— Да ладно, садись, — смилостивилась вдруг Лин: она обнаружила, что Ван сам не знает, станет ли доносить, если сёстры проявят неосторожность. Кавалер с готовностью воспользовался приглашением и снял кеды.

— Ты ведь сейчас заканчиваешь школу? — спросила Ким, щурясь. — Куда пойдёшь работать?

Вопрос был задан исключительно из вежливости, ответ девушка уже знала. Ван вздохнул:

— Наверное, в офицерское училище пойду. Только непонятно, что сейчас будет происходить...

Ким вдруг поперхнулась и закашлялась так, что сестра посмотрела на неё с тревогой. Старшая сестра не удержалась:

— Что, правда — товарищ Су Фунчи отказался от должности?

Глаза Лин поползли на лоб — и от удивительного известия, почерпнутого могущественной сестрой из головы собеседника, и оттого, что сама она — Лин — до сих пор не обратила на это внимание.

— Правда. А ты не слышала по радио?

Ким открыла было рот, чтобы ответить отрицательно, но тут же сообразила, что это вызовет другой неприятный вопрос — об источнике её информированности.

— Слышала что-то мельком, когда мы уходили от школы, но не была уверена, что не ошиблась.

Ван кивнул:

— Ты не ошиблась. Да, он сказал, что не считает себя достойным великого отца.

'И теперь власть в стране осуществляется коллегиально — Высшим Советом', — прочитала мысль Лин. Сёстры невольно переглянулись: ну, что — очередное совпадение? Или глава государства испугался внушённой ему угрозы?

— Ладно, Ван, нам пора идти, — дрогнувшим голосом произнесла Ким, поняв, что сестра думает то же. Неожиданная новость требовала срочного обсуждения, желательно вслух, и Ван был явно лишним. Парень вскочил на ноги:

— Можно мне проводить вас?

— Нельзя. Спасибо за приятные минуты, но нам нужно побыть вдвоём.

Не дожидаясь возможных возражений, сёстры удалились. Пройдя пару сотен метров среди деревьев, оглянулись: Вана позади не было. Снова присели на траву.

— Ну, что теперь скажешь? — вздохнула Ким.

— А разве ещё остались вопросы?

— Не знаю. Когда я только обнаружила эти сведения, поверила: моя работа. А теперь — опять не знаю. Если бы можно было посоветоваться с бабушкой...

— Можно попробовать, — дрогнувшим голосом сказала Лин. — Она мне когда-то рассказывала про спиритизм, вызывание души умершего человека. Правда, там нужно много людей, хорошую мебель... Но, может, всё-таки получится? Сядем в позу лотоса...

Снова наступила пауза.

— А что, если прямо сейчас?

— Нет. Нужно поздно вечером или ночью, в темноте. И чтобы никого постороннего рядом.

Всё-таки сеанс спиритизма пришлось проводить в лесу, невдалеке от дома: в помещении душно, да и посторонних глаз не миновать. Добро бы родители, но ведь по коридору ходят соседи — высматривают. Сейчас, после смерти бабушки, очень интересуются, кому достанется её комнатушка, а кое-кто непрочь найти материал для доноса.

Девушки приметили место, очень похожее на то, где они были днём — тоже родник из-под земли.

— Ну, Лин! Давай, командуй!

Младшая сестра кивнула, взяла старшую за руки, и вместе они уселись на траву. Приняли позу лотоса. Зарыли глаза и выдохнули...

— Бабушка, милая! Отзовись! Нам очень плохо без тебя!

Тишина...

— Бабушка, пожалуйста! Мы не понимаем, что происходит! Помоги нам, научи, как быть, вести себя!

— Девочки мои милые! Как вы без меня? Берегите себя, мои внученьки!

— Бабушка, скажи: Ю Фунчи действительно умер из-за того, что мы сделали вчера? И его сын отрёкся из-за нас?

— Да, милые мои девочки. В ваших руках — великая сила. Научитесь управлять ею! Пусть она служит только добру! Держитесь друг дружки! Страну ждут великие перемены, вам будет непросто!

Они ополоснули лица и руки и ошалело посмотрели одна на другую.

— Лин, ты уверена, что мы всё сделали правильно?

— Не знаю, сестричка. Бабушка описывала спиритические сеансы иначе, но у нас ничего необходимого нет. Да и бабушка не была уверена, что при обычном способе получится.

Ким вздохнула:

— Ладно, мы сделали что могли. Но если до сих пор не были уверены, отчего умерли Фунчи и другие, то теперь ещё меньше ясности. Действительно ли мы говорили с бабушкой? Голос не совсем её, да и манера речи.

— Я думаю, голос мог измениться из-за смерти. Во всяком случае, не друг с другом же мы беседовали. Если не с бабушкой, то с кем?

Старшая сестра пожала плечами: конечно, если так рассуждать... И, по правде, приятно думать, что бабушка где-то рядом. Как она говорит — ей сейчас очень хорошо, всё замечательно, только подробно описать не может. Что может быть лучше? Только горький опыт подсказывает: если тебя уверяют, что всё прекрасно, не спеши верить. Разочарование может оказаться слишком горьким.

Глава 3. Новый мир

— Сегодня полгода, как умерла бабушка, — негромко произнесла Лин, задумчиво держа в руках рюмку с вином. Ким машинально кивнула, а в голове пронёсся ворох мыслей. Как же всё изменилось вокруг за эти полгода!

Тогда — сразу после смерти Ю Фунчи и отречения его сына, как только власть оказалась в руках Высшего Совета — начались неожиданные и бурные перемены. Новый председатель Совета, Мун Бяо, объявил об экономических реформах. Страна ушам своим не поверила: снова появятся деньги! Оказалось, что сами по себе они не хороши и не плохи, а всё дело в том, как их использовать. Разумеется, в такой прогрессивной и развитой стране как Чийян они будут служить исключительно добру и благосостоянию населения. Новой денежной единицей стала хорошо забытая старая — чийянский фунт, однако население с гораздо большим удовольствием расхватывало 'происки врагов' — американские доллары и китайские юани, благо во всех крупных городах появились пункты обмена валюты.

Не полагаясь на возможности отечественной экономики, новые отцы государства призвали в страну иностранные инвестиции — тех самых врагов, которых ещё недавно клеймили на каждом углу за агрессивность. Западные страны поставили условие: открытость страны и демократические преобразования. Это требование было встречено Высшим Советом с недовольством, и дело пока ограничивалось невнятными обещаниями. А тем временем, Китай, не столь озабоченный проблемами демократии, уже скупал имущество в Чийяне, вызывая немалое беспокойство западных конкурентов.

Открылись первые банки — почти все китайские. Отныне каждый чийянец обязан был зарабатывать себе на пропитание. Отец семейства Сян получал пока сто двадцать юаней в месяц, но зарплата быстро росла. Несколько иначе получилось у матери: пункт хранения овощей, где она работала прежде, закрылся, но женщина сумела устроиться воспитательницей в детский сад. Десять юаней в месяц, и о прибавке помышлять не приходилось — на такие места имелось предостаточно желающих. Однако семья не бедствовала, и не только потому, что цены были пока низки. Ким и Лин — пусть нечестно, тут уж не до нравственных колебаний — выиграли сложную телевизионную викторину и получили приз в сто тысяч юаней. Впервые в жизни семья Сян попробовала на вкус вино и мясо — и не собачатину, модную в годы молодости покойной бабушки, а курятину, говядину и свинину. Что касается рыбы, риса, овощей и фруктов, то они стали повседневностью в доме Сян. На кухне появился маленький холодильник, купленный за сотню юаней у одного из закрывшихся предприятий. К рациону семьи добавился хлеб — сначала ржаной, а вскоре и пшеничный.

Изменился и внешний вид большинства чийянцев: вместо полотняных штанов, футболок и кед — джинсы, рубашки, ботинки, кроссовки. Женщины обзавелись блузками и юбками разной длины, туфельками и сапожками.

Менялась и атрибутика. Название страны сократилось более чем наполовину, и теперь государство именовалось просто 'Республика Чийян'. Из гимна удалили призывы ко всеобщей справедливости и равенству, на флаге поубавилось красного цвета.

Однако если семья Сян с надеждой смотрела в будущее и спокойно встречала нововведения, то об окружающих это можно было сказать далеко не всегда. Оглушённые новостями рыночной экономики, чийянцы зачастую просто не понимали, что происходит. Раздача продуктов местными советами по распределению прекратилась, и миллионы жителей страны держались теперь на благотворительной помощи, поступающей из разных стран. Зрело недовольство: хотя большинство людей жило лучше, чем во времена Фунчи, тогда, по крайней мере, не было богачей — конечно, если не считать таковыми членов советов по распределению и офицеров Всеобщей Службы Безопасности. А теперь, на внезапно появившихся откуда-то машинах японского и европейского производства, по ухабистым дорогам Чийяна разъезжали роскошно одетые молодые люди, всем своим видом показывающие: 'Отныне мы — хозяева жизни!'

Размышления сестёр — или, скорее, их молчаливую философскую беседу — прервал звонок во входную дверь.

— Кто-то чужой, — меланхолично заметила Лин. Ким кивнула и поднялась из-за стола:

— Я открою.

У порога оказалась полная женщина лет шестидесяти, похожая на китаянку. При виде Ким, она широко улыбнулась, но девушке сразу стало ясно, что разговор предстоит не очень приятный. Можно, конечно, прозондировать, с чем пришла незнакомка, но неохота попусту тратить энергию...

— Добрый день! Здесь проживают семьи Сян, Лун и Шен?

Девушка кивнула и впустила даму.

— Я — Тао Цзян, представитель господина Ву Даюна.

Ким подняла было удивлённый взгляд на гостью, но тут же прочла ответ на свой будущий вопрос. Всё же Тао Цзян пояснила:

— Господин Ву Даюн — внук господина Лю Даюна, законного владельца этого дома. — Гостья странно хмыкнула. — А в Чийяне теперь не принято приглашать гостей к столу?

В Чийяне — во всяком случае, того времени, которое встретила Ким -это действительно не было принято, из-за скудости пайка большинства семейств, разумеется, если гость не пришёл по приглашению. Однако семье Сян не пристало жаловаться, и Ким ответила:

— Да, пожалуйста, проходите, мы как раз ужинаем.

— В такое время? — удивилась гостья и добавила. — Как у вас в доме темно! До революции здесь были люстры. Куда они делись?

Ким и Тао Цзян прошли к столу. Лин с интересом посмотрела на гостью, и они поздоровались.

— Люстры отсюда забрали, то ли люди из совета по распределению, то ли Служба Безопасности, — глухо ответила Ким: меньше всего её прельщала перспектива объясняться по поводу исчезнувшей собственности бывших хозяев.— Это произошло ещё до моего рождения, так что сказать точнее не могу.

— Ничего страшного! — улыбнулась гостья, присаживаясь к столу и наливая себе вина. — Никто вас не обвиняет. А вы отмечаете Новый Год, да?

— Новый Год? — удивилась Лин. — Сейчас, в апреле?

— Конечно, — кивнула дама. — Завтра Новый Год. Ящерицы.

Сёстры в изумлении переглянулись. Пояснение, извлечённое из головы гостьи, подтвердило: когда-то, до революции, чийянцы как раз в эти дни отмечали новогодние праздники. Потом великий Фунчи отменил этот предрассудок и ввёл новый календарь, в котором отсчёт годов и месяцев вёлся с момента революции.

— Нет, — вздохнула, наконец, Ким. — Мы отмечаем кое-что другое. Про Новый Год по старому чийянскому календарю слышим впервые. Спасибо, что рассказали.

— Не за что, — улыбнулась Тао Цзян. — А я к вам, девушки, по делу. Как вы понимаете, этот дом принадлежит господину Даюну...

Ким нахмурилась: известие, что она живёт без разрешения в чужом доме, было вполне в духе времени, но к радостным никак не относилось.

— Вы собираетесь нас выселять?

— Что вы, об этом не может быть речи! Будет достаточно, если вы заключите с господином Даюном договор на аренду этого дома. Двести юаней в месяц вы можете платить?

Сёстры переглянулись: сейчас две сотни юаней не проблема, но кто знает, что ждёт впереди? Слишком часто выигрывать трудные викторины — бросится в глаза, а другого заработка пока не предвидится.

Из своей комнаты выглянули родители.

— Папа, мама, идите сюда! Это госпожа Тао Цзян, представитель господина Ву Даюна, она предлагает нам оформить договор на аренду дома. Двести юаней в месяц.

Родители озабоченно переглянулись.

— За весь дом? Но мы занимаем только три комнаты! Из них одна — бывший чулан.

— Да? — изумилась гостья. — Извините, я не знала. Конечно, ваши соседи тоже должны платить.

— Вряд ли они в состоянии выложить по шестьдесят юаней в месяц, — вздохнул отец. — А мы, извините, платить за других не можем. Сами не миллионеры.

— А сколько можете? — жалобно спросила Тао Цзян. Ким поняла, что представительница хозяина уполномочена сдать этот дом, права на который ещё предстоит доказывать, хоть за сколько-нибудь.

— Давайте пригласим господ Лун и Шен, без них решать этот вопрос не годится, — заявила мать. Не дожидаясь ответа, она направилась к комнатам соседей и позвала.

— Но вы-то можете платить по шестьдесят юаней в месяц? — обратилась гостья к отцу семейства.

— Не знаю, — холодно отозвался тот. — Пока мы сводим концы с концами, но...

Послышались шаги, и к столу подошёл всклокоченный Ван Лун, выглядевший сонным и недовольным.

— Какой ещё квартиросъём? — визгливо возмутился он. — Нам власть дала эти комнаты бесплатно! Это наше жильё! Я безработный, платить такие деньги не могу! Пусть богачи платят! — он обличающее указал пальцем на отца Сян. Тот вздохнул:

— Госпожа Цзян, вы можете подтвердить какими-либо документами права вашего клиента на этот дом?

Дама заметно растерялась.

— Какие документы вы хотите? — ответила она неуверенно после паузы. На этот раз растерялись обитатели дома. Даже сёстры не знали, как выглядит правильный ответ — ничего подходящего в голове госпожи Цзян не обнаруживалось.

— Вы хотите сказать, что никаких соответствующих документов у вас нет? — вкрадчиво произнёс Ван Лун.

— Отчего же? Вот сертификат на собственность господина Даюна-старшего по этому адресу. А вот доверенность, разрешающая мне необходимые действия.

— Однако это старое, — неуверенно произнёс отец Сян, вертя в руках бумаги. Он не хотел признаваться, что прежний, дореволюционный язык знает еле-еле. Впрочем, другие обитатели дома этого языка не знали вовсе.

— Конечно, устарело! — торжествующе присоединился Ван Лун. — Это не наш государственный язык!

— Думаю, вам надо подтвердить правомочность этих документов у нотариуса, а то и перевести на современный язык, — вздохнул Ву Сян, возвращая документы гостье. Та понурилась.

— И что же — господин Даюн ничего не получит?

Мужчины поднялись с мест, пожимая плечами:

— Извините, на что вы рассчитывали? Пришли со старинными документами... Вполне вероятно, что они получат признание, но пока — увы. Это просто чужой язык.

— Это ваш язык... На нём говорили ваши предки.

Главы семейств ничего не ответили. Ван Лун не скрывал своего торжества, но и отец семейства Сян с трудом сдерживал улыбку. Сёстры переглянулись: да, конечно, формально всё правильно, Даюн и его представители не могут на что-то претендовать, заключать какие-либо договоры на основании имеющихся документов, и всё-таки... Ведь 'победа' достигнута за счёт того, что язык бабушек и дедушек оказался вне закона.