|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
? Владимир Датыщев
Оборотень и другие
Глава 1
"Спи, моя радость, усни, в доме погасли огни"
Отелло, мавр, колыбельная
Если одной тихой и абсолютно темной ночью, возле вашей кровати неожиданно из неоткуда появится маг, никогда не кричите от испуга! Как это сделал я...
И тут же получил тяжелым посохом по спине.
— Не кричи! — заорал в ответ Зоргаддун Лысый, замахиваясь посохом еще раз.
— Хорошо, — просипел я, потирая ушибленную спину и слезая со своей красавицы, — не буду!
Женевьева истошно завизжала, стараясь прикрыться одеялом, и мне пришлось воткнуть в ее прекрасный ротик небольшую подушку. Сделать это было ужасно непросто, так как она изо всех сил старалась извернуться и пнуть вашего покорного слугу ногами. В итоге подушка оказалась там, где ей и следовало находиться, а в пах красиво ударилась изящная, но твердая ножка.
Пока я выл от боли, Зоргаддун с улыбкой наблюдал за моими отчаянными потугами закрыть женщине рот. Наконец он снизошел до небрежного кивка головой, который временно запечатал Женевьеве голосовые связки Заклинанием Молчания, и укоризненно посмотрел на меня.
— Вижу, Сизый Клык, как всегда, в своем репертуаре... Женщины, девушки, и еще раз женщины...
— Ага, — скривился я, отчаянно сжимая руками между ног. — Тебе чего надо, старый палкомахатель?
В другой комнате кто-то злостно застучал в стену и закричал противным басом лесоруба:
— Козлы! Закройтесь! Даже в борделе спокойно отдохнуть нельзя! То стонут, то завывают, ну дайте же спокойно потрахаться!
Ему ответили из той же комнаты, только голос на этот раз был женским:
— Сам козел! У тебя не стоит даже! Полночи поднимаю, а ты хоть бы хны... Или работай, или катись к себе в леса!
Лесоруб за стенкой задохнулся от злости:
— Это у меня-то? Да на тебя ни у кого не встанет, старая корова!
Обиженная проститутка ответила, едва ли не всей своей профессиональной лексикой.
Бордель медленно просыпался, и почти изо всех комнат полетели реплики относительно того, что каждый из клиентов думает о лесорубе и его шалаве.
Зоргаддун рассеянно улыбнулся и покосился с говорящей стенки на меня.
— Предлагаю покинуть это весьма распутное место и где-нибудь уединится.
У меня сразу же нашлось множество причин остаться в казенном доме, но маг угрожающе черкнул посохом по воздуху, и они тут же отлетели вместе с остатками сна. С огненной магией ссориться — не любить себя и свой хвост...
Пока высокочтимый чародей рисовал на ветхом коврике Руны Перехода, я ухватил со стула штаны, чмокнул в щечку Женевьеву и бросил на кровать несколько серебрянных.
— Не грусти по мне, солнышко лесное! — С сожалением крикнул я, пока Зоргаддун тащил меня к Переходу.
Я никогда не любил Переходов, тем более, когда их творил Зоргаддун. С его магическими способностями можно было подвинуть средней высоты гору, но с комфортом переместится — никогда. Вот и сейчас, мы летели по 18-ому Туннелю Соединения — маг более-менее спокойно, опираясь на посох и кутаясь в свою фиолетово-черную мантию с накидкой на голову, а я — вниз головой, и отчаянно болтая руками. Мое достоинство сломало появление из бокового канала какого-то чародея Нижней Гильдии. Увидев меня в такой прекрасной позе, он злорадно засверкал зубами и выкрикнул что-то насмешливое. Окончательно опозорила та вещь, что я не смог дотянутся к нему зубами, и он исчез на Левой Стене Реальности, помахав Зоргаддуну рукой на прощание.
Оставляя за собой колебания материи, мы достигли Точки Выхода и с громким хлопком появились в трактире "У Мбатмы". Как всегда маг вышел из Туннеля неспешно, я же — вылетел стремглав, и запорол носом по влажному после вечерней уборки полу.
Мы частенько наведывались к Мбатме, и поэтому свежая обстановка меня совсем не удивила, хотя немного озадачила. Каждые пять дней хозяин менял в трактире все: от формы столов и одежды прислуги, до самой последней мухи на светильнике.
Сегодня он порадовал своих гостей темно-розовыми тонами, которые уже были, кажется, лет пять-шесть тому назад, и восьмиугольными столиками из красного дерева. Столы украшались красными подсвечниками в виде женских туфелек с бледно-розовыми свечами. Потолок, украшенный свечными канделябрами, напоминающими снегоступы, поднялся несколько выше, чем неделю раньше, а барная стойка намекала отделкой на огромный расшнурованный ботинок, ощетинившийся рядами бутылок. Почти все стулья имели вид обувных ложек, а как всегда полуобнаженные служанки носили на голове чепчики в форме тапочек. Но особенно хорошо смотрелся главный трактирщик, одетый в кожаную одежду "под сапог" и обильно измазанный ваксой.
Народу в Большом Зале было совсем немного, и почти все знали мою "мирную" натуру, поэтому не засмеялся никто, хотя я со злостью отметил несколько тихих смешков. Надо будет припомнить вон тому даракцу возле барной стойки — больно уж широко раскрытый рот.
Зоргаддун, помахивая посохом, уселся за ближайший столик и взмахом подозвал служанку. Я подсел к нему, все еще злясь и пожирая его обиженным взглядом. Со времен нашей последней встречи, маг практически не изменился, побери его Марубха. Все те же черные глаза, окруженные синеватыми пятнами от недосыпания, та же седая, неухоженная борода и тот же узкий лоб, испещренный морщинами от редких бровей до края черно-фиолетового капюшона. Не говорю уже про красные прожилки на белках, намекающие на дружбу мага с огненными стихиями.
Словно не замечая моего оценивающего взгляда, маг заказал огромный кувшин пива и две слоновьи ляжки — подлизывается, колдовское отродье. Мы молча сидели, поджидая заказа, видимо, Зоргаддун помнил — на голодный желудок от меня добиться нельзя даже плевка на пол. Хотя, нет, наверное. Таким способом от меня можно добиться хорошего пинка под зад.
Я от души плюнул под ноги и уставился на проходящую мимо служанку. А девочка — ничего. Все при ней: груди, ножки, попка, мордашка. Только вот надменная она какая-то. Ничего, надменные — это слабость некоторых красивых оборотней, надо будет когда-то ради спортивного интереса...
Мои размышления прервало появление здоровенного подноса, в форме подошвы, с едой и кувшином пива перед носом.
Маг не ел ничего, только отхлебнул из своего сосуда и уперся тяжелым взглядом прошлогоднего алкоголика ко мне в тарелку. Я с голодным рыком откусил треть слоновьей ляжки и запил из своего кувшина.
— Ну, — спросил Зоргаддун несколько минут спустя, с сожалением разглядывая пустой поднос и подталкивая свою тарелку ко мне, — наелся?
Я молчал, нахмуренно хрустя слоновьими костями.
— Как тебе вон та малышка? — спросил Лысый-маг, явно желая отыскать в моей особе хотя-бы маленькое одобрение к себе.
Я ответил довольной отрыжкой и жадно посмотрел на его кувшин.
— Вижу, ты не очень рад встречи со мной, — продолжил маг, спешно хватаясь за свое пиво.
— А как же! Радости полный кошель! — Зарычал я, вспоминая его ночное появление. — Последний раз, когда мы виделись, ты оставил меня на поживу диким ийзенканам.
— Ну, за тот маленький инцидент, извиняюсь, — немного сконфузился маг. — Ты же жив остался...
— Жив? — Заклокотала моя обиженная особа и чуть не вцепилась ему в глотку. — А половину хвоста ты мне потом отращивал?
— Я готов возместить ущерб. — Ответил маг, — сколько?
Видимо, не ладятся у Зоргаддуна нынче дела, если вот так с лету хватает дело за горловину. При любых нормальных для его скудной хитрости обстоятельствах, не слыхать мне и слова о деньгах до окончания разговора.
— Узнаю плутоватого Лысого-мага. Нагадит сначала по самые уши, а потом деньгами бросается. Ладно... — Я внезапно подобрел, представляя увесистый мешок с деньгами. — Сто золотых и можешь говорить, что надо.
Зоргаддун бросил на стол маленький кошелек и улыбнулся, сверкнув желтоватыми зубами.
— Здесь — двадцать. Но ты получишь еще в сто раз больше, если согласишься исполнить вместе со мной маленькое дело.
— Маленькое дело? — Заворчал я, все же добрея после того, как кошелек перекочевал со стола ко мне в карман. — Прошлый раз маленькое дело состояло в том, чтобы достать волшебный изумрудный слиток из Королевской Башни, и с тех пор в Карлонде за мою голову назначена цена в тысячу карбушек.
Маг только успел открыть рот, чтобы ответить, как в Большой Зал ворвалось около двадцати стражников и, бешено маша алебардами, они окружили наш стол. Зоргаддун моментально позеленел и незаметно для всех, конечно, кроме вашего покорного слухи, бросил что-то под стол.
Худенький и прямой, как акулий плавник сержант отряда, шагнул вперед и бросил на скатерть увенчанный красной королевской печатью свиток. Его худенькое наглое горло так и напрашивалось на крепкий укус.
— Именем Императора Монка Баблабуба Семнадцатого, ты, маг Зоргаддун Лысый, обвиняемый в убийстве Главного Императорского Чародея, арестован.
Мои глаза полезли на лоб — колдовской хрыч поднялся в них на двести пунктов. Впервые за несколько лет!
— Какого черта! — испуганно пролепетал Зоргаддун, медленно сползая со стула. — Я ничего не сделал.
— Расскажешь об этом Старшему Палачу! — Заулыбался сержант и наставил на мага алебарду.
Я мгновенно почувствовал, что пахнет неприятностями со стороны власти и деньгами с боку одного старого колдуна. Выбирать не приходилось — я слишком не любил эту вшивую страну, и слишком уважал деньги (хотя любовь к магу была намного меньше от амурных отношений со страной).
— Вы не заберете моего друга! — заорал я, прыгая на стол и мгновенно превращаясь. Этот отряд королевской стражи, наверное, никогда не видел более страшных клыков и когтей, чем у меня, и поэтому перепугано отступил несколько шагов назад.
Стараясь напугать их еще больше, я закрыл на секунду глаза, поднял пасть вверх и душераздирающе завыл. К сожалению, этой секунды кому-то хватило... Ужасный удар обрушился мне между глаз, и я, как подкошенный, рухнул под стол. Последним воспоминанием, отчаянно уцепившимся за сознание, был сдавленный крик Зоргаддуна "Пять тысяч! Кар..."
Боль разливается между скудными извилинами, протекает по затылку и направляется куда-то в задницу. Все ноет... Мелкие яркие круги в глазах, сменяющие красную темноту. Скрежет тяжелых, как ляжка великана, век. Резкий свет болью пробивает робкие глаза. Прямо надо мной, с картины на стене, скалится дырявая калоша, заставляя напомнить, где ты.
Я очнулся за тем же столом, лежа человеческой головой на достаточно неплохих коленях симпатичной служанки, виданной моей особой раньше. Глаза залило кровью и ужасно шумело в ушах.
— О! — Обрадовалась служанка, вытирая мне кровь со лба. — Страшный черный кот и друг чародея проснулся! Трусливый маг — в кутузке, а храбрый воин — лежит, бедненький.
"Бедненький" лишь жалобно застонал, пожирая взором ее шикарный бюст.
— Ну, ничего, — мягко промурлыкала она, щупая мои бицепсы. — Сейчас мы тебя подлечим...
И тут я вспомнил!
— Где? — вскочил я и бросился под стол.
— Чт... — Не успела промолвить женщина, как я уже вылезал из-под скатерти, что-то зажимая в руках. И сразу же удивленно охнула, узнав предмет в моей руке.
— Это же!
Да, я тоже узнал предмет, сверкающий зеленым пламенем и окруженный розовым свечением трактирных свечей. Весом более триста карат, литое из цельного слитка золота с искусно вплавленными драгоценными камнями, неимоверной величины кольцо. На макушке его венчал треугольный зеленый изумруд диаметром с мой ноготь. От камня, опоясывая всю сияющую поверхность кольца, расходились витиеватые плавные буквы, составляющие какую-то надпись. Это был всем знакомый Огромный Перстень Магии Главного Императорского Чародея, и не было в этой стране человека, который на каждый большой праздник не прикипал бы к нему глазами.
А я то еще думал, что старый плут никогда не занимается черными делами! Зоргаддуна всегда хватало только на мелкие кражи, и то, с моей помощью.
Несколько секунд смотря на Перстень и стараясь сгенерировать хоть маленькую толковую мысль, моя особа снова повалилась на пол. Странно, или что-то в пиве, или меня повторно огрели по черепку. Быть может, служанка, не была настолько приятной особой, а одной из девчонок с улицы Зеленых Свечей? Как же люблю продажных девок, чтоб им пусто было! Зеленой свечей их...
На этот раз пробуждение было менее болезненным, да и обстановка поменялась. Несколько минут я не открывал глаза, боясь опять потерять сознание. Хвала Лимпадрасте, сознание не убегало, и мозги не имели большого желания брызнуть через уши, хотя в переносице что-то покалывало.
Большого Перстня Магии в руке не было. Как не было и свечей, столов и прочего.
Я лежал, в чем мать родила, на небольшой уютной кровати в маленькой каморке, и возле меня, грея своим горячим телом, лежала та самая служанка. Обнаженная, как грешница в Аду. Мне всегда нравились голенькие грешницы, но как только я потянулся к женщине, то с ужасом отметил, что рука в крови. Кровь щедро сочилась из громадной раны в боку моей соседки.
Опаньки! Вот это день! Сначала — мага в каталажку, потом — труп в кровати. Видимо, госпожа Фортуна сегодня повернулась ко мне своим уродливым задом. И, правда...
Несколько секунд спустя мой обостренный слух определил за дверью торопливые шаги подкованных сапог и тихое шептание Маковея-Доносчика:
— Зарезал бабу, говорю вам. Как свинью зарезал. Да не колдун он, просто оборотень... А дадите мне сколько? Под какой такой зад? Я же вам его прямо спросонку, возле трупа... Ну вы идите, а я здесь подежурю, вы же знаете, как меня люди любят...
Я лихорадочно заметался по комнатке, забрызганной кровью, стараясь найти выход. Выхода не было: ни окон, ни сдвижных панелей. Только кровать с трупом, да дверь, к которой через секунду подойдут стражники. Ну, еще малюсенькая тумбочка и четыре темных угла. Все, Клыку приснился валенок... В паука, что ли, превратится? Ну что за вшивая ночь?!!
Стражники выломали дверь и гурьбой ввалились в каморку, при чем двое умудрились упасть на мертвую и забарахтаться по окровавленным простыням. Целых семь боровов, одетых в тяжелые доспехи, и вооруженных алебардами. От испуга, я чуть не испортил воздух, но, кажется, Фортуна, наконец, мне показала все свои триста с чем-то белоснежных зуба.
Один из охранников спрыгнул с кровати, повертел головой в разные стороны и обратился к сержанту. Кровь убиенной стекала с нагрудника, щедро орошая пол.
— Господин сержант, кроме трупа здесь никого не обнаружено.
Тот же, что брал Зоргаддуна, сержант, осмотрел комнату, посмотрел на свой наручный амулет, пнул неподвижное тело на кровати и с сожалением объявил, делая умный вид.
— Сам вижу. Здесь даже нет намека на магию. Если бы оборотень превратился, например, в паука, мой амулет бы сразу его засек. А здесь есть только восьмеро абсолютно немагических существ, да еще тараканы. Но я еще никогда не слышал об оборотнях-тараканах, а магические вещи врать не могут.
Он сделал скучную мину и махнул рукой, окликая своих солдат.
Служаки, со всей силы стараясь показать, что им дошло, кивали металлическими головами.
— А ну пшли, олухи. Ты — зовешь труповозку, ты — хватаешь Маковея-Доносчика, даешь по хребту, и тащишь оного в отделение. Может, это он сам, вот, ее зарезал. Ах, да! Остальные — за мной на конфискацию заморского вина! По сведениям законопослушного господина Маковея, у Мбатмы сегодня в подвале пять незарегистрированных бочонков...
Он еще раз пнул сапогом мертвую и рывком покинул помещение. Вслед за ним радостно выбежали четверо счастливых подчиненных, предвкушая дегустацию иностранного алкоголя. Оставшиеся двое понуро вышли, тихо ругаясь и бряцая доспехами. Один — за трупарями, второй — за любителем потрепаться. Не везет им сегодня — еще несколько часов будут ходить трезвыми тогда, как их товарищи с радостью отдадутся в сладкое исполнение обязанностей.
Если бы у военных варили котелки, или, на конец, они умели хотя бы считать и поднимать голову вверх, одним оборотнем на бренной земле стало бы меньше. Как только что сказал не в меру понятливый в чарах сержант, магия никогда не врет! Да, но врут люди, ничего в ней не понимающие. Их-то семеро было...
Я спокойно слез с потолка, где только что тщедушно висел, цепляясь когтями за балку. Колени тряслись, как у большого кузнечика с Ваглаловых гор. Мне необычайно повезло. Много раз! Я бы мог уже много раз попасться, если бы... Потолок был каменным и моим когтям не было бы за что зацепится... Стражник, которому на шлем падали мои капли пота, не был таким глухим... Сержант с амулетом не был таким дурным. Маковей-Доносчик не был... Вот кого мне сейчас нужно! Тварь! Кто его за язык тащил?
Стоп, какой язык? Я размышляю как самый обыкновенный убийца. А я ведь не убивал... Или... Что мы помним последнее? Огромный Перстень Магии... Мрак в голове. Труп. Ничего не понимаю. Состояние сейчас у меня такое, словно бы две недели пил, не просыхая и не ложась в кровать, а потом задремал на пару минут... По правде говоря, так почти и было...
Голова разламывалась, словно после удара великана из Маналы. Во рту — что пустыня Лямум, а руки — пудовые абордажные зацепы. Меня кто-то опоил! Ну не маг же, он дело какое-то хотел мне всучить. Тогда кто? Единственное, что мне нравится во всей этой истории, так это Зоргаддуново обещание о пяти тысячах золотых. На такие деньжищи, куплю себе маленькую галерку и буду плескать волнами от Рузфы аж до Снежных Пустынь. Кораблик — единственное, что не дает мне, быстренько поджав хвост, убраться из этой паршивенькой страны. И еще, не очень приятно просыпаться с хладным трупом на руках.
Мне срочно нужен Маковей. Уродец, чтоб его...
Только за хмурым после отключки оборотнем захлопнулась дверь, окровавленное тело шевельнуло ногой и со стоном свалилось с кровати. Голова с глухим стуком шмякнулась об пол и неестественно вывернутая шея стала на свое место. Рана на боку медленно затянулась, скрывая темные внутренности занавесью кожи. Мертвая хмуро сплюнула на пол и мрачно прошептала.
— Всю грудь истоптали, холуи императорские!
Выше упоминаемая часть тела начала медленно уменьшаться. Ткань, обтягивающая это дело, с удивлением обвисла и решила больше не вздыматься. Фигура наоборот огрубела и начала расти.
— Полдела сделано, — радостно послышался тот же шепот и тусклый силуэт растаял в мерцании коридорных светильников, еле не растянувшись в луже собственной крови.
Единственное, что мне нравится в этом городе, это звездная ночь. Темный, утыканный сияющими дырами горизонт, опоясанный желтоватыми парами уличных водостоков. И, конечно же, завывание волков за стенами в лесу. С давних времен многолетние башни Лампыха сражаются с неусыпной природой. Сильные лианы извиваются между камней, трава пробивается из толстых булыжников мостовой, разламывая и дробя несокрушимый камень. Город, оплот цивилизации, стоит, окруженный со всех сторон мрачным лесом, который незаметно, но неумолимо пожирает непоколебимый гранит. Рано или поздно, через сотню или тысячу лет, дома покроются зеленью и маленькие зеленые ростки взглянут на мир сквозь огромные дыры в стенах, пробитые временем. Ничто не вечно — все склонится перед мрачной природой. Молчание и спокойствие — вот что станет истинной гибелью человечества. Только мы, оборотни, приживемся при любых обстоятельствах.
Размышления на подобные темы не приведут меня ни к чему хорошему, мне даже на секунду стало жаль Зоргаддуна. Но долой сантименты: владея ими, можно запросто и быстро откинуть копыта.
Главное Управление Стражи стоит прямо на улице Восхода, налево, если смотреть от пивной Ибрагимхи. К нему ведет несколько дорог, например, Западная, со стороны Императорского Дворца. Центральный Путь — от Порта. И, наконец, Печальная дорожка — от Больших Кладбищ.
Сразу возле его здания, полгода ожидая мусорщиков, громоздились большущие мешки с конторским бумажным мусором, завалив половину улицы. Эта куча сушится посреди одного из центральных районов столицы Империи, начиная с указа Монка Баблабуба Семнадцатого о чистке государственных бумаг и переходу на новый стиль деловодства, который пришел вместе с новой властью.
Вот здесь я и развалился на нескольких мешках, ожидая Маковея, и благодарил богов за предоставленные мне бумажные удобства. Напротив моего убежища, ровным контуром по черному небу высилось здание городской тюрьмы. Мрачные, без трещин, темные стены, тускло поблескивающие при лунном свете — они как бы потели, впитывая испарения самого большого стока нечистот на юге Маджарбана. По верхам зубчатой стены, видные по пояс, то и дело проходили стражники, с обмотанными тряпьем забралами. Видимо, запах, исходивший от стока, задевал за живое даже знаменитых имперских "мусоров". Завидев стены и замотанных стражников, любой прохожий издали начинал представлять, что творится в самой тюрьме, если главный тоннель нечистото-стока проходил прямо под нижним ярусом тюрьмы, где держали самых опасных преступников — первой степени. Где-то там, во мраке сырых подвалов каталажки, вычесывает клопов из бороды мой знакомый преступный маг. И этот факт приятно согревает мне душу. Зоргаддун хоть и большая сволочь, которая вам голову оторвет за лишний грош, но все-таки я его по-своему люблю. И, конечно же, не хочу видеть его абсолютно лысую голову в корзине с отрубями. После радушной встречи с Главным Императорским Палачом. Лучше я ему сам горло перегрызу...
Подо мной зашелестела сухая бумага и из-под нее показалась давно немытая голова нищего.
— Ты чего мое место занял? — Недовольно заворчал он, и к голове добавилась грязная рука с не менее грязным ножом. — А, ну, вали отсюда, ищи себе другую помойку.
Я лениво зевнул, выпуская на несколько сантиметров из десен клыки и помахал ему пальцем. Голова напугано икнула и попробовала нырнуть в бумагу, но мне легко удалось ухватить ее за нос.
— Хочешь заработать бронзовик? — Спросил я, медленно вытаскивая агрессора из кучи, пока пред моим взором не восстали черные от пыли босые ноги.
Нищий изо всех сил закивал головой, показывая абсолютное внимание, и стараясь освободить ноющую часть физиономии.
— Так вот, — продолжил я. — Знаешь Доносчика?
Мой новый знакомый закивал еще энергичнее.
— Когда он выйдет из Поста, ты подойдешь к нему и скажешь, что знаешь, где скрывается Сизый Клык. Думаю, за серебренный, он захочет, чтобы ты показал ему место, где Клык прячется. В итоге, приведешь Доносчика к Старой Башне. Понял?
Мелкая монета исчезла в потной ладони бомжа, и ее новый хозяин полез обратно в мусор.
— Эй, — я окликнул бумажного обитателя, — помни, я всегда могу найти тебя, — и еще раз сверкнул клыками.
Вскоре из узенькой двери Поста, освещенной большим уличным фонарем, обильно потея и вытирая пот, вытолкался Маковей-Доносчик. Я видел его уже не в первый раз, но, как всегда, был ошарашен его несравненным видом. Кажется, он толстел каждый лишний час. Даже издали Доносчик выглядел пустынным слоном. Да что слоном, грамвалакские драконы и то, в сравнении, казались небольшими птичками. Одет этот бегемот был в неимоверного размера шелковую тогу, расписанную красно-зелеными бабочками, и тазоподобные сандалии на босу ногу. На фоне бабочек, подбежавший нищий выглядел худеньким комариком.
Размер — вот почему Маковей, ужасно не любимый всеми, кто хоть немного побаивался стражу, жил еще на этой земле. Да кто ж к нему полезет после доноса! А если и полезет, то и в тюрьму попадет, и еще долго будет лечиться... После зверских побоев от руки такого здоровилы! В итоге, чтобы напасть на Доносчика, надо быть как минимум психом. Или оборотнем... Впрочем, одно другого не легче.
Слон и моська несколько мгновений пообщались, и, в итоге, Маковей пошел вслед за нищим.
Дальше все было просто, как три пальца об... Я имел в виду — облизать. Возле Старой Башни бомж ткнул пальцем куда-то за горизонт и умчался в неизвестном направлении, а толстяк остановился и посмотрел по сторонам.
В человеческом обличии я всегда ношу с собой достаточно много всяких чудесных предметов. Под моим невзрачным серым, но абсолютно бездонным плащом, в многочисленных карманах, можно найти почти все, что пожелаешь. Одежка эта досталась мне от прапрадедушки и некоторые карманы он, как довольно известный маг, наполнял сам. Еще с детства я пробовал раскрыть все секреты этого куска не рвущейся ткани, но вскоре мне надоело, и я закончил обыск на 684-ом кармане. Мать говорила, что старый Малангук Зеленый, который одновременно являлся и моим прапрадедом, связал плащевые карманы с какой-то реальностью. Надо было только захотеть любую материальную прихоть, как желаемая вещь переносилась из неоткуда в карман. К сожалению, после смерти предка, его сын, а также мой дед, однажды сильно напился, и, страдая недержанием, намного подпортил подкладку. После этого с плащом что-то случилось и теперь, например, вместо иголки можно спокойно вытащить топор небольших размеров.
Однажды, пребывая в юном возрасте, мне пришлось пожелать коробку конфет для девушки. В итоге, я вытащил на белый свет, пред светлые очи моей любви, скунсопаука. После продолжительных обмываний моей особы в реке, юному оборотненку расхотелось экспериментировать с дедовским плащом. Эх, молодые годы...
Даже сейчас, я пользуюсь плащом только в крайних случаях. В основном, мой плащ — хорошие доспехи: можно перерубить только очень сильным ударом меча, жаль только, что плащ укрывает меня только на спине (скукожился от многочисленных стирок). Под ним я ношу еще много чего безотказного и смертоносного. Как говорил один мой знакомый из другого Измерения, omnia mea, mecum porto, что в переводе с варварского примерно означает "все свое таскаю на себе". Еще при моей службе в Государственной Гильдии Очистителей (а реально — убийц), мою особу научили носить на себе около 30 килограмм амуниции. А это: короткий заговоренный меч, дюжина метательных ножей, веревка с кошкой, топорик для нарезания сала, миниатюрный подлоктевый арбалет и болты к нему, набор отмычек, статуэтка святой Оборры, коробка многоразовых контрацептивов (бычьи кишки) и многое другое.
Великомученица Оборра помогала не только своим святым покровом, но ею, в случае чего, можно было смачно огреть по голове какого-нибудь слишком усердного охранника.
С трудом, роясь в вещах, я дорылся, наконец, до своей любимой удавки. Это практически единственное орудие, которым можно, не убивая, заставить заговорить любую скотину. Остается неожиданно подкрасться и накинуть ее на шею одного слишком плохого Маковея. Сейчас он сладко захрипит и после долгих побоев расскажет, кто и зачем меня подставил...
Да не тут-то было! Вы когда-нибудь пробовали в одиночку, одним движением, обвязать веревкой баобаб? Вот и я говорю — нереально. Впрочем, накинуть-то можно, но удержать!..
Доносчику надо было только несильно махнуть головой, как я уже летел через придорожную канаву, откуда только что выскочил. Ну и силища у него, клянусь Скадом! Зачем я только влез на этот кусок динозавра!
— А! Грязная свинья! — Нехорошим голосом заорал Маковей и, перепрыгнув через канаву, бросился ко мне. Размах его рук во многом превосходил крылья альбатроса. Но в этом есть и свои плюсы. Я прошмыгнул под его лопатами и тут же попробовал атаковать сзади.
И тут же схлопотал коленом в пах. Вот тебе и ннннннна! Сначала куртизанка, потом — здоровенный боров. Если так будет продолжаться и дальше, бедный Сизый Клык останется когда-нибудь без потомства.
Черный Млабалуг! Вот это скорость! — Подумал я, вытаскивая голову из проломанной моим бренным телом стенки, после очередного удара.
— Убить меня собрался?!! — Доносчик входил в ритм, нанося мне следующий удар. Слава Оборре! У меня еще хватило сил откатится, и удар пришелся на проломанную стену Старой Башни. Толстяк заорал от боли, облизывая треснувший кулак. Какой-то недоверчивый кретин может спросить, а как же это — Клык головой, и нечего, а этот монстр кулаком — и уже кончается. Отвечаю! Ответ прост, как фанатик на вечерней службе — оборотни, слава богам, несколько крепче разных там доносчиков.
Пользуясь моментом, пока кулак наполовину находился в пасти Маковея, я подпрыгнул с земли и, вложив в удар все силы, ногой вбил его поглубже. Толстяк очумело выпучил глаза, стараясь вытащить кулак обратно. Но последний напрочь застрял, не высказывая и малейшего желания вытаскиваться. Толстая морда начала медленно краснеть от потуги.
Я немного отдышался и с разгону влепил Доносчику ногой в пах. Пах, а вместе с ним и Маковей медленно опустились на землю, издавая приглушенные вопли и злостно закатывая глазами.
Обессилено я сел верхом на тушу, хотя пришлось немного покарабкаться, и постучал ему по лбу.
— Как самочувствие?
Он лишь злобно посмотрел на меня и выпучил зенки.
— Ну не надо так, толстенький, я ведь больно укусить могу.
Маковей задергал во рту кулаком. Его лоб и щеки покраснели еще больше. Он медленно, но уверенно задыхался.
Я ухватился за его локоть и легонько потянул на себя. Пасть не отпускала.
В мыслях одни ругательства. Не везет же мне сегодня: как мне этот выродок Марубхи, расскажет о подставивших меня лицах, при торчащем во рту несколькопудовом обрубоке сала. И тут меня осенила идея.
— Писать умеешь?
Он утвердительно замигал ресницами, под озвучивание утробных рыков.
— Значит так. Сейчас ты на этой вот бумажке, — я выудил из одного из карманов бумагу и перо, — пишешь все, что знаешь обо мне, маге Зоргаддуне и двух неприятных убийствах этого дня. Понял?
В ответ прозвучало лишь слабое мычание.
Через полчаса, картина нашей одинокой беседы изменилась, я получил во владение исписанную кривыми каракулями бумагу с подписью и все деньги, что находились у Маковея в карманах. Неплохо, целых 9 золотых. Ах, да! Кулак...
Со звуком лопающейся плоти и со страшным стоном, благодаря моей посильной помощи, рука вырвалась на волю. И снова невезение — из-за угла, мирно маршируя, показался отряд стражи. Ко глубочайшему сожалению, Доносчик не получит сегодня по рваной морде, так сказать, на будущее.
Превратившись, и показав стражникам на прощание хвост, я канул в ночи.
Шар показывал одно и то же. Оборотень карабкается по верхушкам стен. Оборотень прячется по углам. Оборотень с видом полуумка разглядывает огрызок бумажки. Оборотень...
— Не надо было начинать все это дело, — вздохнула тень, прикрывая визо-шар шелковой накидкой.
— Дураки уничтожат мир!..
Мелькание пламени на стенах усилилось.
— Рано... Или поздно...
Единственное, что мне сейчас нужно — найти человека, который умеет читать. Сейчас я глубоко сожалею о том, что выбрал профессию воина, а не писаря, или, скажем, мага какого-нибудь.
В юности, когда я только вышел из отцовской норы, предо мной открывались широкие горизонты науки. Но тогда я грезил мечами и битвами, совершенно не задумываясь о такой маленькой возможности — стать ученым человеком. Не желая идти в Академию, я пошел в Военный Университет имени бога Млабалуга Черного, где учили только махать острыми предметами, да стрелять из луков. У меня есть большие подозрения относительно того, умел ли хоть сам ректор — здоровенный великан Гуг с Ваглаловых гор, начеркать несколько черточек на куске отмануфактуренного дерева. После окончания Университета, я вышел с дипломом, но не письменным неучем.
Итак, в этом городе я бываю нечасто и знакомых здесь раз два и обка... Простите, обчелся. Меня здесь знают в основном воры, убийцы, сутенеры, проститутки, один заключенный маг, да теперь и стража. Но, никто из этого круга людей, за исключением мага и стражи (и то, наверное, один на десятку капитанов), ни читать, ни писать не умеют. Куда же мне податься? В бордель? Нет, там, хоть примерно зная мою натуру, будут искать в первую очередь, да еще и письменных там не имеется. В свою старую конуру идти сейчас опасно — город кишит патрулями. И зачем я дался забрать себя с любимого города Бзых сюда, в Лампых? Проклятый Зоргаддун!
Кто же здесь может помочь? Смутная мысль засела мне в голову: ночь переночую и завтра подамся на базар. Там можно найти кого и что угодно. А сейчас...
Я выкарабкался на высокий дуб, возле окон какого-то дома, свернулся калачиком и заснул между ветвями. Люблю спать в своем зверином обличье.
Глава 2
"Люблю неожиданные встречи:
пообщаться, выпить и, главное, закусить"
Годзилла
Меня разбудил крик рапакка где-то вдалеке. Как и много кого в округе.
Из окон ближайшего дома излился водопад стенаний — рапакков никто не любил. Кто ж его полюбит, если этот ночной вариант петуха мешает сладкой ночной жизни. Я сладко потянулся и, абсолютно забыв, где нахожусь, ломанулся с ветки. Возможно, кому-то приносит радость восьмиметровый полет на каменную дорогу, я же к этим созданиям не отношусь. Скривившись и почесав свой ноющий зад, я отметил что, падая, превратился в человека. Странно, такого раньше со мной не было. Старый склерозник...
Наверное, сегодня уже вывесили портреты преступников, вместе с моим наивным изображением, так что надо немного изменить внешность. А то мало ли, сколько здесь разных сволочей типа того Маковея.
Я немного удлинил себе лицо, за несколько минут отрастил полуметровую бороду и усы, уменьшил рост и посмотрел в лужу. Прекрасно, родная мама узнает, а вот стража — нет. В поисках одежды, из карманов плаща, появились сначала дрянные вонючие обноски, затем — королевская мантия, и, на конец то, что мне было необходимо. Теперь моя особа сверкала красной курткой и блестящими сапогами морехода-профессионала. На поясе полосатых черно-бордовых штанов я повесил найденный в плаще кривой короткий меч. Теперь я был похож на доброго карлика с острова Бонь, а не страшного и огромного пантера-оборотня.
Обноски без сожалений канули в ближайшей сточной канаве, а вот мантию, исходя из банальной жадности, пришлось тащить на себе. И как монархи носят такую тяжесть? Плечи словно пригибали меня к земле, а крайний конец мантии волочился за мной добрые два метра сзади.
Сейчас я находился на улице Потрохов. Эту улицу знал весь цивилизованный мир и, даже, далекие племена диких ийзенканов. Здесь делали все фальшивки, которые во все времена ходили по семи империям, тридцати королевствам и свободным землям. В подвалах улицы можно было найти все — от волшебного зелья для роста волос (очень редкая вещь), которое на самом деле вызывало рвоту и пронос, до легендарного Меча Всевластия Рахбатлута, позволяющего своему хозяину владеть миром. И все это было подделанным. Кстати, о мече. Говаривали, что каждый император, царь, король и даже большинство туговатых на голову старост небольших селений, когда-то покупали себе такое легендарное оружие. Вот и скажите после этого, что нами правят умные люди. Да ладно, не будем вспоминать об уме.
Было дело, я тоже как-то прикупил себе "подлинный" сосуд слез богини взора Тыри, делающего своего хозяина невидимым при краже... При первой же вылазке, меня поймали ошалевшие от удивления стражники, пред которыми я прошелся с целым мешком дорогих летающих ковриков. Когда мешок с ковриками и со мной тащили в тюрьму, я все орал как недорезанный, что меня здесь нет. Ну, ничего, этот сосуд мне помог — им удалось подкупить стражника, и он позволил мне смыться. Наверное, он потом рассказывал, что я сделался невидимым и просочился сквозь стену. Эх, лета ушедшей юности.
Несмотря на то, было совсем далеко за полночь, и вторая Луна уже успела выглянуть из-за горизонта, в подвалах не переставая, трудились рабы подпольщиков. А вот на этом дворе открыто красят свинец в золоченую краску. И правильно... Страже заплачено на лет десять вперед. Да и главный Страж Порядка господин Шобшлах, чтоб его бесы в карты проиграли, за огромные барыши закрывает на улицу Потрохов глаза.
Какой-то раб подбежал ко мне, чтобы выканючить у меня монетку и с удивлением вытаращил глаза, когда я взвалил ему на руки осточертевшую мантию. Впрочем, шоковое состояние у него быстро прошло и он, завернувшись в неожиданный подарок, побежал хвастаться перед собратьями. Я двинулся по направлению к базару. Впереди раба ждало избиение большой кучей таких же, как он, а мою персону — толпы всякого рода купцов и торговок. Идти мне пришлось немного, но за это время на людной площади Императорского Дворца меня еле не сбила карета Главного Глашатая и кучер наорал на меня, как на виноватого.
— Куда ты прешься! Война! К границам подходят войска ийзенканов! — И оставил меня стоять с открытым от изумления ртом.
Народ вокруг прекрасно расслышал его слова, и началась маленькая паника. Утренний контингент здесь составляли несколько десятков купцов, направляющихся, как и я, на Базарную площадь, да парочка ранних куртизанок, моментально рухнувших в обморок на руки сутенера. Купцы с криками похватали свои повозки с товарами и бегом бросились на базар, занимать лучшие места, переговариваясь о счастье, которое привалило и принесло повышение цен.
Меня, наверное, больше всего ошеломила неожиданная новость. Ужасно не переношу войны и всякие другие средства для отсеивания из этой многострадальной земли-матушки несчастных грешников, грозно размахивающими кусками метала. Когда-то, доброму дядюшке оборотню уже доводилось встречаться с ийзенканами и, поэтому, никаких позитивных иллюзий насчет войны с оными не возникало: скоро на город нахлынут темные полчища ужасно воняющих конским навозом варваров, вооруженных огромными топорами и ятаганами.
Лампых, как, впрочем, и весь Маджарбан постоянно воевал, приблизительно каждый год-два. При этом люди настолько привыкли к войнам, что даже делали ставки на какую-то из армий. Сражения выглядели следующим образом...
Маджарбан, огромная страна, с длиной границ приблизительно в семьсот тысяч ромов, соседствует с двумя маленькими, но очень воинственными странами, размеры которых вместе взятых раз в семь меньше Маджарбана. На севере это Глотх, на юге — Жратс. Обе страны имеют только по огромной армии наемников, да несколько золотых и бриллиантовых рудников, благодаря которым могут содержать те же армии. Правят странами два брата — оба полные кретины, страшные себялюбимцы и братоненавистники. История их настолько длинна и запутана, что лучше не буду вдаваться в подробности, и расскажу суть. С детства один брат — Сайс Баблабуб повздорил с другим — Монком Баблабубом, и выбил оному глаз (с тех пор Сайса зовут Метким, а Монка — Полуслепым). В то время Страной, которая состояла из Маджарбана, Глотха и Жратса правил отец сопляков Шушпех Баблабуб Кривоногий — лучший сотник Арталанта. Видя, что сыновья некогда не помирятся (из-за чего они поссорились, не знает никто, но говорят, что, наверное, это был волшебный музыкальный ночной горшок), Шушпех, когда они подросли, выделил каждому по маленькому королевству, подальше одно от другого. Тогда братья только формально правили своими странами — за обоими присматривал отец.
Но время летит. Шушпех Кривоногий внезапно умер, не успев составить завещание и оставив пустой престол вакантным местом... Первым престол занял Монк, успевший сколотить неплохую армию. Более сильный, но менее быстрый Сайс собирал войска целый год и придя, вышвырнул Монка из Маджарбана, еле не выбив тому второй последний глаз. Но и он долго не просидел на троне. Монк два года отлежался, отоспался, отъелся и опять влез на трон. И пошло.
Примерно раз в два года, в центре Маджарбана на Большом поле сходились две армии. Ни в одной из них не было хотя бы одного жителя Маджарбана, Жратса или Глотха — в обеих служили только наемники из дальних стран, поскольку больше никто не хотел служить на полудурков. После несколько дневной битвы, одна армия с позором бежала, а другая маршировала по тавернам и борделям. Выигравший новоиспеченный монарх (один из двух) занимал свой дворец и выдавал новые указы. Стране же оставался Баблабуб семнадцатый, с одной только разницей — или Сайс, или Монк.
Что интересно, вместе с битвами постоянно кочевала столица Маджарбана. При Монке, это был Лампых, при Сайсе — Маджреб. Также менялись и законы, и подати, и деловодства, и прочее. Люди к этому уже настолько привыкли, что носили двойные как военные, так и должностные звания, имели два варианта документов, два флага и два текста национальных гимнов. Хвала богам, никому из братьев не приходило в голову грабить собственную страну, или убивать мирное население. Народу эти войны грозили только моральным неудобством, никто от этого, кроме братьев и убитых наемников убытков не испытывал, цвели букмекерские конторы. Только чиновники всхлипывали каждый раз, когда вместе со всеми пожитками переезжали из одной столицы в другую: очень здесь плохие дороги — до конца пути доезжала только половина трапезного хрусталя.
Вот война с ийзенканами — совсем другое дело. Орды грязных, немытых и знающих только пару слов варваров интересовало только одно — мясо и золото. Город, или страна, не сумев дать отпор кочевникам, превращались в горящие развалины, щедро залитые кровью своих жителей. Варвары не щадили никого, разве что маленьких детей, да и тех забирали в степи, чтобы приучить к своей кровавой жизни.
Наверное, я повторюсь, если скажу, что мне СРОЧНО НУЖЕН ЗОРГАДДУН. Или, наконец, любой хоть самый слабенький маг, владеющий Рунами Перехода.
С такими печальными мыслями ваш покорный слуга, наконец, дошел к базару, и, перейдя через еще пустующие лотки торговцев пряностями, углубился между толпищами оружейных палаток. Возле самой известной и самой большей палатки оружейника Бросара как всегда слонялось достаточно не любящего стражу народа, чтобы выловить себе кандидатуру в помощники.
Сразу под входом в оружейное диво, как мне было известно, всегда толкались профессиональные воры, поджидающие покупателей, и наемные солдаты. Этот контингент никак не подходил под нужные мне параметры, поэтому следовало искать за палаткой. Там промышляли продавцы ворованного оружия, и некоторые слабые маги.
Сегодня здесь медленно прогуливался только один человек в длинной тоге какого-то восточного культа, задумчиво ковыряя пальцем в носу. Весь его лоб и левую щеку пересекал рваный свежий шрам от волнистой ийзенканской сабли, делая юное двадцатилетнее лицо подобием маски Агфрона.
Я неторопливо подошел к нему и поклонился. Видимо, он так же, как, и я, хорошо знал этикет сделок. Мне в ответ последовал такой же поклон, немного ниже, чем обычно, но это не страшно — слишком уж нужна помощь.
— Мне необходима ваша рука, — согласно этикету сказал я, звеня кошелем с золотыми.
Его глаза сверкнули, но лицо с пальцем в носу осталось таким же скучающим.
— Какая же рука понадобится доброму человеку? У меня много рук...
Я сразу же потребовал перечислить все руки, так как было странным видеть у столь молодого человека несколько умений.
Оказалось, он знает гномье единоборство, неведомое у нас на западе, хорошо фехтует, стреляет из лука и арбалета, является адептом Нижней Гильдии Магов и прекрасно открывает любые замки. Последнее достоинство меня развеселило, и я открыто заявил ему об этом. Мне в ответ последовала реплика о том, что нельзя недооценивать возможности незнакомых людей — в итоге можно поплатится частью тела. При других обстоятельствах, я бы уже давно поотрывал юнцу уши и сварил бы себе суп, но сейчас решил промолчать и спросить, не умеет ли он читать.
— Конечно, любой адепт Гильдии Магов должен уметь читать как простой язык, так и магические бармхи!
Я спросил просто и без всяких прологов.
— Сколько за то, чтобы прочитать крохотную бумажку на простом языке?
Он радостно заулыбался и заявил.
— Десять карбушек!
От такой наглости у меня на мгновение отяло язык, но не было еще ситуаций, когда Сизый Клык не сказал бы последнее слово.
— Два.
Теперь уже наступила его очередь ошалело уставится на меня.
— Десять, или ничего!
— Четыре, или вот этим кулаком, — покрутил я перед его носом, — по чьей-то дурной голове.
Он сфокусировал взгляд на моей руке и шрам на лице побелел.
— Согласен, — выдавил он, протягивая руку за деньгами. — Пусть благословит богиня сделок Рампамула наше согласие. Я — Харахорц.
Учитесь, добрые люди, как проводить торговлю!
Я представился, отсчитал ему в ладонь монеты и потянулся за бумагой.
За спиной кто-то заорал дурным голосом, и мы вместе развернулись, на ходу вытаскивая звенящие мечи.
Это оказался просто служитель Гильдии Новостников, размахивающий пергаментом вчерашних новостей. Его голос был подобен реву Рога Арталанта.
— Вчера арестовали известного мошенника, мага Зоргаддуна Лысого, за убийство Главного Императорского Чародея. Сейчас убийца находится в городской тюрьме, ожидая казни. Как вы уже все знаете, вчера утром кто-то превратил Чародея в камень и, украв и него всю кровь, а также Огромный Перстень Магии, скрылся в неизвестном направлении. Под окнами Большой Башни больше десяти человек видели Зоргаддуна, который, воспользовавшись Заклинанием Полета, подсматривал за Чародеем. При обыске мага, Перстень не найден. Разыскивается друг Зоргаддуна — Сизый Клык, который при поимке мага, встал на защиту последнего.
Клык, известный оборотень, разыскивается также за убийство служанки в трактире Мбатмы, где, собственно, происходила стычка с отрядом стражи.
Также, оборотня разыскивают за недоказанное избиение господина Маковея Доносауса. Относительно этих новостей сейчас нет ничего нового, так как у выше упомянутого господина напрочь порван рот.
При этих словах, с другой стороны палатки послышались радостные вопли воров и прочих "любителей" закона, что, впрочем, не помешало новостнику продолжить.
— На данный момент, за голову оборотня Клыка Сизого, назначена награда в 500 карбушек. Доставить живым!
А сейчас другие новости: орда ийзенканов уже перешла через Западный Предел, сминая ополчения пограничных жителей, и двигается прямо на столицу, обходя стороной большие гарнизоны. Гильдия Новостников предполагает, что при исчезновении Огромного Перстня Магии, столица потеряла почти сорок процентов защиты. В связи с этим, добрый Император отменяет все преступления, ниже первой ступени и объявляет общую военную повинность. Всем мужчинам, старше шестнадцати лет, надлежит запастись оружием и прибыть к Гарнизонным Казармам завтра в семь часов утра для прохождения учений. Тем, у кого оружия не имеется, оно буде предоставлено государством.
Внимание, объявления!
Императорский двор приглашает всех желающих завтра на всенародную казнь преступника первой ступени, убийцу Зоргаддуна. Будут бесплатные хлеб и пиво. Действо состоится на площади перед зданием городской тюрьмы на восходе солнца!
Торговец Хогар предлагает ковры-летуны лучшего качества за низкие цены. Покупателю каждого десятого ковра — набор карт Империи в подарок.
Торговец Мусфулька предлагает...
— А не пора ли нам активизироваться? — Шепот вязким киселем расползся по стенам. За окном задумчиво закачались облака. Тусклые лучики надежно укутанного солнца пробежались по гранитному подоконнику и улетучились. Визо-шар полыхнул гранатным светом и затрещал.
Фигура, укутанная в длинный черно-белый плащ, злобно схватила магическое творение и усердно заколотила им по столу.
— Проклятая Манаальская подделка!
Сейчас тень жалела, что не дала лишних три карбушки за нормальное Грамвалакское изделие. Шар треснул, заливая до блеска начищенный пол противным розовым киселем. Зал наполнился паром, уносящимся через окно в даль.
Фигура схватила голову руками и горестно завыла. Спустя несколько секунд, она воспрянула и помчалась в сторону кладовой. Остатки шара канули в закопченном провале очага, объятого пламенем.
— Это еще можно сделать с помощью ведра! Надо спешить!
Из кладовой послышались звуки бьющейся посуды и хлопки падающих стульев. С грохотом водворенное на стол ведро жалобно взвыло, когда в него полился собранный с пола кисель.
— Зур-мамныйр. Лапыркон, дырубелль, кампыде. Тфу-тфу. Или кэмподэ. Может, кимподи? Ить, отродья Марубхи! Где магические фолианты?
Где-то на средине объявлений, я невзначай посмотрел на Харахорца. Он серьезно качался, закачивая глаза под лоб и готовясь упасть в обморок, когда услыхал про сумму, назначенную за мою голову. Да, признаюсь, у меня, наверное, был такой же вид — не каждый раз про себя услышишь, что ты — самый дорогой и разыскиваемый в Империи преступник. И зачем, дурак, следуя старым этикетам, назвал свое настоящее имя?
Я как раз намеревался влепить Харахорцу пощечину, как со стороны базарных радов вышел десятный загон стражи. Шум с обратной стороны палатки засвидетельствовал, что несколько пар дрожащих ног разбегаются в разные стороны. Увидев крысоловов, мой новый знакомый, открыл рот, и не успел я среагировать, как он заверещал во весь голос, перекрывая завывания новостника.
— Это он! Сизый Клык! Сюда!
От злости я ударил его чуть сильнее, чем следовало, и он отлетел на пять метров, вместо задуманных двух, мешком повалившись на прилавок какого-то торговца. Впрочем, это не помогло — огибая ближайший прилавок, к моей перепуганной особе мчалось десять здоровенных дядек в легкой броне.
Я развернулся к ним спиной и очень прытко, насколько мне позволял только что прихваченный на плечо Харахорц, умчался в ближний проулок. Пробежав около сотни метров, мне пришлось, наконец, понять, что дальше бежать не могу, тем более с почти пятидесятью килограммами на горбу. Я протиснулся в какой-то узенький проход между домами, всеми своими чувствами желая увидеть охрану, пробежавшую мимо. Да не тут то было...
Стражники отбрасывали бесполезные для не смертельной поимки алебарды — в узких проходах ими можно было только красиво заколоть вашего покорного слугу... Охранникам закона же хотелось получить полноценные пятьсот карбушек, вместо трети за посиневшее трупными пятнами тело. В ход пошли короткие мечи.
Когда в проход забежал первый крысолов, размахивая, насколько позволяли стены, мечом, и моя спина ощутила сзади тупик, я понял — мне пришел...
А может еще не все? По крайней мере, я должен бить доставлен живым. Так что, господа...
Бросив на землю Харахорца, моя персона сверкнула клинком и трансформировала правую руку (быть левшой в фехтовании очень удобно). Стражник, на которого сзади напирали сослуживцы, испуганно скривился, глядя на лапу пантеры но, пересилив себя, бросился вперед.
Я отбил его удар правой, не чувствительной ко стали лапой, и ударил в свою очередь. Он был слишком медлительным — не успел поднять меч, и мое лезвие разрубило его шлем вместе с головой. Фонтан крови залил землю под ногами, делая камни ужасно скользкими, что заставило меня широко расставить ноги и упереться спиной в бесчувственное тело Харахорца.
Второй стражник был на много умнее, сильнее и старше первого — он успел отколоть острием добрый кусок стены над моей головой, вместе с клоком волос оной, и копнуть меня по ноге, пока я не прорубил ему грудь.
Следующие двое были совершенными простаками в бою. И кто ж таких берет в солдаты? Воспользовавшись небольшой паузой, я стукнул мечом об землю, сливая по желобкам кровь этих неудачников.
На пятом, мое дыхание потяжелело. И голова еле избежала встречи с холодным мечом. С громким хлюпом, вытаскивая клинок из чужого живота, я понял, что до десятого не выдержу. Не надо было таскаться этим уродом Харахорцем, да и вчера по горшку получать не надо было. Ну, и конечно, надо было перекусить что-то с утра — не люблю воевать на голодный желудок. Из последних сил, отбиваясь от шестого стражника, я припомнил одно маленькое заклинание, услышанное когда-то от Зоргаддуна. Словно, кто-то постучал о крышку черепа и ему открыли... Правда, маг говорил, что у меня ничего не сработает — мол, очень слабый магический потенциал. На последнем вздохе, парируя выпад со стороны противника, я прошептал: "Приди Анхалл, принеси бурю, уйди жизнь, унеси Анхалла-Приносящего-Пламя! Зур-мамныйр. Лапыркон, дырубелль, кампыде, или камподи...", представляя себе жаркий огонь, растущий в груди, и взмахнул лапой.
Результат перекрыл все мои иллюзии — огненный шар вырвался откуда-то из-под моих ног, стремясь вперед по проходу и отбрасывая уже испепеленные тела стражников на улицу. Ужасный рев забился в ушах, оглушая, и осыпая известь на стенах. Я стоял перед кучей горелого мяса до костей и оплавленных доспехов, ноздри дрожали от ужасной вони металла и плоти. Закопченые стены молчали, оповитые страхом. За мной, с широко открытыми от ужаса глазами, надсадно кашлял Харахорц, прижимаясь к стене.
— Ну, чего ты на меня так уставился? — рыкнул на него, отряхивая с плаща воняющий пепел.
— П-первый раз вижу человека, обладающего не меньше чем восьмым уровнем магии, не являющегося главой, или высшим преподавателем Гильдии Магов. — Юнец открыто заикался.
— Закрой пасть и забудь. Я сам удивляюсь — это у меня первый раз в жизни, — почему-то сознался я. Потом опомнился, дал Харахорцу подзатыльник и выволок его ну широкую улицу.
Здесь начинало собираться большое количество народа. А кому не охота посмотреть на десять обгорелых трупов, да еще в белый день! Опасаясь других отрядов стражи, я потащил все еще заикающегося Харахорца за город к своей очень старой конуре, о которой не знал никто, даже Зоргаддун. Пришлось, правда, повторно дать этому сопливому засранцу по голове, чтобы не знал, как туда добраться...
Тень хлопала в ладоши, пока они не заболели. Из дураков местами получаются отличные помощники! Из-под разрисованного вертикальными черно-белыми полосами капюшона выпал стеклянный глаз и покатился к дверям кладовой. Но, почему он не взорвался? Мистика какая-то...
Шаман ГрХр-Мамулка вытаращил в небо единственный глаз. Темно-зеленоватый фингал загадочно заблестел под лучами солнца. Он учуял Это. Оно указывало прямо — в глубь страны.
— С-столица! — С видом первооткрывателя колеса он запрыгал на своем коне. Жеребец привычно прогнулся и Мамулка смачно втаранился о каменистую почву.
Вой, последовавший за сим делом не вызвал в кочевом таборе никаких действий. Лишь тощий ийзенкан, закатив глаза, направился к шатру вождя.
Откинув полог, натянутый между двух лошадей, он просунул голову внутрь.
— Опыять озарение, Сильнейший.
И выразительно покрутил у виска зеленоватым от дорожной пыли пальцем.
Пыр-Мг-Лулкум сейчас занимался неимоверно интимным и важным делом. Меньше всего вождь ждал сейчас изречений шамана. Две покрытые засохшим болотом пленницы трещали блохами в самой главной бороде племени.
Сложнейшим усилием, он взмахом отослал служанок, пялясь на запыленные округлости. Он проклинал надоедливых шаманов и богов, запрещающих сношения. Говаривали, что когда-то один вождь отлюбил женщину и убил шамана, сделавшего религиозное замечание. Хорошо жил тот завоеватель. Но, боги жестоко карают ослушников. Через год-два, распутный вождь пошел к богам на раскаяние через имперскую дыбу. За бабу его наказали, или за колдуна, никакой разницы. Единственным было утешение: хоть на убийства стоял строжайший запрет, о всяческих увечьях не говорилось... "Вот бы знать, — подумал Сильнейший, — за что его кындрыкнули?"
Вздохнув, Пыр-Мг-Лулкум наскоро обмотал бороду вокруг плеч и вышел из шатра. Посыльный, нечаянно очутившийся на пути, совсем не помешал и закончил падение в ближайшей куче навоза. "Счастливый у него сегодня день будет", машинально вспомнил поводырь ийзенканов, осеняя себя жестом удачи. Все солдаты, видевшие окончание полета собрата, сделали то же самое и по лагерю понеслась весть. Боги послали Вр-Кз-Блала в навоз! Вот счастливый! А у Мамулки опять озарение... Варвары завистливо кивали головами.
Удачно потерпевший заулыбался во весь рот и несколько раз поерзал по земле. Благодать расползлась по старым штанам, суля просто огромные удовольствия.
Огромный, как гора, вождь, воткнул несколько пудовый ятаган в траву прямо перед носками шамана. Тот рефлекторно скукожился, стараясь как можно сильнее вжать пальцы в сапогах. Жест предводителя означал наивысшее расположение к своему слуге. Такой притаборный этикет, придуманный еще со времен Арталанта, был весьма удобным для правителей ийзенканов. Он позволял держать подданных в почтении и страхе. Специальные прислужники, учившие вождей с младых лет общению и манерам, редко могли похвастаться хотя бы одним отростком не ступнях. Молодые же царята достигали мастерского владения клинком.
Пыр-Мг-Лулкум нерадостно зыркнул на колдуна.
— Когды твоя озарение есть таким, как в тот раз, прощайся со вторым моргалом!
Шаман машинально погладил пустое место под надбровной дугой и синяк.
— Нет, Сильнейший. Это — точно.
— В прошлый раз, когды твоя предсказаля воду, мы захлебнулися в болотах! — Вождь сплюнул, словно вспомнил вкус минеральной трясины.
ГрХр-Мамулка виновато пожал плечами.
— О качестве вода, надо было спроситя отдельно.
— Опять выкрутилася, — подумал Лумкум, с большим интересом разглядывая уцелевший глаз шамана. — "Ничего, в конце-концова, есть еще носа!"
Видя, что Сильнейший пришел в хорошее расположение духа, ГрХр объявил.
— Боги указываютя на столицу! Там святой предмета, способный вернутя к жизни Главный Бога! Моя учуяль дыхание...
— Дыхание? Пукнули тебе в кувшин! — С душей промолвил вождь. — Ты понимаешя, что две трети племени погибнутя на стенах безбородых рабов? Или ты сьехаля с коня?
— Мурашки на спине никогда не подводили моя! — Мамулка вызывающе вскинул голову, насколько позволила тяжесть бороды. — Дыхание идетя из столицы!
Лумкум всмотрелся вдаль, где из-за леса показывались купола Лампыха.
— Сейчас же прикажу, чтобы служницы выбрали тебе блохи.
Шаман замечтался, но взял себя в грязные руки.
— Веди племя, Сильнейший. Так говорят боги!
— Боги лучше бы сказаля, почему нам нельзя оплодотворятя женщин, как это делаютя неверные! Почему только в кувшин, а затем из сосуда в женщин?
— Ты же не доверишя своя меч женщине? Так и не давай своя главный оружий! Как и меч, он не предназначена для бабы. Только своя рука!
Пыр-Мг-Лулкум внимал лениво кивая головой. Он слышал эти речи не первый и не тысячный раз, как и каждый воин племени.
Солнце хмуро пялилось на укутывающие небо облака. Ветер усиливался, уверенно суля скорую грозу. В воздухе пронесся легкий запах сырости. В норах просыпались дождяники — ледяные змеи. Из этих пресмыкающихся в империи делали самые вкусные спиртные коктейли. Они кусали в мозг, заставляя быстро и эффективно пьянеть и шипели. Особенно эти напитки нравились дамам.
Табор скатывал шатры в котомки и поднимался с земли. Тысячи ятаганов и копий зашумели, направляясь к столице Маджарбана.
Трущобы Лампыха всегда радуют глаз своей естественностью и неприкосновенностью. Это всегда привлекает сюда селян любых категорий изо всей страны. Днем целые караваны груженных клубнями и фруктами повозок толкается между узенькими улочками. Каждый экипаж останавливается возле более-менее приличного домика, от которого хоть что-то осталось после очередных предзимних погромов и остается здесь навсегда. До следующего погрома... Интересная психология городских лодырей никогда не даст пригороду развиться.
"Город — для городских!" — Заорет очередной толстый лоб и здоровенная орава обрамленных легким нимбом интеллекта лбов прорвется сквозь Внутренние Ворота. Утыканная факелами, палками и металлическими изделиями толпа протечет по недавно отчищенным от грязи улицам, оставляя за собой горелые остовы домов победнее. Закоптевшим каменным домищам тоже достается. Они только укоризненно кивают выбитыми ставнями, глядя на выносящуюся мебель. Инициаторов погромов предместья не знает никто, но ясно, что оным деятелям достаются самые жирные куски селянских пожитков. Говаривают, что самые важные шишки бандитской братии похожими товарами уплачивают свои официальные налоги, а большое количество жителей периферии претит политике обеих Баблабубов, которые не хотят, чтобы столицы слишком переполнялись. Темные переселенцы же, прут да прут свою нехитрую утварь туда (из дома в селе) и назад (в столичное жилище), в надежде на лучшую жизнь.
Городская стража довольно редко забирается в эти края, ограничиваясь кольцом стен. Кому нужны мертвые стражники, обильно обработанные толпой озлобленных веселыми драками селян, мародеров, хулиганов, а то и волков, которые не гнушаться порыскать серыми переулками. Самое главное для старого оборотня — пробраться по одному из ему известных тоннелей под стенами и тихо схоронится в укромном убежище.
Много лет прошло с тех пор, когда я здесь был в последний раз. Нора под колодцем во дворе старой заброшенной кузницы так заросла травой и засыпалась, что отыскать ее визуально было просто нереально. Ого! Да я становлюсь поэтом... Обошелся нюхом. Родной запах, как всегда, не подвел — раскопав превращенными лапами вход, я оказался дома.
Все покрывал слой сантиметровой пыли, а стол почти изгнил, зато печурка прочно стояла на своих каменных ножках, щетинясь трухлявыми дровами. В тайнике под лежаком по-прежнему стоял ящик с магическим непортящимся мясом и банкой дорогих заморских зерен, называемых "кахве". Прогнутая чьей-то головой (не помню чьей...) железная противня лежала в ржавом ведре со старой зеленой водой. Насколько позволяет память, на дне кое-что должно валятся. Точно! Две бутылки теперь уже где-то десятилетнего вина. Нет, больше — на стертом стекле бутылки выбито значками для неписьменных: "Бутылка, 163 полных солнца, Император, Пояс верности, 8 полных солнц". Для письменных перевожу: разлито на сто шестьдесят третьем году Империи; выдержка — 8 лет. Сейчас 169-ый год Империи, значит, вину четырнадцать лет, а меня здесь не было около шести годков.
Когда очнулся Харахорц, я уже вовсю напился, пел глупые песни про женщин и, как свинья, жрал разогретое в печке мясо, запивая кахве.
Он отобрал из моих слабеющих рук бутылку и сел передо мной.
— Ты, извини, Клык...
Я что-то пробормотал, стараясь найти безопасный путь к лежанке и не упасть уже в пятый раз.
Харахорц глотнул из бутылки.
— Я нечаянно крикнул твое имя, да покарает меня богиня Рампамула. Так что каюсь, готов вернуть тебе деньги и бесплатно выполнить твою просьбу. Вот проспишься, и утром мы почитаем твою бумажку.
Он еще раз сделал глоток, икнул, закачался и упал вниз лицом ко мне на лежанку. Что-то подозрительно он опьянел... Просто как баба...
Спустя несколько секунд, мы счастливо храпели, испуская по норе нежные благоухания алкогольных испарений крепкого вина.
Я разлепил глаза примерно через два часа. Возле меня пьяно храпел Харахорц, сладко уткнувшись носом в мой грязный сапог. Оттолкнув юного пьяницу, мое достоинство поднялось на ноги и постаралось похмелиться. Остатки вина с бутылки принесли немного ума, которого хватило на то, чтобы разбудить Харахорца.
Мой новый друг с утробным рычанием слоногрыза со скрипом открыл глаза, уставившись в потолок.
— Поднимайся, алкоголик, — сверкнул я зубами и бросил ему на лежак большой кусок мяса. Он, голодно вцепился в него и, гладя на меня, громко защелкал челюстями. Не знаю почему простил Харахорца. Наверное, за нежный вид...
Пока он ел, моя особа почесала репу и отыскала в кармане писанину Маковея. С остервенением, пытаясь что-нибудь понять в каракулях, я подсунул бумагу Харахорцу. Спустя несколько минут мой новый собутыльник перестал брызгать слюной и уставился опухшими глазами в листок. Немного подумав, или разбирая написанное, он удивленно захлопал ресницами и медленно начал задыхаться. При этом одышка явно переплывала в смех, истерический. Вот несчастный!
Дав ему несколько секунд похохотать, я тут же ухватил его за шиворот, сбивая истерику, и просипел в ухо.
— Ты что, отродье Марубхи, насмехаешься надо мной?
Он тут же заткнулся и спокойно сунул записку мне в руки, все еще похихикивая.
— На, сам прочти...
Я тупо уставился на бумагу, непонимающе тряхнул головой и приподнял Харахорца над лежанкой.
— Еще издеваешься? Если бы я смог вот это прочитать, то ты мне и даром не нужен бы был.
— Ой, извиняюсь, — спохватился помощник, — забыл. Этот хитрый Маковей достаточно неплохо тебя обдурил...
Текст был следующим.
"Ты можешь понять, что я пишу?" Здесь мне припомнился тот инцидент возле Старой Башни.
— Писать умеешь?
Маковей утвердительно замигал ресницами, под озвучивание утробных рыков.
— Значит так. Сейчас ты на этой вот бумажке, — я выудил из одного из карманов бумагу и перо, — пишешь все, что знаешь обо мне, маге Зоргаддуне и двух неприятных убийствах этого дня. Понял?
В ответ прозвучало лишь слабое мычание.
Спустя минуту, Доносчик что-то замычал, привлекая мое внимание и суя свою бумагу мне под нос. Я непонимающе посмотрел на нее, повертел со всех сторон и, заметив, что каракулей слишком мало, выругался на Маковея.
— Чего мало так написал? Я ж тебе сказал — пиши все, что знаешь...
Пленник как-то странно хмыкнул и застрочил с удвоенной быстротой, конечно, насколько это позволял кулак во рту.
А написал-то он вот что.
"Дурак ты, сопливый Клык, и друг твой — Зоргаддун, такая же болванка, что даже не удосужился научить такую жабу, как ты. А знаю я вот что: родил тебя ишак тупой, а мага — чалая кобыла, которую, в свою очередь пользовало стадо бешеных бегемотов. Ты — вонючий сын скунсопаука и Марубхи ты слизень. Чурбан сизый! Ийзенкан немытый, блоха крокодилья, грязная портовая шлюха, пастух шелудивый! А маг твой..."
Далее текст был почти непереводимым и содержал увлекательную историю половых отношений Доносчика с моей матерью и прабабушкой Зоргаддуна.
Я завыл от гнева, и в моей руке лопнула почти пустая, слава богам, бутылка вина. Как жаль, что это не голова этого вшивого Маковея. Жаль, что не убил я эту паскуду возле Башни. Хотя, есть и плюсы — хоть пасть-то ему порвал.
— И что же нам теперь делать? — испуганно спросил Харахорц, вытряхивая осколки моей бутылки со своей пышной шевелюры.
— Это почему же, нам? — рыкнул я на него. — Мне кажется, проблемы только у меня. Пошел вон отсюда! И если натравишь стражу на эту землянку, порву пасть как тому дурному Маковею!
— У меня большая просьба! — внезапно зарыдал юнец, размазывая по щекам слезы. — Не изволь бросать меня, сиротину безродного.
Он со стуком влепился на колени, аж пол задрожал.
Я с презрением уставился на него. Он продолжил.
— Научи меня магии, научи меня всему, что видел в жизни, в конце концов, каждому великому воину нужен ученик.
Я кисло скривился в его сторону. Он, наверное, не понимает, что магия получилась у меня случайнейшим образом, а великим воином меня может назвать лишь куртизанка в кровати.
— Харахорц всегда будет помогать тебе в сложную минуту, ибо страшно раскаивается, что предал тебя. Я буду чистить твое оружия, вытирать пыль с ботинок и подоконников, буду слушаться тебя во всем, буду варить еду, буду мыть, когда придешь пьяным...
— Мне кажется, это все роль жены, а не ученика. В конце концов, мне не нравится, когда меня в нетрезвом виде моет какой-то мужчина.
— Ну, хорошо, — вновь взмолился Харахорц, — любое твое желание будет для меня закон. Только возьми меня к себе.
Я задумчиво поскреб голову. Зачем мне этот олух, толку от него никакого. Говорил, что знает гномье единоборство, а при нападении стражников трусливо вжимался в стену. Говорил, что знает магию, но до сих пор не сделал ничего путного. С другой стороны, нанимал я его только для чтения текста, а не как мага.
— А ну-ка, покажи, что ты можешь наколдовать. — Спросил я, разворачиваясь к выходу из норы. Не думаю, что он сможет меня чем-то удивить.
Харахорц вскочил на землю, отбросив свиток с мазней Маковея в сторону. — Смотри! — И взмахнул рукой.
— Ничего не вижу, — улыбнулся я и направился, приближаясь к выходу.
— Ты и не должен ничего видеть, — тоже заулыбался Харахорц, — моя правая рука стала невидимой!
И, правда, руки не было, остался только небольшой ровно обрезанный кусок плеча. Я подошел и дотронулся до того места, где должно было быть предплечье. Пальцы встретили невидимый густой кисель и с некоторым трудом прошли сквозь него.
— Это называется формулой Небесного Слизня. — Гордо поднял голову Харахорц. — Хотя я могу сделать такой только руку, у меня большой потенциал, как говорили мне учителя в Гильдии Магов!
— Кстати, — продолжил юноша, — рука может пролезть в любое отверстие! И еще, если я долго держу ею какой-то предмет, то он приобретает такое же состояние.
Я молчал. Юнец как никто другой прекрасно подходил мне в только что задуманном плане.
Поскольку маг Нижней гильдии, который отучился всего полгода, а потом был отчислен за неуспеваемость (читай — не хватило денег и родительской ласки), не имел даже малейшего понятия, что такое Руна Перехода, или хотя бы Тоннель, проблем у меня не убавлялось. Скоро на город налетит орущая тьма грязных варваров, а я не герой из книжек, или замызганных народных эпосов, чтобы становиться на стены чужого города и спасает честь и достоинство людей, на которых ему глубоко наплевать. Из города надо поскорей убираться, побыстрее и чем подальше, желательно где-нибудь недалеко от Грамвалака. Все дежурные маги, контролирующие Тоннели, сейчас торчат за семью замками — Император никак не заинтересован в том, чтобы большая и более умная часть его потенциальной армии рекрутов смылась далеко от страны. Пешком убегать очень сложно — думаю, на каждой дороге уже стоят разведывательные заставы, которые информируют Баблабуба о передвижениях орды, и, стопроцентно владеют портретами разыскиваемых преступников Империи, включая и меня.
Единственным выходом из проклятого города и страны для меня оставался только Зоргаддун, который кроме прочего должен был бы мне оплатить немало должков. Значит, Лысого мага нужно вытаскивать из тюрьмы.
Как там говорил новостник? Зоргаддуна должны казнить на рассвете, значит, у меня целая ночь впереди! Или, стоп, сколько я проспал?
Сквозь круглое отверстие пугливо заглядывала молодая вторая луна. Около двух ночи, значит действовать надо уже сейчас. Насколько я помнил городскую тюрьму, а помнилась она мне уже целых три раза, ключей от мрачных подвалов для преступников первого уровня было всего два. Должен сознаться, что гостил я в этих прекрасных пенатах лишь несколько дней: охрана очень любила деньги. Некоторые сговорчивые преступники, схваченные за легкие преступления, устраивали побеги, чуть ли не каждую неделю.
Первый ключ находился у начальника тюрьмы, слывшего неподкупным, непьющим и некурящим человеком. Некоторые даже поговаривали, что он даже остерегается заниматься любовью — во избежание побега из-под стражи. Пробраться к начальнику в апартаменты было не слишком сложно, вот выбраться оттуда в живых было намного сложнее. Говаривали, что всюду по его дому, даже под диванами и возле унитаза были развешаны мириады заклинаний-ловушек. Не знаю, кто принес эти сведения, но, есть предположения, что рассказчик кончил на помойке с помощью запоздало сработавшего заклинания.
Второй ключ достать было многим легче, но и этот вариант имел свои минусы. Вернее, всего один — голем Помбер. История его была столь ужасной, что никто ее уже и не помнил. Остались только немногочисленные намеки, на то, что Помбера спас от очень, неимоверно, злого волшебника Маклухи Мылойхо (который его и слепил) выше вспоминаемый уже начальник тюрьмы. Голем был настолько рад спасению, что сдуру согласился работать в тюрьме и беречь ключ от подземелий. Сделанный из металлической глины валорнских рудников, он никогда не спал, не ел, и, что самое главное, не имел обоняния — главного достоинства в тюрьме, находящейся над главным стоком нечистот Лампыха. Но даже у неусыпного стража можно свиснуть что угодно, а он и глазом не моргнет. Самая главная загвоздка в случае с големом, было то, что ключ был спрятан у него в груди.
Как известно, валорнская стальная глина отличается особой твердостью. В то же время она очень легкая — ею даже обрабатывают деревянные ворота во многих городах. Такие ворота можно снести только очень тяжелым тараном, и то не с первого раза. Убить голема и вытащить ключ тоже довольно сложно. Для извлечения понадобится мужик с молотком и зубилом, а вот для убийства — толпа из нескольких дюжин человек, вооруженных секирами на длинных рукоятях. Но, даже при таком раскладе сил, отряду грозила потеря половины людей до того, как Помбер окажется посеченным на мелкие кусочки.
Ключ поместили внутрь Помбера для непредвиденных обстоятельств. Имеется в виду, если в своих апартаментах умрет начальник тюрьмы (за ключом к нему точно никто не полезет), если главный ключ будет предательски утерян, либо если один особо умный оборотень додумается, как этот самый ключ извлечь.
План был следующим: влезть на тюремную стену, минуть всех стражников, пробраться к голему в каптерку возле подвалов и с помощью лучшей в мире руки Харахорца извлечь ключ. Далее — все просто: стандартный побег из-под стражи, вопли "Держи их!" и Тоннель Перехода, ведущий к границам Маджарбана, а то и дальше.
— Что мы делаем дальше, после того, как выйдем из твоего убежища? — спросил Харахорц, занятый изучениям остатков вина и потому не услышавший моего плана. Впрочем, оно и к лучшему, если он не будет знать куда мы направляемся.
— Дальше — сориентируемся по ситуации. — Ответил я, — ты что, в армии не служил?
Юнец отрицательно покачал головой.
— Где же ты шрам такой схлопотал?
Я сразу же пожалел о своем вопросе, настолько сник и побледнел парень. Он поднял на меня глаза, полные слез и ответил.
Сам Харахорц походил из какого-то древнего рода в стране Захамубар и был сыном мелкого вельможи. В детстве, он окончил Учильню для Высокородных, научился читать, писать и сражаться на мечах. Там же его научили гномьему единоборству и этикету. Там же он вступил в Гильдию Магов, проучился некоторое время и гордо назывался адептом, хотя знаний ему не хватало даже на половину буквы "а" в этом славном слове.
Начинающий маг-вельможа умел драться, знал некоторые языки, владел основами тактики и стратегии, словом, имел все благодетели, нужные для молодого воина, а то и полководца.
Но был у него один маленький изъян — он панически боялся всего: от холодной води, в которой можно было простудиться, до ийзенканского варвара с мечом. Конечно, на людях Харахорц не показывал своих страхов, но, когда он пять ромов убегал от резвившегося теленка, все начали с него издеваться. С тех пор он боялся даже выходить на улицу — все отсиживался в своем имении, тренируясь мечом и врукопашную, но только с деревянными манекенами.
Вот так ограниченно, счастливо и радостно жил он, не зная никаких хлопот, кроме насмешек и страха, до своего рокового дня рождения.
Когда Харахорцу должно было стукнуть восемнадцать лет, его родителям, (чьи высокопарные имена были настолько длинны, что я не запомню и с пятого раза) приспичило отпраздновать на семейной даче, недалеко от границ Захамубара. Было приглашено четыреста гостей, конечно высокопарных, знатных и богатых, приехавших, конечно, с прислугой, охраной и другими нахлебниками, общее количество которых насчитывало больше тысячи голов. Для охраны высоких гостей, вокруг дачки, диаметром около четырех ромов, было выставлено восемь сотен солдат, но и такая куча охраны не помогла.
В большой зал имениннику вынесли восемнадцатую свечу на восемнадцатом пироге (одним тортом не накормишь поганую ораву гостей, которые приперлись громадным тайфуном ртов и не принесли никаких подарков кроме замысловатых речей, суть которых не понять никому, даже самим рассказчикам). Только Харахорц задул последнюю свечу, как длинной стрелой сдуло парик у графини фон Мангабру де Паруде дю Мондю.
Начался переполох, не столько от стрелы и диких завываний за окнами, сколько от заблестевшей на белый свет зеленоватой лысины, скрывавшейся под париком. Подкравшиеся ийзенканы, тоже были ошарашены секретом графини, оттого и создавали дикий шум, стараясь себя подбодрить.
Но, через секунду, старуха спряталась под стол и осмелевшие ийзенканы ворвались в зал. Храбрые гости долго сдерживали нападавших — летели ножи, вилки, туфли и даже праздничный пирог. Сам Харахорц, по его словам, отбивался как лев, во что я не слишком поверил, и убил семерых, но был успокоен ударом сабли по лицу и отключился. Зло взяло верх. Тех, кто не был убит, добили, пообрывали с них все украшения и утащили в неведомом направлении. То есть, гостей. На мясо...
Очнулся парень под утро и, поскальзываясь в крови, не переставая блевать, убежал из безлюдной виллы. Все, мать, отец, сестры и братья были мертвы. Даже любимая девушка, так его любившая. С тех пор, осиротевший юнец, пересилил свой страх перед людьми и два года слонялся по пустыням и городам. Все богатство его родителей было отдано в государственную казну Захамубара — его считали мертвым.
Случаются в жизни моменты, когда ты приходишь в родной дом, а тебе говорят, что он не твой. Тогда ты идешь в королевскую канцелярию, но и там говорят, что тебя нету в списках. А ежели тебя нету в королевских канцелярских списках, стало быть, тебя никогда, и не было, и никогда ты не рождался, и никогда не жил. Так дворянин с большим богатством стал бедным, никому не нужным сиротой.
Ми сидели с Харахорцем на лежаке и, обнявшись, рыдали на весь голос. Он вспоминал родных и девушку, а мне было жаль его богатства. Наконец, я рукавом вытер сопли и смахнул последнюю слезу.
Бедный парень, конечно, я возьму его с собой, тем более, что он мне здорово пригодится при набеге на тюрьму. В конце концов, от него всегда можно избавится: думаю, Зоргаддун с радостью примет к себе ученика. Может, меня эксплуатировать перестанет. Да и проблема с пищей в пустыне, практически решена!
— Вставай! — Я вытер юнцу слезы. — Пора нам кое-то сделать для этой страны. Конечно, ничего хорошего.
— И запомни себе на будущее! Геройству и дракам, я тебя не обучу — сам рано или поздно научишься. А вот с магией помогу! Сам я в ней ничего не понимаю, но у меня есть на примете хороший учитель для тебя. Думаю, он будет рад взять себе такого способного помощника.
"Конечно, после того, как хорошенько будет отодран за бороду и прочие части тела", — злорадно подумал я, направляясь к выходу.
— Пошли!
— Куда? — Спросил Харахорц.
— Сначала в ближайший кабак за знаниями, а дальше — погостить к о-очень известному магу в одно общественное заведение.
— В библиотеку? — Поинтересовался юный маг-недоучка.
— Ага...
Тень волновалась. Изгрызенные ногти легкой пыльцой покрывали полированные плиты из черного мрамора.
— Не надо... Не дойдешь! Просто пожелай!
Фигура оторвалась от объеденной руки и стремительно рванулась к окну. Полы черного плаща сократились и вросли в спину. Капюшон вытянулся, превращаясь в длинный клюв. Рослый коршун, размером с медведя, раскинул крылья и вскочил на подоконник. Громкий смачный удар засвидетельствовал узкие размеры окна.
Птица, ошалело мотая клювом, подняла свою тушу с пола и потерла затылок. Темные перья плавным листопадом кружили под потолком, колеблясь в такт дуновениям ветра.
— Только в маленькое! Учили, ведь, только в маленькое!
Воробей, быстро набирая скорость, выпорхнул из-под крыши башни и устремился ввысь.
1
|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
