и просипел в ухо.
— Ты что, отродье Марубхи, насмехаешься надо мной?
Он тут же заткнулся и спокойно сунул записку мне в руки, все еще похихикивая.
— На, сам прочти...
Я тупо уставился на бумагу, непонимающе тряхнул головой и приподнял Харахорца над лежанкой.
— Еще издеваешься? Если бы я смог вот это прочитать, то ты мне и даром не нужен бы был.
— Ой, извиняюсь, — спохватился помощник, — забыл. Этот хитрый Маковей достаточно неплохо тебя обдурил...
Текст был следующим.
"Ты можешь понять, что я пишу?" Здесь мне припомнился тот инцидент возле Старой Башни.
— Писать умеешь?
Маковей утвердительно замигал ресницами, под озвучивание утробных рыков.
— Значит так. Сейчас ты на этой вот бумажке, — я выудил из одного из карманов бумагу и перо, — пишешь все, что знаешь обо мне, маге Зоргаддуне и двух неприятных убийствах этого дня. Понял?
В ответ прозвучало лишь слабое мычание.
Спустя минуту, Доносчик что-то замычал, привлекая мое внимание и суя свою бумагу мне под нос. Я непонимающе посмотрел на нее, повертел со всех сторон и, заметив, что каракулей слишком мало, выругался на Маковея.
— Чего мало так написал? Я ж тебе сказал — пиши все, что знаешь...
Пленник как-то странно хмыкнул и застрочил с удвоенной быстротой, конечно, насколько это позволял кулак во рту.
А написал-то он вот что.
"Дурак ты, сопливый Клык, и друг твой — Зоргаддун, такая же болванка, что даже не удосужился научить такую жабу, как ты. А знаю я вот что: родил тебя ишак тупой, а мага — чалая кобыла, которую, в свою очередь пользовало стадо бешеных бегемотов. Ты — вонючий сын скунсопаука и Марубхи ты слизень. Чурбан сизый! Ийзенкан немытый, блоха крокодилья, грязная портовая шлюха, пастух шелудивый! А маг твой..."
Далее текст был почти непереводимым и содержал увлекательную историю половых отношений Доносчика с моей матерью и прабабушкой Зоргаддуна.
Я завыл от гнева, и в моей руке лопнула почти пустая, слава богам, бутылка вина. Как жаль, что это не голова этого вшивого Маковея. Жаль, что не убил я эту паскуду возле Башни. Хотя, есть и плюсы — хоть пасть-то ему порвал.
— И что же нам теперь делать? — испуганно спросил Харахорц, вытряхивая осколки моей бутылки со своей пышной шевелюры.
— Это почему же, нам? — рыкнул я на него. — Мне кажется, проблемы только у меня. Пошел вон отсюда! И если натравишь стражу на эту землянку, порву пасть как тому дурному Маковею!
— У меня большая просьба! — внезапно зарыдал юнец, размазывая по щекам слезы. — Не изволь бросать меня, сиротину безродного.
Он со стуком влепился на колени, аж пол задрожал.
Я с презрением уставился на него. Он продолжил.
— Научи меня магии, научи меня всему, что видел в жизни, в конце концов, каждому великому воину нужен ученик.
Я кисло скривился в его сторону. Он, наверное, не понимает, что магия получилась у меня случайнейшим образом, а великим воином меня может назвать лишь куртизанка в кровати.
— Харахорц всегда будет помогать тебе в сложную минуту, ибо страшно раскаивается, что предал тебя. Я буду чистить твое оружия, вытирать пыль с ботинок и подоконников, буду слушаться тебя во всем, буду варить еду, буду мыть, когда придешь пьяным...
— Мне кажется, это все роль жены, а не ученика. В конце концов, мне не нравится, когда меня в нетрезвом виде моет какой-то мужчина.
— Ну, хорошо, — вновь взмолился Харахорц, — любое твое желание будет для меня закон. Только возьми меня к себе.
Я задумчиво поскреб голову. Зачем мне этот олух, толку от него никакого. Говорил, что знает гномье единоборство, а при нападении стражников трусливо вжимался в стену. Говорил, что знает магию, но до сих пор не сделал ничего путного. С другой стороны, нанимал я его только для чтения текста, а не как мага.
— А ну-ка, покажи, что ты можешь наколдовать. — Спросил я, разворачиваясь к выходу из норы. Не думаю, что он сможет меня чем-то удивить.
Харахорц вскочил на землю, отбросив свиток с мазней Маковея в сторону. — Смотри! — И взмахнул рукой.
— Ничего не вижу, — улыбнулся я и направился, приближаясь к выходу.
— Ты и не должен ничего видеть, — тоже заулыбался Харахорц, — моя правая рука стала невидимой!
И, правда, руки не было, остался только небольшой ровно обрезанный кусок плеча. Я подошел и дотронулся до того места, где должно было быть предплечье. Пальцы встретили невидимый густой кисель и с некоторым трудом прошли сквозь него.
— Это называется формулой Небесного Слизня. — Гордо поднял голову Харахорц. — Хотя я могу сделать такой только руку, у меня большой потенциал, как говорили мне учителя в Гильдии Магов!
— Кстати, — продолжил юноша, — рука может пролезть в любое отверстие! И еще, если я долго держу ею какой-то предмет, то он приобретает такое же состояние.
Я молчал. Юнец как никто другой прекрасно подходил мне в только что задуманном плане.
Поскольку маг Нижней гильдии, который отучился всего полгода, а потом был отчислен за неуспеваемость (читай — не хватило денег и родительской ласки), не имел даже малейшего понятия, что такое Руна Перехода, или хотя бы Тоннель, проблем у меня не убавлялось. Скоро на город налетит орущая тьма грязных варваров, а я не герой из книжек, или замызганных народных эпосов, чтобы становиться на стены чужого города и спасает честь и достоинство людей, на которых ему глубоко наплевать. Из города надо поскорей убираться, побыстрее и чем подальше, желательно где-нибудь недалеко от Грамвалака. Все дежурные маги, контролирующие Тоннели, сейчас торчат за семью замками — Император никак не заинтересован в том, чтобы большая и более умная часть его потенциальной армии рекрутов смылась далеко от страны. Пешком убегать очень сложно — думаю, на каждой дороге уже стоят разведывательные заставы, которые информируют Баблабуба о передвижениях орды, и, стопроцентно владеют портретами разыскиваемых преступников Империи, включая и меня.
Единственным выходом из проклятого города и страны для меня оставался только Зоргаддун, который кроме прочего должен был бы мне оплатить немало должков. Значит, Лысого мага нужно вытаскивать из тюрьмы.
Как там говорил новостник? Зоргаддуна должны казнить на рассвете, значит, у меня целая ночь впереди! Или, стоп, сколько я проспал?
Сквозь круглое отверстие пугливо заглядывала молодая вторая луна. Около двух ночи, значит действовать надо уже сейчас. Насколько я помнил городскую тюрьму, а помнилась она мне уже целых три раза, ключей от мрачных подвалов для преступников первого уровня было всего два. Должен сознаться, что гостил я в этих прекрасных пенатах лишь несколько дней: охрана очень любила деньги. Некоторые сговорчивые преступники, схваченные за легкие преступления, устраивали побеги, чуть ли не каждую неделю.
Первый ключ находился у начальника тюрьмы, слывшего неподкупным, непьющим и некурящим человеком. Некоторые даже поговаривали, что он даже остерегается заниматься любовью — во избежание побега из-под стражи. Пробраться к начальнику в апартаменты было не слишком сложно, вот выбраться оттуда в живых было намного сложнее. Говаривали, что всюду по его дому, даже под диванами и возле унитаза были развешаны мириады заклинаний-ловушек. Не знаю, кто принес эти сведения, но, есть предположения, что рассказчик кончил на помойке с помощью запоздало сработавшего заклинания.
Второй ключ достать было многим легче, но и этот вариант имел свои минусы. Вернее, всего один — голем Помбер. История его была столь ужасной, что никто ее уже и не помнил. Остались только немногочисленные намеки, на то, что Помбера спас от очень, неимоверно, злого волшебника Маклухи Мылойхо (который его и слепил) выше вспоминаемый уже начальник тюрьмы. Голем был настолько рад спасению, что сдуру согласился работать в тюрьме и беречь ключ от подземелий. Сделанный из металлической глины валорнских рудников, он никогда не спал, не ел, и, что самое главное, не имел обоняния — главного достоинства в тюрьме, находящейся над главным стоком нечистот Лампыха. Но даже у неусыпного стража можно свиснуть что угодно, а он и глазом не моргнет. Самая главная загвоздка в случае с големом, было то, что ключ был спрятан у него в груди.
Как известно, валорнская стальная глина отличается особой твердостью. В то же время она очень легкая — ею даже обрабатывают деревянные ворота во многих городах. Такие ворота можно снести только очень тяжелым тараном, и то не с первого раза. Убить голема и вытащить ключ тоже довольно сложно. Для извлечения понадобится мужик с молотком и зубилом, а вот для убийства — толпа из нескольких дюжин человек, вооруженных секирами на длинных рукоятях. Но, даже при таком раскладе сил, отряду грозила потеря половины людей до того, как Помбер окажется посеченным на мелкие кусочки.
Ключ поместили внутрь Помбера для непредвиденных обстоятельств. Имеется в виду, если в своих апартаментах умрет начальник тюрьмы (за ключом к нему точно никто не полезет), если главный ключ будет предательски утерян, либо если один особо умный оборотень додумается, как этот самый ключ извлечь.
План был следующим: влезть на тюремную стену, минуть всех стражников, пробраться к голему в каптерку возле подвалов и с помощью лучшей в мире руки Харахорца извлечь ключ. Далее — все просто: стандартный побег из-под стражи, вопли "Держи их!" и Тоннель Перехода, ведущий к границам Маджарбана, а то и дальше.
— Что мы делаем дальше, после того, как выйдем из твоего убежища? — спросил Харахорц, занятый изучениям остатков вина и потому не услышавший моего плана. Впрочем, оно и к лучшему, если он не будет знать куда мы направляемся.
— Дальше — сориентируемся по ситуации. — Ответил я, — ты что, в армии не служил?
Юнец отрицательно покачал головой.
— Где же ты шрам такой схлопотал?
Я сразу же пожалел о своем вопросе, настолько сник и побледнел парень. Он поднял на меня глаза, полные слез и ответил.
Сам Харахорц походил из какого-то древнего рода в стране Захамубар и был сыном мелкого вельможи. В детстве, он окончил Учильню для Высокородных, научился читать, писать и сражаться на мечах. Там же его научили гномьему единоборству и этикету. Там же он вступил в Гильдию Магов, проучился некоторое время и гордо назывался адептом, хотя знаний ему не хватало даже на половину буквы "а" в этом славном слове.
Начинающий маг-вельможа умел драться, знал некоторые языки, владел основами тактики и стратегии, словом, имел все благодетели, нужные для молодого воина, а то и полководца.
Но был у него один маленький изъян — он панически боялся всего: от холодной води, в которой можно было простудиться, до ийзенканского варвара с мечом. Конечно, на людях Харахорц не показывал своих страхов, но, когда он пять ромов убегал от резвившегося теленка, все начали с него издеваться. С тех пор он боялся даже выходить на улицу — все отсиживался в своем имении, тренируясь мечом и врукопашную, но только с деревянными манекенами.
Вот так ограниченно, счастливо и радостно жил он, не зная никаких хлопот, кроме насмешек и страха, до своего рокового дня рождения.
Когда Харахорцу должно было стукнуть восемнадцать лет, его родителям, (чьи высокопарные имена были настолько длинны, что я не запомню и с пятого раза) приспичило отпраздновать на семейной даче, недалеко от границ Захамубара. Было приглашено четыреста гостей, конечно высокопарных, знатных и богатых, приехавших, конечно, с прислугой, охраной и другими нахлебниками, общее количество которых насчитывало больше тысячи голов. Для охраны высоких гостей, вокруг дачки, диаметром около четырех ромов, было выставлено восемь сотен солдат, но и такая куча охраны не помогла.
В большой зал имениннику вынесли восемнадцатую свечу на восемнадцатом пироге (одним тортом не накормишь поганую ораву гостей, которые приперлись громадным тайфуном ртов и не принесли никаких подарков кроме замысловатых речей, суть которых не понять никому, даже самим рассказчикам). Только Харахорц задул последнюю свечу, как длинной стрелой сдуло парик у графини фон Мангабру де Паруде дю Мондю.
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |