Принц на побегушках (прежний вариант)

Очередность казней и их вид были расписаны настолько жестко, что даже заболевших преступников лечил знахарь — как же, а вдруг кто-то пропустит очередное занимательное зрелище вроде четвертования или колесования! А потому возможности тихо придушить в камере парочку приговоренных и затащить их в стену не было никакой — слишком жесткий был контроль.

Воду моим знакомым перестали давать еще неделю назад — и тогда же убрали светильник, наглухо запечатав люк. Теперь его откроют примерно через год, чтобы извлечь высохшие тела приговоренных к "камере смерти" и сжечь их согласно обычаям. Так что я со спокойной душой мог принести в камеру хоть одеяла, хоть запас еды, хоть светильник... да хоть оружейный склад! Все равно никто ничего не заметит — тюремщики мимо этих темниц ходят крайне редко и точно не по ночам.

В принципе, мне никто не мешал хоть сейчас взять пару опальных аристократов за шиворот и, протащив их сквозь стены, вывести из дворца, а подходящие трупы поискать попозже... но оно мне надо? Ведь если я так сделаю, то эти двое потребуют, чтобы я помогал им и дальше. Улий тут же начнет ныть, чтобы я хоть как-то их обеспечил, при этом отчаянно сверкая глазами, граф Мар наверняка вобьет себе в голову, что он теперь, как мой должник, должен всюду следовать за мной, согласно законам родовой чести...

В общем, мне было гораздо спокойнее, пока эти неугомонные спокойно сидят в камере. Тут тихо, тепло, сухо и больше не воняет немытым телом — мне достаточно было попросить камень стен впитать в себя всю грязь и запахи. А самое главное — тут никто не мешает. А этот человеческий детеныш недоволен!

Глубоко вздохнув, чтобы взять себя в руки, я отвел взгляд от танцующего на каменной плите огня и тяжело воззрился на уже успевшего немного отъесться благодаря моим стараниям Улия.

— Чего ты от меня хочешь, человек? — Устало выдохнул. — Чтобы я сам занял твое место в камере? Чтобы я пошел и убил первых попавшихся слуг, а потом принес их тела сюда? Скажи мне!

— Я... — растерялся парень. — Я... я... я хочу, чтобы ты вывел нас отсюда! — Наконец, собравшись, воскликнул он, торжествующе сверкая глазами.

— А что потом? — Вздернул бровь в ответ я, с изумлением замечая, как умудренный жизнью граф согласно кивает, одобрительно глядя на своего племянника. Кажется, пребывание в тюрьме гораздо сильнее влияет на умственные способности заключенных, чем я предполагал. — Если тебе все равно, что случится с тобой, то подумай хотя бы, каково будет мне! Я не намерен ради пары опальных аристократов рисковать собственной шкурой!

— Вы могли бы пойти с нами, лилири, — внезапно чуть слышно сказал старик.

На несколько мгновений я оцепенел, пытаясь понять, не ослышался ли. Даже Улий с изумлением покосился на явно обезумевшего родственника.

— Ты с ума сошел, человек!!! — Наконец сумел взять себя в руки я. — Куда я пойду? Зачем мне это надо?! Ты что всерьез предлагаешь мне променять ненавистный дворец... заметь, в котором я всегда могу раздобыть и книги, и еду, и оружие, при этом не платя за них, на улицы города? На узкие переулки, в которых каждый день гибнет больше людей, чем король приказывает казнить за год? На нищих, озлобленных людей, которые готовы убить любого, кто хотя бы немного удачливее их? На голод и неизвестность? Ты этого просишь?! Не в этом столетии, старик.

С каждым словом Мар Шинеа все ниже опускал голову, тщетно пытаясь укрыться от моего взгляда. Я же продолжал, не в силах остановиться.

— К тому же, ты не подумал, что меня, с моей черной рожей и светлыми волосами, опознает любой нищий в Вальшене? — Скептически ухмыльнулся, глядя на старика. — А каждый раз тратить по три часа только для того, чтобы ненадолго замаскироваться и стать похожим на обычного человеческого ребенка, я не хочу.

Граф, сам того не подозревая, сумел растревожить мои старые и очень болезненные раздумья. Служака, чтоб его...

Я действительно не раз хотел уйти из дворца, куда глаза глядят. Но что я буду делать потом? Без помощников, без поддержки, без заработка... Во дворце мне жилось несладко — не спорю. Но куда тяжелее мне придется вне его. Слишком у людей предвзятое отношение к одиноким детям, бродящим по улицам страны — так недолго и в тюрьму за бродяжничество попасть... или обратно во дворец, к разгневанному побегом ублюдка папаше. В Вальшене сейчас проживает всего двое полукровок: я и старенький знахарь, который согласился стать моим наставником — слишком мало, чтобы я мог скрыться среди толпы себе подобных. А потому, стоит мне случайно попасться в цепкие руки стражников, владеющих знаниями школы иллюзий хотя бы на среднем уровне, и опознанного беглого принца с поклонами препроводят обратно к семье, наконец-то получивший повод избавиться от "сошедшего с ума лилири", предварительно посетовав на дурную эльфийскую кровь, столь явно выраженную во мне.

Нет, я, конечно, мог замаскироваться гораздо быстрее и без помощи тяжелой и неимоверно сложной магии... но сочетание краденых белил и румян, муки и угольной пыли придавало мне вид скорее замученного поваренка, чем уличного мальчишки. К тому же, такая маскировка была слишком недолговечной и оставляла заметные черно-белые пятна везде, к чему я случайно прикасался руками или щекой. Конечно, существовал еще особый травяной отвар, которым человеческие женщины споласкивали волосы, придавая им густой чернильно-черный цвет, и способный избавить меня от необходимости посыпать белые пряди сажей... но вот беда: у меня обнаружилась чудовищная аллергия на какую-то из трав, входящих в этот отвар. И если передо мной вставал выбор: быть черноволосым, но задыхающимся из-за опухшего горла, или оставаться со светлыми волосами, я, разумеется, выбирал последнее. Так что проблема достойной маскировки была одной из самых важных в моей недолгой жизни.

Конечно, я мог сдержаться и просто проигнорировать столь наглое заявление, но... мне это было невыгодно. Если я каждый раз буду прощать своим собеседникам их ошибки, то они мне на шею сядут и ножки свесят. А шея у меня не казенная!

— Простите, лилири... — почти беззвучно прошептал старик.

— Прощаю, — фыркнул я. На убогих не обижаются, а граф явно тронулся умом, пока сидел в камере, иначе думал бы, что и кому предлагает.

Устало зевнув — все же, уже почти три недели не могу нормально выспаться, а добровольно взваленной на себя работы во дворце никто не отменял, — я с силой потер лицо ладонями и уставился на пляшущие рядом со мной язычки пламени костра. Скучно. Скучно и холодно — даже не смотря на мои усилия по обогреву камеры, от каменных стен периодически несло противным влажным холодом. А еще и эти двое так жалобно смотрят, словно я поклялся принести им луну на золотом блюде, а теперь пытаюсь доказать, что никаких обещаний не было. Надоело, если честно.

Я решительно не знал, что мне делать с опальными аристократами. Ну выведу я их из темницы — а дальше-то что? Их надо будет переодеть — и не в мои рубашки и штаны, как сейчас! А то оба человека выглядят так, словно решили примерить детские костюмчики, из которых выросли лет так в десять. Как бы снова в тюрьму не загребли — за попрание общественной чести... И у кого мне прикажете воровать для этих орясин одежду?

Им нужны будут припасы — благо, с этим проблем не было никогда. Им нужны будут деньги — а вот тут уже сложнее. Я, конечно, в любой момент могу залезть в сокровищницу или срезать кошелек, но... не хочу. Попросту не хочу. А значит, перед ними остро встанет проблема заработка. Но в таком виде их возьмут разве что мусорщиками — да и то сомневаюсь.

И наконец, их надо будет вывести из столицы — и вот тут я рискую нажить себе огромное количество проблем. Меня знают в городских трущобах как неприметного, отстраненного типа себе на уме, никогда ничего не требовавшего и мало чем интересовавшегося, и если я вдруг начну выспрашивать о путях, которыми можно ускользнуть из-под носа столичной стражи, то меня не то, что не поймут — однозначно в чем-нибудь заподозрят. А это значит, что прости-прощай мои прогулки по ночному городу — по крайней мере, на ближайшую пару лет. На такую жертву я пока не готов.

Может, попросту прирезать их? Или отравы в еду подсыпать? Надоели по самое "не могу" уже...

Вовремя поняв, что еще немного, и я попросту убью своих собеседников без лишних угрызений совести, вскочил на ноги, побросал в мешок оставшуюся после позднего ужина посуду, быстро загасил костер и, сдавленно буркнув что-то на прощание, шагнул в стену.

Мне срочно необходимо выйти в город! Стены дворца начинают сводить меня с ума — медленно, но верно. А сумасшедший полукровка — не то существо, которое принято оставлять в живых, не смотря ни на что. К тому же, не стоит давать королю очередной повод наказать меня, срывая на слугах свое дурное настроение.

Оставив мешок непосредственно в стене, я скользнул к себе в комнату. Сейчас загримируюсь и пойду в город — недалеко от городской стены есть одна неплохая таверна, где и выпить можно, и с интересными людьми встретиться. И все равно, что принцам не положено гулять по городским трущобам после полуночи! Меня никак нельзя назвать нормальным человеческим принцем — пусть даже и бастардом, а значит, обычные правила написаны не для меня.

Аккуратно вытащив из каменного пола в своей комнате большой плащ с глубоким капюшоном и небольшую сумку, я уселся поближе к зеркалу. Сложный грим сейчас наносить бессмысленно, но черную кожу все же необходимо замаскировать!

...Через час я внимательно разглядывал отображавшегося в зеркале загорелого мальчишку-южанина с густыми черными бровями — самого обычного, каких полно как в южных областях Вальшены, так и у нас на севере страны. Вот только волосы у мальчишки были неприлично длинными — простолюдины в своем большинстве стараются не носить волосы длиннее плеч — и подозрительного бело-золотого цвета. Впрочем, эту проблему можно решить и без привычной горсти сажи — я замотался в плащ и натянул капюшон пониже, приколов его к волосам. Вот так! Теперь можно идти!

Выйдя из комнаты, скользнув в стену напротив двери и поежившись — все же, "каменный" воздух достаточно холоден, — я направился в сторону выхода из дворца. Все же, сейчас нет еще и полуночи, и по коридорам ходит достаточно людей, чтобы я мог случайно на кого-нибудь наткнуться.

Из дворца я выбирался слишком долго — на мою беду, сегодня ночью стояли на карауле на удивление исполнительные стражники, даже и не думавшие хоть как-то ослаблять свое внимание. Да и дежурный маг оказался излишне бдительным и старательным, растянув на обозримом пространстве тончайшую сторожевую "завесу", через которую я пробирался добрых полчаса, стараясь при этом не попасться на глаза служакам. Но в итоге я сумел проскользнуть незамеченным и через дворцовую стену вышел на улицу Светлого района.

Ночная столица. Время знати и воров. Время званых вечеров, краж и убийств. Самое лучшее время, чтобы я мог выйти на улицу без риска быть узнанным первым же встречным забулдыгой.

— — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — —

Примечания.

*Родиться в изголовье кровати. — У эльфов есть обычай, перенятый впоследствии людьми: когда женщина рожает бастарда, то ложится ногами к изголовью ложа. Бытует поверье, что рожденный таким образом ребенок является не "продолжением", "новой частью" рода, а его "сухой ветвью" — тем, кому следовало бы не рождаться вообще или умереть при рождении. Ребенком вне рода.

Проклятье: "чтоб тебе в изголовье родиться!", широко распространенное как среди людей, так и среди эльфов, можно перевести как: "чтоб ты сдох!".

**Растаять в памятнике. — у эльфов нет кладбищ в общепринятом смысле, их заменяют памятники из камня, изображающие покойного; тело погружается в изваяние и остается там навсегда. Со временем плоть покойного превращается в такой же камень, из которого сделана статуя.

* * *

Проклятие полукровок. — Считается, что после смерти сущности эльфов тают во тьме подземелий, суть людей — исчезает в солнечном свете. Дух полукровок, принадлежащий как свету, так и тьме, и при этом не принадлежащий никому, чаще всего остается на земле, на месте смерти тела. При этом место обитания духа становится проклятым — жить на нем невозможно из-за чудовищно измененного магического фона, а тот, кто попал под проклятие, быстро и в мучениях умирает.

* * *

Похоронить под сосной. — Самоубийцы, согласно человеческим преданиям, не могут вознестись к свету, а потому их не сжигают на костре, как подобает, а закапывают в землю. Сосна — сильное дерево, способное отводить ярость неупокоившегося духа, а потому самоубийц стараются закапывать именно под ним.

(5*) Ритуал "льдинки и свечи". — Общеизвестно, что эльфы не могут повелевать огнем и воздухом; также, как люди не могут напрямую владеть силой воды и земли. Для использования заклинаний враждебной собственной сущности стихии можно преобразовать собственную энергию в противоположную, но при этом происходит колоссальная потеря как магических, так и физических сил, а потому подобное могут делать в основном либо людские маги и эльфийские шаманы с огромным резервом сил, либо опытнейшие архимаги или верховные шаманы. Единственные, кто может, хоть и в минимальном объеме, подчинять себе все четыре стихии без угрозы для себя — полукровки эльфов и людей, рожденные с даром.

Ритуал "льдинки и свечи" позволяет человеку или эльфу какое-то время (обычно полгода-год) повелевать враждебными стихиями относительно без вреда для здоровья и утечки сил. Одним из обязательных моментов ритуала является молодая — не старше восьми человеческих лет от роду — жертва, ее страх, боль и, в конечном итоге, довольно мучительная смерть.

Ритуал был придуман в 5242 году двумя учеными: человеческим магом Ераном Итарэном Ситшэном по прозвищу "Выскочка" и эльфийским шаманом Сиирали Пашше'ис. Во время проведения пробного ритуала эльф погиб, а Выскочка сошел с ума от раздирающих его потоков чужой магии и вскоре покончил с собой.

В настоящий момент на ритуал "льдинки и свечи" наложен абсолютный запрет, за его проведение полагается безоговорочная смертная казнь.