Проклятие Золотого берега

— Ты куда это собрался? — окликнул его чародей.

— Как это куда? — удивился джегг. — Нам надо бы с рассветом убираться отсюда. А у тебя наверняка всего одна лошадь. Мне что, пешком за тобой бежать?

— Так ты хочешь добыть коня? Небось, украдешь? — испугался Аметисто.

— А если и украду? Что тогда? Прогонишь?

Аметисто не нашелся, что ответить, потому что, нарекая джегга новым именем, взял его под свою опеку.

— Да не бойся, маг, — успокоил учителя Джейран. — Орлы возле гнезда ворон не ловят. Все честно. Просто у меня есть лошаденка, стоит в конюшне у одного знакомого, он мне кое-чем обязан и болтать не станет.

Прошел всего лишь час, и джегг вернулся. Небо начинало понемногу светлеть, и когда маг с учеником выехали через один из больших проломов в стене, утренняя заря уже встречала их оранжевыми и розовыми полосами на легких перистых облаках. День обещал быть ясным.

Вернувшись из Стефеншира, Аметисто несколько приободрился. Ему приходилось много времени уделять своему ученику, причем учить его не только магии, но и самой обыкновенной грамоте. Он брал его с собой, когда шел помогать клиентам в бедняцкие кварталы, и был очень рад, что там никто не спрашивал, почему с ним рядом находится джегг. В присутствии ученика он уже не мог перебирать выпивки, потому что пару раз, когда он выпивал лишнего, Джейран, хоть и доводил его до дома, потом издевался над ним несколько дней. Джегг не только оказался мастером на острые слова, но и очень легко узнал семейные тайны своего учителя:

— Однако, супруга твоя престранная особа. Что там с ними делают, в этой Лиге? Живет, как будто до сих пор в монастыре.

— Ты мою Сапфиру не тронь, — сердито пробурчал Аметисто. — Не твое это дело. А что это у тебя за царапины на щеке?

— Это? Это ваша белая кошечка, зараза такая, когтями разодрала, — заныл Джейран.

— Врешь! Если бы кошечка, у тебя бы уже воспаление началось. А ну, признавайся, как было дело, пока цел!

— Ну, я ... шел по коридору, а твоя жена...

— Ах ты, негодяй, как ты посмел приставать к жене учителя! — закричал Аметисто. — Вот я тебя сейчас!

— Что? Бить будешь или выгонишь? — поддразнил джегг, прекрасно понимая, что ни того, ни другого учитель не сделает.

И действительно Аметисто не нашел ничего более подходящего, как приказать Джейрану в качестве наказания вызубрить в три раза больше, чем обычно, магических формул. Этот разговор только усилил в нем чувство вины перед Сапфирой, которое, однако, пока еще не переросло в ревность.

Аметисто не мог долго злиться на джегга, потому что тот стал за последнее время самым близким для него человеком, несмотря на свои хулиганские выходки. Джейран не давал прохода служанкам, до крайности любил стянуть на кухне что-нибудь вкусненькое и удивительным образом знал все сплетни не только в доме, но в целом квартале. Все же присутствие ученика благотворно сказывалось на состоянии мага, который должен был держать перед ним марку и совсем не хотел подавать дурной пример. Время шло к весне, и Аметисто надеялся, что вскоре поплывут торговые корабли, его магические умения потребуются капитанам, а там, кто знает, может быть, они даже отправятся в морское плавание.

Тем временем в школе бойцов успешно шли занятия. И вот настал день, когда полковник Дельфиниум решил, что называется, показать товар лицом и устроить зрелище для горожан, а именно — большие весенние состязания учеников школы. Накануне грандиозного события Аметисто пришел к Сапфире:

— Ты знаешь, дорогая, завтра должны состояться первые состязания учеников школы меча. Там будет весь город. Даже мои отец и брат решили посетить их, может быть, ты согласишься сопровождать меня?

— Нет, Аметисто, я не пойду, я что-то не здорова, — отмахнулась Сапфира.

Супруг не решился настаивать, так как вдруг подумал, что ей вряд ли будет уж очень весело смотреть, как сражаются на мечах другие, и понимать, что для нее это только воспоминания.

На следующее утро солнечная погода как будто специально собралась сделать приятное уландийцам. Весна вступила в свои права, местами с балконов уже начали свешиваться толстые бело-фиолетовые кисти глициний, а возле арены, на которой должны были проходить состязания, расцвели первые гиацинты. Купцы не поскупились на новенькие трибуны для зрителей и даже на шелковый тент для почетного места, где должны были сидеть члены городского совета. Шумная толпа постепенно заполняла трибуны, нарядные уландийки покачивали разноцветными солнечными зонтиками, простолюдинки щелкали семечки, а молодые парни, бывшие самыми рьяными болельщиками, запаслись изрядным количеством пива, хлопушками и свистками.

Состязание началось с самых младших учеников. Мальчишки девяти-десяти лет с увлечением стучали деревянными мечами под радостные крики родителей и взвизгивание девчонок. Потом пришел черед учеников постарше, и здесь уже дело не обходилось без серьезных повреждений и девичьих вздохов. Пару раз солидные маги шторма с носилками выбегали на арену и уносили незадачливого бойца, хотя нанести опасный для жизни удар не позволяли хорошие доспехи и турнирные мечи. Наконец на арене осталось два лучших бойца из старшей группы. После отчаянного сражения был выявлен победитель турнира, и, казалось бы, уже можно было награждать участников, но неожиданно из задних рядов, нагло расталкивая зрителей, на ристалище вылез неизвестно кто такой. Высокого роста, в отличных боевых доспехах, с потрясающе блестевшим на солнце мечом с затейливой рукояткой, рыцарь воплощал собой всю дворянскую спесь, вместе взятую.

— Эй вы, купчишки, и это, по-вашему, турнир?! — прорычал он. — Да никто из вас ничего толком и не умеет!

Зрители были крайне возмущены нахальством неизвестного рыцаря, однако решили промолчать и посмотреть, что же будет дальше. А тот между тем перешел в наступление.

— А ну, ты, — он ткнул пальцем в победителя. — Посмеешь выступить против меня?

— Я не посрамлю чести города и моих наставников! — храбро воскликнул юноша, вставая в боевую позицию.

Но одного молодого задора было явно недостаточно для победы. Вскоре парень пропустил удар, и струйка крови потекла по его плечу. Еще один ловкий прием — и вот меч уже выбит из рук отчаянного, но неопытного уландийца.

— Это нечестно! — завопили с трибун. — Гость сражался боевым мечом!

— Подумаешь, — грубо возразил неизвестный рыцарь. — Я же не собирался его убивать, всего лишь указал ему его место. Ступай, парнишка, тебе еще долго надо учиться.

Несчастный ученик школы мечей медленно поплелся к выходу с арены, зажимая рукой кровоточащее плечо. Тем временем в первом ряду полковник Дельфиниум крепко сжал руку сидевшего с ним рядом воина в маске.

— Послушай, Арифас, — прошептал он ему на ухо. — Теперь вся надежда только на тебя. Я сегодня не в форме, вчера повредил ногу.

Его собеседник, не тратя лишних слов, одним прыжком перемахнул через барьер и, учтиво поклонившись, произнес:

— Благородный гость, не соизволите ли Вы сразиться с преподавателем школы? — и добавил, кивнув начальнику школы: — Я надеюсь, Вы не возражаете, чтобы и у меня был боевой меч?

— Да хоть какой угодно, — развязно ответил его противник. — Что мне, мечнику из самого Эйдалон-Бравира, бояться вас, провинциалов!

Однако самоуверенность гостя оказалась недостаточным оружием против истинного мастера, вернее мастерицы, воинского искусства. Поначалу их умения казались равными, однако через несколько минут стало ясно, что грубая сила незнакомца уступает ловкости и изяществу движений его противника. Трибуны неистовствовали. Крики, свистки, женский визг — все смешалось в какую-то невероятную какофонию, в которой совсем не было места ни малейшему одобрению в адрес рыцаря. Когда он в очередной раз в ярости кинулся на соперника, тот ловко отпрянул в сторону, и могучая фигура заезжего храбреца рухнула на арену. Тут же с трибун раздались такие аплодисменты и приветственные крики, что некоторые особо чувствительные дамочки мало что не попадали в обморок. Пошатываясь, посрамленный пришелец подобрал свой меч и, даже не поклонившись, удалился с арены. И не избавиться бы ему от жгучего стыда до конца своих дней, узнай он, что в поединке его одолела женщина.

— Арифас! Арифас! — скандировали между тем трибуны с подачи начальника школы, который был несказанно рад, что перед глазами городского совета одержана столь красивая победа.

Потом на арену вышел представитель купечества, который вручил победителю главный приз — мешочек золотых монет. Три самые красивые девушки Уланды, которым выпала честь поздравлять победителей, преподнесли молодому преподавателю огромный букет роз, который был принят с церемонным поклоном. Все ждали, кому воин передаст букет, ждали, что, он снимет маску, готовились услышать, что он скажет властям и горожанам.

— Благородные уландийцы! Благодарю вас за щедрую награду! Пусть мой меч и дальше служит славе этого города! Да пребудет с нами благословение Гидроса! — торжественно произнес Арифас.

Проговорив эти слова, он, однако не снял маски и подарил букет жене председателя городского совета, что, конечно, было очень политкорректно, но совсем не интересно для пересудов. После этого на поле кинулись ученики школы и сам начальник, все стали обнимать и поздравлять победителя, и веселая толпа отправилась отмечать славное окончание первого турнира. Аметисто во время всех этих событий все внимательнее и внимательнее разглядывал Арифаса.

— Душу заложу морскому дьяволу, что это Сапфира, — думал он.

Когда же чародей услышал ее голос, никаких сомнений больше не осталось. Однако как только его жена отправилась куда-то со своими коллегами по ремеслу, он неожиданно перестал чувствовать гордость за ее победу.

— Да, у нее успех. А я? Все еще маг без должности и друг бедняков? — удрученно думал маг. И очень некстати вспомнилось, как Ульва, глядя поутру в его хмурое лицо, шепнула:

— А, знаешь, твоя-то жена каждое утро, как только ты за ворота, седлает коня и едет на прогулку. Интересно, с кем это она гуляет?

— Не твое дело! — рыкнул тогда в ответ Аметисто, потому что чувствовал вину перед Сапфирой, которую совсем оставил без внимания.

— Эй, учитель, что это ты вдруг побледнел и задумался? — Джейран дернул чародея за рукав, вырывая из неприятных мыслей.

Не желая разговаривать обо всем этом с учеником, Аметисто отправился вслед за ним, унося с собой с праздника досаду, сомнения и ревность.

Сапфира отсутствовала дома всю ночь, но никто не обратил на это внимания, потому что она уговорила одну из служанок говорить всем, что госпожа больна и не выйдет из комнаты. Один только Аметисто знал, как обстоит дело, но совсем не собирался делиться своими подозрениями с семейством.

А в школе меча дым стоял коромыслом. От купечества было даровано достойное угощение, кружки с пивом так и летали, и молодой женщине временами казалось, что она вернулась в свое прошлое, когда ей случалось вот также праздновать в обществе подруг и боевых товарищей. Тут же оказалась лютня, пошли в ход лучшие песни, боевые и не очень. Звонкий голос молодой женщины с энтузиазмом выводил старинную уландийскую песню, а голоса мальчиков вторили ей:

В торговом городе курьером

Служил веселый паренек,

Был для товарищей примером

И бегал, не желая ног.

Привлек вниманье дамы важной

Он расторопностью своей,

Оставив вскоре труд бумажный

Лакеем сделался при ней.

Слуге, как сыну, завещала

Все состояние она,

Дней пронеслось с тех пор немало,

Пришли иные времена.

Стал юный лорд надменным слишком,

В карете ездит, вина пьет,

Никто проворного парнишку

Теперь уж в нем не узнает.

На следующее утро Сапфира возвращалась домой уже не в веселом, а в почти печальном расположении духа. Она понимала, что объяснения с Аметисто не избежать, потому что даже если ее отсутствие не было замечено, возвращения скрыть не удастся, и готовила защитную речь:

— Так, господин мой, ты можешь упрекать и подозревать меня в чем угодно. Но и ты тоже хорош, я-то, по крайней мере, нашла себе достойную должность, а ты... — но дальше этих тирад речь что-то не строилась.

Воительница жалела о погибшей любви, жалела своего незадачливого мага, совсем недавно бывшего подающей надежды звездой академии, а, теперь судя по некоторым признакам, склонявшегося к избытку пива и вина и общению со всяким сбродом. С опущенной головой, усталая, растратившая радость от вчерашнего торжества, молодая женщина вернулась домой. Ворота открыл мрачный Финвал, который ничего не сказал, лишь укоризненно покачал головой. Воительница потихоньку отправилась в кабинет, где по обыкновению проводил ночь ее муж в обществе теперь уже почти любимого ученика. Неслышно отворив дверь, она увидела, что джегг спит на диванчике в углу, а Аметисто сидит возле стола, как будто и не ложился, уткнувшись в толстую книгу. Когда она положила руку на плечо своего мужа, тот обернулся и поглядел на нее так, как еще никогда не смотрел. Смесь гнева, недоверия и еще чего-то, чего бедная Сапфира не могла разобрать, привела ее в такое состояние, что все заготовленные речи мгновенно были забыты.

— Послушай, Аметисто, — тихо попросила воительница. — Прости меня за то, что я тебе ничего не говорила. Я понимаю, что наша любовь кончилась. Если хочешь, я уеду обратно в Лигу, там всегда принимают женщин, которые ушли от мужей.

— Что? Победительнице турнира не к лицу быть замужем за магом без должности? — язвительно произнес Аметисто.

— Что ты, Аметисто, при чем тут это. Просто... Ты же сам понимаешь, мы как-то стали далеки друг от друга. Наверное, здесь, в Уланде, хотя и мне и стал дорог этот город, уже ничего не изменить. Но... почему ты не хочешь поехать в Альмарино?

— В Альмарино? — все с той же интонацией переспросил маг. — К колбам и пробиркам?

— Да что с тобой, Аметисто? Ты прежде так ценил свои научные занятия!

— Моя тогдашняя наука ничего не стоит по сравнению с тем, что я узнал здесь, среди бедняков. Одна улыбка исцеленного ребенка для меня дороже всех смерчей, которые я мог бы сотворить.

— Так что, ты хочешь оставить все как есть? И по-прежнему заливать свои проблемы вином? И возится со своим нелепым учеником? А знаешь ли ты, что даже твой отец косо поглядывает на него после того, как он в шутку магией изменил цифры на нескольких листах в конторской книге. Смотри, как бы он не приказал выставить его за дверь. А вчера служанка жаловалась, что он ей прохода не дает. Вот, привез сокровище из Стефеншира! — бедная Сапфира окончательно вышла из себя, что случалось с ней чрезвычайно редко.

— Не смей трогать моего ученика! Он мой, и только мой! — прошипел Аметисто, и его глаза сверкнули неестественным фиолетовым огнем, что предвещало крупный скандал.

— Ну ладно, ладно, Гидрос с ним. Прости меня, пожалуйста, но ведь что-то же нужно предпринимать. Либо я ухожу, либо..., — поникшим голосом возразила воительница.

— А если мы уедем в другую страну? В Тиндор, например? — с не самой приятной гримасой предложил маг, не без мысли о том, что если Ульва права, его жене такое предложение не придется по душе.