История первая. Сны зачаровня.

Понимаешь, иной раз... не часто!.. но случается, встречаются двое из разных народов, и понимают: желают быть вместе. Понятно, трудностей сразу возникает много, сложностей всяких. И со стороны соплеменников подобные союзы понимание не всегда встречают, не говоря уж о других народностях... Чаще люди уходят к гномам, чем наоборот. Эйльфлер никогда не живут среди смертных, если и возникает неравная пара, что женщина, что мужчина, — человек уходит к эльфам. Как правило, уходит навсегда, мне неизвестны случаи возврата. Так и получается, что дети от смешанных союзов до поры полного возраста живут не с людьми. Это уж потом мы возвращаемся, чему-то научившиеся, о чем-то представления не имеющие. Молодых иногда берут под покровительство Охотники постарше, направляют, передают знания и опыт. Приводят в другие племена, к другим расам: полуэльфов — к гномам, полугномов — к эйльфлёр. Тех и других — к людям. Чтобы стать Охотниками, мало признака рождения. Мы долгожители, только до старости почти никто не доживает. Да и не каждый согласен на жизнь без дома, без семьи... половина, если не больше, оседает в племенах, женится, хозяйством обзаводится.

Нас потому Охотниками и прозвали, что мы всегда с добычей возвращаемся. Ну, не про дичь я говорю, ты ж понимаешь. Не один год пройдет, пока обычный бродяга настоящим Охотником станет. Вначале мелкие просьбы просят, потом что посерьезнее. Коли с поручением справляемся успешно, так и на помощь зовут чаще. Мы что-то вроде посредников. По свету ходим много, с обычаями других народов знакомы, можем совет нужный дать. Но такая жизнь, она не для всех подходит. Ведь сколько наших гибнет! Не счесть. Жизнь — она всегда жизнь, со смертью об руку ходит. Так-то, девушка, спать пора! — неожиданно закончил он.

Я прислушалась, потянулась мысленно: точно, где-то неподалеку эльфийский принц. Его ментальный посыл я сразу научилась выделять из множества других.

— И вот еще что. — вдруг без перехода предостерег Рэм: — Будь осторожнее с Эллорном, девушка. Он замечательный попутчик, умнейший собеседник и надежный друг, но он очень давно ходит по этой земле. Много дольше, чем ты можешь себе вообразить.

— Рэм, он рядом!.. — негромко предупредила, примерно прикидывая расстояние до эльфа.

— Тем вернее мои слова. — упрямо возразил Рэм, оглядывая темные кусты. — Его они тоже касаются!

*

На следующий день, совместно с Рэмом ощипывая набитых Росни на утренней охоте птиц, мы разговорились об обычаях. Приглядываясь к висящей у него на шее пластинке тонкого серебристого металла, я вспомнила, что видела её раньше, но не решалась спросить. Грязная же работа как раз подходила серьезному разговору.

— Это памятка. На ней написано мое имя по-эльфийски. — удивился Рэм. Я не поняла. Тогда он, удивившись еще больше, пояснил: — Памятка, которую можно легко узнать.

— Узнать зачем? — уточнила, стараясь не раздражаться.

Я никак не могла заставить себя ровно относиться к собственной бестолковости, постоянно натыкаясь на вопросы там, где остальные видели лишь прямой указатель.

— Если меня убьют, ее принесут другим Охотникам, и все поймут, что меня уже нет. — как про нечто обыкновенное сказал Рэм. — У всех есть памятки.

Почему-то мне вспомнился шейный платок Росни: золотой дракон заглатывает свой хвост, по краю — странный орнамент.

— Наверное, твоей памяткой станет ожерелье... Хотя нет, вряд ли. — с некоторым сомнением предположил Рэм. — А вот Росни совсем не носит памятки. Он назло всех предупредил: если принесут платок, значит, он точно жив.

Я искренне посмеялась, потом задумалась.

— А у других как, тоже памятки?

— Да. Памятной вещью может стать что угодно, лишь бы вещь была узнаваемой. У Охотников зачастую вот такие пластинки. У людей какое-нибудь украшение с гравировкой, у эльфов — оружие. У гномов — всяческие наручи, поножи, пряжки... они это дело любят, чеканщики отменные.

Ощипав и распотрошив пташек, мы свалили их в большой котел, очистили от пуха одежду, вымылись в ручье, и уселись перед костром, любуясь результатами своего труда. Результаты пахли весьма соблазнительно.

— А какая памятка у Эллорна? — осторожно поинтересовалась. Рэм глянул строго, я невинно поморгала.

— Ножны в изумрудах. — нехотя ответил он. — Этот камень носит лишь Королевский Дом. Но не думаю, что кому-то удастся похвалиться ею, девушка.

*

Уже давно поговаривали о том, чтобы придумать мне имя, но Эллорн решительно возражал: "имя должно найтись! — не уставал повторять эльф. — Имя должно быть истинным, тем, что могло быть дано от рождения!"

С ним согласились, по части знаний он был кладом, даже Росни не спорил.

Имя нашлось неожиданно. Оно росло на вершине торчащего гранитного утеса, что назывался Шпилькой. Я часто забиралась на него, ровная площадка удивительно располагала к раздумьям. К тому же сверху Зачаровень выглядел еще красивее, хоть это и представлялось невозможным. И даже не догадывалась, насколько близка к себе самой, пока однажды Эллорн не принес оттуда веточку.

— Э?лирен.

Я прислушалась к названному имени. Что-то такое звучало в нем, что-то странное, неестественное. Песня, оборвавшаяся скрипом зубов. Вздох в два этапа.

Эллорн бросил её мне на колени — лиловый бутон среди зеленых листьев. Ну конечно, колючий вереск.

— Элирен! — кивнув на нее, повторил эльф. — Так он зовется на эльфийском языке.

— Ну, ты даешь... — протянул Рэм. Осуждающе. Поднялся, и ушел в палатку.

Эллорн присел рядом, заглянул в лицо.

"Ты обиделась?" — прозвенел ментал.

— Ну что ты! Пусть будет так. Меня зовут Колючка.

Возможно, я и почувствовала себя задетой, но только слегка, не по-настоящему: было тревожно и приятно. Эльф с такой серьезностью приглядывался к моей реакции, что не смогла отказать себе в удовольствии пококетничать. Притворно нахмурилась, поддразнивая.

— Ты можешь сказать мне колкость. — подхватил игру эльф, пряча улыбку, предложил: — Скажи что-нибудь про мое имя!

— Отлично! Мне не нравится твое имя. "Принц Эллорн!" — ха! Слишком... церемонно. Где дворец?.. свита?.. роскошь, великолепие... блеск?.. Вот то-то! Полное несоответствие ситуации.

— А по-моему, ты плохо воспитана. — спокойно возразил Рэм из палатки. — Не слушай ее, Эллорн, она из вредности дерзит.

Выйдя наружу с рыболовной снастью, Охотник некоторое время постоял над нами, словно сомневаясь, надо ли оставлять без присмотра столь неоднозначную ситуацию. Мы с эльфом помалкивали, я — ехидно, он — заинтересовано. Рэм, наконец, ушел, и Эллорн потребовал разъяснений:

— А какое имя тебе нравится?

Я пожала плечами. Дело не в имени. Дело в том, что в нем услышишь.

— Ну ладно, в чем там дело, каждый сам для себя определит. — отступился эльф. — Но общаться-то нам с тобой придется!.. И как тебя называть?

Поневоле сбросила шутливый тон.

— Придется. — согласилась, опуская глаза. — Хорошо, можешь называть меня Колючкой.

— Элирен! — тут же возразил эльф. — Я буду называть тебя Элирен. А ты называй меня как хочешь.

— Мой принц. — не в силах остановится, как с обрыва шагнула я.

— Непривычная связка слов. — признался Эллорн, подумав. — Если "принц", то Эллорн, а если "мой" — то обозначение некоей причастности... возможно, я не совсем разбираюсь в тонкостях человеческого языка. А что это значит?

— Для тебя или для меня? — уточнила, окончательно теряя контроль.

Он изменившимся взглядом долго смотрел в небо, а я в упор разглядывала его. Темные пушистые ресницы, четкую линию бровей с еле заметной хмурой морщинкой, белые, отливающие в перламутр длинные волосы, небрежно отброшенные за спину и стянутые на затылке кожаным ремешком в причудливом орнаменте. Тонкие губы, ровный нос. Сильное, мускулистое тело, крепкие руки с длинными пальцами.

Идеальные черты совершенного существа. Потом мы оба враз встали, и, не оглядываясь, разошлись в стороны. Сказано итак слишком много для короткого дня.

*

Собственная смелость в отношениях с Эллорном и пугала, и притягивала. Я никак не могла выбросить из головы мысли о нем, когда его не было рядом, и не могла украдкой не поглядывать в его сторону, когда он был близко. Колдовство, да и только. Конечно, эльф был невозможно красив. Конечно, он был очень умен, и с ним всегда было интересно, неважно, чем он занимался: собирал для костра хворост, читал по памяти длинные баллады, или выплетал из бересты удивительно изящные вещицы. Конечно, мне льстил его интерес.

Но при всем при этом я ни на минуту не забывала о нашей разности, да и не обольщалась особо на свой счет. Хоть Рэм и признавал меня "интересной", и даже Росни иногда прохаживался насчет "смазливой коротышки", да и ореол непонятного "предназначения" подчеркивал мою необычность, но всё это не шло ни в какое сравнение с изяществом и удивительной гармоничностью эльфийского принца. Мы отличались даже сильнее, чем отличался он сам от Охотников, или Охотники от гнома. Иногда, в редкие моменты просветления, я задумывалась, почему же меня так тянет к нему? — и не находила ни одного разумного объяснения.

Я старательно избегала встреч с эльфом один на один, держа в уме предостережение Рэма. Но, как нарочно, именно с Эллорном мы и сталкивались чаще всего, гуляя по лесу. Возможно, он специально как-то эти встречи подстраивал, ибо имел некоторый интерес во мне. Нет-нет, ничего сентиментального, я не заблуждалась. Но что-то ему явно требовалось, я ощущала это, и немного пугалась такой заинтересованности. Поскольку сама с каждым днем все явственнее погружалась в чувство, имеющее очень затертое название в человеческом языке. Потому я старалась не называть его никак. А чувство сие весьма коварно — стоит только поддаться, и уже надежда перевешивает любые доводы разума, глушит голос благоразумия. Нет, я не собиралась легко сдаваться.

Однажды перед рассветом я тихонько удрала из лагеря. Давно уже хотелось побывать в небольшой ложбинке к северу от Шпильки. На склонах там рос изумительно цветущий кустарник, даже издалека, с вершины скалы было видно, как фиолетово переливались огромные соцветия. Несколько дней подряд уговаривала Рэма туда пройтись, но он не одобрил затею, и я, выбрав ясное тихое утро, ушла без разрешения.

Утро в Зачаровне, это утро в Зачаровне, и все тут. Нет у меня слов для описания просыпающегося сказочного леса, да и не может их быть в языке людей. Потому что для нас утро — это конец ночи. Мы говорим: ночь закончилась, наступает день. А эльфы не определяют отрезки времени, для них оно течет непрерывно. Вот так и Зачаровень, то, что в обычном лесу воспринимается как окончание и начало, в лесу бессмертных видится как бесконечность.

Прохладный рассвет вплотную подобрался к горизонту, осветил небо, приготовился выбросить вовне золотые солнечные стрелы. Птицы гомонили и шуршали в листве, а внизу, под деревьями, ночной сумрак постепенно рассеивался, сдавался надвигающемуся утру. Ярче проступили краски, и последним вздохом медвяно пахли ночные цветы. Я торопилась уйти от лагеря подальше до того, как меня хватятся. Охотники сразу поймут, куда я пошла, и я очень надеялась, что никто из них не бросится вслед. В конце концов, последние дни я была достаточно свободна в блужданиях, не первый раз уходила далеко. Мне очень хотелось думать, что они не рассердятся сильно.

Я бежала, хорошо помня, как выглядели склоны холмов, ведущих к заветной поляне. Предутренняя тьма меня не пугала, я не испытывала страха в лесу, ни днем ни ночью. Это был дополнительный повод для ворчания Росни. Он почему-то считал, что лес обязан вызывать у меня панику. Дерн под ногами упруго пружинил, слабый рассеянный свет достаточно освещал путь, воздух был легким и чистым.

Пробегая росистыми полянами, чувствовала, что еще немного — и запою; словно птица, вырвется на свободу та мелодия, что сейчас слышна лишь мне. Дышалось легко, мыслилось четко, желалось просто. "Я хочу, чтобы он поджидал меня там, на поляне!" — загадала, замирая на последнем склоне. Сейчас, внизу, я увижу лилово-багровое чудо. Пусть он разделит мою радость!..

— Благодарю за оказанную честь! — очень серьезно отозвался Эллорн, вышагнувший из ниоткуда. — Радость пополам — радость вдвойне.

— Так пойдем?.. — поражаясь собственной смелости, протянула руку, он осторожно сжал мою ладонь, и так, держась за руки, мы спустились к цветам. Вблизи они оказались еще прекраснее.

*

Встреча на колдовской поляне имела неожиданное продолжение. Возвращаясь в лагерь, наткнулись на огромнейшее дерево: относительно тонкий ствол и роскошная пышная листва, в две высоты, если не выше. Задрав головы, мы разглядывали эту великолепную крону, что вполне могла бы послужить крышей нескольким вместительным крестьянским дворам. Ветви росли не как у обычных деревьев, где-то там вверху, а начинались едва ли не от самой земли. Дерево походило на причудливую зеленую башню. Стараясь припомнить наставления Рэма, я размышляла над его породой.

— Хочешь рассмотреть поближе? — с явным подвохом улыбнулся Эллорн, я, задетая насмешкой, храбро кивнула, и в следующее мгновение уже оказалась вознесенной над землей метра на три.

— Тебе нравится Зачаровень? — поинтересовался эльф.

— Чувствую, никогда еще не была настолько счастлива. — честно ответила, прижимаясь щекой к теплому стволу. — Я многого не помню, но чувства меня пока не подводили. Уверенна, этот лес — прекраснейший из существующих!

— Мотылек... — почти ласково попенял Эллорн, непривычно глядя на меня снизу. Голос его, только что мягкий, разбавили новые нотки. — Что ты можешь знать о жизни? Огонек, чья жизнь короче сна! Мигнувший и погасший, среди таких же мерцающих огней. Кого вы обогрели? Кого приласкали? Защитили?

— Других, таких же. — подумав, ответила я уверенно, не поддаваясь на снисходительный тон.

— Ну да, таких же, живущих кратко и бесполезно. — согласился эльф. — А как же мир вокруг вас? Он дает вам все, так? А что вы даете ему взамен?

Вопрос "а вы?" вертелся на языке, ответ был известен заранее. Я не стала задавать его. С эльфом трудно спорить, с его выверенными аргументами, с полнотой совершенной логики. Но! Бесполезным мотыльком оказывалась у него я, та я, которая была у себя единственной, и потому ценимой личностью. Плевать на всю логику на свете, если она низводит меня на позицию ничтожества!

— Вот так и реагирует на нас большинство смертных. — пожал плечами Эллорн. — Потому мы не испытываем особой радости от общения с другими расами. И нас ли в том винить?

— Унизительно чувствовать себя букашкой, согласись.

— Согласен! — Эллорн решительно взмахнул рукой. — Но для чего оставаться букашкой, когда можно стать бо'льшим? Почему не попытаться вырваться из своего неполноценного состояния?

— Эллорн!.. — предостерегающе прервала, стараясь не обижаться. — Ты помнишь, что и я из разряда неполноценных?..

Пока мы беседовали, я осторожно спускалась с роскошного трона, куда меня так неосмотрительно вознесли заботливые руки совершенства во плоти. Я уже благополучно перебралась на нижнюю ветку, метрах в полутора от земли, и собиралась спрыгнуть вниз, когда он резко развернулся. Мы оказались лицом к лицу — я едва не свалилась с ветки, инстинктивно отстранившись. Впрочем, в обществе эльфа можно падать хоть откуда — ни одно, даже естественное движение, не может соперничать с его реакцией. Он всегда поймает тебя. Конечно, если посчитает нужным.