Эвиана. Общий

Похоже, они успели спеться — на почве брутальности, не иначе.

Ровно в назначенное время — ни минутой позже, ни раньше (я проверяла) — объявился Алмор, наш многомудрый и справедливый наставник. Его светлые волосы сдерживал драгоценный обруч, мантия небесно-голубого цвета красиво ниспадала, и даже большой медальон на золотой цепи с крупными звеньями не казался признанием в дурновкусии владельца. Улыбка мага была белозуба и широка. Она могла бы освещать ночные улицы или слепить врагов, но — увы, увы! — Алмор расходовал её на студентов, в большинстве своём слишком эгоистичных, чтобы оценить благородный порыв его души.

С первого ряда я посылала ему лучи испепеляющей ненависти. Светлый бог не одобряет подобного, но наверняка простит свою униженную, оскорблённую и жаждущую отмщения дочь.

Когда маг-наставник заметил меня, его на мгновение перекосило. Ещё бы! Он лихо записал меня в бездари, но Испытание восстановило справедливость, я надела мантию. И только по его вине её цвет оказался не белый, а чёрный.

Скрип-скрип. Именно такой звук издавали металлические перья, водимые по белой плотной бумаге. Студенты — все как один — аккуратно записывали лекцию. И я была в их числе.

Когда светлый бог задумывал наш мир, он тщательно продумал всё в нём до мельчайших деталей. В плане не было ни единого недостатка, но когда Владыка приступил к творению, вмешались дееры — бестолковые создания, в самой природе которых заложено стремление переворачивать всё с ног на голову. Их породили сновидения, привидевшиеся Создателю до начала времён, и, по сути, они такие же божественные чада, как и люди. Впрочем, я не чувствую никаких родственных чувств к суетливым любопытным тварюшкам, вечно оттирающимся поблизости от человеческих жилищ. Однажды я краем глаза видела деру — она походила на небольшую мохнатую белку и косилась на меня лиловым глазом.

Из-за вмешательство деер божественный план был нарушен и сейчас мы имеем то, что имеем. Ни один из задуманных закон не работает абсолютно верно, а часть из них и вовсе никогда не выполняется. Светлый бог, кстати, не стал ничего исправлять — жрецы говорят, потому что он с самого начала всё знал. Я склонна им верить.

Благодаря прорехам в ткани мироздания и возможна магия. Вернее, некоторые люди — в большей или меньшей степени — способны с дозволения светлого бога использовать эти изъяны для совершения с точки зрения обычного человека невозможных вещей. С древних времён их называют магами.

Но чтобы стать могущественным чародеем, не достаточно просто иметь дар. Нужно уметь его правильно применять, а для этого необходимо знать, какие законы мироздания повреждены и насколько. Алмор читал нам чистую теорию, без практики. Впрочем, у тех, кто будет допущен до ритуала Высвобождения, возможности применить знания в жизни будет предостаточно. Остальным тоже найдётся дело, но лучше всё-таки не попадать в их число.

С раннего детства я знала — мне предназначена великая судьба. Светлый бог хотел, чтобы я стала волшебницей — моё зачисление в "мизерикордию" прямо об этом говорит.

После оснований магии у нас должно было быть занятие по медитации. По счастью, хоть его нам не пришлось ни с кем делить.

В круглом зале стоял полумрак и пахло благовониями, как в храме. Мне нравился этот аромат. Повсюду лежали шёлковые пурпурные подушки, отделанные золотым шнуром — на них предполагалось удобно расположиться. Мягкие и большие, они сразу заслужили мои любовь и обожание.

— "Мизерикордия", — торжественно произнесла преподавательница, молодая магесса в мантии, больше напоминающей платье. Её длинные каштановые косы были перевиты нитями жемчуга. — Я, леди Катрин, научу вас расслаблять и настраивать ум и тело. С помощью моих наставлений вы познаете истинное умиротворение.

"Умиротворение"... Мда, с этим у меня проблемы. Пока что обучение в Высшей Школе частенько вызывает у меня приступы гнева. Это удручает. Хороший маг должен уметь сохранять невозмутимость даже в невыносимых условиях.

Украдкой я окинула взглядом одногруппников. Гальран заметно нервничал: его лицо несмотря на смуглоту казалось неестественно бледным — столкновение с Эадвином всё-таки не прошло для него; Лейан угрюмо разглядывал узоры на паркете перед собой — впрочем, иного я от него и не ожидала. И только Тори был свеж и жизнерадостен, словно подснежник, пробившийся к солнцу сквозь корочку льда.

Кстати, полуэльф уж довольно долго тянул руку, стараясь привлечь внимание леди Катрин.

— Тори? — с почти материнской нежностью обратилась к нему магесса (нас заставили приколоть к груди таблички с именами). — Ты хочешь задать вопрос?

— Да, — полукровка встал, аккуратно расправил складки на мантии и только потом проговорил:

— Вы придерживаетесь человеческого или эльфийского стиля?

— Я — последовательница ильонской школы, — гордо заявила учитель. — Мы основываемся на традициях магов древних королевств людей.

— Значит, песен не будет? — расстроено и немного капризно протянул Тори. На его лице отобразилось безграничное разочарование. — Я так и знал.

"Далхрос! И ты туда же?"

Я как могла боролась с унынием, но общее настроение в конце концов передалось и мне. Грандиозные планы перестали казаться такими уж грандиозными, да и в осуществимости их появились сомнения. Иначе говоря, жизнь стала не в радость.

Поэтому когда Тори после окончания занятия по медитации — тянувшегося мучительно долго — предложил выпить по чашечке чая, я без раздумья согласилась. В нашей семье любят пить этот бодрящий напиток, не делая особых различий между чёрным, цветочным или зелёным. Впрочем, одно условие всё же соблюдается всегда: на стол к Флорени попадает продукт только высшего сорта.

— Я не стану это пить, — презрительно заявил Гальран, принюхавшись к густой тёмной жидкости в чашке.

— Почему? — удивилась я. Как по мне, напиток был вполне на уровне.

— Это не "чёрный императорский", а жалкая подделка. Я бы назвал его "чёрный плебейский" или "чёрный-для-бедных-но-с-претезиями".

И действительно, как следует распробовав, я обнаружила-таки дефект: одну из дорогих добавок заменили гораздо более дешёвой. Вкус чая при этом пострадал меньше, чем моя гордость. Не разобрать с первого глотка фальшивку! Какой позор.

— Фу, — присоединилась я к негодованию товарища. Но если на возмущение у меня было полное право — Флорени очень богатая и уважаемая семья — то, причины его недовольства оставались для меня тайной за семью печатями. Гальран ну никак не тянул на аристократа и даже на аристократа-в-немилости-у-властей. Слишком простой и наглый — и этим всё было сказано.

— Я страшно извиняюсь, — поспешил замять неловкую ситуацию полуэльф. — Мне дали чай на кухне... Видимо, ошиблись.

— Не ошиблись, — мрачно проговорил Гальран, отодвигая чашку и вставая из-за стола. — Привыкайте, что здесь нас не считают за равных. Для дворян мы навсегда останемся людьми второго сорта.

Когда он вышел, громко хлопнув дверью, Тори с надеждой спросил:

— Может, хотите эльфийского?

— Это ещё какого? — настороженно произнёс Лейан. Его пустая чашка недвусмысленно намекала на непривередливость хозяина.

"Из какой же затерянной северной деревни надо было вылезти, чтобы спрашивать такое?"

— С кусочками фруктов, семенами, душистыми травками... — с готовностью начал перечислить полуэльф, но беловолосый прервал его:

— Не интересуюсь.

Он ушёл вслед за Гальраном. Дверью не хлопнул — и на том спасибо.

В "учебной" мы остались одни.

— Наверно, я в чём-то виноват, — грустно признался полуэльф — Они же на самом деле хорошие...

Его безграничная вера в людей заставила меня с горечью осознавать собственное несовершенство. И что такое мерзкое эгоистичное существо могло сказать этому светлому созданию?

— Ммм, а у тебя есть печеньки?

— Конечно! Какие хочешь: медовые или с изюмом?

Алхимия — неблагодарная наука. Так обычно говорят её адепты, оправдывая неудачи.

Конечно же, они... как бы сказать помягче... искажают действительность. Она не женщина, чтобы принимать ухаживания в обмен на благосклонность. И не жена или возлюбленная, чтобы хранить верность однажды добившемуся успеха.

Милый мастер Райно часто захаживал к нам в дом. Его главной страстью после алхимии — а алхимиком он был очень и очень хорошим — являлась история Тельсиронской империи, государства-прародителя Меронии, Лориниена, а также ещё нескольких стран. Он постоянно собирал какие-то экспедиции, писал монографии, читал лекции в королевском Университете. Всё это требовало значительных затрат, но откуда у скромного мага богатства? Вот и приходилось мастеру Райно искать покровителей где только возможно. Когда отец разбогател, он и к нему пришёл.

Не знаю, чем руководствовался Орден, но наставлять молодых магов в алхимии поручили именно мастеру Райно. Слегка сутулый, неряшливый, рассеянный и ужасно патлатый — он ничуть не изменился с нашей последней встречи. Первое, что он сделал, войдя в аудиторию, это написал на доске одно-единственное слово: "Взращивание". А затем как ни в чём не бывало представился и начал пространную лекцию о системе символов в культуре Тельсиронской империи. Под конец занятия половина аудитории крепко спала, а остальные держали со сном неравный бой.

И лишь "мизерикордия" держалась стойко, как солдат в почётном карауле.

Когда колокол пробил окончание двухчасья, Райно прервался на полуслове, жизнерадостно объявил тему домашнего сочинения — символика насекомых в классической литературе, а затем, преисполненный чувства собственного достоинства, удалился.

Даже не попрощавшись.

Как вскоре выяснилось, больше всего он пришёлся по душе Тори.

— Какой хороший человек! — восхищённо заявил он. — Хочет, чтобы мы развивались не только профессионально, но и духовно. Я всегда мечтал быть всесторонне образованным!

— Ненавижу классиков, — скривившись, проговорил Гальран. — Почему мы должны забивать себе голову бреднями мертвецов? "Мудрость" не спасла их от смерти, да и нам мало поможет.

Лейан вообще промолчал. После алхимии он стал ещё мрачнее — чем меня изрядно удивил. Казалось, вслед за ним следует небольшое облако изначальной тьмы, убивающее вблизи себя свет и радость.

Полагаю, в его захолустье и слыхать не слыхивали о классических авторах вроде Аурелия или Светониана. На севере жизнь сурова — даже слишком. Люди там заняты выживанием, на работу над собой у них вряд ли остаётся много времени. Даже если семья Лейана и принадлежит к лишённым милости аристократам, он родился уже в изгнании, а значит, не мог получить достойного образования.

Я же выросла в столице. С ранней юности классическая литература развлекала и наставляла меня.

В расписании алхимия значилась у первого курса последним занятием. Впрочем, как оказалось, для "мизерикордии" сделали исключение.

— Вы должны стать подобающими окружению, — заявила Ульдерика, сморщив носик. Ужасная девица. Неужели она думает, будто благородное происхождение перекрывает её безнадёжную провинцальность?

— В смысле? — глядя на девушку исподлобья, спросил Гальран.

— Вот направления на дополнительные занятия по точным и изящным наукам, — Ульдерика протянула три небольших прямоугольных карточки с золотым тиснением. — Учтите, Совет будет пристально следить за вами. Согласно Уставу, за неуспевание по любому предмету полагается исключение.

— Эй! Что за ерунда? Я никогда о подобном не слышала!

Да что это за далхросовый совет самоуправления такой?!

Хм... Может, всё-таки стоит прочесть их Устав...

— Тебя это не касается, — довольно грубо — и фамильярно! — проговорила Ульдерика. — К сожалению, ты считаешься человеком нашего круга.

Я едва сдержала грязное ругательство. Лишь природная скромность и страх уронить себя в глазах товарищей помешали мне сорваться.

Ну вот, теперь они точно знают, что я не совсем чужая дворянам — впрочем, подозреваю, было бы трудно не заметить этого ранее.

Нужно постараться сохранить тайну хоты бы имени семьи — во всяком случае, пока.

Молодые люди — и полуэльф — отправились на дополнительные занятия, а я занялась своими делами. Остаток дня растворился в уборке, скучной и очень одинокой трапезе в полупустой столовой зале, попытках набросать костяк сочинения для мастера Райно и попытках же прочесть Устав.

Сон мой был подобен омуту.

— Проснись, Эвиана! — приказал властный голос.

Открыв глаза, я увидела, что мою постель обступили одетые в чёрные балахоны люди. Лица их скрывали маски воронов, на навершиях длинных узловатых посохов лихо отплясывали яркие "болотные огоньки".

— Кто вы? — спросила я. Отчего-то странные гости не вызвали страха, только интерес.

— Мы те, кто проведёт тебя тайным путём, Эвиана, дочь Аэрта. Только после этого ты получишь право называть себя частью Ордена.

— Ведите. Я готова.

Люди-вороны сняли один из гобеленов со сценами из жития девы Маргареты — самый блёклый во всех смыслах, за ним оказался пыльный неосвящённый проход с ведущими вниз ступенями.

"И как это я его раньше не заметила? Вот растяпа!"

Меня повели по запутанной сети потайных ходов в стенах Высшей Школы. За всё время пути мои таинственные проводники не проронили ни слова, а сама я не смела завести разговор. Наконец очередная дверь с кованым символом Ордена отворилась, и мы вошли в помещение, разительно отличающееся от прочих. Во-первых, оно не выглядело заброшенным, а во-вторых...

...из центра тонущей в полумраке комнаты высотой в пять человеческих ростов бил, словно вода под сильным напором, яркий чуть голубоватый свет. Он формировался в аккуратную колонну и не выходил за её границы. В этой колонне парило существо всем, кроме нескольких малых отличий, напоминающее болезненного изнеженного человеческого ребёнка — то ли девочку, то ли мальчика. У него были длинные светлые волосы и заострённые, как у эльфа, уши. Из-под долгополого одеяния, скрывавшего почти всё тело, торчали босые ступни.

Глаза существа были закрыты.

"Неужели гомункул?"

— Кто это? — спросила я у людей-воронов. — Или что?

— Оно определило твою судьбу, Эвиана. Больше тебе пока не следует знать, — был ответ. Он совершенно не устроил меня. Я прошла через трудности поступления в Высшую школу не для того, чтобы довольствоваться объяснениями-отмазками. Мне надо знать, как работают все те чудесные вещи, которые окружают меня.

Существо передо мной было удивительным. Оно не вызывало ничего, кроме восхищения. Не знала, что наша технология способна породить подобное.

Не взирая не предупредительный окрик, я подбежала к сияющей колонне и коснулась парящего в ней создания. Свет оказался холодным и плотным на ощупь, а кожа гомункула — тёплой, как у человека. Я уж было разочаровалась, но... внезапно создание открыло глаза — ярко-синие, без зрачков и белков — и сказало голосом, памятным мне по Испытанию:

— Тебе здесь не место.

Я в ужасе отшатнулась и...

...проснулась, стоя посреди спальни в ночной рубашке. В правой руке у меня почему-то была зажата записка, найденная при разборе шкафа.